Михаил Кликин

Чистилище. Охотник

 

Чистилище – 12

 

 

* * *

 

Издательство благодарит Сергея Тармашева за предоставленное разрешение использовать название серии, а также уникальные мир и сюжет, созданные им в романе «Чистилище».

Другие произведения, написанные российскими фантастами для межавторского цикла, являются их историями, Сергей Тармашев не является соавтором этих романов и не читает их. Создатель «Чистилища» дал литераторам полную свободу, разрешив войти в мир проекта, но сам он несет ответственность только за собственную книгу.

 

 

1

 

Собаки лаяли всю ночь – чувствовали скорую большую охоту. Иван, просыпаясь, прислушивался к их тявканью, угадывал знакомые голоса и, успокоившись, опять засыпал. Если бы к деревне подошли мутанты или если бы кто?то из общины обратился в эту ночь, то лай стал бы другим – рваным, злым, испуганным.

Примерно через час после восхода солнца он в очередной раз проснулся и долго лежал на спине, через дыру в потолке наблюдая, как постепенно светлеет небо. В чуме было прохладно, но если бы не гнус, то Иван так и лежал бы под теплыми шкурами, слушая звуки оживающей деревни. Однако комары и мошка вились над лицом, лезли в рот и нос. Пришлось покидать лежанку, отвязываться от центрального столба и разводить огонь в очаге.

Едкий дым, поднимающийся к открытому макодаси, выгнал гнус. Позёвывая, Иван повесил над огнем закопченный чайник, в котором еще с вечера была запасена вода, забросил в него брусничный лист и сушеные ягоды. Перекусил вяленой рыбой, привычно проверил оружие. И откинул полог, чтобы соседи могли видеть, что он проснулся человеком и уже готов принять гостей.

Два дня тому назад Ивану исполнилось ровно двадцать лет. Все его сверстники давно женились, у многих уже были дети, а Иван всё никак не мог устроить личную жизнь, хотя женихом он был завидным – прямой потомок Рыбниковых, богатырь и силач, удачливый охотник. Члены Совета ворчали недовольно, пеняли ему, что пора бы остепениться, обзавестись семьей. Не будь он Рыбниковым, его давно женили бы на какой?нибудь непристроенной благородной молодухе – вон у Шароновых как раз две девчонки подросли, а род их давно на хорошем счету, одиннадцать долгожителей в семье и всего один выродок, мутировавший в семнадцать лет, но, всем на счастье, не успевший оставить потомства.

– Не спишь, Ваня? – В чум, присев перед низким входом, заглянула Тая Зосимова.

– Не сплю, – отозвался Иван, торопливо приглаживая волосы ладонью. – Давно встал. Собаки всю ночь лаяли, мешали.

– Волнуются, – сказала девушка. – Можно я зайду?

– Конечно.

Иван встретил гостью, пожал ей руки, хотел поцеловать в губы, но она отвернулась, сильно покраснев, и он неловко чмокнул её в щеку.

– Опять? – спросил он, сразу поняв, в чем дело.

– Опять… – Она понурилась, села на шкуру росомахи, скрестив ноги. – Сестра вчера узнала, что мы твой день рождения вместе праздновали.

– Ругала?

– За волосы оттаскала.

– Я её прибью! – Иван схватился за палку, которой обычно отгонял собак.

– Не надо… Она же добра мне хочет… Да ты и сам всё понимаешь…

Иван обнял девушку. Она крепко прижалась к нему, дрожа. Потом отстранилась, внимательно посмотрела ему в глаза и твердо сказала:

– Я не могу так больше!

– Я тоже, – тут же ответил он, не давая ей возможность закончить приготовленную речь. – Сегодня же скажу Совету, что мы женимся!

– Нет! – Тая испугалась – даже голос зазвенел. – Совет будет против!

– Плевать на Совет!

– Ты испортишь свой род!

– Мне всё равно!

– А как же Кодекс?.. Нет, нет, так нельзя! Мы не можем!

– Можем!

– Зря я пришла! – Тая заплакала, закрыв лицо ладонями. Иван попытался приблизиться к ней, но она отпрыгнула, затрясла головой:

– Не надо, не подходи… Я просто хотела… Попрощаться… Я должна была сказать тебе, что всё кончено… Мы не должны больше видеться… Я так решила!

– Но… – Иван растерялся. – Как же так…

Тая попыталась сказать что?то еще, но не смогла – рвущиеся рыдания лишили её голоса. Она опять тряхнула головой и, резко повернувшись, выбежала наружу.

Потрясённый Иван привалился плечом к столбу.

В чайнике закипела вода.

 

2

 

Этим утром вся деревня поднялась рано. Такое случалось нечасто – готовящиеся к ночному дежурству караульные обычно спали до обеда, да и свободные охотники, не занятые по хозяйству, любили поваляться в постелях, набираясь сил. Первыми обычно вставали женщины – у них всегда были дела. Потом просыпались дети – им нужно было спешить в школу. Мужчины поднимались к завтраку.

Но только не сегодня.

Солнце только?только начало пригревать, а деревня уже гудела, словно растревоженный пчелиный рой. Женщины суетились, разрываясь между повседневными делами и желанием побыть рядом со своими мужьями, уходящими в поход. Мальчишки бесились, радуясь отмене школьных занятий. Привязанные к шестам собаки весело тявкали, скулили от нетерпения. Подростки и мужчины собирались группами, озабоченно обсуждали что?то, посматривали по сторонам. И даже караульные, не боясь наказания, ненадолго покидали свои посты, чтобы узнать новости…

Семнадцатилетний низкород Федька Гуров спешил на деревенскую площадь, когда его окликнул девичий голос. Он встал, не понимая, кто его зовет, закрутил головой, увидел стоящую за поленницей Таю Зосимову и улыбнулся ей:

– Привет!

Девушка выглядела сильно расстроенной. Федьке это не понравилось – Тая дружила с его сестрой, да и вообще она была хорошая, а Федька не любил, когда хорошие люди расстраиваются.

– Ты это чего это, Тайка? – неуверенно спросил он. – Тебя, что ли, обидел кто?

Она помотала головой. Спросила:

– Ты на охоту?

– Ну да. – Он широко улыбнулся, похлопал ладонью по тесаку, висящему у бедра, показал лук без тетивы и тугой мешочек с походной мазью – всё как у бывалого охотника. Федька был страшно горд, что его включили в группу, где шесть человек из восьми были благородами. А всё, наверное, из?за того, что по весне он в одиночку завалил медведя!

Тая подошла к нему ближе, и Федька аж залюбовался ею. Конечно, она была чуть старше его, но это ему даже нравилось. Он потянул ноздрями воздух – пахла девушка очень приятно, притягающе. Почему он раньше не обращал на это внимания? Они же все время жили рядом, соседями были, в гости друг к другу ходили, в одни игры играли… Может, дело в том, что сейчас Тая смотрит на него как?то странно?

– Ты, это… – Федька отчего?то заволновался. – Чего хотела?то?

Она отвела глаза. Сказала негромко:

– Вернешься с охоты, узнаешь.

И вдруг подалась к нему, чмокнула в губы, сунула в руку что?то мягкое, теплое.

Он отшатнулся, моргая, чуть не упал.

А Тая скользнула в тень и исчезла за поленницей.

Федька, не понимая, что это сейчас такое тут произошло, поднял руку, разжал пальцы. На его ладони лежала заячья лапка.

– Ты чего встал столбом? – Его сильно толкнули в спину. Он повернулся.

Долговязый, похожий на журавля Вова Самарский стоял и, ухмыляясь, открыто пялился на заячью лапку.

– Никак свадьба скоро? – сказал он и поправил висящий за спиной автомат – Вова был охотник опытный, и лет ему уже исполнилось почти двадцать шесть, так что огнестрельное оружие он носил по праву, о чем низкород Федька мог только мечтать.

– Значит, Тайка к тебе переметнулась, – Вова понимающе покачал головой. – Ну и правильно. Жаль только, что детей у вас не будет.

– А может, будет, – возмутился Федька, пряча лапку в карман. Он мог бы выбросить её сейчас, и это означало бы, что он отверг ухаживание девушки. Заячью лапку юные красавицы дарили избранникам, чтобы заявить о симпатии. – Может, я еще лет восемь проживу. И Тая. Тогда Совет разрешит нам родить ребенка.

– Да ты, я гляжу, всерьез на ней жениться удумал… – Вова посерьезнел, глаза его сделались колючими. Он был семьянин с опытом, у него скоро должен был появиться внук – а до внуков в общине доживали немногие. – Ты только не вздумай об этом Ивану Рыбникову заявить! Не хватало нам ваших разборок, да еще во время Большой Охоты… Понял меня? Запрещаю тебе про Таю говорить! Даже думать о ней забудь, пока домой не вернемся!

Федька понурился. Спорить он не мог – Вова мог запросто выгнать его из отряда. Но и сдаваться не хотелось.

– Ладно, – выдавил Федька, щупая в кармане теплую заячью лапку.

– Громче! – велел Вова.

– Ладно! Не буду!

– Значит, договорились, – резюмировал Вова, продолжая пристально разглядывать Федьку. – И помни: я за тобой слежу!

На деревенскую площадь они пришли вдвоем. После разговора Федька чувствовал себя скованным, присутствие Вовы тяготило его. А тот словно бы уже начал выполнять обещанное: постоянно держался рядом, косился на подопечного. Возможно, дело было не в Тае Зосимовой, а в том, что Федька впервые шел на Большую Охоту, и в группе он был новичком. Вова же считался в команде вторым по старшинству – первым числился Максим Шуманов, ему исполнилось двадцать четыре года, и он с двадцати лет был членом Совета; а известен Максим был тем, что с двенадцатилетнего возраста не пропустил ни одной Большой Охоты, и о повадках Ламии знал больше остальных.

Когда в центре площади запылали костры, охотники оставили своих близких и сошлись, сформировав две команды. Одной предстояло отправиться на север, другой – на запад. Они и назывались соответственно – «северные» и «западные».

Федька немного замешкался, не зная, какое место занять в строю. Зеваки сразу заметили его метания, захохотали.

– Справа от меня вставай, – велел ему Вова, поймав за рукав летней малицы и затаскивая в неровный строй. – Так рядом со мной и держись…

Жар от костров шел такой, что кожа на лице подпекалась. Федька терпел и, щурясь, разглядывал толпящихся вокруг земляков. В деревне сейчас жило без малого пять сотен человек, не считая младенцев, которые еще не умели ходить, – и почти все они сейчас собрались здесь.

К украшенному резьбой тотемному столбу вышел Борис Юдин – светловолосый голубоглазый здоровяк, Глава Совета и Первый Учитель. Он был единственный, кто видел живым Николая Рыбникова. Борис помнил, как создавалась община, как строилась деревня, как писался Кодекс. Он встретил уже тридцать пятое лето, что казалось немыслимым. У Бориса было три жены, двенадцать детей и восемь внуков. Он должен был мутировать лет десять тому назад, но почему?то оставался человеком. Поговаривали, что это всё из?за того, что именно он варит Коктейль, дышит его парами, пробует на вкус.

– Тихо! – прокричал Борис, вскинув руки над головой.

Ему пришлось трижды повторить свой призыв, прежде чем на площади установилась тишина.

Федька, стоя в строю охотников, наблюдал, как меняются лица людей: минуту назад все веселились, смеялись, а теперь даже маленькие дети сделались серьезными, вслушиваясь в раскатистый баритон Бориса.

– Много лет тому назад мы начали свой путь, – вещал тот. – Нам было открыто, что спасение надо искать на севере…

Борис поднял руку, обратив её ладонью к небу, – так было принято благодарить Степана Рыбникова, человека, который ценой собственной жизни спас многих людей и научил их существовать в изменившемся мире.

Жест Бориса повторили все. Федька тоже поднял руку и заставил себя забыть о скорой охоте, о неуютном постоянном надзоре Вовы Самарского и даже о Тае, о её внезапном поцелуе и заячьей лапке, лежащей в кармане. Федька должен был наполнить свое сердце и свой ум искренней и глубокой благодарностью к спасителю и его родным братьям – так предписывал Кодекс.

– Путь к очищению был трудным, и каждый призванный шел по нему в одиночестве, – продолжил традиционную речь Борис Юдин. Голос его сделался напевным. И уже многие слушатели, прикрыв глаза, повторяли вместе с ним заученные с детства слова:

– Мы воссоединились, пройдя долгой дорогой испытаний. Но путь к очищению только начался, и мы благодарны Степану за наставление. – Борис опять вскинул руку к небу. – Мы чтим Кодекс и следуем ему. Мы веруем в незримую защиту братьев Ивана и Николая…

Федька покосился на стоящего в строю Ивана Рыбникова – все знали, что его назвали так в честь деда. В Кодексе было написано, что Иван Рыбников погиб, защищая свою семью, но его любовь и привязанность к жене и детям были так сильны, что дух его остался рядом с близкими, ободряя их и помогая в трудную минуту. Считалось, что дух Ивана и по сию пору оберегает Рыбниковых, а с ними и всю общину.

Тревожно зарокотали огромные деревянные барабаны, установленные в пяти шагах от тотемного столба. Две десятилетние девочки вынесли из большой расписной яранги покрытую резьбой бадью, в которой колыхалось горячее вязкое варево, похожее на кисель. За девочками важно вышагивал шестилетний мальчик, держа в руке большой черпак из бересты. Дети встали за спиной Бориса. Было заметно, что девочкам тяжело, но они не смели поставить бадью на землю.

Федька не на шутку разволновался. Ему всего однажды довелось пить Коктейль – как раз после того, как он убил медведя?шатуна. Но и тогда ему досталось чуть – всего?то ложка. Низкородам Коктейль подавали в исключительных случаях.

– Не жадничай, – шепнул Вова Самарский.

Федька не ответил. Ему казалось, что сердце вот?вот выпрыгнет из груди – так сильно оно билось. Он уже представлял, как ему подносят полную чашу и он торопливо глотает сладковатое варево, пьет жадно – до дна, до дна! – крепко вцепившись в берестяную посудину, чтобы никто не отобрал…

Коктейль мог исправить Федькину жизнь. Коктейль мог дать ему несколько дополнительных лет жизни. Возможно даже, Коктейль мог сделать Федьку благородом, а уж если не его самого, то его детей. Коктейль сдерживал мутацию, не зря же Борис Юдин прожил тридцать пять лет и, кажется, планирует прожить еще столько же. Уж у него в доме, наверное, Коктейль подают каждый день, а может и три раза на дню – вместо травяного чая.

– Успокойся, Федька, – строго велел Вова Самарский, почувствовав нервную дрожь соседа, видя его полуобморочное состояние. – Успокойся, а иначе мне придется выкинуть тебя из команды.

Эти слова отрезвили Федьку. Если его отстранят от Охоты, то и Коктейля он не получит. Ну, может, лизнет пару капель, когда остатками будут обносить остальных. Все деревня ведь не просто так сюда пришла, не только ради веселья, не для того лишь, чтобы у костров погреться и в игры поиграть – сегодня каждый рассчитывает получить свою долю Коктейля. Бадья?то вот какая большая! Не на всякий праздник такую выносят.

Федька заставил себя успокоиться, унял дрожь.

– А чего я? Я ничего! – сказал он Вове и облизнул пересохшие губы.

 

3

 

Ивану Рыбникову не нравилась болтовня в строю охотников. Он недовольно покосился на товарищей, поднес палец к губам. Вова Самарский заметил его жест, кивнул, дернул за рукав низкорода Федьку.

На площади начиналась главная часть торжественной церемонии. Барабаны зарокотали громче, потом разом смолкли. И тут же Глава Совета простер руки и продолжил свою речь, напоминая о том, ради чего все здесь собрались:

– Раз в три года, в день, когда солнце стоит высоко, из вод выходит Ламия. Образ её ужасен, сила её неодолима, а утроба ненасытна. Раз в три года мы начинаем Большую Охоту, чтобы усмирить голод вернувшегося зверя. Пришло время первой жертвы!

Борис поднял руки над головой. Барабанщики ударили в свои деревянные инструменты, выбивая новый ритм. Кое?кто в толпе начал пританцовывать. Но большинство зевак стояли смирно, вытягивали шеи, с нарастающим интересом и опаской глядя в сторону бревенчатого строения без окон, почти по самую крышу обложенного камнями. Скрип тяжелых ворот был слышен даже сквозь барабанный бой. Люди торопливо начали раздаваться в стороны, освобождая отмеченную белыми валунами тропинку, стараясь подальше отойти от ее края. Мальчишки засвистели, приветствуя выходящих из бревенчатого сарая людей.

Их было семеро.

Первым шел кузнец Рамиль – человек богатырского роста и сложения. Обеими руками он держал крепкую длинную слегу. За нее же держались Федор и Ян Шуховы – близнецы, вот уже пятый год подряд выигрывающие соревнования по борьбе на поясах: равных им соперников в деревне не было, поэтому они конкурировали только друг с другом.

Еще четыре человека – все крепкие, как на подбор, коренастые – пятились и отдувались, натягивая толстые веревки, свитые из лыка и пеньки. Посторонний зритель, не знающий местных обычаев, мог бы решить, что семь юных богатырей вытягивают из сарая здоровенного быка.

Только это был не бык.

Ужасный рев заставил толпу отпрянуть. Кто?то закричал, кто?то громко засмеялся, чтобы скрыть страх. Иступленно залаяли псы.

Из сарая, тяжело ступая похожими на колоды ногами, ворочая уродливой головой, вышел Сева Лодочник. Двенадцать дней тому назад он обратился, потеряв человеческий облик. Такая судьба рано или поздно ждала всех жителей деревни, поэтому они с жадным любопытством рассматривали мутанта – своего недавнего родственника, товарища и соседа, они словно на свое отражение смотрели.

Сева Лодочник, привязанный к длинной жерди, обмотанный веревками, встряхнулся, резко подался к толпящимся людям, кровожадно на них глядя, – и семь богатырей, удерживающие мутанта, едва не упали. Женщины испуганно закричали, несколько мужчин из толпы тут же бросились на помощь кузнецу и его товарищам. Но те уже справились с изменившимся Лодочником, потащили его к тотемному столбу. Мутант не упирался, наоборот, рвался к людям, щелкая челюстями, роняя густую слюну, – его лишь приходилось направлять и сдерживать.

– Первая жертва! – прокричал Борис Юдин. – Наша плоть! Наш родич! Первая жертва!

Иван Рыбников не знал, кому достанется честь принести первую жертву, но подозревал, что Совет выбрал его. Поэтому перед выходом из дома он экипировался по?походному: взял всё оружие, надел подготовленный к охоте костюм. Только снаряженный рюкзак, доставшийся от знаменитых дедов, оставил в своем холостяцком чуме.

Семерка богатырей подтащила сопротивляющегося Севу Лодочника на место заклания. Кузнец и близнецы Шуховы прижали мутанта к тотемному столбу, их помощники растянули веревки, собираясь спеленать жертву – сделать это надо было быстро.

Однако что?то пошло не так.

Одна из веревок провисла. Державший её Гриша Карпенко опустился на одно колено и тоненько – так, что у ближайших людей заложило уши, – завизжал. Иван издалека увидел, как правый глаз Гриши потемнел, налившись кровью.

Отпущенная веревка упала на землю.

– Мутация! – заорал Иван и схватился за тяжелый тесак, висящий в кожаной петле на боку.

Кузнец и близнецы Шуховы дрогнули.

Сева Лодочник, почуяв слабину, рванулся к толпе. Одна из веревок не выдержала, лопнула. И мутант широко шагнул вперед, уронив вцепившихся в слегу людей, потащил их по земле, не давая возможности подняться, найти опору, укорениться. Зубами перекусил он оставшиеся путы и, почти уже освобожденный, зарычал так, что по всей округе завыли перетрусившие псы, а зеваки, собравшиеся на праздник, бросились врассыпную…

 

4

 

Солнце светило так ярко, что приходилось щуриться. Над тихим, словно бы застывшим морем кружили чайки и поморники – их здесь собралось так много, что казалось: кинь камень – и собьешь птицу, а то и не одну.

Нолей жадно следил за кружением птиц. Он не ел уже четыре дня, а впроголодь жил год, если не больше. Близкие птицы словно дразнили его, выхватывая из воды рыбешек. Да что рыба! Нолей был готов ощипать и съесть самого вонючего поморника. Делов?то: запусти из пращи снаряд в птичью гущу – вот тебе и еда.

Да только руки связаны.

И сторожа глаз не сводят.

– Попить дайте, – попросил Нолей, отворачивая лицо от солнца.

Берег был рядом. Знакомый берег, родной. Конечно, сейчас Нолей не мог определить, где именно он находится. Но не сомневался – окажись он там, на суше, и уже к концу дня ему станет ясно, что это за местность. Он же тут все детство провел, с пяти лет ходил с отцом вместе, пока остальные мальчишки торчали в школе, зазубривая знания, доставшиеся от прошлого мира и в этом мире уже мало на что годные.

– Слышь, чукча, – к нему подошел один из охранников, подразнил бутылкой с водой. – Далеко нам еще плыть?

– Я не чукча, – сказал Нолей, ничуть не обидевшись. – Я русский.

Его отец наполовину был ненцем, но он тоже всегда называл себя русским.

– Допустим, – сказал охранник и демонстративно сунул бутылку в широкий карман пятнистых штанов. Словно потеряв интерес к пленнику, он вразвалку подошел к высокому борту и тихонько засвистел, глядя вдаль. Он был рыжий и бородатый – кажется, его звали Сашком.

– Эй, – позвал бородача Нолей. – Плыть недалеко. Дай попить, а?

Но охранник словно его не слышал. Издевался, сволочь!

– А и черт с тобой, – равнодушно сказал Нолей и опять уставился на чаек, незаметно царапая ногтем мягкую и уже слегка распушившуюся веревку, связывающую ему руки.

Нолей сидел почти на самом носу идущего по морю корабля, на дощатом помосте, чуть приподнятом над палубой, под небольшим полупрозрачным навесом. Это был не его выбор – пленника здесь усадили, чтобы он мог всё видеть. Нолея сделали проводником – сначала обманом, а потом, когда обман открылся, – силой. Он мало что знал об этих людях. Большую часть времени его держали взаперти – в тесном каменном мешке, где вместо окна была узкая щель, в которую едва пролезала ладонь. И только когда началось это морское путешествие, он смог вдоволь надышаться свежим воздухом.

– Мне пожрать надо, – сказал он, когда охранник, устав созерцать море, отошел от борта и направился к деревянной палубной надстройке, из которой доносился веселый гогот собравшейся там компании.

Корабль был большой – шагов двести от носа до палубы. Сколько на нем было людей, Нолей точно не знал, но думал, что около сотни человек.

– Перебьешься, – сказал охранник.

– Не могу уже больше, – заявил Нолей. – Вы меня не кормите совсем. Сил уже нет. Я идти не смогу. Что тогда ваши старшие скажут? Чистые разозлятся, если я умру!

Охранник остановился, нахмурился. Вытащил из кармана бутылку, свинтил крышку, поднес к губам пленника, позволил ему сделать несколько глотков.

– Ты откуда про Чистых знаешь?

– Так вы же постоянно говорите, – сказал Нолей. – Чистые то, чистые сё. Работаете на них, да?

– Мы ни на кого не работаем, – мрачно ответил охранник. – У нас симбиоз. Знаешь, что это такое, чукча?

– Знаю, – Нолей кивнул. – Я же ходил в школу. Симбиоз – это когда глисты в животе.

– Ну, почти… – Охранник хмыкнул. – У нас с Чистыми – симбиоз. И если они глисты – то глисты полезные. Понимаешь?

Нолей кивнул.

Веревка, связывающая запястья, распушилась настолько, что её отдельные волокна можно было выщипывать и рвать двумя пальцами.

– Покушать можно будет сегодня? – спросил Нолей.

– Не знаю. Скажу старшему, пусть он решает.

– Скажи, пожалуйста. Скоро на место приплывем. Там по земле придется идти. А я не смогу, если сил не будет. Жрать хочу!

– Да понял я, понял… – Охранник дал пленнику еще немного воды и вполне дружелюбно похлопал по плечу. – Сейчас спрошу у старшего, что с тобой делать.

Он ушел.

Нолей, как мог, вывернул голову, убедился, что сейчас за ним никто не следит, и с утроенным жаром принялся выщипывать волокна старой прелой веревки.

Берег был рядом.

Знакомый берег. Родной…

 

5

 

У Ивана было не так много времени, чтобы убить начавшего обращаться Гришу Карпенко. Если бы не вырвавшийся мутант, то сложностей не возникло бы: надо было просто подбежать к дергающемуся в конвульсиях несчастному и снести ему голову. Ну или пробить её, пока он не успел подняться в новом страшном обличии.

Однако сорвавшийся с привязи Сева Лодочник всё намного усложнил.

– Слева заходи! – заорал Иван, видя, что его товарищи рассыпались в стороны. Это была обычная тактика – разбежаться, чтобы не мешать друг другу и не дать мутанту возможности уничтожить весь скучившийся отряд в считаные секунды.

Сева Лодочник на миг замер, выбирая первую жертву. Иван, воспользовавшись этой короткой заминкой, сдернул с пояса болас, сделанный из прочных кожаных ремней и трех камней, крутанул его над головой и швырнул в ноги мутанту. Великан в эту секунду прыгнул за бегущей к костру девушкой, но ремни, обвившие ноги, бросили его на землю. Он с размаху ударился головой о торчащий из земли камень, но тут же вскочил и принялся сдирать путы, яростно рыча, скаля острые зубы и дергая головой из стороны в сторону, – он выбирал новую жертву.

– Слева! Слева заходи! – кричал Иван, понимая, что надо защитить, заслонить собой разбегающуюся толпу, в которой были дети и юные женщины – главная ценность общины. – Не давайте ему подняться!

Два охотника уже растягивали сеть. Кузнец Рамиль осторожно заходил сбоку, держа перед собой хитрую пятиметровую рогатину со специальным захватом. Братья Шуховы готовили арканы. А Вова Самарский целился в мутанта из своего автомата, но не стрелял, ждал. Патроны были великой ценностью. Огнестрельное оружие можно было применять только в случае крайней необходимости, и за каждый выстрел, даже сделанный на охоте, приходилось отчитываться перед Советом.

Иван быстро глянул на корчащегося Гришу Карпенко. В его широко открытом рту клокотала кровавая пена. Еще несколько секунд, может быть, минута – и охотникам придется иметь дело не с одним мутантом, а с двумя.

Вот бы Сева прямо сейчас накинулся бы на Гришу, да и сожрал бы его!

Но мутант словно понял, что у него вот?вот народится сородич. Сорвав ремни боласа, он прыгнул к бьющемуся в конвульсиях человеку и, кажется, приготовился его защищать.

Широкая петля аркана упала мутанту на плечи. Веревка тут же натянулась. Сева Лодочник резво повернулся, кинулся к братьям Шуховым, но они плеснули в мутанта горящей жидкостью, состоящей в основном из жира, смолы и скипидара, и отскочили.

Охваченный огнем мутант словно обезумел. Он бросался из стороны в сторону, пытаясь схватить разбегающихся охотников. Его обожженные глаза побелели, он почти ничего не видел, но одолеть его все равно не получалось: аркан лопнул, рогатина с захватом сломалась, сеть порвалась, сбилась в ком. Охотники, уворачиваясь от лап неистово ревущего великана, всё еще пытались его изловить: обряд должен был состояться; Кодекс предписывал, что первая жертва должна быть привязана к столбу в центре площади и убита тем охотником, на которого укажет Совет.

Пытаясь изловить мутанта или хотя бы не дать ему убежать с площади, охотники на несколько секунд забыли о Грише Карпенко, оставили его без присмотра.

Он поднялся с земли за спиной Ивана Рыбникова. Пока он стоял, его еще можно было принять за человека – наверное, поэтому никто не окрикнул охотников, не предупредил их об опасности. Но когда Гриша Карпенко пошевелился – стало понятно, что это уже не человек.

Он странным образом повернул голову – словно шею себе свернул – и с места прыгнул на Ивана в тот самый момент, когда тот пытался тесаком прорубить череп Севы Лодочника.

Иван, получив страшный удар в спину, отлетел на пять метров, ударился головой о тотемный столб и потерял сознание. Новообращенный мутант прыгнул к нему, жадно вцепился зубами в то, что показалось ему самым вкусным, и, дернув головой, вырвал себе первый кусок пищи, утоляя звериный голод…

 

6

 

Чайки кричали и кричали, будто чуяли скорый побег пленника и пытались предупредить охранников. Нолей посматривал на птиц, мечтал о мести – эх, запустить бы со всей дури в этот живой котел трехглавый болас, чтобы перья и пух во все стороны полетели…

Веревка лопнула, когда он в очередной раз попытался развести связанные за спиной руки.

– Будет тебе обед, – громко сказал бородатый охранник, выходя из деревянной палубной надстройки, которую все здесь называли кают?компанией. Подобных построек на палубе была целая деревня – некоторые использовались под жилье, в других располагались склады и подсобные помещения.

Нолей замер. Веревка уже сползала с запястий – ему приходилось придерживать её двумя пальцами. Он боялся, что охранник заметит это. И тогда про обед придется забыть. Тогда опять начнутся издевательства и побои. Убить его не убьют – он им еще нужен. Но уж лучше бы убили…

– Спасибо, – сказал Нолей.

Охранник встал у него за спиной, замолчал. Пленник не решался повернуть голову. Ему чудилось, что его освобождение замечено, и он представлял, что соглядатай сейчас с издевкой следит за ним, ждет каких?то действий и готовит первый удар. Это было похоже на изощренную пытку.

– Что на обед? – не выдержал Нолей. Он повернул голову. Охранник безмятежно смотрел куда?то в сторону. Что он там видел в море? Кита? Тюленя? Или наблюдал за дракой чаек и поморников?

– Каша и тюря. Как обычно.

Веревка упала на палубу, точно под ноги охраннику – Нолей не смог удержать её онемевшими пальцами. Он заерзал. Сколько времени у него оставалось, прежде чем охрана заметит его освобождение, – секунда? пять? десять? Может, надо прямо сейчас признаться, что у него развязаны руки? Сказать, что веревка лопнула сама! Тогда, может, поверят. Может, не станут бить.

– Попить бы, – пробормотал Нолей. В горле действительно пересохло. И не столько от жажды, сколько от страха.

– Ладно, пей.

Бородач встал сбоку, достал из кармана бутылку, свинтил крышку.

Удивительно, что он еще не заметил валяющуюся веревку. Наверное, птицы его отвлекали.

Нолей присосался к горлышку полиэтиленовой бутылки.

На поясе рыжего охранника висел убранный в ножны кортик. Даже руку протягивать не нужно – просто подними её – и достанешь.

– Не жадничай, – сказал бородач.

Нолей кивнул. Вода потекла у него по подбородку. Он набрал её полный рот – впрок.

– А это у тебя тут что? – пробормотал охранник, заглядывая под стул, к которому был привязан пленник. Бородач еще не понял, что это разорванная веревка – не успел этого понять, так как Нолей выплюнул воду ему в лицо и поднял руку, ухватив близкий кортик.

– Ты! – взревел взбешенный охранник и подался назад; узкий клинок словно сам выскользнул из ножен, оказавшись в руке пленника.

Нолей довольно неуклюже ткнул кортиком куда?то перед собой, попал во что?то мягкое и, сделав неимоверное усилие, тут же поднялся на связанные ноги и повалился вперед, цепляясь за хрипящего бородача. Они упали вместе – Нолей навалился сверху, продолжая тыкать клинком дергающееся тело, а другой рукой затыкая широко открытый рот врага. Охранник кусал его пальцы, Нолей совал их всё глубже, пока бородач не затих.

В кают?компании раздался взрыв хохота. Там, похоже, шла пирушка. Может, у кого?то был день рождения. Или моряки отмечали какой?то свой, оставшийся от былых времен праздник. Потому, видимо, и согласились покормить пленника. Возможно, прямо сейчас кто?то из них направляется к двери, держа в руках миску с горячей тюрей.

Нолей торопливо принялся развязывать узлы на ногах. Веревка не поддавалась, она разбухла от морских брызг. Перепилить её кортиком тоже не получалось – он был тупой, им можно было только колоть, словно штыком.

Нолей всё же распустил острием один из узлов. Дальше дело пошло быстрей – и через десять секунд он уже стоял на ногах. Они плохо его слушались, подгибались. Пульсирующая боль не позволяла нормально идти. Нолей перекатился к борту, уцепился за него, опять поднялся, всё поглядывая назад на палубные надстройки, надеясь, что его не замечают из корабельной рубки.

Судно шло вдоль береговой линии. До берега было километра два. Может быть, три.

Двигался корабль практически бесшумно. Однако Нолея это не удивляло. Он не знал, как должны работать судовые дизели – никогда в своей жизни он не видел подобных машин, только в школе что?то ему рассказывали, но он редко ходил в школу.

Зато Нолей видел тросы, уходящие в воду под острым углом. И ему казалось, что он замечает гигантскую тень, скользящую где?то на глубине.

Нолей решил, что это кит?великан тащит корабль подобно тому, как собачья упряжка тащит груженые нарты.

Да, это было удивительно. Но вполне понятно.

Люди приручили китов, чтобы двигаться по морю, – что тут сложного? Говорят, Чистые еще и не на такое способны!

Нолей подобрал в открытом железном ящике спасательный жилет, быстро его надел, так как уже знал, для чего это снаряжение предназначено, и, перегнувшись через борт, нырнул в холодную воду.

В короткий миг полёта ему подумалось, что кит, влекущий за собой корабль, может развернуться и атаковать упавшего в море человека – мало ли чему его научили Чистые! Нолей крепче сжал кортик, отчетливо понимая, что сейчас никакое оружие не сможет его защитить.

Но кит не обратил на него внимания.

Корабль уходил все дальше и дальше.

Облако галдящих чаек и поморников преследовало его.

 

7

 

Федька Гуров отлично понимал, что с его опытом и с его оружием лезть на взбесившегося мутанта – смерти подобно. Поэтому он старался не мешать более умелым охотникам, держался в стороне, готовый по первому требованию прийти товарищам на помощь.

Осматриваясь, он вдруг увидел, что Гриша Карпенко уже обратился и жрёт что?то, нависая над бесчувственным человеческим телом. В теле этом Федька опознал Ивана Рыбникова. Тут же он кинулся к Вове Самарскому, вцепился в его автомат, сбивчиво и путано тараторя, стараясь что?то объяснить. Начальник, не ожидая такого напора, оружие отпустил, и Федька, не слишком веря в свое умение стрелять, прыгнул к мутанту, жрущему Ивана.

– Эй! – завопил опомнившийся Вова. – Верни!

Федька подскочил к Грише Карпенко, который даже лицом все еще был похож на себя – человека, ткнул стволом ему в ухо и нажал спусковой крючок.

Автомат дернулся, словно живой.

Гриша Карпенко стал медленно заваливаться на бок, выронив из скрюченных пальцев изжеванный, заляпанный густой слизью ботинок, и все еще двигая челюстями.

А секунду спустя раздался второй выстрел – это Максим Шуманов, видя, что усмирить приговоренного к ритуальной казни мутанта не получается, спустил курок свой двустволки.

Два мутанта – Гриша Карпенко и Сева Лодочник – упали на землю одновременно.

– Первая жертва, – неуверенно провозгласил Борис Юдин, недовольный тем, что правила были нарушены и обряд не состоялся. – Наша плоть, наш сородич…

Федька присел рядом с Иваном Рыбниковым, чтобы осмотреть его раны – а вдруг его еще можно спасти? Почему?то вспомнилась Тая, её поцелуй – будет ли она благодарна за спасение верного друга? Может, не нужно было вмешиваться? Как бы не пожалеть потом об этом поступке!

Мысль была очень неприятная, неправильная, колючая, и Федька в наказание больно постучал себе ладонью по лбу.

– Ты это чего? – спросил Иван, открыв глаза.

Он не корчился от боли, не стонал. Похоже, с ним всё было в полном порядке.

– Тебя Гриша ел, – сказал Федька.

– Да? – Иван приподнялся, ощупал себя. Удивился, обнаружив босую ногу.

– Вот! – Федька протянул ему изжеванный, ни на что не годный ботинок.

– Обидно, – сказал Иван. – Это мне от отца досталось. Сейчас такой обувки не найти.

Федька посмотрел на свои мягкие пимы, сшитые из оленьего камуса, пожал плечами – ему старинные ботинки казались неудобными, они были слишком тяжелые и твердые.

– Я твой должник, выходит, – сказал Иван. – Ты меня спас, пока Гриша ботинок жевал… Фёдор, да?

– Ага.

Федьке было приятно, что потомок Рыбниковых помнит его имя, да еще и произносит его на уважительный манер.

– Похоже, мне сильно повезло, – сказал Иван, поднимаясь и еще раз внимательно себя обследуя. – Только нога немного болит, видимо, потянул её Гриша.

– Коктейль заживит, – уверенно сказал Федька. – Скоро пить будем.

– Может быть, – без всякого энтузиазма отозвался Иван.

Охотники оттащили тела мутантов к тотемному столбу. Это был мореный ствол лиственницы, обрубками корней вкопанный почти на четыре метра в глубину. На высоте трех метров к стволу были прибиты доски?указатели. Их острые концы были повернуты в разные стороны, в основном на юг и юго?запад. Федька читал плохо, но выжженные названия на досках он помнил наизусть: «Ильинское», «Ухта», «Березники», «Самара» – названия мест, откуда пришел каждый род. Имелась там табличка и семейства Гуровых – почти на самом верху – «Выкса». Федька отыскал её взглядом, машинально поднял руку ладонью кверху, мысленно благодаря спасителя рода и создателя Кодекса – Степана Рыбникова, а также его братьев.

Отдуваясь, к Ивану и Федьке подошел Вова Самарский, забрал свой автомат, недовольно его осмотрел. Конечно, он был рад видеть друга живым и здоровым. Но потраченный патрон тоже было жалко.

– Я тебе верну, – всё понимая без слов, пообещал Иван.

– А эта жертва разве будет считаться? – простодушно спросил Федька, глядя, как охотники разделывают мутантов.

– Ламии всё равно, что жрать, – сказал Иван. Кажется, он не слишком уважительно относился к Кодексу. Или у него просто было плохое настроение сегодня?..

Постепенно на площадь возвращались разбежавшиеся зеваки. Гомон голосов уже даже Борис Юдин не мог перекричать: все наперебой обсуждали инцидент с двумя мутантами. И только когда пришло время распития Коктейля, шум немного утих.

Федька пил чудодейственный напиток предпоследним в своей команде. Ковш был не полный, но и этого ему оказалось более чем достаточно: последние глотки давались с трудом, он даже боялся, что его вырвет, – вот стыдоба?то будет перед всем народом! С благоговением осушив берестяную посудину, он отдал её стоящему рядом мальчику, чтобы тот зачерпнул новую порцию Коктейля, и замер, прикрыв глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. В животе бурчало, горло немного жгло – Коктейль работал! Федька решил, что пару лет жизни он себе точно прибавил. И опять вспомнил Таю – вот хорошо бы ей сегодня тоже Коктейля побольше досталось!

Он покосился на Ивана Рыбникова. Тот мог замолвить за девушку словечко. Но, кажется, его мысли в данный момент занимало что?то другое. Он и пить?то нормально не стал! Приложился к ковшу, глотнул чуть – да и передал соседу.

Федька осуждающе покачал головой.

Нельзя так относиться к Коктейлю! Это же не чай какой?нибудь, не молоко оленье. Это волшебный эликсир! Величайшая ценность! Сколько лет ушло, чтобы довести до ума рецепт, известный теперь только членам Совета, да и то, кажется, не всем. Кем были бы люди, если бы не Коктейль? Дикими выродками да мутантами!

Федька рыгнул и обратил ладонь к небу, привычно благодаря Степана Рыбникова и братьев?заступников…

 

8

 

Много дней чайки и поморники преследовали нечто огромное, бесшумно идущее на глубине, но хорошо различимое с высоты. Гигантский подводный монстр распугивал рыб, и они становились легкой добычей птиц. Но не только это привлекало их. Подводный монстр, похожий на кита, тащил за собой корабль, на котором обитали люди. Чайки и поморники бились за помои и объедки, выплескиваемые в море несколько раз на дню, – людей это развлекало, и некоторые из них специально подкармливали птиц.

А иногда в море падали трупы…

Однажды подводный монстр замедлил ход, и птицы, предчувствуя перемены, взлетели повыше, наблюдая за тем, что будет дальше. Когда чудовище стало подниматься к поверхности, чайки и поморники загалдели так, что управляющие кораблем люди едва могли слышать друг друга.

В считаные секунды вскипевшее море вытолкнуло черное тело огромного чудовища. Оно закачалось на волнах, словно вспухший труп гигантского тюленя. Несколько жадных чаек решились попробовать его на вкус и спикировали сверху на лоснящуюся мокрую тушу, но почуяли запах металла и отвернули в сторону, разочарованно крича.

Ракетный подводный крейсер проекта «Борей» всплыл в трех километрах от скалистого берега и, вновь до звона натянув стальные тросы, на малом ходу потянул баржу ко входу в тихую бухту.

– Команда один, – прозвучал голос из скрытого громкоговорителя подлодки, – приготовиться к десантированию.

Командирский перископ обратился на застроенную палубу баржи, куда сейчас высыпала вся команда, предвкушающая скорую высадку на берег.

– Стадо, – сказал капитан второго ранга Ларионов, отрываясь от окуляра перископа и осматривая собравшихся в рубке офицеров.

– Прошу прощения? – сказал, нахмурившись, лейтенант Соколов.

– Зараженные – стадо, – пояснил Ларионов. – Просто удивительно, как стремительно выродилась цивилизация.

– Не суди их строго, Николай Иванович, – сказал Соколов. – Чудо, что нам вообще удается ими управлять. Мало кто из них помнит, как всё начиналось.

– А ты, Олег, за них не заступайся! Там трое наших – тех, кто всё помнит. Если бы хотели, могли бы организовать из этой банды нормальное подразделение.

– Их было трое в начале похода. Возможно, сейчас ни одного не осталось.

– И поделом, если так, – сказал Ларионов и замолчал.

Те трое, о которых говорили офицеры, заразились недавно – несколько месяцев тому назад. До этого им долгие годы удавалось защищаться от инфекции, укрываясь в подземных бункерах и в переоборудованных, перестроенных подводных лодках Северного и Тихоокеанского флота, нашедших покой в одном из военных портов. Жесткая дисциплина, строгое следование правилам позволили выжить без малого тысяче человек, в основном, военным морякам. Уже не одно десятилетие им удавалось избегать заражения, превращающего людей в кровожадных мутантов. Однако случалось всякое: кто?то терял бдительность, кому?то просто не везло, а кое?кто уставал существовать в изоляции. С каждым годом число Чистых уменьшалось, и те, кто выживал после заражения, отправлялись в казармы. Капитан второго ранга Ларионов ненавидел этих людей, даже если до заражения они были его друзьями.

Он сам не понимал причин своей ненависти. Возможно, он боялся их – боялся того, что однажды такой вот беспечный раздолбай занесет инфекцию в стерильное убежище; боялся, видя в них свое возможное будущее.

А может быть, капитан Ларионов просто завидовал этим людям: завидовал тому, что им не нужно надевать герметичный костюм, чтобы выйти на улицу; тому, что они могут дышать свежим воздухом; тому, что у них появилась возможность зачать ребенка, стать отцом – пусть и ненадолго…

Войти в бухту получилось на удивление легко. Экипаж работал слаженно, и даже волочащаяся на тросах баржа почти не мешала.

Корабли встали на якоря где?то в ста кабельтовых от берега, в кабельтове друг от друга. На барже, кажется, уже вовсю праздновали окончание долгого перехода. А вот в утробе подводной лодки расслабляться никто не собирался – всё еще только начиналось.

– Открываю собрание, – объявил капитан Ларионов, когда двенадцать офицеров собрались в кают?компании.

Секретарь Додонов – бывший старший матрос, а теперь лицо неопределенного статуса – макнул перо в чернильницу и приготовился писать.

– Цель нашего похода – большое, кочующее по местным землям племя заров, – сказал капитан Ларионов, разворачивая карту и прикрепляя её магнитами к железной доске. – Миссия наша секретная, поэтому до настоящего момента все детали были известны лишь некоторым из вас…

Он обвел взглядом слушателей, выдержал паузу. Ему было больно смотреть на постаревших товарищей, на их обрюзгшие, нездорового цвета лица – он сам вдруг остро почувствовал свою старость и, подавив вздох, тяжело опустился на прикрученный к полу стул.

– Всё меняется, – тихо сказал он. – Командование пытается найти выход из складывающейся ситуации. Цепляется за любую возможность, какой бы фантастической она ни казалась. Поэтому нас сюда и направили. Мы ищем Коктейль.

– Что? – удивленно спросил капитан?лейтенант Зорянкин.

– Коктейль, – повторил громче Ларионов и, сделав над собой усилие, поднялся на ноги. – Племя, которое мы должны отыскать, разработало уникальную систему выживания. Командование поставило задачу выведать все их секреты. Особый интерес представляет Коктейль – неизвестная субстанция, которая, возможно, продлевает зараженным жизнь, дарит им дополнительно несколько лет до мутации.

– Ерунда какая?то, – возмутился Зорянкин. – Нам же всегда говорили, что лекарства не существует.

– Это не лекарство, – сказал Ларионов, недовольный тем, что его столь бесцеремонно перебили. – Это Коктейль.

– Откуда про него стало известно? – спросил Иосиф Сухалин. Он был в том же звании, что и Ларионов, а по возрасту старше лет на пятнадцать.

– Слухи ходили давно, – сказал Ларионов. – А полтора года тому назад наши разведчики наткнулись на одного представителя этого племени. Охотник по имени Нолей для перемещения по равнине и руслам замерзших рек использовал самодельный снежный буер. Вы представляете, что это такое? Дикари не могли создать подобную машину. Там парусное вооружение почти как на яхте – грот и стаксель! Руль! Ручной тормоз! И всем этим мог управлять один человек…

Ларионов покачал головой, вспоминая то чудо примитивной инженерии. Жаль, что восстановить разбитый буер не получилось – разведчики?зары оказались на это не способны; кое?что они потом все же притащили на базу, но значительная часть парусной машины так и осталась догнивать на речном берегу.

– Нолей преодолел шестьсот километров, прежде чем столкнулся с нашим отрядом. По его словам, он уходил и на тысячу километров от родного племени, отыскивая заброшенные деревни и собирая там то, что еще могло пригодиться… Знаете, какую добычу нашли в кормовом рундуке буера?

Ларионов оглядел товарищей, видя неподдельный интерес в их глазах. Объявил, торжествуя:

– Книги! Учебники по математике и физике. Определитель растений. И «Таинственный остров» Жюля Верна! Дикарь умел читать!

– Сколько ему лет? – спросил лейтенант Соколов.

– Двадцать четыре года. Или около того. Он точно не помнит. Но у них есть человек, которому исполнилось тридцать пять лет. И – внимание! – именно он варит Коктейль! Какое подозрительное совпадение, вы не находите?..

Капитан второго ранга Ларионов замолчал минут на пять, давая товарищам возможность осознать услышанное. Потом продолжил:

– Нам давно известно об этом племени. Это большое сообщество было организовано в том числе и военнослужащими. Один мичман довольно долго возглавлял его. А основные принципы выживания разработал капитан из неизвестной нам части особого назначения. Кажется, он был радиоразведчик. Кое?кто из нашего командования связывался с ним напрямую – когда мир только начал рушиться. Тогда эти люди предлагали нам присоединиться. Но планы изменились, и мы построили свое общество.

– Почему мы слышим об этом впервые? – спросил Зорянкин.

– Мы считали, что племя вымерло или одичало, как большинство заров. Но буер, книги… – Ларионов покачал головой. – Нолей рассказал нам много интересного, прежде чем понял, что подвергает опасности своих товарищей. Он замолчал, когда догадался, что мы собираемся навестить его племя. У них строгое табу на внешние контакты. Они закрылись от внешнего мира, забрались в глушь.

– Командование хочет, чтобы мы стали жить так же? – спросил Иосиф Сухалин. – Да лучше я прямо здесь сейчас же повешусь!

– Командование ищет новые способы выживать, – сухо сказал Ларионов. – Вы и без меня знаете, что с каждым годом нам все сложней поддерживать системы жизнеобеспечения на Базе. Да что там говорить! Много лет тому назад нам удалось ценой неимоверных усилий перезарядить реактор этого судна – но срок выходит, и второй раз сменить топливо мы уже, скорей всего, не сумеем. Техника ломается. Людей становится всё меньше. Еда достается нам трудней и трудней… Надо что?то менять, пока есть возможность… А Коктейль… Возможно, это то, что спасет нас.

– Я не верю, – шепнул Зорянкин.

– Мы должны проверить!

 

9

 

Провожать охотников вышла вся деревня – от мала до велика. Самые упорные тащились за отрядами километров пять, пока Максим Шуманов не наорал на них, велев возвращаться домой. А у Лосиного озера, болотистые берега которого густо поросли карликовыми березками, команды смазали обувь вонючей походной мазью и разделились: «северные» продолжили путь в сторону моря, а «западные» повернули к Зеленым скалам.

– Скоро встретимся, – пообещал Максим Шуманов своему товарищу Стасу Глебову, возглавившему отряд «западных».

Им предстояло разойтись на шестьдесят километров, а потом двинуться навстречу друг другу, попутно убивая как можно больше дичи. Добычу охотники волочили за собой, стараясь оставить заметный и не прерывающийся след – чем больше будет крови, тем лучше. Та, для кого этот след предназначался, должна была выйти по нему на оставленное угощение – туши животных, птицу и рыбу – всё, что мог сожрать голодный мутант. Перед охотниками стояли две задачи: накормить Ламию досыта, чтобы в конце месяца она опять легла в долгую спячку, и увести её как можно дальше от большой летней деревни, где сейчас собрались почти все члены общины.

В этом и заключалась Большая Охота.

– Вы проиграете, – уверенно заявил Стас Глебов.

Максим Шуманов улыбнулся:

– «Западные» выиграли только однажды, да и то потому, что их было в два раза больше.

– Вот увидишь, мы победим!

Каждая команда, участвующая в Большой Охоте, вела подсчет добычи, указывая места, где для Ламии были «накрыты столы». Прожорливая тварь шла от одного «стола» к другому, задерживаясь там тем дольше, чем больше для нее было приготовлено пищи.

А когда охотники возвращались в деревню, Совет подсчитывал количество дичи, скормленной мутанту, и объявлял победителей, в честь которых начинался праздник Окончания Охоты.

– Удачи вам, – сказал Максим Шуманов. – Но нас вам не обыграть…

 

10

 

Когда на палубу баржи поднялись четыре фигуры в глухих комбинезонах и масках, похожих на вытянутые морды мутантов, веселье прекратилось. Большинство моряков, помня вечную заповедь, что лучше держаться подальше от начальства и поближе к кухне, поспешили спрятаться. Зары, даже те, что успели напиться самогона, от Чистых добра не ждали, понимали, что за пропавшего пленника кому?то придется ответить. Так что гостей встречали всего?то дюжина человек – те, кто по долгу службы обязан был оставаться наверху.

– Кто старший? – глухо спросил один из Чистых, возможно, сам капитан Ларионов.

– Мичман Теребко. – Бородатый мужчина с близко посаженными глазами сделал шаг вперед и неловко козырнул.

– А, жив, Семёныч, – сказал ему Чистый. Похоже, это и в самом деле был Ларионов собственной персоной.

– Жив, вашими молитвами. Николай Иванович?

– Он самый! Узнал?

– Конечно. Чай, сколько лет в одном кубрике…

– Ну, не в одном, конечно…

Мичман Теребко двадцать шесть лет был Чистым, но заразился по глупости – в термокамере начал разоблачаться раньше времени, так как ему, видите ли, послышался звуковой сигнал, а красную сигнальную лампу он не разглядел из?за сильно запотевших стекол ребризера. Он, конечно, понял, что поспешил – но уже было поздно. Его отправили в казармы, командовать зарами, и он неплохо с этим справлялся, несмотря на солидный возраст.

– Что тут у вас, Семёныч? – спросил Ларионов. – Не рано праздновать начали?

– Первая команда к десантированию готова, ждет приказа, – пожал плечами Теребко. – Остальные расслабляются. Ребятам это нужно сейчас. Завтра все будут в форме – я прослежу.

– Смотри у меня! – пригрозил Ларионов, понимая, однако, что обреченные на скорую мутацию зары вряд ли воспримут всерьез его угрозы.

– А чем вызван столь высокий визит? – поинтересовался Теребко.

– Инспекция пришла, – сухо сказал Ларионов. И, чуть помолчав, добавил совсем другим голосом: – Хочется иногда размяться, Семёныч. А то сидим там, как в бочке. На мир через перископ смотрим.

– Понимаю. – Теребко кивнул.

Вид бухты действительно был красив: обрывистый берег с одной стороны, каменистый пляж и темный лес вдалеке – с другой; на фигурной скале, похожей на пингвина, – останки старого навигационного знака.

– Вы пленника давайте сюда, – сказал Ларионов. – Хочу лично допросить.

Теребко почесал в затылке и, виновато опустив голову, развел руками.

– А вот тут у нас проблема, Николай Иванович.

– Что такое? Помер? Мутировал?

– Если бы… Сбежал.

– Что?!!

– Так точно – сбежал, гаденыш.

Даже сквозь стекла ребризера было видно, как Ларионов вытаращил глаза.

– Как это случилось? Кто виноват?

– Виноватый уже наказан, – поспешил доложить Теребко. – Убит.

– Убит?!

– Так точно. Этот чукча как?то порвал веревки, выхватил у охранника клинок и заколол его. А потом сиганул прямо в море. Он, похоже, долго к этому готовился. Попросил охрану принести ему еды, пить требовал, угрожал, что вам будет жаловаться, разговорами нас отвлекал.

– Вот как, – проговорил капитан Ларионов и обернулся к сопровождавшим его офицерам.

– Я же говорю – стадо, – сказал он. И вдруг, развернувшись, подался вперед и резко выкинул руку, ударив Теребко в лицо. Мичман схватился за разбитые губы, но тут же выпрямился, застыл по стойке «смирно», стеклянным взглядом уставившись в пространство перед собой. Кровь капала ему на грудь.

– Когда это случилось?! – зарычал Ларионов. – Почему не доложили сразу?!

– Не было возможности. Кабель порвался еще вчера.

– Надо было придумать что?нибудь!

– Мы решили, что он все равно утонул.

– Стал бы он прыгать, если бы не был уверен, что выплывет?! Вы, дебилы, упустили единственного проводника! Теперь сами будете землю рыть!

– А может, его еще можно вернуть? Мы его, наверное, опередили. Вдруг да получится перехватить? Он же к своим, наверное, пойдет?

Капитан Ларионов приблизился к мичману Теребко вплотную – лицом к лицу; заглянул в его блеклые глаза через стекла маски.

– Сейчас же соберите три группы, – сказал он, шипя по?змеиному. – Беглеца – найти и вернуть. Во что бы то ни стало. Ясно?

– Так точно!

– Чтобы через полчаса уже на берегу были!

– Слушаюсь!

– Слажаешь – под трибунал пойдешь! Сортиры драить будешь, пока не мутируешь. Ясно?!

– Сделаем всё возможное.

– И невозможное!

– Так точно…

Мичман еще шагу не успел ступить, головы не повернул, а главная корабельная рында уже тревожно залязгала, призывая команду. Кто?то свистнул, кто?то крикнул – и через пару минут уже каждому на борту было известно новое распоряжение начальства.

– Идем на берег! Будем ловить чукчу!

 

11

 

– Тая, расскажи нам про Ламию, – попросил семилетний Боря Долматовский и подвинулся поближе к очагу.

– Опять? – нахмурилась девушка. Ей сегодня поручили опекать соседских малышей, и она очень устала. Больше всего на свете Тая хотела бы сейчас лечь на свою койку, укрыться мягкой выделанной шкурой и крепко уснуть, забыв все переживания, освободив голову от мыслей и сомнений.

– Расскажи что?нибудь новое, – сказал Боря. – Но обязательно про Ламию!

– Ну хорошо…

Было уже поздно, но на улице только начали сгущаться сумерки. За стенами яранги пофыркивали и переступали копытами олени, пасущиеся в близком загоне. Звенели комары. Слышались людские голоса – после праздника скопилось много дел, так что спать было некогда.

– Однажды старый и опытный охотник, которого все звали Сигом, отправился к морю, – начала свой рассказ Тая.

– А сколько ему было лет? – спросила пятилетняя Медина, черноволосая низкородка, на удивление сообразительная для своих лет и своего статуса.

– Тридцать, – ответила Тая.

Дети восхищенно выдохнули. Глаза их засветились неподдельным интересом.

– Ламия его съест? – спросил Петя Чуб, самый старший из собравшихся здесь детей.

– А вы слушайте, – сказала Тая. – И всё узнаете.

Она выдержала паузу, помешала в очаге угли и продолжила рассказ:

– Пять дней и ночей шел охотник, но ему не везло: все звери словно попрятались. Не было их в тундре, не было в лесу. Не было у озера и не было на берегу реки. Даже птицы куда?то пропали. Только два черных ворона преследовали охотника, каркая с высоты. В конце пятого дня нашел он старую избушку с крохотным окошком около крепкой двери. Зашел внутрь, осмотрелся и решил тут переночевать. Развел огонь в маленькой печке, приготовил поесть, перекусил и сразу лег спать, потому что сильно устал. А ночью вдруг слышит: у?у?у! Кто это там?

– Волк! – догадалась Медина.

Тая кивнула:

– Огромный черный волк вышел из леса. А с ним еще один. И еще. Целая стая голодных волков окружила избушку. Подошел Сиг к двери, выглянул в окошко – темно, ничего не видно. Стал он ждать утра. Ждал?ждал, вдруг слышит: у?ар! у?ар! Кто это там?

– Медведь! – выкрикнул Боря.

– Точно! Огромный черный медведь вышел из леса. Волки бросились на него, чтобы отогнать от избушки, где был человек. Но оголодавший медведь одному сломал спину, другому голову раздавил, третьего пополам разорвал. И сел у порога, чуя запах ужина и человеческого мяса.

– Страшно, – пискнула Зоя, до этого дремавшая в теплом пологе яранги, а теперь проснувшаяся.

– Стало светать. Выглянул Сиг в окошко, увидел медведя, прицелился в зверя из ружья – а патронов?то всего пять штук у него! И вдруг слышит – хрусь! хрусь! – по лесу кто?то большой и тяжелый идет, ветки ломает, кусты колышет.

– Ламия?! – предположил Петя Чуб.

Тая покачала головой:

– Обычный мутант из болота выбрался, почуял волчью кровь и медвежий запах, идет за добычей. Медведь на дыбы поднялся, зарычал. Стали они бороться, да так, что избушка того и гляди развалится. То в одного целится Сиг, то в другого – не знает, кто победит, а патронов ему жалко. Вот и ждет. Но заломал мут медведя, шкуру с него содрал, горло перегрыз. А как почуял запах человечины, подступил к двери, толкнул её. Сиг перепугался, дверь держит, знает, что мута убить только в голову или в сердце можно, а попробуй попади, если он на тебя с такого близкого расстояния бросится. И вдруг слышит – хрясь! бух! бах! – в лесу деревья трещат, ломаются, падают. Опять кто?то идет к избушке!

– Ламия!

– Точно! Высунулась из кустов: вроде маленькая. А потянулась – выросла выше избушки. Повернулась – вроде неповоротливая. А увидела двух воронов на сосне – хвать! – обоих сцапала, в бездонную пасть сунула, с перьями сжевала. Зарычал мут, увидев соперницу, кинулся на нее. А Ламия когтем его ткнула, да сразу и располовинила. Увидел это охотник, задрожал. Прицелился Ламии в голову, выстрелил – бах! – а пуля от головы отскочила. Прицелился второй раз лучше – прямо в глаз. Бах! Ламия ручищей махнула, пулю как слепня поймала, разглядела, расплющила да и выкинула. Всего три патрона у охотника осталось…

Дети затаили дыхание, слушая Таю. Она поднялась, сняла с крюка котелок с чаем, налила себе в глиняную чашку, выпила, откашлялась.

– А что дальше? – спросил Боря Долматовский.

– Может, завтра рассказать? – засомневалась Тая. – Поздно уже. Спать скоро. Напугаетесь еще, сны плохие увидите.

– Нет, нет, не напугаемся! – зашумели дети. – Не надо завтра. Сейчас расскажи! Пожалуйста!

– Ну ладно…

Тая повесила котелок на место, бросила на угли горсть хвои, чтобы чуть освежить воздух в яранге, и вернулась на место.

– Почуяла, значит, Ламия человека в избушке. Подошла, тронула бревенчатую стену – да так, что венец от венца оторвался. Сиг выстрелил опять, в сердце её целясь – но пуля в волосах и шерсти запуталась, застряла. Тогда схватил он котелок с горячей похлебкой, бросил в Ламию, попал точно в рыло. Облизнулась она, избушку оставила, стала с земли похлебку слизывать. Понял Сиг, что надо чем?то отвлечь Ламию, чтобы она избу не ломала. Раскрошил лепешку, женой перед походом испеченную, кинул в траву. Стала Ламия на четвереньках ползать, крошки собирать. Страшно хочется ей человечьей еды! Ведь раньше была она человеком. Потому, наверное, и человеческого мяса ей тоже хочется… Час прошел – съела Ламия все хлебные крошки. Уже вечереет. Ищет Сиг, чем бы еще Ламию отвлечь: вывернул свой мешок, кинул в окно вяленую оленину, потом рыбу. Надеется, что, когда ночь настанет, выберется он из избушки и сбежит. Целых два патрона у него еще осталось! Может, можно еще спастись. Кормит Сиг Ламию и не замечает, как она растет. Волков разорванных проглотила, пока хлебные крошки подъедала. Медведя сожрала. От мутанта даже косточек не оставила. И чем больше она ест, тем сильней её голод становится. Кинул ей Сиг корешков в меду – и больше ничего у него не осталось. Проглотила их Ламия, взялась лапами за крышу – вот?вот оторвет, достанет охотника из домушки и проглотит. Что делать?то?..

Тая обвела взглядом слушателей. Те жались друг к другу. Представляли, наверное, себя на месте Сига – в сумеречном лесу, в избушке, вокруг которой бродит ненасытная Ламия.

– Вынул охотник острый нож, – сказала Тая. – Отрезал себе мизинец на левой руке, разрезал его на три части и выбросил в окошко. Почуяла Ламия свежую кровь, бросилась к свежему угощению. Вот и еще на минуту дольше прожил охотник. А на улице темнеет: то ли ночь подходит, то ли это Ламия свет закрывает. Отрезал охотник себе еще один палец – безымянный. – Тая показала детям свою руку, подогнув два пальца. – Раздул в печи угли, прижег раны. Всё ждет, когда Ламия отвлечется, когда, наконец, ночь наступит, чтобы попробовать убежать. А Ламии всё мало – вот?вот раскатает она избушку по бревнышку. Отхватил Сиг все пальцы на левой руке. Потом кусок мяса из ноги вырезал, покрошил и выбросил. Так и кормил Ламию, от себя по кусочку отрезая. Совсем темно стало. Пропала Ламия, не видно её, только чавкает что?то и хлюпает – то справа, то слева, то наверху. Вырезал охотник последний кусок – самый большой, самый сочный. Прижег рану. Встал, качаясь, постанывая от боли. Шагнул к двери, чуть её приоткрыл и что было сил швырнул мясо в темноту. Пусть, думает, Ламия отвлечется, а я как раз от нее и сбегу. Выждал немного, высунул руку без пальцев на улицу – всё равно проку от нее теперь немного. А потом и сам выглянул. Ничего не увидел – тьма?тьмущая. Осторожно из избушки выбрался да и покрался куда глаза глядят. И странно ему – под ногами вроде хлюпает что?то, а сверху капает. Леса не слышно. И запах стоит тяжелый – аж дыхание спирает. Уткнулся Сиг руками во что?то скользкое, теплое и мягкое – понять не может, что это такое. Идти надо, а не получается. Щупал он, щупал преграду, потом не выдержал: достал кресало, высек искры. И увидел…

Тая замолчала, округлив глаза. Дети, глядя на нее, аж дышать перестали.

– И увидел Сиг, что находится он в брюхе Ламии. Сам он её выкормил, и стала она такой огромной, что проглотила его вместе с избушкой.

Завершив рассказ, Тая выглянула на улицу. Обрадовалась, увидев небольшую группу взрослых, направляющихся к её жилищу: это шли родители и опекуны детей. Малышам давно пора было спать. Только уснут ли они после такой сказки? Хорошо тем, кто вместе с родителями живет. Но таких мало. Большая часть детей спит в отдельно стоящих интернатах – небольших крепких бараках, куда взрослые могут заходить только днем. Дети?то не мутируют, пока не вырастут. Потому им и на сон можно не привязываться, и жить они могут большим коллективом. Плохо только, что за коллективом этим пригляд небольшой. А ну как ночью ребята постарше надумают малышей стращать?

– Узнаю, что пугаете друг друга, – пригрозила Тая, – уши надеру! И никаких тогда больше сказок!

Дети расходились тихо. Тая провожала каждого, стоя у двери, каждому вручала сладкую ягодку. Медине Сагамовой досталась малина. Девочка взяла угощение, подняла черные глаза на Таю и тихо – едва слышно – сказала:

– А ведь мой папа тоже Ламию кормит…

 

12

 

Тагиру Сагамову выпало стоять первым в дальнем дозоре. Он был этому даже рад – всё равно не спалось. Он много думал: о Ламии, о Большой Охоте, о товарищах, о третьей жене и, конечно же, о любимой дочке.

Медина у них была единственным ребенком. Да и её могло не быть: Тагир был низкород, как и его жена, разрешение завести детей они получили бы, только если б дожили до двадцати трех лет. Но уж так вышло, что Таня забеременела без одобрения Совета. И девочка родилась здоровая, умная, жизнерадостная – ни у кого не повернется язык её «выродком» назвать. Сам Борис Юдин, лично познакомившись с малышкой, разрешил ей посещать школу. Может, он видел в ней что?то особенное? Бывает же изредка такое, что дети низкородных родителей после совершеннолетия живут и восемь лет. И десять.

Может, и Медина проживет достаточно, чтобы ей разрешили завести своих детей? Хорошо бы! Тогда можно не беспокоиться, что род Сагамовых исчез с лица планеты, что не будет больше в мире людей, в чьих жилах текла бы его кровь.

Его и его предков…

– Не спишь? – негромко окликнули его из кустов.

– Зачем обижаешь, командир?

Тагир спустился с дерева, где на высоте трех метров было свито подобие гнезда – небольшой настил, сделанный из сучьев и гибких ветвей. Работы там было на полчаса, зато с такого наблюдательного пункта округа виделась лучше, да и сам дозорный на виду не маячил.

– Обход раз в полтора часа, – напомнил Стас Глебов, предводитель «западных». – Часы работают?

Тагир посмотрел на запястье. Часы были не его – общие. Собственность отряда. Секундная стрелка двигалась, и Тагир кивнул:

– Работают.

Небо было чистое, поэтому Тагир вполне мог ориентироваться по звездам – это не так сложно, как кажется. Даже низкородов учат, как узнавать время по небесным светилам, как определять стороны света – это нужное знание, понятное. А вот всякой математике, электрике и прочей механике учат тех, кто способней и кто проживет дольше. Эти науки похитрей, не каждому они даются, зато они позволяют строить разные интересные штуки: снежные и ледовые буеры, например, или, скажем, насосы, работающие от ветра.

Стас ушел, и Тагир опять забрался на помост. Здесь он чувствовал себя в безопасности, хоть и понимал, что чувство это мнимое – если рядом окажется мутант, то он легко обнаружит прячущегося человека и вмиг заскочит на крону дерева. Что уж говорить о Ламии? Она дерево, наверное, просто переломит.

Впрочем, мутанты редко здесь появлялись. Слишком короткое лето и слишком длинная зима – не самые удобные для них условия. И еды не так много. Да и болота здешние – как ловушки; сколько мутов в них, топких и бездонных, потонуло? – да тыщи, наверное, если не мильоны! А вот если взять самый быстрый снежный буер и отправиться от зимних стойбищ на юг, то на третий день путешествия попадешь в местность, где мутантов – как лосиных вшей в молодом березняке. А уж летом, да если особенно оно выдалось влажное, – муты там кишат просто. Поэтому на юг никто не ходит. На север – можно. На запад – можно, если не очень далеко. И на восток тоже можно. Но на юг – ни?ни!..

Тагир поднял руку к небу, вспомнив заветы Степана Рыбникова и слова Кодекса, наставляющие держаться севера.

Самый страшный мут – это, конечно, Ламия. Никто не знает, откуда она появилась. Вроде всегда здесь была. И повадки у нее необычные: большую часть времени она спит в своей берлоге, которая неизвестно где находится. А раз в три года она пробуждается и отправляется на поиски еды. Никто не знает, как выглядит Ламия. Потому что нет таких людей, кто увидел бы её, разглядел и выжил бы.

Конечно, некоторые охотники видели Ламию издалека. Только они рассказывают разное, и потому веры им нет. Кто?то говорит, что Ламия похожа на гигантского медведя. Кто?то утверждает, будто у Ламии щупальца, как у спрута из учебника биологии, и крабьи клешни. Одни утверждают, будто Ламия пяти метров в высоту, а кто?то клянется, что она не такая уж и большая – всего на голову выше высокого человека.

Мало что известно про Ламию.

Известно, что другие мутанты её боятся.

Известно, что она любит всё человеческое: еду, запахи, мясо.

Известно, что убить Ламию нельзя. Верней сказать, неизвестно, как её можно убить.

Зато известно, как от нее защищаться: увести от деревни подальше, приманивая кровавым следом, и накормить досыта…

Что?то треснуло в далеких кустах. Тагир насторожился.

Было темно, разглядеть что?либо не получалось. Зато звук хорошо слышался: вроде, сопел кто?то громко, часто и тяжело. И – вот опять! – ветки под ногами ломались.

Тагир замер, вцепившись в деревянный самострел, выданный ему перед заступлением на пост, – такие одноразовые самоделки могли заменить нормальное ружье. Вроде бы каменной пулей, пущенной из подобного орудия, можно было свалить медведя. Ну, напугать – точно. Дозорным их, впрочем, выдавали не для того, чтобы кого?то убить, а потому, что выстрел их был далеко слышен и хорошо заметен – некачественный самодельный порох выплескивался огненным фонтаном метра на три вперед. Некоторые шутники даже утверждали, что именно огненное жало поражает цель, а пуля для самострела не нужна вовсе, она просто не позволяет пороху высыпаться из дула раньше времени.

Медленно, стараясь не дышать, Тагир поднял тяжелое орудие и прицелился в сторону кустов.

Случалось, что деревянный ствол, обвязанный проволокой, разрывался и калечил стрелка.

Какая?то неясная фигура вышла из зарослей. Остановилась во тьме, озираясь, словно прислушиваясь к чему?то. А потом, низко пригнувшись, быстро побежала в сторону леса – примерно в том направлении, где находилась деревня.

Кто это был? Мутант? Не похоже.

Человек? Чужак? Откуда бы?!

Наверное, кто?то из своих. Но почему здесь? Почему так далеко от дома?

Тагир посмотрел на часы. Начинать обход было рано. Да и нужно ли теперь? Надо немедленно всё рассказать Стасу, а уж он пусть решает, что делать дальше и кем может быть эта фигура.

Тагир спустил ноги с навеса, готовясь привычно скользнуть по ветвям вниз, как вдруг до ушей его донесся новый, пока еще чуть слышимый шум. Кто?то мог бы решить, что это просто кровь прилила к голове. Но Тагир был низкород, и он больше привык доверять не уму, а чувствам и предчувствиям.

Острое чувство опасности заставило его вернуться на помост и залечь там.

Через пару минут он уже разбирал человеческие голоса.

Кто?то ломился напропалую, не боясь быть обнаруженным. Их было много – человек семь, может даже больше. Наверное, они были хорошо вооружены, раз не думали скрываться.

Теперь Тагир не сомневался – фигура, которая вышла из кустов и скрылась в лесу, убегала от этих людей.

А они её преследовали.

 

13

 

Мичман Теребко отставал. Пыхтел, пыжился, выбивался из сил, пытаясь нагнать оторвавшихся товарищей.

– Держись, Семёныч! – весело окликнул его Егор Шмаков, прозванный Кальмаром за то, что имел бледный вид и выпученные круглые глаза. – Быстрей давай! Быстрей! Волк! Волк нагоняет!

Он захохотал, видя, как старик Теребко неловко оглядывается.

Несмотря на всё напускное веселье, душа Кальмара была черна. Он чертовски разозлился, когда узнал, что рыжий Бобёр – Ромка Бобров – был зарезан узкоглазым пленником, сбежавшим с палубы корабля. Лучше друга, чем Бобёр, у Кальмара не было. Шутка ли – двенадцать лет знакомы! Жили в одном блоке, из одной миски, случалось, ели, ложку друг другу передавали.

Поди найди такого друга, чтобы из общей миски кусок пожирней не урвал!

Кальмар, как только узнал, что на сбежавшего пленника объявлена охота, сам вызвался первым идти на незнакомый берег. Другие?то остерегались поначалу – места чужие, может, мутанты где таятся или звери дикие, – а Кальмара ничто не пугало. Он и с лодки в прибой первый спрыгнул, ничуть не боясь, что кучи тины и водорослей могут ожить, приняв облик оголодавших мутов.

Всего в облаве участвовал двадцать один человек. Мичман организовал из них три группы. Поначалу все они двигались навстречу беглецу – вряд ли тот мог обогнать идущую на буксире баржу, значит, и ловить его надо было где?то позади. Но уже в первый день облавы один из отрядов нашел ночную стоянку беглеца: угли кострища были еще теплые, изрядная кучка птичьих костей подсказывала, что голод пленника более не мучит, а одного взгляда на небольшой уютный шалаш было достаточно, чтобы понять, что пленник отдыхал в комфорте, а значит, сил у него много и преследование может затянуться.

Кальмар тогда оценил место, где устроил свою ночевку беглец: с одной стороны стеной стоял камыш, с другой росли сухие колючие кусты, чьи ветки ломались с громким треском. Любого, кто попытался бы сюда подойти, можно было услышать издалека.

– Умеют эти дикари устроиться, – сказал Кальмар мичману Теребко – тот, привалившись к стене шалаша, перематывал сбившиеся портянки.

– Завидуешь?

– Есть немного. Они к жизни лучше нас приспособились. Мы?то прикипели к казармам да складам, больше ничего не видим, не умеем, Чистых слушаемся. А они – вольные птицы.

– Ничего. Скоро поймаем эту вольную птицу. И в клетку!

Кальмар не стал говорить, что у него на беглеца есть свои планы…

Нагнали они его совсем недалеко от бухты, где стояли подводная лодка и баржа, больше похожая на плавучий поселок. Кто?то – кажется, это был Витька Бамбук из второй группы – заметил свежие следы на илистом берегу ручейка, а потом и разглядел вдалеке фигурку беглеца за секунду до того, как она исчезла на гребне каменистого кряжа, поросшего низкими кривыми сосенками.

Кальмар тоже видел Нолея – уже в конце этого же дня. Солнце как раз коснулось краем горизонта, когда беглец пересек равнинный участок, поросший мхом и низкой травой, и нырнул в лес.

– Вижу его! Вижу! – заорал Кальмар и кинулся напрямик, забыв о товарищах. Почти сразу он увяз в болоте. Пока друзья вытаскивали его, он успел изрядно нахлебаться гнилой воды. Это немного привело Кальмара в чувство, и он, переобуваясь, взялся расспрашивать мичмана о том, зачем им нужен Нолей.

– Он покажет дорогу к своему племени, – терпеливо объяснял Теребко. – Тут болота кругом, да и вообще местность сложная. Сами мы их можем не найти. А если и найдем, то, скорей всего, прежде себя обнаружим. Чистые же хотят, чтобы наше появление было внезапным.

– Зачем вообще Чистым понадобились дикие зары?

– Это не нашего ума дело.

– И все же?

– По слухам, они ищут лекарство.

– Да ну? А я слышал, будто лекарство надо искать в каком?то Готланде.

Теребко удивленно покосился на Кальмара:

– Ну… – Мичман замялся, не зная, можно ли вообще сейчас говорить об этом. – На Готланде есть несколько наших людей… Но там всё очень сложно…

– Понятно, – сказал Кальмар.

Да плевать ему было на лекарство! Не верил он, что оно вообще когда?либо существовало. Весь этот разговор Кальмар завел от скуки. Да еще ради того, чтобы оценить, как отреагирует большое начальство, когда в скором времени узнает, что один из заров – сам Кальмар – выпустил Нолею кишки, привязал их к дереву да заставил бегать кругами, наматывая кровавые потроха на ствол.

Он ухмыльнулся, представив такую картину.

– Где ты его видел? – спросил Теребко, и Кальмар не сразу понял, что мичман спрашивает его о беглеце.

– Да вон там. – Он махнул рукой. – В лес он забежал.

– Говорю же, не уйти ему от нас! – сказал Теребко и сплюнул на землю.

– Точно, – подтвердил Кальмар, думая о своем.

Потом они бежали всю ночь, чуя, что беглец совсем рядом: то след на пути попадался, то сломанная веточка, то взмученная лужа. Быстро двигаться не получалось – слишком темно было. Но и Нолей, похоже, уже устал, и расстояние между ним и преследователями постепенно сокращалось. Он, похоже, давно почуял облаву. Привалов больше не делал, огня не разводил.

В редком лесу мичман Теребко подвернул ногу. После этого он и стал отставать.

К тому моменту три команды уже успели объединиться. Они прочесывали местность, развернувшись цепью. Теребко был слабым звеном, поэтому его поставили на левый край, а Кальмару велели за ним приглядывать.

– Давай, Семёныч, давай! – покрикивал тот, оглядываясь через плечо. – Одни с тобой скоро останемся.

Беглец был совсем рядом. Кальмар был уверен, что остановись они все дружно на минуту, и можно будет слышать треск веток и шумное дыхание загнанного Нолея.

В какой?то момент Теребко вдруг исчез. Кальмар оглянулся – мичмана нигде не было.

– Эй, Семёныч…

Слабый стон раздался из кустов.

Кальмар решил, что старый мичман в очередной раз запнулся, и, ругаясь, полез в заросли. Но только он сунул голову в какой?то колючий куст, как в лицо ему уставилось нечто блестящее и очень острое, а тихий, неизвестно кому принадлежащий голос сдержанно произнес:

– Не шевелись, чужак, или я тебе глаз выткну.

– Хорошо, – так же тихо ответил Кальмар. И, резко подавшись в сторону, вдруг заорал во всю глотку:

– Засада!

 

14

 

На ночлег команда «северных» устроилась на плоской макушке высокого утеса, в незапамятные времена прозванного Зубом Йохеля. Что это был за Йохель и что случилось с его зубом – никто не помнил. Но охотники хорошо знали и любили это место, тем более что видно его было издалека, а значит, и найти его было несложно.

Подниматься на Зуб Йохеля участникам Большой Охоты пришлось почти час. Зато ночью здесь они чувствовали себя в полной безопасности, выставив всего двух дозорных – один приглядывал за чуть заметной извилистой и крутой тропкой, другой дежурил на выступающем мысе, откуда днем открывался отличный вид на многие?многие километры вокруг. Остальные члены отряда могли расслабиться и как следует отдохнуть. Следующие дни обещали быть тяжелыми, и неизвестно было, как скоро охотникам удастся вот так же беззаботно провести вечер и ночь.

Федька Гуров, сидя у костра, жарил над огнем грудку недавно подбитой утки. На свежее угощение никто не претендовал, запасов пока хватало у каждого, да и общий ужин получился плотный: юшка из вяленой рыбы и сушеных грибов, каша на воде, слащенная мёдом и ягодами, хлеб с чесноком. Охотники, осоловелые от обильной еды, вели негромкие разговоры. Кое?кто уже изготовился спать: спутал себе руки и ноги на случай, если ночью с ним случится мутация, привязал длинный конец веревки к подходящему деревцу или камню – чтобы не сбежать в обличии мута.

Федька спать не собирался. Ему всё было в новинку, и он с интересом прислушивался к речам товарищей. Вмешиваться в беседы благородов он стеснялся, хоть они его не чурались и держались с ним как с равным – не то что в деревне.

– Завтра направимся прямиком на первую базу, – говорил Максим Шуманов, заложив руки за голову и глядя в звездное небо. Первой базой именовалась крайняя точка, откуда «северные» должны были начать сходиться с группой «западных». Располагалась она в километре от морского берега и представляла собой круглую ровную площадку, выложенную камнями, – здесь для Ламии накрывали первый «стол»; на угощение шло обычно мясо мутанта, убитого в деревне во время традиционного праздника, – «первая жертва, наша плоть, наш родич».

– Думаешь, поспеем? – засомневался Вова Самарский, старательно натирая обувь походной мазью.

– Постараемся. Чем раньше начнем, тем больше времени на охоту будет.

– Так?то оно так, – Вова Самарский почесал кончик носа, оставив на нем черное пятно. – Только на охоту силы нужны. А ну как выдохнемся раньше времени? «Западные» к своей первой базе дня через два придут, вряд ли раньше.

– Отдыхать будем, когда вернемся в деревню, – сказал Максим. – Верно я говорю, мужики?

Охотники недружным мычанием выразили согласие с предводителем. И даже собаки, лежащие в стороне, будто поняли смысл сказанного, приподняли головы и заворчали.

– Тихо, тихо, – успокоил их Гоша Ермолов – второй низкород в команде «северных». Он не отличался ни умом, ни силой. Его ценили за умение обращаться с собаками. Псы маленького Гошу обожали. Даже самые недружелюбные и злобные кобели валились на бок и, задрав лапы, подставляли пузо, стоило Гоше пощелкать языком и хлопнуть ладонью по бедру.

– Значит, решено, – подвел итог Максим Шуманов. – Завтра нам предстоит большой переход. На охоту отвлекаться не будем, тем более что мяса на корм в этот раз у нас достаточно.

Он кивнул в сторону кривой березки, в яме у корней которой лежал большой тюк – останки Севы Лодочника, зашитые в оленью шкуру. Гриша Карпенко достался группе «западных» – это решил жребий. Мясо убитого мута еще не успело испортиться. Но через день?другой оно начнет подванивать и сочиться противной жижей. Ламия и таким угощением не побрезгует, но тащить на жердях смердящий груз – сомнительное удовольствие, вот и еще один повод поспешить на первую базу.

Охотники заговорили о повадках диких зверей. Федька с интересом слушал – кое?что даже для него было в новинку. Потом тема незаметно сменилась – начали обсуждать ловушки, делиться опытом.

Иван Рыбников, собрав несколько веточек и камушков, принялся мастерить действующую модель какой?то хитрой системы, предназначенной для ловли хищного зверя. Федька подвинулся ближе, чтобы лучше видеть.

– Приманку кладем здесь, – объяснял Иван. – Взводим сторожок… А зверь… – Он закрутил головой, высматривая какой?нибудь предмет, который мог бы изобразить хищника.

– Вот! – Федька сунул руку в карман, вытащил заячью лапку.

– Отлично! – Иван взял подношение, решив сначала, что это просто кусочек меха. – Зверь заходит так…

Округлый камушек упал, перекрыв воображаемой добыче путь к отступлению, и в тот миг сверху на мягкую лапку свалилась и толстая веточка – «бревно» раздавило «зверя».

– Сам придумал? – одобрительно сказал Максим Шуманов. – В школе такой схемы не показывали.

– Сам, – сказал Иван и протянул Федьке заячью лапку.

– Ого! – ухмыльнулся Геннадий Сапин. Он был молод в сравнении с остальными благородами отряда – ему только недавно исполнилось семнадцать. Точно в день своего рождения он сыграл свадьбу с Марьяной Самарской. А до этого Геннадий почти пять месяцев таскал в кармане точно такую же лапку, подаренную невестой.

– Да ты никак жениться удумал? – спросил он в лоб. – На ком?

– На Тае, – ответил Федька и тут же понял, что сболтнул лишнее. Он испуганно взглянул на Вову Самарского – тот пучил глаза.

– На Тае? – удивился Геннадий. – Погоди! А как же…

Все посмотрели на Ивана.

Он был бледный и какой?то пришибленный – будто это на него обрушилась звериная ловушка.

– Я не хотел, – заюлил Федька, понимая, что лучше бы ему сейчас заткнуться. Но оправдания так и рвались наружу:

– Она сама! Честное слово! Мы дружили просто! Мы же соседи…

Он смотрел на Ивана. Тот, раздувая щеки, крепко сцепил ладони – он словно удерживал сам себя. Лицо его постепенно краснело, а глаза словно выгорали.

Стало тихо. Все ждали, что теперь будет. И только Вова Самарский, вздохнув, негромко сказал:

– Беги, Федька. Беги.

На далекий хлопок поначалу даже никто не обратил внимания. И лишь когда высоко над лесом зависла, разгораясь, яркая алая звезда, Максим Шуманов резко встал, толкнул Федьку в тень, крепко взял Ивана под руку и спросил:

– А это что за хреновина?

Звезда медленно плыла над черным лесом, опускалась вниз, освещая макушки елей.

– Там «западные», – сказал Геннадий Салин.

– Похоже, там есть кто?то еще, – пробормотал Гоша Ермолов, глядя на собак, а не на далекий снижающийся огонек.

– Всё пошло не так, – вдруг высказался мрачный Эдик Бабуров. – С самого начала, когда вырвался Сева Лодочник и его просто убили вместо того, чтобы всё сделать по правилам.

– Заткнись, – сказал Максим.

Но Эдик и не думал молчать.

– Дальше всё будет только хуже, – размеренно проговорил он, качая головой. – Кодекс не соблюдался. Ритуал был нарушен. Жертва – отвергнута… Всё с самого начала пошло не так. Дальше будет только хуже.

Максим Шуманов посмотрел на своих людей. Они не на шутку встревожились, некоторые даже выглядели напуганными. И понятно почему: в деревне многие считали, что Эдик наделён даром предвидения. Он всегда был немногословен – по малолетству его даже числили глухонемым. Но уж если он начинал говорить, то чуть ли не каждое его слово воспринималось окружающими как пророчество. Ходили слухи, будто бы его бабка родила всех детей не от мужа, а от шамана, который пытался лечить бесплодие этой пары.

Охотники как загипнотизированные уставились на крохотную, гаснущую в ночи пылинку, словно это был глаз неведомого чудовища.

И только Федька Гуров и Иван Рыбников смотрели друг на друга.

 

15

 

Сигнальную ракету пустил Витька Бамбук. Зря он, конечно, это сделал – не было в том никакой необходимости. Достаточно было и вопля Кальмара – его услышали почти все, а те немногие, кто не разобрал предупреждение о засаде, через пару секунд уже всё знали от соседей.

– Мичмана взяли в плен!

– Кто?!

– Дикари!

Всего несколько минут понадобилось, чтобы растянувшиеся цепью моряки сгруппировались в месте, наиболее пригодном для круговой обороны. Рядовые бойцы залегли, тревожно вглядываясь в ночную темь. Командиры подразделений, оценив обстановку, каждому назначили сектор обстрела, определили зону ответственности.

– А что с Кальмаром? Это же он кричал?

– Он! Здесь Кальмар!

– Тут я, тут. Успел смыться.

– Что там?

– Да не понял я! Мне чуть башку не проткнули пикой какой?то! Повезло, увернулся. Вон, глянь – царапнули. Еще чуть – и лишился бы глаза.

Вообще?то царапину оставил острый сук, на который Кальмар наткнулся, когда убегал. Только нужно ли об этом знать товарищам?

– Так ты видел дикарей?то?

– Слышал. Говор у них такой странный.

– И где они?

– Да тут, наверное… Чёрт, ничего не видно в этих зарослях! Вот вляпались, а?

Сигнальная ракета погасла. Витька хотел пустить еще одну; он, похоже, думал, что дикари разбегутся, увидев такое чудо. Но Толик Гитарист отвесил Витьке подзатыльник и отобрал ракетницу.

– Не демаскируй, дебил!

– Сам дебил, – огрызнулся Витька.

– Заткнитесь там! – рявкнул командир первого отделения Кира Баламут. Он был один из немногих, кто реально уважал военных из подлодки – Чистых или тех, кто недавно был Чистым – как мичман Теребко, например. Баламуту действительно нравилось всё военное, он штудировал Устав и частенько приставал к немногочисленным старшим товарищам, упрашивая их рассказать об армейских порядках давно минувших дней. Такие люди, как Кира, многого добивались – если не превращались в мутов раньше времени. Чистым нужны были командиры, чтобы управлять живущими в казармах зарами. Поэтому они всячески поддерживали лояльных к ним заров, а особенно тех, кто пытался жить по Уставу.

Убедившись, что вокруг тихо, а мичман Теребко, возглавляющий наземную операцию, не показывается, Кира Баламут решил взять командование на себя. Об этом он и провозгласил громко, ожидая, что кто?нибудь опротестует такое решение. Однако желающих поспорить не нашлось. И осмелевший Кира отдал первый приказ:

– Кальмар! Гитарист! Мутный! Двигайтесь к кустам, где видели дикарей. Стрелять только в крайнем случае. Попробуем выйти на контакт.

– Да еще чего, – сказал Лёха Мутный. – Мне и тут неплохо. – Он устроился в ямке за трухлявым пнем. Мягкий мох немного пружинил, словно хороший матрас, – так и тянуло прилечь.

– Под трибунал отдам, Мутный! – пригрозил Баламут. Это подействовало: три бойца поднялись и короткими перебежками, прикрывая друг друга – как их не раз учили на полигоне за казармами, – двинулись к черным кустам, от которых совсем недавно бежал поцарапанный Кальмар…

 

16

 

Тагир Сагамов оставил свой пост, когда понял, что неизвестно откуда появившиеся чужаки могут выйти к ночной стоянке «западных». Возможно, ему следовало предупредить товарищей выстрелом. Но он решил пока не делать этого, так как еще надеялся, что чужой отряд пройдет мимо, не заметив расположившихся на привал охотников. Тогда можно будет втихую всех поднять и, зайдя непрошеным гостям в тыл, выяснить, кто они такие и что здесь делают.

Тагир сполз с дерева и, стараясь не шуметь, кинулся к стоянке, чтобы предупредить товарищей о появлении отряда неизвестных.

Он понял, что опоздал, когда услышал громкий хлопок и увидел яркую звезду, взлетевшую высоко в небо. Ночной лес тут же наполнился голосами, и Тагиру сразу стало ясно, что чужаков никак не меньше дюжины. Ориентируясь на их крики, охотник повернул левей, перепрыгнул крохотный ручеек и едва не врезался в Ромку Капустина, шагнувшего из?за раздвоенной осинки.

– Тихо! – Ромка поднес палец к губам. – Видел их?

– Да, – ответил Тагир шёпотом. – Чужие.

– Верно, – сказал Ромка и выволок из?за дерева невиданную добычу: самого настоящего бородатого старика, связанного по рукам и ногам. Рот его был заткнут мочалом.

Из?за кривой ольхи выглянул Мишка Толстопалов, помахал руками, привлекая к себе внимание. Доложил:

– Чужаки на полянке засели. Не подступишься.

Эта парочка стояла в ближнем дозоре – охраняла покой отдыхающих охотников. Только теперь об отдыхе и покое можно было забыть.

Не прошло и десяти минут, как весь отряд «западных» собрался возле раздвоенной осинки, дивясь на связанного старика и тихо решая, что делать дальше.

Связываться с чужаками никто не хотел. Мишка уже доложил, что вооружены они хорошо – у каждого есть личный ствол, а то и два, как у взятого в плен старика. И числом их больше. Можно было бы просто уйти, воспользовавшись сумерками. Ну а если из?за чужаков сорвется Большая Охота? Или если они случайно выйдут к летней деревне, где сейчас собралось всё племя?

Стас Глебов присел возле пленника, помахал ладонью перед его глазами.

– Ты меня понимаешь? Понимаешь, что я говорю?

Старик кивнул. Он не выглядел испуганным.

– Я освобожу тебе рот, – предупредил Стас. – Если закричишь, задушу. Понял?

Пленник промычал что?то, и Стас, немного помедлив, с опаской вытащил мочало из его рта. Пока старик отплевывался, из кустов выглянул Мишка Толстопалов:

– Там трое в нашу сторону, кажись, идут.

Стас глянул на пленника. Спросил его:

– Тебя как зовут?

– Семёныч, – хрипло ответил тот.

– Ты у них старший?

– Как бы да.

Разговаривать приходилось шёпотом – на любой шум из?за деревьев могла прилететь пуля.

– Вели им, пусть стоят на месте.

– Хорошо…

Старик зашевелился, вытянул шею.

– Эй! – крикнул он. – Кальмар! Или кто там еще?

– Мичман? – отозвались сразу несколько удивленных голосов. – Семёныч! Ты живой?

– Пока живой. Тут в меня ножиками тычут. И просят вас оставаться на месте.

– А кто тычет?то?

– Да я пока не понял. – Старик покосился на Стаса. – Так?то вроде нормальные ребята. Говорят складно, по?грамотному. На дикарей не похожи.

– А чего они прячутся?

Стас подвинулся еще ближе к Семёнычу, быстро зашептал ему:

– Скажи, что они должны уйти, откуда пришли. Мы живем одни. Нам чужие не нужны – это против Кодекса. Здесь наша земля. Кодекс говорит, надо изолироваться. Изоляция – первое главное правило. Изоляция – значит никаких чужаков. Мы сами по себе. Отдельно…

Семёныч кивнул, крикнул:

– Они не хотят контактировать. Вроде бы не по правилам это. Я так понимаю. Не по Кодексу.

– И что делать будем, мичман?

– Разойдемся, Баламут.

– Разойдемся, – негромко подтвердил Стас и ободряюще улыбнулся бородатому пленнику.

 

17

 

Нолей спрятался под низко опущенными ветвями старой замшелой ели. Преследователи были совсем рядом – один из них занял позицию буквально в трех шагах от беглеца, залегшего за липким от смолы стволом. Нолей узнал его – это был Гриша Тюлень, – в ту ночь, когда пленник сбежал с корабля, Гриша должен был нести вахту вместе с зарезанным рыжим бородачом. Как звали бородача, Нолей забыл. А вот Тюленя он запомнил хорошо – этот здоровый мерзавец любил издеваться над людьми. Он и своих товарищей, бывало, обижал – то подерется с кем?то, то злой розыгрыш подстроит. А уж пленнику от него досталось по полной программе!

Ночь была светлая, и Нолей видел даже каплю пота, висящую на кончике носа Гришки Тюленя. Чуть подайся вперед, чуть потянись – и её можно будет снять острием кортика.

За Гришей лежали его приятели, готовые в любую секунду открыть огонь. Их был целый отряд. Так чего они так испугались? С кем они перекликаются? Нолей пока не знал. Но стоило ему услышать про Кодекс, про правила, и он понял, что в лесу за темными кустами с той стороны полянки укрылись его соплеменники, друзья?охотники.

Вряд ли их было много.

Если они сейчас покажутся, если моряки поймут, что их вооружение не идет ни в какое сравнение с жалкими старыми ружьями, то беды не миновать: половину охотников тут же перебьют, а остальных возьмут в плен и начнут пытать, как пытали его.

Под коленом Нолея хрустнула сухая веточка. Гришка Тюлень дёрнулся на звук, перевалился на бок, перекинул автомат, целясь в ствол ели. Беглец вжался в корни.

С высоты на землю шлепнулась прошлогодняя шишка. Покатилась по земле, остановилась у локтя Гришки. Тот, чуть слышно ругнувшись, щелчком отправил её под нависающие еловые лапы – точно на голову Нолея.

– Отпустите мичмана и выходите сами! – прокричал Кира Баламут, единственный, наверное, из всех моряков, к кому Нолей относился с долей симпатии. Впрочем, иллюзий беглец не питал: Баламут, если представится случай, не раздумывая, отправит на тот свет всю команду охотников.

Похоже, он уже что?то задумал.

– Нет! – неожиданно для самого себя выкрикнул Нолей.

Гришка Тюлень, похоже, обделался от испуга – еще бы: такой вопль из темноты чуть ли не в самое ухо – шишка там, что ли, ожила?

– Не надо! Не выходите! Не отпускайте!

Моряки зашумели, не понимая, что происходит. А вот Кира сразу всё понял.

– Чукча! – рявкнул он. – Хватайте его!

Нолей ужом извернулся, отполз в темноту, откатился в сторону – и вовремя! – Гришка Тюлень уже шарил под лапами ёлки.

– Это кто там? – послышался удивленный голос из?за кустов. Нолей сразу его узнал.

– Стас! Это я!

– Нолей?! Не может быть!

Чужаки закрутили головами – задергались гады, почуяли недоброе! Кто?то запоздало клацнул затвором – у остальных?то, наверное, давно патроны были в патронниках.

– Не стреляйте! – сдавленно прокричал мичман Теребко. – Бога ради, не стреляйте!

Далеко в стороне завыли привязанные собаки – уж не мута ли унюхали? Или просто почуяли нервозность людей?

– Не верьте чужакам! – коротко крикнул Нолей и отскочил в сторону, практически уверенный, что сейчас на его голос откликнется длинной очередью автомат. Но выстрелов не было. И осмелевший Нолей поспешил добавить:

– Они меня мучили. Хотели, чтобы я их привел в деревню. Но я сбежал. Они плохие!

– Эй?эй! – возмутился Кира Баламут. – Не такие мы и плохие. Просто у нас есть дело, которое надо сделать. Может, договоримся?..

Баламут не имел представления, сколько человек их сейчас окружает. Пусть даже это просто полудикие охотники – возможно, они способны в любую секунду расстрелять весь пришлый отряд из луков – или что там у них еще есть? А потом они просто перережут глотки раненым – вот тебе и славный бой.

– Вы должны уйти, – отозвался предводитель дикарей.

– Они не отступят! – поспешил возразить Нолей. – Они обманут!

Короткие возгласы, несущиеся с разных сторон, тревожили тихую ночь. Гулкое эхо создавало ощущение, будто сам лес пытается вмешаться в нервный разговор людей.

Пока что никто не двигался. Все боялись нарушить установившееся равновесие.

Почти все.

Один только Егор Шмаков, прозванный Кальмаром, тихо?тихо перекатился в сторону, замер на пару секунд. И, убедившись, что его маневр остался незамеченным, медленно и очень осторожно пополз на голос сбежавшего с баржи Нолея.

В левой руке у Кальмара был острый нож, а на предплечье его правой руки лежал фамильный, доставшийся от старшего брата АКС?47.

 

18

 

Уже давно была пора спать, но охотники, расположившиеся лагерем на плоской вершине Зуба Йохеля, никак не могли успокоиться.

– Надо вернуться, – стоял на своем Вова Самарский. – Еще не поздно. «Западные» пока рядом. Потеряем день. Зато убедимся, что у них все в порядке. Или выясним, что с ними случилось и что это была за звезда.

– Мы же решили сразу идти на первую базу, – упрямился Лёвка Мартынов, поглядывая на молчащего командира, надеясь на его поддержку. – Нельзя менять планы из?за какой?то искорки. Ламия ждать не станет.

– Если с «западными» что?то случилось, то Ламия через них может пройти к деревне, – сказал Геннадий Салин, сразу занявший сторону Вовы Самарского, своего новоиспеченного шурина. – Надо убедиться, что они в порядке.

– Да что может случиться?! – горячился Лёвка. – Подумаешь, огонек в небе! Мало ли, что это может быть? Может, это круговая молния?

– Шаровая, – поправил его Иван Рыбников. Он пока тоже молчал, хмурился. Максим Шуманов следил за ним, пытался угадать, о чем тот думает. О Тае Зосимовой, о своем сопернике и спасителе Федьке или все же о Большой Охоте, непонятной звезде, взлетевшей с земли, и отряде «западных»?

– Чего? – переспросил Лёвка.

– Молния – шаровая, – пояснил Иван. – Круг – это плоская фигура. Шар – объемная. В школе надо лучше учиться.

– Да черт с ней! – отмахнулся Лёвка. – Ты сам?то как считаешь?

Иван мрачно глянул на спрятавшегося в тени Федьку Гурова. Пожал плечами. Ответил:

– Думаю, надо отправить одного или двух человек проверить, что там с «западными». Остальные пойдут на первую базу, как и планировали. Отставшие либо нагонят их, либо встретят уже во время Охоты. Или… – Он опять покосился на Федьку. – Если у «западных» проблемы… То попробовать эти проблемы решить…

– Да какие проблемы?! – пуще прежнего заерзал Лёвка. – Шаровая молния это – точно говорю!

– Ладно, – наконец?то подал голос Максим Шуманов. – Сделаем так: как станет светлей, Фёдор и Геннадий сбегают проведать «западных». Если там все нормально, догоните нас. Если нет… Тогда сами решайте, что делать. А мы, пока можем, движемся вперед.

– А чего рассвета?то ждать? – сказал Вова Самарский. – Пускай прямо сейчас идут!

– Нельзя! – отрезал Максим. – В потемках ноги переломать можно. Или здесь с тропы сорваться… Утром! Как только солнце покажется!

– Ну, утром так утром…

Решение было принято, и чуть успокоившиеся охотники разошлись по спальным местам.

Иван Рыбников ко сну готовился долго. Другие уж улеглись, а он всё старательно обвязывал ноги, чтоб и надежно было, но и чтобы отдыху узлы и веревки не мешали. У него никак не укладывалось в голове, что его любимая, его ненаглядная Тая выбрала женихом малограмотного низкорода Федьку. Умом Иван понимал, почему Тая так поступила: она действовала в интересах общины, ей хотелось создать нормальную семью, одобренную Советом. Она хотела пожить нормальной жизнью, ведь неизвестно, сколько лет ей было отмерено – может, у неё всего?то и осталась пара лет до мутации. А еще ей хотелось ребеночка своего выносить, к груди его приложить…

Иван заскрипел зубами.

Это ведь и его ребенок мог быть! Ну почему она так упряма! Почему правила и Кодекс оказались для нее важней настоящей любви? Не хотела портить жизнь своему малышу, чье рождение просто не мог одобрить Совет? Или ему – Ивану Рыбникову – решила не усложнять жизнь?

Ну почему она всё решила за него?!

И что такого она нашла в этом Федьке? Он просто ей подвернулся в нужный момент? Или она что?то в нем разглядела?

Иван, уже привязавшись к вбитому в щель колышку, резко приподнялся. Бубенчики на коротком кожаном ремне тревожно зазвенели.

– Макс, – позвал Иван. – Ты не спишь там?

Около гаснущего костра шевельнулась тень.

– Нет.

– Отправь меня вместо Генки.

– Нет.

– Почему?

– А то ты не знаешь.

– Да не трону я Федьку! Дедом своим клянусь!

– Нет. Спи давай. И постарайся не звенеть так сильно, а то кто?нибудь спросонья пробьет тебе башку.

– Было бы хорошо, – пробормотал Иван. Вздохнув, он лег на спину и заложил спутанные руки за голову.

Он сам не заметил, как уснул. Очнулся почти сразу, с бешено колотящимся сердцем, не понимая, что его разбудило.

Лаяли собаки.

Дозорный Гоша Ермолов, стоя на краю обрыва, напряженно куда?то вглядывался. Очумелые спросонья охотники торопились подняться, звякая колокольчиками и бубенцами.

– Что происходит? – спросил Иван.

– Выстрел, – ответил Гоша Ермолов. – Где?то там, в лесу.

А ясновидящий Эдик Бабуров все бубнил и бубнил: – Всё пошло не так… Всё…

В его глазах отражалось поднимающееся пламя костра – казалось, их заливает кровью.

 

19

 

Нолей наблюдал за моряками, залегшими на поляне, и тихо крался к своим товарищам?охотникам, предвкушая радость встречи – он не видел их почти два года, успел соскучиться, хоть обычно и держался особняком. Вслушиваясь в перекличку голосов, Нолей не замечал, как за ним неотступно следует тень, подбирается ближе и ближе.

Врага он увидел, когда тот был совсем рядом. Матово блеснул отточенный клинок, Нолей отпрянул и охнул, зажимая рану в боку. Кровь полилась сквозь пальцы.

Егор Шмаков, более известный как Кальмар, навалился на беглеца, сшиб его на землю. Он не произнес ни звука, и Нолей как?то понял, что противник не хочет привлекать к себе лишнее внимание. Видимо, поэтому он и стрелять не стал, решив действовать ножом.

– Вот я тебя и достал, чукча, – зашипел моряк. – Теперь ты мне за все ответишь.

Он резанул Нолея по лицу и тут же зажал ему рот свободной рукой.

– Сейчас я тебя буду дырявить, как ты моего друга дырявил… Слышишь меня, чукча? Понимаешь меня?

Кальмар оскалился, поиграл ножом перед глазами слабеющего противника. Предупредил:

– И не надейся сдохнуть раньше времени!

Нолей как?то ухитрился вывернуть одну руку. Пальцы его ткнулись в холодный металл, но охотник не сразу понял, что это оружие. А когда понял, нащупал что?то, похожее на спусковой крючок. И всей силой, что у него еще оставалась, надавил на него.

Над головой Кальмара грохнул выстрел, волосы и кожу опалило пороховыми газами. Он свалился на землю, не понимая, что произошло. Нолей воспользовался этим и рванулся вперед – к своим товарищам.

– Ах ты! – проревел Кальмар и, махнув ножом, рассек беглецу бедро.

Нолей закусил губу. Он уже понял, что не сможет уйти. Но и сдаваться он не собирался. Перевернувшись на спину, охотник ударил здоровой ногой рассвирепевшего врага. А потом схватил подвернувшуюся под руку палку, приподнял голову, теряя сознание от боли, и, не целясь, ткнул ею перед собой.

Кальмар в этот самый миг подался вперед, намереваясь вспороть живот Нолея. Сухой острый сук вонзился ему в глаз, пробил глазницу и вошел в мозг.

Кальмар дернулся дважды – и испустил дух.

Автомат сам лёг Нолею в руку.

Беглец поднялся, опираясь на оружие. И, теряя сознание, сделал несколько нетвердых шагов.

Он хотел прийти к друзьям. Но вывалился из кустов на поляну, где залег вражеский отряд.

Ромка Капустин бросился Нолею навстречу.

Стас Глебов попытался остановить его – не успел.

Мичман Теребко испуганно завопил. И кто?то из моряков не выдержал – первым спустил курок.

Пули срезали Ромку – он упал Нолею в объятия, и уже вместе они повалились на родную мягкую землю, заливая её живой кровью.

Тяжелый дротик вылетел из кустов, ударил в горло приподнявшегося Ваху Горбатого – тот захрипел, забулькал, плюясь кровью, хватаясь за отполированное древко охотничьего копьеца, застрявшего в позвонках.

– Огонь! – заорал Кира Баламут, выдергивая из кармана «разгрузки» ручную гранату. Раскрученное до свиста боло едва не раскроило ему голову – оно пролетело в паре сантиметров от виска и намоталось на тонкую березку.

Со стороны охотников что?то жахнуло – огонь выплеснулся метров на шесть. И обожженный, ослепленный Фома Сказочник, вопя, покатился по земле, пытаясь сбить пламя.

Ухнул взрыв гранаты. И почти сразу гулко и страшно застучал пулемет – это Матвей и Костик Щербатые, успевшие окопаться, запустили свою смертоносную машину, секущую ветви и срезающие целые деревца…

 

20

 

Услышав отзвук взрыва и частую стрельбу, Максим Шуманов поднялся на ноги и сказал:

– Рассвета не ждите. Идите прямо сейчас.

Его услышали, поняли. Послушный Федька Гуров тут же выбрался из?под теплой шкуры, принялся сноровисто распутывать ноги. Геннадий Сапин хоть и поднялся, но спешить не стал – по всему было видно, что далекая стрельба его пугает; не хочется ему туда идти.

– Пусти меня, – опять попросился Иван.

На этот раз Максим отозвался не так быстро, и отказ его звучал не столь категорично:

– Ты мне нужен здесь. Не пущу.

Вова Самарский, глядя, как собирается в путь Федька, взял автомат, погладил его, как котенка. И протянул оружие низкороду:

– Возьми.

Федька растерялся, не поверил. Подумал, что ему, наверное, предлагают почистить оружие. Или подержаться просто. На удачу.

– Бери! – сказал Вова. – Может, пригодится. Только постарайся вернуть, слышишь? И патроны береги!

– Ага… – У Федьки дыхание перехватило, когда он принял оружие. – Я постараюсь.

Далекая стрельба прекратилась. Через пару минут уже и не верилось, что она была. Может, это деревья трещали? Или камни с горы катились? А может, ночная гроза шумела? С шаровыми молниями.

– Так нам идти? – спросил Геннадий с плохо скрываемой надеждой на то, что командир отменит свое решение.

Максим молча кивнул.

– Будьте осторожны, – пожелал Вова Самарский. – Если что – улепётывайте оттуда. – Он усмехнулся криво и добавил то ли в шутку, то ли всерьез:

– И автомат уносите.

Федька закивал, отлично понимая, что его жизнь не идет ни в какое сравнение с ценностью попавшего к нему оружия.

– Я не знаю, что вас там ждет, – тихо сказал Максим, провожая разведчиков к спуску с горы. – Если бы не Ламия, если бы не Большая Охота, я не отправил бы вас туда. Но сейчас слишком многое зависит от нас. От двух наших отрядов.

– Я понимаю, – сказал Геннадий Сапин, подумав о своей молодой жене.

– Мы понимаем, – подтвердил Федька, вспомнив Таю.

Они подняли повыше факелы и осторожно ступили на крутую тропку, осыпающуюся под ногами. Последнее, что они слышали, был крик Эдика, похожий на воронье карканье.

– Всё кончится плохо.

Эти недобрые слова долго звучали у них в голове.

И лишь когда разведчики наконец?то оказались у подножья скалы, когда погасли факелы, а звезды на востоке чуть побледнели, пугающее предсказание постепенно забылось.

 

21

 

Вот уже вторую неделю Борис Юдин мучился от бессонницы. Стоило ему прилечь – и мысли атаковали его, словно таёжный гнус. Недобрые предчувствия не давали сомкнуть глаз. Тревога нарастала с каждой минутой бездействия.

Поначалу Борис пытался с этим бороться: с вечера пил успокаивающие чаи, просил жен провести с ним всю ночь, считал воображаемых оленей, закрыв глаза. Он много чего перепробовал – но всё без толку.

Успокоение приносила только работа.

За три дня до Большой Охоты Борис вообще перестал ложиться в постель – просто не видел в этом смысла. Если он уставал, дремал в плетеном кресле, прямо за письменным столом. Всё остальное время занимался делами. Забот у Главы Совета хватало. Днем он посещал мастерские и школу, проводил заседания и публичные чтения Кодекса, вел учет запасов, решал, как распределить силы и ресурсы, лично контролировал исполнение прежних решений. А ночью он работал в кабинете.

У Бориса был большой дом, который он называл резиденцией. Шесть жилых комнат для жен и детей – каждая по двадцать квадратных метров, большая приёмная, школьный класс, две кладовые, кухня. И кабинет.

Здесь писались и дорабатывались школьные программы, здесь велась расшифровка радиоэфиров Степана Рыбникова – некоторые из этих текстов, задокументированные разными людьми, потом дополнили Кодекс. В кабинете Борис проводил эксперименты, разрабатывая, например, замену пороху или пытаясь смастерить из подручных средств работающий вольтов столб. Здесь Борис занимался изобретательством, чертил схемы, делал несложные расчеты. Именно в кабинете располагалась главная библиотека общины. И Борис, сверяясь с книгами, пытался повторить инженерные решения далекого прошлого: у него уже получилось построить действующие модели телеграфа и паровой машины, он знал, как сделать воздушный шар?монгольфьер.

Борис не застал рассвет человеческой цивилизации, ему не довелось увидеть ни огромных городов, кишащих самыми удивительными машинами, ни гигантских воздушных лайнеров, способных за считаные часы перелететь с одного края земли на другой. Ржавые остовы и старые развалины – вот и всё, что он видел. Но у Бориса были хорошие учителя. Они понимали, как важно не растерять знания, которые накопило человечество. Едва ли не треть Кодекса была посвящена проблеме образования. Люди, которые основали общину, огромное внимание уделяли обучению детей, стараясь за минимальное время поместить в их головы максимум отборной информации. Не меньшее внимание они уделяли учебным пособиям. Пока еще было можно, собирали книги, часто с риском для жизни. Каждый из основателей вел особого рода дневник, где делился своими знаниями: охотники и рыбаки рассказывали о добыче дичи и рыбы, учителя физики и химии закладывали базу для самостоятельных экспериментов юных учеников, бывшие военные объясняли устройство оружия и основы тактики. Даже у поэтов и прозаиков нашлось, что рассказать детям. У любого человека, как выяснилось, есть чем поделиться с подрастающим поколением. Эти люди очень спешили, поскольку уже знали, что время их человеческой жизни ограничено. Они не хотели, чтобы после их мутации или смерти община превратилась в племя дикарей, выродившихся троглодитов, живущих в норах.

Борис Юдин забыл многих своих товарищей, с которыми он тогда учился, – они все мутировали. Но он хорошо помнил каждого учителя. И он надеялся, что его собственные ученики когда?нибудь так же хорошо будут помнить и его…

Уже была поздняя ночь, когда в окно кабинета кто?то тихо постучал.

Борис вздрогнул.

Он прорабатывал изменения в школьной программе, решив, что назрело время более явно разделить классы по специализации.

Отложив исписанный вдоль и поперек листок бумаги, Борис отодвинул плетеное кресло и, взяв светильник, подошел к окошку.

Обычно в избах окна затягивали полупрозрачными пленками из выделанных потрохов животных. Но в рамах резиденции были установлены самые настоящие стекла.

– Кто там? – спросил Борис, пытаясь разглядеть хоть что?нибудь в темноте, но видя лишь блеклое отражение плещущего огонька светильника.

Наверное, кто?нибудь из ночного караула заметил светящееся окошко и решил проверить, всё ли в порядке.

– Я сейчас выйду, – сказал Борис. – Погодите.

Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить спящих в своих комнатах жен, он прошел узким темным коридором и, отодвинув тяжелый брус засова, выглянул на улицу.

– Кто там? – повторил он.

– Извините, Борис Михайлович. – Из?за рубленого угла резиденции выглянул молодой человек лет восемнадцати. Он был смущен – даже в сумерках было видно, как покраснели его щеки.

– Прощу прощения за беспокойство, – еще раз извинился он. – Не мог набраться смелости, чтобы подойти раньше. А тут гляжу – вы работаете. Третий день слежу – у вас всё свет горит…

Борис узнал юношу – он помнил всех своих учеников.

– Доброй ночи, Захар. Да, я работаю. Не спится.

– Не хотел вам мешать. – Гость, кажется, немного испугался, отступил. И Борис, засмеявшись, замахал руками:

– Нет же, нет! Вы меня не отвлекаете. Скорей, наоборот, – помогаете. Мне нужно общество. Надо развеяться, освежить мысли! Вы хотели поговорить? Спросить что?то? Или беспокоитесь о моем здоровье? Не нужно, правда! Со мной все в порядке. Я всегда волнуюсь во время Большой Охоты. Вот и не сплю.

– Я как раз по этому поводу, – решился продолжить разговор Захар.

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально