Тайна девичьего камня (Майкл Мортимер) читать книгу онлайн полностью на iPad, iPhone, android | 7books.ru

Тайна девичьего камня (Майкл Мортимер)

Майкл Мортимер

Тайна девичьего камня

 

 

Но поскольку человек – часть природы, то его война против природы неизбежно оборачивается войной против самого себя.

Рэйчел Карсон

 

Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе.

Книга пророка Исаии, глава 11:6

 

Между гуманизмом и сохранением природы возникает противоречие, подобное молнии. Проклятие нашего времени состоит в том, что никто не осмеливается видеть ее свет.

Олег Кузнецов. Постчеловеческая эра

 

Эта книга посвящается

E.S.E.P.I.A.

 

 

 

 

Пролог

 

К счастью, на них вроде бы никто не обратил внимания. Они по?прежнему стояли совершенно одни наверху у балюстрады в Голубом зале и смотрели вниз на остальных Нобелевских гостей. Симметрия, до этого царившая среди стоявших в ряды столов, уже была нарушена, поскольку только что покончили с десертом. Все гости, сидевшие за почетным столом, начали медленно подниматься по лестнице, ведущей к танцполу в Золотом зале. Во главе процессии шел король со своей дамой. За длинной вереницей лауреатов, министров и высокопоставленных лиц следовала нескончаемая очередь гостей во фраках и разноцветных переливающихся платьях. Очередь, прямо посреди которой гостей развлекали джазовой танцевальной музыкой, тотчас заблокировала мраморную лестницу на второй этаж. Тем временем на кирпичных стенах одна за другой появлялись пестрые лазерные проекции, изображающие цветастых ангелов, стволы деревьев и прожилки листвы. Проекции, извиваясь, поднимались все выше и выше к перекладинам балюстрады.

Лобов быстро вытащил что?то из кармана. Это был полиэтиленовый пакет, в котором лежала зеленая шкатулка длиной в десять сантиметров с латунной застежкой. Сначала Иде показалось, что это старый футляр для циркуля, но шкатулка была шире и толще и, возможно, самодельной.

– Что это?

– Тсс!

Он оглянулся, а потом опять заговорил, на английском с русским акцентом.

– Тебе лучше всего ничего не знать. Храни это в надежном месте, пока тебя не попросят вернуть мне шкатулку обратно. Возможно, через два дня.

Ида взяла шкатулку, которая неожиданно оказалась тяжелой. Она вспомнила, что сегодня ей сказала бабушка – ни за что не открывать шкатулку.

– Но что в ней? – все же спросила она взволнованно.

Вид у Лобова был серьезный.

– Ты не должна это видеть.

– Но я же должна хоть что?то знать. Это ведь… не опасно?

Он, похоже, раздумывал, одновременно вроде бы жалея ее. Глядя на девушку блестящим от вина взглядом, он словно тонул в ее глазах.

– На самом деле с моей стороны это безумие, – сказал он, – но ты можешь взглянуть одним глазком. Ради твоих прекрасных глаз, Ида. И обещай никогда?никогда ни с кем об этом не говорить.

– Обещаю.

– Ты должна понять… что содержимое шкатулки не поддается никакому описанию.

«Что он такое говорит?» – подумала девушка.

Лобов осторожно взял шкатулку, словно она была сделана из чрезвычайно хрупкого материала; держа ее между ладонями, он сосредоточенно дышал.

– У тебя только несколько секунд. Готова?

Девушка кивнула, почувствовав, как сердце забилось сильнее. С танцпола до нее доносились отдельные хлопки гостей, а по стене к ним все ближе и ближе подбирались лазерные проекции – цветастые ангелы и листья превратились в снежинки и кристаллические узоры, а отражающийся на потолке свет стал слепить глаза. В тот же миг Лобов подковырнул латунную застежку и открыл крышку.

Стоило Иде заглянуть в шкатулку, как их обоих осветил необычайно сильный луч света. Лобов вздрогнул – лазерные проекции зашли за край балюстрады и нацелились прямо на них. В ту же секунду шкатулка испустила очень интенсивное зеленое сияние, и все вокруг них на мгновение окрасилось в такой белый цвет, что стало жутко. Они словно оказались в эпицентре совершенно беззвучного светового взрыва, и она не успела подумать, даже не успела поднять руку для защиты.

Что происходит?

Свет – откуда он?

Из его головы?

Взрыв света длился секунду, может быть, полсекунды, но ей показалось, что целую вечность. Когда сильное свечение прекратилось, она увидела, что Лобов стоит на коленях и по?прежнему держит шкатулку, отвернув от нее лицо. Все стены вокруг них были в цветных узорах. Сначала она подумала, что это опять лазерные проекции, но потом заметила, что теперь узоры очерчены гораздо резче: они походили на синусоиды, фракталы и диковинные письмена – все это излучала шкатулка. Ида по?прежнему не видела, что в ней лежит. Только необычайно концентрированный свет исходил от шкатулки. Когда в шкатулку попал еще один лазерный луч, блеснула пульсирующая молния, шкатулка чуть было не вспыхнула, а Лобова затрясло, и он застонал от боли.

Ее опять ослепило, затем свет исчез совсем, шкатулка оказалась закрытой, а она так и не успела рассмотреть, что в ней лежит. Лобов стал ощупывать свои глаза, а между тем из глубины Золотого зала донеслись очередные аплодисменты.

«Нет, нет, – подумала она, – что происходит?»

Тело Лобова начало сползать на пол, и тогда Ида увидела – его очки с внутренней стороны запачканы…

…кровью?

Она долго моргала и наконец увидела все очень отчетливо: за очками виднелось плотное кровавое месиво. Кровь текла из глазниц.

Глаза словно… взорвались?

Она хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука, она едва могла дышать.

Лобов попытался встать. Шатаясь, он приподнялся; она протянула ему руки, но он упал. Все происходило медленно, однако она не успела подхватить его – он упал навзничь и ударился головой о штатив прожектора, потянув его за собой. Штатив упал всей своей тяжестью на его распластанное тело, и левым виском Лобов сильно ударился о мраморный пол.

Ида смотрела на Лобова, вытаращив глаза и прикрыв рот рукой, чтобы сдержать позывы рвоты.

Что произошло?

Она не могла поверить своим глазам. Его тело лежало неподвижно.

Похоже, что он…

Она с размаху опустилась рядом с ним. В ту же секунду к ним подбежал техник с конским хвостом.

– Какого черта! – заорал он, сначала увидев только осветительный штатив.

Затем он заметил Лобова и его лицо и сразу же замолчал.

– Врача, – выдавила она, – врача!

Парень умчался. Она сидела и смотрела на Лобова, не смея до него дотронуться и все время повторяя шепотом:

– Врача… врача…

И тут она услышала, как Лобов застонал.

Он жив!

– Не надо полиции, – простонал он, изо рта у него текла кровь. – Что бы ты ни сделала… отдай шкатулку своей бабушке, не отдавай полиции… Скажи ей, что я ее люблю… Обещай мне… Ничего не отдавай полиции…

– Обещаю, – поспешно сказала Ида.

– Передай Альме, что я люблю ее и всегда любил…

Он говорил как из тумана. Она не могла не взять его руку и сжать ее.

Затем его тело совершенно обмякло и из горла вырвалось странное хлюпанье. В эту минуту она услышала взволнованные голоса и быстрые шаги на лестнице у себя за спиной.

Нет, нет, нет…

 

1

 

Бип!

Бип!

Бип!

Ох уж этот будильник, когда же он замолчит!

В шестнадцатиметровой комнате Иды Нордлунд на улице Студентбаккен в районе Йердет только что сработал будильник в мобильном телефоне, начав издавать действующие на нервы звуки. За окном занималось черное, как уголь, шведское декабрьское утро. Еще сонная, она протянула руку, не открывая глаз. Пошарив рукой по холодному подоконнику над кроватью, она в конце концов отключила будильник, нажав на что?то в телефоне большим пальцем.

Пребывая на грани сна и бодрствования, она продолжала лежать в кровати.

Не может быть, чтобы уже было полвосьмого, подумала она. Я бы не чувствовала такой усталости… Зачем я завела будильник на такую рань? Какой сегодня день? Среда?

Нет, вторник. Но тогда никакой спешки нет. Биохимия в десять, а потом… ничего. Кроме подготовки к экзамену.

Как будто я хоть раз не готовилась к экзаменам.

Нет, просто я не перевела будильник со вчерашнего утра. Надо еще поспать.

Спокойно. На сегодня у меня нет особых планов. Может быть, пойду в студенческий спортклуб, если будет тренировка с достаточно большой нагрузкой. Я ведь должна больше тренироваться, чтобы хоть немного поправиться. И, может быть, перекушу с… да, с кем?нибудь с моего курса.

С кем именно?

А может, заставлю себя встать и пойду на студенческую кухню, где пол весь в крошках и полно немытых тарелок, съем хлопья с кефиром – да что угодно…

Хотя, с другой стороны: обычно он встает рано. Давид. С прекрасными кудрявыми волосами, всегда такой веселый и классный, с белозубой улыбкой. Вторник. Разве он не встает так рано по вторникам? Или по средам? Может, набраться смелости и пригласить его на следующей неделе на рождественскую вечеринку?

А сколько раз мы вообще говорили друг с другом? С тех пор как он приехал сюда в сентябре, максимум пару?тройку раз. В основном я наблюдаю за ним, когда ем свои макароны, а он варит свои.

Она повернулась на бок и стала вспоминать, сколько же она сама живет здесь, в этом обшарпанном коридоре, – два с половиной года или немного меньше? Как она въехала сюда теплым августовским днем, втащив по лестницам вместе с Лассе картонные ящики из?под бананов. И потом как он по?отечески пригласил ее на пиццу «Четыре сезона» в Эстермальме, в самом центре столицы, ее, маленькую Иду из Емтланда, ничего себе?

Такая умница, она должна поехать в Стокгольм – эти слова она слышала с рождения, и все же – Йердет и Эстермальм, вот как!

Затем Лассе уехал домой в Эстерсунд на своем стареньком «вольво», и она внезапно почувствовала себя страшно одинокой. Так продолжалось какое?то время, а потом она постепенно вошла в стокгольмский ритм и поняла, что люди здесь примерно такие же, как дома, в Емтланде. Только их гораздо больше, и они гораздо больше боятся потерять лицо. Стресс в метро и постоянный страх сделать что?то не так – случайно встать слева на эскалаторе или выдать, что ты из провинции, словно это видно по манере себя вести или по одежде.

Но это скоро прошло, она пообтесалась и влилась в стокгольмский мир, отстраненный и безразличный. Она стала передвигаться с той же скоростью, обмениваться теми же мимолетными взглядами, говорить тем же обтекаемым языком и вести себя холодно, учтиво и надменно.

А что касается природы, то она и здесь есть, было бы желание. Парк Хага или лес Лиль?Янссон, или Юргорден, или Ервафельтет, выбирай что хочешь.

И курс в Каролинском институте – да, он определенно как для меня создан. Но с тех пор, как Марина перестала ходить на занятия, веселья поубавилось. Мы вдвоем были на курсе чем?то вроде единственной альтернативы, до конца не вписываясь в коллектив наших сокурсников и именно поэтому были на своем месте, мы были естественной частью курса… но только пока держались вместе.

Теперь на переменах я в основном одна, подумала она и съежилась под одеялом так, что ночная рубашка сбилась к шее. Я превратилась в маленькую зубрилку в углу, которой почти нечего сказать, даже на студенческих вечеринках после нескольких кружек пива. Просто студентка?биологичка из Норрланда. Биофизика, нет, эта тема не совсем подходит для разговора на Стуреплане, если вообще я теперь бываю в тамошних ночных клубах.

Нет, теперь я просто тихая, скучная и застенчивая девушка.

Полная противоположность ему, Давиду. Хорошо бы он сейчас лежал рядом со мной и мы бы все время обнимались…

Постепенно Ида опять заснула.

Бип!

Бип!

Бип!

…она села с быстротой молнии: что с этим проклятым телефоном?

И тут увидела.

Это был не будильник, а звонок. Телефон освещал подоконник так, что дисплей отражался в оконном стекле.

Ей кто?то звонил.

Она почти забыла, как это бывает.

Звонили из?за границы, код страны +7. Затем следовал длинный номер. Сначала она решила не отвечать.

Наверняка кто?то ошибся номером.

Ошибся номером из?за границы?

И тут ее осенило.

Код страны 7… это, наверное, она?

Именно. Коснувшись символа «Ответить» и назвав свое имя, Ида услышала характерный пожилой женский голос и, несмотря на то что часы на радио показывали 06.18, сразу проснулась.

– Ида, как дела? – раздался голос Альмы, радостный и полный ожидания.

– Бабушка! Где ты?

– Извини, что не позвонила раньше. Я опять в Москве.

– В Москве? А почему ты ничего не говорила?

– Так много всего произошло, так много всего сразу, – сказала Альма, и в ее голосе Иде послышались незнакомые интонации.

Какая?то напряженность.

– Когда ты приедешь домой?

– Не знаю. Мне нужно побыть здесь какое?то время. У меня еще кое?какие дела. Это…

– …исследования?

– Да.

Вечно эти исследования, подумала Ида, чем она там занимается, никогда нет времени ни на что другое.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала Альма, опять каким?то странным тоном.

Вот как, теперь ты вдруг звонишь, когда тебе нужно помочь. Да еще в такую рань!

– Это больше мера предосторожности. Но в любом случае нам нужна помощь.

– Кому нам?

– Мне. И моему хорошему другу. С которым… я вместе работаю… он…

– Ты работаешь вместе с другим ученым?

– Да.

Снова новая интонация. Какое?то смущение?

– Вы что, пара?

Альма слегка рассмеялась.

– Может быть.

А затем опять заговорила серьезно.

– Нам нужна твоя помощь, Ида. Сегодня. Надеюсь, ты справишься.

– Ой. Ага. Да…

– Хорошо. Но прежде всего сохрани в телефоне этот номер, чтобы потом, если понадобится, ты смогла мне позвонить.

– О’кей, он у меня в телефоне.

– Ты уверена?

– Да, – ответила Ида, несколько раз внимательно посмотрев на номер. Номер был легким, фактически это был палиндром: +7 98414897.

– И что такое архиважное я должна сделать? – спросила она немного шутливо и сразу же почувствовала себя чуточку бодрее, глядя на письменный стол с горой тетрадок и учебников.

Альма ответила ей все тем же голосом. По?прежнему напряженным и осторожным.

– Ида, это на самом деле важно, по?настоящему.

Ида замолчала, а Альма медленно договорила до конца очень серьезно:

– Ты должна будешь кое?что забрать.

 

2

 

Не прошло и полутора часов, как Ида уже осторожно крутила педали велосипеда по крайне скользкой улице Студентбаккен. Ее старенький лилово?белый «кресент» с пятью передачами как всегда ходил под ней ходуном. Она проехала мимо строящейся кольцевой автодороги и покатила к полям рядом со Стура Скугган, мимо старой летней площадки Английская вилла и наискось пересекла Стокгольмский Экопарк, который огромным полумесяцем огибал город и соединял виллы в Королевском Юргордене стоимостью в несколько миллионов с обшарпанными многоквартирными домами в районе Ринкебю, густо населенном иммигрантами.

Теперь, наверное, придется поменять все сегодняшние планы, – думала она, очень медленно скользя по обледенелым беговым дорожкам через лес Лиль?Янсскуген. Затем проехала сначала район Рослагстуль, а потом Норртуль и только потом стала подниматься к Каролинскому институту.

Она привязала велосипед ближе к входу, вошла в кафетерий и, как обычно, села с чашкой черного кофе за столик в самом углу, глядя только в свои раскрытые учебники по биофизике.

Как там сказала Альма?

Ты должна кое?что взять.

Ты должна быть там вовремя.

Просто сиди в кафетерии. Ничего не делай.

Не проявляй никакой активности.

Остальное произойдет само собой.

 

3

 

Ида искоса посмотрела на другие столики. Многие студенты сидели со своими ноутбуками или читали учебники, или болтали – словом, все как всегда.

Но вдруг она услышала, как шум в кафетерии затих.

Похоже, что?то действительно происходило. В помещение вошла небольшая свита, состоящая из профессоров и других высокопоставленных сотрудников института, которые сопровождали худого пожилого человека в больших очках. Из?под объемистого пальто виднелся фрак. Многие студенты стали перешептываться и смотреть во все глаза.

Фрак, мелькнуло у Иды в голове. Наверняка это кто?то из Нобелевских лауреатов. Подумав, она вспомнила, что читала о них в газетах. Премию по физике получил русский. Может быть, это он?

У буфетной стойки свите предложили кофе и шоколадные шарики с овсом. Затем они вернулись в помещение. Когда они проходили мимо ее столика, она не могла не взглянуть на мужчину. Лицо в морщинах, сутулый и, судя по всему, плохо ходит. Девушка продолжала читать. Мужчина подошел к нескольким студентам, чтобы поприветствовать их, и когда кто?то из его свиты что?то сказал им, они просияли и стали похожими на школьников младших классов, которые сейчас будут знакомиться со своей первой учительницей. Да, несомненно, это Нобелевский лауреат. Но такое представление они устраивают каждый год, подумала она; здесь, в Каролинском институте, это своего рода обычай. В кафетерии стало еще тише, многие студенты все еще продолжали перешептываться друг с другом или пристально смотреть на происходящее. Мужчина словно выставлял себя на всеобщее обозрение и продолжал пожимать студентам руки. Ида по?прежнему читала учебник.

Не проявляй никакой активности.

И тут рядом со своим столиком она увидела тень.

Это он, Нобелевский лауреат. Совсем рядом с ней.

Один из профессоров свиты вышел вперед.

– С вами хочет поздороваться Анатолий Лобов, лауреат этого года в области физики.

Ида медленно встала и взяла его хрупкую руку в свою.

– Hello. Pleasure to meet you! My name is Ida Nordlund[1].

– Здравствуйте, Ида, – громко ответил он с сильным русским акцентом. Затем он словно вперился в нее глазами, наклонился вперед и сделал вид, что смотрит в ее учебник, сквозь зубы прошептав на плохом английском:

– Ошибка, Ида… Простите. Здесь небезопасно… Наши враги… они преследуют меня повсюду… Когда Альма звонила тебе, она этого не знала.

Девушка пристально посмотрела на Лобова.

Что он сказал?

Он полистал ее книгу, делая вид, что заинтересовался рисунком перемещения транспозона. В его взгляде читалась какая?то тревога и ожидание.

– Мы должны увидеться где?нибудь в другом месте. Там, где безопаснее. Ты должна помочь мне… сегодня вечером. – Затем он повысил голос и заговорил совсем о другом. – О, биофизика! И у тебя такие красивые глаза, моя юная дама… Я всегда это говорил, у всех юных дам, изучающих биофизику, должны быть красивые глаза!

Свита вежливо рассмеялась, а Ида покраснела, пытаясь понять, что он имел в виду.

И тут он опять зашептал:

– Такие же глаза, как у Альмы в молодости… Она выглядела точно так же, как ты сейчас…

Он повернулся и опять подошел к своим раболепным шведским коллегам, а затем сразу же покинул кафетерий, даже не взглянув на поднос с кофе и сладостями.

Ида осталась сидеть со своей чашкой; в кафетерии постепенно опять возник гул. Мысли у нее путались.

Что он на самом деле сказал? Альма в молодости?

Он знал Альму в молодости?

И что он еще хотел сказать? The enemies[2] – враги?

Она сразу же пошла в туалет и попыталась позвонить Альме.

Альма не отвечала. Сделав еще одну безуспешную попытку, Ида оставила сообщение:

– Позвони мне сразу же, как только сможешь.

Через несколько минут, когда кофе был выпит, ее мобильник мигнул, и она подумала: как хорошо, что она перезванивает, теперь я наконец узнаю, что все это значит.

– Здравствуйте, меня зовут Хокан Йёнссон, – в трубке зазвучал голос человека в состоянии стресса, – я звоню вам с кафедры физики. Я говорил с Нобелевским фондом. Один из приглашенных не сможет сегодня вечером пойти на Нобелевский банкет, и мне дали это место. Вас приглашает сам Нобелевский лауреат в области физики этого года Анатолий Лобов. Он очень сильно хочет, чтобы вы пришли.

Несколько секунд она молчала, думая обо всем, что сказали ей Альма и Лобов.

Ведь это важно.

The enemies.

Нам нужна твоя помощь.

Нобелевский банкет. Что происходит?

– Конечно, – сказала она в трубку, – я приду… с удовольствием.

– Прекрасно, – отозвался Хокан Йёнссон, – мы перешлем приглашение. Какой у вас домашний адрес?

Она сразу же собрала свои книги, вышла из кафетерия и пошла к велосипеду. Она была как пьяная, мысли путались.

Она отвязала велосипед и поехала.

Нобелевский банкет – с ума сойти! Что Альма затеяла?

И что мне надеть?

Проезжая мимо Северного кладбища, где она различила силуэт высокого надгробного памятника Альфреду Нобелю, она почувствовала, как переднее колесо сильно стукнулось о ледяную корку.

Ой, нет, прокол шины!

Но у меня просто нет времени везти велосипед домой в Йердет.

Она привязала велосипед к поручню рядом с автобусной остановкой, завидев издали красный рейсовый автобус.

Отлично, поеду на нем.

Когда она села в автобус, удачно найдя свободное сиденье на двоих, она заметила, что в ней все бурлит от вопросов.

Получается, Альма и Лобов знакомы около шестидесяти лет? И что такое я должна забрать? И кто его преследует?

И как, скажите на милость, мне одеться?

Автобус проехал мимо района Рослагстуль и въехал на улицу Вальхаллавеген, а она все сидела и думала, сначала не замечая, что отковыривает ногтем наклейку рядом с остатками засохшей щепотки жевательного табака.

 

 

Карл фон Линней

Карл фон Линней (урожденный Карл Нильссон Линнеус) родился 13 мая 1707 года в Росхульте, в провинции Смоланд, Швеция, в семье Кристины Бродерсонии и священника Нильса Ингемарссона Линнеуса. Родители хотели, чтобы Карл тоже стал священником, но его интерес к ботанике вызывал такое восхищение учителей, что в 1727 году его отправили учиться в университет г. Лунда.

Вскоре он переехал в Уппсалу, а спустя несколько лет предпринял первое из своих многочисленных путешествий по Швеции. Во время этих путешествий он составлял картотеки цветов, горных пород и памятников культуры соответствующей провинции. В 1733 году он встретил дочь врача из Даларны, Сару Элисабет Мораеа. Состоялось сватовство, но ее отец потребовал, чтобы Линней сначала получил высшее образование, только после этого свадьба могла состояться. Тогда Линней поехал в Нидерланды, где в 1735 году опубликовал новаторскую Systema naturae (Система природы), книгу, которая лежит в основе современной систематики всех живых существ по различному внутреннему родству растений и животных. Система Линнея используется и по сей день во всех странах мира.

В июне 1739 года Линней женился на Саре Элисабет, а три года спустя его назначили профессором ботаники Уппсальского университета. У пары Линней родилось семеро детей. В 1757 году Карл получил дворянство и взял фамилию фон Линней.

Постепенно Линней окружил себя большим количеством учеников, которых он позже отправлял в различные научные экспедиции по всему миру. Среди наиболее выдающихся учеников следует назвать Пера Кальма, совершившего поездку в Северную Америку в 1748–1751 годы, Фредрика Хассельквиста, который посетил Палестину и некоторые районы Малой Азии, Карла Петера Тунберга, побывавшего в Японии, Южной Африке и Шри Ланке, а также Даниеля Соландера, который в 1768–1770 годы с Джеймсом Куком отправился на Тихий океан и в Новую Зеландию, а затем – в Исландию, на Фарерские и Оркнейские острова. Линней внушил своим ученикам, как важно проявлять основательность и энтузиазм, и научил их вести прицельные и конкретные наблюдения.

Последние годы жизни Линней в основном провел в Уппсале, уезжая на лето в имение Хаммарбю к югу от города. В восемь часов утра 10 января 1778 года с ним случился удар, и он умер.

Карл фон Линней был, без сомнения, самым выдающимся ботаником своего времени. Даже сегодня он занимает первое место среди шведов, о которых пишут в Википедии, где его биография и деятельность описаны почти на 110 различных языках. Это объясняется тем, что он систематизировал все организмы, известные в его время. С таким невероятным трудом не справился бы ни один другой ученый, ни до, ни после. Все природные вариации Линней сгруппировал в классы, порядки, семьи, роды и виды. В книге Линнея Specie splantarum (Виды растений, 1753) впервые описаны растения, а в десятом издании Systema naturae (Система природы, 1758) впервые описаны животные.

Линней также сделал попытку классифицировать горные породы, минералы и окаменелости в так называемом Царстве минералов. Некоторые разделы кажутся весьма странными с точки зрения современной науки: например, к царству минералов он причислил даже камни в почках и желчном пузыре. Линней также хотел классифицировать различные «расы» рода человеческого, куда наряду со всеми прочими включил мифологические существа, например гидр, сатиров и троглодитов. Тем не менее благодаря его исследованиям наука пошла по пути, который сильно отличался от учения отцов церкви.

Одно из основополагающих правил Линнея заключалось в том, что все виды должны иметь научное наименование, состоящее из двух частей – родового обозначения и видового обозначения, например Digitalis purpurea (наперстянка пурпурная).

Цветок линнея северная (Linnaeaborealis L.) назван в честь Карла фон Линнея, а его портрет украшает шведскую купюру в сто крон. В его имении Хаммарбю находится музей под эгидой Уппсальского университета. Похоронен Линней в Уппсальском кафедральном соборе.

Источник: Википедия

 

 

4

 

Несколько ударов – прямо по автобусному стеклу, ряд быстрых сильных шлепков. Кто?то вскрикнул: Oh my God, did you see that?[3]

Затем Ида увидела ледяные снежки, как минимум пять штук. На мгновение они прилипали к окну автобуса, а затем один за другим соскальзывали по стеклу вниз и скатывались в дорожную слякоть на Ратушном мосту.

Шофер не стал тормозить, а продолжал ехать по мосту. Автобус был двухэтажным, с красивыми деревянными панелями и ковровым покрытием в проходе. Как же он отличается от того обшарпанного автобуса, на котором она ехала днем. Автобус был пятым в кортеже, он стартовал у Гранд Отеля, а затем проехал через Центральный вокзал и Шератон. Декабрьская стужа сковала стеклянные окна, залив Риддарфьерден серебрился в лунном сиянии, а кирпичный фасад Ратуши, освещенный горящими факелами, мерцал красно?коричневым светом.

Ида огляделась. Несколько американок в шубах стали обсуждать план вечера, а остальная нарядно одетая публика сидела с радостными или полными ожидания лицами.

Что она здесь делает, среди всей этой рафинированной публики? И кто из них следит за ней? С самого утра она была на взводе, но все это время ей было не с кем поговорить. В течение дня она четыре раза пыталась дозвониться до бабушки, но никто не отвечал. Наконец во второй половине дня пришла sms’ка:

«Лобова преследуют. Но никто не знает ни тебя, ни того, что вы знакомы. Сегодня на банкете он даст тебе кое?что, шкатулку. Мы считаем, что только у тебя шкатулка будет в безопасности. Никому не говори, что она у тебя или что вы знаете друг друга. НЕ открывай шкатулку. Мы тебе доверяем. Послезавтра вы опять встретитесь, где?нибудь в городе, и ты вернешь ему шкатулку. Храни ее как зеницу ока. То, что в ней находится, невосполнимо. Она не должна попасть к преследователям, ни за что на свете! Хорошего тебе вечера. Обнимаю, Альма».

Она прочла sms’ку больше пяти раз.

Преследователи – звучит почти как… как что? Они что, просто?напросто собираются ее украсть?

И потом эта история со «шкатулкой» – что за шкатулка?

Нет, нет, не буду нервничать, подумала она.

Она обратила внимание на шляпу одной из нарядно одетых женщин. Из тульи торчало несколько перьев, и Ида сразу же увидела, что это фазан.

Фазан, да, – Phasianus colchicus.

Что еще?

Anemone pulsatilla? Прострел обыкновенный.

Briza media… Что это? Черт, вроде бы трясунка средняя.

Ranunculus acris? Лютик едкий.

Artemisia absinthium? Полынь горькая…

Нет, хватит – не буду об этом думать, все эти старые игры с Лассе в вопросы и ответы, все эти латинские названия.

Хотя Phasianus colchicus звучит неплохо, короче говоря, фазан, а вот перья того фазана, которому пришлось пожертвовать собой ради гордыни и тщеславия.

И мальчишки, которые кинули снежки в фешенебельный автобус. И я, которая вкусно поест и будет участвовать в том, о чем тысячи других людей могут только мечтать.

Она опять посмотрела на ближайшее к ней окно.

На нем еще были следы от снежков. Она снова села прямо и увидела, что скоро они будут у Ратуши. Все нарядно одетые пассажиры автобуса еще больше оживились, как будто всю дорогу втихаря пили шампанское. Она по?прежнему не могла вычислить своего потенциального преследователя.

Хорошо бы Марина уже ждала ее у Ратуши, подумала она, иначе добром это не кончится.

Ида взглянула на темноту за окном, рассматривая свое туманное изображение.

Неужели я так похожа на Альму? Да, явно.

Автобус подпрыгнул, водитель резко притормозил, и она почти врезалась в американку с фазаньей шляпой, как чья?то рука быстро подхватила ее за талию, не дав ей упасть.

– Ой, с тобой все в порядке?

Молодой человек с темным косым пробором и теплым взглядом карих глаз.

– Спасибо, – выдавила она.

– Если бы ты упала, то, наверное, не смогла бы сегодня танцевать.

– Ты прав.

Она не могла не бросить на него еще один взгляд. Сколько ему лет? Двадцать пять? Тридцать? Или нет, немного больше? Наверное, тридцать с небольшим, но какое мальчишеское лицо. Может, тридцать пять?

Только она собралась что?то сказать, как двери автобуса открылись и все пассажиры словно выпали из него, толкаясь от нетерпения.

Когда она вышла на мороз, темноволосый человек уже исчез.

 

5

 

Выйдя из автобуса, Ида сразу же отделилась от толпы. Вдали, у огромного кирпичного здания, дрожало пламя огромных факелов на подставках. С торца маячил золотой монумент в честь основателя Стокгольма Биргера Ярла. Подсвеченные колоннады освещали отраженным светом напоминающую черный бархат водную гладь залива Риддарфьерден. Длинные ряды готических окон слабо мерцали на фоне ночного неба.

Где Марина, надеюсь, не опоздала, как обычно?

Как все это пройдет, во что меня втянули?

Одной мне не справиться.

Наконец у самых флагштоков на другой стороне улицы она разглядела коренастую фигуру в черном.

Это могла быть только она, Марина.

Иде стало легче и не так страшно.

Марина, да. Какая жалость, что она бросила университет, иначе бы они наверняка виделись так же часто, как раньше. Сидеть в какой?то бухгалтерской фирме только потому, что ее родители считают, что у нее должен быть твердый заработок?

Подойдя к Марине, Ида увидела стоящий на земле большой доверху набитый бумажный пакет из магазина «Coop».

– Боже мой, они что, не могли заказать погоду похолоднее? – спросила Марина и сплюнула.

– Как дела? – поинтересовалась Ида.

– Да так, настрой, как всегда, боевой.

Марина принялась рыться в пакете.

– Даже не знаю, что из этого выйдет. Можно сказать, твои волосы никогда не были твоим сильным местом.

Ида только смиренно присела на корточки, а Марина стала расчесывать ей волосы, сооружая на затылке что?то вроде ракушки.

– Что ты сделала со своими волосами? Они что, из стальной стружки?

Девушки засмеялись.

– Просто у меня такие волосы, вот и все.

– Рада за тебя, во всяком случае, пойдешь на банкет. Самая изысканная еда и все прочее. Как получилось, что тебя пригласили? Ты и на самом вручении была?

– Нет, нет, в Концертном зале я не была, – быстро ответила Ида и опять почувствовала тревогу, – это длинная история. Сейчас не успею все объяснить.

Марина взглянула на нее, а затем пожала плечами.

– Сама я буду драить прачечную, потому что там побывали собаки и загадили весь пол.

– Как мило.

– А потом попробую на чердаке новый передатчик, мне прямо не терпится.

Опять это любительское радио. Но хорошо, что она верна своему старому хобби. И у нее остались радиодрузья.

– Понимаю.

– Может быть, я опять смогу послать пробный сигнал тем парням из Гётеборга, помнишь?

Ида слегка улыбнулась.

– Или, – продолжила Марина, – может быть, твой отчим… там, в Норрланде. Как там его зовут?

– Лассе… он мне не отчим, он мой…

Да, как бы это сказать – заместитель отца?

– Пожалуй, не надо, – отозвалась Ида, – я даже не знаю, пользуется ли он еще радио.

В голове быстро пронеслось: о чем таком я говорила с Лассе в последний раз? Несколько недель назад? Надеюсь, там, в Емтланде, с ним все в порядке, днем он возится со скутером и ходит в лес, а вечером, наверное, в основном смотрит телевизор.

Она почувствовала, что ей его не хватает. Надо с ним связаться. В ближайшее время.

Марина достала косметичку и попросила Иду закрыть глаза, чтобы наложить ей сначала основу, а затем тени для век.

– Как бы то ни было, а сегодня вечером ты будешь не хуже других, это уж точно. Только подбери волосы. Ты видела жену министра обороны? Вот, держи.

Ида взяла туфли на каблуке с красными украшениями.

– Знаю, – сказала Марина, – но мне показалось, что они выглядят дорого. Выбрать было не из чего.

– Все в порядке.

– Только бы они подошли и не натерли ноги. Иначе ты не сможешь танцевать.

Именно, подумала Ида и заметила, как слегка улыбнулась, несмотря на страх. Если только будет с кем танцевать.

– Дай?ка я на тебя посмотрю.

Марина в последний раз поправила ей волосы и дала вечернюю сумку из искусственной крокодиловой кожи.

– Думаю, лучше не будет. Но смотришься ты неплохо, совсем неплохо. От прыщей и следа нет.

Ида поблагодарила и посмотрела на часы.

– Ну скажи хоть что?нибудь. Как получилось, что тебя пригласили? – настаивала Марина.

– Случайно. В институте разыгрывали лотерею. Каролинский институт наверняка проводит такую лотерею каждый год, и несколько студентов идут на банкет. Мне просто повезло, что я выиграла.

– Вот как, чуточку странно. Но как я понимаю, у вас, студентов, все в порядке.

– Да, у студентов, которые учатся до конца, все в порядке.

Марина опять улыбнулась.

– Туш! Веселись от души. И осторожней на каблуках.

Они дошли до Ратуши, где образовалась небольшая очередь.

– Вот, – сказала Марина, протянув крошечный несессер, который Ида засунула в вечернюю сумку. – Если тебе надо будет немного прихорошиться. До связи!

И она исчезла в направлении улицы Тегельбаккен. Ида положила руку на затылок и осторожно нажала на хвост. Да, заколка крепко держит волосы.

Лотерея в институте? Во всяком случае правдоподобно. Приходится врать даже лучшей подруге.

А теперь мне надо войти – только вот зачем?

 

6

 

Процедура прохождения контроля безопасности на входе затягивалась. Несколько охранников на плохом английском вступили в оживленную словесную перепалку с женщиной с пышной химической завивкой, что еще больше затрудняло вход. За женщиной стоял мощный мужчина с решительным лицом, он нетерпеливо топтался на месте, держа в руке наушник. Ида отметила, что фрак на нем сидит плохо.

– He is not on the list, madam[4], – говорил охранник на шведско?английском языке. – У нас нет никакой информации. Но можете не сомневаться, наша собственная служба охраны обо всем позаботится там, внутри.

Несколько американцев, наблюдавших эту сцену, смеялись во весь голос.

– Собакам и телохранителям вход запрещен!

Женщина с химией покраснела и шепнула что?то своему блондинистому телохранителю, которому пришлось пробираться сквозь толпу обратно на холод. Ида показала свое удостоверение двум группам охранников и наконец получила схему размещения гостей за столиками. Она довольно долго искала свое место – самое крайнее за одним из боковых столов под балюстрадой, очень далеко от почетного стола. Она оглянулась, словно надеялась найти каких?нибудь знакомых – наверняка шанс очень велик, подумала она, – а затем переобулась в красные туфли в нише, где висели маленькие зеркала, у которых пудрились американки.

– Вот ты где, – раздался голос.

Подняв голову, она увидела темноволосого мужчину из автобуса.

– Ты за каким столом сидишь?

Она показала на схеме, а он ткнул пальцем в свое месте за другим столом.

– Далековато, чтобы переговариваться, – улыбнулся он, – но, может быть, после ужина пойдем покурим?

Ида заново рассматривала его волосы, глаза, длинную прямую спину и элегантно завязанную бабочку.

– А ты много раз был на Нобелевских банкетах?

– На самом деле я здесь впервые, хочешь верь, а хочешь нет, – рассмеялся он. – Вообще?то по профессии я врач. Но мой дядя знает, что, где и как. Мне сделали приглашение через его знакомую в канцелярии Академии наук… Ну ладно, увидимся там, наверху!

И он исчез в толчее, которая становилась все плотнее. Ида продолжала молча стоять, оглядываясь по сторонам. Мимо нее проплыла целая группа упитанных дам средних лет в переливающихся платьях в сопровождении нескольких рослых охранников, которые, похоже, следовали за кем?то из королевской семьи.

Маленькими шажками она медленно пробиралась к своему столу, который пока что пустовал.

«И куда я попала?» – подумала она.

 

7

 

Сиговая икра из Каликса отливала темно?красным цветом на фоне зеленых пучков петрушки. Ида осторожно ела крем?суп из фенхеля, слегка выдвинув вперед небольшие приборы, зажатые между пальцами, чтобы продемонстрировать самоконтроль и хорошее воспитание.

Разговор за столом тек в свободной форме. Она сидела с краю, ее соседом по столу был японец по имени доктор Такекава. Напротив сидел худой американец, чье имя она сразу же забыла после представления, а гостевая карточка с его именем была повернута в другую сторону. С ее места почетный стол было не разглядеть, но зато она отчетливо видела прямо перед собой стену с двумя огнетушителями.

Наискось от Иды сидела женщина с пышной химией. Представившись как исполнительный руководитель исследовательской группы в области биотехнологии достопочтенного института ИТЭБ[5] в Пущине Московской области, который тесно сотрудничает с Каролинским институтом, женщина слегка улыбнулась про себя и с интересом осмотрелась.

– So what is your main subject?[6] – спросил худосочный американский господин, сидевший напротив Иды.

– Биофизика, – ответила Ида по?английски.

– О, как интересно. Вы читали какие?нибудь работы Томаса Стейца[7]?

Это имя было ей незнакомо.

– Ну, это парень с рибосомами из Кембриджа, – уточнил американец.

– Я о нем слышала…

Разговор продолжился; американец сказал, что восхищается скандинавской научной традицией, особенно датским ядерным физиком Нильсом Бором. Ида задала еще несколько вопросов о факультете, на котором работал американец, и вроде бы не допустила серьезных оплошностей, хотя предполагала, что ее вежливые краткие ответы и реплики не привели его в особый восторг. Бокалы для вина и воды все время пополнялись, а на больших теплых тарелках с золоченым кантом подали седло оленя. Но когда она взяла в рот первый кусок, мясо оказалось холодным. Она много раз поправляла декольте шуршащего платья, чтобы не слишком привлекать внимание мужчин. Она долго беседовала с доктором Такекавой о шведском климате, о шведской еде, о том, как это очень по?шведски обсуждать все шведское, а потом он попытался объяснить ей область своих исследований. Ей удалось понять, что это имеет отношение к нанотехнологии и что его исследования приносят необыкновенно большую пользу. Скоро в разговор вмешалась женщина с пышной химией. Выпив несколько бокалов вина, она теперь говорила с некоторым напором. По ее мнению, задачи нанотехнологии лежат совершенно в другой сфере, и она дала понять, что проект японца фактически нельзя воспринимать всерьез.

– Извините, но что вы такое говорите? – громко сказал д?р Такекава, и завязалась длинная оживленная дискуссия.

Женщина упорно настаивала на своем:

– Этот вид псевдонауки скоро отойдет в историю. Нанотехнологию надо использовать в существенных целях, а не для косметики и рекламных брошюр.

– Тогда что, по вашему мнению, является фундаментальным исследованием? – спросил д?р Такекава, теперь явно взволнованный.

– Естественно, надо радикально пересмотреть взгляд человека на его собственное место в сотворении мира, – ответила женщина, – поставить себя на место животных и заменить самонадеянное представление о себе на смиренное.

Ида не поняла, что хотела сказать женщина, японец сидел с изумленным видом и попытался возразить, но тут их прервал официальный сигнал фанфар и король Швеции стал хрипло откашливаться у почетного стола. Затем он, широко открыв глаза, произнес на редкость неуклюжий тост в честь великого мецената Альфреда Нобеля.

Когда перезвон бокалов смолк, а гул возобновился, Голубой зал наполнился звуками скрипки и аккордеона и в зал вошло трое низкорослых бородатых мужчин с круглыми животами, что вызвало оживление у шведской части публики. В центре оркестра, как якорь, стоял звезда «ABBA» Бенни Андерссон, извлекая грустные мелодии из своего аккордеона. На задней стене лазерные лучи рисовали летний пейзаж с майским шестом, тарелкой с селедкой и пароходами. Немного дерзко сделать шведское лето темой в середине декабря, подумала Ида, но во всяком случае красиво.

Когда после исполнения номера раздались аплодисменты, японец тотчас же встал и исчез в направлении мужского туалета. Женщина с химией с наигранным отчаянием посмотрела на стул японца и комично поджала губы.

– Мужчины. Могут делать фантастические вещи, но не переносят, когда им дают отпор.

Затем она подняла бокал и сказала по?шведски:

– Sk?l![8] – причем шведское «о» она произнесла безупречно, безо всякого акцента.

Ида подняла бокал и похвалила ее.

– На самом деле я лингвист, который занимается не своим делом, – пояснила женщина. – Особенно я влюблена в ваш странный, длинный и мрачный звук «у». Как в слове хуууус[9].

– Как интересно, – откликнулась Ида. – Я об этом никогда не задумывалась.

– Нигде никогда такого больше не слышала, – продолжила женщина, опять выпятив губы: «Хуууус!»

И тут их часть стола наконец дружно рассмеялась от души. Американец, сидевший напротив Иды, сразу же стал пытаться произнести этот гласный звук, отчего всем стало еще веселее во главе с женщиной с химией.

Внезапно внимание женщины переключилось, ее глаза будто распахнулись, и Ида тотчас поняла, что за ее собственной спиной что?то происходит.

Она медленно обернулась.

За ней стоял Лобов. Но у него было совершенно другое выражение лица, совсем не то, что утром, выглядел он ужасно. Он быстро прошел дальше, не сказав ни слова.

– Вы знакомы? – быстро спросила женщина и поставила свой бокал. – Вы знаете, кто это?

В этот момент д?р Такекава вернулся из мужской комнаты.

Призыв Альмы.

Никому не говори, что ты его знаешь.

Ида покачала головой.

– Нет… Кто это? – спросила она на всякий случай.

– Всего лишь лауреат Нобелевской премии по физике этого года, – кратко ответил японец. – Анатолий Лобов. Совершенно потрясающий человек.

С помощью нескольких удачных реплик они общими усилиями сумели создать за столом хорошую атмосферу. Они выпили еще вина, и Миранда, так представилась женщина с химией, задала неожиданный вопрос: что лучше всего украсть как сувенир с банкета, который все, почти до невыносимого занудства, называли Банкетом банкетов.

Вскоре Миранда выступила с конкретной инициативой: японец и американец могут каждый взять по два кольца для салфеток с нобелевской эмблемой.

– Ведь одного кольца недостаточно для ужина на двоих, – улыбнулась Миранда.

Затем она протянула Иде перечницу, а сама украдкой положила в свою дамскую сумочку солонку.

– Теперь ты никогда не забудешь русскую тетю с нобелевской солонкой.

Несколько дам с другого столика посмотрели на них. Миранда с Идой переглянулись, и через секунду обе зашлись в хохоте.

 

8

 

Постепенно Ида заметила, что у нее кружится голова. Теплое помещение, все эти английские фразы, вино…

Когда со стола убрали после горячего и можно было встать и размять ноги, Ида извинилась и вышла в фойе, где стояла очередь в дамскую комнату. После долгого стояния в очереди и краткого пребывания в туалете она заспешила вдоль кирпичной стены. Темноволосый молодой человек из автобуса как раз выходил из?за другой колоннады.

– Вот ты где! Ну как тебе еда? – спросила она.

Она поняла, что спросила с излишней заинтересованностью, но одновременно почувствовала, что ее больше не волнует, как пройдет вечер, – конечно, сказывалось выпитое вино.

– Честно говоря, – ответил темноволосый мужчина, угостив ее сигаретой, пока они спускались по лестнице во внутренний двор, где был закуток для курения и где они сразу попали в объятия декабрьского холода, – меню так себе, разве нет? Разве икра может быть неудачной?

– Наверное, у тебя за столом собралась скучная компания.

– А что, здесь есть другие?

Она рассмеялась.

– И это световое шоу. Майский шест из лазера? Боже, какой китч!

Ида опять захихикала. Он такой слащавый и такой пафосный. Он представил ее паре их возраста, но пара вскоре ушла, посетовав на холод.

– Ты сделала прическу, да? – спросил он. – Красиво!

– Спасибо.

Они курили и сквозь колоннаду смотрели на залив Риддарфьерден, который казался еще чернее, чем раньше, если такое вообще было возможно.

– Ты останешься? Ведь здесь одни только старые тетки и дядьки. Которые к тому же очень плохо пахнут.

Они засмеялись.

– После окончания праздника нас отвезут на мини?автобусах в Каролинский институт. Но это будет поздно. Держи!

Он протянул ей свой мобильник.

– Набери свой номер, чтобы я потом смог тебе позвонить.

– О’кей.

– Очень приятно с тобой познакомиться, правда, – сказал он. – В тебе есть что?то особенное, ты это знаешь? У тебя что?то такое в глазах… Кстати, меня зовут Поль.

И тут прямо за ними, в дверях, ведущих в теплое помещение, появился худой человек, наклонившийся вперед.

Это был Лобов.

У него уже был не такой напряженный вид, но все равно он был начеку. Бросив на Иду почти незаметный взгляд, он кашлянул, отчетливо и со значением.

Ида отдала мобильник обратно Полю со словами:

– Тогда до звонка… мне надо в дамскую комнату.

– Конечно, – отозвался Поль.

Поль остался во дворике, а она медленно вернулась в тепло. Лобов уже прошел вперед. Он шел так, чтобы расстояние между ними не менялось. Они миновали несколько боковых сводов и пошли дальше мимо стойки шведского телевидения, где один из ведущих в плохо сидящем фраке прижимал пальцем к уху наушник, что?то зачеркивая в сценарии. К Лобову подошел охранник и сказал, что туалеты и места для курения находятся в другой стороне, но Лобов только показал свой бейджик и Нобелевскую медаль, которая лежала у него в кармане. Охранник сразу же отступил, и Ида успела проскользнуть до того, как он снова занял свое место.

В коридоре, ведущем в кухню, стоял еще один охранник, но Лобов отстранил его и подождал Иду. Когда она догнала его, он завел ее в помещение за парой вращающихся дверей.

За вращающимися дверями стоял целый ряд прижавшихся к стене официантов. Казалось, они ждали сигнала, чтобы выйти единым строем. Они удивленно посмотрели на Иду и Лобова, но никто ничего не сказал.

«Что он делает? – подумала она. – Разве он не должен следить за тем, чтобы нас не видели вместе? Может быть, он выпил лишнее».

Сама кухня была дальше. Оттуда доносились дребезжание посуды и зычные голоса. Они миновали маленький экран, на котором крутили видеоролик – инструкцию о том, под каким углом по отношению к шарику мороженого на десертной тарелке надо класть веточку брусники.

– Мне жаль, что я смешал твои карты, но я должен быть уверен в том, что российский посол нас не видит, – тихо произнес Лобов по?английски, беспокойно озираясь вокруг. – Ты должна знать, что оказываешь мне и твоей бабушке большую услугу.

К ним подошла пожилая официантка. Она сказала, что выход здесь, и показала на дверь в торце, но Лобов открыл другую дверь, рядом с большим грузовым лифтом.

За дверью вверх шла узкая мраморная лестница с сильно вытертыми ступенями, три пролета которой вели к плотной металлической двери. Они медленно поднялись по лестнице и через открытую дверь вышли на самую верхнюю балюстраду прямо под кирпичным потолком высотой, наверное, метров двадцать пять.

Лобов все время оборачивался, осторожно перешагивая через множество проводов и ламп. Они прошли мимо стола со светомикшером, который, решила Ида, вероятно, использовали в шоу.

– Вот мы и пришли, – сказал он, заметно задыхаясь и опять глядя через плечо. Иде показалось, что теперь в его глазах были не только осторожность и опьянение, но и что?то еще. Страх?

– Женщина за твоим столом. Ты ее знаешь?

– Какая женщина? С волосами?

– В парике.

– Парике?

– Я случайно узнал, что это парик. И что ее зовут Миранда.

– Да, Миранда. Нет, я с ней не знакома.

– Держись от нее подальше. Нам страшно не повезло, что ты оказалась именно за этим столом. Она, возможно, единственная из них, которые сюда попали. Но думаю, она ничего не заметила.

– А что она должна была заметить?

Лобов внимательно посмотрел девушке в глаза.

– Слушай. Крайне важно, чтобы она не поняла, что мы знакомы. У нее нет совести. Она хочет украсть то, что я тебе дам. Понимаешь? Ради этого она готова на все, что угодно. На все, что угодно, понимаешь? Я шел к тебе, чтобы сообщить кое?что, но, когда увидел ее, повернул в обратную сторону. Ты ведь не сказала ей, что знаешь меня или как ты попала на банкет?

– Нет, нет. Никто ничего не знает. Я даже сама не знаю, что я здесь делаю.

Лобов коротко улыбнулся, но улыбка была напряженной.

– Что вы имеете в виду, когда говорите, что у нее нет совести?

Он опять улыбнулся, но на этот раз еще более вымученной улыбкой.

– Не волнуйся. Разумеется, ты здесь по моей вине. Дома в Москве я совершил ошибку. После того как мне дали Нобелевскую премию, я впустил в свой дом шведскую журналистку, которая взяла у меня интервью. До этого почти никто не знал, где я живу. У меня две квартиры, одна из которых была секретной. Но из?за интервью секрет раскрылся. Я проявил неосторожность, это все тщеславие от премии. Миранда и ее группа выследили мою вторую квартиру, вломились в нее и многое уничтожили…

– А кто они такие? – перебила его Ида, глядя вниз на длинные столы, за которыми большинство гостей ели десерт.

– Это закрытая научная группа под руководством Миранды. Я не успею объяснить.

Он вытер себе лоб носовым платком и еще раз проверил, нет ли кого?то рядом.

– Они преследуют меня с того момента, когда позавчера я приземлился в Арланде. Здесь, в Стокгольме, они повсюду ходят за мной по пятам, они были даже сегодня утром в Каролинском институте, в том самом кафетерии. Ты наверняка думаешь, что у меня паранойя, но поверь мне, у меня есть для этого основания. Если ты сможешь несколько дней помогать мне, мне удастся расслабиться. Понимаешь, я начинаю почти сходить с ума. Я должен тебе доверять.

«Все еще больше запутывается», – подумала она, чувствуя, как к ней опять возвращается страх.

– Вы можете мне доверять. Но что мне надо делать? Альма упомянула о какой?то шкатулке.

– Именно, – отозвался Лобов и на мгновение весь расплылся в улыбке. Некоторое время он просто стоял и пристально разглядывал девушку.

– Знаешь, я словно вернулся на шестьдесят лет назад. Видеть тебя. Твои глаза, твои брови, подбородок – все как у Альмы, твоей бабушки. С генами так бывает, они перепрыгивают через поколение, а потом опять проявляются. Прости мне мою болтовню, на самом деле сегодня у меня счастливый день. Нобелевская премия, фантастическое письмо, которое я случайно нашел, и, наконец, ты – и все в один и тот же день.

Он стоял, задумчиво глядя перед собой, а от столов по?прежнему шел шум.

«Фантастическое письмо? – подумала Ида. – Что еще за письмо?»

Внезапно зал прорезал звук фанфар. Трапеза прервалась, король поднялся со своего места, и приглушенный грохот заполнил Голубой зал, когда тысячи гостей отодвинули стулья и встали.

В ту же минуту за спиной Иды на балюстраде возник блондин во фраке и с конским хвостом. Лобов окаменел. Мужчина подошел к столу со светомикшером, нажал на какие?то кнопки, и на противоположной стене зала длиной в пятьдесят метров показалась красная лазерная проекция. На стенах завертелись цветочные ангелы, листья аканта и кроны деревьев.

«Будто в здешнем убранстве не хватает всех этих свежих цветов, которые томятся на столах», – подумала она и увидела, как король довольно быстрым шагом поднялся вместе со своей соседкой по столу по Львиной лестнице, а за ним – королева в сопровождении маленького дяденьки с круглым подбородком и в очках. Ида поймала себя на том, что на долю секунды опять подумала о слащавом Поле. Вслед за королем со своих мест встало сонмище гостей, которые подобно вязкому тесту тоже начали подниматься по лестнице. Голубой зал опустел, а танцпол в Золотом зале стал медленно заполняться.

Человек за пультом встал и поспешил уйти. Лобов проводил его пристальным взглядом.

Когда он ушел, Лобов внимательно посмотрел на Иду.

– Я покажу тебе, что я сегодня случайно нашел, – сказал он, доставая из кармана совершенно обычный лист формата А4. – Ой, нет, подожди. Ба. Это была моя благодарственная речь. Вот…

Он стал шарить в другом кармане; на мгновение вид у него стал озабоченным. Одновременно она заметила новые лучи света вдоль длинной стены. Лазерное шоу стало осторожно перемещаться вместе с гостями, чтобы им было на что смотреть, пока они толпятся на лестнице. Теперь она увидела светотехника на среднем этаже вдоль северной балюстрады, где он подправлял новые лампы. Потом он быстрым шагом пошел к дальнему торцу, где стоял еще один стол с другим светомикшером.

Лобов вынул новый лист бумаги; выражение его лица изменилось, как будто он боялся что?то разбить.

Он понизил голос и снова осмотрелся, чтобы никто, кроме нее, его не услышал.

– За текстом, написанным на этой бумаге, охотятся больше двухсот лет. А он здесь, у нас под носом. Альма так удивится. Она…

Сначала он выглядел возбужденным, потом испуганным, как будто ждал, что крыша над ними в любую секунду рухнет вниз и разверзнутся небеса.

«Да, он определенно пьян», – подумала девушка.

– А почему Альма не пошла на банкет?

Вид у него стал более озабоченным.

– Она была вынуждена… остаться в Москве… она должна приглядывать за всем нашим… тамошним оборудованием. Оно должно поддерживать определенную температуру. Приезжай к нам в Москву, и мы тебе все покажем. Стоит тебе только сказать…

Он опять поднял бумагу.

– Понимаешь, сегодня утром после нашей встречи мне удалось побыть одному в специальном читальном зале в библиотеке Каролинского института. Мне всегда хотелось увидеть это место, поскольку в нем хранится множество классических книг по естествознанию начиная со средневековья и до наших дней, потрясающее собрание. И я также хотел лично увидеть одну вещь.

– Письмо, так ведь?

– Да, старинное письмо, очень знаменитое, от некоего Соландера. Но там было не одно письмо, а целых два, понимаешь? Просто бумага, она лежала среди нескольких защитных листов, которыми было обложено основное письмо. Оно выглядело как обычный пустой лист бумаги, и ничего больше. Я не успею все объяснить. Настоящее письмо я читал много раз раньше, но вот эта дополнительная защитная бумага, это бесценно. До сих пор не могу поверить, что это правда, что я нашел неизвестный текст на бумаге, совершенно неприметной с виду. Это может иметь невероятные последствия.

У Лобова вспотел лоб, он выглядел все более возбужденным. Она чувствовала себя вне игры, ей было совсем непонятно то, о чем он говорил, и он вроде бы заметил это.

– Кобальтовый хлорид, – тихо произнес он. – Это секрет. Шведы использовали его в XVIII веке. Или вернее сказать: он использовал его. Величайший шведский гений всех времен. Каролус Линнеус – ваш самый большой ученый во все времена. То есть Карл фон Линней.

Он с подозрением оглянулся и прошептал:

– Кобальтовый хлорид был самой последней тайнописью того времени. От сильного, ровного тепла текст становится видимым, а потом, когда бумага остывает, исчезает опять. Какое счастье я испытал там, в библиотеке. Там они не могли следить за мной, и я сумел подержать в руках оригинал письма. Но читая настоящее письмо, по чистой случайности я прижал защитную бумагу к лампочке в настольной лампе, и тогда – тогда на защитной бумаге проступил текст. Я увидел, что там есть скрытый текст, то есть что это другое письмо. Я понял, что не успею переписать его целиком, мне удалось прочесть только отдельные предложения и подпись внизу. К тому же письмо на старошведском. Так что, можно сказать, я просто?напросто одолжил его. Смотри!

Лобов держал старинную бумагу, свернутую два раза.

– Объясните?ка более понятно, – вставила Ида. – Значит, вы нашли тайное письмо от Карла фон Линнея?

– Нет, тайное письмо Линнею. От одного из его учеников, от Даниеля Соландера, его звездного ученика. Его лучшего и самого мистического апостола. И содержание письма может повести нас вперед, далеко вперед. Оно может привести к фантастическим вещам, хоть я точно не знаю, к каким.

Он постучал кончиком указательного пальца о пустую бумагу.

– Я успел прочесть только несколько отдельных слов то тут, то там. За эти годы Альма немного научила меня шведскому. В письме речь идет о моллюсках, Ида, вот что важно. Тебе известно что?нибудь о европейских жемчужницах?

Она покачала головой.

– Там также названо место, где гнев Божий никогда не стихает! В будущем это может привести к чему?то неслыханному. Но я не успел прочесть все письмо. За один день столько всего произошло – я был в российском посольстве, давал интервью и… к тому же я не владею старошведским языком.

Он перевел дух, по?прежнему держа письмо.

– Я слишком много говорю, Ида. К тому же ты столько всего не знаешь о своей бабушке… Прости, я немного пьян, больше не буду говорить.

Он опять внимательно огляделся.

– Хорошо, поблизости никого. Теперь возьми это письмо и храни его несколько дней в безопасном месте. А также шкатулку – это еще важнее, если такое вообще возможно.

Они по?прежнему стояли совершенно одни наверху у балюстрады. К счастью, на них вроде бы никто не обратил внимания.

Лобов быстро вытащил что?то из кармана. Это был полиэтиленовый пакет, в котором лежала зеленая шкатулка длиной в десять сантиметров, с латунной застежкой.

– Что это? – спросила она.

– Тсс!

Он оглянулся наверняка раз в десятый.

– Тебе лучше ничего не знать. Храни это в надежном месте, пока тебя не попросят вернуть мне шкатулку обратно. Возможно, через два дня.

Ида взяла шкатулку, которая неожиданно оказалась тяжелой. Она вспомнила об sms’ке от Альмы, велевшей ни за что не открывать шкатулку.

– Но что в ней? – все же спросила она взволнованно.

Вид у Лобова был серьезный.

– Нет, ты не должна это видеть.

– Но я же должна хоть что?то знать? Это ведь… не опасно?

Он, похоже, раздумывал, одновременно вроде бы жалея ее.

– На самом деле с моей стороны это безумие, – сказал он, – но ты можешь взглянуть одним глазком. Ради твоих прекрасных глаз, Ида. И обещай никогда?никогда ни с кем об этом не говорить.

– Обещаю.

– Ты должна понять… что содержимое шкатулки не поддается никакому описанию.

«Что он такое говорит?» – подумала девушка.

Лобов осторожно взял шкатулку, словно она была сделана из чрезвычайно хрупкого материала. Держа ее между ладонями, он сосредоточенно дышал.

– У тебя только несколько секунд. Готова?

Девушка кивнула, почувствовав, как сердце забилось сильнее, а по стене к ним все ближе и ближе подползали лазерные проекции; отражающийся в потолке свет стал слепить глаза. В тот же миг он подковырнул латунную застежку и открыл крышку.

Стоило Иде заглянуть в шкатулку, как их обоих осветил необычайно сильный луч света. Лобов вздрогнул – лазерные проекции зашли за край балюстрады и нацелились прямо на них. В ту же секунду шкатулка испустила очень интенсивное зеленое сияние и все вокруг них на мгновение окрасилось в такой белый цвет, что стало жутко. Они словно оказались в эпицентре совершенно беззвучного светового взрыва, и она не успела подумать, даже не успела поднять руку для защиты.

Что происходит?

Свет – откуда он?

Из его головы?

 

Здание звукозаписывающей компании Capitol Records, Голливуд, Лос?Анджелес, 17 ноября 1990 г.

 

Утро выдалось жарким. Все детали инкрустации большого письменного стола от Имзов ярко засверкали, когда сильные лучи солнца проникли сквозь необычайно широкие ламели темно?коричневых штор. В кожаном кресле за столом сидел Генеральный директор Джо Смит и курил сигарету «Лаки Страйк». По другую сторону, в кресле с подставкой для ног, сидел Элиот Вейсман.

– Прошу прощения, может быть, для него это слишком рано? – предположил Элиот.

– А разве для него не все теперь слишком рано? – спросил Джо, стряхивая пепел. – Или правильнее сказать: разве все не слишком поздно?

За окном двенадцатого этажа слышался слабый шум от плотного потока машин на бульваре Голливуд и Вайн?стрит. Элиот посмотрел на часы. Было больше двадцати минут десятого.

Джо, с бородой и узкими усами, наклонился вперед и нажал кнопку на настольном телефоне.

– Можно принести сюда еще кофе и минеральной воды?

В громкоговорителе раздался голос секретаря:

– Да, сэр.

Стало тихо. Элиот только собрался что?то сказать, как телефон запищал и снова послышался голос секретаря:

– Мистер Синатра прибыл.

– Наконец?то… Впустите его.

Дверь открылась.

– Фрэнк! Как приятно тебя видеть!

Джо вышел вперед и взял Фрэнка за руку. В ту же минуту вошла секретарша с маленьким стальным подносом, на котором стояли чашки и хромированный термос. Элиот встал и похлопал Фрэнка по спине, одновременно отметив, что накладка у Фрэнка съехала немного набок, что он загорел и посвежел и что от него пахнет спиртным.

– Как у тебя дела?

– Спасибо, прекрасно!

Фрэнк указал на Элиота и улыбнулся Джо:

– Элиот Вейсман, самый лучший в мире менеджер – чтоб ты знал!

Элиот улыбнулся и откашлялся. Секретарша поставила кофейные чашки на боковой столик, и Джо попросил Фрэнка сесть в кресло рядом с Элиотом. Пока секретарша не вышла из комнаты, все трое несколько скованно поговорили о жаре и о том, как важно, чтобы в кабинете был по?настоящему хороший кондиционер.

– Ну что ж, – сказал Элиот чуть более официальным тоном, пытаясь завладеть вниманием Фрэнка, – до твоего прихода мы тут сидели с Джо, ты ведь встречался с Джо раньше, и немного говорили. К нам пришла действительно хорошая идея, как нам кажется.

– Вот как? – Фрэнк слегка рассмеялся, повернувшись, будто что?то искал за креслом. – И что же это?

– Видишь ли, – Элиот быстро улыбнулся Джо, – мы подумали перед записью твоей следующей пластинки… пригласить кое?кого из известных артистов, чтобы каждый записал… – Элиот сделал искусственную паузу, – с тобой дуэт. Отчасти это могут быть самые известные старые песни, такие как «The lady is a tramp», «I’ve got you under my skin» и «Fly me to the moon», а отчасти менее известные, и мы могли бы сделать целую пластинку с…

– Подождите, подождите, – прервал Фрэнк, быстро взглянув на свои золотые ручные часы фирмы «Груен». – Сколько сейчас времени в Нью?Йорке?

Джо сделал паузу, а затем посмотрел на часы на стене, где также висели в рамках большие портреты Билли Холидей, Майлса Дейвиса, Нэта Кинга Коула и золотые пластинки с MC Hammer и Ice Cube.

– Там примерно половина четвертого.

– Ой, черт возьми, – сказал Фрэнк и встал. – Ты можешь прямо сейчас заказать разговор… на этот номер?

Он протянул Джо визитную карточку. Джо взял ее, почти неслышно вздохнул и дал секретарше указание по телефону, все время косясь на Элиота.

– А можно заказать двойную водку? Со льдом? – попросил Фрэнк и, прищурившись, с легкой улыбкой посмотрел сквозь жалюзи. – Дело в том, что я должен следить за одной вещью в Нью?Йорке. Это аукцион.

Элиот пожал плечами, взглянув на Джо, и откинулся далеко в кресле. На несколько секунд наступила тишина.

Сразу же вошла секретарша со старомодными стаканами, почти до краев наполненными кусочками льда и водкой.

– Нью?Йорк на проводе, – сообщила она и закрыла дверь.

– Прекрасно, – отозвался Фрэнк, пытаясь придвинуть кресло ближе к письменному столу.

– Нет, нет, – возразил Джо. – Вот, садись на мое место!

Фрэнк слегка улыбнулся и после того, как Джо сделал еще один вежливый жест рукой, уселся на рабочий стул и поднял телефонную трубку.

– Привет, Дональд?.. Как у тебя дела?.. Вот как. – Фрэнк мельком взглянул на Элиота и Джо, продолжая разговаривать. – Да?да… конечно… но как там на аукционе?

Пока Дональд говорил по телефону, в комнате стояла тишина.

– Хорошо… значит, его еще не продали?.. Нет, хорошо! Как приятно слышать… Нет… нет, не надо мне этой керамической ерунды, не хочу, на самом деле не хочу, там так много красок и всякого барахла… нет, нет… не хочу ни Явленского, ни Ренуара… нет, нет… хочу только вот ту штуковину из камня.

Фрэнк прикрыл трубку рукой и как следует отхлебнул из стакана, почти прошептав Джо:

– Осталось только два аукционных номера… до продажи этой штуковины… Какая удача… что я позвонил именно сейчас!

Фрэнк опять взял трубку, и Дональд продолжил.

– Понимаю, – сказал Фрэнк тем же тоном. – Жду!

Стало тихо, и в конце концов Элиот взглянул на Фрэнка.

– Фрэнк, может быть, мы продолжим… пока суд да дело? – предложил Элиот.

– Конечно, конечно.

Джо потянулся и выпил глоток кофе.

– Как мы уже говорили, – начал Элиот, – мы хотим… пригласить несколько известных артистов для записи твоей новой пластинки. Могут получиться действительно магические дуэты…

– Мы говорили об Арете Франклин. О Лучано Паваротти. О Хулио Иглесиасе. О Боно и «Ю Ту». Мы уже даже знаем, как назвать пластинку. Просто?напросто… Дуэты.

Фрэнк сидел неподвижно; казалось, он их слушает, хотя по?прежнему прижимал телефонную трубку к уху.

– Мы могли бы собрать сильную команду для самой записи, – сказал Элиот. – Думаю, что лучшего продюсера, чем Фил Рамон, и желать нельзя.

– И мы могли бы обратиться к Дону Рубину, – добавил Джо, – и Ал Шмитту…

– Тихо! – перебил их Фрэнк, плотно прижав трубку к уху. – Что ты сказал, Дональд?

Он вытянул вперед левую руку в знак того, чтобы все замолчали.

– Что?что?.. Пора? Сколько дают?.. О’кей, будь готов!

Фрэнк быстро улыбнулся Джо, еще раз как следует отхлебнул из стакана и шепотом сказал:

– Вы должны понять, продается очень специфическая вещь, ну… что?то вроде… ну, как сказать… целебного камня… Что?

Он повысил голос, а взгляд стал более напряженным.

– Делай ставку! – сказал он в трубку. – Тогда делай ставку!.. Да?да, только делай ставку… Нет, делай ставку, все время делай ставку! No limit![10] – Он на секунду замолчал. – Какой верхний предел?.. Тогда предлагай девять! Все еще кто?то?… Черт возьми… О’кей, жду!

Посмотрев на Элиота, Фрэнк опять улыбнулся Джо и снова зашептал:

– Вы не поверите, парни… но это аукцион, да… аукцион вещей Греты Гарбо. Именно сейчас в Нью?Йорке ее вещи идут с молотка…

Элиот обменялся взглядом с Джо, который слегка присвистнул.

– Аукцион скоро закончится? – осторожно спросил Элиот.

– Тихо! – оборвал Фрэнк, снова напряженно обратившись к трубке. – Да?да… делай ставку, Дональд! Предлагай столько, сколько нужно!

Из трубки слышалась быстрая речь Дональда.

– Да! – сказал Фрэнк. – Да?да, конечно! Предлагай! Да, я уверен. No limit! Камень должен быть мой. И точка.

Фрэнк снова поднял левую руку вверх в знак предупреждения, и Элиот увидел, как Джо в другом кресле затушил свою сигарету и со вздохом закурил новую.

Фрэнк по?прежнему сидел, плотно прижав трубку к уху, и следил за торгами, одновременно издавая краткие горловые звуки.

– Да… даа… аа… ага…

Внезапно он поднялся и сильно ударил ладонью о стол. Стакан опрокинулся, водка вытекла, и круглые кусочки льда разлетелись по красному ковровому покрытию.

– Он мой! – Фрэнк смеялся и улыбался. – Я выиграл! Фантастика, ведь так? Я выиграл камень ГГ! Восемнадцать тысяч пятьсот долларов! Что скажете, а?

Он прошелся по комнате.

Элиоту показалось, что он пустится в пляс, но Фрэнк только смеялся и улыбался, глядя в окно. Затем он заговорил, энергично и экзальтированно:

– Вы не представляете, как я счастлив. Этот камень… я встречался с Гретой Гарбо несколько раз. Нет, нет, не подумайте, между нами ничего не было. Но однажды, в семидесятых годах, я встретился с ней на благотворительном ужине в отеле «Вальдорф» в Нью?Йорке. И она рассказала мне одну вещь, которую я никак не мог забыть.

Фрэнк продолжал улыбаться.

– Это кажется немного far out[11], но это чистая правда. Она сказала, что у нее есть один камень, который она обычно греет в духовке. А затем кладет его внутрь грелки, которую берет с собой в постель. Камень, похоже, обладает какой?то магией, сверху он покрыт какими?то драгоценностями. И еще она сказала, что он волшебный, поскольку невероятно долго сохраняет тепло. Благодаря ему она чувствует себя гораздо лучше. Он излечил ее практически от всего на свете – головной боли, простуды, даже похмелья. И прежде всего от кашля курильщика! Кашель просто исчез. Вам понятно? Короче говоря, она утверждала, что это совершенно невероятный камень! Я сказал ей, что хотел бы иметь такой же, и спросил, где такие продаются, но она ответила, что их нигде не достать и что ее камень уникальный, так что я должен забыть. Да, во всяком случае…

Он перевел дух и опять рассмеялся. Элиот просто сидел спокойно и ждал. Он решил дать Фрэнку выговориться.

– …а потом она сказала еще кое?что, может быть, вам это покажется диким, но Гарбо была своеобразным человеком… мягко говоря. Во всяком случае она сказала, что обычно кладет свою оскаровскую статуэтку – а теперь держитесь – вместе с камнем в постель, и тогда камень еще дольше сохраняет тепло, несколько суток вроде бы… Мы были немного выпивши, и все это кажется невероятным, но благодаря камню она действительно лучше себя чувствовала, это уж точно. Потом я встретил ее еще раз, через несколько лет, опять в Нью?Йорке, и тогда я спросил ее, есть ли у нее этот магический камень, и она только рассмеялась. Garbo laughs[12], ха?ха… Да, во всяком случае… Но она больше не хотела говорить о камне, будто просто проговорилась в первую встречу. Но я понял, что камень по?прежнему у нее, как пить дать. И тогда я подумал, что после ее смерти, при всем уважении, конечно, постараюсь стать первым – ну, если ее вещи потом будут продавать публично, хотел я сказать… И… Разве все это не чистая фантастика?

Элиот улыбнулся и немного подождал, но когда он опять увидел радостный взгляд Фрэнка, решил, что надо хоть немного проявить интерес.

– Не понимаю. Почему она клала в постель оскаровскую статуэтку? – спросил он.

– Видишь ли, – улыбнулся Фрэнк, – она и это мне рассказала. Хотя это было позже, на ужине в отеле «Вальдорф», когда мы уже немного набрались… Так вот. Она берет своего «Оскара» в кровать и иногда его гладит. Она так злилась на Голливуд, ну, вы знаете… они дали ей эту статуэтку гораздо позже, а не тогда, когда она была звездой. Ей было обидно… Может, я что?то не так понял, но она говорила о том, что кладет в грелку этот самый камень. А еще берет с собой в кровать статуэтку «Оскара»… И чувствует себя принцессой, это лучше всех наркотиков в мире…

Синатра рассмеялся.

– А теперь он мой! Камень мой, я увидел его в каталоге «Кристи» на прошлой неделе и сразу же подумал, что это он и что он будет мой! Ведь у меня тоже есть «Оскар» – теперь вам ясно? Я могу подогреть этот камень вечером, а утром меня больше никогда не будет мучить кашель курильщика, так ведь?.. И я буду хорошо себя чувствовать даже после похмелья, я могу класть «Оскара» и камень в грелку… ха!

Он начал ходить по комнате кругами, напевая «You make me feel so young» и с интересом рассматривая черные линии и разноцветные поля на картинах Мондриана.

– И даже если она, может быть, чуточку приврала там, в «Вальдорфе», что тут такого? Это же все равно камень Греты Гарбо! Понимаете? Это вам не шутка! Вы когда?нибудь видели такую же красавицу, как она? Вы когда?нибудь видели у кого?то такие же фантастические глаза?

Всплеснув руками, он повернулся к ним обоим и широко улыбнулся. Морщины на загорелом лице теперь казались глубже, чем раньше. Элиот их видел, но взгляд голубых глаз под мягко изогнутыми бровями был еще яснее, чем обычно.

– Послушайте! О какой такой пластинке мы должны были здесь говорить?

 

9

 

Ида почувствовала чью?то руку на своем плече. Кто?то помог ей встать на ноги. Несколько господ во фраках. Ей показалось, что у нее отнялись ноги. Кто?то осторожно свел ее вниз по лестнице. Блондинка в плотной одежде. Женщина задавала Иде вопросы. Ида пыталась отвечать, но сама не слышала, что говорила. Им встретились мужчины во фраках, которые бежали, держа в руках дипломаты.

– Послушай! – Ида услышала голос женщины. – Hello, my name is Jenny Str?mmer, I am a police officer[13].

Они пошли дальше. Ида пробормотала что?то в ответ.

– Вот как, да ты шведка, – сказала Йенни. – Как хорошо, тогда мы с тобой будем говорить по?шведски. Как твоя фамилия? Или нет, подожди немного. Давай присядем и обсудим то, что случилось.

Голова у Иды пошла кругом.

В конце концов Иду усадили на хромированную табуретку в ратушной кухне и завернули в теплое желтое одеяло. Из кармана женщина вынула рацию.

Ида во все глаза смотрела на оформление большой кухни. Официанты, расстегнувшие свои белые форменные рубашки, скользили мимо, бросая на нее нервные взгляды.

И тут ее посетила первая ясная мысль.

Шкатулка.

Она быстро сунула руку в свою вечернюю сумочку.

Да. Что?то твердое. Шкатулка. Наверное, она подобрала шкатулку и положила ее в сумку.

А бумага?

Да, письмо она тоже взяла, бумага, которую украл Лобов, тоже лежала в сумке. Хорошо.

Не ходи в полицию.

Его оживленный голос с хрипотцой: «Ничего не давай полиции…»

У нее не было слез, она только почувствовала огромную пустоту внутри.

Что же произошло?

Глаза, как они могли… взорваться?

И эта фраза, на ломаном русско?английском, которую он повторил несколько раз:

«Передай Альме, что я ее люблю».

Йенни вернулась со стаканом воды.

– Подожди здесь немного.

Йенни показывала дорогу двум водителям «скорой», которые бежали со складными носилками. Двое других мужчин: один спустился по мраморной лестнице и вымыл руки, у другого на рубашке под фраком была кровь. Оба явно врачи, которые первыми прибыли на место происшествия.

Она услышала разговор охранников с шеф?поваром, который должен был приготовить что?то вроде позднего ужина.

– Праздник должен продолжаться, – сказал кто?то.

– Ничего не говорите гостям.

– Повезло, что это случилось наверху, под крышей, никто ничего не видел, кроме этого светотехника.

Затем несколько человек много раз повторили слово «полиция безопасности».

На Иду вроде бы никто не обращал внимания.

Ей стало нехорошо, и она закрыла глаза.

Глаза… кровь…

Надо позвонить Альме.

Она приподнялась на банкетке, и к ней сразу же подошла Йенни.

– Я хотела бы, чтобы ты немного здесь посидела. С тобой все в порядке?

– Мне плохо, – выдавила из себя Ида и внезапно почувствовала слабость в коленях.

– Я провожу тебя. Пойдем.

Ей помогли встать на ноги, и Йенни спокойно и четко рассказывала, как они вместе должны пройти десять метров до служебного туалета. Ида вспомнила, что такое шоковое состояние, она видела это в кино. Люди с отсутствующим взглядом, закутанные в серебристые одеяла…

А теперь, наверное, я сама в шоке.

Ну и что тут такого? Только чувствуешь сосредоточенность. Как будто все вокруг тебя происходит очень медленно, а сам ты действуешь быстро.

– Жду тебя снаружи, – сказала Йенни, открыв дверь туалета.

Ида повесила теплое одеяло на крючок и опустилась на черное сиденье. Дурнота не проходила, но ее не рвало. Она сидела и смотрела на рулон бумажных полотенец с логотипом «Катрин».

Всего лишь через несколько секунд, как ей показалось, в дверь постучали.

– Эй, – послышался голос Йенни. – Ну как ты там?

– Да так, – ответила девушка. – Мне плохо.

И тут она услышала, как кто?то вызывает Йенни по рации.

– Ответ нет. Я нахожусь со свидетелем происшествия, она в плохом состоянии. Прием.

Из рации донесся трескучий голос.

– Да. Понял. Прием.

В дверь опять постучали.

– Послушай. Мне надо сделать одно дело. Это очень быстро. Я скоро вернусь. Ты никуда не уйдешь?

– Нет. У меня болит живот.

– Это серьезно? Как ты думаешь, тебе нужен врач?

– Нет. Не до такой степени.

– О’кей. Никуда не уходи. Если выйдешь до моего прихода, жди здесь меня или кого?нибудь из моих коллег. Я хочу, чтобы тебя осмотрел врач. На всякий случай.

Ида услышала, как Йенни опять вызывают по рации, но треск стих, и она поняла, что Йенни отошла от двери.

Ида сразу же достала свой мобильник и нажала на последний звонок. Это был палиндромный номер Альмы.

Что сказать, она не знала, но чувствовала, что обязана позвонить.

Ну, отвечай же, бабушка. Отвечай, ради бога…

 

10

 

После девяти длинных гудков раздался голос Альмы:

– Да?

– Лобов умер, – прошептала Ида.

Сначала в трубке наступила тишина.

– Что… что…? Ида?

– Лобов умер. Несчастный случай.

– Где… как это произошло? Ты где?

– На Нобелевском банкете.

Ида продолжала шептать.

– Не понимаю. Что случилось? – спросила Альма надтреснутым голосом.

– Он рухнул. У моих ног. Они думают, что я в шоке. Здесь полиция.

Стало опять тихо. В трубке был слышен только шум – это мобильная сигнальная мачта в Швеции по очень длинным медным проводам в телефонной сети посылала сигнал, который в конечном итоге приняла базовая станция в далекой Москве и передала его Альме.

Но она дышала – Альма тяжело дышала.

Затем Ида услышала сухое покашливание, откуда?то с другой стороны Балтийского моря.

– Ида, – произнесла Альма. – Ты можешь спокойно рассказать, как это случилось?

– Я спокойна… Он должен был дать мне шкатулку. Он говорил, что чувствует – его преследуют. И он дал мне тайное письмо. А потом сверкнула молния. Сильный свет. Его глаза, его глаза, они только… из них пошла кровь. Кровь залила очки. А потом он упал.

– Я знала, что им удастся… в конце концов…

Новая пауза.

– Где шкатулка? – спросила Альма.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты слышишь, что я говорю. Где шкатулка?

– Он сказал, что любит тебя. Это были его последние слова.

Опять тишина.

Когда через несколько секунд Ида снова услышала сухой тон, он перемежался всхлипываниями:

– Где шкатулка?

– У меня.

Как она может думать о шкатулке?

Снова секундная пауза.

– Что еще? Тайное письмо?

– Да. Лобов нашел его сегодня. В Каролинском институте. Неизвестное письмо с тайнописью. Он сказал, что это письмо может привести к удивительным вещам. Это связано с Линнеем. И с моллюсками.

Между всхлипываниями было слышно, как у Альмы захватило дух.

– Моллюсками?

– Да.

– Где письмо?

– Здесь, у меня.

– Хорошо. Хорошо. А ты сейчас где?

– В туалете. В Ратуше. Мне помогает Йенни.

– Кто такая Йенни?

– Полицейская.

– Ида, послушай: ты должна оттуда выбраться. Беги как можно быстрее. Не попадайся на глаза Йенни и другим полицейским. Обещай мне.

– Но что все это значит?

– Объясню, когда у нас будет больше времени.

Теперь Альма говорила твердо и решительно.

– Ты видела на банкете кого?то из преследователей Лобова?

– Нет. Но он упоминал женщину по имени Миранда. Мне она показалась приятной.

– Миранда?

– Да.

– А ты говорила с этой Мирандой?

– Да. Мы сидели за одним столом.

Альма громко выругалась по?русски. Потом опять замолчала, а затем что?то пробормотала.

– Бабушка, что ты говоришь? Я не слышу.

– Ида. Мне очень жаль, что ты в этом участвуешь, и участвуешь по моей вине. Теперь ты несешь ответственность и не знаешь, насколько она велика. Постарайся сразу же выбраться из Ратуши.

Ида застыла на сиденье, недомогание прошло, но ей почудилось, что стены сдвигаются, а туалет сжимается.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты должна мне довериться. Ты должна выбраться оттуда так, чтобы тебя не увидела ни Миранда, ни кто?либо другой из преследователей. Ты должна спрятать и шкатулку, и письмо. А после этого… ты можешь пойти в полицию и рассказать, что ты видела.

– Не понимаю. Полиция уже здесь. Я же свидетель. Они ждут меня у туалета. Вот как, бабушка. Ты не понимаешь.

– Полиция знает, что шкатулка у тебя?

– Нет.

– Полиция не должна забрать шкатулку. Понимаешь?

Внезапно Альма заговорила экзальтированным и взволнованным голосом:

– Я понимаю, что ты в шоке, Ида, но я надеюсь, ты слышишь мои слова. Уходи оттуда. Как можно быстрее.

– Не знаю, смогу ли я.

Ида заметила, что плачет. Она держала телефон на коленях и слышала, как ее зовет Альма. Тушь щипала глаза. Вытерев щеки краем перчатки и смыв полоски туши водой из?под крана, она опять приставила телефон к уху.

– Говорю это ради тебя, – услышала она Альму. – Ты должна мне довериться. Уйди оттуда, спрячь шкатулку и письмо, а после этого иди в полицию. Речь идет о твоей собственной безопасности.

– Что ты хочешь сказать?

После короткой паузы Альма продолжила:

– Если Миранда на банкете, я делаю собственные выводы. Я должна быть откровенной, Ида, чтобы ты поняла, насколько все серьезно. Если Миранда узнает, что шкатулка у тебя…

Альма замолчала.

– Ничего не понимаю, – только и смогла сказать Ида, сама слыша, как жалко это звучит.

– Вот что, – сказала Альма еще более серьезным тоном. – Лобов умер. Вряд ли это был несчастный случай. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Голова у Иды пошла кругом. Ей показалось, что она сейчас упадет.

– Нет, это точно был несчастный случай. Я ведь была рядом. Что?то взорвалось. Он сказал, что любит тебя. Это были его последние слова… Но тебя ведь волнует только шкатулка?

– Ида, делай, как я говорю. Не попадайся на глаза Миранде, не попадайся на глаза полиции и обещай мне, что…

В дверь туалета сильно постучали.

– Ты еще здесь? Тебе лучше?

Голос Йенни. Ида сразу же прервала разговор и спрятала телефон в вечернюю сумочку.

– Да. Немного.

Она снова завернулась в одеяло и медленно открыла дверь. Йенни фальшиво улыбалась.

– Вот что. Давай присядем ненадолго. Сначала тебя осмотрит врач, а затем один из моих коллег расспросит тебя о том, что случилось. А потом ты поедешь домой. С тобой кто?то сможет остаться на ночь?

Иду опять повели к неудобной табуретке на кухне, и она быстро оглянулась по сторонам.

Где выходы? Смогу ли я незаметно выбраться отсюда?

Вниз по лестнице с пустыми носилками спускались санитары. Между разделочными столами на кухне быстро прошел полицейский в гражданском. Он нес полиэтиленовые рулоны с бело?синими лентами для оцепления.

Йенни неподвижно сидела на корточках прямо перед Идой и пристально смотрела ей в глаза.

 

11

 

Ида, не шевелясь, сидела на табуретке. На кухню устремились официанты, неся горы десертных тарелок. Санитары и полицейские сначала пытались не пустить их, но среди них был господин с круглыми щеками, Ида раньше видела его на лестнице с королевой. У него на шее висела голубая ленточка с массивным золотым украшением, напоминавшим карманные часы. Теперь она его узнала – это был один из членов Нобелевского фонда – как же его зовут? – который что?то обстоятельно обсуждал с кем?то из полицейских.

Сразу после этого старший полицейский дал команду пустить всех официантов на кухню. Йенни получила новые указания и повернулась к Иде, по?прежнему сидевшей на табуретке.

– Здесь такая суета, сама видишь. Нам надо перейти в другое место. Мы спустимся в отделение полиции, там и поговорим спокойно. О’кей?

– Да, конечно, – отозвалась Ида, подумав: «Нет, нет, только не в участок, отсюда надо делать ноги».

В ту же секунду она посмотрела на вход на кухню и увидела женщину с пышной прической.

В парике.

Миранда, это она. Что она здесь делает?

Ида встала, словно готовясь дать отпор и одновременно вся дрожа.

Она меня видела?

Нет.

Тем временем Миранда показала удостоверение одному из полицейских у входа, который сразу же вызвал начальника спецназа.

– Она говорит, что русская и личный врач покойного, – сказал полицейский.

Начальник спецназа покачал головой.

– Мне жаль, но она ничего не может для него сделать. К тому же здесь все полностью оцеплено.

– Но позвольте мне осмотреть его! – закричала на английском Миранда. – Прошу вас! Ну пожалуйста!

Именно в этот момент Миранда встретилась глазами с Идой.

Миранда замерла и сильно покраснела. Затем взяла себя в руки и окинула Иду тем же теплым взглядом, с которым сидела за столом во время ужина. Но теперь Иде этот взгляд показался наигранным.

– Как ты себя чувствуешь? Что случилось? – воскликнула Миранда.

Больше она ничего не успела сказать, поскольку полиция оттеснила ее от входа на кухню.

– Куда вы ее ведете? Я ее тоже знаю! – последнее, что успела сказать Миранда до того, как скрылась.

Одновременно Йенни положила свою руку в перчатке на Идино плечо.

– Ну что, пошли? В участке угощу тебя чаем.

 

12

 

Ида с Йенни вышли из тех же дверей, откуда выгнали Миранду. Ее больше не было видно. С танцпола в Золотом зале доносились звуки большого джазового оркестра. Йенни вела девушку через сводчатые галереи к гардеробу, чтобы Ида могла взять свое пальто.

Каждый шаг давался Иде с огромным трудом, а все вокруг казалось нереальным.

Ты должна мне довериться.

Уходи оттуда, спрячь шкатулку и письмо, а потом иди в полицию.

Это не несчастный случай.

Она говорит, что является личным врачом покойного.

Уходи оттуда!

У нее закружилась голова, она чуть было не вскрикнула и почувствовала, что больше не может контролировать свои действия. На самом верху мраморной лестницы в десять ступенек, украшенных трилобитами, она остановилась.

Йенни тоже остановилась и спросила:

– Что с тобой?

И тут Ида изо всех сил решительно толкнула Йенни так, что та перелетела через перила и тяжело упала навзничь под лестницей. Раздался приглушенный звук и глухой грохот – это разбилась рация, и ее части разлетелись по полу.

Ида побежала вперед по маленькому кирпичному коридору. Она все бежала и бежала, не зная, где находится, пока опять не оказалась в Голубом зале, в котором официанты все еще убирали со столов.

Ее вроде бы никто не окликнул. Никому, похоже, не было до нее дела. Она замедлила шаг и стала подниматься по узкой лестнице, а потом пошла вдоль нижней балюстрады до Золотого зала.

Девушка попала прямо на танцпол. Позолота на стенах ослепительно сверкала, а люди во фраках и вечерних платьях кружились под звуки оркестра, который играл «Чаттануга Чу?чу» Гленна Миллера. Она протиснулась в угол, думая, что там выход, но там оказался бар. Быстро попросив стакан воды, встала спиной к танцполу, пристально глядя через окно на темный залив Риддарфьерден. Ладони у нее дрожали, руки и все тело тряслись. Она чуть было не начала опять плакать и кричать, одновременно ощущая в глубине души полное спокойствие.

Шок, что мне делать?

Что я натворила? Что я сделала с этой Йенни? Мне надо на улицу, мне надо отсюда, я не могу спуститься к главному выходу, тогда откуда можно выйти? Мне просто надо собраться, отдышаться и успокоиться… И я, и я…

И тут она почувствовала чью?то ладонь на своей руке.

– Как ты вспотела! Наверное, зажигала в танце?

Это был он, с пробором и красивыми карими глазами.

Как там его зовут? Поль.

В одной руке он небрежно держал рюмку с коньяком.

– Ты куда подевалась? – спросил он.

Он смеялся, вид у него был счастливый. Она ничего не ответила, только взяла его рюмку и залпом выпила коньяк.

– Мне что?то нехорошо, – сказала Ида. – Наверное, мне надо ехать домой.

– И поэтому ты пьешь еще больше? – рассмеялся он.

Когда она не ответила, он взглянул на нее.

– Давай, приходи в себя! Что с тобой? Пойдем станцуем хоть один танец! Ведь это же Нобелевский банкет!

Она покачала головой, окинула взглядом людское море, на секунду зацепившись за изогнутые латунные формы тромбонов и саксофонов, и посмотрела в сторону выхода. Ни Йенни, ни кого?либо из полицейских во фраке по?прежнему не было видно.

Неужели я действительно это сделала? Я ее толкнула?..

Она стояла, пытаясь не закричать.

Разве все, что случилось сегодня, действительно случилось?

– Тогда продолжение банкета, – улыбнулся Поль. – Ну пойдем же, черт возьми. Здесь нельзя оставаться на ночь.

Он положил руку ей на талию и повел ее обратно сквозь толпу. Он казался спокойным и беспечным.

Больше ничего не играет никакой роли, подумала она. Шок, я просто иду за ним, больше я ничего не могу, я только иду за…

На лестнице, ведущей обратно вниз, в Голубой зал, Ида споткнулась. Поль подхватил ее, и она плотно прижалась к низким широким мраморным перилам.

И тут через его плечо она увидела их – двух мужчин во фраках с наушниками, а потом еще двоих.

Полицейские. Они быстрым шагом поднимались по лестнице. Она пыталась не смотреть на них, одновременно инстинктивно притянув к себе Поля и спрятавшись за ним.

Он сразу же уловил сигнал и наклонился вперед. Его губы коснулись ее губ, и она позволила этому случиться, будучи словно слепой, глухой и в полном ступоре.

Тяжелый и влажный коньячный поцелуй, от которого все вокруг закружилось. В ту же минуту она услышала первые звуки «Девушки из Ипанемы» и скрип лаковых ботинок полицейских – они быстро прошли мимо и стали подниматься наверх.

– Ясно, что здесь что?то происходит, – заметил Поль.

Они пошли дальше, вниз к сводчатым галереям и в сторону гардероба. На маленькой мраморной лестнице, где всего лишь пять минут назад лежала Йенни, никого не было. Только на полу валялся остаток рации. Голова у Иды опять пошла кругом.

Что я делаю, что происходит?

У гардероба стояло двое мужчин, похожих на одетых во фраки полицейских. Вид у них был решительный и напряженный, они говорили по рации.

– Ответ нет, – произнес один из них. – Мы все еще ждем приметы… Нет, серьезных повреждений у коллеги нет… Ей накладывают пластыри. Нам оцепить все? Прием.

«Почему вы меня не хватаете? – подумала Ида. – Недотепы, что вы делаете? Вот она я!»

Поль взял у нее номерок, и они без труда получили свою верхнюю одежду.

Ида все время смотрела в пол, сердце бешено билось в груди, а в полицейской рации потрескивало:

– Молодая женщина… Одна… Возможно, желтое одеяло… О’кей. Прием.

У самого выхода полицейский с рацией показал рукой, чтобы они остановились.

– Что?то случилось? – спросил Поль почти с детским любопытством.

Полицейский внимательно посмотрел на них и поднял рацию. Раздался треск.

И больше ничего.

– Ничего страшного. Просто небольшой несчастный случай.

Они спустились по низкой лестнице и вышли во внутренний дворик на холод. Последнее, что она слышала, был крик полицейского:

– Правильно ли я понял, что мы должны выпускать только тех, кто не попадает под приметы? Я хочу сказать, что приметы не точные… Прием.

И полицейский за ними замолчал. При ходьбе Ида опиралась на Поля и позволила ему обнять ее. Вскоре они вышли на улицу Хантверкаргатан, и он дал ей виски из маленькой фляжки, которую, очевидно, держал во внутреннем кармане, и ей показалось, что темное стокгольмское небо над ними вращается, как огромная светящаяся юла.

 

13

 

Остаток вечера превратился в судорожную и трудно обозримую вереницу событий. Наряду с мыслями о шкатулке и изуродованном лице Лобова мелькали сцены, где ее в одну секунду угощали колбасками кабанос в магазине 7?Eleven рядом с Фридхемспланом, а в другую она сидела и плакала в битком набитом частном автобусе «фольксваген» на автостраде где?то под Стокгольмом, где два истерика на переднем сиденье распевали застольные песни, а Поль всунул в нее таблетку, и после этого она сама пела без слов мелодию ма?ма?ма?ма Леди Гага, а затем была очень крепкая водка в пластиковых стаканчиках в каком?то клубе, где один или, возможно, два Нобелевских лауреата прошлых лет прыгали вместе со всеми по полу под «Маленьких лягушек», а затем Поль спросил ее, почему она такая странная, взволнованная и печальная и что на самом деле произошло на банкете, а потом она взяла его телефон, чтобы попытаться позвонить Альме, поскольку батарейки в ее телефоне сели, но Альма не отвечала, после чего Поль дал ей еще одну таблетку, за чем последовал длинный провал в памяти, и вот она сидит и опять плачет где?то у кого?то на кухне, а затем лежит на спине на чем?то очень мягком и очень красном, вероятно, на большом плисовом одеяле, и чувствует, как кто?то, наверное, Поль, вводит в нее свой член и они вместе быстро двигаются, пока он наконец не шепчет, что уже почти полседьмого утра и что они оба, спина к спине, должны спать.

 

Рай, 31 октября

Уважаемая Ида Нордлунд?

Дорогая Ида?

Моя любимая Ида?

Мое любимое дитя?

Прости?

Да, так, пожалуй, будет лучше всего.

Прости!

Я обещала, когда буду писать это письмо, не чувствовать себя ни фальшивой, ни нелепой. Если я позволю взять верх чувствам, это будет не письмо, а жалкие слезы. Самонадеянные слезы. Тот, кто предал, не имеет права оплакивать свое горе.

Как обычно, у меня страшное раздвоение личности: надо ли мне вообще писать тебе это письмо, и как мне это делать? Я и раньше писала тебе письма, несколько раз за эти годы, но письма лежат неотправленные рядом с ведром с поленьями. Конечно, это зависит от того, что я волнуюсь из?за твоей реакции, но и оттого, что я страшно боялась, что они меня каким?то образом найдут. По почтовым штампам или просто потому, что я невольно слишком много пишу о том, где нахожусь. Может быть, я выдаю свое укромное место, просто рассказывая о том, какие здесь сорта яблок. Ну ладно, во всяком случае у меня уже нет такой паранойи, которая была в самом начале моего здесь пребывания.

По всем другим пунктам я хочу дать как можно больше информации. Логичной и четкой. У нас в роду к этому есть склонность, и все эти годы и дни я ее холила и лелеяла. Приносить воду и ухаживать за садом летом, сажать огурцы и морковку, собирать картошку и яблоки осенью. Копаться в генераторе и приносить дрова зимой. Весной сеять. Сохранить порядок можно только за счет практичности, рук, которые работают, и ног, которые ходят. Благодаря этому старому методу выживания я с толком провожу свои дни. Вечера я посвятила тому, что иронически называют изучением Вселенной; на самом деле это способ быть от тебя как можно дальше. Думать о другом. Эта воображаемая стройка разрослась до размеров собора.

Надеюсь, ты счастлива, и если и думаешь обо мне, то только как о смутном сне. Тебе было два с половиной года, когда я тебя бросила. Сегодня тебе исполняется восемнадцать, ты достигла совершеннолетия и вправе делать все, что хочешь, что бы там ни считала Альма. Постарайся уехать из Емтланда после школы, куда – не играет роли. Учись или работай. Тьфу. Кому я даю советы? Я в совершенстве овладела искусством не думать о тебе. Еще несколько лет назад я была в этом деле любителем. В этом заключалось все мое существование. Иногда я могла целыми днями лежать, не вставая с постели, поскольку была полностью занята тем, чтобы не думать о тебе. Мне становилось легче, когда я садилась в комнате на стул или ложилась под стол и смотрела вверх. Как будто здесь, в своем домике, я играла с горем в прятки. А горе в смятении кружило по комнате и через какое?то время находило меня и ввинчивало свою ледяную детскую руку мне в сердце.

Теперь печаль редко меня находит. Она заблудилась где?то в болотах. Все кончилось в один день, когда я поняла, как много лет прошло. Что уже поздно, только я этого не осознавала. Печали немало способствовало то, что я думала, будто по?прежнему должна принять решение. Вернуться или нет? Потом, когда я поняла, что все уже поздно, стало легче.

По иронии судьбы первые годы меня спасала моя болезнь. Сначала состояние должно стабилизироваться, а потом я буду вправе сойти с ума. Для стабилизации я обычно брала палку и отправлялась к моим лечебным местам, как я их называла. Сначала часовое сидение на особом камне рядом с барсучьей норой. Затем канава, в которой я опускалась на колени и стояла так около получаса, а если слой снега был толстым, то и час. И наконец, три круга вокруг брошенного грузовика и потом час за рулем, спина плотно прижата к влажному рваному сиденью из прорезиненной ткани, пока не промокнет куртка. И с каждым разом мне становилось немного лучше – сначала ягодицам, потом ногам до колен и в конце концов спине. Сначала сзади, потом спереди. И каждый раз я вспоминала, что я не душевнобольная и вообще не в состоянии сойти с ума. Я приехала сюда, чтобы выжить. Сегодня без палки я не могу ходить на большие расстояния.

Конечно, есть привкус горечи в мысли о том, что я сегодня живу благодаря той же самой целеустремленности и гордости, которые присущи Альме. Я ненавижу эту гордость. Именно из?за нее все чувства Альмы полностью исказились. Первые годы я думала, что меня обратила в бегство моя слабость. Что у меня нет сил быть матерью, нет сил жить рядом с Альмой или с тобой, что я вообще не хочу жить. Но теперь, когда я вступила в средний возраст, я не спрашиваю себя, кто я есть, а спрашиваю, кем я была. Я совершенно не была слабой, кроме как, конечно, физически. Сюда меня привела целеустремленность.

Нет, я, таким образом, не душевнобольная (хотя количество кошек становится критическим). Но конечно, я продукт моего изолированного детства и моей довольно изолированной жизни (хотя на самом деле здесь, в Раю, есть мужчины, но звезд с неба они не хватают). Это важно. Ты должна это знать. Я считаю себя в высшей степени нормальной. Кроме того, что мое тело никогда по?настоящему не было моим другом, если можно так сказать.

Но хватит говорить о моем теле. Оставим до следующего раза. И прости меня, если пишу о самой себе, но я ведь совершенно ничего не знаю о том, что собой представляет твоя жизнь. Как ты сейчас выглядишь, как ты думаешь и что чувствуешь. И я ведь знаю, что не пошлю это письмо, так было все другие разы, когда я садилась писать: оно останется лежать, а потом будет драматически сожжено в печи или осторожно сохранено. Думать о том, что я сделала тебе плохого, – все равно, что катиться в черную дыру, где вся тоска, печаль и любовь превращаются в концентрат ненависти к самой себе, в гнев и отчаяние. Чтобы не делать этого, чтобы меня не засосала черная дыра внутри меня, я давно придумала уловку: я начала думать о настоящих черных дырах. Мы, твоя бабушка и я, довольно хорошо умеем мыслить практически. Я поселилась в бывшей учительской квартире, это одно из моих лучших решений, и среди книг было легче выучить цифры, чем язык. Альма ненавидит цифры. Это ее комплекс неполноценности. Может быть, это детский предлог, но математика и астрономия самые невинные науки в чистом виде. Бестелесные. Отрада для тех, кто мучим своим телом.

Знаешь ли ты, моя любимая дочь, что мы должны благодарить черные дыры в космосе за то, что живем? Ничего, если я тебе о них расскажу? Но хочу подчеркнуть, что делаю это потому, что должна.

Без черных дыр во Вселенной не было бы равновесия. Именно эти взорвавшиеся звезды являются предпосылкой возникновения новых солнечных систем. Посредине Млечного Пути находится огромная черная дыра. Наша Солнечная система вращается вокруг этой супермассивной дыры. В свое время дыра втянула в себя пыль и частицы из звездной туманности и сплела из нее детскую, где могли зажигаться новые звезды. Звездная туманность – остатки взорвавшейся звезды. В результате таких взрывов образуются все элементы, и только в результате самых крупных взрывов, суперновых взрывов, жара и давление увеличиваются до такой степени, что образуются необычно тяжелые элементы: золото, европий, нептуний, платина, уран, ртуть, радон – как красивые, так иногда и очень опасные. Моя любимица – туманность Бабочка – сверкает во тьме двойными крыльями розовым, желтым, зеленым и голубым.

Когда черная дыра стянула газ из туманности в детскую, в средней галактике родились миллионы звезд. Млечный Путь. И наконец, 4,5 миллиарда лет назад и практически на периферии родилось наше Солнце, а вокруг Солнца стала вращаться Земля.

А на Земле холодным днем много лет назад я родила тебя. Я никогда не забуду, как сверкали твои глаза; стоит мне только прикрыть веки, как я вижу все краски туманности Бабочки и все мерцающие световые оттенки элементов.

Ты, может быть, совсем не стала интересоваться природой так, как я. Хорошо! Занимайся в таком случае тем, что тебе самой нравится! Гуманитарные науки, баскетбол, компьютерные игры, мальчики, что угодно. Я просто пытаюсь подойти к делу. Ты должна понять, что Манфред, твой дедушка, поклонялся Альме за то, что она в его глазах была гением. А на меня она смотрела сверху вниз, обращалась со мной, как… Нет, об этом в следующий раз.

А потом просто?напросто всю свою взрослую жизнь я жила под самым красивым в мире звездным небом, совершенно не замутненным световым загрязнением. Здесь проникаешься некоторым уважением к Вселенной. Днем я вижу парящих в воздухе сильных ястребов, летом – буйную зелень, стаи лисьих семейств и гнущиеся под тяжестью плодов яблони; особенно много шишковатых, некрасивых и светло?зеленых яблок. Но именно ночью загораются скопления и гроздья драгоценных камней. Именно поэтому я считаю это место Раем. Я вернулась в Эдем, но обнаружила, что он почти что заброшен. Никакого Адама здесь и в помине не было… Поздней осенью весь Млечный Путь виден во всю свою ширину уже начиная с пяти вечера. Такое звездное небо люди видели раньше, когда по ночам им являлись образы из сказок, пока все не разрушило электричество. Куда делись огромные фантастические сказания? Ты не задумывалась над тем, что миллиарды бедных людей в больших мегаполисах никогда не смогут увидеть по?настоящему ясное звездное небо? Никогда не смогут увидеть пятиконечную латинскую букву W созвездия Кассиопеи – крошечные родимые пятнышки на твоей левой щеке напоминают это созвездие.

Или на правой? Прости мне мою неуверенность. И вот она опять, печаль, рука об руку с виной и страхом.

В центре черных дыр находится глаз шторма – то, что физики называют сингулярностью. Это экстремальная точка, где законы физики выведены из игры: говорят, что время и место меняются там местами. Гравитация там настолько сильна, что сжимается не только свет, но и все известные нам измерения – восток, запад, север и юг – сливаются в одно целое: будущее именно там.

Именно об этом будущем я фантазировала в течение многих лет, когда все казалось таким безнадежным. О будущем, где я была здоровой и мы могли снова встретиться, ты и я. И я могла заключить тебя в объятия, так было, когда ты только родилась и мы были единым организмом.

Дело в том, что я обнаружила проблему, которая находилась прямо перед носом математиков, но которую мало кто изучал. Это что?то вроде нового платья короля для некоторых разделов квантовой физики. Понимаешь, нельзя просто?напросто утверждать, что сингулярность существует! Сингулярность – синтаксическая ошибка математики. Если в результате моих вычислений у меня получается сингулярность, это всегда означает неправильный расчет. Один плюс один не может быть «чем?то странным» только потому, что ты засунул учебник по математике в ужасную дыру во внешнем космосе. И тем не менее все в это верят, поскольку находятся под впечатлением от черных дыр. И для того, чтобы защитить Эйнштейна и Стивена Хокинга и все?таки объяснить наличие черных дыр, они должны были придумать темную энергию и сингулярность, дабы картина нашей Вселенной была законченной. Чушь.

Так они поступали всегда, известные мужчины, когда что?то угрожало их мирозданию. Особенно Карл фон Линней, которого Альма проклинала так, что вся заливалась красной краской. Каждый раз, когда о нем заходила речь, она сплевывала через плечо. Я могу ее понять. Цветочный король, дядечка в парике на наших стокроновых купюрах. Отец таксономии, который обнаружил сексуальность у растений и дал женщине ее знак, а мужчине его. Который посвятил всю свою жизнь работе и порядку, порядку и работе и который посылал своих учеников в разные концы земли для осуществления самых крупных научных проектов, чтобы они также могли работать и приводить все в порядок, собирать все виды и каталогизировать их.

Жалкий трус, а не ученый, если спросить Альму. Ну ладно. Это не мое дело. И я надеюсь, что и Альма в конце концов устала от своих конспираций. Если тебе когда?нибудь станет скучно, расспроси Альму о ее секретах. Спроси о Линнее! Спроси о его ученике Даниеле Соландере! Надеюсь, она улыбнется и расскажет о своей собственной глупости, но боюсь, что вместо рассказа ты встретишь ее самый черный взгляд.

Во всяком случае, в черных дырах все сминается в комок – и в этом он прав, Стивен Хокинг. Именно это я буду испытывать сегодня ночью, когда лягу спать, написав тебе письмо и разбередив все чувства, которым я обычно не даю волю. По ночам вся моя жизнь сжимается в комок. Даже если днем я чувствую себя хорошо, ночью все мои телесные недуги дают о себе знать и оставляют на теле ожоги. Во сне у меня в голове крутится наш уединенный емтландский хутор в осенне?зимне?весеннем свете. Школьный автобус моего детства, который мелькает между деревьями и проезжает мимо, ни разу не останавливаясь, чтобы забрать меня. Малодушие Манфреда, молчание Лассе и священная лаборатория Альмы, где она дергала бабочек, проклинала науку и те самые камни, которыми была одержима. Ее страшная советская тайна, за которую я расплатилась. По ночам мне вспоминаются все наши ссоры и поездка сюда в шторм на пароме, полном уродливыми людьми. К этому примешиваются топкие почвы и кабаны, которые начали разрушать мой сад и которых я смертельно боюсь, когда мне надо идти в туалет на улице.

И в самом центре всего этого – ты, как большая невинная ошибка в расчетах. Синтаксическая ошибка, которая навзничь опрокидывает все представления о том, как создана Вселенная. Только потому, что ты цельный и чистый кусок любви, который противостоит всяческой тьме. Ты сама противоположность тьме.

Я так тебя люблю!

Е.

 

14

 

Ида проснулась на каком?то диване. Диван стоял в очень чисто убранной гостиной, оформленной в минималистском стиле. Три большие абстрактные картины в бледных пастельных тонах висели над большим плоским телевизором перед креслом. Ида лежала без одеяла, совершенно голая и вся мокрая от пота.

И тут она услышала голоса детей, играющих где?то на улице.

Она подняла голову и почувствовала головокружение, но не такое, как с похмелья.

Я ведь вчера не очень много выпила?

Она ощутила странную тяжесть, особенно в затылке. Оказывается, она лежала лицом на твердой декоративной подушке, сшитой из ткани по эскизам Йозефа Франка. На цветастой наволочке виднелись большие разводы от слюны.

Она медленно села на диване.

Значит, я в таунхаусе?

Низкое солнце боковым светом освещало свежевыпавший снег на детской площадке, куда явно пришла детсадовская группа. Детские крики резали уши, хотя дверь террасы была закрыта.

Сколько времени? Где моя одежда?

И вдруг она обнаружила…

Что?то вязкое между ног.

Нет, у меня был…

Нет, нет…

Секс.

Внезапно ей стало очень плохо.

И вспомнилась вся череда событий: вчерашний вечер, банкет, Лобов, шкатулка, Йенни?полицейская, алкоголь, ночь, Поль…

Она тяжело задышала и выбросила из головы все мысли за исключением одной, самой последней, поскольку от нее не удавалось отделаться.

У меня был секс? С Полем?

Как это могло произойти? Я же никогда ни с кем так раньше не делала, в первый вечер… Черт возьми!

Ида внезапно почувствовала, как у нее выступили слезы. Что же произошло?

Ей стало еще хуже, она быстро встала и натянула трусы и лифчик. Надо найти туалет, не может же меня вырвать прямо здесь, на полу!

Она прошла через кухню и на разделочном столе увидела два бокала с красным вином – оба наполовину полные – и остатки сырной корки. В целом кухня была чистой – хромированные поверхности и белый овальный обеденный стол от Йенсена с висящей над ним датской дизайнерской лампой. Минимализм нарушало только одно: настенный календарь на заказ с фотографией красивой женщины в красном колпаке. Женщина иронично и с притворной сексуальностью кусала себе нижнюю губу.

Ида перевернула декабрьскую страницу и посмотрела другие фотографии. Та же женщина. На августовской странице на фоне покрытых тропическими лесами островов скорее всего таиландского архипелага рядом с женщиной стоял, опираясь на поручни парусника, тот самый сладкий мужчина – мечта всех тещ, в чьем доме, как она предполагала, она находилась.

Поль.

Она выругалась. Что он сделал со мной вчера? Что он мне давал? Огромное количество спиртного?

У нее опять выступили слезы, но она сдержалась.

На полу в холле что?то лежало.

Сумка.

Вечерняя сумочка.

Ее сумка!

Она подбежала к сумке и осмотрела ее.

Письмо Лобова на месте. Шкатулка тоже на месте.

Она выдохнула и села на корточки.

Как я могла это забыть?

Похмелье, шок, и то, что у нас с Полем был секс…

Нет, черт возьми, как отвратительно!

Она вытерла слезы. Я не могу сейчас об этом думать!

Она уставилась на шкатулку.

Что там написано в sms’ке от Альмы?

«НЕ открывай шкатулку».

Она продолжала пристально смотреть на крышку зеленого цвета, потертую, но прочную.

Вот что открыл Лобов, до взрыва.

Но что там внутри?

Она осторожно взвесила шкатулку в руках. Содержимое невосполнимо.

Внутри лежало что?то тяжелое; девушка потрясла шкатулку, и в ней что?то слегка загремело.

В доме стояла полная тишина, только на кухне почти неслышно гудели матовые металлические холодильники.

Ида заметила, что дыхание у нее участилось; минуту она просто сидела и дышала, взывая к самой себе: я должна посмотреть, что там. После всего случившегося. Я должна.

Но мне нельзя! К тому же наверняка это опасно.

Но почему в таком случае вчера Лобов был готов дать мне заглянуть в нее?

Она продолжала сидеть, долго обсуждая сама с собой случившееся, а шкатулка по?прежнему лежала на полу.

Наконец Ида подняла ее и еще раз посмотрела на крышку. Ее опять поразила тяжесть шкатулки, и вдруг она так разозлилась, что готова была раздавить ее руками. Но вместе с тем ей стало любопытно, будто она имела какое?то право открыть шкатулку.

Разве Альма не обязана позволить мне открыть шкатулку и посмотреть, что там внутри, после всего того, что мне пришлось пережить со вчерашнего дня?

А вдруг она взорвется?

Девушка продолжала раздумывать, как вдруг выронила шкатулку крышкой вниз. Шкатулка раскрылась, и что?то упало на ковер в холле.

Ида вскрикнула и закрыла лицо руками.

Но ничего не произошло.

Не сразу, но она набралась храбрости и посмотрела. На ковре лежала перечница.

Как она попала внутрь шкатулки?

Ида немного подумала, все время видя перед собой лицо Миранды, и наконец нашла разумное объяснение.

Я положила перечницу в вечернюю сумочку. Затем, должно быть, я забрала шкатулку у Лобова после того, как он рухнул. Я запихнула шкатулку в сумку и закрыла ее, и, может быть, тогда перечница случайно попала в шкатулку.

Да, должно быть, все так и было.

Она отложила перечницу в сторону и перевернула шкатулку.

Ее внутренняя сторона была обита бледно?красным бархатом, который начал расползаться; под бархатом виднелся толстый слой металла. Слабый запах, напоминающий запах серы, начал заполнять холл, будто из маленького ящичка поднялось электрическое магнитное поле. У Иды внутри словно что?то завертелось, и она опять подумала: «А что, если сейчас все взорвется?»

И в то же время она не могла оторвать от шкатулки глаз.

В центре шкатулки, в углублении, которое идеально подходило к форме предмета, лежало что?то вроде камня. И в то же время это был не камень.

Она пристально смотрела на предмет, не решаясь взять его в руки.

Окаменелость?

Предмет представлял собой темно?зеленую горную породу, напоминающую базальт, со слабыми странными полосками, которые отдаленно походили на следы от суставов или позвоночник. В отдельных местах предмет неуловимо переливался чем?то масляным и к тому же – она так изумилась, что уронила всю шкатулку, – был украшен несколькими драгоценными камнями, все они были голубоватые и круглые с вогнутыми поверхностями и изнутри словно сияли мерцающим светом.

Ведь только сапфиры бывают такого голубого цвета?

И все же не драгоценные камни заставили ее выпустить шкатулку из рук.

Причудливая линия на камне имела продолжение – из него торчал маленький отросточек стального цвета, на конце которого росло что?то вроде ресниц.

Ида никогда не видела ничего подобного.

Это было похоже на кончик…

…маленького плавника.

Что же это такое?

Крайне осторожно она вытянула указательный палец и слегка дотронулась до отростка. Металл казался таким же твердым, как камень, если не еще тверже, и она снова почувствовала какой?то электрический импульс.

Она повертела шкатулку, чтобы рассмотреть окаменелость со всех сторон, и подумала:

«Здесь только одна часть животного.

Значит, это животное? Как еще это можно назвать?

Но если это ископаемое, что это за отросток?»

Она быстро закрыла тяжелую крышку, и напряжение в груди сразу же ослабло. Она долго сидела молча, просто глядя прямо перед собой, мысленно ругаясь и думая:

«Это же чистое безумие!

Что это такое может быть?»

В полном замешательстве она еще немного посмотрела на закрытую крышку, испытывая удивление, любопытство и страх.

С верхнего этажа раздался храп. Ида прервала свои размышления, опять запихнула шкатулку в вечернюю сумочку и положила туда же перечницу.

Затем посмотрела на лестницу.

Да, Поль. Поль. Это чудовище.

Мне надо к нему подняться. Сейчас я ему покажу, этому негодяю, а потом смоюсь отсюда.

Или? А что, если он опять на меня набросится?

Девушка снова расслабилась и заплакала.

Что он со мной сделал? Я такая грязная…

Но злость опять одержала верх, и она взяла на кухне маленький нож – пусть он только попробует, теперь моя очередь получать удовольствие! – и стала подниматься по лестнице.

Наверху был один туалет и три спальни. Из одной спальни доносился его храп, но Ида решила сначала осмотреться. Одна из комнат была набита всяким хламом и картонными ящиками. В ней также хранились набор для игры в гольф и картины, которые предстояло развесить. Вторая комната служила кабинетом, где на книжных полках стояло несколько изданий «Справочника лекарственных средств», а на стене висели дипломы со змеей и посохом над ней.

Точно. Ведь он же врач.

И тут она все вспомнила.

Он же дал мне таблетки! И первую уже в этом мерзком автобусе.

А вторую потом, как там он сказал: полтаблетки? Да, от полтаблетки еще никому не было плохо!

Она почувствовала, что начинает краснеть и злиться. Вместе с тем ей было стыдно, и все это усугублялось похмельем и плохим самочувствием.

Оно. То, о чем все говорили. Пограничная ситуация между пьяным сексом и насилием. То, о чем много лет писали в СМИ. Как же я могла так глупо поступить? Взять таблетки у слащавого врача и будто лишиться рук и ног, потерять голову, чтобы он мог делать со мной все, что хочет.

Внезапно ей стало страшно.

Проклятая скотина.

Использовал меня! И в ту же секунду она вошла в спальню, где он лежал, раскинувшись на кровати, и спал. Он показался ей самодовольным львенком. Поль лежал, широко расставив ноги, словно проглотил что?то, что надо будет много лет переваривать. И расслабленный глупый пенис смотрелся сопливым маленьким морским коньком в зарослях лобковых волос.

Ида опять выругалась. Сейчас мы с тобой поговорим, Поль, ты и я, подумала она, готовая сорвать со стен семейные фотографии и швырнуть крепкие рамки прямо в его голое тело.

Но тут она себя остановила. Внезапно она почувствовала себя маленькой и несмелой. Если он сотворил с ней такое вчера, что еще он может сделать с ней сегодня?

Она опустилась на колени и стала рыдать, вздрагивая всем телом.

Так мерзко, и так одиноко… все, что случилось за такое короткое время… я больше не выдержу!

Сейчас я должна отсюда выбраться. Я подам на него заявление в полицию, но потом.

И перед ее глазами опять пронеслось: полицейские в Ратуше, Йенни, лежащая под лестницей, глаза Лобова, мигание ламп, липкая кровь, вытекающая из глаз… Место, где Божий гнев никогда не стихнет… И что?то вязкое между ног. Нет, нет…

Девушка быстро встала и спустилась по лестнице в ванную. Сев на сиденье унитаза, она открыла кран и стала тщательно обтираться туалетной бумагой, которую смачивала под краном. Она сидела долго, протирая бедра, живот и грудь – какая мерзость! Затем встала под душ, открыла кран и принялась опять плакать, несколько раз намыливая все тело. В нижней части живота тянуло и щипало, но она продолжала мыться.

Когда она вышла из душа, ей стало немного лучше.

А теперь немедленно отсюда.

Ида натянула бальное платье и колготки, упавшие за диван, и нашла свой мобильник, который заряжался на кухонном окне.

Разве я поставила его на зарядку, на пьяную голову? Как умно с моей стороны.

Детсадовская группа ушла с детской площадки; при солнечном свете окна выглядели грязными.

Включив мобильный телефон, она увидела на дисплее:

«У вас 6 новых текстовых сообщений».

А также несколько пропущенных звонков с неизвестных ей номеров плюс несколько сообщений на автоответчике.

Первые три сообщения были от Марины.

«Как дела? Помни: каждый второй бокал с водой, обнимаю, полиция нравов».

Сообщение было отправлено в 23.35. Второе – утром.

«Боже, как жутко! Умереть на собственном Нобелевском банкете! Надеюсь, что ты все равно повеселилась. Позвони мне. Я должна все знать».

Последнее сообщение пришло только что, всего лишь двенадцать минут назад:

«Что случилось? ГДЕ ТЫ? Это ты та «студентка», которую ищет полиция (каштановые волосы, прическа «ракушка», лиловое вечернее платье)? Волнуюсь!!!»

Ида прочла сообщение еще раз, не понимая, что в нем написано.

Боже правый!

Студентка?

Разумеется, я должна заявить о себе в полицию.

Это абсурд, я толкнула полицейскую, я сбежала с места трагедии. Я ведь преступница.

Но я же не могла поступить по?другому!

Ее опять охватило отчаяние, и она изо всех сил сжала челюсти.

Только сначала я должна спрятать шкатулку, а потом… тогда… Надо позвонить Альме!

Она больше не думала, только увидела на дисплее еще одно сообщение и удивилась, что оно на английском.

«Привет! Мне тебя очень жалко. Мы все в шоке. Что случилось? Позвони мне, если тебе кто?то нужен. Я никому не скажу. Искренне твоя. Миранда».

Ида вздрогнула и чуть было не отбросила от себя телефон.

Эта женщина – как она узнала мой номер телефона?

Альма не давала о себе знать?

Нет, только два других сообщения – первое с обычного мобильного номера, отправлено в 04.20.

«Привет! Просим тебя немедленно связаться с нами для выяснения обстоятельств. Позвони мне напрямую по этому номеру или через коммутатор 114 14. С наилучшими пожеланиями. Матс Арведссон, Стокгольмская полиция».

Второе отправлено спустя час с небольшим:

«Важное сообщение: этот телефон надо как можно быстрее сдать в полицию. Позвони 114 14 и назови регистрационный номер 76–98. С наилучшими пожеланиями. Полиция Стокгольмского лена[14]».

Она застыла.

Что происходит на самом деле?

С верхнего этажа по?прежнему раздавался храп Поля. Была ровно половина одиннадцатого – мне надо отсюда выбираться! – и она быстро взяла свою куртку, висевшую на одном из дизайнерских стульев на кухне. Оглядев последний раз дом, она вдруг решила немного похулиганить. Надо ему как?то отомстить, например что?нибудь украсть.

Нет, не успею. Просто не хочу. И она вышла в холл. На высоком комоде лежал черный ключ от «вольво», бумажник и мобильный телефон в розовом чехле. Может быть, его жены? На стене над комодом висела еще одна серия фотографий в рамках – Поль с женой. Во всяком случае он изменил этой женщине. Кем бы она ни была. Удивительно, какой у его жены бесконечно счастливый вид. Наверное, у докторских жен так принято? Надеюсь, что она тоже трахается направо и налево, подумала Ида.

Я отомщу за себя. Я подам на него заявление в полицию, и тогда этот брак недолго продлится.

В ту же секунду в круглое окно входной двери она увидела синий БМВ, который крадучись ехал по маленькой улице между таунхаусами.

Автомобиль остановился, и из него вышла женщина

Ида стояла совершенно неподвижно и смотрела. Она почувствовала, как у нее участился пульс и мороз пошел по спине.

На улице стояла Миранда. Она была в компании блондина телохранителя, которого пыталась провести с собой на Нобелевский банкет. Прямо перед собой Миранда держала мобильный телефон, словно это был компас, по которому она шла. Она говорила с телохранителем, пока они сначала осматривали соседние дома на другой стороне улицы.

Затем они повернулись и посмотрели прямо в узкое окно рядом с входной дверью.

Ида не могла пошевельнуться, и тут она встретилась взглядом с Мирандой. Миранда вскрикнула, к ней повернулся телохранитель, одновременно машинально достав что?то из подкладки своей куртки.

Ида по?прежнему не могла двигаться. В голове у нее все кружилось – она увидела, как блондин на улице держит пистолет.

Смерть Лобова вряд ли несчастный случай, подумала она.

Она по?прежнему неподвижно стояла на том же месте. Как они нашли меня? Как?

Быстро засунув вечернюю сумочку в один из ящиков комода, девушка закрыла его и, словно играя в прятки, вытянула руки перед собой, будто призывая их быть готовыми защитить ее. Но они были способны только на то, чтобы потянуться за ее мобильником на столе в холле.

Она хотела громко закричать, чтобы попытаться разбудить Поля наверху, как на дверную ручку тихо нажали и дверь открылась.

Дверь была даже не заперта. Ее открыл телохранитель, наставив револьвер прямо на Иду. Ничего не говоря, он рассматривал девушку в течение секунды, а затем спокойно обвел взглядом холл. Потом он опять открыл дверь и вошла Миранда.

– Good morning[15], Ида, – произнесла Миранда очень тихо, почти шепотом на ломаном английском, глядя своими черными, ничего не выражающими глазами. – Long night?[16] У тебя усталый вид.

Ида ничего не ответила. Взгляд Миранды упал на фоторамки в холле, на строгий дизайн и на кухонный стол с двумя полупустыми бокалами с вином.

Она все сразу поймет, мелькнуло у Иды в голове. Люди, которые после Нобелевского банкета просыпаются с похмелья, вряд ли снова натягивают на себя вечернее платье, если только у них нет другого выхода.

– Где он, твой… кавалер?

Миранда слегка улыбнулась. Ида, вся одеревенев, показала на верхний этаж.

– Спит, – ответила она, ощутив, как ею овладевают бессилие и страх.

Миранда пробормотала что?то на русском, после чего телохранитель снова посмотрел на Иду, которая почувствовала, как слезы опять подступают к глазам, а затем вынул маленький тряпичный чехол из внутреннего кармана.

– Не волнуйся. Он еще немного поспит, – улыбнулась Миранда.

Телохранитель выудил из чехла шприц и стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью. Миранда взяла шприц и пузырек, опустила в пузырек иглу и наполнила шприц жидкостью. Все это время телохранитель направлял пистолет в сторону Иды.

– Он проснется сегодня поздно вечером, – с этими словами Миранда протянула телохранителю шприц. Крадучись, он начал подниматься вверх по лестнице, в одной руке держа пистолет, а в другой – шприц.

Ида стояла на прежнем месте, опустив глаза, и просто ждала.

– Вчера Лобов дал тебе кое?что, – осторожно начала Миранда. – Разве нет?

У Иды не было сил ответить.

– Кстати, а откуда ты его знаешь? – спросила Миранда.

Опять стало тихо, с верхнего этажа было слышно, как телохранитель переходит из комнаты в комнату.

– Я… его… не… знаю, – удалось прошептать Иде. Ей хотелось закричать, и она соображала, как бы ей набрать 112 на своем мобильнике так, чтобы Миранда этого не заметила.

– Не ври, – отозвалась Миранда. – Если ты мне дашь то, что вчера получила от Лобова, обещаю оставить тебя в покое. Ты попала в историю, к которой не имеешь никакого отношения, и лучше всего будет, если ты как можно быстрее выйдешь из игры и заживешь после этого долгой и счастливой жизнью. Что ты получила от Лобова?

Ида не отвечала.

– Отвечай же!

– Я не знаю… Что вы имеете в виду, что я такого получила?

Выражение лица у Миранды изменилось. Она показала на телефон Иды.

– Дай его мне.

Ида протянула ей телефон.

– Пин?код?

– …46 …48

Наверху слегка заскрипели половицы; послышалась короткая возня, а затем все опять стихло.

– Кто такая Марина? – спросила Миранда, читая сообщения на мобильном.

– Подруга.

– А этот номер?.. Он русский. Чей он?

– Какое… это имеет значение? – всхлипнула Ида.

Вид у Миранды внезапно стал не такой грозный, а лицо приобрело то сестринское выражение «между нами женщинами», которое у нее было на банкете.

– Малышка. Не делай глупостей. Ты похожа на совершенно обыкновенную девушку, которую случайно втянули в историю. Разве ты не понимаешь, что безопаснее всего для тебя и в первую очередь для твоей подруги Марины сотрудничать с нами? То же самое касается всех остальных друзей в твоей телефонной книжке. Не рассказывай об этом полиции. Если ко мне обратится шведская полиция, у твоих приятелей будут неприятности. Так устроен большой мир. Усекла?

Ида кивнула и почувствовала, как у нее потекли сопли, смешиваясь со слезами. Она пошатнулась, и Миранда показала ей на табуретку в холле рядом с комодом.

– Вот так, дружочек, присядь. Не бойся. Только расскажи, куда делось то, что тебе дал Лобов.

– В… пакете, – засопела Ида. – На кухне. Или в гостиной… Я не помню. Мы вчера так напились.

– В пакете?

– Да.

– На кухне?

– Я не помню…

В ту же секунду она увидела, как Миранда уже идет на кухню.

Телохранитель еще не вышел на лестницу.

В висках у Иды застучало. Секунды и десятые доли секунды пошли бесконечно медленно.

Она посмотрела на бумажник Поля и на большой ключ от автомобиля, которые по?прежнему лежали на комоде.

Ключ от машины. С логотипом «вольво».

Она скосила глаза к окну. На улице стоял темно?серый «Вольво?ХС60».

Ида слышала энергичные шаги Миранды уже в гостиной, где, судя по звукам, та что?то рьяно искала. Оттуда до холла, наверное, метров десять.

А я стою прямо рядом с выходом.

Совершенно беззвучно Ида подняла ключ и нажала на него, и «вольво» у входной двери мигнул фарами.

Стук в висках усиливался.

Сейчас! – подумала она.

С быстротой молнии она схватила бумажник и розовый мобильный телефон, открыла ящик комода и вытащила оттуда сумку, а потом бросилась в дверь, одновременно слыша, как ее зовет Миранда. В одно мгновение Ида была у «вольво». Она рванула на себя дверь машины и села. В течение секунды, которая показалась несколькими минутами, она пыталась попасть ключом в замочную скважину, пока не поняла, что рядом с зажиганием есть отверстие, куда надо вдавить весь ключ. Миранда выбежала из таунхауса и бросилась на ручку пассажирской двери именно в тот момент, когда Иде удалось дойти до центрального замка.

– Влад! Влад! – закричала Миранда, а потом что?то по?русски. Тем временем двигатель машины завелся. Ида дала задний ход, чуть было не врезавшись в соседскую изгородь, а затем поставила на Drive[17] на автоматической коробке передач.

В ту же секунду на улицу вышел телохранитель. Ей показалось, что у него удивленный вид – будто он просто не может понять, как же они так сильно ошиблись насчет этой молодой и простодушно плачущей девушки.

Затем он поднял револьвер вверх, и она увидела, что он целится в воздух, будто хочет показать ей оружие и сказать: Ты что, с ума сошла – я стреляю! Но к тому моменту она уже нажала на газ и сильно взяла влево, наехав прямо на него так, что он упал навзничь, а она направила машину дальше.

Ида сразу же увидела, что едет не в ту сторону. Она ехала к повороту в конце улицы, а по другую сторону тротуара находилось покрытое тонким слоем только что выпавшего снега поле, где начиналась детская площадка.

Неважно. Вперед!

Она нажала на газ, выехала на снег и увидела велосипедную дорожку на другой стороне поля. Наверняка там есть другая дорога!

И тут раздался хлопок.

Что это?

Хлопнуло во второй, а затем и в третий раз.

Он стреляет! Он стреляет в меня!

Она увидела, что нет правого заднего зеркала. Оно висело, громыхая, на правой двери. Машину занесло на снежное поле. Она поискала глазами детей из детского сада, но со всех сторон было пусто, и опять посмотрела в зеркало заднего обзора.

Телохранитель лежал на земле, держась за колено, а Миранда, похоже, пыталась помочь ему встать.

Они стреляли мне вслед! Они действительно стреляли! Они на самом деле пытались меня убить!.. Убить меня!

Внезапно все показалось ей до омерзения странным, словно события разворачивались в фильме ужасов, а не среди бела дня в шведском унылом районе таунхаусов. Она вела машину будто в трансе, слыша, как скороговоркой произносит ругательства. Через несколько сотен метров тротуар закончился у школьного двора, и машину внезапно окружили школьники средних классов, у которых была большая перемена на обед. Они орали, что здесь нельзя ездить, и на их крики выбежал охранник, который встал прямо перед машиной, заблокировав последний отрезок пути между машиной и выездом на улицу.

– Что ты делаешь? – одновременно закричали оба – Ида и охранник, но Ида, не думая, просто продолжала ехать, медленно?медленно. В последнюю секунду охранник отскочил и, когда Ида проезжала мимо, сильно ударил ладонью по заднему стеклу машины, и она опять оказалась на проезжей части.

Переключая коробку передач, она заметила, что в машине есть навигатор. Она включила его, пытаясь поскорее отъехать от школы.

Где я нахожусь?

Навигатор сообщил, что она находится в пригороде прямо к югу от города. Эншеде.

Она услышала, как снова заговорила и закричала, но не все сказанные ею слова до нее доходили: «…какого черта чем это они занимаются…», и она продолжала ехать еще несколько минут, которые показались ей часами, пока наконец не остановилась рядом с автобусным парком перед вывеской, извещавшей о том, что проезд любого автомобильного транспорта здесь запрещен.

– Чем я занимаюсь? – услышала она собственный вопрос.

Слева от автобусного парка она обнаружила огромную арену стадиона «Глобен» с занесенной снегом крышей.

Вот как?! Тогда я знаю, я рядом с площадью Гульмарсплан.

Она сделала несколько глубоких вздохов и проверила в заднем зеркале, нет ли преследователей.

Вечерняя сумочка лежала на пассажирском сиденье, и она вытряхнула из нее все содержимое: шкатулку, косметичку, бумажник Поля…

– Спокойно! – крикнула она самой себе.

Она безуспешно попыталась снизить пульс.

Успокойся, успокойся. Делай все по порядку.

Что самое важное? Что важнее всего именно сейчас?

Что они меня не преследуют. Но как они смогли меня найти?

Она обернулась, но никакого БМВ не увидела.

Что потом? Еще?

Только через несколько секунд она поняла:

Марина! Я должна связаться с Мариной.

И туфли. Я же босиком. Наверняка поэтому педали такие тугие. Странно, что мне не холодно…

Она набрала в навигаторе адрес Марины в Аспуддене.

Это где?то неподалеку.

Только она развернулась на поворотной площадке перед автобусным парком, как ей стал сигналить автобус?гармошка.

Сначала надо позвонить Марине.

Но как?

И тут она увидела, что на полу машины лежит розовый мобильный телефон. Она остановилась, чтобы его поднять.

– Разблокируй, – было написано на дисплее. Проклятие.

Затем она посмотрела более внимательно и провела пальцем по стрелке.

Телефон был без кода.

Она быстро набрала Маринин номер и снова поехала. Пока ей сигналили, она прокрутила в голове сценарий – она едет в полицию, полиция сажает ее в СИЗО на Кунгсхольмене, и пока она сидит в СИЗО, Миранда с телохранителем находят Марину, отбирают шкатулку, затем засаживают ей пулю в лоб и…

Нет, нет…

– Это Марина, – отозвалась подруга.

В это время Ида вела «вольво» по туннелям Южной автострады, ведущей в сторону Хегерстена и Аспуддена.

– Дело вот в чем, – начала Ида и в общих чертах как можно более четко рассказала о том, что произошло с тех пор, как они накануне вечером расстались у Ратуши. Похоже, Марина серьезно слушала ее всю дорогу.

– Ты должна мне поверить, – сказала Ида. – Ты ведь мне веришь?

– Да, – ответила Марина, которая, похоже, задумалась. – Ты понимаешь, что все это означает? Ты должна уехать из Стокгольма. Немедленно.

– Это почему?

– Ты сама это понимаешь.

Ида задумалась. Подъезжая к указателю, где было написано «Мидсоммаркрансен – Аспудден», она поняла, что Марина права.

– Я соберу тебе две сумки, с одеждой и другими вещами, которые тебе могут понадобиться, – сказала Марина. – Ты можешь подождать на улице, в машине. Увидимся через несколько минут.

– Ты думаешь, я сошла с ума? – спросила Ида в конце разговора. Она почувствовала, как у нее сдавило низ груди.

– Ида, я твоя лучшая подруга, – ответила Марина.

Когда Ида окончила разговор, у нее по щекам опять потекли слезы, и в то же время она испытывала злость, шок, вину и страх.

 

 

Дома у самой большой тайны научного мира

Редактор отдела науки газеты «Дагенс Нюхетер» Карин Бойс взяла эксклюзивное интервью у иконы российской науки Анатолия Лобова, которому в этом году присудили Нобелевскую премию в области физики. За месяц до вручения премии в Стокгольмском концертном зале она встретилась со сдержанным хитроумным человеком 89 лет, который более охотно рассказывает о происхождении жизни на Земле, чем о своей частной жизни.

 

 

Обычно телефон дома у Нобелевского лауреата разрывается. Вчера ты никому не известный ученый, а сегодня твое имя у всех на устах. Но дома у Анатолия Лобова стоит мертвая тишина. Тихое дребезжание фарфоровых чашек. За окном проезжает троллейбус в сторону центра Москвы. Никаких секретарей, никаких помощников из университетской бюрократии.

Мы сидим в гостиной в его служебной квартире на улице Бардина, в двух шагах от известного института Лебедева. О Нобелевской премии он узнал только вечером, когда смотрел новости по телевизору. Королевской академии наук не удалось связаться с ним днем.

– Нет, с телефоном я покончил еще в 1972. Его все равно прослушивал КГБ. К тому же чаще всего я предпочитаю не говорить, если в том нет нужды. Понимаете, если я хочу кому?то что?то сказать, я пишу письмо. И дверь моего кабинета всегда закрыта.

И все же передо мной разговорчивый, немного бледный человек 89 лет. И трудно понять, что этот человек всю свою жизнь считался одной из самых загадочных звезд научного мира. Никаких интервью, никаких коллег, только одна дверь, одна лаборатория и бурный поток научных прорывов в области того, что со временем стали называть нанотехнологией. Канадский профессор физики Салли Чэнг была первой, кто в шутку назвала Лобова «самой большой научной тайной в мире». Иногда ходили слухи о том, что Лобов умер, что он присвоил себе чужое имя, что он обманным путем сделал свои открытия, что на самом деле у него есть целый штаб, который снабжает его результатами, что всем руководит российский госаппарат в чисто пропагандистских целях, чтобы Нобелевскую премию дали одному отдельному россиянину. В таком случае затея более чем удалась. Лобов – первый лауреат за 25 лет, который ни с кем не делит премию в области физики и которому достанется весь пирог стоимостью в восемь миллионов шведских крон. Но ясно одно: в разные периоды своей жизни Лобов использовал разные имена, чтобы, как он выражается, защитить свои исследования. Например, в молодости его звали Илья Коваленко.

– Но ведь слухи о моей смерти несколько преувеличены? Вы видите штаб за шторами?

Во всяком случае, ему присуще какое?то суровое обаяние. Он не такой угрюмый, резкий и непреклонный, каким его описывали те немногие ученые, которые вопреки всему имели с ним дело. Но когда я спрашиваю его об исследованиях в области нанотехнологии, или, точнее говоря, о ковалентных связях в пятичленной симметрии, за что он получил Нобелевскую премию, он словно гаснет.

– Нанотехнология стала слишком обширной областью, которую трудно контролировать. Нано разбавлена как водянистый сок, сегодня она есть везде, именно так, как я и предполагал. Наночастицы используются в медицине для компоновки лекарств, промышленность использует нано в своих исследованиях материалов, а не так давно я увидел по телевизору археологов, которые наносили наноклей на какие?то полностью разрушенные римские фрески под Флоренцией. Клей вступил в реакцию с остатками невидимых цветных фрагментов и вернул известняку его первоначальный цвет. За какие?то считаные дни была воссоздана вся роспись на потолке – в первозданном виде, с точно такими же цветовыми пигментами, как на первоначальной росписи двухтысячной давности. Нано просто?напросто тот уровень, где мы неожиданно можем сами начать создавать и строить действительность. Мы только в начале. Наши возможности ограничивает лишь фантазия. Фантазия – и кошмары.

Лобов с серьезным видом отхлебывает дымящийся липовый чай, откусывает напоминающее амброзию печенье и морщит нос. Затем что?то бормочет, встает и достает бутылку водки, подаренную родственниками. Я никак не могу отказаться от его предложения.

– На наноуровне все по?другому. Например, золото. Оно синее. Вы это знали?

Лобов слегка сияет. Мы чокаемся. Я замечаю, что у него есть только один стакан, который он дал мне. Сам он пьет спирт из оловянной кружки. И до меня начинает доходить, почему он так разговорился. Дело не в Нобелевской премии, а в интервью. Он подтверждает: да, гости бывают у него нечасто.

Но когда я задаю вопросы о деньгах, которые он получит, о славе и известности, о поездке на все Нобелевские торжества в Стокгольм, он только качает головой и слегка улыбается, как маленький Будда. Тогда частная жизнь. У него есть семья? И тут разговор заходит в тупик. В его взгляде сквозят злость и меланхолия, и я думаю: вот он какой. Весь в себе. Самая большая научная тайна в мире. Под конец я спрашиваю его мнение об этом эпитете.

– Ерунда. Самая большая тайна в мире не я, а сама жизнь.

– Тогда что такое жизнь? – спрашиваю я, и мне сразу же становится неловко.

– Очень хороший вопрос, потому что наивный. Несмотря на все тысячелетние исследования и размышления, нет точного научного определения слова жизнь. Наука в состоянии только перечислить качества, присущие жизни. Жизнь, например, может быть химической системой, отделенной от окружающего мира кожей, оболочкой или стенками клеток. Или, например, жизнь может сохранять энергию с помощью обмена веществ. Жизнь может размножаться, приспосабливаться и так далее. Но никакого точного определения. И знаете почему?

Я качаю головой. Лобов, не спрашивая, подливает мне в стопку, и я беру еще одно мягкое печенье.

– Потому что слово жизнь – капитальная ошибка, это неудачное слово, ненаучное слово. Оно ничего не имеет общего с природой. Мы, люди, придумали жизнь, чтобы описать природу.

Я прошу его пояснить эту мысль.

– Посмотрите на Северную Африку и прямые государственные границы между Египтом, Суданом и Тунисом, – отвечает он. – Откуда взялись эти прямые границы? Колониальные власти прочертили их линейкой, совершенно не считаясь с народностями, географическими районами и всем прочим. И все же мы можем сказать, что это работает. Есть оцепления, есть пограничный контроль, и тебе говорят: здесь кончается моя страна и начинается твоя. Точно такие же выдуманные границы люди провели в природе: здесь царство флоры, здесь царство фауны, а здесь царство минералов. Здесь жизнь, а здесь мертвая материя, эта птица живая, а та мертвая. Иметь границы практично. Но они ничего не говорят о природе. Мы придумали границу между камнями, животными и растениями для того, чтобы создать порядок. Природа не делает различий между вами, жуком и этой стопкой. Все существа состоят из 94 встречающихся в природе элементов, главным образом угля. Сейчас вы пьете одно угольное соединение, а едите другое. А помимо угля вы принимаете внутрь немного железа, марганца, кальция и прочего.

– Но я живу, – возражаю я. – А печенье нет.

Лобов удовлетворенно откашливается и готовится продолжить лекцию. Я понимаю, что он из породы людей, которые радуются, когда им оказывают сопротивление. Может быть, это типично для лауреатов Нобелевской премии.

– Очень трудно сказать, что живое, а что мертвое. Artemia salina[18] – своего рода сухие шарики, напоминающие перчинки. Если эти перчинки поместить в раствор трехпроцентной соленой воды, они начинают превращаться в ракообразных. А лист только что собранного с поля мангольда? Этот лист – жизнь? Чем глубже погружаешься в материю, тем более расплывчатыми становятся границы. Взять, например, вирусы. У них есть ДНК, но нет пищеварения. Они как висячие в воздухе головы, которые ищут свое тело. Являются ли эти висячие головы формами жизни?

Лобов начинает говорить о генах. Человек, без сомнения, на 93 процента схож с шимпанзе. Но мы также на 65 процентов схожи с соснами и елями. Генетически разница между двумя различными бактериями больше, чем между Нобелевским лауреатом и свеклой.

– Но у вашего великого ученого Каролуса Линнеуса (за границей его называют Линнеем) не было этих предрассудков. Таким же образом, каким он систематизировал животный и растительный мир, он попытался систематизировать минералы. Он уравнял эти три группы.

– Но с минералами он потерпел неудачу, – робко возражаю я, – это было одно из самых больших фиаско Линнея.

– Может быть. Но по сути он был прав. То, что мы называем жизнью, берет свое начало прямо из камней. Уголь, водород, азот, кислород, свинец и фосфор – вот те элементы, которые нужны, чтобы возникла жизнь в нашем ее понимании. После того как начинаются химические процессы, развитие происходит с быстротой взрыва и с большой интенсивностью. Возьмем бактерии. Некоторые возникают даже в кипящей воде, другие выдерживают высокий уровень радиации или живут только за счет свинца. На самом деле жизнь начинает бить ключом из камней, как только расстояние до солнца становится – как говорите вы, шведы, – каким нужно.

Я рассказываю ему, что шведские микробиологи недавно сделали пробное бурение на большой глубине в скальном грунте на острове Эспё под Оскарсхамном. Искали стабильную среду для окончательного хранения отработанного ядерного топлива. И сразу же обнаружили до двух сотен новых видов бактерий, которые живут только в горной породе и за счет нее.

– Потрясающе. И это естественным образом приводит прямо к ответу на ваш вопрос. Понятие жизнь на самом деле своего рода состояние. По сути это синоним «активных элементов». Точно так же, как вода может быть жидкой или твердой, как лед, так и минералы могут быть пассивными, как камень, или активными, как жизнь. Упомянутый вами тип бактерий на самом деле доминирует над жизнью на всей нашей планете. Они также способствуют ряду химических процессов, например созданию и поддержанию атмосферы.

Лобов показывает на мои руки и рассказывает, что золото в моем обручальном кольце и иттрий в экране моего мобильного телефона возникли, когда однажды взорвалась гигантская мегазвезда и выбросила множество звездной пыли, пыли, которая потом стянулась в новые солнца, новые солнечные системы и в новую планету – Теллус.

– Бактерии здесь, на земле, являются своего рода преобразователями. Они превращают минералы в жизнь, а затем жизнь обратно в минералы. Так происходило тысячи миллионов лет.

Он откидывается назад на диване и на несколько минут замолкает.

– Вплоть до сегодняшнего дня. С помощью нанотехнологии люди станут управлять этими процессами.

В ожидании моей реакции он пристально смотрит прямо перед собой.

– И мы даже не можем представить себе, что нам тогда предстоит увидеть, – продолжает он. – Это может привести как к самым фантастическим возможностям, так и к самым омерзительным сценариям, какие только можно вообразить. Только представьте себе, что барьеры между видами перестанут существовать. Вы хотите медведя с львиной головой – пожалуйста. Вы хотите говорящее дерево – пожалуйста. Вы считаете, что вашей кошке надо успокоиться к вечернему приему – похлопайте ее три раза специальной перчаткой, и она превратится в камень. Похлопайте снова, и она оживет.

Я вежливо говорю, что до этого еще идти и идти.

– Да, идти, – кивает он, – но совсем не так далеко, как вы думаете.

При этих словах в глазах у самой большой в мире научной тайны появляется печаль. Он быстро убирает бутылку водки.

Я понимаю, что разговор окончен.

Когда мы прощаемся в темной прихожей, у него на глазах внезапно появляются слезы.

– Слезы – это всего лишь хлорид натрия и вода, – говорит он, пытаясь засмеяться.

Я поспешно выхожу. На улице наступил вечер. Несколько заблудившихся листьев кружатся по улице Бардина, и мне приходит мысль, что я рада, что листья не могут ко мне обратиться. И хотя это противоречит принципам научной журналистики, я ловлю себя на том, что надеюсь: самая большая мировая тайна останется неразгаданной.

Источник: «Дагенс Нюхетер»

 

15

 

Ида выключила двигатель прямо у обшарпанного трехэтажного жилого дома с балконами.

Ее взгляд зацепился за постеры вечерних газет в витрине табачного киоска на нижнем этаже. «Афтонбладет» писала: «ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Мистическая СМЕРТЬ лауреата на Нобелевском банкете». Ей вторила «Экспрессен»: «НОБЕЛЕВСКАЯ ТРАГЕДИЯ. Полиция подозревает УБИЙСТВО».

Она включила радио и нажала на кнопку автоматической настройки, но не смогла найти новости ни на одном канале. И тут из подъезда вышла Марина с двумя спортивными сумками. Ида опять завела двигатель, и машина тронулась, едва Марина успела закрыть дверь.

Она сразу же показала Иде свой телефон.

– Только что звонили с твоего мобильного! Я, конечно, не ответила.

Ида увидела, что номер русский, но не Альмы.

– Это она, Миранда, – тихо сказала Ида, и ее опять затрясло. – Это они… стреляли в меня… Мой мобильник у них. Она знает, что мы друзья. Они угрожали прийти к тебе, если я… пойду в полицию.

Обе молчали. Было похоже, что Марина не знает, что сказать.

– Я только должна позвонить бабушке, – опять сказала Ида. – Я больше не могу. Я скоро сломаюсь. А что, если они меня по?прежнему преследуют? Мы должны где?нибудь остановиться, чтобы я смогла спокойно позвонить.

Она посмотрела в зеркало заднего обзора, но никакого БМВ там не увидела.

– Поезжай к заливу Винтервикен, – сказала Марина. – Здесь поезжай прямо за домом.

Ида обогнула дом, развернулась под автострадой и поехала дальше по узкой дороге вдоль покрытого снегом склона к пляжу. На расчищенном от снега пляже никого не было. Она остановилась за бараком, который, судя по всему, летом использовали как раздевалку.

– Мне очень трудно думать четко, – произнесла Ида. – Я слишком устала и боюсь. И с похмелья. Извини, что втянула тебя в эту историю.

Она похлопала Марину по плечу и уже собралась опять расплакаться, но откашлялась и достала розовый мобильник. Она крепко задумалась.

Что там за номер?палиндром? Начинается и кончается на 7, плюс несколько четверок и восьмерок посредине, и…

Дрожащим указательным пальцем она стала набирать разные цифры, пока не вспомнила нужную комбинацию, и в конце концов решилась нажать на кнопку вызова.

Она услышала гудки, четыре гудка, которые вдруг прекратились, как будто кто?то ответил. Но в трубке было молчание.

– Алле?

Тишина. Человек на другом конце провода явно сомневался. Затем наконец послышалось:

– Ида! Что случилось? Ты одна?

Голос Альмы.

– Я с моей подругой Мариной. Я только хочу сказать, что собираюсь пойти в полицию. Все пошло к черту. Я спрячу шкатулку, а потом пойду в полицию… Я нигде не чувствую себя в безопасности… Что на самом деле происходит? Они за мной гонятся! Они стреляли в меня, они пытаются меня убить!

Она чувствовала, что у нее дрожит голос, и Альма перебила ее:

– Успокойся, Ида. Что ты говоришь? Они стреляли?

– Да!

В трубке на несколько секунд все стихло.

– Мне только что звонили с твоего телефона, – сказала Альма. – Думаю, это Миранда.

– Да, телефон у нее.

Похоже, Альма опять задумалась.

– Вот что, слушай.

Ида перебила ее, глядя на чаек, толпившихся у воды.

– Бабушка, они могут появиться в любую минуту и начать в нас стрелять. Что мне делать?

– Ты должна спокойно рассказать, что случилось, – ответила Альма.

Ида попыталась как можно более четко описать все утро и первую половину дня, как она проснулась, а затем как пришла Миранда с телохранителем. Альма задала несколько встречных вопросов. Все заняло пару минут, и Ида видела, как Марина все время поглядывает в зеркало заднего обзора.

– Но как они могли найти тебя в таунхаусе в Эншеде? – спросила Альма.

– Не знаю!

– Гм…

Альма задумалась.

– Ты в чем?

– В каком смысле?

– На тебе та же одежда, что и вчера?

– Да.

– Немедленно сними ее! А заодно все украшения и заколки.

– Это почему?

В голосе Альмы слышалось нетерпение.

– Точно не знаю, но каким?то образом Миранде удалось установить на тебе жучок. Наверное, поэтому она тебя нашла.

Ида быстро проверила свое платье и нижнее белье, но ничего не нашла.

– Думаю, это не так, – ответила она. – В таком случае они бы следили за мной с самого банкета.

– Вот как. Да, ты права. Гм. У тебя еще что?то есть? Может быть, туфли?

Ида оглядела машину.

И тут она увидела.

Вечерняя сумочка. Со шкатулкой и письмом.

Но подожди, разве там не было еще одной вещи?

Она сорвала застежку и увидела.

Перечница.

И ты всегда будешь помнить, что на свете есть ненормальная русская тетка с солонкой.

Ведь перечницу мне дала Миранда.

– Мне кажется, я знаю, – быстро сказала Ида в трубку. – Вчера за ужином Миранда дала мне одну вещь. И если жучок есть, то он находится как раз внутри этой вещи.

Ида быстро отвернула крышку и высыпала весь перец себе на колени. Но ничего, кроме серо?коричневого порошка, там не было. Она быстро заглянула под крышку и увидела маленькую напоминающую монетку пластину с орнаментом в виде микросхемы.

– Я нашла жучка, – сказала она Альме, не переводя дыхания. – Жучок был в перечнице, которую мне дала Миранда.

– Немедленно от нее избавься! Но не выбрасывай. Например, положи ее в другую машину, так мы собьем Миранду с толку.

– А кто она вообще такая?

– Сейчас мне некогда объяснять. Потом! Сейчас вам надо оттуда выбраться. Подальше от жучка.

– Но я по?прежнему не понимаю, – сказала Ида, заводя двигатель. – Почему они не нашли меня гораздо раньше?

На несколько секунд опять воцарилась тишина.

– Где была перечница этой ночью? – спросила Альма.

Ида задумалась.

Перечница ведь всю ночь пролежала в вечерней сумочке? Да, наверняка это так.

Хотя подожди, она же лежала внутри – да, именно, – она лежала внутри шкатулки.

– Перечница все время была при мне. Но я положила ее внутрь шкатулки, которую получила от Лобова. А сегодня утром я ее достала.

– Что? Я тебя правильно понимаю? Значит, ты открывала шкатулку? – нервно спросила Альма.

– …Да.

– Как это произошло? Случилось нечто особенное? Ты что?то почувствовала?

– Нет. Что ты имеешь в виду?

Какое?то время Альма молчала.

– Потом… я расскажу. Но, во всяком случае, у нас есть объяснение, – быстро произнесла Альма. – Шкатулка подбита свинцом. Сигнал жучка не мог сработать, пока шкатулка была закрыта. И только когда сегодня утром ты ее открыла, они получили сигнал и смогли поехать в Эншеде. Немедленно положи перечницу обратно в шкатулку и уезжай оттуда!

Марина прервала Иду, подняв дрожащую руку.

– Мне кажется, с той стороны едет машина.

За сугробом в нескольких сотнях метров от них промелькнула крыша синей легковушки.

– Нам надо закончить разговор, – сказала Ида в трубку. – Не звони мне, я сама тебе позвоню! – и повесила трубку.

– Это БМВ, Ида, – прошептала Марина. – Но здесь тупик, нам их не миновать.

– Быстро.

Они выскочили из машины, Марина с сумками и Ида с вечерней сумочкой. Ида поспешно заперла машину. Можно было бежать только в одну сторону – под прямым углом от раздевалки, которая закрывала поле зрения подъезжающей машине.

– Им ничего не стоит вычислить наши следы на снегу, – шепнула Марина, которая опережала Иду на несколько шагов. Ида почувствовала, как холод обжигает ее босые ноги, а бальное платье мешает быстро пробираться по снегу.

– Наверх, между деревьями!

Они услышали, как БМВ прибавил газ, и побежали по покрытому снегом холму и вверх по крутой лесной тропинке дальше в лес. Двери БМВ сильно и резко хлопнули, и в тот же миг девушки спрятались за большим валуном на самой вершине лесной кручи. Они тяжело дышали. Ида посмотрела на свои ноги – из одной текла кровь, и обе потеряли чувствительность.

– У тебя есть, – прохрипела она, – какая?нибудь обувь?

Марина быстро порылась в одной из сумок и достала сначала пару леггинсов, а потом пару кроссовок «Адидас», которые Ида быстро на себя натянула. Марина осторожно выглянула из?за камня.

– Это они?

– Определенно это БМВ. Женщина с мужчиной. Стоят около нашей машины. Заглядывают в окна. Женщина держит в руках телефон. А мужчина… он… черт!

Марина с быстротой молнии опять спряталась за камень.

– Он мог меня видеть. Он стоял и рассматривал наши следы на снегу.

Они немного выждали, а потом Марина опять выглянула из?за валуна.

– Женщина все время стоит и разглядывает свой мобильник.

– Она наверняка использует его, чтобы выследить жучок, – прошептала Ида. – Но перечница опять лежит в шкатулке. Пока перечница там, она нас не найдет.

Несколько секунд они сидели молча. Вид у Марины был опечаленный.

– Так не пойдет, Ида. Ты…

Марина внимательно посмотрела на нее, и Ида уставилась в землю.

– Понимаю. Мне очень жаль, Марина, что я тебя втянула. Это так несправедливо, прости меня. А что, если они расстреляют нас, расстреляют тебя!

Подруги пристально смотрели друг на друга несколько секунд, ни одна не плакала, но обе сжали челюсти и прищурились.

– Хватит, – наконец сказала Ида. – Я спущусь к ним и дам им то, что они хотят. Они же совершенно ненормальные! Они убьют нас здесь, на снегу. Я спущусь к ним, и нам больше не придется бояться.

Она выглянула из?за камня и тотчас увидела Миранду и телохранителя на опушке леса.

Они могут подняться сюда за какую?нибудь минуту.

Преимущество в одну минуту.

Миранда беспрерывно смотрела на свой телефон с недовольной миной, а телохранитель широким жестом показывал в сторону леса. Они оживленно обсуждали что?то по?русски.

Внезапно Миранда оборвала саму себя, сосредоточенно держа телефон перед собой, и крикнула что?то с неожиданным энтузиазмом.

Что теперь такое?

Она все равно принимает сигнал, хотя жучок лежит в шкатулке?

Ида обернулась.

Марина встала. Она вышла из укрытия, держа перечницу между большим и указательным пальцами. Одновременно она протягивала Иде вечернюю сумочку и шкатулку.

Она достала жучок из шкатулки!

– Что ты делаешь?

– Прячься, – быстро шепнула Марина. – Они не знают, что нас двое. Они не знают, как я выгляжу. Прячься. Я собью их с толку.

– Но я не позволю тебе так поступить!

– А я себе позволю. Созвонимся! Конец связи!

И Марина побежала. Она бежала невероятно быстро через гребень горы и между деревьями на другую сторону возвышенности, где гул метро эхом разносился по лесу.

Ида как можно ближе прижалась к валуну и так плотно закрыла глаза, что в голове у нее словно что?то взорвалось.

 

16

 

Ида слышала, как Миранда с телохранителем окликают друг друга. А потом дверцы машины опять хлопнули, и она увидела, как БМВ дал газу и выехал обратно на ту дорогу, по которой приехал.

Они наверняка собираются перехватить сигнал, подумала она, теперь, когда они заметили, что он идет из другой части леса. Только бы Марина поскорее избавилась от жучка. И только бы она потом позвонила, когда будет в безопасном месте!

БМВ исчез, и все опять стихло.

Ида заметила «вольво» Поля и через минуту?другую встала и, крадучись, стала спускаться по откосу. Она чувствовала резь и боль в ногах, несмотря на леггинсы и кроссовки, но уже скоро опять села в машину и смогла ее завести, увеличить скорость и быстро выехать на автостраду Хегерстенсвеген.

Через какое?то время, заехав не туда в Грёндале и в конце концов оказавшись у Хорнстуля, она проехала по Западному мосту. На востоке в заливе Риддарфьерден мерцало солнце. Кирпичная кладка Ратуши тоже отражала свет, но вдоль всей набережной развевались полуспущенные шведские и российские флаги.

Она отбросила мысли о Лобове и о том, как бы ей позвонить Марине.

Интересно, что сделала Марина? Добежала вниз до станции метро Эрнсберг, закинула перечницу в поезд, идущий в центр, а затем сама села в поезд, идущий в противоположную сторону?

Она улыбнулась этой мысли, но потом почувствовала страшную слабость, на грани обморока. В принципе она только пыталась ехать прямо в своем ряду, миновав Эужениакопплет и проехав мимо парка Хага дальше на север по трассе Е4.

Сначала мне надо поесть. Что?нибудь, что угодно.

А потом я займусь всеми другими проблемами.

Она медленно попыталась составить список проблем.

Отвратительное сексуальное нападение.

Я ранила полицейскую, и меня разыскивают.

Телохранитель русской женщины стрелял в меня и угрожал убить моих друзей, если я обращусь в полицию.

В сумке у меня лежит странная и опасная окаменелость.

Я должна переодеться.

Она свернула на бензоколонку и сразу же вспомнила о бумажнике Поля, открыв его с некоторой надеждой. Внутри лежала купюра в двадцать крон, монета в десять крон и две монеты по одной кроне. И все.

Она выругалась, зашла на заправку и купила два банана и шоколадный кекс. На этом деньги кончились.

Когда она вышла, двое мужчин стояли и рассматривали ее машину. Они с удивлением посмотрели на Иду.

– Ты что, зажигала вчера? – рассмеялся один из них. – Это что, танцы в школе?

И тут она увидела: простреленное заднее зеркало, напоминающее отрезанную половинку пластмассового уха, уныло свисало с правой стороны. И внизу – дырка от пули на кузове, рядом с одним из задних колес.

И это вечернее платье.

Дрожа от холода, она молча прошла мимо мужчин у насосов, села в машину и уехала. Они долго смотрели ей вслед.

Только бы они ничего не заподозрили и не связались с полицией.

В голове что?то сильно стучало, она быстро съела бананы и кекс и попыталась внести ясность в свои мысли.

Так больше продолжаться не может. Когда Поль проснется, «вольво» будет объявлен в розыск.

Телефон его жены, он тоже у меня и включен.

Довольно глупо.

Теперь думай логически!

Эта проклятая свинья, что он на самом деле со мной сделал?

Она быстро свернула на съезд и вскоре оказалась на улочках северного пригорода, Соллентуны. Она въехала на виадук над шоссе и спустилась в район вилл.

Припарковавшись под защитой трансформаторного домика посреди жилых домов и немного отдышавшись, Ида принялась рыться в сумках.

Через какое?то время ей удалось натянуть на себя футболку, толстый шерстяной свитер и джинсы, которые она с трудом застегнула.

Мимо нее прошел мужчина с двумя таксами; больше никого не было.

В одной из сумок лежал зажим для денег с пятью купюрами по пятьсот крон. В сумке также лежало Маринино удостоверение личности и зарядное устройство с мобильным телефоном старой модели. Ида узнала старый телефон Марины. На телефоне была маленькая записка: «Прекрасно работает с новой симкой! Купи!»

В другой сумке была еще одежда и картонная коробка. Ида открыла коробку.

Ой.

Там лежало что?то среднее между автомобильным радио и рацией.

Радио?

Назвался груздем, полезай в кузов, как любила говорить Марина.

Ох уж эти радиолюбительские сигналы, подумала она. Большое хобби Марининого папы, которое перешло к Марине. Совершенно умирающее хобби, но все же.

Которое к тому же разделял Лассе. Может быть, ему понравится этот прибор?

Как же он работает? Ида покрутила ручки регулятора, но услышала только шум на низкой частоте.

Фактически это может пригодиться. Это она здорово придумала.

А теперь, прежде чем выключить мобильник, я должна позвонить Альме.

И избавиться от шкатулки.

 

 

Даниель Соландер

Даниель Соландер, родился 19 февраля 1733 г. в Питео, умер 13 мая 1782 г. в Лондоне, был шведским ботаником, натуралистом, естествоиспытателем и путешественником. Соландер был сыном Магдалены Бостадия и пробста?контрактника и члена парламента Карла Соландера. Даниель никогда не был женат.

В возрасте семнадцати лет Соландер поехал в Уппсалу, где стал одним из любимых учеников Карла фон Линнея. Линней предложил назначить его профессором в Санкт?Петербурге, но вместо этого в 1763 г. Соландер получил пост помощника библиотекаря в Британском музее в Лондоне.

Благодаря своему знакомству с состоятельным английским купцом Джозефом Бэнксом Соландер принял участие в кругосветном плавании Джеймса Кука на борту судна «Его Величество корабль Индевор». В ходе экспедиции Кука впервые были составлены карты Новой Зеландии и Австралии и изучены эти страны, в то время мало кому известные. Морской залив Ботанический прямо под Сиднеем получил свое название благодаря ботаническим находкам, сделанным Соландером при выходе на берег в 1770 году. В 1772 г. Соландер вместе с Бэнксом и будущим архиепископом Уно фон Тройлем совершили также поездку в Исландию.

С 1773 г. Соландер являлся хранителем Британского музея. Ему было также присвоено звание почетного доктора Оксфордского университета. Даниель Соландер похоронен на Бруквудском кладбище в Сассексе, Англия, на участке шведской общины, № 121 и 122.

Соландер – один из самых выдающихся английских авторитетов в области естествознания. Он увековечен рядом памятных мест во всем мире: в Англии, Австралии, Канаде (остров Соландера в Британской Колумбии) и в Новой Зеландии. В его родном городе Питео можно посетить усадьбу Соландера и парк Соландера.

Даниель Соландер считается первым шведом, нога которого ступила на землю Австралии.

Источник: Общество Соландера, Питео

 

 

17

 

Альма ответила сразу. Судя по голосу, она запыхалась.

Ида объяснила, почему звонит с другого телефона.

– Что произошло раньше?

Ида почувствовала, как к горлу опять подступают слезы, но сдержалась.

И она рассказала, как отделалась от Миранды.

– Твоя подруга Марина умница, – сказала Альма, и Ида с ней согласилась, одновременно пытаясь понять, что на самом деле испытывает Альма, только что потеряв близкого друга, который ее явно любил, но печали в голосе бабушки не услышала.

И она подумала о Марине. А что, если Миранда нашла ее, а что, если она…

Тем временем Ида рассказала, что сейчас сидит в «вольво», который скоро объявят или уже объявили в розыск, в северном пригороде Стокгольма, что она голодная и усталая и очень плохо себя чувствует, и она услышала, что в ее голосе звучат обвинительные нотки:

– Альма, я только хочу как можно быстрее избавиться от шкатулки, я боюсь. Понимаешь? Боюсь! Я вижу большой лесной массив по другую сторону озера. Думаю, что это Ервафельтет. Я спрячу шкатулку где?нибудь здесь, а потом пойду в полицию. Тогда я буду считать, что моя миссия выполнена.

В трубке надолго воцарилась тишина.

– Но ты не можешь так поступить, Ида, – послышался голос Альмы. – Все это значит гораздо больше, чем ты думаешь. Спрятать шкатулку в лесу небезопасно. Ты должна отнести ее в охотничий домик.

– В охотничий домик?

– Да.

– Ты что, серьезно? В наш старый охотничий домик в Эстерсунде?

– Да!

Ида сглотнула.

– Я не хочу, чтобы эти сволочи гонялись за мной и моими друзьями. Я устала от всего этого. Приезжай и сама забирай шкатулку. Я не хочу больше помогать.

И тут она услышала, как бабушка заплакала.

– Это гораздо важнее, чем ты можешь предположить! – прошептала Альма. – Я застряла здесь, в Москве. Я отсюда не уеду. Я должна… присматривать за научными материалами. Если ты положишь камень в лесу… его наверняка найдет какой?нибудь зверь. И если камень исчезнет, мы никогда не сможем… извини, жаль, что я так многое не рассказала тебе раньше. Ты должна понять, Ида, в шкатулке лежит Девичий камень! У нас должен быть Девичий камень!

О чем это она говорит?

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ида.

– У нас должен быть Девичий камень, – медленно произнесла Альма. – Это ради Евы. Понимаешь? Евы.

Ида замолчала. Ей показалось, что по ее сиденью пропустили ток, по всему позвоночнику бегали мурашки.

– Что… что ты сказала?

– Да. Ты услышала правильно. Ева… Ида, говорить с этого телефона не совсем безопасно. Скоро нам придется прерваться. Затем выключи телефон. Никому не звони. Обещаю рассказать тебе все, когда у нас будет время и возможность. Ты должна найти Лассе. Он поможет тебе добраться до охотничьего домика. Механизм находится в самом низу, запомни это! Механизм находится в самом низу. Лассе расскажет тебе больше.

– Где? Что Ева? А Ева…?

– Нет. Я не знаю, где Ева. Но мы сможем ей помочь, только если у нас будет то, что лежит в шкатулке. Обещай передать шкатулку Лассе. Выключи телефон. Ты больше не можешь использовать этот номер, я тоже прекращаю им пользоваться, иначе Миранда может выследить меня здесь, в Москве. У меня есть другой номер, у тебя есть бумага и ручка?

– Да.

Альма быстро продиктовала русский мобильный телефон, и Ида записала цифры на обратной стороне письма, которое ей дал Лобов.

– Прежде чем звонить, отправь сначала sms. Береги шкатулку, – продолжала Альма. – Береги ее так, как будто это твой собственный ребенок!

Альма положила трубку.

Это все взаправду? Это действительно происходит?

Ида внезапно сильно ударила дисплей мобильного телефона о панель управления рядом с рулем и стала беспрерывно ругаться.

Она оборвала саму себя, когда мимо трансформаторной будки проехало такси. Быстро заведя двигатель, она выехала из района вилл. Пока она ехала через новый жилой район, она увидела в зеркале заднего обзора, как такси едет прямо за ней.

У нее возникло тяжелое смутное чувство, что за ней опять гонится вооруженный человек, который преследовал ее на большом открытом пространстве и от которого она нигде не могла укрыться.

Такси свернуло и исчезло. Но смутное чувство осталось.

Да. Она услышала правильно.

Она услышала это четко и ясно.

И все же она не могла отделаться от чувства нереальности. Она почувствовала себя такой жалкой, такой невероятно маленькой и брошенной.

Имя. Имя, которое она много лет не слышала от Альмы, с самого детства. Запретное имя. Имя, которое означало только позор. И которое сейчас Альма произнесла как нечто очевидное, а не что?то туманное.

Ева.

Так ее зовут. Опять выступили эти проклятые слезы, когда она прибавила скорость на трассе Е4.

Женщина, которую я так и не узнала.

Мама.

 

18

 

Когда Ида выехала на трассу Уппсалаледен, она взяла себя в руки и посвятила несколько минут тому, чтобы съесть глюкозу и питу и выпить фанты, которые она обнаружила в пакете в одной из сумок.

Проезжая по мосту, она выбросила розовый мобильный телефон через окно за перила.

И на мгновение ей показалось, что сейчас она возьмет ситуацию под контроль.

Но к ней вернулись мысли. О маме. Ева.

Несколько отдельных мимолетных сцен, очевидно относящихся к самому раннему детству: застенчивая худая женщина с лицом, покрытым красной коркой, которая катает по полу мячик в крапинку, Ида катает его обратно, снова и снова. Следующее видение: бутылка с соком, разбившаяся о решетчатый настил, они помогают друг другу смыть сок садовым шлангом. Следующее: женщина плачет, Альма стоит рядом, где?то в затемненной комнате, дома у Лассе?

Вот и все, что она помнила.

Затем – вон из головы. Только масса вещей, которые позже рассказали другие.

Ева.

На длинных отрезках пути после Уппсалы, Евле и бумажной фабрики у Худиксваля она сидела за рулем, глубоко сосредоточившись. Было около четырех дня. Она уже три раза прокрутила диск Поля с Дэвидом Геттой, а потом включила радио, которое передавало Нэта Кинга Коула и Робин, а затем дуэт Боно из «Ю Ту» с Фрэнком Синатрой. Время от времени она поглядывала в зеркало заднего обзора, но никаких синих огней видно не было, и беспрерывно думала об Альме и Лассе.

Стемнело, но она все равно узнала норрландские леса за окном. Косматые ели и сосновые заказники, таблички, предупреждающие о появлении лосей, и брусничник под снегом. И чтобы улучшить себе настроение, она подумала о лете. Обо всех каникулах под Эстерсундом, о купании в ледяной воде лесных озер, о сетках от комаров, в которые они завертывались, загорая нагишом и поедая морошку, о кузинах Лассе, метавших стрелы в котят, о том, как они литрами собирали бруснику, пока Лассе отдыхал в траве, покуривая трубку. О бабушкиных ткацких станках, поскрипывающих на кухне, когда Ида лежала на верхнем этаже, пытаясь заснуть, о запахе самодельного мыла, хлеба с шафраном на Рождество и простокваши с изюмом и сушеными персиками.

И все лекции Лассе: о смене времен года, об ольхе и белых куропатках, о зарослях хвоща у ручьев и о речной форели. К ней опять все вернулось: все латинские названия, вся эта зубрежка, все животные и растения и желание постичь это, стать частью этого.

И сам Лассе. Большой, надежный, угловатый; исландские свитера, щетина, дыхание с привкусом кофе, одни сабо для дома, другие – для улицы. Он всегда возил ее в школу и из школы, по вечерам копался в своих радиопередатчиках и в машине или шел на встречу армейских друзей или анонимных алкоголиков. У него на холодильнике всегда висел календарь на весь год Всемирного фонда дикой природы.

Он мне не папа, но он самый настоящий папа.

Сразу же после съезда на Онге Ида увидела, что стрелка?показатель уровня бензина дрогнула и переместилась на красное поле. Вместе с тем пришло время новостей на «Эхо».

Услышав голоса по радио, она замерла.

– Сегодня во второй половине дня была объявлена национальная тревога в отношении студентки, которая была свидетелем происшествия и которая, применив насилие против полицейского, якобы покинула Нобелевский банкет и с тех пор не дает о себе знать. Со мной в студии находится Анника Торе?н, начальник отдела розыска Стокгольмской полиции. Анника Торен, сначала полиция просто интересовалась этой женщиной двадцати четырех лет. Затем сегодня утром вы ужесточили свою позицию и объявили ее в розыск. А теперь неожиданно национальная тревога. Как вы это объясните?

– Это связано с первыми результатами судебно?медицинской экспертизы по данному происшествию. На сегодняшний момент неясно, как умер покойный. Поэтому совершенно естественно усилить поиски. Нам важно связаться с этой женщиной.

– Правильно ли я вас понял: вы говорите о судебно?медицинской экспертизе. То есть речь идет об убийстве?

– В настоящий момент я не могу это комментировать. Но поскольку этому происшествию придается такое большое значение, вполне нормально объявить национальную тревогу.

– Но почему вы не сделали это сразу?

– Оценкой того, какие меры были приняты с нашей стороны и были ли допущены какие?либо ошибки, мы займемся позже. Сейчас мы должны сосредоточиться на поисках.

– Есть сведения о том, что эта женщина выбралась из Ратуши, толкнув полицейского или даже угрожая полицейскому оружием. Как она могла уйти незамеченной?

– У меня таких сведений нет. Если бы у нее было оружие и она бы угрожала официальному лицу, она бы никогда не смогла скрыться с места происшествия.

– Так что эти сведения ошибочные?

– Да, ошибочные.

– Но как получилось, что она просто ушла незамеченной от полиции? После происшествия ею занялась полиция, а потом она внезапно исчезла.

– Как я уже говорила, наши действия мы будем оценивать позже, сейчас я не стану это комментировать. Сейчас мы занимается только нашей разыскной работой.

Ида сидела, онемев, и смотрела прямо через окно.

О чем они – об убийстве?

Меня разыскивают за убийство?

По радио брали интервью у возмущенного криминалиста, по мнению которого разыгрался скандал века – потенциальный убийца «просто смылся» с одного из самых хорошо охраняемых банкетов в мире. Шведская полиция опять сделала себя посмешищем в глазах всего мира.

Двигатель дернуло, и она еще раз отметила, что бак почти пуст. Через несколько сотен метров вдали показалась заправка, к которой она вскоре подъехала. Она подогнала машину к насосу, порылась в матерчатой сумке и вынула оттуда зажим для денег с бумажками по пятьсот крон. Быстро засунув купюру в автомат, залила бак 95 октаном без свинца, поглядывая в сторону кассы. Там сидела молодая девушка и читала глянцевый журнал.

Камеры отслеживания скорости, подумала Ида, и все другие камеры наружного наблюдения, ведь сейчас они есть везде? Меня могут запеленговать в любую минуту. А скоро вечер. Может быть, Поль уже проснулся. Или? Они ведь накачали его наркотиками. Нет полной уверенности в том, что он уже успел обнаружить отсутствие машины.

Ида опять села в машину и поехала дальше. Несколько раз посмотрев на вечернюю сумочку и шкатулку, она внезапно на нее плюнула.

Проехав длинный прямой отрезок пути через обширный лесной массив, она заметила, что ей трудно сидеть с открытыми глазами.

Мне надо еще поесть и попить.

Указатели извещали о том, что она приближается к Брунфло, и когда она наконец въехала в маленький поселок, то остановилась перед закрытой парикмахерской. На другой стороне улицы была заправка Шелл, чья желто?зеленая вывеска освещала тонкий слой снега.

Она вышла из машины, перелезла через забор рядом с многоквартирным домом, наискось пересекла парковку и зашла за заправку.

Только бы что?нибудь съесть, все равно что.

Нагнувшись, она прошла мимо насосов с бензином и принялась шарить глазами между рекламой лимонада, колбасы и бутербродов. Пока она шла к входу, у нее сосало под ложечкой.

Опять эти постеры. Завтра напишут еще более страшные вещи. Она уставилась в землю и попыталась подумать о чем?нибудь другом. Но только она собралась войти в автоматические двери, как сзади ее окликнули.

– Привет!

Голос был молодой. Ида его проигнорировала.

– Привет, да подожди ты! Все путем!

У стены две девочки?подростка жались к поленнице укрытых сеткой березовых дров. Обе были намазаны и в пуховиках; они стояли, уткнувшись подбородками в воротники.

– Ты не могла бы оказать нам колоссальную услугу?

– Какую?

– Добыть нам пачку сигарет?

Одна протянула свернутую бумажку в пятьдесят крон. Ида только покачала головой.

Нет, нет, рисковать нельзя.

– К сожалению, нет.

Она быстро прошла вглубь магазина, прямо к полке с едой.

Глядя в пол, выложила на прилавок у кассы два багета с тефтелями, пол?литровую бутылку «Пукко», четыре банана и два пакетика карамели.

За прилавком стоял полноватый мужчина средних лет.

Он на меня смотрит?

Ида боялась смотреть ему в глаза, но заметила, что мужчина медлит. Он стоял на небольшом расстоянии от прилавка.

Он узнал меня и сейчас нажмет тревожную кнопку?

Ида бросила взгляд в окно, девчонки по?прежнему стояли на улице.

И тут ее осенило. Она ощупала карман джинсов и поспешно произнесла:

– И пачку «Мальборо Лайтс». Вот.

Она достала Маринин бумажник и сразу же положила на прилавок удостоверение личности.

Наверняка пятилетней давности.

Но хорошо. Теперь он сможет увидеть сам. Что я не студентка с постеров.

Мужчина взял удостоверение – чем он только смотрит? – и отдал его обратно Иде.

– Спасибо.

У него вроде бы осталось прежнее выражение лица.

Девушка взяла пакет с покупками, вышла и подошла к девочкам, мельком взглянув через плечо. Мужчина за прилавком стоял и пристально смотрел на нее через автоматические двери. Вид у него был неуверенный и задумчивый. И тут Ида увидела, что он достает мобильный телефон.

Что он делает? Все равно звонит в полицию?

Ида быстро сделала несколько шагов назад, чтобы электрические двери опять открылись, а потом сразу же подошла к девочке повыше и обняла ее, громко смеясь.

– Отлично! – сказала Ида. – Держи!

Девочки уставились на нее, пока она протягивала им пачку сигарет.

– Увидимся вечером у Андерса! – громко сказала Ида, так громко, что была уверена, что мужчина за прилавком наверняка ее слышит.

– Пойдем, Сара, идем отсюда, – сказала одна из девочек, и они сразу же повернули в другую сторону.

Дойдя до угла, они начали быстрым шагом идти между домами. Ида подняла руку и помахала им вслед, а затем оторвала бумагу от рулона, висевшего рядом с ближайшим к двери насосом, и сделала вид, что тщательно вытирает руки.

Она пошла обратно к машине и увидела, что мужчина за прилавком убирает свой мобильник.

Девушка спокойно села на водительское сиденье и опять выехала на трассу. Вскоре поселок остался у нее за спиной. Через какое?то время она видела только свет двух фар, пробирающихся сквозь вечернюю тьму.

Как только она почувствовала, что со всех сторон ее обступил лес, она свернула на первую попавшуюся лесную тропинку.

Мысленно видя перед собой постеры, она принялась быстро есть багеты, запивая их «Пукко».

Из подмышек у нее текло, а сердце бешено билось.

 

19

 

Поев, Ида стала мыслить яснее.

Подозревается в убийстве?

Какой теперь будет моя жизнь, начиная с сегодняшнего дня? Полный абсурд!

Что они натворили, Лобов и бабушка?

Она откинулась на сиденье и подумала о том, как все может быть просто. Пойти в отделение полиции в Эстерсунде. Рассказать все. Лечь в камере и только спать, спать, спать.

А тот Поль, который изнасиловал меня?

У нее опять потекли слезы, и ей стало страшно.

Она снова достала свинцовую шкатулку и посмотрела на крышку. Вытерев нос рукой, она какое?то время просто сидела и держала шкатулку между ладонями.

А что это такое? Какое это может иметь отношение к маме?

Ида поняла, что ей надо как следует подумать. Она должна отдышаться и все спокойно проанализировать.

И тут она услышала какой?то звук.

Что это?

Звук повторился.

Совершенно невероятно, но это был голос. Кто?то говорил. Трескучий голос где?то в машине:

– СМ2ВУР от СМ6НХП, прием! Сигурд Мартин два Вильгельм Улоф Рудольф от Сигурд Мартин шесть Никлас Хельге Петер, прием!

Что это такое?

Она огляделась и начала рыться в сумках.

И вскоре поняла.

Картонная коробка.

Голос шел из радиопередатчика. Ида вытащила его из сумки и сделала звук громче. Призыв повторился, и раздался ее голос – Марины! Даа!

Ида быстро осмотрела все ручки регулятора, пока не нашла маленькую красную кнопку, где было написано SEND[19].

– Марина, это ты?

– Это СМ6НХП, который весь день ездил по 13?й линии метро. Полагаю, что говорю с СМ2ВУР, прием.

Ида не узнала код, но поняла, что это мера предосторожности.

Дааа, у Марины все получилось!

– Следуй моим инструкциям, чтобы перейти к радиошифровке. Прием.

– Понятно. Прием.

Последовал ряд крайне точных инструкций. Ида набрала несколько кодов на кнопочной панели и повернула регулятор. Затем наступила тишина, а потом опять затрещало, но теперь на дисплее появился текст.

«Ночую в надежном месте у друзей, до которых никто не доберется. Все прошло хорошо. Как у тебя? Прием».

Ида написала ответ.

«Еду на север. Мне надо на время уйти в подполье и разобраться с бабушкой. Прием».

На дисплее возник ответ.

«СМ3ФФС под моим нажимом связался со мной насчет тебя. Вас соединить? Прием».

«СМ3ФФС – кто это? Я же не знаю никого, кто…»

«Да. Именно».

Значит, Лассе и Марина общались? Насчет меня?

«Ответ да. Соедини нас! Прием».

«Понятно. Подожди несколько минут. Если что, сама меня вызовешь. Зеленая кнопка. Конец связи».

Машина опять наполнилась шумом.

Лассе. Да если бы я только могла с ним связаться! Он наверняка знает больше обо всем.

Она немного посидела в машине, глядя прямо в темноту. Хотелось в туалет, но прошло почти две минуты, а радио молчало. Не пора ли вызвать Марину? Как там надо делать?

И тут что?то загудело. Она сделала тише. На линии зашелестело, и раздался мужской голос:

– СМ3ФФС вызывает СМ6НХП. Прием.

Это он, Лассе! Все работает!

Что мне сказать, чтобы он понял, что это я?

– Это И… как ирис. Прием!

Короткая пауза.

– Ты где? Прием.

– По направлению к… – она не могла вспомнить, что должна была сказать, и закончила: – Прием.

– Назови местоположение. Прием.

– Примерно в сотне минут от…

Что мне сказать, чтобы не выдать себя? Я ведь не могу назвать Эстерсунд?

– Прием?

– Мне осталось сто минут, – выдавила она из себя. – Прием.

– Сто минут от Хёгборгена? Прием.

– Именно. Хёгборген. Прием.

– Я тебя там встречу. Конец связи.

– Конец связи.

Она вздохнула, улыбнулась и выключила радио.

Лассе, на него всегда можно положиться.

Я не одна.

Все сработало. До чего же здорово Марина все придумала!

Сколько там осталось до Эстерсунда? Каких?то сто двадцать километров?

Ида вышла из машины и подошла к ближайшим соснам, на ходу стягивая джинсы и спуская трусы. Пока между ногами у нее шел пар, она думала о том, как тихо под кронами деревьев. Было только слышно, как тонкая струя мочи льется на снег. Она достала бумажную салфетку из вечерней сумочки и вытерлась.

Но тут раздался посторонний звук.

Что это? Она повернула голову и посмотрела на машину.

У левой передней шины стояло два зверя.

Два волка!

А у бампера – еще один! Все неподвижно смотрели на нее, выдыхая сквозь челюсти.

Несколько секунд она сидела совершенно неподвижно, а в голове роились мысли.

Волки? Что делать? После всего, что случилось, еще и это?..

Она подавила в себе крик. Из горла вырвалось только короткое испуганное клокотанье.

Волки пристально смотрели на нее глазами с желтоватым отливом. Крайне осторожно она взяла трусы за кантик и стала медленно натягивать их на бедра, одновременно вставая на ноги. Звери не двигались, а только наблюдали за ней. Как далеко до передней двери?

Нет, нет ни единого шанса, что я успею.

Я, которая видела их только в зоопарке. Если я… Никто меня здесь не найдет!

От меня останется только лужа крови… несколько костей…

Прошло полминуты. Она дышала открытым ртом, стоя совершенно неподвижно и слушая спокойный шум леса за машиной, и все время пыталась встретиться взглядом с волками.

И тут один из них зашевелился, тот, который был немного больше остальных, и пошел прямо на нее, но у нее не было сил тронуться с места. Зверь смотрел ей в глаза, обходя ее кругом и, казалось, вдыхая ее запах. Два других сделали то же самое, и она почувствовала, что сейчас рухнет.

Она поняла, что звери окружили ее. Они стояли в каком?то метре от нее, смотрели и принюхивались. Самый крупный открыл пасть, и ей почудилось, что он презрительно улыбнулся.

Но вдруг волк повернулся и скрылся за деревьями. Двое других тотчас сделали то же самое.

Их как след простыл.

Несколько секунд она продолжала стоять как вкопанная, затем выдохнула и помчалась к передней двери машины. Бросившись на сиденье, заперла дверь.

Не включать фары, нет?нет, а то они могут вернуться обратно!

Она посмотрела между деревьями, но волков нигде не было видно.

А это действительно были волки?

Она сидела с закрытыми глазами и только дышала, будучи не в состоянии завести машину.

Волки? Действительно? Может быть, мне почудилось?

Я ведь не спала…

Это не могли быть волки. Я что, начинаю сходить с ума?

Ее взгляд упал на вечернюю сумочку и шкатулку, которая торчала из сумочки. Ида увидела, что застежка расстегнулась и видна окаменелость, и быстро закрыла шкатулку.

В конце концов она завела мотор и задним ходом стала выезжать обратно на большую дорогу.

Когда фары осветили пространство между деревьями, она увидела на свежевыпавшем снегу следы трех крупных четвероногих зверей.

 

20

 

Последние километры до Эстерсунда Ида все время вспоминала горящие глаза волков. А затем, чтобы мысленно не видеть звериный взгляд, стала все больше думать о Лассе.

Когда мы последний раз виделись? Как минимум десять месяцев назад. Лассе. Со своим «Оплотом дьявола» – как это характерно для него и для всех остальных его земляков, подумала она. Всегда против чего?нибудь, всегда против тех, что наверху, тех, кто принимает решения. Тех, которые в девяностые решили, например, построить в центре города гаражный комплекс, в чем действительно была необходимость. Но тут же по городу распространилось указание не ставить туда машины, иначе ты будешь предателем, и поэтому комплекс почти все время стоит пустой. Типично! То же самое с мостом Рёдёбрун у острова Фрёсён. Мост должен был стать платным, единственный мост во всей Швеции, за проезд по которому надо платить. Но стоило коммуне поставить будку, в которой принимают оплату, и опустить шлагбаум, как какой?то местный умник взорвал ее. Сам мост, разумеется, остался стоять, целый и невредимый. Тогда установили камеры наблюдения и возвели бетонное заграждение. Но снова кто?то заложил динамит, и опять все взорвалось. Альма рассказывала, что Лассе вызывали на несколько допросов, но доказательства отсутствовали. Однако практически все в округе знали, что наверняка это он. Или любой другой из местных.

Было начало восьмого вечера, когда она выехала на улицу Ресиденсгренд и затем въехала в «Оплот дьявола». Протесты против строительства гаражного комплекса возглавлял Лассе, он же и окрестил комплекс, который теперь в народе иначе как Дьявольским не называли.

Если он предложил ей встретиться именно здесь, подумала Ида, это говорит о том, что он понял ситуацию, что он видел постеры. Или это самое безопасное место в городе, где в такое время дня никого не бывает.

Значит, здесь нет никаких камер? Нет, иначе бы Лассе знал об этом.

Она медленно въехала и стала подниматься по пандусу на самый верхний уровень, где было пусто, и припарковала машину в таком месте, чтобы видеть весь комплекс. Выключив двигатель, она просто сидела и ждала, кусая ногти. Ей снова надо было в туалет. Нет, только не это, не думать о волках!

Пока она ждала, она осмотрела машину и обратила внимание на черный прямоугольный кожаный футляр, который торчал из?под пассажирского сиденья. Она взяла футляр за краешек и вытащила его. В футляре лежало что?то плоское и тяжелое. Она расстегнула молнию и вынула серебристый айпод.

Гм. Наверное, его планшетник? Проклятого насильника, Поля.

Айпод был из дорогих. Ида внимательно посмотрела на дисплей. Может, потом он мне пригодится?

Она быстро положила планшетник в одну из сумок. Да, наверняка пригодится, только и успела подумать она, как увидела машину, въезжающую на нижний уровень.

Пока машина поднималась наверх, уровень за уровнем, она спряталась за рулем и подумала о том, что ей, конечно, надо было припарковаться рядом с другой машиной. А что, если это полиция…

Но это был красный «Вольво?745».

Машина Лассе. Он газанул, развернулся, остановился рядом с ее «вольво» и быстро вышел из машины, держа в руках несколько отверток. Не здороваясь, сразу же встал на колени на бетонный пол перед капотом двигателя и с ругательствами расправил одной рукой усы. Ида не могла не улыбнуться и осторожно вышла из машины. Послышалось дребезжание. Она подошла к нему, но он молча поспешил в другую сторону, к багажнику, и так же быстро опустился там на колени, после чего опять раздалось легкое дребезжание. Ида не трогала его, помня, что всегда говорила о нем Альма: «Он сначала делает, а потом говорит».

Наконец он вернулся к передней двери и опять выругался, а затем поднял девушку, как куклу, и обнял, как подушку, прижимая ее к своему почти двухметровому телу. Она подумала, что в нем еще есть сила, несмотря на то, что ему давно перевалило за шестьдесят. Затем он твердой рукой поставил ее на место.

– Для нашей безопасности мы должны их немедленно выкинуть.

Она увидела в его руках регистрационные номера.

– Повезло, что у меня на складе всегда есть свежие знаки, – сказал он. – Да я их уже привинтил. Пошли, мы едем.

Он отдал ключи от своей машины, а она протянула ему свои, и они выехали из «Оплота дьявола», а потом и из Эстерсунда. Затем друг за другом проехали по мосту Фрёсёбрун и пересекли остров, проследовав дальше по теперь совершенно бесплатному мосту Рёдёбрун. Ида улыбнулась, когда они проезжали остатки фундамента будки.

Поднялся ветер. Крупная морская птица, сидевшая на одном из фонарных столбов на мосту, казалось, силится удержать равновесие. Еще с десяток морских птиц перелетели с места на место в свете ночных фонарей, они словно вдруг заклубились над машиной с громкими криками и некоторое время летели за ними.

Что они делают?

Видимость становилась все хуже, ехать было труднее, но птицы вскоре исчезли. Пошел сильный снег. Она неотрывно ехала сквозь тьму за задними фарами «вольво», опять вглубь леса; ей страшно хотелось спать, а руки и ноги едва ее слушались. Машина, ехавшая за ними из самого центра города, свернула на боковую дорогу и исчезла. У Иды больше не было сил смотреть в зеркальце заднего обзора. Теперь я с Лассе, – подумала она.

Давайте, арестовывайте меня, чертовы растяпы?полицейские, теперь мне ничего не страшно!

Дом ее детства выглядел точно так же, как всегда, с деревянной верандой, оконными переплетами и маленьким почтовым ящиком из листового железа, выкрашенного в красный цвет. Лассе остановился у сарая, открыл двойные ворота, въехал на участок на машине Поля, закрыл ее, а затем поспешил к своему собственному «вольво».

Всего лишь через несколько минут они были дома у Лассе. Ида тотчас рухнула на его расшатанный гостевой диван и провалилась в сон. Несколько охранников штурмовали столы на Нобелевском банкете, спускаясь с балюстрады на черных канатах. Поднялся переполох, и она увидела одетого в белое Лобова, стоящего посреди зала и мигающего, словно стробоскопическая лампа. А потом он внезапно загорелся, шипя и потрескивая, и все выбежали на улицу, а он кричал и чернел. Зал превратился в церковь, полную зверей, которые бились о стены, купель и амвон, и кто?то громко кричал с органных хоров.

– Вставай! – кричал голос. – Вставай сейчас же! – шептал ей голос прямо в ухо, и она поняла, что Лассе несет ее через свою гостиную. – Они здесь! – сказал он, неся ее вверх по лестнице. – А теперь ни слова!

Он открыл дверь на кошачий чердак, посадил ее на пол и показал на заранее приготовленный матрац. Она опустилась на матрац и закрыла глаза, успев услышать звонок в дверь.

Ида продолжала лежать не шевелясь; она слышала голоса снизу – сначала два спокойных, рассудительных, а затем один резкий. Пока она безуспешно пыталась разобрать слова, доносящиеся снизу, то подумала, что должна была рассказать Лассе о волках.

Постепенно она задремала и, хотя на чердаке было не больше десяти градусов тепла, скоро спала глубоким сном.

 

Бухта Анахо, Новая Зеландия, 27 октября 1769 г.

 

Когда нос врезался в песок и двое слуг подтащили весь баркас как можно ближе к берегу, все они вышли, один за другим. Сначала три морских пехотинца, затем Сперинг, а после него Бэнкс, Кук и последним Соландер.

Соландер с Бэнксом пошли вдоль берега.

– Посмотрим, что нам может предложить это место, – сказал Бэнкс.

Они сразу же нашли несколько различных видов трав и низкие цветы. Некоторые из них, но не все, были им уже известны. В песке также лежало множество раковин улиток и моллюсков, которые Соландер долго рассматривал, а затем дал им временные названия. Он велел слугам спрятать раковины на хранение в деревянные шкатулки.

– Если бы с нами был мистер Линней, – сказал Бэнкс, – как вы думаете, ему бы понравился этот берег?

Они вежливо посмеялись над этой мыслью и продолжали мирно беседовать об условиях жизни животных и растений на острове в сравнении с островами, на которых они уже побывали на той же неделе. Вдалеке виднелся «Индевор», стоящий на якоре в заливе, паруса были плотно натянуты на реи, а корпус мягко покачивался на спокойной морской зыби. В небо над кораблем с резким криком взметнулась стая морских птиц.

По берегу к ним приближался десяток аборигенов. Издалека было видно, что на них надеты ожерелья из перламутра и акульих зубов. Переднюю часть туловища одного из мужчин целиком закрывала кольчуга из устричных раковин. Их лица медного цвета были сильно разукрашены замысловатыми темными точечными узорами. В руках они несли хорошо заточенные деревянные копья и короткие каменные дубинки.

Соландер осмотрелся, но никаких каноэ вдоль берега не увидел.

Три морских пехотинца приготовили свои мушкеты.

– Спокойно, – сказал Кук.

Аборигены остановились на расстоянии в примерно пятьдесят футов. Они что?то распевали хриплыми голосами, быстро двигая ногами слева направо и возводя глаза к небу.

– Вот! – вдруг сказал им Бэнкс и протянул ладонь. В ладони лежали две бисеринки и расческа.

Аборигены перестали петь.

Один из них, мужчина в перламутровой кольчуге, наконец осмелился подойти к Бэнксу, чтобы посмотреть поближе. Затем он стал жестикулировать своим товарищам, и двое из них куда?то пошли вдоль берега.

Тем временем Соландер стоял совершенно неподвижно и разглядывал загорелые лица Бэнкса и Кука, униформу морских пехотинцев, чертежные принадлежности Сперинга, сумки слуг и черные волнистые узоры на телах оставшихся аборигенов. Все молчали.

Морские волны раз за разом набегали на песок, а затем опять отступали, с однообразным скользящим звуком. Двое аборигенов вернулись. В руках они несли плоды хлебного дерева и бата.

Бэнкс кивнул и осторожно подошел к одному из мужчин.

Они быстро обменяли провиант на бисеринки и расческу. Аборигены внимательно рассмотрели бисеринки, и их жесты и выражения лиц изменились.

Затем все десять по очереди подошли к Бэнксу и носами потерлись об его нос. Бэнкс засмеялся и попросил Соландера, Кука и Сперинга последовать его примеру.

Соландер, не колеблясь, подошел к аборигенам и прижался носом к их носам. Темные точечные узоры были нанесены какой?то клейкой краской с едким запахом, что Сперинг не мог не прокомментировать.

Бэнкс и Кук пытались объясниться с аборигенами, различными жестами показывая вдоль берега. Раз за разом Кук повторял одно и то же слово:

– Heppah?[20] Heppah?

В конце концов аборигены подтвердили, что поняли его.

– Heppah! – сказали они. – Haeremai![21] Haeremai!

Мужчина в кольчуге из раковин шел впереди.

– Heppah! – повторил он, держа свое острое деревянное копье прямо перед собой.

Через несколько минут быстрой прогулки они дошли до довольно большого нагромождения скал, окруженных низкой растительностью и канавами метровой глубины. Вокруг скал стояло несколько палисадников, сооруженных из тонких стволов деревьев и дикой лозы. За палисадниками находилась группа небольших хижин, к которым примыкали четыре поднятых вверх платформы. Несколько молодых аборигенов запрыгнули на платформы и, смеясь, принялись бросать копья в песок, издавая крики и закатывая глаза якобы при виде воображаемого врага.

Бэнкс кивнул и дал детям, находившимся в одной из хижин, несколько стеклянных бусинок. Соландер заметил, что прямо в центре поселка вытекает ручей и что в низкой хижине находятся груды корней папоротников и вяленой рыбы.

– Они даже готовы к осаде. Впечатляющее зрелище, – сказал он Куку.

Тем временем Бэнкс и Кук вместе с морскими пехотинцами тщательно измеряли поселок. Сперинг стоял к ним спиной и рисовал деревянную статуэтку какого?то божества. Несколько аборигенок подошли к Соландеру и Сперингу. Женщины хихикали, посматривая на них. Они дали понять членам экспедиции, что хотят им что?то показать. Когда женщины попросили их подойти к хижинам, они только улыбнулись в ответ и без сопротивления позволили повести себя дальше.

Они вошли в ту часть поселка, которая сначала была им не видна. В глубине находилась большая скала с каменной печью спереди. Одна из женщин немного вильнула бедрами и задом и, улыбаясь, показала на грот, скрытый за деревянными воротами.

Сперинг и Соландер засмеялись друг над другом и, немного взвесив ситуацию, подошли к пещере. Мимоходом они обратили внимание на то, что в траве рядом с каменной печью лежит несколько внутренностей.

Стоило им войти в деревянные ворота, как женщины сильно толкнули обоих, так сильно, что они упали.

– Что они делают?

Поднявшись на ноги, они увидели, что ворота закрыты и заперты на засов. Соландер подошел к засову, чтобы оценить его вес. Хотя засов был довольно тяжелым, он предположил, что с помощью какого?нибудь продолговатого орудия он, наверное, смог бы сломать это своеобразное запирающее устройство, которое, судя по всему, состояло из переплетенных корней и острых деревянных палочек.

– Помогите! – закричали они, стуча обеими руками в ворота. – Помогите!

Никакой реакции снаружи не последовало. Женщины, похоже, исчезли.

– А как ты думаешь, другие слышат наш крик?

– Едва ли.

Они заглянули в пещеру. По мере того как их глаза привыкали к темноте, они видели, что пещера гораздо больше, чем им показалось сначала. От одной из боковых стен скалы исходило пульсирующее слабое желтоватое сияние. Из отвесной скалы выступала большая черная плита, напоминающая каменный алтарь. В сыром воздухе резко пахло чем?то тошнотворным.

Сперинг опять попытался закричать, колотя по воротам, но Соландер заметил, что вряд ли имеет смысл поднимать еще больший шум, поскольку Кук с Бэнксом наверняка скоро начнут задавать аборигенам вопросы о том, куда они подевались.

Слабое свечение вдоль отвесной скалы вновь приковало внимание Соландера, и он медленно приблизился к бросающейся в глаза плите. Плита, созданная самой природой, действительно была частью скалы. Когда он дотронулся до поверхности плиты, пальцы стали влажными. Поднеся руку к тусклому свету, он увидел на пальцах какую?то красную жидкость.

И тут он заметил, что еще какой?то предмет выступает из скалы непосредственно над плитой.

Это был матовый камень черно?серого цвета величиной в два составленных вместе кулака. Поверхность камня покрывал расплывчатый орнамент, напоминающий следы суставов или костей. В некоторых местах поверхность была глянцевой, словно ее смазали маслом. Камень выглядел как окаменевшее ископаемое – и в то же время нет.

Что это: своего рода скульптура, произведение искусства? Нет. Окаменевшее животное, подумал он, окаменелость, ископаемое? Наверняка что?то очень необычное. Нет, здесь виднеется кое?что еще!

Маленький каменный зверек был усыпан сверкающими драгоценными камнями синего цвета. От этих мерцающих точек и исходил странный дрожащий свет.

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Здравствуйте. Рада вас видеть! Меня зовут Ида Нордлунд (англ.). (Здесь и далее примеч. пер.)

 

[2] Враги (англ.).

 

[3] О боже! Что это? (англ.)

 

[4] Его нет в списке, мадам (англ.).

 

[5] Институт теоретической и экспертной биофизики РАН.

 

[6] А вы чем занимаетесь главным образом? (англ.)

 

[7] Томас Стейц (англ. Thomas Steitz, род. 23 августа 1940 г., Милуоки) – американский ученый?кристаллограф, лауреат Нобелевской премии по химии за 2009 год совместно с Венкатраманом Рамакришнаном и Адой Йонат с формулировкой «за исследования структуры и функций рибосомы».

 

[8] Ваше здоровье! (швед.)

 

[9] Шведское слово hus – дом.

 

[10] Без ограничений (англ.).

 

[11] Странным (англ.).

 

[12] Гарбо смеется (англ.).

 

[13] Привет, меня зовут Йенни Стрёммер, я полицейская (англ.).

 

[14] Лен – единица административно?территориального деления Швеции.

 

[15] Доброе утро (англ.).

 

[16] Длинная ночь (англ.).

 

[17] Ехать (англ.).

 

[18] Artemia salina – артемия, вид ракообразных из класса жаброногих (лат.).

 

[19] Послать (англ.).

 

[20] Поселок (язык маори).

 

[21] Идите сюда (маори).

 

Яндекс.Метрика