Серж Брюссоло

Запретная стена

 

Запретная стена – 1

 

 

* * *

Книга 1

Дозорные Алмоа

 

Глава 1

 

Финальная атака начнется через несколько минут, Нат в этом уже не сомневался. Со вчерашнего вечера огромные ящеры стали сползаться со всех сторон, как будто наконец решили раз и навсегда покончить с теми, кто еще уцелел в крохотном лагере на вершине маленького островка. Зверюги были приземистые, короткомордые, но их пасти были усеяны внушительными клыками, и сами они достигали шести метров в длину.

Держась из последних сил, Нат караулил всю ночь, сидя перед шалашом, но в конце концов сон сморил его, так что он даже не заметил, как отключился.

А теперь мерзкие ящерицы медленно, но верно окружали их – его и Нюшу. Выползали из грязевого океана и тащились к последней обитаемой хижине во всем поселении – последней, где еще оставалось живое человеческое мясо, теплая трепещущая плоть, от которой у них на кожистых челюстях выступала тягучая слюна.

– Хныы… Хныы… – стонала Нюша, ворочаясь на тощей подстилке из сухих водорослей. – Хныы…

Она и не умела выражать свою тревогу иначе, чем бессвязными звериными криками. В ее родном племени – племени Мягкоголовых – редко пользовались словами. Открыв глаза, Нат увидел, что молодая женщина с ног до головы вымазалась илом в надежде слиться с окружающим фоном и сделаться невидимой. Многие в ее племени прибегали к этой уловке – расхожей и в то же время бессмысленной. Ящеров было не так легко одурачить.

С раздражением, вызванным крайней усталостью, Нат обнаружил, что Нюша не уследила за костром, который он с таким трудом разжег накануне, чтобы держать рептилий на почтительном расстоянии. Просто чудо, что хищники не воспользовались этим, чтобы ночью же перейти в нападение.

«Не злись на нее, – твердил он себе. – Толку от этого никакого, ты же сам знаешь, что нет смысла ожидать от Мягкоголовой, будто ей хватит ума на подобные меры предосторожности».

Он прислушался, ловя чутким ухом скрежет когтей по засохшей грязи. Враг был рядом, и он приближался.

«Остались только мы, – сказал себе юноша. – Все наши соседи погибли. Ящеры сожрали их еще на прошлой неделе. Когда пиршество закончилось, от них осталась едва ли кучка костей. Теперь настал наш черед».

Да, многолюдное прежде поселение полностью превратилось в деревню?призрак. Только засохшие потеки крови на порогах хижин свидетельствовали о том, что некогда здесь обитали живые существа – миролюбивые, неспособные защищаться, а потому ставшие легкой добычей для хищников. А Нат, вместо того чтобы сразу сбежать, имел глупость упорствовать. Почему он счел себя достаточно хитрым, чтобы одолеть врагов? Потому ли, что считал себя выше расы «выродков», как называли их жрецы?

Жалкие ловушки, которыми он пытался обороняться от ящеров, никогда не работали так, как надо. Рептилии день ото дня становились все смелее и нахальнее, ловко минуя утыканные кольями ловчие ямы, стальные силки или клетки, которые должны были ловить их благодаря очень «умному» механизму из шестеренок и рычагов. Нату, видите ли, захотелось поиграть в изобретателя… что ж, теперь он за это расплачивается.

– Хныы… хны… – снова заскулила Нюша, охваченная ужасом.

Инстинкт безошибочно предупреждал ее, что опасность близко. Как собака, она улавливала едва заметные звуки и запахи задолго до того, как они становились доступны слуху или обонянию обычного человека.

– Мне нужно отойти, – медленно и внятно объяснил ей юноша. – Оставайся здесь. Нужно снова разжечь огонь. Понимаешь, что я говорю?

Нюша бросила на него тоскливый взгляд и уцепилась за его ноги, чтобы не дать ему покинуть торфяную хижину. Ей было страшно оставаться одной, и тут ее было легко понять. За последние пять дней на ее глазах погибли все члены ее клана, которых хватали и пожирали те длинные ползучие тени, появляющиеся из болота.

Нат вышел наружу, втянув голову в плечи, – весь напрягшийся, готовый к бою. Костер превратился в кучку обугленных головешек. Нату пришлось потратить немало усилий, чтобы разжечь его снова. Ящеров не было видно, но он чувствовал, что они где?то рядом. Окраской они ничуть не отличались от окружающей тины, и стоило им прижаться к земле, как они тут же пропадали в неровностях рельефа.

С гарпуном в руках он сделал три осторожных шага по застывшей грязи. Прежде чем тронуться дальше, он потыкал зеленоватую корку концом своего орудия – стоило убедиться, что глиняный «лед» выдержит его вес. Это было необходимой мерой, ведь под тонкой сухой коркой струилась жидкая грязь, способная немедленно поглотить любого, сделавшего неосторожный шаг.

Внезапно он заметил слева движение какой?то тени и застыл, воздев копье. С бьющимся сердцем он затаил дыхание, готовясь к атаке, но тварь, видно, почувствовала его отчаянную решимость и предпочла не покидать засады, распластавшись по земле, будто нарисованная.

Юноша чуть расслабился. У него были черные длинные волосы, клочковатая бородка, и он не носил иной одежды, кроме скрывающего его мужское достоинство чехла из ящериной кожи. Когда?то в прошлом у него была настоящая, цивилизованная одежда, и он жил в настоящем доме, но все это он покинул, когда решил стать свободным жителем равнины и принял образ жизни примитивных племен.

Он присел и скрючился, внимательно осматривая пейзаж. Крохотный островок, на котором он сидел, казался едва заметным бугорком на окружающей его бесконечной равнине?океане.

Равнина?океан, текучая степь… Этими противоречивыми именами люди называли королевство Алмоа, девять десятых которого составляли жидкие грязевые просторы. Летом эта грязь подсыхала на солнце, образуя слой илистого «льда» различной толщины. Алмоа представляла собой сплошной полужидкий, полутвердый мир в состоянии вечного метаморфоза. Иногда море застывало, превращаясь в континент, а затем – никто толком не знал почему – континент вдруг начинал подтаивать, разваливаться на части и снова становился жидким! Океан вновь вступал в свои права. От этих постоянных изменений окружающий мир был опасен и ненадежен, и довериться ему было нельзя ни на минуту.

– Хныы… хныы… – запричитала Нюша внутри шалаша.

– Не выходи наружу! – крикнул ей юноша. – Не показывайся им на глаза! Ты же знаешь, что они предпочитают мясо женщин… и детей.

Но она не понимала этих слов, а может, просто была слишком напугана. Покинув убежище, она тут же затрусила к своему спутнику. Из?за слоя глины на коже она походила на статую, оживленную неведомой магией.

Нат взял ее за руку и поспешил взобраться на бугор, где они могли считать себя в большей безопасности.

Добравшись до вершины, он присел, прислонившись спиной к корявому деревцу, уложив копье поперек бедер и борясь с одышкой. Только сейчас он осознал, насколько сильно устал за последние дни. Ему страшно хотелось спать, но он не решался закрыть глаза. Кто?то должен быть на карауле, а на Нюшу никак нельзя рассчитывать. Мягкоголовые никогда не были воинами. Они вообще не были способны на сколько?нибудь агрессивные чувства и обычно безропотно давали себя сожрать, едва осмеливаясь заплакать от боли, когда хищник отрывал им ногу или руку.

– Нюша не должна волноваться, – успокаивающе пробормотал он, словно утешая ребенка. – Мы уйдем отсюда. Уплывем на пироге. Нужно просто убедиться, что путь свободен.

Конечно, он лгал, чтобы немного ее успокоить. На самом деле все было не так?то просто. Ящеры держались настороже, ожидая малейшего промаха со стороны беглецов, чтобы одним движением челюстей отсечь им ноги. С тех пор, как погиб его полугодовалый сын, Нат ненавидел их особенно остро.

Внезапно его охватило бешенство, он вскочил и, потрясая копьем, принялся осыпать бранью притаившихся среди камней рептилий.

– А ну, идите сюда! – кричал он. – Я вас жду! Я не боюсь! Давайте, я готов!

У него перехватило дыхание. Чудища колебались. Этот изможденный юноша казался с виду легкой добычей, однако от него исходила такая ярость, что твари невольно осторожничали. Такого убить будет непросто.

«Я схожу с ума, – подумал вдруг Нат. – Если бы я хотел покончить с собой, лучшего и придумать нельзя».

Он знал, почему ведет себя именно так: горе и угрызения совести настолько источили его душу, что он начинал терять рассудок. Он подавил всхлип, прикусив до крови губу. Нужно было держать себя в руках, чтобы еще больше не напугать Нюшу, которая и так стучала зубами от страха и только что напустила под себя лужу.

– Пойдем, – сказал он, тронув ее за плечо, – попытаемся добраться до лодки. Держись позади меня, не отставай. И смотри, куда ступаешь, ты ведь знаешь, что у них есть привычка зарываться в грязь. Ты знаешь, правда?

Но молодая женщина его не слушала: расширенными от ужаса глазами она тупо таращилась перед собой, нервно покачиваясь всем телом.

Нат заставил себя улыбнуться.

– Ничего, – солгал он. – Приободрись. Ничего еще не потеряно. Мы начнем все сначала, где?нибудь в другом месте. Новая хижина, новый малыш. Я люблю тебя… Ты понимаешь? Я тебя люблю.

Он с трудом заставил ее подняться. Она бы так и осталась здесь, скорчившись под деревом, пока ящеры не пришли бы и не сожрали ее живьем. Как и все ее сородичи, она была наделена безропотным фатализмом, граничившим с полной апатией.

Они зашагали вперед. Нюша шла сгорбившись, с выражением полной обреченности, которое должно было только возбуждать аппетит ящеров. Запах страха всегда действовал на них ободряюще.

От деревушки, где они жили, почти ничего не осталось – от силы десяток шалашей, кое?как сложенных из сушеного торфа. На сегодняшний день в живых остались только двое: упрямец Нат Уил?Мур, чужак, явившийся из города, и Нюша, последняя дочь своего племени.

Юноша присел на корточки перед входом в хижину, которую делил с Нюшей… и с малышом. Сейчас они покинут ее, покинут навсегда… Его сердце сжалось.

Нюша. Это он назвал ее так, ведь у Мягкоголовых не было имен. Никогда. Им просто не хватало ума, чтобы запомнить их.

Нюша… Как и прочие ее сородичи, она жила в «стаде», в бродячем диком племени, которое скиталось, не зная ни одежды, ни домашней утвари. На Алмоа это было первое человеческое племя с явными признаками аномалии: с уплощенной головой, которая выглядела так, будто кто?то надавил на нее сверху, когда она была еще мягкой, с коренастым телом и толстыми, выгнутыми колесом ногами. Когда Нат увидел Нюшу впервые, ему подумалось, что она похожа на вылепленную из пластилина фигурку, которую бог?творец, недовольный своим созданием, решил раздавить ударом кулака. Почему же он так к ней привязался? Не из?за красоты, это уж точно! Тогда почему? Наверное, потому, что интуитивно почувствовал, что она никогда его не предаст. Что она будет верна ему до самой смерти. Да, конечно. Именно эта уверенность возобладала над всем остальным. Нюша была воплощенная верность и преданность. Это была наивная преданность прирученного животного, которое скорее даст себя убить, нежели покинет хозяина. Эта беспредельная, детская доверчивость и пленила Ната в свое время.

«Эти Мягкоголовые вообще не люди, – твердили горожане. – Это псы… Мозгов у них не больше, чем у паршивых шавок. У них нет ни закона, ни религии, ничего… Животные».

Можно ли было отказать им в правоте?

Нат не знал, но от подобных речей ему делалось стыдно. Действительно, женщины Мягкоголовых жили стадами, голые, как мартышки. Они отличались редкой покладистостью и только и хотели, что подчиняться. Достаточно было приманить их горсткой снеди – и они готовы были следовать за тобой куда угодно. Они были настоящей находкой для изнемогающих от похоти подростков. Девушки всегда были готовы отдаться им, прямо здесь же, в грязи, стоя на четвереньках, заботясь только о том, чтобы доставить удовольствие хозяину. А потом в благодарность вылизывали ему руки.

С тех пор, как Нат покинул свою родную семью, он прожил с Нюшей уже два года. Почему? Потому что воображал, будто сможет помочь этому беззащитному народцу? Какая самонадеянность!

Нюша… Он много раз пытался научить ее отзываться на это имя, повторяя день напролет: «Нюша… Нюша…» Если начать с утра пораньше, к вечеру она вроде бы запоминала его, но за ночь непременно забывала, и на следующий день приходилось все начинать сначала. Ночь полностью обнуляла ее память. Безнадежно.

Мягкоголовые не владели речью, не потому, что их голосовые связки были не приспособлены к членораздельному общению, а потому, что они были не в состоянии запоминать слова, которые могли бы изобрести все вместе. Это было жалкое, обреченное племя, и та же судьба ожидала и прочие человеческие народы на Алмоа: отупение, вызванное деградацией мозга, вырождение… Виной тому было слишком мощное тяготение на планете, которое вызывало частое рождение уродцев.

На протяжении двух лет Нат пытался очеловечить Нюшу: научить ее одеваться, не чесать себя в паху, как макака, и не выражать свое недовольство звучным испусканием газов. Но все впустую.

Он также не сумел обучить ее даже самым началам охотничьего ремесла. Она отчаянно боялась ящеров, которые иногда выныривали из грязи прямо у вас под носом с широко раскрытой пастью, готовой ухватить вас за ногу.

Нюша подарила ему сына – коренастого коротышку с приплюснутой головой, еще более бестолкового, чем его мать. Он так никогда и не научился выговаривать даже такие простые слова, как «мама» или «папа». Окончательно сдавшись, Нат не стал давать ему имя и называл его просто «ребенок» или «малыш».

Нат сознавал, что в племени ему не место. Людям нечего было делать среди Мягкоголовых. На это смотрели косо. Неписаный закон гласил, что разные народы не должны смешиваться. Презрев эти правила, Нат превратился в отщепенца.

А потом все рухнуло.

Однажды вечером, возвращаясь с охоты, Нат обнаружил на пороге хижины полуобъеденное тельце своего ребенка. Один из ящеров пробрался в поселение и напал на младенца. Одним движением челюстей он располовинил его тельце на уровне бедер, оставив только туловище и голову.

Нюша проскулила весь вечер, обхватив голову руками и хлюпая носом, но на следующий день полностью забыла о существовании собственного сына и присоединилась к играм сородичей, как будто ничего не произошло. Услышав, как она смеется вместе с остальными, юноша окончательно сломался. Он, он один был во всем виноват. Ни один разумный человек не возьмет себе в подруги Мягкоголовую. А он пренебрег законом и тем самым допустил непростительную ошибку.

Он сделал попытку похоронить истерзанное тельце ребенка, но в жидкой грязи сделать это было трудно. При первом же сильном дожде маленький трупик всплыл и начал дрейфовать вокруг хижины. Нюша даже не обратила на него внимания. В конце концов его сожрал ящер.

«Скоро ты станешь таким же, как Нюша, – все чаще размышлял Нат. – Животным… Через полгода ты начнешь ходить на четвереньках и тявкать как собака. Вспомни те разговоры в тавернах Сольтерры. Деградация заразна. Это болезнь, передающаяся через женщин».

Со временем эти мысли стали преследовать его неотвязно.

«Ты должен уйти, – нашептывал ему голос внутри его головы. – Ты должен вернуться к людям, пока твой разум еще при тебе. Уходи… Возвращайся в Сольтерру, на остров, где ты родился. Нюша не станет от этого несчастной: как только ты исчезнешь из виду, она забудет о твоем существовании и найдет себе нового спутника. Не пройдет и часа после твоего ухода, как она подыщет тебе замену».

Но он настолько привязался к молодой женщине, что так и не решился ее покинуть. Судьба все решила за него.

– Хныы… Хныы… – нетерпеливо заскулила женщина.

Нат встряхнулся, отгоняя непрошеные воспоминания, подхватил кожаную сумку с припасами, одежду и флягу и вручил все это подруге: ему нужно было иметь свободу движений на случай нападения. Теперь надо было добраться до лодки на пляже, а это обещало стать непростой задачей.

Ящеры снаружи защелкали челюстями. Обед сам шел к ним в лапы!

 

Глава 2

 

Молодые люди брели среди опустевших хижин. Повсюду валялись разлагающиеся, истерзанные трупы, оторванные от тел головы. Слезы страдания прочертили нелепые светлые узоры на их вымазанных грязью щеках.

«Не стоило мне упорствовать, – думал Нат. – Они погибли потому, что доверяли мне, считали, что я и впрямь способен избавить их от беды. Если бы не мое хвастовство, они бы ушли отсюда задолго до того, как положение стало безнадежным».

Он замедлил шаг. От быстрой ходьбы сердце колотилось как безумное. Сила тяжести на Алмоа категорически запрещала продолжительные усилия.

– Хныы! Хныы! – вякнула Нюша, указывая на лежащую на илистом пляже пирогу.

Она хотела броситься к ней бегом, но Нат ухватил ее за запястье, сдерживая этот неразумный порыв.

– Погоди! – взмолился он. – Это ловушка. Там полно ящеров в засаде. Они знают, что мы попытаемся сбежать именно таким образом. Они ведь тоже хитрые, уж в любом случае хитрее тебя!

Но она не слушала и продолжала вырываться. Даже попыталась укусить его. Это было неожиданно: должно быть, она и в самом деле была напугана до смерти, если настолько изменила своей привычной покорной пассивности. Нату пришлось ударить ее. Он и сам был уже на пределе. Он не сомневался, что нападение неминуемо. Инстинкт подсказывал ему, что ящеры здесь повсюду – зарылись в грязь и только и ждут, что Нюша окажется рядом, чтобы выскочить из своих ям, раззявив челюсти. Он вскарабкался на большой валун, чтобы высмотреть притаившихся рептилий.

