Александр Носович

Задворки Европы. Почему умирает Прибалтика

 

Каким будет мир

 

* * *

 

Прибалтика – самый быстро пустеющий регион в мире: за 23 года Литва, Латвия и Эстония потеряли 20 % населения – 1,5 миллиона человек. Такого там не было никогда. Нигде в Европе нет таких масштабов эмиграции населения. Ни по одной стране в мире кризис 2008 года не ударил так сильно, как по Латвии.

Однако в СМИ транслируется другой образ стран Прибалтики – их политические и экономические реформы представляют как «историю успеха». И разрыв между реальной Прибалтикой и ее мифологизированным восприятием стремительно растёт.

Советская заграница и «наш маленький Запад», «идеальная модель» перехода от социализма к рынку, затем «балтийские тигры» – Прибалтика всегда воспринималась как самый прогрессивный, самый передовой и самый европейский регион Советского Союза, а затем и постсоветского пространства. На самом деле там точно так же, как в других постсоветских республиках, у власти сохранились старые партийные и комсомольские кадры, а методы их работы основываются на худших советских практиках. В Прибалтике появились свои политдиссиденты, теперь там судят за споры по историческим вопросам, за несогласие с позицией властей отключают от эфира телеканалы, а старые советские фильмы, показываемые на Новый год, и песни российских исполнителей считают угрозой политическому строю.

Постсоветские Литва, Латвия и Эстония существуют на основе квазирелигиозной системы табу, умолчаний, запретов, сакральных тем. Основа их государственности – этнический национализм, оборачивающийся преследованием национальных меньшинств, прежде всего, русских. В Европе XXI века при таком положении дел сложно говорить о прогрессе и передовом развитии.

Поэтому главная цель данной книги – показать настоящие, а не выдуманные Литву, Латвию и Эстонию. И доказать реальность их проблем. Настоящая Прибалтика – это не история успеха. Это история упадка. Увядания, старения, дряхления и массового исхода трудоспособного населения. Это проявляется во всем: и в том, что оттуда хочет уехать абсолютное большинство молодежи, и в разрушенных предприятиях, и в болезненной актуальности старых обид 70?летней давности. Встав однажды на «Балтийский путь» эти страны оказались в тупике. И объяснение того, как и почему Литва, Латвия и Эстония в своем развитии зашли в этот тупик, что с ними будет дальше, и чем это грозит Европе – еще одна цель, которую преследует автор.

 

Введение. Мифы Прибалтики и мифы о Прибалтике

 

Самая прогрессивная, самая утонченная, изысканная, лощеная, европейская – такой была Прибалтика в сознании нескольких поколений советских людей. Советская Скандинавия, «наш маленький Запад» – сколько жителей огромной страны в 70–80?е годы мечтали увидеть Литву, Латвию и Эстонию своими глазами, посмотреть на настоящую Европу, не переходя за ту сторону «железного занавеса»!

Мода на Прибалтику в позднем СССР была бесконечной.

Три прибалтийские республики, наряду с советской массовой культурой, сформировали modus vivendi человека эпохи «развитого социализма»: мечту о европейских образе жизни, культуре быта и уровне потребления без отказа от советского проекта.

В советскую Прибалтику ехали, чтобы покупать лучшие в стране продукты и ткани, не простаивая часами в очередях, пить кофе в барах и ресторанах, не выслушивая хамоватых официанток, и гулять по узким улочкам, на которых снимали политические детективы про «загнивающий Запад». Запад, конечно, загнивает, но пахнет хорошо: почувствовать аромат своего собственного доморощенного Запада и приезжали в Прибалтику по 2,5 миллионов человек в год – 12 % от всех советских туристов.

Литовская, Латвийская и Эстонская ССР были на 1/6 части суши пространством свободы. Для всех. Интеллектуалы ездили в Тарту послушать лекции академика Лотмана, молодежь ездила туда же на первый в Союзе регулярный рок?фестиваль. В Риге появилась первая дискотека, в Таллине – жевательная резинка, в Вильнюсе – «шведский стол». «Ну, из нашего достаём разве только прибалтийское»: эта фраза относилась и к проигрывателям для грампластинок, и к духам фирмы «Дзинтарс», и к эстонскому трикотажу.

Советский Союз построил для своих граждан среднего достатка потребительский рай и несколько десятилетий демонстрировал его на узкой полоске вдоль берега Балтийского моря.

О том, что «наш маленький Запад» создан искусственно и за счет остальной страны, имели представление немногие и не говорил вообще никто. За счет остального СССР «три прибалтийских сестры» удовлетворяли все свои потребности в нефти, газе, угле, химической продукции – всё это продавалось им по дотационным ценам, менее чем в половину от реальной стоимости. Сельскохозяйственную продукцию Прибалтика производила тоже на чужие деньги: мелиорация земель осуществлялась целиком за счет союзного бюджета. При этом в Прибалтике было осушено около 80 % всех сельхозугодий, тогда как в целом в СССР – 6,8 %, а в соседних Псковской и Смоленской областях – 2,5–3 %. Фабрики и заводы, пансионаты и санатории, морские порты и даже собственную атомную станцию – всё это Литве, Латвии и Эстонии строил союзный Центр.

Но для советского обывателя, живущего мечтой прогуляться по Юрмале «долгой дорогой в дюнах» или отыскать в Риге ту самую Блюменштрассе из «17 мгновений весны», все это было неинтересно и неважно. Поэтому когда в перестройку Прибалтика первой побежала из СССР, столичная и не только либеральная интеллигенция встретила этот процесс с восторгом – мол, у прибалтов «совка» было меньше всего, будет исторически справедливо, если они первыми и уйдут в Европу. Гибель 13 литовцев и 5 латышей в январе 1991 года вызвала даже больший шок, чем тысячи жертв Нагорного Карабаха: как можно силой удерживать эти европейские небесные создания в «Этой Стране»?! Первой же крови в Прибалтике оказалось достаточно, чтобы Горбачев навсегда отказался от идеи вернуть её силой, а весь мир признал независимость балтийских республик.

В 90?е годы отношение к странам Балтии изменилось. Если в восьмидесятых «маэстро» Раймонд Паулс подарил России лучшие песни Аллы Пугачевой, то в девяностых Латвия и Эстония обогатили русский язык словом «неграждане». Вчерашние поклонники Рижского Дома моды с ужасом узнавали, что в новой, «европейской» Прибалтике разрешена свастика, проходят марши ветеранов СС, советских ветеранов преследуют, а протестующих пенсионеров избивают. Правители «свободной Балтии» тайно и явно поддерживают чеченских боевиков, а отношения с Россией сводятся к требованиям заплатить им за «советскую оккупацию».

Однако сформировавшийся при Брежневе образ «нашего маленького Запада», который теперь стал частью Запада настоящего, большого, оказался живуч. Поэтому для Литвы, Латвии и Эстонии стали искать и находить оправдания. И в войне всё было не так однозначно, и оккупация у них в самом деле была, и русских у них есть основания не любить, и лишение прав они обосновывают, и вообще они же маленькие! Пройдут этап формирования национального государства, перебесятся, возместят былые обиды и станут терпимее и добрее.

В результате на базе старого сформировался новый миф: страны Балтии – это образец того, как нужно жестко, радикально и без «достоевщины» переходить к западным институтам, демократии и рынку. Безжалостно рвать со всем советским, включая и людей. С Россией как правопреемницей СССР не церемониться, перегнуть палку с национализмом при создании новой идеологии не бояться. Только так и можно вернуться на украденный советской властью европейский путь развития.

У многих плохо информированных или живущих в своем собственном мире граждан такое представление о Прибалтике существует до сих пор. У большинства же российского населения никакого представления о тех трех странах не осталось вовсе: за минувшие десятилетия Литва, Латвия и Эстония выпали из поля зрения – они давно уже никому не интересны. А для тех, кому хочется «жить как в Европе», теперь открыта для подражания настоящая Европа. Хоть Швеция, хоть Италия, хоть Бельгия, хоть Швейцария. Но где?то на массовом уровне все же присутствует ощущение, что из всех 15 республик бывшего СССР только прибалты и стали «настоящими европейцами».

Это ощущение ложное. «Настоящие европейцы» – это такой же миф, как «балтийские тигры», якобы создавшие суперэффективную рыночную экономику. В реальной Прибалтике сажают за споры по историческим вопросам, за несогласие с позицией властей отключают от эфира телеканалы, а старые советские фильмы, показываемые на Новый год, и песни российских исполнителей считают угрозой политическому строю. Уехать оттуда и никогда не возвращаться мечтает абсолютное большинство местной молодежи, а 20 % населения уже уехали, и этот процесс продолжается.

Ни один регион в Европе не имеет таких темпов запустения и оскудения. Эстонцы, латыши и литовцы – вымирающие народы: у них смертность стабильно превышает рождаемость, а молодое поколение бежит в Западную и Северную Европу. При сохранении нынешних темпов деградации через 40–50 лет Латвия, Эстония и Литва войдут в историческую науку как первые в мире государства?призраки: территория и суверенитет у них будут, а население – нет.

Сегодня Прибалтика заслуженно находится на обочине мировой истории, однако совершенно несправедливо, что ученые всего мира уделяют ей так мало внимания. Ведь это выдающийся объект для исследования: европейский регион, который в XXI веке неуклонно превращается в пустырь. Это в XIX веке в Италии или Ирландии целые города стояли пустыми, потому что жители целыми городами эмигрировали в Америку, сейчас в Европе такое представить невозможно. Но в Латвии и Литве именно это и происходит – города стоят полупустыми, потому что жители эмигрировали. В современной Европе, а не в постколониальной Африке новые правители сознательно и методично уничтожали свою промышленность и сельское хозяйство, называя это «наследием оккупации». В Латвии и Эстонии даже возник собственный апартеид – институт негражданства.

Когда распался СССР, Россия как единственная официальная преемница наследовала и все долги Советского Союза. Страны Балтии, таким образом, вступали в новую жизнь ничем финансово не обремененные. Сейчас государственный долг Литвы больше трети, а Латвии – около половины от их ВВП. Реальное производство там уничтожено, а экономики знаний быть создано уже не может – это к вопросу о «балтийских тиграх». Политическое в Прибалтике деградирует не меньше, чем экономическое: от выборов к выборам националисты приходят к власти на теме «русские идут!». Кроме мифов о Прибалтике, есть мифы и самой Прибалтики, которые придумало и распространяет политическое руководство, как для внутреннего, так и для внешнего употребления. Теорию «советской оккупации», за отрицание которой могут посадить в тюрьму те же люди, что и в годы «оккупации» находились у власти, возглавляли республиканские ЦК или горисполкомы, преподавали в высших школах КПСС. «Русская угроза» – все помыслы Кремля направлены на то, чтобы захватить Литву, Латвию и Эстонию, местные русские – пятая колонна Москвы, а все настоящие патриоты должны быть бдительны, готовы в любой момент дать отпор и т. п. Неудивительно, что при такой социально?психологической атмосфере из Прибалтики уезжают сотни тысяч человек, отказываясь там жить или, во всяком случае, не желая этого своим детям.

Постсоветская Прибалтика – это история упадка, а не успеха. Разобраться в причинах этого упадка очень важно для любого человека, который не хочет, чтобы его страна прошла по «балтийскому пути». Этот путь до сих пор многим кажется привлекательным: европейские институты, безвизовый режим, членство в ЕС, в НАТО… Но на самом деле это путь в балтийский тупик.

 

Глава I. Пора валить: эвакуация из зоны социально?экономического бедствия

 

Последний, кто будет улетать, не забудьте выключить свет в аэропорту.

Прибалтийская шутка

 

Прибалтика – стремительно пустеющий регион. Любые разговоры об эффективности модели развития балтийских стран опровергаются неоспоримым фактом: из этих стран массово уезжают люди. Подобных темпов эмиграции эта часть побережья Балтийского моря еще не видела: население Литвы, Латвии и Эстонии тает на глазах, растекаясь тонким слоем по Евросоюзу. Едва ли можно считать успешными страны, из которых мечтает уехать абсолютное большинстве молодежи и уже уехали сотни тысяч человек.

 

1. Депопуляция Прибалтики: пустырь на окраине ЕС

 

По данным последней советской переписи населения, в 1989 году в Прибалтике проживало почти 8 миллионов человек. По данным статистических служб Литвы, Латвии и Эстонии, сейчас на той же территории проживает 6,1 миллиона человек.

То есть за последние 25 лет Прибалтика потеряла примерно два миллиона жителей. Население региона сократилось почти на четверть! Это беспрецедентный показатель для современной Европы: в одном из регионов ЕС происходит настоящая демографическая катастрофа – население Литвы, Латвии и Эстонии сокращается в масштабах, которые ставят под сомнение будущее этих стран.

Для внешнего мира трагедия Прибалтики не заметна – ему до нее вообще особого дела нет. Но для самих Литвы, Латвии и Эстонии ситуация от этого не менее драматична: речь идет ни больше, ни меньше, чем о национальной катастрофе. Государства Прибалтики лишаются человеческого капитала: при продолжении нынешних темпов процесса сокращения населения (а этот процесс и не думает останавливаться) у них в долгосрочной перспективе вместо населения останется одна лишь территория.

