Моника Мерфи

Три нарушенные клятвы

 

Main Street. Коллекция «Скарлет»

Девушка на неделю – 3

 

 

 

 

Пролог

 

Не хочу отпускать ее.

Она собирается оставить меня, и я не могу с этим смириться. Я прожигал свою жизнь, уверенный, что она всегда где‑то рядом. Она со мной: работает, живет, разговаривает, смеется. Но иногда, в те редкие моменты, которые мы никогда не обсуждаем, поздно, поздно ночью, наедине со мною она плачет.

Лежит в постели, обвившись вокруг меня, как виноградная лоза. Ее руки в моих волосах и дыхание на шее заставляют чувствовать меня таким живым, и я хочу рассказать ей о своих чувствах. Сказать ей о том, что это она заставляет меня чувствовать.

Но мне не хватает на это мужества.

Теперь она уходит. Утверждает, что хочет свободы. Словно я ее сковывал, сдерживал. Я обиделся, узнав, что больше ей не нужен. Но я не могу назвать ее неблагодарной. Она ценит все, что я для нее сделал. А сделал я много. Пожалуй, слишком много.

Меня гложет чувство вины. Именно поэтому я хотел дать ей все. Честно говоря, это из‑за меня она покинула семью. Я виноват, что в итоге она осталась совершенно одна, предоставлена самой себе, и в беспрестанных попытках удержаться на плаву проходит через испытания, которые не должны выпадать на долю ни одной женщины. Пока я снова не ворвался в ее жизнь, будто прекрасный принц на могучем скакуне, спасая ее от мира, в котором полно дерьма.

Время шло, а чувство вины медленно, но верно переросло в нечто иное.

Весьма реальное.

Я должен быть честным и сказать ей о своих чувствах. Она нужна мне. Очень нужна. Потерять ее – все равно что потерять часть самого себя. Не могу рисковать. Думаю… черт, нет, совершенно уверен: я влюблен в нее.

Но я последний парень, с кем ей нужно быть. Я могу погубить даже тех, кто мне ближе всего. Не могу допустить, чтобы это случилось и с ней.

Но позволить ей оставить меня я тоже не могу.

 

Глава первая

 

Джен

 

– Так почему бабочка?

Наклоняюсь вперед, так что грудь вжимается в спинку стула. Такое чувство, что я сижу тут уже несколько часов под неумолимый зуд иглы на задней части шеи. Жужжание иглы заполняет голову, заглушая хаотичный шум, который обычно царит в ней.

Мне нравится этот гул. Уж лучше он, чем бесконечный поток вопросов и мыслей о всяких заботах, который проносится через мой мозг.

– Эй, Земля вызывает Джен. – Фэйбл машет рукой у меня перед лицом и щелкает пальцами. Вот поганка. Хорошо бы шлепнуть ее, но я слишком занята: стискиваю руками свои колени, словно маленькая трусиха.

– Что? – цежу сквозь зубы, морщась, когда игла проходится по особо чувствительному участку кожи.

Хотя кого я дурачу? Все участки чувствительны. Самое время посмотреть фактам в лицо. Я настоящая слабачка. Думала, сделать татуировку будет легче легкого. В жизни я чаще сталкивалась с эмоциональной болью, чем с физической. Ну что тут такого – просидеть в кресле час или чуть больше, пока тебе в кожу тыкают иглой?

Оказалось, что это довольно фигово и больно, так что придется «препоясать чресла», чтобы пройти через все это.

Препояшь свои чресла[1] – одна из глупостей, которые обычно повторяла мама. Во времена, когда она была счастлива и беззаботна, а наша семья была дружной.

Теперь мы сломаны и разобщены. Я не разговариваю с отцом.

Мама звонит только тогда, когда пьяная, и плачет.

Все это отстой. Вот почему я должна была уйти из семьи. Теперь у меня есть и другие причины, избегать этого места.

– Хочу знать, почему ты выбрала бабочку для татуировки. Какой тут скрыт смысл? – снова спрашивает Фэйбл, которую явно бесит, что я упорно молчу. Но она улыбается, и потому я знаю, что подруга не сердится. Фэйбл согласилась приехать со мной сюда, в центр города, в «Тату Вуду», небольшой салон, который ей порекомендовали.

Она тоже сделала татуировку, но это было быстро – всего одна строка изящным простым шрифтом. Тату‑сюрприз для ее бойфренда, жениха, или как вам угодно. Учитывая, что они и пяти минут не могут провести друг без друга, думаю, парень обнаружит «сюрприз» почти сразу. Дрю Каллахан так влюблен в Фэйбл, что это даже противно.

И в то же время так мило… Супер, супер‑пупер мило, особенно потому, что это строка из стихотворения, которое он написал для нее. Фейбл просто тает от его стихов. Они заставляют ее таять, хотя ничто другое не может заставить ее размякнуть. Она довольно‑таки жесткая. Какой и должна быть, учитывая, как обошлась с ней судьба.

Мне не помешает взять у нее пару уроков. Я слишком мягкая. Открываю людям душу. А потом они плюют в нее. Или еще хуже: просто не замечают меня.

– Свобода, – наконец‑то произнесла я, громко выдыхая, когда жужжание прекратилось, и я почувствовала прикосновение щетинистой губки к моей свежетатуированной коже. – Я готова вырваться из душного кокона под названием «моя жизнь» и найти свой путь, и рассчитывать только на себя. В этом смысле бабочка идеальна, правда?

Я почти ощущаю вкус этого слова. Свобода. Я всегда слишком сильно опиралась на других. На друзей. Семью. Особенно на брата. Хотя его уже нет на этой земле, так что этой возможности я лишилась. Я могла бы убежать, и один раз я даже пыталась сделать это, но провалилась.

С треском.

Теперь все будет иначе. Я все продумала.

Скопила деньги. На этот раз у меня есть план.

Или что‑то вроде того.

– Ты действительно веришь, что побег – это лучший вариант для тебя? – спрашивает Фэйбл, в ее голосе звучит недоверие, а на лице отражается… грусть.

Она моя самая близкая подруга, первая настоящая подруга с тех пор, как я оставила прежнюю жизнь. Но даже она не знает всего. Она бы не смотрела на меня так, если бы знала правду.

– Хочешь уехать из‑за всего того, что случилось с тобой?

Кивнув, вздрагиваю, когда татуировщик – Дэйв – еще раз проводит влажной салфеткой по коже.

– Готово, – говорит он.

– Да, не могу отрицать, что мое прошлое здесь ни при чем. – Я рассказала Фэйбл большую часть того, что было, когда я работала в «Золотоискателях», захудалом стриптиз‑клубе на окраине города. Моя семья ничего не знает, и я заставила Колина поклясться, что он не проболтается. Официальная версия – официантка, подающая коктейли. Реальная – стриптизерша.

Секретная (которую я бы не доверила ни одной живой душе) – такова, что я с трудом могу думать о ней, не говоря уж о том, чтобы признаться.

– У всех есть прошлое, – отмечает Фэйбл. У нее самой оно дурное, хотя ни у кого не хватает смелости даже намекнуть ей на это. Дрю этого не допустит.

– Знаю. Просто… я не могу остаться здесь навсегда. Даже если ты хочешь, чтобы я осталась, – бормочу я, посылая умоляющий взгляд в сторону Фэйбл. Не хочу снова слушать нотации, особенно в присутствии нашего нового друга Дэйва. Не думаю, что смогу выдержать это. Я знаю, она хочет как лучше, и ей всякий раз почти удается уговорить меня остаться.

– Я не единственная, кто хочет, чтобы ты осталась, – говорит Фэйбл, приподняв брови и посылая мне понимающий взгляд.

На эту фразу нет смысла отвечать. Я знаю, кого она имеет в виду. Он бы хотел, чтобы я задержалась на неопределенный срок, но я пока даже не сказала ему, что ухожу. Сделаю это сегодня.

Надеюсь, что соберусь с силами и скажу.

Он дает мне крышу над головой и работу. И все это безо всяких условий, по крайней мере, он так утверждает. И я ему верю. В глубине души я жажду этих условий. Обязательств, которые свяжут нас вместе настолько, что мы превратимся в одно длинное слово. Не просто Джен. Не просто Колин.

Джен‑и‑Колин.

Но это невозможно.

Так что, если я не могу быть с ним – а по сути, мне не следует мечтать об этом или позволять себе зависеть от него, – тогда я хочу иметь полную свободу.

Глупо, рискованно и чертовски страшно, но… я должна принять этот решение. И причиной тому стали недавние события. Всего несколько дней назад в мою жизнь снова ворвалось мое прошлое в лице одного из клиентов «Квартала». Он вошел в бар и заказал выпивку. К счастью, мне удалось избежать встречи с ним, и все закончилось благополучно.

Но это может повториться. Это напомнило мне, что я не смогу убежать от своего прошлого. Не хочу, чтобы Колин узнал, чем я действительно занималась. Он больше не будет любить меня. Он станет иначе смотреть на меня.

Я этого не выдержу.

Пытаясь сменить тему, я спрашиваю:

– Ну, и как это выглядит?

Фэйбл наклоняет голову, рассматривая татуировку на затылке.

– Прекрасно. Но ты никогда не сможешь увидеть ее во всей красе.

– Знаешь ли, есть такая вещь, как зеркало.

Я беру то, что Дейв протягивает мне, и смотрюсь в него; вижу свое отражение в зеркале на противоположной стене. Мои длинные волосы, убранные в высокий небрежный пучок, обнажают шею, покрасневшую кожу и бабочку.

Тонкий рисунок в нежных сине‑черных оттенках смотрится так, словно бабочка может расправить крылья и вспорхнуть прямо с кожи. Если уже сейчас мне так сильно нравится, представляю, как прекрасно рисунок будет выглядеть, когда кожа заживет.

– Мне нравится, – облегченно выдыхаю я, протягивая Дэйву зеркало обратно, и парень снова устанавливает его на стойке рядом со своим креслом.

– Очень мило, – с улыбкой на лице соглашается Фэйбл. – Я горжусь тобой, Джен. Я знаю, ведь ты боялась идти сюда.

Скорее уж я цепенела от одной только мысли, но теперь я тоже горжусь собой. Я сделала это. Я набила татуировку и не заплакала, и не выбежала из салона еще до того, как огромный, грузный Дэйв воткнул в меня иглу, хотя боялась, что это случится. Довольно глупо гордиться чем‑то столь обыденным, как это. Если мама когда‑нибудь увидит это, она упадет в обморок. Хотя я точно не планирую в ближайшее время увидеться с ними. Я вовсе не хочу возвращаться, да и они не жаждут меня увидеть. Думаю, они втайне даже рады избавиться от меня. Я была для них обузой.

Думаю, даже Колин не оценит татуировку.

Но я сделала ее не для других, а для себя.

Дэйв накладывает повязку на свежую татуировку и сыплет инструкциями по уходу быстрой скороговоркой, как если бы он произносил это уже миллион раз, хотя, вероятно, так оно и есть. Он протягивает мне листок бумаги с записанными рекомендациями, и я скольжу по нему взглядом, не разбирая слов. Мой мозг слишком занят мыслями о людях, которым я бы хотела приносить радость, но редко делаю это.

Эти бесконечные размышления не дают мне покоя, заполняют мою голову, как призраки, от которых я не могу избавиться. Даже Колин среди них, что довольно глупо, учитывая, что я живу с ним.

У Фэйбл зазвонил сотовый, и по улыбке, появившейся на лице, я догадываюсь, что это Дрю. Я вижу, как она делает шаг в сторону, чтобы поговорить с ним наедине, и ревность сжимает мне сердце, причиняя боль.

Я тоже хочу этого, хотя никогда в этом не признаюсь, особенно Фэйбл. Безграничной любви человека, который будет делать все – я имею в виду все, что угодно, – чтобы сделать меня счастливой, чтобы я чувствовала себя защищенной и любимой.

По правде сказать, я бы хотела, чтобы таким человеком был Колин.

Иногда он ведет себя так, словно хочет большего, но потом всегда отступает. С ним я разделила больше интимных моментов, чем с кем‑либо другим в моей жизни. Я спала в его постели. Он держал меня в объятиях. Он целовал меня… правда, всего лишь как брат целует сестру: в лоб или щеку.

Это и доказывает, что только так он и будет всегда обо мне думать. Мы выросли вместе, Колин и я. Хорошо, Дэнни, Колин, и я. Мой брат и Колин были лучшими друзьями. Они должны были вместе стать морскими пехотинцами, но в итоге служить отправился только Дэнни. Потом его отправили в Ирак.

Откуда он не вернулся.

Он мой самый большой призрак, хотя и не судит меня и не заставляет чувствовать себя виноватой. Совсем нет. Скорее мне кажется, будто старший брат напоминает мне о том, что я не всегда делала правильный выбор. Если бы он знал все, то никогда бы не простил меня.

Кроме того, я чувствую себя виноватой перед ним за некие… чувства к Колину. Мне всегда было интересно, одобрил бы Дэнни? Хотел бы он, чтобы я была с Колином? Или сделал бы все возможное, чтобы между нами ничего не произошло?

Хотя какое это имеет значение сейчас? Дэнни нет, а между мной и Колином так и так ничего и не будет. И неважно, насколько сильно я хочу, чтобы мы были вместе – он ни за что не пойдет на это. При том, что ему нравится, когда я рядом. Он любит полагаться на меня, знать, что я всегда под рукой, и когда его эмоции, его демоны выйдут из‑под контроля, ему всегда будет на кого опереться.

Но он не хочет меня. Не хочет большего.

Во всяком случае, не так, как я желаю, чтобы он хотел.

Так что забудьте об этом. Забудьте о нас.

Сегодня вечером я скажу Колину, что увольняюсь. Одного месяца ему будет более чем достаточно, чтобы найти официантку на замену. Мне тоже хватит этого времени, чтобы найти новую квартиру, новую работу и новую жизнь в новом городе. Я точно знаю, на что иду, так что нельзя сказать, что я срываюсь с места по первой же прихоти.

Ну, не совсем так. Я всегда была импульсивным человеком. И в прошлом из‑за этого у меня были неприятности. Хочется верить, что сейчас это не доведет меня до беды.

Колин рассердится из‑за моего ухода, но, может быть, моя татуировка придаст мне сил. Напомнит, что я все делаю правильно. Мне надо двигаться дальше. Мне действительно нужно понять, как жить самостоятельно, и не вестись на разные подростковые глупости – вроде как жить в машине, как я сделала в прошлый раз. Я стала старше. Умнее. Мудрее.

Мне нужно улететь и быть свободной.

 

Колин

 

В ресторане сегодня довольно оживленно. Конец августа, начался новый учебный год, а значит, «Квартал» снова в деле. Бар полон, персонал суетится, а кухня, это окутанное паром жерло вулкана, снова и снова исторгает из себя гигантские блюда с закусками – кажется, ни один из клиентов не настроен сегодня вечером полноценно поужинать.

Все они хотят только выпить, отмечая ли возвращение к учебе или заглушая страдания алкоголем, потому что… им снова нужно приниматься за учебу.

Лично мне все равно. До тех пор, пока они покупают выпивку и оставляют хорошие чаевые для трудолюбивых сотрудников, я доволен.

– Эй, ты владелец заведения, не так ли?

Поднимаю глаза и вижу перед собой красивую девушку, которая с надеждой мне улыбается. Ей, вероятно, нужна работа. В конце прошлой недели я как раз нанял новую хостесс, так что на данный момент никого не ищу, но я всегда открыт для предложений. Никогда не знаешь, когда кто‑то из персонала соберется уйти, а хорошего работника найти трудно.

– Да. – Я улыбаюсь ей и опускаю взгляд, чтобы оглядеть ее всю. Оценить ее.

Она привлекательна. Не настолько великолепна, чтобы заставить мое бедное сердце учащенно забиться, но и не вызывает желания накинуть ей на голову бумажный пакет, пока буду ее трахать. Мне нравится, как она смотрит на меня.

Так что я смотрю на нее в той же манере.

– Я так и подумала. – Она подходит чуть ближе и наклоняется к стойке хостесс так, что ее грудь приподнимается, угрожая вывалиться из слишком тесного топа. Она просто напирает! Я неравнодушен к большой груди, но тут я стараюсь задержать взгляд на ее лице так долго, как только могу, хотя уже и позабыл про зажатую в руке распечатку завтрашнего графика. Уже почти одиннадцать, и кухня закрыта, а значит, мне можно расслабиться.

Но я остаюсь. Смена Джен длится до полуночи, так что я подожду ее и подвезу домой. Как и всегда. Просто чтобы побыть с ней столько, сколько возможно.

– Ищешь работу? У нас нет ни одной открытой вакансии на данный момент. – И, наконец, я сдаюсь и опускаю взгляд на ложбинку ее груди. Прошло уже много времени. Черт, я действительно не могу вспомнить, когда последний раз занимался сексом. А учитывая место, где я работаю, с его бесконечным потоком женщин, которые ежедневно приходят сюда, я не буду выглядеть кретином, если скажу, что могу потрахаться в любое время, когда захочу.

Но по правде, я вовсе не высокомерный придурок.

Однако незнакомка молчит, тогда я тянусь к стопке бланков заявлений на полке.

– Позволь предложить тебе анкету.

Девушка смеется и качает головой.

– Меня интересует не работа, а ты, – открыто говорит она.

Моргая, я выпрямляюсь и уже более внимательно рассматриваю ее. На глянцевых персиковых губах играет кокетливая улыбка, и от ее взгляда бросает в жар. Да уж, она действительно заинтересовалась тем, что видит.

Обычно в разговоре с женщинами я за словом в карман не лезу, но в последнее время я сам не свой. Несмотря на свою зацикленность и желание не разочаровывать ту единственную женщину, которая означает для меня весь мир, мне также нравится и то, что я сейчас вижу перед собой.

У меня было много женщин, и эта выглядит вполне готовой для того, чем бы мне хотелось с ней заняться. Она хорошо пахнет и хорошо выглядит, а блеск в ее глазах искушает.

Я не святой. Некоторые даже могли бы назвать меня бабником, хотя это скорее уже в прошлом. Что я могу сказать? Мне нравятся женщины, а я нравлюсь им. Я не глуп. Привлекательная внешность, бывало, доставляла мне достаточно неприятностей. Быть привлекательным одновременно и хорошо, и плохо.

Только лишь одна женщина недосягаема для меня. Скорее всего я просто идиот, но все же остались границы, которые я не готов переступить. Кроме того, должно же быть хоть что‑то неприкосновенно и свято в моем мире, не так ли? Это она. Милая маленькая девочка, которую я знаю с тех давних пор, когда мы были детьми. Очаровательный подросток, на которого я старался изо всех сил не смотреть из‑за страха, что она узнает, как сильно я ее хочу.

Женщина, которую я не могу себе позволить. Мы друзья, и ничего больше не может быть между нами. Боюсь, что испорчу наши отношения, если попытаюсь пойти дальше. Ее дружба нужна мне больше, чем тело.

Ладно. На самом деле это так.

Мысли о ней заставляют мое сердце и тело трепетать, унося прочь интерес к стоящей передо мной женщине, как мертвый, высохший лист.

Вот и все, что нужно – подумать о Джен, и я потерян для других.

– Э‑э, я польщен, но… – Провожу рукой по волосам, соображая, как бы помягче отшить ее. Никогда раньше мне не приходилось этого делать. Если женщина хочет меня, я обычно не против. Конечно, я позволяю ей не все, но вполне достаточно, чтобы убедиться: мы оба получаем то, что желаем.

Полной близости я не допускал ни с кем. Джен единственная, с кем я когда‑либо был близок. Хотя я до сих пор стараюсь держать ее на расстоянии. За исключением тех тихих, интимных моментов в темноте, когда меня переполняет отчаяние, и она пробирается ко мне в комнату, чтобы успокоить меня.

Те моменты я храню при себе. Мы никогда не говорили о них, считая их нашим маленьким грязным секретом.

– Итак, полагаю, у тебя есть подруга? – смеется девушка, наклонив голову. Ее темно‑русые волосы рассыпаются по плечам роскошными локонами. Всего несколько месяцев назад она бы полностью подошла под мой тип – естественный макияж и заманчивый наряд. Мне понадобился бы всего час, если не меньше, чтобы ее раздеть и оказаться глубоко внутри.

Но секс с незнакомками меня больше не радует. Женщину, которую я действительно хочу, я не могу получить. Поправочка: не могу позволить себе обладать ею. И вместо того, чтобы раздеть ее и сделать своей, как я отчаянно того хочу, я страдаю. Как истинный мученик.

Или попробуем выразиться так: как настоящий придурок.

Откашлявшись, я решил быть честным.

– Я…

– Да, есть. – Джен появилась рядом со мной, как по волшебству, как будто я вызвал ее при помощи заклинания, дыма и зеркал, и она так красива, что на нее больно смотреть. Она обвивает своей тонкой рукой мою, пальцы замирают на моих бицепсах, и кожа горит там, где девушка касается ее. Она так близко: ее сексуальное стройное тело вжимается в мое, заставляя меня потеть, а кожу пылать. Она таинственно улыбается, и дерзкий взгляд темно‑карих глаз способен распугать даже самых агрессивных женщин.

В нем ясно читается: назад, подруга, он мой.

Черт, как бы я хотел этого.

– Сожалею, – пожимает плечами незнакомка, хотя весь ее вид и кричит об обратном. Отлипает от стойки и поворачивается, чтобы уйти. – Не хотела зариться на чужое.

– Давай‑давай. Тут не на что смотреть! – кричит Джен ей вслед, пока та пробирается обратно к бару. Затем она отпускает меня и чуть отстраняется, что отзывается во мне болью. – Боже. Разве тебе еще не надоело?

– Надоело что? Что женщины западают на меня? – Я когда‑то жил этим дерьмом каждую ночь. Флирт, выпивка в окружении красивых женщин – все это помогало мне забыть, что я сделал. Как разочаровал всю семью. Как отказался от лучшего друга, и он погиб. И больше всего: как я отказался от девушки, что стоит сейчас передо мной.

Все это моя вина.

– Да. – Голос Джен звучит раздраженно, я же думаю о том, до чего она хороша сейчас. Простое черное платье длиной до середины бедра облегает ее изгибы и демонстрирует бесконечные ноги. Ноги, которые я хотел бы видеть обнаженными. Я представляю, как сжимаю ее стройные бедра и прижимаю к своим. – Она уже минут двадцать крутилась вокруг тебя, словно акула вокруг пятна крови.

А я даже не заметил. Может, я и придурок, но мне нравится, что Джен это заметила. Намек на ревность в ее голосе – какая‑то новая нота. Вот бы знать, что ее спровоцировало.

– Я бы сам разобрался с ней.

– И как? Пригласив домой?

Я огляделся: в ресторане никого не было, оставшиеся клиенты уже перешли в бар, чему я не мог не радоваться. Мне не нужны свидетели данной перепалки, особенно среди персонала. Слухов в «Квартале» и так достаточно. Нам с Джен не нужно подливать масла в огонь. О нас давно болтают. Хотят знать, чем, черт возьми, мы занимается, когда вместе, если на самом деле мы не пара. Постоянные домыслы уже достали.

– Я так не делаю. Во всяком случае, когда ты там, – произношу я наконец, встречаясь с ней взглядом. – С каких пор тебя это вообще заботит?

Не стоило этого говорить. Она выглядит так, будто готова взорваться – и все из‑за меня.

– Так ты привел бы ее в дом, если бы меня там не было? Ты это хочешь сказать? Боже, какой же ты кретин, – бормочет она, отходя от меня.

Я иду за Джен, сфокусировав взгляд на затылке. Длинные каштановые волосы сегодня распущены, и когда она тряхнула головой, мелькнул край белой повязки между тяжелыми, шелковистыми прядями.

– Что с тобой случилось?

Джен бросает мне через плечо новый испепеляющий взгляд.

– О чем это ты?

– Повязка. – Я хватаю ее за руку и останавливаю, отчего девушка спотыкается на высоких каблуках, и мне приходится сжать ее покрепче, чтобы она не упала. – Ты поранилась?

Свободной рукой Джен тянется к шее, неловко потирая кожу, и слегка хмурится.

– Я, э‑э… Ничего.

Скрестив руки на груди, я лишаю ее возможности обойти меня. Мне знаком этот взгляд. Она готова бежать – и это у нее отлично получается.

– Ты что‑то от меня скрываешь.

– Я правда не хочу делать это здесь. – Она резко выдыхает, и я хочу знать, что, черт возьми, происходит. – Мы не можем поговорить об этом, когда вернемся домой?

– Поговорить о чем? – Я совершенно сбит с толку. О чем она собирается говорить?

Джен вырывается из моих объятий и всплескивает руками, на ее прекрасном лице ясно читается разочарование.

– Ладно. Как хочешь. Я должна предупредить тебя, Колин. Я ухожу.

 

 

Глава 2

 

Колин

 

– Уходишь? Что, черт возьми, это значит?! – кричу я.

Она вздрогнула и поджала губы, отчего я почувствал себя полным придурком. Но эта новость была как удар ниже пояса, я всеми силами пытаюсь сдержаться.

Джен не может уйти. Она проработала у меня почти год. Она одна из лучших официанток. Дела в баре идут лучше, когда она здесь.

Но это не единственная причина, почему я не хочу ее отпускать.

– Я больше не могу здесь оставаться. – Джен упорно смотрит в сторону, касаясь пальцами края таинственной повязки на тыльной стороне шеи. – Считай это моим официальным уведомлением об уходе. Четырех недель тебе будет достаточно, чтобы подыскать мне замену.

Разве она не понимает, что ее нельзя заменить?

– Нашла другую работу? – Это единственное разумное объяснение. Если она так ненавидела эту, ей следовало сказать мне об этом. Я мог бы создать ей лучшие условия.

Но что еще я могу сделать?

Джен медленно качает головой.

– Я просто ухожу.

Какого черта?

– Значит, возвращаешься домой? – Мне кажется это маловероятным, но, возможно, она наконец готова увидеть родителей после всего случившегося и своего побега. Она так и не виделась с ними с тех пор, и я знаю, что им ее не хватает. Мама Джен не раз звонила мне, просто чтобы спросить о ней. Я знаю, что они общаются, но нечасто, потому что так хочет Джен. Но может быть, она передумала.

У меня просто нет другого объяснения для ее ухода.

– Нет. – Девушка выплевывает это слово, будто оно отравлено, и убирает руку с шеи, распрямляя плечи. – Я не вернусь домой. Я уезжаю в Сакраменто.

– Сакраменто? Ты шутишь? Но почему?

Я вообще ничего не понимаю. Не понимаю, почему она уходит, и что, черт возьми, есть такого в Сакраменто, чего нет у меня.

– Я хочу разнообразия. Такой ответ тебя устраивает?! Я устала от этого маленького городка. Мне надоело работать в окружении одних и тех же людей; большинство из которых я вообще не хочу видеть. – Джен пытается обойти меня. – Мы вообще не должны вести здесь подобный разговор.

Не давая ей уйти, я снова хватаю ее за плечо, притягиваю к себе, вторгаясь в личное пространство. Ее тяжелый пьянящий запах, как аромат экзотического цветка, проникает в голову. Взгляд падает на ее губы, и я на мгновение замираю, когда она прикусывает свою пухлую нижнюю губу.

Черт. Какая пытка. Находиться так близко. Спорить с ней, когда любой может увидеть, что мы ведем себя как любовники во время бурной ссоры…

Мы притворяемся, что равнодушны друг к другу, но настало время быть честным с собой. Она настолько сильно вошла в мою жизнь, что я не представляю ее без Джен.

Не хочу даже представлять.

– Где мы можем продолжить этот разговор? – спрашиваю я, стараясь понизить голос и говорить как можно тише.

Хотя в глубине души мне хочется рвать и метать.

Джен не может оставить меня. То, что она говорит, уму непостижимо.

– У тебя дома? – Она закатывает глаза и смеется. – Хотя не помню, чтобы мы там когда‑либо говорили. Мы почти нигде с тобой не разговариваем.

Я отпускаю ее и немного отодвигаюсь.

Она права. Наша ситуация… странная. Я забочусь о ней из‑за моего извращенного чувства вины, а она остается со мной, потому что ей некуда пойти. Я знаю, она ценит все, что я для нее сделал. Мы храним наше общее прошлое втайне от других сотрудников ресторана, кроме Фэйбл.

Несколько месяцев назад Джен призналась ей, что наши отношения имеют давнишнюю историю.

Сперва я разозлился, что она рассказала ей о нас, но потом смирился с этим. Мне нравится Фэйбл. Когда я нанял ее, она была измучена проблемами, но со временем перестала быть такой замкнутой, и теперь они с Джен лучшие подруги. Я даже стал кем‑то вроде друга для ее парня. Черт, мы даже ходили вместе обедать пару раз, как будто на двойном свидании.

Как глупо, что я могу держаться с Джен так непринужденно, так… легко, но не могу превратить наши отношения в нечто реальное. Настоящее. Я чертовски боюсь сделать первый шаг и тем самым все разрушить.

Мои опасения не беспочвенны, учитывая, что я уже успел совершить несколько серьезных ошибок в своей жизни.

– Ты действительно хочешь поговорить, когда вернемся домой? Хорошо, давай, – наконец произношу я.

Ее глаза расширились от удивления.

– Серьезно?

– Абсолютно. Все, что тебе нужно сделать – просто попросить. – Я широко развел руки, позволив затем упасть им вдоль тела.

Джен смотрит на меня своими темными, бездонными глазами, проникая прямо в душу, отчего мне хочется сжаться. Сегодня она на таких высоченных каблуках, что наши глаза практически на одном уровне, хотя во мне почти метр девяносто.

– И ты дашь мне все, что захочу. – Меня удивляет, что эти слова звучат как утверждение, а не вопрос.

– Считай, что это уже твое, – соглашаюсь я. – Разве я когда‑либо тебе в чем‑то отказывал?

Джен смеется; но в ее смехе нет ни капли веселья.

– Ты отказываешь себе почти каждый день на протяжении всей жизни.

Озадаченный новой репликой, я потираю затылок. Она имеет в виду что‑то еще – это очевидно, – но не могу понять, что именно. Плюс ко всему, я слишком устал и не намерен разгадывать загадки, хотя Джен не назовешь любительницей игр. Но она может быть неуловимой и таинственной.

Почти уверен, она пытается развести меня.

– Попробуй. Я сделаю все возможное, чтобы выполнить твою просьбу. – Я морщусь: звучит так, будто я стараюсь показать, что я босс, впрочем, это так и есть.

На губах Джен появляется тень улыбки.

– Хорошо. Тогда отпусти меня. Позволь мне уйти, Колин. Я не могу вечно от тебя зависеть.

Понимание происходящего накрывает меня, заставляя почувствовать себя дураком.

– В этом вся проблема? Ты чувствуешь себя неловко из‑за того, что я помогаю тебе? Ты никогда не была обузой, Джен. Тебе это известно.

– Нет, неизвестно, но не это главное, – вздохнув, девушка грустно улыбается. – Я ценю твою помощь, и больше всего то, что ты вытащил меня из ужасного положения, прежде чем оно стало… безвыходным. Ты спас меня.

– Это меньшее, что я мог сделать. – Я не кривлю душой, говоря это. Если уж я не смог спасти ее брата, своего лучшего друга, то мог, по крайней мере, спасти его сестренку.

– И я бесконечно благодарна тебе за это. Правда. Но я должна признать, что я устала от того, что ты постоянно меня спасаешь и что я проблема, которую ты пытаешься решить. Мне нужно уйти. Я хочу попробовать что‑то новое, изучить другие варианты. Живя здесь, в этом дурацком маленьком городке, делая одно и то же изо дня в день, так я никогда не решу своих проблем.

– У тебя есть проблемы? – Почему она не рассказала мне о них?

– Да! Масса проблем. Самых разных, но ты не замечаешь их, потому что зациклен на своих собственных.

Разве она неправа?

– Но я не хочу этой твоей свободы, потому что тогда ты покинешь меня, – бормочу я, чувствуя себя ужасным эгоистом. Выражение ее лица говорит, что она вполне разделяет мое мнение. – Попроси меня о чем‑нибудь еще, Джен. Все что угодно. Я… я не хочу отпускать тебя. Пока не хочу.

По ее лицу видно, что она раздражена: губы стянуты в тонкую линию, глаза сужены.

– Попросить что‑нибудь еще?

– Что угодно. Я дам это тебе. Безо всяких вопросов.

– Хорошо. – Джен делает глубокий вдох, как будто ей нужно набраться храбрости. – Я хочу тебя.

 

Джен

 

Он смотрит на меня, как будто я сошла с ума, и, вероятно, так и есть. Что заставило меня сказать это? Колин отвергнет меня – я это чувствую. Но я его не виню. У нас ничего не получится, мы оба это знаем. У меня есть огромный секрет, и я никогда его ему не открою. Одно только это не даст нам построить отношения.

Но я ничего не могла с собой поделать. Я должна была сказать это. Думаю, втайне Колин тоже хочет меня.

– Ты не хочешь меня, – говорит он наконец с самоироничной усмешкой, опустив голову и разглядывая пол. – Поверь мне.

Каждый день он снова и снова разбивает мне сердце. От того, с какой непостижимой печалью он произнес эти шесть слов, мое без того разбитое сердце вот‑вот разорвется на мириады частиц.

– Ты сказал, я могу просить что угодно, – напоминаю я тихим голосом. – Не задавая вопросов. – Я возвращаю ему его же слова.

Колин откидывает голову назад и смотрит в потолок, словно у него пропал дар речи, вот уж не думала, что доведется такое увидеть. Этот мужчина никогда не лезет за словом в карман, ведь он само обаяние. И он всегда будет таким же преуспевающим, каким уже успел стать в столь юном возрасте. Да, деньги на открытие его первого ресторана он получил от богатого отца, но все остальное – его личная заслуга.

Он великолепен, и конечно знает это. Темно‑русые волосы, пронзительные светло‑голубые глаза, и лицо… не найдется слов, чтобы описать его. Невероятно красивое.

– Сегодня ты просто взорвала мой мозг, – наконец произносит Колин, по‑прежнему глядя в потолок.

– Поучительный день для нас обоих, – парирую я, раздражение делает меня резкой.

Опустив голову, он рассматривает меня.

– Сделаю вид, что этого не слышал.

Меня переполняет гнев. Конечно же, он сделает вид. Очень в его духе. Он всегда так поступает. А я устала притворяться и убегать от проблем. Говорить одно, а делать другое.

Моя жизнь с Колином кажется ненастоящей. Ненавижу это.

– Давай. Притворяйся, как обычно. – Мне хочется убежать, но я стою и с вызовом смотрю на него.

Он игнорирует мой комментарий.

– Мы можем уехать.

– У меня смена до полуночи.

И я не могу сейчас уйти.

А еще нам нужно закончить этот разговор. К тому же, что, если мы придем домой, а он поможет мне собрать чемодан и отправит меня восвояси? Этого я хочу меньше всего. Я еще не готова. Мне следовало рассказать ему о своем плане более… деликатно. Я все сделала неправильно.

Совсем неправильно.

– Они как‑то продержались без тебя последние пятнадцать минут, пока мы разговаривали. Так что, если ты уйдешь пораньше, ничего не случится. Более того, это я составляю твой график. Ты можешь уйти, когда я скажу. – Колин слегка дергает головой, всем свои видом демонстрируя, что он высокомерный, контролирующий все и вся босс. – Поехали.

И я следую за ним, как глупая, послушная девочка.

 

Домой мы ехали молча, воздух между нами звенел от напряжения. Я всю дорогу писала эсэмэски Фэйбл о том, что наконец решилась и сказала Колину, что ухожу. Я думала, она порадуется за меня. По крайней мере, я горжусь собой, что наконец‑то набралась смелости уйти.

Вместо ее поддержки я получила в ответ плаксивые сообщения, умолявшие меня остаться. Ну, какого черта? Даже моя новая лучшая подруга пытается удержать меня. Этот город слишком мал, тут все друг друга знают. Я не хочу чтобы тот случай повторился. Уж лучше я уеду и навсегда забуду о существовании этого городишка.

Я буду скучать по друзьям. Мне будет не хватать Колина. Но лучший вариант для меня – это уехать.

Даже не знаю, как меня сюда занесло. Я выросла в небольшом – внешне милом, но в действительности удивительно скучном – городке в горах, примерно в двух часах езды отсюда. Там, где все друг друга знают, а наполненный ароматом сосны воздух свеж и прозрачен. Там, где вечно живут сплетни, а секреты теряют свою таинственность с каждым новым поколением. Колин тоже вырос там; его мама жила в соседнем доме.

Отец никогда не был частью его жизни. Я видела Конрада Уайлдера несколько раз, но всего лишь мельком, и мало что о нем знаю. Только то, что он очень щедр – у него огромное состояние, которое Уайлдер‑старший сам унаследовал после смерти отца, деда Колина. Так что Конрад Уайлдер давал сыну деньги на исполнение любого его желания, вместо того чтобы вместе проводить с ним время.

Впрочем, Колин никогда не жаловался. По большей части он держит эмоции под контролем.

Когда мы приехали домой, я закрылась в своей комнате. Не сказав ни «спокойной ночи», ни «давай поговорим», ни «пошел ты», ни «ненавижу тебя» – ничего из этого. Просто побежала по коридору подальше от него, как последняя трусиха. Закрыла дверь на замок, разделась и свернулась калачиком под одеялом, крепко зажмурившись, в надежде быстро заснуть.

Но сон не шел. Прошло несколько часов, а я все еще лежала в постели, разочарованная и разгоряченная, хотя вентилятор продолжал лениво обдувать меня. Я скинула одеяло и осталась лежать только в трусиках и стареньком топе, чувствуя, что вот‑вот взорвусь от беспокойства.

А потом я услышала Колина. Его комната находится рядом с моей, а стены удивительно тонкие. Слава богу, он никогда не приводит сюда женщин, по крайней мере не при мне.

Если я услышу… что он с другой женщиной, даже не знаю, что сделаю.

Я и так балансирую на краю, повешена на тоненьком волоске, и все благодаря Колину.

Это начинается постепенно и поначалу ничего тревожного не предвещает: просто легкий стон, или иногда рычание – ничего не настораживает. Однако перевернувшись на бок, лицом к разделяющей нас стене, затаив дыхание я жду следующего звука.

Его голос гортанный и глубокий, хотя обычно я не могу разобрать, что он говорит. Когда Колин начинает разговаривать во сне, для меня это сигнал подняться и пойти проверить как он там.

Так я и делаю.

Холодный воздух бьет мне в лицо, когда я открываю дверь его спальни. Он оставил окна открытыми, а ночью заметно похолодало. На цыпочках проскальзываю внутрь, останавливаюсь у подножия кровати и беспомощно наблюдаю, как он мечется и ворочается, борясь с демонами, что приходят к нему во сне почти каждую ночь.

В спальне темно, но я могу разглядеть его фигуру в свете луны, проникающем сквозь открытые окна. Он спит без майки. Простыня завернулась вокруг бедер, широкие плечи и грудь мерцают в лунном сиянии. Днем я никогда не вижу его таким – обнаженным и соблазнительно прекрасным, – но мне бы хотелось.

Его голос становится громче, теперь я могу понять, что он говорит, и эти слова разбивают мне сердце.

– Я должен найти и спасти его.

Колин тяжело дышит, словно запыхался, бегая в поисках того, кого потерял; не раздумывая, я ложусь к нему в постель, прильнув сзади и обхватив руками его талию.

Я знаю, кого он ищет в своих снах. Мне он тоже снится. Сразу после того, как мы потеряли моего брата навсегда. Это наша общая потеря, связавшая нас вместе и заставившая его искать меня, когда я сбежала.

Колин нашел меня и спас. Меньшее, что я могу теперь сделать – это попытаться спасти его.

Прижавшись к нему, я кладу подбородок ему на плечо, мои губы оказываются рядом с его ухом.

– Все хорошо, – шепчу я, гладя его плоский, твердый живот, чувствуя себя невероятно смелой сегодня.

Я устала держать чувства в себе. Хочу узнать его во всех смыслах этого слова.

– Все хорошо. Ты сделал все, что мог.

Ночные кошмары преследуют Колина. Они темные и страшные. Хотя он никогда не рассказывает о них, несложно догадаться, насколько они ужасны. Они мучают его почти каждую ночь. Не знаю, как он живет.

Днем он ведет себя так, как будто все в порядке. Счастливый и беззаботный, словно ничто его не тревожит. Но в темноте, во сне, его другой мир дает о себе знать.

И он отнюдь не прекрасен.

– Дженнифер, – шепчет он мое имя, повернув голову так, что его губы почти касаются моих. Он прижимает свои руки к моим, переплетаясь пальцами, и я вздыхаю от его прикосновения.

Колин словно и не понимает, что делает. Он прикасается ко мне так, будто хочет овладеть мной, как будто мы действительно вместе. Но мы никогда не заходили так далеко. Никаких поцелуев, никакой близости. Хотя напряжение и тепло, исходящее от его тела, вызвано не только плохими снами.

Это из‑за меня. Колин хочет меня. Его тело всегда реагирует на мое прикосновение. Хочу, чтобы хотя бы на этот раз он признал это.

– Мне очень жаль. – Его голос звучит так растерянно и несчастно. Ненавижу это. Наклонив голову ближе, он почти касается губами моих губ, когда говорит. – Не покидай меня.

А затем он меня целует.

 

 

Глава 3

 

Джен

 

Его мягкие и теплые губы сливаются с моими в простом поцелуе. Мои эмоции путаются, стремясь прорваться наружу, они создают полный хаос. Это же в первый раз! В первый раз, когда наши губы по‑настоящему соприкоснулись. Мы целовали друг друга в щеки или в лоб, но никогда в губы. Осознание этого обрушивается на меня.

Я слишком долго этого хотела, но думаю… нет, знаю, он просто не проснулся. Вероятно, он даже не понимает, что делает. Он назвал меня Дженнифер, хотя никогда не называет меня так. Я просто Джен.

Милая Джен, на которую всегда можно положиться.

Колин выпускает мою руку и, подтягиваясь ближе, обхватывает мое лицо, лаская большим пальцем щеку, он полностью разворачивается ко мне. Его грудь касается моей, отчего соски твердеют почти до боли, я скольжу руками по его груди, мышцам, шее, зарываясь пальцами в шелковистые, мягкие волосы.

Мне нравится прикасаться к нему. Мне ненавистно, что это всегда происходит скрытно, под покровом темноты и за пеленой кошмаров. У меня есть свои секреты – отвратительные, ужасные вещи, которые я страстно желаю сохранить. Если они станут ему известны, я уверена, он никогда больше не посмотрит на меня так.

Хотя на этот раз между нами все иначе. Наши рты прижаты друг к другу, губы медленно раскрываются с каждым движением, но я не хочу первой сделать шаг к чему‑то большему.

Не хочу? Скорее я слишком напугана для этого. Что делать, если Колин отвергнет меня? Не думаю, что смогу с этим справиться.

– Боже, что ты со мной делаешь, – бормочет он, касаясь моих губ и обжигая своим дыханием. Он держит руку на моем бедре, прижимая меня ближе так, что я могу чувствовать каждый горячий дюйм его голой, крепкой кожи; его шорты не могут скрыть, насколько он возбужден.

Я издаю дрожащий вздох, когда понимаю, что он хочет меня. Его рука скользит вверх по щеке к волосам, пока его пальцы не останавливаются на затылке, стягивая длинные пряди и вынуждая меня откинуть голову назад; клей повязки больно цепляется за волосы под ней, отчего новая татуировка ноет.

Но я наслаждаюсь этой болью. Ведь это значит, что я жива. Колин прикасается ко мне, целует меня. Мне хочется большего.

Гораздо больше, чем я готова попросить.

Меняя позицию, он нависает надо мной, и сладкая дрожь пробегает по коже и венам, накапливаясь между ног.

– Мог бы взять тебя так. – Его бедра упираются в мои, медленное чувственное движение приводит меня на грань полуобморока. Я изо всех сил стараюсь удержать рвущийся наружу стон, но ничего не выходит.

– Тебе нравится? – спрашивает он, слегка улыбаясь идеально полными губами. Он смотрит на меня сквозь опущенные веки своим воспламеняющим взглядом.

Я не отвечаю. Меня злит, что от сильного возбуждения я не могу вымолвить ни слова, я будто вывернута наизнанку. Пытаюсь поднять голову, чтобы снова соединить наши губы, но он сильнее стягивает мои волосы, что вызывает волну боли в шее. Свежетатуированная кожа болит, и повязка совсем не помогает, но мне все равно. Вместо этого я сосредоточена на Колине и на том, как он удерживает меня на месте: под контролем.

Он любит контроль, и я давно знаю это. Но я понятия не имела, что это касается и секса тоже, хотя удивляться тут нечему.

– И все же я не трахну тебя. Ты не можешь принадлежать мне, – говорит Колин, и в его низком голосе звучит разочарование. Он скользит губами по моей шее, покрывая чувствительную кожу крошечными, горячими поцелуями, я издаю стон, жалея, что не обнажена.

Хочу, чтобы он вошел в меня. Наполнял, трахал, как и предложил – погружаясь в меня так глубоко и сильно, что я не смогла бы сдержаться и кончила бы уже через несколько минут.

Боже, как же отчаянно я этого желаю.

Мой стон, кажется, выводит его из транса, и он поднимает голову, размыкая объятия, словно обжегся. Вскакивает с матраса так быстро, что это движение кажется размытым. Он стоит у кровати, проведя руками по волосам, сводит их на затылке и смотрит на меня в полном недоумении.

– Что, черт возьми, только что произошло?

Приподнявшись, я убираю волосы с лица, вздрагивая, когда пальцы касаются повязки.

– Не прикидывайся, что не понимаешь.

Он опускает взгляд, замечая очевидную эрекцию, и издает один из тех мужских стонов разочарования, которые так хорошо ему удаются.

– Скажи, что мы не занимались…

– Не волнуйся. – Я поднимаюсь с кровати, изо всех сил стараясь выглядеть достойно, стоя перед ним, при этом зная, что потерпела неудачу, плюс ко всему на мне лишь прозрачный топ и маленькие трусики. Мне следовало бы смутиться, но к черту все.

– Ничего не было. Как будто сам не знаешь. – Целуясь, мы даже не использовали языки, а мне отчаянно хочется узнать его вкус, чтобы понять, так ли мы подходим друг другу, как я на то надеюсь.

Меня накрывает волна разочарования вперемешку с изрядной порцией раздражения. Этот разговор о том, что мы чуть было не сделали, слишком болезненный для меня.

– Почему ты в моей постели? – Его взгляд скользит по мне, упиваясь мной, а его прекрасные голубые глаза горят возбуждением.

– Почему я всегда в твоей постели? Зачем, по‑твоему, я прихожу к тебе среди ночи по меньшей мере четырежды в неделю и ложусь под одеяло? Если ты сделаешь вид, что не понимаешь, что происходит, клянусь богом, Колин, я надеру тебе задницу.

Он нервно смеется – вот болван.

– Знаешь, а ты выглядишь соблазнительной, когда злишься.

– Я не шучу. – Сделав глубокий вдох, я убеждаю себя успокоиться. Он ведет себя как обычно. Притворяется, что ничего серьезного не случилось и что даже не представляет, что на самом деле произошло.

Лжец. А что, если он просто разыгрывает меня все это время.

– Знаю, что не шутишь. – Его слова только подталкиваются меня наконец объяснить ему, что именно происходит.

Так что я пользуюсь моментом.

– Знаешь, мы ведь никогда не говорим об этом. – Я делаю шаг вперед, совсем забыв, что почти раздета, настолько я поглощена своим гневом. – О том, что происходит между нами ночью, и о том, что возникло и продолжает развиваться, с тех пор как я переехала к тебе.

Он отступает, выражение лица становится настороженным.

– Что ты имеешь в виду?

– Не делай вид, что не знаешь. – Я делаю еще один шаг вперед, ощущая искушающее тепло, исходящее от его тела. Несмотря на гнев и разочарование, я все еще хочу его, и это приводит меня в бешенство. – Твои кошмары, и то, что я прихожу к тебе и держу тебя в объятиях, пытаясь успокоить. Что тебе снится, Колин?

– Не помню, – машинально произносит он.

Но мы оба знаем.

– Ты видишь сны о моем брате. – Еще один шаг, и я беру его за руку и сжимаю. – Прошло уже почти два года. Ты должен позволить Дэнни уйти.

Он отдергивает руку.

– Не хочу говорить об этом.

– Мы должны. Это как огромная стена, разделяющая нас. И каждый раз, когда я пытаюсь преодолеть ее, ты отталкиваешь меня. – Я придвигаюсь к нему поближе, еще не знаю, что сделаю потом, но он хватает меня первым. Оборачивая большие, теплые руки вокруг моей талии, Колин чуть отодвигает меня, будто ему невмоготу, если я стою слишком близко.

– Я не стану делать это, Джен. Не сейчас. – Но выражение его лица ясно говорит: никогда.

Это стало последней каплей. С меня довольно.

– Вот почему я здесь не останусь. Место, сама ситуация, это ненормально. О, и наши так называемые отношения? Совершенно ненормальные. Я не хочу наблюдать, как ты делаешь вид, что ничего не происходит, хотя это неправда. Я не собираюсь быть единственным игроком на поле. – Развернувшись, я иду к двери, молясь, что он догонит и схватит, а потом зацелует до бесчувствия.

Или, по крайней мере, крикнет мне, чтобы я остановилась и выслушала его объяснения. Хочу заглянуть ему в душу, в сердце. Стальные стены, которые он выстроил вокруг себя, абсолютно непроницаемы, и я хочу быть единственной, кто их разрушит.

Но он ничего не делает. Абсолютно ничего. Просто отпускает меня, как обычно, не говоря ни слова.

Поэтому я ухожу, не оглянувшись. Мне потребовались все мои силы, чтобы не оглянуться.

Когда я наконец оказываюсь в своей комнате с распахнутыми окнами, впускающими чудесный холодный ночной воздух, и за надежно запертой дверью, я кидаюсь на кровать и плачу. Сильные, болезненные рыдания сотрясают мое тело, пока я прячу лицо в подушку, чтобы заглушить их. Уйти от него – это правильное решение, единственно правильное. Эта круговерть под названием «Колин и я» не имеет смысла. Мои рыдания из‑за него так же бессмысленны.

Когда последний всхлип вырывается из моей груди, я благодарна прохладному ветру, который осушает слезы на щеках. И еще больше я благодарна сну, который медленно, но сладко принимает меня в свои объятия.

 

Колин

 

Я позволил ей уйти и даже не попытался остановить ее. Что, черт возьми, со мной не так? Мне двадцать четыре года, а я веду себя как ребенок. Для меня она – весь мир, а я раз за разом теряю ее. Все делаю вид, что происходящее между нами нереально. Я говорю себе, что это ради ее же блага. Не хочу причинить ей боль.

Бред. Скорее не хочу причинить боль себе. Когда речь шла о бизнесе, я никогда не боялся рисковать, но сейчас речь идет о моей личной жизни.

Забудьте.

Я опускаюсь на кровать: голова моя опущена, локти упираются в колени. Возбуждение давно прошло, сменившись раскаянием, которое сжимает горло и уже грозит удушьем. Она права. Я солгал. Я точно знал, что произошло между нами. Каким прекрасным было это ощущение, как удивительна она была на вкус, и как отзывчиво было ее тело в те несколько секунд, что я прикасался к ней.

Как полный кретин, я оттолкнул ее, притворившись, что не понимал, что происходит, и фактически отгородился от нее в последний раз. Она вышла из комнаты, ни разу не обернувшись, дьявольски горяча в этих задравшихся трусиках, так что была видна ее крепкая попка, и в тоненькой прозрачной майке, позволившей мне разглядеть цвет и размер ее сосков до того, как она отвернулась. Темно‑розовые и крошечные.

– Черт. – Я ерошу руками волосы снова и снова, превращая свою голову в какое‑то гнездо. Сегодняшний сон не был таким уж плохим. Дэнни звал меня в лес так, как когда мы были детьми. Я погнался за ним и, как обычно, в конце концов потерял его.

И когда понял, что он исчез и больше не вернется, я запаниковал. За несколько лет этот сон приобрел различные варианты развития событий. Мы могли быть маленькими детьми, школьниками или уже такими, какими виделись в последний раз, но заканчивался сон всегда одинаково.

Я теряю его и не могу найти. И, поскольку я ищу везде, то медленно понимаю: он никогда не вернется – Дэнни мертв.

С тех пор, как Джен переехала ко мне, она стала для меня опорой; не задавая вопросов, она приходила ко мне, предлагая поддержку, и я всегда принимал ее, упиваясь этим, а потом делал вид, что ничего не произошло.

Но так больше нельзя. Я должен перестать вести себя как последний трус и поговорить с ней, пока я не потерял ее навсегда.

Встав, я решительно направился к Джен. Я помнил, что на мне одни только трусы. Не самый лучший наряд для серьезного разговора, и ладно. Если мне повезет, возможно, она пригласит меня в свою постель, и мы продолжим с того момента, где остановились.

Именно так.

Ее дверь заперта, но в верхней части дверного косяка у меня припрятан ключ. Я тянусь туда, почувствовав пальцами холодный металл, нахожу, вставляю в замок и поворачиваю до щелчка пружины. Тихонько проскальзываю внутрь, стараясь, не напугать ее, ни, того хуже, разбудить, если она спит.

Очень надеюсь, что она не спит.

Но это не так, и я разочарован. Я приближаюсь к кровати и вижу, что она лежит лицом к окну, укутавшись по самые плечи, глаза закрыты, а губы поджаты. Не раздумывая, как можно осторожней, я сажусь на край кровати, мечтая снова ощутить тепло ее тела. Потянувшись, я дотрагиваюсь до ее волос, позволяя темно‑коричневым прядям струиться по пальцам. Она моя полная противоположность. У нее темные волосы, у меня – светлые, ее глаза шоколадно‑карие, мои – светло‑голубые, это так притягательно для моей извращенной натуры.

Я ее не заслуживаю. И отталкиваю, потому что знаю, что так будет лучше. Но что будет, если мы просто попробуем? Только раз? Я покажу ей, как сильно я хочу ее…

Джен со вздохом переворачивается на спину, и я, убрав руку и затаив дыхание, жду ее пробуждения.

Но она не просыпается.

Повинуясь своему влечению, я ложусь рядом с ней поверх одеяла, обняв ее за талию и притягивая к себе. Закрывая глаза, я прижимаюсь щекой к ее макушке, вдыхая ее аромат и упиваясь его сладостью. Просто быть рядом с ней – достаточно, чтобы успокоить мое бешено бьющееся сердце, мои взбудораженные нервы.

После своих ночных кошмаров я всегда просыпаюсь, задыхаясь от ужаса, а ее противостояние меня и вовсе напугало, и теперь мне снова хотелось сделать вид, что ничего не было.

Но сейчас, когда мы лежим вместе и я прижимаю ее к себе, ко мне возвращается ощущение покоя. Джен прижимается ближе, положив голову мне на плечо, а ее губы почти касаются моей шеи. Ее дыхание струится по моей коже, вызывая волну мурашек, а затем ее влажные и теплые губы раскрываются.

– Ты не будешь отрицать, что на этот раз мы вместе в постели, – говорит девушка тихим сексуальным шепотом, который мгновенно возбуждает меня.

Черт. Я крепко хватаю ее, смещая ее тело так, что она оказывается подо мной, раздвигаю ее бедра, возвращаясь в исходную позицию – именно так все было до того, как я все испортил.

На этот раз я этого не сделаю.

 

 

Глава 4

 

Джен

 

– …и вот что вышло. Я сказала это, и он запрыгнул на меня, словно собирался, ну, знаешь, овладеть мной или что‑то в этом роде. По меньшей мере, поцеловать меня. Но он этого не сделал. Он посмотрел на меня, будто у меня выросло три головы, а потом слез с меня.

– Нет!

– Да, – качаю я головой, окунаясь в свою жалкую историю. Но, по крайней мере, я рассказываю ее Фэйбл, которая меня понимает. Кто‑нибудь другой, вероятно, просто бы посмеялся. – А перед тем как уйти, он сказал… – Останавливаюсь, чтобы вздохнуть, и понижаю голос, изображая Колина: – «Ты права. Я больше не могу это отрицать». Потом наклонился, поцеловал меня в макушку и вышел из комнаты.

Фэйбл смотрит на меня, широко распахнув свои зеленые глаза и раскрыв в недоумении рот. В любой другой день я бы точно расхохоталась над этой картиной. Вероятно, когда‑нибудь мы обязательно похихикаем над этим, потому что и в самом деле прошлая ночь была абсурдной. Нереальной.

Но сейчас мне не смешно. Да и Фэйбл тоже. Она знает, насколько Колин важен для меня. Как меня тянет к нему, хотя я и сопротивляюсь этому влечению, как могу. Она понимает, ведь у нее тоже были сложности с Дрю, и они как‑то сумели выбраться на другую – счастливую – сторону.

Я готова принять, что у меня с Колином так не получится.

– Стало быть, он просто слинял. Лежал прямо на тебе в постели и ничего не сделал, – наконец комментирует Фэйбл. – Но признал, что он не может это отрицать? И что ты думаешь обо всем этом?

Пожав плечами, я разглядываю стол. Мы в квартире Фэйбл и Дрю, но Дрю нет дома. Он на футбольной тренировке, и ее брат, Оуэн, тоже тренируется с младшим составом университетской команды. Идет по стопам парня своей сестры: очень мило, что тут скажешь.

– И ты позволила ему просто уйти и ничего не сказала. Просто дала ему уйти. – Фэйбл не на шутку озадачена. Резонно, ведь, честно говоря, я сама сбита с толку.

И вне себя. Я абсолютно выбита из колеи.

– Что я могла ему сказать? «Эй, может, все же останешься и мы, наконец, сделаем это?» Глупость какая‑то. – Я все смотрю на стол: он маленький, темный и идеальный. На нем нет ни единой царапины и даже пылинки. Похоже, совсем новый. Помню, как Фэйбл рассказывала мне, что они с Дрю ходили по мебельным магазинам.

– На твоем месте я бы крикнула что‑то вроде «Не думаю, что ты когда‑нибудь снова окажешься в моей постели, придурок. Не с таким дерьмовым поведением». Я имею в виду, парень должен знать свое место. Он не может просто использовать тебя, а потом бросить. Вот урод! – Меня всегда восхищало то, как Фэйбл может поставить на место. Жаль, я не смогла бы закричать на Колина и сказать ему, что на самом деле он заставляет меня чувствовать.

И какую боль причинил мне его мнимый отказ прошлой ночью. И что на самом деле он вовсе не использовал меня так, как мне порой втайне этого хочется. Я прихожу к нему в кровать по доброй воле, потому что мне невыносимо слышать его страдания и крики. Иногда он произносит имя моего брата, а иногда – мое.

Его боль разбивает мне сердце. Боль, которую он скрывает при свете дня. Он все же признал, что между нами кое‑что есть, и это зажгло во мне искру надежды, но то, что он снова ушел, потушило этот слабый огонек.

Хотя я сама поступаю так же. Прячу свою боль и свою тайну, потому что так проще. Тем не менее, это не означает, что я понимаю, что заставляет его вести себя так же.

– Я сказала ему все как есть: я увольняюсь и уезжаю из города. Он не хочет, чтобы я уходила, но так и не сказал, почему именно, поэтому… оставаться здесь нет смысла.

Наконец, я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Фэйбл. Она выглядит разочарованной, и меня это расстраивает. Я уже столько раз делала это – разочаровывала близких мне людей. Я не хотела, просто так получалось.

– Не хочу, чтобы ты уезжала, и Дрю не хочет. – Голос Фэйбл звучит мягко и нежно. Я знаю, что она пытается сделать. – Мы будем скучать по тебе; ты прекрасно знаешь, я не говорю подобных слов всем подряд. Ты моя первая настоящая подруга. Дрю шутит, что ты хорошо на меня влияешь, и он готов заплатить большие деньги, чтобы удержать тебя.

Мое сердце сжимается от слов Фэйбл и от того, как она пытается перевести в шутку наш серьезный разговор. Она тоже моя первая настоящая подруга. У меня всегда был брат и, конечно, Колин. Но подружки? Нет. Пока я не переехала сюда и не встретила Фэйбл, и мы не привязались друг к другу.

– Тебе хорошо: ты выросла здесь, и Дрю должен закончить университет. И, конечно, у тебя есть Оуэн, – говорю я.

Вопрос, что произойдет, если Дрю пригласят играть в НФЛ – он настолько хорош, что его не могут не заметить. А я знаю, Фэйбл не хочет уезжать из‑за Оуэна, но в ближайшее время ей придется сделать выбор. И я ей не завидую.

– Меня здесь ничего не держит – разве ты не видишь? – продолжаю я. – Ни корней, ни связей. Я не хочу сказать, что ты ничего не значишь для меня, но… я не могу остаться здесь навсегда. – Сглатываю комок в горле, злясь на себя за это. Я не могу озвучить настоящую причину, которая не дает мне остаться: ведь я боюсь, что прошлое догонит меня, и я не знаю, как смогу все объяснить. И кое‑кто не хочет признать, что между нами могло бы быть нечто красивое и удивительное; если бы он только открыл правде глаза – и свое закрытое, стальное сердце, – то понял бы это.

– Мужчины – придурки, – раздраженно бросает Фэйбл, и я прыскаю от смеха. Она улыбается в ответ, и я знаю, что именно этого она и добивалась.

– Разумеется, – соглашаюсь я. – За исключением твоего.

– О, пожалуйста. Дрю так далек от совершенства. И, кстати, по большей части он ведет себя как болван. И да, я присматриваю за ним. – На ее щеках вспыхивает слабый румянец, и меня накрывает волна сумасшедшей ревности, в чем я не хочу признаваться даже самой себе.

Я люблю свою подругу. Я рада, что она встретила милого, прекрасного парня, который больше всего на свете хочет заботиться о ней. Как бы мне хотелось, чтобы Колин чувствовал то же самое. Его не волнует моя забота о нем, но мне‑то он нужен не только ради работы и крыши над головой.

Тьфу. Фэйбл права: мужчины придурки.

– Может быть, тебе следует проявить инициативу, – внезапно выдает Фэйбл, отвлекая меня от собственных мыслей.

– Серьезно? – Не знаю, хватит ли мне смелости, чтобы просто… наброситься на него, даже несмотря на то, что я действительно хочу его. Я знаю, что всегда буду любить Колина. И хотя я готова сбежать от него и его щедрости, я совсем не готова рискнуть в плане соблазнения. От того, какое направление принял наш разговор, мне становится неловко.

Что делать, если он отвергнет меня? Не знаю, смогу ли смириться с этим.

– Да, черт, я серьезно. Для тебя лучше вернуться со щитом, чем… на щите. – И Фэйбл взрывается смехом. Фраза звучит настолько по‑дурацки, что я тоже не могу удержаться. И покатываюсь от хохота вместе с ней.

Вот в таком настроении нас застал ее младший брат Оуэн несколько минут спустя, мы обе хохотали во все горло, сидя за столом и обмениваясь двусмысленными выражениями: одно грязней другого. Я просто отвечала на предложение Фэйбл, когда Оуэн подошел к столу. Парень выглядел шокированным.

Мы одновременно замолчали, глядя на него снизу вверх в тихом ужасе.

Оуэн морщится и трясет головой.

– Даже знать не хочу, о чем это вы! – И уходит на кухню.

А мы с Фэйбл снова начинаем хихикать. Искоса наблюдая за парнем, я удивляюсь, насколько взрослым он кажется. Ему всего‑то четырнадцать, первый год старшей школы, но он уже такой высокий и широкоплечий. Еще немного, и девушки начнут сходить от него с ума.

– Твой брат будет просто неотразим, – качаю головой я.

Фэйбл вздыхает, с беспокойством поглядывая на Оуэна.

– Он уже такой. Он же играет в юношеской сборной университета, и женского внимания получает предостаточно. Мне это не нравится.

Подруга включила режим старшей сестры, и мне это нравится. Она так яростно защищает брата, что мне не хотелось бы оказаться у нее на пути.

– Держи себя в руках, – сразу предупреждаю я Фэйбл, которая уставилась прямо на меня и пышет негодованием.

– Ничто не сможет защитить его от всех этих… дьяволиц. – Я была готова снова расхохотаться, но сдержалась. Фэйбл выглядит прямо‑таки устрашающе. – Я серьезно, Джен. Они рыщут вокруг него, как течные сучки.

– Я все слышал! – кричит Оуэн из маленькой кухни.

– Я на это и рассчитывала! – кричит в ответ Фэйбл. Она наклоняется через стол и понижает голос. – Я начала занимать сексом слишком рано, понимаешь? Мысль о том, что и Оуэн начнет заниматься этим… пугает меня. Хочу, чтобы он оставался ребенком как можно дольше.

Как донести до нее, что Оуэн уже давно не ребенок? Думаю, Фэйбл это знает, просто не хочет признавать. Всего несколько месяцев назад она жаловалась мне, что обнаружила очередной пакетик с травкой в кармане его джинсов. Впрочем, мне кажется, что он уже этим не балуется, будучи в футбольной команде и следуя по стопам Дрю.

– Он такой высокий, – говорю я, желая сменить тему, но моя попытка слишком очевидна. Я совсем не хочу говорить о сексе и наркотиках в связи с Оуэном.

– Почти такой же высокий, как Дрю. – Фэйбл закатывает глаза, но задумчивое выражение лица выдает ее. – Я такая коротышка. Мне не выстоять против этих двоих. – Подруге нравится, когда они все вместе – как семья. Двое самых важных мужчин в ее жизни теперь крепко связаны друг с другом.

Меня накрывает новая волна ревности, но я подавляю ее, радостно улыбаясь Фэйбл.

– Вы трое, словно маленькая счастливая семья.

Она просто светится от моих слов.

– На самом деле я никогда не была частью счастливой семьи, – тихо признается Фэйбл.

А вот я была. И я скучаю по этому.

Сильно.

 

Колин

 

Ее не было сегодня вечером, и я ужасно скучал. Знаю, это звучит жалко, но каждую неделю я стараюсь совместить наши смены, убеждая себя, что делаю это, только чтобы подвозить ее на работу и не беспокоиться о том, как она будет добираться домой, ведь машины у нее нет. Хотя она же не моя подопечная.

На самом деле, я просто хочу проводить с ней как можно больше времени.

Но сегодня не вышло. Нужно обеспечить больше персонала в ресторане на завтрашнем мероприятии, так что мне пришлось дать ей не ту смену, что обычно.

Вечером я составил расписание на следующие две недели так, что мы будем работать вместе каждый вечер. Я должен взять все возможное, учитывая, что она уходит. Навсегда. Она злится на меня, и я не могу ее винить. Прошлой ночью я был именно там, где я хотел: в ее постели, сжимая ее полуобнаженное, теплое и мягкое тело. Ее глаза и лицо светились надеждой и желанием, но вид распростертой Джен, как самого совершенного из подношений, совершенно выбил меня из колеи.

Поэтому я пробормотал какое‑то дурацкое оправдание и ушел.

Неудивительно, что она поставила на мне крест. На ее месте я поступил бы так же.

Я рано ушел с работы, потому что больше не мог там находиться, и к тому же в ресторане было не так много народа. Вечером в среду в зале всегда пустовато. Студенты делают вид, что раз в неделю они учатся усерднее, чем обычно. Хотя только начало семестра, и, вероятно, большинство из них так и делает. Начало года всегда наполнено хорошими намерениями, но потом все идет кувырком. Кроме того, в городе проводится туча мероприятий, собирающих толпы молодежи, как, например, крупная вечеринка «Ненасытный Четверг», которая задает старт на все выходные. Перед ней стоит хорошенько отдохнуть, учитывая напряженный ритм второй половины недели.

Войдя в дом, я вижу, что свет горит только в кухне – тусклая лампа над раковиной. В доме тихо, телевизор не включен, я беспомощно озираюсь, понимая, что Джен здесь нет. Иначе я бы сразу это ощутил: уловил бы запах, почувствовал бы ее.

Я бешено на нее реагирую, хотя и не уверен, что ей об этом известно. Я все еще обдумываю ее вчерашние слова о том, что она хочет меня. Правда ли это? Знаю, между нами что‑то есть, некая химия, которая вспыхивает каждый раз, когда мы оказываемся рядом, но я всегда полагал, что это игра в одни ворота, так как она никогда не проявляла себя. Ни разу.

До прошлой ночи.

Я все проигрываю в голове тот поцелуй – короткий, но великолепный. Знаю, что хочу больше. Хочу сплестись с ней языками, узнать, какие звуки она издает, когда возбуждена. Хочу видеть ее обнаженную, гладкую, золотистую кожу, длинные, красивые ноги, запутавшиеся в простынях. Хочу глотать ее стоны и заполнять тело, сделать своей.

Тяжело сглотнув, иду к холодильнику и беру бутылку воды, срывая крышку, я делаю быстрый глоток и хлопаю дверью так сильно, что внутри гремят бутылки пива. Бью ладонью по выключателю на стене, выходя из кухни в направлении к спальне.

Разочарование струится по венам, отчего я впадаю в бешенство – пожалуй, это самая бессмысленная эмоция после ревности. Почему я всегда отказываю себе? Да, мне не следует заводить роман с Джен; она слишком хороша для меня. Ее брат был моим лучшим другом, а я так подвел его, а потом отправил навстречу смерти, хотя должен был идти вместе с ним.

Обещать Дэнни, что я всегда буду заботиться о Джен, было легко, но выполнить это обещание оказалось гораздо сложнее. Она сбежала. Боже, я нашел ее только через год – она жила в машине на стоянке «Золотоискателей» и танцевала стриптиз в этом захудалом клубе.

В таком положении я и обнаружил ее: отчаявшуюся, голодную и готовую бежать и от меня. Я догнал ее и заставил себя выслушать, затем посадил в машину и забрал домой. Никогда не забуду, как она выглядела – словно дикий зверек, попавший в капкан и лихорадочно ищущий способ вырваться.

Мы были друзьями. Вместе выросли, и всегда были близки. Дэнни никогда не дразнил меня дружбой со своей сестрой, которую я очень ценил, потому что между нами было что‑то особенное.

Мы мало разговариваем. А еще я чувствую, что она что‑то скрывает от меня, я не могу понять, что именно. Обнаружить ее танцующей стриптиз – уже плохо. Что еще она может скрывать?

Кто знает? Она со мной не откровенничала.

И вот наконец я сделал что‑то правильное: не повел себя как эгоистичный придурок, и дал Джен возможность, которую она заслуживает. Не могу мешать ей делать то, что она хочет, это было бы нечестно. Если она хочет уйти и попытаться найти нечто новое, я должен помочь. Ее родители точно бы ее не поддержали. Они слишком погрязли в собственных проблемах, и на Джен их уже не хватало. Самая очевидная причина – смерть сына. Она так повлияла на них, что чуть не разрушила их брак.

Да. И вообще я не должен обсуждать такие вещи – не мое это дело.

Войдя в спальню, я методично начинаю раздеваться, оставляя за собой дорожку из одежды на пути в ванную. Включаю душ и становлюсь под ледяную струю, стиснув от холода зубы. Вода словно смывает с меня все дурное, и я какое‑то время стою под струей, очищая голову и избавляясь от мыслей.

Наконец я делаю воду теплее, тру себя мочалкой, потом смываю мыльную пену. Затем, словно безответно влюбленный мальчишка, я мастурбирую, думая о Джен, представляя ее со мной в душе, и как ее мыльная, гладкая, шелковая кожа блестит от воды. Она прикасается ко мне, опускаясь передо мной на колени, ее руки скользят по моей коже. Я чувствую ее дыхание над головкой моего твердого члена перед тем, как она берет меня глубоко в рот…

Тяжело дыша, я опираюсь на гладкую стену, мои мышцы дрожат от отголосков оргазма, я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к плитке. Хочу, чтобы она была со мной, голая и страстная под струями воды, стоя на коленях, как я и представлял себе, готовая взять меня.

Как раз перед тем, как я схватил бы ее за плечи, поднял на руки, прижал к стене, и трахал бы до беспамятства. Это то, чего я действительно хочу.

Но вместо этого я один. Как обычно.

 

– Дэнни! Черт возьми, где ты? – Я иду через лес, выкрикивая его имя снова и снова.

Он смеется. Я его слышу. Быть может, он залез на дерево, висит на ветке и наблюдает, как я ищу его везде, подсмеиваясь над тем, как я растерян. Или, может быть, он прячется как раз за кустом на следующей тропинке. Никак не могу понять, где он, но единственное, что я знаю – это то, что могу слышать его.

– Дэнни! Клянусь богом, я надеру тебе задницу, если ты сейчас же не покажешь мне свою рожу! – кричу я, останавливаясь посредине тропинки. Солнце палит нещадно, я провожу рукой по взмокшим от пота волосам. Вдали, приводя меня в бешенство, раздается его смех, я пинаю камень от злости, что он продолжает так себя вести.

Я устал от его игр. Все, что я хочу сделать, это поговорить с ним. Увидеть его. Обругать его. Посмеяться вместе с ним.

Как в старые добрые времена.

– Пошел ты, Уайлдер. Приди и найди меня! – Он подзадоривает меня, как будто мы играем в какие‑то извращенные прятки, и я уже на последнем издыхании. Не обращая внимания ни на жару, ни на тропинку, которая сужается и становится все более каменистой и коварной, я спотыкаюсь и слышу его насмешливый хохот. Вот осел.

– Не сомневайся, иди на голос, – призывает Дэнни. – Не будь слабаком!

Его слова разозлили меня, и я увеличиваю темп, решив наконец поймать его и поколотить.

– Да пошел ты, Кейд, – бормочу я, а он хохочет еще громче.

– Ты не поймаешь меня. Я всегда был сильнее и лучше тебя, – насмехается он.

Неправда.

– Быстрее тебя, – продолжает Дэнни. – В школе я был лучше в любом виде спорта. Мне доставались самые красивые девчонки. Ты всегда был вторым, Уайлдер. Черт, даже твой старик не находил времени, чтобы побыть с тобой. Хотя он вообще никогда этого не делал, так ведь?

– Будь ТЫ проклят! – Я перехожу на бег, несмотря на жару, усталость и пот, застилающий глаза. Я вытираю его тыльной стороной ладони и чуть поодаль вижу Дэнни. Вот он стоит: руки на бедрах, на лице самодовольная улыбочка.

Я хочу стереть эту ухмылку сильным ударом в челюсть.

Крепко, до боли сжав кулаки, я мчусь на него, готовый протянуть руку и схватить Дэнни за плечо, но следующее, что понимаю: он лежит на земле. Его застывшее тело распростерто на спине, а широко распахнутые темно‑карие глаза безжизненно смотрят на меня.

– Нет. – Стон срывается с губ, я падаю на колени и обнимаю холодное тело – чертовски ледяное, окоченевшее, притягиваю его ближе, прижимаю голову к груди и утыкаюсь лицом ему в макушку.

– Только не умирай сейчас на моих руках, кретин.

Нет ответа.

Слезы текут по щекам, я трясу головой.

– Я не дам тебе умереть. – Я сжимаю его так крепко, что он не смог бы дышать, а потом отталкиваю его от себя и в ужасе смотрю на его лицо и на то, как тело падает на землю с глухим стуком.

Глаза его исчезли, сменились пустыми, холодными, черными провалами. Он больше не Дэнни. Он труп. Скелет. Его тело, одежда, чертова кожа… исчезли.

Черт.

Я резко выдыхаю и вскакиваю на ноги, в панике оглядываясь вокруг. Я заблудился, и если не найду дорогу назад, то скоро буду мертв, как Дэнни.

– Я должен выбраться отсюда, – бормочу я, пытаясь разглядеть собственные следы. Но ничего не выходит. Я продолжаю идти, но с каждым шагом плутаю все больше, пока не делаю круг и не оказываюсь снова рядом с Дэнни, белесым скелетом, который лежит посредине каменистой тропы. Чертов скелет садится, вперев в меня свои черные глазницы. Он поднимает руку, указав на меня, и говорит.

– Ты повинен в моей смерти. Надеюсь, ты гордишься этим. – Звучит его бесстрастный голос.

Я снова всхлипываю и падаю на колени. Черт, нет, я не горжусь. Если бы я мог поменяться с ним местами, то сделал бы это. Не раздумывая. Он не заслуживал смерти. Все любили Дэнни, а меня просто терпели – все, кроме Дэнни.

Лучше бы я умер вместо него.

– Колин. – Мягкий, нежный голос проникает сквозь туман наваждения, и я плотно сжимаю губы, сдерживая крик.

– Колин, проснись. У тебя дурной сон.

Это не сон. Я сталкиваюсь с этой уродливой реальностью каждый день. Я разочаровал всех в своей жизни.

Всех.

– Пожалуйста, Колин.

Мое тело трясется. Ее тонкие руки касаются меня, пытаясь успокоить. Они гладит мои плечи, прежде чем снова встряхнуть, на сей раз сильнее. Понятия не имел, что она такая сильная. Морально она может выдержать все что угодно. Я восхищаюсь этой девушкой.

Я люблю ее.

Люблю?

Может быть, я сплю…

 

Открыв глаза, я вижу ее. Надо мной лицо Джен: тонкие брови нахмурены, большие карие глаза полны беспокойства. Улыбка облегчения появляется на губах, и она прикасается к моей щеке тонкими пальцами.

– Проснулся. – Голос настолько нежен, что я едва могу разобрать слова, и мне интересно, она специально так говорит, чтобы не напугать меня спросонок.

Глядя на нее, я упиваюсь этими красивыми, знакомыми чертами. Мягкий свет в глазах, ее прикосновение ко мне заставляют осознать, что она нужна мне. Хочу, чтобы она снова открылась мне, делилась со мной своими надеждами, мечтами и проблемами. Хочу помочь ей, и чтобы она помогла мне.

Между нами есть нечто большее, чем просто дружба или общая история. Она для меня – весь мир.

От осознания этого у меня перехватило дыхание.

Я зажмуриваюсь, затем снова открываю глаза – медленно, пытаясь сфокусироваться на ней. Мышцы свело, все тело напряжено, она скользит пальцами по моим волосам, ее нежное прикосновение вызывает легкое покалывание на коже.

Моей совершенно открытой коже, потому что я голый, как и в тот день, когда появился на свет.

 

 

Глава 5

 

Джен

 

Он дрожит в моих руках, его голубые глаза остекленели, с болью и страданием он смотрит на меня. Подчиняясь порыву, я заключаю его в тесные объятия, и сжимаю так крепко, что боюсь, никогда не отпущу.

Его сны приходят все чаще, и я волнуюсь. Они выматывают его. Говорят, что время лечит боль, а не усугубляет ее.

Время не залечило мои раны, почему же я жду, что с Колином будет иначе?

Перевернувшись на спину, я тяну Колина за собой, его голова прижалась к моему плечу, волосы щекочут кожу. Он обнял меня, положив руку мне на грудь и сжав своей большой ладонью мое плечо. Я не противлюсь этой тяжести. Я ощущаю его твердое, живое тело, и мне кажется таким естественным, что он лежит на мне. Он по‑прежнему дрожит, хотя дыхание выравнивается, я вновь осторожно касаюсь пальцами его шелковистых, мягких волос в надежде успокоить.

– Поговоришь со мной об этом? – Я каждый раз задаю ему этот вопрос.

И каждый раз он не отвечает. Тем не менее, я должна попробовать.

Я снова и снова зарываюсь пальцами в его волосы, закрывая глаза, когда он прижимается ближе, и наши ноги переплетаются. Я чувствую его разгоряченную кожу, волосы на ногах щекочут мои ноги, и он невероятно возбужден…

И я ощущаю это, потому что он голый.

Я резко открываю глаза и смотрю в потолок. Я была в его кровати бессчетное количество раз, но на нем всегда было, по крайней мере, нижнее белье. Но не сегодня. Я чувствую каждый миллиметр его обнаженной кожи. Возбуждение разливается по венам, скапливаясь между ног; я сжимаю губы, потому что соблазн прильнуть к нему настолько силен, что я вынуждена напомнить себе, что не могу этого сделать.

Ладно, могла бы. Но я не собираюсь играть с огнем.

– Я бежал за Дэнни, – произносит Колин наконец, его голос так тих, что мне приходится напрягаться, чтобы услышать его. Я потрясена тем, что он заговорил. Это происходит впервые. – Именно так всегда начинаются мои сны.

Я тихонько жду – страшно произнести хоть слово и спугнуть эту откровенность. И в то же время я боюсь молчать тоже.

– Сценарий может меняться, но я всегда гоняюсь за ним. Ищу его. В большинстве случаев не нахожу, но когда мне это удается… – Он вздрагивает, – как правило, все становится еще хуже.

– В этом сне ты нашел его? – Я хочу и в то же время не хочу услышать ответ. Мне тоже снился Дэнни. Некоторые сны были грустные, другие – счастливые, но я всегда просыпалась с болью в сердце, ведь мне так сильно его не хватает. Мои сны больше похожи на воспоминания о нашем прошлом, чем на ужасные кошмары.

– Нашел. – Его глубокий голос так мрачен, что этот звук медленно разбивает мое сердце.

Колин всегда разбивает мне сердце. Он может улыбаться и смеяться, шутить и флиртовать на работе, но это лишь маска. Только здесь, дома, посреди ночи, он настоящий – мучается от боли, страдания и безнадежного, парализующего чувства вины.

Хотела бы я забрать часть его страданий, но у меня есть своя собственная боль, с которой мне нужно справиться. Если бы меня не волновало, что он возненавидит меня, то призналась бы ему о своих поступках: как легко я продавала себя мужчинам. Мой постыдный секрет опустошил бы его. Он думает, что все дело лишь в огромном чувстве вины… Моя же практически душит меня.

Колин молчит, я тоже. Мы спокойно лежим вместе довольно долго, его дыхание замедляется, и я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что он заснул.

Хотела бы и я заснуть, но не могу, потом что я в плену его сильных рук, и его большое, горячее тело прижимается ко мне. Голова полна мыслей и вопросов, навеянных с тем, что он только что рассказал. Я знала Колина столько лет, но во многом он по‑прежнему загадка для меня.

Смотрю в потолок, мучительно осознавая, что он настолько близко, что наши тела практически сплелись в одно. После поцелуя прошлой ночью не могу избавиться от желания его повторить. Идти дальше: продолжать интимное сближение.

Возможность целовать Колина и решиться с ним на большее помешала бы мне оставить его. Я вроде бы совсем не глупа, но вот сердце таким не назовешь, а уж тело и подавно. Оно предаст меня в одно мгновение. Знаю, я просто зациклилась на нем. Между нами даже ничего не произошло, но я буквально жажду его. Хочу узнать его, прикоснуться к нему, провести руками, губами и языком по всей его коже.

Я бы не назвала себя сексуально раскрепощенной. И уж конечно я не закомплексованная девственница, но ни один парень никогда не переворачивал весь мой мир, и у меня не перехватывало дыхание. Я росла вместе с братом и его лучшим другом, чрезмерно опекающими меня, и когда я вошла в подростковый возраст, мальчишки обычно держались от меня подальше, и я не могла винить их за это. Хотя когда я стала старше, те же парни стали ухаживать за мной, ведь Дэнни и Колин уже окончили старшую школу, и я встречалась с несколькими. Впервые у меня был секс с моим первым настоящим бойфрендом на выпускном вечере в старших классах.

Это был плохой опыт, по крайней мере для меня, и вскоре после этого с Дагом Эвансом я рассталась. Потом в середине лета после окончания школы он уехал в колледж, и я больше его не видела и ничего не слышала о нем.

У меня был еще один парень, с которым я встречалась долгое время, но мы расстались сразу после смерти Дэнни. Он не смог вынести печаль моей утраты, и я не виню его за это. На его месте я поступила бы так же. Потом у меня была связь с несколькими парнями, но ничего серьезного – а то, что случилось в «Золотоискателях», не считается.

Но, скажем так, ни один мужчина никогда не сводил меня с ума. Единственный парень, который заставляет меня хотеть этого, лежит здесь со мной, спит на моем плече, вцепившись в меня как в спасательный круг.

Он опустошает меня, и он даже не знает об этом.

Это абсолютная, изысканная пытка. Мне нужно выбраться из постели, прежде чем я совершу глупость. Медленно я стараюсь освободиться от его объятий, но Колин не отпускает, его пальцы сжимают мое плечо, а тело, кажется, становится тяжелее, потому что он практически навалился на меня. Я думала, Колин спит, но он лишь притворялся.

– Не уходи, – шепчет он мне в шею. Я чувствую, как движутся его губы, их влажное тепло на коже заставляет меня дрожать. – Останься со мной.

Его слова, тон голоса парализуют меня, и я продолжаю лежать без движения. Я хочу большего, но боюсь, что он снова оттолкнет меня, как сделал это вчера вечером. Раньше я притворялась перед Фэйбл – черт, да я притворялась и перед самой собой, – но то, что вчера он просто молча оставил меня, причинило мне безумную боль. Как и то, что он никогда не признавал, что между нами что‑то есть.

Я совершенно сбита с толку.

Это убивает меня.

– Колин… – Я замолкаю, когда он прикасается к моей щеке, пальцы двигаются нежно, прослеживая линию подбородка, а затем двигаются к горлу. Его рука полностью охватывает его, не оказывая ни малейшего давления, и волна возбуждения разливается по мне от его властного прикосновения.

Он скользит рукой вниз, останавливаясь, когда широкая ладонь касается моей груди, его пальцы нежно поглаживают ключицу. Я не могу выдавить ни звука – из груди вырывается слабый стон.

– Ты хочешь этого. Я чувствую, как забилось твое сердце. – Его губы касаются моей шеи, обжигая кожу горячим дыханием. – Ты приходишь ко мне каждую ночь, всегда готовая помочь и не прося ничего взамен. Почему, Джен?

– Ты мой друг. – Дрожащий вздох покидает меня. – Не могу видеть твои страдания.

Колин молчит, касаясь носом моей кожи, глубоко дышит, как будто пытается вдохнуть меня. Я совершенно потрясена его действиями. Мне нравится это, к чему лгать, но это немного пугает.

Не хочу питать ложные надежды.

– Это единственная причина? Я просто твой друг, и ты не хочешь видеть моих страданий? – Его голос звучит недоверчиво, хотя это понятно: после всего того, что я наговорила ему прошлой ночью, когда сказала, что хочу его.

Да. Он знает, я по уши во лжи.

– Я… Я не знаю. – Боже, не смогу я признаться ему в своих чувствах, чтобы потом мои слова не вернулись мне обратно.

Еще раз.

Он двигается так быстро; я задыхаюсь, потрясенно обнаружив, что он уже надо мной, его лицо близко, рука захватывает шею. Его глаза практически светятся, пока он осматривает меня.

– Какого черта мы делаем?

Такой дерзкий вопрос еще больше ошеломляет. Понятия не имею, что ответить, и закрываю глаза, когда он прижимается ко мне лбом. Не могу смотреть на него. То, что я чувствую сейчас, слишком … сильно.

Колин Уайлдер воплощает в себе слишком много.

Он пододвигается еще ближе, так что наши губы почти соприкасаются.

– Понятия не имею, – шепчу я, касаясь губами его губ. Его рот накрывает мой, и он целует меня. Мягкие, пьянящие поцелуи, от которых кружится голова, мои губы раскрываются от каждого его движения, не могу сдержать стон, когда он захватывает мою нижнюю губу и втягивает.

Так хорошо чувствовать его на себе, узнать его на вкус, он движется, и его эрекция задевает самую сокровенную точку. Мы идеально совпадаем; он мог бы сдвинуть в сторону мои трусики и оказаться внутри меня в несколько секунд.

Я хочу этого. Хочу так сильно, что тело звенит от напряжения, и я чувствую, что в любой момент могу разлететься на миллион маленьких кусочков.

Где‑то поблизости раздается звонок, я открываю глаза и вижу Колина, который смотрит на меня вопросительным взглядом. Меньше всего я хочу, чтобы он остановился – на звонок можно ответить и позже.

Но потом я понимаю, что это звонит мой сотовый, который остался у меня в комнате. Мы слышим его через тонкую стенку. На меня обрушивается волна разочарования, которое также вспыхивает и в прекрасных глазах Колина.

Проклятье! Надо же было этому чертову телефону зазвонить в тот момент, когда обнаженный Колин распростерт на мне. Это специальная мелодия, выбранная мною для мамы, которая никогда не звонит мне – особенно посреди ночи. По крайней мере, она уже давно этого не делала. Внезапно меня охватывает острое чувство дежавю, отчего у меня перехватывает дыхание.

– Я должна ответить, – Я упираюсь в его широкую грудь, но его не так‑то легко сдвинуть. – Это моя мама.

Колин соскакивает с меня, словно ошпаренный, и я слезаю с кровати, направляясь к себе, но опаздываю. Сразу же набираю ее номер, сердце лихорадочно бьется, в голове шумит, беспокойство гложет меня изнутри.

– Это ты, – невнятно бормочет мама.

– Мама, что случилось? – Вцепившись в телефон, чувствую, как меня охватывает страх, и я совсем не хочу знать, что случилось, может быть, что‑то с папой. Собственно, мне больше не о ком беспокоиться в нашей семье. И мы только начали налаживать отношения с мамой, хотя это было непросто. После того, как я, ничего не сказав, сбежала, а затем Колин нашел меня, я чувствовала себя виноватой, и поэтому мне было сложно с ними говорить.

Я до сих пор помню тот вечер побега. Я планировала его нескольких недель. Собрала немного денег, продав кое‑какие вещи. Я никому не сказала о своих намерениях, да и некому было обо мне волноваться, тогда у меня совсем не было друзей.

Вечер был холодный, и мои родители пребывали в том же состоянии, что и всегда. Пили, спорили и плакали – снова и снова – из‑за Дэнни. Я лежала на кровати, зажав руками уши и сильно зажмурив глаза, словно так я могла заглушить печаль.

Побег дался мне нелегко, но на тот момент это был единственно правильный выход. Я не отвечала на звонки и мамины сообщения, а затем сменила номер телефона. Я не дала им возможности найти меня, но в конце концов им это удалось. Думаю, один из школьных друзей Дэнни увидел меня в клубе.

Это был кошмар!

Родители по‑прежнему поглощены трауром по Дэнни, и моя жизнь их совсем не заботит, а ведь я могла бы много чего им рассказать – страшные, ужасные вещи, но я знаю, они не станут слушать. О, они делают вид, что слушают меня, но на самом деле не слышат. К тому же, мои родители – не любители поговорить. Папа слишком много работает, а мама… Не знаю, что она делает, но подозреваю, что слишком много пьет, пытаясь утопить свое горе.

Не знаю, как ей помочь. Да я и не хочу. Это крайне эгоистично с моей стороны думать так, но ничего не могу с собой поделать.

– Белинда Ламберт позвонила мне, – говорит мама. – Ты помнишь Паркера Ламберта? Он на год моложе Дэнни и тоже закончил вашу школу.

Нахмурившись, я пытаюсь вспомнить этого Паркера, но не могу. Порой все ребята, с которыми я училась, превращаются в одно размытое пятно. Я ходила в школу почти с одними и теми же детьми, от детского сада до выпускного класса. Забавно, что все они сейчас просто калейдоскоп лиц, и ни одно не могу выделить.

– Ты звонишь посреди ночи, чтобы рассказать мне сплетни о местных мальчишках?

Она раздраженно вздыхает. Я пытаюсь понять, пьяна ли она. Сейчас около двух часов ночи. Может, она в баре? Не могу себе этого представить, хотя, может, и могу. Она делала так раньше. А за последние годы произошло много страшных событий.

– Я столкнулась с его мамой в «Букхорне». Паркер погиб в Афганистане, т‑так же, как твой брат в Ираке.

Господи, она определенно пьяна, учитывая, что она была «Букхорне» – в баре, где болтаются все местные жители Шинглтауна, городка, в котором я выросла.

– Когда… когда это случилось?

– Несколько дней назад. Белинда раздавлена, просто раздавлена.

Она икает и всхлипывает одновременно, я сажусь на край кровати, опуская голову и продолжая слушать ее рыдания по Дэнни, по Паркеру.

Ее рыдания по себе.

Первые месяцы после смерти Дэнни она часто звонила мне. Я тогда работала в ночные смены в одном из кафе в городке рядом с нашим, в одной из этих «ловушек для туристов» – крутилась там как белка в колесе, работая по много часов, но и получала хорошие чаевые. Она звонила мне в те полчаса, когда я ехала домой, слегка пьяная от вина, выпитого за обедом, и плакала. Она постоянно оплакивала потерю Дэнни и несправедливую жизнь.

Мне это надоело. Да, я скучаю по брату, но прошло почти уже два года. Почему нельзя просто… пережить это? Он был бы в ярости, увидев, как все ведут себя, особенно Колин. Я ушла из дома именно из‑за этого, и вот все повторяется. Я окружена печалью и отчаянием. Мне нужно сменить обстановку. Я хочу выйти из тени преждевременной кончины моего брата, поглотившую и меня.

Закончив наконец разговор с мамой, я забираюсь в постель, даже не думая о том, чтобы вернуться к Колину, и все отчетливее понимаю, как сильно мне нужна свобода.

Заживающая татуировка бабочки на шее с каждым днем становится все более точным олицетворением моей жизни.

 

 

Глава 6

 

Колин

 

Мы с Джен вернулись на исходную позицию. Те несколько дней после того, как она предупредила меня о том, что уходит, призналась, что хочет меня, после моего отказа и тех двух ночей в моей постели… теперь они в прошлом. Мы вернулись к работе и снова стали теми, кто просто живет вместе, но на самом деле никогда не разговаривает.

Прошла неделя. Джен покинет меня через три. Чтобы выяснить, что происходит в ее жизни, я подслушивал ее разговоры с другими людьми в «Квартале», как последний неудачник в поисках малейшей крупицы информации. Всем было любопытно, почему она уходит, а я ничего не предпринимаю по этому поводу. Все думают, что между нами что‑то есть, и мы, собственно, не утверждаем обратное.

Скорее даже, я не пытался препятствовать возникновению слухов о нас. Я знаю, как она соблазнительна. Все ребята начали бы ухаживать за ней, если бы поняли, что у них есть хоть какой‑то шанс. Поэтому я сердито смотрел на любого парня каждый раз, когда он пытался приблизиться к ней. Я использовал свой наработанный навык опекающего старшего брата, появившийся у меня, когда она еще была подростком и каждый парень в ее классе мечтал залезть ей в трусики.

Никто не пристает к ней, да она и не против. Так или иначе, я все еще справляюсь со своей ролью.

Когда люди спрашивали ее о планах на вечер, она всегда отвечала очень уклончиво, мило улыбаясь, и когда я это видел, мое сердце каждый раз сжималось. Удивляюсь, что не умер еще от обширного инфаркта, не дожив до двадцати пяти лет. Прошлая ночь раскрыла мне глаза: я хочу ее. Один только взгляд на нее превращает меня в ворчливого ревнивца. Джен принадлежит мне.

Просто она еще не понимает этого.

Только Фэйбл знает, что происходит на самом деле в жизни Джен – по крайней мере, я думаю, что знает, потому что они очень близки. В то время как сам я не знаю ничего, потому что Джен мне не доверяет.

Сотрудники вечерней смены сейчас толпятся в баре и, пока еще нет голодной толпы, болтают. Я не утруждаю себя тем, чтобы отчитать их, хотя следовало бы. Я редко позволяю им бездельничать в такое время.

Но ресторан выглядит отлично – кругом чистота, и столы для клиентов накрыты должным образом. Мне нравится, когда везде порядок и чистота, это создает нам репутацию первоклассного заведения, как сказал бы мой отец, в сравнении с любым другим дешевым баром или рестораном, где обычно тусуются студенты.

Учитывая, как я натаскал своих сотрудников, они могут без малейшего напоминания сделать все необходимое, поэтому мне попросту не за чем на них орать.

Кроме того, я пытаюсь собрать информацию о Джен, которая совершенно не намерена разговаривать со мной. Они все толпятся вокруг нее, потому что уважают. Она приложила больше сил на поддержания этого места, чем кто‑либо другой. Умение убеждать сотрудников и заставить их делать то, что она хочет, для нее совершенно естественно.

Однажды Джен станет прекрасным управляющим. Пока она еще не готова к этому, но при должной подготовке будет иметь успех.

– У тебя уже есть работа? – Бекка, одна из новых официанток, разносящих коктейли, с нетерпением расспрашивает Джен.

– Надеюсь поехать в Сакраменто на собеседование в свой следующий выходной. – Джен пожимает плечами, кажется, ее ничто не беспокоит, но я слышу волнение в ее голосе. – Мне нужно еще кое‑что подготовить.

– Ты очень смелая, раз уходишь вот так, даже не зная куда. – Бекка, как полная идиотка, восхищается легкомысленным увольнением Джен. А я‑то думал, что она все продумала. Хотя она всегда была слишком импульсивной. – Хотела бы я быть достаточно решительной, чтобы сделать что‑то подобное.

– Смелая? Я думаю, она просто сумасшедшая. Можно подумать, это прямо‑таки подвиг – оставить стабильную работу и место, где у тебя есть друзья, которые поддержат тебя, что бы ни случилось. Зачем бросать все это? По‑моему, это идеальная ситуация, а она просто… смывается. – Точно, пусть Фэйбл распекает Джен за то, что она делает. Фэйбл отлично с этим справится, тем более что она сердита на Джен.

– Фэйбл. – Джен раздраженно качает головой. Я могу видеть только ее затылок, но уверен, что она кидает Фэйбл убийственный взгляд. – Разве мы уже не обсудили это?

– Может быть. – Фэйбл пожимает плечами. – Разве я не могу эгоистично хотеть, чтобы ты осталась тут? У тебя нет никаких причин уезжать.

– У меня бессчетное количество причин, чтобы уехать. Одна из них в данный момент находится здесь.

У меня сердце в пятки ушло – ведь она говорит обо мне. И не просто говорит, она делает это в присутствии других сотрудников, которые все понимают и догадываются, что между нами что‑то происходит. Теперь они будут подозревать, что Джен уходит из‑за меня.

Зашибись.

Отойдя от стойки хостесс, где я стоял, я иду в бар, хлопая в ладоши и нацепив маску босса.

– Ладно, давайте закончим это неофициальное совещание и приступим к работе. Клиенты появятся с минуты на минуту.

Персонал разбегается, как тараканы от яркого света, даже Джен, проходя мимо в направлении обеденного зала, бросает на меня обеспокоенный взгляд. Только Фэйбл не уходит, продолжая стоять с видом маленького свирепого воина, готового вступить в схватку.

– Тебе нечем заняться? – спрашиваю я, будто полный придурок, хотя меня это не особо волнует. С тех пор, как Джен заявила о своем уходе, я все время зол.

Фэйбл машет на меня рукой, бриллиант на ее помолвочном кольце ярко сверкнул в луче света.

– Конечно, есть, раз никто другой за меня это не сделает.

Прежде чем я успеваю ответить, она проносится мимо с суровым выражением лица, задевая мое плечо так сильно, что я отшатываюсь.

– Черт, за что это? – спрашиваю я, рассерженно потирая плечо.

Но еще больше я ошеломлен тем, что она выкинула нечто подобное. Мало того, что прикоснулась ко мне, так еще и смотрит на меня, словно хочет вышвырнуть с этой планеты.

– За то, что ты такой идиот, что даже не пытаешься удержать девушку, к которой неравнодушен. – Ее зеленые глаза мечут молнии, я отступаю на шаг назад, напуганный яростным выражением ее лица.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Вздрогнув, я отскакиваю в сторону, избежав ее повторной попытки ударить меня.

– Тебе повезло, что я промахнулась. Ты полный придурок. – Она уперлась сжатыми кулаками в бедра, заводясь все сильнее. – Мне плевать, что ты мой босс, мы ведь еще и друзья, не так ли?

– Да, но сейчас я официально твой босс, ведь ты на работе и все такое. – Как только слова слетели с губ, я понял, что говорить этого не следовало.

Фэйбл поджала губы так сильно, что они практически исчезли.

– Эй, смотри‑ка, ты снова становишься придурком.

Схватив ее за руку, я молча вывожу девушку на улицу, в переулок позади ресторана, где сотрудники болтаются во время перерывов; где они едят, курят и, конечно же, сплетничают. К счастью, кроме нас здесь никого нет. Я не могу позволить Фэйбл отчитывать меня там, где любой может увидеть и услышать нас – как будто ей это позволено.

Будь я полным мерзавцем, то мог бы тут же уволить ее. По крайней мере, сделать выговор и отстранить на несколько дней. Она заслуживает этого за свою выходку. Это чистой воды неподчинение!

Но я знаю, что заслужил все то, что она хочет мне сказать, поэтому я выслушаю ее. Мне это неприятно, но, возможно, Фэйбл удастся вбить немного здравого смысла в мою голову. Видит бог, мне это нужно.

– Если хочешь наорать на меня, делай это здесь, – говорю ей, когда за нами плотно закрывается дверь. Я слышу музыку, доносящуюся из бара, и то, что становится шумно, по мере того как ресторан наполняется клиентами. Так это и работает: сперва пусто, затем густо.

– Хочешь совсем честно?

Боже, если она не была честна до этого, чего же мне ждать еще?

– Пожалуйста, сделай милость, – со смешком говорю я, подготавливая себя к удару.

– Она влюблена в тебя.

Черт. Этого я не ожидал. И вздрогнул, как будто слова Фэйбл ударили меня по‑настоящему.

– Ничего не говори, а то все испортишь; или я окончательно выйду из себя. Я всегда предупреждаю Дрю ничего не говорить, когда вот так разговариваю с ним, потому что будет только хуже. Мужчины. – Фэйбл качает головой, но на самом деле не выглядит сердитой. Она любит Дрю Каллахана больше жизни. Счастливый малый. – Разве ты не видишь, как она смотрит на тебя? Она молча принимает удар на себя, когда все, и я подчеркиваю все, не стесняясь, говорят ей в лицо, что она спит с боссом. Она всегда защищает тебя.

Я молчу. А что я могу сказать?

Фэйбл так напирает, что я в любом случае не смог бы вставить ни слова.

– Я не знаю, что происходит между вами, да и кто я такая, чтобы судить? Но я не уверена, что она сама это понимает. Я только знаю, что она думает, что ее чувства безответны, именно поэтому она уходит. Она больше не может мириться с этим.

– Больше не может мириться с чем? – наконец, спрашиваю я надломленным голосом. Звучит так, словно не выдержу и заплачу.

– Джен не может любить тебя безответно. – Фэйбл смотрит на меня таким проницательным взглядом, что не понимаю, как Дрю порой выдерживает это. Ее безудержная любовь к нему не знает границ, но ее взгляд проникает прямо в душу, так что невольно начинаешь ерзать на месте, словно маленький нашкодивший ребенок. – Итак. Ты чувствуешь к ней то же самое или просто дурачишь ее?

– Я…

– Если ты скажешь «не знаю», клянусь богом, я врежу тебе.

Нервно сглотнув, я понимаю, что мой голос меня не слушается. В угрозе Фэйбл я ничуть не сомневаюсь. Она кого угодно схватит за яйца.

– Знаю, я пересекла черту «начальник – подчиненный», но ты должен услышать это, Колин, и я думаю, ты сам это понимаешь. Именно поэтому ты молчишь и не злишься на меня за то, что я маленькая грубая стерва, которая лезет не в свое дело. – Фэйбл подходит ближе, пугая меня до чертиков, но я не двигаюсь с места, подбадривая себя и настраиваясь на следующую серию ударов.

Но она атакует словами.

– Если не хочешь, чтобы Джен ушла, то тебе нужно найти яйца, над которыми ты так трясешься, стать уже мужиком и поговорить с ней. Не позволяй ей уйти. Расскажи ей о своих чувствах.

Ага, на словах все звучит так просто, хотя… это не так.

– Она уже ищет другую работу, – пытаюсь я протестовать. – На неделе она хочет заняться поисками квартиры: совместной арендой жилья.

– Отговорки. – Она машет рукой, отметая мои слова. – Но если ты готов так легко ее отпустить, то пожалуйста, поддержи ее в этой затее. Упрости ей задачу – выкинь ее из своей жизни раз и навсегда. – Фэйбл закатывает глаза и смеется, хотя я не слышу ни намека на юмор. – Разве ты не задумываешься, почему не можешь отпустить ее? Разве не понимаешь, что все равно преследуешь ее, где бы она ни была и что бы ни делала? Постоянно пытаешься заманить ее в свои сети? Если хочешь дать ей свободу, которую она так отчаянно ищет, то уважай, черт возьми, ее право уйти отсюда.

Прежде чем я, наконец, смог придумать, что сказать в свою защиту, она уходит, хлопнув дверью с такой силой, что звук сотрясает все здание, а заодно и мои кости.

Она оставила меня наедине со своими мыслями и чувствами, и теперь они взрываются во мне, изводят меня; и я знаю, что мне никак не смириться со всем этим дерьмом.

Поэтому я тоже захожу внутрь и скрываюсь в своем кабинете.

Прячусь от Джен.

 

 

Глава 7

 

Джен

 

– Мы знакомы?

Подняв глаза, я вижу мужчину приблизительно сорока пяти лет, который стоит у стойки хостесс и смотрит прямо на меня.

Ресторан переполнен, персонал буквально сбивается с ног. И хотя у меня должен быть перерыв, вместо этого я помогаю за стойкой хостесс, принимая оплату и приветствуя гостей, сверяясь с таблицей бронирования, пока администратор рассаживает в зале других клиентов. Со всеобщего одобрения я всегда так делаю, когда у нас много работы. Сегодня вечером как‑то особенно оживленно, что лишний раз доказывает, что Колину следует нанять больше людей. И я чувствую себя виноватой за свой уход.

Встреча с этим мужчиной напоминает, почему я должна уйти. Я совсем не хочу узнавать его, но все же узнаю. И это плохое воспоминание, с которым я не желаю сталкиваться, особенно здесь.

Я слегка улыбаюсь, пытаясь сдержаться и не послать его. Мне совсем не нравится, как он смотрит на меня. Он протягивает кредитную карту для оплаты ужина, и я автоматически беру ее.

– Вы постоянный клиент «Квартала»? – У нас много постоянных клиентов, хотя они, как правило, моложе этого человека. Я знаю, что он завсегдатай, но не этого места.

– Нет, жена убедила меня привести ее сюда, чтобы отпраздновать годовщину свадьбы, – говорит он раздраженно; и мне интересно, как так вышло, что я обслуживаю его, ведь он клиент Фэйбл?

– Мои поздравления, – произношу я неуверенно, и чувство вины постепенно отступает. Конечно же он женат. Они ведь все женаты? – Вам понравился ужин?

– Слегка дороговато, – фыркает он, снова раздражаясь.

Не глядя на него, я постукиваю пальцами по экрану в ожидании одобрения кредитной карты. Подтверждение проходит довольно медленно, и когда наконец появляется чек, я вынимаю карту из терминала и протягиваю ему, практически засунув ручку в его руку.

– Знаю, что видел тебя раньше, – говорит он, подписав чек и толкая ручку обратно через стойку. Я не смела поднять глаза, и он, кажется, понимает, что я прячусь от него.

– Спасибо, что пришли. Надеюсь, вы хорошо провели время, – говорю я, протягивая ему копию платежного чека. Рискнув поднять на него глаза, я вижу, что его взгляд устремлен мне на грудь и он откровенно рассматривает мое тело.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Библейское выражение (Иер. 1:17). – Не проявляй малодушия, или по‑современному: соберись, тряпка!