Александр Ерунов

Победитель

Глава 1

Альвхейм

[1]

Близился полдень, и солнце подбиралось к своей высшей точке на синем безоблачном небе. Виктор стоял, облокотившись на мраморную балюстраду террасы дворца Рассветов, и задумчиво смотрел на море. Над волнами плавно кружили чайки. Иногда они стремительно бросались вниз и выхватывали из воды зазевавшуюся рыбешку. Их резкие гортанные крики то и дело разрезали тишину и перебивали мерное шуршание прибоя. Лазурные волны раз за разом медленно накатывали на золотистый песчаный пляж, а затем так же неспешно отступали назад. Размеренное движение действовало успокаивающе, в созерцании воды было что‑то таинственное, медитативное, и Виктору всегда нравилось проводить свое свободное время на этой уединенной террасе.

Сегодня Виктору исполнилось пятнадцать лет, что по традициям Альвхейма считалось возрастом совершеннолетия, и он очень многого ждал от этого важного дня. Отныне он считался взрослым и должен был получить свое первое задание. Виктору не терпелось узнать, какую судьбу уготовил ему король Вёлунд[2], но как принц крови он обязан был проявлять сдержанность, а потому покорно ожидал, когда же наконец его пригласят для оглашения воли его королевского величества.

Хотя надо сказать, что некоторые из альвов, особенно из старой знати, считали, что принцем крови Виктор в полной мере считаться не может. Да, король Вёлунд был его отцом и никогда не отказывался от этого, а вот мать хоть и звалась венценосным именем Регина[3], но королевских кровей в ней не было. К тому же происходила она из племени людей, что живут в Срединном мире[4], расположенном между Альвхеймом и царством дварфов[5] Нидавеллиром. Это другой мир и другая реальность, там свои законы и свои обычаи. Негоже, чтобы полукровка назывался одним из наследников короля альвов. Даже само имя принца говорило о его земном происхождении. Хотя на одном из наречий людей оно и означало «победитель», иногда Виктор подумывал о том, что король мог бы и не проявлять такой чрезмерной оригинальности, подбирая имя для своего сына. Но, к счастью для Виктора, таких предвзятых скептиков среди альвов было явное меньшинство. Принц умел ладить со всеми и обладал природным даром очаровывать собеседников.

Виктор скорее почувствовал, чем услышал, как кто‑то подошел к нему сзади.

«Тетушка Миврана! – с нежностью подумал он. – У кого же еще, кроме нее, такая легкая, почти невесомая походка! Она как будто парит над землей! Вот уж кто действительно любит меня, так это она! Я не знаю никого лучше и добрее!»

Виктор просто обожал свою тетушку. Миврана воспитывала его с малых лет. Матери своей он не помнил совсем – та умерла, когда ему не было еще и года, но тетушка в полной мере заменила ее мальчику. Да он и сам частенько в мыслях называл Миврану своей мамой. С ней можно было поделиться самым сокровенным, тем, что волновало душу: сомнениями и переживаниями, надеждами и мечтами. Тетушка отлично понимала его и всегда находила нужные слова для того, чтобы успокоить его тревоги и поддержать устремления.

Виктор повернулся к ней и приветливо улыбнулся.

– Добрый день, тетушка, – сказал он. – Ты просто прекрасно выглядишь.

– Привет, красавчик мой, – ласково обняв племянника, ответила она. – Ты истинный сын своего отца и отлично знаешь, как подольститься к женщине. Я не в осуждение тебе это говорю. Истинный принц должен уметь быть галантным. Хотя, должна признаться, ты так растрогал меня своими комплиментами, что я почти забыла, зачем пришла. А ведь я так спешила, чтобы первой поздравить тебя с днем рождения и совершеннолетием, и даже принесла подарок! Вот, смотри.

Она развернула сверток и достала небесно‑голубую тунику, украшенную по вороту золотым шитьем и чистейшими аметистами.

– По‑моему, небесно‑голубой тебе очень к лицу. А камней ровно пятнадцать, по числу твоих лет, и они идеально сочетаются с туникой. Примерь.

Виктор быстро переоделся.

– Теперь ты и в самом деле похож на настоящего принца, – любуясь племянником, произнесла Миврана. – Не стыдно будет показаться в таком виде на празднике.

– Спасибо, тетя, – поблагодарил Виктор. – У тебя отменный вкус.

– Не за что, дорогуша, ты же мой любимчик! Ну как ты? Все еще переживаешь по поводу сегодняшнего дня? Ничего, обещаю, что скоро все твои мучения закончатся. Могу даже сразу сказать, что король Вёлунд уже ждет тебя. Он послал меня за тобой, и я думаю, что его решение станет подлинным воплощением всех тех надежд, которые ты возлагал на этот день.

– Тебе уже что‑нибудь известно, Миврана? – оживленно спросил Виктор. – Или у тебя были какие‑то видения по поводу моего будущего? Я же знаю, что у тебя есть особый дар предвидения! Расскажи, не томи меня!

– Для того чтобы рассказать о твоем будущем, вовсе не обязательно быть провидицей, – грустно улыбнулась Миврана. – Твоя судьба была определена еще с самого рождения. И Вёлунд, и я всегда знали о том, что тебе предстоит когда‑нибудь посетить Мидгард, ведь ты сын не только Альвхейма, но и Срединного мира. Однако не будем забегать вперед. Пусть лучше отец сам тебе обо всем расскажет. Идем же, мальчик мой. Король ждет тебя, а воспитанные молодые альвы не должны заставлять своего правителя ожидать слишком долго!

Следуя за тетушкой Мивраной, Виктор по мраморным ступеням дошел до парадного входа дворца Рассветов и поднялся в комнаты отца. Проводив племянника до дверей трапезной, Миврана ободряюще сжала двумя ладонями его запястье, а затем шутливым шлепком подтолкнула принца вперед. Виктор благодарно кивнул тете и вошел в высокую дубовую дверь, украшенную изумительной работы резьбой.

Вёлунд сидел за накрытым к обеду столом. На правителе была праздничная, расшитая золотом и драгоценными камнями туника. Голову украшала корона Альвхейма в виде венка из золотых листьев ясеня.

– Присаживайся, Виктор, – пригласил Вёлунд сына к столу.

Виктор сел на свободный стул, и отец сам налил ему в бокал вина. Такой явный знак внимания и расположения подбодрил юношу и наглядно показал, что отец тоже считает его уже взрослым.

– Как неумолимо быстро летит время, – с печальным вздохом произнес Вёлунд. – Вот и ты вырос, стал совсем большим. Я поздравляю тебя, Виктор. День совершеннолетия – это серьезный праздник для каждого из альвов! Теперь у тебя начинается новая жизнь, посвященная служению Альвхейму. Это и большая честь, и большая ответственность, сын мой, поскольку то дело, которое я хочу поручить тебе, представляет для нас особую важность.

– Я с радостью возьмусь за любое поручение, – сдержанно, как и предписывал придворный этикет, ответил Виктор, но душа его ликовала.

– Что же, тогда перейдем к самому делу, – уловив радостный блеск в глазах сына, кивнул Вёлунд. – Тебе уже известно, что мир многослоен, не так ли? Сейчас мы с тобой рассмотрим только три слоя, которые непосредственно связаны с твоим заданием: верхний, Альвхейм, средний, Мидгард, который сами его обитатели называют Землей, и нижний, Нидавеллир. Эти три мира пронизывает Мировой Ясень Иггдрасиль[6]. Наш мир символизирует его крону, тянущуюся к свету Одина, Мидгард – это ствол, на котором зиждется крона, а Нидавеллир – корни, уходящие вглубь, во тьму, в Темное царство Локи[7]. Возможно, Иггдрасиль – это только поэтический образ, но он полностью отражает суть и взаимосвязь наших миров. Каждый из них имеет свои цели и каждый по‑своему важен для мироустройства в целом. И конечно же Мидгард – важнейшая составляющая единства трех миров. Ты ведь знаешь, что Альвхейм и Нидавеллир ведут постоянную борьбу за влияние на него, но Срединный мир развивается независимо от нас, по собственному цикличному принципу, то склоняясь в сторону света, то переходя на сторону тьмы. Эти циклы называются у людей Золотой век и Железный век.

– Неужели люди так непостоянны в своих предпочтениях? – удивленно спросил Виктор.

– Не в этом дело, – ответил Вёлунд. – Таков закон равновесия, а Мидгард является его основой, стержнем. Нидавеллир ведь тоже необходимая составляющая Иггдрасиля, хотя для нас неприемлемы взгляды дварфов на жизнь и те методы, которыми они пользуются для их продвижения. Если засохнут корни, то зачахнет и все дерево, но если они уйдут слишком глубоко, к самым истокам древнего зла, то это зло отравит Мировой Ясень. К чему я все это рассказываю, сын мой? Сейчас в Мидгарде наступает смена эпох. Заканчивается Железный век и начинается век Золотой. На рубеже двух эпох среди жителей Земли начинают появляться те, кто должен будет повести их по новому, светлому пути, избранные, люди, наделенные богами особыми способностями. К ним проявляем интерес не только мы, но и дварфы. Наша цель – приблизить Золотой век, дварфы же стараются как можно дольше оттянуть его наступление. Ради этого они либо пытаются склонить избранных на свою сторону, либо просто уничтожают их. У нас же цели прямо противоположные. Мы должны защитить этих людей от посягательств дварфов и помочь им в их развитии и становлении.

– Так это и будет моим заданием? – сразу догадался Виктор.

– Ты все правильно понял, сын мой, – одобрительно кивнул Вёлунд. – Твоя сообразительность достойна похвалы. Ты сын двух народов, двух миров, а значит, и задача эта тебе по плечу. Тебе предстоит отправиться в Мидгард и защитить от дварфов одну из избранных.

– Это женщина?

– Точнее, девушка. Молодая девушка. Она почти твоя ровесница, и это, как мне кажется, должно только облегчить выполнение возложенной на тебя миссии. Только не теряй голову, Виктор. Девушка очень красива, умна, да еще и наделена уникальными способностями. Ее зовут Анастасия Светлова. Кроме всего прочего, она умеет читать чужие мысли, так что тебе придется постоянно контролировать себя. Девушка не должна раньше времени узнать о том, кто ты и зачем прибыл в Мидгард. Это может только отпугнуть ее.

– Не беспокойся, отец. Я умею блокировать свое сознание. А как я смогу найти эту Анастасию Светлову?

– Найти эту девушку будет несложно, мы уже некоторое время наблюдаем за ней. Она живет в большом городе, расположенном в устье величественной реки. Называется этот город Санкт‑Петербург. Он насколько прекрасен, настолько же и опасен. В некотором смысле это мистическое место. Дело в том, что город находится вблизи межмирового разлома, а это облегчает доступ в него как светлым, так и темным силам. Более того, вопреки логике и здравому смыслу, город этот был построен на болоте.

– Зачем? – искренне удивился Виктор. – Болота же всегда считались гиблыми местами?

– Так захотел один могущественный правитель, и его воля и целеустремленность сумели победить не лучшие природные данные выбранного места. Кроме того, не знаю, случайно или нет, но в городе были поставлены могущественные обереги. В какой‑то мере они очищают его от скверны и защищают от посягательств врагов. Как бы то ни было, но к этому месту надо относиться с большим вниманием и уважением. Не случайно же там так часто рождаются люди, наделенные серьезной магической силой, причем как светлой, так и темной. Кстати, тебе, наверное, будет интересно узнать, что твоя мать Регина тоже родилась в этом городе, впрочем, как и ты сам.

Виктор с удивлением посмотрел на отца. Для него эта новость оказалась большой неожиданностью. Он всегда знал, что его мать происходила из рода людей, но почему‑то был уверен, что сам родился здесь, в Альвхейме.

– Да, – заметив изумление сына, подтвердил Вёлунд. – У меня даже сохранился документ, выданный там твоей матери, согласно которому ты именуешься Виктором Владимировичем Ветровым.

– Почему Владимировичем и почему Ветровым? – все еще не придя в себя от удивления, растерянно спросил Виктор.

– Такова была фамилия твоей матери. Регина Викторовна Ветрова – так звали ее в Мидгарде. У людей, как ты знаешь, фамилия обозначает принадлежность к одному из родов. Что же касается отчества, которое там дают по имени отца, то мы с Региной решили, что «Владимирович» подходит для тебя лучше всего. Имя Вёлунд в Санкт‑Петербурге не используется, а если и используется в некоторых кругах, то имеет скорее негативный смысл[8]. Владимир же на русском языке означает «владеющий миром». Но разве я не король Альвхейма, разве не владею я этим миром? Вот мы и подумали, что это будет лучшее отчество для принца королевства альвов. Тебя же самого Регина назвала Виктором в честь своего отца, то есть твоего дедушки. Но более подробно обо всех тонкостях, которые существуют в различных областях быта и обычаев Мидгарда, тебе расскажет Миврана. У вас еще будет время на подготовку. Она же проводит тебя в Санкт‑Петербург и поможет устроиться там.

– Тетушка уже бывала в этом городе?

– Да, причем неоднократно. Когда‑то Миврана была близкой подругой твоей матери. Собственно говоря, это она и познакомила меня с Региной. Твоя тетя прекрасно ориентируется в Петербурге, хорошо разбирается в обычаях и традициях его жителей, а также отлично знает русский язык, на котором там разговаривают. Так что ее помощь будет для тебя просто неоценимой.

– Это задание для меня или для нас с Мивраной? – немного расстроенно спросил Виктор.

Он очень любил свою тетушку, но во время выполнения своего первого задания ему все‑таки хотелось иметь больше самостоятельности в принятии решений.

– Это твое задание, – сделав нажим на слове «твое», понимающе улыбнулся Вёлунд. – Миврана только поможет тебе войти в жизнь Петербурга, устроить все дела, связанные с покупкой жилья и получением документов, наличие которых там просто необходимо, после чего сразу же вернется в Альвхейм.

– Спасибо, отец, – поблагодарил его Виктор. – Для меня это очень много значит.

– Не стоит благодарности. Я тебя отлично понимаю. Моя сестра настолько в тебе души не чает, что не даст самостоятельно и шагу ступить, а это может только повредить делу. Но хватит об этом. У тебя сегодня большой праздник, День совершеннолетия, и я хотел бы кое‑что подарить тебе.

Вёлунд снял со своей шеи амулет и протянул его Виктору. Амулет оказался сделан из истинного серебра, и на нем был изображен тот самый Иггдрасиль, о котором они только что говорили.

– Это все, что осталось у меня в память о твоей матери, – вздохнув, грустно сказал король. – Амулет очень дорог мне, но я уверен, что Регина хотела бы, чтобы он достался именно тебе. Когда‑то я сам изготовил его и подарил твоей матери. Воспользоваться им по назначению она как человек, конечно, не могла, но я хотел, чтобы амулет напоминал ей обо мне. Подобные амулеты есть у каждого альва, совершающего перемещения в Мидгард, но твой все‑таки особенный. Это сильный оберег, и он защитит тебя от многих опасностей. Кроме того, в случае крайней необходимости с его помощью можно открыть портал в Альвхейм. Но делать это можно не так часто, так что старайся не тратить магическую силу Иггдрасиля по пустякам, только для того, чтобы навестить меня или свою любимую тетушку. Это – твоя последняя надежда в том случае, когда другого выхода у тебя просто не будет.

Виктор с трепетом взял амулет в руки и, полюбовавшись на него, повесил себе на шею.

– Но это, скорее, подарок от матери, хотя он и сделан мною, – продолжил Вёлунд. – Мне же очень хотелось бы преподнести тебе сегодня что‑то и от себя лично.

Он встал из‑за стола, прихрамывая, подошел к большому сундуку, стоявшему у стены, и достал оттуда длинный предмет, завернутый в небесно‑голубую ткань.

– Подойди ко мне, сын мой, и встань на колено.

Виктор с готовностью выполнил приказ отца.

– Эту секиру я сам выковал специально для тебя, – развернув сверток и вручив оружие, произнес Вёлунд. – Насколько я знаю со слов Хайме, именно во владении секирой ты достиг наилучших результатов. Надеюсь, она придется тебе по нраву.

Виктор принял секиру из рук отца. Глаза его светились нескрываемым восторгом. Это был воистину королевский подарок! В Альвхейме король Вёлунд издавна носил прозвище Великий Кузнец, и совершенно справедливо. Мечи, секиры, боевые топоры, изготовленные королем, были не только совершенны по форме и необыкновенно остры, но еще и наделены своей собственной магической силой.

– Я долго думал над тем, как помочь тебе в выполнении задания, – продолжил Вёлунд. – В Санкт‑Петербурге нельзя открыто носить оружие, тем более такое внушительное и грозное, как секира. Местными законами это запрещено. И в то же время я не могу отправить тебя в такое опасное место, как этот город, совсем безоружным. Вряд ли у тебя возникнет острая необходимость сражаться там с людьми, но не исключено, что тебе придется столкнуться с дварфами, а они плевать хотели на любые законы и наверняка будут вооружены до зубов. Эту секиру я назвал Призванной. Магическое оружие часто делают невидимым до тех пор, пока оно находится в ножнах, но здесь я решил пойти другим путем. Призванную секиру не нужно все время таскать с собой, но она постоянно незримо будет присутствовать рядом. Для того чтобы она оказалась в твоих руках, достаточно просто подумать о ней. Протяни вперед руку, и ты тут же ощутишь в ладони холод ее древка. Еще одна интересная особенность заключается в том, что этим оружием не сможет воспользоваться твой враг. Едва ты выпустишь секиру из рук, как она исчезнет и сразу же будет готова к тому, чтобы ее призвали вновь. Кроме того, она легка, остра и необыкновенно прочна. В случае необходимости ею можно разрубить даже сталь. И еще с ее помощью ты можешь призвать огонь Одина. Попробуй, разожми руки.

Виктор отпустил секиру, и она тут же исчезла.

– А теперь призови ее! – предложил отец.

Виктор протянул руку вперед, и древко тут же оказалось в его ладони.

– Правда же, здорово придумано?! – весело рассмеялся Вёлунд.

Король как истинный мастер обожал свои творения ничуть не меньше собственных детей. Он всегда ликовал, если у него получалось что‑то новое и необычное, а иногда вел себя словно ребенок, получивший в руки новую игрушку. Вот и сейчас Вёлунд искренне радовался тому восторгу, который вызвала секира у его младшего сына.

– Отец, у меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение! – воскликнул Виктор. – О таком подарке я не мог даже и мечтать!

– Ты мой сын, ты принц Альвхейма, – ответил Вёлунд. – Твое оружие должно вызывать трепет у врагов. Дварфы наглы и напористы, но трусоваты. Иногда бывает достаточно просто продемонстрировать им свою готовность дать отпор, чтобы заставить их отступить. Призванная секира подходит для этого великолепно. Она имеет устрашающий вид, а в схватке способна нанести твоим врагам очень серьезный урон. Но не буду тратить время на слова. Ты сам оценишь все ее достоинства, когда опробуешь в деле. А теперь ступай, Виктор. Вечером мы устроим грандиозный пир в твою честь. Совершеннолетие принца Альвхейма – большой праздник для всего нашего народа, так что поздравить тебя соберется великое множество альвов. Вечер будет хоть и радостный, но очень ответственный, так что готовься к нему. Да, и попроси Миврану зайти ко мне. Я хочу поговорить с ней.

Из покоев отца Виктор вышел, переполненный самыми лучшими чувствами и с сияющим от восторга лицом. Он не только удостоился серьезного задания, которое, как можно было надеяться, принесет ему почет и славу, но и получил от короля великолепные подарки. Он буквально летел на крыльях счастья по залам дворца Рассветов и чуть было не сбил с ног тетушку Миврану, стремительно вбежав в ее комнаты.

– Тихо ты! – рассмеялась тетушка. – Так ведь и зашибить пожилую женщину недолго!

– Миврана, я обожаю тебя! – подхватив ее на руки и покружив в воздухе, воскликнул Виктор. – И не наговаривай на себя! Какая же ты пожилая?! Ты самая молодая и самая прекрасная тетушка на свете!

– Маленький подхалим, – освободившись от объятий племянника, погрозила ему пальцем Миврана. – Ну, рассказывай! По твоему «сногсшибательному» настроению вижу, что все прошло хорошо?

– Не то слово, тетушка! Вот, посмотри!

Он вытянул руку, и в ней тут же сверкнула Призванная секира.

– Это подарок отца, – с гордостью произнес Виктор. – Он сам выковал секиру специально для меня. Ты даже представить себе не можешь, какими удивительными свойствами она наделена! А это амулет моей матери. Отец тоже передал его мне. И еще я отправляюсь в Мидгард с серьезным заданием!

– Вот видишь, – улыбнулась Миврана. – Я же обещала, что все твои надежды и мечтания сбудутся. Так куда тебя отправляет король?

– В город Санкт‑Петербург, то место, где родилась моя мама.

По лицу Мивраны проскользнула легкая тень, но она быстро справилась с нахлынувшими чувствами.

– Я так и думала, – сказала она, стараясь придать своему голосу спокойный тон. – Как же, этот город хорошо знаком мне. Прекрасная архитектура, хорошие люди. Надеюсь, он тебе понравится.

– Ты настоящая провидица, тетушка! – рассмеялся Виктор. – Я бы с радостью поболтал с тобой еще, но тебя зовет отец.

– Что же, тогда я пойду. Только пообещай мне, что не будешь носиться по дворцу как ненормальный. Ты же все‑таки принц крови, достигший совершеннолетия, а не уличный мальчишка какой‑нибудь.

– Обещаю, моя милая, добрая ворчунья, – покорно склонив голову, лукавым тоном произнес Виктор. – Я буду просто живым воплощением всех придворных манер, вместе взятых, и образцом для подражания в соблюдении норм этикета.

– Что‑то с трудом верится, – с сомнением покачав головой, вздохнула Миврана. – Иди уже, маленький врунишка.

– Тетя, ты постоянно обижаешь меня своим недоверием! – улыбнулся Виктор и чуть ли не вприпрыжку выскочил из комнаты.

– Мальчишка. Как есть мальчишка! – проворчала Миврана вслед племяннику.

Проводив Виктора любящим взглядом, она тяжело вздохнула и направилась к брату. На душе у нее было неспокойно. Миврана никак не показывала своей тревоги племяннику, но то дело, которое Вёлунд поручил ему, вызывало у нее серьезные опасения. Об этом она и собиралась еще раз поговорить с королем.

Вёлунд встретил Миврану в прекрасном настроении, которым, вероятно, заразился от своего сына.

– Заходи, сестра, – поприветствовал он ее. – Сегодня такой прекрасный день!

– Возможно, – не слишком радостным тоном ответила Миврана. – Так, значит, ты все‑таки решил отправить Виктора в Петербург?

– Да, и считаю, что поступил правильно.

– Но ведь он еще совсем ребенок!

– Он таковым и останется, если постоянно будет находиться под твоим неусыпным контролем, – ворчливым тоном возразил король. – Миврана, пойми, ему уже пятнадцать лет, и он достиг совершеннолетия! Ему пора начинать взрослую, самостоятельную жизнь. Так начинают ее все молодые альвы.

– Ты забываешь, что Виктор наполовину человек. Люди взрослеют немного медленнее, чем представители нашего народа.

– Я этого почему‑то не заметил, – со скепсисом в голосе возразил король. – Виктор великолепно владеет оружием, а уж про его успехи в магии я даже и не говорю. Уже сейчас он во многом превосходит моих старших сыновей. Это ли не лучший аргумент против всех твоих тревог и сомнений?!

– Да, он силен, – печально согласилась Миврана. – И за это некоторые из твоих сыновей недолюбливают его. Они видят в нем не младшего брата, которому нужно во всем помогать, а своего прямого конкурента в наследовании престола. И они будут только рады, если он провалит задание.

– Брось, Миврана, – беспечно отмахнулся от нее Вёлунд. – Не надо искать врагов там, где их нет. Не хватало еще, чтобы ты начала повторять те грязные слухи, которые кто‑то настойчиво распускает по дворцу.

– Какие слухи? – сразу же насторожилась Миврана.

– Неужели до тебя не доходило? – удивился Вёлунд. – Говорят, будто я никогда не любил Регину, что моя связь с ней основывалась исключительно на корыстных интересах. Якобы мне от нее был нужен только сын, который, согласно пророчеству, будет наделен великой магической силой, и что этим сыном я тоже без колебаний готов буду пожертвовать ради победы над дварфами. Все это чушь, о которой не стоит даже упоминать! Регину я любил как никого до нее. Мог ли я ее спасти? Мог лишь попытаться, но с минимальными шансами на успех. Ты спросишь, почему же я все‑таки не сделал этого? Да потому, что был не только влюбленным мужчиной, но еще и королем! Это ответственность, сестра, большая ответственность! Я мог бы рисковать собой, своей жизнью, здоровьем, но никак не Альвхеймом. Ну а если говорить непосредственно о Викторе, то я люблю его ничуть не меньше, чем остальных сыновей, а даже больше, поскольку он младший, а младшие дети всегда особенно дороги своим родителям.

– Я боюсь за него, Вёлунд, – задумчиво прошептала Миврана. – Боюсь нового поражения, боюсь этого странного, холодного и величавого города. Как только я вспоминаю о нем, так передо мной сразу же возникают наполненные невыносимым страданием глаза Регины. И самое страшное – это абсолютное бессилие, невозможность хоть чем‑нибудь облегчить ее боль и муку. Я не переживу, если и с Виктором случится что‑то подобное, брат. Пойми, для меня он теперь намного больше, чем сын. Пусть не я дала ему жизнь, но я вложила в него свое сердце, всю свою душу. Если уж Виктору так необходимо отправиться в Мидгард, то неужели там нет другого места, где он мог бы с успехом проявить себя? Разве наши интересы ограничиваются одним Петербургом? Разве только эта девушка нуждается в нашей помощи и защите?

– Я вполне понимаю твои чувства, сестра, но убежать от судьбы не удавалось еще никому, – с грустью в голосе ответил Вёлунд. – Эта девушка, Анастасия Светлова, одарена магическими способностями ничуть не меньше самого Виктора. Если послать в Петербург кого‑то, кто слабее ее, толку от подобной помощи будет мало. К тому же они ровесники, а молодым людям легче найти общий язык друг с другом. Как ни крути, а все сводится к одному – отправляться туда должен он.

– Но, может быть, послать с ним кого‑то еще? – предложила Миврана.

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – усмехнулся Вёлунд. – Этим кем‑то, по твоему разумению, должна быть ты? Нет, Миврана, и не проси. Я ценю твою готовность оказать помощь племяннику, но это будет большим разочарованием для самого Виктора. Мой сын так стремится проявить свои способности в порученном ему деле, что я не могу отказать ему в самостоятельности принятия решений. Ты говоришь, что это опасно? Но разве дварфы противостоят нам только в Петербурге? Нет, конечно! И опасность будет подстерегать Виктора в любом месте, где наши интересы пересекаются с интересами дварфов. Да, мы потерпели в Петербурге серьезное поражение, но это не повод для предубежденного отношения ко всему городу в целом. И все‑таки я надеюсь, что все закончится благополучно, потому что верю в Виктора, верю в его способности и силу, в его удачу, наконец. Тебя же я хотел попросить помочь ему немного другим способом.

– Что я должна сделать? – тяжело вздохнув, спросила Миврана.

– Ты часто и подолгу бывала в Санкт‑Петербурге, хорошо знаешь этот город и язык его жителей. Я не рискну отправить Виктора туда без хорошей подготовки. Он должен ничем не выделяться среди горожан, казаться одним из них, не выглядеть там белой вороной. Научи его одеваться так, как одеваются люди, пользоваться их хитроумными приспособлениями, созданными для компенсации отсутствия магической силы. В общем, ты понимаешь, о чем я говорю. Виктор должен как можно больше скрыть в себе альва и как можно явственнее проявить человека. И прошу тебя, будь с ним построже. Я знаю, насколько ты его любишь, но сейчас необходимо проявить и другие свои качества – требовательность и настойчивость, возможно, даже жесткость. От того, насколько Виктор вживется в новый образ, зависит не только успех в важном для нас деле, но и его собственная безопасность.

– Сколько у меня времени? – сухо спросила Миврана.

– На всю подготовку у вас есть полгода. Три месяца вы будете изучать основы здесь, в Альвхейме, и еще три – уже на месте, на первых порах не слишком вступая в контакты с местными жителями. Купишь Виктору небольшой домик где‑нибудь в пригороде Санкт‑Петербурга, потом поводишь его по самому городу. Больше рассказывай ему про историю города, его памятные места. Он должен знать Петербург ничуть не хуже, чем сейчас знает дворец Рассветов и его окрестности.

– Хорошо, я сделаю это, – кивнула Миврана. – После того как закончится подготовка, смогу ли я хотя бы издали наблюдать за ним?

– Нет, – наотрез отказал ей Вёлунд. – Никакой слежки! Поверь, сестра, это в его же интересах. Во‑первых, он быстро обнаружит твое присутствие. Не забывай, способности Виктора в магии очень велики. Такое недоверие может сильно обидеть его и сковать личную инициативу, а мне необходимо, чтобы он действовал, и действовал решительно. Ну если уж тебе совсем станет невмоготу без любимого племянника, раз в месяц ты сможешь навестить его и узнать о том, как у него идут дела. Но только по истечении первого полугодия его самостоятельной работы.

– Спасибо и на этом, – тяжело вздохнула Миврана.

Пир в ознаменование совершеннолетия Виктора подходил к концу. Виновник торжества весь вечер находился в центре внимания, отчего очень смущался. Было сказано множество пышных фраз, произнесено немало цветистых речей и выражено огромное число самых теплых пожеланий, но все это не слишком интересовало Виктора. В мечтах он уже отправлялся в загадочный Петербург на выполнение важного задания отца, и оно теперь занимало все его мысли.

Виктор выпил немного вина и даже слегка захмелел. До этого дня вино ему подавали только в разбавленном виде, но теперь он стал взрослым и мог употреблять хмельной напиток наравне с остальными. Хотя особого удовольствия он в этом никогда не находил. С ясным умом любое дело спорится лучше, а замутненное сознание для сведущего в магии иногда бывает даже опасно – во хмелю можно натворить незнамо что.

К Виктору подошел Хайме, его старший брат. Несмотря на то что матерью Хайме была не простая смертная или альвийка, а грозная валькирия, обитательница мира богов Асгарда, сам он никогда особо не задавался из‑за своего происхождения и относился к младшему брату гораздо лучше, чем другие братья, Эгиль и Слагфид. Возможно, тому, что их отношения так и не смогли перерасти в настоящую дружбу, мешала большая разница в возрасте. Кроме того, Хайме был воином, наверное, лучшим во всем Альвхейме, а среди воинов почему‑то не принято выражать свои чувства открыто. Всегда немногословный и скупой на похвалу, он даже улыбался редко. Зато из него получился отличный наставник. Именно он первым начал обучать Виктора фехтованию, он же решил, что особое внимание стоит уделить секире. Как наставник, Хайме был требователен, иногда даже жесток, но ведь хорошего воина не вырастишь, постоянно давая ученику какие‑то поблажки.

Брат научил Виктора и приемам рукопашного боя. Это было одно из самых страстных увлечений Хайме. Он не только знал технику борьбы альвов, но и изучил приемы различных школ единоборств Мидгарда, а там тоже было что перенять. Ради получения этих знаний он даже специально бывал в Срединном мире, находил там самых сильных из учителей и просился к ним в ученики. Все эти знания, полученные в самых разных концах света, он с удовольствием теперь передавал младшему брату.

– Я слышал, король Вёлунд выковал для тебя какую‑то особенную секиру? Не покажешь ли мне подарок отца? – попросил Хайме.

– С радостью, – ответил Виктор.

Он вытянул руку, и Призванная секира сразу же заблистала в ней.

– Здорово! – восхитился старший брат. – Можно подержать?

– К сожалению, нет. На нее наложены особые чары, и едва я выпущу секиру из рук, как она тут же исчезнет.

– Ничего себе! – с пониманием присвистнул Хайме. – Видать, дело, на которое отец отправляет тебя, и в самом деле опасное. Никогда прежде он не прибегал к таким мерам предосторожности. Куда ты поедешь?

– В один из городов Мидгарда. Он называется Санкт‑Петербург.

Хайме неожиданно изменился в лице.

– Что‑то не так? – с беспокойством спросил Виктор.

– Как тебе сказать… – замялся старший брат. – Я думал, что болтовня Эгиля не имеет под собой никаких оснований…

– А что такого сказал Эгиль?

– Это не важно, – смутился Хайме, что было на него совсем не похоже. – Не стоит повторять разные глупые сплетни. Могу лишь сказать тебе, что около пятнадцати лет назад в Санкт‑Петербурге мы потерпели одно из самых существенных поражений от дварфов. В результате погибла твоя мать, да упокоится ее светлая душа, и один из наших братьев. Возможно, я повторю то, что ты уже не один раз слышал от отца, но будь там предельно осторожен. Конунг Нидуд и шайка его дварфов не упустят шанса лишний раз досадить королю Вёлунду. Когда ты отправляешься?

– Еще не скоро, через три месяца.

– Что же, не забудь перед отбытием зайти ко мне попрощаться. Возможно, я придумаю что‑нибудь для того, чтобы помочь тебе сохранить свою жизнь.

Хайме кивнул Виктору и ушел, оставив того в растерянном недоумении. Последние слова брата прозвучали немного зловеще, так, будто он был почти уверен в том, что вернуться живым из загадочного Санкт‑Петербурга Виктору уже не суждено. Что же произошло там пятнадцать лет назад? Можно было, конечно, поинтересоваться и спросить у Эгиля, раз тот что‑то знает, но говорить с ним сейчас, в такой радостный для себя день, Виктору совсем не хотелось. Все равно, кроме глупых насмешек и язвительных подколов, от него ничего не дождешься.

Первые три месяца подготовки пролетели для Виктора почти незаметно. Тетушка Миврана с таким рвением взялась за обучение племянника, что свободного времени у него не оставалось совсем. Конечно же начинали они не с нуля. У Виктора уже были хорошие познания в истории и географии крупнейших стран Мидгарда, он неплохо знал основные языки, на которых говорят его жители, но сейчас нужно было расширить все эти знания применительно именно к тому месту, куда он отправлялся.

Начали с углубленного изучения языка. Русский, на котором разговаривали в Санкт‑Петербурге, оказался весьма непростым с точки зрения грамматики, но с этой задачей Виктор отлично справился. Магические навыки помогали ему запоминать невероятные объемы материала и легко применять все, что выучил, на практике. Сложнее было с правильным произношением. Вроде бы все предложения Виктор выстраивал идеально, не путал падежи и склонения, верно расставлял ударения, но Миврана все равно была недовольна результатом.

– Понимаешь, в твоей речи чувствуется какой‑то легкий акцент, – говорила она. – Так говорят те, кто в основном привык общаться на другом языке, и даже правильность речи не может скрыть этого. В каких‑то случаях на акцент можно было бы закрыть глаза, но только не в твоем. Тебе придется выдавать себя за уроженца этого города, за его коренного жителя, а значит, и произношение должно быть просто безупречным. Кроме того, когда речь чересчур правильная, тоже возникает ощущение, что язык просто добросовестно выучен, а не является родным. Коренные жители используют множество оборотов, которые, может быть, и не совсем правильны с литературной точки зрения, но добавляют речи местного колорита. Но это уже потом. Испортить речь гораздо проще, чем научиться говорить правильно. Будешь прислушиваться, запоминать отдельные словосочетания и старательно впитывать все это в себя. Надеюсь, что тогда ты и в самом деле станешь истинным петербуржцем.

Они повторяли снова и снова, а прогресс хоть и был, но все‑таки незначительный. В конце концов Миврана просто махнула на это рукой. Она придумала историю, согласно которой Виктор долгое время жил с родителями в другой стране и только недавно вернулся на родину. В сущности, так ведь оно и было, только жил он не в другой стране, а в другом мире. В качестве места проживания до возвращения в Санкт‑Петербург тетушка выбрала далекую от этого города Индию. Для петербуржцев эта страна была такой же странной и непонятной экзотикой, как для альвов – сам Мидгард, но хоть что‑то о ней все равно нужно было знать. Пришлось заодно проштудировать географию и историю Индии, чтобы случайно не попасть впросак, если вдруг начнутся расспросы об этой стране.

Придумка Мивраны, кстати сказать, могла помочь и во многом другом. Ею можно было объяснить слабое знание того, чем сейчас живет город, какие события на слуху у большинства горожан, да мало ли чего еще. Всего ведь все равно не предусмотреть. Правда, большую часть возможных пробелов в знаниях Виктора Миврана собиралась устранить уже на месте. У них ведь в запасе было целых три месяца на адаптацию в самом Санкт‑Петербурге.

К большому удивлению Виктора, неожиданная сложность возникла и с манерой людей одеваться. В Альвхейме круглый год стояла теплая мягкая погода, поэтому альвы обходились минимумом одежды. В основном это были легкая туника и сандалии. Отличались они лишь по цвету, фасону да богатству отделки. Но в Санкт‑Петербурге, как выяснилось, было целых четыре времени года, от холодной зимы до жаркого лета, и на каждый сезон полагалась своя одежда, зимой – утепленная, летом – легкая. Но и это еще не все. Одежда сильно отличалась по своему назначению. Были костюмы для официальных приемов, для развлечений, повседневная одежда, одежда для работы, для отдыха, для занятий физическими упражнениями. К каждому костюму полагалась еще и своя обувь, которая иногда могла сочетаться с другими видами одежды, а иногда – категорически нет.

Помимо назначения можно было выделить еще и стили одежды: строгий классический, демократичный, молодежный. Кроме того, люди разного достатка тоже одевались по‑разному, и здесь речь уже шла даже не о стиле, а о качестве одежды. По тому, кем и как она была пошита, по стоимости материала, а также по различным аксессуарам, которые тоже имели серьезное значение, порой можно было определить занимаемое человеком место в обществе и его материальное благосостояние.

Зачем нужно было иметь такое количество разнообразного барахла, Виктор никак не мог понять, но тетушка неумолимо заставила его выучить предназначение каждого вида одежды и обуви, а также возможность их сочетать в различных комбинациях.

Но, пожалуй, самым сложным оказалось изучение технических изобретений людей. На исходе Железного века, как сказал отец, подавляющее большинство жителей Земли почти полностью утратило магические способности, а потому было вынуждено компенсировать ограниченность своих возможностей разнообразными техническими приспособлениями. Как инвалид, потерявший ногу, заменяет ее костылями, так и люди стремились восполнить свою магическую ущербность созданием многочисленных машин. От их разнообразия голова шла кругом, и казалось, что запомнить даже название и назначение каждой просто невозможно. А ведь необходимо было не просто запомнить, но еще и научиться пользоваться всей этой армией механических и электронных монстров.

Миврана, правда, успокаивала племянника, что на месте все будет не так уж и страшно, как это видится со стороны. Просто в Альвхейме таких машин нет, показать, как ими пользоваться, не на чем, а объяснения на словах кажутся слишком туманными и запутанными.

– Не бойся, – сказала она. – Во‑первых, к каждому приспособлению обязательно прилагается подробная инструкция по его применению с картинками. Во‑вторых, все эти кнопки и клавиши имеют надписи. И, наконец, в‑третьих, основные принципы управления разными механизмами в чем‑то схожи. Если ты освоишь работу с одной из таких машин, то со следующей проблем будет уже гораздо меньше, а потом и вообще все пойдет как по маслу. Когда я первый раз попала в Мидгард, мне казалось, что я не разберусь во всем этом скопище чудовищных механизмов никогда в жизни, но я быстро освоилась и находила многие из мидгардских приспособлений весьма полезными.

Виктор очень надеялся на то, что слова тетушки сказаны не просто ради успокоения, а отражают реальное положение вещей, но пока в голове у него царил полный сумбур, состоящий из множества непонятных названий для множества еще более непонятных вещей.

Но все когда‑нибудь подходит к концу. Закончился и альвхеймский период обучения Виктора. Миврана решила, что здесь она больше ничего не сможет дать своему племяннику, и сообщила Вёлунду, что момент для перемещения в Петербург настал.

После долгого разговора с братом Миврана на какое‑то время исчезла из Альвхейма, строго наказав Виктору ежедневно повторять пройденное. Вернулась она через неделю, улыбающаяся и в приподнятом настроении.

– Привет, солнце мое! – обняв племянника, весело сказала она. – Как идут дела? По твоей хитрой физиономии вижу, что ты, воспользовавшись отсутствием занудливой и тираничной тетки, все это время бессовестно бездельничал. Скажи мне честно и откровенно, ты хоть раз в наши записи заглядывал?

– Как можно, тетя! – немного наигранно возмутился Виктор. – Ты обижаешь меня таким недоверием! Да я просто головы от них не отрывал!

– Врешь, конечно, ну да ладно, – беспечно махнула рукой Миврана. – Отдохнуть иногда тоже не мешает. А у меня хорошие новости. Я была в Санкт‑Петербурге и купила для тебя очень миленький домик на берегу озера в пригороде и небольшую квартирку недалеко от того места, где живет твоя подопечная избранная. Ну и, конечно, много всякой всячины, чтобы мой драгоценный племянник ни в чем не знал недостатка. Так что не волнуйся, будешь экипирован, как и положено настоящему альвийскому принцу! Но не стану предвосхищать события. Скоро ты сам все увидишь. В общем, у нас все готово к перемещению и завтра Вёлунд откроет для тебя портал.

– Отлично! – восторженно воскликнул Виктор. – Так я буду собираться?

– Собираться? – удивилась тетя. – А что ты хочешь взять с собой? Нет, ничего брать отсюда категорически не нужно! Чем меньше вещей из Альвхейма ты привезешь, тем меньше будет шансов, что дварфы сразу обнаружат тебя. Для них наши изделия как маячок, сигнализирующий о присутствии рядом альва. Лучше просто пойди погуляй по дворцу и дворцовому парку, чтобы как следует запомнить Альвхейм. Уезжаешь ты надолго, а хорошие воспоминания отлично помогают поддерживать связь с домом.

Виктор решил воспользоваться советом тетушки, но тут вспомнил, что обещал зайти попрощаться с Хайме, и отправился на его поиски. Старшего брата он нашел в фехтовальном зале, где тот усердно оттачивал свое мастерство.

– Привет, братишка! – поставив на стойку учебный меч, сказал Хайме. – А я уж подумал, что ты забыл о нашем уговоре. Когда отправляешься?

– Завтра утром.

– Что же, хочу пожелать тебе удачи, – пожав брату руку, продолжил Хайме. – Ты не думай, я отлично помню о своем обещании. Вот, возьми.

Хайме снял с пальца серебряный перстень и протянул его Виктору. Перстень был необыкновенно красив. В совершенстве его пропорций и изяществе линий сразу чувствовалась искусная рука Вёлунда. В него был вставлен голубой сапфир, сквозь который хорошо проглядывалась руна альгиз[9], символ защиты.

– Вижу, ты догадался, кто изготовил эту милую вещицу? – улыбнулся Хайме. – Да, перстень когда‑то подарил мне отец. Эта магическая безделушка не отяготит тебя, но может сослужить добрую службу. Если ты начертаешь сапфиром эту руну на двери или окне, никто из дварфов не сможет пройти через них. Альгиз просто не пустит их. Знак оберега будет слегка светиться голубым сиянием, поэтому всегда можно понять, не закончилось ли действие магии и не пора ли обновить рисунок руны. Не забывай это делать после каждой отлучки, и твой дом станет для тебя надежным убежищем. Ну а если тебе вдруг понадобится моя помощь, поверни камень в перстне так, чтобы руна оказалась в перевернутом состоянии. Я сразу пойму, что у тебя возникли серьезные неприятности, и постараюсь как можно быстрее прийти к тебе на выручку.

– Спасибо, Хайме.

– Не за что, – кивнул брат. – Ты мой ученик, и я несу ответственность за тебя ничуть не меньше, чем Миврана. Напоследок могу показать тебе еще несколько новых приемов владения секирой, придуманных мною. Ты как, не прочь немного потренироваться?

– Не откажусь, – с готовностью согласился Виктор.

Они взяли учебное оружие и сошлись в тренировочном поединке.

Глава 2

Настя

Небольшой домик, купленный Мивраной, оказался вполне приличным кирпичным особнячком. Он стоял на берегу озера Меднозаводский Разлив примерно в десяти минутах ходьбы от ближайших построек. Именно из‑за уединенности дома Миврана и выбрала его в качестве временного прибежища для любимого племянника. Там был просторный двухсветный зал с камином и галереей наверху, несколько комнат, кухня. Выглядел он вполне уютным, если не принимать во внимание множество странных вещей непонятного пока для Виктора назначения. Портал из Альвхейма раскрылся в одной из комнат на втором этаже.

– Запомни эту комнату, – сразу предупредила племянника Миврана. – Здесь в стену вмурован знак Иггдрасиля. Он откроет тебе путь назад, в Альвхейм. Портал будет находиться на этом месте до тех пор, пока в нем не отпадет надобность. Сейчас это единственная точка для возвращения домой, доступная тебе. Раскрывать портал – дело долгое и сложное, это тебе не дверь в комнату распахнуть. Но тебе поможет амулет, который дал тебе отец. А теперь прими душ и смени одежду.

– Так сразу? – удивился Виктор.

– Конечно, – ответила Миврана. – Вода как магическая субстанция смоет с тебя мельчайшие частицы альвхеймской пыли, а твою одежду я просто сожгу в камине. Вот, возьми полотенце и халат. Заодно я покажу тебе, как пользоваться душем.

Так, именно с душа, началось знакомство Виктора с миром людей и их изобретениями. А таковых оказалось немало. Взять, к примеру, освещение, которое включалось простым нажатием на клавишу, или плиту, готовившую еду без огня. Чуть позже он познакомился с телевидением и даже компьютером, произведшим на него сильное впечатление. Виктор был молод и осваивал все эти новинки на удивление легко, так что Миврана осталась очень довольна своим племянником.

Вечерами Виктор выходил на улицу, садился на берегу озера и отдыхал, созерцая его зеркальную гладь. Была весна, снег уже сошел, и воздух был наполнен удивительными запахами пробуждавшейся от зимней спячки природы. Здесь же, на озере, он неожиданно для себя встретился с русалкой. Русалки, так же как домовые и лешие, принадлежали к низшим духам Мидгарда и отлично умели скрывать себя от людских глаз. Но от взгляда мага, обучавшегося в Альвхейме, спрятаться было сложно. Он заметил русалку сразу, чем немало удивил последнюю. Впрочем, знакомство это не произвело на Виктора особого впечатления. Тая, как звали русалку, оказалась довольно глупа, не в меру болтлива и чересчур любопытна. Друзьями они пока так и не стали, хотя особой неприязни между ними тоже не возникло.

Примерно через месяц после прибытия в Мидгард Виктор с Мивраной начали выезжать в город. Именно выезжать, поскольку тетушка приобрела самоходный экипаж, который назывался автомобилем. Судя по всему, вещь была добротная и очень дорогая. Автомобиль поражал своими размерами на фоне других подобных и роскошью отделки салона. К удивлению Виктора, тетушка неплохо справлялась с управлением этим механическим чудовищем и даже обещала научить вождению его самого.

Санкт‑Петербург поразил Виктора своими грандиозными размерами, огромным количеством людей, машин и величественностью сооружений. Прямые, как по линейке начерченные улицы, многоэтажные дома, идущие вдоль красной линии, невероятное разнообразие архитектурных стилей и форм. Этот город, вне всякого сомнения, был невероятно красив, но какой‑то другой красотой, отличной от той, к которой привык Виктор.

Первые выезды в Петербург преследовали ознакомительные цели. Для начала тетушка оформила Виктору настоящие документы. С этим особых сложностей не возникло, поскольку у него было подлинное свидетельство о рождении, дающее право на получение паспорта, а тетушка для ускорения процесса подкрепляла это право местными бумажными деньгами, которых у нее оказалось неожиданно много.

Миврана в каждой поездке совершала огромное количество покупок, предназначенных в основном для нужд племянника. Когда Виктор начал понемногу разбираться в местных ценах, он с удивлением обнаружил, что тетушка выбирает для него только самые дорогие вещи, которые по стоимости на порядок превосходили остальные аналогичные товары. Продавцы так и сновали вокруг нее, желая как можно лучше удовлетворить высокие запросы состоятельной покупательницы. За всю свою жизнь Виктор не перемерил столько одежды и обуви, сколько в эти дни.

– Откуда у нас столько денег? – спросил он у Мивраны после очередного разорительного набега на один из модных магазинов. – Мы ведь только недавно приехали сюда.

– Король Вёлунд несметно богат, и он никогда не был скрягой, – с достоинством ответила тетушка. – Что же касается местных денег, то золото везде в цене, а у нас в Альвхейме его достаточно. Поменять благородный металл на эти бумажки – дело нехитрое.

– Но зачем ты покупаешь такие дорогие вещи? Ты же сама говорила, что я не должен выделяться среди людей.

– Не выделяться и быть одетым как пугало – большая разница, – возразила Миврана. – При всем моем уважении к секретности твоей миссии, я не могу допустить, чтобы принц Альвхейма выглядел, как какой‑то оборванец. Кроме того, ты ведь должен понравиться девушке. В этом один из залогов успеха порученного тебе дела. Ты у меня, конечно, красавчик и невероятно обаятелен, но если будешь одет в какое‑нибудь грязное рубище, то все твои несомненные достоинства в глазах этой девушки могут моментально растаять.

– Что‑то я не заметил в продаже ни одного грязного рубища, – не слишком уверенно пробурчал Виктор. – Тщеславие нас погубит, тетя!

Он вздохнул, но переубедить Миврану так и не смог.

Настя сидела на раскладном стульчике, который поставила в нижней части гранитного спуска к воде. Это был один из самых известных по многочисленным фотографиям в путеводителях и иллюстрациям в книгах по истории искусства спуск возле здания Академии художеств, украшенный настоящими изваяниями древних сфинксов. Скульптуры были привезены когда‑то в Петербург из Египта, и их возраст насчитывал не одну тысячу лет.

В руках Настя держала планшет с листом бумаги и сосредоточенно рисовала одного из гранитных сфинксов, равнодушно устремившего свой взгляд куда‑то вдаль. На вид девушке было лет пятнадцать – шестнадцать. Ее красивые темные волосы мягкими волнами спускались на плечи, а темно‑карие глаза напоминали две большие спелые вишни в обрамлении длинных ресниц. На Насте были светло‑голубые джинсы и свободная белая блузка.

День выдался прекрасным и солнечным. После переменчивого мая наконец‑то наступило настоящее лето, и Настя решила, что неплохо бы воспользоваться этим случаем и сходить на этюды. Рисовать она любила всегда. Тягу к рисованию ей привила мать, профессиональный модельер и художник. Настя часто бывала у нее в мастерской, а с карандашами, кисточками и красками познакомилась едва ли не с младенчества. После окончания школы она тоже собиралась поступать в художественный институт, только не на моделирование, как мать, а на факультет живописи.

В школе Насте оставалось учиться еще год, и она с нетерпением ждала, когда же он наконец пройдет. И дело было даже не в желании поскорее заняться настоящим творчеством. Отношения с одноклассниками у нее как‑то не сложились. Настя была красива, умна, отлично училась. Казалось бы, что еще надо для того, чтобы стать настоящим лидером в классе? Поначалу так оно и было, пока девочка не обнаружила у себя странный дар – умение читать чужие мысли. Получалось у нее это само собой, без особых усилий.

Первое время появившаяся удивительная способность только забавляла ее. Она ставила в тупик своих одноклассников рассказами о том, что те думают в данный момент, легко могла ответить даже невыученный урок, считав ответы с мыслей учителя или других учеников. Но чем взрослее Настя становилась, тем больше эта способность начинала угнетать ее. Она теперь знала, что многие девчонки завидуют ее красоте и считают задавакой и выскочкой, а мальчишки опасаются иметь с нею дело, чтобы не попасть в неловкое положение из‑за какой‑нибудь нескромной мысли, вдруг промелькнувшей в голове. И все чаще в мыслях одноклассников, словно злобный шепот, брошенный в спину, возникало неприятное слово «ведьма». Вроде бы ничего плохого никому она не сделала, но повешенный один раз ярлык намертво пристал к ней. Настю сторонились, ее недолюбливали, у нее не было друзей в классе, а потому даже в толпе сверстников она всегда чувствовала себя страшно одинокой.

Рисование стало той единственной отдушиной, которая помогла ей не впасть в полное отчаяние. Она рисовала все, что видела, но еще больше ей нравилось создавать воображаемые миры. Ее фантастические картинки были настолько изысканными и своеобразными, что приводили мать в полный восторг. Она первой разглядела недюжинный талант своей дочери и отдала ее в художественную школу.

Настя уже заканчивала свой рисунок, когда рядом появился молодой человек примерно ее лет. В руках у него была папка для рисунков, и он деловито осматривался вокруг, подыскивая подходящее место для натуры. Сначала взгляд Насти равнодушно скользнул по парню, но почти сразу вернулся и задержался на нем.

Несомненно, он был красив и выглядел так, будто сошел с картинки глянцевого журнала: каштановые волосы, подстриженные по последней моде, небесно‑голубые глаза с невероятно длинными ресницами, аккуратные рот и нос. Парень был среднего роста, но обладал стройной спортивной фигурой, а одежда явно подбиралась с таким расчетом, чтобы подчеркнуть все ее достоинства. Рубашка с коротким рукавом одета навыпуск и полностью расстегнута, так что можно рассмотреть аккуратные кубики брюшного пресса, а классические короткие шорты словно выставляли напоказ красивые прямые ноги.

Несмотря на простоту одежды, с первого же взгляда было ясно, что это не какой‑нибудь китайский ширпотреб, а настоящая «фирма». Как дочь модельера, не понаслышке знающая обо всех тонкостях этой профессии, Настя с первого взгляда смогла оценить идеальную точность лекал, присущую только серьезным и дорогим маркам одежды, а также высокое качество материала. Белый цвет отлично оттенял красоту ровного золотистого загара парня. В таком виде его легко можно было представить сидящим в шезлонге на борту собственной яхты или с ракеткой в руках на дорогих теннисных кортах.

«И где это он успел так загореть? – подумала Настя. – Явно не здесь, в Питере! У нас сейчас все ходят белые, как сметана, а у него такой вид, будто он не далее как на днях вернулся с какого‑то дорогого заграничного курорта. Да и сам выглядит этаким мажором, сынком богатых родителей. Пижон, наверное, каких еще свет не видывал!»

– Не возражаешь, если я пристроюсь рядом? – неожиданно обратившись к Насте, спросил парень.

После равнодушного кивка девушки он присел недалеко от нее прямо на ступеньку. Говорил парень с легким акцентом, из‑за чего Настя почему‑то сразу подумала, что он наверняка иностранец. Уж слишком этот незнакомец выделялся внешне среди сверстников.

«Похож на южанина, – прикидывала она в уме. – Итальянец или испанец? Нет, вряд ли. А может быть, венгр? Хотя тоже нет. Скорее уж серб. Слишком уж он чисто говорит по‑русски».

– Я русский, – вдруг сказал парень. – Просто долго жил с родителями за границей.

Слова парня застали Настю врасплох. Неужели она забылась и начала рассуждать вслух? Или он тоже?.. Только тут Настя обратила внимание на то, что сама она мыслей парня не слышит. Такое с ней случалось крайне редко, и это еще больше взволновало ее. Настя попробовала сделать усилие над собой и проникнуть в сознание странного парня, но попытка не увенчалась успехом. Зато сам он тут же решил пояснить сказанные прежде слова:

– Так бывает, когда приходится постоянно разговаривать на иностранном языке. Меняется произношение, и на своем собственном наречии ты начинаешь говорить с акцентом.

– А почему ты решил, что меня это интересует? – стараясь выглядеть как можно более равнодушной, спросила Настя.

– Потому что ты изучала меня, и я решил, что виной тому акцент. Мне уже говорили про него. И еще мне очень хотелось познакомиться с тобой, но я не мог найти другого повода. Меня зовут Виктор.

Парень улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, что Насте ничего не оставалось, кроме как назвать и свое имя.

– Анастасия, – в тон ему ответила она.

– Красивое имя. И хорошее. В переводе с греческого оно означает «возрождение к жизни», «воскресшая», «бессмертная».

– А ты, оказывается, знаток? – улыбнулась Настя. – К сожалению, сейчас это имя не такое уж и редкое. А вот твое теперь встречается нечасто.

– Да, я знаю, – кивнул Виктор. – Это имя было очень популярно после войны, поскольку означает «победитель», но мода переменчива, да и побед у нас тоже давно не было. Меня так назвали в честь деда.

– А в какой стране ты жил?

– В Индии, – ответил Виктор. – Мои родители работают в нашем консульстве в Калькутте. Это на востоке страны в Западной Бенгалии. Они и сейчас там, а я приехал погостить к тетушке.

– Тогда понятно, откуда у тебя такой потрясающий загар.

– Да, там круглый год лето и всегда очень жарко, – кивнул Виктор. – Особенно сейчас. Потому я и приехал к тете на каникулы.

Разговаривать с Виктором было интересно, и Настя беспечно отмахнулась от своих подозрений в наличии у него того же дара, что и у нее самой. Время за разговором летело незаметно. Она даже забыла о своем собственном рисунке, а вот Виктор постоянно что‑то чиркал на листе бумаги. На натуру, да и на сам рисунок он почти не смотрел, больше предпочитая изучающее разглядывать Настю, и создавалось такое впечатление, будто он просто от нечего делать выводит на бумаге бессмысленные каракули.

– Ты хоть рисовать‑то умеешь, художник? – насмешливо спросила она. – Или бумага и карандаш тоже входят в часть твоего коварного плана по знакомству с девушкой?

– Немного умею, – скромно ответил Виктор, что‑то написал в углу листа и протянул его Насте.

Девушка небрежно взяла лист в руку, но, взглянув на рисунок, не смогла сдержать вздоха восхищения. Это был ее портрет, скорее даже набросок, выполненный скупыми линиями, но настолько мастерской рукой, что не заметить этого мог разве что слепой. Ни одна фотография не могла бы передать ее характер настолько точно и достоверно, как это сделал Виктор обычным карандашом. Было схвачено буквально все: и наклон головы, и улыбка, и глаза. Портрет получился настолько живым, что Насте даже показалось, будто она смотрит на себя в зеркало.

– Бессовестный обманщик! – восторженно произнесла она. – И это называется «немного умею»?! Да я бы полжизни отдала за то, чтобы научиться рисовать хотя бы близко к этому! Покажешь, как ты это делаешь?

– Обязательно, – ответил Виктор. – Как только соберешься порисовать, позвони мне, и я тут же прибегу. Там внизу я написал свой номер телефона.

Внизу рисунка и в самом деле стояла подпись «Виктор Ветров», а под ней – семизначный номер.

– Это домашний? – спросила Настя.

– Нет, мобильный. Просто он прямой, без кода.

– И все‑таки ты пижон, – улыбнулась девушка. – Одет в «фирму», телефон у тебя прямой. Не удивлюсь, если в следующий раз увижу, как ты подъезжаешь на «мерседесе».

– Нет, не увидишь, – в тон ей весело ответил Виктор. – У тетушки не «мерседес», а «бентли».

– Даже так?! Клевая у тебя тетушка, однако! – рассмеялась Настя, но, взглянув на часы, вдруг заторопилась. – Ой, уже десять! Мне домой пора, а то мама будет беспокоиться. С этими белыми ночами так трудно следить за временем!

– Я провожу тебя? – с готовностью предложил Виктор.

– Нет, не надо. Мне тут недалеко.

– А позвонить можно? Телефончик не дашь?

– Лучше я сама тебе позвоню, – быстро собираясь, ответила Настя.

Пока она еще не определилась с тем, хочет ли продолжать знакомство с этим парнем или все же лучше отстраниться от него. По известным причинам Настя была немного замкнута и очень осторожно сходилась с людьми.

«Плюс семь девятьсот четыре шестьсот восемьдесят восемь ноль семь пятнадцать», – моментально считал информацию Виктор и дальше навязываться Насте не стал. Знакомство и так прошло даже лучше, чем он мог рассчитывать, а излишняя настырность могла только испортить то хорошее впечатление, которое ему удалось произвести на девушку. Хотя сама Настя поразила его еще больше, причем прямо в сердце. Честно говоря, он просто влюбился в нее с первого взгляда, и от нахлынувших нежных чувств голова у него пошла кругом.

Мечтательно улыбаясь, Виктор вновь присел на каменную ступеньку, и в это время над водой показалась голова русалки. Это была не кто иная, как его старая знакомая Тая.

– Понравилась девушка? – насмешливо спросила она.

– Сгинь, нечистая, – беззлобно огрызнулся Виктор.

Тая обиженно надула пухлые губки, но исчезать даже и не подумала. Ей, вероятно, очень хотелось продолжить беседу, несмотря на то что предполагаемый собеседник явно не был к этому расположен.

– Пойми, Тая, мне не очень нравится, когда за мной кто‑то подсматривает, – решил все‑таки отделаться от назойливой русалки Виктор.

– А что зазорного в том, что я, проплывая мимо, случайно заметила знакомого и решила с ним поздороваться? – оживилась Тая, поняв, что разговор все‑таки может состояться. – Я, например, ничего неприличного в этом не вижу. Ты сам, окажись на моем месте, наверняка поступил бы точно так же.

– Нет, – сказал как отрезал Виктор. – Во‑первых, я не имею привычки проплывать мимо сидящих на берегу русалок, во‑вторых, мне почему‑то кажется, что эта знакомая появилась здесь отнюдь не случайно, а в‑третьих, совать свой нос в чужие дела действительно неприлично.

– Ну и ладно, – сердито фыркнула Тая. – Я ведь только по‑дружески предупредить хотела, что подсматриваю за тобой не только я одна.

– Что‑что?! – изумленно воскликнул Виктор.

– А что слышал! – обиженным тоном буркнула Тая. – Три парня неприятной наружности долгое время терлись неподалеку от вас, а когда девушка ушла, они тут же последовали за ней.

Виктор даже потерял дар речи из‑за того, что услышал. Неужели дварфы?! Неужели они уже выследили его?!

– Что же ты сразу‑то мне об этом не сказала, селедка ты болтливая?! – набросился он на Таю, придя в себя после первого потрясения.

– Грубиян! – взвизгнула русалка и тут же нырнула на глубину. При этом она нарочно сильно ударила хвостом по воде так, чтобы окатить Виктора с ног до головы.

Но ему уже не было дела до мстительной Таи. Перескакивая через ступени, он бросился в погоню.

Виктор бежал так, как не бегал, наверное, еще никогда в жизни. Предчувствие неминуемой беды подгоняло его вперед. Не отыскать Настю в огромном городе он не боялся – безошибочное чутье мага четко вело его за совсем еще свежим фантомным образом девушки. Он боялся другого – опоздать.

«Идиот! – мысленно ругал он сам себя. – Как можно быть таким беспечным?! Провалить дело, даже не успев вплотную приступить к его выполнению?! Как я мог не почувствовать присутствия дварфов, если они находились буквально в нескольких шагах от меня?! Это же позор! С каким лицом я предстану перед отцом?! Да меня будет презирать весь Альвхейм, а дети станут показывать на меня пальцем!»

Он обогнул Академию художеств с правой стороны, в конце Румянцевского сада еще раз свернул направо, а затем повернул налево, на непривычно узенькую для Петербурга пустынную улицу Репина. Там Виктор увидел тех, кого преследовал. Настя, растерянно озираясь по сторонам, стояла, прижавшись спиной к стене дома, а трое развязных молодых парней, обступив ее со всех сторон, о чем‑то говорили с ней, нагло улыбаясь и посмеиваясь.

У главного из них была странная прическа в виде ядовито‑зеленого гребня, перьями торчащего вверх. Он был одет в черные джинсы и кожаную безрукавку, усеянную многочисленными металлическими заклепками. На запястьях у парня виднелись кожаные браслеты с острыми шипами. Одежда остальных была выдержана примерно в том же стиле, а вот такой экзотической прически, как у вожака, ни у кого не наблюдалось. К облегчению Виктора, никто из этих троих дварфом не оказался, а уж с обычной шпаной он разберется без особых сложностей.

– Эй, парни! – переходя с бега на шаг и восстановив дыхание, крикнул он. – А ну отстаньте от девочки!

Вожак с зеленым гребнем повернулся к Виктору, и его лицо искривилось в насмешливой ухмылке.

– Мужики, посмотрите‑ка, кто к нам пожаловал! – расхохотался он. – Типа, доблестный рыцарь неутертых соплей! Неустрашимый герой в коротких штанишках! Посмотрите, да он никак сердится! Ах‑ах‑ах, какой ужас! Хулиганы! Плохие мальчишки обижают девочку! Слушай‑ка ты, маменькин сынок, катился бы ты отсюда, пока мы тебе нюх не начистили!

– Сами катитесь или…

– Или что? – усмехнулся вожак. – Ты расплачешься и побежишь жаловаться мамочке?

– Макс, а по‑моему, этот субъект малолетней наружности просто угрожает нам, – подключился к разговору второй из парней. – Он буквально напрашивается на то, чтобы мы расквасили его смазливую физиономию.

Макс кивнул своему приятелю, развязной походкой подошел к нежданно‑негаданно появившемуся защитнику девушки и в упор посмотрел на него. Он хотел ухватить Виктора за грудки, но тот опередил его и нанес быстрый короткий удар в солнечное сплетение. Макс согнулся пополам, отчаянно глотая воздух.

– Ах ты, гад! – прохрипел он. – Врежьте ему, парни! Вмажьте по щам как следует!

Двое его подельников бросились на Виктора, но первый сразу же получил хлесткий удар кулаком в челюсть, а второй – не менее увесистый пинок ногой в пах. На этом в общем‑то драка закончилась. Все трое были выключены из нее за несколько секунд и теперь пытались кое‑как прийти в себя. Единственное, в чем Виктор не смог себе отказать, так это в крепком пинке под зад тому самому Максу с зеленым гребнем на голове за его неуместные слова о матери.

В это время со стороны Румянцевского сада показались проблесковые маячки полицейской машины.

– Парни, менты! Уходим! – прохрипел Макс, и все трое, кое‑как поднявшись на ноги, поковыляли в сторону проходного двора.

Виктор не стал их преследовать. Его сейчас больше волновало состояние Насти, чем сведение счетов с местной шпаной.

– Как ты? – обняв девушку за плечи, тихо спросил он. – Испугалась?

Побелевшая от страха Настя молча кивнула ему в ответ.

– Ничего. Все уже позади.

В это время подъехала патрульная машина, и из нее вышел полицейский.

– Сержант Давыдов, – козырнув, представился он. – У вас тут все в порядке?

– Спасибо, сержант. Сейчас уже да, – ответил Виктор.

– А что не так было до этого?

– Ко мне пристала какая‑то шпана, а он помог мне от нее отделаться, – сказала Настя, и в ее словах послышалась гордость за Виктора.

– Я видел, как ты их лихо разметал, – одобрительно сказал сержант. – Неплохо. Документы у тебя есть? Да ты не бойся, задерживать тебя я не буду. Просто хочу поближе познакомиться с такой героической личностью.

Виктор достал из кармана рубашки новенький паспорт и протянул его Давыдову.

– Так, посмотрим. Ветров Виктор Владимирович, двухтысячного года рождения. Прописан по адресу: Седьмая линия Васильевского острова, дом тридцать четыре. Это я для девушки читаю, чтобы она запомнила и знала, кого благодарить, – подмигнув, пояснил он. – Ну что я могу сказать? Молодец, Виктор Владимирович! Побольше бы таких парней, как ты, глядишь, и у нас работы поубавится.

Он вернул паспорт Виктору и пожал ему руку.

– Ты не запомнила, как выглядели напавшие на тебя негодяи? – повернувшись к Насте, спросил сержант.

– Запомнила. Вожак тощий, с зеленым ирокезом на голове. Остальные называли его Максом. Двое других тоже одеты как панки.

– Понятно, – кивнул Давыдов. – Максим Федотов и его компания. Ну, петух крашеный, доиграется он у меня! Устрою я ему небо в клетку и одежду в полоску!

И, обращаясь к Насте и Виктору, сержант предложил:

– Садитесь, подвезу.

– Спасибо, мне уже недалеко, – ответила Настя.

– Ничего, мне так спокойнее будет, – продолжал настаивать сержант. – Мало ли что у этих отморозков на уме, а мне лишние происшествия на участке ни к чему.

Виктору и Насте ничего не оставалось, кроме как сесть в патрульную машину. Ехать и в самом деле пришлось недолго. Они пересекли Большой проспект, и метров через сто Настя попросила остановиться. Дом был старый, как и большинство в этой части города, но его фасад недавно отремонтировали, и он сверкал свежей, еще не посеревшей от пыли краской. Настя вышла из машины, и Виктор последовал за ней.

– А ты куда? – спросил сержант. – Давай уж и тебя подвезу заодно.

– Я провожу ее до дверей. Подъезд темный, мало ли что может случиться.

– Понимаю, – одобряюще усмехнулся сержант. – Что же, девушка хорошая, желаю удачи. А за себя ты и сам постоять можешь. Видел.

Попрощавшись с сержантом, Виктор подошел к Насте.

– Вот здесь я и живу, – смущенно сказала девушка.

Они вошли в подъезд. Там было темно и плохо пахло. Поднявшись на третий этаж, Настя остановилась возле одной из дверей.

– Мне сюда, – сказала она, но сразу уходить не спешила.

– Позвонишь мне завтра? – спросил Виктор, взяв ее за руку.

– Я позвоню сегодня, – ответила она. – А то всю ночь буду волноваться, не случилось ли чего с тобой.

– Со мной ничего не случится, но я с нетерпением буду ждать твоего звонка, – улыбнулся Виктор.

– А где ты так научился драться?

– В Индии, – не моргнув глазом соврал Виктор. – Калькутта – город большой, но бедный. На улицах там всегда неспокойно, высокая преступность, поэтому нужно уметь защитить себя. Вот отец и отдал меня на обучение к одному из местных гуру.

– А я всегда думала, что гуру занимаются только йогой и медитацией.

– Гуру – это учитель, наставник, а уж чему он обучает – другой вопрос. Индийские школы рукопашного боя не так известны у нас, как китайские или японские, но они есть, и причем очень древние, например, Ваджра Мушти, Калари Паятту, варма‑калаи[10]. Некоторые исследователи считают, что знаменитое шаолиньское кунг‑фу произошло именно от этих школ.

Виктор так и сыпал знаниями, когда‑то полученными от Хайме. Сейчас они ему очень даже пригодились.

– А как ты оказался там, на улице Репина? – помолчав, спросила Настя. – Я уже думала, что никто не придет ко мне на помощь.

– Наверное, случайно, хотя случайностей, как известно, не бывает, – ответил Виктор. – После того как ты ушла, у меня сразу возникло какое‑то нехорошее предчувствие. Я пошел домой, но почему‑то выбрал именно эту дорогу, несмотря на то, что мне предстояло сделать приличный круг. И, как видишь, предчувствие меня не обмануло.

– Ты веришь в мистику?

– Я слишком долго жил в Индии, чтобы в нее не верить. Это мистическая страна. Но не в одной мистике дело. Там говорят, что худший враг человека – это логика. Если отключить логическое сознание, подсознательное обязательно выведет тебя на верный путь.

– И оно привело тебя на улицу Репина? – улыбнувшись, спросила Настя.

– Да.

– Спасибо тебе, Виктор!

Она привлекла его к себе, нежно поцеловала в губы, а затем торопливо отыскала в кармане ключ, открыла им дверь и скрылась за ней. Виктор постоял еще несколько минут, достал перстень Хайме и на всякий случай нарисовал им на двери защитную руну альгиз. Сначала ничего не происходило, но постепенно руна проявилась слабым голубым свечением. Удостоверившись, что оберег действует, Виктор спустился на улицу и повторил то же самое с дверью подъезда, после чего со спокойной совестью направился домой.

«Какая девушка! – мечтательно думал он. – Да за одну ее улыбку можно отдать полжизни!»

Дом на Седьмой линии, в котором Миврана купила квартиру для Виктора, в отличие от того, где проживала Настя, был новым и роскошным. Другого жилья для своего любимого племянника тетушка просто не могла бы приобрести. В квартире были три просторные комнаты, кухня, большой санузел и даже сауна. Внизу, в фойе дома, за стойкой сидел пожилой консьерж. Виктор приветливо поздоровался с ним и на лифте поднялся к себе на пятый этаж. Он позвонил, и тетушка открыла ему дверь.

– Как дела? – спросила она. – Ты сияешь, словно никелированный чайник. Вижу, что встреча состоялась?

– Все отлично, тетя, – с воодушевлением ответил Виктор. – Я познакомился с девушкой, подружился с ней и даже успел спасти ее от распоясавшихся отморозков. Я начистил им нюх.

– Чего‑чего ты им начистил? – не сразу поняла Миврана.

– Нюх, – без запинки повторил Виктор. – Ну, типа расквасил им физиономии и вмазал по щам.

– О боги, Виктор! – воскликнула тетушка. – Где ты успел нахвататься этого ужасного жаргона?!

– Дурное влияние улицы, тетя, – весело ответил он. – Но ты же сама неоднократно говорила мне, что я должен изучать местный диалект. И я старательно впитываю в себя все, что слышу вокруг.

– Какой ужас! – в отчаянии всплеснула руками Миврана. – На день выпустишь ребенка из‑под контроля, и его уже просто не узнать! Ты хоть соображай, чего впитываешь, оболтус! А теперь расскажи мне о том, что с тобой произошло, только без применения этого безобразного «местного диалекта».

Виктор подробно рассказал ей о том, как встретился с Настей, как познакомился с ней, как русалка Тая заметила слежку за ними, и как он успел прийти на помощь девушке в самый решающий момент.

– Ты уверен, что это были простые хулиганы, а не дварфы? – строго спросила Миврана.

– Тетя, ты же сама владеешь магией и отлично знаешь, что перепутать ауру дварфа и ауру человека просто невозможно.

– Да, конечно, – согласилась она. – Но как‑то не нравится мне все это. Едва ты успел познакомиться с девушкой, как тут же обнаружилась слежка. Только вот за ней или за тобой? Но если ты уверен, что наши враги непричастны к этому нападению, то я вполне доверяю твоему внутреннему чутью. В целом ты отлично справился со своей первой задачей.

– Тетя, я просто умираю от голода, – страдальчески произнес Виктор. – Не приготовишь ли мне чего‑нибудь на ужин?

– Лодырь! – рассердилась Миврана. – Разогреть еду ты вполне можешь и сам.

– Ну, тетя! Ну, пожалуйста! Ты же у меня такая клевая!

Миврана, в ужасе от этого нового языкового перла племянника, молитвенно закатила глаза к небу и отправилась на кухню.

Максим Федотов и его дружки сидели на скамейке в Румянцевском саду и нервно курили. Вид у всех троих был угрюмый. После позора, пережитого на улице Репина, которую они по‑свойски называли Репой, разговаривать как‑то не очень хотелось.

– Что теперь Мамаю скажем, а, Дэн? – первым прервал молчание Максим. – Что нас с трех ударов вырубил какой‑то сопливый малолетка?

– Кто же знал, что он каратист, – ответил Денис Воробьев, которого Максим и называл Дэном. – Слушай, а может, просто отвалим в сторону? Пусть Мамай сам со всем этим разбирается.

Денис то и дело ощупывал свою челюсть, а под глазом у него наливался здоровый фингал, поэтому настроение у него было гораздо хуже, чем у его товарищей, не получивших столь видимых повреждений.

– А деньги? – спросил Макс. – Ты забыл, что Мамай по двести баксов каждому обещал?! Да и не тот он человек, от которого можно так запросто отвалить.

Мамай появился в районе не так давно, как говорили знающие люди – после отсидки в тюрьме. Это был высокий широкоплечий парень лет двадцати пяти – тридцати. Наголо обритая голова и немного раскосые глаза и послужили причиной данного ему прозвища[11]. Он и в самом деле немного напоминал монгольского хана, а иногда еще и использовал ругательства, характерные для восточных людей. Мамая все побаивались и старались лишний раз не задевать его самолюбия.

– А вот и он, легок на помине, – угрюмо буркнул Дэн, бросив взгляд в сторону.

К ним и в самом деле неторопливой походкой приближался Мамай.

– Ну и как это понимать? – окинув тяжелым взглядом всю троицу, спросил он. – Поджали хвосты, как трусливые шакалы, и бросились наутек?

– А что мы могли сделать? – начал оправдываться Макс. – Все было бы нормально, не нарисуйся вдруг этот супермен недорезанный. Да и менты потом подкатили. Ты сам‑то не видел, что ли?

– А какого черта вы стали задираться с каким‑то паршивым мальчишкой? – набросился на всю троицу Мамай. – Вам же было сказано девку припугнуть, а не его!

– Да кто же с ним задирался‑то?! – возмутился Дэн. – Он сам первый на рожон полез.

– И вы хотите меня уверить, что втроем не смогли с одним малолеткой справиться? – насмешливо спросил Мамай. – Хороши помощники, нечего сказать!

– А ты сам взял бы да и попробовал, – огрызнулся Макс. – Кто же знал, что он каратист.

– Так я должен был сам все дело сделать, а деньги потом тебе отдать? – прикрикнул на него Мамай. – Так, что ли, умник ты хохлатый?

– Да я не про это, – уныло вздохнул Макс. – Знаю, что облажались по полной программе. Прости, Мамай.

– Наконец‑то я слышу правильные слова, – хохотнул Мамай. – Осознал, значит? Дело хорошее. Повинную голову, как говорится, меч не сечет. Но я не злопамятный. Обещал заплатить, так заплачу. По две сотни вы, конечно, не заработали, а по одной, пожалуй, дам. Купите себе какой‑нибудь забористой дряни, чтобы не так противно было жить.

Парни радостно похватали деньги.

– А что за интерес у тебя к этой девчонке? – спросил Макс, настроение которого после получения денег заметно улучшилось.

– Это не твоего ума дело, – отрезал Мамай.

– Понятно.

– А раз понятно, так топайте отсюда. И не болтайтесь попусту по улице. Мент вроде как ваши физиономии на заметку взял.

– Будет сделано! – козырнул Макс, и вся троица радостно покинула сад.

«Эх, добрый ты человек, Эрланд! – обращаясь к самому себе, подумал тот, кого парни называли Мамаем. – Твой кровожадный дед за такое безалаберное отношение к делу шкуру бы с этих придурков по лоскутам снял, а ты им денег дал. Но польза‑то от их дурости все равно была. Девка пока себя так и не проявила, а вот мальчишка этот меня очень заинтересовал. Неспроста он вокруг нее вьется. И слишком уж шустрым оказался этот милый мальчик для того, чтобы быть простым ухажером. Надо будет приглядеться к нему повнимательнее».

Настя долго не могла заснуть. Этот день настолько перевернул всю ее жизнь, что она просто удивлялась, как могла прежде жить без этого странного ощущения свободы и полета души. Сидела, словно белая ворона в клетке, засунув голову под крыло, и не видела, что вокруг нее столько прекрасного.

«Я влюбилась, – словно заклинание, про себя повторяла она раз за разом. – Влюбилась в этого странного парня и ничего не могу с этим поделать. Виктор. Почему‑то у меня даже не возникает желания назвать его по‑другому, Витей, Витькой или даже Витенькой. Ни то ни другое совсем не подходит ему. Только Виктор! Он красив, умен, смел. Разве это не мечта любой девушки, а такой, как я, особенно? Разве могла я предположить, что в один прекрасный момент кто‑то придет и освободит меня из этой постылой клетки одиночества?»

Настя встала с постели и достала из папки рисунок, подаренный ей Виктором. Еще раз полюбовавшись на него, она взяла в руки телефон и набрала написанный внизу номер. Ответили почти сразу.

– Настя? – прозвучал в трубке такой знакомый и теперь такой милый сердцу голос.

– Как ты догадался? – удивилась Настя. – Я ведь не сказала еще ни слова.

– Я с нетерпением ждал твоего звонка.

– Ты уже дома?

– Да, конечно, – ответил Виктор. – Я же обещал, что со мной ничего не случится.

– А ты всегда выполняешь свои обещания? – спросила Настя.

– Конечно. Особенно если эти обещания даны тебе. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться завтра? Я уже скучаю без тебя и могу не дожить до утра, если меня не окрылить хотя бы надеждой.

– Болтун и коварный обольститель, – рассмеялась Настя.

– Нет, я серьезно, – все тем же шутливым тоном продолжил Виктор. – Вот тетя принесла мне ужин и говорит, что она не перенесет моей безвременной кончины.

– Не прячься за спину пожилой женщины, прохвост! – послышался в трубке женский голос.

– Тетя, где ты нахваталась этого ужасного жаргона? – с пафосом воскликнул Виктор и, ойкнув, продолжил: – Она дала мне подзатыльник, но в целом согласна с теми доводами, которые я изложил тебе.

– А я согласна с твоей тетей, – улыбнулась Настя.

– А она, кстати сказать, совсем не возражает против того, чтобы мы завтра утром встретились, – радостно подхватил Виктор. – Во сколько?

– Уговорил. Только из уважения к твоей тете, в десять утра у моего дома. Надеюсь, ты найдешь его?

– С закрытыми глазами! – воскликнул Виктор. – Но до десяти утра – целая вечность! Давай хотя бы без пятнадцати десять?

– Ну, хватит прикалываться, – попыталась рассердиться на него Настя, но у нее это не получилось, и она, смеясь, добавила: – Ты, конечно, можешь отправляться прямо сейчас, но я все равно выйду ровно в десять.

Настя нажала на отбой, но улыбка еще долго не сходила с ее лица. В дверь заглянула мама.

– С кем это ты так мило болтала? – поглядев на счастливую дочь, спросила она.

– С одним очень хорошим человеком, – ответила Настя. – Мы познакомились с ним сегодня на этюдах. Посмотри, это его рисунок.

– Великолепно! – восхитилась мама и вдруг настороженно спросила: – Он намного старше тебя?

– Почему ты так решила? – удивилась Настя. – Нет, он мой ровесник.

– Тогда талантливо вдвойне, – с облегчением выдохнув, сказала мама. – Рисунок просто идеален, вот и я решила, что он выполнен профессиональным художником. А у мальчика большой талант. У кого он учится? Очень интересная манера рисования.

– Мама, я не знаю, у кого он учится! – горячо воскликнула Настя. – Я тебе говорю про человека, а ты сразу начинаешь углубляться в какие‑то профессиональные тонкости! Пойми, мне рядом с ним просто легко и хорошо.

– Это, конечно, замечательно, но смотри не обманись, Настена, – вздохнула мама. – Разочарование ранит сильнее всего. Сколько раз ты уже обжигалась на том, что была слишком доверчива с теми, кто появлялся на твоем жизненном пути?! Люди не любят тех, кто не похож на них. Они отталкивают их. Этот Виктор знает о твоем даре?

Настя внимательно посмотрела в глаза своей матери, а потом вдруг неожиданно даже для самой себя сказала:

– Я уверена, что знает. Думаю, он и сам обладает этим даром, и даже в большей степени, чем я. Мне только сейчас это стало ясно, мама. Нам потому так и хорошо вместе, что мы с ним одинаковые.

Глава 3

Эрланд

Эрланд сидел за отдельным столиком в аванзале ресторана «Русский ампир» и рассеянно рассматривал произведения живописи, развешанные по стенам. Ресторан располагался в бывшем Строгановском дворце и выделялся среди прочих заведений подобного рода барочной роскошью интерьеров. Сейчас Эрланд совсем не походил на того типа уголовной наружности, в образе которого предстал перед Максом Федотовым и его сотоварищами. На нем был дорогой, стального цвета костюм с серебристым отливом, белоснежная рубашка и модный полосатый галстук. Он был гладко выбрит, а дымчатые очки скрывали слегка монгольский разрез глаз. В целом Эрланд выглядел как солидный бизнесмен, пришедший на деловой ужин.

Сегодня у него и в самом деле была назначена важная встреча, от результатов которой он ждал очень многого. И не важно, что партнером на ней был его родной брат. Судьба развела их уже давно, сразу после рождения, и она же распорядилась так, что братья оказались во враждующих лагерях.

У Эрланда сложилась странная жизнь, и, чтобы понять всю причудливость ее поворотов и изгибов, необходимо знать историю его появления на свет. Самым невероятным можно было считать то, что в его жилах текла как кровь дварфов, так и кровь альвов, причем правителей. Пути двух непримиримо враждующих народов разошлись еще в древности. Когда‑то и те и другие жили в землях Мидгарда и даже считались родственными племенами, но одержимость вождей мечтами о бессмертии навсегда развела народы в разные стороны. Альвы в поисках вечной жизни устремили свой взор к вершине Иггдрасиля, к свету Одина, дварфы же искали ее в темных глубинах корней, во владениях Локи.

Надо сказать, что их старания были оценены и в должной степени вознаграждены теми, к кому они обращались. Один одарил альвов благословенными и цветущими землями Альвхейма, а Локи пожаловал дварфам холодный, но невероятно богатый золотом и драгоценными камнями Нидавеллир. В пределах своих новых владений оба народа получили вожделенное бессмертие, и их пути, казалось, разошлись навсегда. Они почти не общались друг с другом, за исключением отдельных стычек за влияние на Мидгард, и враждовали больше по привычке, из‑за противоположных взглядов на жизнь.

Все изменилось не так давно, когда в Срединном мире зародилось нечто необычное, то, что сами люди называли техническим прогрессом. Поначалу ни Вёлунд, король Альвхейма, ни Нидуд, конунг Нидавеллира, не придали этому явлению особого значения. Они пренебрежительно отмахивались от того, что своим умом создавали люди, считая все их изобретения неуклюжей попыткой компенсировать слабость в магии. Но время шло, а сила Мидгарда, помноженная на изобретательность его обитателей, стремительно возрастала, пока возможности людей во многом не стали превосходить те, которыми обладали сами альвы и дварфы.

И только тогда правители Альвхейма и Нидавеллира встревожились не на шутку. У каждого из них на то оказались свои причины. Вёлунд опасался, что на рубеже смены веков, не имея должной духовной подготовки, люди своей неуправляемой силой просто разрушат Мидгард, а вслед за ним и весь Иггдрасиль. И тогда Рагнарок, предсказанный когда‑то пророками конец света, настанет намного раньше. Нидуд же не смотрел так далеко, но усиление людей перед их вступлением в Золотой век тоже не сулило ему ничего хорошего.

Обе стороны бросили все свои силы на то, чтобы замедлить развитие людей. Теперь они опекали не только одаренных магией избранных, но и тех, кто двигал вперед этот самый технический прогресс. Нидуд и его подданные со свойственной им прямолинейностью и привычкой полагаться на грубую силу стали разыскивать самых успешных ученых, инженеров, изобретателей и уничтожать их самих и плоды их деятельности. Альвы же Вёлунда использовали более гуманные и более хитроумные способы. Они проникали в управленческие структуры людей, связанные с теми или иными многообещающими проектами, и где подкупом, где интригами, а где и откровенным саботажем тормозили их продвижение вперед, заставляли положить под сукно уже почти готовые к внедрению изобретения.

Именно в этот период и произошла история, напрямую связанная с рождением Эрланда. Страны Мидгарда, как никогда прежде, кишели эмиссарами с обеих сторон. Дошло даже до того, что сам король Вёлунд на несколько лет покинул Альвхейм и вплотную занялся проблемами Срединного мира. Там‑то он и встретился с Бёдвильд, дочерью Нидуда. О том, как они познакомились и как между ними возникло чувство взаимной любви, история умалчивает. Вёлунд всегда был страстным мужчиной и неотразимым сердцеедом, так что Бёдвильд, вероятно, просто не устояла перед его любовными чарами, и результатом этой связи стало рождение мальчика. Его назвали Эгилем в честь покойного брата короля.

Понимая, что Нидуд никогда не примет этого ребенка, Бёдвильд согласилась с доводами Вёлунда, и тот отправил своего новорожденного сына в Альвхейм. Но связь между влюбленными на этом не прекратилась, и через год у них появился второй сын. На этот раз все пошло гораздо хуже. О порочной связи своей дочери с кровным врагом узнал сам конунг Нидуд. Такого позора он просто не мог перенести и, лично явившись в Мидгард, в ярости убил Бёдвильд. Точно так же он хотел поступить и с плодом преступной любви своей дочери, но в последний момент передумал и решил, что вырастит из этого мальчишки того, кто когда‑нибудь отомстит Вёлунду за нанесенное ему оскорбление.

Так и случилось, что родные братья оказались разлучены и долгое время ничего не знали о существовании друг друга. Детство Эрланда прошло в обстановке злобы и ненависти. Нидуд никогда не любил своего внука и делал все возможное, чтобы лишний раз унизить и оскорбить его. Он постоянно упрекал мальчика в его постыдном происхождении и всячески поощрял остальных членов семьи в издевательствах и насмешках над ним. Даже имя Эрланд, данное Нидудом своему внуку, постоянно напоминало о том, что он здесь чужой[12].

Дед все время вдалбливал в голову мальчика, что смыть с себя это позорное пятно он может, только убив Вёлунда, и в чем‑то даже преуспел. Да, Эрланд теперь люто ненавидел своего отца, но не за то, что тот опозорил деда, а за то, что не смог защитить его самого от переносимых ежедневных унижений и обид. Но еще больше Эрланд ненавидел самого изверга Нидуда. Только надежда когда‑нибудь расквитаться с ними обоими заставляла его продолжать цепляться за жизнь, и он вопреки всему все‑таки выжил.

С братом Эрланд познакомился около пятнадцати лет назад. В то время Нидуд узнал о том, что Вёлунд вновь объявился в Мидгарде, и в числе прочих дварфов послал своего внука выследить его. Каким образом Эгиль сумел отыскать Эрланда, тот так и не узнал. У брата всегда были свои тайны, в которые он никого не посвящал. Он просто однажды позвонил ему по телефону и предложил встретиться. Происходило все это здесь же, в Санкт‑Петербурге.

Братья очень быстро нашли общий язык. Оказалось, что их планы во многом совпадают. Эгиль сообщил, что у Вёлунда возникла новая страстная любовь – с земной женщиной по имени Регина, наделенной сильным даром магии, и что скоро у них родится ребенок. По предсказаниям, этот ребенок будет обладать еще большей магической силой, чем мать, и король Вёлунд страстно желает получить его в свои руки.

В планы же самого Эгиля появление новой королевы и еще одного лишнего претендента на отцовский престол в придачу никак не входило, а потому он решил выдать брату местонахождение этой женщины, чтобы дварфы раз и навсегда покончили с нею. Эрланда это предложение полностью устраивало. К взаимному удовлетворению, братья ударили по рукам.

Операция по захвату Регины, спланированная самим Нидудом, прошла успешно. Были убиты многие альвы из числа тех, кто попытался защитить Регину, и среди них оказался даже один из сыновей Вёлунда. Успех был полным, за исключением одной маленькой детали – ребенка они найти так и не смогли. Но дед все равно остался доволен. Он решил использовать свою пленницу как живца и обещал Вёлунду отпустить ее на свободу, если тот лично выйдет с ним на поединок.

Нидуд был уверен в своей победе, так как не было в мире бойца, равного ему по силе, но его ожидания не оправдались. Вёлунд вызов конунга так и не принял. Разъяренный Нидуд подверг свою пленницу таким чудовищным пыткам, что при одном воспоминании о них у Эрланда волосы на голове начинали шевелиться, но тем не менее собственное положение неугодного внука при дворе деда заметно упрочилось. Конунг оценил его преданность и даже заметно приблизил к себе.

И вот теперь, спустя пятнадцать лет, Эгиль вновь напомнил о своем существовании. Что же он предложит на этот раз?

Эгиль появился ровно в девять часов вечера, как и договаривались, одетый в светлый, сливочного цвета костюм и черную рубашку. У Эгиля были темные, великолепно уложенные волосы и томные карие глаза. В его ухе красовалась изумительной работы сережка с крупным бриллиантом. Он был красив, элегантен и, похоже, сам прекрасно осознавал это.

– Рад снова видеть тебя, брат, – протягивая Эрланду руку, произнес он.

– И я тоже, брат. Что привело тебя сюда на этот раз? Есть какое‑нибудь новое дело?

– Есть кое‑какие проблемы, которые мы можем решить совместно, – нарочито безразличным тоном ответил Эгиль. – Но для начала давай выпьем вина. В этом ресторане есть собственный винный погреб, где собрана очень неплохая коллекция напитков со всех концов мира. Потому я и пригласил тебя именно сюда.

К ним подбежал официант и засуетился возле столика, откупоривая бутылку и разливая ее содержимое по бокалам.

– Как стремительно здесь меняется жизнь, – отпив вина из бокала, произнес Эрланд. – Люди научились жить красиво, и иногда, глядя на них, я даже завидую.

– Ты как будто читаешь мои мысли, брат, – загадочно улыбнулся Эгиль. – Как раз об этом я и хотел поговорить с тобой. Наши правители настолько отстали в своих взглядах, настолько не способны к восприятию всего нового, что никак не могут взять в толк одну важную деталь: рецепты новой жизни уже давно созрели и даже перезрели. Здесь, в Мидгарде, я отдыхаю душой, наслаждаюсь окружающим меня комфортом существования, получаю заряд бодрости от постоянной новизны ощущений. Вернувшись же в Альвхейм, сразу начинаю понимать, насколько постной и унылой жизнью живет наш мир. Эти старомодные дворцы, лишенные элементарных для Мидгарда удобств, напоминают мне золотые клетки, а на наших вечеринках и праздниках можно просто умереть от скуки.

– У нас дела обстоят ничуть не лучше, – согласно кивнул Эрланд. – Мы сидим на грудах золота, но при этом остаемся точно такими же варварами, какими были наши предки. И главный варвар среди нас конечно же наш с тобой дед, конунг Нидуд. Этот кровожадный безумец находит для себя только одно развлечение – купаться в реках чужой крови. Он самый страшный пережиток прошлого, от которого нужно избавиться, и как можно скорее.

– Полностью с тобой согласен, брат. Время наших правителей безвозвратно прошло, но они никак не желают с этим смириться. Они противятся любым новшествам, которые могли бы кардинально изменить всю нашу жизнь, ссылаясь при этом на какие‑то давно устаревшие догмы. По‑моему, пора поторопить их освободить те места, которые они занимают теперь уже не по праву, и у меня есть неплохая идея относительно того, как это можно осуществить. Вот я и позвал тебя для того, чтобы поделиться своими мыслями. Мы же братья и должны держаться друг друга.

– Тебе легко рассуждать на эту тему, Эгиль, – безнадежно вздохнул Эрланд. – Ты один из признанных наследников престола Альвхейма, король Вёлунд никогда не отрекался от тебя и не ставил в вину смешанное происхождение. Моя же очередь к трону Нидавеллира находится где‑то в самом конце. Конунг настолько презирает меня, что этот вопрос даже не подлежит обсуждению.

– У меня тоже все не так уж безоблачно, как может показаться, – возразил Эгиль. – Первым в ряду наследников идет Хайме. Он, конечно, великий воин, надо отдать ему должное, к тому же сын валькирии, но у него есть существенный недостаток. Хайме – это идеальная машина для войны, и кровь его воинствующей матушки в данном случае сыграла решающую роль. Но для того чтобы стать королем, одного умения лишать других жизни маловато. Нужно еще иметь изворотливый ум, хитрость, умение видеть вперед, а как раз этими качествами он обделен. Следующим стоит Слагфид. Ему ума, хитрости и коварства не занимать, но не хватает решимости воплотить свои замыслы в жизнь. Он изнежен и слаб. Такой король явно не нужен Альвхейму, и его кандидатура, как мне кажется, даже не рассматривается Вёлундом. Слагфид уже давно удалился от двора и живет в своем поместье, где собрал вокруг себя таких же утонченных эстетов, как и он сам. Вся эта компания абсолютно не способна даже попытаться взять власть в свои руки. Про себя говорить не стану, не мне судить о том, какой выйдет из меня король, но есть еще и Виктор, тот самый щенок Регины, которого вы в свое время упустили. Его очередь последняя, но дело в том, что отец легко может пересмотреть порядок престолонаследования, а очень многое как раз говорит о том, что именно так он и собирается поступить. Виктор очень одарен магической силой, да еще этот болван Хайме так натаскал его в воинских искусствах, что я сам, например, не рискнул бы выйти против него на поединок.

– Это не он ли тут крутится возле одной девицы, наделенной магическим даром? – спросил Эрланд. – Такой смазливый мальчуган лет пятнадцати?

– Он самый, – кивнул Эгиль. – И хочу сразу предупредить, что тебе лично лучше с ним не связываться.

– Спасибо за предупреждение, – усмехнулся Эрланд. – А то я уже собирался схватиться врукопашную с ребенком. Ты меня недооцениваешь, брат. Нидуд, несмотря на свою ненависть ко мне, сам натаскивал меня, обучая драться с любым оружием в руках, и это единственное, за что ему можно сказать спасибо. Но к чему ты все это клонишь? Я так понимаю, что тебе нужна моя помощь, чтобы избавиться от этого мальчишки, и в то же время ты почему‑то не советуешь мне с ним связываться.

– Моя цель пока состоит не в том, чтобы убить мальчишку, а в том, чтобы использовать его в своих интересах, – пояснил Эгиль. – Его время придет, но чуть позже, когда он сделает для нас то, что задумал я. Пусть он силен, но там, где нельзя справиться силой, можно победить хитростью. Мальчишка еще слишком молод и неопытен, ему можно запросто задурить голову. Если мы будем действовать сообща, то у нас с тобой это обязательно получится. Я могу рассказать Виктору о том, как Вёлунд предал его мать, а ты поведаешь о тех ужасных пытках, которым Нидуд подверг ее после пленения. Неплохо бы заодно как бы невзначай намекнуть, что Регина еще может оказаться живой и что она, возможно, томится в заточении в темницах конунга без всякой надежды на освобождение.

– Кажется, я начинаю понимать, – кивнул Эрланд. – Ты хочешь втравить этого Виктора в противостояние с Нидудом, а заодно и поссорить его с отцом. Но какова моя выгода в этом деле?

– Если Виктор победит, чего я тоже не исключаю, то ты избавишься от ненавистного тебе старика, ну а если удача все‑таки будет на стороне Нидуда, ты спокойно можешь приписать себе заслугу в том, что заманил любимого сына Вёлунда в капкан. В обоих случаях ты останешься в выигрыше.

– Но если Виктор убьет Нидуда, то у него просто не останется соперников в борьбе за престол Альвхейма. Разве ты не понимаешь этого?

– Понимаю, поэтому и хочу прежде поссорить его с отцом, – пояснил Эгиль. – Молодости свойственен максимализм. Мальчишки не прощают предательства, особенно если это предательство одного из родителей по отношению к другому. На этом я и собираюсь сыграть. Виктор не сможет таить обиду на отца в себе. Рано или поздно он выплеснет ее на Вёлунда, и их отношения окажутся испорченными. Король вряд ли захочет назвать своим преемником того, кто его ненавидит.

– План, конечно, толковый, но мне бы хотелось извлечь из него большую выгоду для себя, – подумав, сказал Эрланд. – Продвижение на одну‑две ступеньки в очереди претендентов на престол – не слишком‑то жирный куш для меня.

– А, так ты ставишь перед собой только самые высокие задачи? – улыбнулся Эгиль. – Для меня это вполне понятное стремление. Что же, попробую нарисовать тебе перспективы немного интереснее тех, которые только что изложил. Вернусь к тому, с чего мы начали этот разговор. В Мидгарде сейчас бываем не только мы с тобой. Многие из альвов и дварфов видят то же самое, что и мы, и они просто недоумевают, почему наши правители не спешат перенести достижения людей в свои собственные владения. Недовольство в Альвхейме зреет давно, и в Нидавеллире, я думаю, тоже. Скоро оно достигнет предела, и для нас настанет время действовать. Если я сумею первым достичь цели и занять престол Альвхейма, то помогу тебе, если стать правителем быстрее получится у тебя, ты поможешь мне. В случае твоего полного провала могу пообещать тебе надежное убежище и шикарную жизнь в Альвхейме. В тебе ведь течет кровь короля альвов, и путь туда его сыну отнюдь не заказан. Если ты сможешь укротить свою ненависть к Вёлунду, я не сомневаюсь в том, что он примет тебя как родного сына. В конце концов, ты столько лет жил рядом с ненавистным дедом, что, должно быть, уже привык к этому.

– Не говори мне об отце, – помрачнел лицом Эрланд. – Мне противно само его имя. Если уж я и приду когда‑нибудь в Альвхейм в поисках убежища, то только к королю Эгилю, моему брату, но никак не к Вёлунду.

– Договорились, – тут же согласился Эгиль. – А я приму тебя со всеми подобающими положению брата короля почестями.

«Эгиль, конечно, хитер и всегда тянет одеяло в свою сторону, но он пока единственный, на кого я могу сейчас положиться, – размышлял Эрланд, садясь в машину. – При дворе Нидавеллира благодаря стараниям Нидуда моя репутация очень сомнительна. Семья уже давно повесила на меня ярлык этакого неполноценного выродка, дварфа второго сорта, и для того, чтобы переубедить их в обратном, понадобится слишком много сил и времени. Значит, ставку придется делать не на семью конунга, а на простых дварфов. Это вполне возможно, поскольку непомерная жадность и дикая жестокость ближайшей родни Нидуда очень многих настроила против знати. Но это уже потом. Сейчас первым делом необходимо заняться мальчишкой. Задачу Эгиль, конечно, поставил сложную. Как убедить того, кто считает меня врагом, поверить моим словам? Здесь нужно не только досконально продумать то, что сказать, но и мастерски сыграть свою роль. Брат подсказал верное направление действий, но для того, чтобы подобрать ключ к сердцу мальчишки, нужно лучше узнать его. Если сразу начать с того, что я присутствовал при чудовищных пытках его матери, то он может, не дослушав рассказ до конца, просто попытаться убить меня. Нет, для начала нужно представить себя точно такой же жертвой изверга Нидуда, как и Регина, рассказать как можно подробнее свою собственную историю, а главное, ни в коем случае не проговориться о том, что мать мальчишки попала в руки этого палача не без моей помощи. Сообщить о том, что его мать жива, действительно лучше промежду прочим, так, словно я искренне уверен в том, что Виктор и без меня знает об этом. В общем, здесь есть над чем подумать».

Эрланд завел мотор и тронул машину с места. Ему нравилось управлять автомобилем, и здесь Эгиль тоже был прав. Многое из того, что придумали люди, вполне могло бы украсить жизнь и быт как альвов, так и дварфов. Если Вёлунд хоть как‑то объясняет свой отказ от технических достижений людей тем, что их применение может привести к духовной деградации альвов, то мотивы Нидуда и вовсе уж непонятны. В Нидавеллире слова «духовность» не ведали отродясь, а если даже и знали о его существовании, то использовали не иначе как ругательство.

Как и брат, Эрланд любил жить в Мидгарде. Только здесь он чувствовал себя отчасти свободным и, не будь постоянного надзора со стороны Нидуда, с удовольствием остался бы в этом мире навсегда. Хотя слово «навсегда» в применении к землям смертных имеет весьма ограниченный срок. Не возвращаясь к истокам того, что питает твое бессмертие, ты рискуешь навсегда лишиться этого дара. Вопрос только в том, стоит ли такая убогая жизнь того, чтобы цепляться за нее и бесконечно растягивать?

На этот вопрос у Эрланда не было однозначного ответа. То, что предлагал Эгиль, казалось ему идеальным выходом из положения и решением всех проблем. Совместить достоинства двух полюсов – что может быть лучше? Только вот все ли правильно рассчитал его хитроумный братец и не откажут ли боги в своем даре альвам и дварфам, если те отступятся от того образа жизни, который был определен высшими для своих последователей? На этот вопрос ответа тоже пока не было. Однако рискнуть все равно стоило. Та жизнь, которую Эрланд влачил сейчас, ни в коем случае его не удовлетворяла, а потому любое изменение в ней можно было считать за благо.

Эрланд сидел на скамеечке бульвара, идущего вдоль Большого проспекта, и задумчиво смотрел в сторону Андреевского рынка. Сейчас он опять был в образе Мамая, и его вызывающий, в чем‑то даже угрожающий вид не мог оставить равнодушными проходящих мимо людей. Он поджидал Максима Федотова, а потому вновь примерил на себя маску вчерашнего уголовника и грозы всего района. Людей такого сорта, как Макс, почему‑то всегда привлекала криминальная романтика, вот Эрланд и решил воспользоваться этим для того, чтобы иметь под рукой человека, готового взяться за любое, даже самое грязное поручение.

Нидуд никогда не скрывал, что готовит из своего внука убийцу, а потому требовал от него умения перевоплощаться. Конунг даже специально посылал Эрланда на обучение в Тбилиси, в театральную студию к одному из известных местных режиссеров, и надо сказать, что тот находил способности молодого человека весьма незаурядными.

Эрланду и самому артистическое творчество приносило истинное удовольствие. Возможно, перевоплощаясь в кого‑то другого, он на какое‑то время забывал о своем реальном положении. В театре же он усвоил для себя одну простую истину – не важно, кто ты есть на самом деле, важнее то, каким тебя видят окружающие. Свое настоящее лицо всегда можно спрятать под нацепленной на него личиной, а степень ее достоверности заключается только в качестве твоей собственной игры.

Изучив основы лицедейства, Эрланд, ничуть не сомневаясь, начал использовать полученные знания в общении с конунгом и другими дварфами. Будучи от природы неплохим психологом, он стал подбирать ключи к каждому из тех, от кого зависела его жизнь в Нидавеллире. Он больше не принимал близко к сердцу те унижения и оскорбления, которые продолжали сыпаться на него как из рога изобилия. Он говорил себе: «Хотите видеть меня таким? Пожалуйста! Я сыграю для вас эту роль!» Лицедейство стало для Эрланда той спасительной отдушиной, которая помогала ему выжить в омерзительном мире и не задохнуться от окружающего его духовного зловония.

Макс опоздал на десять минут, что дало Эрланду отличный повод лишний раз припугнуть его и поставить на место.

– Ты что это себе позволяешь, шакал паршивый?! – прикрикнул он на него. – Серьезный взрослый человек должен ждать, когда ты соизволишь явиться на встречу?! Я плачу тебе немалые деньги вовсе не для того, чтобы торчать здесь в ожидании твоего появления и светиться на глазах у ментов всего района!

– Прости, Мамай, – трусливо вжав голову в плечи, залепетал Макс. – Я не подумал, что у тебя такие серьезные проблемы с законом.

– Он не подумал, видите ли! – усмехнулся Эрланд. – А ты вообще хоть иногда думаешь?! Или твоя башка до такой степени пропитана всякой дрянью, что уже просто не в состоянии мыслить? Смотри, как бы я не осерчал на тебя сильно. Я человек не злой, но не люблю, когда меня ни во что не ставят. За это я наказываю, и наказываю сурово.

– Ну извини, – совсем расстроился Макс. – Я больше не буду.

– Не будет он, – хохотнул Эрланд. – Честное слово, как школьник‑двоечник какой‑то! Ладно, черт с тобой, на этот раз прощаю. А теперь слушай внимательно, что я от тебя хочу. Меня заинтересовал тот мальчишка, который навалял вам на улице Репина. Я хочу знать про него все, что возможно. Кто он такой, как его зовут, откуда он здесь взялся, давно ли появился на Васильевском острове. В общем, меня интересует любая информация о нем.

– Так где же я его тебе найду?! – начал спорить Макс. – Я уже говорил тебе, что прежде этот тип здесь, на Ваське, не светился. Может, он вообще из другого района!

– Вот ты все это и узнаешь, – отрезал Эрланд. – Справишься – неплохо заработаешь, а нет, так помни о том, что простил я тебя в последний раз. Понятно?

– Куда уж понятнее, – уныло отозвался Макс.

– А раз понятно, тогда топай отсюда и приступай к выполнению задания. Делай что угодно, но чтобы сведения о мальчишке были у меня не позднее чем через пару дней.

«Вот привязался, морда уголовная! – уныло думал Макс. – И где мне теперь мальчишку этого искать?! Я ему что, справочное бюро?! Не пойму, чего ему от парня‑то понадобилось? Ну, врезал нам по щам, за девчонку заступился. Что в этом такого? Может, приревновал? Девчонка ведь классная! С его‑то рожей – и в герои‑любовники лезть! Тоже мне, Отелло нашелся! А что, если он порешит мальчишку? Восточные люди – они же горячие! Начнут разбираться, кто навел, а он возьмет и на меня укажет. По судам ведь потом затаскают! Нет, с Мамаем надо завязывать! И денег мне от него никаких не надо! Уж лучше без денег на свободе, чем с деньгами на нарах».

Глава 4

Встречи

У дома, где жила Настя, Виктор появился за час до назначенного времени. Ему очень хотелось преподнести ей сюрприз, и Виктор решил сделать это в чисто альвийском стиле. Еще в прошлый раз ему крайне не понравился дурной запах в подъезде дома девушки, который никак не подходил к его романтическому настроению, и он захотел исправить грубое несоответствие с помощью магии. Особой сложности не было, Виктор освоил это заклинание едва ли не в раннем детстве и время от времени развлекался тем, что наполнял свои комнаты во дворце Рассветов то свежим запахом морского бриза, то сложным ароматом полевых цветов, то смолистым благоуханием соснового бора в жаркий солнечный день.

Для Насти он подобрал один из своих любимых запахов – аромат послегрозовой свежести. Запах должен был отлично сработать на контрасте с тем, что творилось в подъезде сейчас, а это как раз то, чего и хотел добиться Виктор. Подойдя к двери, он первым делом проверил оберег. Знак оказался на месте, и это не могло не радовать. Войдя внутрь, Виктор закрыл глаза и отчетливо представил себе ту картину, которая ассоциировалась у него с выбранным запахом: опушка леса, мокрые после дождя деревья, пробивающееся сквозь тучи солнце и неповторимый аромат только что принявшей водные процедуры природы. Он вмещал в себя сотни разнообразных оттенков: и запах свежей листвы, и тонкое благоухание полевых цветов, и немного терпкий запах крапивы, но над всем этим доминировал тот неповторимый аромат пропитанного озоном воздуха, который и объединял мысленно нарисованную картину в единое целое. Открыв глаза, Виктор конечно же увидел все тот же слегка обшарпанный подъезд, но незримое изменение все же произошло. Неприятная затхлая вонь исчезла без следа. Теперь здесь хотелось дышать полной грудью и наслаждаться каждым новым пьянящим глотком чистейшего воздуха.

Поднявшись на третий этаж, Виктор остановился возле унылой голой стены, в которую упиралась дверь квартиры Насти, достал кисточку и краски и быстрыми, уверенными мазками нарисовал великолепную чайную розу. Она получилась удивительно объемной и выглядела почти настоящей. Для завершения эффекта Виктор изобразил капельки росы на ее лепестках и, подумав немного, добавил цветку еще и запах.

Закончив работу, он посмотрел на часы. Было почти без пятнадцати десять. Спустившись на улицу, Виктор достал телефон и набрал номер Насти.

– Алло, – услышал он в трубке знакомый голос.

– Я здесь, о прекрасная Анастасия, и я с нетерпением ожидаю твоего выхода! – с наигранным пафосом в голосе сказал Виктор.

– Вот балда! – рассмеялась Настя. – Ты все‑таки явился без пятнадцати! Подожди пять минут, я еще не совсем готова.

– Я буду ждать, но помни, что каждая новая минута ожидания для меня – это целая вечность.

– Значит, тебе осталось ждать всего каких‑то пять вечностей. Но учти, ты отвлекаешь меня, и чем дольше будешь болтать всякие глупости, тем позже я выйду.

– Жестоко, но справедливо, – согласился с доводами Виктор. – Тогда я замолкаю и буду страдать с закрытым на замок ртом.

Настя вышла через десять минут. Она выглядела немного ошеломленной и абсолютно счастливой.

– Это ты нарисовал розу? – с восторгом спросила она.

– Нет, она сама выросла, чтобы доставить тебе удовольствие! – довольный произведенным эффектом, улыбнулся Виктор.

Он откровенно любовался девушкой. Сегодня Настя выглядела еще прекраснее, чем вчера. На ней были укороченные брюки кремового цвета и великолепная шелковая блузка, изысканно расписанная вручную в технике горячего батика. Наверняка все это было сшито мамой‑модельером, но самое главное изменение произошло все‑таки не в одежде, а в глазах девушки. Они просто сияли от счастья, и за один такой взгляд в самом деле можно было отдать полжизни.

– Ты что, и правда всю ночь сидел в темном подъезде и рисовал? – поинтересовалась Настя.

– Так тебе понравилась моя роза?

– Не то слово! Я даже задержалась потому, что не могла оторвать от нее глаз. И она пахнет! Пахнет так, как должен пахнуть настоящий живой цветок! Я не понимаю, каким образом ты это сделал, но лучшего подарка я еще никогда не получала!

– Волшебная сила искусства, – загадочно улыбнулся Виктор.

Настя посмотрела на небо и удивленно воскликнула:

– Ой, ни одной тучки! А мне почему‑то показалось, что прошел сильный дождь. В подъезде так пахнет грозовой свежестью, что я даже хотела вернуться и взять с собой зонтик.

– Куда пойдем? – спросил Виктор, сделав вид, что уж к этому‑то изменению он совсем непричастен.

– Все равно, – ответила Настя. – Куда хочешь.

– Тогда давай просто погуляем по городу, а ты мне его покажешь. Я ведь давно не был здесь и почти забыл, как он выглядит.

– Давай, – с готовностью согласилась Настя.

Они не спеша шли по улицам города и мило болтали. О чем? Насте это не казалось таким уж важным. Рядом с Виктором ей было уютно и хорошо, а этого для того, чтобы быть счастливой, оказалось вполне достаточно. Иногда до Насти доносились обрывки мыслей прохожих.

«Какая красивая пара!» – отмечали женщины постарше, а некоторые даже оборачивались им вслед. «И где это она отхватила такого красавчика?!» – страшно завидовали молодые девушки. Но Настя даже не сердилась на них. Пусть завидуют! Это ее счастье, и долгими днями и вечерами унылого одиночества она заслужила право на него!

Выйдя на Стрелку Васильевского острова, Настя и Виктор спустились по пандусу к воде и долго любовались великолепной панорамой, открывавшейся отсюда. Подъехал свадебный кортеж, и из машины вышли жених и невеста. Они тоже были молоды, красивы и счастливы, и Настя и Виктор от чистого сердца поздравили новобрачных. Молодожены угостили их шампанским, а невеста даже подарила Насте цветок из своего букета.

Затем они перешли через Дворцовый мост и сквозь арку Главного штаба вышли на Невский проспект. Здесь стало совсем уж многолюдно, и возле величественной колоннады Казанского собора они свернули на канал Грибоедова. Около Банковского мостика Виктор остановился. Его внимание привлекли четыре скульптуры грифонов[13] с золочеными крыльями.

– Ничего себе зверюги! – восхитился он. – Да, строители города знали, что они делают. Сфинксы на набережной, грифоны здесь. Отлично задумано! Эти изваяния неустанно охраняют город от всякой нечисти.

– Помнишь, вчера я спрашивала тебя о том, веришь ли ты в мистику, – неожиданно серьезным тоном спросила Настя. – Ты тогда уклонился от прямого ответа.

– И теперь ты хочешь узнать, как я отношусь к твоему дару? – так же серьезно ответил Виктор.

Настя побледнела и даже перестала дышать. Ей казалось, что объяснение будет долгим и мучительным, а такой прямоты она никак не ожидала.

– В умении читать чужие мысли нет ничего предосудительного, что бы там ни говорили те, кто ничего в этом не смыслит, – продолжил Виктор. – Нужно только научиться управлять этим даром, чтобы в твою голову не лезла всякая чепуха, не стоящая внимания.

– Значит, ты тоже так умеешь? – с трепетом спросила Настя.

– Да.

– А почему я не могу прочесть твои? Ты что, скрываешь их от меня?

– Нет, – глядя Насте прямо в глаза, ответил Виктор. – Просто я по‑другому думаю. Большинство людей сразу начинает складывать свои мысли в слова и этим создает определенный посыл, который легко можно прочитать, но если мыслить не словами, а образами, то сделать это становится гораздо сложнее. Я научу тебя потом, если хочешь.

– А ты сам научился этому в Индии?

– Нет. В основном от тети. Она тоже обладает этим даром.

– Я еще хотела спросить тебя…

– Случайно ли я подошел к тебе вчера?

– Да, теперь я немного понимаю своих одноклассников! – смутившись, тихо произнесла Настя. – Становится как‑то неуютно, когда стоишь перед человеком с вывернутой наизнанку душой.

– Прости, я стараюсь никогда не злоупотреблять этой способностью, но тебе нужен был прямой ответ на мучающий тебя вопрос, вот я его и дал. А второй, на мой взгляд, вытекает из первого. Да, я подошел к тебе не случайно, а потому, что действительно почувствовал родственную душу. И еще ты просто очень понравилась мне. А если уж говорить до конца честно, то я влюбился в тебя с первого взгляда. Можешь мне не верить, но это чистая правда.

– Не знаю почему, но я тебе верю. Иногда мне даже становится страшно. Я ведь почти ничего не знаю о тебе, но почему‑то доверяю каждому твоему слову. Столько раз мне приходилось ошибаться в людях, но в тебе я ошибиться не боюсь.

– Потому что я действительно люблю тебя и не способен сделать ничего плохого.

– Правда?

– Правда. Если хочешь, мы можем попробовать поговорить с тобой без слов. В мыслях ведь гораздо сложнее солгать, – предложил Виктор.

«Я тоже очень люблю тебя», – мысленно ответила ему Настя.

Ближе к вечеру Виктор проводил Настю до дома. В подъезде все еще стоял удивительный запах грозовой свежести. Она поднялась на свой этаж, еще раз полюбовалась великолепной розой, снова понюхала ее, после чего зашла в квартиру и, переодевшись в домашний халатик, села на кровать. В голове у нее царило полное смятение. Да, она получила прямой и ясный ответ на один из мучивших ее вопросов, но на его месте сразу же возникла тысяча других.

«Так кто же ты такой, Виктор Ветров? – представляя любимый образ, думала она. – Сын преуспевающих дипломатов, приехавший в Петербург на каникулы? Сильный экстрасенс, способный творить настоящие чудеса? А может быть, просто отличный парень, которого я люблю? Ну, последнее определение абсолютно не исключает двух предыдущих. Непонятно только, как в одном молодом человеке может уместиться сразу столько достоинств и талантов! А как он рисует! Если портрет был просто великолепен, то роза – вообще настоящий шедевр! И почему она пахнет? Розовое масло? Нет, у него слишком сильный и насыщенный запах, а тут чувствуется аромат именно настоящего живого цветка. И еще это несравненное благоухание свежести. Оно ведь до сих пор не выветрилось, и вряд ли для его создания Виктор использовал какой‑то банальный дезодорант. Или это просто сила внушения? Он внушил мне, что запах есть, вот я его и чувствую? Вчера Виктор сказал, что все ошибки происходят из‑за того, что человек пытается найти логическое объяснение происходящему. Вот и я сейчас занимаюсь тем же самым. Какая разница, откуда появился этот запах? Он есть, и это самое главное! Надо будет спросить у мамы, почувствовала ли и она его. Уж ее‑то Виктор пока не мог околдовать!»

Мама пришла примерно через час и первым делом спросила:

– Настена, это ты розу на стене нарисовала?

– Тебе понравилось?

– Не то слово! Просто восхитительно!

– Нет, мама, к сожалению, это не я, – ответила Настя. – Розу нарисовал Виктор. Он решил сделать мне такой необычный подарок.

– Что же, у мальчика отличный вкус и необычная для нынешней молодежи оригинальность мышления, – похвалила мама. – Про мастерство я уже и не говорю. Жаль будет, если местные вандалы испортят рисунок. А что у нас вообще произошло в подъезде? Приезжала механическая мойка? Такого чистого и свежего воздуха на нашей лестнице еще никогда не было!

– Мама, а ты веришь в волшебников? – невпопад спросила Настя.

– Ты о чем, доченька? – удивленно переспросила та и на всякий случай потрогала у дочери лоб.

– Не переживай, мама, я вовсе не тронулась умом и у меня не горячечный бред, – улыбнулась девушка. – Ну так как, веришь или нет?

– Какие волшебники, дочка? – с улыбкой вздохнула мама. – Ты что, на ночь перечитывала детские сказки? Нет, дорогая моя, ни в каких волшебников я не верю.

– А я, кажется, верю, – задорно рассмеялась Настя. – Просто бывают такие люди, которые все вокруг себя превращают в сказку. Наверное, они и есть настоящие волшебники.

И, оставив маму в полном недоумении, она ушла в свою комнату.

«Девочка, кажется, влюбилась, – вздохнув, подумала та. – Дай ей бог счастья, конечно, но хотелось бы посмотреть на этого Виктора поближе. Надо будет предложить Насте, чтобы она пригласила его к нам».

На следующий день возле ресторана «Макдоналдс», расположенного напротив станции метро «Василеостровская», Виктора неожиданно окликнули. Он обернулся и увидел Макса Федотова, того самого парня с зеленым гребнем на голове, с которым он не так давно дрался на улице Репина. Тот быстрыми шагами направлялся к нему, но никаких агрессивных намерений при этом не проявлял. Напротив, на лице у него была виноватая, немного заискивающая улыбка.

– Ты уж извини нас за ту дурацкую историю с дракой, – смущенно сказал Макс. – Не правы мы были. Выпили лишнего, ну и, типа того, потянуло на подвиги. Ты не думай, ничего плохого девчонке мы сделать не хотели. Мы же не беспредельщики какие‑то, чего бы там тебе про нас этот мент ни натарахтел.

– А, так это сержант Давыдов послал тебя ко мне извиняться? – насмешливо посмотрев на парня, спросил Виктор.

– Как бы не так! – криво усмехнулся Макс. – Не дождется, пес легавый! Я сам, как тебя увидел, сразу же решил, что нам надо бы побазарить.

– И о чем же это, интересно?

– О девчонке твоей, конечно, вот о чем. Есть тут один тип, который сильно зуб на нее точит. Я просто предупредить хотел.

– Что за тип? – насторожился Виктор.

– Явно бывший уголовник, – переходя на пониженный тон, ответил Макс. – У нас его зовут Мамаем. Это он в тот вечер попросил нас припугнуть девчонку. Не навредить ей, а просто припугнуть. Даже бабок дал.

– И зачем ему это понадобилось?

– А черт его знает! – пожал плечами Макс. – Он нам не докладывал. Может, у него с ее родителями какие‑то терки были, а может, и сам глаз на девчонку положил. Она ведь красивая. Но только и это еще не все. Сегодня этот самый Мамай снова подкатил ко мне и стал расспрашивать уже про тебя. Кто, мол, такой, да как. Ну я‑то тебя совсем не знаю, так что тут ему, типа, обломилось. Но велел, если вдруг чего о тебе узнаю, сразу же ему сообщить.

– И что? – усмехнулся Виктор. – Я теперь должен о себе все подробно рассказать? Или анкету заполнить, чтобы ты передал ее Мамаю?

– Да не подкалывай ты! – насупился Макс. – Совсем за мусор меня считаешь, что ли? Я же вполне серьезно. А рассказал тебе, потому что ты, типа, нормальный пацан. И не трус, и по щам надавать можешь при случае. Я к Мамаю в стукачи не нанимался. Пусть сам вынюхивает, если ему так надо.

– Ну и как этот Мамай выглядит?

– Здоровый такой бугай, плечи широкие, наголо бритый, глаза чуть раскосые. В общем, типичный уголовник. Ты того, типа, поосторожней с ним будь.

– Спасибо, Макс, – протягивая ему руку, сказал Виктор. – Буду, типа, осторожнее.

– Не за что. Я сразу понял, что ты клевый мужик!

«А вот это уже серьезно, – подумал Виктор, распрощавшись с Максом. – Очень похоже на то, что этот Мамай как‑то связан с дварфами и его интерес к Насте, да и ко мне тоже, вовсе не случаен».

Тетушка Миврана возвращалась в Альвхейм, и перед отбытием на родину сильно переживала и суетилась.

– Виктор, будь осторожен! – то и дело повторяла она. – Не лезь на рожон. И вот еще что, не забывай есть. А то знаю я тебя, лентяя! Готовить ты не любишь. И не ешь всухомятку, это очень вредно для здоровья. Не забывай менять одежду, благо у тебя ее много, а то как влезешь в одно и то же, так и будешь ходить, пока от грязи не почернеет.

– Обязательно, тетушка, – притворно вздыхая, отвечал Виктор. – И руки перед едой мыть буду, и зубы чистить, и даже постель заправлять.

– Маленький негодяй! – возмутилась Миврана. – Он еще издевается над родной тетей! Да, вот еще что, за дом и квартиру я заплатила на год вперед, так что тебя по крайней мере не выкинут на улицу сразу же после моего отъезда из‑за того, что ты забудешь оплатить счета. Машину не трогай. Во‑первых, она очень дорогая, а во‑вторых, парни твоего возраста на таких не ездят. Я тебе купила этот, как его там, мотоцикл.

– Правда?! – оживился Виктор. – А какой?

– Откуда я помню! Какой‑то японский, с ужасным непроизносимым названием. Слушай, не морочь мне голову. Мотоцикл хороший, дорогой, ездит быстро. Я спрашивала у продавца.

– А ничего, что садиться за руль можно только с восемнадцати лет? – улыбнулся Виктор. – Ты же сама мне об этом говорила.

– Можно подумать, ты понятия не имеешь о том, как с помощью магии отвести глаза патрульным или подправить дату рождения в документах.

– Тетя, ты толкаешь меня на преступление! – с пафосом воскликнул Виктор.

– Преступление – оставлять здесь такого недотепу, как ты, без присмотра, – сокрушалась Миврана. – Нет, это невыносимо! Как подумаю, чего ты здесь нахватаешься в мое отсутствие, так просто ужас берет! Умоляю тебя, следи за своей речью, не повторяй ерунды за всякими отморозками!

– Тетя! – укоризненно произнес Виктор.

– Ну вот, я уже и сама начинаю разговаривать твоими словами! Довел, паршивец, как есть довел! Ну чего ты сидишь? Собираемся уже! Едем на Меднозаводское озеро. Портал‑то у нас пока есть только в загородном доме.

Они на лифте спустились в подземный гараж, сели в машину и выехали на улицу. Всю дорогу тетя давала указания о том, как вести себя во всех мыслимых и немыслимых ситуациях, которые могут возникнуть в ее отсутствие. У нее даже голос сел, и она начала слегка хрипеть. Закончила она наставления только у самых ворот дома. Ворота были автоматическими, поэтому сами разъехались в стороны, а следом медленно поднялась вверх и гаражная створка.

Миврана и Виктор вошли в дом.

– Присядь, – предложила тетя. – По местным обычаям перед расставанием хорошо посидеть и помолчать, чтобы в пути сопутствовала удача.

Они присели.

– Ну, все, – наконец решившись, сказала Миврана. – Давай прощаться. Будь умницей, мальчик мой, и постарайся сберечь себя в целости и сохранности.

Она обняла племянника, а затем решительно начала подниматься по лестнице в комнату, где находился замаскированный портал. Виктор последовал за ней. Перед самой стеной тетушка обернулась, и он заметил, что глаза ее влажны от слез.

– Не волнуйся, тетя, у меня все будет хорошо, – постарался он успокоить ее.

– Надеюсь, – вздохнула Миврана и приложила руку к стене.

В следующий миг она исчезла.

Проводив тетю, Виктор бесцельно побродил по дому. Ему было и радостно оттого, что получил полную свободу, и немного грустно. Без Мивраны дом как‑то сразу осиротел, и Виктор теперь гораздо яснее, чем прежде, понимал это. Вздохнув, он спустился в гараж, где еще при заезде приметил накрытый тентом мотоцикл. Пожив в городе и посидев в Интернете, он уже стал неплохо разбираться в технике.

Мотоциклы ему понравились сразу своим стремительным видом и яростно рычащим звуком мотора. Возможно, тетя заметила это и решила на прощанье сделать приятное племяннику. Подарок был роскошный. Это оказалась одна из самых культовых дорожных моделей «Ямахи», и Виктор долго любовался ею. Затем он заправил мотоцикл бензином и, прочитав инструкцию, решил прокатиться на нем в окрестностях дома.

Сначала у него ничего не получалось. Мотоцикл то сразу глох, то вдруг начинал заваливаться набок, и приходилось применять всю свою магическую силу, чтобы привести его в вертикальное положение. Но после часа мучений Виктор все‑таки освоил все тонкости управления своим механическим конем и с видом победителя вернулся домой.

Возле дома его сразу что‑то насторожило. Он не знал, что именно, но было какое‑то неприятное ощущение постороннего присутствия. Виктор проверил обереги, выставленные перед поездкой, и не обнаружил ни одного из них. Кто‑то как будто небрежно смел знаки своей рукой, не оставив и следа.

«Если верить Хайме, то ни один из дварфов не сумел бы этого сделать, – размышлял Виктор. – Так кто же тогда там, в доме?»

Стараясь не издавать ни звука, он аккуратно открыл дверь и заглянул в гостиную. Там, развалившись на кресле и положив ноги на журнальный столик, спиной к нему сидел какой‑то мужчина в светлом костюме. Виктор вытянул руку, и в ней тут же оказалась Призванная секира.

– Брось, Виктор, – не поворачиваясь, вдруг произнес мужчина. – Неужели ты решил угостить своего брата ударом холодной стали по голове.

Мужчина повернул голову, и это оказался не кто иной, как Эгиль. Вот уж кого Виктор никак не ожидал увидеть здесь, так это своего сводного брата!

– Ну привет, брат! – вставая с кресла, сказал Эгиль. – А я вижу, ты совсем неплохо здесь устроился?!

– Да, неплохо, – ответив рукопожатием на протянутую руку, ответил Виктор. – Какими судьбами ты здесь оказался?

– Просто решил проведать тебя, узнать, как дела. А вообще‑то я люблю бывать в Мидгарде. Здесь не так скучно и уныло, как в наших родных землях. Надеюсь, ты уже успел оценить это? Вижу, осваиваешь мотоцикл? Классная вещь, особенно для тех, чья кровь еще не успела прокиснуть от старости! Ну рассказывай. Как ты?

– В общем‑то особо похвастать пока нечем. К заданию я только недавно приступил, так что достижения еще очень скромные.

– Что за унылая проза, Виктор! – поморщился Эгиль. – Я разве с тебя отчет о выполнении задания спрашиваю? Это же так скучно и неинтересно! Вот я, например, слышал, что ты должен был познакомиться с девушкой. Ну и как она? Понравилась тебе? Хорошенькая?

Виктор покраснел.

– О, братишка, вижу, что твои успехи не так уж и скромны, как ты пытаешься мне тут расписать! – рассмеялся Эгиль. – Неужели ты влюбился? Молчи и не возражай! По глазам вижу, что да! И, заметь, это нисколько меня не удивляет! Имея столь любвеобильного папашу, как король Вёлунд, ты не мог не пойти по его стопам. Слушай, а у тебя есть чего‑нибудь выпить? Просто в горле пересохло. Такое событие, как встреча братьев за тридевять земель от родного дома, неплохо бы и отметить, как ты думаешь?

– Насчет вина я не знаю, надо посмотреть в холодильнике.

– Ладно, сиди, я лучше сам поищу, – любезно предложил Эгиль. – Ты ведь пока, надеюсь, еще не слишком преуспел в изучении местных горячительных напитков?

Эгиль похлопал брата по плечу и нетвердой походкой отправился на кухню. Только сейчас Виктор понял, что его сводный брат и так уже изрядно пьян.

«Принесла же тебя нелегкая!» – в сердцах подумал он.

Отношения с Эгилем у Виктора не сложились. Несмотря на то что разница в возрасте у них была не так велика, как с Хайме, средний брат всегда относился к нему свысока, можно даже сказать пренебрежительно. Поэтому появление его здесь не только оказалось для Виктора неожиданным, но и не вызвало никаких положительных эмоций. Хотя, возможно, именно сейчас Эгиль и собирался наладить более теплые отношения, но для этого вовсе не обязательно было так напиваться.

На кухне раздался какой‑то грохот, звон разбитой посуды, но вскоре Эгиль вернулся, держа в руках бутылку вина и два бокала.

– Тетя Миврана не слишком‑то хорошо разбирается в винах, – с пренебрежительной усмешкой произнес он. – Как и все женщины, она предпочитает сладкое. Запомни это, если вдруг соберешься угостить свою девушку. Все они ужасные сладкоежки. Но за неимением лучшего воспользуемся тетушкиными запасами.

Эгиль магией откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

– Предлагаю выпить за твое милое и очаровательное задание, – произнес он тост. – Эх, повезло тебе, братишка! Надеюсь, ты хорошо проведешь с ней время.

– Хотелось бы, но ей грозит опасность. Я должен защитить ее, – ответил Виктор.

– Ах опасность! – иронично воскликнул Эгиль. – Защитить прекрасную принцессу, спасти мир! Как это романтично! Эх, молодость, молодость! А кто вообще решил, что этот мир надо спасать? Ты только посмотри на то, как они живут! Да нам и во сне такое привидеться не может! Люди живут так, как хотят, и счастливы этим. Уж если от кого‑то и нужно их защищать, так только от таких спасителей, как мы! Мы постоянно суем свой нос в их дела, мы лезем туда, куда нас совсем не приглашали, и все время пытаемся навязать им свою точку зрения, как будто нас об этом кто‑то просит.

– А как же дварфы?

– Под словом «мы» я подразумевал не только нас, но и их тоже. Мы, бессмертные народы, все время пытаемся поделить то, что нам не принадлежит, навязать людям свою волю, и очень злимся, когда что‑то вдруг идет не по нашему плану. А ведь люди ничуть не глупее нас, если не умнее!

– Но сейчас в людях пробуждаются способности к магии. Им нужно помочь разобраться в этом, – возразил Виктор.

– Способности к магии? – усмехнулся Эгиль. – А зачем они им? Люди прекрасно обходятся и без магии. Она здесь считается чем‑то сродни болезни и по большому счету никому не нужна. Ты заметил, что колдунов в Срединном мире не особо жалуют? Когда‑то в прошлом их даже сжигали на кострах. Люди опасаются всех этих ведьм, магов и колдунов, и правильно делают. Колдовство никогда не приносило им ничего хорошего, и, только отказавшись от него, они достигли столь впечатляющих успехов. Магия для них теперь – какой‑то анахронизм, пережиток прошлого, а сами колдуны и волшебники хороши здесь только в сказках. Вот скажи мне, только честно и откровенно, ты хочешь защитить свою девушку?

– Да, конечно, – уверенно ответил Виктор.

– Тогда я дам тебе один хороший совет. Исцели ее, избавь от этого ужасного проклятия магических способностей, и обе стороны сразу же потеряют к ней всякий интерес. Я знаю твою силу и уверен, что ты можешь это сделать. Отец ведь не просто так бился за то, чтобы получить тебя в свои руки. Ради этого он даже пожертвовал любимой женщиной.

– Ты что‑то знаешь о смерти моей матери? – осторожно спросил Виктор.

– Знаю, но не слишком много, – нехотя ответил Эгиль. – Я не участвовал в том деле. А тебя, насколько я понимаю, все это время держали в счастливом неведении? Что же, может быть, это и правильно. Отец проявил себя в той истории далеко не лучшим образом. По сути, он просто предал Регину, не предприняв ничего для того, чтобы вырвать ее из кровожадных лап Нидуда. Впрочем, это уже не первый случай, когда Вёлунд бросает своих женщин на произвол судьбы. Точно так же он поступил и с моей матерью.

– Я ничего не слышал об этом, – удивился Виктор.

– Немудрено, – мрачно усмехнулся Эгиль. – Это о славных победах и подвигах трубят при каждом удобном случае, а про собственную низость и подлость предпочитают помалкивать.

– Но неужели нельзя было переправить и твою, и мою мать в Альвхейм, где Нидуд не достал бы их?

– Конечно нет! – воскликнул Эгиль. – Ты как будто с луны свалился! Разве ты забыл, что в Альвхейм могут попасть только те, в ком течет кровь альвов, а ни у твоей матери, ни, тем более, у моей ее не было. Тебе ведь, наверное, никогда не говорили, что я наполовину дварф? Да, моя мать – принцесса Бёдвильд, дочь самого конунга Нидуда, и я не вижу причин стыдиться этого.

– Не может быть! – изумленно воскликнул Виктор.

– Может, братишка, может. Конунг Нидуд собственноручно убил свою дочь, когда узнал о ее связи с нашим отцом, и я не простил ему этого. Но к чему я рассказываю такие подробности о своем рождении? Ах да, я же говорил, что единственный способ избавить твою девушку от преследования со стороны обоих правителей – лишить ее магии. И это действительно так. Какие бы высокие чувства ты к ней ни испытывал, как бы страстно ни желал защитить от преследования дварфов, спрятать в Альвхейме ты ее никогда не сможешь. Рано или поздно дварфы до нее доберутся, а вина за эту смерть будет отчасти лежать и на тебе тоже. Точно так же, как вина за смерть наших матерей лежит теперь на короле Вёлунде.

– Кто может подробнее рассказать мне о смерти моей матери? – сдавленным голосом спросил Виктор.

– Вряд ли кто‑то захочет говорить с тобой на эту тему, – подумав, ответил Эгиль. – Во всяком случае, у нас в Альвхейме. Есть некто, кто многое знает об этом деле, но тебе встречаться с ним опасно.

– Это не имеет значения. Кто он?

– Мой родной брат Эрланд. По твоему удивленному лицу я вижу, что это имя ты тоже слышишь в первый раз. Рождение моего брата – еще одно из тех неприятных событий в жизни нашего отца, о которых он просто предпочитает не вспоминать. Если с тобой мы братья сводные, то с Эрландом именно родные, единокровные. Он на год младше меня, и его матерью была та же самая принцесса Бёдвильд. Однако я оказался в Альвхейме, а Эрланда Нидуд сумел захватить и отправил его в Нидавеллир. Бедняга много чего натерпелся там и не любит говорить на эту тему, но, если тебе удастся завоевать его расположение, о смерти твоей матери он может рассказать почти все.

– Как мне его найти?

– Ты действительно хочешь этого? – спросил Эгиль.

Виктор молча кивнул в ответ.

– Что же, тогда попробую помочь тебе. У меня есть телефон Эрланда. Ты можешь отправить ему сообщение с предложением о встрече. Если он заинтересуется, то ответит тебе. Но еще раз повторяю, это очень опасно. Эрланд все‑таки служит Нидуду, хотя и люто ненавидит его.

Ближе к вечеру Эгиля окончательно развезло, и Виктору ничего не оставалось делать, кроме как уложить его спать в доме. Сам он тоже решил заночевать здесь, но, проснувшись утром, брата уже не обнаружил. Вернулся ли он в Альвхейм или решил продолжить развлекаться здесь, в Петербурге, сказать было сложно, Эгиль всегда тщательно зачищал свои фантомные следы.

Ликвидировав последствия вчерашней попойки и заправив постели, Виктор восстановил обереги, сел на мотоцикл и на нем отправился в город. Он миновал поселок Медный Завод, выехал на Выборгское шоссе и по нему помчался в сторону Кольцевой автодороги. Время было еще раннее, движение на шоссе – небольшое, поэтому у него появилась отличная возможность проверить все ходовые качества мотоцикла. Используя на всякий случай прикрывающую магию, он дал полный газ. Впечатление от езды было незабываемое. Машина отлично слушалась руля и летела вперед словно птица. Казалось, ничего вокруг не существует, кроме рева мотора, свиста ветра и безумной скорости.

Но вскоре Виктор обнаружил, что его догоняет большой черный автомобиль марки «БМВ». Он поравнялся с мотоциклом и вдруг неожиданно начал прижимать его к обочине. Виктор добавил газу, чтобы вырваться вперед, но и автомобиль тоже прибавил скорости. Положение с каждой секундой становилось все опаснее. Виктор попробовал оттеснить автомобиль чуть в сторону с помощью магии, но эффект от данного действия был минимальным.

«Может, он просто не видит меня? – промелькнула у Виктора мысль. – Я же прикрыл себя отводящим взгляд заклинанием!»

Виктор снял магический заслон, но водитель «БМВ» попросту проигнорировал это. Он по‑прежнему летел параллельным курсом и раз за разом повторял угрожающие сближения с мотоциклом.

«Да что же за осел сидит там за рулем?! – возмутился Виктор. – Права у таких горе‑водителей отбирать нужно! Он нарочно это делает, что ли?!»

Эта неожиданная мысль поразила его и направила ход размышлений в другую сторону.

«А что, если там, в «БМВ», кто‑то из дварфов?»

Он повернул голову и попробовал разглядеть водителя, но темные тонированные стекла машины полностью скрывали его. Не мог он различить магическим зрением и цвет ауры того, кто так настойчиво пытался сбить его. Это явно указывало на то, что водитель защитился от разоблачения блокирующим колдовским приемом. Теперь уже сомнений в том, что за рулем «БМВ» сидит не просто подвыпивший лихач, а настоящий опытный враг, не оставалось.

«Ну держись, гадина нидавеллирская! – рассердился Виктор. – Не на того напал!»

Он снял с руля левую руку, протянул ее в сторону, и в ней тут же оказалась Призванная секира. Рубить ею автомобиль было бессмысленно, поэтому Виктор просто резанул лезвием по переднему колесу «БМВ» и тут же магическим приемом подбросил свой мотоцикл метра на два вверх. Приземлившись и едва удержав управление, он поглядел в зеркало заднего вида. Автомобиль противника пошел юзом, после чего вылетел с дороги и, несколько раз перекувырнувшись, встал на колеса.

«Это научит тебя вежливости на дороге, дварф! – злорадно усмехнулся Виктор. – В следующий раз ты десять раз подумаешь, прежде чем затевать со мной игру в догонялки!»

Он дал газу, и мотоцикл с ревом рванул вперед.

Из разбитого «БМВ», потирая ушибленный лоб, вылез Эгиль и посмотрел в ту сторону, где только что скрылся мотоцикл Виктора. На лице у него появилась унылая ухмылка.

«Нет, этого щенка так просто, автомобильной аварией, с пути не уберешь, – раздраженно подумал он. – Только машину зря угробил. Но попытаться все равно нужно было. Если бы получилось, то все проблемы решились бы разом. Излишняя сложность в составлении планов иногда только мешает делу. А вдруг он не клюнет на наживку в лице Эрланда? Ему же с детства вдалбливали в голову, что дварфы – наши заклятые враги, которые хороши только тогда, когда они мертвы. Да и держать моего дорогого братца в постоянном напряжении тоже необходимо. Он еще мальчишка, и рано или поздно нервы у него могут сдать. Вот тогда‑то он и допустит какую‑нибудь ошибку, которой я сразу же воспользуюсь. Вариантов избавиться от Виктора у меня множество, только выбирай. А пока мне нужно набраться терпения. Я обложу его со всех сторон и погоню в нужном мне направлении. Как охотник, подстерегающий дичь, я буду сидеть в засаде, и когда ничего не подозревающий зверь выбежит прямо на меня, молниеносно нанесу ему смертельный удар!»

Эгиль не стал дожидаться приезда полиции. Ремонтировать свою машину и получать за нее какую‑то там жалкую страховку он не собирался. Да и лишний раз светиться перед местными властями тоже не хотелось. А на то, что подумают полицейские о брошенном разбитом автомобиле, ему было просто наплевать. Оформлен он все равно на вымышленное имя, и искать это исчезнувшее без следа лицо никто всерьез не станет. Пройдя пару километров пешком, Эгиль поймал попутку и на ней благополучно добрался до города.

Вернувшись в Петербург, Виктор первым делом позвонил Насте. Из‑за нашествия в лице Эгиля он задержался в загородном доме дольше, чем планировал, да и случай на шоссе тоже добавил ему беспокойства. К счастью, ничего плохого с девушкой за время его отсутствия не случилось. Виктор рассказал ей, что провожал тетю и немного задержался, но теперь все свои дела завершил и свободен, как птица.

– Тогда приходи сегодня вечером ко мне, – предложила Настя. – Мама все время спрашивает, с кем это я пропадаю целыми днями, и хочет лично убедиться в том, что ты хороший парень, а не кровожадный злодей, пожирающий на завтрак молодых девушек.

– Пока нет, – весело рассмеялся Виктор. – Но тетя уехала, и скоро у меня закончатся припасы.

– Тем более, – в тон ему ответила Настя. – Моя мама – превосходный кулинар, и ты на лишний день будешь избавлен от перехода к каннибализму.

– Согласен. Молодые девушки не самая моя любимая пища. К тому же я плохо умею готовить.

Знакомство с матерью любимой девушки – дело серьезное, и Виктор сразу же принялся готовиться к нему. Начать нужно было с одежды. Как гласит местная пословица, по одежке встречают. Порывшись в шкафу, он сразу понял, что больше половины вещей, купленных Мивраной, не наденет никогда в жизни. Он уже успел немного осмотреться вокруг и понять, во что одевается местная молодежь его возраста. А помпезные смокинги и роскошные костюмы могли бы подойти разве что на случай бракосочетания или, на худой конец, помолвки, но до этого ему было еще очень далеко.

К тому же, по словам Насти, ее мама была сторонницей демократичного стиля в одежде, так что Виктор решил остановиться на узких светло‑голубых джинсах и просторном белом пуловере крупной сетчатой вязки. К ним отлично подходили белые кроссовки.

Посмотрев на себя в зеркало, он остался доволен внешним видом и перешел ко второй части проблемы – подарку. С ним тоже были определенные сложности. Прийти в гости с пустыми руками было просто неприлично. Этого тетя Миврана не простила бы ему до конца жизни. Обычный букет цветов показался Виктору банальностью, дарить дорогие безделушки при первой встрече выглядело неуместным. Он ведь не свататься шел, а просто познакомиться. Подумав, он решил пойти проверенным путем. В конце концов, Татьяна Антоновна, так звали маму Насти, художник, и ей, по словам все той же Насти, очень нравились его рисунки.

Виктор сбегал в расположенную неподалеку багетную мастерскую, купил там небольшую, но очень элегантную рамку, после чего нарисовал на листе бумаги весьма необычную по своей форме орхидею и вставил рисунок в рамку. Не удержавшись от соблазна, он добавил цветку еще и запаха, упаковал подарок в пакет и отправился в гости. Перед выходом, немного подумав, Виктор взял телефон и отправил сообщение Эрланду. Ответит он сегодня или через неделю, предположить было сложно, но затягивать с этим делом не хотелось.

По пути, вспомнив о словах Эгиля, Виктор купил еще красивую коробку конфет и в назначенное время уже звонил в дверь квартиры. Ему открыла Настя.

– Заходи, людоед, – весело поприветствовала она его. – Какой ты сегодня нарядный! Просто принц какой‑то!

Из дверей кухни выглянула Татьяна Антоновна. Это была высокая стройная женщина лет сорока. Даже дома она была одета с большим вкусом и выглядела элегантно.

– Мама, это Виктор, – представила его Настя.

– Очень приятно. Проходи, Витя, не стесняйся.

– Это вам, – доставая из пакета картинку с орхидеей, сказал Виктор. – Настя сказала, что вам понравились мои рисунки, вот я и решил нарисовать еще один специально для вас.

– Боже мой! – восхитилась Татьяна Антоновна. – Настя, ты посмотри! Великолепно! Витя, тебе говорили, что ты невероятно талантлив? Ты собираешься после школы поступать в Академию художеств? Думаю, что они возьмут тебя даже без экзаменов. Хотя я не знаю, чему еще тебя можно научить. Многие не могут так рисовать, даже имея высшее художественное образование. Разве что получить диплом и потом всем рассказывать, что ты настоящий дипломированный художник?

– А конфеты – мне! – заглянув в пакет, обрадовалась Настя. – Мама, ты же не будешь против?

– Зубы испортишь, сластена, – погрозила ей пальцем Татьяна Антоновна. – Но уговорила, бери. Вы пока поболтайте в комнате, а я сейчас накрою на стол.

Виктор с Настей прошли в комнату, все стены которой были увешаны эскизами костюмов. Выполнены они были в немного непривычной для взгляда Виктора манере – фигуры людей отображены весьма условно, иногда просто легким контуром, зато сама одежда проработана более подробно. Но общее впечатление от эскизов складывалось приятное. Напряженные линии контуров тел задавали движение, и от этого рисунки сильно выигрывали.

Разговаривая с Настей, Виктор невольно слышал отдельные мысли Татьяны Антоновны. Ему было немного стыдно подслушивать их, но удержаться от того, чтобы узнать о произведенном на Настину маму впечатлении он не мог, поэтому не стал блокировать свое сознание.

«Красивый мальчик, – размышляла Татьяна Антоновна. – И глаза хорошие, добрые. Настю можно понять. Будь я немного моложе, сама влюбилась бы в такого без памяти. Да еще и талантлив без меры. Его способности просто потрясают! Как там Настя‑то сказала? «Есть люди, которые все вокруг себя превращают в сказку». Про него ведь говорила, не про кого‑то другого! Вот только что из всего этого выйдет? Как я понимаю, мальчик из очень состоятельной семьи, родители – дипломаты. Да на него достаточно только раз взглянуть, и сразу становится понятно, что денег они на сына не жалеют. Не избалован ли он? Не капризен ли? Да и как родители посмотрят на то, что их ненаглядный сынок встречается с девушкой не из их круга? И потом, он ведь приехал сюда только на лето. Осенью уедет назад, в свою Индию, не дай‑то бог, забудет мою Настену, а для нее это будет таким страшным ударом! Ведь она только‑только ожила! Я как посмотрю в ее сияющие глаза, так сама готова плясать от счастья. А ну как все это рухнет в одночасье? Ох, не знаю даже, что и подумать!»

В общем, Виктору было о чем поразмыслить при выборе линии своего поведения, если он хотел немного развеять опасения Татьяны Антоновны на свой счет. Ему предстояло не просто понравиться ей, а проявить настоящие чудеса тактичности и артистизма, чтобы завоевать сердце Настиной мамы.

Глава 5

Гончие Нидавеллира

Макс стоял под аркой, ведущей в угрюмый двор‑колодец, и нервно курил. Утром Дэн передал, что Мамай опять разыскивает его, а встречаться с этим уголовником ему совсем не хотелось. Конечно, когда тебе хорошо платят, да еще и в баксах, это очень приятно, но последние поручения Мамая уже отдавали серьезной уголовщиной и вполне могли оказаться банальной подставой. Ну а садиться в узилище за чужой интерес Максу совсем не светило. Тем более что участковый уже давно взял его на заметку, а Давыдов не из тех людей, кто попусту треплет языком. Поэтому Макс и попросил, чтобы Дэн сказал Мамаю, что не нашел его, а сам теперь старался не светиться в тех местах, где обычно любил проводить время.

Одному бесцельно болтаться на улице было скучно и неинтересно, поэтому Макс бросил окурок и хотел уже отправиться домой лечь спать, как вдруг кто‑то сзади положил ему руку на плечо. Макс вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, увидел именно того, кого меньше всего хотел. Как Мамай сумел подкрасться так, что Максим не услышал даже легкого шороха, было непонятно, но тот стоял за его спиной и неприятно ухмылялся. Он был одет в какой‑то странный темный плащ с надвинутым на глаза капюшоном, напоминающий те, что обычно носят католические монахи, но от этого выглядел еще более устрашающе, чем обычно.

– Избегаешь меня? – насмешливо спросил Мамай, глядя Максу прямо в глаза. – В чем дело, шакал ты паршивый? Или мы больше не друзья?

– Да я ничего, – заюлил Макс. – Просто настроение было поганое, никого видеть не хотел, вот и сказал Дэну, чтобы прикрыл меня.

– Опять какой‑нибудь дряни нажрался? – изобразил понимание Мамай.

– Не без того, – ухватился за эту отмазку, как за последнюю соломинку, Макс. – Башка трещит так, что самому слышно.

– Неужели?

– Ага. Не веришь, что ли? Так приложи ухо, послушай, – попробовал отшутиться он.

– Не верю, – спокойно ответил Мамай. – Дряни ты, может, и нажрался, а вот прячешься от меня совсем по другой причине. Чувствуешь за собой грешок один, не так ли?

– Какой грешок? – похолодел от страха Макс, и глаза его сразу забегали по сторонам. – Ты о чем это, Мамай?

– Будто бы не знаешь! Язык у тебя без костей, вот о чем! Базар совсем не фильтруешь! Да ты в глаза мне смотри, шакал! Морду‑то в сторону не вороти!

Мамай ухватил Макса за грудки и подтащил его к себе. Его перекошенное от злости лицо оказалось совсем рядом.

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

[1] Альвхейм – в германо‑скандинавской мифологии Верхний мир, земли, где обитают мифологические существа альвы. – Здесь и далее примеч. авт.

[2] Вёлунд – король альвов. Известен как Великий Кузнец, сковавший меч самому Одину – верховному богу германо‑скандинавской мифологии.

[3] Регина (лат.) – «царица», «королева».

[4] Срединный мир, или Мидгард – место обитания людей.

[5] Дварфы – темные альвы, мифологические существа, обитатели Нижнего мира Нидавеллира.

[6] Иггдрасиль – магическое древо, символ мироустройства.

[7] Локи – бог огня, хитрости и обмана, низвергнутый Одином в мрачный подземный мир за убийство его сына Бальдра.

[8] «Имя Вёлунд… имеет скорее негативный смысл» – после того как язычество было вытеснено христианством, Вёлунд, как и многие другие языческие персонажи, приобретает бесовские черты, превратившись в Сатану или же его ближайшего приспешника.

[9] Альгиз – один из знаков рунического письма. Как и все остальные, имеет свой магический смысл. Руна альгиз – символ защиты. В перевернутом виде магический смысл альгиз (как и каждой руны) меняется на противоположный.

[10] Ваджра Мушти, Калари Паятту, варма‑калаи – индийские школы рукопашного боя.

[11] Мамай – темник (военачальник) Золотой Орды, войска которого были разбиты на реке Калке.

[12] Эрланд – скандинавское имя, означающее «иностранец», «чужак».

[13] Грифоны – мифологические существа с туловищем льва и головой орла. Имеют острые когти и белые либо золотые крылья. Они могут выступать и как защитники, покровители, и как злобные, ничем не сдерживаемые звери.