Алексей Алексеевич Волков

«Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!»

 

 

 

Пролог

Сибирская республика

 

1

 

Снаружи властвовала холодная безлюдная бесконечность, словно речь шла об иной планете, ни следа человека, одна вековечная зимняя тайга, да порою – заснеженные проплешины, не обработанные поля, а возникшие сами по себе, из?за давнего пожара, еще по какой причине…

– Слушайте, конец этому когда?нибудь будет? Или мы весь остаток жизни обречены ехать и ехать сквозь леса и снега?

Том оторвался от окна и обвел взглядом своих спутников. В глазах солдата светилось легкое безумие вперемежку с отупением. Но действительно, уже который день дорога тянулась и тянулась, и не было ей ни конца, ни края.

– Будет, – хмыкнул сидевший напротив Рич. Ему все было ни по чем. – Мы же откуда?то выезжали, и раз возвращаемся, то и обязательно вернемся. Рельсы ведь кончаются.

– Мне уже не верится, – вздохнул Том.

– Брось! Подумай о другом – на родине сейчас наступили не лучшие времена. Сам же знаешь. Лучше уж переждать их, мотаясь по здешнему глухоманью. Опять?таки, всегда есть возможность провернуть бизнес и заработать доллар?другой.

На правах старослужащего, находящегося здесь едва ли не год, Ричард относился к новичкам с определенным снисхождением. Нет, гонял, и гонял сильно, но под настроение мог иногда и помочь, и уж во всяком случае, учил жизни и разным способам сделать ее более приятной, а, главное – полезной.

– Лучше давайте чуток выпьем, – Рич извлек откуда?то большую бутыль с прозрачной жидкостью. – Настоящий первач!

Последнее слово было произнесено на варварском местном языке. Но что поделать, если некоторые понятия не переводятся? Зато довольно быстро усваиваются вместе с поглощением вполне материального продукта.

– А сержант? – подал голос еще один молодой, Джон.

– Не на стоянке. Это на станции держи ухо востро. Аборигены только и смотрят, как бы чего спереть. А нам еще до ближайшей станции ехать и ехать, – успокоил всех Рич.

Правда, выпили с осторожностью, прислушиваясь, не идет ли кто по вагонному коридору.

– Вот этим и хороша дорога. В лагере гоняют, только держись, а тут – сиди себе, да получай удовольствие, – Рич с видимым наслаждением закурил сигарету. – Сержант – тоже человек. Думаете, он сейчас не принимает?

Новички мало что думали по данному поводу. В их глазах сержант являлся подобием дьявола. Человеком, чьи помыслы направлены исключительно на то, чтобы сделать службу солдат невыносимой.

– А если унюхает?

– После того, как выпил сам? – скептически отозвался Рич. – Думаете, он сейчас не принимает? Уж нет! В лагере – загоняет, а здесь, в дороге, имеются негласные поблажки. Так что, давайте еще по чуть?чуть.

Но повторить не получилось. Вагон неожиданно повело в сторону, а затем он вообще вздыбился. Люди, вещи – все устремилось вперед, и дальше последовал неизбежный удар.

Один из рельсов почему?то оказался не закрепленным на шпалах. Колеса локомотива наехали на него, и тут же рельс ушел в сторону. Беда была бы не столь велика, если бы состав едва полз, однако на б еду как раз здесь дорога шла под уклон, и машинист развил весьма приличную скорость. Дальнейшее определялось массой и движением.

В этом месте насыпь возвышалась довольно высоко, вдобавок, дорога как раз отклонялась от прямой в очередном повороте, и паровоз на полном ходу полетел вниз.

Вагоны, почти два десятка товарных плюс – классный с охраной, напирая друг на друга, заваливаясь, последовали следом. Страшное дело – крушение посреди безлюдной тайги.

 

Люди появились неожиданно быстро. Еще не стих окончательно грохот, как среди зарослей промелькнул один, затем – другой силуэт, и скоро через глубокий снег к дороге устремилась целая толпа разнообразно и тепло одетых мужчин. Бороды были покрыты инеем, от дыхания вырывался пар, и вообще, передвигаться по сугробам было крайне нелегко, однако таежных жителей подобные мелочи явно не смущали. Подумаешь, невидаль – снег в тайге!

 

Голова раскалывалась. Как и остальное тело. Боль заглушала все, и даже для испуга не оставалось места. Как, впрочем, и для каких?либо мыслей. Кто?то рядом стонал, протяжно и жалобно, но пока не было сил открыть глаза и посмотреть.

Лежать было неудобно. Под телом явно находилось что?то жесткое и угловатое. Вдобавок, что?то тяжелое навалилось сверху, не давало дышать, и чисто инстинктивно Том попытался выбраться из?под привалившего его груза. Руки не слушались, дополнительный вес оказался явно велик, и отпихнуть его было невозможно. Как оказалось – еще почти и некуда. Куда ни ткнись, повсюду были какие?то препятствия. Потребовались определенные усилия, чтобы вспомнить – дело происходит в вагоне. Сразу вспомнилось и другое. Вставший на дыбы пол, летящая навстречу перегородка, вещи, посыпавшиеся с верхней полки, чей?то крик…

И появился страх. Всеобъемлющий, мгновенно лишающий проблесков сознания. Вокруг – бесконечные просторы с редкими вкраплениями жилья, и никаких шансов добраться до людей, даже если ты здоров. Тем более – на помощь извне. Страх придал сил. Каким?то образом удалось выбраться из?под улегшегося сверху тела. А потом послышался удар, потянуло холодом и чьи?то руки выдернули Тома, потащили куда?то наружу.

«Помощь… Спасен…» – промелькнула радостная мысль. Вот только, если бы еще прошла боль…

 

– Виктор Леонидович! Живых нашли! – оповестил один из таежников.

Фраза предназначалась тому, кто явно был главным среди прибывших. Среднего роста, средних лет, обросший светлой бородой, в шубе, с виду практически не отличимый от остальных, разве что, несколько крючковатым птичьим носом и пронзительным взглядом темных глаз, мужчина, как мужчина, но тем не менее, именно его слушались и именно он отдавал приказания. Так, словно мысль об ослушании никому не приходила в голову.

– Много? – осведомился Виктор Леонидович.

– Шестеро. Но трое даже на ногах не стоят. Остальные получше маленько.

Из?за спины главаря немедленно выдвинулся еще один таежник. Черноволосый, с широким лицом и начинающей седеть бородой. Крепкую стать мужчины можно было разглядеть даже под толстой шубой, Он был одним из немногих, кто помимо неизбежной винтовки носил еще и шашку, и теперь правая рука словно сама собой легла на рукоять.

– Действуй, Аким, – кивнул главарь на невысказанный вопрос. После чего сразу отвернулся, считая проблему решенной. – А что в других вагонах?

– Как вы и говорили – пушнина.

– Тогда чего ждем? На все про все у нас часа три?четыре.

Молодецкий посвист разнесся далеко по окрестностям, и, повинуясь зову, из чащи по просеке один за другим стали выныривать запряжки с санями.

Немедленно закипела работа. Таежный люд сноровисто принялся перегружать товар на возы. Кому какое дело, что неподалеку у классного вагона стояли и лежали уцелевшие солдаты? Тем более что там уже находился Аким.

Зачем тратить патроны, когда есть остро отточенный клинок? Только далеко не каждому нравится наблюдать процесс отделения души от тела, а голов – от туловища.

С другой стороны, звал ли кто чужих солдат? Какие тогда претензии? Разве, к тем, кто наделен властью. Их бы сюда – да не дотянуться.

Ранние зимние сумерки еще не успели упасть на землю и небо, как возы с поклажей скрылись в тайге. Следом исчезли люди. И лишь валяющиеся пустые вагоны, да локомотив напоминали о недавнем крушении.

Плюс – мертвые тела. Когда это железнодорожная катастрофа обходилась без жертв?

 

2

 

Каратели появились совершенно неожиданно. Небольшая деревенька стояла прямо посреди тайги, так, что вековые деревья с трех сторон вплотную подступали к самой околице. По зимнему времени жители сидели по домам, нечего делать на трескучем морозе, даже непоседливая детвора предпочитала отсиживаться поближе к теплым печам и там заниматься своими играми, и заметить отряд было элементарно некому. Лишь в последний момент зашлись тревожным лаем собаки. В окнах промелькнули лица сибиряков – надо же посмотреть на причину переполоха, а головные всадники уже вступали в поселок, и над лошадьми вставал пар.

Большая часть карателей передвигалась на санях, старательно укрываясь от холода шубами. Лишь посреди дворов они с видимым трудом повылазили наружу, спрыгнули, потянули следом винтовки. Насколько можно было судить с первого взгляда, тут перемешались солдаты Сибирского правительства с кем?то из иностранного контингента, вроде, с американцами. За последние годы даже жители таежного глухоманья худо?бедно научились различать одних иностранцев от других. Тут же вообще не столь далеко железная дорога, и даже до ближайшей станции можно добраться меньше чем за день. А уж поезда в момент домчат хоть на край света. Хочешь – на восток в Хабаровск или Харбин, хочешь – на запад в Омск, а то и вообще на Урал.

Главным в отряде явно был иностранец. Впрочем, как всегда в подобных случаях. Хоть к гадалке не ходи – вон он, не слишком поворотливый из?за дохи, один нос торчит наружу, зато рядом явно двое своих. Русские лишь поддакивали, да кивали в ответ на отдаваемые высокомерным тоном распоряжения.

Первые были понятны без перевода. Разумеется, явившимся нужен был староста. Он и пришел сам, не дожидаясь розысков и понуканий. В летах, с длинной бородой, в накинутом тулупе и мохнатой шапке, смотревший настороженно, да и как иначе?

С самой великой бескровной деревни в Сибири жили без власти. Прежде у Временного всероссийского правительства, затем – у независимого и формально постоянного местного элементарно не доходили руки до всевозможных таежных уголков. Все отнимали текущие дела – различные заседания, совещания, выступления, постановления, дележ портфелей, в конце концов. И так – из года в год. Когда же очередной кабинет вспомнил, что помимо городов существуют другие поселения, было уже поздно. Крестьяне привыкли никому ничего не платить, и не желали слушать о налогах.

Деньги правительству требовались. И много денег. В первоначальной эйфории было набрано множество займов как у иных государств, так и у частных лиц за рубежом, но почему?то никто не подумал о неизбежной расплате по счетам.

Продавалось все, что удавалось продать. Лес, хлеб, пушнина… Огромные участки в покрытие долгов отдавались в концессии на самых льготных условиях. А вот налоги пришлось выколачивать в буквальном смысле слова. Сбор напоминал классические походы князей с дружинами на подвластные земли. Только на место князей заступили уполномоченные от демократически избранного правительства (разумеется, сами министры подобной работой не занимались, у них свои дела), а роль дружин играла армия. Все равно для внешних войн она не годилась хотя бы в силу технической оснащенности, да и с кем воевать? До слабых далеко, а с сильными – страшно. Зато с собственными мужиками – самое то. Народ по натуре – подлец. Понимает свободу в своем смысле, как предлог не содержать государство, и совсем не хочет взять в толк – народные избранники отчаянно нуждаются в деньгах и на покрытие займов, и на различные прожекты, и просто на текущие дела. Один управленческий аппарат разросся в полном соответствии с территорией, а содержать его требовалось так, чтобы перед заграницей было не стыдно. Дыры в бюджете разрослись настолько – пришлось закрыть многие школы. Не столь велика получилась экономия, только копейка к копейке, и все меньше хронический дефицит средств.

Иногда налоги удавалось взять под угрозой оружия, порою же – приходилось вести самые настоящие бои. Жители массово уходили в партизаны. Кто – под самыми различными лозунгами – от интернационально?коммунистических до реакционно?монархических, а кто и вообще без лозунгов. Практически по всей территории шла необъявленная война, где амнистии чередовались с карательными акциями, победы – с поражениями, и не было конца затянувшемуся действу. Небольшие иностранные контингенты, британские или американские, вмешивались лишь в крайнем случае, когда речь шла об интересах подданных этих стран, да и то, всякий раз на усиление привлекались сибирские части и подразделения.

– У нас все уплочено, – не дожидаясь вопросов, заявил староста. – Пройдемте в дом, покажу расписки.

– Посторонних в последние дни видели? – проигнорировал сказанное один из русских. И не понять, кто – командир, или комиссар. Последние были обязательны. Власть упорно не доверяла собственным военным.

После отмены погон звания определять стало трудно. Летом – еще полбеды, но зимой, когда военные носили кто что горазд, и не затрудняли себя пришиванием на рукава новоявленных шевронов, чин часто оставался загадкой.

– Видали посторонних, – не стал упорствовать староста. – Аккурат два дни назад. Большой отряд. С санями, заводными конями. Все при ружьях. Приехали под вечер, переночевали у нас. Ничего не скажу, вели себя чинно. Девок не насильничали, гулянок не устраивали. Даже расплатились за все. А поутру уехали далее.

– Куда уехали? – мгновенный вопрос.

Судя по активности, спрашивал все?таки комиссар. Офицер предпочитал наблюдать за поведением солдат, да вяло вслушиваться в беседу.

– Туда, – махнул рукой староста.

Русский что?то принялся втолковывать иностранцу. Английский он знал неважно, говорил медленно, порою подыскивая нужное слово, и потому короткая вроде бы речь растянулась минут на пять. Многовато по нынешнему морозу.

Иностранец что?то пролаял. Обратный перевод получился короче.

– Почему не задержали?

– Как? Они все вооруженные.

Ответ был резонным, и тогда вопрос был повторен иначе.

– Почему не послали человека в ближайший город или к железной дороге? Надо было протянуть время, продержать бандитов до подхода войск.

Подход означал неизбежный бой, и деревня обязательно пострадала бы вне зависимости от исхода. Просто от огня сторон – и это в лучшем случае. В худшем ее могли подпалить не те, так эти.

– Откель мы знаем, что это бандиты?

– Только не надо мне заливать, будто ничего не слышали о крушении поезда неподалеку. Между прочим, в вашей зоне ответственности.

– Слыхать – слыхали. Но опосля ухода отряда, – вздохнул староста.

По времени так и должно было быть. Диверсия, затем – отход через тайгу, ночевка в деревне и дальнейший путь.

– Обязаны были сообразить. Честные граждане толпой по тайге не ходят. Или контрабандисты, или просто разбойники. Что у них в санях?! – последняя фраза прозвучала выкриком.

– Любопытствовать у нас не принято, – пожал плечами староста.

– Пушнина?

– Могет быть и пушнина.

– Сколько их было?

– Саней?

– Ты не придуривайся. Людей. Да и саней тоже.

– Кто ж считал? Кажись, поболе сотни. И саней вполовину меньше.

– Кто был главным?

– Я его не знаю. Не представлялся он. Но люди евонные, кажись, Виктором Леонидовичем звали.

Старосте не было резона покрывать партизан. Все равно дознаются, да и практической пользы от сообщенных сведений немного.

– Покровский? – вздрогнул стоявший до того безучастно командир, и комиссар встрепенулся вслед за ним.

– Ты что? Покровского не узнал? – взвился представитель правительства. – Или, хочешь сказать, объявлений не читал? За голову бандита – награда, за укрывательство – наказание. Не читал, да?!

– Откель мне знать, Покровский это, али еще кто? Да и не укрывали мы никого. Попросились переночевать, не отказывать же? Тайга. У людей это не принято.

– У людей?! – взвизгнул комиссар. И непонятно, то ли он желал прогнуться перед вышестоящими, а то и иностранцем, то ли нервы его не выдержали таежного похода, однако следующего приказа не ожидал никто из собравшихся неподалеку мужиков. – Я вам сейчас покажу, как поступают настоящие люди! Капитан, за укрывательство опасных контрреволюционеров и бандитов все постройки сжечь! Пусть сами поночуют в тайге. Тогда осознают свое поведение. И другим неповадно будет выступать против народного правительства! Выполнять!

– Слушаюсь! – привычно вскинулся капитан. Он?то был человеком подневольным.

– Да ты что?

Беда мужиков: они не сразу поверили в серьезность происходящего, а тем временем солдаты уже бросились выполнять приказания. Капитан распоряжался толково. Одни подчиненные устремились в избы и хлева, выволакивая оттуда все ценное или съедобное, что подворачивалось под руку, другие уже поджигали факелы, третьи – прикрывали своих товарищей, держа под прицелами винтовок жителей деревни.

Справедливости ради – кое?что вынести хозяевам все?таки позволяли, но – следя за тем, чтобы кто?нибудь не извлек оружия.

Под бабье завывание вспыхнула первая изба. Оказаться зимою без крова и припасов равносильно гибели, и кое?кто из мужиков не выдержал.

– Ты что творишь, гад? – староста подал пример, попытавшись броситься на комиссара.

Того охраняли неплохо. Сразу несколько пуль пробили крепкое тело сибиряка. Но и в предсмертном усилии староста тянулся к врагу.

Как обычно бывает, первые выстрелы разделили время на «до» и «после». Только иногда «после» следуют испуг и раскаянье, здесь же наступила бойня. С одной стороны – винтовки и пулеметы вкупе с организацией, с другой – обычные люди и в лучшем случае – охотничьи ружья, до которых еще следовало добраться. А так – кулаки, жерди, топоры…

Все заняло от силы полчаса. Грохот, крики ярости и боли, треск горящего дерева…

– Что же теперь будет? – капитан явно был ошарашен случившимся.

Погибло полдюжины солдат, но в них ли дело?

– Теперь? – недобро переспросил комиссар. Он набивал патронами барабан нагана. – Теперь с контрреволюцией в республике будет покончено. Раз и навсегда. Мы дали неплохой урок всем, кто не признает народную власть. Остальные – задумаются. Давно требовалось показательно наказать ослушников.

И он покосился на пылающую деревню, чьи улочки были окрашены кровью. Был поселок, нет поселка. Власть народа требует жертв…

 

3

 

– Представляешь, Борис, он на меня едва не кричал.

Авксентьев взял графин, плеснул себе в рюмку. Пальцы слегка подрагивали, и несколько капель попало на стол, да так и остались там.

– Ты ожидал чего?то иного? – внимательно взглянул на него Фортунатов.

– Нет, но я все?таки – избранный народом глава независимого демократического государства, а не папуас какой, – Авксентьев взял рюмку, повертел и, не отпив, поставил ее обратно.

– Велика ли разница? Подумай сам. Были мы когда?то огромной могучей страной с которой волей?неволей, но даже враги были вынуждены считаться. А сейчас – жалкий осколок. Даже промышленности нет. Знаешь, я понимаю уральцев, по слухам решивших объединиться с большой Россией. И нам рано или поздно надлежит поступить точно так же.

– А народ? Мы же не сами затеяли это, – Авксентьев схватил рюмку, залпом выпил и полез за папиросами.

– Народ в довольно большой части теперь хочет обратного. Поиграли в независимость, и хватит. Я уже не говорю про партизан, воюющих против демократической власти под самыми разными знаменами. Чтобы не кричали и не смотрели как на колонию, надо прежде всего быть сильными. А сильными мы в одиночку быть не можем. Да и не нужны в таком плане никому. Думаешь, мир ждет нас с распростертыми объятиями и готов помогать в создании промышленности? Фига с маслом! И без масла – тоже. Колония и есть. Богатства наши берут за бесценок, сами распоряжаются, словно у себя дома. А что мы можем им противопоставить? Ничего.

Фортунатов говорил спокойно, как о много раз обдуманном. Разве что, изредка проскакивал в речи легкий оттенок горечи.

Плечи его собеседника невольно опустились. Он ждал сочувствия и осуждения, а нарвался на отповедь и от кого – одного из ближайших соратников!

Самое страшное – Авксентьев полностью признавал справедливость упреков. Он же тоже никогда не являлся областником. Да вот капризная партийная судьба в несколько приемов закинула в Сибирь, а дальше все завертелось и понеслось так, что оставалось лишь следовать событиям. Николай Дмитриевич даже не был в числе учредителей республики, дело провернули большей частью почти сходящие с политического небосклона кадеты, и еще пришлось приложить порядочно усилий для победы над конституционными демократами. А итог…

– Думаешь, я не понимаю необходимости объединения? – Авксентьев прикурил. Кажется, пальцы стали дрожать сильнее. Во всяком случае, две спички сломались, а папиросу приходилось держать в зубах. Дабы не бросались в глаза расстроенные нервы правителя. – Еще как понимаю! Но каждый ли гражданин такого же мнения? Да и как быть с властью?

Наверно, последний вопрос должен был занять первое место. Потому Авксентьев счел нужным пояснить:

– Я не о себе пекусь. Но наша партия в Москве сильно сдала позиции. А ведь мы в ответе перед страной за грядущее. Столько всего еще не сделано!

– В том и дело – не сделано, – подчеркнул Фортунатов. – Потому народ во многом недоволен.

– Народ сам не понимает, чего ему надо? Им надо руководить, убеждать в правильности принятых правительством мер. И потом – меня тревожат некоторые кандидатуры на выборах в Москве. И их программы. Так можно докатиться до черт знает чего!

– Так и мы с тобой кого?то тревожим. На то и демократия. Скажи проще – кое?какие внешние силы не слишком заинтересованы в возрождении страны. Но мы же – один народ с общей историей. Даже политический строй можно считать фактически одинаковым. Одни и те же партии, даже родственники у большинства по обе стороны Уральского хребта. Тот, кто решится соединить разрушенное, навек войдет в историю. Подумай об этом.

Авксентьев закурил очередную папиросу. Пальцы дрожали едва?едва. Глава Сибирского правительства явно начинал потихоньку успокаиваться.

– Да знаю я все. Но боюсь, что на выборах победит совсем не тот человек. И нашу партию затрет куда?то в такую тень, где ее потом никто не найдет. Вспомни процессы над кадетами. Народ не простит нам ухода с политической арены. Кто ему даст счастье, если не мы?

– Кадеты – махровые контрреволюционеры. А революция обязана двигаться вперед. Тот, кого ты имеешь в виду, еще не так страшен, как другой. Вот кто спит и видит, как бы развязать еще одну мировую войну.

– Наверно, ты прав. И все?таки, не слишком мне хочется отдавать государство в руки ни того, ни другого, – вздохнул Авксентьев. – Керенский, Чернов – люди, которые подарили народам России свободу, а их ни одна сволочь даже добром не помянет. Настоящие титаны, подлинные столпы демократии… А нынешние, которые лезут во власть… Не верю я им. Понимаешь? Не верю.

 

 

Глава первая

Сибирская республика

 

4

 

Жизнь, если вдуматься, довольно приятная штука. Даже если служишь в армии. Все познается в сравнении. Кто?то мыкается без работы, не знает, как добыть кусок хлеба, или, напротив, пашет ради него от зари до зари, а тут – на всем готовом, государство кормит?поит, не слишком, да все же, а служба… Да не такая она и тяжелая. Вот в старые времена, говорят, действительно бывало всякое. Гоняли солдат с утра и до вечера. То строевая, то всякие учения, то словесность, то еще какие дела…

Нет, и сейчас порою приходится то учиться, а то и, как месяц назад, вообще мотаться по тайге в поисках Покровского. Еще хорошо – не нашли. Тут в какой?то деревне потеряли четверых, да американцы – двоих, а жители были мирными. Партизаны – многократно хуже. Не люди – волки. От таких сам беги. А уж ежели прижать их в угол… Там, сказывают, каждый пятерых стоит. Плюс – вооружены до зубов, винтовки, пулеметы. Попробуй, возьми! Обещанной награды не захочешь. Велика, чего уж, на такую да гульнуть, или отложить вдруг когда дело свое удастся завести, да собственная жизнь куда дороже.

Но поколесить пришлось знатно. Хорошо хоть, не очень?то часто бывает такое. Да и вернулись с прибытком, поделив попутную добычу. Так что, и тут все вышло славно.

Нет, не настолько плоха солдатская доля. А уж когда выпадает суточная увольнительная, вообще праздник. Надо сказать, еженедельный. Свободная армия свободной Сибири. Попробуй иначе.

Сегодня как раз был такой день. Как по заказу, светило склонявшееся к крышам скупое зимнее солнышко, где?то спал ветер, и даже мороз не казался очень уж страшным. Так, слегка пощипывал щеки и носы, и только.

На душе у служивых было радостно. В карманах водились денежки, с ними мороз – лишь предвкушение отдыха. С холодка принять чарочку, закусить и принять опять…

Кабак был намечен заранее. Не первый раз Аким и Сильвестр проводили в нем время. Цены нормальные, не как совсем уж в «господских». Опять?таки, сюда заглядывают женщины вполне определенного рода занятий. В общем, что еще нужно солдату?

Обед прошел, вечер еще не начинался, и народа в зале было немного. Кто?то запоздало насыщался, кто?то откровенно скучал, кто?то уже слегка разминался перед вечерним кутежом.

– Это… Водки и закусь, – бросил половому Сильвестр, снимая папаху и шинель.

– Сей момент! – половой, мальчишка лет семнадцати, торопливо умчался в сторону кухни.

Умеют же некоторые устраиваться с сопливых лет! Коль мозги есть, поднакопит деньжат и со временем сам станет хозяином.

Выпили по первой – с морозца. Крякнули, закусили грибочками и капустой.

– Хорошо, – нос у Сильвестра был переломан в какой?то давней драке, и потому солдат имел несколько разбойный вид. – Иногда подумываю, а не остаться ли в армии? Чего?то мне не хочется ковыряться в земле, а на завод идти – еще хуже.

– Так и в армии ты – человек подневольный, – качнул головой Аким. – Куды скажут, туды и шагай.

– Зато спрашивают, балда, не в пример меньше. Опять?таки, есть возможность разжиться барахлишком. А там – поднакопить чуток деньжат, и стать хозяином. Кабачка ли, какой мелкой мастерской. Все не самому спину гнуть.

– Пока накопишь столько, десять раз нагнешься…

– С умом надо все делать, с умом, – Сильвестр плеснул в чарки по второй. – Не пропивать, а часть откладывать в банк под проценты. Чтоб денежка сама капала.

Выпили под это дело – за грядущие доходы и процветание.

– А вот как схлопочешь пулю от партизан, али крестьяне вилы в бок всадят – и кому капиталы будут нужны? – чернявый Аким все отыскивал в их положении чего?нибудь плохое.

– Ты не подставляйся. Дураком?то не будь. Понимаешь, воля – она ведь не для всех, а токмо для умных. Кто знает, как ею распорядиться. Возьми тех же партизан. Умны? Умны. Эвон, за один раз сколько грабанули! Вот тут?то им бы и завязать. Чай, теперь каждому до скончания века хватит. Но не завяжут же! А в тайге всю жизнь не просидишь. Рано ли, поздно, обложат, да поймают. С другой стороны, обратно им ходу тоже нет. Прошлое?то имеет свойство всплывать. Узнают о былых проделках – и к ногтю. Токмо заграницей и устроишься. А мы? Государственные люди, никто никогда и не спросит, откуда богатство?

Все относительно. Кому?то миллиона мало, для кого и сто рублей – деньги.

– Не, Сильвестр, не уговаривай. Хватит с меня начальников. Надоело. Сегодня – увольнительная, а завтра – торчи в казарме, да делай вид, будто занят. Слушай какого?нибудь партийного болтуна с его очередными обещаниями. Не хочу.

– Я не уговариваю. Не хочешь – не надо. Намыкаешься – сам потом пожалеешь.

Еще выпили, и нещадно задымили самосадом. Впрочем, курили в кабаке едва не все. Ну, половина, так точно. Густой дым поднимался к потолку, повисал там слоями.

– Смотри, какие крали! – Аким кивнул на пару зашедших женщин. Довольно неплохо одетые, накрашенные так, что не оставалось сомнения в их ремесле. Одна была несколько худощава, зато вторая в теле. Обе молодые, в самом соку, как тут не обратить внимание?

Женщины заозирались, выискивая место, потом взгляд той, что поплотнее, остановился на служивых, и лицо окрасилось улыбкой. Полноватая подтолкнула подругу, что?то прошептала, и теперь уже вторая уставилась на солдат. Пристально, оценивающе. Но вот ее губки тоже дрогнули настолько приветливо, что Сильвестр не выдержал и поднялся.

Расстояние было преодолено в несколько шагов.

– Разрешите к нашему столу, – не без вульгарной галантности предложил воин.

Подруги переглянулись и затем полноватая произнесла:

– Почему бы и нет? Ежели угостите чем?нибудь вкусненьким.

Худощавая же посмотрела с таким призывом, что любое мужское сердце поневоле начало бы биться сильнее.

– Человек! Принеси чего?нибудь такого! – выкрикнул Сильвестр.

Даже стул чуть отодвинул, давая полноватой присесть. Аким с гораздо меньшей ловкостью последовал примеру сослуживца.

– Как вас зовут?

– Олей, – с некоторым жеманством назвалась полноватая.

– Вера, – вновь призывная улыбка.

– Будем знакомы! – оповестил Сильвестр, представляясь в ответ.

Половой уже принес вина, еще еды и даже каких?то сладостей.

– Вам, наверное, тяжело служится, – Оля примолкла, давая мужчинам возможность поведать о своих подвигах.

– Всяко бывает, – с готовностью заглотнул наживку Сильвестр. – Вот буквально с месяц назад гонялись мы за самим Покровским. Да все по тайге. А он, подлец, ловок. Чуть не каждое дерево знает. Не человек, зверь!

– И что? – с готовностью спросила Оля.

– Убег! Фора у него была порядочная. Кое?каких его пособников постреляли, но самого и след простыл. Ништо, долго не побегает. Встретимся когда на узкой дорожке.

– Сказывают, страшный человек, этот Покровский, – вставила Вера.

– Говорю – зверь! – убежденно произнес Сильвестр и невольно расправил плечи. – Но и мы не лыком шиты. Вон, Аким. Стреляет – хоть белку в глаз бей.

– А ты?

– Я… Скажу не хвастаясь, на медведя могу выйти один на один. А уж человека бояться… С одного удара кого хошь свалю. Не встанут!

Глядя на широкие плечи и здоровенные кулаки вояки, в такое верилось. Да и рожа изобличала откровенного драчуна и дебошира. Таким людям драка – только в удовольствие.

– Слухи ходят, будто партизаны состав разграбили. Пушнина, все такое… Целое состояние, – мечтательно улыбнулась Вера.

– Энто – да. Грабанули вчистую. И конвой перебили, – последнее Сильвестр сообщил не без удовольствия.

Недолюбливали в Сибирской армии иностранцев. Да и с чего? Высокомерные, ведут себя, как хозяева, при одном взгляде на их самодовольные рожи кулаки чешутся.

– Много взяли?

– Не счесть! На всю жизнь Покровский обеспечен. И еще внукам хватит. Не знаю, сколько их у него, – похабно рассмеялся чернявый Аким.

Впрочем, разговор скоро ушел от недавнего ограбления. Как всегда в подобных случаях, он принялся скакать от одной темы к другой, хотя, вернее было бы сказать – он шел ни о чем. Так, вечная игра мужчин и женщин перед тем, как заняться совсем иными делами.

– Как вы в таком виде на службу?то пойдете? – невзначай спросила Оля.

– Нам на службу токмо к завтрашнему обеду. Времени хватит и напиться, и похмелиться, и на многое другое, – последнее Сильвестр произнес с намеком.

Намек был понят. Во всяком случае, подруги захихикали.

– А мы как раз думали – кто нас до дома проводит? Темно же, а люди могут попасться всякие, – тоже со значением сказала Ольга.

– Как кто проводит? А мы? – воспрял Аким.

И долго ли идти, спрашивать не подумал. Какая разница? Вряд ли женщины вышли на промысел слишком далеко от дома. У них конкуренция, свои районы. Опять?таки, такие вещи делаются по договору с хозяином кабака.

Вообще, странная штука – время. Вроде, и познакомились совсем недавно, а на деле несколько часов прошло. Незаметно, будто минуты. Ладно, темнота, на то и зима, но уже и света в большинстве окон нет.

Разумеется, район был окраинным, когда?то еще говорили – рабочий. В те времена, когда еще работали какие?то фабрики и мастерские. К другим районам солдаты и не привыкли. Каждому – по средствам его.

С собой было взято. Выпитое согревало, потому мороз совершенно не чувствовался. Шли весело, предвкушая продолжение гулянки, и дорога показалась короткой.

Какие?то переулки, двухэтажный дом, скрип калитки, дворик и, наконец, короткий общий коридор, еще одна дверь…

– Проходите, – кивнула Ольга.

Плохо быть невежливым и не пропускать женщин вперед. Но уж кто как воспитан. Или – не воспитан.

Мужчины шагнули в темноту и тут же почувствовали, как их подхватили крепкие руки. Сильвестр попытался дернуться и сразу почувствовал прикосновение чего?то холодного и острого к шее.

– Не рыпайся, – предупредил мужской голос. – Целее будешь.

Да уж!

– Проходи, чего встали?

Приглашающе открылась еще одна дверь, и гуляк не то втолкнули, не то ввели в большую комнату.

На столе тускло горела керосиновая лампа. Плотные шторы прикрывали окна. Немудрено, что снаружи дом казался сонным и темным.

Народу в комнате оказалось довольно много – считая с подкараулившими в коридоре – семь человек.

В кресле прямо напротив двери сидел мужчина с загнутым по птичьи носом. Взгляд темных глаз был пронзительным, так что сразу становилось не по себе. Как?то сразу чувствовалось – главным у налетчиков он.

Остальные стояли, и в руках по крайней мере троих были револьверы.

– Здравствуйте, господа, граждане, товарищи, или как вас там? – не без издевки произнес сидевший. – Мне передали, вы искали мою скромную персону. Что ж, чем обязан? Я – Покровский.

Солдаты вздрогнули. Даже хвастаясь, они всерьез отнюдь не желали встретиться с прославленным партизаном лицом к лицу.

– Вы садитесь, чего уж там? – Покровский кивнул на пару предусмотрительно поставленных табуретов. – Поговорим по?свойски, без чинов. Раз уж они у вас не приняты.

Покровский провел рукой по усам, будто выравнивая их. Бороды в данный момент он не имел.

– Садитесь, граждане каратели, – здоровый мужчина с черной изрядно в проседи бородой подтолкнул солдат к указанному командиром месту.

Сидящему труднее сопротивляться. Пока вскочишь на ноги… Да и вскочишь ли, если позади застыли партизаны?

– Итак, слушаю, – Покровский с видимой ленцой закинул ногу за ногу. Тускло сверкнул хром сапога.

– Были они там, Леонид Викторович, – откуда?то сзади послышался Ольгин голос. – Сами хвастались.

– Суки! – Аким попытался дернуться, но крепкие руки седобородого плотно ухватили солдата за шею.

– Сидеть!

– Граждане, я понимаю, трудное детство, жизнь в некультурной демократической стране, прислуживание иностранцам, но нельзя же ругаться при дамах! И уж тем более – оскорблять их, – протянул Покровский. – Я бы на вашем месте следил за языком. Подумайте, посидите. Сейчас Ванюша придет.

Названный не заставил себя ждать. Ванюша оказался мальчишкой лет тринадцати?четырнадцати. Чистенький, в новом полушубке, только глаза были грустными.

Мальчишка лишь взглянул на солдат, и лицо сразу перекосилось в ненависти.

– Виктор Леонидович! Они! Вот этот чернявый на моих глазах Фрола убил! Из винтовки. Да и второй там был!

Казалось, еще миг – и мальчишка набросится на недавних карателей. Даже более крепкий Сильвестр невольно попытался отодвинуться, вот только некуда было.

– Что скажете? Если не поняли – Ванюша был в той деревне, но ему повезло, и он сумел убежать. А уж потом мы его подобрали, – пояснил Покровский. – Интересно получается, представители якобы народной власти, а свой народ уничтожаете. Между прочим, там хорошие люди жили. Встретили меня, обогрели, накормили. Думаете, форму напялили, иностранцами прикрылись – и все можно? Фразу: «Мне отмщение и Аз воздам» помните?

– Нам приказали, – растерянно выдавил Аким.

– Приказы бывают разными. Короче, перечислите всех, кто там был. Сергей, записывай. Вдруг мы кого пропустили?

Один из партизан немедленно взялся за ручку.

– Вы говорите, не стесняйтесь. Американцев, если помните, тоже. Мы – интернационалисты, нам национальность преступника значения не имеет, – подбодрил Покровский.

Сильвестр невольно покосился на застывших рядом партизан. Если попытаться сбить с ног того, что справа, а затем вскочить… Однако накатившийся вдруг страх лишил сил.

Внезапно захныкал Аким. И вроде, здоровый парень, смелый, если придется, всегда готовый подраться, а тут…

– Я слушаю, – рассеянно напомнил Покровский.

Впрочем, слушал ли он, было непонятно. Знаменитый атаман просто разглядывал свои ногти. Зато примостившийся за столом Сергей действительно записывал, еще и уточнял.

– Все? – уточнил Виктор Леонидович, когда солдаты умолкли.

– Кажись, – выдохнул Сильвестр и едва выдавил. – Жить оставьте.

– А зачем? – равнодушно спросил Покровский и кивнул своим людям.

Тотчас стоявшие по бокам вцепились в руки Сильвестра, а кто?то сзади набросил на горло удавку.

С Акимом поступили еще проще. Седобородый, по странной случайности – тезка солдата, схватил его за голову здоровенными ручищами и дернул. Хрустнули ломаемые позвонки.

– Ну, вот и ладненько, – Покровский поднялся. – Теперь оттащим эту падаль подальше. Сколько у нас еще в списке?

 

5

 

– Это ж кто их так?

Вопрос прозвучал риторически. Да следователь Николаев и не ждал ответа.

Было ясное морозное утро. Полдюжины разнообразно одетых милиционеров то соединялись в одну группку, то ходили взад и вперед. Невдалеке собралась небольшая толпа зевак. Еще бы, не каждое утро в районе можно обнаружить трупы. Как тут не посмотреть?

Двое в солдатской форме рассказать ничего не могли.

– Свидетелей не нашли? – спросил Николаев у своего помощника.

– Никто ничего не видел, – немедленно отозвался тот. – Видно, убили ночью, когда все спали. Одного задушили, другому вообще свернули шею. Наверняка, оба даже не пикнули.

– Это уж точно, – следователь еще раз нагнулся над телами. – Но как?то странно. Еще понятно – в драке. А тут… Подкараулили их, что ли?

– А в чем корысть? – полноватый не смотря на молодость помощник пожал плечами. – Много ли у солдат заберешь? Да и не ограбили их. В карманах даже деньги остались.

– Это… Потому и говорю – странно. Зачем подкарауливать, душить?убивать?

Вновь лишь пожатие плеч в ответ.

– Еще вопрос – здесь ли убили? – после некоторого молчания спросил помощник. – Снег истоптать могли и свидетели. Да и мы сами.

– Ты намекаешь – прикончили где?то, а сюда лишь тела приволокли? – ухватил мысль худощавый Николаев. – Например, на какой квартире, или еще где?

– Могло быть и так, – вздохнул помощник.

Но по любому, свидетелей не было. Да и откуда? Обыватели ночью носа на улицу не кажут, соседи и подавно промолчат. Дело явно не обещало победных лавров.

– Это… – протянул следователь. – Довольно логично. Вряд ли кто?то подкарауливал здесь прохожих. Способ убийства говорит – дело не в банальной ссоре. Тут что?то серьезнее. Но все равно, ума не приложу, чем могли солдаты насолить неведомой банде? Что убийц было несколько, понятно. И это все понятное в данном деле. В одиночку двоих сразу не убить, да еще таким способом. Но что за банда, и почему обрушилась на солдат? Что мыслишь, Суханов?

Помощник пожал плечами в очередной раз. Мол, ничего не мыслю, и вообще, дело темное до полной беспросветности.

Суханов отнюдь не был глуп, и порою здорово выручал старшего и опытом, и летами начальника, подмечая кое?какие детали и делая из них весьма логичные выводы. Но сейчас он явно не хотел заниматься убийством.

– Думаю, раз это солдаты, то и заниматься должна военная прокуратура.

– Это… Потому они так и спешат. Даже тела не заберут, – прокомментировал следователь. – Не знаю, кто убивал, но зачем же тела на улице бросать? Могли бы в лес вывести. И тогда до лета бы не нашли.

– Значит, им было все равно, найдут, или нет, – помощник зябко поежился.

Мороз прихватывал, и если двум лежащим военным было все равно, то этого нельзя сказать о милиционерах. Как тепло не одевайся, все равно щиплет лицо. Хоть иди куда?нибудь грейся.

– Все равно – или не было времени переть за город? Сюда тела явно привезли на санях. Не тащили же на себе! А авто жители бы услышали.

– Да дались они вам, Лука Степанович! – тихо, дабы не слышали подчиненные, воскликнул Суханов.

– Это – с чего ты взял?

– Может, их кто из своих же и убил? Мало ли что солдаты между собой не поделили? Баб, награбленное что, или просто зло затаили до поры до времени. Дождались увольнительной, да и расквитались. Говорю – пусть вояки сами разбираются.

– Это… Я разве против? – вздохнул Николаев.

Но надежда была слабой. Одно дело – казарма, другое – город. И с контрреволюцией не свяжешь. Простые же солдаты, а не какой?нибудь комиссар. Объявят – банальная уголовщина, и придется искать самим. В лучшем случае – на пару с каким?нибудь военным следователем. А от тех толку… Привыкли полагаться во всем на доносителей, если же искать улики всерьез – кишка тонка.

– Едут!

Армия предпочла воспользоваться санями. Зато – в количестве трех штук. Из головных на снег вышли два офицера. Подошли, посмотрели на убитых.

– Наши, – произнес один, помладше.

Словно могло быть иначе!

Николаев в несколько предложений сообщил о преступлении. Посмотрел на помощника, и добавил:

– Вероятно, какие?то разборки внутри гарнизона. Судя по способу убийства, покойные явно не сопротивлялись и не ожидали подвоха. При уличном нападении картина совершенно иная. Я уже не говорю о мотивах и прочем. Удавку в драке никто не использует.

– У нас тяжких преступлений не бывает, – отчеканил офицер постарше. – Еще драка – ладно. Да и те редки. Виновные сразу наказываются, даже порою под суд идут.

– Что вы воображаете, гражданин Николаев? У нас – армия. Все на виду, – поддержал младший.

– Это… Произошло?то все не в казарме. Затаили зло, а в увольнительной свели счеты.

– Думайте, что говорите, – сурово произнес главный.

– Единственный вариант – потерпевшие навестили кого из знакомых. Раз вы говорите, будто уличной драки не было, – задумчиво добавил младший.

Становилось ясным – расследование на себя военные брать не будут. Им это тоже сто лет не надо. Вот и выдумывают предлоги и сказки о полной дисциплине.

– В любом случае, надо опросить сослуживцев покойных. Вдруг кто что знает? Или – предполагает хотя бы.

Старший кивнул. Тут все было логичным.

– Забирайте тела, – обернулся он к сопровождавшим солдатам. – А вы можете ехать с нами. Сразу и проведете дознание. Я вам в помощь кого?нибудь из офицеров дам.

Убитых небрежно погрузили на последние сани. Были люди, а теперь – как дрова.

Милиционеры радостно потянулись прочь. Им хорошо, могут куда забрести, погреться. А тут – поезжай, узнавай.

Все?таки, летом работать намного легче.

 

6

 

Капитан Питер Грэвс с утра пребывал в самом плохом расположении духа. Если говорить точнее – с того самого момента, когда дежурный сержант сообщил о пропаже троих солдат. Во второй половине прошедшего дня они отправились в город на поиски доступных женщин, и с тех пор как сквозь землю провалились.

Нет, задержка по такому поводу – вещь вполне объяснимая, просто в душе капитана родилось какое?то тяжелое предчувствие. Тут еще грозные телеграммы от начальства накануне. Понятное дело, убытки большие, практически – целое состояние, а следов похищенного не обнаружено, вот наверху и мечут молнии. Тут бы по?хорошему сорвать зло на своих подчиненных, переместить его вниз по служебной лестнице, а те еще устраивают такое!

Сержанту, разумеется, перепало по полной программе, хотя прозвучавший набор слов не шел ни в какое сравнение с тем, что должны были услышать пропавшие гуляки. Причем, количество предполагаемых слов и кар росло с течением времени.

Ближе к полудню Грэвс позвонил в местную комендатуру. Вдруг аборигены обнаглели настолько, что придрались к какой?нибудь ерунде и арестовали солдат? Но нет, в комендатуре сразу заявили – никаких чужих военнослужащих патрули не доставляли. И вообще, согласно договорам, уставам, правилам, законам и прочему на иностранцев никто не обращает внимания. Разве можно доставлять неприятности союзникам, а если честно – истинным хозяевам огромного, богатого государства?

Ничего не знали о судьбе пропавших и в русском гарнизоне. А в милиции просто не отвечали. Впрочем, у них со связью вечно имелись какие?то проблемы.

Однако ждать дольше не хватало терпения, а обратиться больше было не к кому. Не к коменданту же, таким образом делая его сопричастным к внутренним проблемам! И вообще, кто отвечает за порядком в городе?

Грэвс выругался в очередной раз и велел подать автомобиль.

Новое здание милиции на деле представляло старый дом, отданный органам правопорядка за ненадобностью кому?либо другому более могущественному или горланистому. Здание было обшарпанным, но все?таки каменным и довольно большим, в два этажа. Главное же – там имелся большой подвал, который использовался в качестве места предварительного заключения мелких преступников, пока власти решали, отправлять их в тюрьму, или просто накостылять по шее, да и отпустить на все четыре стороны с отеческим наказом больше законов не нарушать и вести себя прилично.

В безветрии повис бело?зеленый флаг Сибирской республики. Белое – снега, зеленое – тайга, так некогда пояснили Грэвсу, и американец был полностью согласен – эти два цвета доминировали на бескрайних просторах малонаселенной и отсталой страны. В зависимости от времени года. Прочих цветов словно и не имелось в здешней природе.

В фойе одиноко сидел дежурный в штатском – правительство никак не могло раскошелиться на единую форму для милиции, и сотрудники ходили кто в чем, выделяясь лишь повязками на рукавах. От этого все в государстве казалось временным, ненастоящим, дешевым, однако политики занимались более важными, с их точки зрения, проблемами. Впрочем, не решая и их.

– Мне к начальнику, – объявил Грэвс и взятый с собой переводчик эхом озвучил ту же фразу на русском.

Что поделать, если английского здесь не знали даже высокопоставленные лица? А уж о простонародье и говорить не приходится. Темнота, бескультурье, окраина мира…

– Начальника в данный момент нет. Могу направить вас к дежурному следователю, – и, не дожидаясь ответа, добавил. – Второй этаж, дверь с номером семнадцать.

– Хорошо, – кивнул капитан.

По опыту он знал – местное начальство можно дожидаться несколько часов.

Комната оказалась маленькой. Но все?таки, она была отдельной, что говорило о высоком положении ее обитателя – большинство сотрудников работали в общих помещениях. Стол, пара шкафов и несколько стульев практически не оставляли свободного места. Явно не зал для так любимых русскими заседаний.

При виде посетителей хозяин кабинета, худощавый мужчина лет под сорок с усталым выражением лица, отложил на край переполненной окурками пепельницы недокуренную папиросу, вежливо поднялся и одернул видавший виды пиджак.

– Старший следователь Николаев. Чем обязан?

– У нас пропали трое солдат, – после ответного представления и рукопожатия объявил Грэвс. Посмотрел по сторонам и без приглашения сел напротив хозяйского стола. – Может быть вам что?нибудь известно?

Переводчик остался стоять за его спиной.

– Откуда? – Николаев вновь взялся за папиросу.

В кабинете уже было накурено до невозможности, и Грэвс едва сдержался, чтобы не попытаться разогнать висевший слоями дым.

– Может, было какое?нибудь столкновение с местными? Драка в кабаке, например? Мало ли? – предположил капитан.

Драки всегда были обычным делом. Просто почему?то получалось так, что местные выходили из них победителями. Редкий месяц один?два солдата не лежали в госпитале с побоями. Сколько Грэвс не предупреждал – вести себя осторожнее, не помогало. Солдаты были молодыми, горячими, и поводов для взаимного мордобоя в местных кабаках всегда хватало. Что удручало – виновных найти, как правило, не удавалось. Аборигены покрывали друг друга, милиция же демонстрировала полное бессилие и полное нежелание заниматься мелкими с их точки зрения конфликтами.

– Это… Ничего не слышал, – чуть помотал головой Николаев, помолчал и добавил. – Пока не слышал. Сами понимаете, владельцы далеко не всегда вызывают милицию, и предпочитают разбираться с подобными проблемами сами.

Откровенно говоря, милиция и сама не спешила к местам народных драк. Разве что, владелец какого?нибудь кабака в частном порядке приплачивал кому?нибудь за покой и охрану.

– Понимаю. Тем не менее, был бы благодарен за сведения. Не хотелось бы действовать в официальном порядке.

Тут тоже было все ясно – зачем давать официальный ход делу, и тем ставить в известность собственное начальство? Лучше уж разобраться келейно. Может, весь инцидент не стоит съеденного яйца? Или бабы попались неугомонные, или солдаты устали за бессонную ночь и теперь отсыпаются на частной квартирке.

– Сейчас спрошу, – Николаев нажал на кнопку и спустя минуту в кабинет просунулась взлохмаченная голова какого?то сотрудника.

– Узнай, вечером и ночью какие?нибудь драки были? Трое американских солдат пропали. Может, кто постарался?

– Хорошо, Лука Степанович, – сотрудник немедленно исчез.

– Вы курите, – следователь извлек портсигар и вежливо протянул его гостям.

Как и предполагал Грэвс, папиросы были местными, из самых дешевых. Потому он предпочел достать свои.

Хоть и накурено, но чем заняться в ожидании? Пока еще выяснят… Успокаивало одно: раз до сих пор следователь не в курсе, значит ничего особо страшного не случилось. Капитан с огромным удовольствием самолично расправился бы сейчас с загулявшими солдатами, но лишь бы дело не пошло повыше. Так ведь и самому попасть может. С точки зрения начальства, виноватым всегда оказывается непосредственный командир. А место здесь доходное, порою проворачиваешь столько, что должностной оклад кажется ерундой.

– Как думаете, где они могут быть? – спросил капитан на всякий случай.

Любой представитель правоохранительных органов по своей должности постоянно соприкасается с изнанкой общества – будь то проститутки, воры, или просто отребье. Соответственно, хотя бы может предположить, куда пойдут подгулявшие парни, и где они могут задержаться подольше. Ясно же, не в приличных домах. Пусть и представители иного государства, да с точки зрения местных воротил, слишком уж мелкие.

– Где угодно. Не обязательно же притон, – понял ход мысли гостя Николаев. – У них знакомые тут имеются?

Грэвс неопределенно махнул рукой. Практически все солдаты в свободное время делали по мелочам какой?то бизнес и, соответственно, кого?то тут знали. Если не будет иных следов, придется заняться опросом и двигаться по цепочке. Только дело может оказаться настолько долгим…

Николаев устало провел рукой по лицу. Он явно очень мало спал сегодня. Вон, даже щетину заметно. К счастью, светлую и не так бросающуюся в глаза.

– Это… Пару дней назад в городе были убиты два наших солдата, – тихо поведал следователь. – Одного задушили, второму – сломали шею. Нашли на улице, утром.

– Кто? – Грэвс невольно вздрогнул.

Ладно, обычные разборки, но солдаты тут причем?

– Ищем. Но пока никаких следов, – вздохнул следователь. – Очевидно, убийство произошло в другом месте, а затем тела были отвезены в сторону, да там и брошены. Даже не пытались особо скрыть. За город куда вывести.

Дверь отворилась, и внутрь ступил давешний сотрудник. Полноватый, даже слегка рыхлый, с мимолетным интересом покосившийся на иностранцев.

– Ничего, Лука Степанович, – развел руками Суханов. – В смысле, по данным осведомителей и официальной сводке, имело место несколько драк, однако исключительно между своими. Американцы нигде не фигурируют.

Уже стало легче. Понятно, выяснить за короткое время, где успели побывать солдаты и с кем и куда они ушли, не представлялось возможным. Вдруг пропавшие уже объявились, и теперь получают положенные наказания от сержанта?

– Спасибо, – кивнул Грэвс. – Чем?нибудь еще помочь можете?

– Это… Боюсь, пока пойдут расспросы, солдаты уже будут в расположении части, – скупо улыбнулся следователь. – Но если хотите…

– Не надо, – поднялся капитан.

Следователь встал вместе с ним.

– Пойду дойду до ближайшей лавки, – пояснил он. – Чай уже кончился.

Так они и вышли втроем – Грэвс, Николаев и переводчик.

Снаружи их встретил морозный воздух, особенно приятный после прокуренного насквозь кабинета. Солнце светило как?то особо радостно. Ни ветра, ни туч.

– Если что узнаете… – начал на ступеньках Грэвс.

Он не договорил. Николаев краем глаза отметил, как собеседник стал вдруг заваливаться, повернулся, хотел подхватить иностранца, однако тот уже кулем полетел вниз. Не как поскользнувшийся человек, а как безжизненная кукла. Ничего не понимающие спутники дружно шагнули к упавшему, и только тогда до них долетел звук далекого выстрела.

Помощь не требовалась. Пуля разворошила шубу как раз напротив сердца.

 

 

Глава вторая

Москва

 

7

 

Зима уже давно успела миновать середину и теперь медленно двинулась к концу. По?прежнему стояли морозы, по утрам стекла красовались узорами, однако дни понемногу удлинялись, вечер наступал чуть позже, и весна обещала прийти в положенное время. В старые времена уже вовсю справлялась бы масленица, но новые власти не одобряли религиозные праздники, и все если совершалось, то тихо, по домам. Все двояко. Официально существует свобода совести, но ведь совесть противоречит свободе, и потому старики объявлены ретроградами, а молодежь воспитывается в агрессивно?безбожном духе. В противном случае вдруг люди начнут задумываться, правильно ли все вокруг, а мысли – уже толчок к недовольству.

Снег давно утратил первоначальную белизну. На тротуарах и проезжей части он был грязен и утоптан ногами и колесами, по сторонам, в сугробах, покрыт серо?черными пятнами и пятнышками копоти от многочисленных труб. Дворники исчезли еще после давней революции, улицы практически не убирались, но, к счастью, небо смилостивилось, перестало разрождаться снегопадами.

Кротов шел и с интересом разглядывал давно не виданный город. Сколько же лет он не был в Первопрестольной? Какая разница! Впечатление было таким, будто прошлый визит произошел в какую?то иную эпоху. Фронт, очередное ранение, отпуск перед направлением на курсы… Действительно, ничего общего с нынешней жизнью. Разве что, тогда тоже стояла зима – ее самое начало. Другая ситуация, другая власть, даже другая страна. Только город остался. Но впечатление…

Стало заметно грязнее. Даже дома казались мрачными, словно оставили радость когда?то очень давно, вместе с гибелью стержня огромной страны. Зато в избытке хватало красных флагов и полотен, словно город справлял какой?то революционный праздник. На многих полотнах были написаны лишь названия партий с добавлением – народу. Какую выгоду имел с них простой человек, было непонятно, зато партий хватало. И правые эсеры, и левые, и меньшевики, и большевики?националисты, и большевики?интернационалисты, и анархокоммунисты, раз просто анархисты были с каких?то пор запрещены. Тут и там напоминанием о скорых выборах прилепились плакаты, с которых на прохожих взирали кандидаты на республиканский трон – или просто на место, расположенное ближе к кормушке. Один усатый, двое бородатых и один в пенсне и тоже с бородкой – целых четверо, хотя в конце гонки и борьбы, как явной, так и подковерной, должен остаться только один. Даже вспомнилось: тот, в пенсне, прибыл после революции из Америки. Спешил наверняка жутко, только пароход был задержан по дороге, и в итоге революционер попал на родину лишь поздней осенью. По слухам, данный товарищ был весьма настроен на насильственную смену власти, да только таковая подразумевает некоторую подготовку, сбор единомышленников, консолидацию сил, агитацию… То, чем занимался еще один прибывший, на сей раз – через воюющую Германию. Там даже фамилия врезалась в память: Ленин.

Имел большой успех среди колеблющихся, сбитых с толку масс, однако не то в июне, не то в июле был убит неизвестно кем, и дело его заглохло. В итоге к запоздалому приезду американца грянуло Учредительное собрание, а призывы к еще одной революции, на сей раз – мировой, пропали втуне. Лишенный авторитетных организаторов, переворот слева не состоялся. Как не состоялся чуть позже переворот справа. Но в последнем случае не сумели ничего сделать генералы.

Увы, никакая учредилка справиться с ситуацией не могла. Депутаты старались спасти единое государство своей болтологией, даже успели выбрать президента, только слушать их никто не стал. К новому, восемнадцатому году, о независимости объявили Украина, Сибирь, казачьи области, многочисленные народы Кавказа… Страна без единой идеологии, авторитетного правителя и элементарного порядка прекратила существование, распалась на куски, и еще слава Богу, что вместо обещанного всеобщего пламени посыпались искры, так и не вызвавшие пожара. Так, по окраинам, но по сравнению со всероссийским это можно было считать уже ерундой. Крови пролилось немало, оружия на руках хватало, да ведь могло куда больше, если бы речь шла не об отдельных бандах, – об организованной силе.

В моменты крутых переломов чересчур многое зависит от личностей. К счастью, на том конце таковые или погибли, или опоздали. К сожалению, на противоположном личности оказались не на высоте. Да и к власти пришли не государственные деятели, а тряпки. Те, кому пришлось подписывать капитуляцию перед Германией. Раз уж армию сами же развалили. Начавшиеся с момента революции процессы оказались неостановимыми. Вековая мечта российсских интеллигентов приказала долго жить. Первый президент всея Руси Чернов оказался последним. Да и правление длилось едва ли месяц.

Как же фамилия американского гостя? Не то Троицкий, не то Троцкий. И национальность у него…

Или то был не он? Да разница?то…

Одиннадцать лет с февральской революции. Печальная хроника распада…

Отчего?то вспомнились морские рассказы о крысином волке. Когда количество крыс на корабле становилось невыносимым, команда отлавливала некоторое количество, помещало их в одну клетку, а дальше просто ждала. Голодные твари рано или поздно начинали нападать друг на друга – и в итоге оставалась только одна, сильнейшая. Потом еще выжидали, кормили с рук – и получался крысиный волк. Безжалостное создание, которое в дальнейшем носилось по закоулкам в поисках сородичей – на их страх и погибель.

Вся разница – крысиный волк сохранял привязанность к людям, а вот очередной глава государства – нет. Да и зачем, если на долгих четыре года он становился хозяином осколка некогда огромной страны, и мог делать все, что хотел, оправдываясь очередным набором трескучих фраз? Все равно найдутся такие, кто верует, и будет повторять – наш?то как сказанул! Прямо, правду?матку! Вот где заживем! Вот уж голова!.. А раз выбран не на века, то надо торопиться, обеспечить себе персональное светлое будущее. Лучше всего не здесь, а в краях иных, где никогда не привлекут к ответу за содеянное на так называемой родной земле. Где хорошо, там, как известно, и родина… Благо, многие из кандидатов привыкли годами жить по Европам, а собственную землю презирали.

Внешне Кротов ничем не отличался от многочисленных снующих туда?сюда москвичей. Обычная дубленка, не солидная, но и не слишком старая, так, вполне доступная имеющему работу, или же вовремя сумевшему прихватить чью?то чужую собственность в смутные революционные и послереволюционные дни. Мимо в экипажах и авто проносились гораздо лучше одетые купцы, банкиры, всевозможные служащие – все, кого люди простые скопом звали «буржуями». Обычная внешность, в которой запоминалась лишь небольшая светлая бородка. Разве что, над правой бровью чуть виднелся старый шрам, память о Второй Отечественной войне. Но и по возрасту, порядком за сорок, Кротов относился к ее участникам. Другим повезло много меньше, и порою попадались инвалиды – кто без руки, кто без ноги. Хотя, и не столь часто – времена выдались трудные, отнюдь не способствующие долголетию для тех, кто в одночасье лишился здоровья и возможности полноценно работать. Тут крепким да молодым не было дел, многие фабрики и заводы давно стали, а о новых никто и не слышал, но новая власть давно провозгласила свободу – в том числе, и в смерти от голода. В полном соответствии с желанием каждого индивида.

Конечно, намного быстрее и проще было бы взять мотор. Денег хватало, а машины – вон они, застыли на отведенных стоянках. Да и извозчики по старинке подкарауливают седоков. Просто подобный способ передвижения мог привлечь ненужное внимание, а выделяться Кротову отнюдь не хотелось. Лучше уж так – где на трамвае, где – пешочком, благо вещи оставлены в гостинице, и с собой только небольшой саквояж, да и тот почти пуст.

Время не поджимало. До условленного часа его хватало с избытком. День хоть и кусался морозом, но ветерок дул совсем слабый, и ничего страшного не было. До темноты и той оставалось порядочно. Как посоветовали Кротову еще в поезде, по ночам и вечерам лучше не гулять. Лихого народа в столице с избытком, так не стоит искушать собственную судьбу и падких на чужое добро людей. Даже поблизости от Кремля отнюдь небезопасно, а уж про остальные улицы не стоило и говорить.

Интересно, почему?то многие при таких разговорах поневоле вспоминали прежних городовых – как символах порядка. Странные люди – сами же хотели свободы, наверняка принимали участие в уничтожении слуг царского престола, а вот теперь жалеют. Словно нельзя было подумать о последствиях заранее! Должен же кто?то охранять покой обывателей, или надеялись на невесть почему возросшую сознательность? Откуда? Оставь надежды…

Встреч с разбойниками Кротов не боялся, однако отнюдь и не желал. Но – быстро сделаем дело, а там вернемся в номер до положенного часа. Береженного и Бог бережет.

Помогало и то, что путь лежал не на какую?нибудь из многочисленных окраин, а в Зарядье, место, не столь далекое от самого центра столицы. Вернее – вписывающееся в этот центр.

Людей вокруг хватало. Больше было бедно одетых. Богатые не очень?то любят ходить пешком, предпочитая свой или наемный транспорт. Они занятые, куда там тратить драгоценные минуты и часы на прогулки или же ходьбу, когда уже давно можно быть на месте. И с не достигшим должного положения людом смешиваться отнюдь не пристало. Человек – существо завистливое, мало ли что он может учудить при виде чужого достатка? Достаточно вспомнить революционные дни, когда вроде бы все были заодно, и тем не менее, кто?то здорово поживился, а кто?то – попал под раздачу и расплатился хорошо коль имуществом – кое?кто и жизнью за свое положение и право быть над толпой.

Нет, лучше уж когда два мира, мир достойных и мир всех прочих не пересекаются нигде. Так оно надежнее и спокойнее.

На всякий случай Кротов шел к цели, постоянно сворачивая в стороны. Заходил в лавки и магазины, невольно сравнивал цены. В Сибирской республике было довольно дорого, но Москва переплюнула отделившуюся окраину едва ли не во всем. Особенно это касалось продуктов, будто с некоторого времени поля заросли бурьяном, а на стада напал какой?то неведомый прежде мор. И люди здесь какие?то озабоченные, хотя, примерно представляя доход и расход – как иначе?

Хвоста вроде бы не было. Кротов перестал петлять и направился к заветному дому. Прошел по Варварке с ее палатами Романовых, многочисленными конторами и торговыми дворами, старыми храмами. Около колокольни церкви Святой мученицы Варвары повернул и стал спускаться в Зарядьевский переулок.

Эту часть Москвы Кротов знал плохо. Если и бывал здесь когда, то мимоходом, и в памяти ничего не отложилось. Но указаниями были четкими, да и нужный дом находился в самом начале переулка.

Кротов остановился, извлек из простенького портсигара папиросу и принялся прикуривать, неловко зажав саквояж под мышкой и делая вид, что никак не может управиться со спичками. Взгляд его словно невзначай скользнул по ряду окон, выискивая нужное. Второй этаж, четвертое слева. Вот оно! Герань, небольшой фикус. Стоп!

Сердце дрогнуло. Если фикус стоит у края окна, а герань – по центру – все в порядке. Если же наоборот…

У края стояла герань. Спичка без всякого актерства переломилась в пальцах, и ее горящий кончик полетел в снег. Чуть дернулась в тике щека.

Нервы. Нехорошо. И вообще, лучшее – убраться отсюда на время. Только в дурацких детективах, распространившихся в последнее время по всем осколкам России, герой спокойно узнает у каких?нибудь подвернувшихся мальчишек судьбу хозяина квартиры. Интересующийся человек – подозрителен, и вряд ли в случае провала явки Комитет по борьбе с контрреволюцией оставил ее без присмотра. Наверняка агенты старательно следят за подступами и выслеживают подозрительных лиц. А сибирское гражданство – плохая защита от новоявленных церберов гражданских свобод. Исчезнешь – и ни одна живая душа на свете не проведает о твоей судьбе.

Ладони привычно сложились, закрывая крохотный язычок пламени от несильного ветра. Кротов втянул в себя ароматный папиросный дым, перехватил саквояж и с независимым видом двинулся дальше. Ну, останавливался человек прикурить, что из того? Не на ходу же совершать сие действо!

Но на душе скребли кошки. Что теперь делать?то? Что?

 

8

 

Некоторое время Кротов бесцельно петлял по улицам. Возвращаться в гостиницу не хотелось, а идти по большому счету при всем количестве возможных старых знакомых было некуда. Имелась запасная явка, но там следовало появиться не раньше воскресения, да и волочить за собой возможный хвост…

Вроде бы, никто не шел явно за гостем столицы, просто безоговорочно поручиться за это Кротов не мог. Имеются разные способы слежки. Лишь дилетанты, не скрываясь, топают следом. Объект можно передавать, каждый раз меняя преследователей. Во всяком случае, исходить всегда следует из худших вариантов.

Возможно, все не более чем случайность. Например, хозяину лишь померещилась угроза, и он решил обезопаситься от последствий. Или просто забыл переставить горшки в назначенный час. Мало ли что бывает в жизни? Но по любому будем считать, что явка провалена и этого канала связи больше нет. Хорошо, имеются запасные. Вряд ли грозный Комитет сумел в одночасье накрыть всю разветвленную организацию Центра в Москве. Если же даже так, тогда остаются другие города. Только плохо?то как…

По дороге подвернулся трактир. Явно не из фешенебельных, так, простонародная забегаловка, но с другой стороны, и внимания к посетителям в подобных местах значительно меньше. Запахи из приоткрывшейся двери не вызывали аппетита. Тем не менее… Да и пообедать было необходимо. Силы могут еще понадобиться, а будет ли возможность и время их восстановить?

Внутри было не слишком светло и сильно накурено. Кротов был прав в предположениях – трактир предназначался для людей простых, не слишком обремененных деньгами. В основном здесь просто обедали, но чуть подальше в углу гуляла какая?то компания из шести разнообразно одетых мужчин.

Верхнюю одежду в трактире никто не снимал. Просто расстегивали пальто, шубы, полушубки, куртки. В крайнем случае – вешали их на тот же стул, за которым сидели сами. Потому зал напоминал чем?то буфет, место для быстрой еды с последующим уходом.

Рассиживаться Кротов не собирался. Тем более – единственный на данный момент свободный столик был по соседству с гуляющей компанией. Пришлось занять его. И только здесь Кротов почувствовал, как успел промерзнуть за время прогулки. Лицо слегка горело, пальцы – побаливали. Он заказал подскочившему официанту рюмку водки, щей и что?нибудь мясное, и принялся ждать.

Водка была принесена практически сразу. Чуть позже – большая тарелка исходящих ароматным парком щей. Кротов залпом опрокинул в себя содержимое рюмки, чуть передернулся от не слишком качественного напитка, и принялся за еду. Жизнь давно отучила Кротова от чрезмерной привередливости. Была бы крыша над головой, какая?нибудь еда, а всякие изыски – это уже от жиру. С морозца горячие щи шли превосходно, и самочувствие стало улучшаться по мере опустошения тарелки.

По сторонам Кротов старался не смотреть. Зато поневоле слышал ведущиеся за соседним столом разговоры. Как часто бывает у подгулявших, похвальбы там активно перемешались сетованиями на жизнь. Затем беседа перешла на политику и предстоящие выборы, и тут уже такое началось!

Как понял Кротов, большинство было за усатого кандидата. Однако двое явно оспаривали мнение большинства, и их пытались переубедить. Не слишком аргументировано, больше упирая на эмоции, зато настолько сильно, что официанты поневоле косились, прикидывая, не вызывать ли милицию для наведения должного порядка? Вдруг дойдет до кулаков – последних аргументов в любом споре? А дурная слава заведению не нужна.

На второе подали какие?то биточки. В отличие от щей, восторгов они не вызывали, из чего были сделаны – непонятно, однако Кротову доводилось питаться и похуже, причем – гораздо чаще, чем того хотелось.

Были раньше времена!..

Уходить из тепла не хотелось. После биточков Кротов заказал еще чай, и с наслаждением закурил.

Голоса рядом вновь стали громче.

– Пошли они все! Мало нашей кровушки попили! Свобода, свобода! С голодухи подыхать? Продали все, а сами теперь жируют! – выкрикнул кто?то самое наболевшее.

Его поддержали остальные – вне зависимости от намечаемых кандидатов. Куда же деваться от фактов? А вот выбор, каким обещаниям верить оставался за каждым избирателем свой.

– А ты за кого, мил человек?

Вопрос явно относился к Кротову. Тот повернулся, окинул взглядом худощавого мужчину лет сорока и затем не торопясь ответил:

– Я? За себя.

– Как? – поперхнулся худощавый, а его гораздо более мордастый сосед недобро усмехнулся.

– Да так. Не местный я. Из Сибири.

Кротову хотелось добавить – выбирать могут кого угодно, на общую ситуацию это не повлияет, только есть ли смысл убеждать?

– Из Сибири? – протянул еще один, пожалуй, самый здоровый из компании. – Не брешешь?

– Чего тут брехать?

– И как там? – о предыдущих вопросах было позабыто. Интересно получить информацию из первых рук. Все?таки, не столь давно была одна страна, и большинство простых людей до сих пор в глубине души чувствовали боль разлома по ее живому телу.

– По?всякому. До конца не разобрался, приехал недавно, но наверняка в чем?то лучше, в чем?то – хуже. Но у вас хоть правительство правит само. У наших за спинами торчит иностранец, да командует. А купцы и правители рады стараться. Продают за границу все, что только там берут. Они бы и мать родную продали с радостью. Да и неспокойно у нас. Народ уходит в партизаны, воюет, а чем все кончится…

– Значит, и там порядка нет.

– Порядка – еще ладно. Хозяина настоящего нет. Кто за нашу землю бы стоял, а не о кармане думал.

Никакой Комитет ничего не мог бы инкриминировать Кротову в данном вполне конкретном случае. Он же иностранный гражданин, и имеет полное право критиковать собственное правительство. Даже лучше – чужих всегда следует поругивать. Тогда свои смотрятся гораздо лучше.

Мужчины согласно кивали. Свобода – свободой, однако толку в ней? Разве что, богатеньким, да тем, у власти. А простому человеку – хоть в петлю. Свободно и радостно.

– С нами?то объединяться думаете? – спросил тот самый здоровяк. – Или – все врозь?

– Простой народ думает. Мы же все русские люди. И кто поумнее из верхов – тоже. Или дела наособицу лучше идут? Вместе всегда легче выбираться из этой… – Кротов добавил, откуда именно.

– Кто же супротив? – зыркнул худощавый.

Такое впечатление – покажи виновника здесь, в кабаке, тут же его бы и убил.

– Те, кто хочет быть первым парнем на деревне. Даже если в деревне одна изба, – хмыкнул Кротов.

– Точно! Сам?то ты чем занимаешься?

– Да что только не перепробовал. Лес валил, и в охране приисков работал, сейчас вон в одну контору взяли.

Главное, в сказанном не было ни капли лжи. Хотя и правда там была далеко не вся.

– В охране? Воевал на Великой, что ли? – встрепенулся здоровяк.

– Воевал, – не стал отрицать очевидное Кротов.

– Я тоже, – оповестил здоровяк. – В Шацком полку. Слышал о таком?

– Кто ж не слышал? – резонно спросил Кротов, чем завоевал расположение собеседника.

Но какой славный полк!

– А ты где?

– В кавалерии. Ингерманландские гусары. Корпус графа Келлера.

Рекомендация была великолепной. Первая шашка России, у него люди были под стать – орлы.

– Слушай, так за энто и выпить не грех!

– Извини, браток. Мне еще сейчас к родственникам одним кандыбать. В другой раз – с удовольствием. Надо им посылочку одну передать.

– А ты хоть Москву знаешь?

– Бывал раньше, – Кротов говорил, а сам краем глаза следил за одним из посетителей. Невысоким, с тоненькой ниточкой усов, в поношенном полушубке. Кажется, он уже попадался сегодня на Варварке у самого дома.

Или тот был просто похож? Кротов же не вглядывался.

– Ну, по чарочке.

– По чарочке – можно. Человек! – пить на дармовщинку Кротов не собирался. – Водки и чего?нибудь закусить!

– Как хоть зовут?

– Сергеем.

– А меня – Демьяном, – представился в ответ здоровяк.

– Митрий, – вставил худощавый.

Остальные тоже назвали имена, но уже было налито, и стук сдвигаемых чарок приглушил их голоса.

– За боевое прошлое! – произнес Демьян.

– За него!

– Ты это… Ежели что, завсегда можешь ко мне в гости. Переночевать там, али подмога потребуется. Я?то коренной москвич. Еще дед здесь устроился. Адресок запомнишь? Мы тут сейчас в одном кооперативе подрабатываем. По специальности устроиться трудно. Заводы как встали в семнадцатом, так и стоят. Это ж сколько годочков? Аккурат одиннадцать тому как… Вот и приходится крутиться, как получится…

Адрес Кротов запомнил сразу. Действительно, мало ли что может случится, и подмога, или просто убежище будет не лишним.

– Ты знаешь что… На митинг завтра приходи. Сам выступать будет. Узнаешь, за кого люд простой горой стоит.

– Постараюсь. Бывайте, мужики! – Кротов намеренно не стал произносить положенного «граждане».

Уже у входа он заметил, как невысокий с усиками встал и направился к столу, за которым продолжала гулять компания.

Может, ловушка? Однако мысль промелькнула и сразу исчезла. Даже самый гениальный сыщик не смог бы угадать, что Кротов заглянет именно в этот трактир. Тут требовалась нечеловеческая интуиция, и само предположение говорило об одном: с нервами явно было не в порядке.

Хоть лечись.

Но нервы – нервами, а по дороге к гостинице Кротов порядочно попетлял. Несколько раз менял трамваи, заглядывал в лавки, пару раз воспользовался знакомыми с далеких дней проходными дворами. И все старался делать как можно естественнее, дабы наблюдатели, если они есть, не восприняли бы это в качестве попытки уйти от хвоста.

Даже к гостинице Кротов вышел с тыльной стороны.

Впрочем, что помешало бы Комитету вычислить его еще на границе или при заселении в номер? Если уж предполагать худшее.

Волков бояться…

 

9

 

В номере кто?то успел побывать, и не просто побывать – покопаться в вещах. Не слишком нагло, все аккуратно было сложено на место, однако Кротов перед уходом оставил несколько незаметных постороннему глазу памятных знаков. Нехитрый прием, которому, по иронии судьбы, его научил один старый революционер.

Вот уж – век живи – век учись!

Зато теперь никаких сомнений не было. Кто?то заинтересовался личностью приезжего, и решил на всякий случай проверить.

Ничего подозрительного у Кротова не имелось. Так, обычный набор путешественника, и не более того. Могут смотреть – все тайны затвержены наизусть, и никаких следов среди вещей не найти даже при самом большом желании.

Возможностей имелось две. Или кто?то все?таки вышел на Кротова, или грозный Комитет проверяет любых объявившихся иностранцев. Вариант с любопытной прислугой Кротов отверг сразу. Разве что, какой?нибудь коридорный являлся по совместительству секретным сотрудником службы.

В любом случае требовалось быть максимально осторожным, дабы не привести на явку кого?нибудь на хвосте. И, разумеется, не стоило показывать, будто об обыске известно. Наоборот, следовало быть естественным. Приехал человек, погулял по Первопрестольной, почему бы не пройтись по огромному городу, а теперь вот отдыхает с дороги и вообще…

Несколько купленных газет ждали своего часа, и Кротов занялся местной прессой.

Все внутренние новости касались грядущих выборов. Кандидаты и их клевреты поливали грязью конкурентов, и обещали, обещали, обещали…

Помимо этого говорилось что?то об успехах и достижениях, но тоже больше общими фразами. Мол, государство стремительно развивается и богатеет, промышленность работает, а что работает и с чего богатеет – толком и не понять.

Мировые новости были гораздо существеннее – и тревожнее. И не только кризис, поражающий одну страну за другой. После всего случившегося всевозможные чужие финансовые заморочки воспринимались не слишком серьезно и отнюдь не казались чем?то особо страшным. Ну, биржевой крах, и что? Это где?то настолько далеко… Тут государство рухнуло, раскололось на несколько частей, а что может быть ужасней? Да и какой промышленный спад в образовавшихся странах, в которых до сих пор большинство заводов или не работает, или работают еле?еле? Здесь?то особо хуже уже не будет. Некуда уже.

Но имелось и другое. Возрожденная Польша все меньше считалась с мировым сообществом, и с нескрываемым вожделением посматривала в сторону восточных соседей. Паны полагали довольно большую часть земель своими, исконными, точнее – некогда принадлежащими, и теперь опять начинали компанию по возвращению того, что очень давно было временно захвачено их далекими предками. Почему?то казалось: первоначально бывшее набором трескучих фраз для внутреннего потребления, сплачивания нации и подпитывания извечной гордыни, все это перерастало в реальную фазу. Во всяком случае, на польско?русской границе было весьма неспокойно, постоянно происходили какие?то мелкие стычки, и любая из них могла стать поводом к войне. Газеты хорохорились, кричали о могучей армии свободной демократической России, только для Кротова не являлось секретом – реальных вооруженных сил в распоряжении Москвы почти нет. Армия считалась рассадником контрреволюции, и ее упорно сокращали – пока не досокращались до нереального минимума. Да и были ли боеспособными останки некогда грозных войск?

Поневоле вспоминались последние дни Великой войны. Немногочисленные по каким?либо причинам не ушедшие домой солдаты, страшные только для собственного начальства, но не для врага, ощущение бессилия, а потом – известие о позорной капитуляции. А ведь было столько слов о верности союзникам, да только на войне ценится сила, а силы не стало еще со злосчастного марта, последовавшего за страшным февралем.

Поляки же, как можно было судить по статьям, обвиняли Москву в возрождающемся империализме на основании каких?то неопределенных разговоров о возможном объединении с вольным городом Петроградом и состоявшемся – с Уральской республикой. И требовали вернуть все земли, когда?либо принадлежавшие Речи Посполитой, включая Смоленск. Им?то Московия была удобной в границах века этак шестнадцатого.

Но – украинцам было еще хуже. Тех вообще хотели забрать себе целиком, и перепуганные незалежники теперь срочно заговорили об оборонительном союзе с клятыми москалями.

Если подумать, с точки зрения Кротова было не так и плохо. Внешний враг поневоле сплачивает даже тех, кто перед тем решил расстаться. В том ли виде, в ином, а там, может, и свершится чаемое?

Ладно. Все это – надежды, а будущее делают дела. Еще почитать, потом – ужин и сон.

 

 

Глава третья

Сибирская республика

 

10

 

– Вы отдаете себе отчет в случившемся? – начальник кипел. Даже лицо его пошло пятнами, и, казалось, в любую минуту дело может закончиться апоплексическим ударом. – Прямо среди бела дня на крыльце управления милиции застрелен представитель дружественной державы! Более того – старший офицер из расположенного здесь подразделения американской армии! У вас на глазах! Буквально на глазах!

– Я это… тогда в сторону смотрел, – угрюмо буркнул Николаев.

– Что значит – в сторону? Почему – в сторону? – взвился начальник.

– Он что?то говорить начал, ну, и я, это, хотел обернуться к переводчику. Тут и случилось.

– Да какая разница – куда вы смотрели? – без всякой логики прозвучал очередной крик. – Важен сам факт!

– Так точно! – по старорежимному отозвался следователь.

Он даже стоял по стойке смирно, словно находился на плацу, и время было иным. Но куда бы ни смотрел Николаев в роковой момент, роли никакой не играло. Стреляли издалека, и все равно заметить он бы ничего не мог.

– Так точно, так точно! Ты представляешь, что сейчас будет? Какие шишки нам на головы полетят?

Судя по тыканью, гроза если не миновала, то хотя бы слабела.

– А чем мы виноваты? Приказа обеспечивать безопасность не было. Я этого Грэвса вообще второй раз в жизни видел. Кто ж мог знать, что его… это… решат шлепнуть?

Николаев был прав, однако случай был исключительный, делом в любом случае заинтересуется правительство, а уж оно будет искать виноватых везде. В том числе – среди собственной милиции.

– Откуда стреляли установили?

– Так точно, установили. С чердака бывшего доходного дома Серебрянникова.

– Это же полверсты, не меньше, – переход на метрическую систему был осуществлен давно, но привычки исчезают не сразу.

– Шестьсот с небольшим метров, – уточнил Николаев. – Стреляли из трехлинейки, возможно, с оптическим прицелом. Очень хороший стрелок. Одной пулей.

– Может, он в тебя стрелял и промахнулся? – почему?то с надеждой осведомился начальник.

– Не думаю. Смысла нет. Меня бы это, без того подкараулили. Невелика персона. Да и наши уголовники – ребята простые. Утруждаться в подобных делах не станут.

– Но тогда выходит – они знали?

– Вероятно. Я тут это… подумал – вдруг исчезновение американских солдат и убийство Грэвса – звенья одной цепи? Ну, это, если предположить, что за исчезновением стоит некое общество, они вполне могли предположить, что капитан заедет к нам в управление. Просто для того, чтобы выяснить.

– Логично. Кстати, с солдатами что?

– Никаких следов. Пока, во всяком случае. Ищем.

– Оружие хоть нашли?

– Никак нет. Стрелок унес его с собой. Гильзу тоже.

Начальник поморщился. Однако разговор вступал в деловое русло, и Николаеву жестом предложили присесть.

– Кури, Лука.

– Спасибо, Федор Григорьевич, – Николаев потащил из кармана портсигар.

– Кто?нибудь из соседей видел? Там, подозрительные лица, еще что такое? Все?таки, день, люди в окна выглядывают, да и во дворе кто?нибудь мог оказаться.

– Какой?то мужчина выходил примерно в то же время. Нес нечто завернутое, вытянутое. Вероятно – винтовку. Снаружи на улице его ждали двое на санях. Сразу и уехали. Кони обычные, гнедые, запряжены были парой.

– Ты ладно про лошадей. Про людей что?

– Это… Про людей удалось узнать намного меньше. Мужчина, как мужчина. Среднего роста, со светлой бородой, среднего возраста, где?то за сорок, одет в черный поношенный полушубок и валенки, на голове – ондатровая шапка. Тоже не новая. Цвет глаз никто не разглядел, особых примет – тоже. Тех, кто его ждал в санях, вообще не видели. Подъехали, забрали…

– Но выстрел?то слышали?

– Мало ли… Никто значения не придал. Во всяком случае, говорят так. Большинство свидетелей вообще видели мужчину лишь из окон. Во дворе – одна женщина, да несколько мальчишек. Отсюда и показания. Но женщина говорит, мол, при встрече может узнать.

– Кто же ей встречу организует? – хмыкнул начальник.

Однако это был лишь проблеск бодрости. Сразу вспомнились грядущие неприятности, если они не найдут преступников, и усмешка покинула лицо. А попробуй найти по таким приметам! Бороду можно сбрить, полушубок – сменить.

– Что?нибудь еще имеется?

– Никак нет.

– Ты свои старорежимные словечки брось. В другие времена живем. Давно пора привыкнуть. А главное – узнать надо было побольше.

– Там это, Суханов сейчас работает. Может, удастся добыть что?нибудь конкретное, – добавил Николаев.

– А если нет? Ты же сам понимаешь, Лука, нас с тобой сожрут, и фамилий не спросят. В общем так, все дела побоку, отныне занимаешься только убийством этого… Грэвса. Пока дело у нас не отняли.

Николаев замялся.

– Мотив бы понять. Не просто же так стреляли. Да еще ведь хорошо подготовились. Следовательно, причина должна быть. Веская причина.

– Ну, это и ежу понятно. Вот и ищи. Мотив преступления, кто мог совершить… Не мне тебя учить.

– Мне это, подумалось, вдруг есть связь между солдатами и Грэвсом? Надо бы покопать.

– Покопай, Лука, покапай. Тебе полная свобода в действиях. Люди бесследно не пропадают. Кто?нибудь да видел этих американцев. Они же не в лес пошли, в город. Следовательно, в кабак какой заглядывали.

– Я не только их в виду имел, – вздохнул следователь. – Наших убитых тоже.

– Они?то тут при чем?

– Не знаю. Просто странно – вдруг ни с того ни с сего гибнут два солдата. Затем пропадают трое американцев. Затем – убивают Грэвса. Вдруг имеется какая?нибудь связь?

– Что?то фантазия у тебя вконец разыгралась, – покачал головой начальник. – Американцы – ладно. Там преступники явно устроили так, чтобы злосчастный капитан прибыл в управление. А наши?то лапотники тут с какого бока?

– Это… Если не ошибаюсь, Грэвс руководил карательной экспедицией… Не секрет, они там народа положили изрядно. Вот и думаю – вдруг кто отомстить решил? Ну, тем, кто в гибели крестьян виноват? Сибирь же, народ трудолюбивый, но независимый. Привыкший разбираться самостоятельно, не вмешивая власть. А уж хороших стрелков в тайге не счесть.

– Сложновато для крестьян, – вынес вердикт начальник. – Им бы проще капитана в тайге и подкараулить.

– Но хотя бы как версия…

– Как версия – пока все сойдет. Если осторожно. Сам подумай – по ней получается, будто уничтожение мятежной деревни тоже преступление. Обстановка сейчас сложная, ты имеешь право знать. Даже в городах полно недовольных демократической властью, а уж в деревнях нынче творится такое, что как бы по весне дело не обернулось восстанием. Вдобавок, ты так и не сказал: наши тут с какого бока?

– Это… Может, они тоже участники рейда? Надо бы уточнить. Там же американцев был мизер, от силы два десятка человек, а все остальные – как раз наши.

– Лихо загнул. Но политически не очень правильно. Простой народ обязан выступать за народную власть, а по тебе – он с ней борется. Так ты вмиг должности лишишься за клевету на существующий строй. Соответственные статьи еще не забыл? В общем, про себя можешь руководствоваться чем хочешь, но в отчете чтоб – ни?ни. В крайнем случае – вали все на Покровского. Мол, его проделки. Проверь, конечно, мало ли что, и все?таки… Главное – на след убийц напади. Как можно скорее. Возьми себе сколько надо людей в помощь, однако результат чтобы был. Скажем, за три дня.

Срок откровенно нереальный, только начальству виднее. Распоряжения отдавать – это же не работать.

С другой стороны, куда деваться, если в этом случае и у начальства начальство имеется? А уж оно давит посильнее, ревет – погрознее, а сроки назначает покороче. Словно стоит рыкнуть – и любое преступление раскрывается само собой.

Попробовали бы сами…

– Слушаюсь, за три дня, – Николаев не удержался от вздоха, но дисциплинировано поднялся, считая беседу законченной. – Разрешите идти?

– Ступай, разумеется. И непрерывно держи меня в курсе. Любые новости – сразу мне на стол.

Мог бы не добавлять. Все без того понятно.

И угораздило же капитана! Нет, чтобы прямо у части и шлепнули – и пусть американцы тогда расследовали все сами. Зачем своих подводить?

Признаться, добрых чувств к союзникам, равно как и к местной новой власти Николаев не питал. Да и за что, собственно, любить и чужаков, и своих болтунов? Подумать – не за что…

 

11

 

Дверь была обшарпанной и старой, подобно всему дому. Казалось, такую можно снести с одного не самого сильного удара. Да и сама лестничная площадка была темной, свет переносного фонаря выхватывал облупившуюся краску на стенах.

Никакого звонка не было, и один из застывшей троицы, невысокий, подтянутый, коротко произнес:

– Постучи, Павлуша.

Обиженно просопел стоявший чуть позади здоровяк. Но такой стукнет – дверь чего доброго, улетит.

Павлуша, сколько можно судить в темноте, вполне обычной комплекции, сделал шаг вперед, несколько раз негромко постучал.

С той стороны было тихо. Казалось, никто так и не отзовется на стук, и Павел уже поднял руку, чтобы повторить, но тут, наконец, послышались шаги.

– Кто там? – спросил мужской голос.

– Пакет из штаба, – четко ответил Павел.

Заскрежетал открываемый замок, дверь открылась, и в образовавшемся проеме появился мужчина с приподнятой керосиновой лампой в руке.

Очевидно, хозяин отдыхал. Во всяком случае, на нем были галифе, но с тапками на босу ногу, а под накинутой на плечи шинелью виднелась нижняя рубаха.

Луч упал на лицо хозяина, и стало видно, как чуть округлились от удивления глаза.

Стоявшие на площадке отнюдь не походили на посыльных бойцов.

Рука хозяина дернулась было к правому бедру, но там ничего не было. И тут же самый здоровый из троицы выступил на передний план. Еще шаг – и владелец квартиры оказался отодвинут вглубь, а путь – свободен.

Двое спутников здорового немедленно вошли внутрь.

– Но простите… – попытался возмутиться хозяин.

– Капитан Горликов? – спросил невысокий.

Колеблющееся неверное пламя играло тенями на лице, и выделялся лишь птичий нос, да временами чуть сверкали глаза. Вроде, темные, но сказать точно при таком освещении не представлялось возможным.

– Точно так.

– Я – капитан Покровский, – представился невысокий.

Хозяин невольно вздрогнул. Павлуша меж тем прошел мимо него в единственную комнату и почти сразу выглянул обратно.

– Никого нет.

Кроме комнаты была кухня, она же прихожая, в которой и застыли пришедшие.

– Вы позволите пройти? – осведомился Покровский.

Словно можно было ему не позволить!

– Разумеется… – хозяин замялся, явно не зная, какую форму обращения выбрать. Товарищи ли, господа, или нейтральное – граждане.

– Благодарю, – кивнул Покровский.

Комната была невелика. Застеленная кровать, древнее кресло, несколько стульев, шкаф, стол – вот и все, что в ней поместилось. На стене висело несколько фотографий. Молоденькая девушка со статным юным офицером с погонами. Она же – но постарше и с ребенком на руках. Какой?то пожилой мужчина, отец?

Покровский покосился на стол, где застыла едва початая бутылка водки, тарелка с немудреной закуской, да переполненная окурками пепельница.

Туда же последовала лампа, и огонь хотя бы перестал прыгать, покрывая помещение несильным, но хоть сравнительно равномерным светом.

– С вашего позволения, – Покровский не стал раздеваться, лишь расстегнул верхние крючки полушубка, сел на один из стульев и извлек папиросу.

Павел чиркнул спичкой.

Горликов с тоской посмотрел на дальнюю стену, где висела портупея с кобурой. Увы, далеко!

– Что празднуем? – поинтересовался Покровский. – Какую?нибудь награду за доблестное уничтожение безоружной деревни?

Хозяин вскинулся было, но нарвался на пронзительный взгляд гостя, и понуро опустил голову.

– Не стыдно? – Покровский покосился на фотографию парочки. – Вы же русский офицер. Какого года выпуска?

– Шестнадцатого, – Горликов справился с собой и теперь смотрел на визитера.

– Следовательно, присягу Императору давали. А теперь служите каким?то прохиндеям. Да еще и с усердием служите. На Великой войне вели себя так же? Или там по тылам отсиживались?

Ответа не было, поэтому после некоторой паузы Покровский продолжил:

– По моим сведениям, вы меня искали. В тайге не довелось встретиться, вот, пришлось заглянуть в гости. Итак, чем могу служить? Вернее – чем обязан столь пристальному вниманию?

– Сами знаете, – буркнул Горликов.

– Ну?ну. Интересно выслушать вашу версию.

– Какую версию? – вдруг вскинулся капитан. – Вы поезд ограбили, людей убили. И, по?вашему, это пустяки? Вот вы говорили про меня, а сами? Вы же тоже офицер, сколько знаю, кадровый, да еще и Георгиевский кавалер. А превратились в разбойника, которым людей пугать. И после этого еще пытаетесь стыдить других!

– Я, в отличие от вас, присяги не нарушал. Режим ваш – беззаконный. Уничтоженные мною – солдаты другой державы, проще говоря – интервенты, и здесь им нечего делать. Чужой солдат – однозначно, оккупант, и как таковой подлежит немедленному уничтожению. Да и деньги, к вашему сведению, мне нужны не для себя, – отчеканил Покровский. – Вам не понять. Вы – пес нынешнего режима. Хотя, режим этого не ценит. Вон, как живете. Даже жена от вас ушла.

Покровский судил по фотографиям и обстановке, и был прав. Горликов дернулся в очередной раз, словно от удара под дых, и опустил голову.

– Впрочем, так даже лучше. Вы людей убили. Тех, кто предоставил мне кров. Аким!

Стоявший за спиной хозяина здоровяк шагнул вперед, схватил Горликова за голову и резко повернул. Хрустнули позвонки, тело капитана дернулось и сразу обмякло.

– Все. Уходим.

 

12

 

Улица бурлила толпой. Люди шли и шли, целеустремленно, густо, забив и тротуары, и проезжую часть. Над головами свисали в безветрии красные знамена и написанные на красном же лозунги.

Пока шествие происходило мирно, без бития стекол и разграбления лавок, но мало ли в какую сторону повернут мысли и чаяния людского стада?

– Всем сотрудникам милиции срочно на выход! Направляемся в центр. Надо прикрыть хотя бы административные здания. На месте остается только наряд. Не забывайте оружие!

Последнее напоминание являлось излишним. Без оружия чувство незащищенности подступало с такой силой – хоть вообще на улицу носа не высовывай. Ограбят среди бела дня, и еще хорошо, коли просто ограбят. А уж любого милиционера просто убьют – как сторонника и сторожевого пса порядка. Пусть милиция считается народной. Только ведь преступники – тоже часть народа. Пусть не лучшая его часть…

Люди часто ненавидят тех, кто пытается ограничить их свободу делать все, что только заблагорассудится. Даже если подобные действия наносят ущерб другим.

– Николаев! Тебе что? Особое распоряжение требуется?

– Это… Сами говорили, заниматься лишь убийством американца.

– Считай, разрешен краткий перерыв. Сам знаешь, людей маловато. Не дай Бог…

Веру никто официально не запрещал. И, одновременно, негласно преследовалось все с ней связанное. Иногда – под угрозой репрессий, когда речь шла об официальных лицах. Положено было не верить, точнее, верить в материалистический марксизм, а не то… Безработных хватает.

Но бывают ситуации – помянешь и Бога, и его вечного антипода, и еще многое другое, находящееся за любыми гранями приличия. Или того, что в старые несвободные времена считалось приличием.

Оставалось выругаться про себя и выполнять распоряжение. Но дело ли следователя стоять в оцеплении, подобно простому постовому милиционеру?

Транспорта в распоряжении управления имелось мало. Пара автомобилей, один из которых чинился вечно, с самого попадания в участок, а второй принадлежал начальнику, несколько разнообразных пролеток, – пожалуй, и все. Если не считать конюшни с лошадьми. А подавляющему большинству сотрудников традиционно приходилось идти пешком.

Хорошо, от здания управления до центра улицы были практически пусты, манифестация двигалась от рабочих районов, и добраться сумели без особых преград и происшествий.

Разномастно одетая цепочка представителей правоохранительных органов отнюдь не смотрелась всевластной охраной закона. Так, какими?то народными дружинниками, или еще чем?то несерьезным. Но уж как есть.

– Лука Степанович! Тут интересная вещь получается, – Суханов встал рядышком с непосредственным начальником.

– Ты о чем?

– Об убитом офицере.

– Это… А что там вообще?

Занятый непосредственным поручением, Николаев лишь краем уха слышал об очередных происшествиях.

– Некий Горликов. Найдет недавно в своей квартире. Сегодня не явился на службу, послали узнать, в чем причина, а там – остывшее тело. Доктор говорит – смерть наступила еще до полуночи, – охотно принялся пересказывать Суханов.

– И что? – равнодушно уточнил следователь.

Этих трупов в спокойные дни находят по полдюжины. Стоит ли интересоваться подробностями, коли расследование поручено не тебе?

– Все бы ничего, только у убитого свернута шея. Совсем как у того солдата, – с некоторым возбуждением пояснил Суханов.

– Ты хочешь сказать – преступник один и тот же человек?

– Судя по силе и манере – без сомнения. Но и это еще не все, – Суханов выдержал эффектную паузу и выдохнул главное. – Именно Горликов командовал той карательной экспедицией с нашей стороны.

Николаев невольно присвистнул.

– Не совсем он, – ради справедливости уточнил помощник. – Распоряжался там главным образом комиссар полка Левинзон, но Горликов являлся старшим среди офицеров.

– Значит, мы правы, – после краткого раздумья выдал следователь. – Все убийства – звенья одной цепи. И в их основе лежит месть за уничтожение деревни. То есть, дело в основе не столько уголовное, сколько политическое, и преступники – кто?то из партизан, или иных повстанцев. Так сказать, радетелей за справедливость.

– Выходит так, Лука Степанович. Может даже сам Покровский.

Фамилия была произнесена не без торжества.

– Это брось. Ему?то зачем? Покровский грабанул столько, что появляться здесь и сейчас ему не с руки. Наверняка где?нибудь в Харбине денежки проматывает. Благо, их захочешь – не прогуляешь. С какой стати ему бывшим преследователям мстить? Нет, Покровский скоро не объявится. Зима на исходе, весной в тайге делать нечего. Вот к лету…

Суханов вздохнул. С логикой спорить трудно.

Впрочем, теперь в деле появлялся иной аспект, сугубо политический. Собственно говоря, надо было вообще передавать все материалы иной службе, и пусть уже она ищет конкретных преступников. Милиция занимается уголовниками. Политика ее касаться не должна. А к какому разряду отнести череду убийств, если в основе их лежит желание отомстить правительству? Фактически объявить народным избранникам, что они не правы в своих действиях и подлежат самочинному суду. Еще для полноты картины неведомым осталось принять на себя вину за наступивший террор и оповестить о причинах, побудивших к подобным действиям.

Если бы вышестоящее начальство еще согласилось бы на такую трактовку! А то официально считается – раз власть демократическая, то и выступлений народа против нее быть не должно. Только всяких контрреволюционеров, недобитков предшествующего режима.

– А если Покровский таким манером пытается снискать себе дешевую популярность? – нашел аргумент Суханов.

Ну, очень хотелось ему принять участие в поимке знаменитого партизана!

– Может быть. Но, опять?таки, вопрос: зачем?

– Революцию устроить. Точнее – контрреволюцию. Раз имеются недовольные, есть и почва.

– Версия была бы хороша, но, это… – улыбнулся Николаев. – Дело в том, что Покровский – не политик. Во власть не лезет. Он – солдат. Вот был такой Анненков, ты, наверное, не помнишь, его банду лет семь назад ликвидировали, тот да, пытался из себя не только повстанца, но и будущего правителя строить.

– Помню я Анненкова, – обиделся Суханов, которому хотелось казаться постарше.

Хотя, память юности долга…

Николаев не обратил на легкую обиду внимания. Ему пришло в голову иное, и оно показалось настолько важным, что затмило взаимоотношения с ближайшим помощником.

– Это… Как ты говорил фамилия комиссара?

– Левинзон.

– Я знаю, кто будет следующей жертвой.

– А ведь точно! – Суханов в восторге хлопнул себя по ляжкам. – Шлепнут, как миленького!

Но следователь, не слушая, уже стремительно шел туда, где маячил начальник управления.

В данный момент важно было не имя убийцы, а тот, кому суждено в ближайшее время разделить участь своих подельников. Если считать уничтожение деревни преступлением. В глубине души Николаев, человек старой закалки, думал именно так. Не по душе ему были нынешние каратели, вступающие за ставшее чужим добро.

Только даже преступник в некоторых обстоятельствах имеет право на защиту закона.

– Можно вас на минутку?

– Слушаю, – начальник нервно курил и оглядывал площадь, на которую с минуту на минуту должна была выйти народная толпа.

– Тут это… Подумалось… Все убитые принимали участие в погоне за Покровским, и все замешаны в некоторых эксцессах…

– Какие убитые? – мысли начальства были сосредоточены на ином, и поиски преступников в данный момент казались не заслуживающей внимания рутиной.

– Американец, солдаты…

– Ну и что?

– Просто кто бы не стоял за этим, следующей жертвой наверняка станет комиссар отряда. С любой точки зрения, немалая доля вины за случившееся лежит на нем. Во всяком случае, гораздо большая, чем на ротном командире. Приказ на уничтожение деревни был отдан Левинзоном. Следовательно, по логике преступников, комиссар должен понести наказание.

– Мы тут с какого бока?

Нет, определенно сегодня начальство занято совсем иным. Обычно все схватывает на лету, с первого намека.

– Это… Убьют же!

– Кого?

– Кого надо! – не выдержал Николаев. – Комиссара, чтоб его!

– Расследуем, – равнодушно пообещал начальник. – Ты занят, надо будет передать дело, скажем, Петрушеву.

– А если это… не допустить?

– Ты о чем? – кажется, стало что?то доходить. – Комиссара что, тоже убили?

– Пока вроде нет. Только командира. Но по логике – должны. Вот и подумалось – может, охрану ему дать? А еще лучше – устроить засаду на живца. Кто бы ни был преступником, там явно во всех случаях действует одна и та же группа. Тогда дело американца будет закрыто.

Последняя фраза заставила начальника переключиться на предметы, не связанные с выражением народного недовольства.

– Так. Повтори все с начала.

Николаев повторил. Медленно, старательно выговаривая едва не каждое слово.

– Эх, Лука Степанович! Что ты только не выдумаешь, лишь бы здесь не стоять! – с чувством вымолвил начальник. – Но зерно истины в рассуждениях есть. Раз так, обязаны они на этого, как его, Левинзона выйти. Ладно. Сейчас все равно не до того. Убьют комиссара – судьба такая. А вот как освободимся, надо подумать о засаде. Где хоть он живет, выяснил?

– Не было времени. Но не проблема.

– Все у вас не проблема, а коснись – того не знаю, этого не ведаю. Учить вас еще и учить…

Справедливости ради – начальник пришел в милицию намного позже Николаева. Тот попал туда через пару лет после войны не в силу каких?либо соображений, просто в поисках работы или службы. А начальника прислали в позапрошлом году, хотя до тех пор он работал в каком?то Совете. Но проявил, а тут как раз наступило время нового лозунга – «Все на борьбу с преступностью!» Вот и направили часть зарекомендовавших себя депутатов на самые разные руководящие посты во все города республики.

Хотя, в данном случае получился не самый худший выбор.

– Смотрите! – выкрикнул кто?то.

На сердцах отлегло. На площадь, чеканя шаг, стройно выходила рота из частей специального назначения. Проще говоря – из созданных для борьбы с народом.

 

 

Глава четвертая

Москва

 

13

 

Утро выдалось морозным. В такие времена сто раз задумаешься – а очень ли надо выходить на улицу и не лучше ли посидеть в тепле? Просто находиться в крохотном номере тоже не хотелось. Когда еще доведется погулять по Москве?

Показалось, или нет, но народа явно прибавилось. Куда?то спешили, неторопливо шли, не отдельные люди – буквально толпы. Мужчины, женщины, дети…

Навстречу по проезжей части промаршировал небольшой строй солдат. Наверно – из гвардейской бригады. Наверно, первой. Вторая, по слухам, сейчас находилась где?то не то в Курске, не то в Ярославле. Разброс вероятностей просто поражал. Хотя, что ей там делать, вдали от границ? Не иначе, на всякий случай одним своим присутствием предупреждать возможный народный бунт.

Жалкие остатки былой имперской мощи. Все очень просто – полк переформировывается в батальон, четыре батальона и кавдивизион образуют бригаду. Ни тебе полков, ни дивизий. Как поговаривали злые языки, на последние уже и оружия?то нет.

Оружия – ладно. Не пропало же оно целиком! А вот кормить – дело наверняка иное. Республике было жаль тратиться на армию. Да и воевать она явно собиралась только с собственным народом – на два десятка общевойсковых бригад – чуть не десяток специальных. Для борьбы с внутренней контрреволюцией. Причем, оснащены последние были получше, вплоть до бронеавтомобилей, содержание получали побольше и даже форма у них была намного эффектней.

По улице шли сейчас не они. Шинели на рыбьем меху, сношенные сапоги, весь вид зачуханный. Даже шаг словно у беременных баб, а не защитников отечества. Одно слово – гвардия. Тьфу! А уж песня! Словно даже строевых не осталось. Новые времена, слова же – наследие старых. Да не армейских, репертуар явно выбирал кто?то из революционеров. Вот и выводят не к месту:

 

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе!

 

Словно уже не проложили!

Тьфу еще раз!

Плевать, разумеется, Кротов не стал. Но и смотреть на похабель не мог. Сколько лет прошло, а все никак не мог принять ни новую дисциплину, ни отношения, ни отсутствия погон. Вроде мелочь, а вид без них не тот.

Несколько поворотов, бессистемных, просто по привычке не ходить по прямой в городе. Не старые времена, когда можно было ничего не опасаться. Вдруг позади маячит приставленный шпик, сексот, филер, или как сейчас называется подобный род службы?

Вначале Кротов подумал: показалось. Свернул в какой?то переулок, в середине остановился, прикурил, исподволь покосился назад.

Высокий мужчина в черном дешевом полушубке тоже остановился, нагнулся, будто что?то поднимая с утрамбованного грязного снега. Потом тронулся вслед Кротову.

Н?да. Похоже, классический топотун. Быстренько они, с приезда только сутки прошли. Хотя, согласно упорным слухам, здесь принято следить за всеми прибывшими из других частей былой обширной Империи. Свои и без того под контролем, так вдруг заразу занесут чужие? Есть же еще идейные враги у молодого государства. Иначе с чего тот тут, то там вспыхивают то стачки, то хуже того – попытки восстания? Явно не обходится без чьей?то направляющей руки.

С чего простым людям бунтовать при свободе? Не прежний режим.

Плохо. Хвост за собой не потащишь. Стряхивать его раньше времени – только усугубишь пока бездоказательные подозрения. Придется делать вид, будто все идет своим чередом.

И не хочется, да придется пока смириться с провожатым. Пусть видит – приезжий просто прогуливается по городу, который во времена его молодости отнюдь не был чужим.

Разве может быть чужой для русского человека Москва?

Попавшаяся по дороге церковь напомнила о многочисленных пропущенных литургиях. Кротов не отличался чрезмерной религиозностью, да и кочевая жизнь не позволяла соблюдать положенные ритуалы, но атеизма душа тоже не принимала. А уж когда на сердце тяжело, куда пойти русскому человеку? Конечно, в храм.

Служба шла давно. Народа внутри оказалось немного. Сказывалась и ставшая более тяжелой жизнь, и постоянная антирелигиозная пропаганда. Начиная с так называемой великой бескровной и всех ее многочисленных жертв, Бог явно отвернулся от своей некогда любимой земли. Или не отвернулся, но дав некогда людям свободу воли, теперь бесстрастно взирал, сумеют ли они вновь подняться после своего падения?

Светлые лики святых смотрели на прихожан. Устоят ли в безвременье очередных гонений? Не поддадутся ли на искушение?

Судя по одежде, люди собрались простые. Власть строго следила за всеми, кто занимает хоть какой?нибудь пост. За «ретроградство» легко можно было лишиться места. А уж на карьере уличенному в неверии в материалистический марксизм можно было и не мечтать.

Свобода не совмещается с моральными правилами. Везде и всегда, достаточно вспомнить историю любой европейской революции.

Государственным человеком Кротов не был, более того – давно не стремился им стать, следовать новым веяниям не собирался, да и вообще, он – гражданин другой страны, что хочет, то и делает.

Пропаганда – пропагандой, пока что посещение храма не является уголовным или политическим преступлением.

Слушая слитный хор, Кротов словно невзначай покосился на вход. Появится ли соглядатай, или предпочтет обождать у входа в храм?

Появился. И даже молился с виду вполне искренно, как верующий человек.

А почему бы и нет? Воспитание?то тоже играет какую?то роль. Даже в эпоху безверия что?то остается в душе тех, кто посещал в детстве церковь, отмечал религиозные праздники, радовался подаркам на Рождество и крашеным яйцам и куличам на Пасху. Не все же упертые атеисты!

Ладно. Пусть себе ходит. Убедится, что подопечный не является преступником и не совершает никаких противоправных действий. Просто гуляет по Москве в свое удовольствие, как сибирский провинциал, вдруг попавший в большой, к тому же – по нынешним временам зарубежный город.

Голоса взмывали ввысь, поневоле заставляли отречься от житейской суеты, звали к вечному, неземному.

Кротов покорно отдался привычным ощущениям. Что наша жизнь, как не подготовка к дальнейшему существованию? Правда, грехов накопилось! Впору бы исповедоваться, да только в данный момент он не готов. Ни молитв не читал, ни постился…

Но даже так постоять, чувствуя сопричастность с собравшимися, соборность, и то являлось облегчением для души.

К сожалению, служба закончилась быстро. Точнее – Кротов попал на ее вторую половину. Краткая проповедь немолодого священника, очередь за благословлением…

Мир снаружи уже не казался таким чужим и угрюмым. Даже красный цвет, перед тем раздражавший Кротова не хуже, чем быка, теперь воспринимался гораздо спокойнее. Или – привык? В Сибири красноты тоже хватало, только там флаги равномерно чередовались с бело?зелеными, подчеркивающими самобытность и независимость молодого государства.

Развелось стран! Сибирь хоть большая, а некоторые осколки – с гулькин нос. Хорошо еще, нашлись люди, понемногу объединяющие территории Империи!

А тут как раз, намеком на не столь близкую весну, выглянуло солнце, куда?то разошлись надоевшие облака, и даже мороз практически исчез. Так, прохладно, конечно, но и только.

Красота!

По какой?то непонятной аналогии вдруг захотелось в театр. Словно не было ни Великой войны, ни революции, ни бездарного проигрыша, ни развала, ни долгих скитаний, ни постоянной борьбы…

Захотелось вновь ощутить себя культурным человеком. Совсем ведь одичал в тайге. В крайнем случае все мероприятия сводятся к каким?нибудь музыкальным номерам в кабаке, непритязательным, не слишком хорошо исполненным. Но иногда требуется и подлинная духовная пища! Что?нибудь классическое, а комедия, трагедия, драма – в общем, наплевать.

Кротов осмотрелся. Прогулка привела его к Тверскому району. Где?то не столь далеко расположен Художественный театр. В Камергерском переулке, если по старому, а по?новому – кто знает, как переименовала место новая власть? Зато даже на трамвае ехать не надо. Не торопясь дотопаем пешком. Что нам стоит прошагать? Ходить мы умеем.

И как?то совсем забылось про шпика. Ну, топает в отдалении, стараясь оставаться незамеченным, вдруг тоже в театр пойдет, приобщится к высокому и вечному? Может, поймет что?нибудь, не балаган же, а театральная русская школа никуда не делась.

Интересно, много ли желающих посетить обитель муз? Судя по лицам многих встречных, для них предел искусства – цирк. Крайний такой предел.

Двухэтажное здание театра, столь знакомое некогда, в прежней жизни, за прошедшие годы изменилось – в худшую сторону. Обшарпанное, явно нуждающееся в ремонте, да еще зачем?то с парой красных знамен у парадного входа…

Там же толпилось с сотню человек. Не сказать – относящихся к культурному обществу. Так, нечто неопределенное, не совсем люмпены, но отнюдь и не интеллигенты. Или уже и такие ходят в театр? Есть ли вообще билеты на сегодня?

У кромки тротуара застыли три автомобиля со скучающими в бездействии шоферами. Тем не менее, не уходили, сидели на своих местах, ожидая неведомых хозяев.

Оказалось, стоят по другой причине. Сегодня в театре проходило какое?то собрание, и на улице остались те, кто не попал внутрь. Пускали туда не по билетам – по пропускам, а пропуск получить – не каждому дано.

Но и билетов на вечер, увы, не было. Кротов лишь заикнулся, как из толпы кто?то шикнул, мол, билеты или распространяются по организациям, или бронируются на месяц вперед. Спектаклей не так и много, народу в столице – уйма, и желающие отдать дань старому искусству не переводятся. А стоят – ого?го! Не каждому по карману. Хотя, всевозможных нуворишей в Первопрестольной хватает. Огромный город, в который хлынули многие, умеющие делать деньги. И из провинций, и из новых государств. Больше город – больше возможностей.

В толпе десяток?полтора не слишком интересовались собранием, а пришли как раз в надежде, что какие?то билеты остались невыкупленными, и театр отдаст их в свободную продажу.

Но внутрь не пускали. Двое сурового вида мужчин в длинных военных шинелях, богатырках, с деревянными кобурами застыли по обеим сторонам дверей и только покрикивали:

– Товарищи! Имейте терпение! Какие кассы? Сам выступает! Собрание кончится – идите куда хотите!

Чувствовалось – еще немного и терпение стражей окончательно истончится, и тогда в дело пойдут уже не словеса, а что?нибудь более весомое. Вплоть до маузеров, довольно серьезного оружия, а уж с такого расстояния…

Наверно, следовало отказаться от своего желания и пойти дальше. Пусть они здесь заседают, толкают речи, принимают постановления, какое Кротову дело до всей этой белиберды? Велики ли шансы отстоять непонятно сколько времени и наградой за терпение получить вожделенный билет? Кажется, говоря языком математики, нечто стремящееся к нулю.

Или подождать? Спешить все едино некуда. Вон и топотун застыл где?то на самом краю толпы, старательно изображая заинтересованность то ли дневным собранием, то ли вечерним спектаклем.

Кротов вытянул папиросу. Самое простое решение – догорит, и можно двигать дальше. Успеет все закончиться – что ж, попытаем счастья. Судя по услышанному, заседание идет уже часа три, не меньше. Вон и явные газетчики заждались. Правда, партийные болтуны могут на самую ерундовую тему вещать едва не сутками.

Пусть все решит судьба.

Она и решила.

Дверь внезапно отворилась. За гомоном толпы никто не слышал шагов с той стороны, и потому произошло это внезапно.

Наружу высунулся мужчина, мельком скользнул по машинально придвинувшейся толпе и, не колеблясь, шагнул вперед.

Одет он был точно так же, как стража – такая же длинная кавалерийская шинель, головной убор известного художника Васнецова – богатырка для несостоявшегося парада по поверженной Германии, маузер на боку… Двое дежурных сразу подтянулись, послушно кивку вышедшего тронулись с места, разрезая стоявших людей и освобождая свободную дорогу до машин, а на улицы между тем вышло еще сразу трое.

Кротов обратил внимание лишь на первого. Невысокого роста, усатого, с изъеденными оспинами лицом, тоже в шинели, но вместо богатырки в простой фуражке, словно и зима – не зима…

Дальнейшее произошло мгновенно. Кротов оказался в первом ряду, и вдруг краем глаза отметил странное и резкое движение соседа справа. Чем именно странное, он в первое мгновение понять не успел, а во второе наступила пора действия. Машинального, без раздумий, как, собственно, и надлежит действовать в критических ситуациях.

В руке соседа оказался пистолет, и ствол был направлен прямо на усатого.

Кротов резко взмахнул, толкнул руку вверх, и сразу громыхнул выстрел. Но пуля пошла куда?то к небесам. Не дожидаясь продолжения, Кротов толкнул убийцу всем телом. Тот не устоял, упал, и Кротов свалился прямо на него.

Мужчина попытался высвободить придавленную руку с оружием. Другой конечностью он нанес Кротову пару ударов, но замаха не было, да и полушубок здорово защищал от подобных покушений.

В ответ Кротов ударил противника головой по лицу, потом – кулаком, но последний оказался куда менее действенным – по той же причине, что у противника. Зато сумел извернуться и надавить на вооруженную руку так, что пистолет выпал из пальцев, а тут подоспел кто?то из охраны, и вдвоем они скрутили незадачливого стрелка.

– По сторонам смотрите! – рявкнул Кротов двум свободным охранникам, наблюдавшим за происходящим с маузерами наготове. – Мать вашу через пень колоду!

Окрик подействовал. Телохранители завертели головами, в то же время обступив усатого так, что прикрыли его своими телами.

Только тут Кротов машинально скользнул взглядом по валяющемуся пистолету. Армейский кольт, серьезная машинка, а уж при стрельбе в упор шансов выжить у усатого практически не было.

Толпа бурлила. Кто?то продвигался ближе, норовя самолично узреть, в чем дело, кто?то напротив, услышав выстрел, пытался удалиться прочь по добру по здорову. Будь у стрелка сообщник, ничего не стоило в царящем бардаке попытаться исправить несделанное.

– В машину! Быстро! – скомандовал Кротов, словно имел право распоряжаться.

Он машинально подобрал пистолет, не стоит оружию бесхозным валяться на снегу, и с удовлетворением убедился, что его послушались.

Кротов даже сам присоединился к охранникам, помог довести усатого до «паккарда». Несостоявшаяся жертва вела себя довольно спокойно. Первоначальная растерянность исчезла с лица без следа, и теперь деятель, кем бы он ни был, двигался, словно ни в чем ни бывало. Или, по крайней мере, тщательно скрывал свои чувства.

– Езжайте! – Кротов захлопнул дверку снаружи, и автомобиль немедленно тронулся.

Из дверей театра выбегали мужчины в форме с пистолетами и револьверами в руках. А вот куда девался в общей давке топотун, было не понять. По идее, ему, как сотруднику Комитета, наоборот требовалось выступить на передний край. Или он настолько секретен?

Ну и хрен с ним!

Кротов по?прежнему сжимал в руках трофейный кольт, и потому сразу трое набежавших взяли его на прицел. Еще мгновение, и как начнут палить сдуру!

Может, зря он поддался инстинкту?

– Держите, – Кротов протянул пистолет рукоятью вперед.

– Руки вверх! – выкрикнул один из мужчин.

– Пистолет прежде возьми, – Кротов буквально всучил оружие охраннику, но руки все?таки поднял.

Смерть ведь бывает иногда самой дурацкой.

– Да ты что! – к счастью, пришел на помощь единственный задержавшийся телохранитель усатого. Он держал преступника. – Этот мужик пистолет выбил. И хмыря повязал.

Похоже, подкрепление не сразу поверило, но охранник повторил с добавлением весьма убедительных слов, и направленные на Кротова стволы опустились.

Про Кротова сразу было забыто. Все внимание приковал пленный, или как назвать захваченного с боем преступника?

Делать тут больше было нечего. Вряд ли касса заработает сразу после несостоявшегося покушения. А тут еще из театра повалил разномастно одетый народ – тот, который принимал участие в таинственном заседании.

Ладно. Поищем иной театр. Или какое другое развлечение на вечер. Можно купить несколько книг. Вдруг хоть одна из них окажется стоящей?

Кротов спокойно шагнул в толпу. Никто его не остановил, скорее, даже не заметили его ухода.

И топотун пропал. Надо же!

 

14.

 

Остаток дня прошел совершенно бестолково. В театр Кротов так и не попал, в приличных не оказалось билетов, а в какие?то непонятные с репертуаром из новых революционных пьес идти не имело смысла. Навестить оставшихся в Москве знакомых Кротов не решился. Вдруг хвост не исчез, а лишь стал более изощренным и незаметным? Мало ли, привлекут потом друзей и знакомых за общение с подозрительным иностранцем?

Если еще есть эти знакомые! По нынешним временам о чьих?то судьбах узнаешь из запоздалых сплетен, и никто толком не может поручиться, верные ли они?

С почтой что?нибудь передавать может оказаться опасным для адресата, с оказией не всегда надежно и удобно. Бывает, думаешь про человека, как он живет, а тот уже давным?давно умер или погиб. Наоборот?то намного приятней в итоге.

Книг себе Кротов все?таки купил. Нашел небольшой магазин, который работал даже по воскресеньям, и в итоге набрал себе аж полдюжины штук. Ничего особо серьезного, настроение не то, так, то, что в теории могло помочь скоротать несколько вечеров.

Поужинал в каком?то кабачке средней паршивости. Из тех, чьи цены не достигают заоблачных высот, но и не настолько низки, чтобы здесь проводили время откровенные отбросы общества.

По нынешним временам в число отбросов могли попасть очень приличные люди, да речь не о них. О тех, кто действительно ничего по жизни не стоил, зато создавал другим проблем выше головы. Оно очень надо?

Кротов налегал на еду, но из напитков ограничился на сей раз только чаем. В последнее время принятое в одиночку спиртное частенько наводило на него меланхолию, но грустить, вспоминать, мучиться не хотелось. Да и не имел Кротов на это право. Фактически в чужой стране, с хвостом, лучше уж находиться постоянно в форме, чем потом по?глупому не суметь вовремя среагировать на опасность.

Может, зря он засветился, спасая усача? Только привлек к себе лишнее внимание. Да и смысл в случившемся? Так хотя бы одним деятелем меньше стало. Террор – довольно неумный метод борьбы, свято место пусто не бывает, но и спасать политиков – глупость чистой воды.

Инстинкты, чтоб их!

Только, если подумать, в противном случае Кротов легко бы загремел в качестве соучастника. Стоял рядом, вдруг поддержку обеспечивал? Попробуй, докажи! Может, и лучше, что так получилось. Инкриминировать нечего, претензий быть не может, разве – со стороны покушавшихся, да и совесть чиста.

Ладно. Забудем.

Кротов подсознательно ожидал увидеть сексота в фойе гостиницы, раз пропавший сотрудник не объявился раньше, но там никого не было. Да и зачем? Комитету ни к чему светиться в данном случае. Работники наверняка сообщат, когда появился постоялец. В том случае, если это действительно представляет интерес. А вот представляет ли?

Человеку свойственно преувеличивать значение собственной персоны для окружающих. Если бы потребовалось, нашли бы и на улице. А раз нет, или, предположительно, нет, может, любопытство было достаточно дежурным, для очередной галочки в каких?нибудь общих отчетах.

Не факт и не повод для потери бдительности, но и впадать в паранойю явно не стоит. Просто подождать немного, не спешить, дабы не привести хвост в те места, куда тащить его не полагается. Хоть и хочется выполнить поручение быстрее, несколько дней погоды не сделают, а тише едешь – целее будешь.

Пока же можно спокойно заниматься официальными делами. Теми, которые служили прикрытием визита. Завтра спокойно сходить в нужные конторы, подписать документы, и все такое прочее. Приехал человек с конкретным поручением, выполнит его и уедет.

А что порою шляется по Москве – провинциал, не просто может – должен осмотреть огромный город, куда вдруг забросила судьба. Все логично, в пределах легенды, и подозрений вызвать не должно. Подозрительно будет, если совсем не вылезать из номера.

Можно будет еще как?нибудь наведаться в гости к вчерашнему случайному знакомому. Вдруг пригодится? Не стоит в каждом видеть провокатора. Достаточно лишь не откровенничать, не выходить из отведенной роли.

Да и симпатичен был Кротову здоровяк. Пусть он и идейный противник, явный поклонник какой?то из партий, Кротов, кстати, так и не дал себе труда, разобраться какой именно, но в жизни он явно человек незлобный. Опять?таки, воевал. Одним словом, подлости ожидать от него нечего. Насколько Кротов разбирается в людях и по роду прежней деятельности, и по нынешней.

Так что, почему бы и нет? Еще бы с кем из старых друзей встретиться! Хватало же вокруг москвичей! Тот же Сергей Чижевский, к примеру. Как офицер – один из лучших.

Да только где он теперь?

 

 

Глава пятая

Сибирская республика

 

15

 

Левинзон отнюдь не был глуп. Если в начале он не обратил внимания на убийства, вернее – никак не связал их с собственной персоной, то после гибели Горликова почувствовал – следующим в списке жертв наверняка станет он.

Что тут неясного? Контрреволюция явно перешла к террору, и чем бы ни руководствовались ее представители в выборе, они явно начали с участников погони за Покровским.

Еще с юношеских лет, с времен первой далекой революции, в которой довелось участвовать юным студентом, Левинзон усвоил главное – нет такого человека, которого бы при желании нельзя убить. Вопрос лишь в цене попытки.

Нынешние остатки былого отребья не бросали бомб, совершали преступления тихо, но ведь и объекты нападения были выбраны так, что охрана кому?либо из них не полагалась. Даже комиссару. И что теперь делать?

Самое простое – находиться всегда на людях. Не гражданских, чем помогут обыватели, а у себя, в воинской части. Сюда без боя посторонние не проникнут, а они явно не желают нести потери ради выполнения надуманных и абсурдных приговоров.

Нет у бывших сатрапов жертвенного порыва, каков в избытке имелся у революционеров далекой эпохи! Кишка тонка, потому обречены на проигрыш. Хотя при обреченности могут натворить немало дел.

Пополнять собой списки жертв не хотелось. Пусть Левинзон не достиг каких?то вершин, но как раз сейчас замаячили возможности большой карьеры. Начальство намекнуло на повышение в самом ближайшем будущем. В отличие от старого строя, новый позволял добиться многого. Был бы талант, желание и преданность идеалам революции. Да и вообще, дышалось сейчас намного лучше. Одно слово – свобода.

Вот только разобраться бы побыстрее со всеми, кто мешает нормальным людям жить!

Список почему?то получался настолько велик, что поневоле охватывала злость на страну, где подавляющая часть населения не понимает собственного счастья. Бунтуют, уходят в леса, активно и пассивно выступают против любых партий, не желают платить налоги, даже, страшно сказать, с непонятной тоской вспоминают века угнетения, словно тогда жилось счастливее.

Куда смотрят соответствующие структуры? Не век же прятаться в казармах!

На всякий случай комиссар проверил револьвер, тщательно почистил его, зарядил. Подумал – и добавил к нему браунинг. Пусть неведомые враги косятся на кобуру, а тем временем кое?что поместится в кармане.

Мелькнула мысль – попросить у командира несколько вооруженных солдат, так ведь не поймут, поднимут на смех. Да и сколько тех солдат нужны для надежной охраны? Полдюжины? Дюжина? Уж пара явно не сделает погоды. Неведомые террористы явно не действуют в одиночку. Тут не обычные пехотинцы нужны, Левинзон знал подготовку бойцов в части, а специалисты своего дела. Кто?нибудь из Совета по борьбе с контрреволюцией, на худой конец – милиция. У нее тоже имеется кое?какой опыт схваток посреди улиц. И охранять они привыкли. В соответствии со своим назначением.

А тут еще какие?то сообщения о демонстрации рабочих. Наверняка вновь происки контриков, старательно баламутящих народ. Того и гляди придется идти, разгонять толпу смутьянов.

Но нет, кажется, обошлось. Никто не беспокоил, не вызывал пехотных солдат по тревоге. Промчался слух, будто туда направилась часть специального назначения, но и только. Видно, шествие горожан так и осталось просто шествием, и не переросло в уличные беспорядки. Хорошо. Но что плохо – ближе к вечеру в часть дозвонилась супруга, и поинтересовалась – муженек что, так и не собирается домой? И не надо отговариваться дежурствами и делами – она беседовала с начальством и точно знает – сегодня Левинзон абсолютно свободен.

Вот и поговорили! Надо было договориться заранее, упросить командира, чтобы навесил на женины ушки лапшу о важных мероприятиях, невозможных без ее супруга. Теперь?то уже поздно.

– Товарищ комиссар! Вас там на контрольном пункте спрашивают! – прозвучал голос посыльного. – Говорят, из милиции.

Надо же!

По ту сторону ворот чуть в стороне отдыхала тройка запряженных в сани лошадей. Рядышком медленно прогуливалось двое мужчин, еще один так и застыл на козлах.

Судя по коням – зря плачутся милиционеры на бедность. Такую тройку еще поискать.

Завидев вышедшего на улицу комиссара, мужчины шагнули навстречу.

– Здравствуйте. Вы – Левинзон? – спросил один из них, с птичьим носом. И, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. – Мы из управления милиции. Видите ли, после убийства Горликова возникло предположение – банда злоумышленников вполне может избрать следующей жертвой вас. Они явно стараются убрать всех, замешанных в погоне за Покровским. Начальство приказало обеспечить вам охрану на то время, которое понадобится для нейтрализации преступников.

Сказанное настолько совпадало с собственными мыслями, что Левинзон невольно похвалил себя за трезвость рассуждений. А славную милицию – за здравый смысл и предусмотрительность. Остается надеяться – вычислить преступников они сумеют так же быстро, как и понять направление следующей их акции.

– Вынужден согласиться с доводами, – ломаться и возражать комиссар не стал. Мол, раз так требуется революции – какой может быть разговор?

– Надеюсь, вы уже освободились? Мы бы прямо сейчас вас и довезли. Заодно сразу наметим, как лучше организовать поручение. Вдруг придется затребовать еще пару?тройку человек?

– Думаете, настолько серьезно?

– В зависимости от расположения домов, подходов и прочего, – пожал плечами милиционер с птичьим носом. – Просто имеет прямой смысл в случае появления банды взять их прямо на месте. По нашим данным, на дело идет не больше четырех человек, перестрелять из засады такое количество – плевое дело.

– Хоть выяснили, кто стоит за этим? – уже направляясь к саням, спросил Левинзон.

Вряд ли имя могло ему что?нибудь поведать, но хочется же убедиться в компетенции соответствующих служб!

– Разумеется. Покровский, – небрежно обронил птиченосый, усаживаясь рядом. – Поехали, Иван!

Сани лихо взяли с места, понеслись по заснеженной улице и на повороте едва не столкнулись со встречными, гораздо более спокойно ковыляющими по направлению части.

– Нам требуется комиссар Левинзон, – оповестил часового выпрыгнувший оттуда мужчина. – Я из милиции, старший следователь Николаев.

– Так он только что с вашими уехал, – на протянутые бумаги солдат даже не взглянул. – Вон, видите, тройку?

Видеть было поздно, тройка уже скрылась в изгибах улиц, но память услужливо подсказала встреченный минуту назад экипаж.

– С какими нашими?

– Из милиции, – охотно пояснил дежурный. – Они его тут дожидались. Тоже доку?менты показывали…

Дослушивать Николаев не стал.

– Лука Степанович, что? – Сухинов с удивлением смотрел на вернувшегося в два прыжка начальника.

– Опередили! На минуту опередили! Да что сидишь! Гони! – следователь ударил в спину возничего. За теми санями, помнишь, что только что отъехали?

 

16

 

– Вы меня не поняли. Я – Покровский, – спокойно пояснил птиченосый.

– Что? – не понял Левинзон.

– Странно. Комиссары представлялись мне понятливее. Стоило столько искать, а при встрече – не признавать, – Покровский вроде говорил с иронией, но взгляд у него оставался холодным и пристальным.

И только тут до Левинзона дошло.

Увы, запоздалое прозрение уже ничего не могло изменить в его судьбе. До сулящих относительную безопасность казарм было уже далеко, гораздо дальше, чем для двоих контрреволюционеров, сидевших по обе стороны от комиссара. Причем, второй был настолько крупным и здоровым, что справиться с ним было навряд ли возможно даже в самой благоприятной обстановке. А уж в санях да на ходу…

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально