Антология

Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)

 

Новый Шерлок Холмс

 

 

Об этой книге

 

В самом начале нашего увлечения шерлокианой мы были очарованы трехсерийным сериалом ВВС, создателем которого были удивительно талантливые люди – Стивен Моффат и Марк Гатисс. Членов команды, работавшей над этим проектом, объединял интерес к величайшему автору детективных романов, хотя у каждого из них было свое мнение о первоисточнике, на котором строился сценарий, и различных его интерпретациях. Мы, подобно Алисе, упавшей в кроличью нору, все глубже погружались в мир, созданный сэром Артуром Конан Дойлом.

За это время мы поняли, что Шерлок Холмс – уникальный персонаж, который не просто живет на страницах книги и воплощается в многочисленных экранизациях и постановках. Он живой человек из плоти и крови, и чем дольше мы с ним знакомы, тем более реальным для нас он становится. Шерлок Холмс, доктор Джон Уотсон, миссис Хадсон, Майкрофт Холмс и другие герои произведений Конан Дойла уже давно стали не просто плодом фантазии талантливого автора. Для многих людей они превратились в настоящих друзей, общение с которыми продолжается всю жизнь.

Если бы не сэр Артур Конан Дойл, и история литературы, и наше воображение обеднели бы в своих красках. Он придумал удивительного героя, в которого хочется верить, и самое меньшее, что мы можем сделать для создателя такого образа, – это проследить, чтобы его наследие сохранилось для последующих поколений читателей. Мы должны подарить им радость от знакомства с Шерлоком Холмсом.

Это наследие живет не только на бумаге, но и в каждом кирпиче особняка Андершо. В этом доме, который сэр Артур спроектировал, построил и открыл для своих друзей и собратьев по перу, появилась на свет большая часть историй о Шерлоке Холмсе. Исчезновение Андершо станет величайшей потерей и несправедливостью, борьбе против которой и посвящена эта книга. В этой борьбе участвуют те, кто отправил свои произведения на конкурс (именно из них и составлен данный сборник), сотни авторов сообщений на форуме и, что очень важно, все покупатели этой книги.

Мы хотим выразить огромную благодарность всем тем, кто помог этой книге увидеть свет. Роджеру Джонсону, свершившему невозможное и ставшему тем человеком, на котором держалось издание сборника; Майклу Коксу и Сью Вертью, продюсерам двух разных, но в равной степени гениальных телепостановок о Шерлоке Холмсе, за помощь и поддержку; Николасу Бриггсу, Дугласу Уилмеру, Дэвиду Стюарту Дэвису, Роджеру Ллевелину, Джайлсу Брандрету, Джефу Декеру, Алистеру Дункану, Стивену Фраю и Марку Гатиссу (главе Фонда сохранения Андершо) за их вклад в нашу борьбу, и, наконец, самому Фонду, Линн Гейл и Жаклин Моррис, за привлечение внимания общественности к проблеме Андершо, и «MX Publishing» за претворение идеи этой книги в реальность.

www.sherlockology.com

 

Фонд сохранения Андершо

 

В 2008 году мне приснился необычный сон. Мне привиделась семья, одетая как во времена королевы Виктории, стоявшая у входа в огромный дом. А я стояла за старинным фотоаппаратом и делала снимки. Проснувшись, я попыталась понять, кем были те люди из сна, – почему?то они никак не выходили у меня из головы. Каково же было мое изумление, когда несколько месяцев спустя со страниц случайно оказавшейся у меня в руках книги Конан Дойла на меня взглянули так запомнившиеся мне лица. Это была вторая семья сэра Артура.

В начале следующего года, закинув фотоаппарат на заднее сиденье, я отправилась на автомобильную прогулку. У меня не было ни малейшего представления о том, куда я поеду. Проезжая мимо Андершо, я не могла оторвать взгляда от вывески «Продается», которая раньше не бросалась мне в глаза. Я расценила это как знак того, что пришло время взять фотоаппарат и запечатлеть этот дом для истории. Снимки ветшающего здания, сделанные в тот день, и стали отправной точкой моей кампании, которая смогла привлечь внимание самых разных людей по всему миру.

Подходя к деревьям, скрывавшим фасад здания из красного кирпича, я не представляла, что может меня там ожидать. Стены дома словно дышат историей, и, проходя мимо них, я невольно думала о тех, кто гулял здесь больше века назад. Я бывала тут еще подростком, и сейчас у меня возникло ощущение, что я путешествую во времени. Под высокими лесами и защитной сеткой стоял дом, в котором жил создатель Шерлока Холмса, сэр Артур Конан Дойл, уважаемый человек и один из самых знаменитых писателей.

Я была потрясена тем, в каком запущенном состоянии находится дом. Он был заброшен, долгие годы оставался один на один с безжалостной стихией и терпел поражение в этой неравной борьбе. В то же мгновение я испытала сильнейшее желание спасти его, вернуть ему утраченное очарование и сдержанное благородство.

Спасти? Как можно было достичь поставленной цели? Не переоценила ли я значение своих иррациональных порывов? Но желание спасти дом было таким сильным, что я почувствовала, как во мне появляются силы. Если вы действительно захотите чего?то добиться, вы найдете способ это сделать.

Я искренне надеюсь, что Андершо будет возрожден так же, как некогда воскрес Шерлок Холмс, и точно так же проживет еще многие годы.

Линн Гейл

 

Андершо всегда был гостеприимным кровом… сценой, которую впервые устроил Артур Конан Дойл, вокруг которой собирались многочисленные друзья семейства и знаменитые писатели, домом, дарившим ему вдохновение… дух которого бережно хранился и передавался от одного управляющего к другому. Когда дом превратился в отель, он по?прежнему радовал своих гостей, в том числе и старинной кухней, блюда которой можно было отведать в тени растущего вокруг дома сада.

Артур Конан Дойл обладал многими талантами, и одним из самых ярких было неустанное стремление к справедливости. И именно справедливость должна встать на защиту Андершо, чтобы вырвать его из рук вандалов и вновь сделать местом встречи единомышленников, людей, объединенных сходными интересами и любовью к загадкам и тайнам.

Сью Медоуз

www.saveundershaw.com

 

Андершо: краткая история

 

Если вы еще не знаете, то Андершо – это название, данное сэром Артуром Конан Дойлом своему дому в Хиндхеде, в графстве Суррей. Он жил в нем с октября 1897 по сентябрь 1907 года, пока не женился во второй раз, на Джин Леки, и не переехал в Кроуборо, в графство Суссекс.

Андершо выделяется среди остальных домов, в которых жил сэр Артур, потому что построен при непосредственном участии самого писателя. Многое в этом доме спроектировано так, чтобы в нем было хорошо Луизе Конан Дойл, страдавшей от туберкулеза с конца 1893 года. Большие окна, пологие лестницы, двери, которые можно открывать в обе стороны, – все это делалось ради ее удобства. К сожалению, этот дом стал ее последним пристанищем, и в июле 1906 года Луиза умерла.

В Андершо создавались самые знаменитые произведения Конан Дойла, в частности «Пустой дом», в котором автор «воскресил» великого сыщика Шерлока Холмса. Данный факт в свое время несказанно обрадовал всех поклонников этого детектива и продолжает наполнять благодарностью сердца современных читателей.

В 1907 году после отъезда Конан Дойла дом быстро был сдан в наем. Считалось, что сэр Артур намеревался передать Андершо в наследство своему сыну Кингсли, но после трагической гибели последнего незадолго до окончания Первой мировой войны Конан Дойл продал особняк практически за бесценок. Спустя некоторое время Андершо превратился в гостиницу.

В 2004 году, когда срок службы дома в качестве гостиницы подошел к концу, он был выкуплен с целью дальнейшей реконструкции. Владельцы Андершо подали прошение в местный муниципалитет и получили разрешение превратить его в многоквартирный дом и таунхаусы путем внутренней перестройки и присоединения к нему новых строений.

Именно против этого борется Фонд сохранения Андершо, теперь и с вашей помощью, дорогие читатели. Эта борьба важна не только для защиты Андершо, но и для спасения исторически значимых мест по всему миру. Власть имущие должны понять, что мы не станем наблюдать, опустив руки, за тем, как они лишают нас части нашей общей истории.

 

Алистер Дункан

Сохранить, не отдавать

 

Слова и музыка Кейтлин Обом

 

 

В старом доме царство покоя;

Слышен только шорох шагов,

Да шептанье книжных страниц,

Возвращающих время вспять.

 

Прошлое живо еще –

Вот оно пред тобою.

Память мудростью нас наделяет

И забвению сил не дает.

 

Опустевшие гнезда полны тишины,

И в безгласности вдруг проступают –

В половицах и щелях, в переплете окна –

Письмена, что оставлены нам издалёка.

Каждый видит в них то, что способен понять.

Надо только решить: сохранить иль отдать.

 

Нет греха в их молчаньи суровом;

Смотрят пристально окна с тоской.

Как могли, берегли они память;

Лишь бы мы не забыли, лишь бы мы их нашли.

 

Сердце?дверь стен кирпичных

Бьется столько, сколь жить суждено.

Сменит жизнь смерть?близнец –

Всеохватным покровом покой упадет.

 

Опустевшие гнезда полны тишины,

И в безгласности вдруг проступают –

В половицах и щелях, в переплете окна –

Письмена, что оставлены нам издалёка.

Каждый видит в них то, что способен понять.

Надо только решить: сохранить иль отдать.

 

Дом печали, обитель?зерцало

Века прошлого, смотрит, – решай.

Кто ты: варвар или хранитель?

Времени нет – тебе выбирать.

 

Опустевшие гнезда полны тишины,

И в безгласности вдруг проступают –

В половицах и щелях, в переплете окна –

Письмена, что оставлены нам издалёка.

Каждый видит в них то, что способен понять.

Надо только решить: сохранить иль отдать.

 

 

Сторонники

 

Не хватит и сотни книг, чтобы уместить слова всех единомышленников кампании по сохранению Андершо. Мы публикуем лишь некоторые высказывания известных людей: актеров, писателей, продюсеров и историков, выражающих самую суть чаяний и надежд поклонников Шерлока Холмса со всего мира.

 

Я всем сердцем поддерживаю кампанию по спасению Андершо. По?моему, тот факт, что дом одного из величайших, всемирно известных писателей пришел в такое запустение и ему угрожает коренная реконструкция, свидетельствует о том, что в духовной жизни современного общества далеко не все благополучно.

За свою жизнь сэр Артур Конан Дойл сменил не один дом, но лишь Андершо несет на себе яркий отпечаток его многогранного таланта. Именно здесь появилась на свет собака Баскервилей, здесь обрел волшебное спасение из пропасти Рейхенбахского водопада Шерлок Холмс. Здесь проводили время Стокер, Барри, Хорнунг и другие знаменитые личности. Не будет преувеличением сказать, что с Андершо связан самый плодотворный этап писательской карьеры Дойла. Этот дом должен быть сохранен, должен занять свое место среди других литературных достопримечательностей страны. Это дело явно «на три трубки», но я искренне убежден в том, что оно не безнадежно.

Марк Гатисс,

глава Фонда сохранения Андершо,

актер, сценарист, романист,

создатель (совместно со Стивеном Моффатом) сериала BBC «Шерлок»

 

* * *

 

Творчество Конан Дойла блестяще прошло проверку временем, определяющую вечное и неоспоримое право на место в культурной жизни Британии. Кто знает, может, Гарри Поттер не протянет и века (я?то думаю, что протянет, но кто же знает об этом наверняка), однако если в чем и можно быть уверенным относительно литературы, так это в том, что Шерлок Холмс будет жить многие века. Лишь последние полтора года замечательнейшим образом продемонстрировали нам, что Шерлок Холмс может быть понятен и интересен для читателя любого возраста. И что подумают о нас потомки, если мы позволим дому создателя Холмса пасть жертвой разрухи? Что они подумают о нас, обнаружив, что мы осознанно пустили его под снос, руководствуясь не чем иным, как соображениями алчности и простой ленью? Они будут так же потрясены, как сотни тысяч жителей земного шара, которые сейчас взывают к тем, от кого зависит судьба Андершо: «Остановитесь! Подумайте! Этот поступок не принесет вам выгоды, он станет актом редкостной обывательской глупости».

Ведь сохраненный, восстановленный Андершо откроет такое множество новых возможностей. Он может стать центром изучения и обучения, туристической достопримечательностью, одним из центральных музеев и поводом для гордости. Я призываю тех, в чьих руках сосредоточена власть, решить этот вопрос: не делайте из себя разрушителей, но покажите себя людьми мыслящими и творческими. Слава Холмса будет жить в веках, не дайте же Британии ославиться.

Стивен Фрай,

актер и писатель,

один из самых молодых членов лондонского Общества поклонников Шерлока Холмса,

недавно представший в роли Майкрофта Холмса в фильме «Шерлок Холмс: Игра теней».

 

* * *

 

Вопреки вопиюще невежественному утверждению бывшего министра культуры, значение Артура Конан Дойла в английской и мировой литературе не подвергается никакому сомнению. Подобно работам многих других мастеров, его произведения и сейчас, спустя целое столетие, изучаются и анализируются как студентами, так и учеными. Но Конан Дойл принадлежит к тем немногим писателям, которого еще и читают просто ради удовольствия. Люди читают «Затерянный мир», «Белый отряд» и особенно рассказы о Шерлоке Холмсе просто потому, что они им нравятся. (Как сказал сэр Кристофер Фрэйлинг: «Вы можете уверить современного читателя в том, что книги о Шерлоке Холмсе довольно занимательны, и вам не придется тут же добавлять „ну, если не считать скучных кусков“. А для работ автора Викторианской эпохи подобная характеристика – большая редкость».)

Андершо, дом Конан Дойла в Хиндхеде, имеет важное значение как для литературного ландшафта Британии, так и для истории мировой литературы в целом. Именно там были написаны «Приключения бригадира Жерара», «Сэр Найджел» и «Англо?бурская война». Именно там получил второе рождение Шерлок Холмс.

Тот факт, что Дойл работал над проектом дома вместе с архитектором Джозефом Генри Холлом, придает Андершо уникальность. При желании вы можете ознакомиться с различными мнениями на сайте www.scottsabbotsford.co.uk, посвященном дому сэра Вальтера Скотта – писателя, которым Дойл искренне восхищался.

Прикоснувшись к кирпичам Андершо, вы коснетесь души Артура Конан Дойла. То состояние разрухи и запущенности, в котором находится сейчас этот дом из?за халатности владельцев и вандализма, наполняет сердце горечью. Андершо можно и нужно спасти!

Роджер Джонсон,

редактор «Журнала Шерлока Холмса»

(лондонское Общество поклонников Шерлока Холмса)

 

* * *

 

Артур Конан Дойл был прекрасным писателем, великолепным рассказчиком и удивительным человеком. Его биография завораживает и просто не может никого оставить равнодушным. Творчество Дойла – яркая страница в истории мировой литературы. Он принадлежит к тем немногим авторам, персонажи которых живут не только на бумаге. Шерлок Холмс, доктор Уотсон, миссис Хадсон, профессор Мориарти, обитатели и гости Бейкер?стрит известны на всех континентах, и эта известность непреходящая. Дом Конан Дойла должен быть признан объектом международной культурной, социальной и литературной значимости.

Джайлз Брандрет,

писатель и телеведущий

 

* * *

 

То, что дом, некогда принадлежавший сэру Артуру Конан Дойлу, создателю одного из самых известных литературных персонажей во всем мире, Шерлока Холмса, и автору, мастерски передававшему атмосферу поздней Викторианской эпохи, пришел в такое запустение, кажется настоящим варварством. В этом доме были воплощены замыслы многих наиболее значимых произведений писателя.

Как бы ни сложилась судьба Андершо, станет ли он отелем или домом для престарелых, его необходимо защитить от перестройки и использования как доходного многоквартирного дома, иначе он лишится своей уникальности. Сравнивать Дойла по литературной значимости с Джейн Остин или кем?нибудь другим глупо и совершенно бессмысленно.

Мне посчастливилось познакомиться с рассказами о Шерлоке Холмсе много лет назад и еще больше повезло сыграть роль этого детектива в тринадцати сериях проекта ВВС, что заставило меня изучить характер персонажа с максимальным тщанием. И с тех пор этот процесс доставляет мне неизменное удовольствие.

Также я удостоился чести быть избранным почетным членом лондонского Общества поклонников Шерлока Холмса, и я хочу присоединить свой голос к справедливым протестам общественности, выступающей против реконструкции Андершо.

Дуглас Уилмер,

актер, исполнитель роли Шерлока Холмса в сериале ВВС «Шерлок Холмс» (1965 год)

 

* * *

 

Я актер, писатель и продюсер и увлекался историями о Шерлоке Холмсе с самого детства. Правда, я думаю, что этим увлечением я обязан Бэзилу Рэтбоуну, Питеру Кашингу… Кристоферу Пламмеру, Роберту Стивенсу и да, даже Стюарту Грэнджеру (там еще, кажется, был Уильям Шатнер?).

Но к истокам я вернулся благодаря фантастическим моноспектаклям по произведениям Дэвида Стюарта Дэвиса, в которых блистал Роджер Ллевелин: «Смерть и жизнь» и «Последнее дело». В них было так много замечательных отрывков из текста Конан Дойла, что я решил перечитать оригинал. И эти спектакли пробудили во мне желание создать аудиоспектакли, которые были бы максимально близки к оригиналу.

Но до того момента мне довелось дважды встречаться с Холмсом на профессиональном поприще.

Первый раз это случилось в 1999 году, когда я в лихорадочном темпе заканчивал монтаж и звуковую дорожку к первому выпуску «Доктора Кто» от «Big Finish». Тогда я еще репетировал, чтобы позже сыграть Холмса в постановке «Дело Стоунер» по мотивам «Пестрой ленты» Конан Дойла.

Вы наверняка обратили внимание на то, что все предыдущие постановки страдали от недостатка достоверности в изображении змеи. Самое смешное, что, если в постановке использовать живую змею, зрители все равно будут считать ее ненастоящей, потому что на сцене она замирает и не двигается.

Мы даже не думали брать живую змею. Проблему достоверности мы решали двумя способами. Первый способ мы позаимствовали у Дугласа Уилмера: как только змея по сценарию появлялась в вентиляционной решетке, я что было сил лупил ее тростью (ну разумеется, там ничего не было). Затем мы решили сыграть настоящую драму.

Райлотт (он же Ройлотт; не знаю, почему в пьесе было изменено имя этого персонажа) начинал истошно вопить за кулисами. Затем он выскакивал на сцену, изображая неистовую борьбу со змеей и сопровождая ее жуткими криками с подвыванием. Добавьте к этому образу распахнутый на груди халат и всклокоченные волосы, только не спрашивайте, зачем ему это было надо, – что поделать, актеры иногда слишком глубоко погружаются в образ. В общем, «умирая», он просто бросал «змею» в нашу сторону, а я ловил ее на трость и ловко скидывал на кровать Элен Стоунер. Затем мы с Уотсоном набрасывали на нее покрывало и молотили по нему тростями, как одержимые.

Потом мы проверяли, жива ли еще змея, и, обнаружив, что она все еще жива, снова колотили ее до тех пор, пока не наступало время объявить о ее кончине. И последние реплики этой сцены мы произносили, с трудом переводя дух.

Пьеса шла в течение двух недель в театре «Дрейтон Корт» (это такая большая комната под пабом, я даже не знаю, работает ли он сейчас), и поначалу публики было до обидного мало. Но потом слава о нашем веселье стала приводить новых зрителей, и как раз к окончанию прогона уже набирался полный зал. Будь у нас разрешение, мы бы по?прежнему давали там представления.

Но главное, о чем я хотел сказать, – это то, что я обожал играть Холмса. Конечно, я далеко не Холмс, я однозначно не так умен, как он, я свободен от его пагубных привычек (слава богу!), ну, разве что курю.

Правда, во мне есть немного холмсовской целеустремленности. И еще я горю энтузиазмом, когда занят тем, что мне нравится (а это, хвала небесам, в последнее время составляет большую часть моих занятий), и буквально изнываю от безделья, если мне нечего делать. Скажу больше, я боюсь безделья. Я нахожу себе слишком много работы, во всяком случае так считают мои жена и ребенок, но не потому, что опасаюсь, что мне не хватит на жизнь, а из?за того, что я все начинаю видеть в мрачном свете всякий раз, когда у меня творческий простой.

Поэтому хоть в чем?то я могу считать себя похожим на Холмса.

Следующая моя встреча с Холмсом состоялась, когда меня пригласили сыграть его роль в серии приключенческих постановок, в которых я работал почти десять лет в Королевском театре Ноттингема.

Для того чтобы с моей помощью создать альтернативу Френсису Дербриджу, продюсер решил поставить пьесу по приключениям Шерлока Холмса… хотя, по?моему, он сделал это еще и потому, что был знаком с создателем «Мстителей» Брайаном Клеменсом и узнал, что тот как раз написал пьесу о Шерлоке Холмсе. Ну да, на самом деле он просто рассчитывал на то, что Брайан не поскупится на авторские отчисления. Конечно же, все было задумано именно ради этого.

Моя хорошая подруга и коллега Мэгги Стейблз (если вы фанат «Big Finish», вам наверняка знакомо ее имя) рекомендовала меня на роль Холмса. Она была хорошо осведомлена о том, что на уме у продюсера, и жутко волновалась, что он возьмет на эту роль кого?то совершенно не подходящего. Впрочем, я понятия не имею, о ком тогда шла речь.

В общем, я получил эту роль.

Второй помощник режиссера наградил меня следующим сомнительным комплиментом: «Из всех кандидатов на эту роль ты меньше всех в нее не вписываешься». Да уж, похвалил так похвалил.

Пьеса Брайана Клеменса была о Шерлоке и Джеке?потрошителе. Не первая фантазия о том, как Холмс мог бы распутать это чудовищное преступление в реальной жизни, и, скорее всего, не последняя.

Стиль пьесы был… скажем так, интересным. Там имелись ссылки на Рэтбоуна и Брюса и даже намеки на какую?то давнюю любовь Холмса: появился персонаж женщины, которая провела остаток своих дней и психлечебнице. Она была ясновидящей и «транслировала» Холмсу информацию особыми «вибрациями», а в конце сама влюбилась в Холмса. В общем, все заканчивалось довольно сентиментально, а Холмс и ясновидящая Кейт, ради которой знаменитый сыщик расстается со своим не менее знаменитым скептицизмом, отправляются в путешествие по Европе, в результате чего она начинает звать его по имени (что возмутительно) и они оказываются на Рейхенбахском водопаде.

Роль была чудовищной с точки зрения количества реплик, которые я должен был выучить, и Холмс присутствовал почти во всех сценах. А на репетиции у меня оставалось всего семь дней. Но мне было так весело… и сцена была оформлена очень просто, правда свет и звук были выше всяких похвал.

Обычно на регулярных репетициях царит жуткое веселье. Ну да, глупо: сроки поджимают и велика вероятность «сесть в лужу», но, похоже, чем страшнее, тем отчаяннее веселятся актеры.

Каюсь, я тоже имею эту слабость.

Поскольку и Холмс, и Кейт, и Уотсон знают, кто преступник, то, когда они пускаются в погоню за мерзавцем, я взял за правило использовать в качестве прощальной реплики: «Довольно! Давайте уже пойдем и … его!» И что вы думаете, на первом показе я чудом удержался, чтобы не ляпнуть именно это.

В сцене, когда Уотсон прощается со мной перед тем, как я отправляюсь с Кейт на Рейхенбахский водопад, по сценарию он склоняется к моему уху и шепчет что?то дружеское и напутственное. Сейчас я уже не вспомню, сколько разных «напутствий» я услышал: «Она лесбиянка», «Я гомик, и я тебя люблю» и прочее. Поэтому почти все мое профессиональное мастерство ушло на то, чтобы не сорвать выступление гомерическим хохотом.

Огромный успех, который имела эта пьеса о Шерлоке Холмсе, обеспечил ей возвращение в репертуар Королевского театра в следующем году.

В то время мне повезло увидеть великолепные постановки Дэвида Стюарта Дэвиса, о которых я говорил, и я тут же выяснил все необходимое о получении авторских прав на их аудиоверсии. И примерно тогда же стало известно, что в новом сезоне Холмс вернется в Королевский театр в пьесе о собаке Баскервилей.

Кстати, когда Брайан Клеменс пришел посмотреть своего «Холмса и Джека?потрошителя», который ему очень понравился, я и у него спросил, могу ли я сделать аудиоверсию этой пьесы. Идея ему пришлась по душе, и он согласился. Таким образом родилась моя первая серия спектаклей о Шерлоке Холмсе.

А теперь о собаке Баскервилей. Продюсер сказал нам, что собирается писать сценарий самостоятельно. Оказывается, он был писателем, только никому не известным. Когда я спросил его, как он намерен «показывать собаку», он ответил, что все связанное с псом будет «происходить где?нибудь за сценой», или, может быть, «кое?где покажем красные светящиеся глаза сквозь стеклянные двери».

Когда я нахмурился и заметил, что не припомню в «Собаке Баскервилей» стеклянных дверей (правда, они есть в каждом втором спектакле Королевского театра – таков Закон!), продюсер поинтересовался у меня, могу ли я сам что?нибудь предложить.

Я тут же бросился перечитывать первоисточник, делая пометки, и договорился о встрече с продюсером. «Все кончится тем, что ты сам и будешь писать сценарий», – предупредила меня жена. Но я все равно пошел на встречу. «Почему бы тебе не написать сценарий самому?» – спросил продюсер, и я не нашелся, что ответить.

Это было ужасно, денег давали в обрез, но я писал пьесу о собаке Баскервилей и до подобных мелочей просто не снисходил вниманием.

Я хорошо знал публику, приходившую в Королевский театр: люди шли туда, чтобы развлечься и посмеяться. Следовательно, я должен был учесть их ожидания, но вместе с тем не скатиться в чистый жанр комедии. К тому же прежде я участвовал в паре жутковатых постановок и видел, как хорошо принимает зритель смесь испуга и смеха.

Я сделал чету Бэрриморов более открытыми и излишне эмоциональными в оплакивании смерти своего хозяина, чтобы потом заставить Уотсона применить к ним строгость и осознать, что он погорячился. Правда, актер, игравший Бэрримора, слишком близко к сердцу принял эти рекомендации и в итоге перегнул палку.

Особую радость мне доставило добавление сценки, когда перед Уотсоном и компанией по дороге в Баскервиль?холл выскакивает солдат.

Передо мной стояла сложная задача: как показать зрителю собаку Баскервилей при практически нулевом бюджете, и я подошел к ней со всей ответственностью. По моему сценарию Уотсон готовил сценическую постановку по мотивам «Собаки Баскервилей» и попросил Холмса прийти на генеральную репетицию, чтобы проследить за точностью описания событий. Это позволило мне чаще выводить Холмса на сцену, потому что если по оригинальному сюжету Холмс должен был находиться где?то в другом месте, то у меня он всегда мог заглянуть на сцену – проверить, как там идут дела.

Помню, как меня волновал момент, когда Уотсон, подозревавший Бэрриморов в соучастии в убийстве Баскервиля, неожиданно отправился погулять, оставив несчастного Генри Баскервиля наедине с подозреваемыми. Понятно, что это дало ему возможность познакомиться со Стэплтонами, но как он мог подвергнуть Генри такому риску? Мы разыграли это таким образом, что Уотсон якобы не догадывался о возможных последствиях своего легкомыслия, а Холмс на его фоне выглядел особенным молодцом.

К тому же идея со сценической постановкой позволяла мне устами Холмса выразить те же сомнения, которые могли возникнуть и у самой публики: мол, как плохо обыгран пес. Во время спектакля Холмс постоянно спрашивал Уотсона, как именно тот планирует изобразить собаку, а раздраженный Уотсон всячески избегал отвечать на эти вопросы.

По ходу пьесы Холмс принимает все большее участие в происходящем на сцене и даже цитирует знаменитое описание собаки, принадлежащее Уотсону, показывая, что в действительности побаивается чудовищного пса.

И наконец, Холмс оказывается на сцене в одиночестве, меркнет свет, и откуда?то доносится вой собаки. Проникнувшись атмосферой, Холмс выхватывает револьвер и призывает собаку подойти поближе. На какое?то мгновение всем кажется, что его призыв находит ответ; на сцену выскакивает актер в огромной маске собаки, и почти в полной темноте Холмс делает знаменитые пять выстрелов. Как?то раз один из наших работников за сценой, подстраховывавших постановку, увлекся и продублировал выстрелы Холмса, и у зрителей создалось впечатление, что у знаменитого сыщика в руках не револьвер, а пулемет.

Далее на сцене загорался свет и появлялся Уотсон со своей труппой, чтобы тут же начать извиняться за то, что они так и не смогли придумать, как показать собаку: «Это слишком сложно, и мы решили, что изобразим ее как?нибудь так, за пределами сцены».

Сбитый с толку Холмс поворачивался к публике и спрашивал: «Кого же я тогда видел?» – и под бурные аплодисменты падал занавес.

 

Следующей моей встречей с Холмсом была работа с Роджером Ллевелином над аудиопостановками блестящих моноспектаклей по Дэвиду Стюарту Дэвису. Это было самым началом моего пути в мир аудиоспектаклей.

Наш первый выпуск второй серии постановок «Последнего дела» и «Пустого дома» на самом деле адаптацией не был. Это было практически дословное использование исходного текста, за исключением пояснений «он сказал», «она сказала». В основном адаптация сводилась к разбивке текста на смысловые куски, чтобы выделить для актеров изменения мыслей и настроений персонажей, и чисто технические рекомендации по выражению эмоций персонажей. Особенно это было важно, чтобы подчеркнуть переживания Уотсона, когда он наконец решил заговорить о Мориарти.

Над «Собакой Баскервилей» нам пришлось потрудиться, но и то только потому, что в ней было более шестидесяти тысяч слов, а мы знали, что для успешной записи на CD куски текста должны быть кратны двадцати тысячам. В остальном же мы старались оставить сочинение Конан Дойла нетронутым.

Я обнаружил, что, читая оригинал, не смог ответить на вопрос, зачем вообще здесь было что?то менять. Возможно, описания Уотсона выбрасывались ради создания драматизма, но записывая аудиоспектакль, мы поняли, что слушателям они как раз нравятся и их вполне можно оставить на месте!

 

А рассказываю я вам все это вот зачем: придумывайте, адаптируйте, меняйте контекст!

У вас все должно получиться, и притом прекрасно!

Но если вы вернетесь к оригиналу, – вы получите наибольшее удовольствие.

Ник Бриггс,

актер и писатель,

исполнитель роли Шерлока Холмса в аудиоспектаклях «Big Finish»

 

* * *

 

Мы в великом долгу перед авторами, которых открыли в юности. Они подарили нам бесконечный восторг и на всю жизнь привили жажду чтения. Для меня такими авторами стали Энтони Хоуп, Сапер, Дорнфорд Ейтс, Джон Бучан, Лесли Чартерис, но прежде всего Конан Дойл. Сэр Артур создал целую плеяду запоминающихся вневременных героев: Холмс, профессор Челленджер, бригадир Жерар – они вместе со мной шагнули в XXI век. Самое малое, что мы можем сделать для любимого писателя, отдавая ему дань памяти и уважения, – это позаботиться о том, чтобы дом, в котором он жил, стал достойным памятником его таланту.

Майкл Кокс,

продюсер телесериала «Приключения Шерлока Холмса» (1984–1985) компании «Granada»

 

* * *

 

Не стоит недооценивать значение Андершо. Шерлок Холмс, детектив, созданный Конан Дойлом, – один из самых любимых литературных героев. Однако дом, в котором жил его автор, находится на грани разрушения. С момента первого издания книг о Шерлоке Холмсе в 1887 году едва ли проходит год без того, чтобы не появились новая постановка, песня, фильм, радиоспектакль, телесериал, пастиш или любое другое упоминание о мистере Холмсе. Не иссякает поток туристов, стремящихся увидеть памятник ему в Лондоне и Эдинбурге, в Японии и Швейцарии. Его любят во всем мире. Проще говоря, Шерлок Холмс – самый великий вымышленный англичанин, и он появился благодаря мастерству одного из самых замечательных сынов своей страны, Артура Конан Дойла. В этом блестящем эрудите скрывалось больше сюрпризов, чем в самом всезнайке детективе с Бейкер?стрит, однако судьба распорядилась так, что он вошел в века как человек, подаривший миру Шерлока Холмса. И за это действительно стоит его помнить, чтить и беречь его наследие. Истории о Холмсе стали прекрасным преддверием, открывающим молодым умам дорогу в удивительный мир литературы. Жанр художественной прозы не был бы таким, каким мы его знаем, не будь написаны истории о Холмсе. Конан Дойл строил свой мир на основании, заложенном Эдгаром Аланом По, и в результате создал образец современной детективной истории. Без Дойла не было бы Пуаро, Уимзи, Морса, Ребуса и их коллег.

Шерлок Холмс как персонаж не связан рамками печатной страницы, он стал неотъемлемой частью литературной и культурной жизни страны. Туристы могут посетить дома Шекспира, Остин, Диккенса и Бронте, а дом Конан Дойла приходит в упадок. Между тем оставленное наследие очень важно для того, чтобы лучше понять автора. Дойл не только жил в Андершо в течение десяти лет, работая над книгами и принимая у себя известных людей, но и приложил руку к конструированию и строительству дома. Можно сказать, что кирпичи Андершо впитали в себя саму суть Дойла: страстность его натуры, его отношение к политике, его положение в обществе.

Дом, в котором жил и творил Артур Конан Дойл, который он описал в широко известном романе «Собака Баскервилей» (1901), может стать центром искусства, где соприкасаются Викторианская эпоха и современность, центром изучения жизни и творчества этого выдающегося человека и памятником бессмертному Шерлоку Холмсу.

Андершо необходимо спасти и сохранить как достояние культуры, и сделать это ради наших потомков.

Дэвид Стюарт Дэвис,

писатель, драматург, автор художественных и документальных работ, а также признанных моноспектаклей о Шерлоке Холмсе «Последнее дело» и «Смерть и жизнь»

 

* * *

 

Впервые я играл Холмса в грандиозной адаптации «Собаки Баскервилей» в театре «Нью Вик» в Ньюкасл?андер?Лайм в 1997 году. Дэвид Стюарт Дэвис, успешный писатель, признанный эксперт по Холмсу, хорошо отозвался о постановке. Однажды он подошел ко мне и предложил сыграть в моноспектакле, без Уотсона! Мой хороший друг Гарет Армстронг как раз разъезжал по всему миру со своей собственной пьесой «Шейлок», и я уже давно думал о моноспектакле.

Идея была чудо как хороша: она позволяла Холмсу открыть публике свои потаенные мысли, тем самым познакомив ее с неожиданными сторонами своей личности. Дэвид Стюарт Дэвис был готов написать пьесу, а Гарет был готов ее поставить. Я организовал небольшую компанию, чтобы ее продюсировать, и в 1999 году в «Солсбери Плейхаус» мы с гордостью представили ее в студии на девяносто мест.

После короткого тура мы с успехом играли эту пьесу на «Эдинбург Фриндж», получив пять звезд и место в десятке лучших постановок года. Сразу после этого мы три недели играли в театре «Кокпит» в Лондоне (в том самом, что ближе к Бейкер?стрит), а затем последовало девять лет гастролей по всему миру и более восьмиста сыгранных спектаклей.

Тогда я попросил Дэвида написать еще одну пьесу, что он и сделал, и оба этих спектакля по?прежнему ездят по миру.

Я сам никогда не был особым поклонником Холмса, но со временем понял, что прекрасно подхожу на эту роль: у меня подходящий для этого образа голос, резковатый профиль; и я радовался тому, что Холмс, которого написал Дэвид для меня, был очень похож на героя, которого я нашел для себя в «Собаке Баскервилей».

И мне, и Дэвиду нравилось сухое, саркастическое и временами довольно безжалостное чувство юмора Холмса, которое получило отражение в моей интерпретации и материале Дэвида. Он очень тонко подмечал ключевые черты Холмса, основываясь на исчерпывающем знании оригинальных рассказов, чтобы потом выделить их и выстроить в манеру поведения и реакции в сложных и нестандартных ситуациях.

Холмс, этот исключительно умный, лишенный эмоций, отстраненный наблюдатель, чья незаинтересованность в том, как его воспринимает общество, временами кажется забавной, представляет любому актеру широчайшее поле для деятельности. Я думаю, что сейчас у него могли бы диагностировать синдром Аспергера[1].

 

За девять недель репетиций «Собаки» я довольно хорошо узнал характер своего персонажа и, надеюсь, сумел создать образ, способный самостоятельно составить весь спектакль.

Идея Дэвида заключалась в следующем: пути друзей разошлись, и вот уже два года как Уотсон живет со своей женой в Лондоне, а Холмс – в Суссексе. Затем… умирает Уотсон! Холмс идет на похороны, и, разумеется, его тянет заглянуть в старую квартиру на Бейкер?стрит, где он оказывается лицом к лицу со своей судьбой, но на этот раз в полном одиночестве.

В постановке зрители играют роль Уотсона, и Холмс снимает с себя непосильный груз, раскрывая завесу тайны над своими победами и поражениями, включая признание в том, какую важную роль играл в его жизни доктор.

Таким образом, актер вживается в образ всемирно известного персонажа, но так, что приоткрывает двери в его ранее скрытый внутренний мир. Это почти исповедь.

Для меня, как для актера классической школы, привыкшего во всем и в себе находить нюансы, самым сложным было отыскать и выделить малейшие оттенки личности Холмса, чтобы по замыслу Дэвида с их помощью сыграть отраженных в нем многочисленных людей и связанные с ними мысли. Я не был достаточно уверен в себе, чтобы воплощать персонажей в точности такими, какими они были описаны, поэтому мы решили импровизировать, а затем противопоставлять получившихся персонажей Холмсу для достижения необходимого контраста, сглаживая юмором мрачноватую задумку Дэвиса.

Так, инспектор Хопкинс стал у нас Уэлшем, доктор Мортимер приобрел отчетливый горский акцент, книготорговца мы сделали ирландцем, чтобы позволить себе пусть дешевые, но смешные трюки с произношением. Это всегда беспроигрышный вариант.

Для меня было крайне важно хорошо прочувствовать каждого из тринадцати персонажей, поскольку у некоторых из них была всего лишь пара реплик, а для того, чтобы они «сыграли свою роль» в повествовании, я должен был успеть заставить слушателя в них поверить. Поэтому они получились у меня утрированными, может, даже гротескными, что, как я надеюсь, оставило достаточно пространства для полутонов в описании сложной натуры главного героя.

Кстати, о главном герое. За время его исполнения я пришел к интересному выводу. Чем безжалостнее я в изображении его эгоизма, безразличия, жестокого юмора, а самое главное, основополагающей честности этого человека, тем теплее принимает его зритель, тем легче прощает ему недостатки.

С этой точки зрения мне кажется, что секрет его уникального долголетия и успеха, помимо ностальгии по затянутому желтым туманом, освещенному газовыми фонарями, облаченному в мощеные улочки, с грохочущими по ним двухколесными экипажами, Лондону Викторианской эпохи, заключается в том, что Холмс символизирует. История о Шерлоке Холмсе – это история о том, как добро неизменно одерживает победу над злом, как человеческая справедливость торжествует над несправедливостью государственной системы правосудия. Холмс – самый первый супергерой, предвосхитивший Супермена, Бэтмена и всех остальных обладателей сверхспособностей, которые недосягаемы для обыкновенного человека.

Что касается высказывания о том, что я основывал интерпретацию Холмса на герое, которого сыграл Джереми Бретт, то мне кажется, что ни один актер, относящийся к себе и своей профессии с уважением, не станет основывать свою игру на игре кого?нибудь другого. Для меня главный инструмент поиска образа – репетиция, а репетиция – это поиск в себе отклика на то, что актер знает о персонаже. Правдива ли эта его мысль? Зачем он говорит это? Не ставит ли он перед собой скрытые цели? В чем подтекст этой ситуации? Чего он хочет добиться этими словами или этим поступком?

Я бы сравнил этот процесс с прохождением сквозь густой лес. Вы прорубаетесь вперед, ветка за веткой, мысль за мыслью, строка за строкой, до тех пор пока не ощутите цельности, пока не сможете оглянуться назад и увидеть, какую форму принял прорубленный вами путь, какую фактуру приобрел найденный вами персонаж.

А копируя чужую игру, можно лишь сымитировать внешний вид созданного другим творения, оставив его пустым. Такие персонажи не живут по тринадцать лет непрекращающегося прогона. Чем дольше век, которого вы желаете своему герою, тем длиннее должен быть прорубленный вами в лесу путь.

То, что я играл Холмса на протяжении такого долгого времени, позволило мне сжиться с этим персонажем так, как было бы невозможно сделать при любом другом рабочем расписании. После двухмесячного «отдыха» от героя, который жизненно необходим для здоровья актера и который является требованием к гастролирующим актерам, мне приходится репетировать его заново, как бы снова «вызывая» его мысли и слова на передний план моего сознания. И я не перестаю удивляться тому, что образ этого персонажа живет сам по себе. Подобно хорошему напитку, он настаивается и обогащается, а когда я возвращаю к нему свое внимание, предлагает мне яркие новые идеи, кардинально отличающиеся от прежней трактовки событий.

Я бы предпочел играть Холмса по одному или два раза в разных театрах. Так можно было бы избежать пресыщения. Во многом каждый спектакль – это премьера.

Обычно я работаю по следующему графику: прихожу в театр в десять утра, встречаюсь с командой сценических работников, смотрю сцену, зал и гримерную. После того как мне помогут разгрузить машину, я проверяю, как выставлен свет и соответствует ли он точной схеме, которую я отправлял в театр за три недели до показа по электронной почте. Затем я расставляю декорации: два кресла, столы, три ковра и подставку для шляп, раскладываю на них реквизит: книги, стаканы, трубки и прочее. Потом еще раз проверяю свет, проследив за тем, чтобы были применены необходимые цветовые фильтры и размечен пульт управления освещением. Быстро пройдя с осветителями по сценарию, я спокойно оставляю их репетировать самостоятельно. В хороший день на эту подготовку уходит три часа, и у меня остается время отдохнуть, поесть, поспать, принять душ и вернуться в театр за шестьдесят минут до поднятия занавеса, чтобы успеть разрешить те вопросы, которые требуют моего внимания. Затем я около десяти минут разогреваю голос, наношу грим и переодеваюсь, чтобы хоть немного походить на образ на афише. После спектакля я стараюсь как можно быстрее добраться до гримерной. Иногда я встречаюсь с друзьями или поклонниками, а после перехожу к довольно скучному и изматывающему процессу упаковки реквизита, чтобы потом, с помощью работников сцены, снова погрузить его на машину.

В каждом театре свой уникальный свет и звук, размер и высота сцены и доступ к ней. Я должен тщательно отрепетировать вход и выход перед каждым прогоном на новом месте. Бывает так, что в один день мне приходится выступать в зале на тысячу двести человек, а на следующий – в студии на девяносто мест.

Зрители своей реакцией сами определяют, какой именно жанр постановки будут смотреть. Если они сразу и легко откликаются на юмор, то из этой подсказки я понимаю, в каком ключе они готовы меня воспринимать. Если юмор не находит в них быстрого живого отклика, то в этот вечер публику ждет более серьезное представление. Мне нравятся оба варианта, и как только выбор сделан, я с удовольствием играю любой из них. Совсем недавно у нас было три вечера в Йорке. Во вторник аудитория не смеялась вообще, а в среду и четверг хохотала так, будто показывали лучшие эпизоды из комедий Эйкборна. И билеты на все три показа были проданы.

Я очень надеюсь, что не стал похожим на своего персонажа. Я веселый, общительный, с хорошим чувством юмора и недурными кулинарными способностями, которыми я регулярно радую многих моих друзей.

Если же вы хотите узнать, что я думаю о нем, перечитайте снова все то, что написано выше!

Роджер Ллевелин,

актер, «Опыт Шерлока Холмса»

 

* * *

 

Меня часто просили поделиться информацией, подтверждающей необходимость сохранения Андершо, но мое личное мнение о том, почему его стоит сохранять, спрашивали очень редко. И сейчас я воспользуюсь возможностью сказать об этом доме с точки зрения отдельного человека, а не всеобщих культурных ценностей.

Я познакомился с Шерлоком Холмсом благодаря моей матери в 1982 году (да, я знаю, давно это было) и с тех пор являюсь его преданным поклонником. Я наблюдал за тем, как Джереми Бретт воплощал Холмса на экране в 1984 году. Хорошие были времена, и те, кто впервые знакомится с Шерлоком сейчас, благодаря каналу ВВС, скоро поймут, как легко можно влюбиться в этот персонаж.

Однако создатель Холмса часто оказывается в тени своего знаменитого героя, о нем часто забывают. Поместье Андершо связано с десятью годами жизни Конан Дойла. Для нас, почитателей Холмса, важно, что здесь были написаны «Собака Баскервилей» и «Пустой дом». Для самого же Конан Дойла это время знаменательно участием в Англо?бурской войне, попыткой баллотироваться в парламент и смертью первой жены Луизы.

Конан Дойла уже давно нет в живых, и Андершо теперь – единственное материальное напоминание о тех временах, но ему, увы, грозит уничтожение.

В марте 2010 года я присоединился к Фонду сохранения Андершо, и мы задумали издать книгу, посвященную жизни и творчеству Дойла в течение десяти лет, проведенных в Андершо. Результатом моих трудов стала «Совершенно новая страна», в которой я попытался показать значение и ценность Андершо. Эта книга наполнена любовью, она дорога мне больше всех остальных, что вышли из?под моего пера.

Сборник, который вы сейчас держите в руках, является еще одной попыткой объяснить, что же значит Андершо для меня и многих других людей и почему мы считаем, что его необходимо сохранить.

Алистер Дункан,

писатель, автор книги «Совершенно новая страна. Артур Конан Дойл, Андершо и воскрешение Шерлока Холмса»

 

 

Стихотворения. Рассказы

 

Кейтлин Роуз Боуэлз

Тоска по Андершо

 

 

Стоит он мрачен; только е?лей круг

Спасает старый дом от непогоды.

Но злодеянье человечьих рук

Ему не одолеть. Оно страшней невзгоды.

 

Где кралась от собаки Баскервилей тень,

Лежит лишь пыль; и сумрак все скрывает.

И оголившихся стыдливых стен

Случайный солнца луч не замечает.

 

Могучий свод окон фасада –

Лишь маска трагика одна.

И комнат опустевших анфилада

Тоской об Андершо полна.

 

Как мало мы о тайнах знаем,

Что стенам помнить суждено.

И безвозвратно потеряем,

Коль канет в мраке Андершо.

 

 

Шарлотта Энн Уолтерс

Чарли Милвертон

 

Тодд Картер снисходительно улыбнулся и поправил лацканы пиджака своего дорогого костюма. Он был самоуверен, богат и собирался поразвлечься.

– Ну что ж, мистер Гарет Лестрейд, на бумаге вы горазды наводить порядок. Двадцать лет службы в Скотленд?Ярде, и вы – старший офицер со всеми положенными регалиями. Но мне этого недостаточно. Вы считаете, что способны присмотреть за моими девочками? Докажите! – Сверкнув в победной улыбке отбеленными зубами, он рявкнул в сторону плотного охранника в темном: – Взять его, Питерсон! – За командой последовало игривое подмигивание. – Здесь вам не Скотленд?Ярд.

Расправив плечи, он попытался стряхнуть с себя ощущение вины. Что ж, если агентство настаивает на этих стариках…

Охранник бросился на Гарета, гора мускулов неслась на него с неумолимостью приближающегося поезда. Это собеседование о приеме на работу обещало быть самым интересным за историю карьеры Лестрейда.

Гарет неплохо владел приемами самообороны и вместе с тем понимал, что, если он хочет работать частным охранником, ему надо срочно усовершенствовать свои навыки.

Гарет легко блокировал нападавшего, противники ненадолго сцепились, пока одним заключительным усилием Лестрейд не отправил оппонента в нокаут. Он умел компенсировать недостаток силы мастерством.

Тодд был потрясен таким исходом поединка, хотя на его лице, на котором живого места не было от ботокса, не отразилось и тени переживаний. Помимо своего желания он проникся уважением к этому явно недооцененному им сначала человеку. Судя по всему, бывший полицейский не гонялся ни за славой, ни за амурными победами и не был похож на того, кто задумал бы посягнуть на самое дорогое его имущество – его подругу Деллу. Но сможет ли сорокасемилетний отставной полицейский с подмоченной репутацией и полным отсутствием опыта позаботиться о его высококлассной женской группе? Ну, во всяком случае, Деллу он не заинтересует…

 

Шерлок Холмс не отличался сентиментальностью, но сумел привыкнуть к присутствию в своей жизни некоторых людей так же, как привыкают к креслу или к новому пиджаку. Инспектор Лестрейд как раз входил в число таких людей, и теперь, когда его не было рядом, Холмс чувствовал себя на удивление неуютно.

Поэтому когда однажды Лестрейд снова объявился в его гостиной, Холмс воспринял это как возвращение к приятному и правильному порядку вещей. Единственным, что не вписывалось в это определение, был дорогой костюм инспектора и, пожалуй, лос?анджелесский загар.

– Как поживает доктор Уотсон? – спросил Гарет, пытаясь завязать непринужденную беседу.

– Покинул меня, предпочтя моему обществу жену.

– А моя жена покинула меня, предпочтя мне старшего суперинтенданта.

– Не вижу аналогии, ее решение вполне разумно.

– Вот спасибо, – с сарказмом отозвался Лестрейд, уже не обижаясь на знаменитую прямоту Холмса.

– Закурите?

– Нет, больше не курю. Я только что вернулся из Лос?Анджелеса. Там никто не курит и все пьют зеленый чай, так что зубы у всех отменные.

– Но по дороге сюда вы останавливались где?то в Европе, скажем на Ибице. Отель пять звезд, все включено, не так ли?

В этом и был весь Холмс: он наблюдал, подмечал малейшие детали и мгновенно анализировал их, приходя к исключительно точным выводам. Простому человеку такие трюки не удавались.

– Ну что вы так удивляетесь, вам следовало бы уже привыкнуть к моим методам. Ваши часы опаздывают на два часа, значит, перелет был недалеким. Вашему боссу принадлежит клуб на Ибице, если я не ошибаюсь? На руке у вас след от браслета, значит, это была система «все включено», а знаменитости не останавливаются в отелях ниже пяти звезд.

Гарет улыбнулся. Старина Холмс остался верен себе. Они были знакомы на профессиональной ниве много лет, но не стали друзьями в общепринятом смысле слова. Они не вели разговоров о семье, футболе или интересных телепередачах, потому что подобные приятные мелочи повергли бы Шерлока в скуку. Но если предложить его удивительному разуму загадку, запутанное убийство или серию странных и внешне ничем не связанных событий, этот человек буквально оживал и фонтанировал энергией.

– Что привело вас сюда, Лестрейд? Вы сказали, вам нужна моя помощь. Какая именно?

Последний год выдался на редкость непростым – настоящее крещение огнем для бывшего полицейского, который раньше не имел никакого дела с музыкальным бизнесом. Гарету казалось, что за год он объездил весь мир, причем как минимум дважды, и повидал наркотиков, нападений и оружия больше, чем за все время своей службы в полиции. Обратно ему теперь был путь заказан.

– Я тут кое?кого привез, она ждет в машине. Только хотел сначала поговорить с вами с глазу на глаз, чтобы выяснить, заинтересует ли вас мое дело, а то мне известно, как вы «любезны» с теми клиентами, предложения которых вам не интересны. А эта девушка очень ранима, и моя обязанность защищать ее, а не делать объектом ваших насмешек.

– Как я понимаю, это Делла?

– Откуда вы знаете? В группе же три девушки!

– Но Делла выделяется среди них, к тому же снова сюда вас могло привести только крайне серьезное дело.

– Холмс, я не виню вас в том, что случилось…

В этот момент дверь гостиной отворилась и в нее вошла Делла. Она была одета в туфли для прогулок, узкие джинсы и футболку, но даже в этом простом наряде она была удивительно хороша. На ее плече висела дорогая дамская сумочка, а на голове красовались огромные солнцезащитные очки.

– Прошу прощения, – произнесла она с мягким северным акцентом. – Но я не могла больше ждать. Мистер Холмс, я просто схожу с ума. Полиции мое дело не интересно, а мистер Лестрейд сказал, что вам можно доверять и что вы помогаете людям. Мне очень нужна помощь.

Делла присела на диван рядом с Гаретом, нервно потирая руки.

– Как вы уже, наверное, знаете, я пою в женской группе. Я так много работала, чтобы этого добиться. Я с пяти лет начала участвовать в конкурсах и с четырнадцати уже рассылала свои записи. Сейчас мне двадцать девять, но звукозаписывающая компания всем говорит, что мне двадцать четыре. Слава богу, что есть ботокс, иначе бы мне никто не поверил.

Сразу же после подписания контракта со звукозаписывающей компанией я стала встречаться с моим агентом Тоддом Картером. Я была польщена его вниманием, считала, что мне очень повезло, что он заинтересовался мной. Мы вместе уже пять лет, даже обручены. Мы с ним одна из тех пар знаменитостей, о которых так любят посплетничать. И Тодд «продает» нас направо и налево: «домашние» фотосеты в журналы, влюбленная пара на яхте и тому подобное. Но оказалось, что Тодд – диктатор по натуре, он даже установил маячок мне в телефон, чтобы знать, где я нахожусь каждую минуту. Мне нельзя и шагу ступить без его разрешения, он держит меня на диетах, одержим тем, чтобы я выглядела моложе своих лет. Ему тридцать пять, и он считает, что на фоне молоденькой спутницы сам смотрится гораздо лучше. Он помешан на своей внешности и перенес уже множество косметических операций. Я не буду говорить, что боюсь его, мистер Холмс, но он очень влиятельный человек. Он сотворил меня, он же может меня уничтожить. Своих денег у меня нет, всеми моими средствами распоряжается он. Мне даже булочку не купить так, чтобы он об этом не узнал.

– Я правильно понимаю, что за вступлением последует интересная развязка? – нетерпеливо оборвал ее Холмс.

– Сейчас я встречаюсь с другим человеком, мистер Холмс. С мужчиной, который мне очень дорог и который делает меня по?настоящему счастливой. Я не горжусь этим, но если быть честной, Тодд – холодный человек. Не то чтобы я ему нужна, просто он не позволит мне принадлежать кому?то другому. Если он обо всем узнает – он уничтожит и его, и меня. Я была очень осторожна, но кое?что произошло. Этот злой, жестокий…

Ее голос дрогнул, а из огромных голубых глаз на щеки покатились слезы. Гарет вынул из кармана салфетку и протянул ей. Она взяла себя в руки и продолжила рассказ.

– Его зовут Чарли Милвертон. Он живет за счет известных людей, собирая все, что может узнать о них и продать желтой прессе. Как только у него появляется что?нибудь новое, он требует от человека, которого может погубить, платы за свое молчание. В его кладовых столько чужого грязного белья, что его все боятся, даже имя его не произносят вслух. Помните тот скандал с растратами члена парламента? А обвинения в прослушивании телефонов? А молодого полицейского, покончившего с собой, когда газеты опубликовали снимки, на которых он принимает наркотики? Это все Милвертон.

Сейчас он шантажирует меня, и я не знаю, что делать. У него есть запись камеры наблюдения из лифта, на которой видно, как я целую того мужчину. Он грозится обнародовать ее, если я не заплачу ему двести тысяч фунтов. А у меня нет своих денег, мистер Холмс, я не могу ему заплатить. Но если это всплывет, моя репутация погибнет и пострадает еще один человек, который этого совершенно не заслуживает. Помогите мне, прошу вас.

 

Доктор Уотсон иногда искал спасения от нормальной и размеренной жизни, навещая Холмса на Бейкер?стрит, 221b. Сейчас, правда, когда у него были иные обязательства – ожидающий его прихода накрытый стол и еженедельный воскресный обед с родственниками жены, – он не мог располагать своим временем, как прежде. Вот и теперь, получив сообщение от Холмса, он послушно отправился к другу, улучив момент, пока его жена была на пилатесе. Как Холмс и просил, доктор захватил с собой всю информацию о Чарли Милвертоне, которую ему удалось раздобыть в Интернете.

Холмс всегда вел себя очень сдержанно, когда Уотсон заходил в их старую квартиру, но доктор знал, что его друг просто старается не показывать, насколько рад его визиту.

– Итак, – приветствовал друга Уотсон, бросая на кофейный столик целую кипу бумаг. – Мне пришлось повозиться, выполняя вашу просьбу.

– Главное, что на работе было немного дел.

– Откуда вы знаете? Я мог бы все это сделать и дома.

– Слишком хорошая бумага, а домой вы покупаете ту, что попроще.

Уотсон никогда особо не перетруждался в офисе. У него была частная врачебная практика, и в основном к нему приходили бездельники, отправленные компанией его сестры. У нее была юридическая фирма, специализировавшаяся на договорах на обусловленную оплату. От Уотсона требовалось только подписать бумаги о том, что у пациента хлыстовая травма[2], стресс или нервное истощение, даже если ничего этого не было в помине.

– Чарли Милвертон был редактором таблоида, – начал рассказывать Уотсон. – Но его выгнали из?за проблем с алкоголем. Тогда он ушел в тень, но продолжил пользоваться своими широкими связями в журналистских кругах. Он помешан на знаменитостях, и именно к нему надо обращаться, если у кого?нибудь появляется компрометирующая запись, дискредитирующее письмо, украденное из электронного почтового ящика, или документ с душком. Он покупает и перепродает информацию. Считается, что он стоит за некоторыми сайтами, которые по большей части наполнены сплетнями об известных людях, но есть и один серьезный: там размещается политическая информация, правда, никто ничего не может доказать. – Уотсон откинулся в кресле, надеясь, что его друг оценит проделанную им работу.

– Вы приложили массу усилий, Уотсон, но самого важного раздобыть не смогли.

– Чего именно? – спросил Уотсон, обиженный, но не удивленный.

– Легитимность! Вы работаете с юридической фирмой, и мне нужно знать, не нарушает ли этот человек каких?либо законов.

– Я работаю на юридическую фирму, Холмс, а это меняет дело.

– Ну что ж, к счастью, я предвидел вашу неудачу и сам проконсультировался с нужным человеком, мистером Л. Пайком, известным адвокатом знаменитостей, который был мне обязан. Милвертон действует очень быстро. Он выбрасывает материал в прессу до того, как может быть подан запрос на безусловный запрет на публикации, а суды сейчас крайне неохотно встают на защиту пекущихся только о себе знаменитостей. Мне не остается иного выхода, как пойти с ним на переговоры от лица своего клиента, он прибудет сюда в течение часа. Прошу вас, Уотсон, останьтесь. Ваша жена собирается навестить подругу после пилатеса, поэтому она сегодня взяла машину, а вы приехали на такси. Я отсюда вижу чек, который торчит из кармана ваших брюк, с его помощью гораздо удобнее требовать возмещение затрат с юридической компании, на которую вы трудитесь.

 

Чарли Милвертон ввалился в комнату. Он был тучен, мал ростом и уродлив, и, казалось, шантаж был единственным средством для него оказаться вблизи «красивых людей», которыми он был одержим.

Холмс пытался убедить Милвертона пойти на уступки, но упрямый коротышка и не думал соглашаться. Его не интересовало ни уменьшение «штрафа», ни выплата требуемой суммы по частям. Попытка воззвать к его сочувствию тоже провалилась. Уотсон наблюдал за тем, как Холмс начал волноваться, теряя свое обычное хладнокровие перед подобным упрямством. Наконец Холмс, крайне удрученный и утомленный переговорами, поднялся из кресла и попросил Милвертона уйти, и монстр кричащих заголовков, победно улыбаясь, прошествовал к дверям.

– Плата должна быть внесена к субботе, мистер Холмс, иначе мне ничего не останется, как предать имеющиеся у меня материалы огласке. Передайте вашей клиентке, чтобы платила или же готовилась к последствиям.

Холмс захлопнул за Милвертоном дверь и вернулся в свое кресло. Уотсон не нарушал тишины, давая своему другу тщательно обдумать сложившуюся ситуацию. В конце концов, понимая, что его жена вскоре должна приехать домой, он встал, чтобы уйти.

– Жена будет жутко волноваться, если я задержусь.

– Дурацкий оборот речи, американизм, – пробормотал Холмс. Потом внезапно вскочил и схватил Уотсона за плечи: – Америка! Великолепно, Уотсон! Вы снова оказали мне неоценимую услугу, даже не осознавая этого! Дорогу до двери вы знаете сами…

С этими словами Холмс схватил свой пиджак и бросился к выходу. Он опять был полон той живой и бурлящей энергии, которая предвещала его недругам неминуемое поражение.

 

Привычный к манере Холмса вести дела, Уотсон тем не менее был поражен, когда в пятницу утром по новостным каналам прошли сюжеты об аресте Милвертона. Бывшего редактора таблоида арестовали в его жилище и препроводили в полицейский участок. Уотсон не стал слушать версий комментаторов о произошедших событиях и бросился на Бейкер?стрит. Эта новость стоила того, чтобы опоздать на работу и рискнуть навлечь на себя гнев недремлющих юристов.

– Америка, Уотсон! – гордо провозгласил Холмс. Он выглядел так, будто не спал всю ночь, но не утратил бьющей через край энергии. – Я должен перед вами извиниться, ведь то, что вы нашли, в конечном итоге сыграло решающую роль.

Извинения Холмса стали для Уотсона полной неожиданностью. Обычно все результаты его усилий воспринимались со снисходительностью и критикой. Когда вышла из печати его первая книга, Холмс был безжалостен: он назвал ее праздной погоней за сенсациями, не уделяющей достаточно внимания его «методу». Но хуже всего пришлось Гарету Лестрейду.

Холмс всегда спокойно принимал то, что его имя не попадало на страницы газет, и, разрешая труднейшие дела для Скотленд?Ярда, он никогда не ставил это себе в заслугу. Общественность считала, что все те дела были раскрыты Гаретом и его коллегами, раз уж их имена стояли под новостными заголовками. Однако после выхода книги Уотсона, несмотря на то что с момента описанных в ней событий прошло какое?то время, в обществе поднялась волна возмущения. Люди обвиняли полицию в том, что она присвоила себе результаты работы непрофессионального сыщика. Мол, деньги налогоплательщиков тратились напрасно, поскольку на самом деле порядок наводил рядовой гражданин. Сначала были протесты, затем расследование, а потом Гарету пришлось за все расплатиться. Он не был единственным полицейским, принимавшим помощь Холмса, но именно его сделали козлом отпущения. Это очень устраивало старшего суперинтенданта, учитывая его отношения с женой Гарета.

После отстранения Лестрейда вызвали на дисциплинарное слушание и предложили остаться в Скотленд?Ярде, если он согласится на понижение в звании, но было уже поздно. Репутация Гарета была безнадежно испорчена, и он, собрав оставшиеся крохи самоуважения, подал в отставку. Вскоре за этой переменой в его жизни последовал уход жены и дорогостоящий развод.

– Я просмотрел ваши записи, – продолжал Холмс. – Вы упомянули, что Милвертон стоял за организацией политического сайта www.ileaks.com. Очень интересная информация, сплошные обвинения Белого дома в коррупции. Именно это мне и было нужно. Видите ли, мой друг, хоть в нашей стране деятельность Милвертона не считается противоправной, в Америке смотрят на подобное несколько иначе. Мне просто нужно было найти в действиях этого мерзавца то, что было бы нарушением американских законов и не вызвало бы конфликтов с нашими. У США есть право затребовать выдачи иностранного гражданина по Акту о экстрадиции 2003 года. То есть они могут потребовать экстрадиции гражданина Великобритании за действия, нарушающие закон США либо представляющие угрозу их обороне, даже если эти действия произведены не на их территории. Для этого достаточно одних подозрений. Интерпол весьма заинтересовался тем, что я разыскал касательно ileaks.com. Милвертон использовал информацию, получаемую им от осведомителя в Белом доме, а публикуя ее в открытом доступе, вызвал гнев нашего соседа США. Полиция конфисковала все его компьютеры и документы, даже его телефон. К счастью, благодаря имевшимся у меня связям, я сумел спасти часть хранившейся у Милвертона информации, касающуюся… – И он поднял зажатый в пальцах небольшой выносной накопитель данных.

Лицо Уотсона вытянулось.

– Это запись из лифта с Деллой?

– Я не могу гарантировать того, что эта запись не была скопирована, но отныне ни один редактор не рискнет воспользоваться информацией из такого ненадежного источника.

 

Прошло несколько недель, прежде чем Уотсон снова сумел ускользнуть от семейного блаженства и навестить друга. Усевшись в свое любимое кресло, он стал требовать продолжения рассказа о Делле и о том будущем, которое ее теперь ожидало. Если этой истории было суждено превратиться в рассказ, то она нуждалась в более конкретном завершении.

– С вашей помощью она освободилась от нависшей над ней угрозы, но ведь она по?прежнему связана с тем ужасным человеком, – заметил Уотсон.

– Отнюдь. Вскоре у нее появится возможность расстаться с ним, и при этом общественное мнение будет целиком и полностью на ее стороне. В тот вечер не одна она попалась на «глаза» видеокамере.

– Так Картер тоже с кем?то встречался? Откуда вы знаете?

– Мне удалось найти источник этой записи. Обращение в Министерство внутренних дел помогло мне выяснить, что камера установлена в отеле нелегально. Высказанная вслух мысль о возможной депортации убедила человека, который это организовал, в необходимости мне помочь, и он просмотрел записи камеры на этаже, где проживал Картер. Картер вернулся не один и решил не откладывать «услады» до тех пор, пока они окажутся в номере. Теперь эти фотографии находятся в распоряжении каждого таблоида в качестве небольшого подарка от меня. Ваша «Санди» обещает быть очень интересной.

– Великолепно! Однако признаюсь, что я удивлен тем, сколько усилий вы приложили для того, чтобы помочь Делле. Вас же интересуют трудные ситуации, а не люди, попавшие в них. Вы ведь уже остановили Милвертона, зачем вам еще лишние хлопоты?

– Чтобы помочь хорошему человеку быть с той, кого он выбрал, наверное. У меня было такое чувство, что я ему обязан, да и заняться мне уже было нечем.

– Вы говорите о мужчине, который был с Деллой в лифте? Так вы смотрели ту запись? Кто он? Наверное, тоже какая?то знаменитость.

– Смотрите сами.

Холмс вставил накопитель в свой ноутбук и открыл файл. Уотсон не сводил глаз с монитора. Вот Делла входит в лифт, за ней следует отставной офицер, ее защитник. Как только двери закрываются, она нажимает на кнопку, и лифт останавливается. Она кладет руку на плечо Лестрейда, притягивает его к себе, и он ее целует.

– Святые угодники! – воскликнул Уотсон. – Вы об этом знали?

– Разумеется, я знал.

– Это он вам рассказал?

– Нет.

– Тогда как?..

– Все дело в носках. Они оба были в одинаковых носках, когда пришли ко мне, и это явно были мужские носки. Поп?звезды редко делятся носками со своими охранниками. У них были часы одной марки, ее сумка была того же производителя, что и его брючный ремень. Одни и те же носки, одни торговые марки, – даже вы догадались бы, Уотсон. К тому же, если Картер действительно так за ней следил, то ее любовником мог быть только кто?то из ее ближнего круга, с кем она виделась каждый день и кого он просто не считал нужным подозревать. А немолодой охранник вполне подходит под все эти критерии, вам не кажется?

– Итак, хорошему человеку достается женщина, которую он выбрал, – улыбнулся Уотсон. – И друзья немного ему в этом помогли.

 

Люк Бенджамен Канс

Дело о голубом флаконе

 

На дворе был апрель 1886 года. Вечер выдался ненастным, и Шерлок сидел возле камина, покуривая трубку и читая письма и заметки. Уотсон устроился прямо перед разгоревшимся пламенем и закрыл глаза, покачивая в стакане оставшееся на донышке бренди. После десяти улицы пустели, темнота и холодный ветер разгоняли людей по домам.

Послышался стук в дверь, и за ним сразу раздался звук шагов миссис Хадсон, отправившейся открывать. Вскоре она показалась в дверях гостиной, ведя за собой молодого полисмена.

– Мистер Холмс? – обратился он к сгорбившемуся над своими бумагами детективу.

– Да, – ответил тот, приподнимаясь в кресле.

– Инспектор Лестрейд отправил меня за вами. Произошло убийство.

– Где?

– На Кенсингтон?Хай?стрит, сэр. Молодая девушка по имени Дезире Андервуд.

– Причина смерти?

– Мы не знаем, поэтому и обратились к вам за помощью, сэр.

Холмс повернулся к Уотсону, который уже стоял, внимательно глядя на них.

– Не желаете составить мне компанию? – спросил сыщик.

– С удовольствием, – ответил Уотсон, и все трое направились к выходу.

 

Дом, в котором обнаружили мертвую девушку, был окружен полицией и зеваками. Холмса и Уотсона проводили в ее комнату. Там все находилось на своих местах и не было никаких следов борьбы.

– Холмс, спасибо, что пришли! – приветствовал сыщика Лестрейд.

– Что вам известно?

– Ее зовут Дезире Андервуд, двадцать семь лет, служила гувернанткой в одной семье. Ее отец Эверет и брат Джеймс живут на Хили?стрит в Камдене. А еще она помолвлена вот с этим человеком. – Лестрейд взмахнул рукой, давая знак кого?то привести.

– Была помолвлена, – поправил Холмс.

В комнату в сопровождении полицейского вошел мужчина. Он был высок, около шести футов одного дюйма, хорошо сложен, с темными волосами и живыми карими глазами. Лицо этого человека наполовину скрывала борода, а переносицу венчали небольшие очки.

– Сэмюель Мортимер, жених девушки. Это он нашел тело и вызвал нас, – представил вошедшего Лестрейд.

– Когда вы ее нашли? – спросил мужчину Холмс.

– Около двух часов назад, – ответил Мортимер. Голос его дрожал.

– У вас были планы на этот вечер? – снова спросил сыщик.

– Да, но как вы узнали?

– Едва ли кто?то станет гулять в костюме, сверкающих туфлях и таких дорогих серебряных запонках с часами, если он не собирается никуда идти, – ответил Холмс.

– Вот как. Да, мы должны были встретиться с ней сегодня, чтобы вместе поужинать. Мы договорились, и она собиралась подойти к ресторану в семь. Я ждал больше часа, и уже тогда понял, что что?то неладно. Дезире никогда не опаздывала. Вот я и пошел прямо к ней. Я стучал и стучал в дверь, но мне никто не отвечал, хотя я видел, что свет включен. Тогда я вышел на улицу и попытался добраться по стене до ее окна, чтобы посмотреть, что там происходит. Вот тогда я и увидел, что она лежит на полу. Я бросился на лестницу, выломал дверь, но было уже поздно. Она была мертва. – Глаза Мортимера увлажнились.

Холмс подошел к телу и стал его осматривать.

– У нее желтые белки, – сказал он. – Возможно, отказали почки. Мистер Мортимер, ваша невеста была больна?

– Нет, совершенно здорова.

Холмс наклонился и понюхал шею девушки.

– Тут что?то есть, – пробормотал он. – Прошу всех, кроме Уотсона и инспектора Лестрейда, выйти из этой комнаты, – распорядился он.

Когда все вышли, он поднял с пола упавший стул, на котором девушка явно сидела, перед тем как оказаться на полу.

– От нее исходит какой?то запах, – сказал он, усаживаясь на стул и принимаясь разглядывать ее туалетный столик. – Она сидела здесь, готовясь к свиданию, наносила косметику и… духи.

На краю столика стоял голубой флакон. Холмс поднял его и понюхал пробку. Потом внезапно отставил его в сторону и бросился в другой конец комнаты.

– Вот он, убийца. Это не духи, здесь содержится цианид, слегка замаскированный ароматом духов.

– Так кто?то отравил ее духи цианидом? – засомневался Лестрейд. – Зачем?

– А вот это нам и следует выяснить, – произнес Холмс.

– Что нам известно о ее женихе? – спросил Уотсон.

– Он состоятельный человек, из хорошей семьи, имеет свое дело, никакого криминального прошлого. Им принадлежит большая часть зданий в центре Лондона, – ответил Лестрейд.

– Что он получает от ее смерти? – продолжал интересоваться Уотсон.

– Семья мисс Андервуд тоже богата. Ее отец добывал золото в Америке и вернулся оттуда очень богатым. Они живут скромно, но на их счетах достаточно средств. Я думаю, что она застрахована на приличную сумму, – сказал Лестрейд.

– Но для того, чтобы присвоить эти деньги, ему бы пришлось сначала жениться на ней и лишь потом убивать, не так ли? – заметил Уотсон.

– Приведите его, я хочу с ним поговорить, – объявил Холмс.

Сэмюеля Мортимера снова привели в комнату и усадили на стул. Холмс взял еще один и сел прямо напротив него.

– Когда вы собирались пожениться? – спросил сыщик.

– На следующей неделе, в пятницу, – ответил Мортимер.

– Как вы думаете, зачем кому?то хотеть ее смерти?

– Не знаю, мистер Холмс, честное слово! – воскликнул тот.

– Даже ради страховки? – Холмс приподнял бровь.

– Мистер Холмс, если вы намекаете на то, что я каким?то образом причастен к ее смерти, то вы ошибаетесь!

– Откуда это у нее? – Холмс указал на голубой флакон.

– Это? От меня, я ей подарил.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Лестрейд, казалось, уже изготовился к броску, а Уотсон сжал в руке трость, но Холмс продолжал сидеть спокойно, как ни в чем не бывало.

– А где вы взяли эти духи?

– У человека по имени Уитекер, на Брик?лейн, рядом с Ливерпул?стрит. У него там магазин духов. Я заказал ему духи с индивидуальным запахом.

– Благодарю вас, мистер Мортимер. Мы дадим вам знать, как только что?нибудь найдем.

Мортимер встал и вышел, снова оставив троих мужчин наедине с мертвым телом.

– Этот человек что?то скрывает, – проводил его взглядом Лестрейд.

– Не следует спешить с выводами, – возразил Холмс. – Нам с Уотсоном необходимо поговорить с мистером Уитекером. Мы направимся к нему утром и расскажем вам, что узнаем. Пока не стоит распространяться об этом деле, даже членам ее семьи не надо говорить.

Протянув руку за флаконом, Холмс обратил внимание на фотографию, лежавшую на столике. Там были изображены Дезире и еще двое, которые вполне могли быть ее отцом и братом.

– Это я тоже заберу с собой, – сказал Холмс и откланялся.

 

На следующее утро Холмс и Уотсон отправились на Брик?лейн, где они без труда отыскали лавку парфюмера. Снаружи ее стены были окрашены в красный цвет, но краска уже начала трескаться и выцветать. Окна были мутными, их явно давно не мыли.

Когда джентльмены вошли в лавку, над их головами слабо звякнул колокольчик. Полки тоже не радовали чистотой, и повсюду стояли склянки разных форм и размеров. Когда луч солнца попадал внутрь сквозь грязные окна, комната наполнялась бликами, отражавшимися от множества граней. На полу громоздились коробки, заполненные флаконами. Заглянув в коридор, уводивший за прилавок, Холмс заметил, как к ним идет какой?то человек. Спустя пару мгновений их поприветствовал пожилой хозяин лавки.

– Здравствуйте, джентльмены, – сказал он.

– Добрый день, милейший, – кивнул Холмс.

– Прошу прощения за беспорядок в магазине, но я тут все упаковываю, – принялся объяснять старик.

– Упаковываете? Зачем? – поинтересовался сыщик.

– Я переезжаю, а лавка закрывается. Мне только что досталось наследство, и я решил уйти на покой, – добавил он. – Чем я могу быть вам полезен?

– Желаем вам удачи с переездом, – произнес Холмс, не торопясь отвечать на его вопрос. – Мистер Уитекер, у меня с собой есть флакон духов, которые я никак не могу распознать. Не могли бы вы посмотреть?

– О, конечно. Буду рад вам помочь. Где же духи?

– Вот они. – С этими словами Холмс вынул из кармана и поставил на прилавок голубой флакон.

Стоило старику взять в руки флакон, как его глаза расширились.

– Прошу вас, мне очень интересно ваше мнение, – подбодрил его Шерлок.

– Я… я… – залопотал старик.

Холмс протянул руку к флакону, и его пальцы легли на пульверизатор.

– Позвольте вам помочь, – начал было он, но старик оттолкнул его руку и бросился назад, в коридор.

– В чем дело? – спросил Уотсон.

– Уберите от меня этот флакон! – завопил Уитекер.

– Почему?

Парфюмер схватил большую коробку и бросил ее в сыщика. Коробка попала ему по руке, флакон упал и разбился. Холмс и Уотсон закрыли лица, краем глаза заметив, как хозяин лавки скрывается в конце коридора. Уотсон бросился было за ним, но Холмс остановил его. За прилавком сыщик увидел фотографию Уитекера, с которой на него смотрело еще одно знакомое лицо.

– Бросьте, Уотсон, нам нельзя терять ни минуты! – крикнул Холмс.

– И куда мы сейчас направляемся? – спросил Уотсон, как только они выбрались из лавки со смертельно ядовитыми испарениями.

Холмс протянул другу фотографию и указал на второго человека, изображенного на ней.

– Кто это? – спросил Уотсон.

Холмс вынул из кармана вторую фотографию, которую взял с туалетного столика Дезире, и показал на мужчину на ней.

– Это ее отец, – сказал он. – Мы должны немедленно его разыскать.

Они подозвали кэб и назвали адрес мистера Андервуда в Камдене. Подъехав к дому, они увидели, как из него торопливо выходит мистер Мортимер. Пока он спускался по ступеням, вслед ему неслись гневные крики: «И не смейте показывать сюда носа!»

– Мистер Мортимер!

– А, мистер Холмс. Простите, я вас не заметил.

– Что тут происходит?

– Эверет. Даже сейчас, перед лицом смерти дочери, его сердце переполнено ненавистью ко мне.

– Ненавистью к вам?

– О да, горячей ненавистью. Он так долго старался разлучить нас с Дезире. И теперь его желание сбылось, но какой ценой!

– Мы собираемся с ним поговорить, – сказал Холмс.

– Тогда я желаю вам большей удачи, чем была у меня, – ответил Мортимер и отправился прочь.

Холмс и Уотсон поднялись по лестнице и постучали. Им открыл молодой крепкий человек со светлыми волосами.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Я – Шерлок Холмс, а это – доктор Уотсон. Мы расследуем смерть вашей сестры, и я хотел бы поговорить с вами и вашим отцом незамедлительно.

Молодой человек внимательно посмотрел на детектива и его спутника, прежде чем открыть дверь и пригласить их войти. Их проводили в маленькую гостиную, где к ним вскоре присоединился высокий грузный мужчина с седыми редеющими волосами.

– Мистер Андервуд?

– Да, чего вы хотите? – рявкнул тот в ответ.

– Поговорить с вами о вашей дочери и мистере Мортимере.

– О Мортимере? Этом негодяе? – взревел он. – Да он разрушил нашу семью!

– Вы должны понимать, он подозревается в убийстве вашей дочери… Любая информация, которой вы могли бы с нами поделиться, была бы крайне полезной, – произнес Холмс.

– Тогда я могу уверить вас, что убийца – он.

– Почему вы в этом так уверены?

– Он убивает все, к чему прикасается.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Холмс.

Мужчина опустил голову:

– Они должны были скоро пожениться, и это был бы порочный союз. Этот человек обесчестил мою дочь!

– Она была беременна? – спросил Холмс.

Старший Андервуд молча сверлил Холмса и Уотсона взглядом, а его сын не мог усидеть на своем месте.

– Да, – наконец раздался голос Джеймса Андервуда.

– Сын! – сверкнул глазами Эверет.

– Они и так узнают! – крикнул ему Джеймс.

– Нам ничего не надо узнавать, я и так это знал. Это было видно, еще когда я осматривал ее тело, и то, как это сказал ваш отец, наводит меня на мысль, что и он об этом знал, но не одобрял, – высказался Холмс.

В глазах Андервуда горело адское пламя, но он взял себя в руки и умерил свой тон.

– Да, это так. Моя Дезире ждала ребенка. И только поэтому они собирались пожениться. Я сказал ей, что буду счастлив отослать ее, чтобы она спокойно избавилась от ребенка, а всем сообщу, что она уехала на длительный отдых. Какое?то время она размышляла над моим предложением, но этот негодяй заставил ее передумать. Потом, как я понимаю, он одумался, только вместо того, чтобы отпустить, он ее отравил.

– Мистер Андервуд, вы знаете парфюмера мистера Уитекера с Брик?лейн? – спросил Холмс.

– Нет, в жизни не слышал об этом человеке. Что у меня общего с парфюмерами?

– Интересно, – протянул Холмс. – А как вы тогда объясните вот это? – Он положил перед Андервудом их совместную с Уитекером фотографию.

Но не успел тот сказать и слова, как откуда?то из глубины квартиры послышался шум.

В комнату вбежал мужчина:

– Они напали на след, Эверет, я уезжаю из города.

– О, мистер Уитекер, как мило с вашей стороны присоединиться к нам, – приветствовал его Холмс.

Потрясенный парфюмер совсем не ожидал увидеть перед собой только что побывавших у него людей.

– Уотсон, хватайте этого человека!

Доктор бросился вперед и схватил Уитекера.

– Что происходит? – заволновался Джеймс Андервуд.

– С прискорбием извещаю, что убийца вашей сестры – ваш отец.

– Вы бы сделали то же самое, если бы ваша дочь выходила замуж за мерзавца, подобного Мортимеру! Его богатенькое семейство привыкло покупать все и вся. Ему были нужны только ее деньги, а я этого не потерплю! Я отобрал то, что ему было нужно в первую очередь, – ее деньги!

– В этом вы ошибаетесь, мистер Андервуд. Деньги здесь были абсолютно ни при чем, – возразил Холмс.

– Как вы передали ей духи? – спросил Уотсон.

– Кажется, это сделал я, – отозвался Джеймс Андервуд. – В прошлые выходные Дезире праздновала помолвку, и я знал, что мистер Мортимер планировал подарить ей духи. Я спросил отца, где находится магазин мистера Уитекера, и посоветовал Сэму идти туда.

– А вы проследили за мистером Мортимером и уговорили мистера Уитекера, чтобы он продал ему флакон с жидким цианидом, взамен пообещав поделиться страховкой дочери? – подвел итог Холмс, глядя на старшего Андервуда. Он вытащил из кармана пару наручников. Джеймс взял отца под руку, а Уотсон подтолкнул парфюмера к Холмсу.

Вызвали Лестрейда, и Андервуда и Уитекера арестовали. Затем их судили и посадили в тюрьму за убийство бедняжки Дезире.

Джеймс съехал с квартиры, где они жили с отцом, продал все его вещи и никогда его не вспоминал.

Мистер Мортимер, узнав, что Дезире пала жертвой отцовской одержимости, замкнулся в себе и перестал бывать в обществе, – горе сломило его. Больше о нем не слышали.

 

Катерина Матильда Луиза Хоффнер

Последний спокойный разговор

 

Постой со мной здесь, на террасе, потому что это может быть последний наш спокойный разговор.

 

Холмс мягко взял меня за рукав и повел на маленькую террасу, располагавшуюся позади прекрасного дома, которому пришлось повидать немало зла. Мы уехали от фон Борка связанными, сидя в машине спиной вперед. Холмс прикурил нам обоим сигареты с видом человека, пишущего последнюю главу в деле всей своей жизни.

– Что вы имеете в виду? – спросил я нарочито бодрым тоном. Это было непросто, потому что в какой?то момент вечер внезапно стал холодным и неуютным, а лунный свет напомнил о давно ушедших днях и навеял мысли о неясном будущем.

– Только то, что мы можем больше не увидеться, Уотсон. – Мрачный голос моего друга будто сгустил пространство между нами.

– Вы имеете в виду завтрашний день?

Холмс улыбнулся, по?прежнему не отводя глаз от темной линии горизонта над водой.

– Я имею в виду вообще, Уотсон.

– Но, Холмс, бросьте…

– Я совершенно серьезен, Уотсон. Вы же знаете, я всегда говорю правду. – Он быстро взглянул на меня и вернулся к своей сигарете. Вечер, казалось, стал еще холоднее.

– За исключением вашего разговора с фон Борком пару минут назад, – ответил я так решительно, как смог, отчаянно желая удержать его взгляд еще на одно мгновение.

Холмс пожал плечами и отмахнулся. Длинные бледные пальцы зачерпнули облако дыма и отбросили его в сторону.

– Это было совсем другое дело, и вы понимаете, о чем я.

Он глубоко вздохнул и покачал головой. Этот жест был мне хорошо знаком.

– А правда заключается в том, Уотсон, – продолжил он, все так же глядя куда?то вдаль, – что еще до рассвета эта страна вступит в войну, и покой и благоденствие сменятся беззаконием и смертью. Убийство в Бирлстоуне станет лишь каплей в океане бесчеловечных преступлений. Кто знает, что с нами будет, Уотсон? Вы вернетесь в армию, а я продолжу работать на правительство, а что будет дальше? Вы же понимаете, что захват фон Борков – только начало.

Мы немного постояли в полной тишине. Внезапно меня охватило болезненное чувство, такое же, какое я ощущал все те годы, когда считал, что Холмс встретил свою смерть в струях Рейхенбахского водопада вместе с профессором Мориарти. И снова мне почудилось, что мир вокруг меня замер.

День умирал, и вот уже единственным источником света было звездное небо над нами. С тяжелым сердцем я развернулся, чтобы вернуться к машине, как вдруг с огромным удивлением услышал, что Холмс тихо смеется. Он явно думал о чем?то приятном и далеком. Только вот о чем, я не знал, мне никогда не удавалось угадать ход его мыслей.

– Что, Холмс? – Мой голос был безжизнен, почти мольба, чуть громче шепота. Все же не существовало ни иной силы на этой земле, ни иного человека, способного так раздразнить во мне любопытство, как тот, кто сейчас стоял возле меня.

Он улыбнулся, на этот раз шире, и снова вернулся к действительности, но лишь для того, чтобы взять меня с собой в наше прошлое.

– Помните тот вечер в Сток?Моран, Уотсон? Я знаю, с тех пор прошло много лет.

Внезапно я почувствовал, как камень упал с моей души, стоило ему напомнить об одном из наших приключений, которые со временем стали составлять суть моей жизни.

– Конечно помню, – вырвалось у меня. – Наша первая слежка. Да я больше в жизни так не нервничал!

– Да, это было одно из самых необычных и интересных дел, – согласился Холмс.

– Едва ли необычнее дела союза рыжих, – запротестовал я, чувствуя, как ко мне возвращаются воспоминания о годах совместной работы.

Холмс громко захохотал, вспомнив рыжеволосого клиента и тайну, которая некоторое время окутывала его самого и его маленькую мастерскую.

– Да уж, Уотсон, не необычнее.

Явно охваченный воспоминаниями, Холмс неожиданно заговорил приподнятым тоном. Я, как всегда, старался не отставать от него, и мы стали вспоминать наши старые дела и удивительные приключения, как будто все это происходило вчера.

В какой?то момент я мог поклясться, что на дворе был не август 1914?го, и мы стояли не на террасе в мире, замершем на пороге войны. Я даже чувствовал тепло и потрескивание огня, как будто мы снова сидели друг напротив друга в нашей квартире на Бейкер?стрит. Снаружи в закрытые ставнями окна стучался дождь, а ветер гнал мимо клочья густого тумана, в то время как мы тихо пили чай: я – держа в руках вечернюю газету, а Холмс – свой извечный блокнот. Внизу миссис Хадсон готовила ужин, и дивный запах медленно поднимался вверх по лестнице, пробуждая во мне сильнейший аппетит.

И все мое существо преисполнилось ностальгией по Бейкер?стрит: табачный дым, от которого по вечерам у меня вечно щипало глаза, мягкие звуки волшебного творения Страдивари утром по воскресеньям, прекрасный вид из окна на улицу, магазины и людей, радостное возбуждение при появлении нового клиента.

Холмс был прав. Прошло много лет, и пусть будущее непредсказуемо, но прошлое изменить невозможно. Никто не отнимет у меня лет, проведенных на Бейкер?стрит, 221b, в самом центре Лондона. Что бы ни случилось дальше, это место навсегда останется для меня домом.

– Нам действительно было весело, Уотсон, – неожиданно сказал Холмс, будто отвечая на мои мысли, а не на слова.

Он повернулся ко мне. Да, прошло много лет, и теперь, стоя всего в нескольких футах от него, при свете луны я замечал на его лице сеть морщинок вокруг глаз и губ, впалые щеки и серебряные нити в волосах цвета воронова крыла. «Он уже немолод», – напомнил я себе и вдруг осознал, что за два последних года мы с ним практически не виделись.

– Времена меняются, Уотсон, и боюсь, нам не остается ничего другого, как измениться вместе с ними. – В его чуть охрипшем голосе теперь слышался акцент, вероятно возникший после общения с американцем.

Всматриваясь в его лицо, я заметил грусть в его благородных чертах. Он прав. Времена действительно изменились. Мир, в котором он родился и вырос, который принадлежал ему, прекратил свое существование. И та жизнь, которую мы вели, теперь по не зависящим от нас причинам была нам больше не доступна. Газовые фонари уступили место электричеству, а повозки на конной тяге – машинам. Телеграммы, которые Холмс раньше получал и отправлял ежедневно, устарели и использовались крайне редко. Но его метод расследования, насмешки над которым я слишком часто слышал от полицейских из Скотленд?Ярда, теперь стал для них основой ведения любого дела.

Раньше Холмс был известен своим удивительным пытливым умом и энергичностью в расследовании, и эти качества делали его самым выдающимся сыщиком мира. Теперь же он стал частью далекого прошлого, вместе с рассказами, бледными красками запечатлевшими жизнь незаурядного человека, обладавшего уникальными способностями. Я надеялся, что эти рассказы говорили еще о дружбе и преданности.

Эти размышления не улучшили мое настроение, и я не удержался от грустной усмешки над самим собой и попытками стреножить свои чувства. К своему удивлению, я понял, что с возрастом становлюсь все более сентиментальным.

Повернувшись к серебристой тропинке, извивавшейся в густой темной траве, отделявшей нас от черной кромки воды, я усердно старался смириться с мыслью о том, что все это давно прошло и не вернется никогда. Больше не будет никаких дел и засад с преследованиями, не будет ни миссис Хадсон, ни Бейкер?стрит, ни «друга Уотсона».

И чем дольше я думал об этом, тем сильнее ощущал, как теплый осенний ветер пронизывает меня до костей. Пути назад не было, потому что уже ничто не повторится. Ноги едва держали меня, начинала кружиться голова. Да это и неудивительно, учитывая, какой сегодня выдался денек.

– С вами все в порядке, Уотсон? – мягко спросил Холмс. Без всякого сомнения, он почувствовал мое отчаяние. Я никогда и ничего не мог скрыть от этого человека.

– В полном, – все же попытался солгать я, но его долгий взгляд дал мне понять, что у меня опять ничего не вышло.

И в этот момент сжавшие мое сердце тиски ослабли. Его серые глаза, такие знакомые, сиявшие ярче звезд над нашими головами, смотрели спокойно и уверенно. Он ни капли не изменился. И ничего не изменилось. Теперь я это видел, он мне это показал. На краткое мгновение он стал прежним собой, и только его лицо с ехидной усмешкой лучилось непривычной для него теплотой.

Должно быть, я расхохотался, потому что он сделал то же самое, будто следовал за каждой моей мыслью. И я снова увидел сильного молодого человека с пробиркой в руках, полного сил и упорства и желания приложить их к выполнению своей работы, которая вскоре составит суть его и моей жизни.

Постепенно образ нашей первой встречи померк перед моими глазами, но этого было достаточно. Одному Богу известно, сколько прошло времени с той встречи в лаборатории под госпиталем, и мы все еще оставались друзьями.

– Будь что будет, – сказал он. А он всегда был прав.

 

Когда они повернули к машине, Холмс указал в сторону освещенного луной моря и задумчиво покачал головой.

– Собирается ветер с востока, Уотсон.

– Да нет, Холмс. Слишком тепло.

– Старина Уотсон! Вы – единственная постоянная величина в этом изменчивом веке.

 

Джуд Парсонс

Дело о шелковом зонтике

 

Глэдис поставила чашку на блюдце и наклонилась над столом, чтобы оказаться поближе к сестре.

– Мистер Шерлок Холмс? Удивительный человек, дорогая, и такой умный! – Она снова взяла чашку и заерзала на стуле, устраиваясь поудобнее, будто бы это могло придать вес ее утверждению. Она сделала маленький глоток и продолжила: – О да, и очень уважаемый. Может, немного странный в своих привычках, но вот его друг, милый доктор Уотсон, совсем другое дело. Очень приятный джентльмен! – Она немного покраснела, и ее рука красноречивым жестом метнулась поправлять прическу. – И всегда такой вежливый. Правда, он женат, – добавила она с некоторым сожалением. – Но я ни разу не встречала его жену. Нет, что ты! Мы же вращаемся в разных кругах, так что нет. Но я уверена, что она приятная женщина.

Марджори кивнула и тоже глотнула чаю. Она хорошо знала, что Глэдис расскажет больше, если ее не перебивать, и своевременного кивка и приподнятой брови будет достаточно, чтобы поток свежих сплетен не иссякал. С внимательной улыбкой она ждала, пока Глэдис найдет в своих мыслях что?нибудь еще достойное упоминания, однако та уже успела потерять нить разговора и вспомнила о манерах.

– А как твое путешествие? – спросила она. – Надеюсь, оно было не слишком утомительным?

– Все было вполне комфортно, – ответила Марджори. – Большую часть пути вагон был в полном моем распоряжении. Виды из окна были просто великолепны. Мне кажется, или нарциссы рановато зацвели в этом году?

– Даже не знаю, я об этом не думала. Может, и рано. Наверное, я не замечаю этого так, как ты, дорогуша. – Глэдис глянула в окно, на двух смеющихся детей, как раз в это время пробегавших за собакой. – Жить в одиночестве… – снова начала она. – Иногда это непросто. Сначала, когда такой видный джентльмен снял у меня комнату, я думала… но нет. Это не мой тип, слишком бесцеремонен. Ничего неприличного, разумеется, ты же понимаешь…

– О боже, разумеется, нет, – вставила Марджори. – Но девушка должна быть осторожной, не правда ли?

– Ну конечно, в подобных вещах нет никаких сомнений, и все об этом знают. У меня респектабельная гостиница.

– Ну конечно, милочка, – согласилась Марджори. – И ты держишь ее в полном порядке.

– Очень мило с твоей стороны, дорогая. А как твой Фрэнк, он здоров?

– О да, вполне, благодарю, – вежливо ответила Марджори.

Глэдис никак не могла разобраться в себе. Завидовала ли она скучному браку Марджори и той надежности, которой он ее обеспечивал, или ей больше по душе был ее собственный статус вдовы и завидная для многих роль домовладелицы, у которой квартировался знаменитый сыщик? Наверное, решила она, как бы ни сложилась судьба человека, всегда найдется что?то, чего ему будет недоставать.

– А сейчас мистер Холмс у себя? – Этот вопрос Марджори задала скорее для того, чтобы подстегнуть болтливый язычок сестры, нежели потому, что ее интересовал ответ.

– Нет, дорогуша, – фыркнула Глэдис. – Он ушел по делам. – И она закивала головой, как человек, считающий себя весьма осведомленным. – Сегодня утром к нему пришла дама. Это было в половине одиннадцатого, потому что я только поставила чайник для утреннего чая. Разговаривала она очень вежливо. У нее еще пальто было от хорошего портного, такие швы ручной работы, и сапоги блестели просто идеально. Я бы сказала, из Италии.

– Из самой Италии? Надо же! И она так далеко ехала ради того, чтобы с ним встретиться?!

– Нет, дорогуша, это сапоги из Италии, – поправила сестру Глэдис. – А сама леди явно англичанка, у нее чистейший выговор. И дело у нее такое необычное. – Глэдис взяла паузу, прекрасно осознавая, какие муки будет испытывать ее собеседница.

– Ты присутствовала при их разговоре?

– Ну, не совсем, – призналась Глэдис. – Но понимаешь, шкаф, стоящий в коридоре, требовал немедленной полировки, и, работая там, я не могла не услышать доносившиеся до меня слова.

– Ах, эти деревянные дома такие звукопроницаемые! – подтвердила Марджори.

– Действительно. Вдобавок у мистера Холмса очень громкий голос. Его невозможно не услышать, как бы ты ни старался. – И, закончив с оправданиями, Глэдис перешла к самой истории. – Похоже, накануне у этой леди пропал зонтик. Наверное, очень редкий и дорогой.

Марджори подалась вперед, но Глэдис уставилась невидящими глазами в стену, будто вспоминая что?то.

– Помнишь, у меня раньше был зонтик? Такой, с желтыми ленточками? – Глэдис вздохнула. – Я его просто обожала. И так расстроилась, когда он потерялся.

– Помню. – Марджори действительно помнила. Глэдис устроила настоящую греческую трагедию из?за потерянного зонтика.

– А пропавший зонтик, о котором говорила та леди, тоже был желтым? – Марджори хотела услышать продолжение истории, и Глэдис заметила выражение острого любопытства на ее лице.

– Нет! Этот зонт был из тончайшего шелка, подарок ее тетушки, от которой эта леди и ее муж в скором времени ожидают солидного наследства, если я не ошибаюсь. Судя по всему, тетушка будет крайне недовольна, если окажется, что молодая леди потеряла ее подарок.

– Хм?м, – Марджори на мгновение задумалась. – А в этой истории есть что?нибудь конкретнее предположений? Может быть, кто?то пытается лишить молодую пару наследства?

– Да, это вполне возможно, – согласилась Глэдис.

– Но разве Шерлока Холмса заинтересует такая мелочь, как потерянный зонтик? – нахмурилась Марджори.

– Напротив! – возразила Глэдис. – У мистера Холмса великолепное чутье на загадки. К тому же он часто говорит, что некоторые вещи не так просты, как это может показаться на первый взгляд.

– Значит, мистер Холмс полагает, что эта история тоже не так проста? И он этим сейчас занимается? Расследует это дело?

– Да, он ушел довольно рано утром. Но что же это я! Ты, должно быть, устала после путешествия! А я тут без конца болтаю и не даю тебе и слова вставить о твоих новостях. Дорогая Марджори, как же я рада тебя видеть! – Глэдис потянулась через стол и похлопала сестру по руке. – Может быть, мы сейчас отдохнем, а утром ты расскажешь мне, как поживают Фрэнк и дети?

 

Марджори открыла глаза в полной темноте. Она была уверена, что ее что?то разбудило. Она внимательно прислушалась. Точно: послышался неясный шорох и скрип дверной петли. Она выбралась из кровати и осторожно пошла к двери своей комнаты. Снизу доносились голоса.

– Давайте, дружище! Правильно, присаживайтесь!

Раздался скрип, будто кто?то опустился в кожаное кресло.

– Друг мой, вы опять спасли меня. Я чуть снова не поддался своей слабости.

– Я так и подумал, что могу найти вас в том ужасном месте.

– Среди ангелов и демонов, – гудел зычный голос, но слова были слегка неразборчивы.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Одно из пяти видов общих нарушений развития организма, иногда называемое формой высокофункционального аутизма (то есть легкая форма аутизма, при которой способность к социализации относительно сохранена). Нередко лица с синдромом Аспергера обладают нормальным либо высоким интеллектом, но отличаются нестандартными или слаборазвитыми социальными способностями; часто из?за этого их эмоциональное и социальное развитие, а также интеграция происходят позже обычного.

 

[2] Мгновенное ускорение или торможение, приложенное к телу человека, не готового к подобному событию. В результате резкого смещения структур организма возможно повреждение межпозвонковых суставов, дисков, связок, мышц и даже нервных корешков. Обычно данный термин используется применительно к шейному отделу позвоночника, однако повреждение возможно и в других отделах позвоночника.