– Не беги, – велел он Нюше. – Не кидайся к лодке… Они только этого и ждут.

Она дулась, глядя в землю. На ее лице появилось угрюмо?дерзкое выражение, которое не предвещало ничего хорошего. Он знал, что она готова совершить какую?то глупость. Наверное, ее стоило связать, стянув покрепче лодыжки и запястья, но у него не было при себе никакой веревки. Исполненный мрачных предчувствий, он принялся карабкаться еще выше. Сила тяжести давила так, что ему казалось, будто его голова сплющивается от чудовищного давления. Рот наполнился вкусом крови.

Со своего насеста он осмотрел пирогу, которая должна была привести их к цивилизации. Они поплывут по одной из грязевых речек, которые пронизывают корку засохшего ила. Если они будут грести изо всех сил, то в конце концов доберутся до большого озера из жидкого ила, на берегах которого стоят главные города Восточной провинции. По крайней мере, Нат на это надеялся. Конечно, он сознавал, что страшно рискует. Когда взойдет солнце и установится обычная жара, ил за каких?нибудь пару часов намертво засохнет – вернее, просто спечется, как глиняный горшок, поставленный в печь для обжига. И тогда они застрянут на полпути – лодка увязнет в затвердевшей глине и приклеится так же намертво, как статуя к своему пьедесталу. Тут?то ящеры окружат их и…

Нат вздохнул и в последний раз смерил взглядом расстояние, отделяющее их от лодки. Зеленоватое илистое пространство было испещрено невысокими буграми, выдающими присутствие затаившихся ящеров. Он решил, что безопаснее будет не бежать напрямик, а закладывать петли пошире, огибая эти потенциально опасные места.

Когда он уже спускался, Нюша вдруг сорвалась с места и побежала к пироге. Напрасно Нат звал ее – она не останавливалась, и ему пришлось броситься в погоню. Безжалостное тяготение сковывало его движение. Мягкоголовые не знали подобных неудобств, и, несмотря на все усилия, Нат не смог нагнать женщину, пока она не достигла берега.

Задыхаясь, с черной пеленой перед глазами, он рухнул на колени, захлебываясь горькой слюной. И в тот же миг Нюша наступила на спину зарывшемуся ящеру. Хищник взвился в туче брызг, ухватил свою добычу за ногу и потащил ее к морю. Ящеры часто так действовали: утягивали своих жертв под воду, чтобы утопить. Сами они могли проводить под поверхностью мутной жижи долгие часы, истощая терпение охотников.

Нат вскочил, воздев копье, и бросился спасать свою подругу, но было уже слишком поздно: ящер нырнул, и легкие Нюши заполнились жидкой грязью. К тому же юноше пришлось замедлить бег из?за нападения другого ящера, который неожиданно преградил ему путь.

– Сдохни! – завопил Нат, вне себя от горя и отчаяния. – Сдохни, падаль!

В слепом бешенстве он принялся наносить твари удар за ударом, пронзая ее кожистый панцирь в самых уязвимых местах.

Похоже, такая ярость устрашила остальных зверюг, которые нерешительно замешкались. Нат бросился на них, не понимая толком, что делает. Выставив копье вперед, он ринулся им навстречу, осыпая ударами жесткие шкуры.

– Получай! – ревел он. – Еще хочешь? Вот тебе… и еще! И еще!

Он совсем потерял голову. Кровь струилась по древку копья, липкие ладони скользили. Оробевшие твари отступили, напуганные яростью человеческого существа, которого страдание нежданно превратило в берсерка, и Нат смог добежать до пироги и столкнуть ее с берега.

Потом он долго сидел, не решаясь взяться за весла, и таращился на грязевое море, надеясь на неизвестно какое чудо. Но Нюша на поверхности так и не показалась: наверняка хищник затащил ее труп под какую?нибудь затопленную корягу, чтобы он успел подгнить. Ящеры особенно любили мясо с душком.

Нату пришлось решиться тронуться в путь, пока ящеры не оправились от испуга и снова не пошли в атаку.

Оказавшись примерно в двух кабельтовых от берега, он заплакал – от злости, печали и стыда. Слезы прочертили светлые дорожки в зеленоватой пыли, покрывавшей его лицо.

 

Глава 3

 

Нос лодки с хрустом вспарывал твердую корку ила, и Нат чувствовал, как по его лицу стекают капли жидкой грязи. Его глазам предстала картина разоренного города: разномастные лачуги и покосившиеся склады, соединенные ненадежными переходами из бамбука.

После долгих лишений он оказался наконец в виду Изолакра – торгового прибрежного городка, где, если ему повезет, он сможет наняться матросом на какое?нибудь судно. Он взял курс на пристань и погреб изо всех сил. Когда его лодчонка ткнулась в сваи причала, Нат ухватился за перекладины лестницы и выбрался наверх.

На него косились с подозрением – выглядел он точь?в?точь как «дикарь» с грязевых равнин. Примитивная пирога и привязанный к бедрам чехол тоже, прямо скажем, не улучшали картины. Он тут же направился в ближайшую лавку, где брали под залог и скупали всякую всячину, и продал там свое копье и нож из полированной кости, а также связку превосходно выделанных шкурок ящериц. Конечно, это был не слишком осторожный поступок, но у него не было выбора: если он хотел получить хоть малейший шанс наняться на работу, ему следовало как можно скорее принять «цивилизованный» облик.

Лавочник, убежденный, что имеет дело с тупым «дикарем», беззастенчиво ободрал его как липку, расплатившись за шкурки десятью жалкими медяками. Затем Нат прямиком поспешил в общественные бани самого низкого разбора, а оттуда – к цирюльнику, где ему подстригли волосы и бороду, и переоделся в латаную?перелатаную, но относительно чистую одежду, которую один из работяг уступил ему по разумной цене. Заодно он прикупил подвернувшуюся по случаю кирасу – помятую, как столетний медный котелок. Теперь он вовсе не выглядел дикарем, и, замечая свое отражение в стеклах витрин, он едва узнавал сам себя.

Приглушенная, но болезненная скорбь все еще трепетала в нем, и всякий раз, прикрывая глаза, он снова и снова видел Нюшу, извивающуюся в челюстях ящера.

Во время путешествия его не раз охватывало отчаяние, когда он был готов просто сдаться и умереть здесь же, на дне пироги. И все?таки каждый раз инстинкт выживания брал свое, заставляя его двигаться дальше.

Теперь ему следовало перестать оглядываться назад. Он здесь, в Изолакре, куда заходило большинство судов, связывающих между собой все крупные города равнины?океана.

На причале рядом с небольшим вельботом стояли и болтали между собой пятеро матросов. Вдали, теряясь в густой дымке, вырисовывался силуэт стоявшей на якоре громадины – тяжеловооруженного разгонщика облаков.

На припортовой площади до ужаса тощий, чумазый уличный сказитель пытался привлечь внимание зевак, громко излагая легенду об Алмоа, грязевом океане.

– Многие века тому назад, – вещал он, – третий император, правитель нашего королевства, имел своим визирем колдуна Алканека. Император страдал болезненной подозрительностью; заговоры мерещились ему буквально повсюду, и однажды он заподозрил в измене самого Алканека. Даже не пытаясь дознаться правды, он приговорил своего визиря к казни через раздавливание…

Нат задумчиво кивнул. Он знал этот миф наизусть, потому что тысячу раз слышал его из уст своего отца – Мура, Дозорного Сольтерры. Казнь через раздавливание заключалась в том, что приговоренного укладывали на землю под металлическую плиту, на которую наваливали камни. Проседая под грузом камней, плита в конце концов расплющивала грудную клетку несчастного и раздавливала его легкие.

– Однако он забыл, что Алканек был могущественным колдуном, – продолжал рассказчик. – Уже погибая и захлебываясь собственной кровью, он выкрикнул проклятие, обрекающее наш народ вечно испытывать те же муки, что и он. Все совершилось по его слову. На следующий же день сила тяжести на нашей планете возросла, губя целые племена. Людям пришлось приспосабливаться к этому невидимому грузу: ходить, пригнув голову, сгорбив спину и свесив руки, тяжелой, медленной походкой, от которой по сию пору ноги наливаются свинцом, а кровь стекает вниз, раздувая кисти рук и стопы и придавая им лиловый оттенок. Даже облака под действием собственной тяжести спустились с высоты и стали тверже камня, а дождь обратился в каменный град… Магия Алканека исказила сами законы Природы.

Нат отвернулся – с него было довольно. И вздохнул: итак, его добровольное изгнание закончилось; еще неделя – и он снова будет дома.

Дома… Это слово с трудом укладывалось у него в голове. Вот уж не думал он, что когда?нибудь испытает желание вернуться в Сольтерру, откуда прежде всеми силами мечтал сбежать.

У самого края берега, где колыхались илистые волны, какая?то птица боролась с воздухом, напряженно шелестя перьями. Как у всех прочих пернатых, у нее развилась мощная летательная мускулатура, позволяющая преодолевать силу тяжести. Непропорционально большой размах крыльев придавал ей неприятное сходство с птеродактилем. Так все и пошло со времен проклятия Алканека. В тех местах, где грунт был слишком мягким, незримый свинцовый груз утянул деревья и дома под землю. Болотистая, зыбкая твердь оказалась как нельзя более подходящей для подобных бедствий.

Со временем жители Алмоа научились избегать лишних движений, и повседневная жизнь разворачивалась замедленно. Когда возраст истощал силу мышц, птицы переставали летать… а старики уже не могли подниматься по лестницам.

Острое ощущение, что за ним наблюдают, вырвало Ната из раздумий. Особое шестое чувство, которое развилось у него в результате жизни среди хищных ящеров, буквально вопило о возникшей угрозе. Резко повернувшись, он заметил, что на него уставились трое субъектов самого неприятного вида; один из них держал на поводке облезлого крупного пса. Шкуру пса, не перестававшего скалиться, обильно покрывали шрамы.

«Сброд из городской стражи, – подумал Нат. – Крепко выпили и теперь ищут, к кому бы придраться, чтобы развлечься и насладиться своей ничтожной властью».

Он счел за самое разумное убраться с их глаз. Вообще?то в задачи стражи входило поддержание общественного порядка в прибрежных городах; проблема, однако, заключалась в том, что в ней служило одно отребье, не упускавшее ни малейшей возможности злоупотребить своими привилегиями и пробавлявшееся в основном грабежами и вымогательством среди приезжих.

Желая как можно скорее скрыться с глаз стражников, Нат шмыгнул в какую?то темную улочку. Но не успел он пройти и десяти шагов, как за спиной у него раздался хриплый собачий лай. Через мгновение он оказался окружен. Все трое подонков были вооружены молотами на длинных рукоятках вроде палиц, и их окутывал запах перегара от скверного портового вина.

– Эй ты! – окликнул его тот, что держал собаку. – Поди?ка сюда, чтобы мы могли разглядеть твою поганую рожу. Канико тебя выследил. Смотри, как он рычит. Это значит, ему не нравится твой запах, вот что. И знаешь, в чем причина? Канико специально учили распознавать Мягкоголовых, и он никогда не ошибается. Посмотреть на него, так от тебя просто разит Мягкоголовыми!

– Ага, – буркнул его приспешник. – А Мягкоголовые нам здесь не нужны. Жалкие воры и выродки. Крадут наших детей и пожирают их. Врываются в наши дома, насилуют женщин и поганят их своим гнусным звериным семенем. Если дать им волю, они загубят весь людской род, и мы все начнем ходить на четвереньках и гавкать как псы. Будем жить в будках и нюхать друг другу задницы.

– Точно, – подтвердил стражник с собакой. – Мягкоголовые – это болезнь, а мы – врачи, которые с ней борются. Сейчас мы тебе прививочку сделаем этим молотом… Вот увидишь, сразу почувствуешь себя куда лучше.

Нат примирительно махнул рукой, но, как оказалось, зря: пес зашелся в яростном лае, брызгая пеной с тяжелых брылей. Дело оборачивалось совсем плохо. Он уже сильно жалел, что поспешил продать оружие.

– Да ладно вам, не глупите, – пробормотал он в тщетной попытке все уладить. – Вы же прекрасно видите, что я человек.

Ему было очень стыдно, что пришлось прибегнуть к такому аргументу, но рядом с этими негодяями особо выбирать не приходилось.

– Ничего мы не видим, – хмыкнул стражник с собакой. – Некоторые Мягкоголовые надевают парики, чтобы скрыть свою плоскую башку. По мне, так ты тоже такой, переодетый.

– И единственный способ выяснить, кто они такие, – добавил второй приспешник, – это дать им как следует молотом по черепушке. Именно так мы сейчас и поступим для выяснения твоей личности.

Широко ухмыляясь, он поднял молот. Пес, возбудившись до крайности, резко прыгнул вперед, и его хозяин разжал ладонь, выпуская кожаный поводок. Нату показалось, будто его ударило в грудь пушечное ядро. Под весом могучего пса он опрокинулся навзничь и обхватил руками шею собаки, стараясь отвести ее покрытую пеной морду от своего лица. Но стражник с молотом уже приближался, замахиваясь своим орудием и метя юноше прямо в лоб.

– Ага! – воскликнул он. – Так и есть, это наверняка парик! Ребята, у нас тут поганый дикарь переодетый!

Нат толком не успел понять, что произошло потом. Собака вдруг болезненно взвизгнула и завалилась набок, освободив Ната от своего веса. Стражник тоже вскрикнул и уронил свою палицу…

Приподнявшись, Нат увидел, что в переулке объявился еще один человек, который в данный момент держал стражников на почтительном расстоянии, нацелив на них острие своего оружия. Настоящий великан с наголо бритым черепом, в помятых латах и с тяжелым гарпуном в руках. Немолодой – лет шестидесяти, с седыми усами, но с могучими мышцами. Он уже уложил пса и ранил в плечо стражника с молотом. Мостовая оросилась кровью.

– А ну проваливайте отсюда, ублюдки, – рявкнул он стражникам, – или я проткну вас, как вонючие бурдюки с дерьмом, каковыми вы и являетесь. Убирайтесь! И если будете дальше приставать к этому парню, я кликну других гарпунеров с вельбота, и мы всех вас наденем на копья, как вашего паршивого полкана. Ясно?

Стражники попятились, бормоча невнятные угрозы, но что?либо предпринять не решались.

Когда они исчезли за поворотом, Нат повернулся к своему спасителю, чтобы поблагодарить; но великан только махнул рукой, проворчав:

– Какого черта тебя понесло в эти переулки? Хочешь, чтобы тебе глотку перерезали? Возвращайся на причал, и больше оттуда ни ногой. Там все свои, моряки, и стражники не осмеливаются туда соваться. Шевелись, чего стоишь! Ждешь, пока они вернутся с подмогой?

После чего он резко развернулся и направился в порт.

Нат с трудом боролся с усталостью, сковавшей все его движения – неизбежное следствие любых физических усилий. Чрезмерное тяготение на Алмоа никак не поощряло интенсивной нагрузки, которая только что выпала на его долю.

Лямки непривычной, плохо подогнанной кирасы резали плечи. Нат решил последовать совету гарпунера и, покинув переулок, направился к пристани.

На причале моряки кое?как пытались сдержать нетерпение пассажиров.

– Оставьте же нас в покое! Раньше чем завтра мы не отправимся, – надсаживался один из них. – У нас команда гарпунеров до сих пор не укомплектована. Неужто вы так торопитесь встретиться с облаками? Многие из вас там и полягут! Сходите?ка лучше в бордель, развлекитесь, может, это будет последний раз в вашей жизни!

Задрав голову, Нат рассматривал странный, обшитый броней корабль, которому предстояло доставить его домой, на родной остров. Путешествие предстояло опасное. Окаменевшие облака, дрейфовавшие над самыми волнами, славились своей способностью сминать оказавшиеся у них на пути корабли.

Уже собираясь уйти, он вдруг заметил невдалеке бритоголового исполина в помятых доспехах, который незадолго до того спас ему жизнь. Усач по?прежнему держал в руке заляпанный кровью гарпун. Выглядел он очень внушительно, однако было видно, что старость скоро сразит его: человеческое тело на Алмоа изнашивалось быстро.

– Собрался плыть куда?то? – бросил ему незнакомец.

Нат кивнул, и великан пророкотал в ответ:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, парень. Учти, мы не будем здесь просто пассажирами: капитан рассчитывает на каждого, как на солдата, когда придется воевать с облаками. Ты хоть раз участвовал в такой атаке? Вижу, что нет. Тогда держись позади меня и повторяй каждое мое движение. В этом случае тебе, быть может, удастся дожить до конца плавания. Что же до меня, то мое имя – Неб Орн, я гарпунер, охотник на летучие айсберги.

 

Глава 4

 

Стальной нос корабля с оглушительным треском прокладывал путь через плиты застывшей грязи. Стоя у борта, Нат не мог отвести взгляда от могучего заостренного форштевня, который вот уже трое суток рассекал застывшие волны спекшегося ила, под которым текла жидкая грязь.

К нему не торопясь подошел Неб Орн. Несмотря на преклонный возраст, его наняли в качестве старшего гарпунера. Насколько Нат мог видеть, он никогда не выпускал из рук своего гарпуна с взрывчатым наконечником, как будто тот был естественным продолжением его тела, еще одной конечностью.

Лишенный мачт и парусов, корабль походил на перевернутый панцирь черепахи. А поскольку этот панцирь был сделан из металла, всякое передвижение матросов по палубе сопровождалось жутким грохотом и лязгом.

Нат слишком резко поднял голову и чуть не свалился от накатившей дурноты. Неб Орн подхватил его своей огромной лапищей.

– Ты в порядке?

– В порядке.

Гарпунер фыркнул:

– В некоторых местах тяготение такое сильное, что, однажды сев облегчиться, уже не сможешь подняться. Так и останешься навсегда на толчке, роняя катяхи весом с пушечное ядро!

– Неб, – пробормотал Нат, – а это правда, что грязевая равнина бесконечна?

Орн кашлянул, как будто юноша затронул некую скользкую тему, которую не следовало обсуждать на людях.

– Так говорят, – сказал он наконец с оттенком нерешительности. – Что до меня, так я избороздил все северное полушарие вдоль и поперек и могу тебя заверить: грязевая равнина покрывает все, однако…

– Однако что?

Великан смущенно пожал плечами.

– Я, конечно, могу говорить только за северное полушарие, – продолжил он, жуя мундштук своей трубки. – Про юг ничего сказать не могу, туда отродясь никто не совал носа, кроме разве что птиц, ну а из них никто тебе не расскажет, что они там видели.

– Птицы?

– Ну да, только птицы могут перелететь через великую стену.

– Что за великая стена?

Орн нахмурился и, понизив голос, пояснил:

– Экватор – это граница, за которую никому нет ходу. По нему проходит исполинская стена, которая опоясывает всю планету, как каменный обруч. В этой стене нет ни единой дверцы, и она такая высокая, что никто не может на нее взобраться без страха, что от силы тяжести у него лопнут глаза.

– А что там, по другую сторону?

Нед недовольно забурчал, отводя глаза.

– Ха! По другую сторону… Это тайна! Поговаривают, что за каменной стеной лежит цветущий рай, где никто не страдает от избыточного тяготения и где сияет ласковое солнце. Нечто вроде Эдема, который называют «садом секретов». Якобы там, в веселье и счастье, живет избранный народ. Если верить сказителям, Алмоа с давних пор поделена на две части – ад на севере, рай на юге. Но это, конечно, просто глупая легенда. Еще одна из множества подобных.

Нату стало не по себе. Его отец, Мур, Дозорный Сольтерры, никогда не упоминал об этом. Правда, Мур всегда презирал народные сказки. До самой своей кончины Мур был человеком жестким и непреклонным… в общем, совершенно несносным. Именно спасаясь от его тирании, Нат все время мечтал сбежать от Сольтерры и ее сторожевой башни, откуда дозорные наблюдали за перемещением смертоносных облаков.

Раздавленный усталостью, Нат покинул палубу и спустился в трюм, предназначенный для рядовых матросов. Он успел поспать где?то час, свернувшись в своем гамаке, когда шум разразившейся вдруг суеты поднял его на ноги. Прильнув к одному из приоткрытых бортовых люков, он увидел человеческую фигуру посреди застывших илистых волн, в сотне саженей от пробитого кораблем канала. Незнакомец размахивал факелом и отчаянно вопил, причем страх придавал его голосу особую пронзительность:

– Облако, облако?убийца! Идет прямо на город. Завтра оно уже будет там. Я два дня бежал, чтобы предупредить вас. Вы должны отправиться туда. Спасите нас! Спасите!

 

Глава 5

 

Корабль лег на новый курс. Стоя на корме, Нат чувствовал, как ревет в машинном отделении кочегарка. Из люка вынырнул Неб Орн; все его тело обильно покрывал пот, могучие, забрызганные маслом руки были сплошь исчерчены старыми шрамами.

– Мотор просто надрывается, – бросил он парню. – Еще чуть?чуть, и наша лодчонка раскалится докрасна, так что наши пятки будут шипеть на палубе, как сало на сковородке.

Тыльной стороной ладони Нат отер испарину со лба. По спине уже бежали ручейки пота.

– Почему ты поплыл вместе с нами? – спросил вдруг Неб.

Нат поморщился:

– Решил вернуться… домой, – выдавил он неохотно. – Маленький такой островок. Сольтерра. Там совсем жить невозможно.

– Поэтому ты и ушел оттуда?

– Да, но все обернулось не слишком хорошо. Не хочу об этом рассказывать. Да кстати, не так уж далеко я ушел. Я оставил дом сразу после смерти отца, чтобы не оставаться одному. Никто меня не удерживал. Я хотел попытать счастья. В моих краях ни один человек никогда не покидал родного холма. Поэтому меня сочли чокнутым, изменником.

– А чем занимался твой отец? Рыбачил? Охотился?

Нат покачал головой:

– Нет. Уж лучше бы так… Он был дозорным, наблюдал за облаками, и он знал заклинания, способные отгонять демонов тумана.

Глаза Неба на долю секунды расширились.

– Дозорный… ишь ты, – присвистнул он. – Важный человек, значит. У дозорных куча разных привилегий.

Нат отметил, что слова гарпунера были не лишены некоторой досадливой горечи. Как и большинство людей, он не имел ни малейшего понятия о том, какой на самом деле была жизнь дозорного. Правда наверняка сильно бы его разочаровала.

Они расстались: Небу предстояло укрепить лафет одной из пушек, который его тревожил, а также произвести смотр боеприпасов.

Нат вернулся на свой наблюдательный пункт. Клубы пара вырывались из трюма всякий раз, как кто?нибудь открывал люк.

Внезапно уши юноши заложило от мощных раскатов грома. На секунду у Ната мелькнула мысль, что это взорвалось машинное отделение, разворотив весь корабль, но тут до него донеслись отчаянные крики: «Дождь!»

Началась паника. Из?за тяжелого, как в парилке, жара большинство матросов поснимали свои защитные латы. Нат и сам за минуту до того хотел снять металлический ворот, натиравший ему плечи.

Грянул второй раскат грома, за которым последовали первые каменные залпы. Нат услышал, как камни засвистели у него над головой, словно выпущенные из пращи. Галька с грохотом рикошетила от палубы; один каменный осколок с визгом высек искру о бронированный борт, а затем насквозь пробил грудь стоявшего рядом матроса. Тот рухнул, крича от боли. Всех прочих, кто оказался без доспехов, ожидала такая же судьба. Каменные градины нещадно дырявили кожу и черепные кости.

От страха Нат оцепенел, застыв на месте. Ему ни разу не доводилось видеть такой свирепой грозы. Он упал на колени, пытаясь на ощупь отыскать шлем, который минуту назад положил рядом с собой. Увы, один из мечущихся по палубе моряков случайно поддал шлем ногой, и тот укатился далеко в сторону.

Теперь буря бесновалась в полную силу, невидимой рукой швыряя с небес каменный ливень. Кремниевые льдинки молотили по броне, с грохотом разлетаясь во все стороны. Нат скрючился у борта, обхватив голову руками и пытаясь как?то укрыться от прямых попаданий, которые точно стали бы смертельными. Кираса защищала его, но при каждом новом попадании ему казалось, будто кто?то со всей силы шарахает его дубиной.

Один из матросов, получив удар в затылок, повалился на палубу, захлебываясь кровью: камень вырвал ему язык. Каждая каменная «капля» прокладывала себе путь к земле с силой пули.

Небеса словно решили учинить всеобщую казнь через побивание камнями, от которых коробилась броня и вылетали стекла иллюминаторов.

Нат припомнил, что некогда объяснял ему отец:

«На Алмоа состав дождевой воды изменился. Проходя через слои атмосферы, капли накапливают молекулы извести, которые искажают их структуру, и к тому времени, как они достигают земли, они превращаются в камни! Невежды непременно скажут тебе, что это следствие Великого Проклятия, но это просто глупость. Все дело в экологических нарушениях!»

Корабль застонал. Стальная обшивка корежилась и рвалась под напором каменного ливня, обнажая внутренние отсеки судна. Нату удалось укрыться под чьим?то щитом, и теперь он отчаянно цеплялся за кожаный ремень, прикрепленный к стальному диску, который только вздрагивал от очередного шквала. Одна из градин подкатилась к его ногам. Она была круглая, гладкая, как агатовая бусина… и совершенно сухая.

– Если корабль будет наполняться и дальше, мы пойдем ко дну! – закричал капитан.

Он был прав. Каменные шарики, ручейками стекая через люки, постепенно наполняли трюмы. С каждой минутой отяжелевший корабль оседал все глубже.

Люди на палубе пытались заделывать пробоины. Падающие с неба камни то и дело колотили по незащищенным спинам, разбивая почки и легкие.

– Отступаем на нижнюю палубу! – скомандовал Нат.

Он сильно тревожился за Неба Орна, которого ливень наверняка застал голым по пояс, занятым осмотром пушек.

Уцелевшие осторожно отступили, стараясь не выставлять за пределы щитов руки и ноги. Каменная шрапнель била достаточно сильно, чтобы покалечить оставленные без защиты конечности.

У подножия трапа, ведущего вниз, они обнаружили лежащего без сознания гарпунера: на лбу у него вздулась громадная шишка, щеки и скулы были покрыты кровоподтеками и ссадинами. Ему еще повезло, что в него попадали только мелкие градинки. Нат и другие матросы не без труда оттащили его в более безопасное место.

Они сгрудились между двумя пушками, куда проникающие через пробоины в потолке камни попадали уже на излете; тем не менее силы удара хватало, чтобы градины взрывались облачками сухой пыли.

Ливень бушевал около получаса и закончился так же внезапно, как и начался.

Воцарившаяся после грохота тишина сама казалась оглушающей. Некоторое время никто не решался сдвинуться с места, но затем Нат отодвинул щит и выбрался на палубу. Испещренная кратерами поверхность ила вокруг судна напоминала лунную поверхность.

Судно пострадало очень сильно. Из команды уцелели лишь немногие; потери насчитывали пять убитых и десять тяжелораненых. В воздухе висел душный запах крови.

В машинном отделении пробитые камнями трубы исходили ручейками пара.

Схватив рупор, капитан объявил, что давление упало до нуля и двигатель требует ремонта. Неб Орн, едва придя в себя, снова спустился вниз, в кочегарку. Нат побежал вместе с годными к службе матросами вычерпывать миллионы и миллионы небесных камешков, заполнивших трюмы.

Он занял свое место в цепочке, по которой передавали ведра с градинами, чтобы высыпать их за борт. Каждое такое ведро, наполненное под край, весило килограммов тридцать, и Нат тут же почувствовал, как налились болью его руки. Но что поделать? Приходилось работать дальше.

Никто не разговаривал – каждый берег силы для работы, и вокруг было слышно лишь натужное, хриплое дыхание, перемежающееся в регулярном ритме шорохом ссыпаемой на равнину гальки.

Наконец донесшийся из топки свист возвестил, что давление снова растет; десять минут спустя винт снова начал вращаться, и судно вырвалось из глинистого плена с треском, от которого свело челюсти у всего экипажа.

Из люка показалась голова Неба Орна. Его синяки уже успели налиться чернотой, и Нат не сразу его узнал.

– Поехали! – крикнул гарпунер с напускной веселостью. – Все наверх!

– Ты в порядке? – спросил юноша, пока матросы занимали свои места на палубе.

– В порядке, – буркнул усатый великан.

И, чуть помолчав, добавил:

– Раньше в это время года никогда не бывало дождей. Погода совсем разладилась. Опоздаем примерно на полдня, если только…

Он резко умолк и снова вернулся к сплетению трубок двигателя, что?то подправляя в них при помощи молотка.

Нат ощупал свои бока, морщась от боли. Его кираса сильно покоробилась от недавнего ливня, руки нещадно ныли. Он оторвал полосу ткани от подола туники, чтобы кое?как перевязать ушибы. Волосы липли ко лбу от пота. Наверное, ему следовало радоваться, что он не ранен. Другим повезло куда меньше. На палубе все еще виднелись кровавые потеки там, где несчастные попали под обстрел.

Поднявшийся ветерок показался ему упоительно свежим. Небо набрякло свинцом, но на горизонте виднелась светлая полоска. Прямо впереди смутно виднелась какая?то темная масса.

«Только бы не…» – подумал он, не успев толком осознать, чего же боится.

Скоро он застучал зубами от холода. «Конечно, от холода», – твердил он сам себе, в глубине души отлично понимая: причина этому – страх.

 

Глава 6

 

Измученный переживаниями, Нат так и заснул, привалившись спиной к борту. Неб Орн тычком вывел его из забытья.

– Погляди?ка! – воскликнул гарпунер. – Вот тебе и пожалуйста.

Нат глянул, куда тот указывал, и вытаращил глаза. Та штука, которую он заметил впереди, прежде чем провалиться в сон, находилась теперь примерно в пяти кабельтовых от их канонерки. Белая гора, достигающая, казалось, самого неба. Огромное облако совершенно подавляющих размеров.

«Прямо дрейфующий континент», – подумал он.

Палубу огласил звон тревожного колокола.

– Вижу облако! – тупо вопил охваченный паникой впередсмотрящий. – Вижу облако!

Как будто кто?то еще мог не заметить нависшей угрозы.

Команда столпилась у левого борта. Капитан, прихрамывая в своих покореженных ливнем доспехах, поднес к глазам самодельный измеритель скорости.

– Быстро идет, – пробормотал он. – Чертовски быстро. В жизни такого не видал!

Нат прищурился. Облако парило над самой равниной, как какой?то небывалый кит из белого камня.

– На какой высоте оно летит? – спросил кто?то из матросов.

– Метров шесть над поверхностью воды, не больше, – отозвался Неб, поглаживая свой любимый гарпун.

Нат стиснул зубы. Как и все жители Алмоа, он прекрасно сознавал опасность, которую представляют затвердевшие облака. Моряки называли их «летучими айсбергами».

По мнению Ната, они скорее походили на наполненные газом дирижабли с оболочкой из мрамора.

«Это нестабильные образования, – объяснял ему когда?то отец тем самым «лекторским» голосом, к которому прибегал, намереваясь заняться образованием сына. – Сгустки газа, подчиняющиеся сложным химическим законам. Их поверхность застывает, но внутри они остаются полыми, поэтому парят над землей, как аэростаты. Однако чем больше возрастает вес их «оболочки», тем сильнее они снижаются. И летя на бреющем полете, они становятся опасны, потому что сметают все, что окажется у них на пути. На этой стадии их твердая оболочка практически неуязвима. Облака всегда таят угрозу. Во?первых, они движутся беспорядочно на высоте около десяти метров, а во?вторых, когда чересчур тяжелеют, они опускаются и проламывают сухую корку океана, а потом погружаются в грязь, устраивая наводнения, которые непременно губят ближайшие поселения. Только канонерки могут внести хоть какой?то порядок в этот хаос. Чем больше облаков они разрушат, тем больше у нас шансов выжить».

Облако, парившее невдалеке от корабля, было размером с десятиэтажный дом и казалось воздушным, словно клуб снежно?белого дыма. На самом же деле твердостью и неприступностью оно не уступало каменному замку. Облака в небе Алмоа представляли собой примерно то же самое, что айсберги в морях на Земле.

Капитан уже отдавал команды. Неб похлопал юношу по плечу, и тот увидел, как в желтых глазах гиганта загорелись огоньки азарта.

– Ничего, сейчас мы покончим с этой свинячьей летучей наковальней! – пообещал он.

Облокотившись на борт, Нат смотрел, как облако плывет им навстречу, словно само решило пойти в атаку.

– Идет прямо на нас! – закричал впередсмотрящий.

– Оно нас сейчас протаранит, – пробормотал рядом кто?то из матросов.

Белая громада скользила в пространстве абсолютно бесшумно, как какой?нибудь исполинский корабль?призрак.

«Дымное чудовище», – подумал Нат. Прищурившись, он разглядел стайку птиц, рассевшихся на верхушке одного из белых завитков. Ему захотелось закричать или громко хлопнуть в ладоши, чтобы вспугнуть их, но это было бы бесполезно: на таком расстоянии птицы бы его не услышали. Тогда он понадеялся, что они сорвутся прочь при первом же выстреле. При всей своей ненависти к ящерам, к неуклюжим равнинным птицам он питал какую?то глупую, неумеренную любовь.

У него за спиной капитан отдал приказ открыть огонь. Залп громыхнул, вызвав отчаянный лязг в недрах корабля, который завибрировал, как колокол. Ядра со свистом распороли воздух. На корабле увидели, как снаряды ударили в облако, срикошетили… и грузно попадали на равнину. На самом облаке не осталось ни вмятинки. Повышенное тяготение на Алмоа сильно снижало убойную мощность выстрелов.

Моряки застыли, оцепенев от страха и беспомощности.

Блуждая взглядом по белым холмам, туманным долинам и дымным хребтам облачной поверхности, Нат невольно подумал, что такая громада легко могла бы нести на себе вес целой деревни или города, не потеряв и сантиметра высоты.

Он заставил себя встряхнуться: облако – это смертельный враг, а не повод для мечтаний.

– Это оторвавшийся кусок неба, – лепетал кто?то рядом с ним. – Алканек хочет наказать нас! Мы должны распластаться по земле, ползать, принять его проклятие!

Сердито пожевав седой ус, Неб Орн повернулся к капитану и буркнул:

– Ничего у нас не выйдет, даже если мы выпустим по нему весь наш арсенал. Это все равно что пинать ногами слоновью задницу.

Нат подумал, что тот, пожалуй, прав. Тень облака уже нависала над канонеркой, которая, учитывая мощные размеры облака, развернулась, чтобы оказаться как раз у него на пути. Онемев от ужаса, члены команды смотрели, как проплывает у них над головами мраморный потолок.

– Небо рушится! Небо рушится! – завопил кто?то из особо суеверных. – Это Проклятие Алканека, оно раздавит всех нас!

«Даже если это не так, выглядит до жути похоже», – подумал Нат.

Он повертел головой. Теперь белая громада двигалась прямиком на прибрежный городок, раскинувшийся неподалеку.

Население уже высыпало на улицы, мечась с разномастными, наспех собранными тюками.

Нат с содроганием увидел, как передний край облака смял городскую стену, рассыпавшуюся без малейшего сопротивления. Облако же продолжило свой путь как ни в чем не бывало, двигаясь с той величественной медлительностью, какая, наверное, была присуща какой?нибудь огромной доисторической твари, которой не было дела до деревьев и животных, попадающих ей под ноги, и которая лениво брела вперед, объятая равнодушной сонливостью. Дома рушились, хороня под обломками целые семьи, которые только хрипло вопили набитыми известкой ртами; высокие строения покорно ложились, как трава под стопой путника; стены превращались в надгробные плиты, давящие не успевших спастись женщин и детей.

Объятый ужасом, Нат смотрел на гибнущий город, от которого остались только стекающие вдоль бывших улиц ручейки каменной крошки. Ветер поднимал тучи цементной пыли, посыпая ею беженцев и окрашивая их одежду, кожу и волосы в одинаковый серый цвет.

– Цвет траура по раздавленным городам всегда серый, – произнес Неб Орн.

Нат перевел взгляд на кучку уцелевших горожан, столпившихся на пристани, – молчаливые, сгорбленные горем фигуры, и задумался о том, что ждет их дальше.

Отстроить город заново можно, но для этого нужно раздобыть строительный материал в достаточном количестве, а на Алмоа каждый обломок камня превращался в драгоценность. В мире, где любое твердое тело жадно поглощали зыбучие пески, даже небольшая галька ценилась на вес золота. Если жители погибшего города не раздобудут камня, им придется строить себе хижины из торфа, которые следующий ливень превратит в решето… и все начнется снова, если, конечно, не подоспеют ящеры!

 

Глава 7

 

Облако замерло. Зависнув над развалинами, оно словно застыло в некоей точке равновесия над горизонтом, ожидая неизвестно чего.

– Да оно просто дразнит нас! – вскричал Неб Орн. – Хочет узнать, хватит ли нам смелости с ним сразиться или у нас кишка тонка!

– Матросы, – возвысил голос капитан, – вы знаете, что вам следует делать. Гарпуны к бою! Всем приготовиться к абордажу!

Нат сглотнул, с трудом преодолевая скрутивший внутренности страх. Настало время оплатить свое плавание. Матросы уже открыли люк арсенала и вытаскивали оттуда знаменитые взрывные гарпуны, такие опасные в обращении. Многие лица были искажены тревогой, один только Орн явно испытывал радостное возбуждение. Наконец?то ему найдется дело по душе! Скоро абордаж!

Он вынул из рундука небольшую переносную пушку, которая стреляла гарпуном с взрывчатым наконечником: этот гарпун вонзался в бок облака, как альпинистский штычок с крюком на другом конце. К этому крюку привязывали веревочную лестницу, по которой люди могли взобраться на облако, молясь, чтобы крепление выдержало.

Неб поднес орудие к плечу и выстрелил. Для преодоления силы тяжести пороховой заряд делали очень мощным, и от этого возникала опасность, что оружие разорвет прямо в руках стреляющего. Когда такое случалось, голова несчастного улетала в облаке кровавых брызг, а нижнюю челюсть приходилось подбирать где?нибудь на баке.

Нат проследил взглядом за неуверенным полетом гарпуна, к оконечности древка которого крепился тонкий трос. Снаряд уже шел на снижение. Коснувшись облачной массы, его наконечник взорвался с глухим грохотом и вонзился в гладкую поверхность. Это была удача: нередко приходилось стрелять три или четыре раза, прежде чем гарпун наконец крепко втыкался в стеклянистое вещество.

– Держится! – объявил Неб, подергав за трос.

Капитан подал ему знак поднять по тросу веревочную лестницу. Когда эта операция завершилась, абордажная команда выстроилась гуськом и приготовилась к восхождению. Нат постарался протолкаться вперед: у него просто не было сил маяться ожиданием, пока настанет его очередь.

Зажав под мышкой взрывной гарпун, он ухватился обеими руками за перекладину. Действие тяготения он ощутил, когда болтался на высоте метров пяти над палубой: в ушах глухо застучало, и он перестал слышать ободряющие крики матросов снизу. Кровь стремительно отлила в нижние части тела, раздувая ноги чуть ли не вдвое. Он почувствовал, что башмаки стали слишком тесны для отекших стоп, готовых вот?вот лопнуть, как наполненные сукровицей пузыри. Преодолевая дурноту и головокружение, он упрямо продолжал цепляться за перекладины. Чем выше он поднимался, тем хуже ему становилось. Невидимая рука давила ему на голову, словно его череп был орехом, который следовало немедленно расколоть. Перед глазами мельтешили черные мушки. Наконец он коснулся поверхности облака – холодной как мрамор и гладкой как стекло. Это было прекрасно и жутко одновременно.

Он чуть прополз вперед, взбираясь на облако. Влажные от пота пальцы срывались, не находя, за что зацепиться. Поверхность была лишена каких?либо шероховатостей – ничего, кроме гладких округлых выпуклостей. Он соскользнул по одному из склонов, растопырив руки и ноги, чтобы замедлить падение. С трудом поднявшись на дрожащих ногах, он с изумлением оглядел окружающий пейзаж. Облако парило в небе, как остров из белоснежного, без единого пятнышка, мрамора. На ощупь оно и впрямь ничем не отличалось от камня. Трудно было поверить, что такая громада может летать, но Нат ощущал ее движение под ногами, как будто стоял на палубе огромного корабля. При каждом шаге раздавался гулкий пустотелый звук. Многие объясняли это чудо природы могущественной магией Алканека, которого жестоко казнил третий Император. Но Нат знал, что волшебство тут ни при чем.

«Облака твердые», напомнил он сам себе, чтобы немного успокоиться. «Твердые, но полые внутри, и наполнены газом, благодаря которому они могут летать наподобие дирижаблей. Когда газа не хватает, они опускаются все ниже и ниже».

Впервые в жизни он осознал, насколько верны эти слова.

Прибытие Неба Орна вывело его из задумчивости. После восхождения гарпунер пыхтел, как тюлень, и его лицо приобрело угрожающе багровый цвет.

– Эй, – пробурчал он, – ты в порядке? Выглядишь так, будто совсем разума лишился. Ты хоть не забыл, что должен делать, а?

– Не забыл, – отозвался Нат придушенным голосом. – Нахожу трещину, вставляю в нее свой гарпун, вырываю чеку и бегу прятаться в укрытие.

– Ага, все верно, но поостерегись, если не хочешь, чтобы твои причиндалы разлетелись на тысячу клочков.

Это было все, до чего додумались стратеги, чтобы уничтожать облака: расширять взрывами их трещины в надежде, что единая громада развалится на несколько небольших безобидных обломков. В наконечники гарпунов были вмонтированы взрывные заряды, которые приводились в действие на манер ручной гранаты: детонатор срабатывал при выдергивании предохранительного кольца. Однако устройство это было крайне ненадежное, и гарпуны нередко взрывались в тот самый момент, когда их вставляли в трещину.

– Пошли, – скомандовал Неб. – Смотри, куда ступаешь, и двигайся медленно. На этой высоте мозг слишком сдавливает тяготением, так что потерять сознание можно в два счета.

У Ната даже не нашлось сил ответить. Уже минуты три его не оставляло ощущение, что на плечи ему взгромоздился невидимый слон. Он глянул на свои ноги и удивился, почему они не проваливаются по колено в «землю».

– Шевелись, – посоветовал ему Неб. – Если перестанешь двигаться, станет еще хуже.

Они тронулись вперед – тяжело и неуклюже, как дети, делающие свои первые в жизни шаги. В ушах у Ната гудело, словно в каждом спрятался большой пчелиный рой.

Теперь ему стало ясно, почему никто не собирался селиться на облаках. Некоторые безумцы, правда, делали такие попытки, исходя из разумного принципа, что лучше ездить на чудовище верхом, чем оказаться расплющенным у него под лапами; но пережить этот эксперимент не удалось никому. На этой высоте давление было слишком сильным, оно сдавливало мозг, вызывало обильные кровотечения и смертельные закупорки сосудов.

Нат спотыкался, скользя вокруг мутным взглядом. У него пошла кровь носом, и он рассеянно вытер ее тыльной стороной ладони.

Неб Орн шагал, наклонившись вперед, как водолаз в тяжелом скафандре. Нат отметил, что воздух здесь и впрямь казался более плотным, как вода.

Они медленно спустились в одну из долинок. Поверхность облака оказалась очень прихотливой. Крутые завитки громоздились холмами, похожими на огромные, изваянные из мрамора виноградные грозди. Идти было скользко, как по замерзшему озеру. И потеряться в этом белом холодном лабиринте ничего не стоило, поэтому Неб позаботился захватить с собой кусок угля и ставил черные кресты там, где они проходили.

Наконец они высмотрели небольшой разлом.

– Я останусь здесь, – сказал гарпунер, – а ты отойди к другому концу трещины, как можно дальше. Попробуем подорвать два заряда одновременно, так будет эффективнее. Используй свисток, чтобы подать мне знак, когда будешь готов. Два длинных свистка, один короткий. Понял?

Нат удалился, следуя вдоль трещины. Поможет ли их маневр хоть немного ослабить крепость облака? Ему с трудом в это верилось, однако до настоящего времени никто не придумал лучшего способа бороться с летучими айсбергами Алмоа.

Он шагал минут десять, потом внезапный упадок сил вынудил его сесть на землю. Кровь продолжала струиться из ноздрей, заливая губы и подбородок. Целый ручей крови.

Он осмотрел ноги: вены под кожей вздулись так, что едва не лопались. Ох, дьявол! От чрезмерного прилива крови лодыжки стали едва ли не вдвое толще, чем полагается, и цвет у них стал нездоровый, с лиловым оттенком. То же самое случилось с членом и мошонкой, которые, разбухнув до неимоверных размеров, причиняли ему жуткие страдания.

Он на мгновение прикрыл глаза, потом заставил себя подняться. Невидимый слон продолжал давить всем своим весом ему на лопатки. Через грохот в ушах он едва расслышал эхо далеких взрывов – где?то вовсю работали остальные матросы.

Следуя вдоль трещины по дну глубокой ложбины, он обнаружил остатки чьего?то лагеря. Там было с полдюжины низеньких, сложенных из кизяка лачуг и примерно столько же человеческих скелетов. Скорбные останки отряда, который некогда попытался приспособиться к жизни на высоте. Поселение было воздвигнуто возле впадины, где дождевая вода, скапливаясь, образовала небольшое озерцо. Развалины курятника указывали, что первопроходцам удалось даже изловить несколько птиц, чтобы организовать небольшое хозяйство. Нат склонился над останками. Кости черепов были смещены, словно их сжимали тисками, пока они не лопнули.

Интересно, сколько времени продержались здесь эти бедолаги? Неделю? Три дня?

Больше мешкать не следовало. Втыкая гарпун в трещину, он на мгновение заколебался: что, если он сейчас взорвется у него в руках?

Он сжал губами свисток и погрузил наконечник гарпуна так глубоко, как только смог. Железо скрежетнуло по мрамору. Надув щеки, Нат подал условный сигнал, затем резким движением вырвал чеку. Лучше уж скорее покончить с этим. В четыре прыжка он одолел расстояние до ближайшего укрытия – гладкого мраморного холмика, но поскользнулся и растянулся на животе. В ушах молотило так, что взрыва он не услышал – только почувствовал, как ударная волна прокатилась по поверхности облака, отдаваясь у него в животе. Какую?то секунду он с ужасом ожидал, что облако развалится пополам, и он, Нат, отправится в вечное странствие пленником половинки айсберга…

С трудом поднявшись, он повернул назад. Виски ломило от боли, гениталии грозили лопнуть от каждого движения.

Неб уже поджидал его. Не теряя ни секунды, он двинулись обратно к веревочной лестнице. Оба сознавали, что надо скорее спускаться, пока они не лишились сознания; в противном случае канонерка уплывет без них, потому что никому не достанет ни сил, ни смелости отправляться на поиски их бесчувственных тел.

Уже наклоняясь, чтобы схватиться за верхнюю перекладину, Нат заметил, как капающая из его носа кровь прочертила алый пунктир по снежно?белой поверхности облака. Этот нехитрый рисунок показался ему столь восхитительным, что он замер в неподвижности, созерцая яркую пограничную линию.

– Шевелись, – прикрикнул на него Неб. – А то у тебя уже совсем крыша едет.

Они соскользнули на палубу. По мере спуска болезненные ощущения стали пропадать, а потом исчезли совсем.

Нат обессиленно рухнул на свернутый в бухту канат.

По итогам операции команда недосчиталась двоих: один матрос взорвался вместе со своим гарпуном, а другой свалился без чувств.

– У него мозги разжижились от давления, – пояснил один из его товарищей. – Прямо потекли из носа, как сопли. Вот черт! Каждый раз, когда он чихал, мозги так и брызгали у него из ноздрей!

Смотав веревочную лестницу, они поглядели вслед удаляющемуся летучему айсбергу, от всей души надеясь, что расширенные взрывами трещины в конце концов не выдержат. Развалившись на более мелкие фрагменты, облако могло причинить куда меньше вреда.

На следующий день канонерка уже бросила якорь у берегов Сольтерры – острова, где Нат родился. Здесь его путешествие заканчивалось. Он вернулся домой и не имел представления, что ожидает его дальше. С болью в сердце он простился с пожилым гарпунером, к которому успел сильно привязаться.

– Может, мы еще свидимся, – сказал великан со вздохом. – На этой грязевой равнине все возможно. Да хранят тебя боги от демонов тумана, и да приведут они тебя однажды к подножию стены, за которой начинается сад секретов.

 

Глава 8

 

Нат долго стоял, глядя на свой родной край. Именно здесь он появился на свет, среди руин некогда славного города, построенного в давние времена властителями равнины. Здесь не было ни бараков, ни торфяных хижин – только богатые виллы, дворцы и нарядные храмы, сплошь узорные балконы, поддерживаемые кариатидами, фронтоны с колоннадами и, само собой, величественная главная площадь в обрамлении дивных статуй. От этих зданий веяло богатством, властью и престижем. Проклятие уничтожило все это великолепие. Что же осталось сегодня от этой воплощенной мечты, возведенной горсткой богачей? Жалкая кучка облезлых домишек, прилепившихся к маленькому холмику, затерянному среди грязевой равнины. Слепые, осыпающиеся, заляпанные птичьим пометом фасады, все в щербинах от каменных ливней.

С самого утра Нат бродил среди этих развалин в безнадежных попытках устроиться хоть на какую?нибудь работу – шатался от лавки к лавке, предлагая себя в качестве рабочей силы. Но до сих пор натыкался только на отказы.

Он упрямо обходил одну улицу за другой, не обращая внимания на щебнистую морось, от которой его лицо сплошь покрылось мелкими ссадинами.

Город ничуть не изменился. Разве что сторожевая башня, на которой служил его отец, погрузилась в землю еще на метр или два под действием силы тяжести.

Прошло уже пять часов с той минуты, как Нат сошел на берег, оставив канонерку продолжать путь на север без него. Растерявшись от внезапного одиночества, он шагал наугад, глазея по сторонам. Никто его не узнавал. Вернее, так: никто не проявлял к нему ни малейшего интереса. По правде сказать, какое?то оживление в городе наступало лишь к вечеру, когда рыбаки и охотники возвращались с промысла, нагруженные добычей, усталые и заляпанные грязью. Тогда над торфяными лачугами взвивались дымки очагов, распространяя аппетитные запахи жареного и печеного мяса.

На самом верху холма, среди жалких развалин некогда роскошного квартала, проживали наиболее влиятельные семейства горожан. Остальное население теснилось в немногочисленных домах, крепко укоренившихся в земле. И все же мало кто селился выше третьего этажа: из?за силы тяжести лестницами пользовались неохотно, и тот, кому приходилось забираться на пятый, рисковал свалиться на месте с сердечным приступом.

Нат снова и снова возвращался к одной и той же мысли: какие причины побудили его вернуться в этот город, где его никто не ждал? Ему вдруг пришло в голову, что куда разумнее было бы остаться на борту канонерки вместе с Небом Орном.

Когда он уже собирался в очередной раз поинтересоваться насчет работы, на этот раз в кузнице, к нему приблизилась кучка одетых в лохмотья юнцов. Узнать их не составило труда. Выходит, они так и продолжали безобразничать на улицах! Их предводителя звали Жосс. Это был опасный, неприятный тип с бледной кожей; почему?то он пользовался большим влиянием среди своих прихвостней, хотя намного уступал им в физической силе. Ната всегда удивляло, почему Жосса так почитали в его шайке. Он отличался нездоровой жестокостью, и каждое его слово буквально истекало нечистотами. Приблизившись, Жосс уселся на пятки: на Алмоа тратить силы на то, чтобы держаться на ногах, могли только обладатели крепкой мускулатуры.

– Значит, ящеры тебя не схарчили? – спросил он негромким, без всякого выражения голосом. – Наверное, тебе просто не хватило смелости хоть раз к ним приблизиться…

Шайка за его спиной захихикала в полумраке.

– Моряки, которые время от времени заходят в наш порт, рассказывали, что ты снюхался с какой?то Мягкоголовой, – продолжал Жосс. – С дикаркой, которая бегает на четвереньках… Говорят, ты даже прижил с ней детеныша? Щенка, который только тявкать умел? Гав! Гав! Ты вроде даже построил ему конуру, и он служил тебе сторожевой собачкой. Верно, да? А зачем ты сюда явился? Есть наш хлеб? Тискать наших девчонок? Или хочешь и сам наняться к кому?нибудь сторожевой собакой? Ты хоть лаять?то умеешь?

Нат знал, что Жосс нарочно пытается спровоцировать скандал, чтобы получить основание вышвырнуть его из города. Поэтому он решил не попадаться в ловушку и, пожав плечами, под глумливый хохот оборванцев вошел в кузницу.

– Правильно, беги! – сплюнул Жосс. – Возвращайся к своим Мягкоголовым, пока мы тобой не занялись. Тебе здесь больше нечего делать! Это уже не твой дом! Ты предал свою расу!

Но Нат уже подходил к наковальне, на которой хозяин кузницы отбивал раскаленный докрасна брусок стали, рассчитывая выковать из него меч. Юноша в очередной раз предпринял попытку выговорить себе рабочее место, старательно маскируя усталость и тоску под деланой оживленностью.

Ремесленник оглядел его с ног до головы лишенным всякого интереса взглядом.

– Бедняга, – пробурчал он. – Я ведь тебя знаю. Не стану врать: здесь тебе нигде работы не найти. Тебя не любят и заставят заплатить сполна за твое бегство. Людям не понравилось, что ты оставил родной остров и отправился искать счастья в чужих краях. У нас, знаешь ли, так не делается. Если не хочешь умереть от голода, у тебя есть только один выход: отправляйся в погребальную пещеру и поступи на работу к Барнабасу.

Нат ощутил, как все его внутренности сжались. Барнабасом звали единственного в Сольтерре похоронных дел мастера, управляющего подземным кладбищем. Его именем стращали уже не одно поколение городских детишек, которым нередко приходилось слышать: «Будешь плохо себя вести, Барнабас заберет тебя!»

– Я серьезно говорю, – настойчиво повторил кузнец. – Барнабас состарился, и ему давно нужен подмастерье. Беда в том, что никто из его помощников долго не выдерживает. Очень уж все… странно там внизу. Он?то тебя примет с распростертыми объятиями, можешь не сомневаться! По крайней мере, у тебя всегда будет крыша над головой и кусок хлеба… пока ты не сломаешься. Помнишь, как к нему пройти?

Нат поморщился. Кто же сможет забыть вход в подземный некрополь?

Поблагодарив кузнеца, он вышел. Городские катакомбы были настоящей гордостью жителей Сольтерры. Нат не раз слышал, как отец с презрением отзывался о племенах, которые хоронили своих усопших, погружая их в ил. По его мнению, такие похороны были недостойны человека, и в этом обычае ему виделись признаки варварства, присущие тем же Мягкоголовым.

«Как мертвецы могут довольствоваться тем, что их просто закопают в грязь? – негодовал он. – По мне, так это значит низводить человеческий прах до уровня испражнений!»

Нат вздохнул. Желудок мучительно сводило от голода. Спать под открытым небом, укрывшись среди развалин, ему тоже совсем не хотелось: это означало добровольно отправиться на корм ящерам, которые по ночам рыскали по окраинам города в надежде поживиться такими вот бездомными.

Немного сориентировавшись и вспомнив нужное направление, он покинул городские кварталы и направился по дороге к кладбищу. На самом деле это была старая шахта, открывающаяся на северном склоне и круто уходящая в глубь холма. У входа в нее извечно стояла ржавая железная вагонетка, исполняющая роль катафалка. Похоронные процессии останавливались как раз возле этого места. Когда покойного укладывали в вагонетку, кто?нибудь из ближайших родственников звонил в колокол, подвешенный у входного портика. После чего мужчины сталкивали вагонетку по рельсам, чтобы она, разогнавшись, продолжала свой путь уже самостоятельно. Благодаря крутому уклону погребальная тележка уносилась вниз очень быстро и с оглушительным грохотом, который наводил страх на женщин и детей… и, разумеется, на мужчин тоже (хотя они никогда бы в этом не признались!).

Обычай также требовал, чтобы в вагонетку укладывали подобающие подношения (вино, снедь, одежду) в качестве платы за труды мастеру похоронных дел папаше Барнабасу.

Сейчас Барнабас уже был слишком стар, чтобы возвращать вагонетку к месту отправления, вот почему ему был нужен молодой и крепкий подмастерье. Проклятая тележка представляла собой добрый центнер ржавого железа, и Нат невольно стискивал зубы при мысли, каких усилий ему будет стоить всякий раз затаскивать этот импровизированный катафалк ко входу в пещеру.

Он не удержался от содрогания, увидев через дорогу красный портик со знаменитым бронзовым колоколом.

Когда скончался его отец, Нату пришлось одолжить у соседа тачку, чтобы доставить останки Мура к порогу пещеры. Никто ему не помогал. Слишком строгий и догматичный, Мур не пользовался у горожан симпатией, и никто из тех, ради кого он нес свою службу в течение пяти лет, не пролил ни слезинки при известии о его смерти.

Юноша остановился под самым колоколом и осторожно погладил его пальцами. Затем, собравшись с духом, вошел в пещеру. Вагонетка по?прежнему стояла здесь же, на рельсах, затаившись в темноте, как вечно голодный зверь, жаждущий наполнить свое брюхо.

Через десяток метров уклон стал круче, так что идти становилось все труднее. В каменной стенной нише Нат обнаружил шахтерский фонарь, заправленный ящериным маслом, кремень и коробку с трутом. После нескольких неудачных попыток фитиль загорелся дрожащим пламенем.

Во имя всех демонов тумана! Вот уж никогда он не думал, что когда?нибудь окажется здесь, в этой преисподней отчаяния и безнадежности! Должно быть, судьба и впрямь ополчилась на него, раз ввергла его сюда!

Покачивая медным фонарем, он осторожно продолжил спуск. Окатанные камни сыпались у него из?под подошв, вызывая маленькие лавины. По крайней мере, заблудиться ему не грозит – достаточно всего лишь идти по ходу рельсов. Дневной свет окончательно померк у него за спиной, и он оказался совершенно один, продвигаясь на ощупь среди теней и отзвуков эха. Задыхаясь от страха, он ощутил потребность сообщить о своем прибытии.

– Папаша Барнабас? Я пришел просить места подмастерья… Кузнец сказал мне, что вы ищете помощника…

Внезапно на него накатил запах склепа. Нет, не зловоние разложения, а мощный запах горячего гудрона. Он закашлялся, утирая слезящиеся глаза. До него доходили слухи, что рядом с подземным кладбищем расположено озерцо жидкого битума, в которое Барнабас окунал мертвецов, чтобы забальзамировать их и тем самым уберечь от тлетворного воздействия Времени. Людей, видевших подземные склепы своими глазами, можно было перечесть по пальцам, но все говорили о них с суеверным ужасом, который отнюдь не возбуждал желания отправиться туда на экскурсию.

– Папаша Барнабас? – снова позвал Нат.

Старик внушал ему страх. Про него говорили, что он не в себе, так что кто знает: вдруг он примет нежданного посетителя за демона и бросится на него с вилами?

Последнюю сотню метров Нат с трудом удерживал равновесие. Рельсы уходили вниз так круто, что он усомнился, сумеет ли втолкнуть вверх по ним вагонетку. Стоило чуть оступиться – и от него мокрого места не останется!

Он принюхался. В воздухе витал запах газа. В конце темного коридора мерцал желтоватый свет, и Нат догадался, что Барнабас использовал для освещения горючие испарения, проникающие в пещеру через трещины в породе. Крайне опасно и неосмотрительно с его стороны!

И тут, неожиданно, он оказался прямо на кладбище. Его глазам предстала огромная пещера, заполненная множеством платформ и помостов, соединенных между собой подвесными мостиками. Неверное, мерцающее освещение обеспечивалось газовыми трубками, из которых вырывались маленькие язычки пламени. Воздух был до невозможности спертый, наполненный смолистыми запахами и почти лишенный кислорода. В одну секунду кожа Ната покрылась потом.

Он замер, остолбенев от изумления. До него только сейчас дошло, что громоздившиеся вокруг платформы представляли собой решетки, на которых покоились сотни мумифицированных тел – черных, как вырезанные из угля статуи. Полки бесчисленных стеллажей тянулись до самого свода, который они подпирали как колонны. Со стороны это походило на исполинскую общую спальню с расположенными друг над другом койками. Эти ряды полок, на которых плечом к плечу лежали мертвецы, разделяли только узкие проходы.

Перед Натом вдруг материализовался странный персонаж, вырвав его из оцепенения. Это и был Барнабас, хозяин царства мертвых.

Он был низенький и щуплый и заметно прихрамывал при ходьбе. Из одежды на нем была одна только набедренная повязка, а кожа давно потемнела от гудрона. Длинные седые волосы старика были собраны в конский хвост, который хлестал по его выпирающему позвоночнику в такт шагам. Он тяжело дышал раскрытым ртом, обнажая кривой ряд гнилых зубов, а его выпученные глаза отлично сочетались с вздутым зобом под подбородком. Однако, несмотря на внешнее безобразие, он обладал весьма развитой мускулатурой.

– Так это ты устроил весь этот шум, парень? – проворчал он. – Ты что, хочешь, чтобы нас обвалом засыпало, так, что ли?

– Я пришел насчет работы… – неуверенно пролепетал Нат.

– Ага, я так и понял. Ладно, я тебя беру. Надеюсь, ты продержишься дольше, чем твой предшественник.

– Он что, уволился?

– Нет, свалился в горячий гудрон. Увалень неуклюжий. Лежит теперь где?то в том углу, на стеллаже. Ты должен усвоить одну вещь, парень: битум жидкий именно потому, что он кипит. Все, что в него попадает, спекается за тридцать секунд. Если ты по глупости окунешь в него пальцы, мне придется их тебе ампутировать. Как тебя звать? Пошли, покажу тебе свое хозяйство. Вообще?то бальзамирование занимает не так уж много времени, основная работа заключается в поддержании остальных постояльцев в хорошем состоянии. Тебе следует считать себя кем?то вроде камердинера, ясно? Мы вроде как работники гостиницы, а наши клиенты спят под нашим присмотром. Наша задача – не допустить, чтобы что?то нарушило их сон, понял? Мы здесь вроде обслуживающего персонала. Понимаешь, о чем я? Нет, конечно. Вы, молодежь, совсем лишены должного воспитания.

Нат воздержался от возражений, убедившись, что старик явно не в своем уме. Должно быть, это испарения битума вконец разъели ему мозги!

Барнабас долго расхаживал туда?сюда между стеллажами, время от времени называя имена своих «постояльцев». Нат обратил внимание, что все мумии пронумерованы, и подумал, что его отец тоже лежит где?то здесь, затерянный в лабиринте из нагроможденных друг на друга неподвижных, погруженных в вечный сон тел. К счастью, плохое освещение смазывало кошмарную картину, и в полумраке мертвецы больше походили на почерневших кукол, чем на людей.

Внезапно Барнабас велел Нату напомнить его имя.

– А! – радостно воскликнул старик. – Так ты сын Мура, дозорного. Ты сам привез мне своего родителя два или три года тому назад, верно? Не беспокойся, я обработал его как следует. Если хочешь, я тебе его покажу. Я содержу все свои регистрационные книги в полном порядке и всегда знаю, где спит каждый из моих клиентов. Здесь ничего никогда не теряется.

Барнабас еще добрый час нес всякую околесицу, то и дело поднимая и без того высокий голос до хриплого визга. Испарения горячего гудрона опьяняли Ната, заставляя его покачиваться от головокружения.

– Да ты потеешь, как свинья! – хихикнул старик. – Слишком уж ты тепло оделся. Раздевайся догола, как я, иначе упадешь в обморок. В некоторые дни температура здесь поднимается до сорока пяти градусов, следует быть к этому готовым.

Не в силах больше терпеть, Нат принялся торопливо скидывать одежду. Как только он разделся, ему сразу стало легче.

– Ну а теперь самое главное! – объявил его проводник. – Гудронная яма.

Все стеллажи располагались лучами вокруг одного?единственного пятачка, где чернело самого жуткого вида булькающее озерцо. Жар вблизи него стоял невыносимый.

– Вот здесь мы и работаем, – пояснил Барнабас. – Когда прибывает новое тело, его нужно вскрыть, извлечь внутренности и хорошенько почистить. После этого его цепляют вот к этой цепи и спускают вот по этому наклонному пандусу вниз, пока тело целиком не погрузится в битум. Потом ждут примерно четверть часа, пока оно хорошенько пропечется, затем вытаскивают его и хорошенько охлаждают. И когда оно как следует застынет, укладывают его на решетчатую полку. Так он будет готов провести хоть вечность.

Тут его прервал жестокий приступ кашля, и он замолк, то и дело сплевывая черную мокроту.

– Так вот, на словах все это кажется проще некуда, – проворчал он, восстановив дыхание, – но зачастую что?нибудь идет не так. Иногда смола в яме бурлит так сильно, что брызги летят во все стороны и могут попасть в глаза. Потом еще испарения: от них может закружиться голова, а обморок непременно свалит тебя в яму… Я потерял таким образом уже троих подмастерьев. Ладно, на сегодня с тебя хватит. Пойдем пропустим по стаканчику.

Нат был рад воспользоваться случаем и отойти от озера кипящего битума. Барнабас привел его к покосившейся лачуге, кое?как сколоченной из досок и набитой внутри целыми завалами одежды и разномастной утварью.

– Барахло мертвецов, – сообщил он. – Хоть лавочку открывай! Люди никак не поймут, что жмуриков надо полностью раздеть, прежде чем макать в гудрон! Ну а прочее – это подарки, которые они кладут в вагонетку специально для меня. Иногда попадается совершенная дрянь, без всякой пользы. Ладно, пристраивай куда?нибудь свою задницу.

Пробираясь боком среди завалов тряпья и прочего хлама, он приволок откуда?то кувшин с мутной сивухой и пару стаканов. У Ната свело желудок, но он все же заставил себя проглотить глоток крепчайшего пойла, которое старик смаковал, прищелкивая языком от удовольствия.

– Так что ж, выходит, твой отец – Мур? – ухмыльнулся Барнабас. – Его не очень?то любили. Пару лет назад его сменил Тарагос Бледный. Именно ему в тот раз выпал жребий. Думаю, скоро можно ждать его в гости.

– Он что, болен? – спросил Нат.

– Да, так говорят. Похоже, демоны тумана все?таки добрались до него. Их вонь его отравила. Харкает кровью, того гляди, легкие выкашляет. Кончено его дело. Так что скоро жди новой жеребьевки. Почему бы и тебе не попытать счастья? Ты еще молодой! А у дозорных куча всяких привилегий. Хорошая еда, бесплатный доступ в тайный бордель на холме… Ну да тебе и так все это известно, раз твой отец был дозорным, верно? Небось случалось даже похаживать с ним в бордель, спрятанный под башней, а?

Нат отвернулся. Ему не хотелось развеивать фантазии старика. Да и в любом случае, даже если он расскажет правду, Барнабас все равно ему не поверит.

– Да уж, дозорный, – мечтательно протянул старик. – Теплое местечко! Смотришь себе за облаками, не напрягаешься, только и дел, что набивать брюхо да шалить с девчонками. Ничего не скажешь, повезет кому?то!

– Я прямо с ног валюсь, – признался Нат. – Что такое? Никогда в жизни не чувствовал себя таким усталым…

– Это из?за недостатка кислорода, – объяснил хозяин кладбища. – Воздух тут спертый… Ничего, привыкнешь. Ну, или помрешь, тут уж как пойдет. Был у меня один помощник, так тот всего за одну ночь посинел весь. К утру уже помер. Некоторые не выносят такой работы. Слабаки. Газ тут сочится изо всех щелей, он нас и согревает, и свет дает. В конце концов притерпишься. Зато, когда будешь подниматься на поверхность, почувствуешь себя плохо. Я тут внизу уже так долго, что, вздумай я подняться на чистый воздух, тут же свалюсь замертво: мои легкие просто выгорят от кислорода, и кровь заржавеет прямо в сосудах! Сердцу придется гонять сплошные железные опилки!

Видя, что глаза у его собеседника совсем слипаются, Барнабас наконец угомонился.

– Ладно, укладывайся?ка вон на ту койку, а я вернусь к работе. Ну а уж завтра никто с тобой миндальничать не будет, придется тебе напрячься, парень!

На следующий день новый хозяин без всяких церемоний разбудил Ната с утра пораньше и, сунув ему в руки гарпун, отправил его пошарить по окрестностям в поисках какой?нибудь дичи, чтобы внести немного разнообразия в повседневный стол.

– Эти, сверху, посылают сюда одно только вяленое мясо, – проворчал старик. – Погоди, скоро оно и тебе приестся так же, как мне. Тепло и свет привлекают в пещеру кучу всякого зверья, и если ты не совсем безрукий, кого?нибудь да добудешь. Отличное жаркое приготовим.

Так Нату подвернулась возможность освежить свои навыки, приобретенные еще в те времена, когда он охотился вместе с Мягкоголовыми. Он исполнял эту повинность не без удовольствия, так как она позволяла ему держаться подальше от тех черных гудронных мумий, уложенных на стеллажах, как на многоярусных койках. Среди камней обитало множество мелких ящериц, так что он редко возвращался с пустыми руками. Разделка добычи и приготовление мяса занимало его руки и голову, не оставляя времени на мрачные мысли.

Иногда во время своих охотничьих скитаний он натыкался на скопления газа, ядовитые испарения которых вызывали у него странные галлюцинации. Спотыкающийся, пьяный, он вдруг начинал видеть Нюшу и малыша, которые подавали ему знаки из глубины пещеры. Видения казались до того реальными, что юноша не мог устоять и бегом бросался навстречу миражу, который самым подлым образом рассеивался, стоило ему протянуть к нему руки.

Эти случаи не ускользнули от внимания Барнабаса, который как?то сказал:

– Ты бы поостерегся, парень. Газ такая штука… злоупотреблять им не стоит. Пару понюшек время от времени – это ничего, отлично поднимает настроение, но если слишком увлечься, в конце концов перестаешь отличать сон от реальности. Думаешь, почему ты так легко добываешь дичь? Не считай себя за великого охотника, просто эти бедные твари надышались газом до полной отключки и уже едва шевелят лапами, даже убежать не могут!

В конце каждой недели Нат поднимался на поверхность. Впрочем, «поверхностью» это можно было назвать только с большой натяжкой, потому что на самом деле его путешествие заканчивалось аккурат у входного портала, на котором висел бронзовый колокол. Именно здесь посыльный от городской управы оставлял корзину с продуктами, предназначенными для работников кладбища. Юноша быстро хватал добычу и торопливо возвращался в подземный некрополь, потому что дневной свет болезненно резал ему глаза. К тому же, привыкнув к жару подземелья, он тут же начинал стучать зубами, едва почувствовав ветерок с равнины.

Пока Нат раскладывал припасы на полках лачуги, Барнабас мучительно расшифровывал принесенную сверху «газету». На самом деле это было нечто вроде собрания слухов и сплетен, которые городские матроны записывали специально для того, чтобы развлечь служителей похоронного дела. В основном там изобиловали сальные россказни и злобные пересуды, которые вызывали у Барнабаса особый восторг.

– Гляди?ка! – воскликнул старик однажды вечером. – Кто?то тебя разыскивает… Кто?то, кто узнал о твоем возвращении.

Нат в изумлении замер.

– Кто же это? – спросил он.

– Некая Сигрид… Дочь рыбака. Кажется, я знаю, кто это. Репутация у нее не ахти. Говорят, она гуляет направо?налево и при этом нахальная ужасно. Ты что, ее знаешь?

– Немного, – вздохнул Нат. – Играли с ней вместе, когда были детьми. Потом подросли и потеряли друг друга из виду.

– Жаль, жаль, – покачал головой старик. – Мог бы отхватить лакомый кусочек. Похоже, она горячая штучка. Да только характер у нее скверный. Настоящая бунтарка, никакого сладу с ней нет. На твоем месте я бы держался в стороне, от нее одни неприятности… Ага! Вот еще пишут, что наш дозорный, Тарагос Бледный, час от часу хворает все хуже. Недавно видели, как он начал харкать кровью прямо на улице. Чую, быть ему скоро нашим клиентом.

Нат не слишком прислушивался к этой болтовне. Сейчас он был доволен, что может спать в тепле и есть вдоволь – как раз этих двух вещей ему страшно не хватало на бесконечной равнине из засохшего ила.

Прошло немного времени, и Барнабас решил, что пора привлекать подмастерье к настоящему делу.

– Тебе придется хорошенько помочь мне, парень, – сообщил он однажды. – Город Залиму недавно снесло облаком, прямо как корова языком слизнула. Покойников там – не перечесть. И семьи, которые не хотят хоронить свою родню в грязи, привезут их сюда.

– Сюда? – удивился Нат. – Чужеземцы?

– А как же! – напыжился старик. – Наше кладбище здорово знаменитое. Люди из Залимы готовы хорошо заплатить, чтобы мы приютили у себя их мертвецов. Они знают, что здесь их дорогих покойничков ящеры не обглодают. Ты ведь знаешь, как говорят: если тело похоронено не целиком, перевоплощение души невозможно.

Таким образом, Нату все же пришлось приступить к освоению процесса бальзамирования. Как он и опасался, Барнабас доверил ему наименее привлекательную часть обряда, а именно извлечение внутренностей из трупов.

– Главное, чтобы у них внутри ничего не забродило, – разглагольствовал старик. – Иначе сухая гудронная корка растрескается и лопнет. Ужасный непорядок. Выскребай чище! Ох, лихо мое! Ты ведь ящериц умеешь потрошить, верно?

Но Нат мужественно смирился с новыми обязанностями. Когда отвращение совсем уж одолевало его, он отходил в скалы, чтобы вдохнуть немножко газа, и его сознание тут же заполнялось многоцветными радужными образами.

Вскоре в порт Сольтерры прибыли беженцы из Залимы, а с ними и десятки трупов, зашитые все вместе в общий саван из промасленного холста. Вагонетка и колокол не простаивали ни минуты, равно как и Нат, которому после каждой «доставки» приходилось возвращать железную тележку ко входу в пещеру, где ее тут же наполняли новой партией мертвечины. Дважды он спотыкался, и оба раза тяжеленные ржавые колеса только чудом не отрезали ему ноги.

Барнабас окунал все прибывающие останки в кипящую смолу четкими движениями, отточенными многолетней привычкой. После его обработки мертвецы превращались в черные статуи – гладкие и блестящие, даже по?своему красивые. После того как они остывали, Нату вменялось в обязанность помогать старику уложить их на свободные места на полках стеллажей. Барнабас всегда лез первым, а Нат двигался следом за ним, взвалив очередной труп на плечи. Зачастую эти путешествия едва не заканчивались плачевно, особенно когда под их весом проламывались прогнившие перекладины ветхих лестниц.

Время от времени они устраивали себе небольшую передышку, усаживаясь на одной из полок среди тщательно пронумерованных и уложенных в ряд мумий.

– Вот видишь, парень, – хихикал Барнабас, которому не надоедало повторять одно и то же, – если хорошенько поразмыслить, оказывается, что как раз эти полки с мертвецами и образуют основание города! Взгляни?ка! Наши стеллажи образуют колонны, которые подпирают свод склепа. А что там, над самым сводом? Правильно, город! Если здесь что?нибудь взорвется, наши деревянные башни обрушатся, и я не удивлюсь, если потолок пещеры растрескается, а потом и рухнет. И весь этот треклятый город посыплется прямиком сюда! Со смеху помереть, верно?

Судя по всему, эти размышления доставляли ему какое?то извращенное удовольствие. Нат же с тревогой поглядывал на потолок, весь исчерченный извивающимися среди сталактитов трещинами. Всякий раз после такого разглядывания он задумывался – а что, если этот выживший из ума старик отчасти прав? Стеллажи с мертвецами в самом деле образовывали колонны, на которых стоял весь город. С некоторой натяжкой можно было сказать, что мертвые держат живых на своих плечах.

– В древние времена, – бурчал Барнабас, – здесь была шахта, и все это дерево шло на изготовление опор. Когда?то у меня под началом было пятьдесят человек, но все они смылись, как только были установлены первые стеллажи.

Если Барнабас не был занят бальзамированием трупов, он развлекал себя рыбалкой. Однажды он повел Ната за собой в скалы, окружающие полость пещеры, и указал ему на небольшое мутное озерцо.

– Оно сообщается с грязевым океаном, – пояснил он. – И там на дне полно всякой всячины. Хлам из далекого прошлого. Если удачно забросить удочку, иногда можно вытащить всякие странные штуки. Занятно, да и время помогает скоротать. Хочешь попробовать?

Они уселись вдвоем на краю мутной воды и забросили лески, снаряженные на конце тяжелыми свинцовыми грузилами и кошками с торчащими во все стороны крюками.

– Вот увидишь! – хмыкнул старик. – Уморительное занятие.

Пока они ждали улова, Барнабас рассказывал, что ему не раз случалось вылавливать какие?то непонятные устройства с множеством кнопок.

– Эти ребята, – ворчал он, – похоже, были сами не свои до кнопок! Уж можешь мне поверить! Куда только их не приделывали! Надо понимать, они жили в окружении разных хитрых машин, которые все делали за них. Бездельники они были, вот что. А поскольку они целыми днями не выполняли никакой работы, их мышцы превращались в кисель. Хилый был народ, не сильнее ребенка; только и хватало силенок, чтобы на кнопки давить. Проводили все время, уставившись в коробки с цветными картинками. Что за дурацкая жизнь?

Нат молча слушал. Отец когда?то рассказывал ему, что многие века назад Алмоа заселили их далекие предки, прибывшие с планеты под названием «Терра». Он знал, что это историческая истина, и все же она с трудом укладывалась у него в голове.

В тот день они извлекли со дна какую?то странную штуковину, которую долго вертели так и этак, придумывая самые фантастические гипотезы относительно ее назначения.

– Ради всех демонов тумана, – сказал наконец Барнабас, – каким же нужно быть психом, чтобы изобретать подобные глупости. Меч, сковородка, шлем и вилка – вот это настоящие, полезные изобретения! Не то что эти… эти машинки!

И он с отвращением запустил таинственный предмет обратно в воду.

Прошло еще две недели, и положение сильно осложнилось.

Нат как раз шел по проходу, разделяющему два соседних стеллажа, как вдруг послышался ужасающий треск. Подняв глаза, юноша завопил от страха, увидев, как одна из уложенных на полку мумий вдруг согнулась и резко села, как будто очнувшись от ночного кошмара. В следующую секунду гудронная статуя взорвалась, окатив его осколками застывшего битума и клочьями пропеченной плоти. Оглушенный ударной волной, Нат потерял равновесие и упал. Но его тут же вернули к реальности вопли Барнабаса, который, склонившись над остатками трупа, придирчиво их осматривал.

– Чертов неуч! – бранился старик. – Ты его плохо вычистил. От разложения его раздуло газом, вот он и лопнул! Я же говорил тебе, не оставлять внутри ни одного органа… Если об этом станет известно, моя репутация погибла!

Охваченный яростью, он бросился на Ната, осыпая его злобными пинками.

– Проваливай! Вон с глаз моих! – верещал он. – Я тебе готов своими руками башку оторвать!

Нат предпочел отступить, не пытаясь обороняться. Не будет же он, в самом деле, драться со стариком!

Увы, в последующие часы еще три мумии покинули свои погребальные ложа. Одна из них взорвалась, а две другие лопнули снизу доверху с леденящим душу треском. Тут уж Барнабас окончательно взбесился и принялся швыряться в Ната камнями, прогоняя его вон с кладбища.

Юноше пришлось искать себе убежища среди скал в дальнем конце пещеры.

«Ерунда! – подумал он. – Просто пережду немного, пока он успокоится».

Но не тут?то было. Гнев Барнабаса никак не остывал, и каждый раз, когда Нат выказывал намерение вернуться в некрополь, тот хватался за лук и начинал поливать своего бывшего помощника стрелами. Сила тяжести сильно ослабляла их убойную силу, и все равно ему удалось ранить юношу в левое плечо.

– Ты меня опозорил! – ревел он. – Это оскорбление можно смыть только кровью! Я тебя все равно убью, дай только время!

Такой оборот событий начал всерьез тревожить Ната. Все мумии, над которыми он работал с момента своего прихода на кладбище, взрывались одна за другой от внутреннего разложения. Должно быть, он и впрямь допустил какую?то серьезную ошибку в процессе бальзамирования, но ведь он был всего лишь начинающим в этом деле и, на его взгляд, мог рассчитывать на какое?то снисхождение со стороны Барнабаса. Вместо этого старик днями напролет причитал по поводу своей поруганной чести и подогревал собственную злобу неоднократным обращением к кувшину с самогоном.

По ночам Нат не смыкал глаз, боясь, что Барнабас подкрадется к нему во сне и перережет горло.

К счастью, вскоре снова послышался зон погребального колокола, сообщая о прибытии очередного усопшего. Через пять минут по пещере прокатился грохот несущейся по рельсам вагонетки.

Притаившись за камнями, Нат внимательно прислушивался к монологу Барнабаса, который, как и большинство людей, проводящих все время в одиночестве, приобрел привычку комментировать каждое свое действие вслух. Из его ворчания он наконец понял, что останки принадлежат дозорному Тарагосу Бледному, безвременно скончавшемуся во время несения службы.

Воспользовавшись тем, что Барнабас занялся подготовкой тела к мумификации, Нат прошмыгнул между стеллажей к выходу. Решение было принято: если он не хотел, чтобы старик сделал ему какую?то пакость, надо было уносить ноги. Сунув под мышку узелок со своими скудными пожитками, он бросился в туннель и стал выбираться к выходу наружу со всей возможной скоростью. На этом его работу в качестве подмастерья похоронных дел мастера можно было считать законченной.

Когда он оказался на пороге бывшей шахты, дневной свет ударил его по глазам, так что ему пришлось повязать лицо тряпкой, чтобы не ослепнуть. Дрожа от холода, он натянул всю одежду, которая была у него с собой. Свистящий над равниной ветер показался ему ледяным.

«А что дальше? – подумал он. – Что мне теперь делать?»

Не зная, куда податься, он направился в город и принялся бездумно бродить по улицам.

Внезапно белокурая, сероглазая девушка, мимо которой он проходил, подскочила к нему, обхватила за плечи и разразилась громким, немного натужным смехом.

– Нат! – воскликнула она. – Неужели это ты? А я ищу тебя уже целую вечность! Слышала, что ты теперь работаешь на подземном кладбище. Мерзкое местечко. Нам нужно поговорить…

– Сигрид? – пролепетал Нат, не успев прийти в себя. – Я тебя не узнал. Ты… ты повзрослела…

Уже произнося эти слова, он сам понял, что ляпнул глупость, и почувствовал себя дураком.

Сигрид? Сколько же ей лет сейчас? Восемнадцать? Двадцать? Нат совсем не узнавал ее. Ему казалось, что перед ним совершенно чужой человек.

Так они и стояли лицом к лицу, как два идиота, пытаясь вернуть хотя бы намек на иллюзорную близость детских лет, проведенных среди руин, но эти воспоминания были такими давними, что казались нереальными.

Пока юноша тщетно подбирал хоть какие?нибудь подходящие к случаю слова, Сигрид сказала:

– Ну вот ты и вернулся. Сумел посмотреть все чудеса, которые хотел? Ты ведь так мечтал о путешествиях…

Нат не понял – смеется она над ним или просто старается проявить радушие? В уголках ее глаз он заметил тонкие морщинки. Неужели он выглядит таким же старым, как она? Быть может, два года, проведенных с Нюшей, заставили и его распроститься с молодостью?

Но не мог же он, в самом деле, молча стоять столбом! Чтобы хоть что?то сказать, он кратко описал свое воображаемое путешествие, но тут же понял, что Сигрид совсем его не слушает. Во всей ее позе сквозила тревога и настороженность, и она то и дело оглядывалась через плечо, как будто боялась, что за ней шпионят. Внезапно она резко его перебила.

– Позже, – сказала она. – Расскажешь мне все это позже. Нам надо поговорить. Нам очень нужен кто?то вроде тебя. Но берегись! Тебе здесь не очень?то рады. За тобой следят.

Крепко сжав ему руку напоследок, она сказала, что должна спешить к отцу, чтобы помочь ему разобрать сети, но Нат был уверен, что она лжет. Впрочем, удерживать ее он не пытался. Прежде чем исчезнуть за поворотом улицы, она обернулась и крикнула:

– Эй! Тарагос Бледный недавно умер. Не забудь, что завтра жеребьевка! Наверное, из?за нее ты и поднялся, да? Тем лучше! Ты непременно должен попытать счастья! Правда, это очень важно для всех нас!

И, не дожидаясь ответа, она пропала из виду. Эта краткая встреча не оставила у юноши ничего, кроме чувства неловкости.

Он нахмурился: обилие совпадений слишком уж походило на насмешку судьбы.

Он покинул город после смерти человека, считавшегося едва ли не лучшим дозорным холма, – его отца, – и вот теперь случай привел его сюда как раз в тот момент, когда город готовился выбрать нового охранника. Его взгляд невольно скользнул вверх, к выщербленным зубцам возвышающейся над равниной сторожевой башни, откуда дозорные наблюдали за перемещением летучих облаков?айсбергов.

Значит, жеребьевка состоится завтра? Он задумался, не стоит ли ему в самом деле попытать счастья. Возможно, это оказалось бы лучшим выходом из положения: хорошая должность, бесплатный кров и стол! И все?таки он колебался; наверное, потому, что его отец умер именно из?за своей преданности службе во имя общества, рано одряхлев от болотных испарений и мучительного тяготения, почти невыносимого на верхней сторожевой площадке. Кровоизлияния в мозг следовали одно за другим, Мур сначала лишился рассудка, а затем ослеп. Однажды утром Нат нашел его в постели, уже окоченевшего, и выглядел он в два раза старше своего истинного возраста. Так стоит ли искать себе такой же доли?

Он провел день, сидя на заброшенном причале и взвешивая все «за» и «против». Выборы нового дозорного были устроены на манер лотереи, и поучаствовать в ней люди приходили издалека. Попытать счастья имел право любой мужчина (кроме Мягкоголовых), даже иностранец.

Погруженный в эти мрачные размышления, он не заметил, как прошло время. Ближе к вечеру он вдруг ощутил, как на плечо ему легла шершавая от мозолей, грязная ладонь. Это вернулась Сигрид.

– Сидишь мечтаешь? – поинтересовалась она, усаживаясь рядом. – Знаешь, тут ничего не изменилось. Разве что холм становится с каждым годом все мягче. Некоторые дома под тяжестью собственных фундаментов ушли под землю, а другие покосились и медленно тонут, как прогнившие корабли. Да еще дожди постоянно уносят плодородную почву: скоро нам уже негде будет сажать огороды.

Она помолчала немного, потом прибавила:

– Ты знаешь, что у нас то и дело снаряжают походы, чтобы воровать землю на соседних островах? Парни пристают к их берегу под покровом темноты и набивают мешки перегноем… Это опасная работа, если кого из воров застукают, его тут же казнят. Мой отец уже украл и перепродал несколько тонн хорошего чернозема… Он просто псих, однажды его непременно линчуют. Иногда я отправляюсь вместе с ним, вдвоем можно привезти больше мешков.

– Вы воруете землю? – ошеломленно повторил Нат.

– Ну да, чтобы овощи сажать. Приходится… Люди готовы убить друг друга за мешок перегноя или ведро навоза.

Он почувствовал на себе ее пристальный взгляд.

– Зачем ты вернулся, Нат? – спросила она с неожиданной злобой. – Почему ты не отправился исследовать королевство дальше? Здесь никто даже пальцем шевельнуть не хочет; мы все просто добровольные заключенные на вечной каторге, которую создали наши предки… Неужели нигде нельзя найти жизни лучше? Я имею в виду – где?нибудь в других краях? Тебе никогда не приходилось слышать о стене на экваторе или о саде секретов? На твоем месте я бы непременно попыталась отыскать их! Перебраться по ту сторону великой стены… поселиться в раю…

И тут он рассказал ей о Мягкоголовых, о ящерах и о своей погибшей семье.

Она слушала, не произнеся ни слова. Потом они вместе помолчали. Небо быстро темнело.

– Где ты будешь ночевать теперь, когда уже не работаешь у Барнабаса? – спросила Сигрид, поднимаясь.

Нат махнул рукой в сторону заброшенного здания с осыпающейся мозаикой на фасаде.

– Там, наверху, – сказал он. – Я видел, что там никто не живет.

Сигрид поморщилась:

– Будь осторожен, эти пустые дома часто обваливаются. Я приду разбудить тебя завтра утром. Берегись, с наступлением темноты здесь творятся странные вещи. Наверное, мне стоило рассказать тебе… Не приближайся к пляжу. Не броди по улицам. Правда, я не шучу. Опасность повсюду. Дураки наболтали бы тебе, что это демоны выходят из тумана, охотясь при свете луны на людские души. Но это не демоны, это гораздо хуже… Это по?настоящему!

Резко махнув рукой, она повернулась и ушла прочь. Он слышал, как тихонько позвякивали ее противодождевые латы, когда она поднималась по склону.

Нат подобрал свой узелок и направился к заброшенному дому. Последние слова Сигрид пробудили в нем смутную тревогу. На что она намекала? Что внушало ей такой страх?

С приходом темноты его вдруг охватило необъяснимое чувство опасности, как будто инстинкт настойчиво твердил ему о присутствии какой?то невидимой угрозы. Не решаясь заснуть, он напряженно таращился во мрак, держа наготове подобранную среди мусора дубину.

Через час такого ожидания он не утерпел и покинул свое убежище, устремившись по темным пустынным улочкам в сторону причала. Возникшая неизвестно откуда и преградившая ему дорогу тень заставила его подскочить от страха, но это оказался всего лишь незнакомый старик в рубище. Он размахивал посохом, на конце которого красовался грубый талисман – оберег против демонов.

– Дальше не ходи, малыш! – проскрипел он. – Когда опускается ночь, дьяволы покидают свои логова. Они ползут по земле, и весь город принадлежит им.

– Какие такие дьяволы, дедушка? – спросил Нат.

– Их имя нельзя называть, – просипел старик. – Но если ты приблизишься к воде, они отсекут тебе ноги одним ударом клинка, превратят тебя в калеку, и ты никогда уже не сможешь ходить. Это порождения Проклятия. У них одна цель – наказать тех, кто еще осмеливается ходить на своих двоих. Это они, дети Алканека, казненного волшебника! Зуии… Зуии… Да, да, отрежут тебе ноги своими длинными ножами, которые они точат в ночи о камни тротуаров! Зуии… Зуии… Когда услышишь этот звук, значит, тебе уже не спастись, они взяли твой след.

Нат мягко оттолкнул с дороги незнакомца, который тут же принялся вопить так, словно с него заживо сдирали кожу.

«Порождения Проклятия»? Нат недоуменно терялся в догадках. Древняя легенда породила множество сект, верования которых были иногда весьма причудливыми и чаще всего опирались на заклинание Алканека – колдуна, казненного страшной смертью при третьем Императоре. В большинстве из них чрезмерная сила тяжести уподоблялась грузу человеческих грехов, и утверждалось, что груз этот будет только возрастать, пока люди не встанут наконец на путь добродетели. «В противном случае, – пророчили жрецы, – мы скоро будем ползать, как жалкие слизни, раздавленные тяжелым каблуком».

Выйдя на причал, Нат всмотрелся в окружающую темноту. Хотя его глаза почти ничего не различали во мраке, он всей кожей ощущал чье?то враждебное присутствие. И это не были обычные ящеры, потому что до его напряженного слуха то и дело доносились какие?то неразборчивые перешептывания. Ему показалось, будто что?то копошится между сваями причала – какие?то бесформенные тени, ползущие по влажному илу с мерзким сосущим звуком. Неведомое зло было здесь… и даже не пыталось прятаться… Затем он услышал звук, который незадолго до того описывал старик на улице. Зуии… Зуии… Характерный скрежет металлического лезвия, которым водят туда?сюда по точильному камню.

«Ночью весь город принадлежит им…» – говорил тот старик.

Нат крепко обхватил дубину, воздев ее перед собой как меч, и с осторожностью отступил от края причала.

Неожиданный звук шагов за спиной заставил его обернуться. Кто?то крался по набережной, прижимаясь к стене. Человеческая фигура, на двух ногах, явно спешащая одолеть опасный участок как можно быстрее.

Нат был уверен, что это женщина. Ее учащенное дыхание в ночной тишине говорило о том, что она сильно напугана.

Внезапно нечто темное и бесформенное выскочило из тины и быстро поползло к набережной с явным намерением ухватить несчастную за лодыжки и утащить в воду. Жертва испуганно вскрикнула. Нат выскочил из своего укрытия, яростно молотя дубиной по неведомому агрессору, которого ему никак не удавалось разглядеть. Он так и не понял, кто это был – ящер или крокодил, пока у самой земли вдруг не просвистело острое лезвие, едва не полоснув его ниже коленей. Насколько ему было известно, ящеры не умели владеть оружием. Прежде чем он успел догадаться, кто же этот ползучий враг, тот отступил с противным липким чавканьем, снова скрывшись в вязком иле.

Нат повернулся к женщине, едва не ставшей добычей той выползшей из болота твари, и изумленно ахнул:

– Сигрид? Но что ты тут…

– Не сейчас, – тяжело дыша, проговорила девушка. – Позже. Не надо здесь оставаться… Я же велела тебе никуда не выходить. Ты понятия не имеешь, с чем столкнулся. Дурак! Беги и прячься скорее, если не хочешь остаться без ног! Это же мясники! Мясники!

И, даже не поблагодарив его, она растворилась в темноте.

Растерянный и озадаченный, юноша поспешил убраться прочь.

Вернувшись в свое убежище, он растянулся на лавке, не выпуская из рук дубины, и долго смотрел в темноту, пока наконец его не сморил сон.

 

Глава 9

 

– Нат! Скорее просыпайся! Нат!

Пронзительный голос Сигрид болезненно сверлил слои забытья, окутавшие усталый мозг Ната.

Он резко вскочил, ободрав кожу на спине о шершавую штукатурку стены. Сигрид во дворе приплясывала от нетерпения, швыряя камешками в единственное уцелевшее оконное стекло.

– Жеребьевка скоро начнется! – снова крикнула она. – Давай поторопись! Не упусти свой шанс!

Нат подобрал сброшенные накануне тунику и противодождевую кирасу и направился к двери. Только тут его ноги почувствовали, что ходить стало неловко из?за наклона пола. Дом накренился! Еще вчера стоявший вертикально, теперь он завалился на бок, так что пол наклонился под углом градусов в тридцать, не меньше. При каждом шаге юноши строение уходило в землю еще на добрый метр, как уходящий на дно корабль!

Спохватившись, он выпрыгнул в окно. Жидкая грязь клокотала уже на уровне второго этажа.

Сигрид сердито уставилась на него.

– Если бы я тебя не разбудила, ты бы потонул вместе с этой хибарой, – бросила она.

Нату хотелось ответить, что нынешней ночью он вытянул ее из весьма серьезных неприятностей, поэтому она могла бы держаться полюбезнее, но он счел за лучшее промолчать.

Поскольку он ограничился пожатием плеч, девушка снова перешла в наступление:

– Дьявол тебя возьми, похоже, ты совсем не отдаешь себе отчета, что здесь происходит! Я знаю, что тебе пришлось немало пережить, но постарайся все же спуститься на землю! От этого зависит жизнь каждого из нас!

Видя, что Нат собирается заговорить о событиях минувшей ночи, она быстро прикрыла ему рот ладонью.

– Не сейчас, – прошептала она. – Здесь даже у стен есть уши!

Улицы вокруг них уже были заполнены всклокоченными толпами, нестройно шагавшими под один и тот же навязчивый, распеваемый во все горло мотив. Нат различил стаккато знакомого лозунга: «Ло?те?ре?я! Ло?те?ре?я!»

Ухватив юношу за руку, Сигрид потащила его за собой. Они долго проталкивались среди возбужденных, громогласно вопящих гуляк, от которых явственно попахивало вонючей самопальной водкой. Мимо стайками проходили женщины – голые по пояс, перемазанные красной краской женщины, размахивающие жезлами с какими?то яркими тряпками. Некоторые мужчины плелись вразвалку, придерживая руками чехлы для члена из папье?маше, явно чрезмерного размера.

Вся эта публика стекалась к южной оконечности холма, к месту, которое назвалось «Русалочьим озером». Это было довольно пугающего вида озерко с темной, непрозрачной водой, возле которого по традиции проводилась церемония жеребьевки. Толпа обступила берега озера, громко лопоча, толкаясь и поминутно рискуя уронить кого?нибудь в воду.

– Пора, – шепнула ему Сигрид. – Пошли.

Перед ними змеилась длинная, насчитывающая более двухсот человек очередь, которая гудела, как пчелиный улей. Нат в детстве не раз присутствовал на ритуале, до тех пор, пока его отец не был избран жребием на службу дозорного, к лучшему или к худшему. В основном к худшему, сказать по правде.

На берегу озера горло перехватывало от запаха застоявшейся тины. Обычай требовал, чтобы каждый участник лотереи сделал шаг вперед и, широко размахнувшись, запустил в воду обломок черепицы, на котором было вырезано его имя. Вся сильная половина населения поочередно повторяла этот жест до тех пор, пока на дне не образовывался полный справочник, в котором упоминались все до единого мужские имена жителей Сольтерры. Когда наступало время тянуть жребий, к озеру вызывали слепого ныряльщика Торна, обвязывали его вокруг пояса веревкой и сталкивали в воду. Он погружался, сведя ноги вместе и раскинув крестом руки с раскрытыми ладонями. Коснувшись первого же осколка камня, он стискивал его в кулаке и подавал знак тянуть его обратно. После этого оставалось лишь зачитать имя, начертанное на обожженной глине. Иногда это оказывалось имя уже умершего человека, потому что на дне озера скопились куски черепицы за много поколений; тогда Торну приходилось нырять снова.

Затем табличку с именем проносили по всему городу. Избранного провозглашали Дозорным на последующие пять лет и с почетом провожали до входа в башню. Ощущая на своих плечах бремя внимания всей собравшейся толпы, он входил, печатая шаг, в приоткрытую железную дверь. Он знал, что, переступив этот порог, найдет внутри сложенную на стуле зеленую мантию с капюшоном – символ своей службы, – а также связку ключей. Его предшественник выйдет наружу, не вызывая отныне ничего, кроме равнодушия, и, опустив голову, поплетется домой, где первым же делом вырежет свое имя на глиняной табличке в предвкушении следующей жеребьевки.

Да, Нат помнил весь ритуал наизусть. Но разве его отец не был одним из лучших дозорных за всю историю Сольтерры?

Тут он заметил, что Сигрид настойчиво тянет его за локоть.

– Иди, Нат! – отчеканила она. – Пора, ты должен попытать счастья.

Испытывая неловкость, Нат отвел глаза. Толпа вокруг гомонила, топталась, размахивала руками, – все ненадолго забыли о гнетущей силе тяготения.

– Сигрид, – пробормотал он наконец негромко, словно опасаясь, что его слова громовым эхом пронесутся над городом. – Сигрид, я не написал своего имени. Я не хочу становиться дозорным. Это работа для сумасшедших. Она погубила моего отца. Я не хочу повторять его судьбу.

– Ты ведешь себя как идиот! – вскричала девушка, охваченная необъяснимой яростью. – Ты должен был участвовать в жеребьевке! Это был единственный способ помешать им… Какой же ты безответственный!

– Да о чем ты толкуешь? Хватит уже с меня секретов!

– А ты не догадываешься? Тарагос Бледный вовсе не умер от болезни, его убили. Отравили.

– Кто?

– Неизвестно. Но Тарагос был приветливым и добрым человеком. Никто не желал ему зла.

– А ты уверена, что его отравили?

– Да, я видела его тело. У него рот был черный. Кто?то подмешал ему в вино яд красной ящерицы. Он совершенно безвкусный, и если давать его в небольших дозах, он убивает медленно, исподтишка. Его недомогание списывали на действие болотных газов, но они здесь ни при чем.

Нат недоуменно нахмурился. Кто может захотеть ускорить конец облачного стража? Какой?нибудь завистник?

Про дозорных и их башню рассказывали много всякого, в том числе и самые нелепые басни, которые питались общими мечтами и надеждами. Согласно некоторым из них, из башни в глубь земной коры вел потайной туннель, где глубоко внизу под грязевым морем раскинулся большой подземный город. Изощренная фантазия рассказчиков превращала этот вымышленный город в настоящую пещеру чудес. В людском воображении это был сухой и теплый мир, куда попадали через «зал тысячи ванн», в ароматах мыла, душистой соли и пены для бритья. Все там было надежным и крепким, а пол и стены славились крепкой добротностью отличного бетона. Девушки подземного мира благоухали чистой кожей, а не помоями, и можно было запускать пальцы в их шелковистые кудри или пушок на лобке без ощущения, что щупаешь комок водорослей, после которого придется залечивать заусенцы. А еще в городе было полным?полно лавок с холодильниками, битком забитыми говядиной!

Настоящей говядиной!

Любопытные страстно внимали откровениям бывших дозорных, оставивших службу, умоляя их открыть слушателям секреты сторожевой башни. В обыденном восприятии стать сторожем облаков означало получить на пять лет в безраздельное пользование ключи от подземелья и право посещать полный чудес глубинный мир когда вздумается.

Будучи ребенком, Нат тоже мечтал о длинной лестнице, туннеле и банном зале. Как и многие другие, он свято верил в существование тайного подземного мира. Впрочем, этой вере никогда ничто не угрожало.

– Что толку ломать голову, мы же не полицейские, – шептала Сигрид. – Проблема не в этом. Поэтому?то и был ты нужен мне… нужен нам. Ты много путешествовал и можешь взглянуть на Сольтерру свежим взглядом. Ты можешь добиться каких?то перемен.

Нат снова хотел задать вопрос, который так и жег ему язык, но снова отказался от этой затеи. Ему уже успели надоесть эти туманные намеки на неведомый конец света.

Ветер, налетевший с равнины, окутал их сырыми испарениями, в которых угадывался запах болотных газов. Позади них поднялся на ноги глашатай.

– Ну вот, жеребьевка окончена, – с горечью буркнула Сигрид. – Теперь у нас новый дозорный. А я так хотела, чтобы ты воспользовался шансом, это было бы так удачно… Мы все в опасности… А теперь нам лучше разойтись. Не стоит слишком часто появляться вместе. И у меня репутация нехорошая, и тебя все считают отщепенцем. Можем нажить себе неприятности.

С этими словами она метнулась в толпу и затерялась за поворотом улицы.

Нат зябко подтянул ворот туники.

Громкий топот заставил его обернуться. По улице приближался небольшой отряд вусмерть пьяных мужчин и женщин, голых и разрисованных краской. Они бежали тяжело, даже надрывно, шумно, с хрипом дыша широко раскрытыми ртами и с трудом преодолевая острую резь в боку. Некоторые держали в руках факелы, тусклое пламя которых грозило вот?вот погаснуть. Минуя Ната, они дружно повернулись к нему и нестройно выкрикнули:

– Это Гун! Гун наш новый дозорный!

Нат стиснул зубы и прибавил шагу. Это имя ни о чем ему не говорило. Наверняка какой?нибудь чужеземец, явившийся попытать счастья в лотерее. Их теперь много здесь появлялось.

По крайней мере, хоть кто?то притащился сюда не зря!

Дошагав до дома, где он ночевал в прошлый раз, юноша убедился, что строение увязло уже до второго этажа, и снова искать в нем пристанища было бы чистым самоубийством. Тогда он вернулся и бесцельно побрел по главной улице. Время от времени на него снова наталкивались пьяные кучки гуляк, хлопая его по плечам и выкрикивая ему в уши тот же припев: «Это Гун! Это Гун!»

Он высвобождался, раздраженно передергивая плечами, и брел дальше.

Куда идти, он не знал. Ему было холодно, и он уже проголодался. Кто?то кричал ему в спину: «Сегодня вечером Гун будет пировать за большим столом, сегодня он отмоется добела в зале тысячи ванн и будет ласкать девушек из подземного гарема. Сегодня Гун наестся досыта настоящего мяса! Сегодня…»

Нат пожал плечами. Воспевание радостей службы дозорного являлось обязательной частью ритуала. Скоро они дойдут до перечисления блюд на фантастическом банкете, прославят негу шелковой постели и жаркие тугие прелести куртизанок…

В детстве Нат тоже восторженно слушал эти речи, истекая слюной при упоминании блюд, о которых он ничего толком не знал. Прикрыв глаза, он представлял себя за пиршественным столом, сытого до того, что его живот готов был лопнуть. Мягкое тепло убаюкивало его, и тогда белокурая женщина брала его на руки и укладывала в теплую, чистую, без единого насекомого, постель и подтыкала вокруг него одеяло, нашептывая успокаивающие, ласковые слова… как делала бы его мама, если бы не умерла при родах своего единственного сына.

Эти мечты были жестоко разрушены сразу же, когда он впервые переступил порог сторожевой башни после избрания его отца на должность дозорного. Стены в ней оказались сплошными, в полу не было никакого люка, и он нигде не увидел тайного хода, ведущего в подземный рай. Башня оказалась тесным мирком высотой в три этажа, без всяких запасных выходов.

По крайней мере, без реальных выходов, потому что Мур, его отец, показал ему хранящийся в сундуке пузырек с розоватыми пилюлями.

– Галлюциногенный наркотик, – пояснил он, – изготовленный колдунами во времена древности. Если его проглотить, начинаешь путать мечту и реальность. Начинаешь видеть вещи, к которым стремишься, и в конце концов приходишь к убеждению, что они настоящие. Роскошная еда, сластолюбивые девки… обычные галлюцинации, которые диктуют нам самые наши низменные инстинкты.

Из?за этой?то хитрости башня и превратилась в настоящее царство мечты для всего мужского населения города. Благодаря жеребьевке должность дозорного была окружена мистическим ореолом, который только поддерживался похожими на сказки слухами. Люди жили мечтой, что в один прекрасный день каждый может оказаться хозяином сокровищ башни. Счастье было совсем рядом, под рукой слепого ныряльщика. Так ради чего покидать холмы? Чтобы искать неведомо чего за бескрайними грязевыми равнинами? Бросьте! Это все равно что променять журавля в руках на синицу в небе. Нет уж, таких дураков здесь нет!

Мур знал об этом мираже еще до того, как ему выпал жребий, поэтому он принял решение никогда не прикасаться к галлюциногенным пилюлям. Пузырек так и пролежал все пять лет в сундуке, медленно зарастая пылью.

Нат вздохнул. Вот что сегодня предстоит узнать Гуну, когда он вступит во владение башней. Станет ли он, подобно своим предшественникам, рабом этой обманки, которая превращала сладкий сон в реальность? Или же, подобно Муру, преодолеет искушение и целомудренно оставит пузырек с пилюлями на дне окованного железом сундука, никогда не прибегая к их помощи?

Нат тряхнул головой. Желудок сводило от голода. Просить милостыню было бессмысленно: жители холма слишком дорожили таким труднодоступным здесь мясом, чтобы раздавать его изменникам. Никаких иллюзий он не испытывал: в список добродетелей горожан милосердие никак не входило. На него обратят внимание только тогда, когда его труп на тротуаре начнет вонять.

Помочь ему могла, пожалуй, только Сигрид, но Нат понятия не имел, где она прячется. Оживление на улицах раздражало его. Сегодня вечером все жили чужими мечтами, и каждый мужчина, глядя на скудные клочки волокнистого ящериного мяса на дне своей миски, воображал себя за длинным столом, уставленным серебряными блюдами и кубками, в подземном пиршественном зале.

Если бы они только знали…

Свернув в боковой переулок, он стал высматривать какой?нибудь дом, где можно было провести ночь, не рискуя потонуть в трясине.

В конце концов он отыскал в торце улицы развалины здания, которое в лучшие времена служило, наверное, торговой галереей. Его главным достоинством были стоявшие вдоль стен деревянные скамейки, которые, по крайней мере, могли уберечь от сырости. Он тут же растянулся на одной из них, валясь с ног от усталости.

Его тут же сморил сон – беспокойный, полный кошмаров. Вскоре ему стало мерещиться, что с потолка начали срываться камни, разбиваясь о металлический пол, все ближе и ближе к его голове.

Он резко открыл глаза и увидел застывшую на пороге массивную фигуру.

Стряхнув наваждение, Нат осознал, что его сон всего лишь впитал в себя гулкие шаги незнакомца по плитам галереи. Лицо пришельца скрывал зеленый капюшон из грубой ткани, придавая ему сходство с призраком или наемным убийцей в маске.

– Приветствую тебя, Нат, – произнес он глухим, едва слышным голосом. – Мое имя Гун. Я новый дозорный.

 

Глава 10

 

Мужчина отбросил капюшон, и от пляшущего пламени факелов по его бритой голове пробежали багровые блики. Выражение лица с тяжелыми, грубыми чертами чуть смягчали морщинки рано пришедшей старости. Под распахнутой мантией виднелась потертая противодождевая кираса со старыми латками. Нату он напомнил тех отставных солдат, которые топчутся в очереди у ворот монастырей и соглашаются надеть монашескую рясу в обмен на ежедневную миску супа.

– Как я вижу, у тебя нет постоянного ночлега, – продолжал он своим странным глухим голосом. – А как насчет еды? Это что, жаба квохчет там в темноте или… твой пустой желудок? Нет, я не насмехаюсь над тобой. Я и сам был в таком же положении всего три часа назад, пока жребий не сделал меня дозорным! У нас с тобой много общего.

Нат неуверенно кивнул. Утверждать обратное было бы глупо.

– Насколько я слышал, – снова заговорил Гун, – отец оставил тебя без гроша. Это был бескорыстный и честный человек, живший за счет добровольных подношений. С другой стороны, тебе известны священные тексты, волшебные заклинания, отгоняющие облака и демонов тумана. Это так?

– Да, – подтвердил Нат. – Я учил их вместе с отцом и помню все обряды наизусть. Мне приходилось читать их за него, когда он болел. Но сегодня кого это интересует?

Скрипнув доспехами, дозорный облокотился на балюстраду галереи. Городские огни осветили его профиль, явив взгляду запавшие щеки и сухие губы. Из его горла вырвался придушенный сиплый смех, почти хрип.

– Ты себя недооцениваешь, – просипел он. – Ты ведь настоящий «словознатец», как здесь это называют. Ты только что сам это подтвердил. В любом случае, ты знаешь куда больше меня! Я?то новичок в общении с демонами.

Нат развернул плечи, почуяв за лестными словами иронические нотки.

– Скажу тебе прямо, – продолжал дозорный, почти переходя на шепот. – Ты мне нужен, чтобы помогать мне правильно исполнять роль, которую возложила на меня судьба. Пусть меня выбрал жребий, но я не хочу пользоваться своими привилегиями задаром. Я хочу действительно приносить пользу людям. Не догадываешься, кто меня надоумил отправиться разыскивать тебя по всему городу?

Нат пожал плечами.

– Прислушайся к моему голосу, – настойчиво зашептал Гун. – Во имя всех богов, он же едва слышен! Когда?то в прошлом меня хотели линчевать. Сейчас уже не важно, по какой причине. Фанатики пытались меня повесить, и узел веревки сломал мне хрящи гортани и повредил голосовые связки. Так что шепчу я вовсе не из боязни, что меня подслушают, нет. Я не смог бы завопить в полный голос, даже если бы ящер принялся рвать мне яйца. Поэтому мне нужен знающий помощник, Нат. Только представь себе полунемого дозорного, который не способен прокричать заклинания, отгоняющие облака! Сторож не имеет права молчать, особенно теперь. Ты будешь начитывать священные тексты вместо меня, ты станешь моим голосом. Но только моим голосом, потому что мои глаза не нуждаются в помощи; это глаза бывалого охотника, и они хорошо умеют проницать тьму и туман, угадывая незаметные движения жертвы. Я сумею разглядеть то, что рыщет во мгле, будь то в небе или туманной дали равнин. Согласен ли ты стать моим голосом? Если согласишься, то сможешь разделить со мной жизнь в башне. Ты ни в чем не будешь нуждаться – ни в еде, ни в одежде. Я дам тебе простыни и одеяла и починю твою кирасу. Тебя станут уважать, и уже никто не посмеет обозвать тебя «дикаркиным хахалем».

Нат уставился в пол. Предложение Гуна пришлось как нельзя кстати. Оно позволит ему снова обрести свое место в обществе, не сегодня так завтра. Жители Сольтерры будут обязаны встречать его поклоном! Доводы разума велели ему немедленно соглашаться, однако неясные сомнения в самой глубине души удерживали его от опрометчивого шага. Те же сомнения, которые помешали ему написать свое имя на глиняной табличке для жеребьевки. Почему? Он и сам не мог ответить.

В нем словно зарождалось какое?то мятежное чувство, смысла которого он не понимал. И почему, интересно, Гун сказал минуту назад: «Сторож не имеет права молчать, особенно теперь»?

Крепкая рука Гуна тяжело легла ему на плечо, вырвав из раздумий, и Нату показалось, что он на мгновение заметил на среднем пальце кольцо – знак клана охотников?одиночек, единственных, кто осмеливался уходить далеко за доступные взгляду пределы илистой равнины для охоты на самую крупную дичь вроде китов.

Если бы не кираса, юноша непременно ощутил бы пересекающую ладонь Гуна толстую мозоль, какая появляется при долгом обращении с гарпуном. Должно быть, в молодости этот человек мог быть очень опасным противником… Сегодня же это был просто постаревший, усталый солдат.

– Нет смысла скрывать от себя правду, – прохрипел он. – Мы оба похожи, ты и я, бездомные, нищие бродяги с равнины. Когда?то я был великим охотником, но сейчас я состарился, мне уже шестьдесят. Мне уже не хватает сил для погони за чудовищами из грязевого океана, и если бы я не оставил это занятие, то скоро сам бы стал их добычей. Я приплыл сюда в надежде выиграть в лотерее. Я не очень?то верил в удачу, но мне неожиданно повезло. Для меня служба дозорного – единственный способ выжить, что?то вроде почетной отставки. Но без твоей помощи мне не справиться.

Он помолчал немного, переводя дыхание, и закончил:

– Приходи завтра к башне. Для тебя это единственный способ вернуть себе уважение в городе. Если ты этого не сделаешь, тебя побьют камнями и погонят вон с острова. Ты ведь и сам это знаешь… Все будут дразнить тебя «дружком Мягкоголовой», и ни одна девушка не захочет иметь с тобой дела. Начнут говорить, что ты воешь по ночам, что твое семя порченое, что женщины, которые понесут от тебя, родят щенков… Они глупы, суеверны и жестоки. Приходи. Вдвоем мы будем сильнее и сможем противостоять им. Мы вместе будем дозорными!

Нат отступил назад, высвобождаясь. Рука дозорного упала, лязгнув о сталь доспехов.

– Я приду, – сказал юноша. – Завтра на рассвете, к началу первой службы.

Гун уже надевал капюшон и запахивал мантию. Спускаясь по искрошенной лестнице, он на мгновение обернулся, вскинул руку ладонью вверх в знак приветствия и тут же исчез в темноте. Нат оказался в одиночестве. Город окутала тревожная тьма. От погасших факелов в воздухе висел душный запах смолы и дыма.

 

Глава 11

 

Башня сильно состарилась. Нат сразу же понял это, едва переступив порог. Здесь, как и в любом другом месте, сила тяжести повсюду оставила свой отпечаток. Опоры обветшали, сеточка трещин покрывала штукатурку на стенах. В довершение всего строение слегка покосилось на левую сторону.

Внезапно Ната охватило одно?единственное желание: взобраться на вершину! Увы, он явно переоценил свои силы, и скоро испытание заставило его крепко сжать челюсти. От чудовищного давления ему уже на десятой ступеньке стало казаться, что его глазные яблоки вот?вот лопнут, как сжатые между пальцами виноградины. Ему пришлось подниматься с закрытыми глазами, чтобы не лишиться остатков мужества. Наконец он вскарабкался на верхнюю площадку, ободрав все ладони о ржавые перекладины лестницы, и окинул взглядом горизонт. Вскоре из носа у него потекла кровь, ноги раздулись вдвое против обычного. На тыльной стороне ладоней набрякли готовые лопнуть вены. Испугавшись, что его мозг того и гляди взорвется, он поспешил спуститься вниз. В любом случае окруженная зубчатым гребнем сторожевая площадка башни отныне являлась личной территорией Гуна, и Нат, как простой слуга, не имел права на нее подниматься.

Стараясь забыть про гулкий рокот крови в ушах, он с чувством ностальгии разглядывал такую знакомую обстановку жилого помещения. Воспоминания нахлынули волной, и он отдался на их волю. Годы, которые он прожил на холме, потекли перед его мысленным взором.

Его мать умерла, едва произведя его на свет, и у Ната не было в жизни другого примера, кроме его отца, Мура. В его памяти он остался суровым, худощавым человеком, для которого зеленая мантия дозорного выглядела чересчур просторной. Это был строгий и неласковый воспитатель, сухие губы которого размыкались лишь для того, чтобы поучать сына или бранить его.

«Я, наверное, кажусь тебе слишком жестким, – откровенничал он иногда, – но это потому, что слишком уж тяжела возложенная на меня ответственность. Вся жизнь на холме зависит от меня, и я просто обязан быть постоянно настороже. Облако?убийца может появиться в любой момент! И если такое случится, кто, как не я, сможет заметить его, пока не стало слишком поздно? Кто, как не я, сможет объявить всеобщую эвакуацию? Из?за этого у меня остается слишком мало времени, чтобы заниматься тобой. Раньше я был обычным человеком, таким же, как все, но ты тогда был мал и не помнишь этого. Служба, которой по воле случая наградил меня жребий, сделала меня другим человеком. У меня больше нет права оставаться просто отцом, я обязан быть прежде всего дозорным!»

Детство Ната прошло тускло и непримечательно. У детей с холма почти не было времени на игры: уже с семилетнего возраста их обучали охотиться на ящериц. Маленький Нат обычно проводил дни в одиночестве, потому что другие дети избегали его.

Впрочем, Мур и не поощрял его искать компании других ребятишек.

«Дозорные – важные господа, – говорил он, – так что изволь вести себя соответственно своему положению и не выпрашивай дружбы у тех, кто тебе не ровня».

Это был странный человек с тяжелым, неуживчивым характером и при этом искренне преданный обществу вплоть до самопожертвования. Ходячая загадка, полная противоречий. Нат вспоминал, с каким восхищением он смотрел на Мура, когда тот восходил на третий этаж башни, где был установлен огромный рупор. Приникнув к широкому железному конусу, Мур мог прочесть сотни заклинаний без единой передышки, и его многократно усиленный голос разносился по равнине далеко?далеко, а люди внизу только почтительно склоняли головы.

Все дальнейшее растворялось в монотонности ожидания. Из своего отрочества Нат помнил только бесконечные скитания среди руин. Одна только Сигрид одаривала его своей странной дружбой, то ласкаясь к нему, то царапаясь как дикая кошка, чередуя непроницаемое молчание и дерзкие выходки… Но она была совсем еще маленькой девочкой, у него звенело в ушах от ее трескотни, и он почти не уделял ей внимания. Сегодня он сожалел об этом. Наверное, тогда он упустил что?то важное…

Нат подменял Гуна уже десять дней, однако все это время они почти не разговаривали. Новый дозорный проявил себя бдительным и добросовестным стражем. Нат видел, каким он спускался с верхней площадки – с покрасневшими глазами и осунувшимся от усталости лицом, часто с синяками от зарядов каменных ливней. Однако он никогда не жаловался, даже в тот раз, когда особенно крупная градина сильно рассекла ему бровь.

Говорить Гун старался как можно меньше; чаще всего он предпочитал объясняться жестами или мимикой. Едва расстегнув доспехи, он валился на кровать и тут же засыпал. Тогда Нат поднимался на площадку с рупором и приступал к привычной декламации, вовсю раздувая легкие и напрягая голосовые связки, четко произнося слова заклинаний, пока воспаленное горло не начинало гореть огнем. Полностью охрипнув, он хватался за кувшин с настоем смягчающих трав и тщательно полоскал горло, как учил его отец.

Да, в этом и заключалась его работа – читать заклинания, призванные удерживать облака на безопасном расстоянии:

«Именем Атаксарота, храни нас от того, что таится в тумане,

Именем Омонгонтарака, храни нас от невидимого,

Именем Небуломонгоса, храни нас от мрака ночи,

Именем Ониксозолукара, храни нас от зыбучих равнин,

Именем Оталомпамонгеддона, храни нас от облаков?убийц…»

Стоило ошибиться хоть в едином слоге в именах богов?покровителей, и твой язык тут же сгниет у тебя во рту… По крайней мере, так утверждала легенда.

Завершив обряд, Нат отправлялся будить Гуна, и тот снова приступал к бдению, ухватившись руками за осыпающиеся зубцы ограды и поочередно осматривая то небо, то тонкую корку ила на равнине, готовую в любой миг проломиться под ногами охотников. Он пристально наблюдал тяжелый, медленный полет облаков?айсбергов, вычисляя их курс и скорость дрейфа. Позже Нату надлежало тщательно наносить все эти данные на карты, хранящиеся на втором этаже.

Снизу вдруг донесся зов – звук рога, приглушенный толстой каменной стеной. Нат закрыл книгу и соскользнул по лестнице на первый этаж, где ему пришлось хорошенько напрячь мышцы, чтобы сдвинуть тяжелый засов на бронзовой двери.

– Приветствуем тебя, Нат!

Его встретил дружный хор голосов, однако ни радости, ни искреннего расположения в монотонном вежливом приветствии не прозвучало.

– Угощайся! – снова обратился к нему худой, оборванный мужчина с выступающими скулами, ставя у подножия лестницы корзину со свежепойманной рыбой. – Угощайся! Взимай полагающуюся дозорным подать!

Нат заглянул в корзину. Этим рыбам?мутантам пришлось приспосабливаться к жизни в жидкой грязи, и их чудовищно развитая мускулатура продолжалась в длинные костистые плавники. Разумеется, все они были слепы – в мутной жиже глаза не нужны. Нат взял половину. Обычай предписывал платить дозорным подать с уловов. Иначе чем бы они питались, если Гун, постоянно прикованный к сторожевой площадке, не мог больше ходить на охоту, а он сам проводил целые дни и часть ночей за непрерывным чтением заклинаний, отводящих облака?убийцы?

За его спиной раздалось неодобрительное бурчание.

– Да они даже не голодны, – пробормотал кто?то с досадой, – просто таким способом заставляют нас почувствовать свою власть.

– Замолчи! – обрубил его другой голос. – Подать – это священный обычай! Что бы мы делали, если бы не дозорные?

Нат смущенно поднял глаза, но увидел перед собой только молчаливые лица, лишенные всякого выражения.

Он взял еще несколько овощей и поблагодарил коротким жестом, но никто ему не ответил. Группка горожан удалилась, тяжело волоча ноги. На испещренной трещинами бетонной площадке двора осталась только одна тоненькая фигурка – Сигрид. Нат подошел к ней, но она даже не улыбнулась.

– Я не принесла тебе положенной подати, – сказала она сухо. – Мой отец уже четыре дня ничего не ловил. Надеюсь, господа дозорные простят нас?

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально