Кристианна Брэнд

Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник)

 

Золотой век английского детектива

Инспектор Кокрилл

 

 

 

* * *

Кристианна Брэнд (настоящее имя – Мэри Кристианна Милн, 1907–1988) – известная британская писательница, одна из знаменитых на весь мир мастеров «золотого века» английского детектива, таких, как А. Кристи, Дж. Хейер, Э. Гилберт и Н. Марш.

Автор более двадцати романов и сборников рассказов, она несколько лет возглавляла Британскую ассоциацию остросюжетной литературы.

 

Не теряй головы

 

Моему таксику Дэмпсти, а также мистеру и миссис Риз из Исталиверы, за их к нему доброту

 

 

Действующие лица

 

Стивен Пенрок, сельский сквайр, и его гости

Леди Харт

Фрэнсис Харт – ее внучка

Венис Голд – ее внучка

Генри Голд – муж Венис

Бунзен – дворецкий

Грейс Морланд – глупая женщина

Пайпа Ле Мэй – ее кузина

Тротти – их служанка

 

Среди этих десяти самых обыкновенных людей – две жертвы и один убийца

 

Глава 1

 

Возле дома Пенрока, на террасе, Грейс Морланд заканчивала сильно размытый акварельный набросок заснеженной колокольни. Слева железнодорожная линия эффектным зигзагом рассекала пухлые белоснежные холмы; справа фабричная труба воздевала к небесам свой закопченный перст, а над нею высился грандиозный столб черно?серого дыма. Однако Грейс Морланд предпочитала закрывать глаза на уродливые следы человеческой деятельности, а потому изобразила холмы без железной дороги и трубу также обошла вниманием, сосредоточившись на колокольне, ибо конструкция, возведенная во славу Господню, безусловно, вправе считаться живописной.

Были у колокольни и другие преимущества. Чтобы рисовать ее, требовалось обратиться к Стивену Пенроку с трепетной просьбой о позволении посидеть на террасе, ибо только оттуда колокольня видна в идеальном ракурсе.

– Я никому не помешаю, – уверяла Грейс Морланд, глядя на сквайра умоляющими бледно?голубыми глазами. – Буду сидеть тихо, как мышка!

Вряд ли она могла кому?нибудь помешать на занесенной снегом террасе, где гулял ледяной ветер.

– Да?да, конечно, – снисходительно и равнодушно отвечал Пенрок. – Сидите сколько хотите. Но ведь вы, кажется, уже рисовали ее раньше?

Конечно, рисовала! Акварель «Колокольня старой церкви в пору, когда цветут колокольчики» и сейчас красовалась над камином у нее дома, в Пиджинсфорд?коттедже, а «Колокольная старой церкви. Осень» томилась в чулане под лестницей у самого Пенрока – он ее вытаскивал перед приходом Грейс Морланд и вешал на стену в столовой. Весной, летом, осенью и зимой мисс Морланд робко спрашивала позволения посидеть на террасе, никому не мешая, и всякий раз засиживалась допоздна, так что хозяин дома вынужден был пригласить ее к чаю или ужину, а затем проводить до коттеджа. И все же он не предложил ей руку и сердце – ни зимой, ни весной, ни летом, ни осенью.

Пенрок в свои пятьдесят был высок, прям, хорош собой, с пробивающейся сединой, которая его ничуть не портила, и удивительными глазами, не то голубыми, не то зелеными, как море. Если заглянуть с утеса на побережье Корнуолла в холодную прозрачную глубину, вы увидите в точности цвет глаз Пенрока. Были в этих глазах и доброта, и улыбка, и дружелюбие, но не было любви – ни намека на нежные чувства, по крайней мере для Грейс.

Она с тревогой посмотрела на часы. Половина пятого, уже сгущаются сумерки. Дольше сидеть на террасе невозможно. Не попросить ли разрешения прийти завтра? Но завтра, по всей вероятности, снег совсем растает. На холмах он еще лежит пышными шапками, а здесь, в долине, почти сошел. Уже и сейчас приходится напрягать воображение. Правда, ветер такой холодный – ночью вполне может случиться снегопад… Однако за ней вот?вот кто?нибудь явится и, должно быть, позовет к чаю. Неужто о ней забыли? У Пенрока сейчас гости: леди Харт, давний друг семьи (она навещала Пиджинсфорд еще при дедушке нынешнего владельца), и Генри Голд, муж одной из ее внучек, Венис Харт. Грейс представила себе, как они сидят и уютно попивают чаек, а о ней и не вспоминают, оставили одну мерзнуть на террасе. Зайти в дом нет никакого повода – ведь если она и впрямь никому не хочет мешать, нужно всего лишь спуститься с террасы и по растаявшему снегу дойти до мостика, отделяющего сад Пенрока от ее собственного сада. Без четверти пять она уже будет пить чай у себя дома. Грейс начала нехотя убирать кисти.

И тотчас же ускорила процесс, заслышав голоса за стеклянными дверями. Выскочивший на террасу черный таксик немедленно принялся разнюхивать, что здесь нового. Вслед за ним показались Венис Голд и ее сестра Фрэнсис.

Мисс Морланд, уже полчаса их дожидавшаяся, разумеется, была сама не своя от удивления.

– Ах, миссис Голд! Мисс Харт! Как вы меня напугали! Я как раз собирала вещи, хотела тихонько уйти к себе в норку, как маленькая мышка. Чтобы никому не мешать!

– А не хотите сперва выпить чаю? – вежливо спросила Венис. – Мистер Пенрок велел вас привести.

– Можно мы сначала посмотрим вашу картину? – спросила Фрэн.

Она успела подзабыть, как выглядят обычно картины мисс Морланд.

– Когда снег, все такое красивое, правда? И даже эти неряшливые холмы становятся какими?то осмысленными, и эти черные деревья, и железная дорога убегает вдаль…

Сестры остановились перед мольбертом.

«Какие они красавицы!» – печально думала Грейс. Венис, к счастью, уже вышла замуж за этого ужасного еврея, Генри Голда, зато Фрэнсис свободна – слишком даже свободна, и до того хорошенькая, что в груди щемит. Венис вполне соответствует фамилии Голд. Золотая паутинка – смотришь на нее, и кажется – вот?вот подует ветерок и унесет ее в зачарованную страну. Фрэнсис тоже высокая, стройная как тростинка, у нее такие же изящные руки и узкие ступни с высоким подъемом, но чувствуется в ней какая?то отвага, словно она готова помериться силами с целым светом и беззаботно выйти победительницей. По контрасту со светловолосой сестрой?двойняшкой Фрэнсис брюнетка: черные волосы вьются мягкими локонами, темные глаза сияют, полные губы накрашены ярко?алой помадой, и вся она – словно тропический цветок, что внезапно расцвел в этом сугубо английском саду. «Цветы! – мрачно думала Грейс Морланд. – Паутинки!» Если бы Грейс была цветком, то типично английским. Скажем, колокольчиком, который неплохо смотрится в лесу, а подойдешь поближе – блекнет и увядает. Будь она паутинкой, то самой обыкновенной, пыльной серой паутиной, без всяких там золотых искр. Куда уж ей тягаться с этим буйством восхитительных красок, с молодостью и весельем сестер Харт, с торжеством жизни, которым веет от их сияющих глаз и нежных рук? В ее?то тридцать восемь, какие могут быть шансы у Грейс?

Они стояли перед картиной, обняв себя за плечи на холодном ветру.

– Азиз, лапочка, только не на мольберт мисс Морланд! – выговаривали они песику, а неизменно вежливая Венис добавила: – Как мило, мисс Морланд! Колокольня… Очень, очень мило!

Фрэн оказалась безжалостней. Всегда предельно честная с собой, она не умела лицемерить – даже из вежливости, даже из милосердия. Она искала, что бы хорошего сказать о картине, но правда вырвалась наружу:

– А почему вы рисуете колокольню? Она же такая уродливая!

Бедняжка! Не умеет ценить прекрасное, только и всего. Если человек сам не понимает, бесполезно ему объяснять, как красива колокольня старинной церкви, проглядывающая сквозь голые ветви деревьев, когда справа от нее расположена небольшая рощица, которую так удачно уравновешивает слева чудный маленький коттедж мисс Морланд. И никаких трудностей с перспективой: одни только крыши виднеются над верхушками яблонь из сада мистера Пенрока.

– Кстати, – сказала Фрэнсис, рассматривая акварель в подступающих сумерках, – это же лес, где убили судомойку?

Судомойка – не Пенрока и не Грейс Морланд, а просто чья?то судомойка – раз под вечер, прошлым летом, попрощалась со своим кавалером, а потом ее нашли в жутком виде: руки бедняжки были связаны за спиной ее же собственным поясом, а голова отделена от тела одним взмахом косы. Коса лежала тут же, рядом. Тело, голова и орудие убийства были небрежно свалены под деревом, словно убийце вдруг надоело зловещее занятие и он его бросил, не стараясь даже скрыть улики. Именно благодаря такой небрежности полицейским оказалось невероятно трудно найти хоть какую?нибудь зацепку. Ни зловещего свертка с метками из прачечной, ни хирургически умело расчлененного трупа, ни веревки, завязанной характерным морским узлом. Ухажера, конечно, сразу нашли и тщательнейшим образом допросили, так же как подруг и родных, но все без толку. Несколько жалких шиллингов остались нетронутыми в сумочке покойницы. Аляповатую брошку сорвали с платья, а затем – вероятно, рассмотрев и сочтя дешевкой – швырнули на труп. Кроме этого несчастного тела, в лесочке не осталось никаких следов ночного ужаса. Маньяк ли, вор или мститель – нападавший пошел своей дорогой. О нем так ничего и не узнали.

Фрэн первой вошла в гостиную через стеклянные двери.

– Азиз, ко мне, мой хороший! Ах, смотри, что ты наделал – все лапки грязные! – Она подхватила песика на руки и принялась вытирать ему лапы носовым платком. – Вот вам мисс Морланд! – сообщила Фрэн Пенроку, стоявшему спиной к камину, где ярко пылал огонь. – Она рисовала жутко мрачный пейзаж с той рощицей, где нашли судомойку.

Пенрок вздрогнул. Его тогда одним из первых позвали на помощь. Кто?то из местных наткнулся на мертвую девушку в леске и совсем потерял голову со страху.

– Бедное дитя, – проговорил Пенрок. – Ужасная история. Никогда не забуду, в каком состоянии были ее родители и несчастный молодой человек… И ее… ее голова… – Побледнев, он добавил, словно стараясь отвлечься от страшного видения: – Сейчас уже, наверное, концов не найдешь. Какой?нибудь бродяга скорее всего. Понадеялся, что у нее есть при себе деньги…

– Какой переполох был в деревне! – Фрэн бережно усадила Азиза в кресло. – Сыщики, фотографы и репортеры толпами. Наверное, никогда здесь такого оживления не случалось.

– Надеюсь, и не случится больше, – с чувством отозвался Пенрок.

– Так вы в то время здесь гостили? – спросила Грейс, предприняв неловкую попытку погладить Азиза.

Песик немедленно соскочил с кресла и уселся на полу, нервируя мисс Морланд пристальным взглядом.

– Это случилось в самом конце каникул, – объяснила Венис. – Фрэн с бабушкой, как обычно, гостили у мистера Пенрока, а мы с Генри проводили здесь последнюю неделю медового месяца. Лето не лето, если хоть несколько дней не провести с Пеном!

Она нежно улыбнулась Пенроку.

– А как поживает дорогая леди Харт?

– О, у нее все хорошо, она сейчас спустится. Джеймс Николл тоже здесь, вы знаете?

У Джеймса Николла в местной бухте стояла парусная лодка, хотя бо?льшую часть лета молодой человек проводил в деревенском пабе. Грейс он запомнился рассеянным, немного вялым и весьма неряшливым студентом. В последнее время он начал, хоть и без особого рвения, принимать участие в делах семейной фирмы и стал чуть менее неряшливым, хотя по?прежнему постоянно витал где?то в облаках. Его опекун и родной дядя, суровый старик, присматривал за племянником – надо отдать молодому человеку должное, он не давал серьезных поводов в чем?либо себя упрекнуть. При первой же угрозе войны дядя?опекун сбежал в Америку. Было бы ради чего бегать, с легким злорадством подумала Грейс – не далее как вчера она прочла в газете его некролог. Несомненно, племяннику достанется жирный куш; между прочим, говорят, мистер Николл сейчас в армии…

– Ах, какая радость! Я слышала, он нынче носит военную форму?

– Как же, как же, наш отважный мальчик в грубой шинели! – с мягкой насмешкой ответила Фрэн. – Он не знает, какой рукой положено козырять, и наверняка всегда шагает не в ногу, а в остальном бравый вояка. Сейчас у него увольнительная на неделю, и мистер Пенрок пригласил его к себе. Да, милый Пен?

Вот и прекрасно, думала Грейс, согревая замерзшие ноги у очага. Быть может, Фрэнсис займется этим Николлом, раз уж он получил наследство, и отстанет наконец от мистера Пенрока. «Милый Пен», вы подумайте! Скорее бы принесли чай.

– А вот и бабушка! – воскликнула Фрэн.

Сестры бросились к двери.

– Бабушка, ну как ты, подремала?

Старая леди больше всего напоминала пышный свежеиспеченный каравай, на который сверху посадили горошину вместо головы. Она весело вкатилась в комнату, сияя улыбками.

– …А вот мисс Морланд, – прибавила Венис.

– Она рисовала рощицу, где прошлым летом девушку убили. – Фрэн все никак не могла успокоиться, настолько ее поразил странный выбор художницы.

Леди Харт, слегка удивившись, уселась в кресло под бурные оправдания Грейс.

– Ах, вот хорошо, Генри и Джеймс уже здесь! – заметила старушка. – Я хочу чаю.

На первый взгляд могло показаться странным, что двое настолько разных людей так тесно сдружились. Генри Голд – ярко выраженный еврей, хоть и без анекдотических черт: невысокий, худой, некрасивый, с озаряющей все лицо, чуточку плутоватой и неотразимо обаятельной улыбкой. Джеймс Николл – почти на голову выше, слегка сутулый, с вечно сонным взглядом интеллектуала, отстраненно взирающего на человеческую суету. Единственный здесь в военной форме, Джеймс не хвастался своей летной карьерой, уделяя ей всего лишь насмешливо?ленивую улыбку.

– Как я рада вас видеть, мистер Николл, и в хаки! – восхитилась мисс Морланд. – Или вас нужно звать капитаном? Или майором? И эти очаровательные ромбики на погонах! Для меня большая честь пожать вашу руку.

– Да неужели? – удивился Джеймс.

– Вы были во Франции во время всех этих ужасов? Дюнкерк и прочее? Прошу вас, расскажите о ваших приключениях! Или… – Она продолжила громким шепотом: – Быть может, вам не хочется говорить об этом?

Джеймсу очень даже хотелось говорить об этом, только не с мисс Морланд.

Генри пришел ему на помощь:

– Он все время просидел на аэродроме, уткнувшись в карманное издание «Бесплодных усилий любви».

Завидует, конечно. Ох уж эти евреи!

– А вы, мистер Голд, я смотрю, не в военной форме, – промолвила Грейс.

– С его профессией не берут в армию. – Венис ринулась на защиту мужа. – Он еще в самом начале войны хотел пойти добровольцем, но ему не разрешили. Сказали, он на своем месте нужнее.

Генри усмехнулся, прикрываясь ладонью. Милая Венис! Как будто его волнует мнение нелепой старой девы. Однако в глубине его души небрежная неприязнь к мисс Морланд усилилась и приобрела личный характер.

Азиз с недовольным видом отошел от Грейс, устроился на коврике у камина и занялся сложными гигиеническими процедурами.

– Солнышко, здесь нельзя! – пожурила его Фрэн, подталкивая в бок носком туфельки. – Воспитанные собаки так не делают!

Поразительно, изумилась Грейс, устремляя взор в неведомую даль, – ну можно ли вот так привлекать к этому общее внимание?

И сказала, чтобы заполнить паузу, которую никто, кроме нее, и не заметил:

– Азиз – что за странное имя?

– Потому что он у нас черненький, – ответила Венис, как будто это все объясняло.

Мисс Морланд смотрела непонимающе.

– В честь доктора?индийца из «Поездки в Индию»[1], – любезно пояснил Генри. – А матушку нашего песика звали Эсмис Эсмур.

Грейс прикусила ноготь, возведя к потолку выцветшие голубые глазки.

– «Поездка в Индию»… «Поездка в Индию»… Нет! Не попадалось. – Отринув таким образом «Поездку в Индию», она умиленно добавила: – Очень странно, я ведь так люблю книги о путешествиях!

Наступило зловещее молчание. Мисс Морланд поняла, что сморозила что?то не то, и в попытке замять неловкость весело проговорила:

– Надо же, такса! Я бы собаку немецкой породы не стала заводить. Особенно в военное время.

– Не стали бы? Вот глупость! – сказала Фрэн.

Леди Харт мягко заметила, что нельзя же сдать Азиза в камеру хранения до окончания войны.

– Ах, ну разумеется, я понимаю, некоторые очень привязываются к собакам, – поспешно отозвалась Грейс. – Он, конечно, милый зверек. Откуда он у вас?

– На парашюте с неба спустился, – буркнул Джеймс и с милой улыбкой добавил: – Под видом англиканского священника.

Священником в Пиджинсфорде был некогда отец мисс Морланд.

– Ну да, у них воротник – как ошейник, – подхватил Генри, и приятели покатились со смеху, с несколько истерическими нотками.

Тут вошел с подносом старенький дворецкий, ступая по?кошачьи осторожно – его мучили мозоли.

– А еще, мисс Фрэн, вам тут посылка. Из почтового отделения в Торрингтоне доставил курьер. Она на столе в холле.

– Это моя новая шляпка! – Фрэн сорвалась с места и схватила дворецкого за руку. – Скажите, Бунзен, это шляпная картонка? Квадратная, вот такого размера?

– Примерно такого, мисс.

– Значит, она! Как чудесно! Я просила прислать ее сюда, только не думала, что так быстро… Здесь, конечно, я ее носить не смогу – у местных жителей будет разрыв сердца. Бабулечка, вот посмотришь! Ты вечно жалуешься, что нынче шляпки не такие дурацкие, как были в ваше время. А эта – еще какая дурацкая!

Так оно и было. Фрэн вернулась в гостиную, нацепив шляпку поверх своих темных кудрей, улыбаясь и раскланиваясь на все стороны, и покружилась, чуть зардевшись под взглядом сонных карих глаз Джеймса. У Пенрока сердце болезненно сжалось – такая она была милая, веселая и бесхитростная, с этим смешным пучком цветов и перьев на голове.

– А тебе нравится, Пен? – спросила она, вдруг подойдя к нему и с простодушной улыбкой заглядывая в глаза.

Не успев опомниться, он за руку притянул ее к себе и поцеловал, прямо при всех.

– Ты маленькое чудо! – воскликнул Пенрок, а потом, сообразив, что сделал, прибавил со смехом: – Эта шляпка – просто наваждение какое?то! Скажите, мисс Морланд, это ведь необыкновенная шляпка, правда?

Грейс оцепенела, словно примерзла к стулу. Так холодно ей не было и на террасе, хотя там дул ледяной ветер, а здесь огонь полыхал в очаге. В одно?единственное мгновение рухнули все ее мечты.

Она тоже не совладала с собой, только совсем не из?за любви к Фрэн, крикнув со злобой:

– По?вашему, это шляпка? Не шляпка, а не пойми что! Господи, да я бы даже мертвой в канаве не хотела бы людям показаться на глаза в этом безобразии!

Все смотрели на нее с удивлением.

Фрэн медленно сняла шляпку.

– Простите… Жаль, что вам не нравится. Конечно, это просто глупая безделка, но мне она показалась довольно симпатичной.

Должно быть, мисс Морланд обиделась за свою картину, решила Фрэн.

Грейс засобиралась уходить.

– Я, наверное, была слишком строга, – пробормотала она, слегка смутившись при виде несчастного лица Фрэн. – Шляпка, конечно, очаровательная, просто мы здесь к таким не привыкли. В деревне, да еще в военное время, люди думают все больше о серьезных проблемах. Не правда ли, мистер Пенрок? Вы поймете, вы ведь живете среди нас. Эта блестящая лондонская молодежь…

Пенрок не пожелал обсуждать своих гостей при них.

– Позвольте, я вас провожу, – сказал он и, не удержавшись, добавил: – Чтобы с вами ничего не случилось в рощице.

Фрэн и Венис вышли вместе с ними на террасу.

– Какая злая, – растерянно проговорила Фрэн, глядя, как Грейс и Пенрок медленно идут по заснеженной лужайке. – Я ей, кажется, ничего плохого не сделала. За что она так о моей шляпке?

– Боюсь, дело не в шляпке, – нехотя отозвалась Венис. – Похоже, Пен в тебя влюбился.

Фрэн поморщилась:

– Боюсь, что так. Вот смешно, с чего бы вдруг?

– Фрэн, это началось давным?давно. Ты еще совсем маленькой была. Он всегда тебя больше всех любил. То есть меня любил тоже – и сейчас, конечно, любит. Но с тобой все по?другому, и вот – прорвалось. Скажи, а ты не могла бы в него влюбиться? Он такой милый.

Фрэнсис ответила с сомнением:

– Ну, не знаю… Конечно, он чудесный, и я бы стала богатой и могла постоянно жить в Пиджинсфорде…

– Ты и так богатая! – засмеялась Венис.

– Да, в том?то и дело. Одним корыстным соображением меньше, а я не знаю, смогу ли выйти за Пена без дополнительных корыстных соображений – ну, там, ради выгоды, или чтобы грех прикрыть, или еще что?нибудь в таком духе. И потом, он же старый!

– Да, есть немножко. А все?таки жаль – два таких прекрасных человека тебя любят, Пен и Джеймс, и оба безответно.

– Ах, насчет Джеймса еще неизвестно – он же молчит. Может, и вспоминает обо мне только в промежутках между чтением Горация и Шекспира. Но все равно, я думаю, что?то есть.

– Еще как есть, – улыбнулась Венис. – Вот если бы Генри так на меня смотрел, как на тебя Джеймс иногда смотрит…

– Генри тебя обожает! – возразила Фрэн.

– Да, солнышко, но не так, как я – его и как тебя – Джеймс. Ты, наверное, не поймешь, ты ведь никогда не любила, только в тебя влюбляются. Это так ужасно – когда любишь до боли, а тебя любят только в ответ. Раньше, до замужества, многие в меня так влюблялись – до боли, и надо же мне было выбрать того единственного, у кого ко мне спокойное такое, доброе и теплое чувство… Я знаю, все наши знакомые считают, ему со мной повезло, потому что он еврей, и не особенно красив, и положение в обществе у него не очень… Они и представить не могут, что это мне повезло! Потому что Генри мне нужен ужасно, невероятно и гораздо больше, чем я ему. Полгода прошло со свадьбы, а ничего не изменилось. Мой тебе совет, Фрэн: выходи за Пена или Джеймса. Не жди, пока сама от любви голову потеряешь. Поверь, быть любимой намного приятнее.

Фрэн комично почесала в затылке и вновь скорчила гримаску.

– Я думаю, все как?нибудь устроится… Я уж подожду, пока мне хотя бы предложение сделают! И все?таки забавно, если подумать… Мы же с детства привыкли смотреть на Пена как на родного дядюшку!

– Для него это совсем не смешно, – серьезно ответила Венис.

Пенроку в самом деле было не до смеха. Он шагал рядом с мисс Морланд в глубокой задумчивости, проклиная свои седые виски. «Фрэн сейчас года двадцать четыре – двадцать пять, – думал он. – Я вдвое старше. Почему каждый раз, приезжая в Пиджинсфорд, она становится все красивее? Богу известно, я думал, что люблю ее, когда она была голенастым жеребенком с темной гривой, а сейчас она настоящая женщина, при всем своем ребячестве… Не могу больше бороться. Я должен поговорить с леди Харт»…

Пенрок вдруг заметил, что его спутница все это время говорит без умолку, истерически выплескивая всю накопившуюся злость и ревность.

– …И право же, мистер Пенрок, простите, что я была резка с вашей гостьей, но когда я увидела, как она кривляется в этой кошмарной шляпчонке, да еще вся размалеванная… Право слово, когда я была в ее возрасте… давно это было, что уж тут скрывать… Меня учили, что подобным образом держат себя только женщины легкого поведения. Конечно, где нам, сельским жителям, угнаться за лондонской модой, но право слово… Мистер Пенрок, ну скажите откровенно, по совести, что вы обо мне подумали бы, начни я так себя вести?

Пенрок невольно рассмеялся, представив, как Грейс Морланд кружится по гостиной, смеясь, краснея и хвастаясь милой смешной шляпкой. Ему и в голову не приходило, что его спутница ревнует; он замечал только, что она несет околесицу. Смеясь, Пенрок остановился у калитки. На сердце у него было тепло от мыслей о Фрэн. Его мечтательно?отсутствующий взгляд поразил Грейс до глубины души, и она вдруг завизжала, позабыв всякую осторожность:

– Вы бы сказали обо мне то, что надо было сказать о ней! Сказали бы, что я веду себя не лучше обыкновенной… обыкновенной… потаскушки!

Она рывком распахнула дверь коттеджа и, захлебываясь от рыданий, бросилась к себе в комнату.

 

Фрэн спустилась к ужину раньше леди Харт и Венис. Замерев на пороге, она окинула взглядом гостиную. У резного камина стоял Джеймс Николл с высоким стаканом в руке и вечным своим полусонным выражением. Когда Фрэн подошла к нему, он отчасти пробудился – по крайней мере настолько, чтобы заметить:

– Фрэн, ты похожа на орхидею. На самую роскошную каттлею. Как ты ухитряешься быть такой яркой в простом сером платье?

В последнее время ей с Джеймсом было как?то не по себе. Никогда не знаешь, принимать ли его всерьез. Она ответила тоном легкой шутки:

– Спасибо, моя радость! Нечасто приходится слышать от тебя такие замечательные слова.

– Сейчас услышишь нечто по?настоящему замечательное, если только остальные будут еще дольше собираться, – ответил он все с той же неспешностью. – Сегодня я впервые понял, что наш Пен положил на тебя глаз, и, опасаясь, как бы ты не поторопилась невзначай одарить его своей благосклонностью, я решил злоупотребить его гостеприимством и сообщить тебе, что я также в числе претендентов. Не знаю, догадывалась ты или нет. Коктейль будешь?

Фрэн, растерянно глядя на него, взяла коктейль.

– Пожалуй, мне сейчас это необходимо. Ты просишь моей руки?

– Попросил бы, будь у меня время, – ответил Джеймс, косясь на дверь. – Но тут довольно долгая история… Ты не против ее выслушать попозже, сегодня вечером?

– Ах, конечно! То есть «конечно» не в смысле «я согласна», а просто я, конечно, хочу услышать историю и… и… посмотрим, что тогда. Только мы же не можем взять и вдвоем куда?нибудь уйти сразу после ужина?

– Думаешь, Пенроку не понравится? Ты права. Наверное, не понравится. С другой стороны, я тут сочинил прекрасную речь и очень хочу ее произнести. Вот что: давай встретимся, когда все разойдутся по кроваткам? Выходи на террасу… А лучше в сад, прогуляемся при луне. Чудесный вечер для свидания.

Тут вошел Пенрок, а вскоре появилась и леди Харт.

– Милый Пен, мне, пожалуйста, хереса. Фрэн, что с тобой? Почему ты такая бледная?

– Быть такого не может; я целую банку румян извела. А где наш Черныш?

Вошли Венис и Генри. Азиз прибежал трусцой по пятам за дворецким.

– Иди сюда, вражеская собака! – воскликнула Фрэн, подхватив его на руки. – Какая вреднюга эта мисс Морланд! Говорит, не взяла бы такую собаку, потому что порода, видите ли, немецкая… Ах ты мое чудо!

Фрэн унесла песика в столовую, что?то нежно нашептывая ему в бархатное ушко.

 

Наконец все сели ужинать за старинный стол красного дерева: Пенрок – во главе, справа от него жизнерадостная леди Харт в пышном черном бархатном платье и съехавшем набок кружевном чепце, надетом, чтобы скрыть, как поредели мягкие белоснежные волосы; слева – Венис в сияющем ореоле светлых кудрей; далее Фрэн, непривычно притихшая и все еще чуточку бледная под слоем румян. Генри выдвинул теорию, что Азиз на самом деле – простой британский бульдог, в Германии был по заданию разведки, а потом вдруг ветер переменился…

Бунзен принес кофе.

– И еще, капитан Николл, сэр, вас к телефону.

– Меня? – удивился Джеймс. – Кто может знать, что я здесь? Ладно, пойду узнаю. Только бы не оказалось, что меня вызывают из отпуска!

Отсутствовал он долго – все успели выпить кофе и перейти к портвейну, а когда вернулся, выглядел слегка напряженно.

– Оказалось, ничего особенного. Просто… мне позвонили.

– Да что ты говоришь! – рассмеялась Венис.

Они перешли в гостиную и сели играть в баккара.

– Я, пожалуй, не буду играть, – сказал Джеймс, небрежно придвигая к каждому нужное количество спичек, служивших фишками. – Что?то голова разболелась. Лучше пройдусь.

Поверх голов ничего не подозревающей компании он одними губами напомнил Фрэнсис: «В саду, в одиннадцать».

А потому в половине одиннадцатого Фрэн, широко зевнув, объявила, что уже страшно поздно и пора бы всем ложиться спать. Поскольку обычно именно ради ее азарта все общество засиживалось за игрой до глубокой ночи, слова эти были восприняты с изумлением и даже отчасти с облегчением. Азиза вывели ненадолго на террасу – исключительно по делу, и пожертвовали один носовой платок на вытирание грязных лапок. Затем Венис отнесла довольного песика наверх. Пенрок с ключом в руке крикнул от входной двери:

– Джеймс уже вернулся?

Фрэн прижалась ухом к двери в комнату Джеймса и, перегнувшись через перила, крикнула в ответ:

– Говорит, он уже лег! Спать хочет, голова так и не прошла.

Пенрок запер дверь и медленно поднялся по лестнице.

– Надеюсь, это не грипп. Я и сам неважно себя чувствую. Может, загляну, спрошу, как он?

– Нет?нет, он не заболел! Просто, знаете, как это бывает, когда голова болит: хочется, чтобы тебя никто не трогал.

Фрэн решила завтра быть с Пеном поласковее, чтобы искупить эту ложь.

– Пен, скажешь Азизу «спокойной ночи»? – спросила Венис, поднося к самому его лицу черную мордочку. – Поцелуй дядю Пена, мой ангел! Вот умница… Правда, он милый?

– Деточка, не разрешай ему облизывать людей!

– Ну бабушка, ты совсем как эта Морланд! Пену нравится. Правда, Пен?

– Я без этого не засну! – со смехом ответил Пенрок, пятясь к своей комнате. – Спокойной ночи, Венис! Спокойной ночи, леди Харт! Спокойной ночи, Фрэн.

– Спокойной ночи, Азиз! – Фрэн прижалась щекой к мягкой собачьей шерстке. – Сладких снов, мое золотце! Венис, не забудь – завтра моя очередь! Спокойной ночи, мой хороший! Спокойной ночи, Генри! Спокойной ночи, бабушка…

Фрэн скользнула к себе в комнату и, закрыв дверь, прижалась к ней спиной.

 

Глава 2

 

Пенроку снился сон – будто он идет по длинному темному туннелю, а далеко впереди, на фоне света, виднеется женская фигурка. И почему?то невероятно важно увидеть лицо незнакомки. А ноги как свинцом налиты. Пенрок рванулся изо всех сил и наконец, выйдя на солнце, взял женщину за подбородок и начал поворачивать ее к себе, но тут сзади, в туннеле, раздался страшный шум. Пенрок обернулся посмотреть, что там грохочет, а когда снова глянул вперед, женщина исчезла… Он лежал в своей постели, замирая от необъяснимого дурного предчувствия, а в дверь громко стучали.

– Войдите!

Пенрок сел и включил ночник у кровати. Наверное, что?то случилось – на часах еще не было полуночи.

Вошла леди Харт в халате. Ее добродушное морщинистое лицо совсем побелело.

– Пен, вставай скорее! Случилось ужасное несчастье… Я… Мне страшно!

– Что такое? – Пенрок поспешно накинул халат и сунул ноги в домашние туфли.

– Там девушка… Бунзен ее нашел… Увидел… – Дрожа всем телом, леди Харт прислонилась к столбику кровати. – Пен, в саду у дороги лежит девушка, и она… На ней шляпка… Новая шляпка Фрэн…

– Шляпка? А где Фрэн? – холодея, спросил Пенрок.

– Ее нет в спальне… – Леди Харт пошатнулась, цепляясь за столбик. – И кровать не разобрана… Я сразу сюда бросилась. Пен… Ее нет в комнате…

Леди Харт, обмякнув, осталась лежать на полу без сознания.

Пенрок этого даже не заметил. Он уже мчался по лестнице, прыгая через три ступеньки. Кое?как отпер входную дверь и выбежал в залитый луной сад. От страха мутилось в голове. Посреди лужайки его встретил бледный Бунзен с выпученными глазами.

– Сюда, сэр! Там, у калитки… Господи, ужас… Она… Ее голова…

Она лежала в канаве – там, где дорогу пересекал ручей. В лунном свете все было отчетливо видно: неестественно вывернутые ноги, заведенные за спину руки и голова… Отрубленная голова криво приставлена к шее, а на голову нахлобучена дурацкая новая шляпка Фрэн. Все в глазах заволокло кровавым туманом. Пенрок зажмурился от ужаса. Ноги у него подломились, и, рухнув на колени, он пополз к жуткому телу. Отбросил непристойно легкомысленную шляпку, отвел в сторону слипшиеся, темные от засохшей крови волосы и, с трудом поднявшись, едва дошел до края канавы, а там упал снова, и его вывернуло наизнанку.

Но из?под спутанных, пропитанных кровью волос, искаженное смертной гримасой, ему явилось не прелестное личико Франчески. И тело, и отрубленная голова принадлежали Грейс Морланд.

 

К возвращению Пенрока леди Харт уже очнулась и со страхом ждала его, присев на краешек кровати.

– Это Грейс Морланд, – сразу же сказал Пенрок. – Ее убили. Надо найти Фрэн.

Леди Харт чуть снова не лишилась чувств, но кое?как справилась с собой и, пошатнувшись, встала на ноги.

– Слава богу, это не Фрэн! Я так испугалась… Мысли путаются… Я тут, кажется, в обморок упала. Сидела потом, старалась взять себя в руки. Заглянем еще раз к ней в комнату!

Фрэн крепко спала, свернувшись, как котенок. Когда зажегся свет, она пошевелилась и раскрыла сонные глаза.

– Кто там? Что? Бабушка! Что такое, воздушный налет?

Леди Харт застыла, как громом пораженная.

– Фрэнсис! Давно ты здесь?

– Что значит – давно? – Фрэнсис села в постели, отбрасывая назад черные кудри. – Всю ночь. То есть как легла, так и сплю.

Пенрок тоже переступил порог.

– Случилось несчастье с Грейс Морланд. Она… Словом, ее убили.

– Грейс Морланд убили? Как это – убили?

От пережитого ужаса Пенрок сделался раздражителен.

– Очень просто – голову отрезали! – рявкнул он.

Венис в халатике выглянула из своей комнаты, прижимая к груди таксу.

– Что тут за крики? Случилось что?нибудь? Воздушный налет?

– Грейс Морланд отрезали голову, – ответила Фрэнсис и залилась истерическим смехом.

Леди Харт, предостерегающе взглянув на Пенрока, села на край кровати и обняла внучку.

– Тише, моя дорогая, успокойся. Ты разволновалась до неприличия. Венис, у нас в саду нашли бедняжку мисс Морланд. Пен только что ходил смотреть.

В комнату бесшумно вдвинулся Генри Голд – темноволосый, чуточку таинственный, обвел быстрым взглядом лица.

Венис бросилась к нему:

– Генри, Грейс Морланд убили!

– Грейс Морланд? Она же была у нас сегодня. Как ее могли убить?

– Убили, представьте себе, – резко проговорил Пенрок, выведенный из себя их бестолковыми репликами. – Она лежит в канаве у дороги. Ей отрезали голову, точно так же, как судомойке прошлым летом. Там сейчас Бунзен, я ему на подмогу садовника отправил.

– В полицию звонили? – спросил Генри.

– Не сообразил. В самом деле, надо позвонить. А врача вызывать?

– Нет, если она точно мертва. Полицейские сделают все, что нужно.

– Она точно мертва, – свирепо ответил Пенрок, снова вспомнив жуткий труп в канаве. – Ее голова… Слушайте, Генри, может, позвоните вместо меня в полицию? Мне немного нехорошо…

Двигаясь как автомат, он прошел к себе в спальню и закрыл дверь.

Деревня Пиджинсфорд – горсточка маленьких домиков и лавчонок вокруг усадьбы, которую здесь называют «Большой дом». Никак не получалось втолковать единственному констеблю, что мисс Морланд убита и ее труп лежит у дороги возле дома мистера Пенрока. В конце концов Генри Голд попросту предложил констеблю немедленно прийти на место происшествия, а сам позвонил в полицейский участок соседнего городка Торрингтон – пятнадцать миль от Пиджинсфорда. Инспектор Кокрилл без большого интереса ответил, что приедет через полчаса.

Тем временем Фрэн настояла на том, чтобы разбудить мелодично храпевшего Джеймса. Склонившись над ним, она потрясла его за плечо.

– Проснись, Джеймс! Проснись!

– Чткое? – отозвался Джеймс, вновь натягивая одеяло до подбородка.

– Джеймс, просыпайся! Случился такой ужас! Пожалуйста, проснись!

Леди Харт, подойдя к умывальнику, смочила губку водой.

– Вот, попробуй! По моему опыту, безотказный способ.

Фрэн, сжалившись над Джеймсом, часть воды отжала и осторожно провела губкой по лицу спящего. Растрепанный спросонья Джеймс рывком сел, хлопая глазами.

– Эй, в чем дело? Вы что делаете, черт возьми?

– Если ты тоже спросишь про воздушный налет, я закричу, – предупредила леди Харт.

– Случилось ужасное несчастье, – повторила Фрэн. – Мисс Морланд убили. Там, в саду.

– Грейс Морланд? – растерянно переспросил Джеймс.

– Да! Ее убили, бедняжку. Сейчас явится полиция, будут всех расспрашивать. Они захотят узнать, где мы были всю ночь и тому подобное. Мы?то, конечно, все спали в своих постелях, но все?таки решили тебя разбудить и рассказать, что происходит…

По лицу Джейса мелькнула слабая улыбка.

К тому времени, как вернулся от телефона Генри, все сидели в гостиной в торжественном молчании.

– Ну вот, я позвонил в полицию. Еле дозвался кого?то осмысленного. В конце концов попросил вызвать Коки – он уже едет. – Генри из приличия делал скорбное лицо, сдерживая азарт. – А кто нашел тело?

– Я, – вздрогнув, ответила леди Харт. – Вернее, Бунзен ее нашел и сказал мне, а я сказала Пену. Я услышала шум, выглянула, а на террасе Бунзен бросает камешки в окно Пена – оно рядом с моим. Я спросила, в чем дело, а Бунзен ответил, что в саду у дороги, рядом с воротами, лежит девушка или женщина… Кажется, он сказал «молодая леди». Бедный старый Бунзен был совсем расстроен и запыхался страшно – бежал, наверное, через весь сад, чтобы сообщить Пену.

– Почему же сразу не пошел к нему?

– Так парадная дверь на ночь запирается, а до черного хода вокруг дома еще бежать и бежать, что тут непонятного? Генри, не перебивай! Рассказывай дальше, бабушка!

– Я спросила: «Что за женщина?» – а он сказал, что не знает. У нее лицо было закрыто волосами. Он только увидел, что на ней шляпка Фрэн.

– Моя шляпка?! – вскрикнула Фрэн.

– Так сказал Бунзен. Он ведь видел тебя в этой шляпке, когда подавал на стол. Наверняка он ошибся – откуда у мисс Морланд твоя шляпка? Но я?то, конечно, подумала, что это ты там лежишь, и я… Словом, я пошла и разбудила Пена, – немного сбивчиво закончила леди Харт.

Никто не обратил внимания на эту заминку.

– Ах, наверное, Бунзен ошибся! – взволнованно воскликнула Фрэн. – У нее никак не могло быть моей шляпки. Шляпку я оставила на столике в холле – сейчас пойду проверю.

Фрэн выбежала на лестницу и перегнулась через перила. Шляпная картонка стояла открытая и пустая. Крышка лежала на стуле, возле нее валялся обрывок папиросной бумаги. Генри встал рядом с Фрэн и тоже посмотрел.

– Кажется, она пропала.

 

Инспектор Кокрилл выглядел намного старше своих лет: невысокий темнолицый человечек с глубоко посаженными глазами, широким умным лбом, орлиным носом и гривой пушистых белоснежных волос. Мягкую фетровую шляпу он носил слегка набекрень, словно вот?вот начнет декламировать байроновское «Прощание Наполеона». В Торрингтоне и окрестных деревушках все его называли Коки. Говорили, что под желчной внешностью инспектора скрывается золотое сердце, хотя иные с горечью добавляли, что сердце это такое крошечное и докопаться до него так трудно, что не стоит и стараться. Пальцы его правой руки потемнели от никотина, став похожими на мореное дерево.

Он был глубоко потрясен, увидев у дороги несчастное изломанное тело. Инспектор знал Грейс Морланд еще маленькой девочкой. Отец мисс Морланд венчал его когда?то (причем произнес небольшую речь, оказавшуюся впоследствии неоправданно оптимистичной), затем похоронил жену инспектора, умершую родами. Ребенка в скором времени похоронил тоже, а вместе с ним все надежды инспектора, да и большую часть веры и милосердия. Грейс, когда подросла, поглядывала на инспектора, хоть и без особого воодушевления, считая его не ровней себе по происхождению и воспитанию. Он же нисколько не обижался, считая ее сентиментальной дурочкой. Но такой ужасной смерти она не заслужила, бедняжка! И голова… Инспектор бережно поднял отрезанную голову за волосы.

Светало, когда усталый инспектор вошел в гостиную. Леди Харт и девочки сидели, прижавшись друг к другу, на диване. Венис держала за руку Генри, а Фрэн сидела одна – именно потому, что желающих ее утешать было слишком много. На коленях у нее спал Азиз. Взволнованная горничная подала крепкий черный кофе.

Кокрилл тоже взял чашку.

– Не пошлете ли кофе моим людям в саду, мистер Пенрок? Сочувствую вам; такое потрясение.

Пробежавшись взглядом по лицам, инспектор подумал: «Одна из барышень при всем потрясении не забыла накраситься. А может, не успела снять макияж? Любопытно…»

Пенрок осторожно спросил:

– Инспектор, а как насчет домашних мисс Морланд? Вы, конечно, знаете ее служанку, старую Тротти. Для Тротти случившееся будет страшным ударом. Надо бы ей сообщить, как вы думаете?

Кокрилл иронически взглянул на него:

– О да, я об этом подумал.

Пенрок вспыхнул:

– Простите, я не хотел вам указывать.

– Ничего страшного, – улыбнулся Кокрилл. – Но вы не беспокойтесь, я обо всем позабочусь. А теперь скажите: кто?нибудь из вас что?нибудь знает об этой истории?

– Милый Коки, откуда? – воскликнула Фрэнсис.

Они с Венис знали инспектора с детства.

Кокрилл посмотрел на нее в упор, затем вытащил табак, листок бумаги и свернул себе корявую сигарету.

– Мистер Пенрок, а почему ваш дворецкий возвращался домой в полночь?

– Он ездил к сестре, в Тенфолд, – ответила Венис.

– Так и есть, инспектор. Я ему разрешил отлучиться после ужина. Сестра у него болеет, а тут позвонили, сказали, что ей стало хуже. Пока мы вас ждали, Бунзен рассказал, что она очень плоха и он задержался, вызывал доктора Ньюсома из Торрингтона. Знал, что я не буду возражать. Он у меня уже много лет служит и, в сущности, делает все, что ему заблагорассудится.

– И вы может подтвердить, что у него в самом деле есть больная сестра в Тенфолде?

Пенрок даже растерялся.

– Господи, да! Вы на что намекаете? Я и сам ее видел на днях. Спросите Ньюсома, пусть он скажет!

– Хорошо?хорошо, я просто спросил, – миролюбиво отозвался инспектор. – Итак, дворецкий обнаружил несчастную и сообщил вам, леди Харт, верно?

Леди Харт, уже немного придя в себя, добавила драматизма в повесть о своем пробуждении:

– …И тогда я бросилась к мистеру Пенроку, разбудила его и рассказала о случившемся… А потом, кажется, упала в обморок.

– Я побежал в сад, – продолжил рассказ Пенрок, протягивая горничной чашку за новой порцией кофе. – Увидев, что там мисс Морланд, я оставил Бунзена рядом с телом и нашел еще одного человека ему в помощь, затем вернулся в дом, и мы с леди Харт разбудили остальных.

– В каком порядке? – осведомился Кокрилл, стараясь не задерживать взгляд на макияже Фрэн.

– Собственно говоря, Венис и мистер Голд сами проснулись. А мы сперва заглянули к Фрэн…

– Почему именно к ней, а не, скажем, к капитану Николлу?

– Потому что ее комната ближе. Прямо напротив спальни мистера Пенрока, – быстро ответила леди Харт, не глядя на Пенрока. – Вот мы туда и зашли сразу же. Моя внучка лежала в постели и спала. Потом подошли Венис с мужем, и в конце концов мы разбудили Джеймса. Еле растолкали, он так крепко спал… Тут мы заметили, что шляпка пропала…

Леди Харт вдруг запнулась.

– Шляпка? – насторожился Кокрилл. – Какая шляпка?

– Видите ли, инспектор, тут очень странная история, – волнуясь, ответил Пенрок. – Сегодня… То есть уже вчера, – поправился он, глядя на часы, – Фрэн прислали новую шляпку. Она оставалась в коробке, на столике в прихожей. Вы наверняка обратили внимание, что у мисс Морланд… э?э… на голове… была шляпка с цветами. Так вот, это шляпка Фрэн.

– Когда я ее видел, шляпы на голове не было, – задумчиво ответил Коки.

– Как так? Я же уверен… – Пенрок прижал ко лбу ладонь. – Ах да, точно, я ее снял, наверное. Теперь вспоминаю, я ее отбросил в сторону, чтобы разглядеть лицо. Я так испугался, что это Фрэн лежит в канаве… Хотел скорее увидеть лицо.

– Почему вы решили, что это Фрэн? – заинтересовался инспектор.

– Из?за шляпки, конечно! – резким тоном ответила леди Харт.

– А, да?да, из?за шляпки. А на самом деле Фрэн спокойно спала в своей постели?

– Да, – ответили хором Пенрок, леди Харт и Фрэнсис.

– И капитан Николл тоже спал в своей постели. А вы, Венис?

– Коки, я тоже спала, естественно.

– А вы, мистер Голд? Вы были вместе с Венис?

– Вообще?то я спал в гардеробной, но если вы намекаете… – с жаром начал Генри.

– Ладно?ладно, я просто спросил.

Инспектор коротко записал, кто где находился, начиная с того времени, когда они в последний раз видели мисс Морланд, а затем стал прощаться.

– Я сейчас еще раз зайду в Пиджинсфорд?коттедж…

Пенрок отметил про себя это «еще раз».

– …А с утра пораньше снова к вам. Я оставлю человека дежурить в холле. Вы не против, мистер Пенрок?

– Нет, конечно. А почему в прихожей? Что там сторожить? Там ничего нет.

– Вот именно это я и хочу посторожить, – отозвался Коки, вставая и нахлобучивая набекрень свою старую потертую шляпу. – Ничего – крайне интересный предмет, особенно в шляпной картонке. – И с этими словами инспектор, тяжело ступая, скрылся в ночи.

 

Все разошлись по своим комнатам, но спать ложиться было невмочь, и вскоре они снова собрались на площадке лестницы: кто присел на подоконник, кто – на большой дубовый сундук. Фрэн сидела на верхней ступеньке, держа на руках Азиза и глядя вниз, где сонный констебль охранял пустую шляпную картонку. Шляпка! Все вертится вокруг шляпки. Почему это бедное тело еще и выставили на посмешище посредством нелепой крошечной шляпки Фрэн? В голову лезли безумные мысли о загадочных вендеттах, о странных верованиях и суевериях – а потом с невероятным облегчением все вспомнили о судомойке в лесу. Маньяк, ну конечно! Тоже хорошего мало, но, хоть и нелепо такое говорить, по крайней мере мысль здравая. Маньяк нанес новый удар и по какой?то необъяснимой причуде больного мозга украсил труп жертвы первой же яркой вещицей, что подвернулась под руку. Но у кого под рукой могла оказаться шляпная картонка на столике в прихожей?

Генри в сотый раз спросил:

– Входная дверь точно была заперта?

– Разумеется! – сердито ответил Пенрок. – Вы все видели, как я ее запирал. Я еще помню, когда ночью хотел выйти из дома, ключ застрял в замке…

Такая обыденная мелочь, ключ не поворачивается в замке, а тем временем сердце сжимается от страха, что сейчас он увидит Фрэн, свою любимую, в грязной канаве, с отрезанной головой… Разве такое забудешь?

– А двери в сад? – Фрэн прислонилась к перилам, закуривая сигарету. – Во всех комнатах нижнего этажа – стеклянные двери… И в гостиной, и в столовой по другую сторону, и в библиотеке… Может, какая?то из них осталась открытой?

– Вряд ли Бунзен недосмотрел, – с сомнением отозвалась Венис.

Бунзен служил у отца Пенрока с тех давних пор, когда сам Пенрок был еще маленьким. Сестры Харт выросли под взглядом его добрых голубых глаз, и кроме этих троих людей, да еще своей сестры в Тенфолде он никого не любил в целом мире. К Пенроку обращался почтительно?сдержанно, а уж Фрэн и Венис были радостью его сердца. Он целыми днями придумывал для них маленькие приятные сюрпризы, мечтал о счастливом будущем для своих обожаемых барышень и не уставал любоваться их милыми причудами. Славный старик с круглым розовым морщинистым лицом и аккуратной каемкой серебристых волос вокруг лысины всегда бывал безупречно одет, если не считать ботинок, растянутых и надрезанных, чтобы не так болели мозоли; поэтому дворецкий всегда выбирал брюки подлиннее. Вся его жизнь прошла на службе семейству Пенрок; если и был за воротами Пиджинсфорда широкий мир, для Бунзена он не представлял интереса. И вправду, едва ли Бунзен мог оставить ночью хоть одну дверь не на запоре.

– Может, все?таки спросим его? – предложила Фрэн, вскакивая на ноги.

Они с Пенроком нашли дворецкого в кухне – старик сидел за столом, уставившись на чашку горячего чая. Бунзен поднял на хозяина измученный взгляд.

– Что же вы спать не ложитесь? – участливо спросил Пенрок.

Старик с трудом встал.

– Не могу, сэр. Так и вижу бедную леди. Вы, сэр, уже заранее знали, и то вам дурно сделалось, а я… так вот и наткнулся на нее по дороге. Никак не опомнюсь. Правда, я поначалу?то не понял, что голова у нее отрезана, мистер Пенрок, сэр, а не то и до дома, наверное, не дошел бы. Но я решил, что это мисс Фрэн лежит. Волосы темные и шляпка… Помоги мне боже, я думал, это мисс Фрэн… – Он закрыл лицо руками, однако вскоре справился с собой и начал извиняться: – Вы уж простите, милая моя мисс Фрэн, что я такое при вас говорю!

– Ах, что вы, Бунзен, не извиняйтесь! Постарайтесь обо всем этом не думать, вот и все. И чаю лучше не пейте, а то совсем не заснете.

– Ложитесь в постель и примите аспирину, что ли, – сказал Пенрок. – Утром поспите подольше. Кухарка и горничные без вас справятся. Только скажите, Бунзен: вы вчера заперли все двери, как обычно?

– Да, сэр, как полагается. Кроме входной двери, конечно. Ее я всегда вам оставляю.

– А окна и прочее? Не бойтесь, говорите. Было бы легче знать, что кто?то чужой мог пробраться в дом.

– Нет, сэр, я все запер, прежде чем ехать в Тенфолд.

Бунзена глубоко потрясла одна только мысль о том, что он мог оплошать в таком важном деле. Чтобы он оставил окна?двери нараспашку, да еще в такое время, когда кругом только и говорят о вторжении!

– Я и черный ход запер. Когда вернулся, открыл своим ключом. Давайте еще раз все осмотрим, сэр, если сомневаетесь! Увидите, все в полном порядке.

Констеблю, который вслед за ними пришел в кухню, явно не улыбалось тащиться на обход.

– Инспектор уже все осмотрел, – объявил он, грозно шмыгая носом. – Все заперто, честь по чести.

– Спасибо, – ответил Пенрок, хотя известие его не обрадовало.

Если дом всю ночь был надежно заперт, как в него пролез маньяк? И если все?таки пролез, что ему было нужно? Не за шляпкой же он пришел – о ней никто не знал, кроме самого Пенрока и его гостей.

Фрэн, видно подумав о том же, спросила:

– Бунзен, а вы никому не рассказывали про мою шляпку? Слугам или, может, в Тенфолде кому?нибудь?

– Нет, мисс Фрэн. С чего бы я стал рассказывать?

– Я понимаю, как это глупо звучит, а все?таки? Может, чтобы развлечь вашу сестру…

– Ни слова никому не говорил, мисс, – твердо ответил Бунзен. – Точно не говорил, ни там, ни дома. Хотя рассказать есть о чем. Вы в этой шляпке, мисс, были прямо как картинка, осмелюсь заметить. Мисс Фрэн ее примерила перед зеркалом в холле, сэр, – пояснил он Пенроку. – И спрашивает: «Бунзен, как вам?» А я говорю: «Загляденье, мисс». Правда, мисс Фрэн? Потом зашел на кухню, а там кухарке только что сообщили по телефону, что моей сестре опять хуже стало, и после того я ни о чем другом думать не мог – кроме работы, конечно. Только подал кофе и сразу на велосипеде поехал в Тенфолд. Все остальное у меня из головы как вышибло.

– Ну хорошо, Бунзен, ложитесь?ка спать. Простите, что вас растревожил. Это все пустяки. Спокойной ночи! И утром не спешите вставать, отдохните как следует. Горничные обо всем позаботятся.

– Спокойной ночи, милый Бунзен! – Фрэн коснулась руки старика. – Спите крепко! И постарайтесь… не думать ни о чем.

Улыбнувшись Бунзену, она ушла наверх вместе с Пенроком.

Почти все уже легли спать. Венис выглянула из своей комнаты:

– Пен, а может, мы оставили дверь в сад открытой после того, как вечером выпускали Азиза?

– Я сам закрыл эту чертову дверь, – мрачно ответил Пенрок.

Фрэн совсем поникла.

До чего же неудачно, что они с Джеймсом именно в эту ночь тайком разговаривали в саду! А дверь черного хода оставили открытой, чтобы потом незаметно вернуться. Конечно, с убийством это никак не связано. Просто маньяк, наверное, вошел в дом неведомо зачем, увидел на столе шляпную картонку, забрал шляпку и украсил ею мертвое тело. Или, может, сама мисс Морланд?.. Но откуда ей было знать, что черный ход несколько минут оставался незапертым? И зачем ей шляпка? Мисс Морланд ее так ругала. Сказала, что даже мертвой в канаве не хотела бы в этой шляпке показаться людям на глаза…

А теперь она мертва. И лежала в канаве, в этой самой шляпке. И если смотреть правде в лицо – а Фрэн от правды никогда не пряталась, – слова мисс Морланд слышали всего шесть человек: сама Фрэн, ее сестра?близнец, ее вторая половинка Венис; бабушка, заменившая им обеим и мать, и отца, и лучшего друга, и Пен – милый Пен, самый добрый и честный из людей, и Генри, кого Венис так отчаянно любит, и Джеймс. Джеймс обнимал ее тогда в саду, прижимал к себе сильно, до боли, и обрушил на нее море любви и тоски… Вечно сонный Джеймс – проснулся наконец.

Венис, бабушка, Пен, Генри и Джеймс. Больше никто тех слов не слышал.

 

Глава 3

 

Наутро за завтраком царила гнетущая атмосфера. Все, как и Фрэн, лежа без сна, сложили два и два и сделали примерно те же выводы. Время от времени в столовую доносились громкие голоса и топот: подручные Коки заполонили дом и подвергли его тщательному досмотру. В холл обитателям дома выходить запретили, так что в столовую они добирались кружными путями. Таким же путем туда явилась молодая леди, которую Бунзен представил неодобрительным тоном:

– Мисс Ле Мэй, сэр, с разрешения инспектора Кокрилла.

В серо?зеленых глазах мисс Ле Мэй искрилось любопытство. Сама она была миниатюрное создание с худенькой энергичной фигуркой и выразительными смуглыми руками. Густые волосы, рыжие от природы, с помощью искусства превратились в каштановые, а подстрижены были так коротко, что напоминали вязаную шапочку, которая плотно обтягивает голову. Поверх волос мисс Ле Мэй повязала яркий шарф, закрепив его концы парой громадных золотых шпилек. Выглядела она довольно стильно, однако все моющие средства в мире не помогли бы ей создать впечатление чистоты. Мисс Ле Мэй была характерной актрисой и довольно успешно пробивала себе дорогу в театрах Вест?Энда. Кроме того, она была двоюродной сестрой Грейс Морланд.

Пенрок встал, чтобы поздороваться.

– Мисс Ле Мэй! Я и не знал, что вы здесь. Или вы только сейчас приехали?

– Я приехала вчера вечером, – коротко ответила Пайпа, небрежно помахивая рукой. – Доброе утро, леди Харт! Привет, Венис! Привет, Фрэн! О, привет, Джеймс!

– Привет, Пайпа, – ответили все, растерянно глядя на нее.

Пенрок предложил ей сесть.

– Спасибо, – ответила она, хладнокровно усаживаясь за стол. – А можно мне кофе? Слушайте, вот ведь какая петрушка с бедолагой Грейс, правда?

– Ужасно, – ответил Пенрок, вновь разволновавшись.

– Когда я вчера приехала, она была какая?то взвинченная. Я подумала, это от неожиданности. Вы же знаете, она любила разводить панику из?за всякой ерунды. Ее нужно было за два месяца предупреждать, что приедешь, но я сама только вчера вдруг решила и собралась. Не тратить же девять пенсов на телеграмму! Цены военного времени – это кошмар какой?то.

– Вы могли позвонить сюда, мы бы с удовольствием ей передали, – сказал Пенрок.

В Пиджинсфорд?коттедже не было телефона.

– Ага, междугородний звонок ненамного дешевле телеграммы обойдется. Да и мне просто в голову не пришло.

– Так вы говорите, она казалась расстроенной?

– Лицо зареванное, и нервы на взводе. Около восьми вечера дело было.

– Когда вы ее в последний раз видели? – раздалось сразу несколько голосов.

– Боже мой, вы прямо как старина Кокрилл! Он сегодня явился ни свет ни заря, вытащил нас из постели и задавал самые невероятные вопросы. В конце концов мы выяснили, что в последний раз видели ее в начале двенадцатого, когда спать ложились. Тротти дала мне горячего молока с печеньем каким?то и понесла то же самое Грейс, а когда вернулась, сказала, что Грейс сама не своя, бегает по комнате кругами, как курица с отрезанной головой… Ах, господи! – Пайпа прижала ко рту ладонь, округлив глаза в комическом испуге. – Какое неудачное сравнение!

– Пожалуйста, продолжайте, дорогая, – сказала леди Харт, хотя Пайпа вовсе не была ей дорога.

– В общем, она там хлопала крыльями и повторяла, что кого?то теперь держит в кулаке, или что?то вроде этого.

– Что это может значить? – изумилась Фрэн.

– Бог ее знает… Она сказала «кое?кто у меня в кулаке» – довольно?таки неопределенно, да еще в пересказе Тротти. А что за история со шляпкой? – вдруг спросила Пайпа.

Все утро о шляпке никто и слова не промолвил, словно ее значение было слишком глубоким и опасным, чтобы поминать о нем всуе. От бесцеремонного вопроса Пайпы все разом застыли.

Пенрок спросил:

– Разве инспектор вам не рассказывал?

– Он мне задал кучу дурацких вопросов. Откуда мне что?то знать о какой?то шляпке Фрэн?

А может, она и знала, подумала Венис, и черная туча в ее душе мигом развеялась. Вот спасение от ужасных мыслей, приходящих в предрассветный час, когда жизненная энергия идет на убыль и чувство юмора изменяет. Грейс вполне могла все рассказать своей кузине Пайпе, да и старой служанке Тротти. А уж Тротти могла насплетничать половине деревни. Десятки людей, наверное, знали о словах Грейс Морланд насчет шляпки. В милой, такой привычной столовой с белыми стенами и льющимся в высокие окна бледным светом зимнего солнца Венис вдруг стало совершенно ясно, что случилось всего лишь простое совпадение. Мисс Морланд забрала шляпку для каких?то своих целей – может быть, назло Фрэн. А по дороге через сад на нее напали, убили и бросили в канаву. И совсем нет места ужасным, темным подозрениям, о которых даже Генри рассказать невозможно. Никто из дорогих ей людей не замешан, все легко, и ясно, и вполне объяснимо.

Венис с живостью повернулась к Пайпе Ле Мэй:

– Мисс Морланд говорила вам или Тротти про шляпку Фрэн? Ей эта шляпка не понравилась. Мисс Морланд ее назвала глупой и легкомысленной, и даже когда с Пеном прощалась у своего дома, что?то ему говорила в том же духе… Должно быть, она и Тротти сразу рассказала…

– Не знаю, меня при этом не было, – равнодушно ответила Пайпа. – Мне она ничего не говорила, а Тротти уверяет, что и ей тоже. А что, разве это важно?

Леди Харт видела, что Фрэн расстроилась. Ужасно, что ее смешную шляпку использовали для такой чудовищной цели. Выходило, будто сама Фрэн каким?то образом виновата в том, что бедную бестолковую Грейс Морланд не просто убили, а еще и надсмеялись над ней.

Чтобы сменить тему, леди Харт сказала:

– Пайпа, а зачем вы приехали? Я думала, вы сейчас выступаете в ревю?

– Случилось несколько выходных, – беспечно ответила Пайпа. – У нас новая система – играем по очереди, так, чтобы два раза подряд не было одинакового состава. Это привлекает публику: зрители знают, что увидят и знакомых артистов, и новых тоже, как и новые номера. А главное, всегда можно урвать свободный день?два, если понадобится.

Все невольно подумали о том, что для Пайпы не было никакой необходимости урывать пару свободных дней ради поездки к кузине Грейс. Она и так еще со школы приезжала сюда каждое лето. Деревушка Пиджинсфорд расположена поблизости от моря, у Грейс имелась машина, хоть и крошечная, и погостить месяц у кузины ничего Пайпе не стоило. А среди зимы здесь не бывает никаких развлечений, кроме заседаний женского клуба в Тенфолде да чаепитий у священника.

Джеймс Николл знал Пайпу лучше других – когда?то она охотно каталась с ним на парусной лодке «Зеленые рукава» и оставалась выпить вместе пива, когда компания из Пиджинсфорда чинно отправлялась домой.

Быть может, по праву такого давнего приятельства он вдруг спросил:

– Послушай, э?э… Пайпа. А что ты делала вчера вечером, от половины десятого до одиннадцати?

Кофейная чашечка Пайпы резко звякнула о блюдце. Но замешательство продлилось не дольше секунды. Пайпа ответила спокойно:

– Мне стало скучно с Грейс и Тротти. Я вышла прогуляться по саду. При луне там красиво – заснеженные холмы и все прочее. Вы уж простите, мистер Пенрок: я, кажется, забрела на вашу территорию. Вечно путаюсь, что относится к вашей усадьбе, а что к коттеджу. Сад принадлежит вам, правильно?

– Здесь все принадлежит мне, – коротко ответил Пенрок. – А коттедж мисс Морланд у меня арендовала.

– Ты кого?нибудь видела в саду? – спросил Джеймс.

Имущественные вопросы его, судя по всему, не интересовали.

– По?моему, там прогуливался еще один человек, – с готовностью ответила Пайпа. – Хотя, может, мне и показалось. Я его толком не разглядела, просто видела, что кто?то ходит. Конечно, я рассказала об этом полиции.

В половине одиннадцатого, подумала леди Харт, все они в гостиной играли в карты – то есть все, кроме Джеймса. Он сказал, что у него болит голова, и пошел подышать воздухом. Правда, к одиннадцати вернулся и лег спать. Так сказала Фрэн. Крикнула сверху, перегнувшись через перила: «Говорит, он уже лег! Спать хочет, голова так и не прошла». В одиннадцать Грейс Морланд была еще жива.

Джеймс сказал:

– Должно быть, это меня ты видела в саду. Я там… гулял. Странно, что мы разминулись. Конечно, все это ничего не значит, но полицейские наверняка будут расспрашивать.

– Уже расспрашивали, – весело подмигнув, ответила Пайпа.

 

Полицейские продолжали расспрашивать. Инспектор Кокрилл с темными от бессонницы кругами возле блестящих птичьих глаз повесил фетровую шляпу в прихожей – туда уже вновь открыли доступ всем желающим – и обосновался в библиотеке, вызывая к себе по очереди обитателей дома. Покончив с этой частью расследования, он созвал всех вместе и произнес небольшую речь:

– Итак, леди и джентльмены, я не задержу вас надолго. Дело это ужасное, и я вам очень благодарен за помощь. Насколько мы смогли установить, убийство было совершено между одиннадцатью вечера, когда горничная мисс Морланд в последний раз видела свою хозяйку, и полуночью, когда дворецкий обнаружил тело. За это время из прихожей забрали шляпку, позднее найденную вместе с телом. Имеются сведения… – тут он почти незаметно подмигнул Фрэн, – что в одиннадцать часов шляпная картонка, по всей видимости нетронутая, находилась здесь, на столике. Начиная с этого времени все двери и окна дома были заперты изнутри на замки и засовы. После преступления я обнаружил их также запертыми изнутри.

Инспектор сделал многозначительную паузу и скрутил себе сигаретку.

– Это же невозможно, Коки! – сказала Фрэнсис. – И потом, о шляпке никто не знал.

– Очень многие знали, – сурово поправил Коки. – Вы сами знали. Знала леди Харт, знали Венис, мистер Голд и капитан Николл. И дворецкий.

– И все остальные слуги, без сомнения, – прибавила леди Харт.

– А! Слуги! – живо откликнулся инспектор. – Я как раз собирался к ним перейти. Леди и джентльмены, позвольте вам сообщить, что прислуга Пиджинсфорд?хауса никак не связана с преступлением. Еще до одиннадцати у кухарки разболелись зубы и болели долго после полуночи. Что оказалось весьма удачным, поскольку все суетились вокруг нее с гвоздичным маслом, горячими полотенцами и, надо думать, стаканчиками бренди. Во всяком случае, постоянно были друг у друга на виду, почти не отлучаясь, так что об убийстве никто даже подумать не успел бы. Дворецкий, конечно, знал о шляпке, но минут в двадцать – двадцать пять двенадцатого он только?только выехал из Тенфолда на велосипеде. И если он за тридцать пять минут одолел четыре мили по холмам, где еще снег лежит, выманил бедную леди из коттеджа, убил, принес шляпку, нахлобучил ей на голову и добежал через сад к дому звать на помощь – что ж, одно могу сказать: для своего возраста он в прекрасной спортивной форме. Мне, например, такие подвиги не по силам.

Кокрилл бросил на дворецкого суровый взгляд, словно был сильно обижен его физическим превосходством. Бунзен в ответ благодарно улыбнулся дрожащими губами.

– Что касается престарелой служанки в коттедже, – продолжал инспектор, принимаясь за очередную самокрутку, – думаю, вы все согласитесь, что о ней речи нет. – Кокрилл обвел взглядом присутствующих, как будто кто?то мог возразить. – Итак, она исключается. Дворецкий исключается. Прочие слуги исключаются. Остаются всего шестеро человек, знавших о шляпке и в силу этого попадающих под подозрение. Вы уж меня простите, но таковы факты. А от фактов прятаться бесполезно.

– Коки, а как же маньяк? Тот, что в прошлом году убил девушку в лесу?

– Дойдем и до маньяка, – хмуро ответил Кокрилл и добавил, будто невзначай: – Вы все и тогда были здесь, правильно?

– Да, мы гостили у Пена. А Джеймс остановился в деревне, в «Черном псе».

– А мисс Ле Мэй? Вы не помните, она тогда гостила в коттедже?

– Почему вы задаете такие вопросы, инспектор? – встревожилась леди Харт.

– Да так, просто спросил. – Потемневшие от никотина пальцы инспектора вертели сигарету. – А все?таки любопытства ради – была она здесь в то время?

– Не понимаю, с чего вы взяли, что нам интересны обстоятельства жизни этой девицы… Впрочем, я помню, что ее тогда здесь не было. Верно, дети? Она уехала за границу, на гастроли со своей труппой. Я только потому запомнила, что ей потом очень трудно оказалось вернуться, из?за войны.

Судя по выражению лица, леди Харт сожалела о том, что мисс Ле Мэй вернуться все?таки удалось.

– Так?так… Стало быть, два преступления, – продолжил Коки совсем другим тоном, внимательно разглядывая сигарету. – В самом деле, можно подумать, что между ними существует связь, верно?

– Сходство только в том, что оба раза жертве отрезали голову!

– А разве этого мало? – насмешливо спросил инспектор.

– Ах, конечно… Вы хотите сказать, что оба убийства совершил один и тот же человек?

– Полной уверенности нет, Фрэн. Мог совершить.

– Инспектор, дело?то простое, – вмешался Генри. – Мы все решили, что прошлогоднее убийство совершил бродяга, маньяк?безумец. Если он снова нанес удар, при чем тут Пиджинсфорд?хаус? Зачем говорить, что на нас падает подозрение?

– Если вы решили, что он бродяга и к тому же маньяк, это еще не значит, что к тем же выводам пришла полиция, – спокойно ответил Кокрилл. – Такая возможность существует, однако если убийца и был маньяком, то, мягко говоря, весьма необычным. Девушку связали и отсекли ей голову косой. Как правило, маньяки убивают жертву собственными руками или первым подвернувшимся орудием: душат, разбивают голову тяжелым предметом, закалывают чем?нибудь острым… Их терзает жажда убийства, некогда отвлекаться на разные причуды вроде связывания жертвы. Кроме того, не было совершено никаких действий сексуального характера. Безусловно, такое тоже случается, но в целом картина складывается нестандартная. И если убийцей был бродяга, как вам хочется думать, почему он снова оказался здесь? Бродяги по самой своей природе не склонны оставаться на одном месте.

– Может, он совершил круг и опять вернулся сюда? – предположил Джеймс, рисуя пальцем круг в воздухе.

– Возможно, – покладисто согласился Коки, хоть и без особой убежденности.

 

За ночь снег окончательно растаял, и невозможно было отличить, какие следы оставлены до преступления, а какие – после. Голову отделили от тела здоровенным тупым топором – он валялся тут же, у дороги. Сержант Дженкинс с важным видом явился допрашивать фермера, хозяина топора.

– Гм?м… Касательно топора, оставленного в саду близ Пиджинсфорд?коттеджа в ночь накануне… Гм, в общем, вчера вечером. Полиция желает установить точное местонахождение топора и в котором часу его оставили в саду близ Пиджинсфорд?коттеджа в ночь накануне…

– У вас пластинку заело, – сообщил сынишка фермера, заглядывая в окно. Мальца выгнали из гостиной, пока взрослые разговаривают.

Дженкинс грозно нахмурился.

– Да я топор во дворе бросил, чтобы утром хворост нарубить, – буркнул фермер и добавил воинственно, потому что сильно перетрусил: – А что плохого? Я завсегда его там оставляю.

– Крайне опасная привычка, – строго ответил сержант Дженкинс. – Кто знал, что вы топор во дворе без пригляда оставляете?

– Да кто хошь. Хотя, опять же, я никому не говорил, что завтра хворост рубить собираюсь. Топор у дорожки лежал, сразу за мостиком. Старый такой, ржавый, кому он нужен? Я им только хворост и рубил…

Затем сержант Дженкинс отправился в Торрингтон – соседний городок, откуда накануне в десять вечера к сестре дворецкого вызвали молодого доктора Ньюсома. Доктор Ньюсом, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, пригладил кудрявую золотистую шевелюру и подтвердил, что в самом деле посетил больную в Тенфолде, на полпути между Торрингтоном и деревней Пиджинсфорд. Там он оставался, пока не прибыла вызванная им медсестра из окружной больницы, и там же находился брат пациентки, а сейчас пусть сержант его извинит, он страшно торопится, пора начинать обход больных, а он и так опаздывает. Медсестра, в свою очередь, сообщила, что приехала к больной около одиннадцати вечера и застала там доктора Ньюсома и брата пациентки. Брат дождался, пока она не устроила больную на ночь, а потом, примерно двадцать минут двенадцатого, уехал на велосипеде в Пиджинсфорд, и, может быть, сержант ее наконец отпустит, потому что если сержанту, к примеру, делать нечего, так ей очень даже есть чем заняться, и все вышесказанное она вполне могла изложить за пять минут, незачем тут полчаса разговоры разговаривать…

Тротти, как это ни трудно себе представить, в дни своей бурной молодости выступала в цирке, воздушной гимнасткой. Жила, работала и замуж собиралась выйти на манеже. Трудилась усердно, хоть звезд с неба и не хватала: единственное ее по?настоящему зрелищное выступление оказалось последним. Целый день имя Тротти огромными буквами красовалось на афишах по всей Англии, а дальше она ковыляла по жизни на переломанных ногах. Ее пригрела матушка Грейс Морланд, как пригревала всех калечных душой или телом. Давала ей кое?какую мелкую работу и в конце концов взяла к себе в дом. Здесь Тротти и оставалась по сей день, исступленно преданная и бесконечно благодарная, хотя и не без странностей, прямолинейная и острая на язык. Ее невысокая фигурка с великолепной некогда мускулатурой обросла плотным жирком. Троих гостей из Большого дома Тротти встретила спокойно, без суеты и разговаривала с ними стоя, только придерживалась за спинку кресла.

– Тротти, дорогая, садитесь! – Венис придвинула старой служанке стул.

– Да, садитесь, Тротти! – Пенрок взял ее пухлые руки в свои. – Я вам очень сочувствую.

У служанки слезы выступили на глазах.

– Бедная мисс Грейс! Такая ужасная смерть! А она всегда так заботилась о приличиях! Мистер Пенрок, сэр, я к ней просилась – представить страшно, как она там лежит одна, в каком?нибудь холодном подвале. Не пустили меня. Вы не могли бы попросить, пусть мне разрешат ее увидеть?

– Ах, Тротти, лучше не надо, – быстро ответила Фрэн. – Ее увезли… в больницу, до похорон. Хорошо, что Пайпа сейчас с вами, правда? Она обо всем позаботится, а если мы можем хоть чем?нибудь помочь, только скажите! Вы ведь скажете?

– Да, Тротти, если что?нибудь будет нужно, сразу дайте мне знать. Вы же знаете, я буду рад помочь.

Они еще немного поговорили о том о сем, и наконец Пенрок осторожно начал:

– Тротти, я вас хотел спросить… Насчет шляпки. Инспектор о ней спрашивал?

– Только об этом и толковал, – озадаченно ответила Тротти. – Ни про какую шляпку мисс Грейс мне не говорила. Да при чем тут какая?то шляпка несчастная, когда мою бедную хозяйку насмерть убили? У мисс Грейс никакие шляпки не пропадали.

– Это моя шляпка, – сказала Фрэн смущенно, словно признаваясь в чем?то постыдном.

– Мисс Морланд вам о ней не рассказывала, когда вернулась от нас вчера? Ей шляпка не понравилась, она ее называла дурацкой. Может быть, она и вам что?нибудь об этом говорила?

– Ни словечка, сэр. Она, как пришла, сразу у себя в комнате закрылась. Только крикнула мне, что чай пила уже, и прямо к себе наверх. Вышла часам к восьми, когда мисс Пайпа приехала, и мне показалось, глаза у нее были заплаканные, только тут мисс Пайпа и всякий переполох, я и забыла. Ни о каких шляпках мисс Грейс не говорила, и с мисс Пайпой тоже – я все время с ними была. Сперва на стол накрывала, а пока они ужинали, у двери стояла – слушала, как мисс Пайпа рассказывает разные театральные байки. Я люблю такое послушать, сразу старые деньки вспоминаются. Мисс Пайпа так подробно рассказывала, всякие смешные случаи и прочее – это она по доброте, ради меня, я знаю. Мисс Грейс эти истории не одобряет. Она вообще жизни сторонится, все только с красками да вышивками, а что красками и снаружи стены красят, про то она забывает, и что одежда нужная бывает прочная да теплая, а не только с кружевами?оборочками. Прости меня, Господи, что я вроде как ей наперекор говорю! Мне она всегда была доброй хозяйкой, а теперь вот померла, бедная.

– Значит, о шляпке речь не шла?

– Ни слова, мисс Венис. В начале одиннадцатого мисс Пайпа пожаловалась на духоту и сказала, пойдет, мол, прогуляется. Мисс Грейс любит, чтобы в гостиной было тепло, а мисс Пайпа у себя в театре привыкла к сквознякам. Ей нечасто случается уютно посидеть у камина. Значит, мисс Грейс ушла спать, а я – посуду мыть. И ни слова она не говорила о шляпке, вот как я здесь сейчас перед вами стою! – с жаром воскликнула Тротти, сидя на стуле. – Ни единого словечка!

– А потом, когда Пайпа вернулась?

– Это уже ближе к одиннадцати, мисс Фрэн. Она сразу к себе ушла. Я за ней поднялась, помогла ей немного, а потом отнесла мисс Грейс питье на ночь. Мисс Грейс у окна стояла в потемках, мистер Пенрок. И какая?то она была странная. Сказала, что кое?кто у нее теперь в кулаке. А про шляпку опять не говорила.

– И больше вы ее не видели?

– Не видела, сэр. Я вернулась к мисс Пайпе, чашку забрать, и слушала ее байки, пока она молоко допивала, да еще и потом, долго. Спать легла уже в половине двенадцатого, наверное…

Вот и прощай надежда.

– А вы никуда не выходили? Может, в деревне с кем?нибудь разговаривали?

– В деревне? – удивилась Тротти. – Господь с вами, мисс Фрэн! Зачем я потащусь невесть куда среди ночи, когда и днем?то еле хожу? Если вы думаете, мисс, что я сплетничала, так я вам скажу, что вы ошибаетесь. Никогошеньки я не видела со вчерашнего вечера, кроме мисс Грейс и мисс Пайпы. И никакую шляпку мисс Грейс не поминала.

Никто и не думал, будто Тротти могла совершить нечто более серьезное, чем разболтать в деревне о шляпке. Смешно и отвратительно вообразить хоть на минуту убийцей эту старуху, еле передвигающую покалеченные ноги. А теперь оказывается, она и о шляпке ничего не знала. Бунзен исключается, и Тротти исключается. И Пайпе тоже никто о шляпке не рассказывал.

 

После обеда вся компания отправилась гулять, растянувшись цепочкой, по двое, по трое, вдоль берега речушки, что протекает между Пиджинсфорд?коттеджем и Большим домом. Пайпа Ле Мэй, увидев их из окна, закричала, чтобы подождали ее. Она догнала их вприпрыжку, энергичная, жизнерадостная, с шапкой жестких каштановых волос и в дорогом костюме, который на ней почему?то выглядел дешевым.

Фрэнсис шла рядом с леди Харт, приноравливаясь к ее медлительной старческой походке.

– Бабушка, скажи…

– Что, моя дорогая?

Леди Харт немного удивилась, поскольку обычно Фрэн сразу выпаливала все, что у нее на уме.

– Тебе нравится Джеймс?

– Да. Очень нравится.

– Мне тоже, – неуверенно отозвалась Фрэн.

– То есть ты не знаешь, достаточно ли он тебе нравится, чтобы выйти за него замуж?

– Тут все сложнее. Нравится?то он мне ужасно. Не скажу, что я в него влюблена до безумия, но Венис говорит, так даже лучше. Спокойнее.

– Если Венис страдает от мучительной любви, это не значит, что у всех так. – Леди Харт с нежностью смотрела на хрупкую светловолосую фигурку впереди. – Если повезет, любовь делится поровну.

– Знаю, бабушка, да и не в этом дело. Допустим, я люблю Джеймса и хочу выйти за него замуж, и допустим, Джеймс тоже меня любит… Вообще?то он правда любит. Скажи, как по?твоему, он мне подходит? То есть для меня будет правильно за него выйти?

Леди Харт задумалась.

– Это очень важный вопрос, Фрэн. Да, я думаю, он тебе подходит. Мы давно уже знаем Джеймса, можно сказать – с детства. Он обеспеченный человек, занимает достойное положение в обществе, а главное – он хороший, обаятельный и не лишен того качества, которое в восточных религиях зовут состраданием. По?моему, он не способен совершить гадость или жестокость, даже если очень постарается. Конечно, иногда он может разозлить – беседуешь с ним, а он спит. Невольно расслабляешься и начинаешь говорить всякую ерунду, а он?то все слышит и подмечает твои слабости. Но если ты его действительно любишь и он тебя…

– Он, бабушка, меня ужасно любит, – прошептала Фрэнсис. – Это… Я даже не знаю. Ты сама говоришь, он всегда будто спит… А когда проснется – ох, прямо дух захватывает. Знаешь, когда тебя так любят – это огромная ответственность…

Джеймса можно понять, подумала леди Харт. У нее самой, глядя на Фрэн, сердце переворачивается, а ведь она всего только бабушка. Фрэн такая юная, свежая и всегда такая отважная: готова биться с целым светом, если надо, и ни за что не покажет, что в самой глубине души ей больно или страшно. Влюбленный мужчина, должно быть, испытывает к ней невероятную нежность и хочет защитить, окутать ее любовью и заботой…

– Фрэн, милая, только тебе судить, сильно ли ты его любишь. Но если правда любишь – я думаю, Джеймс тебе подходит.

Несколько минут они молчали. Фрэн шла, опустив голову, и не отрывала взгляда от своих туфелек. Наконец она сказала:

– Бабушка, ты ведь знаешь Пайпу Ле Мэй?

– Она?то здесь при чем? – резким тоном спросила леди Харт.

И Фрэн подробно объяснила, при чем тут Пайпа Ле Мэй.

 

Пайпа, догнав Пенрока, пристроилась идти между ним и Джеймсом.

– Я слыхала, вы рассказали полицейским, что прошлым летом я была на гастролях. Они теперь землю роют, ищут доказательства. К счастью, доказать это легче легкого: всего лишь спросить режиссера тогдашней труппы. Я ни на один день не отлучалась. И все?таки, с чего бы это они, как вы думаете?

– Нас всех проверяют, – безразлично ответил Пенрок.

– Наверное, из?за той девушки, которую убили в лесочке рядом с коттеджем. Неужели считают, что это связано с бедолагой Грейс?

– Они обязаны расследовать все возможности.

– Если так, то я уж точно вне подозрений. А то мало ли, вдруг они решили, что я пристукнула двоюродную сестрицу ради позолоченного браслета и акварели «Колокольня старой церкви в пору цветущих яблонь», которые она грозилась мне завещать. Хотя я так и так в стороне, потому что ни сном ни духом не ведала о злосчастной шляпке Фрэн. Как вы думаете, меня подозревают?

– Я думаю, они никого конкретно не подозревают, ни вас, ни нас, – ответил Пенрок с раздражением. – Всего лишь задают рутинные вопросы.

– Ладно?ладно, я просто спросила! – воскликнула Пайпа, пародируя инспектора Кокрилла.

За все это время Джейс не проронил ни слова.

– Кажется, вас Венис зовет, – сказала вдруг Пайпа, обращаясь к Пенроку.

Он остановился, а Джеймс и Пайпа пошли дальше вдвоем.

– Венис, ты меня звала?

– Нет, – удивилась Венис.

– Ну раз вы уже здесь, останьтесь, поговорите с нами, – попросил Генри с обычным своим азартом. – Знаете, Пенрок, все?таки, как ни крути, от фактов не спрячешься: похоже, что это один из нас…

– Или Пайпа, – решительно перебила Венис.

– Или Пайпа. Похоже, совершить это страшное дело мог кто?то из нас или Пайпа Ле Мэй. Понимаю, звучит фантастично, однако посмотрим правде в глаза: кто еще мог это сделать? Я не верю, что шляпка и канава – простая случайность. Черт возьми, Грейс Морланд сказала, что даже мертвой в канаве не покажется людям на глаза в этой шляпке, – и вот пожалуйста, несколько часов спустя именно так и случилось.

– Какой?нибудь маньяк… – упрямо начал Пенрок.

– Вот и я то же самое говорила, – вздохнула Венис. – Но Генри прав. Почему шляпка? И почему именно в канаве? Вокруг Пиджинсфорда огромный сад и одна?единственная разнесчастная канава. Почему маньяк оставил тело именно там? Не спрятал, оставил на виду. Бунзен сразу его заметил. В самом деле, Пен, милый, не бывает таких совпадений.

– А как же та девушка прошлым летом? Ее?то очевидно убил маньяк. Мотива никакого…

– Точно так же можно рассуждать и о мисс Морланд. Она ведь совершенно безвредная была.

– Вот я и говорю: обеих убил маньяк.

– Пенрок, попробуйте взглянуть с другой стороны. Допустим на минуту, что убить мисс Морланд мог только человек, знавший о шляпке, – то есть один из нас. Возможно, тот же человек убил и судомойку?

– Ох, Генри, что ты говоришь!

– Правду, Венис, и не более того. В конце концов, если признать, что преступление совершил один из нас, почему тот же человек не мог совершить и прошлогоднее? Оно не более ужасно…

– Нет, я этого не признаю! Из?за какой?то злосчастной шляпки…

– Полицейские очень серьезно относятся к этой шляпке.

– Они же не знают, что Грейс Морланд говорила тогда о шляпке и канаве…

– Наверное, нужно им рассказать, как вы думаете? – неожиданно спросил Генри.

– Господи, нет! – выкрикнул Пенрок.

– В том?то и дело, – печально отозвалась Венис. – Почему нет, если мы так уверены, что никто из наших не виновен? – Она тряхнула золотистыми кудрями, крепко держась за руку мужа. – На самом деле ты просто боишься им рассказать. И я боюсь. И Генри тоже. Правда, Генри?

– Ужасно боюсь, – ответил он, не задумываясь.

– Если бы вместо нас были какие?нибудь совсем другие люди – не ты, Пен, и не мы с Генри, и не бабушка, не Фрэн и не Джеймс, – тут бы и сомнений никаких не возникло, правда? Мы бы сразу сказали, что дело совершенно ясное. Один из нас шестерых, кто слышал слова Грейс, по каким?то своим причинам ее убил и нацепил шляпку ей на голову. А мы закрываем глаза и прячемся от правды, потому что – это же мы!

Холодный прозрачный воздух обещал новый снегопад. Справа бежала окаймленная ивами речка, вдали прозвучал свисток поезда, словно трель механической птицы. Над заснеженными холмами неподвижно застыл столб темного дыма.

После долгого молчания Генри проговорил со своей чуточку бесовской улыбкой:

– Вот бы это сделала Пайпа!

– Это не Пайпа, – твердо ответил Пенрок. – Оба убийства почти наверняка связаны между собой, а Пайпы прошлым летом здесь не было.

Они снова замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Идущие за ними Фрэн и леди Харт молчали тоже; впереди Пайпа Ле Мэй, оживленно жестикулируя, что?то говорила Джеймсу.

Венис промолвила с горечью:

– Она и не думает горевать о своей кузине. Мы и то больше грустим, хоть и не были слишком привязаны к старушке Грейс. Если бы только это могла сделать Пайпа!

– Надо бы пригласить ее сегодня к ужину, – тяжело вздохнул Пенрок.

Пайпа Ле Мэй ему совсем не нравилась.

 

Пайпа радостно приняла приглашение. Она явилась точно к семи, в меховой шубке, повязав голову теплым шарфом и обмотав его вокруг горла.

Пенрок перехватил на лестничной площадке одну из горничных:

– Глэдис, пусть кто?нибудь посидит с Тротти в коттедже, пока мисс Ле Мэй здесь. Передайте, пожалуйста, Бунзену, он распорядится.

Глэдис, пригожая девушка с тугими кудряшками и крепкими округлыми ногами, лелеяла тайную страсть к хозяину Пиджинсфорда и потому ответила с жаром:

– Если хотите, сэр, я сама пойду!

Пенроку было абсолютно все равно, кто пойдет.

– Очень хорошо, Глэдис. Идите, если Бунзен не против.

Глэдис, однако, не собиралась упускать такую прекрасную возможность обратить на себя внимание хозяина. Робея напоказ, она пролепетала, что не уверена, сможет ли… хватит ли духу… пройти так близко… ах, она, наверное, совсем дурочка, и все?таки…

– О чем вы, дитя? – терпеливо спросил Пенрок.

Глэдис имела в виду место, где убили мисс Морланд, но не могла же она так прямо сказать об этом!

– Так попросите кого?нибудь из мужчин вас проводить! Да ступайте через лужайку, тогда и близко к тому месту подходить не придется. И пожалуйста, постарайтесь вести себя разумно. Не надо говорить такое, не то всех расстроите.

Глэдис объяснила, что у нее с детства очень чувствительные нервы.

Ужасно было стоять у растопленного камина в красивой и такой привычной гостиной, когда мисс Морланд, вчера еще пившая здесь чай вместе со всеми, лежит теперь в морге, убитая и изуродованная. А что поделаешь?

Фрэн сказала со своей обычной прямотой, пряча боль и жалость за кажущейся беспощадностью:

– А где еще нам было собраться, правда, Пен? И выпить сейчас особенно необходимо, вот как раз поэтому… Чтобы о ней не думать. Бедная мисс Морланд.

– Я тоже все время о ней думаю, – отозвалась Венис, хорошо знавшая свою сестру. – Поверить невозможно, что она погибла здесь, у Пена в саду, да еще так страшно. И все?таки если мы будем из?за этого терзаться, только себя измучаем, а ей лучше не станет. Простите, Пайпа! Нехорошо, что мы об этом при вас…

Пайпа взглянула на нее непонимающе.

– А?а! Господи, да не извиняйтесь вы. Жаль, конечно, горемыку, но что толку стонать по этому поводу?

Пенрок смотрел на Пайпу с усиливающейся неприязнью. Удивительно, как практически одинаковые слова могут иметь совершенно разный смысл. Фрэн и Венис невольно снова и снова представляют себе сцену преступления в залитом лунным светом саду; он и сам не может избавиться от похожих мыслей – хотя, как ни странно, прошлогоднее убийство отчетливее осталось в памяти. А Пайпе хоть бы что. Живет себе дальше, все такая же веселая и непробиваемая. Он одним глотком осушил свой стакан и коротко пригласил всех к столу.

Едва все уселись, в комнату ворвался инспектор Кокрилл.

– Мистер Пенрок, простите за беспокойство! Дело в том, что мне нужно уехать в Торрингтон. Там арестовали одного типа, я должен его допросить. На всякий случай оставлю здесь человека, но не думаю, что он вам понадобится.

Уже на пороге инспектор все?таки выпалил новость, от которой его так и распирало:

– Арестованный сознался в убийстве служанки прошлым летом!

И с этими словами исчез.

 

У всех словно камень с души свалился.

Пенрок выразил общие чувства, бросив Бунзену:

– Мы, пожалуй, выпьем шампанского.

К коктейлям Пайпа была привычна, а к шампанскому – нет. Оно ударило в ее крашенную хной голову и размягчило заскорузлую душу бойкой девицы.

– Я знаю, вы все на меня думали! – объявила она, лихо взмахнув бокалом с золотистой жидкостью. – Видите, вы ошибались! Убил гадкий бродяга.

– Мы вовсе на вас не думали! – возразила Фрэн, и вправду неповинная в подобных мыслях. – Вы же не знали о шляпке и знать не могли.

– А тут вы как раз ошибаетесь, – захихикала Пайпа.

– Тротти сказала, что весь вечер была с вами и мисс Морланд, – удивился Пенрок. – И что мисс Морланд ни слова не говорила о шляпке.

– Ну пра?ально, – подтвердила Пайпа, находясь в той стадии опьянения, когда кажется невероятно смешным притворяться пьянее, чем ты есть.

– Значит, вам узнать было неоткуда. Никто не мог об этом знать.

– Кто угодно мог, – поправила Пайпа, лукаво тряхнув головой. – И я, и тот бродяга… Любой мог знать.

– Ничего не понимаю! – воскликнула Венис.

На ее золотистых волосах играли блики от свечей.

– Никто из нас об этой истории не рассказывал, и раз мисс Морланд тоже никому не сказала…

– Откуда известно, что она никому не говорила?

– Кому же она могла сказать? – растерянно спросила Венис.

– И когда? – нетерпеливо подхватила Фрэн.

– Да перед смертью! – ответила Пайпа и, одним духом прикончив шампанское, с размаху поставила бокал. – Она могла сказать убийце.

Она могла сказать убийце. Тот тип, тот мерзавец, сознавшийся в убийстве судомойки, каким?то образом выманил Грейс из дому, и она рассказала ему о шляпке. Почему – скорее всего, уже не узнать. Потом он убил бедняжку, украл шляпку и напялил ей на голову. Как он добрался до шляпки, отчего Грейс Морланд с ним разоткровенничалась – это пускай полицейские выясняют. Главное – в ужасах прошедшей ночи виновен сознавшийся убийца, а им ничего не грозит. Леди Харт, и Фрэнсис, и Венис, и Генри, и Джеймсу ничего не грозит. И Пайпе тоже, конечно… Только кому есть дело до Пайпы Ле Мэй? Пенрок откинулся на спинку стула. От облегчения у него закружилась голова.

После чашки крепкого черного кофе Пайпа протрезвела, но нисколько не устыдилась и продолжала болтать, причем исключительно о себе. У Пенрока разболелась голова. Леди Харт сидела молча, с отсутствующим выражением – очевидно, ей Пайпа тоже действовала на нервы.

В конце концов Пенрок не выдержал:

– Кажется, снегопад усиливается. Мисс Ле Мэй, я вас, конечно, не гоню, но если дорогу совсем завалит, вы здесь застрянете.

– Да я совсем не против! – рассмеялась Пайпа.

– Э?э… Мы вас, конечно, устроили бы на ночь, но моя горничная сейчас у вас дома, с Тротти, а ей нужно сегодня вернуться.

Пайпа не могла притвориться, будто не понимает такого толстого намека. Она обмотала голову шарфом и завернулась в роскошную шубку из оцелота, которая на ней почему?то выглядела облезлой дешевкой.

– Ладно, я пошла! Кто меня проводит?

– Я, разумеется, – ответил Пенрок, снимая свое пальто с вешалки.

– Помните, что случилось, когда вы в прошлый раз провожали девушку до дома? – жизнерадостно выпалила Пайпа.

Взглянув на их лица, она все?таки усовестилась:

– Ох, простите! Это я некстати ляпнула. Нет, правда, не надо меня провожать. Ничего со мной не сделается. Идти?то два шага, и снежных заносов пока еще не намело.

– Конечно, я пойду, – брюзгливо отозвался Пенрок.

Он ухватил Пайпу Ле Мэй за локоток и под общий хор прощаний поволок прочь. И тут он заметил в ее лице то, чего никто за весь вечер не разглядел: тень усталости, одиночества, быть может, даже страх за дерзкой улыбкой. Чуть?чуть оттаяв, Пенрок сказал смущенно:

– Простите, моя дорогая. Боюсь, я был немного груб. День сегодня ужасный, не говоря уже о ночи…

– Вам, наверное, тяжелее всех пришлось, – неожиданно мягко ответила Пайпа.

– Я сперва подумал, это Фрэн, – объяснил Пенрок, будто она не слышала уже тысячу раз всех подробностей. – Помоги мне боже! Я подумал, что это Фрэн. Вот по этим самым ступеням бежал как бешеный и все время думал: сейчас увижу, Фрэн лежит в канаве, и отрезанная голова рядом…

Вздрогнув всем телом, Пенрок уткнулся лицом в ладони.

Дальше они шли молча. Дверь коттеджа открыла Глэдис, взбудораженная перспективой идти домой вместе с хозяином.

– А где Тротти? – спросила Пайпа Ле Мэй, глядя через плечо горничной.

– Спать легла, мисс. Устала она очень. Решила, что вы не рассердитесь. Я ей теплого молочка отнесла…

«Кроткая улыбка и заботливый нрав девушки завоевали сердце богатого гордеца», – думала Глэдис.

– Устроила ее на ночь поудобнее…

Пайпа пошарила у себя в сумочке, затем в карманах шубки.

– Что за свинство! Кажется, я очки у вас забыла! Придется опять возвращаться.

– Они вам сегодня понадобятся? – спросил Пенрок.

– Боже мой, а как же! Я без них читать совсем не могу…

– А это не ваши очки, мисс? – спросила Глэдис, выходя из кухни в своем самом нарядном пальто. – Их Тротти на камине нашла, в гостиной, и к вам в комнату отнесла. Сказала, они вам понадобятся, если надумаете почитать перед сном.

– А, хорошо. Спасибо, Глэдис!

И взглянув на летящий с неба снег, Пайпа со свойственной таким людям небрежной щедростью добавила:

– Возьмите?ка мой шарф! Повяжите на голову и заправьте в воротник. Завтра отдадите.

Стоя в дверях коттеджа, она крикнула им вслед:

– Спокойной ночи!

Пенрок молчал до самого дома. В холле он сказал девушке:

– Оставьте шарф здесь. Я завтра, по всей вероятности, увижусь с мисс Ле Мэй. Во всяком случае, я прослежу, чтобы шарф ей вернули.

– Да, сэр. Хорошо, сэр. И спасибо вам большое, что проводили меня, сэр.

Пенроку и в голову не приходило, что он, оказывается, провожал Глэдис. Тем не менее он ответил с обычной своей дружелюбной улыбкой:

– Спокойной ночи, дитя мое.

«И прогулка при луне по заснеженному саду увенчала любовь прекрасной горничной», – счастливо думала Глэдис.

Фрэн, Венис, Генри и Джеймс играли в баккара.

– Ну вот зачем мы это затеяли? – смеялась Венис. – Так можно до утра просидеть! Но надо же было чем?то перебить осадок от Пайпы.

– А где бабушка? – спросил Пенрок.

– Здесь я! – отозвалась леди Харт.

Она сидела за бюро, скрытая углом стены – гостиная имела форму буквы «Г», и бюро стояло в короткой перекладине.

– Не отвлекайте меня, пожалуйста! Я сочиняю письмо в налоговую службу. Как правильно пишется «ни с чем не сообразные»?

Фрэн протянула руку Пенроку:

– Давайте с нами в карты играть!

Она немного робела при нем с тех пор, как на мгновение приоткрылась его страсть к ней, а особенно – после своего разговора с Джеймсом в саду.

Венис заглянула под стол.

– Азиз? А, ты все?таки здесь! Я думала, он выскочил на улицу, когда Пен открыл дверь.

Пенрок несколько минут наблюдал за игрой, стоя рядом с Фрэн и держа ее руку в своей теплой ладони.

– Пожалуй, я не буду играть. Голова от боли раскалывается. Уже – сколько там? – одиннадцать. Надо хотя бы сегодня поспать.

– Ну вот, как жаль! Хоть бы кто?нибудь немножко порастряс выигрыш Генри. Смотрите, сколько у него уже спичек скопилось! Пришлось ему дать на всю сумму зажигалку Джеймса, а спички заново распределить на всех!

– Это у него национальная черта, – засмеялась Венис. – Видно, не зря говорят, что евреи забрали себе все деньги. Из?за таких, как Генри, все беды – и война, и Муссолини, и корь, и простуда…

– По крайней мере, вину за свою головную боль я на него взваливать не буду, – отозвался Пенрок. – Видели вы другую такую болтушку, как эта Ле Мэй? Кстати, она одолжила Глэдис свой шарф. Проследите, пожалуйста, кто?нибудь, чтобы завтра его вернули, хорошо? Она наверняка сюда явится. Я положил шарф в левый ящик комода в прихожей.

– Я утром его отнесу в коттедж, – вызвался Джеймс, рассеянно сдавая карты. – Заодно проведаю Тротти.

– А, спасибо большое. Ну хорошо, я пойду лягу, – произнес Пенрок, уже взявшись за дверную ручку. – Слава богу, сегодня мы сможем крепче спать. Спокойной ночи, дети! Спокойной ночи, леди Харт!

– Спокойной ночи, – отозвалась леди Харт из?за угла. – Сладких снов!

И ее авторучка вновь заскрипела по бумаге.

 

Глава 4

 

Пенроку снова снился сон. Впереди тянулся все тот же туннель, все так же стояла женщина в дальнем конце, озаренная солнцем, и отчего?то было необходимо увидеть ее лицо. Пенрок начал за подбородок поворачивать ее голову к себе, и тут сзади, в туннеле, вновь раздался оглушительный грохот. Пенрок оглянулся, а когда опять посмотрел вперед, женщина уже исчезла. Из туннеля протянулись чьи?то руки, схватили его за плечи…

И чей?то голос проговорил над самым ухом:

– Просыпайтесь, вставайте скорее!

Пенрок проснулся, весь дрожа. От страха дурнота подступила к горлу. Над ним склонился инспектор Кокрилл.

– Господи… Что такое? – спросил Пенрок.

– Вставайте! Вас не добудишься. Скорее, где комната Фрэн?

– Тут рядом, прямо напротив моей. А вам зачем?

Но Кокрилл, выскочив в коридор, уже распахнул дверь в комнату Фрэн. Пенрок, оттолкнув его, бросился к кровати.

– Фрэнсис! Боже! О дьявол! Фрэн, любимая…

Кокрилл нащупал и повернул выключатель. Фрэн, как и накануне, лежала в постели, только на этот раз спала по?настоящему. Темные пушистые волосы разметались по подушке, густые ресницы легли на щеку. Пенрок сжал ее плечо, уткнулся лицом ей в волосы и прижал Фрэн к сердцу.

– Слава богу, ты жива…

Азиз спрыгнул с кресла и тревожно залаял. Фрэн пошевелилась.

– Что там… Пен? Господи, что еще случилось?

В дверях появилась леди Харт, бледная как мел и растрепанная. Вскоре все собрались в комнате Фрэн. Венис обнимала сестру. Джеймс, слушая рассказ инспектора, казался все более сонным, хотя сам был белее привидения. В дверь заглянул сержант и солидно доложил:

– В помещениях прислуги все спокойно, сэр.

– Хорошо. Соберите людей. Поставьте одного на площадке лестницы, другого на террасе, под окнами этой комнаты. И пришлите ко мне Трута.

– Под окнами моей комнаты? – испугалась Фрэн. – Почему моей? Да что происходит?

– Боюсь, юная леди, вам грозит опасность, – ответил Коки, глядя на нее из?под насупленных бровей. – Но вы не волнуйтесь, мы будем вас охранять.

Леди Харт тяжело опустилась на край кровати.

– Коки, скажите же, в чем дело! Не заставляйте нас мучиться неизвестностью. Что за опасность грозит Фрэн?

Инспектор, не поднимая глаз, вытащил жестянку с табаком и листок бумаги и принялся вертеть очередную самокрутку. Потемневшие от никотина пальцы дрожали.

Наконец он сказал:

– Час назад мне позвонили отсюда, из Пиджинсфорд?хауса. Женский голос проговорил: «Следующая – Фрэнсис».

– Женский голос? Что за женщина? – закричала Фрэн.

– Сказала, что она убийца, – ответил инспектор, закуривая.

 

В дверь заглянул еще один полицейский.

– Вызывали?

– Да, Трут. Вы здесь дежурили после того, как я ушел?

– Так точно!

– Кто чем занимался из присутствующих в одиннадцать вечера?

– В одиннадцать, сэр? Леди и джентльмены сидели в гостиной, а слуги – на кухне.

– Все слуги?

– Да, сэр. Не считая садовников, те в деревне живут. Остальные все были здесь, кроме только мистера Бунзена, сэр. Я ему дверь открыл пару минут назад. Он в Тенфолд ездил.

– Да?да, у него было разрешение. Остальные, значит, были все вместе?

– Так точно! Одна девушка, сэр, горничная, как раз вернулась из Пиджинсфорд?коттеджа, она с тамошней служанкой сидела. Вот никто и не ложился, хотели новости послушать… Я видел, как мистер Пенрок пошел провожать мисс Ле Мэй до дому, но не знал, что горничная с ним вернется, а она говорила, что вроде как побаивается одна идти, поэтому около одиннадцати, как мистер Пенрок пошел в гостиную, я пристроился поближе к черному ходу. Хотел глянуть, благополучно ли девушка добралась. Полчаса, наверное, там проторчал. За это время никто из кухни не выходил.

– Вы уверены?

– Уверен, сэр. Они там разговорились за чашкой кофе, и я подумал – может, услышу что интересное. Ни на шаг не отходил, пока они спать не отправились. Тогда я сделал обход дома. Проверил, все ли заперто…

– Да?да, это уже не так существенно. А скажите, мистер Пенрок, где в этом доме установлены телефоны?

– Один в холле, это главный. И два дополнительных – один в библиотеке, один в комнате прислуги.

– Тот у меня все время на глазах был, сэр, – вставил констебль.

– Мистер Пенрок, а где вы и ваши гости находились от одиннадцати часов до четверти двенадцатого сегодня вечером… то есть уже вчера? – поправился Коки, доставая из кармана часы.

– Мы все были в гостиной, – с явным облегчением ответил Пенрок.

– Все?!

– Да, именно так. Вот они четверо играли в карты, леди Харт писала письма, а я стоял рядом с ними и разговаривал. Это было в самом начале двенадцатого.

Коки носком ботинка включил электрокамин.

– Гм. Вы точно уверены насчет времени?

Пенрок задумался, и тут в разговор вступил Генри:

– Ну как же, вы разве не помните? Вы сказали, что уже одиннадцать и вы пойдете спать. Я еще посмотрел на часы, было одна?две минуты двенадцатого.

– А часы идут точно?

– Да, они из этих, электрических.

– Гм, – повторил Коки.

Вид у него был не слишком радостный.

– И вы, мистер Пенрок, действительно легли спать?

– Да. Мы еще минуты две?три поговорили…

– Уточните, пожалуйста, что значит «две?три» минуты? Две? Или три? А может, четыре или пять?

– Может, и две, а может, и пять. Честно, не могу точнее вспомнить. После того как посмотрел на часы, я несколько минут стоял и разговаривал, а затем пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе.

– Что было потом? – спросил Кокрилл, обращаясь к остальным.

Леди Харт пересела с кровати в кресло.

– Я сидела за бюро и писала письма. Примерно в половине двенадцатого или чуть позже – и пожалуйста, не начинайте снова цепляться, я понятия не имею, сколько точно было времени, – я закончила письмо, попросила Генри и Джеймса передать его в холл, где складывают всю почту, и подсела к детям, посмотреть на игру. Знаете баккара, инспектор? В эту игру можно играть хоть два?три дня… Или четыре, или пять. Генри выигрывал, потом снова начал проигрывать, и я им сказала, что конца этому не будет, лучше бросить и спать идти. Прошлая ночь была такая ужасная, надо хоть сегодня выспаться и постараться забыть о плохом. Жизнь ведь не стоит на месте, даже когда случаются загадочные убийства. Все идет своим чередом – надо есть, и спать, и делать повседневные дела, больше?то ничего не остается. Только в голове все время помнишь, и это очень тяжело. Я думаю, потому они и сели играть.

– Бабушка, тебе бы в газете отвечать на душещипательные письма читателей, – нежно улыбнулась Фрэн.

– А который час? – вдруг спросил Генри.

– Уже больше полуночи, – ответил Кокрилл. – Я приехал, как только смог, но до Торрингтона пятнадцать миль, а из?за затемнения на наших сельских дорогах черт ногу сломит. Да тут еще и снег. Во всяком случае, мы успели. – Он улыбнулся Фрэн. – Ни о чем не беспокойтесь, дорогая, теперь вы в безопасности.

Инспектор снова вытащил жестянку с табаком.

– Что касается этого телефонного звонка – тут настоящая загадка. – Он внезапно обернулся к Пенроку: – Скажите?ка что?нибудь женским голосом. Скажите: «Я звоню из Пиджинсфорд?хауса»!

Пенрок открыл рот и снова закрыл, с довольно глупым видом.

– Господи боже, инспектор! Я не могу.

Он попробовал еще раз и снова не сумел издать ни звука.

– Не получается! – засмеялся Пенрок.

– Давайте?давайте! – сердито буркнул Коки, закуривая новую сигарету от предыдущей. – Мы здесь убийство расследуем. Не время стесняться! Постарайтесь что?нибудь произнести, более или менее женским голосом.

С Пенроком очень давно никто не разговаривал таким тоном. На мгновение в зеленовато?синих глазах вспыхнул гнев, но Пенрок уже сообразил, к чему клонит Кокрилл, и, раскрыв снова рот, смешно пропищал:

– «Я звоню из Пиджинсфорд?хауса»… – и тут не выдержал, засмеялся. – Ох, простите, инспектор!

– Не надо так громко, – сказал Кокрилл все тем же резким тоном. – Постарайтесь изобразить женский голос, который говорит совсем тихо. Давайте, еще разок!

Пенрок попробовал.

– Мистер Голд, теперь вы, – скомандовал Коки, не обращая более внимания на Пенрока.

Генри подошел к делу с тем же азартом, с каким брался за любое занятие. И хотя в глазах плясали смешинки, он проговорил очень серьезно и тихо:

– «Я звоню из Пиджинсфорд?хауса».

– Николл!

– Кто, я? – отозвался Джеймс, просыпаясь.

– Попробуйте, пожалуйста.

– «Я звоню из Пиджинсфорд?хауса», – пропищал Джеймс без улыбки.

Инспектор стряхнул пепел в крышечку от пудреницы Фрэн, лежавшую на туалетном столике.

– Мистер Голд, в котором часу вы вышли из гостиной?

– Я ушел вместе со всеми – не знаю, в котором часу это было. Если вы предполагаете, что вскоре после одиннадцати я отлучился к телефону и позвонил в полицию, имитируя женский голос, то это совсем мимо цели – с половины одиннадцатого до половины двенадцатого я постоянно был на глазах по крайней мере у четырех человек.

– А они были у него на глазах, если вы понимаете, что я хочу сказать! – подхватила Фрэн.

Она сидела на кровати, закутавшись в пуховое одеяло.

– Так что никто из нас, очевидно, не мог этого сделать!

– Кто?нибудь может назвать под присягой точное время, когда мистер Пенрок покинул гостиную? – спросил Коки, пропустив ее слова мимо ушей.

Никто не ответил.

– В десять минут двенадцатого?

– Примерно, – сказал Пенрок.

– Примерно? Меня не интересует «примерно»! В пять минут двенадцатого?

– Нет, – хором ответили все.

– Позднее, чем в пять минут?

– Да, определенно!

В пять минут двенадцатого неизвестный – или неизвестная – уже говорил по телефону с дежурным полицейским, требуя, чтобы трубку взял лично инспектор Кокрилл. Его нашли не сразу. Разговор закончился в восемь минут двенадцатого… Вероятно, звонок раздался ровно. Кроме того, Кокрилл считал, что Пенрок честно старался и не смог изобразить женский голос. Иначе инспектор бы почуял. Невозможно всегда полагаться только на интуицию, однако иногда к ней стоит прислушаться.

Инспектор обвел собравшихся суровым взглядом.

– Готовы ли вы подтвердить под присягой – в буквальном смысле под присягой, в зале суда, это вполне может потребоваться, – что все вы: леди Харт, две ее внучки, Джеймс Николл и мистер Голд – не покидали гостиной с одиннадцати часов по крайней мере до половины двенадцатого?

Все закивали.

– И что мистер Пенрок находился с вами некоторое время после пяти минут двенадцатого – даже, возможно, до десяти минут двенадцатого?

Все снова изобразили китайских болванчиков.

– И в доме никого нет, кроме вас и прислуги?

– Никого, – твердо ответил Пенрок.

– Значит, я не в своем уме, – промолвил Коки.

Он швырнул смятую сигарету вслед за предыдущей в мусорную корзинку и протопал к двери, прикрыв по дороге дверцу стенного шкафа.

– Ложитесь?ка вы все спать! Прошу прощенья, Фрэн, я тут, кажется, намусорил около вашего камина.

– Да ничего страшного, милый Коки, – ответила Фрэн, свесив голову с кровати, чтобы посмотреть на рассыпанный сигаретный пепел. – Уж лучше на пол, чем в мою пудреницу.

– Пойдем, пойдем! Расходитесь по своим комнатам!

– Я останусь с Фрэн, – сказала леди Харт, не двигаясь с места.

– Фрэн в полной безопасности, а вам, леди Харт, лучше пойти к себе.

Фрэн хотела возразить, но побоялась, что ее сочтут трусихой:

– Да что мне сделается! За окном полицейский, в коридоре – еще один. Что еще девушке нужно? Разве чтобы еще одного прямо в комнате поместили?

– Коки, а можно, я с ней останусь? – взмолилась Венис.

Кокрилл был встревожен и оттого раздражителен.

– Все по комнатам! – приказал он. – Делайте, что говорят! С Франческой все будет хорошо. Мистер Пенрок, я у вас отниму еще немного времени, а потом надо бы и нам поспать хоть немного.

– В библиотеке есть диван, – сказал Пенрок, выходя вслед за другими на площадку лестницы. – Я туда принесу плед и пару подушек. Вам будет удобно. Уж извините, свободных кроватей в доме не осталось. Пожалуйста, спускайтесь, а я вас догоню через минуту.

– Я здесь подожду, – упрямо ответил Кокрилл, стоя на верхней ступеньке.

Пенрок растерялся:

– Хорошо… Но… Ничего, если я пожелаю Фрэн спокойной ночи? Я на минутку.

Инспектор бросил на него пронзительный взгляд, а затем постучался к Фрэн.

– Фрэнсис! Если вы еще не легли, подойдете на минутку к двери? Мистер Пенрок хочет с вами поговорить.

Когда Фрэн выглянула из комнаты, инспектор отступил на пару шагов.

– Прошу вас!

Пенрок изумленно воззрился на него.

– Господи боже, Коки! Вы же не думаете… Фрэн, прости, я всего лишь хотел пожелать тебе спокойной ночи и спросить, не нужно ли тебе… чего?нибудь. Хочешь, я посижу у твоей двери?

– Да что ты, милый Пен! Там полицейский дежурит у лестницы. Я совсем не боюсь, вот честное слово, ни капельки! – проговорила Фрэн дрожащим голосом.

– Родная моя, я всю ночь не буду спать и дверь оставлю открытой – тут, напротив. Если тебе хоть что?нибудь будет нужно…

– Нет, правда, я в полном порядке. А ты спи, пожалуйста! И все равно, спасибо, мой хороший!

Пенрок схватил ее за руку, не обращая внимания на то, что инспектор шагнул к ним. Голос Пенрока дрожал не меньше, чем у Франчески.

– Фрэн… поцелуй меня.

Она положила руки ему на плечи и легко поцеловала в губы. Ему до дрожи хотелось сгрести ее в объятия, подхватить на руки и оберегать от всего на свете, но он всего лишь так же целомудренно ответил на ее поцелуй и разжал руки. Улыбнувшись ему, она тихонько закрыла дверь.

Пенрок неуверенно повернулся к лестнице.

– Плед, – мягко напомнил Кокрилл.

– Ах да… Плед. Простите, я совсем забыл. Плед, плед, плед…

Он застыл, словно в трансе, но тут же, очнувшись, достал из сундука в углу площадки стопку одеял.

– Хотите выпить? – спросил Пенрок, спускаясь по лестнице.

– Глоток шотландского виски не помешал бы, – с благодарностью признался Коки. – Можете мне поверить, дорога сюда была не сахар. Снег уже не шел, но на проселках его много навалило. Не отличишь, где проезжая часть, а где канава. Один раз мы застряли. Пришлось машину выталкивать. А я еще и сходил с ума от беспокойства за Фрэн Харт.

– Почему не позвонили? – спросил Пенрок. – Мы бы хоть присмотрели за ней до вашего приезда.

– Не смогли дозвониться. Наверное, провода оборвались из?за снега. А ведь он всего пару часов падал… Черт возьми!

Инспектор, круто развернувшись, подошел к телефону. Аппарат стоял в углу просторного, слабо освещенного холла. Провод, идущий наружу через крошечное окошко под самым потолком, был перерезан. Рядом на подоконнике лежали садовые ножницы. Инспектор кивнул и поморщился, словно говоря: «Вот же дьявольщина!»

– С обоих телефонов нужно будет снять отпечатки пальцев. Только ничего мы не найдем. Судя по всему, звонили с этого аппарата.

– Когда я выходил из гостиной, здесь никого не было, – заметил Пенрок. – Я вышел через ту дверь, что ближе к библиотеке, но все равно наверняка бы увидел.

– А могли в гостиной что?нибудь услышать? – спросил Кокрилл, прикидывая расстояние. – Правда, та женщина говорила очень тихо.

– Вряд ли мы бы услышали, – ответил Пенрок, входя в библиотеку. – Стены, как видите, чудовищно толстые, и двери тяжелые, основательные. Здесь вообще хорошая звукоизоляция. Дом строился в те времена, когда все делали на совесть. Я, например, никогда не слышу, если кто?нибудь подъезжает к парадной двери. Нет, едва ли мы бы услышали. Впрочем, я сейчас подумал… Венис что?то послышалось. Она стала проверять, где собака. И сказала… Что же она сказала?.. А, она подумала, что пес выбежал на улицу, когда я входил в дом, или что?то в этом духе. Может, она услышала какие?то звуки в холле?

Коки страшно разволновался от такого известия и хотел немедленно бежать к Венис за подтверждением. Пенрок еле его удержал.

– Как вы не понимаете? – бушевал Коки. – Возможно, она слышала ту самую женщину, когда та говорила по телефону или шла через холл, чтобы позвонить из библиотеки!

– Все равно Венис вам не скажет больше, чем я уже рассказал.

Пенрок силой усадил инспектора на диван и сунул ему в руку стакан виски.

– Наверняка она слышала только слабый отзвук, раз так быстро успокоилась, увидев собаку.

Пенрок налил себе тоже и устроился в другом углу дивана.

– Ладно, – сдался Коки, делая огромный глоток. – Оставим это до утра. А теперь насчет входной двери: как я понял, вы сами ее запирали?

– Да. Это я всегда делаю сам. Другие двери и окна запирает Бунзен.

– И вы ее действительно заперли, когда вернулись, проводив мисс Ле Мэй?

Пенрок задумался.

– Знаете, инспектор, весь ужас в том, что я не помню, сделал это сразу или после того, как вышел из гостиной. Настолько привычное действие… По?моему, все?таки я ее запер, когда собрался идти спать.

– Когда я приехал, дверь была заперта. Меня впустил констебль. Если она была еще не заперта, пока вы разговаривали в гостиной, кто?то посторонний мог войти и позвонить с вашего телефона.

– Да, наверное. Но кто?

– Да кто бы ни был! По крайней мере, есть хоть какая?то отправная точка. Итак, предположим, пока все были в гостиной, а дверь оставалась незапертой, некто вошел в дом, пробрался в библиотеку и позвонил в полицию. Этот человек все еще разговаривал по телефону, когда вы, Пенрок, вышли из гостиной, заперли входную дверь и поднялись к себе. Вопрос: как этот некто покинул дом? В четверть двенадцатого – мой сотрудник проверил – все остальные двери и окна были заперты изнутри. Замок на входной двери не защелкивается автоматически. Мог ли некто запереть ее снаружи ключом?

– Невозможно, инспектор! Я очень внимательно слежу за ключами от входной двери. Приходится осторожничать, поскольку на ней нет ни засова, ни цепочки. Ключей всего два, и больше мы не делали. Один хранится у меня, другой – у Бунзена. Вчера вечером Бунзен передал свой экземпляр вашему сотруднику, так что, по сути, ключ был только у меня.

– А дубликаты?

– Невозможно! – повторил Пенрок. – Я свой никогда с цепочки не снимаю, а Бунзен так и вовсе старый паникер. Да и зачем кому?то специально изощряться, проникать в мой дом, а потом уйти, всего лишь позвонив с моего телефона? – Вдруг Пенрок резко выпрямился. – Господи… А что, если этот человек не ушел? Может, влез в открытое окно, запер его за собой – и все еще прячется здесь, в доме?

Коки усмехнулся, разглядывая свои запятнанные никотином пальцы.

– Нас, полицейских, посетила та же блестящая мысль. Пока мы с вами разговаривали в комнате Франчески, мои люди обыскали весь особняк, от подвала до чердака. Вы только барышням не рассказывайте, незачем их тревожить.

– А в комнате Франчески вы не искали! – крикнул Пенрок, бросаясь к двери.

– Да ну? – хладнокровно отозвался Кокрилл и, поскольку Пенрока это не успокоило, добавил: – К счастью, Фрэн – весьма неаккуратная особа. Дверцы ее платяного шкафа были приоткрыты, и я, выходя из комнаты, туда заглянул. А больше в комнате спрятаться негде.

Пенроку все?таки было тревожно. Устало поднимаясь по лестнице, он думал о том, что инспектор слишком благодушен. Как бы там ни было, нельзя спать. Он, Пенрок, сам будет охранять Фрэн. Оставив дверь спальни полуоткрытой, он включил электрокамин, закурил сигарету и уселся в кресло…

 

После прощания с Пенроком Фрэн, все еще улыбаясь, вернулась в постель. Просторная приветливая комната словно улыбалась ей в ответ, озаренная ночником. Фрэн спала здесь еще девочкой, приезжая в гости. Пенрок и Бунзен всегда говорили, что это ее комната. На спинке кровати красовалась резная и раскрашенная монограмма с ее инициалами. Фрэн взбила подушку, натянула повыше пуховое одеяло и с довольным вздохом устроилась поудобнее. Наконец?то ей стало тепло, уютно и безопасно. Здесь до нее не доберется чужой голос, сказавший: «Следующая – Фрэнсис».

Тихонько скрипнула дверца шкафа.

Надо бы ее закрыть. Фрэн выбралась из постели, сунула босые ноги в пушистые меховые тапочки, и внезапно комната показалась уже не такой приветливой. Тени причудливо изгибались по углам. Фрэн сковало странное, неведомое прежде чувство: впервые в жизни ей было страшно. Она застыла, сидя на краю кровати и трясущимися руками придерживая на себе одеяло. В темноте проступило белое лицо. Глянули из зеркала на туалетном столике ее собственные темные глаза, полные страха. Злорадный женский голос не переставая шептал: «Следующая – Фрэнсис, следующая – Фрэнсис»…

Что, если в шкафу притаилась убийца? Безумное существо, потерявшее человеческий облик, без всякой цели мерзко скрипит дверцей… Или цель – заставить Фрэн сделать именно то, что она собиралась: пройти через всю комнату к шкафу, прямо в руки злодейки! Мысленно Фрэн завела с убийцей очень разумную и вежливую беседу. «…Почему вы хотите меня убить, – спросила я, – ведь я вам ничего плохого не сделала?» А она ответила: «Нет, не сделали» – и посмотрела на меня из шкафа. Глаза ее так странно блестели, а на голову свисало мое серое платье. «Просто мне нравится убивать, – сказала она, – а вы – следующая по списку…»

Фрэн сорвалась с места и, пробежав по мягкому ковру, захлопнула дверцу шкафа, не давая себе времени думать дальше. Ветер раздувал тяжелые шторы. Фрэн подошла закрыть окно, чтобы сквозняк не распахнул дверцу снова. С террасы окликнул мужской голос:

– Что там? В чем дело?

Фрэн вздрогнула, но потом ей стало спокойнее.

– Это я, Фрэнсис Харт! – крикнула она, перегнувшись через подоконник.

По снегу проскрипели тяжелые шаги.

– Погодите минутку, мисс Харт! Дайте я на вас посмотрю. Одну секундочку, только фонарик зажгу.

Вновь нахлынул страх. Что, если убийца на самом деле мужчина? Убил полицейского и теперь нарочно выманивает ее к окну, заставляет посмотреть смерти в глаза. Сейчас вскарабкается по стене и схватит Фрэн за горло! Или набросит ей на шею веревку и стащит на землю…

В глаза ударил яркий свет, и тут же на смену ему снова пришла мягкая чернота.

– Все в порядке. Спасибо, мисс! – раздался тот же голос. – На всякий случай надо проверить, правда? Спите спокойно, мисс! Я тут караулю.

– Спокойной ночи! – Фрэн отошла от окна и немедленно выглянула опять. – Вы не очень замерзли? Мне совестно, что из?за меня всем столько хлопот!

Окно закрыто, шторы задернуты. Почему?то совсем нелегко еще раз пересечь комнату и забраться в кровать.

– Никогда больше не буду смотреть свысока на не очень храбрых людей, – пообещала себе Фрэн.

Она заставила себя выйти из?за укрытия штор, проскочила мимо бледного призрака в зеркале и, как подстреленный кролик, нырнула в тепло и безопасность постели. Долго еще сидела, прижавшись к подушкам и обхватив дрожащими руками обтянутые шелком и кружевами плечи, пока наконец утихло сердцебиение.

Шторы теперь висели неподвижно. Углы комнаты скрывались в густой тени, но это была с детства знакомая тень – еще с тех времен, когда в комнате стояли две детские кроватки, а бабушка с Пеном приходили поцеловать на ночь Фрэн и Венис, после чего отправлялись заниматься чем?то великим и таинственным, под названием «ужин», происходившим до самой полуночи… Наверное, Пен тогда был еще молод, хотя им с сестрой казался ужасно старым. Был еще жив отец Пенрока – зловещий старик. Даже его ласковые заигрывания их пугали.

Фрэн так и задремала, привалившись к пухлым белым подушкам. Руки постепенно разжались и соскользнули на одеяло. Мягкая темная прядь упала на лицо; Фрэн пошевелилась во сне, стараясь ее стряхнуть.

Дверца шкафа начала медленно открываться.

 

Инспектор Кокрилл, выйдя на террасу, бодро потер лицо ладонями и потянулся – после недолгого отдыха на «удобном диване» Пенрока у него ломило все тело. Вдруг он застыл в изумлении при виде констебля Трута, который мчался к нему галопом через лужайку с идиотски разинутым ртом, молотя руками ни в чем не повинный воздух.

– Добрались до нее, сэр! Вот черти… Добрались!

– До кого добрались? Да что ж за дьявол…

Инспектор бросился бегом.

Она сидела в круглой беседке возле железной дороги, прислонившись к дощатой стене в странной одеревенелой позе. Руки нелепо свисали по бокам, а голова, отделенная от туловища, криво сидела на обрубке шеи, примотанная ярким вязаным шарфом. Инспектор ни за что не узнал бы чудовищное оскаленное лицо, багровое и опухшее, но ему чуть не стало дурно от неистового облегчения: вместо мягкой темной волны кудрей он увидел жесткие, коротко остриженные каштановые волосы, издали похожие на шапочку. Фрэн была невредима. Убили Пайпу Ле Мэй.

 

Глава 5

 

Инспектор, вздрогнув, провел рукой по глазам и посмотрел еще раз. Рядом сопел констебль, кусая ногти. Наконец инспектор сказал:

– Ну что ж. Она мертва.

– Так точно, сэр. – Трут вытер пальцы о форменные брюки.

– Надо немедленно вызвать врача и снять с нее шарф. Но мы и так знаем, что там увидим. Трут, оставайтесь здесь. Я вам пришлю кого?нибудь на смену.

Две стены беседки были сплошными, а две другие – решетчатыми, из тонких деревянных планок, чтобы свободно пропускать свет и воздух. У решетки намело сугроб восемнадцать дюймов глубиной. На полу беседки подсыхали одна?две небольшие лужицы – возможно, это натекло с облепленных снегом ботинок. Других следов не было. Вокруг расстилался заснеженный склон – вверху стоял Пиджинсфорд?хаус, внизу протекал ручей. В мозгу инспектора шевельнулось воспоминание детства. Смутно замаячило перед ним бесполое лицо учителя, пахнуло мелом и классной доской, и сам он вновь стал маленьким мальчиком, который бубнит наизусть:

 

Был тих над Линденом закат,

И чистый снег еще не смят[2]…

 

Чистый снег. Еще не смят. Не смят?!

Четкая цепочка следов показывала, как Трут спустился с террасы, прошелся наискосок через лужайку, вдруг ускорил шаги, потом остановился и бегом кинулся назад, к дому. Параллельно шла двойная цепочка отпечатков – там, где Кокрилл и Трут бежали вместе вниз по склону. Больше никаких отметин. Инспектор, осторожно ступая, обошел кругом беседки. Осмотрелся: до железнодорожной линии слева тридцать ярдов, до речушки – пятнадцать, а по ту сторону дороги и вовсе никаких следов. Ровная белая поверхность, сколько хватает глаз. И чистый снег еще не смят… Инспектор медленно пошел к дому, разглядывая свои следы и следы констебля.

На площадке лестницы, у двери в комнату Фрэн сидел полицейский. По знаку инспектора он спустился вниз.

– Докладывайте, – вполголоса велел Кокрилл.

– Никаких происшествий, сэр. Ночью молодая леди кричала. Песик заснул в шкафу, а потом, видать, проснулся, и она увидела, как открывается дверца. Мистер Пенрок вышел из своей комнаты. Мы вместе заглянули к молодой леди, успокоили ее. Больше никто никуда не выходил.

– Да ну? – мрачно отозвался инспектор, сворачивая первую на сегодня самокрутку.

Отправив полицейского дежурить дальше, он вышел на террасу.

– Были ночью какие?нибудь происшествия?

– Никаких, сэр. Мисс Харт подходила закрыть окно. Я ее окликнул на всякий случай. У нее все было в порядке. А больше ничего, сэр.

– Да ну? – повторил инспектор с жуткой улыбкой. – Ладно, возьмите машину и поезжайте в деревню. Позвоните в Торрингтон, пусть немедленно пришлют врача… Если старик все еще в отъезде, сойдет и молодой Ньюсом. И еще пускай пришлют мастера, починить этот чертов телефон!

Кокрилл прошел в библиотеку, включил электрокамин и присел рядом на корточки, потирая замерзшие руки.

Обитатели дома еще спали, а на всех этажах уже кишели полицейские. Кокрилл стоял среди толчеи, сгорбившись в своем вечном пальто и шляпе набекрень. Он размахивал руками, отдавая приказы, и вертел бесконечные самокрутки.

Явился молодой доктор Ньюсом – все его так звали, чтобы отличать от его отца, старого доктора Ньюсома. Высокий, пригожий юноша с золотистой шевелюрой напускал на себя высокоученый вид, но сквозь эту личину прорывалась бесхитростная радость бытия. Серия убийств в Пиджинсфорде интересовала его чрезвычайно, однако он только небрежно бросил, протягивая зловещий с виду сверток:

– Вот шарф, который вы просили. Я его завернул, чтобы не пачкался. Голова в самом деле была отрезана.

– Сразу видно, по тому, как ее криво приставили. Орудие назвать можете?

Доктору ужасно не хотелось сознаваться в своем неведении. Он взял у Кокрилла из рук сигарету, прикурил и только тогда ответил:

– Голову не столько даже отрезали, сколько… оторвали. Как будто… Как будто две огромные руки схватили бедняжку и открутили ей голову.

Кокрилл отнесся к этому заявлению вполне серьезно, хотя на первый взгляд оно того не заслуживало. Подумав немного, он спросил:

– Не так, как у мисс Морланд? И у той девушки в прошлом году?

– Не так. Мисс Морланд голову оттяпали топором – хорошо видно, как тупое лезвие разорвало мышцы. Той, первой, чистенько отрезали косой. А тут – совсем другое дело. Конечно, до вскрытия трудно сказать с уверенностью, но впечатление такое, как я сказал: словно девушку схватили за горло и оторвали ей голову…

Коки глубоко затянулся сигаретой.

– Оружия мы не нашли, – произнес он наконец, глядя на доктора блестящими внимательными глазами. – Может, и в самом деле ее убили голыми руками?

– Человеческим рукам такое не под силу, – ответил Ньюсом.

 

Сержант, вошедший из сада, вытер ноги о коврик у двери.

– Ну вот, сэр, ничего мы не нашли. Снег разгребли вокруг беседки – оружия нету. И в речке нет, сразу видно. Вода прозрачная, как стекло. Ни следов, ни крови, ни оружия…

Он пожал плечами, словно сдаваясь перед такой загадкой.

– Сейчас хозяин и гости спустятся, и мы сможем осмотреть спальни, – коротко ответил инспектор.

Сержант двинулся к выходу, но Кокрилл его окликнул:

– Брэй, вы человек солидный, без всяких там фантазий, и хорошо рассмотрели место, где нашли тело. Предположим, девушку там и убили, или же принесли туда уже мертвую. Как по?вашему, убийца мог после этого уйти, не оставив на снегу следов?

– Человеческим ногам такое не под силу, – ответил сержант, прямо встречая взгляд внимательных темных глаз инспектора.

 

* * *

 

Фотографии, алиби, отпечатки пальцев… Обитателей дома загнали в столовую и оставили под присмотром полицейского сержанта пить в огромном количестве черный кофе и вяло жевать гренки с беконом. Тем временем по их комнатам прошлись частым гребнем – без всякого успеха. Не нашли ни кровавых следов, ни возможного орудия убийства, ни каких?либо признаков, указывающих, что накануне ночью кто?то выходил из дома. Констебль Райт, азартно шмыгая носом, установил, что пальто и ботинки Пенрока отсырели – но Пенрок накануне провожал Пайпу домой и вернулся весь в снегу. Обувь, которая после вчерашней прогулки сохла в кухне возле очага, судя по всему, никто не трогал. Пальто и ботинки Бунзена тоже были влажные, чего и следовало ожидать, поскольку он в самый снегопад ездил на велосипеде в Тенфолд. Вся прочая одежда, обувь и другое имущество были сухими и чистыми.

Сержанта Дженкинса отрядили еще раз поговорить с доктором Ньюсомом и медсестрой из окружной больницы. Доктор Ньюсом сообщил, подпрыгивая от нетерпения, что сестре Бунзена немного лучше, что накануне вечером брат, кажется, приезжал ее навестить, однако доктора Ньюсома все это не касается и вообще ему пора на обход. Медсестра подтвердила, что Бунзен действительно приезжал навестить больную, как и в ночь, когда убили мисс Морланд; часов около одиннадцати начал собираться в обратный путь и уехал примерно в десять минут двенадцатого; а если сержанту Дженкинсу нечем заняться, кроме как задавать дурацкие вопросы, то у нее, медсестры, дел по горло.

Слабому старику, разумеется, понадобилось бы не меньше часа, чтобы проехать на велосипеде по снегу четыре мили через холмы, а у остальных слуг на время убийства Грейс Морланд имелось безупречное алиби, поэтому их можно было не подозревать и в убийстве Пайпы Ле Мэй – иначе получалось бы совсем уж невероятное совпадение. Правда, инспектор Кокрилл допускал возможность совпадений, но и он не нашел никаких улик, свидетельствующих против прислуги. Невиновность Бунзена также представлялась вполне доказанной. Коки со вздохом вернулся к первоначальному списку из шести подозреваемых – разумеется, держа в уме шанс появления неизвестных ранее действующих лиц и утешаясь мыслью, что смерть Пайпы исключила хотя бы одного возможного подозреваемого.

Инспектор собрал всех в библиотеке.

 

Пиджинсфорд?хаус был охвачен ужасом.

Пенрок пришел в комнату к леди Харт.

– Я считаю, вам надо немедленно забрать отсюда девочек.

– Пен, я бы рада уехать. Позволит ли полиция?

Полиция решительно не позволила.

Кокрилл, серый от усталости, растеряв всю свою бодрую деловитость, обратился к собравшимся у камина в библиотеке:

– Никто не должен покидать дом. Я вызвал подкрепление. Каждого из вас будут охранять днем и ночью.

– А я покину этот дом, и немедленно! – степенно провозгласила леди Харт. – И внучек увезу. Здесь опасно, и вы не имеете права их задерживать.

– Вы останетесь здесь, леди Харт, и ваши внучки тоже. Уверяю вас, им ничего не грозит.

– Я не останусь! – рассердилась бабушка. – После всего случившегося, да еще с этими угрозами в адрес Фрэн – я не позволю девочкам здесь оставаться!

– Прошу прощения, миледи, вы никуда не поедете.

– Но почему? Почему? – жалобно воскликнула леди Харт.

Весь ее гнев разбился о каменную стену его решимости.

– Зачем их здесь держать? Ради бога, позвольте нам уехать – или пусть они уезжают одни. Милый Коки, отпустите их! Зачем им оставаться?

Инспектор, не глядя в полные слез глаза, развернул пакет, который держал в руках, и показал всем вязаный шарф.

– Кто?нибудь видел это раньше?

– Это шарф Пайпы, – ответила Венис, наклоняясь рассмотреть поближе, и вдруг севшим от ужаса голосом добавила: – Он весь в крови!

Фрэн прижала ко рту ладонь:

– Господи, мне плохо…

– Да, он весь в крови, – спокойно ответил Кокрилл, аккуратно складывая шарф и снова заворачивая в бумагу. – Итак, отвечайте каждый по очереди: когда вы в последний раз его видели?

Все видели шарф накануне вечером, когда Пайпа пришла к ужину: шарф был у нее на голове, а концы обмотаны вокруг шеи. Собираясь домой, она повязала его снова, потому что шел снег.

– Затем она одолжила его моей горничной, чтобы дойти до дому, – вспомнил Пенрок, стараясь держаться подальше от свертка в руках инспектора. – Я взял шарф у девушки – здесь, в холле, – и убрал в ящик комода. Хотел сегодня отдать его мисс Ле Мэй.

– Кто знал, что вы положили его в ящик?

– Да все знали, – растерянно ответил Пенрок.

– Мистер Пенрок нам всем сказал, – подал голос Генри, сидя на подлокотнике кресла Венис. – Сказал, что шарф лежит в ящике в холле и если кто?нибудь из нас ее завтра увидит – то есть сегодня, – чтобы вернули ей шарф.

– И все это слышали?

Все слышали.

– Мистер Пенрок, а горничной вы то же самое сказали?

Вызвали Глэдис. Она пришла в сопровождении констебля Райта, но на этот раз не стала разыгрывать героиню романа. Ужасное происшествие по?настоящему ее потрясло. На вопрос инспектора она еле слышно ответила, что хозяин взял у нее шарф, а что было дальше, она не знает, поскольку сразу ушла из холла. «Неповинную девушку грубо допрашивает полиция», – уныло думала Глэдис, чуть ли не бегом возвращаясь в кухню.

– Что еще хранилось в ящике? – спросил Коки.

– Да ничего.

– Другие шарфы на вешалке висели?

– Две?три штуки, – равнодушно ответил Пенрок.

– Итак, смотрите, что получается! – В блестящих карих глазах инспектора всем уже чудилась враждебность. – Шарф мисс Ле Мэй лежал в ящике. Вы все об этом знали. Убийца не тронул ни одного шарфа на вешалке, зато взял из ящика шарф девушки и применил его для того, чтобы… Словом, применил. Неизвестно, почему взяли именно этот шарф. Неизвестно, кто его взял. Но о том, что шарф лежал в ящике, знали только шесть человек. Леди Харт, я думаю, вы понимаете, почему мы не можем дать разрешение троим из этих шести покинуть дом.

Леди Харт с трудом встала. Она снова была сердита, растеряна и напугана.

– Вы же не думаете, что одна из этих девочек… молоденьких совсем…

Кокрилл пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Да посмотрите на них! По?моему, этого достаточно, – внезапно произнес Джеймс, открыв сонные темные глаза.

Инспектор посмотрел. Девушки были прелестны – свежие и очаровательные.

– Предположим, – сказал Кокрилл, – мы решим их отпустить, потому что они такие чудные создания. Кого нам с ними отправить? Разве можно им без бабушки? Конечно, нет. Значит, бабушка уедет тоже. Однако по закону заботиться о миссис Голд следует ее мужу. Возможно ли предположить, что ей грозит от него опасность? Нет, ни в коем случае! Остаетесь вы и мистер Пенрок. С мистером Пенроком я много лет знаком и глубоко его уважаю. Остаетесь вы, капитан Николл. Как быстро с вашей помощью метод исключения приносит результаты! Надо бы вас всех отпустить и усердно искать по окрестностям подходящего бродягу.

– Ах да, как насчет того бродяги? – встрепенулась Фрэн, попавшись на удочку. – Это он убил бедняжку мисс Морланд?

Коки цинично изогнул бровь.

– А вы как думаете?

– Не знаю, – смутилась Фрэн. – А разве нет? Вы говорили, он сознался. Вы же сами вчера думали, что это он!

Коки проигнорировал этот выпад.

– Если не считать дворецкого, только вы шестеро знали о шляпке Фрэнсис. Только вы шестеро знали о шарфе мисс Ле Мэй. А бродяга вчера вечером, пока убивали мисс Ле Мэй, сидел под замком в Торрингтонской тюрьме.

Пенрок, стоя спиной к огню, монотонно раскачивался с пятки на носок.

– Пен, ради бога, перестань! – вскрикнула леди Харт и сейчас же извинилась: – Прости, мой хороший, нервы совсем никуда.

Он, присев на подлокотник кресла, взял ее пухлые ручки в свои.

– Не волнуйтесь так. Все будет хорошо! Коки, а не могли бы вы объяснить, каким образом эти милые люди могли убить мисс Ле Мэй? Около одиннадцати я проводил ее до коттеджа. До половины двенадцатого все они сидели в гостиной за карточной игрой. Начиная с полуночи здесь толпились ваши сотрудники. Остается меньше получаса, чтобы выманить девушку из дома, сделать… то, что было сделано, вернуться сюда за шарфом, повязать ей шарф и улечься в кровать.

– Вашу схему можно сократить на несколько минут, если предположить, что убийца прихватил шарф с собой, выходя из дома, – заметил инспектор.

– Он вышел не из этого дома! – гневно воскликнул Пенрок.

– Тогда откуда он знал, где лежит шарф?

Пенрок замотал головой, словно стараясь отвернуться от страшной правды.

– Бог его знает… Я уж точно не знаю!

– Не знаете? А кому и знать, как не вам? – стремительно отозвался Коки. – Вы сейчас, излагая возможный ход событий, непринужденно обошли одну подробность: вы сами не играли в карты вместе со всеми. У вас, мистер Пенрок, было значительно больше двадцати минут, чтобы «сделать то, что было сделано», – не правда ли?

– Он не нарочно это обошел! – с жаром закричала Фрэн. – Просто он не думал о себе, а только о нас! Конечно, Пен этого не делал!

– Откуда вы знаете? – спросил Коки терпеливо?снисходительным тоном.

– Да из?за телефонного звонка! – с торжеством ответила Фрэн. – Вы о нем забыли, да? А звонили вам как раз в то время, когда Пен разговаривал с нами в гостиной. Кто же все?таки звонил? В доме находился кто?то еще, и это мог быть убийца, но никак не Пен.

Инспектор кивнул и усмехнулся:

– Все верно. Молодец, барышня!

Обведя взглядом лица, он понял, что восстановил всех против себя – а все из?за того, что поддался страху и беспокойству.

– Давайте не будем ссориться, – миролюбиво предложил Коки. – Я здесь, чтобы помочь вам. Если убийца не кто?то из вас, мы его, конечно, поймаем. Если же он – один из вас, мы все равно должны его изловить, согласны? Давайте поговорим спокойно… Мне нужна ваша помощь. – Он придвинул стул к огню, сел и доверительно подался вперед. – Эта Пайпа Ле Мэй… Она была актрисой?

– Да, – ответил Пенрок, немного оттаяв.

– И часто приезжала сюда на лето?

– Да, уже много лет. Сказать по правде, я думаю, она рассматривала эти визиты как дармовой отпуск.

– Не знаете случайно, мисс Морланд не оставила ей никаких ценностей, которые теперь должны перейти к ближайшим родственникам?

– Оставила позолоченный браслет и акварель «Колокольня старой церкви в пору, когда цветут яблони», – скривившись, ответил Джеймс.

– Как вы хорошо осведомлены! – удивился Кокрилл.

– Она сама рассказала об этом нам с Пенроком вчера, на прогулке.

– Понятно. Итак, вы все были хорошо с ней знакомы?

– Мы виделись с ней почти каждое лето, когда гостили у мистера Пенрока, – сказала леди Харт. – Младшие вместе ходили купаться, устраивали пикники и так далее. Но близкой дружбы между ними не было.

– А вы, мистер Голд? Вы в то время еще не были членом семьи.

– Я познакомился с ней прошлым летом, – ответил Генри. – Мы с Венис проводили здесь последнюю неделю медового месяца. Я раз пять?шесть здоровался с Пайпой, не более того. И конечно, я виделся с ней вчера.

– И еще один раз в Лондоне, – напомнила Венис.

– А, да, если это считается. Я однажды случайно встретил ее в метро. Мы прошлись вместе до театра. Она пообещала прислать нам билеты на спектакль со своим участием, но так и не прислала.

Пенрок улыбнулся:

– Мне она лет пятнадцать обещала билеты на свой спектакль, однако я ни разу их не получил. Вероятно, она со всеми так поступала.

– Да, со всеми, – подтвердил Джеймс.

Все оглянулись, удивленные его странным тоном.

Коки прищурился:

– Она и вам обещала билеты?

Джеймс подбросил монетку и ловко ее поймал.

– Обещала, было дело. Мало того, она сдержала слово.

Кокриллу не нравился Джеймс. Его раздражало безразличное выражение лица и ленивая небрежность молодого человека, равно как и ощущение, что Джеймс в любую минуту способен уйти в свой внутренний мир, где никакие представители власти его не достанут.

Инспектор спросил вредным голосом:

– И как вы это объясняете? Почему она вам одному прислала билеты?

– Скорее всего потому, что она была моей женой.

Джеймс вновь подбросил монетку и снова ее поймал.

 

Кокрилл от изумления даже не заметил, что по крайней мере двое из присутствующих ничуть не удивились. Первый порыв его был – проверить мысленно, что он мог при Джеймсе наговорить о Пайпе. Справившись с вполне естественным смущением и вновь овладев собой, он потребовал тишины и велел констеблю Райту проводить всех, кроме Джеймса, в гостиную, остаться там с ними и проследить, чтобы никто ни с кем не разговаривал.

– Я буду каждого спрашивать по очереди, что вам об этом известно, – объявил Коки, окончательно бросив дружеские замашки, и подумал, потирая руки: «Наконец?то мотив!»

Компания гуськом потянулась к двери: Пенрок серьезный и встревоженный, Генри с Венис ошеломленные, Фрэн – постоянно оглядываясь на Джеймса.

Леди Харт обернулась уже на пороге и придушенным голосом крикнула инспектору:

– Не думайте, пожалуйста, будто я об этом знала! Ничего я не знала!

И бросила на Фрэн убитый, молящий взгляд.

Констебль, придержав старую леди за локоть, захлопнул дверь у нее перед носом.

Фрэн и Венис в сопровождении полицейского вышли на террасу, а оттуда спустились на покрытую снегом лужайку. В дальнем углу, где речка пересекала железнодорожную линию, виднелся темный горбик беседки. Вокруг суетились черные фигурки, занятые своими таинственными обязанностями. Голоса далеко разносились в холодном чистом воздухе. Обычно беседку никто и не замечал, а тут она вдруг словно заполонила весь сад.

Фрэн спросила с тоской:

– А можно нам где?нибудь еще погулять? Не могу здесь!

– Наверное, можно спросить полицейского.

– Я не решусь, – апатично ответила Фрэн.

Венис ради своих любимых решилась бы на что угодно. Обернувшись к полицейскому, она произнесла спокойно и очень вежливо:

– Скажите, пожалуйста, можно нам пройтись по полю? Например, через железную дорогу и немножко по берегу реки. А то здесь не очень приятно…

И она кивнула в сторону беседки.

Поля по обе стороны реки выглядели совершенно невинно.

– Наверное, можно, мисс, – великодушно разрешил полицейский. – Только далеко не уходите, и, конечно, я с вами.

Мощный, основательный, он смотрел на них сверху вниз, и хотя не был склонен к праздным фантазиям, две бледные девушки с грустными глазами и повязанными на голове косынками казались ему похожими на беженок.

– Я за вами буду идти, мисс, – пообещал он.

Они перешли через железную дорогу, проваливаясь в сугробы, – снег скрипел под ногами, – и дальше двинулись через поле к берегу реки, где гуляли вчера. Сестры не держались за руки, но чутко ощущали настроение друг друга, как это бывает у близнецов.

Очень тихо, чтобы страж не услышал, Фрэн сказала:

– Знаешь, я чуть с ума не сошла. Весь день дождаться не могла, когда мы сможем поговорить.

– Фрэн, все так ужасно! Мисс Морланд, прямо здесь, в саду… Невозможно поверить, правда? И потом еще Пайпу убили, тоже здесь, в Пиджинсфорде. Она же наша знакомая! И что это за история с Джеймсом? Вот уж о ком никогда бы не подумала. Я была уверена, что он самый честный и правдивый человек на свете. Ухаживать за тобой и так далее, а оказывается, он все это время был женат… да еще на Пайпе Ле Мэй!

– Венис, он же и ничего такого… В смысле, я все знала. Он мне рассказал тогда, ночью, в саду. Конечно, он собирался с ней развестись.

– Ох, Фрэн… Могла бы мне?то сказать!

– Самой собой, я и собиралась, только не смогла, потому что утром убили бедную мисс Морланд, а потом у меня вдруг появилась одна мысль, и я ужасно мучилась. Помнишь, в тот вечер мисс Морланд сказала Тротти, что держит кого?то «в кулаке»? Ну вот… – Фрэн запнулась. – Конечно, это все глупость сплошная, но я подумала – вдруг она про Джеймса? Венис, я не знала, что делать! До смерти испугалась. Тут полиция с вопросами… Я решила, чем меньше народу будет знать, что Джеймс и Пайпа были женаты, тем лучше. Мало ли, вдруг придется врать, а ты не умеешь, у тебя всегда все по лицу видно.

– Совсем не понимаю, о чем ты сейчас говоришь! Ради бога, Фрэн, расскажи все по порядку. Ради тебя я еще как смогу врать! И ради Джеймса тоже, если понадобится, – прибавила она со значением.

Фрэн улыбнулась сквозь внезапные слезы.

– Спасибо, моя хорошая! Ты такая добрая. Наверное, ему не понадобится, и все равно я рада, что ты так к нему относишься.

– Так расскажи про Пайпу! – напомнила Венис.

– Ах да, Пайпа… Вот видишь ли, мы с тобой знали, что я Джеймсу нравлюсь, так? Но только потому, что это за милю видно было. А сам он мне ничего такого не говорил. То есть он собирался вначале уладить все с разводом и так далее и только потом делать мне предложение. А в тот вечер, когда мисс Морланд приходила к чаю, Пен вдруг заговорил о своих чувствах, и Джеймс испугался, вдруг я отвечу «да» раньше, чем узнаю, что Джеймс тоже на что?то претендует. А я ведь могла, после твоих наставлений, что не надо ждать, пока безумно влюбишься. Он попросил меня встретиться с ним вечером, хотел все рассказать, но когда мы ужинали, позвонила из Торрингтона Пайпа, сказала, что едет к мисс Морланд и хочет с ним поговорить…

– Откуда она узнала, что он здесь?

– Понятия не имею! Наверное, позвонила сначала в казарму или как?нибудь так… Словом, около десяти он встретился с ней в саду. Он не мог прийти к ним в коттедж, потому что мисс Морланд тоже не знала, что они женаты.

– Когда же они поженились? Фрэн, почему они нам ничего не сказали?

– Ах да, я и забыла! Она за него вышла давным?давно, когда им обоим лет по двадцать было. Мы тогда с ними почти и знакомы не были, а они здесь много общались летом, ходили под парусом и прочее. Зная Пайпу, я подозреваю, что она бедному Джеймсу голову заморочила. Он и сейчас?то лопух, а если сравнить, какой был тогда, это небо и земля. Вот они постепенно стали встречаться и в Лондоне, а потом и поженились. Джеймс тогда учился в Кембридже, а Пайпа уехала на гастроли с какой?то там труппой, – словом, у них не было общего дома. А главное, они ужасно боялись, как бы не узнал Джеймсов дядя. Ты же знаешь, какой он был строгий старикан. Уже от одного того, что Пайпа актриса, он бы лопнул со злости. И вообще, он считал, что Джеймсу надо подождать лет до сорока, стать опорой фирмы, а уж тогда жениться на достойной невесте – дочке мэра, там, или что?нибудь вроде этого. Поэтому они держали свою свадьбу в секрете. Джеймс посылал Пайпе часть тех денег, что ему давали на расходы – и довольно?таки щедро давали. Виделись они изредка, приезжая в Лондон, и через годик все это им уже обрыдло. Пайпа, конечно, сохранила свою сценическую фамилию. Никто и знать не знал, что Джеймс женат. Они решили, пусть так и останется, пока кто?то из них не захочет освободиться. Наивный Джеймс вообразил, что так лучше всего. Развод наверняка привел бы к скандалу с дядюшкой. А что касается Пайпы… О мертвых, конечно, плохо не говорят и все такое, но нельзя же не сказать, что она отлично понимала – когда?нибудь Джеймс получит кучу денег, ей только нужно дотянуть до тех пор, пока старик умрет, – а тем временем получать неплохой доход ни за что. Ну вот, они иногда виделись, но только как «брат и сестра», как пишут в газетах. А потом Джеймс в меня влюбился.

– Что ж, я очень рада, что это было всего лишь «детское увлечение» – опять?таки, как пишут в газетах. А не то, как если бы у них была настоящая любовь и совместная жизнь.

– Ах, Венис, да ты больше романтик, чем я! – засмеялась Фрэн.

Венис тоже засмеялась:

– А я уверена, что ты и сама рада, хоть и прикидываешься такой искушенной!

– На самом деле – да, рада. А суть дела в том, что Пайпа накануне своего приезда прочитала в газете, что дядюшка Джеймса умер и, как полагается, оставил ему капитал. Она по этому случаю отказала своему приятелю, с которым уже несколько лет водилась, и приехала предъявить Джеймсу свои супружеские права. А тут Джеймс ее встречает сообщением, что ему нужен развод, чтобы жениться на другой!

– Господи, Фрэн, как все запуталось! И как все это… неприглядно, по правде говоря.

– Знаю, но тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, Джеймс не виноват, что так неприглядно все сложилось. Он ужасно расстроился, но раз уж мы договорились встретиться в саду, не мог же он просто промолчать! Он все мне рассказал и спросил, выйду ли я за него, если он все?таки исхитрится и получит развод. А раз уж начал, пришлось ему рассказывать все до конца, а не таить благородно свои чувства.

– Как же ты вышла из дома? – спросила Венис.

Практическая сторона дела занимала ее куда больше, чем этическая окраска поведения Джеймса.

– Ведь входная дверь была заперта? Она без ключа не отпирается, даже изнутри.

– Ну да, заперта. Я довольно?таки растерялась, когда сообразила, что Джеймс уже в саду, ждет меня… То есть на самом деле он в это время разговаривал с Пайпой, но я?то не знала. Мы с ним договорились прежде, чем она позвонила. Конечно, я сказала Пену, что Джеймс уже лег. Побоялась, что Пен расстроится, если узнает, что у меня свидание с Джеймсом – а может, из этого свидания еще ничего и не вышло бы. Я ведь не знала тогда, выйдет что?нибудь или нет. Да и сейчас, в сущности, не знаю. Просто, если Пен вздумал в меня влюбиться, по справедливости надо было и Джеймса выслушать, правда?

– И все?таки, Фрэн, как ты вышла наружу? Ты все время сбиваешься!

– Это ты меня сбиваешь своими вопросами! Так, о чем я говорила? Ах да, о двери. Вижу – не открывается, ну я и пошла к черному ходу. Там автоматический замок, а засов не был задвинут, потому что Бунзен еще не вернулся из Тенфолда. Я там и вышла, и собачку замка закрепила, чтобы не защелкнулась. А когда мы вернулись, просто захлопнули за собой дверь, и все стало как раньше.

– Фрэн! Значит, кто угодно мог войти в дом и взять твою шляпку!

– Никто же не знал, что дверь черного хода будет отперта именно в эти десять минут. Да если бы и знали – когда мы на обратном пути проходили через холл, шляпка все еще была на месте. Словом, я вышла в сад, там меня ждал Джеймс, и он был такой милый, и все это было так чудесно!

– Да уж, не сомневаюсь, – рассмеялась Венис.

– Нет, правда! Светила потрясающая луна, и деревья стояли все в серебре, и белые холмы вокруг, и речка журчит под мостом… Пиджинсфорд?хаус черным пятном темнеет в ночи… И ужасно холодно! – со смехом закончила Фрэн.

Охранник догнал их у дальнего края поля.

– Я думаю, мисс, пора поворачивать обратно, с вашего разрешения. Если хотите, можете потом еще разок пройтись, но слишком далеко от дома уходить не стоит. Инспектор будет сердиться.

Сестры послушно повернули назад.

– Ну и вот, мы замерзли и решили вернуться, – продолжила Фрэн с того места, на котором ее перебили. – Думали, все уже спят и можно поговорить в библиотеке. Так мы и сделали.

– В котором часу это было?

– Сразу после одиннадцати. Мы сидели у огня и разговаривали, и Джеймс меня все время целовал. По?хорошему, без всяких гадостей. Венис, он ужасно славный.

– И долго вы с Джеймсом целовались в библиотеке по?хорошему, без всяких гадостей?

– Очень долго! Мы и разговаривали тоже. Джеймс мне рассказывал о Пайпе, а я пробовала с ним обсудить, правильно ли будет мне выйти за него замуж, но на этот счет он уперся.

Венис снова рассмеялась:

– Фрэн, какой ты все?таки смешной ребенок! Придумала тоже – просить Джеймса, чтобы он помог тебе решить! Разве ты сама не знаешь, чего хочешь?

– Мне кажется, знаю. Как подумаю про Джеймса, вся раскисаю, и мне нравится с ним целоваться, и я поначалу ужасно расстроилась, что они с Пайпой были женаты. Но что?то похожее я и с другими чувствовала. Как узнать, настоящее на этот раз или нет? И ты сама тогда говорила, что лучше не любить мужа слишком сильно, вот как ты любишь Генри. Я пробовала выяснить, готов ли Джеймс на мне жениться при таких условиях… То есть если вдруг окажется, что я не влюблена в него без памяти…

– Понимаю, – улыбнулась Венис.

– Словом, сидели мы, беседовали, и представь наш ужас, когда вдруг услышали чьи?то голоса и что бабушка разговаривает с кем?то через окно, а потом кто?то пробежал по лестнице к входной двери. Мы вообразили, что сторож заметил свет в окнах, и решили поскорее шмыгнуть к себе, как будто давно спать легли. Ну, и убежали каждый к себе в комнату. Я быстренько разделась и нырнула в постель. Когда бабушка с Пеном ко мне вошли, я сделала вид, что сплю. Они так и не догадались, что я куда?то выходила, – с невинной уверенностью сообщила Фрэн. – Джеймс говорит, что на самом деле заснул.

– Я заметила, что ты не смыла макияж. Собиралась тебя отругать, это ведь очень вредно для кожи.

– Ты заметила? Коки тоже, старый хитрец. Мы решили ему все объяснить, а то вдруг он сам как?нибудь докопается и вообразит невесть что. Я только попросила его не говорить бабушке и вообще никому, потому что незачем, а она бы ужаснулась, что мы с Джеймсом сидели наедине. Удивительное дело, – прибавила Фрэн, как говорили многие ее сверстники до нее, – почему пожилым людям так трудно поверить, что можно вести себя прилично и после одиннадцати вечера?

– А помнишь, Пайпа сказала, что видела какого?то человека в саду? Вышла погулять, примерно в половине одиннадцатого… Фрэн, она же в то время была с Джеймсом?

– Ну да, конечно. Его и видела, никого больше. Понимаешь, после того, как нашли Грейс Морланд, у Пайпы не было возможности встретиться с Джеймсом и договориться, о чем можно рассказывать, а о чем нельзя. Поэтому, когда Пайпа утром пришла, – помнишь, мы еще завтракали, – Джеймс ее спросил, что она делала в одиннадцать вечера. Подразумевалось – что она об этом сказала полиции? Пайпа сразу сообразила, о чем речь. Полицейским она сказала, будто была одна, а на случай, если им откуда?нибудь станет известно, что в саду еще кто?то был или сам Джеймс расскажет, что выходил из дома, она и придумала, будто видела, как там прогуливался какой?то человек, но не рассмотрела, кто он. По?моему, ловко она выкрутилась.

– Почему было сразу не сказать правду?

– Я думаю, из?за того, что Грейс Морланд сказала – мол, кое?кто у нее теперь в кулаке, – неуверенно ответила Фрэн. – Мы об этом узнали позже, а Пайпа могла уже утром слышать от Тротти. Решила, что Грейс увидела их с Джеймсом в окно – знаешь, сад подходит вплотную к коттеджу. На всякий случай Пайпа не стала говорить полицейским про Джеймса. А вчера, когда мы гуляли у реки, отделалась от Пена и без помех все обсудила с Джеймсом. Когда мы вернулись с прогулки, он со мной поговорил, и мы все трое рассказали об этом Коки. Не все сразу, конечно, а по отдельности. Промолчали только о том, что Пайпа замужем за Джеймсом. Решили, что потом скажем, если вдруг понадобится. Поначалу ведь казалось, что это к делу не относится. А когда бедную Пайпу убили, все и вышло наружу.

Они пересекли железную дорогу и вновь оказались на земле Пенрока.

– Ох, боюсь, для бабушки это было тяжелым потрясением.

Фрэн не ответила. Она шла рядом с сестрой, опустив голову и сцепив за спиной руки в толстых перчатках на меху.

– Бабушка не одобряет разводов и всякого такого, – продолжала Венис. – Наверное, она и в любом случае расстроилась бы. Вряд ли она бы дала согласие на твою свадьбу с Джеймсом, если бы знала, что он уже был женат.

– Она знала, – глухо ответила Фрэн.

Венис застыла как вкопанная, изумленно глядя на Фрэн.

– Ты ей рассказала?

– Да. Вчера, когда мы гуляли у реки. Я ее донимала, пока она не сказала, что считает Джеймса подходящим мужем для меня, а тогда уже я призналась, что они с Пайпой женаты, и спросила, позволит ли она мне за него выйти, если они разведутся. Бабушка ужасно огорчилась. Говорила, что это совершенно невозможно, тем более что Пайпа явно его просто так не отпустит, раз он получил наследство.

– Ты рассказала ей вчера?

– Да, – ответила Фрэн, пряча глаза.

Но ведь сегодня утром, выходя из библиотеки, бабушка крикнула Коки, что ничего не знала о женитьбе Джеймса, и еще взглянула на Фрэн, словно умоляя молчать…

– Удивительно, правда, – чуть слышно проговорила Фрэн.

 

Пенрок пришел к инспектору.

– Слушайте, Коки, я хочу попросить об одолжении. Если я еще хоть минуту пробуду в этом доме, я умом тронусь! У меня в обычае каждый день ходить на прогулку. Мне это необходимо! Позвольте мне выйти и немного размяться?

– Нет, – хмуро ответил Коки.

Его отвлекли от серьезного занятия: составления весьма запутанной таблицы.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Роман Э. М. Форстера; Эсмис Эсмур – исковерканное местными жителями имя одной из героинь романа – миссис Мур. – Здесь и далее примеч. пер.

 

[2] Томас Кэмпбелл. Гогенлинден.