Ксения Зацепина

Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен!

Детектив-антигрустин

* * *

Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы ее не было… Лучше бы память навсегда убить…

Ф. Раневская

Глава первая. Сюрприз для женских глаз

Женщина умнее мужчин. Вы когда‑нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?

Ф. Раневская

Когда я стану богатой и знаменитой, обязательно напишу мемуары. Да такие, что сама эта гейша, чьими мемуарами сейчас зачитывается весь мир, будет рыдать от жалости ко мне и всем людям, живущим в суровой российской реальности.

То, что богатой и знаменитой я обязательно стану, я знала еще с детства. Лет с десяти, когда увидела церемонию вручения «Оскара» по телевизору. Когда‑нибудь я так же медленно буду идти по красной ковровой дорожке, одетая в платье от Дольче (да что уж там, и Габанны тоже) за триста тысяч долларов, мои волнистые светлые волосы будут роскошно струиться по плечам, а сопровождать меня будет Брэд Питт. Нет, тогда он уже не сможет передвигаться самостоятельно. Кавалером моим станет самый красивый и сексапильный актер‑миллионер, который не сможет отвести от меня влюбленного взгляда на протяжении всей церемонии. А на следующее утро во всех газетах мира (конечно, мира: я же буду мировая знаменитость) появятся статьи о том, как сразу после церемонии бойфренд‑миллионер предложил мне стать его супругой и распоряжаться теперь уже нашими миллионами…

То, что моя кинокарьера была не очень удачной, то есть вообще никакой, меня не особо заботило. У каждого может быть подработка, пока ему не дадут Настоящую Роль. Моя подработка заключалась в том, чтобы весь день сидеть около кабинета Андрея Павловича Сонного и выполнять его идиотские просьбы. Просьбы добровольно‑принудительного порядка были разнообразными и иногда даже интересными:

– Варвара, вы не могли бы купить программу на следующую неделю и подчеркнуть все передачи, которые мне стоит посмотреть;

– Варечка, позвоните моей жене и наорите за то, что эта корова снова забыла запереть машину;

– Варя, напомните мне купить геморроидальную мазь. Только не забудьте, иначе больная задница моей тещи будет на вашей совести.

Иногда меня просто разрывает от желания купить какую‑нибудь тетрадку, записать туда самые выдающиеся перлы, отксерить и продавать как юмористическую литературу. Вот и мои миллионы не за горами…

Однако в данный момент жизни мне было совсем не смешно.

Мне было 24 (25 через две недели, но кого интересуют детали), три года моей сознательной и взрослой жизни были бескорыстно отданы служению Андрею Павловичу и его магазину «Книжный червь», который постоянно снился мне по ночам (не очень хороший знак, как вы считаете?). Признаться честно, временами мне даже стало казаться, что оскаровская ковровая дорожка так и не дождется моих шагов по ней, а новый секс‑символ Голливуда и вовсе не сделает мне предложение.

В суровой российской реальности, которую я как раз и буду описывать в своих мемуарах, был месяц май. Часы показывали начало десятого, а я без энтузиазма поднималась к себе домой. Квартира моя, двухкомнатная и очень уютная, находилась на седьмом этаже, а о лифте жильцам моего подъезда приходилось только мечтать. Ржавая развалина, которая носила это название, выполняла свои функции когда‑то давно, еще до нашей эры. На протяжении тех четырех лет, что я проживала в этом доме, лифт работал только три раза. И все три раза меня не было в городе – я гостила у тетки в деревне. Однако по возвращении обратно я мельком слышала, как соседи радостно обсуждали захватывающее чувство от поездки на работающем лифте.

Я еле тащилась на полусогнутых, отсчитав про себя уже пятый этаж и подтягивая тяжелую сумку с продуктами. И единственное, что согревало меня, – это мысль о долгожданном отпуске, который наступит через два дня.

Но даже несмотря на это, настроение у меня было невеселое, если не сказать траурное. Этот урод (в миру Андрей Павлович) заставил меня чертить график погоды в Москве. Мой начальник, видите ли, возомнил себя Гидрометцентром России и теперь собирался предсказать нам погоду на весь оставшийся век. Интернет, мой любимый друг и помощник, отключался через каждые три минуты, и у меня не получилось скачать новую песню Шакиры. А что еще ужаснее: когда я ерзала под столом в попытках распутать провода и выявить причину поломки Интернета, я нечаянно задела столешницу и сломала ноготь на безымянном пальце.

Это к беде, я чувствую. Вы, конечно, можете смеяться и крутить пальцем у виска, но я‑то знаю, что, когда ломаются ногти, это плохо. Во‑первых, недостаток кальция. Во‑вторых, маникюр, за который вы заплатили в лучшем случае двести рублей, пропадает. И в‑третьих, сломанный ноготь на безымянном пальце ясно говорит о том, что в скором времени вас не ждет ничего хорошего.

Я еще раз вздохнула и, встав перед своей сорок третьей квартирой, затравленно вытащила связку ключей. Когда я вставила ключ в скважину, дверь тихонько отворилась.

Я осторожно сделала шаг назад.

Дверь была открыта. А сегодня утром я ведь ее закрывала. На три оборота. Я помню, потому что почти год назад оставила свой дом открытым нараспашку, а когда пришла, обнаружила у себя соседку Лидку, жующую мамины пирожки и читающую последний «Космополитен».

– Когда провожала Ритку в школу, увидела, что дверь‑то у тебя незаперта, – пояснила Лидка с набитым ртом, видя немой вопрос в моих расширившихся от удивления глазах, – вот и решила посторожить. Спасибо можешь не говорить, только дай «Космо» домой дочитать.

«Космо» я отдала вместе с пирожками, показав свою благодарность, и с тех пор каждое утро по две минуты толкаю запертую дверь для профилактики.

И что же получается?

Ко мне залезли воры? Видимо, даже запертая на три оборота дверь не остановила этих гадов. Интересно, они все еще там или уже смылись, прихватив мои ноутбук и DVD‑плеер? Больше ничего ценного у меня дома нет… Разве что новые «маноло‑бланики», которые мне привезла подруга из Италии… Точно, стащили мои туфельки, а я их даже еще поносить не успела!

На глаза сразу навернулись предательские слезы.

А может, не все так плохо и туфельки спокойно лежат в коробке под кроватью, а домой ко мне пробралась Лидка, чтобы отдохнуть от своего шумного семейства? Я ей, кстати, после того случая запасной ключ дала, если потеряю свой…

Я осторожно приложила ухо к двери. Тихо. Сквозь узкую щель я заметила какое‑то шевеление. И уже хотела орать «Помогите, насилуют!», как дверь распахнулась, а на пороге показалась Надька.

Я шумно вздохнула – не то от облегчения, не то от инсульта.

– Варька! – победно выкрикнула Надежда. – А чего ты на пороге? Проходи!

– Да ну, – издевательски удивилась я, – можно? Правда?

Я неторопливо зашла к себе и включила свет в прихожей. Через секунду появилась Олеська.

– Ключ я вам дала на всякий случай, – недовольно пробурчала я, ставя сумку с продуктами на пол, – всякий – это значит экстренный! Экстренный! Понятно вам?

– Конечно, понятно, – быстро закивала Олеська и потащила мои покупки на кухню, – ну ведь тебе же не каждый год исполняется 25! Вот тебе и экстренный случай!

– Ага! – поддакнула Надька. – Точно!

– Что точно? – не поняла я. – У меня дэрэ только через две недели!

– Так это ж вечеринка‑сюрприз, – пояснила Олеська из кухни, – ты ведь удивилась?

– Удивилась, – мрачно согласилась я. – Очень удивилась.

– Ну вот, – расплылась в улыбке Надька, – но это еще не все.

– Не все? – глупо повторила я и инстинктивно втянула голову в плечи. От этих двух ненормальных все, что угодно, можно ожидать.

– Послушай, Варечка, – обратилась ко мне Олеся и встала напротив меня, – это очень важный этап в жизни – 25 лет…

– Половина жизни уже прожита, – знающе добавила Надя.

– Поэтому мы хотели преподнести тебе такой подарок, который ты будешь вспоминать даже в сто лет, когда будешь старая, сморщенная, как сухофрукт, бабулька с кучей кошек…

– И когда твои дети будут слишком заняты для того, чтобы тебя навещать, а внукам уже будет все равно, что с тобой стало…

– Это что, праздничное поздравление? – ошеломленно промямлила я, в красках представляя свое замечательное будущее одинокой и противной старушенцией.

– Нет, это предисловие, – успокоила меня Надежда.

– Итак, Варвара, – громко произнесла Олеся и вытянулась по струнке как на каком‑нибудь партсобрании, – мы с Надей поздравляем тебя с днем рождения…

– С двадцать пятым, – снова вставила Надька.

– И желаем, чтобы эта ночь доставила тебе уйму удовольствия…

– И чтобы ты никогда не забыла того наслаждения, которое она тебе принесет, – закончила Надька, и они обе уставились на меня, как следователь на подозреваемого.

– Вы что, мне наркотики принесли, что ли? – неуверенно предположила я, все еще под впечатлением как от поздравления, так и от предисловия к нему.

– Дура, – в сердцах плюнула Надька и взяла меня за руку, – иди в гостиную. Тебя там ждет сюрприз.

– Щенок, что ли?

– Варя, – вмешалась Олеся и взяла меня под другую руку, – доверься нам! Ты ведь нам доверяешь?

Я кисло улыбнулась. Честно говоря, я так была сконфужена этой вечеринкой‑сюрпризом, что даже и не знала, хотела ли я теперь воочию увидеть тот самый «сюрприз», который мне приготовили сестры Сотниковы.

– Э… – неопределенно вырвалось у меня, – ну… как сказать… конечно…

– Ну вот и все! – Сестры подтолкнули меня к двери в гостиную, которая, как я только что заметила, оказалась закрыта. – Иди, наслаждайся!

– Мы ушли! – шепнула мне в ухо Надька, и через секунду у меня дома стало тихо.

Я поежилась и вошла в гостиную.

Господи, у меня просто дар находить себе друзей не от мира сего! И сестры Сотниковы – прекрасный тому пример. Как‑то раз тетя Наташа, мать‑героиня моих подружек, поведала мне историю, которая войдет в мои мемуары под названием «Польза познавательного видео». Когда Наде и Олесе было по 8 и 9 лет соответственно, в один прекрасный день они умудрились найти интересную видеокассету, на которой было написано «Кавказская пленница». Девочки решили, что речь шла о советском фильме, и задумали устроить кинопросмотр для всех соседских детей. Я даже представить не могу, что чувствовала несчастная мать семейства, когда по возвращении домой с работы обнаружила у себя в гостиной десяток ребятишек младшего дошкольного возраста, внимательно смотрящих на экран и наблюдающих за этой самой пленницей, которая находилась в компании своих надзирателей и явно ею не тяготилась.

В моей гостиной было темновато, потому что сестры старательно закрыли шторы. Я сделала пару шагов и прищурилась, давая глазам возможность привыкнуть к темноте.

– Присаживайтесь, – услышала я мужской голос и тут же различила силуэт человека, что стоял прямо напротив меня.

Я продолжала стоять, пытаясь придумать, что бы такое закричать, дабы привлечь внимание соседей. Сейчас такие времена, что орать «Помогите!» и ждать помощи – дело совершенно напрасное. Как там недавно писали в газетах?.. Нужно кричать что‑то такое, что заинтересует всех обитателей вашей лестничной площадки. «Пожар», «Потоп», «Ура, мы наконец‑то выиграли «Евровидение»…

– Присаживайтесь, пожалуйста, – снова услышала я, но на сей раз слова были сказаны прямо над моим ухом. Я уловила тонкий запах одеколона и послушно присела на кресло, вернее – на самый его край.

По правую сторону от меня зажегся неяркий свет бра, и тогда я смогла разглядеть своего гостя.

На первый взгляд парню было около 27, высокий и статный, как какой‑нибудь английский дворецкий. Он смотрел на меня с вежливой улыбкой и давал возможность рассмотреть его и удостовериться, что он не маньяк. Хотя, если бы все маньяки выглядели как мой гость, женщины сами рыскали бы в темных парках в поисках таких «преступников».

– Вы кто? – вырвалось у меня, и я машинально поморщилась. Получилось как‑то сипло и вовсе не гламурно.

Парень галантно взял мою руку и поднес ее к своим губам.

– Бонд, Джеймс Бонд, – улыбнулся он и нежно прижал свои губы к моей руке.

И я ему поверила. Он был одет в красивый темный костюм с бабочкой и лакированные ботинки. Однако гость напоминал вовсе не белокожего англичанина, а скорее араба. Его большие черные глаза томно смотрели на меня из‑под длинных ресниц, а кожа была такая смуглая, что казалось, «Джеймс» только что вернулся из Египта, где провел две недели под солнцем на одном из восхитительных тамошних пляжей.

Я во все глаза смотрела на гостя, боясь пошевелиться и спугнуть это чудесное видение, а голова моя была пустая, без одной мало‑мальски путевой мысли. Нет, признаться честно, одна мысль все же присутствовала. Но она была такая неприличная, что озвучивать ее я не стану даже в своих мемуарах.

Тут откуда‑то заиграла нежная музыка, без слов, похоже, классика. Гость отошел от меня на пару шагов и стал медленно двигаться в такт мелодии, пластично и красиво, как пантера. Я видела, как его накачанные мышцы переливаются туда‑сюда под дорогим пиджаком.

Через пару минут музыка стала чуть ритмичнее, и «Джеймс Бонд» стал медленно, я бы даже сказала, осторожно развязывать бабочку.

Я задержала дыхание.

Боже мой! Не может быть!

Когда «удавка» приземлилась на пол, настал черед пиджака.

Мне, прямо скажем, стало дурно. Нет, я, конечно, была рада получить красавца‑стриптизера на день рождения, но только мне было интересно, до каких пор (а именно – до какого предмета одежды) он будет раздеваться?

Пиджак оказался у ног «Бонда», и он, не сводя с меня внимательного, изучающего взгляда, стал расстегивать пуговицы на белоснежной рубахе. Я завороженно следила за его сильными руками, не в силах даже удобно устроиться на кресле. Когда с пуговицами было покончено, гость принялся за запонки сначала на одном запястье, потом на другом. При тусклом свете бра они так сверкали, что казалось, были сделаны из белого золота или серебра, с большими бриллиантами в центре.

Я осторожно посмотрела гостю в глаза, и он еще раз улыбнулся мне. На этот раз это была не нежная улыбка доброго друга, а скорее оскал хищника, отдающий сексуальным желанием.

Господи, подумала я, у них, наверно, все улыбки пронумерованы. «Так, сейчас делаем улыбку номер три, потом номер одиннадцать, а в конце три, шесть и семь».

Когда мой гость избавился от рубашки, я потеряла способность вообще хоть что‑то соображать. Видимо, примерно так ощущают себя мужчины при виде полногрудой и длинноногой блондинки. А я всегда думала, что мы совсем не похожи на мужиков. Какая ирония!

«Джеймс Бонд» стоял напротив, полуобнаженный, играя стальными мышцами так, словно это не представляло для него никаких усилий. Подобные торсы я видела только в кино и всегда считала, что простому смертному такого тела не заиметь никогда. Очевидно, я была неправа. Не знаю, сколько лет этот парень потратил в спортзале, но результат явно этого стоил.

Мелодия сменилась, и я поняла, что совсем потеряла счет времени. Сколько точно я взирала на свой праздничный «сурприз», определенно сказать я не могла. Может быть, 10 минут, а может быть, и целый час.

Гость на секунду остановился и, поймав ритм новой мелодии, которая раздавалась из маленького магнитофона около дивана, стал подбираться к ширинке.

Надо же, не к месту подумалось мне, и оборудование принес.

С идиотской ухмылкой и поднятыми бровями я не спускала глаз с гостя, а точнее, с его бедер.

Мама дорогая, как же стыдно, что я, порядочная девушка, просто не могу ждать, пока он стянет с себя эти брюки. А еще носки, ботинки и потом даже… Нет, как мы договорились, эту часть главы мои мемуары не увидят никогда.

И вот через мгновение брюки валялись около меня, потому что именно в ту сторону они улетели, когда «Джеймс Бонд» небрежно кинул их.

И вот передо мной стоял сам Аполлон. Только средневосточной внешности, с черными как смоль волосами и глазами, в носках, в начищенных до блеска ботинках и в белых стрингах.

В эту самую секунду я готова была поклясться, что это был самый лучший подарок не только на день рождения, но и на все праздники, что когда‑то были в моей жизни.

Я было подумала, что это конец представления, так как молодой человек не собирался снимать все остальное, и, честно говоря, мне даже стало немного обидно. Это все равно что поехать в Москву и не побывать на Красной площади. В чем же, так сказать, смысл?

Однако музыка не переставала звучать, и это вселило в меня надежду. Может быть, не все еще потеряно? То есть все еще будет снято?

Но я жестоко ошибалась. Снято больше ничего не было. Гость извивался передо мной, как Алина Кабаева на Олимпийских играх, однако обнажаться больше не собирался. Невесть откуда «Бонд» достал красную розу, а когда магнитофон замолчал, преподнес ее мне.

– Спасибо, – пробубнила я, не зная, куда девать свои бесстыжие глаза. Гость стоял передо мной на коленях, все еще в стрингах и ботинках, и я как будто не могла насытиться созерцанием его красивого и смуглого тела. Мой взгляд бегал по нему, как взбесившийся солнечный зайчик.

– С днем рождения, Варвара, – прошептал «Бонд», и я почувствовала его дыхание.

В этот момент у меня созрел вопрос: а только ли стриптиз был запланирован мне в подарок? Может быть, этот парень намеревался задержаться у меня подольше…

– К сожалению, мой номер закончен и я должен удалиться, – все так же шепотом известил меня гость, и я буквально пала духом.

Нет, парень явно не задержится.

– Конечно, – закивала я, встала с кресла (удивляюсь, как меня вообще ноги удержали после такого представления) и вышла на кухню, чтобы дать гостю возможность одеться.

Постояв с минуту на кухне, я опомнилась и налила в вазочку воду для розы. В принципе к цветам я отношусь совершенно безразлично. Это, конечно, мило, когда тебе преподносят букет, празднично украшенный цветными бантиками, но все же при сегодняшней нашей жизни я бы предпочла, чтобы мне дарили деньги, а не цветы.

– Спасибо за компанию.

Я резко обернулась и увидела, что «Бонд» снова был в своей шпионской экипировке – костюме и бабочке. Однако магнитола в его правой руке явно выбивалась из образа правильного бесстрашного героя.

– Не за что, – пожала я плечами и тут же прикусила губу. Кроме «не за что» ничего поумнее придумать не могла?

– Всего хорошего, – доброжелательно промурлыкал гость, снова улыбнулся одной из своих томных улыбок и хлопнул дверью.

Я приложила ладонь ко лбу, дабы узнать, не началась ли у меня лихорадка.

На часах было десять пятнадцать. Шоу продолжалось почти час.

Всего лишь час. Шестьдесят минут. 3600 секунд.

Невероятно мало. Но мне понравилось. Не то слово! Как выразились сестры Сотниковы, я никогда не забуду эту ночь. Как и моего «Джеймся Бонда».

Я неуверенно пошатнулась и решила, что мне пора отдохнуть. Завтра суббота, а это значит впереди два выходных! А после них еще тридцать дней законного отпуска! Не это ли люди называют абсолютным счастьем? И к чему это был мой сломанный ноготь?

Смыв с лица косметику, которая уже успела растечься у меня по всей роже из‑за перепада температур, что происходил у меня в организме, я обреченно пошла спать.

Думаю, кто снился мне в ту ночь, в мемуарах писать тоже не стоит.

Из состояния спасительного сна меня вывел собственный телефон, а точнее, сообщение. Я с трудом разлепила веки и нащупала сотовый. Это, должно быть, очень важное сообщение, раз его прислали в полдесятого утра в субботу. О том, что кто‑то умер или хотя бы собирался умереть…

«Как дела?» – прочитала я текст и стала тереть глаза, чтобы окончательно проснуться, ведь заснуть мне уже не удастся. Повалявшись еще какое‑то время, я нехотя слезла с кровати и поплелась на кухню, зайдя перед этим умыться.

«Надеюсь, все хорошо», – сообщало второе сообщение, присланное получасом позже.

Я тупо смотрела на экран сотового и не знала, что делать. Вернее, что следовало сделать, я знала абсолютно точно, но вот найти в себе силы, чтобы удалить эти проклятые сообщения и забыть имя одного знакомого, я не могла, как ни старалась.

С Игорем мы встречались два года. Я говорю «встречались», потому что это удобнее, чем рассказывать знакомым истинную природу наших отношений. Чаще всего они развивались по спирали. Мы сходились, были какое‑то время вместе, ссорились и расходились. Близкие друзья, понимавшие плачевное состояние моей личной жизни, настоятельно советовали мне разорвать наши «отношения». И я искренне была солидарна с советчиками. Но вот решиться на что‑то у меня никогда не получалось.

С Игорем Невским я познакомилась больше двух лет назад. В то время мне было чуть больше двадцати трех, я только окончила Институт международных отношений, факультет международного туризма. В душе я честно предполагала, что туризм в мире развивается с бешеной скоростью и меня, новоявленного специалиста, буквально будут завлекать в разные фирмы и делать невероятно щедрые предложения. К моему удивлению, этого не случилось. Чтобы получить хорошую работу, нужно либо долго ее искать, либо иметь нужные связи или опыт. У меня не было ничего, кроме диплома (и то не красного) и маленькой двухкомнатной квартирки, которая досталась мне в наследство от умершей прабабушки. Родители помогли мне сделать косметический ремонт, выветрить запах нафталина, валокордина и сырости. Мне нужно было срочно искать работу, чтобы оплачивать свои счета. Просить у родителей деньги на то, чтобы оплачивать свое жилье и покупать вещи и еду, совесть мне не позволяла. И тогда я решила, что, пока я ищу себе Работу (именно с большой буквы) в какой‑нибудь туристической фирме, я спокойно могу подрабатывать где‑нибудь еще.

Купив газету с объявлениями, я быстро сообразила, что вариантов у меня немного: во многих местах требовались секретари, кое‑где менеджеры по офису – что фактически почти то же самое, и вечное – интим. Третий вариант я отмела сразу же, все‑таки у меня имелось высшее образование, а вот второй и первый годились абсолютно точно.

Таким образом я оказалась в «Книжном черве». Сначала мне показалось, что я в раю. Работа с 9 до 18. Чистый и светлый офис, безлимитный Интернет и возможность брать самые новые поступления и читать их прямо во время рабочего дня, разумеется, когда шефа нет на месте.

Однако вскоре я поняла, что служба была однообразная, повышения мне ждать не приходилось, потому что я и так была «генеральный секретарь», потому что служила у генерального директора магазина. Однако временами Андрей Павлович развлекал меня своими идиотскими перлами и просьбами.

Однажды шеф отправил меня в офис к юристам забрать его только что оформленную доверенность на машину. Так как я являюсь генеральным секретарем, а также генеральной девочкой на побегушкой, то два раза мне повторять не пришлось.

В офисе юриста меня встретил хмурый молодой человек, который представился Игорем, помощником главного юриста. Парень отдал мне бумагу и, окинув пристальным и оценивающим взглядом, тут же про меня забыл, внимательно уставившись на экран компьютера.

В тот же день, уходя с работы, я спустилась в зал, чтобы поболтать с сестрами Сотниковыми. Девушки устроились туда продавцами‑консультантами месяцем раньше меня и до сих пор трудятся на том же поприще. Каково же было мое удивление, когда около стенда с юридической литературой я увидела этого самого хмурого Игоря. В то же мгновение парень оторвал заинтересованный взгляд от книг и устремил его на меня, как будто знал, что за ним следят.

Позже Невский уверял меня, что это была сама судьба. Однако сейчас я больше расположена верить, что это скорее география района – адвокатский офис был в трех минутах от «Червя», но Игорь был непреклонен.

Должна сказать, что у нас обоих просто отвратительные характеры, именно поэтому мы не можем находиться рядом друг с другом больше трех дней. Хотя добавлю, что в то время мне было двадцать три, я верила в настоящую и безграничную любовь, и, когда Игорь вскользь проговорил слово «судьба», я решила, что в медовый месяц мы поедем в Венецию.

Маме моей Игорь понравился главным образом тем, что он сирота. Воспитывала парня тетка, не очень эмоциональная, сама бездетная. Поэтому материнский инстинкт проявить в полной мере она не смогла. Хотя привила Игорю интерес к знаниям и спорту.

Мои друзья Игоря не очень жаловали, говорили, что он замороженный и суровый осколок льда. Его же друзья попросту ненавидели меня, абсолютно этого не скрывая. Они считали меня слишком правильной, чрезвычайно много хотящей от жизни и взбалмошной. Отчего они думали, что я взбалмошная, я, честно признаюсь, не имела ни малейшего понятия.

Собственно, друзей мы слушали мало и пытались разобраться в наших отношениях самостоятельно. Разбирались мы уже около месяца. Именно столько времени назад мы решили, что пора все прекратить и начать знакомиться с другими людьми.

Но, как видно, Игорь решил, что другие люди могут подождать.

Ведь так обычно все и начинается. Сначала сообщение «Как дела?». Иногда долгие, вроде как ни к чему не обязывающие разговоры по телефону. Затем всегда ужин, головокружительный секс после него. Где‑то неделю мы не можем оторваться друг от друга. А потом он начинает говорить мне, что я неправильно завариваю чай, а я замечаю его ужасную привычку везде разбрасывать свои поношенные носки.

Можно сказать, каждый раз наша любовь разбивается о быт. Хотя особой скорби по поводу очередного расставания я не испытываю. Это лишь вопрос времени, когда мне будет послано очередное сообщение «Как дела?». В этот раз Игорь побил свой собственный рекорд – аж три с половиной недели. Видимо, было много работы. Его работа – это еще один повод, чтобы рассердиться на Невского. Если когда‑нибудь случится чудо и мы поженимся, то, когда я буду рожать, мой муженек, скорее всего, будет сидеть в офисе и изучать новые поправки к Конституции… Хотя это гораздо лучше, чем если бы он ходил по бабам, как‑то заметила Олеська. Вынуждена признать, тут она была права.

Я вздохнула и покорилась судьбе.

«Хорошо, а у тебя?» – напечатала я в ответ. Господи, прямо детский сад какой‑то!

Я положила сотовый на стол около чашки с кофе и отправилась в гостиную. Присев на то самое кресло, где я сидела вчера, я грустно вздохнула. Это надо же! Мне показали стриптиз! Мне одной, лично для меня! А у меня даже фотоаппарата не нашлось, чтобы засвидетельствовать это событие. Так сказать, для потомков.

Улыбнувшись, я включила телевизор, чтобы окончательно избавиться от сонной поволоки, и осторожно раздвинула шторы в разные стороны…

А под какую музыку танцевал мой Бонд? С удовольствием купила бы диск. Может быть, даже дала его Игорю. Ну так, просто послушать. Возможно, и ему бы захотелось исполнить стриптиз. Я резко нахмурилась. Кого я обманываю! Игорь бы никогда не пошел на что‑то похожее! Во‑первых, он помощник главного юриста (этот довод всегда был первым, насчет чего бы Игорь ни спорил), во‑вторых, он бы сказал, что это развратно, пошло, гнусно и просто противно…

Конечно, а когда Невский слезно умолял меня о том же самом стриптизе на прошлый Новый год, пошлым ему это не казалось!

«Пожалуйста, Варечка, ну что в этом сложного? Просто потанцуй медленно и сними джинсы, кофту, майку и все остальное… Если бы это было сложно, этим бы занимались девушки со специальным образованием, а не обыкновенные девки с улицы…»

Внезапно на полу около дивана что‑то сверкнуло. Я подошла к находке и, подняв ее, немного покрутила. В руках я держала ту самую запонку из белого золота с бриллиантом.

Я поднесла ее к глазам и рассмотрела.

Пробы нигде видно не было. Металл был, скорее всего, не ценный. По крайней мере, не сильно дорогой. А бриллиант, разумеется, оказался стекляшкой. Если бы это был диамант, ко мне бы давно уже заявились и потребовали отдать потерянное.

Я рассеянно положила запонку на журнальный столик и присела на диван.

Мне, разумеется, жаль, что уважаемый товарищ Бонд забыл у меня предмет своего костюма. Однако это не означает, что он вернется сюда, чтобы спросить, не находила ли хозяйка что‑нибудь, отдаленно похожее на ювелирное украшение.

С другой стороны, мне было бы жаль, если бы у моего вчерашнего гостя были проблемы из‑за этого неприятного инцидента. По‑хорошему, я могла бы найти господина шпиона и вернуть ему запонку. Все‑таки это реквизит, необходимый для каждого спектакля. Мистер Бонд с утерянной запонкой – это как‑то непрезентабельно.

Сотовый снова возвестил о прибывшем сообщении.

«У меня тоже хорошо. Может, сходим куда‑нибудь на этих выходных? Позвоню позже».

Я быстро стерла сообщение, как будто замела следы преступления.

Это же надо, какой он самоуверенный. А может быть, у меня за эти три недели уже завелся молодой человек! Или я не смогу на этих выходных: вдруг у меня планов громадье!

Нет, такие мелочи Игоря не интересуют. В его представлении я сижу у разбитого корыта (которое, наверное, склеиваю каждый раз, когда мы снова воссоединяемся) и каждую минуту жду его священного сообщения с вопросом, как у меня дела.

Запонка грустно поблескивала, одиноко лежа у меня на ладони. Я решительно зажала ее в кулаке и потянулась за городским телефоном.

– Внимательно, – сонно раздалось на том конце.

– Привет, Надь, с добрым, – улыбнулась я.

– О! – победно воскликнула подруга. – Именинница! Ну что, давай глаголь о своих впечатлениях! Понравилось?

– Кто это? Варька? – услышала я голос Олеськи, которая находилась неподалеку от Надежды. – Что говорит? Дай трубку!

– Да отвянь, в самом деле! – недовольно промямлила Надежда и издала устрашающий клич. – Отстань, сказала! Иди спи дальше! Дай с человеком пообщаться! Ну что? Как все прошло? – этот вопрос был ко мне.

Я с сожалением пожала плечами и вспомнила нежные губы Бонда на моей руке.

– Это было чудесно, – призналась я и подавила приступ плача, понимая, что, наверное, мою руку больше никто и никогда в жизни не поцелует.

– Правда? – взволнованно переспросила Надька. – Ну расскажи поподробнее! Что он тебе танцевал? Быстро разделся или медленно? Кстати, розу подарил? Роза входила в список предоставляемых услуг…

– Подарил, – блаженно протянула я и снова погрузилась в удивительные воспоминания, – был у меня около часа. Ушел в начале десятого.

– Ну да, на то и рассчитывали, – деловито откликнулась Надежда.

– Дай трубку, – потребовала Олеська, – сейчас же!

– Иди на фиг, – молниеносно отреагировала сестра, и ближайшие пару минут я не слышала ничего, кроме натужного сопения Сотниковых.

– Привет, – весело раздалось через пару минут, и я поняла, что в борьбе за телефон выиграла Олеся. Разумеется, она ведь была старше своей сестры на целых девять месяцев.

– Сволочь, – обиженно пробубнила Надя где‑то около Олеси.

– Какой красавец, а? Прям как шейх какой‑то! – продолжала старшая сестра, не обращая внимания на рассерженную родственницу. – Я, когда его увидела, прямо пожалела, что вчера был не мой день рождения.

– Ага, – согласилась я и еще раз вспомнила черные глаза Бонда и густые ресницы, будто он накрасил их тушью. – Только вот я хотела спросить: где вы его достали?

– А что? – усмехнулась Олеся. – Еще, что ли, захотелось? Губа не дура!

– У меня дело к нему, – я постаралась изобразить голосом всю серьезность, на какую была способна, – мне бы с ним встретиться…

– Ты что, Варька! – испугалась Сотникова. – Влюбилась, что ли?

– Е‑мое! – простонародно высказалась Надежда на заднем фоне, – вот дура!

– В них влюбляться нельзя, это ж натуральные проституты! – Олеся замолчала, перевела дух, вроде как подбирая правильные, необидные слова. – Понимаешь, подруга, они ведь думают, раз красавцы, так на них все просто так вешаться будут… С такими опасно, никого кроме себя не любят, мелочные, эгоцентричные люди…

– Ты, по‑моему, в своем отделе психологии перечитала. Завязывай с Курпатовым, переходи на классику, «Незнайка» там… «Винни Пух».

– Сарказм – первый признак осознания собственной неправоты, – словно учительница, сообщила мне Олеся. – Варечка, ты девушка хорошая, только ведь такие парни не для нас..

– Это точно, – с болью в голосе подтвердила Надежда.

– Ты пойми это, пожалуйста, и все сразу встанет на свои места.

– С чего это ты взяла, что такие парни не для нас? – заинтересовалась я теорией моего новоявленного психотерапевта. – Мы ведь не уродины. И не дуры.

– Верно, – согласилась Сотникова, – только ведь и ноги у нас не от ушей. И бабки своим трудом зарабатываем, богатых папочек нет. И образования у нас слишком много…

– Разве может быть слишком много образования?

– Конечно, может! Есть мужики, которые не любят женщин умнее себя. На фоне умной жены муж выглядит абсолютным дураком. Кто из мужчин жаждет выглядеть недоумком?

Я сочла этот вопрос риторическим и отвечать на него не стала.

– К тому же по возрастному критерию мы тоже пролетаем, – грустно добавила Олеся и этим забила в мой гроб последний гвоздь.

– Нам всего по 24, – ошеломленно выдавила я, решив, что официально двадцатипятилетней я стану только через две недели.

– Вот именно, – глубоко вздохнула Олеся, – не восемнадцать, не девятнадцать и даже не двадцать один. Уже двадцать четыре. Третий десяток.

Я бессильно отняла трубку от уха и поставила ладонь под щеку. Кажется, вчерашнее поздравление и предисловие к нему удачно дополнились милым послесловием. Олеся была права. Эту вечеринку‑сюрприз я не забуду до гробовой доски.

– Ты что, совсем идиотка?! – донесся из трубки недовольный голос Надьки. – Еще скажи, что у нее бесперспективная работа и придурок‑бойфренд. Очень празднично получится.

Я вяло приложила телефон к уху. Не знаю, что осознавать больнее – то, что такие парни на самом деле не для нас, или то, что это так очевидно для остального мира.

– Так что, Варь, брось ты это дело и давай к нам, – наигранно весело протараторила Олеся. Очевидно, своими мыслями настроение она испортила не только мне с Надькой, но и себе. – А этот Бонд пусть останется лишь приятным воспоминанием, призраком в ночи, видением во сне…

– Этот призрак в ночи забыл у меня предмет своего туалета, – выдала я, не в силах больше слушать чушь подруги, – именно поэтому я и хочу его найти. Чтобы вернуть запонку.

– А… – понимающе протянула Олеська, – вот оно как?

– Что? Что говорит? – не унималась где‑то поблизости Надька. – Дай трубку.

– Отвали, – лаконично ответила Олеся. – Честно говоря, нашла Бонда не я, а Сонька.

– Что ты несешь, больная, я это была! Я его раскопала, – снова вклинилась Надежда. – Что ей надо? Его телефон?

– Слушай, вот привязалась, дай с подругой пообщаться…

Стало тихо, и я прислушалась, но не услышала ничего, кроме их сопения. На следующий праздник, какой там у нас намечается – Всемирный день защиты детей – я подарю сестрам еще один телефонный аппарат. Ей‑богу, сколько времени я сэкономлю, если у каждой из девчонок будет по собственной трубке.

– Да, Варька, я вернулась, – обрадовала меня Надежда, – что, втюрилась в стриптизера?

– Нет…

– А оно, может, и к лучшему… А то этот Невский тебе уже плешь проел… Да не только тебе. И мне, и даже Олеське. – Надежда резко умолкла. – Хотя нет. Олеська всю жизнь плешивая была. Еще до него. Это у нее с рождения.

– Ах ты падла, – незлобно послышалась Сотникова‑старшая, – вот попросишь ты еще у меня розовые туфли, фиг я тебе разрешу… плешивая… вот гадина…

– Нет, Надь, Бонд у меня запонку забыл. Вчера, видимо, когда одевался, не увидел, что она подальше откатилась, и не взял. Хочу отдать. Наверно, приличных денег стоит. Все‑таки часть костюма.

– А, ну да, ну да, – быстро согласилась Надежда, и мне показалось, что она ни на секунду мне не поверила.

– Нашла‑то его я, а не Сонька, как тебе сообщили некомпетентные органы. Он работает в клубе «Наима», кстати, недалеко от тебя.

Надежда назвала станцию метро, около которой располагалось заведение, и я признала, что это всего в трех остановках от моего дома.

– Как ты знаешь, Олеся Романовна по клубам не ходят, уж очень они постарели за последние пятьдесят лет. Им бы все дома сидеть и телевизор смотреть…

– Да надо оно мне! На голых мужиков пялиться! – защитила свою честь Олеська. – Лучше «Розыгрыш» посмотреть или «Слава богу, ты пришел»…

– Слава богу, на тебя пока еще можно найти покупателя, – резонно заорала в ответ Надька, – а через пару лет выйдешь в тираж и будешь наблюдать эти розыгрыши до конца своей одинокой жизни!

– Много ты понимаешь, гламурная наша…

– Надя! Не отвлекайся, – не выдержала я новой волны пререканий девчонок. Так и день пройдет в их бессвязных переговорах.

– Так вот, в прошлую субботу мы с Сонькой решили пойти в новый клуб. То есть он, разумеется, не новый, но мы лично там еще не были. Про «Наиму» я прочитала в одном из журналов, посмотрела фотографии. Вроде как ниче, приличный. Вот и решили проверить, музыку послушать…

– На мужиков голых посмотреть, – ехидно добавила Олеся.

– А хоть бы и так, что ты имеешь против голых мужиков?

– Надя, – пришлось вмешиваться мне.

– Ну вот, оказалось, клубец очень даже ничего. Небольшой, зато уютный. Плата за вход сравнительно невысокая, если учитывать, что в выходные дамам предоставляется право на один бесплатный алкогольный коктейль. А мальчики… – мечтательно протянула Надя, – мальчики просто пальчики оближешь…

– Фу, Надька, какая же ты пошлая, – фыркнула Олеся, – вся в отца. Хорошо, что я в мать.

– Как же, размечталась, – не задержалась с ответом сестра, – в мать! В тетю Грушу ты! Такая же темная и недалекая.

– Дура!

– От такой слышу!

– Спасибо, девочки, – быстро поблагодарила я, – вы правда молодцы. Мне ваш подарок запомнится навсегда.

– Не за что, подружка, – искренне ответила Надя, – хотя признаю, идея была Сонькина. Как только мы увидели Бонда на сцене, у Софьи прямо голова закружилась, я ее еле удержала.

– Пить надо меньше, – жестко прокомментировала старшая сестра.

– Только он не Бондом был, а вроде как фараоном, что ли… Такая тряпка была на голове, юбочка из льна на поясе. Натуральный Тутанхамон. А Сонька очнулась и говорит: «Подарил бы мне его кто‑нибудь на день рождения». Я запомнила ее фразу и на следующее утро рассказала Олеське.

– Для вас – Олеся Романовна, – саркастически заметила девушка.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила я и попрощалась.

Некоторым людям может показаться, что сестры буквально ненавидят друг друга и ссорятся между собой каждые полчаса. Это правда, но это просто показуха. Вроде как специальное представление, которое они разыгрывают между собой. На самом деле серьезно девушки ссорились всего раз в жизни, когда Надежда без спроса надела новые джинсы Олеси от Кельвина Кляйна и в тот же вечер испачкала их чернилами от принтера. Чернила, разумеется, не отстирались, и Олеся была невероятно зла на сестру из‑за того, что пришлось покупать как новые джинсы, так и новые чернила к принтеру.

Ну что ж, придется ехать.

Я равнодушно пожала плечами, как будто эта поездка не вселяла в меня никакой радости, и направилась к шкафу. На самом же деле внутри меня все клокотало.

Вчера сестры и Бонд застали меня врасплох, я даже не могла подготовиться и поправить растекшийся макияж, зато сегодня у меня появился шанс «отомстить» за свой растрепанный вчерашний вид.

Я открыла дверцы гардероба и стала критически оглядывать свои шмотки.

На улице стояло 10 мая, погодка была просто прелесть: теплое солнышко светило всем людям в столице, а свежий ветерок не давал жаре проникнуть в город.

Признаюсь честно, одеться я хотела потрясающе. Я бы даже сказала, ослепительно. Только в чем конкретно эта ослепительность будет выражаться, я пока не придумала. На дворе утро, значит, вечернее платье не наденешь, ювелирные украшения и бижутерия тоже плохая идея. Остается только повседневная одежда, но некричащая и хорошего качества.

Поломав голову еще несколько минут, я решительно натянула темно‑синие джинсы и черную шелковую рубашку. Предварительно надев Вандер‑бра, разумеется. Что это за наряд, без «волшебного лифчика»? Олеська, может, и права, что нам давно не восемнадцать, но, слава богу, пока и не шестьдесят.

Я подвела глаза коричневым карандашом, который идеально сочетался с моими светло‑зелеными глазами. Подкрасила ресницы, наложила прозрачный блеск на губы и завязала высокий хвост на голове. Внимательно посмотрев на себя в зеркало, что стояло около шкафа, я довольно кивнула. Темные джинсы красиво облегали стройные ножки, а блузка была заманчиво расстегнута так, что, если подойти поближе, можно было увидеть соблазнительную ложбинку. Это оружие меня не подводило еще ни разу. А через пару секунд я еще и залезла под кровать и извлекла на свет божий мое сокровище. Абсолютно новые туфли от «Маноло Бланик», те самые, от которых без ума Керри Брэдшоу из «Секса в большом городе» и еще половина женщин на этой планете.

Туфельки были привезены из Италии моей подругой, точнее, бывшей однокурсницей. Через маму, которая служит в администрации города Москвы, Саша, то есть подруга, сумела найти работу по специальности и теперь возит наших внезапно разбогатевших туристов по всему миру. Из‑за того, что я всегда милостиво давала Сашке свои шпоры на экзамене, у нас остались теплые дружеские отношения. И именно поэтому она иногда балует меня шикарными подарками.

Как, например, этим произведением искусства, которые я сейчас надену в первый раз.

Я осторожно просунула ступни в туфельки и снова стала крутиться у зеркала.

Говорят, что мужчины воспринимают женский образ целиком, не задерживая внимание на мелочах. Мужчина никогда не скажет: «Поглядите, какой у нее шарфик! Идеально подходит к новой сумочке». Однако то, что этот шарфик является гармоничной частью наряда, парень заметит абсолютно точно. И я уверена на все сто процентов, что в таких туфлях на меня просто невозможно не обратить внимание.

Я знаю, что я не красавица. Я уже переросла то время, когда это открытие являлось для меня причиной затяжной депрессии. Да, когда‑то я переживала из‑за своего роста – всего 1,68; что мои параметры далеки от 90‑60‑90, а кожа постоянно нуждается в уходе. Мне потребовалось какое‑то время, чтобы осознать все свои недостатки, но заодно вспомнить и о своих достоинствах. Я не корявая, не хромая и не косая. Я умная и начитанная девушка, у меня нормальная для моей комплекции фигура, если я хочу выглядеть как вешалки в модных журналах, то мне придется удалить несколько ребер и при помощи операции удлинить ноги.

К сожалению, не все девушки думают о том, что чем больше претензий мы предъявляем к нашей собственной внешности, тем большего мы хотим от наших вторых половинок. Так уж получается, что мужчины не склонны к таким жестоким терзаниям и самоистязаниям. Доказано, что женщина смотрится в зеркало, чтобы выявить недостатки своей внешности. Мужчина же – чтобы снова взглянуть на ее достоинства.

Я приветливо улыбнулась своему отражению и двинулась в путь.

Погода была просто чудесной, и в какой‑то момент мне показалось, что про меня снимают кино. А может быть, это начало великой любви? Нет, на самом деле это не так уж и глупо.

Поерзав на лавочке в вагоне метро, я поставила руку под щеку и мечтательно прищурилась. Я представила, как сорок лет спустя мы с Бондом сидим у бассейна нашей виллы где‑нибудь в Прибалтике, муж‑красавец (даже в шестьдесят лет) держит на руках нашего внука и рассказывает:

«Твою бабушку я встретил на работе и влюбился в нее с первого взгляда!»

Только вот ребенку будет проблематично объяснить, что такое стриптиз. Хотя через полвека дети уже в пять лет будут знать и об устройстве Вселенной, и о механизме появления на свет детей, и даже о стриптизе.

Когда объявили мою остановку, я неуверенно зашагала к выходу из вагона.

Все же я волновалась.

Странно, а я ведь совсем не знаю этого человека. Он даже не представился. Возможно, он бабник (что, скорее всего, так и есть. Спасибо Олесе, нашему домашнему психологу), а может, просто противная личность.

Я поморщилась. Нет, противной личностью он быть не может.

Интересно, почему нас тянет к красивым людям? Я где‑то слышала, что внешность – это своего рода критерий, с помощью которого размножаются только самые лучшие. Ну вот если у вас есть выбор между уродом и красавцем, вы, несомненно, предпочтете красавца, так как подсознательно будете считать, что его гены передадутся вашим детям, которые в свою очередь будут первыми в подобном выборе.

При выходе из метро я как можно чаще старалась глядеть себе под ноги, чтобы не наступить на какой‑нибудь мусор и не запачкать мои туфельки. Но, оказавшись на улице, я забыла про «бланики» и отправилась к неоновой вывеске, что виднелась неподалеку.

«Наима» – было написано над красивыми дубовыми дверями. Никакой охраны, никаких сторожей видно не было.

А что, если у них рабочие часы только после обеда? Часов с четырех? А сейчас только одиннадцать.

Я вздохнула и решила, что выбора у меня нет. Придется постучать.

Я постучала. Сначала один раз, потом другой.

Постояв в смущении перед дверью, я боязливо взялась за ручку и потянула дверь на себя.

К моему удивлению, тяжелая створка отворилась, и изнутри до меня донесся рев дискотечной музыки. Я осторожно зашла в холл, где была абсолютная темнота, и направилась на свет.

Свет привел меня в просторный зал, не слишком большой, как и рассказывала Надя, но довольно милый. Отделанные в синей гамме столики со стульями стояли в паре метров от невысокой сцены, что давало пространство потанцевать тем, кому надоело сидеть.

И хотя рабочий день клуба еще не начался, в зале царило нехилое оживление.

Колонки, расставленные по бокам от сцены, орали про «красавицу, которой чего‑то не нравится». На самой сцене танцевали двое парней, одетых в широкие майки и обтягивающее трико. Напротив них, видимо, находился хореограф, который постоянно что‑то кричал. Официантки приводили столы и скатерти в порядок, уборщица остервенело терла кусочек пола недалеко от двери с надписью «туалет».

Вокруг меня туда‑сюда сновали люди в рабочей одежде с проводами, перекинутыми через одно плечо, милые официанты в чистых фартуках и даже танцоры, которые спрыгивали со сцены и уходили через еще одну дверь в дальнем конце зала.

– Могу я вам чем‑нибудь помочь? – с трудом расслышала я и обернулась.

Передо мной стояла симпатичная девушка, чуть ниже меня, стройная и темноволосая, одетая в серый брючный костюм. Наверное, начальство, пронеслось у меня в голове.

– Вы что‑то хотели? – снова спросила меня она.

– Да, – опомнилась я, – извините. Вчера у меня в квартире был один из ваших…

Я помялась. Как бы это выразиться пополиткорректнее.

– …сотрудников.

– Что‑то не так? – нахмурилась девушка.

– О нет, что вы, все было замечательно, даже очень, – доверительно сообщила я и блаженно улыбнулась.

– Хорошо, – понимающе закивала собеседница.

– Просто ваш работник забыл у меня одну вещь, и я решила принести ее… Ну мало ли, может быть, его за это отругают или премии лишат…

– Какую вещь? – перебила меня девушка и откашлялась, словно извиняясь за это.

Я начала лихорадочно рыться в сумке, что висела у меня на плече.

– Вот. – Я вытащила запонку и поднесла ее к глазам местного начальства.

– Ясно. Вы не помните, как звали вашего танцора?

– Э… – я развела руками, – Джеймс Бонд.

– А, – поняла девушка и сложила руки за спиной, – Шахнияров. Будьте добры, подождите еще секунду, пожалуйста. И спасибо вам за то, что воспользовались услугами нашего клуба. Танцоры клуба «Наима» – это лучшие специалисты, которых вы можете найти в столице, – с заученной улыбкой протараторила она рекламу своего заведения и поднялась за кулисы сцены.

Через минуту я увидела моего Бонда. Даже в обыкновенных джинсах и застиранной футболке он выглядел так, будто сошел с рекламного плаката. Он мельком взглянул на меня и стал спускаться вниз.

– Здравствуйте, – сказал он спокойно. В его голосе я не уловила ни истомы, ни желания, ни даже приветливости. Вообще ничего, как будто бы видел меня первый раз в своей жизни.

– Здрасте, – попыталась улыбнуться я, но мой собеседник только больше нахмурился.

– Вам не понравилось выступление? Зоя Борисовна сказала, вы хотели меня видеть, – тем же ровным тоном спросил Бонд.

– Что вы, нет! Все было великолепно, – бодро заголосила я, – вы так хорошо танцуете! Долго учились?

Парень пристально смотрел на меня с высоты своего роста, сложив руки на груди, а глаза его сверкали, как лед Антарктики на солнце.

– Извините, что отвлекаю от… – я быстро махнула в сторону сцены, на которой танцевали несколько парней, – от репетиции, но, кажется, это ваше.

Я подняла кулак повыше и разжала его. Лед в глазах Бонда стал таять, а на губах появилось легкое подобие улыбки.

– Мое, – согласился он и взял запонку с моей ладони, – честно говоря, думал, потерял. Это не большая ценность, но все же часть костюма.

– Я так и подумала, – бешено закивала я.

– Думал, придется купить новые, ведь я потерял казенный реквизит. Но теперь не придется. Спасибо вам, Варвара.

После этого он улыбнулся шире и, развернувшись на каблуках, испарился за кулисами. Я была под впечатлением.

Он запомнил мое имя!

Вообще‑то его было трудно не запомнить, все‑таки мы виделись не больше четырнадцати часов назад, но все‑таки!

«Спасибо вам, Варвара», – нежно проговорил он и удалился.

Я постояла там еще пару минут, выбиваясь из общей картины, и хотела поплестить домой, когда почувствовала толчок.

– Ой, извините, пожалуйста, – услышала я приятный баритон, – не думал, что вы так резко развернетесь…

– Да ничего страшного, – ответила я, потирая ушибленное плечо, на котором завтра будет красоваться синяк.

– Тут с утра такой сумасшедший дом, – продолжал извиняться парень.

– Да ниче‑ниче, выживу, – заверила я и наконец‑то подняла глаза на него, чтобы попрощаться.

Первое, что я увидела, – небесно‑голубые глаза и светло‑русые волосы.

Парень же застыл на месте и продолжал изучать мое лицо, как будто не веря тому, что видел.

– Варька? – наконец спросил он.

– Калина? – само собой вырвалось у меня.

Глава вторая. След Джеймса Бонда

Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности.

Ф. Раневская (о Ленине)

Полчаса спустя я сидела в милой кафешке «Техас» неподалеку от «Наимы». Вокруг было полно народу, музыка играла со всех сторон, люди говорили между собой так громко, что в небольшом зале стоял гул, как в улье, но я ничего не замечала. Передо мной сидел Славка Калинин, мой закадычный друг детства, генерал нашего детского отряда. А я всегда была калининской верной медсестрой.

Сколько же прошло лет после нашей последней встречи?

Славка и его родители переехали в другое место, когда мне было 7, а ему 8. То есть это получается почти восемнадцать лет. Господи, целая жизнь!

Разумеется, Славка изменился почти до неузнаваемости, но его глаза… глаза остались прежними – добрыми, голубыми, бездонными и такими родными!

Мой новообретенный друг подозвал жестом официантку.

– Привет, Слав, – кивнула ему подавальщица, – как дела?

– Нормально, Ларис, а у тебя? – дежурно поинтересовался он в ответ. – Нам два капучино, два салата‑коктейля, два стейка…

– Я стейк не буду, – встряла я, – еще не проголодалась.

– Один стейк, – продолжил Слава, – и два куска яблочного пирога.

Девушка старательно записала заказ и испарилась.

– Три! Три куска пирога, – крикнул ей вслед друг и наклонился ко мне, – за их пироги душу можно отдать. Я сладкое не ем, но от их выпечки даже Будда не смог бы отказаться.

Я кивала в такт его речи и не могла поверить, что тем самым хореографом, который стоял напротив сцены и корректировал движения танцоров, был Славка – Калина. Тот самый мальчик, которому я на 23 февраля в первом классе нарисовала гуашью поздравительную открытку. Открытку я с тех пор не видела ни разу, а вот разводы на полу от красной гуаши оставались у нас дома еще десять лет, пока родители не сделали капитальный ремонт. Каждый раз, когда мама натыкалась взглядом на это противно‑розовое пятно на кухонном линолеуме, интересовалась у меня, зачем мне понадобилось столько красной гуаши. Как зачем, отвечала я про себя. Для крови. Ее на моем шедевре было предостаточно. Если бы меня в то время отвели к психологу и показали это «праздничное» творение, я уверена, мне бы прописали какое‑нибудь успокаивающее.

– Ну что, Варвара, – протянул Славка и положил руки в замок на столе, – Варька‑медсестра…

Я смущенно улыбнулась. Между прочим, в те тяжелые детско‑военные времена, чтобы вылечить раненного в грудь офицера, мне нужно было поцеловать его в щечку. А если, не дай бог, ранена была голова, то в губы.

– Как дела у тебя, солнце? – по‑дружески спросил Калина и заговорщицки подмигнул. – Небось замуж уже вышла, детей нарожала?

– Да нет, пока бездетная, – развела я руками.

– А муж?

– И мужа нет, – откровенно ответила я, – зато есть квартира, работа, друзья… Родители живут там же. Остались на прежнем месте.

– А кем работаешь?

– Секретарем в книжном магазине.

– Надо же, – поднял бровь Славка, как будто я сказала, что служу в Пентагоне.

– Да хватит про меня! – всплеснула я руками. – Что с тобой? Вы как переехали почти двадцать лет назад, так ты и не появлялся! Как жизнь? Как дела? Где живешь? Как так вообще получилось, что ты стал…

Я смущенно улыбнулась в попытках поточнее описать его сегодняшнюю службу.

– Стриптизером, – подсказал мне Слава с лукавым прищуром.

– Ага, – подтвердила я.

Перед нами появилась Лариса с подносом, на котором дымились две чашечки с горячим кофе и стояли две вазочки с салатами.

– Слав, стейк немного задержится, у нас небольшое ЧП на кухне. Саня сегодня не пришел, а у нас рук не хватает, – объяснила официантка, когда выставила заказ на стол, – ничего?

– Конечно, ничего, – добродушно махнул рукой Калина, – подожду. Привет Марине и Свете.

Лариса просто расцвела и отошла от нашего столика.

– Хороший тут персонал, – со знанием дела известил меня друг, – цены невысокие, а еда очень качественная. К тому же недалеко от места работы. Мы с пацанами всегда сюда заскакиваем перекусить, с девчонками поболтать…

– Слава, – невежливо перебила я и ястребом уставилась на Калинина.

– Как вышло так, что я стал стриптизером, – история длинная. Много чего произошло за эти восемнадцать лет, – тихо проговорил Слава, и его улыбка превратилась в плотно сжатые губы.

– Я никуда не тороплюсь, – заверила я друга и поудобнее устроилась на стуле.

Сколько Станислав Калинин себя помнил, он всегда хотел быть победителем. А еще этого хотели его мать Валентина и отец Юрий. С раннего детства папа Юра пытался научить сына, что побеждают лишь те, кто имеет стремление и волю к победе, а не те, кто в порыве злости от очередных неудач опускает руки и отказывается двигаться дальше.

Именно поэтому Юрий решил, что из его сына победитель будет отменный, и отвел ребенка в кружок легкой атлетики, когда тому исполнилось 6 лет. Мама Валя не сильно настаивала на том, чтобы ребенок серьезно относился к тренировкам, а папа Юра в мечтах видел своего сына на пьедестале с золотой медалью на груди.

Тренировки были для мальчика почти всем. Ему на самом деле нравился спорт. Нравилось то чувство, когда ощущаешь все свое тело, каждую его мышцу и клеточку, когда можешь вытворять с ним все, что захочется, исполнять невероятные трюки и, что важнее всего, радовать папу.

Пока Славе не исполнилось восемь, тренировки отнимали у мальчика до шести часов в день четыре раза в неделю. Папа не узурпировал время собственного сына и не пытался убить его тяжелыми физическими нагрузками. Однако частые занятия были необходимы маленькому чемпиону, чтобы не потерять форму. Как это ни странно, Слава был хорошистом в школе, но получал он положительные оценки по большей части из‑за того, что львиную долю нового материала усваивал прямо на уроках, нередко успевая делать домашние занятия на переменах. По выходным Юрий честно отпускал мальчика поноситься по улицам. Мама Валя настаивала на том, что ребенку нужны друзья, ведь именно в детстве закладываются основы механизма общения. Иными словами, если лишить ребенка друзей и знакомых, он, возможно, никогда не сможет научиться правильно строить свои отношения с людьми. Мама Валя была мудрой женщиной, и папа Юра это знал.

Через неделю после того, как Слава задул на своем праздничном пироге восемь свечей и загадал желание стать чемпионом Европы среди юниоров, папе Юре позвонил тренер сына.

– Мы считаем, что Слава очень способный мальчик. Таких способностей мы не видели давно. Если ребенок будет продолжать тренироваться, у него есть реальные шансы выиграть чемпионат России и чемпионат Европы через пару лет.

– А Олимпийские игры? – осторожно спросил папа Юра.

– Разумеется, – тренер ответил так, будто ответ на этот вопрос был очевиден, – пока Слава, конечно, не готов. Понимаете, восемь лет – это слишком мало. Но вот когда Слава станет старше, можно будет уже что‑то решать. А когда Станислав отпразднует восемнадцатилетие, я уверен, у него появятся великолепные перспективы взять «золото».

Папа Юра поблагодарил тренера и решил, что это знак свыше.

Через пару месяцев Калинины поменяли свою трехкомнатную квартиру в хорошем районе города и переехали в двушку, где капитальный ремонт не проводился уже больше двадцати лет. Зато новое жилье было в трех минутах ходьбы от Дома молодежи, где ежедневно тренировался Слава.

Мальчик не переставал приносить домой хорошие отметки, особенно по истории, предмету, импонировавшему маленькому Калинину больше всего; тренировался днями напролет, до совершенства оттачивая технику бега, не дрался с другими ребятами и был вежлив со взрослыми.

Папа Юра уже было поверил в Бога и стал благодарить за то, что Он подарил ему возможность пережить то, что у самого не вышло, – он был простым инженером, который рано женился и лишь мечтал о том, чтобы его фамилию помнили последующие поколения.

Но, видимо, у Всевышнего на Славу были свои планы. Зимой случилось несчастье. Увидев новый мотоцикл своего соседа по подъезду, Калинин‑младший попросил мальчика дать ему объездить железного коня. Дороги заледенели, и колеса мотоцикла ездили по льду совершенно неуправляемо. Слава врезался в телеграфный столб. Большого вреда машине нанесено не было, однако сам водитель серьезно повредил колено, а именно – мениск.

Маленькому атлету срочно понадобилась дорогостоящая операция, и папа Юра с готовностью продал свои «Жигули». Берите что угодно, лишь поставьте моего мальчика на ноги.

После операции хирург позвал родителей к себе в кабинет и предложил присесть.

– Я знаю, что Слава увлекается спортом, – осторожно начал доктор.

– Легкой атлетикой, – зачем‑то уточнил папа Юра.

– Да, то есть бегом. К сожалению, после такой травмы колена ваш сын больше не сможет заниматься атлетикой профессионально, – уверенно произнес врач.

– Вы же говорили, что после операции он без труда сможет пользоваться левым коленом, – пробубнил папа Юра, находясь в состоянии шока.

Мама Валя поднесла руку ко рту и затряслась в беззвучных рыданиях.

– Верно, – кивнул хирург, – Слава будет ходить, как все нормальные люди. Разумеется, не раньше чем через полгода, когда колено полностью оправится от травмы, заживут швы и рассосется гематома. Но если он будет бегать по восемь часов в сутки, его коленная чашечка просто не выдержит таких нагрузок. И тогда медицина будет не в силах помочь ему во второй раз. В лучшем случае Слава станет хромать и ходить с клюкой. В худшем он навсегда останется в инвалидном кресле или на костылях.

Папа Юра замер как статуя, не в силах вымолвить и слова. Мама Валя закрыла глаза руками и вяло откинулась на спинку кресла.

Тогда, в конце декабря, когда весь мир с нетерпением ждал прихода Нового года и нового счастья, семье Калининых казалось, что счастья они не увидят больше никогда.

Четыре месяца Слава провел на больничной койке. Мама приходила каждый день, приносила что‑нибудь вкусненькое и много новых книг по истории. Папа Юра приходил все реже и реже. Не только потому, что Слава никогда не станет победителем и фамилия Калинин так и останется неизвестной широким массам, но и по причине заболевания сердца, которое было обнаружено недавно, после шока.

Мама Валя утешала сына, сквозь слезы говорила ему, что не все потеряно. Славе всего пятнадцать, его жизнь только началась и идет нормально. Теперь нужно сосредоточиться на учебе. Бывать на всех занятиях, думать о выборе университета. И, конечно, попытаться поступить бесплатно, потому что денег у Калининых не так много, как хотелось бы.

Слава кивал в такт маминым словам и думал лишь о том, что обязательно снова выйдет на беговую дорожку. Только бы отлежать эти четыре месяца, а там он снова станет спортсменом и любимым сыном папы. Ведь папа так хотел, чтобы сын был победителем! А настоящие победители не сдаются и не сворачивают на полпути из‑за какой‑то незначительной травмы.

Однако и этим планам не суждено было сбыться. За две недели до выписки сына в возрасте сорока пяти лет у Юрия случился инфаркт.

На похоронах Слава опирался на клюку и очень этого стеснялся, будто чувствовал, что отец хмуро взирает на сына из могилы и стыдится своего отпрыска‑неудачника.

– Через месяц я снова начну тренироваться, – заявил сын, когда наконец‑то покинул больницу.

– Ты что, Славочка! – изумилась мать, и на ее глазах тут же выступили слезы. – Даже не думай! Останешься инвалидом!

– Не останусь, – сквозь зубы процедил сын.

– Доктора говорят, в кресле ездить будешь, ходить сам не сможешь! – запричитала мать и схватила Славу за грудки. – Не смей! Слышишь! Христом Богу прошу, не смей! Один ты у меня остался! Юра сломался, не перенес твоей травмы, так ты хоть смирись! Слава!

Сын хмуро молчал, переваривая слова мамы.

– Все еще у тебя будет, – тихо, словно сама себе, проговорила Валентина, – все будет: и работа, и жена, и дети. Только оставь спорт, пожалей себя. Пожалей меня…

Слава отвернулся, чтобы мама не видела, как предательская влага течет по его щекам.

Да, теперь он хозяин в доме и не может позволить себе стать обузой для собственной матери. Теперь ему нужно думать о хорошей работе, деньгах и прочей лабуде.

Школу Калинин окончил хорошистом, хотя рвения в учебе у него не наблюдалось. Учителя, прекрасно знавшие о трагедии в семье ученика, ставили положительные оценки просто за посещаемость. А институт сыну выбрала мать.

– Компьютеры – это наше будущее, сынок, – объяснила она свой выбор, – будешь уметь на компьютере работать – в любую фирму возьмут. Хоть в частную, хоть в государственную.

Поступить на бесплатный у Славы не было никакой возможности. Он сроду не пользовался ПК и плохо знал математику, хотя все еще увлекался историей. Чтобы заплатить за учебу, Валентина поменяла свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную с доплатой.

Мама Валя не могла смотреть на сына без слез. Он ходил на занятия, словно призрак самого себя. Неулыбчивый, какой‑то забитый и вечно одинокий, он бывал на лекциях лишь для того, чтобы «отработать» деньги матери, вырученные от обмена квартиры. «Ничего, – говорила себе мама Валя, – все еще у него наладится. Все будет хорошо».

Славе казалось, что он перестал жить. Вот там, на беговой дорожке, когда ты бежишь со скоростью словно в пятьсот лошадиных сил и чувствуешь, как под тобой за секунды проносятся километры земли, – вот это настоящая жизнь!

Калинин терпеть не мог институт, эти скучнющие лекции, на которых он мало что понимал, ненавидел компьютеры и думал, что только в спортзале он может вспомнить, каково это – быть чемпионом. Все свободное от учебы время Слава проводил в тренажерном зале, чтобы не лишиться формы – единственного, что осталось от его прежней, счастливой жизни.

Тяжело терять свои мечты, особенно когда они подходят к тебе на расстояние вытянутой руки. Тяжело понимать, что тебе нужно изменить все свои приоритеты и научиться жить по‑новому. Слава научился, но никогда с этим не смирился.

В возрасте 22 лет Калинин окончил свой факультет компьютерных технологий или что‑то вроде этого (он даже не помнил, как правильно называлось его отделение) со средним дипломом.

Той же осенью Слава пошел в армию. Откосить от нее не получилось: у Калининых не было денег для крупных взяток, травма колена была хоть и серьезной, но довольно распространенной среди молодежи. Слава отслужил как и положено, но не рядовым, а офицером – лейтенантом. Это означало, что бо́льшую часть времени парень провел за партой, изучая устав и другие важные документы. Физические нагрузки были уменьшены настолько, насколько требовалось, чтобы не напрягать больное колено. Благодаря своей специальности Слава часто находился в штабе, присматривая за компьютерами командиров.

Слава писал домой матери, звонил почти каждый день. Дедовщины он не видел, потому что был среди командного состава, а военный режим очень напоминал о детстве, когда папа Юра расписывал дни сына по минутам.

Весной Калинин покинул гарнизон в Московской области и вернулся домой, нисколько не пожалев о времени, проведенном в армии. В части остались новые, но ставшие такими родными друзья, хорошие командиры и отличное расписание.

Через неделю после возвращения Слава стал искать работу. А ее было много. Почти на всех предприятиях требовались сотрудники с гибким графиком, чтобы следить за машинами на производстве. Мама нашла диплом, посоветовала сыну почитать специальную литературу, чтобы вспомнить то, что могло забыться, и наверстать упущенное.

Слава быстро устроился в какую‑то бухгалтерскую контору и стал админом локальной сети. Платили парню нормально, и ему было приятно приносить домой хоть что‑то, дабы помочь маме Вале. Она ведь уже двадцать лет служила клерком в ЖЭКе и получала совсем немного.

Почти полгода Калинин работал админом, приходил на работу к десяти, уходил около шести. Затем шел в тренажерный зал и приходил домой только переночевать. И когда парню стало казаться, что таким удручающим образом и пройдет вся его никому не нужная жизнь, все круто изменилось.

Апрель выдался светлым и довольно теплым. И в то время когда многие любители спорта вышли на улицу – побегать, поразминаться и подышать свежим, немного морозным, но все‑таки приятным воздухом, Слава остался в зале. Ему нравилась тишина, никто не мешал, дети не прятались за тренажерами, пока родители пытались привести себя в форму, и чужие голоса не раздражали ухо.

Слава закончил с бицепсами и принялся за последний подход с прессом.

– Простите, молодой человек, – обратилась к нему какая‑то девушка, когда Слава только устроился на тренажере, – можно поинтересоваться, сколько вам лет?

Калинин чуть заметно поморщился.

– Двадцать два, – выдавил он и стал поднимать торс вертикально, не обращая внимания на незнакомку.

Парень уже давно привык к женскому вниманию. Ведь в толпе Славу было трудно не заметить. Он выделялся высокой, статной и хорошо развитой фигурой, большим, но пропорциональным торсом, красивыми бицепсами и широкой спиной. Он был типичным славянином: светло‑русые волосы, голубые глаза, светлая кожа и невысокие скулы. И хотя считается, что девушкам неприлично инициировать знакомство, многие барышни легко преодолевали свою гордыню со скромностью и начинали разговор сами. Слава никогда не грубил, был вежливым и тактичным, но так уж получалось, что ни одна дама не задерживалась рядом с ним больше двух месяцев. Причин было несколько: во‑первых, у Славы не водились деньги. Он не мог водить подругу в дорогие рестораны или клубы. Во‑вторых, он не считал, что отношения могут вылиться во что‑то серьезное, что, разумеется, не вселяло надежду в девушек. И самое последнее – Слава все еще искал себя. Он напоминал гипсовую скульптуру – красивый снаружи, но пустой внутри. Барышням льстило внимание такого красавца, они водили его за собой по всем подружкам, чтобы похвастаться удачным уловом, но через какое‑то время понимали, что, кроме этих мышц и голубых глаз, не получат больше ничего. Слава будто пропускал все через себя. Ни разу не влюбившись, он не удосуживался взять на себя хоть какие‑то обязательства постоянного бойфренда, не говоря уже о желании создать семью.

Он гнался за тем, чего никак не мог понять. Что же ему было нужно? Чего ему не доставало?

И вот сейчас очередная девушка пыталась заинтересовать его.

– Двадцать два? Очень хорошо, – хищно улыбнулась она, а Слава безразлично пожал плечами.

Наверное, хорошо. А может, и нет. Какая разница?

– А вы где‑нибудь работаете? – снова спросила она и подошла к парню поближе.

– Где‑нибудь работаю, – неохотно откликнулся Калинин и продолжил упражнение. Сто двадцать пять, сто двадцать шесть…

– А где? – не унималась темноволосая барышня.

Слава выругался про себя и резко остановился. Вот девки пошли! Не могут дождаться, пока он закончит подход!

– А вам зачем? – невежливо ответил вопросом на вопрос Слава и встал, желая удалиться в раздевалку.

– А я хочу сделать вам предложение, – лукаво улыбнулась барышня.

Слава окинул девушку оценивающим взглядом.

– Заманчиво, – кивнул он, – но спасибо, не надо. Я женат, – соврал он и повернулся к выходу. Как правило, последняя ремарка действовала довольно эффективно.

– Вы себе льстите, молодой человек, – фыркнула она за его спиной, – предложение другого рода. Делового. Было бы замечательно, если бы вы проехали со мной.

Слава непонимающе, но заинтересованно оглянулся на девушку.

– Я вас не разочарую, – пообещала она и приподняла правый уголок рта, – обещаю.

Так и случилось. Не разочаровала.

Настойчивую барышню звали Зоя. Она представилась менеджером ночного заведения, и через пятнадцать минут они уже ехали в ее машине куда‑то прочь от тренажерного зала.

Зоя привезла Славу в клуб. Среди ясного дня неоновые буквы выглядели жалко и даже уныло. Менеджер проводила парня в зал, где попросила присесть за любой столик, и удалилась.

Пока Зои не было, Калинин с интересом оглядывал помещение. По правде говоря, он никогда не испытывал восторга от таких заведений. Ему не нравились громкая музыка, толкотня в темноте и дорогие бары. Скорее всего, по той простой причине, что денег на такие вещи у простого админа не было. Да и вообще, в клубы молодые люди ходят, чтобы знакомиться с девушками. Славе же эти ухищрения были ни к чему: его и так всегда преследовали восхищенные женские взгляды.

– Добрый день, юноша, – услышал Слава приятный голос и вынырнул из собственных мыслей.

Перед ним стояла симпатичная невысокая женщина, которой не дашь больше тридцати пяти. Но глаза выдавали прожитые годы и усвоенный опыт, так что Калинин решил, что ей, должно быть, около пятидесяти. Ее черные как смоль волосы были уложены в высокую шишку, на носу – очки в тонкой оправе. Она была одета в черный брючный костюм и красную блузку, а походка выдавала любовь женщины к высоким каблукам.

– Меня зовут Илона Давыдовна Князева, – нежно произнесла женщина и присела напротив парня.

– Станислав, – в свою очередь представился Калинин. – Чего вы от меня хотите?

Женщина медленно улыбнулась и щелкнула пальцами. Около столика появилась миловидная официантка и поставила перед ними по бокалу с шампанским.

– Попробуйте, – по‑дружески посоветовала дама и поднесла бокал ко рту, – это «Кристалл», а не наш российский лимонад за сто рублей.

Слава отпил глоток и с удивлением посмотрел на искрящуюся жидкость в бокале. Неужели это и есть настоящее шампанское?! То самое, что пьют во Франции и во всем остальном цивилизованном мире?! Неудивительно, что наше российское Слава никогда не любил. Даже не мог заставить себя выпить немного в новогоднюю ночь.

Илона Давыдовна довольно улыбнулась, наблюдая за реакцией гостя.

– А теперь скажу вам, что, как это настоящее произведение искусства отличается от нашего советского, а теперь уже российского пойла, так и мой клуб будет самым первым по качеству в столице.

Слава удивленно вскинул брови, не поняв абсолютно ничего. Однако Илона Давыдовна подождала с минуту и начала объяснять.

Она собиралась открыть клуб. Ночной клуб, куда будут приходить люди, чтобы развеяться, потанцевать и хорошо провести время. Однако это заведение будет отличаться главным образом своей клиентурой. Ведь «Наима» не просто ночной клуб, а клуб мужского стриптиза.

На этом моменте Слава поперхнулся французским шампанским и с неприкрытым страхом огляделся вокруг.

Илона Давыдовна продолжила рассказ.

В то время в столице уже было с десяток приличных заведений, и конкуренция между ними и ее детищем будет не слабая, именно поэтому женщина решила изменить устоявшийся подход к поиску персонала.

– Понимаете, – задумчиво проговорила дама, – в Москве работают сотни профессиональных танцоров, может быть, тысячи, но вот раскрываться на сцене могут не все. Стриптиз – это искусство, а искусство хорошо только тогда, когда оно в новинку и не наскучило зрителям. Я могла бы нанять армию профессионалов, сшить дорогие костюмы и открыть двери… Но меня останавливает то, что все они уже давно примелькались толпе.

Примелькались толпе… Это что же, зрительницы знают своих кумиров в лицо, так надо понимать? Слава быстро заморгал, пытаясь осмыслить фразу.

– Многие девушки, постоянные клиентки, понимают толк в этом деле. Знают, какие люди в каких клубах работают. И когда вы переманиваете одних и тех же танцоров в другое заведение, это не приводит ни к чему хорошему. Нужно разбавить кровь. Придумать что‑то новое.

Илона Давыдовна выждала эффектную паузу, как в театре.

– Именно поэтому я решила не приглашать профессионалов, а найти новых мальчиков. Если парень симпатичный, с подходящей фигурой и, что немаловажно, обладает харизмой, я с удовольствием приму его в семью.

Пару минут Слава не мигая смотрел на женщину.

– Вы что, думаете, я стану раздеваться на людях? – медленно проговорил он, как будто хотел, чтобы дама услышала каждое слово и то, как невероятно глупо оно звучало.

– Дорогой, – усмехнулась Илона Давыдовна, – вы, очевидно, понятия не имеете, как это трудно – красиво исполнять стриптиз. И как это прибыльно…

Калинин пару дней обдумывал предложение Князевой и решил попробовать.

Ему давно опротивела собственная жизнь, ему хотелось ее изменить, попробовать что‑то новое, научиться новым вещам. К тому же Илона пообещала неплохие деньги. За месяц работы в «Наиме» он сможет зарабатывать столько, сколько он получает за три месяца службы админом. И это был очень жирный плюс.

Матери Слава, разумеется, ничего не сказал. Пришлось соврать, что график работы изменил начальник, вынудив парня работать по ночам. Через полгода Калинин снял собственное жилье, очень милую однокомнатную квартирку неподалеку от клуба.

Но самые главные изменения произошли в нем самом.

Слава никогда не подозревал, что мог так влюбиться в сцену. В то внимание, каким тебя одаривают зрители, когда следят за каждым твоим движением. Как они визжат и орут, призывая его показаться из‑за кулис.

Калинин никогда не думал, что влюбится в девушку с таким экзотическим именем – «Наима».

Курс обучения длился пару месяцев. Его физическая форма была просто превосходной. То, что Слава занимался спортом на протяжении многих лет и не принимал никакие вредные для здоровья стероиды, было очень кстати. Калинин рассказал хореографу о своей травме, поэтому из его номеров были выкинуты все трюки с излишней нагрузкой на левое колено.

Больше всего Славе нравился креативный подход Илоны: она разрешила каждому танцору выбрать свой образ. Конечно, каждый танцор обязан владеть несколькими номерами и образами, персонажами, но один из них обязательно должен быть определяющим. То есть клубным именем танцора. Илона хотела, чтобы о личной жизни стриптизеров было известно как можно меньше, ведь представление – это иллюзия. А если иллюзия живет в реальном мире и по утрам гуляет с маленькой дочкой в парке, эта иллюзия тут же рушится и больше уже не существует.

Иногда Слава задумывался над тем, как бы отреагировал отец, узнав об этом занятии сына. Отрицательно, конечно, отрицательно, отвечал себе Слава с сожалением. Но папа умер почти семь лет назад. Оставил их с мамой самостоятельно переживать его смерть и последствия травмы Славы. Теперь самое малое, что он может сделать, это заботиться о маме, приносить ей деньги и жить ради самого себя.

Перед подписанием рабочего договора Илона Давыдовна серьезно указала на кое‑какие пункты:

– У меня есть четыре важных условия, на которые ты должен обратить достаточно внимания. Первое: воспринимай работу всерьез. Я не хочу слышать никаких детских оправданий, почему тебя не было вчера на выступлении, мне не нужны докторские справки и записки от родителей. Если случилось что‑то важное, ты обязан предупредить меня или менеджера клуба не позднее чем за сутки до выступления. Второе: уважай клиента. Кто бы это ни был – женщина, мужчина, в летах или молодой. Перед тем как пропустить зрителя в зал, мы проверяем документы, поэтому все посетители клуба старше двадцати одного года. Третье: не распространяй негативную информацию как о клубе, так и о его работниках. И, наконец, четвертое, самое важное.

Женщина легко вздохнула, чтобы отдышаться.

– Никаких сексуальных отношений с клиентами.

Слава чуть заметно нахмурился.

– Я говорю это не потому, что считаю тебя нечестным или аморальным человеком, – тут же оправдалась Илона, – я просто не хочу, чтобы «Наима» превратилась в один из борделей, которых уже и так навалом у нас в городе. Мой клуб – это не сборище проституток, а заведение для получения эстетического удовольствия.

Слава кивнул и подписал контракт.

Через два года Калинин и сам стал хореографом, ставил номера молодым танцорам, помогал в выборе образов и придумывал имена.

Как убедился Слава, стриптиз – это на самом деле нелегкое занятие. Нужно всегда находиться в форме, не забывать про тренажеры и упражнения, следить за едой и своим весом, разучивать новые танцы и придумывать себе эффектные наряды. И самое трудное – заинтересовать зрителей собой, дать им понять, что ты стоишь их времени и внимания. Сделать так, чтобы они зачарованно следили за твоими движениями и выражением лица. И если ты этого добьешься, тебя ждет невероятный успех на поприще стриптиза.

Я обессиленно откинулась на спинку стула.

Мама родная! Калина теперь восходящая звезда!

Славка медленно, растягивая удовольствие, доедал второй кусок яблочного пирога.

– Лучше на полчаса задержусь в спортзале, – бурчал он себе под нос в попытках оправдаться перед самим собой за лишнюю порцию вредной сдобы.

Мой пирог остался нетронутым. Калинин же умудрился проглотить салат, стейк и сейчас бойко доедал десерт. Я во все глаза смотрела на друга детства и пыталась осознать, как мне повезло. Повезло натолкнуться на него сегодня утром, найти приятеля, за которого я втайне планировала выйти замуж, пока Калинины не переехали на новую квартиру. Повезло лично знать того, о ком мечтают молодые девушки и уже не очень молодые женщины, приходя в «Наиму». Наверняка, видя его на сцене, каждая из них узнавала в Славе образ того самого принца, которого она ждала всю жизнь, но так и не дождалась. Ведь зрительницам в принципе все равно, какой Слава на самом деле человек. Он красив как Аполлон, и это качество само собой делало его богом в глазах влюбленных клиенток.

Мой новообретенный товарищ отправил в рот последний кусочек пирога, довольно улыбнулся и развалился на стуле, как кот, греющийся на солнце.

– Так как у тебя на личном фронте? – не выдержала я и поймала его лукавый взгляд.

– А что ты имеешь в виду? – спросил он, хитро щурясь.

Вот умник! Прекрасно понял, что именно я имела в виду, но хотел, чтобы я уточнила, что конкретно меня интересует.

– У тебя есть постоянная девушка или ты ограничиваешься компанией фанаток? – пояснила я и отрезала вилочкой крохотный кусочек пирога. Я по тренажерным залам не хожу, поэтому ограничусь половиной порции.

– А как ты думаешь? – ослепительно улыбнулся Славка, с нескрываемой завистью наблюдая за моими манипуляциями с выпечкой.

– Я думаю, у тебя от девок отбоя нет, – честно призналась я, – выбираешь каждую по тридцати критериям, составляешь график свиданий, ведешь учет, чтобы не забыть имена новых подруг, сравниваешь их «квалификацию» и проводишь с победительницей какое‑то время. Не больше недели. До тех пор, пока на горизонте не появится новая потенциальная участница конкурса «Лучшая гелфренда для Славы – бога московского стриптиза».

Я замолчала и наконец попробовала хваленый пирог. Да уж, это произведение искусства стоило попробовать! Наверное, стоит заказать еще один кусок! А может быть, весь пирог! Какая вкуснятина!

– Ну ты, Варька, даешь, – под впечатлением протянул Калинин, – все гораздо проще. Я не встречаюсь с фанатками. И поклонницами тоже. Их ведь сразу узнаешь по реакции на каждое прикосновение и нежное слово. Заливаются краской или орут от счастья…

Я недоверчиво вскинула брови.

– Я тебе серьезно говорю, – положил руку на сердце Слава, – натурально орут. Одна даже в обморок упала. К тому же я не имею права. Все свидания имеют очевидную цель, – друг выразительно посмотрел на меня, – а я обязан сохранять с клиентурой чисто платонические отношения.

– Так ты не ответил, – вконец обнаглела я, – у тебя кто‑нибудь есть или как?

– Или как, – уклончиво ответил он, – полгода уже морочим друг другу голову.

– Это почему?

– Потому, что Кристинка ужасно ревнивая. Как, впрочем, и я. Она хочет, чтобы я оставил свое дело и занялся более… – Слава сделал паузу, чтобы подобрать правильное слово, – представительной профессией. А я хочу, чтобы она перестала контролировать каждый мой шаг и оставила меня в покое.

– Полгода – это, наверное, невероятно долгий для тебя срок, верно? – предположила я. При этом я доедала кусочек пирога и молила бога, чтобы на кухне его больше не осталось. Сейчас ведь возьму и на самом деле закажу еще одну порцию. У меня сидячая работа, и я никак не должна растолстеть. Тем более к лету, когда все переходят на обтягивающую форму одежды.

– Это точно, – ухмыльнулся Слава, – полгода – это для меня как целая жизнь. Но Кристинка путевая девчонка. Волевая, пробивная. Но в то же время женственная и интересная, милая и нежная…

Кажется, кто‑то влюбился, пронеслось у меня в голове, и я победно подняла подбородок. Вот оно как, товарищи! Есть на свете любовь, если даже такие, как Славка, умудряются влюбиться!

– …но самое лучшее, – продолжал Калинин, – это секс!

Мой подбородок тут же разочарованно опустился.

Ясно. Любовью тут и не пахло.

– Шесть месяцев друг другом насытиться не можем! – откровенно признался парень. – Ведь, казалось бы, ну что еще нового можно выдумать в сексе, ан нет! Кристинка такое, бывает, изобретет! Я прям офигеваю, откуда она это берет! Один раз она попросила меня выйти на балкон и раздеться…

– Стоп! – крикнула я слишком громко. На меня стали оборачиваться с других столиков. – Слишком много информации. Давай в другой раз. Я только что поела.

Слава понимающе закивал, а я решила перевести разговор на другую тему.

– Ты говорил, у каждого танцора свой образ.

– Ага. У нас есть Рембо, Адам, который первый мужчина на планете, – между делом объяснил мне друг, как будто я понятия не имела, кто это, – Официант, Рубаха‑парень – Иван из деревни, такой, знаешь, не городской, но очень привлекательный типаж. Даже Петр Первый есть…

– Джеймс Бонд, Фараон, – добавила я, вспомнив рассказ Надьки и мое личное праздничное представление.

– Бонд на самом деле есть, – деловито кивнул Слава, – но это не личный типаж. Это скорее то, что должен уметь исполнять каждый танцор. Видишь ли, чаще всего девушкам хочется одного и того же: героя, шпиона и защитника. Поэтому в одиночном представлении больше всего заказывают именно Бонда. Иногда Рембо. Героический образ нравится абсолютно всем, и это позволяет наладить больший контакт между зрительницей и танцором. – Славка выждал пару секунд. – А вот Фараона у нас нет.

– Как нет? – нахмурилась я. – Должен быть! Мне подруги рассказывали!

Слава задумался и отрицательно покрутил головой.

– Есть у вас сотрудник, такой… средневосточной внешности, высокий такой, темный и смуглый…

– А, – наконец‑то понял Калинин, – только он не Фараон, а Меджай.

– Кто? – скривилась я, не расслышав.

– Мед‑жай, – по слогам повторил Слава, – это телохранитель фараонов. Они, по‑моему, даже этнически были не египтянами, а нубийцами или сирийцами. Я уже не помню. Образ Фараона уже давно «заняли» в другом клубе. Мы не хотели повторяться.

Я сложила руки в замок и осторожно, как бы нехотя, спросила:

– А как его зовут? Этого Меджая?

– Рафа, – просто ответил Слава и не усмотрел в моем вопросе никакой личной заинтересованности.

– Как?

– По паспорту Рафаэль Маратович Шахнияров, а для друзей просто Рафа. Он сам из Казани, чистокровный татарин. Но выглядит как натуральный араб. Его девушки очень любят, – гордо, будто родной отец, добавил Слава, – вроде как экзотикой его считают. Очень популярный танцор. Я с самого начала знал, что он подойдет. И не ошибся. Невероятно толковый парень.

– Ясно, – вяло отреагировала я. Оно и было понятно. И если до этого момента я надеялась на какое‑то чудо, то теперь мне однозначно можно забыть про Джеймса Бонда. У него наверняка имеется картотека девушек (разумеется, моделей), которые не против провести с ним свободное время.

– А ты кто? Петр Первый? – хмуро спросила я из‑за испортившегося только что настроения.

– Нет, я священник. – Слава резко поднялся на стуле и крикнул в направлении барной стойки: – Инна, два капучино сделай еще, пожалуйста.

Девушка за барной стойкой, я подозреваю, та самая Инна, услужливо кивнула и занялась приготовлением кофе.

– Разве священник может танцевать стриптиз? – изумленно проговорила я, придя в себя от удивления.

– Фактически нет, – согласился Слава, – но в мире фантазий возможно все.

Я без слов смотрела на парня исподлобья, не в силах понять его высказывание. Калинин легко вздохнул и пустился в объяснения:

– Для женщин очень важны подвиги. Чтобы влюбить в себя женщину, нужно всего лишь совершить подвиг, геройский поступок. Разумеется, уточнить, что совершен он был ради нее. Священник, отвергающий обет безбрачия, нарушающий клятву уединения и бросающий себя к ногам женщины, совершает самый настоящий подвиг во имя любви. А ты ведь знаешь: чтобы возбудить мужчину, нужно иметь подходящую внешность. Чтобы возбудить женщину, нужно заставить ее ощущать любовь.

Перед нами вновь нарисовалась Лариса и поставила на стол две маленькие чашечки на блюдцах.

Я сидела как замороженная. Неужели все так просто?! Не может быть, чтобы природа обошлась таким простым механизмом! Нет ни романтики, ни слов о высоких чувствах, ни намерений прожить всю жизнь вместе и делить со своим партнером радость и печаль. Только холодный расчет.

Правильно говорят, что горе от ума. Благословенны неведающие.

– Ммм, – Слава удовлетворенно закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать вкус капучино, – конечно, у меня костюм католического священника, а не православного. Эта здоровая пятиугольная шапка абсолютно никуда не годится, с ней было бы трудно работать. Да и ряса у католиков эффектнее, чем у нас. Черная сутана, белый воротничок. Очень симпатично. Для зрителей я – Отец Луи. Наши настоящие имена не объявляют со сцены. Это часть плана Илоны Давыдовны. Чем больше загадки, тем больше интриги.

– А это не богохульство? – Я имела в виду типаж Славы. Сама от себя не ожидая такой реакции, я со стыдом вспомнила, что в церкви за всю жизнь была раз пять, не больше. Хотя и крещеная.

– Варя, – вкрадчиво сказал Слава, – в «Наиму» набожные люди ходят не так часто, поверь мне.

Мы немного помолчали, попивая кофе.

– А как вы получаете частные заказы? – прервала я сосредоточенную тишину за нашим столиком. – Вы предлагаете клиентам каталог с вашими фотографиями или я наугад могу выбирать имя, которое мне больше понравилось?

– Есть и такое, – согласился Калинин, – но все гораздо проще. Во‑первых, у нас есть сайт в Интернете. Там можно увидеть фотографии всех танцоров, посмотреть их параметры – рост, вес, опыт и т. д. Во‑вторых, большинство заказов мы получаем от людей, которые уже были в «Наиме». У таких зрительниц обычно уже есть фавориты, они знают, кого хотят увидеть у себя на вечеринке. Милая, это наш менеджер, просто заносит детали в компьютер и составляет нам личное расписание выступлений.

В восхищении у меня даже немного открылся рот. Это же надо, какая в коллективе приятная рабочая обстановка! Вместо имени Слава называет менеджера милой. А она его, наверно, пупсик. Высокие отношения.

Калинин правильно истолковал мою реакцию.

– Милая – это фамилия, – фыркнул он, – Зоя Борисовна Милая. Я видел, как ты разговаривала с ней в клубе.

– А‑а‑а, – разочарованно протянула я. Значит, именно эта темноволосая барышня нашла тогда Славу в тренажерном зале, словно бриллиант неограненный на свалке мусора.

– Так откуда ты знаешь про Джеймса Бонда? – чуть наклонился ко мне Слава и хитро улыбнулся. – На сцене 007 мы не показываем уже больше года.

Я заерзала на стуле, пытаясь растянуть время и придумать реалистичное объяснение этому факту.

– У меня через две недели день рождения. Подруги решили подарить подарок раньше срока, – ответила я, так ничего и не сочинив, пытаясь сохранять ровный тон, как будто мне было абсолютно все равно, что у меня в квартире побывал мужчина, чьи глаза теперь будут преследовать меня во всех эротических снах.

– Понятно, – довольно ответил Слава и оглядел меня с ног до головы, – и как тебе подарок? Понравился?

– Ничего так, – небрежно бросила я, стараясь не смотреть на Славку.

– Ничего, значит, – беззлобно передразнил меня Калинин и сделал большой глоток горьковато‑сладкого напитка, – я ему так и передам. Пусть поработает над техникой.

– Не надо! – встрепенулась я и огляделась по сторонам, как будто Бонд мог сидеть где‑нибудь рядом и подслушивать, как безбожно я на него клевещу. – Мне понравилось. Правда. Очень изобретательно.

Я залилась краской и еще раз пожалела, что вообще спросила про этого шпиона. Вечно я лезу со своими расспросами! Скромнее надо быть, Варвара Сергеевна, скромнее.

– Значит, ты работаешь в книжном бизнесе, – подытожил друг на шумном выдохе.

Я пожала плечами и не стала опровергать его высказывание. Мне дажно понравилось, как выразился Калинин. Возьму эту фразу на вооружение и буду использовать ее каждый раз, как люди будут интересоваться моей профессией. Как представительно это будет звучать – «я работаю в книжном бизнесе».

– А ты танцуешь стриптиз, ставишь свои собственные номера и помогаешь новичкам, – в свою очередь поделилась я усвоенной информацией.

– Точно, – кивнул Калинин, но особой радости в его голосе я не уловила, – но это не надолго.

– Правда? – искренне заинтересовалась я. – Есть другие планы?

– Планы есть, – подтвердил Слава и последним глотком прикончил вторую чашку кофе, – но на этом же поприще. Ты ведь не думаешь, что я до пенсии буду оголяться под музыку?

– Не знаю, – я тоже допила остывший кофе, – ты говорил, тебе нравится работать на сцене.

– Это правда. Но так не может продолжаться до бесконечности, – резонно заметил Калинин, – я невероятно благодарен Илоне Давыдовне за подаренную мне возможность научиться грамотно готовиться к выступлению, подбирать костюмы и общаться со зрительницами, но у всего есть конец. Я выступаю уже больше двух лет и за это время успел кое‑чему научиться. Взять стратегию Князевой на вооружение. Понять, как функционирует клубный бизнес.

Я подставила ладонь под щеку и хмуро посмотрела на Славу.

– Ты собрался открыть собственный клуб?

– Ты спросила таким тоном, как будто это возможно только для избранных, – сквозь зубы произнес друг, недовольный моей прозорливостью. – Думаешь, простые смертные могут только мыть полы и танцевать?

Я энергично замотала головой:

– Нет, Слав, что ты! Я уверена, у тебя есть все качества, необходимые для роли начальника. Только вот… – я запнулась о свою мысль, как о валун размером с Гималаи, – для этого нужны деньги. И немалые. Нужно найти хорошее помещение, – я стала загибать пальцы, – талантливых сотрудников, сделать добротную рекламу. Да иметь связи, в конце концов! Чтобы тебя не замучили всевозможными проверками!

– Тут ты права, – признал Калинин, – но так получилось, что для меня деньги – не такая уж проблема. Их всегда можно заработать.

Я с подозрением прищурилась.

– Ты хочешь сказать, что за пару лет танцев смог накопить полсотни тысяч у. е.?

Слава ничего не ответил, лишь заговорщицки улыбнулся и, будто проснувшись, резко посмотрел на часы.

– Варечка, ты извини, но что‑то мы с тобой засиделись.

Я вытащила сотовый из сумки и посмотрела на экран. Полвторого дня.

– Действительно, – пробубнила я. Надо же, мы так заговорились, что не заметили, как пролетело два часа.

– У меня сегодня выступление в одиннадцать, а до восьми еще нужно погонять молодежь, – деловито сказал Слава и помахал Ларисе рукой.

Официантка мигом принесла наш счет. Я уже потянулась за кошельком, когда Калинин выставил мне ладонь. Сей жест означал, что меня угостили вкуснейшим обедом с великолепным яблочным десертом.

Слава быстро расплатился, не взяв у Ларисы сдачу, и мы неторопливо вышли из кафе.

– Ну что, Варвара, – нараспев протянул Слава, и я поняла, что это начало нашего прощания, – вот мой телефон, – он протянул мне визитку, – твой телефон не беру, потому что знаю, что ты обязательно позвонишь.

Я энергично закивала, мысленно обещая и себе, и ему позвонить в скором времени.

– Ужасно был рад снова тебя увидеть, – искренне проговорил он и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щеку.

– И я тоже, – в тон ему ответила я.

– Если будет желание, звякни в конце этой недели. Сходим куда‑нибудь на выходных, я не буду работать в эту субботу. Только придется взять Кристинку. Она ж, если про тебя узнает, так меня покалечит, что мне придется ходить в синяках и замазывать их гримом перед танцем.

– Конечно, – понятливо ответила я и улыбнулась так, что заболела челюсть.

– Пока, – подмигнул мне Слава и решительно направился к клубу.

Я еще немного постояла, глядя ему в спину, словно хотела запомнить момент нашей счастливой встречи, еще раз критически осмотрела свои новые туфли и резво зашагала к метро.

Добралась домой я около трех, решив, что моим туфелькам стоит прогуляться по здешним краям. С моими поздними приходами домой я все никак не имела времени пробежаться по своему кварталу и разведать, что за бутики у нас понаоткрывали. Результаты осмотра были довольно утешительными: пара магазинчиков с дизайнерской одеждой («Диор», «Роберто Кавалли», «Оскар де ла Рента»), два бутика с обувью – и если мои наблюдения верны, то в одном из них туфли из самого сердца Китая, а не Турции. И пара новых продовольственных магазинов. Уж этого‑то добра у меня в квартале хватает.

По приходе домой я осторожно сняла «бланики», ополоснула их водой (если бы дома имелась святая, я бы с удовольствием помыла их в ней), переоделась в домашние джинсы и застиранную майку и завалилась на диван с книжкой.

Я вяло перелистывала страницы «Дьявола», который носит «Прада», и заново прокручивала разговор со Славкой в голове. Я, конечно, допускала мысль, что не все мои одноклассники и однокурсники когда‑нибудь найдут себя в жизни: кто‑то станет олигархом, кто‑то превратится в вора (хотя, если подумать, эти две профессии практически неотделимы друг от друга), кто‑то будет служить клерком в банке, а кто‑то зай‑мет пост начальник этого банка.

Но стриптиз!

Не знаю, почему я так остро реагирую на столь теперь уж обычную в цивилизованном мире профессию. Наверное, потому, что лично я никогда не сталкивалась с представителями этого поприща. До вчерашнего вечера, разумеется. А теперь у меня появился хороший приятель как раз в этом бизнесе. Некоторые бы сказали, что мне повезло

В какой‑то момент я захлопнула недочитанную книгу.

Возможно, наличием этого старого приятеля стоило бы воспользоваться? Что там скрывать, Бонд все еще посещает мои мысли примерно раз в пять минут, у меня такое ощущение, что в моей голове зарождается мания. Я бы могла позвонить Славке и как бы между прочим спросить, как дела у него и его друга. Напроситься в какой‑нибудь бар и попробовать очаровать милого шпиона. Или просто подговорить Калинина организовать нам встречу без присутствия отца Луи.

Я нехотя почесала подбородок.

Нет. Все это никуда не годится. А вдруг Бонд мне откажет? Ну и что, если он запомнил мое имя. Мы виделись вчера вечером, у него, вероятно, это уже приобретенное качество – надолго запоминать имена клиенток. Ведь я для него была всего лишь работой, не больше. Когда я стояла напротив него, Бонд смотрел на меня совершенно пустыми глазами, отчужденно, как будто я остановила его, чтобы спросить, сколько времени.

А если он отвергнет меня на свидании, то я точно знаю, что не переживу этого позора. Об этом горе, конечно, никто не будет знать, кроме меня самой и Бонда – ну, может быть, еще и Славки, – но осознание того, что этот чудесный парень проявил ко мне меньше интереса, чем к дохлой рыбине, навсегда посеет в моей душе зерна неуверенности в себе и втянет меня в затяжную депрессию.

Нет, о Бонде мне думать хватит. Пора заняться чем‑то более продуктивным.

Следующие два часа я приводила свою квартирку в порядок, предварительно включив последний диск Рикки Мартина. Пока я возилась с пылесосом, пообещала себе выучить в этом отпуске испанский язык. Английский в школе мне давался легко, так что я надеялась, что испанский не окажется слишком крепким орешком для моего измученного секретарской работой мозга. Уж очень хотелось знать, о чем так надрывается Рикки. Наверное, о том, что обычно поют в романтических песнях: любовь до гроба, дураки оба.

К пяти я закончила с уборкой гостиной, небольшого холла, санузла и моей спальни. Когда я уже хотела взяться за кружки, потемневшие от кофе, зазвонил телефон.

Я подняла трубку. Звонил Игорь и, очевидно, хотел приступить ко второй стадии развития наших растянувшихся на два с половиной года отношений: долгий разговор ни о чем и приглашение на ужин. Минут сорок мы трепались о всякой ерунде: почему у его офиса уже неделю не чинят светофор (потому что все сволочи), когда Россия станет мировым производителем нефти (никогда) и где, по нашему мнению, стоит проводить следующие Олимпийские игры (где угодно, только не в Москве, и так народу куча). Затем Невский откашлялся и галантно напомнил, что завтра воскресенье, и заметил, что выходной день нужно проводить так, чтобы не было безумно больно за бездарно потерянную на работе неделю.

В итоге мы договорились, что Игорь заедет за мной завтра к восьми, и мы отправимся в «Маленькую Италию». Давно уже мне хотелось отведать настоящей лазаньи, а мой спутник прямо‑таки истосковался по пасте с четырьмя сырами.

Когда я положила трубку, то у меня появилось желание перезвонить ему и отменить нашу встречу. Не знаю почему, но видеть Невского я не жаждала. Однако, вспомнив об отпуске, я решила оставить все как есть. В жизни есть много парадоксов. Один из них: служба и отпуск.

Когда ты занят целыми днями (даже если просто сидишь в офисе и подчеркиваешь передачи, которые потенциально будут интересны твоему шефу), приходишь домой в десять вечера, потому что заходишь по пути в магазин, чтобы купить чего‑нибудь съестного, чтобы не умереть с голоду в собственной квартире, то, когда резко уходишь в отпуск, начинаешь ощущать скуку. Первые дни ты, блаженствуя, проводишь в постели, как будто мстя за все те ранние вставания по утрам, а через неделю начинаешь лезть на стену от того, что квартира убрана до последней пылинки, холодильник набит под завязку, а занять себя совершенно нечем.

Поэтому я, предчувствуя у себя ощущения противоречия любви к работе и отдыху, решила занять себя ужином с Невским. Из этого свидания ничего толкового не выйдет, я это знаю совершенно точно. И если Игорь надеется, что после удовольствия отведать макарон из грубого помола он получит еще одно удовольствие – на этот раз от меня, – то ужасно ошибается. После ужина я не разрешу ему проводить меня до дома и, уж конечно, не стану приглашать его войти на минутку. Эта минутка потом разрастется до часика, а потом и до целой ночи. Рано утром он вскочит быстрее меня, соберется за шестьдесят секунд, как заправский пожарный. А я потом до вечера буду размышлять – приснилось ли мне все или было грустной явью.

До одиннадцати я провалялась на диване, смотря все подряд: «Камеди Клаб», MTV, новости про вечно не ладящие между собой Палестину и Израиль, аргентинские сериалы и мультик «Ежик в тумане». Уснула я на том же диване, а проснулась от звонка Олеськи в начале десятого. Сестры хотели узнать результат моего похода в «Наиму».

Я уж было хотела поведать им о нашем радостном воссоединении с другом детства, как вовремя прикусила язык. Слава дал мне понять, что никак не хочет быть связан неуставными отношениями со своими зрительницами. А я, прекрасно зная Сотниковых, была уверена в том, что они станут умолять меня лично представить их несравненному отцу Луи. Конфликт интересов близких друзей не входил в мои ближайшие планы.

Я вяло пересказала то, как отдала Бонду запонку, попросила Надьку к телефону и заверила ее в том, что мой праздничный «сурприз» являлся не Фараоном, а Меджаем. На что Надька ответила, что «хоть внебрачным сыном Саддама Хусейна», от него (от Бонда, не от Саддама) все равно нельзя было отвести глаз.

Вечером сестры хотели пригласить меня к себе, но я извинилась и отказалась, объясняя это тем, что меня уже пригласили на ужин. Олеська хмыкнула в трубку. Тогда я попросила Олесю и Надю конкретизировать, чем, собственно, Игорь так провинился перед моими подругами, что они его совсем не любят.

– Ничем, – беззаботно бросила Олеся.

А Надька, сидящая рядом с сестрой, ехидно заметила:

– Невский – парень неплохой, только ссытся и глухой.

Я положила трубку с такой силой, что телефон жалобно пискнул, как бродячая кошка. Нет, ну посмотри какие избирательные! У самих не было мужиков уже больше года, причем девчонки вовсе не уродины и не дуры. Им все принцев подавай, на конях или других дорогих средствах передвижения. А я не могу позволить себе отказываться от кавалера! Не важно, что он везде разбрасывает свои грязные носки, как будто специально запасается ими, чтобы потом разложить по всей хате, словно желая пометить территорию.

Девчонки так и не перезвонили, чтобы извиниться передо мной, чего я ожидала.

Ну и черт с ними! Пусть подумают о своем предательском поступке – обзывать моего потенциального супруга последними словами.

Я шумно вздохнула.

Честно говоря, замуж я не хотела. Несмотря на всю пропаганду, что ведет человечество тысячи лет и моя мама уже четверть века, институт брака не вселяет в меня никакой радости и надежды. Я была вполне довольна уровнем своей независимости и уединением в собственном доме. Если Игорь надоедал мне за неделю постоянного лежания на моем диване, то как сильно я могла возненавидеть Невского уже через месяц?

Мои родители прожили друг с другом 26 лет, а знакомы они вообще около 30. Бывало, конечно, всякое: и ссоры, и обиды, один раз мама даже заехала отцу скалкой по голове, когда он тайком вытащил у мамуленции заначку и купил спутниковую антенну, чтобы болеть за свой обожаемый ЦСКА. Но я не могла не признать, что вдвоем им гораздо лучше, чем поодиночке. Никто не спорит, жить с другом и любимым в одном лице облегчает жизнь и позволяет безболезненно терпеть все ее лишения, но вот найти такого друга и любимого – одна из самых трудных задач для любого человека на этой планете. Такого, чью морду не надоело бы видеть через десять лет после совместного отхода ко сну и чьи рубашки было бы не противно гладить каждую субботу.

И хотя супружеские обязанности я считала новой формой симбиоза трудовой повинности и крепостного права, когда‑нибудь мне таки придется надеть на себя хомут и поклясться (слава богу, не в церкви, а всего лишь в ЗАГСе) в присутствии не меньше десяти людей, что буду любить своего мужа и заботиться о нем. Даже если вы преуспевающая женщина, у вас загородная вилла, штат сотрудников и три лимузина в гараже, но вы не замужем, общество все равно поставит на вас клеймо старой девы. Как будто окольцевать особь мужского пола – это до сих пор самое главное, что каждая женщина должна успеть сделать за свою многострадальную жизнь. Иначе она – неудачница.

А про детей я даже не хотела вспоминать. Большинство девушек, которых я знаю, при виде младенца начинают сюсюкать и агукать, как отсталые дегенератки, мозг которых остановился в развитии. Даже у Невского я замечала проблески умиления и восторга, когда мимо нас на улице проходила женщина с ребенком. Лично я детей никогда не любила, не питала к ним никакой симпатии и не понимала, кому в здравом уме может хотеться заиметь себе кучу неприятностей в лице отпрыска – не спать по ночам, менять памперсы, забыть про себя любимого на целые года и доставать всех знакомых рассказами о том, как мой ненаглядный сегодня ночью мило поджал пальчики на левой ноге.

Моя мама махала на меня рукой и умудренно говорила, что я пока молодая и не нашла мужчину, с которым бы мне хотелось иметь детей. Хотя меня она родила в 18 лет. Как подумаю, что в моем возрасте у меня уже мог быть семилетний спиногрыз, тут же делается дурно. После недолгих лет моего непосредственного общения с мужчинами я совершенно точно могу заявить, что в каждой бездетной семье уже есть ребенок – это супруг. Мужики – это те же самые дети, которых нужно кормить и любить, которым нужно стирать, а иногда даже и зарабатывать для них деньги. Мне было с лихвой достаточно Невского. Если бы этот гад как‑нибудь в приступе нежности и неземной любви ко мне хотя бы заикнулся не только о браке, но еще и ребенке, клянусь богом, я бы прогнала его с моего дивана и никогда не пустила бы обратно.

Все воскресенье я пинала балду, одновременно просматривая старые журналы «Мари Клэр», нехотя переключая каналы телевизора, почитывала «Дьявол носит «Прада», подумывая написать пару книг о моем умственно отсталом боссе, и размышляла, что надеть на ужин.

Когда начались шестичасовые новости, я стала собираться. Привела в порядок волосы, наложила тональный крем и стала разглядывать вещи в шкафу, ожидая от себя решения насущной проблемы отсутствия приличных шмоток.

Выглядеть мне совершенно справедливо хотелось изумительно, и я склонилась к светло‑голубым джинсам от Келвина Кляйна (правда, на кожаной этикетке было написано «Пляйн», но ведь это китайцы, что с них взять. На настоящего Кляйна мне не накопить до смерти) и шелковой темно‑коричневой блузке. Рукава были длинные и обтягивающие, но горло было открыто, разрез лодочкой подчеркивал мои красивые покатые плечи и тонкую шею. Пусть этим вечером Невский вдоволь мною налюбуется, а ночью искусает себе локти за моей закрытой дверью. Я подвела глаза коричневым карандашом, накрасила ресницы, положила немного светло‑коричневых теней в дальние уголки глаз и в полвосьмого практически была готова. Осталось лишь наложить на губы бесцветный блеск, но это стоило сделать непосредственно перед выходом.

Без малого полчаса я просидела на диване, бездумно уставившись в экран и энергично виляя ногой в тапке. Когда без пяти восемь я услышала звонок в дверь, на смену скуке пришло удивление.

Невский всегда был пунктуален. Даже когда он той зимой нечаянно упал на льду и сломал два пальца на руке, умудрился приехать ко мне домой вовремя, не опоздав из гипсовой ни на минуту. Наверно, за то короткое время, что мы жили друг без друга, у Игоря поменялись жизненные приоритеты. Интересно, это к лучшему?

Я подплыла к двери, не без гордости глянув на свои «бланики», что ожидали меня в прихожей. Потерпите, мои милые, скоро мы отправимся гулять. Отпирая замок, я изогнулась, как трепетная лань, чтобы Игорь увидел меня в красивой позе Девушки, Без Которой Он Не Может Жить, загадочно улыбнулась и открыла.

Моя гламурная улыбка сменилась нахмуренными бровями, и изо рта вырвалось удивленное «ой».

Передо мной, сложив руки на груди, в потертых джинсах, белых кроссовках и черной футболке, собственной персоной стоял Джеймс Бонд, в мире стриптиза всем известный как Меджай.

Глава третья. Роковая встреча

В моей старой голове две, от силы три мысли, но они временами поднимают такую возню, что кажется, их тысячи…

Ф. Раневская

На моем лице не было ничего, кроме выражения крайнего изумления и, наверное, непроходимой тупости. С минуту я так и стояла, без единой путевой мысли в голове, пораженная явлением Бонда ко мне домой.

Парень тоже не шевелился, не отводя от меня больших черных глаз, а когда ему это надоело, убрал руки с груди, засунув их в карманы джинсов, и немного наклонил голову. Этим телодвижением он, вероятно, пытался сказать мне, что невежливо держать гостей в дверях.

На деревянных ногах я сделала неуверенный шаг назад и вяло махнула рукой, в моей интерпретации сей жест означал «милости прошу». Рафа с невозмутимым выражением на лице чуть заметно кивнул и прошел в гостиную. Там он присел на кресло (на котором, кстати, позавчера восседала я, наблюдая за грацией и пластикой моего восхитительного подарка на день рождения). Я с абсолютным непониманием прошла за ним и только хотела спросить, что он, собственно, делает у меня дома, как в дверь снова позвонили.

По настойчивости нажатия на пупочку звонка я мигом поняла, что на этот раз зайти ко мне в гости жаждал Невский.

Боже мой, вот нету и нету мужиков, а тут возьми и приди ко мне все вместе сразу!

Я глупо улыбнулась и отошла в прихожую, не поворачиваясь к Бонду спиной, как будто он был французским монархом, а я – его преданной фрейлиной.

С еле слышным «привет» Игорь оценивающе оглядел меня с ног до головы и, видимо, решив, что наряд вполне сносен, поднял брови вверх. Это говорило о том, что ужин обещает быть коротким (для меня), но продуктивным (для Невского). Он все еще думал, что наше свидание – это всего лишь никому не нужная прелюдия к неделе нескончаемого секса.

В принципе мой парень был довольно симпатичен: атлетическая фигура, рост 179 см, волнистые волосы цвета ранней пшеницы всегда лежали так, словно Игорь только запустил в них пятерню и провел ею со лба до затылка. Вдобавок глаза Невского всегда смотрели серьезно и пристально, как будто он непрерывно продумывал план развития российской экономики на ближайший год.

Игорь уже было взялся за мою сумочку, стоявшую на пуфике около зеркала, но тут в дверном проеме появился Рафа.

Гость непринужденно стоял с ладонями, наполовину всунутыми в карманы его застиранных «Ливайсов», одним бедром он облокотился на косяк, а его глаза отражали отстраненную задумчивость. Как будто он смотрел по телевизору фильм ВВС о жизни летучих мышей в Южной Африке.

Я осторожно повернулась к Невскому. Я практически видела, как воинственно поднялась шерсть на его загривке, будто он овчарка, которая чует незнакомца на своей территории.

– Кто это? – процедил мой «жених», пропуская вежливые приветствия.

– Это? – переспросила я, как будто не знала, что в моей квартире имелись посторонние для Игоря люди. – Это… Иван.

Оба как по команде устремили взгляд на меня, ожидая разъяснений. Я мысленно поаплодировала самой себе. Вот идиотка! Рафа похож на Ивана не больше, чем я на Кондолизу Райс. Гурген, Арарат, Ашот, Марат, Адилжан… вот сколько нерусских имен я могла вспомнить тогда, когда уже было поздно.

– Иван? – недоверчиво нахмурился Игорь и снова уставился на Рафу. На лице Невского можно было прочитать всю палитру эмоций – от откровенной неприязни до легкой ненависти. С такой же неприкрытой злостью оголодавшие коты смотрят на жирных крыс.

– Иван, – еще раз подтвердила я, но не очень уверенно и виновато развела руками, как будто то, что мама моего гостя назвала сына этим простым русским именем, было не моей виной.

– И что же он тут делает? – процедил Невский сквозь зубы. – В такой час?

– Он пришел по делу, – я небрежно мотнула головой, радуясь тому, как иногда легко бывает придумать правдоподобную ложь, – я же с понедельника в отпуске. Весь месяц Андрей Павлович искал мне подходящую замену и нашел ее… то есть его, – я ткнула в Бонда указательным пальцем, – и прислал ко мне за… специальными инструкциями.

Я перевела дух и победно уставилась на Игоря. Не могла же я в самом деле рассказать ему правду: этот милый человек позавчера раздевался у меня перед носом, вертел у меня в гостиной всеми частями своего потрясающего тела, а потом подарил розу. В то время как ты, милый, на прошлый день моего рождения вручил мне полугодовую подписку на журнал «Техника и жизнь».

– За инструкциями, значит, – недовольно пробубнил Невский, глядя на Рафу, словно стервятник на смертельно раненного льва.

Я искренне старалась понять неоднозначную реакцию Игоря, но не могла. В конце концов, может быть, Рафа на самом деле приехал ко мне за помощью в работе. Неужели Невский ревнует? А раз ревнует, значит, испытывает ко мне симпатию. Или даже что‑то большее…

– Это вот он будет секретаршей? – хмуро поинтересовался Невский и ехидно хмыкнул, представив, как глупо будет выглядеть «Иван» с подносом кофе в руках для своего босса.

– Не секретаршей, а секретарем, – я попыталась проигнорировать сарказм Невского. – Игорь, пожалуйста, подожди меня в машине. Я приду через пятнадцать минут. Объясню Ване, как включается наш принтер, и тут же спущусь к тебе.

– Боюсь, пятнадцатью минутами мы не обойдемся, – услышала я приятный баритон Рафы. Он так и стоял в дверном проеме и выглядел невероятно эффектно, как высокооплачиваемая модель в каталоге мужской одежды.

Я бросила в его сторону одновременно удивленный и заинтересованный взгляд. Это что же он хочет обсуждать со мной больше получаса? Какая интрига…

Игорь без дальнейших вопросов мрачно уставился на меня. Уходить ему явно не хотелось. Как будто знал, что после его ухода я забуду о его существовании. Он молча ждал моего финального слова, и я пожала плечами, стараясь сделать это очень непринужденно:

– Ну что ж, тогда нам придется отменить наш ужин.

Игорь постоял на месте и нехотя развернулся, чтобы удалиться.

– Позвони мне, когда твои планы станут ясными и тебе не придется отменять уже назначенные встречи из‑за новых… незваных, – на этом слове Игорь полуобернулся и сверкнул на меня глазами, – коллег по работе, – холодно бросил он и бесшумно прикрыл дверь.

Я поняла, что Невский еле сдерживал рвавшийся наружу приступ ярости.

Мы снова остались наедине с Рафой.

– Изобретательно, – ровным тоном отметил парень и равнодушно посмотрел на входную дверь, потом перевел пустой взгляд на меня, затем снова на дверь и медленно зашагал на кухню. Там он присел на стул, что стоял у стены, и без слов уставился в одну точку. Я последовала за гостем и встала напротив него, сложив руки за спиной, как государственный чиновник на приеме у президента.

Рафа сидел без движения, мысли его были далеко, и я решила разбавить затянувшееся молчание какой‑нибудь остроумной шуткой.

– Если вы думаете, что забыли у меня что‑то еще, то ошибаетесь. Я вчера убралась и не нашла ничего вашего.

Парень никак не отреагировал. Повторять свою шутку я не стала, потому что подумала, что она была не такая уж и остроумная. В тот вечер шутить меня тянуло меньше всего.

Внезапно у парня заурчало в животе так громко, что мне стало его жаль. Там слышался не просто гастрит, а прямо ядерная война внутри отдельно взятого человека.

Я виновато огляделась на кухне:

– У меня ничего нет – ни супа, ни котлет. Не успела приготовить. Только колбаса и сыр. Хотите бутерброд? Еще могу разморозить пельмени.

Тут Рафа в первый раз за последние десять минут осмысленно и – как мне даже показалось на секунду – с благодарностью посмотрел на меня:

– Собирайтесь.

Мы спустились и сели в его «Тойоту». Я незаметно огляделась вокруг и отметила, что машины Невского во дворе не было. Конечно, оскорбленный влюбленный не выдержал предательства любимой. Пусть помучается. Ему полезно хоть пару часов побыть человеком, а не расчетливым роботом.

Рафа не сказал, куда мы направляемся, но я почему‑то и без того это знала. Парень сосредоточенно следил за дорогой, сохраняя ледяное молчание. Я не хотела мешать его концентрации и тоже сидела тихо, лишь изредка мельком глядя на резко очерченный профиль водителя с выделяющимися длинными ресницами.

«Техас», как всегда, был гостеприимен. На этот раз официантки Ларисы в зале не было, и я решила, что ее смена закончилась или еще не началась. Сегодня посетителей было мало. Лишь мы с Рафой да мужчина у барной стойки.

За столик нас усадила Рая, пухленькая и очень улыбчивая. Она принесла меню и спросила меня, чего я желаю.

– Кофе и яблочный пирог, – ответила я и ощутила еле заметный укол совести. Ладно, завтра схожу на стадион и отбегаю три круга.

– Рафа, тебе как обычно, дорогой? – обратилась девушка к моему спутнику, и тот вяло кивнул.

Рая забрала меню и упорхнула на кухню.

– Мы не были официально представлены, – наконец‑то оттаял Бонд и обратил на меня должное внимание. – Рафаэль Шахнияров.

– Рафаэль, – завороженно повторила я. Неужели у нас в стране люди называют своих сыновей Рафаэль? Мы же не в Испании. К моему превеликому сожалению.

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально