Мама, Колян и слово на букву «Б» (Диляра Тасбулатова) читать книгу онлайн полностью на iPad, iPhone, android | 7books.ru

Мама, Колян и слово на букву «Б» (Диляра Тасбулатова)

Диляра Тасбулатова

Мама, Колян и слово на букву «Б»

 

 

* * *

Вместо предисловия

 

Для начала надо, наверно, познакомиться: меня зовут Диляра Тасбулатова, по профессии я – кинокритик, профессиональный причем…

Пишу я много – обзоры, аналитику, теоретические статьи о кино, рецензии, портреты, интервью. Серьезный человек, в общем: пишу даже во время фестивалей (самый сложный из них Каннский, по четыре фильма в день смотришь, и еще писать надо вечером). Читаю лекции, затеваюсь с какими?то проектами культурными…

Во времена оны даже стала «лауреатом»: объявили лучшим критиком года, дальше – больше: лучшим киножурналистом России.

Все это приятно, конечно, но, как выяснилось, еще приятнее – смешить, развлекать: когда остается время (обычно это бывает ночью или вечером) я пишу смешные короткие рассказы.

И вот это – самое для меня интересное. Просто, иначе не скажешь, – отрада. Старомодное такое слово.

Со временем этих коротких скетчей накопилось довольно?таки большое количество – на целую книгу. Я, правда, над этим и не задумывалась: но тут умные люди подсказали, что, собранные под одной обложкой, эти самые скетчи, байки могут произвести определенное впечатление. Не самое плохое как бы…

Я решила сделать несколько глав, потому что рассказы мои – «тематические», и у них есть свои герои.

Моя подруга Оля, чье благородство иногда выглядит в нашем не самом лучшем из миров старомодно?забавным и обывателям не понятным; моя собственная мама с ее «искрометным» юмором (ее иногда даже сравнивают с Раневской из?за остроты ее языка?бритвы, хотя она, разумеется, намного наивнее Раневской и менее одарена).

Есть у меня и сосед, Колян, который у нас во дворе часто ошивается: эдакий народный мудрец и в своем роде «циник», любитель выпить. «Подслушиваю» я и разговоры в маршрутке (есть у меня даже целая серия под таким названием – «Разговоры в маршрутке»): часто передвигаясь по Москве этим видом транспорта, я слышу много смешного…

Иные говорят, что я описываю «всю русскую жизнь» (самой смешно). Может, и не всю, но какую?то, и даже, возможно, значительную часть, и описываю: разговоры простых людей (да и интеллигенции), реагирующих на ежедневно меняющуюся, весьма причудливую нашу действительность.

Как говорится, история – не только в «достижениях» и подвигах: а и в параллельной, повседневной жизни, которая ведь тоже – история, патетично выражаясь, страны…

В ее бытовых, забавных подробностях и оттенках.

Недаром мой кумир – Зощенко.

 

Чего я боюсь

 

 

Боюсь я образованных мужчин.

Образованные мужчины говорят мне обычно:

– Ну ты, конечно, читала письма Хайдеггера?

Я говорю:

– Кому? Коляну?

Образованные мужчины сразу теряют ко мне интерес.

 

Боюсь я и философов.

Они, как правило, говорят:

– Когда Спиноза…

Я, как правило, в ответ говорю:

– Ты ешь, ешь… А то худой такой…

 

Боюсь я и докторов наук, и даже кандидатов.

Они обычно говорят:

– Некоторые аспекты…

Боюсь я и профессиональных сатириков.

Они обычно говорят:

– Приехала теща…

 

Боюсь я и комментаторов на ФБ.

Они обычно говорят:

– А это правда было?

Или передают Коляну приветы.

 

Боюсь я и телеведущих.

Они обычно говорят:

– Путин же считает…

 

Боюсь и просто мужчин.

Они обычно говорят:

– Я так одинок…

Боюсь я и реаниматологов.

Они обычно говорят:

– Наш отечественный наркозик если дадим, монстрики будут сниться.

Боюсь я и продавщиц в отделах готового платья.

Они обычно говорят:

– Когда талии нет, ничего не поделаешь.

 

Боюсь я дежурных по этажу в отелях.

Они обычно говорят:

– Вы на односпальной кровати поместитесь?

 

Боюсь я и официантов.

Они обычно говорят, внимательно меня оглядев:

– Это блюдо для вас слишком жирное.

 

Боюсь я и стоматологов.

Они обычно говорят:

– Давайте все вырвем, и всё.

Боюсь я и рентгенологов.

Они обычно говорят, потирая руки:

– Щас как дозу вмажу!

 

Боюсь я и работников химчистки.

Они обычно говорят:

– У вас, говорят, 90 процентов износа…

А если спросишь, у меня или у моей дубленки, говорят:

– У обоих.

 

Боюсь я и парикмахеров.

Они обычно говорят:

– В вашем возрасте… Может, не надо… В вашем возрасте…

 

Врачей тоже боюсь.

На вопрос, буду ли я жить, они, как правило, спрашивают:

– А смысл?

 

Режиссеров тоже боюсь.

Они все время требуют, чтобы их сравнивали с Феллини или Тарковским.

А если не сравнишь, матом посылают.

 

Слесарей я тоже боюсь – которые слесарЯ?сантехникА.

Они обычно говорят:

– Кран люфтит под обмоткой, мать твою… Шпендик законтривает, мать твою…

Я из этого всего только два слова понимаю.

 

Боюсь я и соседей в самолете.

Они обычно говорят:

– Ща как навернется!

 

Боюсь я и кинокритиков.

Они могут такое задвинуть!

Один говорит:

– «Сталинград», говорит, – хороший фильм.

 

Боюсь я и фотографов на паспорт.

Они обычно говорят:

– Неча на зеркало пенять.

Боюсь я и однопалатников в больнице.

Они обычно говорят:

– Видали трупы в коридоре? Как раз от нашей болезни померли!

И хохочут.

 

Боюсь я и элегантных женщин.

Элегантные женщины могут меня спросить:

– Это что, Соня Рикьель?

А я буду тупо моргать глазами и, вывернув шею, смотреть бирку сзади.

Элегантная женщина тогда скажет небрежно:

– Не стоит таких усилий… Я вижу, что это не Рикьель.

И отвернется от меня.

И потом элегантные женщины не любят моего Коляна.

Они говорят:

– Колян и Рикьель не сочетаются.

А я че, спорю?

Конечно, никак не сочетаются.

 

Диалоги с мамой

 

О толерантности

 

Как?то, когда я заподозрила, что кот наш заболел, хотела ему термометр вставить в попу.

Он возмутился.

Мама говорит гордо:

– Он свою попу не даст! Не то что некоторые!

– Ты, мама, гомофоб.

– Кто?

– Ну, это… Некультурный человек…

– Да? Я исправлюсь… Давай подержу кота…

 

50 оттенков

 

Кто?то написал про эти «оттенки серого» новоявленный бестселлер:

– Неужели кому?то и вправду интересно смотреть на обмен жидкостями между двумя людьми весьма посредственной внешности?

 

 

Мама говорит:

– А откуда она узнала, что Колян тебе дал водку, а ты ему – вино?

 

Кариес

 

Пришел ко мне как?то в гости один артист: лузер, на десятых ролях подвизался, в театре – кушать подано, в сериалах каких?то дешевых; ну и реклама, конечно. Изображал он кандидата мед. наук и призывал чистить зубы «Блендамедом». Говорил сурово, смотрел прямо в камеру: хорошо играл, отыгрываясь в рекламе за свою несчастную судьбу. И маме запомнился. Она его тут же узнала и, думая, что он врач, говорит ему так приветливо:

– Какое вы благородное дело делаете!

 

 

Артист зарделся (думал, она его на сцене видела или в кино).

Мама не унимается:

– Люди вам, наверно, благодарны! И ведь к каждому подход нужен! И к человеку, и к его зубам!

(А поскольку этот артист снимался много в рекламе, он и не помнил про «Блендамед» и потому посмотрел на маму в ужасе, а на меня – с сожалением: легко ли жить с сумасшедшей в одной квартире?)

Мама – опять:

– Зубы – ворота жизни, от их состояния и желудок зависит, и многое другое!

Артист мне тихо говорит:

– Че это она?

А я не колюсь: думаю, вот потеха сейчас будет. Маме же он говорит, вежливо так:

– Вы совершенно правы! Зубы надо беречь. Особенно для сцены: голливудская улыбка – залог успеха актера.

Тут мама мне тихо говорит, из?за его спины крутя пальцем у виска:

– Че это с ним?

Я опять не колюсь и тихо ей говорю:

– Мужик с приветом. Все время говорит про Голливуд. Хотел туда уехать, но у него был кариес, и не осмелился.

Мама тогда тихо распрощалась и пошла к себе в ужасе. А артист со мной тоже недолго поговорил и ретировался.

 

Феноменология духа

 

Как?то жалилась я по телефону философу известному, Олегу Аронсону, на свою тупость.

– Тупая я (говорю я ему скорбно).

– А что такое? Чего ты не поняла?

– Читала?читала «Феноменологию духа» и… Ну, не понимаю, и все тут!

 

 

А он говорит:

– А ты сразу пятую главу читай! Первые четыре ты не поймешь…

Мама говорит:

– Четыре не поймешь, а пятую прям вот так сразу и поймешь, ага… А знаешь что? Ты читай сразу у всех именно пятую главу! Вот у «Карлсона» сколько глав, не помнишь? Или у Прилепина этого, Лукьяненки?

– А если где?нибудь всего?то две или три или четыре, а пятой нет?

– Да, незадача… Тогда вообще не читай: сказал же тебе этот философ, что ты можешь только пятую главу понимать! И потом, чтобы понять, что это пятая, надо уметь все?таки до пяти считать, правильно?

Ну да, кто бы спорил: сначала надо научиться считать до пяти, а потом уже Гегеля читать: это я уразумела.

Потом опять ему, Аронсону то есть, звоню:

– Ладно, пятую прочту главу, а что еще читать?

– Спинозу (говорит, не моргнув глазом).

Я помолчала, размышляя, как же мне теперь быть: зачем на свою голову сама напросилась? Он опомнился, однако, и говорит:

– Ну, ты его самого вряд ли поймешь, ты про него читай. Сейчас я тебе список дам, кто про него хорошо писал…

Мама – начеку:

– Ты бы сначала выяснила, сколько там глав у того, кто про Спинозу пишет? Пятую сразу и читай, чего мучиться?то… Хотя тебе что пятая, что вторая, что про него, что сам Спиноза – что в лоб, что по лбу, я думаю…

 

О снобизме

 

Вспомнили о писателе Килгоре Трауте, персонаже Воннегута.

Он на какую?то научную пресс?конференцию поехал, переночевал по дороге в ночном кинотеатре, а лекция у него была такая:

«Американский роман в эпоху Маклюэна».

Траут взошел на кафедру и говорит:

– Выспался я сегодня с другими грязными стариками в одном паршивом кинотеатре Нью?Йорка. Может, об этом поговорим?

Мама говорит:

– Прям как ты. Помнишь, ты в курилке «ВОГа» сказала, когда там красивые девушки говорили, что надо стричься у Жака Д’Эссанжа, что тебя стригут на Курской, с дезинфекцией: и еще через санпост прогоняют?

– Ага.

– И гламурная девушка почему?то заплакала…

 

Ван Хельсинг

 

Мама говорит мне как?то не без грусти:

– Наверно, я никогда не пойму суть твоей профессии…

– А что такое?

– Понимаешь, я как?то включила какой?то канал, уж не помню какой, а там идет фильм: сидят двое интересных мужчин и беседуют… Мирно так… И вдруг один из них как зарычит и стал шерстью покрываться! Скалиться и рычать на своего собеседника! Тебя дома не было, я испугалась, переключила на другой канал…

– А! (говорю). – Это, наверно, фильм «Ван Хельсинг»!

Мама говорит:

– Точно! Я думала, это что?то из средневековой жизни, судя по названию, а тут такое… рычит… скалится…

Я говорю:

– Ну, это же для подростков фильм!

Мама говорит:

– Трудных?

 

Концепция

 

Приехала подруга из провинции.

Страшно любит театр: ходит на любые постановки, даже и смехотворные.

Я ей говорю:

– А я тут «Сильфиду» смотрела! В театре Станиславского, роскошь, блеск! Они с Большим даже конкурируют!

– А я у нас – «Аиду».

Мама говорит:

– И как? Наверно, все?таки не так роскошно, как в столице?

 

 

Подруга говорит:

– Да нет, ничего… Аида, правда, не в голосе была, у нее там неприятности какие?то… У певицы то есть… Вроде как муж запил… Пищала сильно… Радамес – ужасный, он в принципе самодеятельный певец, труды преподает в нашем училище, учит плотницкому делу… И пьет здорово.

Мама уже начала помирать со смеху:

– Ну а Амнерис?

– Амнерис – нормальная! Хорошо поет: ну, малость подпискивает и фальшивит, но все равно неплохо! Красивая зато… А студенты наши из универа – набрали волонтеров, они рабов в каких?то лохмотьях изображали, и – по новой режиссерской концепции – прямо в зрительном зале притаились и отовсюду выскакивали. Причем в самые неожиданные моменты: может, путали что?то, они ж неопытные… Многих напугали… Я с одной пожилой дамой была: она не поняла сначала и говорит билетерше:

– Вы зачем бомжей напустили сюда? Я в хорошей одежде!

– А та что? (спросила мама, давясь от смеха).

– Билетерша?то? Говорит важно: это такая концепция.

 

Кинозвезда

 

Один человек в соцсетях шутейно известил, что, мол, Михалков какого?то Мин Ли Хво пригласил сниматься: поначалу достоверно выглядит.

А тут меня, между прочим, тоже в кино приглашали сниматься.

Один приятель.

Говорит:

– Дильк, снимешься у нас?

Я зарделась (вдруг, думаю, какую?нить негритянскую певицу, интересно же).

– Ну… (говорю неопределенно). – А что за фильм?

– Да не фильм! «Встать, суд идет!» Передача такая… Там нужна бабушка – свидетельница убийства.

– Бабушку???

– А чё? (сказал этот дядька). – Я вот дедов играю, и ничё… Встать, суд идет! (вдруг выкрикнул он). И это… бесплатно, короче… Денег нету у нас…

– Я подумаю, (сказала я со сдержанностью кинозвезды).

– Ну вот тебе моя визитка. Надумаешь, звони! Бабушки очень нужны!

Рассказала маме. Мама фыркнула.

– Если бы бабушку?убийцу, или бабушку – содержательницу притона, другое дело… А так – бабушка?свидетель, неинтересно! (То, что меня пригласили играть старенькую бабушку, она на это никак, черт подери, не отреагировала.) И сколько заплатят?

– Ну, меньше, чем Джулии Робертс…

– А Джулия Робертс играет в «Суд идет»? Что?то я ее там не видела.

– А ты приглядись повнимательнее: она всегда сзади сидит, среди публики на суде.

– Теперь буду смотреть в оба. Спасибо, что предупредила…

 

Пьющие медведи

 

Выпал снег. Давно это было. Три зимы, наверно, назад.

Я стала нудеть, что все время спать хочется. И завидовать медведям.

Тут со сменой погоды у меня поднялось давление.

Пришел врач. Женщина. Сделала мне укол.

Я стала засыпать, врач сидела рядом – чтоб проследить, подействовал ли укол.

 

 

Мама сказала ей со смехом, указывая на меня:

– Завидует медведям…

Врач не поняла и спросила:

– А что они умеют?

Я открыла глаз (один) и сказала:

– Например, на велике кататься…

Врач сказала:

– Ну не все же!

Мама сказала:

– Она завидует и тем, и этим: она и на велике не может, и мечтает всю зиму проспать. А надо работать.

Врач сказала:

– На велике я могу – даже велоспортом в юности занималась. А вот чтобы зиму проспать – нет, это нельзя. Много вызовов. Падают, пьяные все, кричат, и надо к ним ездить… Недавно была у одного, еле ноги унесла: он меня не хуже медведя подранил.

Врач задрала рукав своего синего халата и показала рану.

Мама в это время бегала на кухню за водой и не слышала про пьяных пациентов «Скорой». Увидев рану, мама запричитала:

– Какой ужас! Это медведь? Но они же все спят сейчас!

Врач посмотрела внимательно на маму и сказала:

– Не все. Иные пьют, как собаки. Потом дерутся.

Мама ничего не поняла и стала причитать:

– Какой ужас! Уже и медведи пьют!

Врач сказала:

– В России все пьют… Даже и медведи. Но мне пора, (сказала врач). – К следующему медведю.

И ушла. Мама сказала:

– Хороший врач, сразу видно. С юмором. Только откуда она берет медведей?

 

День рождения Лермонтова

 

В день рождения Лермонтова «Литературка» (некогда великая) написала: «Двухсотлетие Лермонтова Россия отмечает, как никогда, вовремя».

На что мама отреагировала так:

– Как никогда – это как?

– Вовремя.

– А раньше было не вовремя?

– Раньше вообще не отмечали, наверно. Сухой закон был раньше.

– А сейчас напились – и вовремя? И, как никогда, напились? Очень сильно напились?

– Да, главреда «Скорая» увезла…

– А почему тогда – вовремя?

– А вовремя увезла: иначе бы ему кирдык…

– Что такое кирдык?

– Неологизм Лермонтова…

– Ага. Понятно. Он, наверно, знал, что на его 200?летие главред до синих свиней напьется…

– Он вообще был провидец…

– А кирдык – это провидец?

– Нет, это … ммм… капец.

– Так провидец или капец?

– А это одно и то же. Лермонтов говорил: ха! через 200 лет вам всем капец! То есть кирдык…

– Так и говорил?

– Да что ты все время переспрашиваешь! Забыла, что ли, Лермонтова?

– Он так не говорил.

– Говорил. Просто от нас тщательно скрывали. Он еще не такое говорил…

– А теперь опубликовали?

– Ага. Письма к одной женщине. Он там ей пишет: ну все, капец. Кирдык, пишет, я те точно говорю – вот так прям и пишет.

– А как письмо заканчивается?

– Он пишет: Вау! Пошел, кароче (пишет). А ты крутая (пишет). Ништяк ты баба (пишет).

– Ужас…

 

Записные книжки

 

Моя старенькая мама вдруг исчезла куда?то из дому надолго. Я уже начала было волноваться. А она, оказывается, ходила в дальний магазин, где купила мне четыре изящные записные книжки.

– Зачем? (спросила я ее). – Я же на компе пишу, для Фейсбука.

– Это несерьезно, сказала мама. Имеет вид какой?то идиотический, преходящий…

Я догадалась, о чем она.

– Думаешь, если я буду писать пером, ручкой то бишь, в книжку, то из меня Толстой получится?

– Дался тебе этот Толстой! (раздраженно сказала мама). – Не нужно замахиваться на гениев! Тут тебе и паркер ручка не поможет…

– Зачем ты тогда купила эти книжки?

Мама вздохнула. Лицо у нее было скорбное и в то же время с него не сходило выражение робкой надежды. Прямо как жена бездарного писателя, которая думает, что если он будет в день сидеть за столом часа четыре, то получится не хуже Толстого (я такую знала, она своего мужа запирала и всем объявила, что через год будет типа «Война и мир»: думала, главное – запереть в комнате).

– Ну, (сказала мама) я надеялась… Я же знаю, что у всех писателей были записные книжки…

– Это просто их так называют. На самом деле в записных книжках записаны были расходы на прачечную. Ну, или на проституток… На крайняк.

– Поняла! (просияла мама). – На прачечную – у Тургенева, а у Мопассана – на проституток! Ну а ты пиши в них замечания: что увидела, какое утро… Будет поэтично…

 

Пуп земли

 

Вычитала где?то: «Люди имеют лишь 46 хромосом, это на 2 меньше, чем у обычной картошки. Если считаешь себя пупом земли – запомни, картошка круче тебя!»

Прочла маме.

Мама расстроилась.

И вспомнила, как в какой?то телеигре (все это правда, а не анекдот) ведущий открыл четыре цифры и тут же закрыл с предложением какому?то Сидорову и какой?то обезьяне (это правда!) открыть те же окошки, которые он только что закрыл.

Сидоров ничего не открыл (три раза открывал не то, пока его ведущий не погнал с помоста). Обезьяна открыла все мгновенно. Без единой ошибки.

Это было давно, но, помню, мама тогда сказала очень печально:

– Неужели мы глупее обезьян? Я бы вот тоже, может, не смогла бы так быстро, как эта обезьяна, запомнить эти окошки… Бедный Сидоров! Может, он просто не выспался?

– Это нечестное соревнование (сказала я). – Обезьяне дали выспаться, Сидорову – нет. И все чтоб рейтинг был! Какие сволочи! Так унизить того, кто в принципе, если выспится и будет трезвый в кои?то веки, – звучит гордо!

– Откуда ты знаешь, что обезьяна выспалась? (спросила мама с подозрением).

– Знаю (сказала я). – У меня там продюсер знакомый…

– И что еще говорит?

– А говорит, что обезьяна?то сильно продвинутая, что ее долго учили – она еще не то умеет. Она и готовит, и детей нянчит, и в математике – но не высшей, конечно, но в такой простой, типа как счетовод, сечет получше не только Сидорова, но и нас с тобой!

Мама опять расстроилась.

– И что, – говорит мама, – они могут даже дать ей бюллетень для голосования?

– Не только могут, но и дают, мам! Такие, как она, и голосуют, как правило!

– Не ври! (вдруг закричала мама). – Я не видела около нашей школы во дворе, где пункт голосования был, ни одной обезьяны!

– Ха?ха! (сказала я). – Они дают доверенности! Ты просто ничего не знаешь!

В результате мама сильно на меня обиделась:

– Всему есть предел (сказала мама). – И ты все же не Свифт – так издеваться над человечеством.

– Нет (сказала я). – Я не Свифт, это точно. Мне далеко даже до обезьяны, какой там Свифт!

 

О педофилах

 

Тут мне стал писать и звать на свидание какой?то мужчина, лет на десять помладше.

Я маму спрашиваю:

– Как думаешь, на сколько мужчина должен быть младше женщины, чтобы женщина считалась педофилом?

Мама, не моргнув глазом:

– На полгода.

 

 

По мотивам ненависти и вражды

 

Когда художник Павленский прибил свою мошонку к брусчатке Красной площади, его, как вы помните, хотели судить за то, что он сделал это «по мотивам ненависти и вражды».

 

– Как, (сказала мама), – можно прибить свои органы «по мотивам ненависти и вражды»? У них же там главный убивец лежит – который по мотивам ненависти и вражды 30 миллионов на тот свет отправил – и ничего! Он чужие органы прибивал! А Павленский – свои! – Мама подумала и прибавила: – Мои органы, че захочу, то и сделаю! Главное – не чужие… – Потом, смутившись, тихо произнесла: – Ты только не пиши этого… А то скажут – старуха, а вон че говорит! Соседка осуждает Павленского, и я с ней поссорилась…

– Че говорит?

– А! Говорит, всем им делать нечего: я, говорит, с утра до вечера работаю, мне некогда органы прибивать!

– А ты?

– А я ей сказала, что она глупая… Сказала – а что тебе?то прибивать? Сказала, что «органы» – это игра слов, что он против беспредела типа. Беспредела органов милиции типа…

– А она?

– Ничего не поняла и вдруг завыла – деревенская она… И стала говорить мне скороговоркой, что ее муж давно… ну, не тово… ну, ты понимаешь? Вот ей и обидно стало, что кто?то здоровые прибил… органы… Она говорит, что у нее муж?алкаш, ему прибивай не прибивай, все равно… И что когда она к нему с любовью пристает, он говорит, что ему все равно – у него органы как прибитые… Ну, ты понимаешь?

– Понимаю!

– Обидно ей… Эх, говорит, здоровые прибил! Хотя худенький он, видно сразу – непьющий! Жене счастье! А он взял и испортил их… Ну, я ее тогда пожалела и говорю: а че ты политику сюда шьешь? Сказала бы сразу, что позавидовала его здоровым органам!

– А она?

– Помирились… Но не сразу, а на следующий день… Ты кусок торта видела в холодильнике? Так это она принесла. Говорит: теть Нель, эт я так… про органы… Это я о своем, о девичьем…

 

Цитируя Довлатова

 

Как?то зашла к нам соседка (такая, полукультурная, не Колян, но и не Лотман).

Мама у меня наивняк иногда: сидит с ней чай пьет и вдруг говорит:

– Бывает у человека вид похабный, а елда здоровая. Типа отдельной колбасы… (Довлатова то есть цитирует без предупреждения).

Соседка бледнеет, потом краснеет.

И говорит:

– У какого человека?

Мама говорит:

– У Ленина, к примеру.

У соседки лезут глаза на лоб, а я намеренно молчу: думаю, чем кончится?

Соседка краснеет еще больше и говорит:

– Откуда вы знаете, какая была… ну… эт самое… у Ленина?

Мама говорит:

– Да, конечно, не знаю, это, наверно, Крупская знала, да и то не факт (соседка краснеет уже густо и поражается – ведь мама робкая, старенькая и интеллигентная).

– Да мне все равно (продолжает мама), – что там у него было, просто смешно: «типа отдельной колбасы».

И смеется.

Соседка теряет дар речи, думает, наверно, что мама уже умом тронулась.

Тут я вступаю:

– Это юмор (говорю), – такой. Писатель – Довлатов. Самый читаемый в России. Слова – не его, а его персонажа. Вульгарного такого персонажа. Простого человека.

Соседка облегченно вздыхает:

– Ах, вон оно что!

Но тут же опять хмурится:

– Юмор у него какой?то… Похабный… И при чем тут колбаса?

– Колбаса всегда причем (говорю я). – Вот не будет колбасы, так и, извините, елду будет не с чем сравнить…

Соседка вдруг говорит (развелась с мужем?алкашом когда?то):

– Ни елды тебе, ни колбасы, господи прости…

– Так о том и речь (говорю).

– Теперь все ясно (подытоживает соседка).

 

Слово на букву «Б»

 

Говорю маме:

– Надо прощаться, – говорю, – с европейскими ценностями.

– А у тебя были европейские ценности? Стекляшки из Венеции, пара платьев – какой?то там, ты говорила, хвастаясь, Ральф Лорен, ну и вроде коробочка для лекарств с портретом Мерилин… Небольшие ценности, честно говоря.

– Я о свободе?равенстве?братстве.

– А! Я знаю, ты любишь милиционерам об этом говорить, а они не понимают. Говорят: «Документы покажи!» Ну и прибавляют это слово на букву «б»…

– Братство?

– Ага. Братство.

 

Литературные вьетнамцы

 

…Кто?то предположил, что одной очень плодовитой писательнице книжки клепают вьетнамцы в подвале.

На что мама сказала:

– Ты же тоже много пишешь. И про тебя скоро так скажут. Да, честно говоря, я сама уже подозреваю, что у тебя под кроватью сидит не менее пяти вьетнамцев – один человек столько не напишет. Я иногда туда веником лезу, чтобы проверить: но я достать не могу до стены, они, наверно, в нее вжимаются.

– Мне до той писательницы далеко…

– Ну конечно: у нее целый подвал есть, а у тебя только кровать, под которой от силы пять вьетнамцев могут спрятаться. Но вот еда уходит стремительно: вчера кто?то съел две пачки пельменей.

– Да ты же сама их отнесла консьержке!

– Ну да, забыла совсем… Я отнесла и сказала, что это за работу: может, она тебе что?нибудь напишет. Для количества хотя бы.

– А как насчет качества?

– Ты думаешь, у нее хуже получится? То же самое примерно, а может, даже и получше… За это ты не волнуйся: за пачку пельменей станешь знаменитостью.

– В нашем подъезде?

– А что? Была же ты, как соседка в Алма?Ате говорила, самая красивая в нашем том подъезде!

– Ну да, где средний возраст жителей был 80.

– Ну да. Но для тебя – тоже неплохо.

 

Сисадмины и эстонцы

 

Однажды к нам пришли в гости два сисадмина.

Не только мама, но и я ничего не поняла, ни единого слова.

Мама же спросила:

– А они кто, эстонцы? И почему так невежливо, на своем разговаривают, изредка вставляют русские предлоги и восклицания? Они же должны понимать, что мы эстонского не знаем!

 

Секс по телефону

 

Вспомнила, как мама ошиблась и набрала «секс по телефону».

Там что?то долго трещало, ничего не было слышно, а потом ей сказали:

– Пупсик! Какой ты большой! Я щас кончу!

А мама сказала:

– Да уж, побыстрее кончайте фигню нести и позовите Губайдуллу Мамедовича!

Там затихли (наверно, говорит мама, пошли искать Губайдуллу Мамедовича).

Маме надоело ждать, она положила трубку и через полчаса опять перезвонила.

На сей раз попав уже по адресу.

И говорит этому Мамедовичу (аксакалу):

– Ха?ха?ха! (И пересказывает, что ей сказали за полчаса до этого.)

Мамедыч, слава богу, тоже ничего не понял и говорит:

– Внуки баловались, наверно.

 

* * *

 

Когда мама узнала, что она звонила по ошибке в «секс по телефону», она мне не поверила.

И говорит:

– Как можно влюбиться по телефону?

– Там ведь речь не о любви.

– А о чем, по?твоему?

– О сексе.

– Как возможен секс без любви?

И посмотрела на меня торжествующе: типа срезала.

 

Мама?диджей

 

Соседи сбоку устроили дискотеку.

Громко и с визгами пляшут.

А соседи снизу начали стучать мне по батарее.

Думали, это я так гуляю.

Потом пришли.

Звонят в дверь.

Открывает мама – уже в ночной рубашке.

Соседи снизу говорят:

– У вас тут дискотека?

Мама говорит:

– Ага. А я – диЖдей (она так произносит слово «диджей»).

Соседи мрачно говорят:

– Настоящего диджея покажите.

Тут я выхожу и говорю:

– Настоящий – это я.

Соседи говорят:

– Щас милиция приедет. Уже едет.

Мама говорит:

– Тоже настоящая?

 

 

Соседи переглядываются, и тут из соседней квартиры вываливается пьяная компания.

Пьяная компания добродушно хватает соседей и затаскивает к себе в квартиру. Соседи снизу улыбаются (им теперь нальют задарма).

Через 10 минут приходит мамаша соседей снизу.

Мама опять открывает.

Теща (или свекровь) говорит:

– Отдайте мне моих молодых!

Мама говорит:

– Они в милиции.

Теща (или свекровь) вдруг начинает… выть, как волк, и одновременно причитать.

– Что вы с ними сделали?! (кричит).

Тут опять открывается дверь, и оттуда опять вываливаются соседи боковые.

И затаскивают уже тещу. Теща тоже, наверно, хочет выпить: она не сопротивляется.

Мама говорит:

– Так мне ложиться или пойти вести ихнюю дискотеку?

Ждем нового визита.

За стеной надрывается Михаил Круг.

Соседка сбоку говорила мне как?то:

– Я его абажаю!!!!

 

Лермонтов и евреи

 

В СМИ прошла информация о том, что строчки Лермонтова о «немытой России» на самом деле сочинил не он, а евреи (действительно, была такая заметка в солидном издании).

 

– Оказывается, «Прощай, немытая Россия» написал не Лермонтов, а евреи (сказала я маме). – Мне об этом один патриот сказал по секрету.

Мама сказала:

– Евреи написали Лермонтову, что хотят помыть Россию – доверились, так сказать, а он взял и опубликовал это их еврейское пожелание?

– Типа того…

– Они хотели всю Россию помыть или как?

– Да нет, они просто хотели прибраться в своем местечке и сообщили об этом Лермонтову, а он взял и обобщил.

– Ну да, и скандал вышел. Нехорошо. Ему надо было эти стихи со ссылкой написать: мол, прощай, местечко, не успел я тебя помыть, прибраться там, занавески повесить… Надо дальше типа двигать… «Говорит один еврей другому» – так должен был написать Лермонтов.

– Что?то у тебя, мама, хуже получается, чем у него. Не так, извини, поэтично.

– Ну и что? Зато правда! А так – что за безобразие: Прощай, немытая Россия! Прям клевета какая?то… Сам?то мытый, что ли? Давно в бане был? То?то! Ты сначала посети баню, а потом пиши. Да еще и не свое, а из письма каких?то там евреев… Которые, может, и не то имели в виду…

 

Зависть

 

Посмотришь, как люди танцуют, и становится горько – мне бы так.

Потом послушаешь, как поют – опять горько на душе.

Зависть гложет…

Ну, потом – как играют, рисуют, пишут, лепят, прыгают, бегают, решают задачи…

Мама говорит:

– А ты смотри, как едят: вот ты это тоже умеешь, как никто. Потом еще можно посмотреть, как падают, роняют всё, сорят и матерятся…

Тут тебе равных нет.

 

Женевская школа и функциональная грамматика

 

– Ничего не имею против функциональной грамматики третьего поколения Женевской школы (сказала я сегодня Коляну, подслушав эту фразу у одного интеллектуала).

Колян оказался на высоте:

– А против четвертого? (хитро прищурившись, как Ленин, сказал он).

Поняв, что меня раскусили, я эту же фразу сказала маме:

– Ничего не имею против… (и далее по тексту).

Мама посмотрела на меня внимательно и сказала:

– Ты когда чужие тексты произносишь, у тебя лицо напряженное. Как у двоечника, который не понимает смысла сказанного. Или как у туриста, который зачитывает фразу из разговорника.

 

Добрые советы

 

Вычитала в соцсетях:

«Как избавиться от назойливых приставаний, если вы уродились сексуально не обделенным двухметровым красавцем:

Жесткие вставки в белье, накладной горб, джинсы, имитирующие кривоногость, лысый парик».

Мама говорит:

– Слава богу, тебе все это не нужно. А красивым и правда тяжело: долго на работу собираться.

 

Русский писатель

 

– Сегодня меня назвали русским писателем (сказала я маме).

– Кто? Русский алкоголик?

– Нет, русский же писатель.

– Значит, алкоголик.

– Писатель, а не алкоголик!

– Так он же и алкоголик!

– Ну, не без того…

– Вот видишь!

– Что видишь?

– Что писателем тебя может назвать только алкоголик…

– Так и читатели называют…

– Тоже, наверно, когда выпимши.

– Да вроде нет…

– Видишь, ты сомневаешься.

– Зато ты никогда не сомневаешься!

– Ну какой из тебя писатель? У писателя должна быть борода и амбиции.

– Я отращу.

– Тогда ты будешь не писатель, а женщина?феномен. В цирке таких раньше показывали…

– Пойду в цирк.

– Больше толку будет.

 

Литературовед и кот

 

Были у меня байки про одного литературоведа и моего кота.

Но какая?то сволочь взяла и отправила этому литературоведу их по почте.

Литературовед осерчал.

Главным образом потому, что (он говорит) дело было не совсем так.

На что мама сказала:

– Ничего себе литературовед! Он, наверно, правда думает, что можно подтираться гусенком или воевать с мельницами?

 

Кот?литературовед

 

Готовя книгу, я свои байки собрала в вордфайл и через принтер запустила.

А кот раскидал бумажки.

И сидит на них, озорно смотрит.

А мама подобрала, почитала, стала смеяться и мне читает вслух.

Поскольку я их написала около пяти тысяч что?то (а может меньше, не помню, но таки много), то я не узнала свою же байку.

И говорю:

– Какого идиота ты мне читаешь? Где ты берешь эту ахинею?

Мама говорит:

– Из?под Марсика. А по?моему, довольно?таки смешно. Марсик знает на чем сидеть, не волнуйся.

 

Наша персональная Бондиана

 

СМИ объявили, что 50?летняя Беллуччи сыграет девушку Бонда.

– А ты сыграй девушку Коляна (сказала мама).

(Колян – алкаш из нашего двора, мой приятель.)

– Ну, если она в пятьдесят может девушку Бонда, почему я не могу?

Мама задумалась.

 

 

Потом говорит:

– А там постельные сцены есть?

– Наверняка.

– Эротические?

– Ну, а какие еще?

– Ну, разные бывают. От слова «постель» же. Эротические я тебе не советую – вес и все такое. Да и (мама покраснела) сноровки у тебя, думаю, нет… Откуда у тебя сноровка?то? (Мама внимательно посмотрела на меня). – В общем, если бы ты играла, я бы написала сцену, что у тебя грипп, к примеру. И ты лежишь в постели. И Бонд ухаживает: ходит там типа в аптеку, отвар делает из ромашки…

– Это уже не бондиана, а сериал типа «Серафима».

– Ну да, это будет наша, отечественная, бондиана. То есть – «Серафима». Или лучше – «Диляра». О женщине в летах, которая постоянно болеет гриппом или ОРЗ, а какой?то мужчина – ну пусть это будет Бонд – за ней ухаживает. Он – такой типа старый школьный товарищ, вместе ходили в горы, играли когда?то на гитаре и все такое… Иногда приходит доктор Малышева…

– И учит правильной дефекации?

Мама поморщилась.

И тем не менее продолжила «троллить»:

– Кого учит? Бонда этого? А у него проблемы с дефекацией? Ну да, у него всегда лицо напряженное какое?то… Вероятно, он пренебрегает клизмой… Вот у Беллуччи выражение лица всегда радостное: сразу видно, что она слушается советов доктора Малышевой. Кстати, ты вчера выпила слабительное?

– Мама!!

– Молчу, молчу…

 

Как повысить самооценку

 

Пригласили меня как?то на лекцию «Как повысить самооценку».

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

Яндекс.Метрика