В мировой истории такие демографические катастрофы в такой короткий срок вызывались войнами, эпидемиями и потерями территорий. Но «три прибалтийские сестры» вышли из СССР практически бескровно, за независимость не воевали, всю территорию сохранили, а из массовых эпидемий в Европе к концу XX века остался только грипп. Тем не менее, по итогам двух десятилетий независимости Литва потеряла миллион жителей – было 3,7 миллионов населения, стало 2,7 миллионов – минус 27 % населения. Численность населения Латвии недавно «преодолела психологически важную отметку»: в 2014 году Центральное статистическое управление признало, что жителей страны уже меньше 2 миллионов человек. На момент провозглашения независимости в Латвии жили 2,7 миллионов человек, значит, поражение в численности составило 26 % населения. Не так драматически, но тоже сократилось население Эстонии: было полтора миллиона жителей, стало 1,3 миллиона – то есть страна потеряла 13 %.

Прибалтика никогда не была плотно заселенным регионом, но и таких темпов сокращения численности там тоже никогда не было. Плотность населения в регионе сейчас составляет 39 человек на квадратный километр – по этому показателю балтийские страны идут во второй сотне государств мира, а в Европе менее заселены только соседи по Балтийскому региону – страны Скандинавии.

Кстати, как раз в Скандинавии в XIX веке население сокращалось со скоростью, сравнимой с прибалтийской, и так же это было связано с эмиграцией и невозможностью нормально жить на родине. Но эту аналогию лучше не развивать – сказанное вовсе не означает, что страны Балтии по итогам своего нынешнего развития станут жить как шведы и норвежцы. Ирландцы, итальянцы, шведы, португальцы и прочие народы уезжали в Америку в условиях и под влиянием демографического бума, охватившего Европу в XIX веке. Латыши, литовцы и эстонцы бегут из своих стран в условиях, когда смертность там стабильно превышает рождаемость, а власти по идейным соображениям не хотят заниматься социальной политикой. В результате происходят вымирание прибалтийских народов и эмиграция, вызываемая в том числе социальной политикой: чужие страны – Великобритания, Ирландия, в отличие от родных, демократически избранных лидеров, сразу по прибытии предоставляют латышу/литовцу «социальный пакет» (подробнее см. Глава VII).

В сухом остатке: на территории 175 тысяч квадратных километров обитает 6,1 миллиона человек, и население продолжает убывать. На юге с Прибалтикой граничит 38?миллионная Польша, на востоке – 142?миллионная Россия, на севере – быстрее всех среди государств Балтийского региона растущая Скандинавия.

По подсчетам латвийского демографа Петериса Звидриньша, по итогам прошлого десятилетия среди стран региона Балтийского моря численность населения выросла только в Скандинавии (и существенно выросла: 8,3 % в Норвегии, 5,4 % в Швеции, 3,5 % в Финляндии), что связано в первую очередь с иммиграцией, во вторую – с особым отношением скандинавских государств к социальной политике. А рекордсменами сокращения населения оказались Латвия и Литва, что связано в первую очередь с эмиграцией, во вторую – с игнорированием балтийскими государствами социальной политики[1].

Когда?то успешный, растущий и развивающийся регион, сейчас Прибалтика превращается в пустырь на окраине Европейского союза, со всех сторон окруженный более успешными соседями.

Эти соседи продолжают развиваться: при всех различиях в развитии Норвегии и Белоруссии, России и Финляндии, Швеции и Польши, эти страны объединяет то, что история в них не остановилась. Можно ли сказать то же самое о Литве, Латвии и Эстонии? Первое впечатление, которое возникает от знакомства с ними, – это ощущение остановившегося времени. От поездок по Латгалии (восточной Латвии) у путешественников возникают ассоциации со взрывом нейтронной бомбы: города, здания, улицы остались, а людей нет. Такие ассоциации неудивительны: в Даугавпилсе жило 130 тысяч человек, сейчас – 90 тысяч, в Резекне – 43 тысячи, сейчас – 32 тысячи. В Лиепае жило 114 тысяч, теперь – 80, в Екабпилсе, соответственно, 31 и 24 тысячи.

Согласно результатам последней переписи, 21 % жилищ в Латвии пустует.

«Самый русский» город Эстонии – Нарва, в 1989 году насчитывал 81 тысячу жителей, спустя четверть века – 62 тысячи. В «самом эстонском» городе Эстонии – Тарту, четверть века назад жили 114 тысяч человек, теперь – 92 тысячи. В Каунасе, одном из двух важнейших городов литовской истории, жило 423 тысячи, теперь живет 300 тысяч, в Клайпеде было 207 тысяч, стало – 157 тысяч. И речь еще идет об относительно крупных городах, что уж говорить о поселках городского типа и сельской местности – наполовину пустых, депрессивных, начисто лишившихся молодежи? Абсолютное большинство населения там даже не живет, а доживает свой век, ничего нового от жизни не ожидая.

Можно возразить, что описанная картина провинциального упадка типична не только для Прибалтики – еще более депрессивные картины с заброшенными деревнями и полупустыми городами можно увидеть в соседних Псковской и Ленинградской областях России. Это правда, но только в Литве, Латвии и Эстонии деградация распространяется не на условную провинцию, а на всю страну. В странах Балтии нет «точек роста», в которых концентрируется все активное, трудоспособное население, в которые стремятся перебраться из родной глухомани. В Прибалтике глухоманью считают свои страны в целом, и внутренняя миграция там никакой значимости не имеет. Из Псковской области хотят уехать в Санкт?Петербург или Москву – Россия, таким образом, ничего не теряет. Из Прибалтики «валят» в Лондон, Дублин, Норвегию, Финляндию – тем самым Литва, Латвия и Эстония неуклонно теряют человеческий потенциал.

О том, что депопуляция в регионе – недуг общегосударственный, ясно свидетельствует статистика по столицам. Прибалтийские столицы в численности теряют точно так же, как глубинка. Во время провозглашения независимости Эстонии в Таллине жило 482 тысячи человек, сейчас – 395 тысяч. В Вильнюсе за четверть века население снизилось с 583 до 523 тысяч. В 1989 году в Риге проживало 915 тысяч человек, – вместе с пригородами это был город?миллионник. Теперь в столице Латвии живет 700 тысяч человек.

«В центре Риги, конечно, хорошо: там очень культурно, в ресторанах вкусно кормят, никто не хамит, все спокойно общаются на русском языке, если туристы из России или Украины. Но это туристы – они приезжают и уезжают. А местные сидят по домам, денег у них нет, поэтому еду и обслуживание в ресторанах они оценить не могут. И ощущение застывшей жизни, увядания какого?то, конечно, чувствуется», – рассказывает бывшая жительница Латвии, переехавшая в Калининград, – здесь я постоянно вижу молодых мам и пап с колясками – для Латвии это зрелище непривычное… Я сейчас туда приезжаю, так потом даже фотографии в Facebook специально выкладываю, потому что я в центре города могу находиться в выходной день и видеть на улицах три человека и две машины[2]».

За минувшие два с половиной десятилетия балтийские государства потеряли самое главное – человеческий потенциал.

За два постсоветских десятилетия их население уменьшилось на столько же, насколько оно увеличилось за четыре десятилетия в составе СССР. К началу Второй мировой войны в независимых Литве, Латвии и Эстонии проживало столько же народу, сколько живет в них сейчас. При всех реально имевших место репрессиях сталинского режима в гипертрофированной форме расписываемых ныне прибалтийскими политиками, по итогам советского периода истории титульные нации Литвы, Латвии и Эстонии были многочисленны как никогда. По итогам двух десятилетий существования провозглашенных во имя их сохранения и процветания национальных государств, литовцы, латыши и эстонцы отказываются жить в своих странах и эмигрируют – происходит неуклонное вымирание титульных наций балтийских стран.

Едва ли можно назвать историей успеха то, что три государства, у которых в момент перехода в «самостоятельное плавание» были все стартовые данные, необходимые для успешного развития, в итоге откатились до показателей первой половины прошлого века по численности населения. «Страны Балтии, часто представляющиеся в западной прессе как смелые экономические реформаторы и образцы «новой Европы», как представляется, самая быстро вымирающая область во всем мире», – пишет экономический обозреватель Forbes Марк Адоманис, – Так что в следующий раз, когда вы слышите, как «Балтией» оправдывают ту или иную консервативную экономическую политику, имейте в виду, что в течение последних двух десятилетий численность их населения рухнула с исторически беспрецедентной скоростью»[3].

 

2. Эмиграция в цифрах: сколько уехало из Литвы, Латвии и Эстонии?

 

Главная причина феноменального обезлюдения Прибалтики – повальная эмиграция населения из региона. Из стран Балтии не просто уезжают – из них бегут: этот процесс начался с момента провозглашения независимости и не прекратился до сих пор. Для современной Европы, в которую все больше иммигрируют из Азии и Африки, подобные темпы эмиграции отдают XIX веком и совершенно нетипичны. Прибалтика не только обгоняет Болгарию и Румынию в качестве лидера европейской эмиграции – происходящие там процессы опустения территории находятся за гранью любых тенденций, имеющих место в Европе.

 

Литва

 

По официальным данным Департамента статистики Литвы, с 1990 по 2010 год из страны уехало 615 тысяч человек – это пятая часть населения страны. В среднем в год из Литвы эмигрировали по 30 тысяч человек, к середине 2000?х поток эмигрантов было замедлился, однако с началом экономического кризиса 2008 года началась уже массовая эвакуация населения. Согласно тому же Департаменту статистики, в 2011 году из Литвы уехали 54 тысячи человек, в 2012–41 тысяча, в 2013–39 тысяч. Если сложить эти цифры с данными за предыдущие 20 лет, то получится, что за четверть века Литву покинули 750 тысяч человек, и это только официальные цифры – далеко не все уезжающие декларируют свой отъезд из Литвы.

Реальные цифры эмиграции приближаются к миллиону.

Пик эмиграции – он же и пик кризиса: рекордные 84 тысячи жителей эмигрировали из Литовской республики в 2010 году. Тяжелое экономическое положение и отсутствие в Литве рабочих мест называются главными причинами литовской эмиграции во всех международных отчетах, посвященных этой проблеме.

«Большинство эмигрантов покидают Литву после потери работы. Например, 85 % лиц, декларировавших свой отъезд в 2010 году, указали, что до отъезда они были безработными в течение года и более. Этот фактор отталкивания усиливает такой аспект притяжения, как заработная плата в основных странах назначения эмигрантов. Сточки зрения покупательной способности она в два?три раза выше, чем в Литве. С точки зрения современных цен (то есть без учета стоимости проживания в странах назначения) заработная плата может в шесть раз превышать среднюю зарплату в Литве», – говорится в докладе 2011 года Вильнюсского бюро Международной организации по миграции[4].

В том же докладе отмечается «необходимо учитывать и другие социально?экономические факторы, например, чувство социальной незащищенности, недостаток справедливости, неудовлетворительное отношение работодателей к работникам, лучшие перспективы карьеры за границей». Трагическое состояние социальной сферы в Литве подтверждают и в ЕС. Согласно «Eurostat», в 2013 году 32,5 % населения Литвы жили в риске материальной отчуждённости, то есть на грани депривации – психического состояния, вызванного лишением человека средств для удовлетворения необходимых жизненных потребностей. Согласно ему же, 54 % литовцев жалуются на состояние здоровья – это один из худших показателей в Европе.

При таких показателях, да в условиях, когда страна входит в ЕС и границы открыты, неудивительно, что люди массово бегут из Литвы.

«Данные показывают, что высококвалифицированные работники умственного труда высококвалифицированные рабочие составляют почти 40 % эмиграционного потока. Как следствие, в некоторых сферах рынка труда уже ощущается дефицит ученых, инженеров, медицинских работников и IT специалистов. Это «утечка мозгов», вызывает все большее беспокойство в Литве» – говорилось в «Обзоре международной миграции» Организации экономического сотрудничества и развития за 2007 год. «Безработица, особенно среди молодежи (35,1 % в 2010 году и 32,9 % в 2011 году) может частично объяснить рост доли эмигрантов в возрасте от 20 до 34 лет с докризисного уровня в 47 % в 2008 году до 56 % в 2011 году. С непропорционально высокой долей эмиграции молодых людей и демографическим дисбалансом связана ожидаемая в будущем нехватка рабочей силы», – сказано в аналогичном докладе ОЭСР за 2013 год[5].

То есть международные эксперты последовательно диагностировали все эти годы, что из Литвы разъезжаются все возможности для её развития в будущем: научно?технические работники, квалифицированные специалисты, молодежь. Половина литовской эмиграции – люди со средним профессиональным и высшим образованием. Больше половины (52 %) уехавших – женщины. Чаще всего уезжают молодые люди, не успевшие обзавестись семьей, однако устойчивая тенденция последних нескольких лет – эмиграция целыми семьями. Или, как вариант, детей оставляют со старшими родственниками или остающимся родителем с расчетом на то, чтобы через несколько лет, после обустройства на новом месте, все равно их вывезти. Говорить о временном характере трудовой миграции в виду этого становится совсем глупо. Традиционная семья по?литовски – это все чаще дедушка с бабушкой, к которым дети отправляют на лето внуков из Лондона. О том, что дети или внуки, когда вырастут, будут жить в Литве, естественно, и речи не ведется. Будущего у страны, живущей подобным образом, нет.

 

Латвия

 

Реальные масштабы эмиграции из Латвии многократно отличаются от цифр Центрального статистического управления, потому что, например, из семи латвийцев, регистрирующих свое прибытие в страну в миграционной службе Ирландии, только один зарегистрирован, как человек, покинувший страну, в миграционной службе Латвии. По подсчетам профессора факультета экономики и управления Михаила Хазана, с 2000 по 2011 год из Латвии уехало 140 тысяч человек, и это не считая тех, кто находится в странах ЕС на полулегальной основе – не регистрируясь. Другой профессор Латвийского университета, руководитель аудиторской фирмы BDO Invest Riga Андрис Дениньш в 2012 году утверждал, что всего за годы независимости из Латвии уехало как минимум 450 тысяч жителей, а не 200 тысяч, как утверждает официальная статистика. Результаты переписи населения 2011 года показали, что за границей пребывает 326 тысяч граждан Латвии. Все эти споры о реальных и «нарисованных» цифрах эмиграции ведутся в стране, население которой уже меньше 2 миллионов человек.

Первый пик эмиграции в Латвии пришелся на начало 90?х – из страны побежало русское население, лишенное гражданства и провозглашенное «оккупантами». Не побитый до сих пор рекорд эмиграции был установлен в 1993 году: на следующий год после разделения общества на граждан и «неграждан» из Латвии навсегда уехали 36 тысяч человек. Совсем другая история началась после вступления страны в ЕС. За 10 лет членства в Евросоюзе из Латвии эмигрировали 13 % населения. Пик эмиграции пришелся на мировой экономический кризис, ударивший по Латвии больнее, чем по кому бы то ни было, и сделавшей её страной?банкротом. По данным Центрального статуправления, в 2010 году республику покинули 11 тысяч человек, в 2011?м – уже 30 тысяч, в 2012?м – 25 тысяч, в 2013?м – 23 тысячи.

Если отток населения будет продолжаться такими же темпами, то к 2030 году из Латвии уедет все трудоспособное население.

Согласно онлайн?опросу 2012 года, проведенному среди пользователей латышской социальной сети draugiem.lv, большинство уехавших латышей назвали причиной своей эмиграции финансовые проблемы с выплатой ипотечных кредитов – закономерный итог формирования в Латвии экономики «кредитных пузырей», «лопнувшей» во время кризиса 2008 года (подробнее см. Гл. II). «Латвийский «пузырь» на рынке недвижимости привел к тому, что большинство мигрантов – выходцы из рижской агломерации, а не из сельских районов. На фоне низких процентных ставок и высоких зарплат в период экономического подъема многие жители столичного региона брали ипотечные и потребительские кредиты. Поэтому не вызывает удивления, что «кризисные» мигранты в значительной степени представлены бывшими жителями рижской агломерации, – так интерпретируют результаты исследования сотрудники Латвийского университета, Тартусского университета и Университета Отто Фридриха в Бамберге Д. Гёлер, 3. Кришьне и М. Берзиньш[6]. Впрочем, из сельской местности в Латвии тоже эмигрируют: там не было кредитно?потребительского бума «жирных лет», но и работы также не было, нет и не предвидится.

Однако латвийские власти не обращают на проблему должного внимания. Для них изгнание за кордон населения оказалось своеобразной панацеей: в начале 90?х для устойчивости своего политического курса они говорили местным русским «чемодан, вокзал, Россия», а в конце 2000?х стали решать экономические проблемы за счет выдворения из страны безработных.

По официальным данным, 60 % эмигрантов – молодежь в возрасте до 35 лет. По неофициальным данным этот показатель составляет 75–80 %. За границу уехало минимум 17 % латвийской молодежи – это если принимать на веру правительственные данные. Больше того: около четверти эмигрантов составляют молодые люди от 15 до 24 лет. Так же, как и в Литве, наметилась тенденция эвакуации из Латвии с семьями.

Ни о каком временном отъезде на заработки в таком случае говорить не приходится – люди просто не хотят жить в своей стране. И их трудно за это осуждать: по «коэффициенту Джини» Латвия занимает первое место в Европе по степени имущественного расслоения населения, а по статистике «Eurostat», она же является антилидером ЕС по количеству населения, живущего за чертой бедности. По индексу человеческого развития ООН Латвия занимает последние места в Евросоюзе, наряду с Болгарией и Румынией. Неудивительно, что именно из этих стран идет самый массовый поток внутренней миграции в Западную и Северную Европу. Латвийской республике этот поток в перспективе ближайших десятилетий не оставляет никаких шансов.

 

Эстония

 

Для Эстонской республики эмиграция – не такая острая тема, как для Латвии и Литвы, однако и там потеря 130 тысячи человек уехавшими (а это 10 % населения) – нешуточный вызов для 1,3 миллионного государства.

У эстонцев несколько иная география массовой миграции: более половины эмигрантов уезжают оттуда в соседнюю Финляндию. Финны и эстонцы – два родственных друг другу народа финно?угорской группы: их языки соотносятся друг с другом примерно как русский с украинским, а развитие отношений друг с другом является приоритетом обеих стран, поэтому сложностей при трудоустройстве на новом месте у эстонских переселенцев обычно не возникает. При этом зарплаты в Финляндии в 5–6 раз больше, чем в Эстонии, а по уровню ВВП на душу населения Суоми занимает 18?е место в мире, тогда как в Эстонии за чертой бедности находится 17,5 % населения, а расходы на социальную сферу еще недавно находились на последнем месте в Евросоюзе: 12 % государственного бюджета против 27 % в среднем по ЕС.

Поэтому неудивительно, что из Эстонии стремятся уехать в Финляндию, а также в традиционные для Прибалтики Великобританию и Норвегию. Также, как и в Латвии, первая большая волна эмиграции из Эстонии была связана с выдворением из страны русскоязычного населения: Эстонская республика в унисон с Латвийской вводила в начале 90?х годов институт негражданства, законы об иностранцах и основах языковой политики (подробнее см. Глава V). Кроме того, из?за ликвидации советских армейских частей и жесткого давления эстонского общества и новой власти, из страны в экстренном порядке выезжали военные и их семьи. Поэтому первый пик эмиграции из Эстонии был в 1992 году.

Совершенно другая ситуация возникла, когда открылись границы на запад. С момента вступления страны в Европейский союз – ежегодный прирост количества эмигрантов при неизменно отрицательном сальдо миграции. Резкий рост количества уехавших, разумеется, связан с «эвакуацией» трудоспособного населения после кризиса 2008 года. Кризис ударил по Эстонии не так сильно, как по Латвии и Литве, но его результатом точно так же стала ускоренная эмиграция. Если в 2009?м уехало 4,6 тысяч, то в 2010?м – 5,4 тысячи, в 2011?м – 6,2 тысячи, в 2012 – почти 11 тысяч.

«До того, как не появятся официальные цифры, предположу, что человеческие потери Эстонии за последние 20 лет сопоставимы с произошедшим у нас во время Второй мировой войны», – заявил в 2011 году накануне празднования юбилея провозглашения независимости Эстонии мэр Таллина Эдгар Сависаар, – численность населения является мощнейшим индикатором, показывающим жизнеспособность региона. Для Эстонии в целом такой показатель в любом случае является негативными».

Данный показатель является негативным не только для Эстонии, но и для всей Прибалтики – для Латвии и Литвы даже на порядок больше, чем для Эстонии.

В Таллине в большом ходу шутки про эстонских врачей: в республике дефицит медицинских работников, потому что квалифицированные доктора в большинстве своем при первой же возможности уезжают работать в Финляндии. Это характерная черта – «утечка» образованных и востребованных специалистов из стран Балтии. Но местная эмиграция этим определением не исчерпывается: уезжают не только «белые воротнички» – уезжают и бывшие работяги с закрывшихся заводов, и аграрии из «восстановленных» после «советской оккупации» хуторов, и гуманитарии, получившие диплом юриста Латвийского или Тартусского университета, и отправляющиеся с ним разносить пиво в Глазго или Дублине. Прибалтийская эмиграция многолика: эмигрируют и мужчины, и женщины, и горожане, и селяне, и работники умственного труда, и работники физического, и представители титульных наций, и русскоязычное меньшинство, и семейные, и бессемейные, и люди среднего возраста, и молодежь.

Эмиграция стала социальной нормой литовского, латвийского и эстонского обществ, она определяет ритм жизни в балтийских республиках, а её многостороннее влияние стало неотъемлемой частью местного образа жизни.

Поэтому заведомо лицемерны слабые попытки прибалтийских политиков представить эмиграцию из их стран как временное явление вызванное временными же трудностями. «Временное явление» длится все четверть века существования Литвы, Латвии и Эстонии, причем за последние несколько лет оно резко активизировалось. Но главное даже не в масштабах эмиграции. И не в том, что она то увеличивается, то уменьшается, но не останавливается.

Главное в том, что эмиграция из своих стран превратилась в жизненную стратегию молодежи Литвы, Латвии и Эстонии.

Какими бы ни были впечатляющими цифры реальной эмиграции из балтийских стран, но даже они отступают на второй план по сравнению с результатами опросов нового поколения жителей Литвы, Латвии и Эстонии о том, хотят ли они прожить свою жизнь в родных странах.

 

 

3. Чемоданные настроения: эмиграция как жизненная цель прибалтийской молодежи

 

Чем моложе возрастная группа среди опрашиваемых жителей балтийских республик, тем выше в ней процент эмигрантских настроений. Согласно исследованию социологической службы Baltijos tyrimai 2013 года, среди молодежи от 20 до 29 лет уехать из Литвы хотят 40 % молодых людей – вдвое больше среднего показателя по населению. В самой юной возрастной группе (15–19 лет) своего будущего в Литовской республике не видит 56 % респондентов.

Иными словами абсолютное большинство вступающих во взрослую жизнь граждан Литвы со своей страной эту свою взрослую жизнь не связывают.

Слабым утешением для литовских патриотов будет то, что их молодежь в своем настроении «пора валить» не одинока – такое же настроение охватывает и другие балтийские страны. Согласно исследованию министерства культуры Эстонии от 2012 года, каждый второй житель Эстонии готов эмигрировать из страны, а каждый четвертый уже предпринимал для этого практические шаги. Группа – абсолютный лидер по подверженности эмигрантским настроениям была охарактеризована вице?спикером Рийгикогу Лайне Рандъярв как «владеющая эстонским языком, но критически настроенная по отношению к эстонской государственности молодежь». Другими словами, новое поколение эстонских русских – таллинские школьники и студенты из русскоязычных семей, выучившие эстонский язык и интегрированные в эстонское общество, но прожить жизнь в этом обществе не желающие.

Однако стремление «валить» охватывает не только русскоязычную, но и этнически эстонскую молодежь. О том, как это выглядит на практике, в 2013 году написала в своей ставшей скандально знаменитой статье «Эстонская болезнь» корреспондент «Русского репортера» Ольга Андреева.

«В двух лучших гимназиях Таллина – русской и эстонской – я задавала детям одни и те же вопросы. Ответы чаще всего были разные, и только в одном случае они совпали.

– Вы относитесь к Эстонии как к своей родине?

– Ну, в общем, да, – раздаются неуверенные голоса русских школьников.

– Да, – четко отвечают ребята из школы эстонской.

– Вы задумывались о том, что будущее этой страны – это вы?

– Нет, – увереннее отвечают русские дети.

– Да, – твердо отвечают эстонцы.

– Кто собирается уехать из Эстонии после школы?

В русской школе в воздух вздымается лес рук. В эстонской школе в ответ повисает тяжелое молчание. Оказывается, уезжают все.

– Вы вернетесь?

– Нет, – решительно отвечают в русской школе.

– Ну, в любом случае мы будем поддерживать отношения. У нас здесь родители, друзья. Будем помогать, звонить, ну, письма писать… – робко говорит девушка?выпускница из эстонской школы»[7].

«Я много раз беседовала с молодыми людьми, так что имею представление, к чему они стремятся. Почему они хотят уехать? Да потому, что в Латвии они не видят для себя каких?либо перспектив. К сожалению… Ведь, как известно, от хорошей жизни не убегают», – говорит латвийский социолог Ирина Жемчугова, – Перспектив никаких: молодые люди в один голос говорили мне: ну хорошо, мы отучимся, окончим школу, институт, колледж – не важно, а что потом? Что нас ждет на рынке труда? И сами же отвечали: да ничего хорошего!».

В Латвии ситуация с «чемоданными настроениями» молодого поколения не менее драматична, чем в Литве и Эстонии. Согласно социологическому исследованию 2005 года агентства Latvijas reitingi, проводившемуся среди учеников старших классов, каждый второй школьник, независимо от национальности, – и латыш, и русский, заявлял, что в будущем намерен уехать из Латвии. Согласно аналогичному исследованию Центра Providus, проведенному в 2010 году, эмигрировать планировали 63 % восьмиклассников из русских школ и 39 % восьмиклассников из школ латышских.

Спустя несколько лет после этих резонансных исследований, в 2014 году, Центральное статистическое управление опубликовало официальные данные: 17 % латвийской молодежи эмигрировали за границу в поисках работы – от жизни в Латвии отказался каждый шестой её молодой уроженец.

В этой истории сущность трагедии прибалтийских народов: абсолютное большинство молодых людей не только говорят, что не хотят жить в своей стране – значительная часть из этих молодых людей не ограничивается намерениями, а в самом деле уезжает из страны по достижении совершеннолетия. Хотя данные опросов красноречивы и сами по себе, без корреляции со статистикой эмиграции. Социология намерений – важный индикатор психологического состояния в обществе. Если из Литвы, Латвии и Эстонии стремится уехать абсолютное большинство молодежи этих стран, если в старших классах там модно обсуждать, кто куда уедет по окончании школы, то можно себе представить уровень депрессии, социального пессимизма и массового разочарования в построенных государствах, которыми поражены прибалтийские общества.

Однако для того чтобы массовые «чемоданные настроения» переросли в реальный массовый же отток населения, социальная депрессия и разочарование должны носить хронический характер и вызываться не временными трудностями, а системными проблемами. Эмиграция – это тяжелый и трудный шаг. Между разговорами о том, как хорошо было бы «свалить» куда подальше и реальной сменой страны проживания с отказом от родных мест, усвоенных с детства условий жизни и языка при неизбежном в начале понижении социального статуса на новой родине и порой до конца жизни осознаваемой неполноценностью по сравнению с коренным населением, должна быть большая трагедия. Поэтому если в Прибалтике имеет место даже не отток, а массовый исход населения, то большая трагедия там произошла в государственном масштабе. А если этот исход продолжается все годы независимости, то замедляясь, то ускоряясь, но не останавливаясь, то приходится делать вывод, что эта трагедия состоит в общей несостоятельности построенных в Прибалтике государств.

 

4. Прибалтостан: где и кем в Европе работают гастарбайтеры из Литвы, Латвии и Эстонии

 

Современная прибалтийская эмиграция существенно отличается по направлению от предыдущих волн эмиграции из региона. В первой половине прошлого века из Прибалтики эмигрировали остзейские немцы, несколько столетий бывшие доминирующей социальной группой на этих землях. Уезжали они, разумеется, в Германию. Коренные народы в тот же период эмигрировали в Соединенные Штаты, где образовались сыгравшие затем немалую роль при возобновлении государственности американские диаспоры литовцев, латышей и эстонцев. В 70–80?е годы в рамках провозглашенного подхода на воссоединение семей из Прибалтики за «железный занавес» уезжало еврейское население. В 90?е в Россию и другие страны СНГ эмигрировали русскоязычные, не принявшие новых националистических режимов и превращения себя в угнетаемое национальное меньшинство.

После вступления в Европейский союз главные направления эмиграции прибалтов – это Великобритания, Ирландия и Скандинавия. По данным Европейской миграционной сети, в пиковый для стран Балтии в плане оттока населения 2010 год 50 % литовских эмигрантов отправились на заработки в Великобританию, 15 % – в Ирландию, 5,8 % – в Норвегию, 4,6 % – в Германию, 4,3 % – в Испанию. В Латвии для эмигрантов в 2010 году странами назначения были Великобритания (35 %), Норвегия (18 %), Финляндия (15 %), Германия (11 %), Швеция (10 %), Нидерланды (9 %), Дания (9 %). В случае Эстонии место Великобритании занимает Финляндия: как уже было сказано, около половины эстонских эмигрантов переезжают жить к северным соседям. Остальные направления миграции те же, что у Латвии с Литвой.

Британская газета «Daily Mail» привела ошеломляющую статистику восточноевропейской иммиграции в Великобританию. Согласно цифрам, 1,3 % всех проживающих восточноевропейцев на территории Европы, включая страны, откуда они родом – в Великобритании.

Соотношение восточноевропейских мигрантов из Литвы, Латвии и Польши особо выделяется на фоне других стран восточной Европы: каждый тридцатый литовец, каждый тридцатый латыш и каждый шестидесятый поляк проживают в Великобритании[8].

Данные относятся к переписи 2011 года, с тех пор поток иммигрантов из Восточной Европы не прекращался ни на минуту. По данным последней переписи в Великобритании проживает 108 тыс. литовцев, что составляет 3,4 % от всего населения Литвы. Шестьдесят одна тысяча проживающих латышей – 3,2 % от 1,9 млн. населения.

В понимании Западной и Северной Европы Литва, Латвия и Эстония являются типичными странами гастарбайтеров: таджиками и узбеками Евросоюза. Наиболее распространенная сфера применения прибалтийской рабочей силы: неквалифицированный или низкоквалифицированный физический труд.

По оценке службы занятости Европейского союза (EURES) в филиале Латвийской государственной службы занятости, обращающихся за консультациями по поводу работы за рубежом латвийцев больше всего интересует работа в сельском хозяйстве, строительстве, гостиничном, ресторанном бизнесе, в транспортной сфере и в медицине. В реальности именно такая работа и достается гастарбайтерам из Латвии и Литвы: подсобные рабочие, рабочие на сезонных работах, укладчики, комплектовщики, обработчики, грузчики, горничные, кастелянши, посудомойки, санитарки, официантки. Хрестоматийный пример работы прибалта за границей, ставший предметом постоянных шуток у балтийских народов, – поездки «на клубнику» – работы на сборе клубники в английских теплицах.

Случаи занятия выходцами из Прибалтики более престижных, перспективных и высокооплачиваемых вакансий (менеджеры, специалисты узкого профиля, высококвалифицированные рабочие) тоже не редкость, но все?таки, как правило, удел гастарбайтеров из Литвы, Латвии и Эстонии – это низкоквалифицированный и низкооплачиваемый (по меркам страны пребывания) физический труд.

Европейские работодатели в большинстве своем очень ценят и охотно берут на работу гастарбайтеров из Прибалтики – последние на рынке дешевой рабочей силы ЕС славятся своей трудовой этикой, ответственностью, аккуратностью, дисциплинированностью, прилежностью, работоспособностью, бытовой культурой. Все эти черты свойственны национальным характерам литовцев, латышей и эстонцев, они формируются их культурами. В соответствии с классическими экономическими теориями, основывающими экономическое развитие на производительности труда, который в свою очередь зависит от трудовой этики и работоспособности населения, страны Балтии должны были бы быть сейчас лидерами экономического развития Евросоюза. Вместо этого их экономики, периферийные, отсталые и дотационные, поддерживаются на плаву за счет внешних заимствований и структурных фондов ЕС, а население демонстрирует свою работоспособность и трудовую этику не на родине, а в Лондоне, Дублине или Глазго.

Почему так происходит? Для объяснения прибалтийской ситуации подходит теория «Мира?Системы» выдающегося американского экономиста и социолога, одного из лидеров левой общественной мысли Иммануила Валлерстайна. В соответствии с его теорией, страны Балтии – это классическая периферия Европейского союза, понимаемого как система. Ядром этой системы являются страны «старой Европы», в свое время и образовавшие Евросоюз. Для успешного развития процветающего ядра необходимо наличие депрессивной и деградирующей периферии, и именно функцию периферии приняла на себя так называемая «новая Европа» – страны Центральной и Восточной Европы из бывшего соцлагеря, вступившие в 2004 году в Евросоюз и превратившиеся в рынки сбыта европейских товаров и рынки сырья для растущих экономик Западной и Северной Европы. Сырьем в данном случае выступает человеческий труд.

По этой причине вся восточноевропейская иммиграция (болгарская, румынская, польская, прибалтийская) носит трудовой характер.

Этим она резко отличается от внешней иммиграции в Евросоюз с юга: многие турки, арабы, африканцы выбирают себе новой родиной Европу, чтобы безбедно жить там на пособиях по безработице и иных социальных выплатах, щедро предоставляемых им сердобольными европейскими левыми. К тому же их культура зачастую имеет мало общего с прибалтийской трудовой этикой, необходимой для европейского рынка низкоквалифицированного труда.

Однако даже несмотря на заинтересованность своих экономик в гастарбайтерах из Восточной Европы, европейские политики время от времени поднимают вопрос об ограничении трудовой миграции внутри ЕС, призывая стимулировать к трудовой деятельности деградирующих на пособиях по безработице сограждан, а не отдавать их трудовые места полякам или литовцам. «Посетите фабрики нашей страны, на которых более половины рабочих – это иммигранты из Польши, Литвы и Латвии. Вы не можете винить их. Они хотят работать. Они видят, что работа есть, приезжают и занимают эти рабочие места», – заявлял в 2013 году премьер?министр Великобритании Дэвид Кэмерон, призывая ужесточить трудовое законодательство, дабы уменьшить поток иммигрантов из Восточной Европы.

В 2014 году Кэмерон и британские консерваторы заявили о намерении провести референдум о выходе Соединенного королевства из Евросоюза, ориентировочно в 2017–2018 годах – одним из следствий этого выхода будет неизбежное ужесточение правил въезда на туманный Альбион из континентальной Европы, что чревато в первую очередь для Латвии и Литвы, правительства которых привыкли использовать эмиграцию населения как панацею от всех их экономических и социальных проблем. А тут даже простого ужесточения британскими правыми миграционного и трудового законодательства будет достаточно, чтобы вызвать кризис экономической политики стран Балтии, в основе которой – «выпуск пара» социально?экономической напряженности за счет открытых европейских границ.

Пока же по результатам переписи 2011 года в Великобритании живет около 100 тысяч литовцев (вторая по численности эмигрантская община страны среди европейских, после поляков), 32 тысячи латышей и 3,4 тысячи эстонцев (половина из них живет в Лондоне). При этом перепись указала, что в Великобритании проживает 67 тысяч русских (т. е. назвавших русских язык родным) – с учетом того, что часть русских приехали на Туманный Альбион из Литвы, Латвии и Эстонии, реальная цифра прибалтийских гастарбайтеров в Соединенном королевстве еще выше.

По данным аналогичной переписи населения того же года оказалось, что в Ирландии живет 44 тысячи литовцев и 20 тысяч латышей. За прошедшее после проведения переписи эмигрантов из Прибалтики, разумеется, стало еще больше. Наконец, в Финляндии по состоянию на 2013 год проживали 40 тысяч эстонцев.

Великобритания и Ирландия – две страны, в которых уже состоялось формирование новейших прибалтийских диаспор. Этот же процесс сейчас происходит в Норвегии и Германии. Литовцы, например, компактно проживают в восточных районах Лондона и в примыкающих к английской столице графствах Восточной Англии.

В этих районах уже появились магазины литовских товаров, а английские пабы были переделаны под пивные с литовской и латышской музыкой. Центром литовского сообщества в Великобритании стал Центр досуга Сиднея Рассела в Дэгенхэме. В Великобритании уже появилась литовская баскетбольная лига – национальный спорт – это один из путей сплочения литовских соотечественников на новой родине.

«В целом, прошли те времена, когда человек приезжал в Ирландию, что называется, на пустое место, бездельничал «с недельку – с месяцок», обрастал новыми знакомствами – и преспокойно устраивался на работу, а то и не на одну, да еще и выбирал, какая ему больше по вкусу, – описывает роль образовавшейся прибалтийской диаспоры журналистка из Латвии Корина Кошелева, сама в свое время эмигрировавшая на «зеленый остров». – Люди не едут сюда наобум, на голое место – почти у каждого из новых переселенцев в Ирландии уже есть друзья и родственники, которые посодействуют с трудоустройством… конечно, все продолжают между собой довольно тесно общаться. В основном, как я уже говорила, это выражается в том, что соотечественникам помогают в поиске местной работы. Но и за любой услугой – от автосервиса до маникюра – по?прежнему предпочитают обращаться к «своим» (или, на худой конец, к полякам). Парикмахер, дантист, флорист, кондитер, даже торговец мясом – они все обеспечены «земляческой» клиентурой. Во?первых, клиенту не нужно преодолевать языковой барьер, во?вторых, наша ментальность такова, что ко всему местному мы относимся крайне скептически. Пусть родная страна упала «ниже плинтуса», для нас и трава там зеленее, и молоко белее, и все там делают умнее и лучше, чем в Ирландии. Притом, что на самом деле назад на родину нас уже калачом не заманишь…»[9]

Язык межнационального общения в прибалтийских диаспорах, что характерно, русский. Литовцы, латыши и русскоязычные на новой родине проявляют друг к другу солидарность и взаимовыручку: качества, которые были вовсе несвойственны им на покинутом балтийском берегу, где десятилетиями продолжаются вялотекущие межэтнические дрязги. Возможно, потому, что в Великобритании и Ирландии нет правящих политиков – националистов, от результатов правления которых и бежали все эти люди. В отдельных случаях русский язык может стать важным карьерным подспорьем для устройства прибалта на хорошую работу в Лондоне, который за последнее десятилетие облюбовали богатые россияне (или не очень хорошую в плане перспектив, но все?таки более высокооплачиваемую: официанткой, обслуживающей русскоязычных посетителей, например).

Но все?таки главное подспорье – это английский язык (а если речь не о Великобритании, то еще и государственный язык страны пребывания).

Для своих детей мигранты стараются сделать местные языки родными. Притом, что государственные программы по интеграции поляков, прибалтов или болгар в британское, ирландское или норвежское общество не распространены, ассимиляция восточных европейцев происходит естественным путем: эмигранты сами стремятся отказаться от первоначальной идентичности и раствориться в местных обществах, став их органической частью. И добиваются в этом значительных результатов.

 

5. Истории эмигрантов: как «англотаджики» начинают все с нуля

 

В 2012 году британская The Guardian рассказала о банде, поставлявшей британским фермерам литовских рабов[10]. В Литве члены банды вербовали мужчин и женщин для прибыльной работы в Англии. Им обещали по 350 фунтов стерлингов в месяц за несложную сельскохозяйственную работу. После переезда в Англию литовцы оказывались в зависимости от своих нанимателей, которые находили для них подряды на крупных фермах. Литовцы работали по 17 часов в стуки, зачастую по ночам. Их постоянно перевозили с места на место, жили они в бараках и спали на матрасах с клопами и тараканами. Иногда им платили мало, а иногда не платили вообще ничего. «Охранники» избивали рабочих и требовали от них деньги. Переломы ребер и синяки были нормой, утверждают пожилые жители Литвы, которые смогли сбежать от своих «хозяев».

«Мы были одной из многих компаний, которая использовала литовских рабочих. Сейчас мы прекратили контакты с организацией, которая их нанимала. Мы не собираемся ничего комментировать до завершения расследования», – прокомментировали разразившийся скандал представители компании – поставщика сельскохозяйственной продукции Noble Food, использовавшей гастарбайтеров из Прибалтики. Рабский труд литовцев использовался на фермах, которые производят продукцию для супермаркетов Tesco и ресторанов McDonalds – их представители от комментариев также отказались. Скандальная английская карикатура того времени: голые человечки расфасованы по нескольку штук впритык друг к другу, подпись – «10 литовцев по цене одного».

Этот случай, разумеется, из ряда вон выходящий, однако и он иллюстрирует беспощадное отношение к прибалтийским мигрантам на рынках тяжелого физического труда «старой Европы».

В 2013 году эффект разорвавшейся бомбы произвела публикация воспоминаний вернувшегося в Латвию эмигранта Алексея Лукьяненко, с честностью и прямотой итальянского неореализма описавшего обычный трудовой путь латвийского гастарбайтера в Великобритании[11]. Пережив банкротство своего бизнеса во время кризиса 2008 года, Лукьяненко поехал работать в Шотландию на рыбоконсервном заводе.

«Холодильник. Ставка без контракта 6,05 фунтов в час, до налога. С контрактом 6,55. Это самая тяжелая работа на заводе. Погрузка и отправка готовой продукции. Туда идут наши, которым некуда деваться».

«Если ты заболел или травмировался – это твои проблемы. Литовец как?то сорвал спину, и врач сказал ему, что две недели надо лежать дома. Когда он сказал это на работе, его уволили, чтобы не оплачивать больничный, а после того, как поправился, взяли обратно. Из?за прерванного стажа он потерял все годовые бонусы.

…Светкиной дочке надо было делать операцию на глазах. У неё было врожденное косоглазие. На острове такие операции не делали, поэтому надо было лететь на материк. Государство оплатило всё. Самолет туда и обратно, такси до больницы и саму операцию. Ребёнок лежал в палате с регулируемой кроватью, огромным телевизором, компьютером, интернетом, игрушками, книжками, фруктами и йогуртами. Дочку кормили просто до отвала, а мама жила в специальной гостинице для родителей при больнице и там тоже всё было бесплатно.

…По сравнению с другими регионами, у нас здесь очень мало прибалтов. В основном поляки, ну и немножко других. А в Бостоне он увидел целое литовское поселение. Первое, что его удивило, это количество крепких лысых ребят в спортивных костюмах, с золотыми цепями на шеях, разъезжающих по району на БМВ. По его словам, его не оставляло ощущение, что он вернулся домой в Литву, где идешь по улице, и у тебя в любой момент могут отобрать деньги и мобильный телефон.

…На острове были бесплатные курсы английского языка. Государственная программа в колледже. Но это только в Шотландии. В Англии эти же курсы стоят 770 фунтов.

…Бывшая девчонка литовца, которая работала в гостинице, рассказала, что начальница англичанка жаловалась, что из?за прибалтов и поляков её сын после окончания школы не может найти работу уже 7 лет. Наши люди, ответила ей литовка, приезжают и находят работу в течение недели».

…Сестра моей подруги, у которой мы жили, как?то раз, во время очередной ругани со своим парнем, сказала: «Знала бы, чем всё кончится, никогда бы не села в твою новую БМВ в Риге. ‘Подвез’ меня гад до рыбного завода на острове». По?моему они до сих пор выплачивают кредит за эту машину. Хотя её давно забрал банк».

Картину эмигрантской жизни прекрасно дополняют комментарии к тексту Алексея Лукьяненко, размещенные на сайте freecity.lv:

Vit 08.04.2014 Прочитал, написано хорошо и правдиво, НО так живёт только 50 % приезжающих людей. Я тут уже 5 лет (живу в Эдинбурге) и плохо было, наверно, год или два, а дальше просто надо выбиваться в люди, и всё будет хорошо. Проблема в том, что без знания языка здесь действительно делать нечего. Учите английский, и будет Вам счастье!

Макс 01.02.2014 Тоже начинал с подобного! Только я как приехал 8 лет назад в Бостон, так тут и живу! Лет 5 по фабрикам, затем на полях капусту резали! А потом надоело и полез в инет объявления искать по профессии (сварщик)! Нашёл работу, уже второй год работаю! Еду на работу как на праздник!;) уже семья ребёнок, сваливать не собираюсь! И вам удачи!

Mick 01.12.2013 Я не буду отрицать написанного автором, так как многое описанное им – правда. Но увы – очень однобоко. Автор сталкивался по жизни в основном с низами общества и занимался не особо квалифицированной работой. Из?за этого практически сплошной негатив. Сам я приехал в Англию в 2006?м, начал с таких же условий, как автор, был безработным и т. п. Но немного везения и желание дали возможность что?то достигнуть. В этой стране эмигранту, если он не квалифицированный специалист – ловить в принципе нечего, это главное, что должны понять потенциальные «искатели счастья».

Sunya 21.08.2013 Верю всему, что здесь написано. Я когда приехала, тоже никому нужна не была. Мне пришлось работать без оформления нелегально и за маленькие деньги, притом, что я в совершенстве владею английским и у меня было их образование. После этого я смогла устроиться в другое место, где платили чуть побольше и уже спустя 5 лет я устроилась на канал Дискавери, где у меня была достойная легальная интересная работа с достойной оплатой.

Так что не все в жизни прибалтийских эмигрантов – сплошной фильм ужасов:

В их среде действует «железная» установка на то, что после первых тяжелых лет унижений, невыносимых жилищных условий и адского труда, социализация, хорошая работа и материальный достаток придут как результат.

Пишет профессор Балтийской международной академии (Рига), главный редактор и издатель делового журнала The Baltic course Ольга Павук: «В ожидании посадки в Рижском аэропорту разговорилась с попутчиком, который коротко рассказал свою историю. Три года назад 25?летний парень уехал из Риги в Англию на заработки по совету друзей, уже работавших на фабрике по расфасовке куриного мяса. До этого он работал в Риге у отца жены на малом предприятии по металлообработке. В кризис тесть разорился и вынужден был уехать в Россию к своим партнерам, но уже в качестве наемного работника. В Англию парень уехал один, но через три месяца туда же перебралась жена с маленькой дочкой. Поначалу они вместе работали на этой куриной фабрике, работа там оказалось для обоих шоком, особенно для жены. Молодые люди просто не знали, что такое – производство со строгим распорядком, а мясоперерабатывающее – тем более. Но через два года парень стал бригадиром, а жена родила второго младенца… И несмотря на очень скромный достаток, семья возвращаться в Латвию не собирается[12]».

Этот единодушный вывод прибалтийских эмигрантов – несмотря на все тяготы жизни, бороться и налаживать жизнь там, а домой ни в коем случае не возвращаться, наносит еще один жестокий удар по самолюбию балтийских республик. Им готовы предпочесть низкий достаток и самую черную и неблагодарную работу, лишь бы не возвращаться на постылую родину. Все программы по реэмиграции населения в таком случае носят отчетливый привкус самообмана.

 

6. Реэмиграция: удастся ли странам Балтии вернуть своих людей назад?

 

После того, как масштабы эмиграции в 2009–2011 годах приняли характер национального бедствия, правительства балтийских республик больше не могли игнорировать этот вопрос. В свойственной местной политике стилистике по проблеме исхода населения из Прибалтики было сформулировано две мантры, повторяющиеся до сих пор прибалтийскими деятелями не допускающим возражений голосом. Первая: «наши люди» и за рубежом остаются литовцами/латышами/эстонцами, бережно сохраняя свои национальные корни. Вторая (и главная): когда трудные времена на родине закончатся, все эти люди вернутся обратно.

Что касается первой мантры, то она будет подробно рассмотрена в главе 10 «Вымирающие виды». Вторая же мантра легко опровергается как количественными, так и качественными методами.

Во?первых, достаточно сравнить данные государственных статистических служб, чтобы увидеть, что из Литвы и Латвии жить на Запад улетают десятками тысяч в год, а из Великобритании и Ирландии на постоянное место жительства в Прибалтику возвращаются единицы.

Фиксируется тенденция, что эмигранты не только не возвращается, но после обустройства в новой стране вывозят к себе детей, а в последние годы уже и родителей. Европейские миграционные службы фиксируют практику вторичной эмиграции, когда выходец из Прибалтики, которому не удалось достойно устроиться, допустим, в Германии, переезжает покорять еще одну новую родину: Норвегию, Ирландию и т. д. Однако даже такая практика встречается чаще, чем возвращение в родную Латвию или Литву. «В Литве экономика растет, но это не означает, что растут зарплаты. Думаю, что ситуация на рынке труда станет улучшаться еще через пару лет. Хотя сейчас доходы растут, но владельцы предприятий хотят восстановиться после кризиса, и пока нет никаких признаков, что зарплаты скоро начнут расти». – поясняет ситуацию литовский экономист и социолог Ромас Лазутка.

Интересный опрос среди литовских эмигрантов провел в 2011 году Институт гражданского общества Литвы. На вопрос, собираются ли они вернуться в Литву, 31 % эмигрантов неопределенно ответили, что «может, вернусь, но не знаю когда». 16 % более категорично заявили: «скорее всего, не вернусь». 11 % опрошенных вернутся только тогда, когда «сделают карьеру» или «заработают достаточно денег для дальнейшей жизни». 3 % намерены вернуться в Литву после того, как «дождутся пенсии». Один процент эмигрантов уверен в том, что никогда не вернется на родину.

Таким образом, примерно 60 % эмигрантов из Литвы не собираются возвращаться домой, по крайней мере, в ближайшем будущем.

При этом 6 % респондентов собираются вернуться только спустя 5–10 лет, 4 % – спустя 3–4 года и лишь 8 % – через год?два. Аналогичный опрос был проведен Министерством культуры Латвии среди эмигрантов?латышей в 2012 году. В результате выяснилось, что вернутся планируют лишь 35 % опрошенных.

«Всем тем, кто говорит о возможности кого?то откуда?то вернуть, я хочу сказать: «Забудьте». Реэмиграции не будет. На самом деле она и не нужна, поскольку Литва, наверное, никогда не будет такой богатой и доброжелательной, как Великобритания», – пишет литовский журналист Артурас Рачас.

«Здесь куда более мягкие нравы, люди куда вежливей в повседневной жизни – не то, что на родине, где из?за тяжелых жизненных условий хамство стало повседневной данностью. Вроде мелочь на первый взгляд, а на самом деле тоже важно… Опять же, когда речь заходит о политических событиях в Прибалтике, то подобные разговоры, как правило, окрашены сплошным негативом – при известиях о том, что творят там политиканы, просто волосы дыбом становятся! Многие расценивают как большое счастье уже сам факт того, что вырвались из?под власти таких вот горе?правителей, доведших свои государства до полного обнищания и вынудивших народ массово валить за бугор. Это касается не только русскоязычных, но и латышей с литовцами – люди не хотят менять свое нынешнее благоустроенное общество на неблагоустроенное», рассказывает из Ирландии бывшая латвийская журналистка Карина Кошелева.

Характерное обращение к представителям литовской общины Великобритании в апреле 2014 года сделала президент Литвы Даля Грибаускайте, в рамках кампании по своему переизбранию отправившаяся уговаривать гастарбайтеров вернуться назад в Литву. Грибаускайте попросила соотечественников участвовать в публичной дипломатии Литовской республики, улучшая имидж Литвы, вместо того, чтобы дискредитировать её, рассказывая англичанам об ужасающем положении дел в своей бывшей стране. Спрашивается, куда будут возвращаться эти люди, если родную страну литовская диаспора поминает такими недобрыми словами, что на это вынуждено было отреагировать литовское руководство?

Поэтому опустение прибалтийских земель и отказ сотен тысяч их жителей от своих родин – явление в высшей степени справедливое.

Прибалтийские государства создали своим гражданам невыносимые условия жизни, а затем превратили бегство населения в панацею от всех социально?экономических трудностей, почему же они теперь вправе рассчитывать на возвращение эмигрантов, которых сами же своей политикой вытолкали за дверь?

Да и хотят ли местные политики на самом деле, чтобы заветная реэмиграция состоялась? В 2013 году правительство Латвии одобрило Программу реэмиграции на 2013–2016 годы. На возвращение соотечественников команда премьера Домбровскиса постановила выделить 2,4 миллиона латов (около 3 миллионов евро), которые планировалось потратить на информирование живущих за рубежом граждан о вакансиях в Латвии, программу по привлечению на латвийские предприятия квалифицированного персонала, расширение сотрудничества с диаспорами и помощь в изучении латышского языка супругам и детям эмигрантов. Учитывая масштабы национальной эмиграции, такой «грандиозный» план правительства по восстановлению былой численности населения не мог вызвать в латвийском обществе ничего, кроме гомерического хохота.

С другой стороны, а зачем прибалтийским правительствам реально стараться вернуть эмигрантов на родину? Что они там будут делать? Где они будут работать, если производство в Прибалтике изведено под корень, работы нет, из?за чего все эти люди, собственно, и уехали? Литва, Латвия и Эстония избежали южноевропейских процентов безработицы, выдавив свое безработное население в заинтересованные в нем Великобританию, Ирландию, Скандинавию. За годы отсутствия этого населения новой работы в Прибалтике особо не появилось, поэтому уехавшим просто бессмысленно возвращаться. Да они и не собираются этого делать.

 

 

Глава II

«Балтийские тигры»: как уничтожить производство и создать экономику «мыльных пузырей»

 

Была Прибалтика – стала Прое…алтика.

Прибалтийская поговорка

 

Экономическая история Литвы, Латвии и Эстонии после провозглашения независимости – это история стрекозы из басни Крылова. Их путь к новой жизни начинался с «поющих революций», а после 1991 года прибалты устремились в постиндустриальную эпоху, с легкостью пренебрегая сельским хозяйством, сознательно разрушая промышленность и обрывая все связи с бывшим единым экономическим пространством на «проклятом» востоке ради интеграции в единое экономическое пространство на светлом западе. В XX веке Прибалтика была регионом?производителем, в XXI веке она стала регионом?потребителем. Когда грянул мировой кризис 2008 года (а по странам Балтии он ударил больнее всего), постепенно пришло понимание, что это не просто схлопывание «кредитного пузыря», а издыхание «балтийских тигров». Потенциал экономического роста, данный радикальными рыночными реформами в 90?е годы, почти исчерпан, реальный сектор разрушался с тех же 90?х годов и восстановиться уже не может, потому что в составе ЕС Прибалтика стала рынком сбыта и рынком дешевой рабочей силы. А экономики знаний постиндустриальной эпохи там быть построено тем более не может, потому что смертность стабильно превышает рождаемость, и население массово эмигрирует на запад.

 

1. Динозавры Прибалтики: скелеты промышленных предприятий Литвы, Латвии и Эстонии

 

Когда едешь по территории балтийских государств, взгляд время от времени натыкается на них. Большие бетонные коробки, полуразвалившиеся здания с забитыми окнами, ржавая арматура. Это артефакты иной эпохи – эпохи, когда Прибалтика была индустриально развитым регионом. Имеется в виду не только советская Прибалтика, на что неизменно указывают местные политики, промышленность уничтожившие и оправдывающиеся теперь, что это было не нужное их странам и экономически нерентабельное «наследие оккупации». Прекратили свое существование фабрики и заводы, созданные при Первых республиках, на которые современные Литва, Латвия и Эстония смотрят, как на эталон. Закрылись предприятия, основанные во времена капиталистического бума в Российской империи (вторая половина XIX – начало XX века).

В странах Балтии реально наступила постиндустриальная эра, только проявилась она в форме техноапокалипсиса, когда большинство промышленных предприятий закрылись, новые рабочие места не появились. Как результат – население либо перебивается временными заработками и пьет, либо эмигрирует.

Предприятия, уничтоженные в Прибалтике за последние два десятилетия – это тема, по которой можно было бы написать отдельную книгу. Таких предприятий насчитываются сотни: советские и досоветские, тяжелой и легкой промышленности, энергетические, пищевые, логистические… Среди них были и маленькие локальные предприятия, обслуживавшие нужды окрестного населения – какой?нибудь сахарный завод в Екабпилсе (Латвия) или лесопилка под Паневежисом (Литва). Были средние производства, поставлявшие продукцию в другие союзные республики: судостроительный завод в Лиепае (Латвия), машиностроительный завод в Пярнумаа (Эстония). Были и всесоюзные бренды, и бюджетообразующие предприятия – гиганты.

Мажейкяйский НПЗ – единственный нефтеперерабатывающий завод в странах Балтии и крупнейшее промышленное предприятие Литвы, построенное советским правительством как часть инфраструктуры по переработке и транспортировке сибирской нефти: все годы независимости продавался то американцам, то полякам, находясь в состоянии перманентного полубанкротства, в котором пребывает и на момент написания данной книги (подробнее см. Гл. VII). РАФ – Рижская автобусная фабрика, поставлявшая знаменитые «рафики», бегавшие по всей стране. Завод полупроводников «Альфа», километры территории которого в центре Риги сейчас заросли бурьяном и зияют выбитыми стеклами[13]. Завод радиоэлектротехники «Эльма» и производитель микросхем «Вента» в Вильнюсе, таллинский «Двигатель» – одно из крупнейших промышленных предприятий Эстонской ССР, основанное еще при Николае II.

Всё это индустриальное наследие, доставшееся странам Балтии в 90?е годы, прошло общий путь: приватизация/раздробление/банкротство. Эти заводы и фабрики давали возможность нормально жить сотням тысяч людей: рабочим, служащим и их семьям. Сейчас эти люди зачастую трудятся на аналогичных фабриках и заводах в Стокгольме, Бирмингеме или Глазго.

Вот выбранные в произвольном порядке индустриальные объекты Литвы, Латвии и Эстонии, некогда бывшие брендами и «локомотивами» прибалтийских республик, но более не существующие:

 

ВЭФ, Латвия (1919–1999)

R.I.P.

 

Valsts Elektrotehniska Fabrika, Рижский государственный электротехнический завод «ВЭФ». Был крупнейшим электротехническим предприятием Латвии, ведущим производителем АТС, телефонов, телефонных коммутаторов, радиостанций, радиоприёмников. Первые заводские корпуса были построены еще в конце XIX века, само предприятие основала первая Латвийская республика, на первом году своего существования издав приказ об организации механической мастерской по ремонту телефонных и телеграфных аппаратов, линейного оборудования и почтового инвентаря. Через несколько лет ВЭФ уже выпускал спортивные самолеты, военные истребители VEF Irbitis?16, самые маленькие в мире, «шпионские» фотоаппараты Mixon, экспортировал знаменитые радиоприемники VEF в Швейцарию, Норвегию, Великобританию и другие европейские страны.

По окончании многострадальной для Латвии Второй мировой войны и победы советского строя, ВЭФ продолжал развиваться в условиях социализма и плана. К моменту провозглашения Латвией независимости на заводе работали 20 тысяч человек, производившие десятки видов электротехнической продукции. По состоянию на 1991 год ВЭФ в Советском Союзе носил звание легендарного, а выпускаемый им радиоприемник «Спидола» превратился в один из символов советской жизни. На базе ВЭФа создавались дочерние предприятия: Рижский электроламповый завод, завод «Коммутатор», специально для работы на ВЭФе готовили кадры средние профессиональные и высшие технические учебные заведения Латвийской ССР.

После провозглашения независимости и открытия торговых границ латвийская электронная промышленность не смогла выдержать конкуренцию с иностранными фирмами, из?за разрыва хозяйственных связей с республиками бывшего СССР сорвался производственный цикл, из?за принуждения технических вузов к преподаванию на латышском языке (на котором техническое образование дать практически невозможно) прервался процесс обучения и повышения квалификации кадров… В итоге в 1999 году ВЭФ был приватизирован и разделен на шесть фирм, прекративших затем свое существование.

Сейчас помещения завода частично заброшены, частично сдаются под офисы.

Печальная история ВЭФ полностью разбивает мифологию латвийских правительств. Их политика уничтожила не советский «долгострой», а высокотехнологичное инновационное предприятие, которое выдерживало конкуренцию и поставляло свою продукцию на европейские рынки при первой независимости, а при второй не просуществовало и восьми лет. История предприятия свидетельствует, что при межвоенном диктаторе Улманисе латвийское государство предпринимало протекционистские меры, поддерживающие завод. А советская власть сумела сохранить инновационный потенциал предприятия в условиях командно?административной системы. Постсоветские же руководители Латвии просто развалили ВЭФ. Завод, который развивался как латвийский Siemens или Phillips, превратился в неухоженный памятник самому себе. Что же до того, что продукция ВЭФ ко времени коллапса социалистической экономики крайне отстала от западных аналогов, то и Siemens начинался не с 3D телевизоров, и многие социалистические предприятия бывших ГДР и Чехословакии почему?то не были разобраны на металлолом и под офисы, а успешно прошли технологическую модернизацию.

 

Кренгольмская мануфактура, Эстония (1857–2010)

R.I.P.

 

Была расположена на острове и вдоль берега реки Нарвы, близ портового города Нарва?Йыэсуу, куда доставлялся хлопок из южных штатов США. Это выдающийся памятник первого российского капитализма, когда промышленная революция в Российской империи начиналась с текстильной промышленности. В 1872 году на мануфактуре произошла первая в Российской империи забастовка рабочих – Кренгольмская стачка. Перед Первой мировой там работали 10 тысяч человек. После революции обанкротилась и закрылась из?за утраты Эстонской республикой рынка сбыта в России. Была возрождена в советской Эстонии, превратившись в крупное промышленное предприятие. В советский период Кренгольмская мануфактура занимала более 30 гектаров земли, на ней работали 12 тысяч человек. Продукция предприятия пользовалось огромным спросом в Советском Союзе: понятие «эстонский трикотаж», под которым понимались кренгольмские ткани, было одним из символов качества прибалтийской легкой промышленности. В поздний советский период, когда партия и правительство заявляли о приоритете товаров народного потребления, Кренгольмская мануфактура неоднократно ставилась в пример в числе передовиков социалистического производства.

В 1994 году знаменитое предприятие было приватизировано – его приобрела шведская компания и разделила на несколько предприятий, которые в течение следующих 16 лет закрылись одно за другим. В 2010 году мануфактура была признана банкротом окончательно. Сейчас её огромная территория в нижнем течении Нарвы пустует – тянущиеся и тянущиеся безжизненные заводские цеха, склады сырья, склады готовой продукции, рабочие общежития вызывают ассоциации с фильмом «Сталкер» Андрея Тарковского. Впечатление они производят поистине жуткое.

В отношении Кренгольмской мануфактуры не скажешь, что из?за социализма она технологически отстала от западных аналогов: трикотаж – не радиоаппаратура, здесь, наоборот, будут ценить приверженность традициям. К тому же, если качество ткани веками сохранялось на высшем уровне, а потребители подвержены ностальгическим настроениям, то после модернизации и оптимизации производства едва ли могли быть проблемы со сбытом эстонского трикотажа. Тем не менее в независимой Эстонии предприятие разорилось при всех стартовых условиях для успешного развития, и произошло это в правление боготворимой праволиберальными публицистами Партии реформ.

 

Игналинская АЭС, Литва (1983–1999)

R.I.P.

 

Крупнейшее энергетическое предприятие Прибалтики, единственная в регионе атомная электростанция, обеспечивавшая электроэнергией не только три прибалтийские республики, но и смежные с ними области России и Белоруссии. Для литовской АЭС ударными темпами был построен город Снечкус (после прихода к власти команды Витаутаса Ландсбергиса переименованный в Висагинас). Создание города и электростанции стало одной из последних «великих строек социализма» – проектом всесоюзного значения, на который были брошены все силы, включая армию. В Каунасском технологическом техникуме было организовано обучение специалистов?энергетиков атомных станций, в качестве научно?исследовательского учреждения по проблемам атомной энергетики действовал Литовский энергетический институт.

Одного энергоблока Игналинской АЭС Литовской республике хватало для обеспечения себя энергией, а за счет эксплуатации второго и последующих энергоблоков республика могла бы безбедно существовать благодаря экспорту электроэнергии. Кроме того, в геополитическом плане наличие собственной атомной электростанции автоматически превращало Литву в лидера региона, на порядок повышало ее геостратегическую значимость: специализированные кадры и научно?исследовательская база в области атомной энергетики делали республику важным участником международных отношений, к которому приходится относиться серьезно и принимать в расчет.

Поэтому ликвидация Игналинской АЭС как «наследия оккупации» – это величайший и ничем еще не превзойденный пример невменяемости и группового помешательства политического класса Литвы.

Конечно, «наследие оккупации» – это пропагандистский прием литовских правых (консерваторов), призванный оправдать закрытие станции в глазах своего электората. На самом деле закрыть электростанцию литовское руководство вынудил Европейский союз. Ликвидация Игналинской АЭС была обязательным условием принятия Литвы в ЕС. Официальное объяснение – страх перед повторением Чернобыльской катастрофы: на Игналине был установлен тот же тип реактора, что вышел из строя в Чернобыле. Но это объяснение опровергается тем, что в 1995 году АЭС с таким же реактором была запущена в эксплуатацию в Финляндии (уже входившей в ЕС), и никаких нареканий от Брюсселя не последовало. А также тем, что после Чернобыля и стартовавшего за ним экологического движения в прибалтийских республиках, а за ним и «Саюдиса» (который, разумеется, ставил перед Москвой вопрос о безопасности электростанции), Игналинскую АЭС проверяли так тщательно и педантично, что она, вероятно, была самой безопасной АЭС Советского Союза.

Поэтому мнения о подлинных причинах закрытия АЭС высказываются разные: от нерационального группового мышления брюссельской бюрократии до осознанного стремления лишить Литовскую республику фундамента для подлинной самостоятельности, сделав ее полностью управляемой Брюсселем.

В любом случае возникает вопрос: почему литовские власти «сдали» АЭС?

Если в противном случае Литву не взяли бы в Евросоюз, так и не надо было туда вступать, раз евроинтеграция требовала от страны лишения важнейшего стратегического ресурса для поддержания экономики и обеспечения влияния в международной политике.

Однако литовскими элитами руководило иррациональное желание вступить в ЕС во что бы то ни стало, чтобы были формальные основания считать себя «настоящими европейцами». Поэтому первый энергоблок отключили уже через полгода после присоединения к «европейской семье», второй блок – через пять лет, в 2009 году. Уничтожение Литвой своей собственной энергетики произошло в условиях крайне болезненно ударившего по стране мирового кризиса под успокаивающие заклинания правительства консерваторов об атомной безопасности и энергетической независимости от России (как не парадоксально, но этой причиной в том числе в правительстве Андрюса Кубилюса объясняли ликвидацию АЭС; в результате борьбы за энергетическую независимость именно «Газпром» стал в Литве энергетическим монополистом). Вслед за тем началась эпопея по строительству на базе старой советской новой европейской АЭС: экологически чистой, современной и безопасной. Этот проект до сих не выполнен и не может быть выполнен в принципе – подробнее см. п. 7 «Великие стройки независимости: Висагинская АЭС». Но литовские консерваторы его до сих лоббируют. Впрочем, у них есть и другой вариант, как возместить ущерб от закрытия Игналины: средства, потраченные на остановку работы АЭС, вписаны в общий счет, предъявляемый Литвой России как правопреемнице СССР для возмещения «материального ущерба от оккупации» (подробнее о «железной» логике литовских элит см. Гл. III).

 

 

2. Деиндустриализация. Почему прибалтийская промышленность распиливалась на металлолом?

 

Почему индустриальный потенциал Прибалтики не удалось сохранить? Почему два с лишним десятилетия после выхода из СССР там последовательно уничтожалось промышленное производство? Можно выделить несколько общих причин.

1. Советская индустриализация Литвы, Латвии и Эстонии всегда вызывала глухое недовольство радикальных националистов, поэтому борьба за независимость в «трех прибалтийских сестрах» состояла, в том числе, в борьбе с развитием промышленности.

Проявилось это в экологическом движении.

«Заводы оккупантов отравляют нашу природу» – с таких разговоров на заре перестройки, еще до «Саюдиса» и Народных фронтов начиналось движение прибалтийских республик за выход из СССР. Отправной точкой, разумеется, послужил Чернобыль. Одной из характеристик сепаратистского движения в Литовской ССР было запугивание населения «чернобыльским сценарием» на Игналинской АЭС и претензии Витаутаса Ландсбергиса к советскому правительству за то, что построили литовцам атомную станцию (в классической логике «я, может, своего согласия на операцию не давал. А равно и мои родные»). В Латвии перестройка началась с движения против гидроэлектростанции на Даугаве, в Эстонии с протестов против Нарвской ГРЭС – прибалтийские националисты негодовали на Москву за избыток энергетических объектов точно так же, как сейчас негодуют на нее же за энергодефицит. В Эстонии настоящее народное движение за выход из СССР началось с «фосфоритной войны»: массовым выступлениям против фосфоритных месторождений на северо?востоке республики, переросших в массовые выступления за независимость Эстонии (подробнее о пути прибалтийских республик к независимости см. Гл. VII–IX).

К слову, именно экологическую программу прибалтийским лидерам, провозгласившим независимость, удалось выполнить в полном объеме. Воздух в Прибалтике теперь экологически чистый, в запрудах развелись бобры, на дырявых заводских крышах гнездятся аисты. Вопрос, не стоило ли добиться всего этого более сложным и длинным путем: через установку экологических фильтров и строительство очистных сооружений – не для местного правящего класса.

2. Социально?экономическое благополучие советской Прибалтики обеспечивалось за счет поддержки союзного Центра и внутренних экономических связей с другими советскими республиками.

«Бессмысленно работать лучше, – писал в 1988 году председатель Госплана Эстонской ССР Рейн Отсасон. – Зато большой смысл имеет составлять письма о помощи. Важно уметь выпросить деньги, продовольствие, корма, товары, что угодно, это более важно, чем уметь делать их»[14]. Кстати, сегодня Таллин извлекает серьезные деньгт из торговли квотами на выброс углекислого газа: до 2020 г. намечено выручить 270 млн евро[15]. Ирония судьбы: солидные для Эстонии средства приносят квоты СO2, предназначенные для производственных объектов, построенных еще в советское время. Левой рукой разрушая остатки советского прошлого, правой рукой эстонский истеблишмент активно им же пользуется.

В том же 1988 году произведенный в РСФСР национальный доход на 10,5 млрд руб. превышал доход, использованный на потребление и накопление, тогда как в Литовской ССР сумма использовавшего национального дохода превышала сумму произведенного на 903 млн руб., в Латвийской ССР – на 431 млн, в Эстонской ССР – на 428 млн руб.

За счет ввоза из других советских республик Литовская республика удовлетворяла 75 % своих потребностей в химической и нефтехимической промышленности, 100 % – в угле, 77 % – в продуктах нефтегазовой промышленности. К 1991 году практически все прибалтийские сёла были газифицированы (в отличие от России, которая этот газ поставляла).

Как говорил персонаж мультфильма про Простоквашино, «а отдавать будем молоком»: с Центром Литва, Латвия и Эстония расплачивались сельскохозяйственными товарами и продукцией легкой промышленности. При этом мелиорация земель осуществлялась целиком за счет союзного бюджета. В послевоенные годы в «оккупированной» Прибалтике было осушено около 80 % всех сельхозугодий, в целом по стране – 6,8 %, а в соседних Псковской и Смоленской областях – 2,5–3 %. Техника и удобрения Литовской, Латвийской и Эстонской ССР отпускались Москвой по дотационным расценкам, составлявшим 48 % от их реальной стоимости.

В 1988–1991 годах республиканские власти и сепаратистские движения Литвы, Латвии и Эстонии последовательно и методично пилили тот сук, на котором сидели. И в конечном счете потерпели сокрушительную победу! СССР развалился, страны Балтии не только провозгласили независимость, но и прописали на конституционном уровне запрет на любую возможную в будущем интеграцию на основе бывшего СССР. Никакого сотрудничества со «свободной Балтией» на прагматической деловой основе, на которое надеялись в начале 90?х ельцинские либералы, не получилось: вместо «балтийского моста», связывающего Европу и Россию, возникла «буферная зона», разделяющая их (подробнее см. Гл. VI). Официальная русофобия стала неотъемлемой составляющей балтийских государств, и ни о каком едином экономическом пространстве с тех пор не могло быть и речи.

Как следствие, поток московских дотаций оборвался, производственные цепочки и связи с предприятиями?смежниками на постсоветском пространстве распались, никаких попыток восстановить их на правительственном уровне не предпринималось. «Рафики», «Спидолы» и прочая продукция оказались невостребованными на рынках РФ, Белоруссии, Украины и прочих республик, в начале 90?х переживавших системный кризис, а на западных рынках все давно уже было занято.

3. Глобализация и европейская интеграция. Отказ стран Балтии от торговых барьеров и протекционизма, радикально либеральная экономическая политика и стремление участвовать во всех западных интеграционных проектах привели к тому, что на рынки Прибалтики хлынул поток относительно качественной и дешевой европейской продукции. Местное производство этой конкуренции выдержать заведомо не могло: за десятилетия социализма промышленность крайне отстала технологически, а маленькое национальное производство в свободной конкуренции с западными транснациональными гигантами выжить не могло никогда.

Но если в досоветских балтийских республиках местного производителя пытались поддерживать, то в постсоветских – падающих толкнули.

«Налоговая политика была единая, денег не давали потому, что их не было. Все было честно. Государство не мешало и не помогало, а наблюдало со стороны – кто выживет», – говорил об экономической политике того времени премьер?министр Латвии в 1993–1995 годах Валдис Биркавс. Честность этого заявления вызывает большие сомнения.

Сразу после провозглашения независимости в странах Балтии началась модернизация систем телефонной связи.

Легендарный ВЭФ, созданный латвийским правительством в конце 1910?х годов именно для производства телефонных станций, стараниями латвийского правительства начала 1990?х годов в течение всей коммуникационной реформы не получил ни одного заказа.

При содействии пришедших к власти национальных кадров прибалтийскую индустрию приватизировали шведы, финны, англичане, американцы, затем эта индустрия в прямом и переносном смысле распиливалась. Поток металлолома из бывшего СССР в 90?е годы обвалил мировой рынок цветных металлов. А шел этот поток через прибалтийские порты…

4. Мода. В экономике модные тенденции могут диктовать свои условия не меньше, чем во внешнем виде. Разрушая советскую и досоветскую индустрию, балтийские политики, помимо прочего, были заложниками именно тогдашней экономической моды. На начало 90?х приходится пик популярности теории постиндустриального общества, согласно которой социальный прогресс заключается в том, что вместо реального производства ведущей областью жизни должна стать сфера услуг.

В том числе следуя этой модной теории (во всяком случае, оправдываясь ею) в Прибалтике уничтожали заводы и оставляли необработанными сельскохозяйственные земли, объявляя приоритетными банковский сектор, посреднические услуги, торговлю и прочее.

Сейчас мода поменялась: многие бывшие адепты постиндустриальной эпохи, например, восхищаются новой индустриализацией в США, произошедшей в результате «сланцевой революции». «Конкурентоспособность промышленности должна быть центральной темой политической повестки дня Европейского совета, который соберется в марте 2014 года. Сегодняшним начинанием комиссия дает четкий знак, что если мы ходим создать новые рабочие места, нашу экономику неизбежно нужно снова индустриализовать и модернизировать», – заявил в конце 2013 года комиссар ЕС по вопросам промышленности и предпринимательства Антонио Таяни.

Мода теперь – это модернизированные, высокотехнологичные, наукоемкие, экономные энергетически и безопасные экологически предприятия в своей стране. Зачем открывать филиалы этих предприятий в Прибалтике, если там для работы на них становится все меньше населения? Для того же, чтобы вернуть на родину своих гастарбайтеров, нужно, чтобы уровень жизни в Литве, Латвии и Эстонии стал выше, чем в Великобритании, Ирландии и Финляндии. А как он им станет с «экономикой прислуги», как определил это явление экономист Джефф Фоу? Получается замкнутый круг.

5. Рабочие больших предприятий потенциально представляли собой политическую силу, способную бросить вызов новым политическим режимам. В довоенных Литве, Латвии и Эстонии была промышленность, но там были и сильные профсоюзы, и сильное левое движение. Постсоветская же Прибалтика характеризуется исключительно правым общественно?политическим строем. В том числе именно потому, что большая промышленность там была уничтожена. К очевидному несогласию больших рабочих коллективов с праволиберальной политикой правительства добавлялся куда более важный этнический фактор: большинство рабочих на больших высокотехнологических предприятиях Прибалтики были русскими и русскоязычными. В Латвии и Эстонии они были массово лишены гражданства. Поэтому в случае сохранения большой индустрии там неминуемо возникло бы сильное профсоюзное движение, которое переросло бы в массовое движение за гражданские права и стало бы основой для политической самоорганизации.

Промышленные предприятия Прибалтики несли угрозу общественно?политическому строю постсоветских Литвы, Латвии и Эстонии. Поэтому новые режимы их уничтожили, нанеся тем самым смертельный удар по экономикам и народам своих стран, но гарантировав себе сохранение власти.

 

3. «Жирные годы» Литвы, Латвии и Эстонии: как раздувались «балтийские тигры»

 

Выражение «балтийские тигры» вошло в лексикон экономистов в 2001 году, первое письменное упоминание: статья – Алексея Денисенкова в журнале «Эксперт». «Особенно изумляет Латвия, объем ВВП которой за первое полугодие вырос к аналогичному периоду прошлого на 8,8 %, причем во втором квартале на 9,2 % – сегодня это самый высокий прирост в Европе», – пишет Денисенков, – Эстония, которая считается эталоном «свободной торговли» в регионе и лидирует по объему прямых иностранных инвестиций на душу населения (в прошлом году – 179 долларов, Латвия – 170, Литва – 102), также в хорошей форме, особенно если учесть, что и прежде у нее был самый высокий в регионе темп. Литва хотя и отстает от соседей, но тоже набрала скорость сверх собственных ожиданий[16]».

Сравнение балтийскихтемпов роста с «экономическим чудом» Тайваня, Сингапура и Южной Кореи – комплимент, уже свидетельствующий о впечатляющих экономических успехах Литвы, Латвии и Эстонии на рубеже веков. Страны Балтии – эталон успешного перехода от социализма к рынку, неолиберальные экономисты и международные финансовые организации ставят их в пример даже бывшим странам СЭВ в Центральной Европе, не говоря уже о других постсоветских республиках.

Книги?оды успехам «балтийских тигров» выпускаются не только местными авторами, но и западными экономистами?международниками. «Эстония – новая экономика ЕС: строительство балтийского чуда?», – заголовок книги 2006 года от группы европейских авторов[17].

Среди российских западников к этому времени окончательно формируется убеждение, что только в балтийских республиках по?настоящему удались радикальные рыночные реформы, которые, мягко говоря, не вполне получились у правительства Гайдара. Закрепляется практика отказываться от общеупотребительного слова «Прибалтика» и навязывать слово «Балтия» в знак особого уважения к этому региону. Русских Прибалтики все больше считают нытиками?неудачниками, которых в Латвии и Эстонии абсолютно законно сделали людьми «второго сорта»: оставь им право участвовать в выборах, и они потянули бы свои страны назад, и Приба… в смысле Балтия таких успехов бы не демонстрировала.

У наиболее зашоренной и неспособной к критическому мышлению общественности (т. н. «демшизы») такое отношение к странам Балтии сохраняется до сих пор, хотя для того, чтобы убедиться, что «тигры» давно сдохли, можно даже не изучать кричащие цифры статистики, а просто проехаться по Прибалтике и поискать, где же там «экономическое чудо».

Впрочем, нынешнее положение не означает, что форсированный рост 90?х и 2000?х – это миф. Постсоветская Прибалтика действительно росла и развивалась очень быстрыми темпами. Среди причин этого бурного роста были и те, которые приводят правые экономисты, сводящие успешное экономическое развитие к созданию эффективных институтов. Структурные реформы начала 90?х годов в странах Балтии, действительно, проводились быстро, жестко и эффективно – при нацеленности на проведение реформ руководства и тщательном контроле за ходом преобразований западных наставников.

Оперативно была создана финансовая система и обеспечен устойчивый твердый курс возрожденных к жизни национальных валют: лита, лата и эстонской кроны, сформирована простая и прозрачная система налогообложения, за счет передачи налоговых отчислений и административных полномочий создано сильное местное самоуправление.

Бизнесу в странах Балтии, как это неоднократно отмечали международные аналитические агентства, были созданы оптимальные условия для ведения предпринимательской деятельности.

Поэтому из всех постсоветских государств прибалтийские первыми продемонстрировали эффект «отскока после падения»: уже в 1994–1995 годах в Эстонии, Латвии и Литве начался экономический рост. Помимо успешной государственной политики это объяснялось тем, что в Прибалтике был лучший фундамент для перехода к рынку: политическая стабильность и отсутствие военных конфликтов, развитая инфраструктура (лучшие в СССР дороги, например, были там), низкий уровень преступности, трудолюбивое население. При таких стартовых условиях и обильной помощи Запада (а Литве, Латвии и Эстонии щедро предоставляли кредиты МВФ и ЕБРР: во?первых, из?за досконального соблюдения республиками всех требований, во?вторых, из?за влияния на международные структуры американцев, на которых страны Балтии изначально ориентировались во внешней политике) уничтожение традиционных отраслей экономики – сельского хозяйства, промышленности, пренебрежение транзитом виделись малой платой за переход стран Балтии в постиндустриальную эпоху. Еще в середине 2000?х годов не казались очевидным абсурдом претензии Латвии стать балтийской Швейцарией за счет специализации на банковском деле. Или намерение Эстонии превратиться в северный Гонконг. У балтийских стран были реальные основания для подобного рода амбиций.

Однако после вступления Литвы, Латвии и Эстонии в Евросоюз вместо здорового и естественного экономического роста в этих странах наступила пора «шальных денег»: еще более стремительный, чем прежде, экономический рост, обеспечивался теперь потребительским бумом за счет ничем не подкрепленных массовых кредитов.

Снижение ставок кредитования в 2004 году привело к тому, что в страны Балтии устремился иностранный заемный капитал, в первую очередь, скандинавский. Ажиотажное предложение породило безудержный спрос: кредиты давали практически любому, кто за ним обращался, без всяких гарантий выплаты этого кредита и почти по нулевой ставке. Место производства в структуре экономики окончательно заняло потребление: в Прибалтике наступили «жирные годы». Население убедили в том, что с помощью дармовых кредитов оно может в кратчайшие сроки достичь уровня потребления американского, западноевропейского и скандинавского среднего класса.

Характерная эстонская поговорка «жирных лет»: «Мы те же финны и в ближайшем будущем будем жить так же». В 2003–2007 годах объем кредитного портфеля эстонских банков увеличился на 37 %, доля ипотечного кредитования среди выданных кредитов с 2000 по 2008 год утроилась и к началу кризиса составляла 37 %. Дефицит платежного баланса Эстонии к началу кризиса составлял 18 % ВВП[18].

Аналогичная ситуация наблюдалась в Литве: бум на строительном рынке за счет выплат из фондов Евросоюза, и привязанное к нему раздувание «кредитного пузыря», в первую очередь на рынке ипотечного кредитования. Бурный рост литовской экономики в 2005–2007 годах был не просто ничем не обеспечен в реальности – он был ничем не обеспечен в квадрате. «В 2007–2008 годах стоимость одного «квадрата» в новостройке в столице Литвы Вильнюсе доходила до 2 тысяч евро. Когда ударил кризис, квартиры в новостройках сразу потеряли более 30 процентов стоимости», – вспоминает глава департамента по оценке и анализу рынка литовской компании Ober?Haus Саулюс Вагонис.

Но самый большой «кредитный пузырь» и самая безумная вакханалия потребления в 2005–2007 годах были в Латвии (исторически справедливо, что ее же затем и потряс самый жестокий кризис, причем не только в Прибалтике, но и в мире).

К 2008 году дефицит платежного баланса Латвии составлял 30 % ВВП, а внешний долг страны перевалил за 30 миллиардов евро, тогда как государственный бюджет Латвийской республики на 2008 год составлял 12,3 миллиарда долларов.

Ипотечные кредиты в Латвии предлагали брать в 105 % от цены недвижимости под 1 % годовых. Цены на недвижимость, к слову, за несколько «жирных лет» взлетели в 7 раз. Даже осторожным и консервативным в вопросах расходования личных средств латвийским потребителям не удавалось противостоять эффекту толпы: всеобщий потребительский ажиотаж требовал покупать, покупать и еще раз покупать, набирая все новые кредиты. На человека, не поддающегося общему настроению и отказывающегося приобретать в супервыгодный кредит машину/квартиру/бизнес/землю/бытовую технику, смотрели как на юродивого не от мира сего.

Ничего хорошего с экономикой, процветающей на ничем не обеспеченных кредитах и почти ничего не производящей, произойти не могло. В меньшей степени это относится к экономикам Эстонии и Литвы. Но все равно относится. Достаточно было лишь внешнего толчка, чтобы финансовая пирамида стран Балтии обрушилась, а экономика «балтийских тигров» с боем часов из кареты превратилась в тыкву.

 

4. Пропало всё: мировой кризис 2008 года и социально?экономическая катастрофа балтийских государств

 

Кризис 2008–2009 годов действительно был первым капиталистическим кризисом, охватившим весь мир, однако в разных странах его воздействие тоже было разным. В Европе кризис сделал банкротом маленькую благополучную Исландию, зато восточноевропейская Польша последствия кризиса преодолела сравнительно быстро. Критическая ситуация сложилась в странах Южной Европы, в которых были установлены рекорды внешнего долга и безработицы, зато в Германии и странах Скандинавии кризис на бытовом уровне почти не ощущался.

Страны Балтии принадлежат к тем странам, по которым кризис ударил больнее всего. Латвия и Литва претендуют на «почетное» звание стран, больше всех в мире пострадавших от кризиса.

Собственно, всеобщий финансовый кризис по балтийским республикам ударил «в пандан» к их собственному, многократно усилив последствия от схлопывания «кредитного пузыря». Но кризисные тенденции в Прибалтике проявились задолго до банкротства американских ипотечных компаний Fannie Мае и Freddie Mac (заметим, к слову, что в Прибалтике кризис начинался с того же, что и в США: с краха рынка кредитной недвижимости и последующего кризиса в банковской сфере. Разница в том, что американская экономика является системообразующей частью глобальной, поэтому «когда Америка простужается, весь мир чихает», а когда «простудились» страны Балтии, в мире этого никто и не заметил).

В Латвии уже осенью 2007 года банки замораживают кредитование покупки жилья и нового строительства, на рынке недвижимости начинают срываться сделки, а к началу всемирного кризиса страна приходит с инфляцией в 18 % и недобором доходов бюджета на 7 %.

В Эстонии наступление кризиса тоже связано с внутренними причинами и также проявляется еще до событий лета?осени 2008 года. Мэр Таллина и председатель Центристской партии Эдгар Сависаар (в прошлом один из основателей Народного фронта Эстонии) в своей книге «Правда об Эстонии» утверждает, что национальный кризис имел политическую составляющую: уже в 2006 году рынок дешевых кредитов был опасно перегрет, и с этого времени эстонское правительство бросает все свои силы на введение евро, чтобы минимизировать для банков последствия неизбежной девальвации эстонской кроны. Оно не пытается регулировать рынок, чтобы остановить создание финансовой «пирамиды» из ничем не обеспеченных кредитов, а принимается подгонять макроэкономические показатели под Маастрихтские критерии, необходимые для перехода на евро, что не в последнюю очередь связано с личной заинтересованностью правящей элиты в дальнейшем стремительном обогащении банков (председателем Swedbank накануне кризиса, например, стал одиозный Март Лаар, ультраправый основатель постсоветской государственности Эстонии – подробнее см. Гл. IX). Не успели: с 2008 года начинается волна банкротств эстонских банков. «В 2008 году в результате того, что банки смело одалживали кредиты направо и налево, общий объем выданных в Эстонии кредитов вырос до 17 миллиардов евро, т. е. больше чем удвоился по сравнению с 2005 годом. В результате кредитный пузырь лопнул, рынок недвижимости обрушился, и экономика оказалась в глубокой яме. Тем не менее, как и ожидалось, государство не приняло никаких мер против банков. Их неприкосновенность была обеспечена», – пишет Эдгар Сависаар[19].

В Литовской республике, как следует из статистики аналитических агентств в сфере недвижимости, кризис начался за много месяцев до банкротства Lehman brothers и коллапса американской системы кредитования: падение продаж на рынках первичного и вторичного жилья (как следствие, падение цен) в Литве началось с последнего квартала 2007 года[20].

Так что прибалтийский кризис начался еще до мирового и был вызван внутренними причинами. Однако наложение мирового кризиса на местные стало катализатором куда большей катастрофы, чем та, к которой мог бы привести один лишь лопнувший «кредитный пузырь». Прибалтика к началу 2009 года превратилась в регион социально?экономического бедствия.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Zvidrins P. Demographic development in Baltic Sea region. URL: http://www.lza.lv/LZA_VestisA/66_5–6/5_Peteris%20Zvidrins.pdf

 

[2] Эмигрант: в Калининграде по сравнению с Латвией жизнь просто кипит. URL: http://www.rubaltic.ru/article/kultura?i?istoriya/pereselenets?v?ka lining rade?po?sravneniyu?s?latviey?prosto?zhizn?kipitl 5072013/

 

[3] Adomanis M. The Baltic Demographic Disaster: Since 1992 The Region Has Lost More Than 20 % Of Its Population. URL: http://www.forbes.com/sites/markadomanis/2013/07/1 9/the?baltic?demographic?disaster?since?1992?the?region?has?lost?more?than?20?of?its?population/

 

[4] Миграция в Литве: факты и цифры. URL: http://www.iom.lt/documents/Migration_profle_RU.pdf

 

[5] International migration outlook – 2013. URL: http://www. keepeek.com/Digital?Asset?Management/oecd/social?issues?migration?hea It h/international?mig ratio n?outlook?2013_migr_outlook?2013?en#page2

 

[6] G?ler D., Kri?j?ne Z, B?rzins M. International migration in the periods of transition and crisis: case of Latvia. URL: http://journals.kantiana.ru/eng/baltic_region/1771/5052/

 

[7] Андреева О. Эстонская болезнь: почему постсоветские страны так сильно хотят умереть. URL: http://rusrep.ru/article/2013/01/30/estonia

 

[8] http://www.dailymail.co.uk/news/article?2841686/The?truth?East?European?migration?One?30?Latvians?living?Britain?one?60?Poles?statistics?don?t?latest?infux.html http://www.dailymail.co.uk/news/article?2841686/The?truth?East?European?migration?One?30?Latvians?living?Britain?one?60?Poles?statistics?don?t?latest?infux.html

 

[9] «Переселившаяся в Ирландию молодежь потеряна для Латвии и Литвы!»: интервью с эмигрантом. URL: http://regnum.ru/news/1532701.html

 

[10] http://www.theguardian.com/law/2012/oct/29/workers?chickens?allegedly?trafcked?beaten

 

[11] Лукьяненко А. То, что вы не хотели знать об Англии. Часть 1. URL: http://www.freecity.lv/bestseller/55/

 

[12] http://www.rubaltic.ru/blogpost/i_ne_znayu_kto_pervyy_nevozvrashchenets_/

 

[13] Заброшенный завод в Риге. URL: http://www.youtube.com/watch?v=jJE84352NiM

 

[14] Отсасон Р., Соколов В. Республика на хозрасчёте? // Литературная газета. 1988. 16 ноября. С. 11.

 

[15] http://rus.err.ee/estonia/3d57c9d7–952b?4503–8847?e81483cd30ce

 

[16] Денисенков А. Далеко ли прыгнут «балтийские тигры»?» // Эксперт Северо?Запад. 08.10 2001. № 21 (50).

 

[17] Estonia, the new EU economy: building a baltic miracle? URL: http://books.google.ru/books?id=l3DITOaAA4EC&pg=PA310&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false

 

[18] Григорьев Л. Балтийский опыт выхода из кризиса: на пути к экономическому шторму. URL: http://www.rubaltic.ru/article/ekonomika?i?biznes/baltiyskiy?opyt?vykhoda?iz?krizisa?na?puti?k?ekonomicheskomu?shtormu180413/

 

[19] Сависаар Э. Правда об Эстонии. М.: МИДФИЕЛД O?, 2013.

 

[20] Ober?Haus Real Estate Advisors. Baltic & Poland price index. http://www.ober?haus.com/Baltic?Poland?price?index