Марина Сергеевна Серова

Цена главной роли

Русский бестселлер

Телохранитель Евгения Охотникова

Глава 1

Этот мост через Волгу – любимое место самоубийц. Горы в нашем городке есть, но какие‑то неубедительные, никаких тебе пропастей, небоскребы в провинциальном Тарасове пока не построили. Для эффектного самоубийства остается одно место – выгнутый изящной дугой мост над водой. Если встать на самой середине и перелезть через невысокие перила, до воды будет метров двадцать. Даже если выживешь после удара о воду, что само по себе весьма сомнительно, все равно не выплывешь – слишком далеко. До берега, что влево плыви, что вправо, – километр с лишним.

Именно в этом опасном месте на самой середине моста стоял молодой человек в странном одеянии. Сначала я решила, что это национальная китайская одежда, и, только подбежав ближе, сообразила: да это же просто пижама! Алая, расшитая золотой нитью пижама, вся в драконах и лилиях.

Человек на мосту, который пристально вглядывается в черную воду, уже вызывает подозрение. Человек, стоящий так в марте месяце в шесть утра, вызывает вопросы, много вопросов. А уж если он еще и одет в пижаму с драконами…

У кого‑то может возникнуть резонный вопрос: что я, привлекательная брюнетка ростом метр восемьдесят, делаю в шесть утра на мосту? Ответ простой: я всего лишь вышла на пробежку. При моей работе первое дело – поддерживать форму. Поэтому каждое утро в любую погоду я надеваю кроссовки, беру плеер – и вперед. Одно «но»: в марте наш Тарасов превращается в одну гигантскую лужу, и бегать по нему можно только в болотных сапогах до бедра. Ранней весной я всегда переношу свой джоггинг на мост, ведь куда приятнее бегать по чистому асфальту, чем по лужам. Пять километров туда, пять обратно – и мой норматив по бегу выполнен.

Завершить размеренную пробежку на этот раз помешал странный тип в пижаме. Я остановилась, выключила музыку и набрала номер экстренной спасательной службы. Понизив голос почти до шепота, чтобы не спугнуть самоубийцу, я проговорила:

– Здравствуйте, меня зовут Евгения Охотникова. Нахожусь на мосту через Волгу. Приблизительно на середине стоит молодой человек, на вид лет двадцать пять, одет в пижаму. В пижаму, говорю! Да, верно. Стоит и смотрит на воду. Нет, пока по эту сторону перил. Хотя нет, подождите… Перелезает! Все, не могу больше говорить. Быстрее выезжайте, я постараюсь его задержать. Конец связи.

Между тем юноша в пижаме ловко перебрался через невысокие перила и замер, вцепившись в ограждение позади себя. Теперь уж никаких сомнений: передо мной самоубийца.

Я сделала несколько шагов и остановилась. Парень в пижаме не обращал на меня никакого внимания. Да и видимость в предрассветных сумерках была неважной, хотя на мосту горели фонари. Скоро взойдет солнце и автоматика выключит их, но пока они исправно освещали пятачок, где замер самоубийца.

Нужно было повторить свой маневр и приблизиться к парню в пижаме еще на несколько шагов. Потом еще, и вот я уже в трех шагах от него. Теперь я могу его схватить. Одна проблема: он стоит по ту сторону перил, а я по эту. Юноше достаточно просто разжать руки, и через несколько секунд он разобьется о воду. А пока я буду перелезать, он вполне успеет сделать шаг в пропасть. Значит, придется сначала отвлечь самоубийцу разговорами, а уже потом хватать.

– Простите, вы не подскажете, который час?

Признаю, более идиотского вопроса выдумать нельзя. Но надо же с чего‑то начать.

Парень в пижаме повернул в мою сторону бледное лицо:

– Не знаю, демоны забрали мои часы.

Так, приехали. Понятно, что человек, который решился броситься с моста в ледяную реку, явно не в себе. Но чтоб уж настолько…

Хотя это как раз многое объясняет. Видимо, юноша решился на такой шаг вовсе не по причине неразделенной любви. Похоже, он просто под воздействием какой‑то наркотической дряни. Тут уж и демоны в кассу.

– Послушай, – я решительно перешла на «ты», – мне позарез нужно знать время, вопрос жизни и смерти. Ты должен мне помочь. Перелезай сюда, будем выяснять.

Молодой человек послушно повернулся. На секунду он оторвал от парапета обе руки, и мое сердце пропустило один удар. Но вот парень в пижаме снова нашел опору и даже перекинул одну ногу через перила. Я уже было вздохнула с облегчением – вот что значит найти вовремя нужные слова! – как вдруг мой самоубийца подумал и убрал ногу.

– Нет, я не могу вам помочь, – он с сожалением покачал головой. – Простите. Я должен идти, меня ждут.

– Кто тебя ждет? – спросила я, косясь через плечо. Где там эти спасатели? Экстренная служба называется!

– Миносян, – вполне разумно ответил юноша.

– Это еще кто такой?

Пока самоубийца вел со мной вполне осмысленный диалог, я даже начала сомневаться, действительно ли он под воздействием какой‑то дури или просто не в себе из‑за какого‑нибудь потрясения.

Но моя слабая надежда, что этот мальчик решил прыгнуть с моста от несчастной любви, разбилась уже в следующую секунду.

– Он так кричал. Они пьют кровь! Столько крови, я больше не могу.

Я оглянулась еще раз. Мост был совершенно пуст. Ни спасателей, ни полицейских, ни просто ранних прохожих.

– Слушай, давай мы с тобой сядем, и ты мне все расскажешь: и о Миносяне, и об остальном, – предложила я.

Юноша кивнул. Лицо у него было мертвенно‑бледным, зрачки сужены в точку. В своей шикарной пижаме самоубийца трясся мелкой дрожью, хотя на лбу у него выступил пот. Мне показалось, что дрожит он не от холода, а по какой‑то другой причине.

– Давай, перелезай ко мне! – Я протянула руку, но юноша отдернул свою. Теперь он держался только одной рукой. Я сделала шаг назад.

– Хорошо, хорошо! Видишь, я стою на месте. Я подожду, пока ты сам перелезешь. Скажи, где ты живешь? Хочешь, я позвоню твоей девушке? У тебя есть девушка?

Губы юноши дрогнули в усмешке. Это был хороший признак, и я слегка приободрилась:

– Как ее зовут?

– Смерть! – сказал самоубийца и подарил мне ослепительную улыбку. Прямо‑таки голливудскую.

Это было эффектно, признаю. Я невольно отшатнулась, а молодой человек захохотал. Смех у него был демоническим, совершенно ненатуральным.

– Долго репетировал? – поинтересовалась я, мрачно глядя на парня в пижаме. Никак не пойму, правда ли он не в себе или просто кривляется.

– Шесть лет, – ответил самоубийца и разжал руки.

Я успела только выругаться. С чего он вдруг? Ничего же не предвещало, что именно в эту секунду он бросится вниз.

Тело самоубийцы еще не долетело до воды, а я уже перемахнула через перила. Теперь я стояла точно в той же позе, что и тип в пижаме пару секунд назад. Бросила тоскливый взгляд на мост – ни единого спасателя.

В этом году март выдался на удивление теплым. Лед на Волге уже растаял, но все равно кое‑где виднелись грязно‑серые островки. Если удариться об такую льдину – мгновенная смерть. Интересно, повезло ли парню?

Самоубийца падал спиной вперед, раскинув руки, так что шансов выжить у него не было. Но у самой воды порыв ветра развернул тело, полы пижамы сработали как воздушный руль, и парень вошел в воду вертикально. Может, еще не все потеряно? Но мальчишка наверняка без сознания, и даже если он жив, это ненадолго – выбраться из ледяной воды самостоятельно он не сможет, ведь до берега километр с лишним.

Проклиная несчастную любовь и прочую ерунду, которая толкает молодых людей на такие поступки, я прикинула направление ветра, сделала несколько глубоких выдохов, насыщая кровь кислородом, и шагнула вперед.

Меня зовут Евгения Охотникова. Последние несколько лет я живу в Тарасове и работаю телохранителем. А до этого я была бойцом отряда специального назначения. Моя подготовка вполне позволяет прыгать с двадцатиметровой высоты в ледяные реки – и выживать при этом.

Я вошла в воду под единственно возможным углом, но все равно удар получился сильным, и я невольно выпустила воздух из легких. Погружаясь в глубину, я видела, как цепочка серебристых пузырей уходит вверх.

Паниковать я не стала – в моей крови достаточно кислорода, чтобы продержаться пару минут. А больше мне и не надо.

Вода была обжигающе ледяной, но пока я этого не почувствовала. В моей крови бушевал адреналин.

Я сделала несколько взмахов руками, замедляя погружение, потом перевернулась в воде и начала подъем. На такой глубине темно, и разглядеть что‑либо без спецснаряжния совершенно невозможно. Искать парня на дне не имеет никакого смысла: во‑первых, до дна в этом месте все равно не достать – именно здесь пролегает фарватер, во‑вторых, самоубийцы здесь нет.

В момент удара он наверняка потерял сознание. Его легкие были полны воздуха. Утопающие пытаются дышать под водой, втягивают воду в дыхательные пути, после чего их затягивает на дно. А мой самоубийца сначала должен всплыть на поверхность. Вот там его и надо искать.

Я уже различала свет, пробивавшийся сквозь толщу воды, когда заметила тело с безвольно раскинутыми руками. Подхватила его – это замедлило подъем, но ненамного – и выскочила на поверхность на последних молекулах кислорода. Жадно подышала, приходя в себя. Да, теперь я сполна ощутила, что такое мартовская вода.

Мой самоубийца был цел: голова не разбита, кости не сломаны. Мало того, он уже очнулся и таращился на меня. Глаза у парня были синие, каких и в природе не бывает. Линзы у него там, что ли?

– Привет, счастливчик, – прохрипела я.

– Что я здесь делаю? – Юноша вертел головой, точно все это: мост, река и я – было просто сном.

– Ждешь вон тот спасательный катер, – честно ответила я.

Действительно, от берега к нам летела посудина с логотипом МЧС на боку, и парень из рубки что‑то орал в матюгальник – видимо, просил держаться.

Незадачливый самоубийца закашлялся, выплевывая грязную ледяную воду. На поверхности он держался плохо, пришлось ухватить его покрепче за ворот пижамы.

– Блин, ребята, вас за смертью посылать! – в сердцах огрызнулась я, когда нас вытаскивали на палубу.

На берегу уже ждали «Скорая», наряд полиции, парни из МЧС и еще какие‑то гражданские – судя по тому, как они бросились к парню, его родные или друзья.

Но их оттеснили в сторону. Нас с синеглазым самоубийцей усадили в «Скорую», осмотрели (кстати, я оказалась права, никаких особых травм у парня не обнаружилось), закутали в одеяла с подогревом и напоили горячим чаем из термоса.

Мой новый знакомый трясся и лязгал зубами. Кружка так прыгала в его руках, что доктору пришлось ее придерживать. Доктор был молодой, с серым от усталости лицом. Видимо, мы стали последним аккордом его долгого ночного дежурства.

Самоубийца допил чай, поправил мокрую пижаму и выдал:

– Мне пора. У меня в десять тридцать натура.

Мы с врачом потрясенно переглянулись.

– Что у тебя? – поинтересовалась я.

– Натура. В смысле, натурные съемки, – как ни в чем не бывало пояснил он, с жалостью разглядывая испорченную пижаму. – Я актер.

– Послушайте, – не выдержал врач, – вы четвертый, кто спрыгнул с этого моста за последний месяц. И единственный из четверых, кто остался жив. Вы это понимаете?

– Я вообще везучий, – поморщился синеглазый. – Так и знал, что из этой затеи ничего не получится…

Я вспомнила свои чувства перед броском в мартовскую воду и стиснула зубы.

– Вы бы хоть поблагодарили вашу спасительницу, – хмуро предложил доктор. – Если бы не она, вас бы подняли со дна спасатели. Где‑нибудь через недельку.

– Спасибо, – небрежно кивнул мне мальчишка.

– Всегда пожалуйста, – процедила я, косясь на спасенного мною типа и пытаясь понять, то ли у него попросту шок и потому он ведет себя неадекватно, то ли он по жизни такой удивительный. Или просто наркотическая дрянь еще не выветрилась из его головы?

– Мы обязаны доставить вас в больницу, – продолжал врач. – Сделать томографию, провести обследование. Вдруг у вас какие‑нибудь внутренние повреждения. Да и сотрясение мозга иногда проявляется не сразу.

Но молодой человек помотал головой:

– Да все со мной нормально. Мне правда пора, меня там ждут.

И синеглазый самоубийца улыбнулся врачу. Да, следовало признать: улыбка этого типа была мощным оружием. И без того красивое лицо с правильными чертами словно осветилось изнутри. Хотелось немедленно помочь такому очаровательному молодому человеку, оказать ему любую услугу, сделать все, что ни попросит, раскрыть перед ним свое сердце и кошелек… Видимо, юноша знал об этой магии и умело ее использовал. Во всяком случае, доктор не стал препятствовать, когда самоубийца открыл заднюю дверцу и попытался выбраться из машины.

Но в этот момент дверца открылась сама, и в «Скорую» забрался человек, которого я была рада видеть даже при таких необычных обстоятельствах. С капитаном Алехиным меня связывала давняя дружба – однажды мы вместе выбирались из подпольной лаборатории, нашпигованной биологической заразой, а такие вещи, знаете ли, сближают.

– Охотникова, до чего же я рад тебя видеть! – широко улыбнулся Алехин.

– Я тоже рада, но… капитан, с каких пор ты сам выезжаешь на вызовы? – Я во все глаза таращилась на старого знакомого.

Алехин покосился на самоубийцу и поморщился:

– Да я тут мимо проезжал, по делам. Мне позвонили на сотовый, говорят, Охотникова в Волгу бросилась с моста…

Я откинулась на мягкую спинку сиденья и внимательно посмотрела на капитана. Алехин врал. Для начала, Игорь не дежурит по ночам – он птица высокого полета, и место его в кабинете. И потом, какие это дела могут быть у человека в шесть утра? И последнее: никто бы не стал звонить капитану из‑за моего прыжка с моста. Алехин прекрасно знает: я не нуждаюсь в опеке и прекрасно справляюсь со своими делами самостоятельно.

Скорее всего, дело не во мне. Причина интереса капитана – синеглазый самоубийца. Видимо, парнишка не простой студент или представитель офисного планктона. Ах да, он же сказал, что актер…

В эту минуту в моей голове соединились разрозненные сведения и все встало на свои места. Кажется, я знаю, кто передо мной. Этот юноша – вампир. Самый знаменитый вампир нашей страны.

Перед глазами у меня развернулась картина недавнего прошлого, точнее прошлого четверга. Я сижу на кухне, попивая кофе с корицей и кардамоном, а передо мной стоит тетушка Мила и потрясает глянцевым журналом.

– Женя, ты только послушай, что пишут эти негодяи! Вот, сейчас. «Макс Ионов – секс‑символ нового поколения, нет, уже нескольких поколений. По синеглазому актеру сохнут не только девчонки‑старшеклассницы, но и вполне состоявшиеся бизнес‑леди. Симпатичный вампир пленил миллионы женских сердец. А вот что говорит сам Ионов: «Мой герой Максимилиан – вампир с трагической судьбой. Его главный враг – вовсе не оборотень Кром. Главный враг Максимилиана – он сам. Он борется с самим собой, со своей сущностью, раз за разом терпит поражение на этом пути, но снова поднимается и идет вперед, к свету».

Тетушка швырнула журнал на стол, тот проехался по гладкой поверхности и затормозил возле моего локтя. Я лениво перелистала плотные страницы с яркими картинками и колонками убористого текста.

– Не понимаю, что тебя так раздражает, – осторожно проговорила я, поглядывая на Милу. Тетушка и правда была вне себя – ноздри ее раздувались, лицо сделалось багровым. Ай‑ай‑ай, чувствую, скоро придется бежать за тонометром. Кажется, у Милы поднимается давление.

– Симпатичный вампир покорил миллионы сердец! – кипятилась тетя. – Чушь какая! Посредственный актеришка из второсортного сериала, а туда же, «секс‑символ нового поколения»!

Я не удержалась от смеха:

– Мила, не пойму, что ты так кипятишься. Может, этот мальчишка и вправду секс‑символ. Он есть у каждого поколения. У нынешнего – вот такой.

– Мы ни о каких секс‑символах в свое время и не слыхивали! – продолжала бушевать тетя.

– Ой, да ладно! – усмехнулась я. – Вот скажи, какие актеры тебе нравились?

Мила возвела глаза к потолку и принялась загибать пальцы:

– Юматов, конечно. Василий Лановой. Тихонов Вячеслав – это тот, который Штирлиц. Смоктуновский. Михаил Казаков.

– О‑о, смотри, сколько, – восхитилась я. – А у нынешних девчонок всего один. Так чего ты злишься?

– Женя! – Мила замерла, потрясенно глядя на меня. – Но это совсем другое! Да, мы были влюблены в этих актеров, собирали фотографии… Я однажды получила автограф Тихонова и две ночи не спала от счастья!..

– Вот видишь! Просто «секс‑символами» их тогда не называли, а механизм тот же. Молоденькие девушки выбирают себе идеал и обожают его на расстоянии. А потом мечтают, чтобы их будущий муж был хоть капельку похож на него. Кстати, когда в 1812 году наши войска отправлялись бить французов, девушки смотрели на молодых генералов точно такими же глазами. Так что ничего не изменилось – только слова другие.

– Евгения, какая ты циничная, – поджала губы тетя.

– Я просто стараюсь реально смотреть на вещи. – Я отложила журнал с синеглазым красавчиком. – Кстати, ничего удивительного, что этот Максимилиан тебе не нравится. Меня он тоже не впечатлил, честно говоря. Так он ведь не на наши поколения рассчитан, – я пожала плечами.

Мила расхохоталась, и мир был восстановлен.

И вот теперь этот самый Максим Ионов, секс‑символ и вампир, сидел рядом со мной в «Скорой».

– Я должен идти, меня ждут, – уже настойчивее повторил молодой актер, обращаясь к Алехину. Капитан сделал строгое лицо и официальным тоном произнес:

– Ни в коем случае. Ваше здоровье – вот о чем нужно позаботиться сейчас.

– Я же говорил, – хмыкнул врач.

– Вот, и доктор настаивает. Сейчас вас отвезут в больницу, там пройдете обследование. Если все в порядке и нет оснований для беспокойства, никто не станет вас держать там дольше положенного. Кстати, в больнице вас навестит наш сотрудник. Надеюсь, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов.

– А зачем? – подозрительно спросил Ионов, переводя взгляд с Алехина на врача. Он напоминал дошкольника, которого заманивают к стоматологу, чтобы вырвать молочный зуб.

– Так полагается, – сурово ответил капитан. – Вы же понимаете, что все не так просто. Имела место попытка суицида. Нужно составить протокол, вы дадите показания, все нам расскажете…

– Да не хочу я ничего рассказывать, – возмутился Макс. – Никто же не пострадал! Я жив‑здоров, девушка, которая за мной прыгнула, тоже. И вообще, это была просто шутка.

Дверца «Скорой» снова распахнулась. Человек, который заглянул в машину, явно привык командовать. Мало того, он, очевидно, привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись.

– Максим, с тобой все в порядке? – спросил мужчина в пиджаке из тонкой кожи и кожаных же штанах. Ногой в остроносом блестящем ботинке незнакомец придерживал дверь, не давая ей закрыться. – Слушайте, господа, у вас здесь что, медицинский консилиум?

Проницательные карие глаза прошлись по нашим физиономиям, после чего человек в коже поставил ультиматум:

– Если парню требуется медицинская помощь, так везите его в больницу. А если все в порядке, верните нашего дорогого Макса. Он нам нужен.

– Станислав Сергеевич! – обрадовался самоубийца. – Хоть вы им скажите! Они меня не выпускают.

Голос юноши сделался томно‑капризным, и я повнимательнее вгляделась в лицо нового участника нашего разговора. Кажется, и этот персонаж мне известен – причем все оттуда же, из глянцевого журнальчика. Это Каменецкий, продюсер со скандальной репутацией.

Впрочем, на репутацию Станиславу Сергеевичу всегда было плевать. Своей ориентации он не скрывал и славился вечеринками в стиле «безбашенных 1970‑х». Журнальчик тонко намекал, что там творится такое… такое… Спиртное, мол, льется прямо из фонтанов, а кокаин рассыпан на коврике у двери. Что ж, может быть, Каменецкий и вправду устраивает на своей загородной вилле оргии, хотя не исключено, что у журналистов просто разыгралось воображение.

Мне‑то, собственно, все равно. Я знала, что Каменецкий каждый год запускает по новому проекту, и каждый выстреливает громче предыдущего. Постоянным остается только сериальчик о школе вампиров, запущенный аж четыре года назад. Рейтинг у этой кроваво‑слюнявой сказки стабильно высокий, а это значит, что зрителей ждет еще по меньшей мере пара сезонов.

Каменецкий в упор уставился на врача:

– Это вы его держите?

Доктор даже вглубь салона подался, до того властная энергия исходила от продюсера.

– Да я не держу… просто есть порядок.

Тут инициативу перехватил Алехин.

– Можно вас на пару слов? – спросил капитан, вылез из машины и закрыл за собой дверь.

Кажется, я вполне согрелась, можно и сбросить одеяло с подогревом. Из кармана ветровки я достала телефон и принялась сокрушенно его разглядывать. Все, теперь его можно выбрасывать – восстановлению не подлежит.

Я подняла голову и встретилась взглядом с самоубийцей. Тот улыбнулся и предложил:

– Хотите, я вам заплачу?

– Что‑о?! – изумилась я.

– Заплачу за свое спасение. Вы все‑таки жизнью рисковали. Да, а почему вы прыгнули за мной?

На меня смотрели ясные синие глаза. Безмятежный взгляд, ни единой морщинки на гладком лбу. Просто не верится, что еще полчаса назад этот человек собирался покончить с собой.

– Сама не знаю, – мрачно ответила я. – Когда‑то давно меня учили служить и защищать. Рефлекс, наверно, сработал.

– Раз вы денег не хотите, давайте я вам хотя бы компенсирую стоимость телефона, – предложил юноша.

– Обойдусь, – отрезала я. Мальчишка страшно меня раздражал. Все случившееся, казалось, совершенно его не задевало. Может, для него это нормально? Может, он прыгает с мостов дважды в неделю? Или умеет летать, как положено вампиру?

– Зря вы отказываетесь.

– Слушай, замолчи, а? – не выдержала я. – Хватит уже. За спасение твоей жизни я денег не возьму, а телефон пока и сама купить в состоянии. Я нормально зарабатываю.

– А кем вы работаете? – поинтересовался Максим.

– Телохранителем, – буркнула я. Свернув одеяло, я сунула его в руки доктору и решила откланяться: – Большое спасибо. В медицинской помощи я не нуждаюсь, так что всего хорошего.

Дверца «Скорой» снова распахнулась. Мне чрезвычайно не понравилось выражение, с которым смотрели на меня капитан Алехин и продюсер Каменецкий.

Я выбралась на волю. Юный вампир попытался последовать за мной, но Станислав Сергеевич его остановил:

– А ты, Макс, сиди смирно. Прокатишься до больницы, пройдешь там обследование. Делай все, что тебе скажут.

– А вы? – капризно протянул юноша. – Неужели бросите меня одного?

– У меня дела, – жестко отрезал Каменецкий. – Соня с тобой поедет. Соня, детка, ты где?

Мне показалось или продюсер и вправду щелкнул пальцами? За его плечом возникла кудрявая толстушка.

– Я здесь, Станислав Сергеевич! – Девушка уставилась на продюсера преданным взглядом вышколенной рабыни.

– Поедешь с Максом в больницу, – распорядился Каменецкий. – Проследи там, чтобы все было нормально, поняла?

– Поняла, Станислав Сергеевич! – отрапортовала Соня и послушно полезла в «Скорую».

– Можем наконец ехать? – раздраженно спросил врач. – У нас смена уже закончилась, между прочим.

Продюсер вытащил купюру из кармана щегольских кожаных штанов и, не глядя, двумя пальцами сунул ее в карман врача. Молодой доктор подавился и растерянно заморгал. Видимо, против денег он не возражал, но еще никто и никогда не вел себя с ним так, словно он не доктор, а шлюха у шеста, которой засовывают денежку за резинку трусиков.

– Можете ехать, – царственно кивнул Каменецкий. Дверца захлопнулась, и машина скрылась за поворотом, увозя протестующего Макса.

– Уф, с этим мальчишкой столько возни, – немного рисуясь, пожаловался Каменецкий. – Но что поделаешь, звезда.

– Сочувствую вам. – Вряд ли мне удалось скрыть злорадство. Конечно, не позавидуешь человеку, у которого на руках такое капризное чудо, как синеглазый вампир. Но ведь красавчик‑актер приносит своему боссу неплохие деньги. Так что мог бы и не вздыхать, да еще при посторонних.

Я уже собиралась распрощаться со столичным гостем, как вдруг продюсер обратился ко мне:

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить, уважаемая Евгения Максимовна.

Я свирепо уставилась на Алехина. Капитан опустил глаза, к слову, опушенные потрясающими ресницами. Одно время я даже была влюблена в этого человека. Но это было давно, и все равно у нас ничего бы не вышло, так что последние пару лет мы с капитаном просто друзья. Когда молодая жена подарила ему близняшек, я даже согласилась стать их крестной. И вот теперь Алехин продал меня с потрохами этому столичному хлюсту в кожаных штанах.

Я уже сообразила, что произошло. Более того, я знала, что случится прямо сейчас. Даром пророчицы Кассандры я, конечно, не обладаю, но живу на свете все же довольно давно.

Столичный гость наверняка навел обо мне справки, Алехин по доброте душевной выложил все что знал, и теперь Каменецкий собирается предложить мне работу. Даже понятно какую – присмотреть за его капризным подопечным.

В принципе, почему бы и нет? Как раз сейчас я свободна. Недавно я вернулась из деловой поездки в Венецию, где пришлось освежить навыки сыщика. Кстати, то дело едва не стало последним в моей карьере.

Каменецкий – человек, мягко говоря, не бедный и от жизни привык получать только лучшее. Ничто не мешает мне запросить за свои и без того недешевые услуги совершенно неприличную по провинциальным меркам цену – и он даже торговаться не станет.

Конечно, мальчишка‑вампир меня раздражал. Капризный, избалованный, привык решать все проблемы с помощью своей потрясающей улыбки. Так что же? Я ведь не замуж за него собираюсь, в самом деле. А мириться с причудами клиентов я давно привыкла, на то мы и профи.

Словом, я была готова согласиться, хотя пока мне еще никто ничего не предлагал. Но уж очень мне не понравилось, как меня сдал Алехин. Не спросил ни о чем, не посоветовался – друг называется! Поэтому я дождалась, когда Каменецкий произнесет кодовую фразу: «Мы хотим предложить вам работу», и только потом отрицательно покачала головой. Алехин изумленно уставился на меня. Обычно я не строю из себя примадонну и не отказываю клиентам без объяснения причин. Каменецкий поднял брови и посмотрел на Алехина: дескать, ты же обещал, приятель.

Мне стало жаль капитана. Я решила сменить гнев на милость и сказала:

– У меня мокрый костюм, и в кроссовках полно воды. Мой телефон утонул, так что я даже не могу успокоить тетю, которая наверняка недоумевает, куда я подевалась. Поэтому сейчас я поеду домой. Надеюсь, Игорь Юрьевич не откажется меня подбросить? А часикам к двенадцати приеду в вашу гостиницу, – тут я повернулась к продюсеру, – вы ведь в «Стольном граде» остановились?

Каменецкий кивнул:

– Тысяча извинений. Я должен был сам сообразить. Конечно, мы будем вас ждать. До встречи, Евгения.

После этой тирады он сунул руки в карманы своего кожаного пиджака, отчего немедленно приобрел сходство с великим режиссером Эйзенштейном, и зашагал в сторону гостиницы. Идти было недалеко – всего несколько сотен метров по набережной.

Столпившиеся под фонарем граждане, очевидно члены съемочной группы, поспешили за боссом, как утята за мамой‑уткой.

– Отвезешь меня домой, – не терпящим возражений тоном обратилась я к капитану. – После того, что было, ты у меня в долгу.

Алехин спорить не стал – пожал плечами и распахнул дверцу своей машины. Еще недавно честный полицейский ездил на белой «Ниве», но вот наконец внял мольбам жены и взял в кредит «Субару».

По‑моему, Алехин просто не выдержал моих насмешек.

Я забралась в машину, поудобнее устроилась на новеньком сиденье и выдала:

– Ну ты и скотина, капитан!

– Тебя бы на мое место, – мрачно отозвался Алехин.

– Индейцы говорят: хочешь понять человека, походи хотя бы день в его мокасинах. – Я наставительно подняла палец.

– Мои мокасины мне точно жмут, – без тени улыбки признался Игорь. – Причем уже вторые сутки…

Я ждала продолжения. Алехин завел мотор, тронулся с места и снова покосился в мою сторону:

– С тех пор, как эти киношники явились в Тарасов.

– Тебе начальство велело за ними присматривать, а ты, значит, поглядел, что публика эта буйная, и решил сыграть в игру «подержите поросенка»?

Алехин молча и сосредоточенно крутил руль, точно в гонках участвовал, а не ехал по ровному асфальту.

– Ты подумал, что если привлечь к этому делу Охотникову, то это будут уже не твои, а ее проблемы, – радостно продолжала я. – Особенно если Охотникова такая кретинка, что сама, по собственной инициативе, влипла в эти неприятности.

– Пойми и ты меня, – с трудом выдохнул он. – Эти… гости, – мой Игорь едва удержался от менее литературного слова, – приехали на две недели снимать свой кретинский сериал. Кстати, очень известная бодяга, четвертый год идет. Даже моя жена иногда смотрит.

Я холодно молчала, и Алехин заторопился:

– Слушай, я же не могу выделить им своих людей. Я, знаешь ли, не ЧОП. А у них прихваты на самом верху, они начальство теребят. А начальство, сама понимаешь, меня. У меня лишних людей нет, и десять дел в производстве, плюс Иванова в декрет ушла. А они внимания требуют. Что плохого, если ты за их пацаном приглядишь?

Алехин искательно заглянул мне в глаза.

– Жень, ты ведь сейчас ничем не занята, я‑то знаю. Хорош капризничать. Всем же лучше будет. Нет у меня возможности разбираться, что там их звезда выкомаривает. И охранять его некому. Ты с них слупи по тройному тарифу – за моральные издержки.

Я посмотрела на Игоря. Вид у моего друга был по‑настоящему усталый.

– Да ладно, капитан, ты же меня знаешь. Не такая уж я вредная и всегда рада тебе помочь. Давай в двух словах, в чем тут подстава, и я сниму с твоих широких плеч эту проблему.

Алехин вздохнул с облегчением и принялся объяснять:

– Короче, смотри. Эти киношники прибыли к нам на две недели. Каким‑то образом умудрились заполучить разрешение на съемку в Громакове.

– Шутишь? – Я даже присвистнула от избытка эмоций.

Громаково – это поселок, некогда процветавший, а теперь заброшенный и покинутый даже собаками. В советские времена в Громакове размещался завод, выполнявший военные заказы. В перестроечные времена военных заказов поубавилось, завод закрыли, а его жители уехали восвояси в поисках лучшей доли.

То обстоятельство, что киношники получили разрешение снимать свои ужастики на военном заводе, пусть и бывшем, ясно свидетельствовало, что связи у них где‑то наверху.

Скорее всего, разрешение пробил Каменецкий. У этого типа масса неожиданных знакомых. К примеру, в одной желтой газетке, случайно попавшей мне в руки, я прочла, что скандально известный продюсер регулярно парится в бане в компании одного немолодого политика, известного своими эксцентричными выходками. Правда, на соседней странице излагалась душераздирающая история дамы, похищенной инопланетянами. Но ведь в каждой лжи есть доля правды?

– Да пусть себе снимают, не жалко, – махнул рукой Алехин. – Это уже не Тарасов, это область, так что их приключения там не наша головная боль. Проблема в другом. Надо, чтобы они сняли свой кретинский сериал и свалили отсюда в целости и сохранности, не то с меня стружку снимут. А у меня и без заезжей команды жизнь интересная.

– Ладно, все поняла, – вздохнула я. – Очередная порция проблем – вот что такое эти твои киношники.

– Ты справишься, Охотникова, – нежно произнес Алехин. – Я в тебя верю.

– Льстец, – фыркнула я. – С мальчишкой я как‑нибудь справлюсь, уедет домой к мамочке живой и здоровый. А вот господин продюсер та еще заноза…

Так за разговорами мы доехали до моего дома.

– Держи в курсе, – сказал на прощание Игорек и дружески потрепал меня по плечу. Но я видела, что он уже выкинул из головы киношников со всеми их проблемами и мысленно уже в своем кабинете – прикидывает дела на сегодня. Я не сомневалась, что Алехин и в самом деле человек занятой, поэтому, выйдя из машины, просто кивнула:

– Спасибо, что подбросил. Пока!

Спустя полчаса я отмокала в горячей ванне и прикидывала, что надеть на встречу с новым клиентом.

Разумеется, я не стала рассказывать тетушке о прыжке с моста. Стоя перед зеркалом и нанося на лицо последние штрихи, я просто сообщила ей, что у меня новая работа. Тетя пожелала мне удачи.

Разглядывая себя в зеркале, я в который раз поразилась, насколько непредсказуема жизнь. Когда я семнадцатилетней девчонкой уезжала из родного Владивостока в далекую чужую столицу, думала ли я, куда занесет меня судьба?

Вуз, куда я мечтала поступить, был создан еще в советские времена для дочерей высокопоставленных военных. В дипломе, который я получила пять лет спустя, значилось «референт‑переводчик», но на самом деле все было еще интереснее. На третьем курсе я получила предложение пройти обучение по специальной программе, и последние два года вместо стенографии, суахили и сексологии изучала совсем другие науки. Потом я была бойцом отряда специального назначения, а еще через несколько лет поняла, что пора менять собственную жизнь.

Поскольку годы обучения превратили меня в отлаженную боевую машину, а ничего другого делать я не умела, мне предстояло найти свое место в этом пестром мире. Да, оказалось, что он раскрашен не только в черно‑белые цвета. Я оставила позади прошлое, уехала в провинциальный Тарасов, где жила моя единственная родственница, тетя Мила Охотникова, и начала новую жизнь. Довольно быстро я нашла работу по себе – стала телохранителем. Что ж, такая жизнь мне нравится. Нанося последние мазки винно‑красной помады, я прикидывала, какое оружие прихватить на встречу с новым клиентом.

Я накинула пальто, помахала Миле, прихватила ключи от своего «Фольксвагена» и сбежала по лестнице. К гостинице «Стольный град» я подъехала как обещала – к двенадцати. Размещалась она в старинном здании – начало XX века, стиль «тарасовский модерн». Купец первой гильдии Пудовкин выстроил его для себя и своего многочисленного семейства. Но большевики все переиграли по‑своему: здание реквизировали для нужд победившего пролетариата, а купца собирались было расстрелять. К счастью для Пудовкина и его семейства, не все чекисты были идейными – некоторые кроме партии любили бриллианты. Именно бриллиантовое колье мадам Пудовкиной пошло в уплату за жизнь купчины. Остаток своих дней Пудовкин провел во Франции и там тоже ухитрился преуспеть, на этот раз в торговле прованским маслом, а его тарасовский дом приспособили под обком партии. Долгие годы здание ветшало и разрушалось на глазах у всего города. Лет двадцать назад один ушлый предприниматель взял его в аренду за сущие копейки – основным ее условием была реставрация особняка. Пользуясь дырками в законодательстве, хозяин распотрошил здание, как утку, так что историческим остался только фасад, а все остальное превратилось во вполне приличную гостиницу. Сюда любили селить заморских гостей – вид на Волгу из окон открывался просто фантастический.

«Фольксваген» я оставила на стоянке и протолкалась ко входу через небольшую толпу. Странно, прямо скажем. Может быть, в Тарасове проходит какой‑нибудь симпозиум и в «Стольном граде» живут участники?

Стоило мне присмотреться внимательнее, как я поняла, что дело в другом. Толпа состояла сплошь из девиц от тринадцати до шестнадцати. Все с головы до пят были одеты в черное, пританцовывали на месте и пытались высмотреть что‑то в окнах второго этажа. Или кого‑то? Похоже, это были фанатки сериала «Школа вампиров», поклонницы синеглазого Макса.

Я подвинула плечом пару старшеклассниц и вошла в вестибюль. Тут же ко мне направились крепкие охранники с кобурами на боку. Правда, увидев, что мне давно не пятнадцать и что одета я вполне нормально, они с облегчением перевели дух. Видно, за время пребывания съемочной группы в нашем городе фанатки совсем задергали охрану.

– Мне нужен господин Каменецкий, – обратилась я к девушке за стойкой.

Та приятно улыбнулась и сообщила, что меня ожидают в номере двести два. Я решила не пользоваться местным тихоходным лифтом, а взбежала по лестнице на второй этаж. За моей спиной барышня‑рецепионистка сняла телефонную трубку и что‑то пропищала туда, предупреждая о посетительнице.

Номер двести два был мне знаком. Когда‑то я даже прожила здесь дней десять, охраняя звезду мирового балета. Сейчас этот «люкс» занимал продюсер. Просторная комната с видом на Волгу была отведена под гостиную. В фальшивом камине плясал ненастоящий огонь, создавая уют, возле камина на белоснежном ковре стояли стеклянный столик и три солидных кожаных кресла. Я поздоровалась и опустилась в единственное кресло, остававшееся свободным и явно поджидавшее меня.

Два других занимали мужчины: уже знакомый мне Станислав Сергеевич и еще один, неизвестный. Кожаный прикид продюсер сменил на черные брюки со стрелками, белоснежную рубашку с шелковым шейным платком и начищенные до блеска узкие штиблеты.

Человеку рядом с ним на вид было не больше тридцати. Изжелта‑бледный, выглядит не слишком здоровым. Несмотря на возраст, его голову украшала (точнее, портила) солидная лысина. Близко посаженные глаза смотрели со страдальческим выражением, а бледные тонкие губы словно постоянно пережевывали что‑то.

Увидев меня, незнакомец содрогнулся, поспешно вытащил из кармана пиджака плоскую коробочку, достал из нее пилюльку, закинул в рот и запил минералкой.

– Это что? – потрясенно выдохнул лысый, таращась на меня. Я ничуть не обиделась, бросила незаметный взгляд в зеркало, и зеркало мне польстило.

Недаром я задумывалась о том, что надеть на встречу. Сейчас я ничуть не напоминала ту бегунью в спорткостюме, которую утром вытащили из Волги. На мне был угольно‑черный брючный костюм, белоснежная блузка с брошкой в виде иероглифа «Сила», туфли на устойчивом каблуке и лиловый газовый шарфик. Пальто я небрежно сбросила на спинку кресла, поскольку никто так и не предложил мне раздеться.

Каменецкий, до того вальяжно развалившийся в кресле, подобрался и сел прямо. Следовало признать: первый раунд остался за мной. Обычно я одеваюсь довольно скромно, но сейчас у меня была понятная цель – заставить работодателей меня уважать. Это нужно было вовсе не ради повышения моей самооценки, с ней и так все в порядке. Столичные гости склонны свысока относиться к провинциальным специалистам. Женщина‑телохранитель тоже порой вызывает недоумение. А мне нужно, чтобы будущие клиенты воспринимали меня всерьез и прислушивались к тому, что я говорю.

Продюсер познакомил нас:

– Илья Антонович Венедиктов, наш режиссер. Евгения Максимовна Охотникова, специалист по охране.

Режиссер недобро уставился на меня и сиплым сорванным голосом произнес:

– Я так понимаю, вы местная знаменитость?

Я улыбнулась, закинула ногу на ногу и сообщила:

– Уверяю вас, моя квалификация достаточно высока для той работы, которую вы собираетесь мне предложить. Может быть, оставим личное и перейдем к делу?

– Да, конечно, – кивнул продюсер.

– Кстати, а где Максим? – поинтересовалась я. – С ним все в порядке, надеюсь?

Каменецкий махнул рукой:

– Он вообще в рубашке родился. Ни малейших травм. Томограмма как у младенца, здоров как призывник. Соня привезла его в гостиницу час назад, теперь он спит.

Режиссер скривился и ядовито произнес:

– Благодаря чему мы можем поговорить без помех.

Я бросила быстрый взгляд на Илью Антоновича. Ага, кажется, режиссер не в восторге от своей звезды. Я знакома с Максом всего полдня, но прекрасно понимаю Венедиктова. Их звездный мальчик, судя по всему, тот еще подарок.

– В общем, так, – решительно приступил к делу продюсер. – Вас рекомендовали как специалиста высокого класса. Нам нужно, чтобы вы присмотрели за Максимом.

– До конца съемок он нужен нам живым и здоровым, – вступил в разговор режиссер. – Дальше – не наши проблемы.

Ого! Зато честно.

– Сколько времени вы пробудете в Тарасове? – спросила я, решив не заострять внимание на внутренних конфликтах киношников. В конце концов, меня это не касается, мое дело – охрана.

– Мы пробудем в вашем городе двенадцать дней, – деловым тоном сообщил Каменецкий. – Натурные съемки. Последние шесть серий четвертого сезона нашего проекта.

– Скажите, а почему вы выбрали для съемок именно Тарасов? – не удержалась я. – Неужели в нашем городе есть что‑то особенное?

Продюсер и режиссер переглянулись. Ответил Венедиктов.

– О, да‑а! – иронично протянул режиссер. – В вашем городке непередаваемая атмосфера! Такая, знаете, неповторимая готическая аура…

Илья Антонович тихо закряхтел – видимо, это был смех – и закинул в рот еще одну пилюльку.

– Серьезно? – Я приняла подачу юмориста‑самоучки. – Довольно давно живу здесь и, пожалуй, только в наших подворотнях нахожу готическую ауру. Только там она сохранилась. А атмосфера… Благодарить за нее мы можем нефтеперерабатывающий завод.

Вообще‑то я терпеть не могу разговоры не по делу. Мое время стоит дорого. Но раз уж я приступила к выполнению своих обязанностей, а мои работодатели не прочь потрепаться, почему бы и нет?

– Кстати, именно заводы нас интересуют. – Каменецкий неодобрительно покосился на режиссера, тихо киснувшего от смеха в своем кресле. – Точнее, один завод. Мы уже получили разрешение на съемку, завтра приступаем.

Я представила огромную территорию заброшенного военного завода в поселке Громаково, громадные корпуса, выбитые стекла… Да, должно быть, это действительно подходящее место для съемок ужастика.

– Скажите, Максиму угрожает реальная опасность или вы просто хотите подстраховаться? – напрямик спросила я. Не люблю ловить черную кошку в темной комнате, знаете ли.

Каменецкий и Венедиктов переглянулись. Пауза была такой долгой, что понять было нетрудно: что‑то здесь не так.

– Актеру угрожали? Покушались на его жизнь? – не сдавалась я. – Может быть, угрозы со стороны фанаток? Я видела толпу у дверей гостиницы, она показалась мне довольно мирной, но кто знает…

– Выбросьте их из головы, – отмахнулся Каменецкий. – Они безобидны. Просто восторженные школьницы.

– Мы их называем «божьи коровки», – хихикнул Венедиктов. – За уровень интеллекта.

Еще одна пилюля перекочевала из коробочки в рот режиссера.

– Тогда получается, Максим представляет опасность для себя самого? – сообразила я.

Каменецкий мрачно кивнул.

– Ладно, давайте начистоту. Ваш звездный мальчик сидит на каком‑то препарате, да?

– Да вы что! Как вы могли такое подумать!

– Сегодня мне показалось, что молодой человек явно не в себе. Сообщил, что часы у него забрали демоны.

– Макс иногда ведет себя несколько необычно… очень возбудимая личность. Но никаких наркотиков – у нас с этим строго! – отрубил Венедиктов.

– Актеры связаны довольно жестким контрактом. Его нарушение грозит серьезными последствиями, – вставил Каменецкий.

– Наши актеры не пьют и даже не курят. В первом сезоне у нас была ведьма Аурелия, так вот ее застукали на том, что она тайком курила косячок у себя в гримерной. Вылетела как комета. Как болонка в анекдоте, – нехорошо засмеялся режиссер.

– Понятно. Значит, у Максима неприятности? Что‑то личное?

– Он в полном порядке, – скривился режиссер. – Живет как в коробке с ватой. Зарабатывает отлично. Мы обеспечиваем ему психологический комфорт – никто не имеет права возражать этому гаденышу. Идеальные условия, только работай! А мальчик срывает нам первый съемочный день. Мы же не потащим его на площадку после полета с моста? А потеря даже одного дня означает срыв графика…

– Илья, Евгении неинтересны наши профессиональные проблемы, – поморщился Каменецкий.

– Да ладно, чего еще ожидать от твоего мальчишки! – Режиссер вяло махнул рукой и скорчился в кресле.

– То есть Максим… это с ним не впервые? – догадалась я. – Сегодняшняя попытка суицида была не первой?

Каменецкий отвел глаза. Но хитрить со мной не было смысла. Телохранитель – это как врач или священник, от него не скроешь никаких тайн.

– Месяц назад Макс пытался бросить фен в ванную. Ему повезло, что он был с девушкой, она вошла и успела выдернуть прибор из розетки, – нехотя признался продюсер.

– Мне кажется, ваш мальчик нуждается в услугах врача, а не телохранителя.

Каменецкий вспылил:

– Послушайте, вас рекомендовали как профессионала, лучшего в этом городе. Но нас вполне устроит и второй… э‑э… по крутизне. Я, кажется, в ваших советах не нуждаюсь.

Вот хам! Да и я тоже хороша – сейчас я явно переступила черту допустимого. Ладно, решение я уже приняла, так что нечего терять время.

Древние китайцы утверждали, что между спасенным и тем, кто его спас, протягивается нить, разорвать которую может только смерть, обиженная тем, что у нее из‑под носа увели добычу.

Что ж, будем надеяться, что какая‑то ниточка протянулась от меня к странному синеглазому юноше. Значит, надо хотя бы попытаться разобраться в том, что происходит, и защитить неудачливого самоубийцу от самого себя.

– Я согласна, – сказала я и встала, не снисходя до объяснений.

Каменецкий поднял брови, но ничего не сказал. А Венедиктов, кажется, уверился, что я тоже слегка не в себе. Со странностями – точно под стать их звездному мальчику.

Глава 2

В эту минуту в дверь номера постучали. Стук был формальным – так, пара ударов для приличия, и вот гость уже ворвался в комнату, широко шагая и размахивая руками. Если бы хозяин номера только что вышел из ванной, у него не было бы времени даже халат накинуть.

– Нет, ты смотри, что этот змей вытворяет! – сиплым басом воскликнул гость, и я поняла, что передо мной женщина. Приземистая, квадратная, точно сейф, в каком‑то бесполом наряде, состоящем из широких штанов и бесформенного свитера. Над губой просматривались усики.

– Добрый вечер, Натэлла Борисовна, – криво улыбнулся режиссер.

Гостья уставилась на меня во все глаза и бесцеремонно поинтересовалась:

– Так, а это еще кто?

Глаза у Натэллы оказались очень выразительными: большие, с поволокой и «кинематографическими» тенями. Зато прическа представляла собой гнездо из крашенных хной волос, скрученных в узел на макушке. Из узла во все стороны торчали старомодные шпильки.

– Евгения Охотникова, телохранитель, – лениво отозвался режиссер. – Будет охранять нашу звезду.

Женщина протянула мне руку:

– Натэлла.

Пришлось приподняться и ответить на рукопожатие.

– Натэлла Борисовна – второй режиссер, – пояснил Каменецкий и встал, уступая гостье свое кресло.

– Присядь, Ната, передохни. Что случилось?

Гостья с размаху плюхнулась в кресло, которое жалобно охнуло под ней, вытащила из кармана штанов пачку сигарет и зажигалку, жадно закурила и только потом ответила.

– Случилось?! – Дама изобретательно выругалась. – Случилось так, Стас, что у нас сегодня первый день съемок. И тут я узнаю, что Максик на рассвете сиганул с моста. И съемки сорваны к свиньям!

Натэлла Борисовна немного покурила с чрезвычайно озабоченным видом, потом взглянула на меня.

– Конечно, радует, что гаденыш выжил. Только не пойму, как ему это удалось?

– Благодари Евгению, – хрюкнул режиссер. – Она отважно прыгнула вслед за мальчиком и держала его на воде до тех пор, пока не подоспели спасатели.

Трое киношников уставились на меня. Ох, что‑то мне подсказывает: если бы я не успела спасти синеглазого самоубийцу, они бы не слишком расстроились.

Натэлла смерила меня оценивающим взглядом и заявила:

– Что ж, отличная идея – нанять телохранителя. Если Евгения снимет с нашей шеи этого мерзавца, у нас будут развязаны руки.

Тут второй режиссер обратилась ко мне:

– Просто сделайте так, чтобы Макс дал нам закончить проект.

– Постараюсь, – коротко ответила я.

Натэлла кивнула, хлопнула себя по коленям и встала. Загасила сигарету в стакане с минералкой и громогласно объявила:

– Собрание в столовке через пятнадцать минут. Попрошу не опаздывать.

Когда дама‑режиссер вышла, Каменецкий обратился ко мне:

– Так что?

Я тоже поднялась и сказала:

– Готова приступить в работе немедленно. Где Максим?

Вместе с продюсером мы прошли по коридору в номер Ионова. Молодой актер лежал на постели поверх покрывала. Максим был в джинсах, белоснежной майке и домашних кожаных мокасинах. Вид у звезды был какой‑то сонный.

– Стас, эти гады в белых халатах меня совершенно измучили, – пожаловался юноша. – То томограф, то кардиограф, или как эта штука называется. В общем, я устал. Наверное, работать сегодня не смогу.

Тут актер заметил меня и резко сел. Напускная томность слетела с него, как шкурка с банана:

– Эй, а она что здесь забыла?

– Встань! – резко приказал Станислав Сергеевич. – Приведи себя в порядок. Натэлла собирает народ, через десять минут внизу. Не вздумай опоздать. Кстати, Евгения – твой новый телохранитель.

Пока продюсер и его юный протеже перебранивались за моей спиной, я успела осмотреть номер. Он был неплох, и пусть стиль «а‑ля рюсс» я не одобряю, с точки зрения безопасности в этой гостинице всегда все было в порядке. Иногда я и сама рекомендовала «Стольный град» своим клиентам из числа приезжих, и именно из соображений безопасности. Хорошая кухня есть не только здесь, а вот где вы найдете стены в три метра толщиной, узкие окна с зеркальными стеклами, бдительную охрану на входе и еще кое‑какие полезные мелочи?

Я подождала, пока спор за моей спиной закончился – Каменецкий предсказуемо победил, – и обернулась. Макс успел накинуть рубашку и пригладить волосы. Лицо у него было обиженным, как у ребенка, которого вместо третьей порции мороженого заставляют есть невкусную котлету.

Станислав Сергеевич бросил: «Жду вас внизу» – и вышел.

Мы с Максом остались наедине. Некоторое время охраняемый объект беззастенчиво разглядывал меня. Я сделала профессионально непроницаемое лицо.

– Темных очков не хватает, – наконец подвел итог наблюдениям Максим. – Для завершения образа.

– Нас ждут, – напомнила я. Совершенно не собираюсь ссориться с избалованным мальчишкой. Я на работе, так что эмоции – непозволительная роскошь.

Ионов еще некоторое время смотрел на меня. Видимо, юноша был умнее, чем могло показаться на первый взгляд. Довольно быстро он сообразил, что я всего лишь инструмент всесильного продюсера и спорить со мной так же бесполезно, как пытаться перекусить наручники.

Актер бросил взгляд на часы – вполне натуральный «Патек Филипп» – и поспешил на собрание, а я последовала за ним.

Интересно, кто из современных молодых людей носит механические часы, да еще премиум‑класса? Новый знакомый не показался мне таким уж состоятельным. Одежда у него недешевая, но ничего особенного, чемодан, который я успела заметить в его комнате, – подделка под известный бренд. Делаем вывод: часы – это подарок. Интересно‑интересно…

Столовка, которую упомянула Натэлла, была громадным банкетным залом. Сейчас гостиница была почти целиком занята киношниками, и все они собрались за пустыми столами. Я внимательно разглядывала эту разношерстную толпу. Следующие двенадцать дней мне придется охранять Максима от всяческих опасностей. Возможно, и от кого‑то из этих людей.

Вскоре я сообразила, что молодые люди приятной внешности, сидевшие неподалеку, были актерами, снимавшимися в сериале, а граждане постарше – видимо, съемочной группой и техническим персоналом.

Макс пробрался к столику, за которым сидел Каменецкий, и устроился рядом. Пришлось и мне сесть туда же. Венедиктова нигде не было видно. В зале было столько народу, что стоял сплошной тихий гул, точно как в улье.

Натэлла Борисовна встала и вполголоса сказала:

– Тишина!

Голоса немедленно стихли, и воцарилась стеклянная тишина. Если бы кто‑то уронил хоть скрепку, было бы слышно.

– Я собрала вас, чтобы сообщить неприятное известие. – Голос Натэллы без всякого напряжения заполнял огромный зал. – Мы потеряли первый съемочный день.

Видимо, группа у Натэллы была вышколенная, никто даже не изменился в лице, хотя было видно, что известие не понравилось присутствующим. Только темноволосый красавец в модном свитере швами наружу поднял руку, точно школьник, желающий спросить, можно ли ему пописать.

– Что, Кирилл? – с усталым вздохом спросила дама‑режиссер.

– Натэлла Борисовна, я только хотел спросить, кого благодарить за этот подарок, – поинтересовался молодой человек.

Все взгляды обратились к Максу. Очевидно, все уже знали, что произошло утром. Но Натэлла жестко проговорила:

– Обсуждать это мы не будем. Придется ужать график, другого выхода не вижу. Сегодня всем отдыхать. Можете погулять по городу… если найдете здесь что‑нибудь интересное. – Судя по голосу, сама она в этом очень сомневалась. – Я поеду отсматривать натуру, раз уж так сложилось. Юрий Сергеевич и Костя едут со мной, остальные – обедать. Завтра подъем в семь, завтрак в восемь, выезд в половине девятого. Все свободны.

Натэлла в сопровождении двух мужчин покинула зал, а оставшиеся завозились и принялись недовольно переговариваться. Каменецкий поднялся, и голоса смолкли.

– Хочу представить вам нового участника нашей группы. – Станислав Сергеевич указал на меня. Я осталась сидеть. – Евгения Охотникова – специалист по безопасности. Просьба оказывать ей всяческое содействие и тем более не мешать. Все ясно?

Продюсер обвел сидящих взглядом, который показался мне угрожающим, после чего вышел из зала. Все присутствующие немедленно уставились на меня и Макса. «Специалист по безопасности» – это мне понравилось. Пусть гадают, о чем речь.

За соседним столиком я увидела Соню – девушку с черными кудряшками, которая сопровождала Макса в больницу. Увидев, что я на нее смотрю, Соня пересела к нам на освободившееся место Каменецкого.

– Натэлла Борисовна велела мне помогать вам, – с улыбкой сказала толстушка.

Официанты принялись разносить подносы с обедом, и внимание киношников переключилось на еду.

– Помогать? – удивилась я.

Честно говоря, я всегда работаю одна. Да и какой помощи можно ждать от пухленькой девицы лет двадцати.

– Все что попросите. – Соня преданно уставилась на меня. – Я помреж, помощник режиссера. Моя задача – создавать условия для работы всем на площадке.

Просто кудрявый джинн из лампы.

Я смерила взглядом толстушку и сказала:

– Да, пожалуй, вы можете мне помочь. Мне нужна информация обо всех в этом зале.

Соня уже открыла рот, чтобы поделиться со мной сведениями о членах съемочной группы, но Макс резко встал.

– Я не голоден, – морща аристократический нос, заявил актер. – Не собираюсь здесь сидеть и смотреть на эти осточертевшие рожи. Я иду к себе.

Пришлось встать и мне. Молча я проводила охраняемый объект до самого номера. Макс собрался уже хлопнуть дверью у меня перед носом, но я придержала створку, не давая ее закрыть. На руках молодого актера вздулись мышцы. Если я не выгляжу как Кевин Костнер в фильме «Телохранитель», это вовсе не значит, что я не могу действовать так же, как он.

Максу пришлось уступить, и я вошла в номер. Юноша бросился на кровать прямо в обуви и демонстративно достал телефон. Я уселась в кресло и мирно сказала:

– Послушайте, Максим, нам нужно кое‑что прояснить.

Ионов мрачно молчал.

– Станислав Сергеевич нанял меня ради вашей безопасности. Нравится вам это или нет, но двенадцать дней, до вашего отъезда из Тарасова, я буду рядом. Так что предлагаю заключить перемирие. Я ведь вам не враг. Просто выполняю свою работу.

Макс отложил телефон и наконец‑то посмотрел на меня.

– Хорошо, – наконец выдохнул синеглазый красавец. – Я понял. Стас заботится о моей безопасности, поэтому нанял вас. Всем остальным глубоко плевать, если на следующий день после съемок я сгорю заживо. Им бы только доснимать последние шесть серий.

Надо же, оказывается, он все понимает. И то, как относятся к нему окружающие, и то, каким его воспринимают. Да, мальчик вовсе не глуп. Просто очень красив. Когда видишь такое совершенство, как‑то не верится, что у него и кое‑какой интеллект имеется.

– Не думайте, что я не ценю заботу Стаса, – тихо произнес Максим. – Он единственный, кому я небезразличен. Чего вы хотите?

Мне понравился его тон – ровный, деловой. Когда маска капризной звезды сползала, под ней оказывался вполне нормальный человек. Нормальный, да. Если бы не склонность к суициду.

Больше всего мне хотелось задать ему несколько вопросов именно об этой тяге к саморазрушению. Но сейчас было не время. Рано, парень мне пока не доверяет. Ничего, я выясню все что нужно.

– Не мешайте мне выполнять мою работу. Я гарантирую вашу безопасность, только не делайте глупостей. Договорились?

– Глупостей? – Макс нахмурил изящные брови. – Каких глупостей?

– К примеру, не стоит пытаться скрыться от меня. Свежие идеи посетить какое‑нибудь уединенное место вроде леса или стройки тоже отнесем к этой категории. В одиночку вы больше не выходите в город, только в моем сопровождении. Не садитесь в машины к незнакомым людям, да и к знакомым не советую. Если собираетесь отправиться куда‑то, заранее сообщите мне. Если я признаю объект недостаточно безопасным, визит придется отменить. Держите меня в курсе своих планов.

– Чувствую себя шестилетней девочкой, – усмехнулся актер. – Вы что, серьезно? Просто охрана американского президента из плохого боевика.

– Вспомните, что было сегодня утром, – без тени улыбки парировала я. Мой собеседник наморщил гладкий лоб. Один‑ноль в мою пользу.

– Ладно, обещаю не мешать вам, – кивнул Макс. – А сейчас я хотел бы поспать. У меня голова трещит. Надеюсь, вы не собираетесь сидеть у моей постели?

Юноша поднялся, чтобы проводить меня.

– Не собираюсь. – Я встала. – Только заприте дверь и не открывайте никому, кроме меня и Станислава Сергеевича.

– Всенепременно. – Макс шутливо поклонился, но тут же поморщился, видно, голова у него и вправду болела.

Меня немного удивила его манера говорить. То он выражался как стопроцентный гопник, а то вворачивал обороты прямо‑таки из дворянского лексикона. Ощущение такое, будто он еще не вполне переварил недавно полученное образование. А вот детство его прошло среди людей, которых принято называть простыми.

И еще. Мне показалось, Максим кому‑то подражает. Вот этот жест, каким он откинул назад кудри со лба, то, как он поддернул рукав рубашки, глядя на часы… Вроде совсем недавно я это где‑то видела.

Мой клиент поморщился и достал несессер, а из него маленькую аптечку. Он уже вытряхнул на ладонь таблетку и собирался проглотить, как я схватила его за руку:

– Стойте! Не надо!

Макс удивленно покосился на мою руку, сжимавшую его запястье.

– Почему? Это просто таблетка от головной боли, я всегда их принимаю.

– Сейчас.

Я открыла свою сумку и извлекла оттуда собственную походную аптечку. Лекарствами я пользуюсь редко, но иногда они бывают необходимы. Вот и сейчас я протянула юноше упаковку разрекламированного средства:

– Возьмите лучше это.

Макс не стал спорить и послушно проглотил мою таблетку.

– Я вернусь через полчаса, – пообещала я. – Заприте дверь. Я возьму на ресепшн запасной ключ.

Решив проблему с ключом (я позвонила Каменецкому, он – портье, и ключ мне выдали), я вернулась в банкетный зал. Киношники в полном составе были еще там – лениво обедали, перебрасываясь шутками. Никто не спешил прогуляться по городу и насладиться его красотами. Здесь я их вполне понимаю. Если зимой, в снегу, Тарасов даже красив, а летом весьма живописен, то в марте оценить его красоту не способен даже очень снисходительный гость.

Соня помахала мне рукой, и я подсела к ее столику.

– Вы голодны? – спросила девушка. – Хотите, я позову официантку? Станислав Сергеевич велел включить вас в состав группы, так что на вас выписаны суточные.

Я согласилась – не столько потому, что проголодалась, скорее просто не хотелось выделяться. Исследование рагу на тарелке я отложила на потом, а сейчас попросила Соню:

– Начинайте. Объясните мне, кто есть кто.

– Неужели вы так сразу запомните? – удивилась девушка.

– У меня тренированная память, – усмехнулась я, – попробую. Для начала, с кем уехала Натэлла Борисовна?

Соня отложила вилку и принялась загибать пальцы:

– Юрий Сергеевич – наш главный оператор. У него в подчинении шесть человек, вон они сидят. Костик руководит осветителями. Вы же понимаете, что значит свет на съемках! Натэлла Борисовна очень уважает профессионалов и всегда советуется с ними, а не просто командует. Кстати, Костика она переманила из другой телекомпании.

Соня добросовестно перечисляла гримеров, костюмеров, декораторов и прочих, а я вглядывалась в незнакомые пока лица. У всех была общая черта – обведенные синевой глаза.

– Послушайте, Соня, – спросила я наконец, – а почему у всех такой изможденный вид? Как будто вы всей съемочной группой работали на лесоповале. Или разгружали вагоны с цементом. Или вас вампиры покусали.

Соня захихикала:

– Надо же, вы сразу заметили! Вообще‑то вы правы, в последние полгода мы много работали. Это только кажется, что у нас работа легкая. На лесоповале легче, так мне иногда кажется.

– Почему это? – заинтересовалась я. Мне тоже всегда казалось, что бегать с хлопушкой, на которой написано «“Школа вампиров”, сто шестая серия, дубль восемь», не так уж сложно.

– Что вы, – затараторила Соня, – у нас очень плотный график. Это только в кино делают несколько дублей подряд, а у нас стараются снять с одного‑двух. Это означает, что к началу съемок все должно быть готово: свет, звук, камеры. Бутафория, костюмы, само собой. Не дай бог, какой‑нибудь меч забудешь! Актеры должны знать текст. Натэлла Борисовна не любит халтуры. Слышали бы вы, как она кричит, когда недовольна, – и девушка втянула голову в плечи, хотя Натэллы здесь не было.

– Значит, съемками руководит Натэлла Борисовна? А как же господин Венедиктов?

– Он отвечает за сериал в целом, – махнула рукой Соня. – А второй режиссер для того и нужен, чтобы Илья Антонович не отвлекался на мелочи. Он же у нас маэстро.

– Правда? – изумилась я. Илья Венедиктов не показался мне таковым. Хотя я не видела его в работе. Может быть, он действительно маэстро – со всеми недостатками, присущими гению.

– Что вы, Илья Антонович очень креативный. Это ведь его идея – снять последние серии на натуре! – восторженно рассказывала Соня. Похоже, девочка искренне восхищалась режиссером. – Поэтому мы и приехали в Тарасов. Хотя обычно никто такого не делает.

– Почему?

– В павильоне снимать в сто раз дешевле, – пожала плечами Соня. – А теперь пришлось тащить сюда всю съемочную группу, оборудование. Знаете, сколько места оно занимает? Две фуры! Их перегнали сюда, пока мы летели самолетом.

– Неужели это только ради того, чтобы снять сцены на заброшенном заводе? – потрясенно спросила я, представив фуры, мчащиеся по ночному шоссе.

– Станислав Сергеевич говорит, это придаст достоверности нашему проекту, – без особой убежденности сказала Соня.

– Так вы заканчиваете свой сериал?

– Да, ждем не дождемся! – засмеялась девушка. – Снимаем давно, график плотный, выходных мало, а иногда совсем нет. Вот поэтому у всех такой усталый вид.

– Как это, нет выходных? – удивилась я. – У вас что, нет профсоюза? Это же нарушение ваших прав!

Соня с жалостью взглянула на меня:

– Да что вы! Только пожалуешься – вылетишь за ворота. А на твое место десять желающих… Нет, мы рады, что у нас есть работа. Но, честно говоря, еще больше рады, что проект скоро закончится.

– А что, следующего сезона не будет? – поинтересовалась я, разглядывая пару за соседним столиком.

– Будет, конечно, – тряхнула кудряшками помреж. – После финальной серии проект ждет перезагрузка, а съемочную группу и актеров – отпуск на три недели. Станислав Сергеевич обещал.

Да, эта девушка – просто кладезь бесценной информации.

– Соня, а кто эти двое? Молодой человек с длинными волосами и девушка‑блондинка?

– О‑о, это наши звезды! – протянула толстушка.

– Я думала, ваша звезда – Макс Ионов, – удивилась я.

– Это само собой, – кивнула помреж, – но и они тоже. Одной звезды мало, понимаете?

– Нет, – честно ответила я.

Вообще‑то кинематограф – мое хобби, так что я довольно много знаю о мире кино. Но мир сериалов для меня загадка. В кино одного звездного имени вполне достаточно, чтобы зрители валом валили в кинотеатр. Чарли Чаплин. Вера Холодная. Мэри Пикфорд. Кэри Грант. Кэрол Ломбард. Омар Шариф. Вивьен Ли. Хэмфри Богарт. Жан Габен. Ален Делон. Бельмондо, в конце концов. То есть так было в те дни, когда люди ходили в кино.

– Вы не понимаете нашей специфики! – Соня с удовольствием принялась просвещать меня. – Чтобы зрителю было интересно, каждый должен найти в сериале героя по душе. Вообще‑то у каждого проекта есть своя целевая группа, но, само собой, мы пытаемся ее расширить. Например, чтобы наш сериал смотрели мужчины, в нем обязательно должна быть девушка, причем красивая. Это Алена, вон она сидит. – И Соня кивнула на блондинку за соседним столиком, а потом указала на ее соседа, высокого брюнета в свитере швами наружу и с длинными, стянутыми в хвост волосами.

– А это Кирилл. Правда, он милый? Основной наш зритель – это, конечно, девушки от двенадцати‑тринадцати лет и старше. Девушкам нравятся разные типы героев, поэтому у нас их двое, блондин и брюнет.

Заметив, что я на него смотрю, красавец‑актер послал мне неотразимую улыбку – видимо, выбрал лучшую из своего арсенала. Я улыбнулась в ответ. Мне понравился заинтересованный взгляд Кирилла. Очевидно, этот актер не прочь пообщаться со мной, а мне так нужны дополнительные источники информации…

– Кирилл играет Винсента, младшего брата главного героя, – продолжала объяснять Соня.

– А главный герой – это Максимилиан, вампир‑романтик? – Я припомнила статейку из глянцевого журнала.

Соня закивала:

– Да, а Винсент – такой циник, разочарованный во всем. И еще они никак не могут поделить Амелию. В смысле, Алену.

– Разочарованный вампир – это сильно. И кто придумал всю эту компанию?

– Как кто? Сценаристы, конечно. – Соня завертела головой. – Что‑то я их не вижу. Они милые ребята, братья. А вон, смотрите, это Кром, оборотень. Владик Малеев.

Парень, сидевший через проход от нас, поднял голову от тарелки и смерил меня тяжелым взглядом. Выглядел он точь‑в‑точь как «бычок» из какой‑нибудь бандитской бригады.

– Оборотень? – изумилась я.

Соня во все глаза уставилась на меня:

– Вы вообще‑то смотрели наш проект? Нет?! Тогда вы ничего не поймете. Давайте я вам принесу сценарий.

– Зачем? – испугалась я.

– Почитаете в свободное время, разберетесь во взаимоотношениях персонажей.

Соня таращилась на меня с преданностью пуделя. Вообще‑то мне нет необходимости читать сценарий, мне глубоко плевать на взаимоотношения героев этого сериала, да и времени свободного не предвидится. Но Соня так болела за свой обожаемый «проект», что я кивнула:

– Несите.

Она нырнула под стол, извлекла портфель, немного покопалась там и вручила мне тонкую пачку сцепленных степлером листов:

– Вот, это завтрашняя серия.

Что ж, мои полчаса истекали. Пора было возвращаться к Максу, проверить, все ли в порядке. Очень хотелось пообщаться с душкой Кириллом, но я решила отложить это до следующего раза.

Я поднялась в номер. Максим мирно спал, обняв подушку. Лицо его было красивым и безмятежным. Что же заставило этого юношу броситься с моста в ледяную реку? Загадка.

Я спустилась вниз и немного пообщалась с охраной. «Стольный град» был для меня местом знакомым – сколько раз приходилось охранять людей, проживающих здесь. Услуги мои стоят довольно дорого, а гостиниц высокого класса в Тарасове раз‑два и обчелся. Ничего удивительного, что я была лично знакома и с начальником секьюрити, и с самими охранниками. Я знала, что здесь все на высоком уровне, включая охрану, и пока Максим на территории гостиницы, беспокоиться мне не о чем. Разве что он решит утопиться в джакузи.

Мне отвели соседний с Ионовым номер. Для этого пришлось переселить того парня, что играл оборотня. Поскольку это была личная просьба Каменецкого, «оборотень» не решился возражать. Бросая на меня мрачные взгляды из‑под нависающих бровей, Владик Малеев перенес свои пожитки на третий этаж, а я заняла его номер. По моей просьбе передвинули шкаф. Я знала, что за ним есть дверь, соединяющая номера, и потребовала ее отпереть. Теперь я могла попасть к Ионову в любое время.

Поскольку Максим мирно спал и делать мне было нечего, я уселась в кресло и принялась листать сценарий, полученный от Сони. К сценарию прилагался синопсис, иначе говоря, краткое содержание всего происходящего. Видимо, чтобы создатели сами не забыли, кто кого убил в первой серии и за что именно.

Вопреки моим ожиданиям, эта киношка не оказалась совсем уж бестолковым трэшем. Это был длинный обстоятельный рассказ о буднях школы, где обучаются юные вампиры. Наш ответ «Сумеркам».

Главный конфликт строился на соперничестве двух братьев – романтичного Максимилиана и циника Винсента. Первого играл Ионов, второго – Кирилл Кулагин. Действие сериала происходило в России, но герои носили красивые иностранные имена. Страсти кипели нешуточные – парни никак не могли поделить сердце красотки‑вампирши Амелии. Еще за Максом охотился его личный враг, оборотень Кром. С ним я уже знакома – именно его я выселила из номера.

Сюжет был закручен довольно лихо и приятно удивлял свежестью и нестандартными ходами. Диалоги звучали остроумно и интересно, я даже мысленно поаплодировала сценаристам. Главная проблема, насколько я поняла, заключалась в том, что это был уже четвертый сезон. Герои, запертые в стенах своей школы, уже перепробовали все: они дрались, влюблялись, объявляли бойкот второстепенным персонажам, теряли и находили какую‑то родню, друзья мирились и ссорились, влюбленные расставались и сходились снова. Кажется, сценаристы исчерпали все возможные решения.

Поскольку герои‑вампиры были бессмертными и вечно юными, это лишало авторов многих соблазнительных возможностей – подростковых попыток самоубийства, проблем взросления…

Сценаристы с честью выходили из трудного положения, но к концу четвертого сезона порох иссяк и у них. Судя по синопсису, финал был не ясен самим авторам. Они, конечно, предлагали свои варианты завершения истории, причем целых четыре. Кстати, в одной из версий герою Макса предстояло покончить с собой, выйдя на солнечный свет. В другой вампира‑романтика убивал собственный брат, чтобы занять его место. В третьей его должен был прикончить давний враг оборотень Кром. И только в одном из вариантов герой Ионова оставался жив.

Да, шансы выжить у Максимилиана один к трем, и я должна как можно скорее выяснить, о чем это говорит. Надо же, а ведь я и не думала, что почерпну что‑то полезное из сценария.

Я пролистала серию, которую будут снимать завтра. Диалоги, ремарки… По мне, скучища страшная. Я люблю кинематограф, причем мне нравится творчество самых разных режиссеров. Разухабистый Эмир Кустурица, тонкий Вонг Карвай, философ Мохсен Махмальбаф, интригующий Найт Шьямалан, автор «Шестого чувства» и «Знаков».

А тут четвертый год тянется бесконечная подростковая сага. Да, я понимаю: фанаткам, этим «божьим коровкам», ужасно интересно, что сказал Винсент своему брату на кладбище за школой и спасется ли в восемьдесят восьмой серии Максимилиан от оборотня Крома. Но кроме «божьих коровок», боюсь, никто не способен оценить этот сериал. Уж точно не я, давно вышедшая из подросткового возраста.

До вечера не произошло ничего, что заслуживало бы внимания. Максим проснулся и слонялся по своему номеру, перелистывал сценарий, щелкал пультом телевизора (юного актера интересовал исключительно футбол). Я не надоедала ему – к чему раздражать звезду. Парень выглядел нездоровым и бледным. В какой‑то момент я услышала, как его тошнит в туалете. Интересно, с чего бы это? Юноша почти ничего не ел, даже на ужин не пошел и отказался от Сониного предложения принести еду в номер. Если бы он был девушкой, я бы еще могла строить какие‑то догадки, а так не знала, что и думать.

Максим рано улегся спать под тем предлогом, что завтра рано вставать, а он типичная «сова». Примерно в десять вечера в мою дверь постучали. Я напряглась, поскольку гостей совершенно не ждала. За дверью оказалась Соня. Натэлла Борисовна, как выяснилось, недавно вернулась в гостиницу и теперь приглашает меня «на кофеек».

Кофе в такой час нормальные люди не пьют, но я пообещала, что приду. Натэлла показалась мне деловой и компетентной, а с таким человеком стоит наладить контакт.

Номер Натэллы Борисовны оказался полулюксом. Хозяйка сидела за столом, и при первом же взгляде на него стало ясно, что приглашение «на кофеек» не более чем фигура речи. Стол был уставлен бутылками и разнообразной закуской из гостиничного ресторана. Дама‑режиссер предпочитала русскую кухню, а из спиртного – дорогие сорта виски.

Признаться, я несколько удивилась: завтра съемочной группе предстоял трудный день, о чем несколько раз было сказано вслух, причем самой же Натэллой, и вдруг такое застолье. Если она любит выпить, для чего это афишировать? Тем более передо мной, малознакомым человеком, который через двенадцать дней исчезнет из жизни съемочной группы?

Натэлла Борисовна сидела за столом, и вид у нее был усталый. Мне она указала на свободный стул.

– Присоединяйтесь ко мне, Женя. Ничего, что я так запросто? У нас, киношной братии, не принято разводить церемонии.

Я уселась за стол.

– Да вы не стесняйтесь, наливайте. Мужчин здесь нет, поухаживать за нами некому. Так что как‑нибудь сами.

Я никак не могла сообразить, что нужно от меня этой женщине.

– Спасибо, но спиртное сегодня меня как‑то не привлекает, – честно призналась я. – А вот на чай, пожалуй, соглашусь.

Натэлла взяла телефон, и вскоре нам принесли чай. Себе она щедро плеснула виски в стакан с толстым дном и с видимым удовольствием пригубила.

– Ох, хорошо. Замерзла как собака.

– Вы ездили в Громаково? – спросила я. – На заброшенный завод?

Натэлла кивнула и наполнила тарелку. Жадно жуя, она принялась рассказывать:

– Дороги у вас просто кошмарные. Где‑то в районе как его… крекинга у нас отвалилось колесо. Пришлось искать автосервис, ждать, пока починят. А сам завод мне понравился. Место для съемок совершенно неподходящее – холодно, сыро. Но атмосфера впечатляет. Ладно, надеюсь, мы не успеем всей группой заработать ревматизм.

– А чья была идея снимать финал на заводе? – поинтересовалась я.

– Стас предложил, – не отрываясь от тарелки, ответила Натэлла.

Вот тут я удивилась. Совсем недавно Соня утверждала, что съемки в нашем городе – это инициатива Венедиктова.

Натэлла положила себе еще красной рыбы и гостеприимно указала на стол:

– Угощайтесь, Женя! Мы, киношники, как солдаты: ешь, пока дают, спи, пока можно. А то потом некогда будет.

Да, это мне было знакомо.

Я взяла бутерброд, а дама‑режиссер, как будто только этого и ждала, воскликнула:

– Расскажите же мне о себе! Я просто сгораю от любопытства.

Ага, вот и выяснилась причина, по которой меня сюда пригласили. Натэлла хочет знать, кто я такая и что собой представляю. И еще насколько я опасна.

Совершенно не собираюсь откровенничать с незнакомым человеком, но какую‑то информацию сообщить придется. Человек, который ничего не рассказывает о себе, выглядит странно и вызывает подозрения.

– Ничего интересного в моей биографии нет, – пожала я плечами. – Несколько лет живу в Тарасове, у меня здесь родственники. Работаю телохранителем. Пока никто не жаловался. Вот, пожалуй, и все.

Натэлла испытующе смотрела на меня. Она явно ожидала продолжения. Но навыки психокоррекции собеседника – это то, чему нас учили еще на первом курсе Ворошиловки.

– По большей части моя работа – это рутина, а вовсе не стрельба и погони, как принято думать. Совсем не то, что ваша профессия! Меня всегда привлекал мир кино…

– Деточка, – басом сказала явно довольная Натэлла, – мы снимаем не кино, а сериал.

– Не важно. Красивые молодые актеры, необычные декорации, яркие костюмы. Повороты сюжета, за которыми следишь, затаив дыхание… Все это так захватывающе! Даже техническое оснащение фильма: эти камеры, микрофоны, софиты – все это необычайно стильно! И вы всем этим командуете! Как вам удается держать все под контролем?

Моя довольно примитивная уловка сработала, лесть попала в цель. Всякому приятно, когда им восхищаются. Но тут я даже не кривила душой, моя собеседница и в самом деле тянула громадный воз ответственности, и все здесь держалось на ней. Натэлла улыбнулась:

– Секрет прост: я ответственно отношусь к делу. Сама не расслабляюсь и другим не позволяю.

– Наверное, главные трудности вовсе не технические, да? – наивно поинтересовалась я.

Натэлла хлебнула из стакана и кивнула:

– Разумеется, самое сложное – это люди.

– Актеры, конечно? Избалованные успехом, капризные звезды…

– Наши ребятишки пока еще не совсем звезды, – фыркнула Натэлла, – но некоторые зазвездились порядочно.

– Это вы о Максиме Ионове. – Я уже утверждала, а не спрашивала. – Скажите, а какой он человек? Понимаете, мне же придется с ним довольно плотно общаться. Раз уж я отвечаю за его безопасность, мне просто необходимо все о нем знать.

На самом деле это была ложь. Телохранителю вовсе не требуется глубоко понимать психологию объекта. Мое дело – прикрыть его, если кто‑то решит причинить ему вред. В худшем случае придется ронять его, объект, уводя с линии огня и прикрывая своим броником. Люди устроены одинаково: голова, две руки, две ноги и корпус. Индивидуальные особенности в моем деле не так важны.

Но меня заинтересовал синеглазый самоубийца. Если кто‑то объяснит, что творится у него в голове, может быть, мне действительно легче станет с ним работать.

Натэлла поморщилась:

– Мальчишку просто избаловали! Талантливый паренек, признаю. Но ничего особенного. Таких в любой актерской школе на пятачок пучок. Кроме смазливой мордашки, Максику особо нечем похвастать.

Тут Натэлла спохватилась, что перемывает кости одному из своих с человеком посторонним. Но я устремила на нее простодушный взгляд снизу вверх (что при нашей разнице в росте было трудновато), и Натэлла успокоилась.

– Другие ребятки гораздо талантливее Максима. Вот, к примеру, Владик.

Я вспомнила каменную челюсть и надбровные дуги неандертальца. Видимо, на моем лице отобразилось искренне недоумение, потому что Натэлла рассмеялась:

– Да, вот что значит фактура. Симпатягу Макса вы считаете актером, а Владик некрасив… Между тем он необычайно талантлив. Мальчика ждет большое будущее. Если бы я была продюсером, то сделала бы проект целиком под Малеева. Скоро всех злодеев в мало‑мальски приличном кино будет играть только Владик…

Я еще раз попыталась свернуть на моего подопечного, но Натэлла была еще не настолько пьяна, чтобы обсуждать неприятную ей тему. Ладно, лучше не обострять. В конце концов, о Максе мне расскажут другие члены съемочной группы. Я решила вернуться к теме более безопасной:

– Скажите, это ведь необычно, что сериал снимают на каком‑то заводе?

Натэлла отодвинула тарелку, плеснула себе еще виски и откинулась на спинку стула.

– Вообще‑то, да. Так можно снимать кинофильмы, а сериалы куда проще и дешевле – в павильоне. Атмосферу завода можно передать и там. Немного краски, марля по углам… Такой эффект, как на натуре, конечно, не получится, но на телевидении его никто и не ждет!

– А как же «Игра престолов»? – коварно спросила я. Натэлла тут же выпрямилась на стуле и принялась с жаром оправдываться:

– У американцев совершенно другой бюджет! А у этого проекта в особенности! Вы хоть представляете, сколько стоит их серия и сколько наша?

– Нет, – призналась я. – Значит, фактор денег в вашем деле решающий?

– Не все так однозначно. – Натэлла закурила и вкусно выпустила дым. – Бывают проекты, снятые за небольшие деньги. Эксклюзивный сценарий, или новая тема, или не раскрученные, свежие лица – и вот он выстреливает!..

Я внимательно слушала. Режиссер посмотрела на меня и вздохнула:

– Но вообще‑то вы правы, Женя. Деньги в этом деле решают очень многое.

– Деньги – это не ваша головная боль, это забота продюсера, – хитро забросила я удочку.

– Само собой, многие продюсеры стараются сделать фильм подешевле. Нет смысла вкладывать в проект большие средства, если можно сэкономить. Результат будет примерно одинаковый.

– Как это? – не поняла я. – Вы хотите сказать, что плохой фильм, сляпанный за три копейки на коленке, принесет продюсеру столько же денег, как достойный, с отличными актерами, декорациями и прочим?

– Нет, – хмыкнула Натэлла Борисовна. – Я хочу сказать, что даже дешевый сериал, если его поставить в прайм‑тайм, принесет столько же денег, сколько качественный. Деточка, вы знаете, каким образом окупается сериал?

Я помотала головой. Разговор начинал меня занимать, хоть он и не касался напрямую моей работы.

– За счет рекламы, разумеется! Цена рекламной минуты измеряется по прайм‑тайму.

– Зачем же тогда вообще напрягаться? – расстроилась я. Сериалы я не смотрю, но как зрителю мне стало обидно. Вот все у нас не как у людей, в моей любимой стране…

– Не все измеряется деньгами. – Натэлла выпустила дым из ноздрей. – Стас себе не позволяет явного безобразия. Он достаточно давно в этом бизнесе, чтобы не ставить перед собой задачу по‑быстрому срубить бабла – и на Мальдивы с девочками. Он хочет делать достойное кино и делает. А прибыль – это так, бонус к успеху.

– Значит, у Станислава Сергеевича есть другой источник дохода, более стабильный, – сообразила я.

Пришлось, однако, прикусить язык, потому что разговор у нас выходил каким‑то слишком откровенным. В конце концов, мы с Натэллой знакомы всего несколько часов.

– Не стесняйтесь, деточка, спрашивайте, – разрешила режиссер. Кажется, она слегка захмелела после трудного дня и долгой дороги. И после двух порций «Рэд лейбл», конечно.

– Я слышала, – доверительно поделилась я, – что за границей сериалы снимают, чтобы деньги заработать. А у нас – чтобы отмыть. Это правда?

Натэлла расхохоталась, громко и искренне.

– Деточка, я на такие вопросы не отвечаю! Мое дело – кино снимать. Если хотите, можете сами спросить у Станислава Сергеевича.

Я представила физиономию продюсера.

– Нет, спасибо, – твердо сказала я. – Предпочитаю оставаться в неведении.

Натэлла снова залилась хриплым смехом. Отсмеявшись, она продолжила уже серьезно:

– Деньги в этом бизнесе крутятся немалые. Тридцатисекундный ролик рекламы в прайм‑тайм стоит несколько миллионов.

Я посмотрела на стоптанные полуботинки Натэллы, потертые джинсы и растянутый свитер. Н‑да, что‑то не похоже, чтобы с этих миллионов ей много перепадало. Моя собеседница правильно истолковала этот взгляд и ничуть не обиделась:

– Сверхдоходы не распространяются на съемочную группу. Мы зарабатываем прилично, но ничего особенного.

– То есть вы создаете качественный продукт, который хорошо продается, а все сливки снимает господин Каменецкий?

– Естественно! – Натэлла погасила сигарету и тут же закурила новую. – Совсем как рабочий на заводе. Или нефтяник у буровой скважины. Мы всего лишь наемные работники, и любого из нас можно в любую секунду заменить.

– Думаю, вас, Натэлла Борисовна, заменить не получится.

– Вы мне льстите! – сиплым басом протянула дама‑режиссер.

Но это была вовсе не лесть.

– Значит, производство сериалов – дело затратное, но в конечном счете прибыльное? – вернулась я к интересующей меня теме.

– Обычно создание сериала идет по одному из трех бизнес‑сценариев. – Натэлла помахала сигаретой в воздухе. – Иногда продюсерская компания самостоятельно создает сериал и продает, так сказать, готовый продукт. Другая возможность – нанять производителей‑подрядчиков, а получившийся продукт продать от своего имени. Есть еще третий вариант, когда телекомпания заказывает сериал на определенную тему.

– А как они узнают, какая тема будет интересна зрителю, а какая нет? – наивно поинтересовалась я.

– Там же не дураки сидят, – усмехнулась Натэлла. – Это бизнес, понимаете? У них есть маркетинговые отделы, которые просчитывают, что будет интересно аудитории. К примеру, лет десять назад выстрелил сериал о дурнушке. А сейчас этой темой никого не удивишь.

Тут я рискнула задать вопрос, который вертится в голове у каждого телезрителя:

– А почему сериалы такие длинные?

Натэлла от смеха едва не опрокинула на себя свой виски.

– Детка, если бы ты знала, сколько раз меня спрашивали об этом!

– И все‑таки? – не отставала я.

– Подумай сама.

– Деньги, да?

– Разумеется. Продукт, то есть сериал, продается не целиком. Платят за каждую серию. Поэтому производитель заинтересован в том, чтобы сделать свой фильм как можно длиннее.

Я припомнила сериалы начала 1990‑х – то‑то меня тогда так удивляло, почему это, когда в комнату входит новый персонаж, остальные бросаются пересказывать ему весь сюжет с самого начала.

– Но мы такими вещами не занимаемся! – Натэлла строго посмотрела на меня и опрокинула третий стаканчик. – Мы создаем качественный продукт, за который нам не стыдно.

– А вы ведь с самого начала в этом деле? – продолжала я расспрашивать. Меня не на шутку заинтересовал разговор. Да и кому не хочется узнать закулисные тайны этого бизнеса?

Натэлла благодушно кивнула:

– Да, деточка, с самого начала. Сумасшедшие были денечки… Конечно, мы допустили много ошибок. Но мы же начинали даже не с нуля, а с уровня, скажем так, ниже плинтуса. И многого достигли, можешь мне поверить. Освоили технологию многокамерной съемки, научились строить декорации, – кстати, это целое искусство. А чего стоит поставить свет! Сейчас сериальный бизнес у нас пусть и не дотягивает до Штатов, но все же стоит крепко. А еще в середине 1990‑х, представь себе, в России снимали не больше сорока часов в год. В год! Только вдумайся, Женя! А сейчас снимают много, но все равно не хватает.

– Как это не хватает? – возмутилась я. – Простите, Натэлла Борисовна, я не поклонник сериалов, если уж начистоту. Я предпочитаю авторское кино. Но, кажется, сериалов сейчас с избытком, куда ни ткни, обязательно какое‑нибудь «мыло»…

Я подумала, что сейчас изрядно захмелевшая Натэлла кинет в меня соленым огурцом, но просчиталась. Дама хитро прищурилась и погрозила мне пальцем:

– Э‑э, нет! Наши проблемы тянутся еще оттуда, из 1990‑х. Тогда сериалов было мало, вот и показывали их каждый день. Это называется «линейка» – с понедельника по пятницу. А в Штатах, например, другой принцип показа – «вертикаль». Одна серия один раз в неделю, скажем, по средам. В остальные дни идет другой сериал.

– Да так забудешь, что там было неделю назад! – возмутилась я как самый настоящий зритель. На минуту я даже забыла, что вообще‑то «мыло» не смотрю.

– Нашему зрителю «линейка» удобнее, он к ней привык, – кивнула Натэлла. – Но сценаристы крутятся как караси на сковородке. Только представьте, сколько у них работы. Да и качество нельзя снижать. Халтурить не дадут, иначе рейтинг снизится и проект закроют…

Я почувствовала, что новая информация уже с трудом помещается в моей голове. Но тут Натэлла вскинулась:

– Кстати, Женя, вы знакомы с нашими сценаристами?

– К сожалению, не успела познакомиться, – призналась я.

– Сейчас! – Натэлла достала телефон и потыкала пальцами в кнопки. Попадала она, честно скажем, не с первого раза.

– Алло? Боря? А, извини, Леня, это ты? Слушай, мы тут кофеек пьем… да. И нам позарез необходимо крепкое мужское плечо. Точнее, два. Нет, конечно, ты прав – четыре! А то мы сами не справимся. Жду.

Спустя минуту в дверь номера осторожно постучали.

– Заходи! – громко скомандовала Натэлла, и в номер вошли двое молодых мужчин. Не было ни малейшего сомнения, что они братья, разве что один, в стильных очках, был чуть выше и тоньше, а второй казался более приземистым и очков не носил.

Братья уселись за стол, и Натэлла собственной рукой щедро плеснула каждому виски.

– Здравствуйте, – поприветствовал меня тот, что в очках. – Вы, должно быть, та самая таинственная незнакомка, что спасла нашего дорогого Макса?

– Евгения, – представилась я и потихоньку отодвинула от себя стакан со спиртным.

– А я Леонид. Очень рад.

– Нет, я рад больше, – возмутился второй из братьев, Борис. – А вообще‑то мы оба рады. Позвольте представиться: братья Коэн.

Я подняла брови:

– Вообще‑то братья Коэн – режиссеры…

– Ух ты! – восхитился Лева. – Ценю эрудицию. А мы сценаристы этого замечательного проекта. И фамилия наша Коган. Скажите, вы действительно прыгнули с моста, чтобы спасти Ионова?

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально