Ли Чайлд

Джек Ричер, или Заставь меня

 

Джек Ричер – 20

 

Легенда мирового детектива

 

* * *

 

Глава

01

 

Нести парня размеров Кивера было совсем не просто – все равно что пытаться вытащить громадный матрас с речного дна. Поэтому они похоронили его рядом с домом. Вполне разумное решение, поскольку до сбора урожая оставался целый месяц, и активность в поле обязательно привлечет внимание с воздуха. А искать такого, как Кивер, обязательно будут, всеми возможными способами, включая вертолеты, поисковые самолеты, а может, даже дроны.

К делу приступили в полночь, посчитав, что так безопаснее всего. Они находились в самом сердце огромного открытого пространства в десять тысяч акров, где единственным указанием на присутствие человека являлись железнодорожные пути, уходившие на восток; после вечернего поезда прошло пять часов, а до утреннего оставалось семь, так что они могли не опасаться любопытных глаз. На металлической поперечине над кабиной экскаватора были установлены четыре прожектора, совсем как на пикапах молодняка, и благодаря четырем лучам на земле образовался широкий круг яркого света. Так что они все прекрасно видели. Копать начали в загоне для свиней, где и без их участия постоянно кипела жизнь и что‑то происходило. Каждая свинья весила двести фунтов, и у каждой было четыре ноги, топтавших и месивших землю. А значит, разобрать что‑то с воздуха будет нереально, даже при помощи тепловизора. На экране сразу появится белое пятно из‑за пара, поднимающегося от тел животных и куч дерьма.

Совершенно безопасное место.

Свиньи просто обожают копать, поэтому люди позаботились о том, чтобы яма получилась глубокой. Впрочем, с этим тоже не возникло проблем. Длинная рука экскаватора ритмично вгрызалась в землю, наполняя до краев семифутовый ковш; гидравлические поршни блестели в электрическом свете; двигатель собирал силы, потом издавал громкое рычание и замолкал на мгновение; кабина опускалась и поднималась, отбрасывая в сторону очередную порцию земли. Когда яма была готова, они отвели машину назад, развернули ее и при помощи переднего ковша стали толкать тело Кивера в сторону могилы. Ковш захватил его, перевернул, на тело налипли комья земли, и, в конце концов, оно перевалилось через край и упало на дно ямы, залитое электрическим сиянием.

Только одно пошло не по плану, и случилось это как раз в тот момент, когда тело Кивера упало в яму.

Вечерний поезд опоздал на пять часов. На следующее утро АМ‑радиостанция сообщила, что из‑за сломавшегося локомотива в ста милях к югу возникла пробка. Но, хороня Кивера, они этого не знали, только слышали печальный свист на далеком переезде, а потом, дружно повернувшись к путям, смотрели, как вдалеке проносится состав с освещенными вагонами, такой длинный, что казался бесконечным, точно эпизод из сна. Но, в конце концов, поезд промчался мимо, рельсы еще пару мгновений продолжали звенеть, ночь поглотила хвостовые огни, и они вернулись к своему занятию.

 

* * *

 

Примерно через двадцать миль севернее поезд сбросил скорость, через мгновение с шипением остановился, двери открылись, и на бетонную платформу перед элеватором размером с жилой дом вышел Джек Ричер. Слева от него находились еще четыре элеватора, каждый больше первого, а справа – огромное металлическое строение, ничуть не меньше ангара для самолетов. На равных расстояниях друг от друга стояли столбы с газовыми фонарями, окруженные лужицами желтого света, разгонявшего темноту. В ночном воздухе висел туман, похожий на легкий росчерк в календаре. Близился конец лета, и осень уже готовилась вступить в свои права.

Ричер стоял не шевелясь. Поезд у него за спиной ожил, двигатели натужно взвыли, заскрежетали, начали медленно набирать обороты, и под равномерный стук колес состав помчался прочь. Сильный поток воздуха мимолетно вцепился в одежду Ричера, но уже в следующее мгновение все успокоилось. Кроме Джека, на станции больше никто не вышел. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Маленький, тихий сельскохозяйственный городок не пользовался популярностью среди путешественников. Все, что требовалось пассажирам, находилось между последним элеватором и громадным металлическим сараем и представляло собой крошечное здание, внутри которого имелись билетная касса и зал ожидания, – стандартный железнодорожный вокзал, только похожий на детскую игрушку, оставленную между двумя сверкающими бочками с нефтью.

На вывеске, шедшей вдоль всего фасада здания вокзала, была написана причина, по которой Ричер сюда приехал: «Материнский Приют»[1]. Он увидел городок на карте и подумал, что это отличное название для железнодорожной станции. Видимо, пути проложили по древней тропе для фургонов, где давным‑давно произошло какое‑то событие. Возможно, из‑за тряски на неровной дороге начались схватки у молодой беременной женщины, им пришлось остановиться, и они задержались на пару недель или даже месяцев. И кто‑то вспомнил про это место много лет спустя. Например, потомок – что‑то вроде семейной легенды. Кто знает, может, тут даже есть крошечный музей, занимающий одну комнату…

Или причина более печальная. Возможно, здесь похоронили женщину, слишком старую, чтобы продолжать путь. Тогда должна быть могила с надгробием.

В любом случае Ричер решил, что вполне может поискать ответы на эти вопросы. У него была куча свободного времени и некуда ехать, так что он без особых проблем мог сделать крюк. Вот почему Джек сошел с поезда – и, надо сказать, испытал разочарование, когда увидел совсем не то, что ожидал. Он представлял пару старых пыльных домиков, одинокий загон с лошадью, музей, расположившийся в одной комнате и работающий неполный день, и его хранителя, старика из ближайшего дома. Или надгробный камень, возможно, из мрамора, за кованой железной оградой.

Он совсем не рассчитывал увидеть громадную сельскохозяйственную инфраструктуру. А следовало бы. Зерно, железнодорожная станция. Его же нужно где‑то грузить. Миллиарды бушелей[2] и миллионы тонн каждый год. Ричер шагнул влево и посмотрел в узкий проход между строениями. Было темно, но он разглядел неровный полукруг домов, в которых, очевидно, жили рабочие станции. Заметив свет, Джек с надеждой подумал, что там, возможно, находится мотель и, если повезет, кафе. А может, и то и другое.

Он направился к выходу со станции, обходя исключительно по привычке лужицы желтого света, потом увидел, что последний фонарь установлен прямо напротив ворот, и миновать его не удастся. Поэтому он решил сэкономить силы и зашагал прямо по предпоследнему кругу света.

В этот момент из теней появилась женщина.

Она быстро направилась к нему, сделав два энергичных шага, явно радуясь встрече. Язык ее тела говорил об огромном облегчении.

Но уже в следующее мгновение ему на смену пришло разочарование. Она остановилась и выдохнула:

– О!..

Ричер сразу понял, что перед ним азиатка, но она не была крошечной – возможно, пять футов и девять (или даже десять) дюймов – и сложена под стать росту. Никаких торчащих костей… в общем, даже отдаленно не похожая на своих миниатюрных и худых соплеменниц. Ей было около сорока; черные длинные волосы, джинсы, футболка, коротенькая хлопчатобумажная куртка и ботинки со шнуровкой.

– Добрый вечер, мэм.

Она смотрела ему за спину.

– Я единственный пассажир, – сказал Ричер.

Женщина посмотрела ему в глаза.

– Больше никто не сошел с поезда, – добавил он. – Так что, похоже, ваш друг не приехал.

– Мой друг? – повторила она, и в ее голосе Ричер услышал самый обычный американский акцент, какой встречал повсюду.

– А зачем еще сюда приходить, если не за тем, чтобы встретить поезд? – спросил он. – Других причин нет. Полагаю, в полночь здесь смотреть особо не на что.

Азиатка не ответила.

– Только не говорите мне, что ждете здесь с семи часов, – продолжал Джек.

– Я не знала, что поезд опаздывает, – сказала она. – У нас тут нет мобильной связи. И никаких представителей железной дороги, чтобы сообщить информацию. Полагаю, в «Пони экспресс»[3] сегодня все дружно заболели.

– Его не было в моем вагоне. И в двух следующих.

– Кого не было?

– Вашего друга.

– Вы же не знаете, как он выглядит.

– Крупный парень, – начал Ричер, – вот почему вы бросились мне навстречу, когда увидели. Вы подумали, что я – это он. По крайней мере, на мгновение. В моем вагоне не было крупных парней. А также в двух следующих.

– Когда следующий поезд?

– В семь утра.

– Кто вы такой и зачем сюда приехали? – вдруг спросила женщина.

– Всего лишь человек, проезжавший мимо.

– Мимо проехал поезд, а не вы. Вы тут вышли.

– Вам что‑нибудь известно про это место?

– Вообще ничего.

– Здесь есть музей или могила с надгробием?

– Почему вы сюда приехали?

– А кто спрашивает?

Она мгновение помолчала.

– Никто.

– В городе есть мотель? – спросил Ричер.

– Я там остановилась.

– И как он?

– Обычный.

– Годится, – заявил Джек. – Свободные места есть?

– Я бы удивилась, если б не было.

– Хорошо, вы можете показать мне дорогу. Не стоит ждать здесь всю ночь. Я встану, как только рассветет, и постучусь к вам, когда буду уходить. Надеюсь, ваш друг приедет утром.

Женщина снова промолчала, еще раз посмотрела на безмолвные рельсы, повернулась и зашагала к выходу со станции.

 

Глава

02

 

Мотель, выстроенный в форме подковы, оказался больше, чем ожидал Ричер, – простое двухэтажное здание из оштукатуренных блоков бежевого цвета, с железными ступенями и ограждениями, выкрашенными коричневой краской, тридцать номеров и солидная парковка, практически пустая. В общем, свободных мест хоть отбавляй. Короче говоря, ничего особенного, однако выглядел мотель чистым и в хорошем состоянии. Даже все лампочки работали. Не самое худшее место из тех, в которых побывал Ричер.

Офис находился на первом этаже, за первой дверью слева. За столом сидел пожилой коротышка с большим животом и, похоже, одним стеклянным глазом. Он отдал женщине ключ от номера 214, и та молча вышла. Ричер спросил, какие у них цены, и старик ответил:

– Шестьдесят баксов.

– За неделю? – уточнил Ричер.

– За ночь.

– Я не новичок.

– И что это значит?

– Я много раз останавливался в мотелях.

– И что?

– Я не вижу здесь ничего такого, за что стоило бы платить шестьдесят баксов. Двадцать, не больше.

– За двадцать не могу. Номера дорогие.

– Какие номера?

– Наверху.

– Меня устроит номер на первом этаже.

– А вы разве не хотите поселиться рядом с ней?

– С кем?

– С вашей подружкой.

– Нет, мне не нужно находиться рядом с ней, – ответил Ричер.

– Внизу сорок долларов.

– Двадцать. У вас больше половины номеров пустует. Похоже, дела идут не так чтобы очень хорошо. Лучше получить двадцать, чем ничего.

– Тридцать.

– Двадцать.

– Двадцать пять.

– Согласен, – сказал Ричер и достал из кармана свернутые в трубочку наличные.

Вытащив десятку, он добавил к ней две пятерки, пять долларов по одному и положил на стойку. Одноглазый поменял деньги на ключ на деревянном брелоке с номером 106, который с ликующим видом достал из ящика стола.

– Угловая комната в задней части, – объявил он. – Рядом с лестницей.

Которая была металлической, а значит, будет громыхать всякий раз, когда кто‑то решит подняться или спуститься. Не самый лучший номер в заведении. И мелкая месть. Однако Ричера это не беспокоило. Он был уверен, что его голова последней коснется подушки ближайшей ночью. Джек сомневался, что кто‑нибудь еще появится в мотеле после него, и рассчитывал спокойно проспать до самого утра.

– Спасибо, – сказал он и вышел, держа ключ в руке.

 

* * *

 

Одноглазый подождал тридцать секунд, набрал номер на телефоне, стоявшем на столе, а когда ему ответили, доложил:

– Она встретила какого‑то парня, приехавшего на поезде. Он опоздал. Она прождала его пять часов и привела сюда. Он снял номер.

В трубке раздался треск с вопросительной интонацией, и Одноглазый ответил:

– Еще один крупный парень. Жадный сукин сын. Чуть не подвесил меня за яйца из‑за цены на номер. Я дал ему сто шестой, угловой, в задней части.

Снова треск, новый вопрос и ответ.

– Только не отсюда. Я в офисе.

Послышался очередной треск, на сей раз интонация и ритм были другими – указания, а не вопрос.

– Хорошо, – сказал Одноглазый.

Он положил трубку, с трудом поднялся на ноги, вышел из офиса, взял раскладной стул от двери пустовавшего 102‑го номера и поставил его на асфальте так, чтобы одновременно видеть дверь в офис и в 106‑й.

– Ты видишь его номер? – спросили Одноглазого и добавили: – Тащи свою задницу в такое место, откуда сможешь наблюдать за ним всю ночь.

Так прозвучал приказ, а Одноглазый всегда выполнял приказы – правда, иногда неохотно, как, например, сейчас, когда он поставил стул, как ему велели, и с трудом пристроил большое тело на неудобном пластиковом сиденье. На улице, да еще ночью… Ему такое совсем не нравилось.

 

* * *

 

Из своего номера Ричер слышал, как стул протащили по асфальту, но не обратил особого внимания: обычный ночной звук, ничего опасного. Не взводимый курок или меч, покидающий ножны, – в общем, ничего, о чем стоило беспокоиться. Единственное, что могло произойти, так это легкие шаги снаружи, а потом стук в дверь. Ему показалось, что у женщины с вокзала множество вопросов, на которые она рассчитывает получить ответы. Кто вы такой и зачем сюда приехали?

Но Ричер услышал скрежет, а не шаги или стук в дверь, поэтому не обратил на него внимания. Он сложил брюки и пристроил их под матрасом. Затем отправился в душ, чтобы смыть накопившуюся за день грязь, забрался под покрывало, поставил свой мысленный будильник на шесть часов утра, потянулся, зевнул и уснул.

 

* * *

 

Рассвет был золотым, без малейшего намека на розовый или пурпурный цвет, а небо – светло‑голубым, точно старая рубашка, стиранная примерно тысячу раз. Ричер снова принял душ, оделся и шагнул в новый день. Он увидел стоявший на довольно странном месте, прямо посреди подъездной дорожки, пустой стул, но тот его совершенно не заинтересовал. Джек поднялся по металлической лестнице, стараясь аккуратно ставить ноги и двигаться очень тихо, чтобы грохот ступенек превратился в тихий пульсирующий звук. Отыскав двести четырнадцатый номер, он постучал уверенно, но ненавязчиво, как, по его представлениям, должен делать посыльный в приличной гостинице. Просыпайтесь, мэм. У нее было около сорока минут. Десять, чтобы проснуться, десять на душ, еще десять на дорогу до вокзала. В общем, она будет там до того, как прибудет утренний поезд, и ей даже придется немного его подождать.

Ричер тихо спустился вниз и направился в сторону улицы, настолько широкой, что она вполне могла сойти за площадь. Он догадался, что эта улица предназначена для фермерских грузовиков, медленных и неуклюжих, которые разворачивались и маневрировали, выстраиваясь перед мостовыми весами, пунктами приема и самими элеваторами. На асфальте были проложены железнодорожные пути. В общем, здесь находился деловой центр, судя по всему, обслуживавший нужды местности в данной части Америки, возможно, имевшей радиус в двести миль.

Это объясняло большой мотель. Фермеры приезжали сюда из самых разных районов и проводили здесь ночь до или после поездки на поезде в какой‑нибудь город, расположенный достаточно далеко. Возможно, в определенные времена года тут собирались все. Может быть, когда продавались фьючерсы, например, в Чикаго. Отсюда и тридцать номеров.

Широкая улица, или площадь, или что там еще, в основном шла с севера на юг; справа ее восточную границу отмечали железнодорожные пути и сверкавшие на солнце сооружения, а слева, на западе, начиналось нечто вроде главной улицы. Именно там находились мотель, кафе и универмаг. За ними неровным полукругом расположился сам городок. Низкая плотность населения, примерно около тысячи человек, может, даже меньше, открытые пространства, деревенский стиль жизни.

Ричер зашагал на север по широкой улице, пытаясь отыскать старую дорогу, много лет назад проложенную фургонами. Он рассчитывал, что она пересечет улицу, по которой он шел, с востока на запад – что и являлось целью таких поездов. Поезжай на запад, юноша. Потрясающие были времена. В пятидесяти ярдах впереди, за последним элеватором, Джек увидел перекресток, где перпендикулярная дорога шла точно с востока на запад. Справа ее заливало яркое утреннее солнце, слева царили длинные темные тени.

На перекрестке Ричер не заметил никаких ограждений, только красные огни. Он остановился и посмотрел назад, на юг, откуда пришел, но не увидел больше ни одного перекрестка, по крайней мере, на целую милю; впрочем, в бледном утреннем свете разглядеть что‑нибудь дальше не представлялось возможным. Так же точно обстояло дело и на севере. Получалось, что если в Материнском Приюте имелась собственная дорога, идущая с востока на запад, он стоял как раз на ней.

Она оказалась довольно широкой и слегка неровной, построенной из земли, которую доставали из неглубоких канав на обочинах. Ее покрывал толстый слой асфальта, посеревшего от времени и потрескавшегося тут и там от воздействия погоды, неровного по краям, точно застывшая лава. А еще она была совершенно прямой и тянулась от горизонта до горизонта.

Вполне возможно, поезда, составленные из повозок и фургонов, старались по возможности ехать по прямой. А почему нет? Никто не хотел накручивать лишние мили просто удовольствия ради. Возница первого ориентировался на какую‑нибудь веху далеко впереди, остальные следовали за ним. Через год новый отряд нашел колею, оставленную их колесами. Еще через год кто‑то сделал пометку на карте. А по прошествии ста лет Государственный департамент дорожных работ отправил сюда грузовики с асфальтом.

На востоке не было ничего интересного. Ни музея, расположившегося в одной комнате, ни могилы с надгробным камнем. Только дорога, вьющаяся между бесконечными полями уже почти созревшей пшеницы. Зато в другом направлении, к западу, она проходила практически через центр городка, с несколькими кварталами невысоких зданий по обочинам. Угловое справа вытянулось на север на целых сто ярдов, совсем как футбольное поле. В нем расположился магазин, торговавший разнообразными сельскохозяйственными приспособлениями, и взгляд Ричера остановился на странного вида тракторах и громадных машинах, новеньких и блестящих. Слева, в маленьком доме, который, видимо, когда‑то был жилым, находилась ветеринарная лавка.

Ричер повернулся и зашагал по старой дороге через город на запад, чувствуя, как утреннее солнце мягко согревает спину.

 

* * *

 

В офисе мотеля Одноглазый набрал телефонный номер и, когда ему ответили, доложил:

– Она снова отправилась на вокзал. Встречает утренний поезд. Сколько человек эти люди к нам послали?

Ему ответил длинный треск пластика, не вопрос, но и не инструкции. Голос звучал мягче. Возможно, собеседник пытался его поддержать. Или успокоить.

– Хорошо, конечно, – ответил Одноглазый и повесил трубку.

 

* * *

 

Ричер прошел шесть кварталов вниз и шесть назад и увидел много интересного. Дома, в которых все еще жили, и превращенные в офисы, а также магазины, торговавшие зерном и удобрениями, и ветеринарную больницу для крупных животных. Ему попалась адвокатская контора, занимавшая всего одну комнату. Заправка в квартале к северу. Бильярдная. Лавка, где продавали пиво и мороженое, и еще одна, которая специализировалась только на резиновых сапогах и резиновых передниках. Он видел прачечную, шиномонтаж и обувную мастерскую.

Но нигде не нашел ни музея, ни могилы с надгробным камнем.

Впрочем, Ричер решил, что это нормально. Не могли же они расположить то или другое прямо на обочине дороги. Скорее всего, музей и могила находятся в нескольких кварталах в глубине – из соображений безопасности и уважения.

Он сошел с дороги, по которой ехали фургоны, и оказался на боковой улице. Изначально городок строили в форме прямоугольника, но, постепенно разрастаясь, он начал располагаться полукругом. Некоторые участки были явно предпочтительнее других, как будто гигантские элеваторы имели собственную гравитационную систему. Чем дальше от них, тем менее обжитой была местность. Ближе к центру здания стояли плечом к плечу. В квартале от старой дороги Ричер обнаружил однокомнатные домики – похоже, сначала они служили сараями или гаражами – и небольшой импровизированный рынок, где торговали своей продукцией те, кто выделил акр или два земли под фрукты и овощи.

Здесь даже имелась лавочка со стойкой «Вестерн юнион» и банка «МаниГрэм», отсюда можно было отправить факс и сделать фотокопию. А еще отделения почтовых служб «ФедЭкс», «Ю‑пи‑эс» и «Ди‑эйч‑эл». Имелась даже аудиторская компания, но она выглядела так, будто давным‑давно бездействует.

Ни музея, ни надгробия.

Ричер увидел, как подъехал утренний поезд, который выглядел так, будто ему невероятно жарко, он чем‑то обеспокоен и ему не терпится остановиться. Понять, вышел ли кто‑то из него, Джек со своего места не мог. Слишком много зданий закрывало вокзал и пути.

Он проголодался и зашагал прямо через площадь, возвращаясь назад, почти к тому самому месту, где стартовал, миновал универмаг и вошел в кафе.

 

* * *

 

В этот момент двенадцатилетний внук Одноглазого нырнул в универмаг и направился к телефону‑автомату, висевшему за дверью. Он бросил в него монеты и набрал номер, а когда трубку сняли, сказал:

– Он обыскивает город. Я все время шел за ним. Он все внимательно изучает, квартал за кварталом.

 

Глава

03

 

Кафе оказалось чистым и симпатичным, с приятной отделкой, и главной его задачей являлось как можно быстрее обменивать деньги на калории. Ричер уселся за столик на двоих в дальнем правом углу, спиной к стене, так, чтобы видеть весь зал. Почти половина столиков была занята; по большей части за ними сидели люди, которые заправлялись перед длинным днем тяжелой физической работы. К нему подошла официантка, деловая, но профессионально терпеливая, и Ричер заказал свой обычный завтрак: блины и яйца с беконом – но первым делом, как всегда, попросил принести кофе.

Официантка сообщила, что в их заведении действует политика бездонной чашки, и это обрадовало Ричера.

Он пил вторую кружку, когда в кафе вошла женщина с вокзала, одна.

Она секунду постояла на месте, словно не могла решить, что делать дальше, потом огляделась по сторонам, увидела Ричера, сразу направилась к нему и уселась на стул напротив. Вблизи и при дневном свете она выглядела гораздо лучше, чем накануне ночью. Темные живые глаза, умное серьезное лицо, на котором Ричер заметил тень беспокойства.

– Спасибо, что разбудили, – сказала женщина.

– Мне это ничего не стоило, – ответил Ричер.

– Мой друг не приехал и на утреннем поезде, – сообщила она.

– И зачем вы мне это говорите? – поинтересовался он.

– Вы что‑то знаете.

– Неужели?

– А почему еще вы сошли здесь с поезда?

– Может, я тут живу.

– Не живете.

– Возможно, я фермер.

– Нет.

– Но мог бы им быть.

– Я так не думаю.

– Почему?

– У вас с собой не было сумки, когда вы вышли из поезда. А это указывает на то, что вы не можете быть человеком, привязанным к одному и тому же участку земли многими поколениями предков.

Ричер помолчал мгновение и спросил:

– И кто же вы такая?

– Кто я, не имеет значения. Важно, кто вы.

– Всего лишь обычный путешественник.

– Мне такого ответа недостаточно.

– А я хочу знать, кто задает мне вопросы.

Женщина замолчала, потому что в этот момент подошла официантка, которая принесла заказ Ричера – блины и яйца с беконом – и снова наполнила его кружку кофе. Сироп стоял на столе. Когда Джек взял в руки вилку с ножом, женщина с вокзала положила на стол визитку и подтолкнула ее к Ричеру по липкой поверхности. Он сразу увидел на ней государственную сине‑золотую печать.

Федеральное бюро расследований.

Специальный агент Мишель Чан.

– Это вы? – спросил Ричер.

– Да, – подтвердила она.

– Рад познакомиться.

– Я тоже, – сказала она. – Надеюсь.

– И почему ФБР задает мне вопросы?

– В отставке, – проговорила она.

– Кто?

– Я. Больше я не агент ФБР. Визитка старая. Я прихватила несколько штук, когда ушла из агентства.

– А так можно?

– Нет, наверное.

– Однако вы мне ее показали.

– Чтобы привлечь ваше внимание. И чтобы вы мне поверили. Сейчас я частный детектив. Но не из тех, кто делает снимки в отелях. И я хочу, чтобы вы это понимали.

– Почему?

– Мне необходимо знать, почему вы сошли здесь с поезда.

– Вы зря тратите время. Какими бы ни были ваши проблемы, я – всего лишь совпадение.

– Мне нужно знать, приехали ли вы сюда по делу. Мы можем быть на одной стороне. А можем оба терять попусту время.

– У меня здесь нет никаких дел. И я ни на чьей стороне. Я всего лишь обычный путешественник.

– Уверены?

– На сто процентов.

– И почему я должна вам верить?

– Мне совершенно все равно, поверите вы мне или нет.

– Посмотрите на это с моей точки зрения.

– Чем вы занимались перед тем, как стали служить в Бюро? – спросил Ричер.

– Работала в полиции Коннектикута, патрульным, – ответила Чан.

– Это хорошо. Потому что я военный коп. Вот такие дела. Получается, что мы с вами коллеги. В каком‑то смысле. Даю вам слово джентльмена, я тут по чистой случайности.

– Какого рода военный коп?

– Армейский, – ответил Ричер.

– И что вы для них делали?

– По большей части то, что мне приказывали. Всего понемногу. Как правило, расследовал преступления. Мошенничество, кражи, убийства и измена. Все, что совершают люди, если им позволить.

– Как вас зовут?

– Джек Ричер. Вышел в отставку в чине майора. Служил в сто десятом подразделении военной полиции. Я тоже лишился работы.

Чан разок кивнула, медленно и задумчиво, и немного расслабилась. Но не до конца.

– Вы уверены, что приехали сюда не по делу? – спросила она еще раз, но заметно мягче.

– Абсолютно, – сказал Ричер.

– И чем вы сейчас занимаетесь?

– Ничем.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Я путешествую. Бываю в разных местах. Смотрю по сторонам. Еду куда мне захочется.

– Все время?

– Мне нравится.

– Где вы живете?

– Нигде. В целом мире. Сейчас – здесь.

– У вас нет дома?

– А какой смысл в доме, если я там не живу?

– Вы бывали в Материнском Приюте раньше?

– Никогда.

– В таком случае, почему вы приехали сюда сейчас, если не по делу?

– Я проезжал мимо. И вышел здесь. Из‑за названия. Считайте это капризом.

Чан мгновение помолчала, потом улыбнулась, неожиданно и немного печально.

– Я понимаю, – проговорила она. – Даже вижу картинку, как в кино: последний кадр – крупный план покосившегося креста на земле, две перекрещивающиеся дощечки с надписью, сделанной раскаленной в огне костра кочергой, а за ним – уезжающие под звон колокольчиков фургоны, постепенно исчезающие за горизонтом. И титры.

– Вы думаете, здесь умерла пожилая женщина?

– Мне так кажется.

– Любопытно, – проговорил Ричер.

– А вы как это видите?

– Я не уверен. Я подумал, что, возможно, здесь остановилась молодая женщина, чтобы родить ребенка. Может быть, провела тут месяц и поехала дальше. А ребенок потом стал сенатором или что‑то вроде того.

– Интересно, – сказала Чан.

Ричер нацепил на вилку желток и отправил его в рот.

 

* * *

 

В тридцати футах от них бармен набрал номер на телефонном аппарате, висевшем на стене, и сказал:

– Она вернулась с вокзала одна и сразу отправилась к парню, приехавшему вчера ночью. Сейчас они о чем‑то разговаривают, что‑то планируют и строят козни, уж поверьте мне на слово.

 

Глава

04

 

В кафе начался спад активности. Не вызывало сомнений, что время завтрака ранним утром здесь было одним из самых напряженных. Работа на земле так же тяжела, как и военная служба. К их столику подошла официантка, Чан заказала кофе и слоеный пирожок, а Ричер доел свой завтрак.

– И как же частный сыщик вроде вас проводит свое время, если вы не занимаетесь фотографированием в отелях?

– Мы предлагаем целый спектр специальных услуг, – ответила Чан. – Корпоративные расследования, обеспечение безопасности и, разумеется, личная охрана. Круглосуточная. Богатые становятся богаче, а бедные – беднее, и это отлично для нашего бизнеса. Кроме того, мы занимаемся охраной зданий. Плюс советы, проверка личных данных, оценка угроз. И кое‑какие расследования.

– Что привело вас сюда?

– У нас в данном районе проходит одна операция.

– Какая?

– Я не имею права о ней говорить.

– Насколько крупная операция?

– У нас тут находится один человек. По крайней мере, я так думала. Меня прислали в качестве подкрепления.

– Когда?

– Я приехала вчера. Сейчас я живу в Сиэтле. Добралась на самолете до ближайшего к этому месту города и взяла в аренду машину. Жуткая была дорога. Такое впечатление, что они тут бесконечные.

– И вашего парня здесь не оказалось.

– Не оказалось, – подтвердила Чан.

– Вы думаете, он уехал на какое‑то время и должен вернуться на поезде?

– Надеюсь, что так.

– А что еще может быть? Это больше не Дикий Запад.

– Я знаю. Вероятно, с ним все в порядке. Он живет в Оклахоме и, вполне возможно, отправился туда по какому‑то другому делу. Скорее всего, уехал на поезде, из‑за дорог, и должен вернуться таким же способом. Он говорил мне, что у него здесь нет машины.

– Вы пытались ему позвонить?

– Я нашла городской телефон в универмаге, – кивнув, ответила Мишель. – Но его домашний номер не отвечает, а мобильный выключен.

– Или вне зоны действия. И тогда получается, что он вовсе не в Оклахоме.

– Может быть, он уехал куда‑то в глубь района? Мог он это сделать без машины?

– Вот вы мне и скажите. Это же ваше дело, а не мое.

Чан ничего не ответила, потому что вернулась официантка, и Ричер решил продолжить завтрак, заказав кусок персикового пирога. И еще кофе. У официантки сделался несчастный вид – политика бездонной чашки начала давать трещину.

– Он должен был ввести меня в курс дела, – сообщила Чан.

– Кто? Парень, которого здесь нет? – спросил Ричер.

– Ну, естественно.

– Ввести в курс дела или сообщить последние новости?

– Гораздо больше.

– Итак, чего вы не знаете?

– Его зовут Кивер. Он работает в нашем отделении в Оклахома‑Сити. Но мы являемся единой сетью. Я могу узнать, чем он занимается. У него пара серьезных дел, но не здесь.

– Каким образом вы получили задание стать его напарником?

– Я была свободна. Он сам мне позвонил.

– Отсюда?

– Определенно. Выдал точные указания, как сюда добраться. И сказал, что сейчас находится в этом городе.

– Его просьба выглядела обычной?

– Вполне. Протокол был соблюден.

– То есть протокол соблюден, но в его компьютере нет данных по этому делу?

– Совершенно верно.

– И это означает?

– Возможно, дело было не слишком серьезное. Например, услуга другу или что‑то бесплатное, и он не захотел обращаться к боссу. В любом случае никаких денег. Так что все по‑тихому. Но потом, думаю, дело стало более серьезным. Настолько, что возникла необходимость в поддержке.

– Значит, мелкое дело вдруг стало большим и серьезным? И о чем речь?

– Понятия не имею. Кивер собирался мне рассказать.

– Вообще не знаете?

– Вам какая часть рассказа непонятна? Он работал над каким‑то делом, тайно, один, и собирался рассказать мне все, когда я приеду.

– Каким он вам показался по телефону?

– Расслабленным. В основном. Не думаю, что ему нравится этот город.

– Он так сказал?

– Скорее это мое впечатление. Когда он объяснял, как сюда добраться, его голос показался мне извиняющимся, как будто он заманивал меня в какое‑то мрачное и очень неприятное место.

Ричер никак не прокомментировал ее слова.

– Думаю, вы, военные, слишком нацелены на конкретные факты, чтобы понимать такой образ мышления, – сказала Чан.

– Нет, я собирался с вами согласиться, – возразил Ричер. – Мне совсем не понравилась лавка, где продают резиновые передники, к тому же сегодня утром за мной всюду таскался какой‑то странный паренек. Лет десяти или двенадцати. Не слишком смышленый, полагаю, и робкий. Его заворожил чужак, но он меня опасался. Всякий раз, когда я смотрел в его сторону, норовил спрятаться.

– Не знаю, странно это или печально.

– И у вас вообще нет никакой информации?

– Я жду, когда Кивер расскажет мне, что тут происходит.

– И встречаете поезда, на которых он может приехать.

– Дважды в день.

– Через сколько времени вы сдадитесь?

– Это было грубо.

– Я пошутил. То, что тут происходит, очень похоже на самые неприятные проблемы, возникавшие у меня и, возможно, у вас, когда вы служили патрульным. Сбой в коммуникационной системе. Сообщение не прошло. Так я думаю. Очевидно, потому что здесь нет мобильной связи. Люди уже больше не могут без нее обходиться.

– Я решила подождать еще двадцать четыре часа, – сказала Чан.

– Я уже уеду, – сообщил ей Ричер. – Думаю, сяду на вечерний поезд.

 

* * *

 

Он оставил Чан в кафе и снова направился к старой дороге, решив осмотреть ту часть города, где еще не побывал. Странного мальчишку Джек больше не видел. Он свернул у ветеринарной лавки, снова изучил левую сторону улицы, все шесть кварталов, но не обнаружил ничего интересного. Дальше двинулся вперед, за город, прошел сто ярдов, потом двести – на случай, если из‑за железной дороги центр переместился на восток, оставив на прежних местах напоминания о прошлом. Если Чан права и здесь умерла пожилая женщина, ее могилу с надгробным камнем, возможно, и нельзя увидеть издалека. Вполне может быть, что она не такая уж и заметная – всего лишь плита посреди пшеничного поля и железная оградка высотой в фут или полтора, к которой от обочины ведет узкая тропа скошенной травы.

Но он не обнаружил ни тропинки, ни надгробия, ни железной оградки. И никаких более крупных строений. Или щита, сообщавшего об исторических достопримечательностях. Значит, музея тут тоже не было. Ричер развернулся и зашагал назад, внимательно изучая южный квадрант, квартал за кварталом, начиная с той стороны улицы, что шла с востока на запад за торговыми зданиями и вела прямо к старой дороге. Она практически ничем не отличалась от своего северного соседа, разве что здесь было больше однокомнатных домиков, переделанных в жилые из сараев и гаражей, и меньше лотков с фруктами. И по‑прежнему никаких мемориальных памятников или музея. По крайней мере, в тех местах, где им логично было бы находиться. Материнский Приют не всегда стоял на пересечении дорог – крошечная клякса возле бесконечного, прямого пути через прерию. Во всяком случае, до того, как здесь проложили железнодорожные пути. Могила или легенда стали причиной рождения городка; он вырос, точно жемчужина из песчинки.

Однако Ричер так и не нашел ни надгробия, ни музея. Во всяком случае, там, где им следовало быть, – иными словами, на приличном расстоянии от обочины. В таком месте, чтобы появилось ощущение, что ты на экскурсии или отправился в паломничество. То есть примерно на расстоянии современного квартала от дороги.

Джек зашагал дальше, минуя один квартал за другим, так, как делал раньше. Он смотрел на то, что уже видел, – и начинал понимать город, который рассказывал ему о себе, медленно, постепенно, улица за улицей. Материнский Приют являлся торговым центром огромного, разбросанного на больших территориях сельскохозяйственного сообщества. Здесь продавали самую разнообразную технику и громадное количество фермерской продукции. По большей части зерно. Очевидно, пастбища тоже имелись, отсюда соответствующие товары и ветеринарная клиника для крупного скота. И резиновые передники. У некоторых жителей дела шли хорошо, и они покупали сверкающие новые трактора; у других – не слишком, и они чинили дизельные моторы и приклеивали новые подметки к старой обуви.

Обычный город, каких множество.

Стоял конец лета, день был окрашен в золотистые тона, солнышко грело, но не жарило, и Ричер шагал по улицам, радуясь, что не сидит в четырех стенах, пока не сообразил, что второй раз обошел все кварталы и еще раз на все посмотрел.

Но ему так и не удалось обнаружить музей или надгробный камень.

Мальчишки тоже не было видно.

Зато какой‑то тип очень странно на него поглядывал.

 

Глава

05

 

В конце концов, Ричер оказался в двух кварталах от старой дороги, на улице, параллельной той, что шла с востока на запад, с пятью приличными кварталами на одной стороне и четырьмя на другой. Джек понял, что форма полукруга уже начала его утомлять. На глаза ему попались банк и кредитный союз. А еще маленькие мастерские, где работал всего один человек – заточка режущего инструмента, ремонт двигателей, даже парикмахерская, перед которой стоял светящийся столб. Однако внимание Ричера привлек мужчина, продававший запасные части для нескольких моделей ирригационных машин. Лавочка была совсем маленькая, и хозяин едва помещался за прилавком. Впрочем, природа наградила его приличными размерами. Когда Джек проходил мимо, в глазах у толстяка что‑то промелькнуло, и он потянулся вверх и за спину, собираясь что‑то достать. Ричер не видел, что, – инерция толкнула его вперед, и он не смог остановиться. Передняя доля его мозга не обратила особого внимания на мужчину, зато задняя громко завопила: «Почему он на меня отреагировал?»

Ничего сложного. Он увидел новое лицо. Чужака. Действовал инстинктивно.

За чем он потянулся? За оружием?

Вряд ли. Случайный прохожий не представляет непосредственной угрозы. И никто не держит бейсбольную биту или старый 45‑й, не скрываясь, прямо на стене. Лучше такие вещи прятать под прилавок. К тому же, насколько опасен ирригационный бизнес? Биты и пистолеты гораздо понятнее в барах, винных лавках или аптеках.

В таком случае, за чем он потянулся?

Скорее всего, за телефоном. Старомодный аппарат, который крепится к стене. По большей части на высоте плеч, чтобы было удобно набирать номер. Хозяин лавки потянулся назад, потому что в тесном пространстве за прилавком не мог повернуться.

А почему он решил позвонить? Неужели появление чужака здесь такое необычное явление, что этой новостью необходимо мгновенно поделиться с друзьями?

Может быть, он неожиданно что‑то вспомнил. Или ему потребовалось позвонить по делу. Или он собирался отправить какую‑то посылку.

Или ему велели звонить, как только он увидит…

Что?

Нового человека, появившегося в городе.

Кто приказал?

Возможно, и странный мальчишка в этом замешан? Может быть, он пытался за ним следить. Между показной робостью и обычной некомпетентностью пролегает очень тонкая линия.

Ричер остановился на площади и повернулся вокруг собственной оси.

Никого.

 

* * *

 

Он решил, что чашка кофе будет сейчас очень кстати, и направился назад, в кафе. Чан все еще сидела там, за тем же столиком. Было уже позднее утро. Она пересела спиной к углу – как раз на то место, где лежала его рука. Ричер прошел через зал и уселся за соседний столик, рядом с ней, тоже спиной к стене. В основном исключительно по привычке.

– Приятное утро? – спросил он.

– Похоже на воскресный день, когда я училась на первом курсе в колледже, – ответила она. – Никакого мобильного телефона и никаких дел.

– Неужели ваш парень не должен связываться с офисом?

Мишель собралась что‑то сказать, но промолчала и принялась оглядывать зал и людей, как будто пыталась сосчитать потенциальных свидетелей неприятного заявления, которое собиралась сделать. Затем улыбнулась непростой и выразительной улыбкой, отважной и одновременно грустной, и немного заговорщической.

– Наверное, я слегка приукрасила нашу ситуацию, – сказала она наконец.

– Каким образом? – поинтересовался Ричер.

– Наш офис в Оклахоме находится в гостевой спальне Кивера. А тот, что в Сиэтле, – в моей. На нашем сайте в Интернете говорится, что у нас повсюду имеются офисы. И это правда. Везде есть ушедший из ФБР агент с гостевой спальней и счетами, которые требуется оплачивать. Мы не многоуровневая организация. Иными словами, у нас нет группы поддержки. И Киверу не перед кем отчитываться.

– Но он работает над серьезными делами.

– Мы отлично справляемся. Но это бизнес. Экономия – ключ ко всему. И хороший веб‑сайт. Никто не знает, кто ты такой в действительности.

– И какое дело он мог взять в качестве дополнительного к вашим обычным?

– Я об этом думала. Ничего корпоративного. Мелких корпоративных дел не бывает. Некоторые из них все равно что лицензия на печатанье денег. Поверьте мне: они мгновенно отправляются в компьютер. Все равно что получить золотую звезду. Значит, речь о частном клиенте, который платит наличными или выписывает чек. Ничего противозаконного, скорее всего, но, вероятно, нечто скучное и, возможно, слегка безумное.

– Но Киверу потребовалась помощь.

– Я уже говорила, все началось с какого‑то мелкого дела, которое превратилось в крупное.

– Или безумная часть перестала быть безумной.

– А может, как раз наоборот, стала еще безумнее.

Подошла официантка, и Ричер приступил к своей второй бездонной чашке за день. Он заплатил вперед, когда вошел, сумму, превышавшую в четыре раза ту, что стояла в чеке. Ему нравился кофе и нравилась официантка.

– А как прошло ваше утро? – спросила Чан.

– Я не смог найти могилу пожилой женщины или какие‑нибудь сведения про ребенка, – ответил Ричер.

– Вы думаете, что то или другое все еще здесь?

– Уверен. Тут полно места. Они не стали бы класть асфальт на чью‑то могилу. И есть где повесить табличку, рассказывающую об истории городка. Таких повсюду полно; они из литого металла, выкрашенного в коричневый цвет. Не знаю, кто их делает. Может, Министерство экологии и природных ресурсов. Но здесь ничего такого нет.

– Вы разговаривали с кем‑то из местных?

– Следующий пункт в моем списке.

– Вам следует поговорить с официанткой.

– Профессия обязывает ее давать красивые ответы для рекламы. Заведение получит хорошие оценки и станет популярным среди туристов местом.

– Похоже, пока это не работает.

– Думаете, много народа задает ей вопросы?

– Наверное, пятеро из десяти, – ответила Чан. – Примерно столько туристов побывало здесь за одиннадцать лет. Так что процент довольно высокий – или, наоборот, низкий. Зависит от вашего определения понятия «много».

В этот момент официантка направилась к их столику, чтобы приступить к ритуалу наполнения бездонной чашки, и Чан спросила:

– А почему ваш город называется Материнский Приют?

Официантка остановилась, перенесла вес на одно бедро, как обычно делают уставшие женщины, и кофейник застыл в воздухе, на уровне ее талии. У нее было красное лицо и волосы цвета созревшей на полях пшеницы, лет тридцать пять или пятьдесят, худая, с возрастом постепенно набирающая вес, или, наоборот, полная, но похудевшая от тяжелой работы; определить наверняка не получалось. Она явно обрадовалась передышке, к тому же Ричер навечно стал ее лучшим другом из‑за щедрых чаевых, и еще потому что ей задали нормальный, а не дурацкий или обидный вопрос.

– Мне нравится думать, что благородный сын, живущий в каком‑то далеком городе, построил для своей мамочки загородный дом, где она могла бы поселиться на старости лет, в благодарность за все, что она для него сделала, – сказала официантка. – Потом появились лавки, чтобы продавать ей то, в чем она нуждалась, и еще дома. И скоро вырос город.

– Это официальная версия? – спросил Ричер.

– Милый, я понятия не имею, – заявила официантка. – Я из Миссисипи. До сих пор не понимаю, как я тут застряла. Вам нужно спросить у бармена – он, по крайней мере, родился в этом штате.

И она умчалась, как вечно делают официантки.

– Это был красивый ответ для рекламы? – спросила Чан.

Ричер кивнул.

– Однако творческий, а не маркетинговый. Ей нужно рассказывать посетителям эту историю или писать сценарии для кино. Я видел один такой фильм. По телевизору в мотеле, его показывали днем.

– Спросим у бармена?

Ричер посмотрел в сторону стойки. Бармен был занят.

– Сначала я попробую поговорить с кем‑нибудь из обычных жителей. Видел парочку кандидатов, когда гулял. Потом найду местечко, чтобы вздремнуть. Или схожу подстригусь. Может, мы с вами встретимся на вокзале в семь часов. Кивер сойдет с поезда, а я в него сяду.

– Даже несмотря на то, что вы так и не узнали историю названия города?

– Не так уж это и важно. По крайней мере, не стоит того, чтобы здесь оставаться. Я приму свою версию или вашу. Зависит от того, какое у меня будет настроение.

Чан промолчала в ответ, поэтому Ричер допил кофе, выскользнул из‑за стола и зашагал к выходу. Выйдя наружу, он обнаружил, что солнце по‑прежнему согревает землю. Следующие в списке. Обычные жители. Начиная с продавца запасных частей для ирригационных систем.

 

Глава

06

 

Хозяин лавки по‑прежнему торчал за прилавком. Двух футов свободного пространства ему явно не хватало. Он был примерно одного с Ричером роста и веса, только весь какой‑то распухший и бесформенный, в рубашке размером с цирковой шатер; место для ремня, на котором держались штаны, нашлось невероятно низко, под животом, похожим на литавры. Дополняли картину бледное лицо и бесцветные волосы.

За его правым плечом висел телефонный аппарат. Не древняя модель с диском и закрученным проводом, а обычный современный, беспроводной, с трубкой на рычаге и базой, привинченной к стене рядом. Так что вполне можно было не глядя протянуть руку за спину и нажать на кнопку быстрого набора. На базе имелось пластиковое окошко с ячейками для десяти номеров. Пять было подписано, пять – нет. Подписанные явно относились к тому, что продавал хозяин лавки: техническая помощь или телефоны других магазинов и ремонтной службы.

– Я могу вам помочь? – спросил здоровяк.

– Мы с вами уже встречались? – задал свой вопрос Ричер.

– Уверен, что нет. Я бы обязательно вас запомнил.

– Однако когда я прошел мимо вашего магазина в первый раз, вы так подскочили на месте, что чудом не ударились головой о потолок. Интересно, почему?

– Я узнал вас по старым фотографиям.

– Каким фотографиям?

– Пенсильванский университет, восемьдесят шестой год.

– Пенсильванский университет не для моих мозгов.

– Вы играли в футбол. Я вас узнал; вы тот самый полузащитник, о котором тогда много говорили и писали во всех спортивных газетах. В те времена я не пропускал ни одного матча и очень внимательно следил за новостями. По правде, и сейчас слежу. Разумеется, вы стали старше, прошу прощения за эти слова.

– Вы позвонили?

– Когда?

– Когда я проходил мимо.

– С какой стати мне звонить?

– Я видел, как вы протянули руку к телефону.

– Может, он зазвонил в тот момент. Знаете, он вообще не замолкает. Людям требуются самые разные вещи.

Ричер кивнул. Мог он услышать звонок с улицы? Скорее всего, нет. Дверь была закрыта, телефон электронный, с регулируемой громкостью звука, которую, вполне возможно, специально убавили, чтобы она не раздражала в маленьком пространстве лавки. Да еще совсем рядом с ухом хозяина. Особенно если покупатели звонят постоянно.

– Какова ваша теория касательно того, почему ваш город так называется? – спросил Ричер.

– Моя… что? – переспросил толстяк.

– Почему город называется Материнский Приют?

– Честное слово, сэр, я не имею ни малейшего понятия. Повсюду можно встретить странные названия. Не только у нас.

– Я вас ни в чем не обвиняю. Меня интересует, откуда взялось это имя. История.

– Я ничего такого не слышал.

Ричер снова кивнул и сказал:

– Хорошего вам дня.

– И вам, сэр. И поздравляю с тем, что вы снова в форме, если мне будет позволительно это сказать.

Ричер с трудом выбрался из лавки и несколько мгновений стоял, греясь в теплых лучах солнца.

Он побеседовал еще с двенадцатью торговцами; всего получилось тринадцать, и, таким образом, у него имелось четырнадцать причин, по которым городок получил свое имя – включая предположение официантки. Впрочем, мнения разошлись, а у восьмерых опрашиваемых его вообще не было – они просто пожимали плечами и непонимающе или с вызовом смотрели на Джека. У нас по всей стране можно встретить странные названия. С какой стати выделять Материнский Приют, особенно когда есть города Почему, Почему‑бы‑и‑Нет, Катастрофа, Оригинальный, Санта‑Клаус, Без‑Имени, а также Скукота, Сыротрясение, Правда, Последствия, Брови Мартышки и О’кей. И еще: Обычный, Пирожок, Жабья Ловушка и Сладкие Губы.

Остальные шесть мнений представляли собой вариации сказки, выданной официанткой. Плюс его собственное предположение и то, что сказала Чан. Люди шли от названия и придумывали красивые легенды, чтобы его объяснить. И никаких неопровержимых фактов. Никто не знал про могилу с надгробным камнем, музей или мемориальную доску. Никто не слышал историй, которые любят рассказывать старики.

Ричер шагал назад по широкой улице и размышлял, что делать дальше: вздремнуть или подстричься.

 

* * *

 

Хозяин лавки запасных частей позвонил первым. Он сказал, что мастерски провел разговор, использовав старый надежный трюк про футбол. Этой уловке его научили много лет назад: выбери отличную студенческую команду и удачный для нее год, и большинство парней будут так польщены, что забудут о подозрениях. В течение часа еще три торговца сделали точно такой же доклад. Только без футбола. Но в целом картина не вызывала сомнений. Одноглазый клерк из отеля принял все звонки, постарался запомнить детали, сразу же набрал телефонный номер, а когда ему ответили, доложил:

– Они решили зайти со стороны названия. Крупный парень болтается по всему городу, задает вопросы.

В трубке прозвучал пластиковый треск, ровный, благозвучный, успокаивающий. Клерк сказал:

– Хорошо, конечно.

Но уверенности в его голосе не было. А потом он повесил трубку.

 

* * *

 

Парикмахерская оказалась совсем маленькой, с двумя креслами и одним мастером. Он был старым, но руки у него не дрожали. Он побрил Ричера, потом приложил к его лицу горячее полотенце, а после подстриг – коротко по бокам и сзади, и немного длиннее наверху. Волосы у Ричера все еще были того же цвета, что и раньше. Они немного поредели, но совсем чуть‑чуть. Усилия старика парикмахера дали прекрасный результат. Джек посмотрел на себя в зеркало и увидел там чистого, выбритого, делового себя. Парикмахер попросил одиннадцать долларов за свою работу, и Ричер посчитал цену вполне разумной.

Затем он прошел назад по широкой площади и перед мотелем заметил садовый стул, который мимолетно видел утром, одинокий и несчастный, стоявший прямо посреди дорожки. Белый пластик. Ричер взял его и поставил сбоку на траву, рядом с оградой, чтобы тот никому не мешал. Потом подвинул его ногой, чтобы на сиденье падало солнце, сел, откинулся на спинку и закрыл глаза, наслаждаясь теплом. Через некоторое время он заснул, прямо на улице, в чудный летний день, что по его представлениям было вторым в списке мест, где хорошо спать.

 

Глава

07

 

Ричер пришел на вокзал на целый час раньше, в шесть вечера, – частично из‑за того, что солнце начало клониться к горизонту, и больше не осталось мест, где можно было бы погреться, а еще потому, что он любил приходить заранее, чтобы иметь возможность осмотреться, даже если речь шла о том, чтобы просто сесть в поезд.

Элеваторы стояли неподвижно, безмолвные и, судя по всему, пустые, дожидаясь нового урожая. Громадный склад тоже был закрыт. Рельсы окутывала тишина. Фонари уже зажглись, хотя сумерки еще не спустились; впрочем, до них оставалось совсем немного. «А потом наступит ночь», – подумал Ричер.

Он обнаружил, что крошечное здание вокзала открыто, но там пусто. Внутренняя отделка из дерева напоминала пряничный домик, его множество раз перекрашивали, подновляя обычную для официальных учреждений кремовую краску. Пахло там, как пахнет в деревянных строениях на закате после долгого жаркого дня, – душно, пыльно и пропечено солнцем.

Сводчатая билетная касса была совсем маленькой и невероятно уютной, с круглым отверстием в стекле, чтобы разговаривать с кассиром. Изнутри окошко закрывала коричневая в складочку занавеска, сделанная из какого‑то примитивного винила, на которой висела табличка с надписью «Закрыто», выведенной золотой краской.

В конце короткого коридора Ричер обнаружил зал ожидания со столом, на котором лежали газеты шестидневной давности. С потолка свисали стеклянные шары с молочного цвета лампочками, но выключателя Ричер не нашел. Около двери, там, где ей и следовало быть, имелась табличка с прикрепленной к ней скотчем надписью: «Если вам нужен свет, обратитесь в кассу».

Скамейки, которым, по представлениям Ричера, исполнилось лет сто, произвели на него впечатление – из красного дерева, жесткие, с прямыми спинками, лишь слегка приспособленные для сидения, отполированные до блеска годами использования. Ричер выбрал понравившееся ему место и сел. Оказалось удобнее, чем он думал, несмотря на пуританскую форму. Столяр прекрасно сделал свою работу. Впрочем, может быть, само дерево перестало сопротивляться, сдалось и научилось обнимать людей разного размера, веса и температуры. Скамейки в буквальном смысле долгое время подвергались обработке паром и давлением, совсем как в промышленном производстве, только очень медленно. Ричеру стало интересно, возможно ли такое с красным деревом, отличающимся невероятной твердостью. Ответа он не знал.

Он сидел не шевелясь.

Снаружи начало темнеть, и соответственно внутри тоже. Если вам нужен свет, обратитесь в кассу. Джек сидел в полумраке и смотрел в окно, решив, что Чан стоит где‑то в тени здания. Как в тот раз, когда он вышел из поезда. Ричер хотел было пойти и отыскать ее. Только вот зачем? Он не собирался произносить длинную серьезную речь, а пять минут пустого разговора ничего не изменят. Джек путешествовал, переезжал с места на место, встречался с людьми и расставался с ними. Он к этому привык. Обычное дело. Он решил, что, когда пойдет к поезду, просто помашет ей рукой. Впрочем, она к этому времени будет занята разговором с Кивером – слушать его, спрашивать, где он болтался…

Если Кивер приедет на поезде.

Ричер ждал.

 

* * *

 

За минуту до прибытия поезда он услышал, как застучали и начали перешептываться камешки на путях, потом запели рельсы: низкое стальное бормотание, постепенно набиравшее силу и превратившееся в громкие стоны. Он почувствовал давление в воздухе, увидел луч света, который догнал звук, шипение, ворчание и грохот. А в следующее мгновение появился поезд, разгоряченный, могучий, но невероятно медленный. Заскрежетали тормоза, он остановился, локомотив скрылся из вида, и вагоны выстроились вдоль платформы.

Раскрылись двери.

Ричер увидел, как слева, из теней, выступила Чан. Точно прибытие поезда заставило сработать какой‑то рефлекс. Она появилась и тут же исчезла, как будто сработала мгновенная камера.

Из поезда вышел мужчина.

В этот момент справа Ричер заметил хозяина лавки запасных частей для ирригационных систем. Он появился из тени, сделал шаг вперед и стал ждать.

Мужчина из поезда шагнул в лужицу света.

Но он не был крупным и явно не тем, кого ждала Чан, не Кивер – чуть выше среднего роста, вес немного меньше среднего, лет пятидесяти; видимо, в молодости он был стройным, но уже начал набирать вес; в костюме и рубашке с воротником, без галстука. В руке мужчина держал сумку из коричневой кожи, больше тех, с которыми ездят на вызовы доктора, но меньше дорожной.

Кроме него, никто из поезда не вышел.

Двери все еще оставались открытыми.

Ричер видел, что хозяин лавки сделал еще один шаг вперед, и мужчина с поезда его заметил. Лавочник произнес имя и протянул руку – вежливо, уважительно, доброжелательно и почтительно.

Мужчина из поезда пожал руку.

Двери поезда по‑прежнему были открыты.

Однако Ричер остался на своем месте, в темноте.

Хозяин лавки взял кожаную сумку из руки мужчины в костюме и повел его к выходу со станции. Двери поезда с шипением закрылись, вагоны содрогнулись и застонали, и поезд покатил прочь, медленно, очень медленно, вагон за вагоном.

Хозяин лавки запчастей и мужчина в костюме скрылись из виду.

Ричер вышел на платформу и стал смотреть, как хвостовые огни поезда постепенно гаснут вдалеке.

– Они направляются в мотель, – проговорила Чан, не выходя из тени.

– Кто направляется? – спросил Ричер.

– Мужчина из поезда и его новый дружок.

Она наконец вышла на свет.

– Ты не уехал.

– Не уехал, – подтвердил Ричер.

– Я думала, уедешь.

– Я тоже так думал.

– Мне кажется, я хороший человек, но не сомневаюсь, что причина не во мне.

Ричер ничего не сказал, и Чан снова заговорила:

– Ужасно получилось. Извини. Я не это имела в виду. Все равно сплошное нахальство с моей стороны, то есть понимаешь, я хотела сказать, что нет никаких причин, чтобы я стала причиной… Фу, стало еще хуже. В общем, ты ведь остался не за тем, чтобы мне помочь, верно?

– Ты видела, как те типы пожали друг другу руки?

– Конечно.

– Вот почему я остался.

 

Глава

08

 

Ричер провел Чан в тихий зал ожидания, и они сели в темноте на скамейку бок о бок.

– Как бы ты охарактеризовала их рукопожатие? – спросил Ричер.

– В каком смысле?

– О чем оно тебе рассказало? Какую историю? Что говорил язык их тел?

– Выглядело так, будто младшего корпоративного служащего отправили встретить важного клиента.

– Они знакомы?

– Не думаю.

– Согласен. И местный парень все прекрасно проделал, так? Очень тонко. Уважительно, но не заискивающе. Я уверен, что он не так пожимает руку своего приятеля или тестя. А также специалиста по кредитованию в банке или одноклассника, которого не видел двадцать лет.

– И что?

– Наш местный парень имеет в своем распоряжении огромное множество вариантов рукопожатия, и мы можем предположить, что он отлично владеет всеми. Что‑то вроде его особого таланта.

– И как нам это поможет?

– Я видел его сегодня утром. Он – хозяин лавки, торгующей запчастями для ирригационных систем. Когда я проходил мимо витрины, он подпрыгнул на месте и сразу бросился к телефону.

– Почему?

– Вот ты мне и скажи.

– Насколько параноидальным должен быть мой ответ?

– Нечто среднее между здравым смыслом и легкой паранойей.

– Я бы не обратила на это внимания, если б не Кивер, – проговорила Чан.

– Но?..

– Ты похож на Кивера. В общих чертах. Возможно, Кивер что‑то разнюхивал в городе, и жителям сказали, чтобы они были начеку, когда его увидят или кого‑то, похожего на него.

– Мне эта мысль тоже пришла в голову, – сказал Ричер. – Выглядит не слишком правдоподобно, но иногда случается и такое. Поэтому чуть позже я вернулся туда, проверить. Я спросил у хозяина, почему он так отреагировал на мое появление, и он сказал, что узнал меня – видел, когда я играл в футбольной команде университета Пенн в восемьдесят шестом году. Мол, в журналах были мои фотографии. Он заявил, что никому не звонил и, возможно, потянулся к телефону, потому что кто‑то позвонил ему. Сказал, что тот вообще не замолкает.

– А телефон звонил?

– Я не мог слышать с улицы.

– Ты играл в футбольной команде университета Пенн?

– Нет. Я учился в Вест‑Пойнте и играл в футбол только один раз. Боюсь, не слишком успешно. И совершенно уверен, что мои фотографии никогда не печатали в журналах.

– Может, он ошибся. Восемьдесят шестой – это же очень давно. Твоя внешность могла сильно измениться. К тому же ты выглядишь так, что вполне мог играть в футбол в Пенсильванском университете.

– Я тоже так решил. Сначала.

– А сейчас?

– Сейчас я думаю, что он прикрывал свою задницу. Прятался за выдуманной историей. Возможно, это трюк, которому он научился давно. Вместо того чтобы тратить время на нескладные отрицания, выдай правдоподобное объяснение. Кому‑то такое предположение может польстить. Может, твой собеседник мечтал стать футбольной звездой. Кто из нас не мечтал? Услышав такое, человек впадет в полное счастье и забудет о своих вопросах. Плюс он откалибровал свою историю так, будто я моложе, что тоже весьма лестно – наверное. В восемьдесят шестом я уже служил в армии. Выпустился в восемьдесят третьем. Иными словами, он устроил настоящее представление.

– Ну, это еще ни о чем не говорит.

– Первым делом я спросил у него, не встречались ли мы раньше. Он ответил, что не встречались.

– И это правда, так ведь?

– Ярый футбольный фанат, который помнит членов университетской команды, игравших тридцать лет назад, когда я спросил, не встречались ли мы, ответил бы отрицательно и добавил бы, что с радостью пожмет мне руку. Или сделал бы это, когда я собрался уходить. В любом случае рукопожатие имело бы место. Он же мастер в данном вопросе. Для некоторых это важнее фотографии или автографа. Я уже такое видел. Личный контакт на физическом уровне. Уверен, что у подобных людей имеется целый список, и, когда они видят фотографию кого‑то из него в газете, они думают про себя: «А я пожимал ему руку».

– Но он не стал пожимать тебе руку.

– И совершил серьезную ошибку. Он знал, что я не знаменитый футболист. Таким образом, мы возвращаемся к твоей версии. Жителям города сказали, чтобы они обращали внимание на слишком любопытных чужаков. В том числе и странному пареньку, что следил за мной утром. Кроме того, Кивер не приехал на поезде. Где он, черт подери? Поэтому я решил остаться. По крайней мере, еще на одну ночь. Чтобы немного развлечься.

– А кто тот мужчина, что сошел с поезда?

– Я не знаю. Думаю, он не из этого города и приехал по какому‑то делу. Судя по маленькой сумке, ненадолго. Возможно, богатый. Такие худые люди, как правило, не бывают бедными. Мы живем в диковинные времена. Бедняки обычно толстые, а богачи – худые. Раньше такого не было.

– По какому делу он приехал: хорошему или плохому? Случайно ли, что его встречал хозяин лавки, и связан ли он с тем делом, которым занимался Кивер?

– Может быть и то и другое.

– А может, он всего лишь из компании, производящей ирригационные системы. Например, исполнительный директор большой корпорации.

– В таком случае он сюда не приехал бы. Наш местный парень отправился бы на торговую ярмарку или встретился с большим боссом на вечеринке с коктейлями. Тридцать секунд или даже меньше. Как раз хватило бы, чтобы пожать руку. Тут не может быть ни малейших сомнений.

– Я начинаю беспокоиться за Кивера.

– Думаю, это правильно. Но тебе не следует волноваться слишком сильно. Насколько все может быть плохо? Со всем уважением, мы имеем частного детектива, взявшего за свои услуги наличные или грязный чек у клиента, который, возможно, не в своем уме или в своем. Ты сама сказала. Такой человек сначала идет в полицию. И испробует все варианты, от Белого дома и дальше вниз по лестнице. Но не вызывает сомнений, что его дело не заинтересовало ни копов, ни Белый дом. Тогда возникает вопрос: насколько все плохо?

– Ты считаешь, что копы всегда поступают правильно?

– Я знаю, что у них имеются своего рода границы, заставляющие их, по крайней мере, проверить информацию. Если б им сказали, что склад забит до отказа АСДТ[4], думаю, они мгновенно отправились бы посмотреть, что тут происходит. Но если б кто‑то заявил, что элеваторы ведут передачи на корневые каналы, – вряд ли.

– Но проблема в том, что дело, которым занимался Кивер, сначала выглядело совсем не так, как через некоторое время. Поэтому ему понадобилась помощь. Возможно, теперь граница нарушена.

– В таком случае он мог позвонить в «девять‑один‑один», как и любой другой человек. Или напрямую связаться с ФБР. Не сомневаюсь, что он еще не забыл номер.

– И что мы теперь будем делать?

– Вернемся в мотель. Кроме всего прочего, мне нужен номер на ночь.

 

* * *

 

Одноглазый по‑прежнему находился за конторкой. Чан взяла ключ от своего номера, как и накануне, а Ричер снова вступил в переговоры с Одноглазым, вызвав у того явное неудовольствие. Шестьдесят баксов, сорок, тридцать, двадцать пять, но уже не за 106‑й номер. Ричер не мог допустить, чтобы этот тип еще раз одержал победу. На сей раз он получил 113‑й, в самой середине противоположного крыла, на первом этаже, далеко от металлической лестницы и почти под номером Чан.

– В каком номере остановился мистер Кивер? – спросил Ричер.

– Кто?

– Кивер. Крупный парень из Оклахома‑Сити. Заселился два или три дня назад. Приехал на поезде. Скорее всего, заплатил за неделю вперед.

– Я не имею права отвечать на такие вопросы. Это личная информация. Мы заботимся о своих гостях. Надеюсь, вы меня правильно поймете. Уверен, вы по достоинству оценили бы нашу политику, если б речь шла о вас.

– Конечно, – ответил Ричер. – Звучит вполне разумно.

Он взял ключ и вышел вместе с Чан.

– Не пойми меня неправильно, но я хочу зайти в твой номер, – сказал он ей.

 

Глава

09

 

Они поднялись по металлической лестнице с правой стороны подковы и остановились около номера Чан, предпоследнего в ряду, рядом с 215‑м. Она открыла дверь ключом, и они вошли внутрь. Номер оказался самым обычным, но не вызывало сомнений, что в нем жила женщина. Там было чисто и приятно пахло. И еще Ричер заметил маленький чемодан на колесиках с аккуратно сложенными вещами.

– Какие записи могли быть с собой у Кивера? – спросил он.

– Хороший вопрос, – ответила Чан. – Обычно мы берем с собой лэптоп и смартфон. И вносим туда все наши заметки. Это отнимает время, но необходимо, потому что все должно попасть в отчеты. Однако, когда речь идет о неофициальном деле, оно не должно в них попасть. В таком случае, зачем печатать информацию? Скорее всего, у него где‑то лежат исписанные от руки листы бумаги.

– Где?

– Думаю, в кармане.

– Или в комнате. Все зависит от количества. Нам нужно проверить.

– Мы не знаем, в каком номере он жил. У нас нет ключа, и мы не сможем его получить, потому что «Четыре сезона» придерживаются политики конфиденциальности.

– Я думаю, нам нужен номер двести двенадцать, двести тринадцать или двести пятнадцать.

– Почему?

– Полагаю, Кивер забронировал тебе номер, так? Возможно, подошел к администратору и сказал, что ждет коллегу. Тот решил, что, если между вами существует какая‑то связь, вам нужны соседние номера. Ты получила двести четырнадцатый, потому что Кивер уже занял двести тринадцать или двести пятнадцать. Или двести двенадцать.

– Зачем ты его спросил, если и так знал?

– Он мог сузить возможные варианты. Но главным образом я хотел произнести вслух имя Кивера. Все очень просто. Если за нами следят, то наверняка еще и слушают, и я решил, что они должны услышать, как я назвал его имя.

– Зачем?

– Честное предупреждение, – ответил Ричер.

 

* * *

 

Он и Чан миновали две двери, подошли к 212‑му номеру и сразу поняли, что он не тот, который им нужен. Шторы были задвинуты, внутри тихонько работал телевизор. 213‑й и 215‑й оказались пустыми. В обоих раздвинуты шторы, внутри темно. Ричер решил, что их убрали утром, и с тех пор туда никто не заходил. По теории вероятности, один из них был свободным, другой принадлежал Киверу, который за него заплатил, но по какой‑то экстраординарной причине в последние дни им не пользовался. Свободный будет выглядеть абсолютно безликим, в то время как в номере Кивера обязательно что‑то укажет на его присутствие – торчащая из‑под подушки пижама, книга на прикроватной тумбочке или угол чемодана, убранного за стул, чтобы не мешал.

Но внутри было слишком темно, чтобы понять хоть что‑нибудь.

– Бросим монетку или подождем до утра? – спросил Ричер.

– И что сделаем? – поинтересовалась Чан. – Выбьем дверь? Нас видно из офиса.

Джек посмотрел вниз и увидел, что Одноглазый тащит по асфальту стул – тот самый, на котором, перетащив к ограде, он спал. Одноглазый поставил его на тротуаре под своим окном и уселся, точно шериф из старых времен, сидящий на своем крыльце и поглядывающий по сторонам. В данном случае он видел не совсем 214‑й номер, поскольку находился внизу и немного правее. А значит, и 213‑й тоже.

Он сидел так, чтобы наблюдать за обоими номерами.

Интересно.

И тут Ричер вспомнил, что этот же стул стоял утром посреди парковки, посмотрел на 106‑й номер и прикинул углы и направления.

Очень интересно.

– Думаю, станем ли мы выбивать дверь, зависит от того, насколько ты считаешь это срочным, – сказал он.

– Никто не получает подобные указания по телефону – по крайней мере, постоянно.

– Но иногда такие звонки случаются.

– Думаю, да.

– И что же сейчас за момент такой?

– А ты как думаешь?

– Я не в твоей команде, так что мое мнение не имеет никакого веса.

– И все же?

– Ситуации бывают разные.

– Дерьмо собачье, ты прекрасно знаешь, что ситуации всегда одинаковые.

– Это относится примерно к половине ситуаций, – проговорил Ричер. – Они делятся на две большие группы. Иногда человек, который пропал, появляется через пару недель, целый и невредимый, а порой оказывается, что вы потеряли его еще прежде, чем поняли, что у вас проблемы. Середины практически не бывает. Забавно, что такая диаграмма похожа на улыбающееся лицо.

– Значит, математика говорит, что мы должны подождать. Либо мы уже потерпели поражение, либо у нас полно времени.

Ричер кивнул.

– Так утверждает математика.

– А с точки зрения оперативных действий?

– Если мы предпримем что‑нибудь прямо сейчас, то, безусловно, окажемся в неизвестной ситуации, где нам придется иметь дело с силой, оценить которую у нас нет никакой возможности. Например, это будет пять человек с доброжелательными рукопожатиями. Или пятьсот с автоматическим оружием и экспансивными пулями, защищающие что‑то, о чем мы пока не имеем ни малейшего представления.

– И что это может быть гипотетически?

– Как я уже сказал, не АСДТ на складе. Что‑то другое, казавшееся вначале просто странным, но постепенно переставшее таковым быть. Может, они и вправду ведут передачи на корневые каналы.

Чан кивком показала на Одноглазого, сидевшего довольно далеко на пластиковом стуле.

– Ты выбрал правильный канал, чтобы передать имя Кивера. Этот тип замешан по самые уши, только вот непонятно, в чем.

– Владельцы мотелей – исключительно полезные люди, – кивнув, ответил Ричер. – Но этот занимает не слишком высокое положение в организации. Смотри, как он ерзает. Ему совсем не нравится то, что он делает. Он считает, что не должен работать ночным сторожем. Но, судя по всему, его боссы думают иначе.

– И мы должны их найти, – сказала Чан.

– Мы?

– Фигура речи. Старая привычка. Тогда мы всегда работали в команде.

Ричер ничего не сказал.

– Ты же остался, – продолжала Мишель. – Я не видела, чтобы кто‑то приставлял пистолет к твоей голове.

– Причины, по которым я не уехал, не имеют никакого отношения к тому, насколько серьезным ты считаешь то, что случилось с Кивером. Это отдельная история и твое дело.

– Я подожду до утра.

– Уверена?

– Так говорит математика.

– Ты сумеешь заснуть под присмотром этого типа?

– А у меня есть выбор?

– Мы можем попросить его перестать за нами следить.

– И чем это отличается от безусловного вмешательства?

– Зависит от его ответа.

– Я буду нормально спать. Но закрою дверь на два замка и цепочку. Мы не знаем, что здесь происходит.

– Нет, не знаем, – не стал спорить Ричер.

– Кстати, мне нравится твоя стрижка.

– Спасибо.

– И каковы причины?

– Для стрижки?

– По которым ты остался.

– Главным образом любопытство, – ответил Ричер.

– В каком смысле?

– Например, история с Пенсильванским университетом и восемьдесят шестым годом. На самом деле у него неплохо получилось. Даже великолепно. Он уже делал подобное раньше, тренировался, репетировал, оценивал себя и мысленно переживал свой успех. И я также совершенно уверен, что он знает про обязательное рукопожатие. Более того, не сомневаюсь, что в прочих случаях он про него не забывал. Однако не стал пожимать мне руку. Почему?

– Он совершил ошибку.

– Нет, у меня сложилось впечатление, что он не смог заставить себя это сделать. Даже несмотря на то, что рисковал испортить представление. Он в чем‑то замешан, но его делишки оказались под угрозой, и люди, представляющие эту угрозу, настолько ему противны, что он не хочет к ним прикасаться. Так мне показалось. И стало интересно, что же может заставить человека испытывать такие чувства.

– Теперь, похоже, я не смогу уснуть.

– Сначала они заявятся ко мне, – сказал Ричер. – Мой номер внизу. Я подниму страшный шум, так что у тебя будет фора.

 

Глава

10

 

Джек сидел на стуле в своем номере, не включая свет, в шести футах от окна, не видимый снаружи, и наблюдал. Пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять. Столько, сколько требовалось. Одноглазый на пластиковом стуле казался бледным пятном в темноте, примерно в ста футах от Ричера. Он сумел устроиться удобнее, откинулся на спинку и, наверное, дремал; любой шум или движение, скорее всего, его разбудят. Не самый лучший охранник из тех, что встречал Ричер, но и не самый плохой.

Над ним и правее, на втором этаже сквозь шторы расположенного в центре 203‑го номера пробивался свет. Джек решил, что в нем находится мужчина, сошедший с поезда. Он наверняка достает вещи из своей маленькой сумки и раскладывает их по местам – крема и лосьоны отправляются в ванную комнату, что‑то – в шкаф, остальное – в ящики комода. С точки зрения Ричера, размер его сумки имел огромное значение. А еще она была очень дорогой, не новой, но не потрепанной или рваной. Коричневая шагреневая кожа с медными застежками и углами. Классической формы, которую, судя по всему, поддерживал жесткий каркас. Но при этом небольшая. Мужчина намеревался провести в городе сутки, возможно, больше. Его сумка была слишком маленькой для запасного костюма или ботинок. Что по опыту Ричера выглядело странно. Большинство гражданских всегда возят с собой запасную одежду и обувь – на случай, если вдруг что‑то запачкается, поменяется погода или возникнет неожиданное приглашение куда‑либо.

Через десять минут свет погас, и 203‑й номер погрузился в темноту. Одноглазый по‑прежнему сидел на стуле, откинувшись на спинку и продолжая нести свою вахту, а может, и нет. Ричер еще пятнадцать минут понаблюдал из темноты за ним и парковкой, пока не убедился, что там ничего не происходит, разделся и сложил одежду, как делал это обычно, те же брюки убрал под матрас, быстро принял душ и лег в постель. Он не стал задвигать шторы и поставил свой мысленный будильник на шесть утра, зная, что проснется, если посреди ночи возникнет какой‑то шум или движение на парковке.

 

* * *

 

Рассвет был тихим и мирным, и снова золотым, только невероятно бледным. Элеваторы отбрасывали слабые длинные тени, накрывавшие мотель. Ричер сел на кровати и посмотрел в окно. Пластиковый стул стоял на прежнем месте под окном офиса, в ста футах от номера Джека, но Одноглазый куда‑то подевался. Ричер решил, что он ушел часа в четыре утра, отправившись на диван в задней комнате.

Шторы 203‑го номера оставались закрытыми. Мужчина из поезда, видимо, еще спал. Джек встал, отправился в ванную комнату и вернулся, обернув полотенце вокруг пояса. Затем он открыл окно, чтобы впустить свежий воздух и звуки утренней жизни, и тут же услышал, как по широкой улице проезжают машины: обычные восьмицилиндровые двигатели, работающие на бензине, толстые шины со стуком преодолевают рельсы, положенные на асфальте. Судя по всему, пикапы, направлявшиеся на ранний завтрак в кафе. Здесь было принято вставать рано.

Ричер сидел и наблюдал – без кофе, – и мысленно рисовал приятную картину, как он звонит в кафе, заказывает целый кофейник, и официантка, его новая лучшая подружка, через несколько минут приносит его ему. Только вот номера кафе он не знал, да и телефона здесь не было. К тому же он не одет. В ста футах от него в окне офиса горел свет, но Ричер не заметил никакого движения. Иными словами, потрепанный старый мотель, на две трети пустой, на рассвете.

Джек сидел и терпеливо наблюдал, не сомневаясь, что, в конце концов, будет вознагражден. Так и произошло примерно через час. Сначала из двери офиса появился Одноглазый и принялся оглядываться по сторонам, проверяя, всё ли в порядке в его маленьком королевстве, на парковках, тротуаре; осмотрел окна номеров на втором этаже, потом на третьем, проводя неспешную инспекцию, – привычка по большей части исключительно из чувства долга, но с некоторой примесью гордости за свои владения. Потом Одноглазый вспомнил, что оставил без внимания территорию у себя за спиной, повернулся и обнаружил пластиковый стул посреди парковки. Он вернул его к 102‑му номеру, поставив так, чтобы тот занял место в идеально ровном строю своих собратьев на первом этаже, стоявших под такими же стульями на втором.

Им двигал скорее долг, чем гордость, потому что накануне он не стал тратить на это силы. Он оставил стул там, где тот стоял, – видимо, вчера порядок не имел значения. Но сегодня все было иначе. Что‑то изменилось, и он вел себя как исполнительный директор перед визитом начальства.

Ричер продолжал ждать. Тени медленно отступали, ярд за ярдом, по мере того, как солнце все выше поднималось в небо. Прибыл семичасовой поезд, прогромыхал, остановившись у платформы, и покатил дальше.

Ричер ждал.

Постоялец 203‑го номера раздвинул шторы. Солнечные лучи падали на окно сбоку, и, как и все остальное в городе, стекло покрывал слой пыльцы от созревающих растений, но даже и так Ричер отчетливо видел мужчину, который стоял, широко расставив руки в стороны и не выпуская из них края штор, и смотрел на утренний свет так, словно удивлялся, что солнце снова вышло, – будто вероятность того, что оно появится, была пятьдесят на пятьдесят. Он провел так целую минуту, потом отвернулся и исчез из вида.

В этот момент на парковку въехал белый седан. «Кадиллак», – решил Ричер. Но не новый, из предыдущего поколения. Длинный и низкий, словно прижимающийся к дороге, похожий на лимузин. Очень необычного цвета за пределами Флориды и Аризоны, да и вообще диковинное зрелище для сельскохозяйственного района. Первый седан, который Ричер увидел на протяжении трехсот миль. Джек отметил, что он довольно чистый – судя по всему, его недавно ополоснули, хотя и не стали мыть как следует. Водителя Ричер не видел за слишком темным стеклом.

Машина свернула направо, задом проехала влево, развернулась и остановилась на месте под 203‑м номером. Спереди номеров на машине не было. Водитель не вышел. Дверь 203‑го номера над машиной открылась, и появился мужчина в костюме. В руке он держал коричневую кожаную сумку. Долго стоял, не шевелясь и принюхиваясь к воздуху, будто удивлялся чему‑то; потом вышел из транса и направился к лестнице. Он двигался уверенно и легко, но не скованно, как спортсмен, а грациозно, точно танцор или актер на сцене. Он спустился вниз, и водитель вышел из «Кадиллака», чтобы его встретить.

Водителя Ричер раньше не видел; лет сорока, высокий, хорошо сложенный, не толстый, но плотный, с роскошной шевелюрой и бесхитростным лицом. Мужчина в костюме пожал ему руку и нырнул на заднее сиденье. Водитель взял у него сумку и положил в багажник, будто исполнял какую‑то церемонию. Затем он сел за руль, заработал мотор, и они уехали.

Сзади номерных знаков тоже не было.

Ричер отошел от окна и отправился в ванную комнату, чтобы принять душ.

 

* * *

 

Чан уже была в кафе за тем же угловым столиком, за которым они сидели накануне, спиной к стене. Она заняла и соседний столик, повесив на спинку стула пальто. Ричер отдал его ей и сел рядом, тоже спиной к стене. Что с тактической точки зрения было правильно, но в остальном неприлично. Чан великолепно выглядела в футболке, волосы еще не высохли после душа и казались угольно‑черными. А еще Ричер отметил длинные руки с аккуратными мускулами и гладкую кожу.

– Мужчина в костюме уехал, – сказала она. – И забрал вещи. Значит, он не собирается возвращаться. Хорошо ему.

– Я видел из своего номера, – ответил Ричер.

– Я возвращалась с вокзала. Кивер не приехал на утреннем поезде.

– Жаль это слышать.

– Так что время пришло. Я больше не намерена ждать. Пора его искать. Он остановился в двести пятнадцатом номере, я заглянула в окно и увидела на дверце шкафа большую рубашку. Номер двести тринадцать никем не занят.

– Ладно. Мы как‑нибудь сумеем туда попасть.

– Мы?

– Фигура речи, – ответил Ричер. – У меня нет на сегодня никаких дел.

– Прямо сейчас и займемся?

– Давай сначала поедим. Золотое правило: ешь, когда есть возможность.

– Сейчас самый подходящий момент, чтобы заглянуть в номер Кивера.

– Возможно, но лучше сделать это попозже. Когда горничная начнет работать. Она может открыть нам дверь.

К ним подошла официантка и принесла кофе.

 

Глава

11

 

После завтрака они обнаружили, что горничная мотеля действительно занялась уборкой, но не рядом с номером Кивера. В другом крыле подковы она приводила в порядок 203‑й номер, из которого уехал постоялец, для нового гостя. На дорожке стояла большая тележка, заполненная всем необходимым, дверь в номер была открыта, и Ричер видел, что внутри горничная снимает постельное белье.

Ключ доступа наверняка висел у нее на поясе, или лежал в кармане, или был прикреплен на цепочку к ручке тележки.

– Пойду‑ка поздороваюсь, – сказал Ричер.

Он свернул налево у 211‑го номера, и еще раз налево возле 206‑го, остановился около тележки и заглянул в 203‑й.

Горничная плакала.

– Вы в порядке, мэм? – спросил Ричер с улицы.

Женщина замерла, выпустила из рук белье и выпрямилась. Тряхнув головой, она сделала вдох, беспомощно посмотрела на Ричера, потом повернулась и так же беспомощно взглянула в зеркало, как будто беспокоиться о том, как она выглядит, уже не имело никакого смысла.

Она улыбнулась и сказала:

– Я счастлива.

– Ладно.

– Нет, правда. Мне очень жаль. Но джентльмен, который только что выехал, оставил мне чаевые.

– Первые в вашей жизни?

– Лучшие в жизни, – ответила она.

Она аккуратно засунула обе руки в огромный карман возле подола платья и достала конверт. Меньше стандартного, скорее похожий на те, в которых отправляют благодарность за приглашение на какой‑нибудь праздник. На нем перьевой ручкой было написано от руки: «Спасибо».

Горничная раскрыла конверт большим пальцем и достала оттуда банкноту в пятьдесят долларов. С портретом Улисса С. Гранта.

– Потрясающе, – сказал Ричер.

– Вы даже представить не можете, как много это для меня значит.

– Я рад за вас, – сказал Джек.

– Спасибо. Наверное, чудеса иногда случаются.

– А вы знаете, почему город называется Материнский Приют?

Женщина замерла на мгновение.

– Вы меня спрашиваете – или хотите рассказать, почему?

– Спрашиваю.

– Я не знаю.

– И вы не слышали никаких историй?

– О чем?

– О матерях, – пояснил Ричер. – Отдыхавших тут в буквальном или фигуральном смысле.

– Нет, – проговорила она. – Никогда ничего такого не слышала.

– А вы не могли бы открыть мне двести пятнадцатый номер?

– Вы живете в сто тринадцатом? А вчера снимали двести шестой?

– Да.

– Я могу открыть номер только тому, кто в нем зарегистрирован. Извините.

– Это было корпоративное бронирование. Мы работаем вместе, и нам нужно встречаться друг с другом, бывать в номерах коллег. Мы команда.

– Я могу спросить у менеджера.

– Не беспокойтесь, – сказал Ричер. – Я сам у него спрошу.

 

* * *

 

Однако Одноглазого в офисе не оказалось. Очевидно, он куда‑то отлучился, потому что его стол выглядел так, будто хозяин совсем недавно и ненадолго прервал работу. Папки и журналы были открыты, ручки лежали на тетрадях, рядом стояла чашка с еще теплым кофе.

Но самого его на месте не было.

За столом Ричер увидел дверь в стене. Видимо, за ней находилась маленькая комнатка с диваном, крошечной кухонькой и, естественно, тесным туалетом. Возможно, Одноглазый находился именно там. Некоторые вещи не терпят отлагательства.

Ричер старательно прислушался, но ничего не услышал.

Тогда он обошел стол и посмотрел на журналы и папки. И на тетради. Обычные документы, какие есть в каждом мотеле.

Джек снова прислушался и снова ничего не услышал.

Тогда он открыл ящик стола, в котором Одноглазый хранил ключи. Положил туда свой и взял от номера 215.

Закрыл ящик.

Вернулся на место для посетителей.

И с облегчением выдохнул.

Одноглазый так и не вернулся. Может, страдал от расстройства желудка. Ричер вышел из офиса, пересек подкову и поднялся по лестнице к Чан. Когда он показал ей ключ, она спросила:

– Сколько у нас времени?

– Столько, за сколько заплатил Кивер, – ответил Ричер. – Вероятно, до конца недели. Я решил занять его комнату. Хозяину не на что жаловаться. Деньги за номер он получил, а Кивера нет, чтобы высказать свое неудовольствие.

– Это сработает?

– Может быть. Если они не попытаются меня выдворить.

– Тогда мы позвоним в «девять‑один‑один». Как должен был сделать Кивер.

– Тип в костюме оставил горничной пятьдесят долларов чаевых.

– Серьезные деньги. На них можно купить недельный круиз.

– Она была счастлива.

– И неудивительно. Как будто получила жалованье за неделю, только делать ничего не пришлось.

– Я чувствую себя отвратительно. Никогда не оставлял больше пяти баксов чаевых.

– Ты сам сказал, что он богатый.

Ричер ничего не ответил, подошел к двери номера Кивера и вставил ключ в замок. Открыв его, сделал шаг назад.

– После вас.

Чан вошла внутрь, Ричер – за ней. Следы присутствия Кивера были по всей комнате: рубашка на ручке двери, косметичка в ванной комнате, льняной пиджак в шкафу, у стены потрепанный чемодан, полный одежды. Все аккуратно и ровно расставлено горничной, в номере чисто и прибрано.

И нигде не видно портфеля, сумки с компьютером, толстых записных книжек или исписанных от руки листков.

По крайней мере, на первый взгляд.

Ричер повернулся и закрыл дверь. За свою длинную и непростую карьеру военного полицейского он обыскал, наверное, сотню номеров в мотелях и хорошо умел это делать. Ему удавалось находить самые разные вещи в самых разных местах.

– Кем был Кивер до службы в Бюро? – спросил он.

– Детективом полиции с дипломом вечерней юридической школы, – ответила Чан.

Значит, ему тоже приходилось обыскивать номера в мотелях, и он не станет использовать в качестве тайника очевидное место. Он знал все хитрости. Впрочем, в этом номере вариантов было не слишком много, поскольку с архитектурной точки зрения он не являлся сложным комплексом.

– Я уверена, что мы ошиблись, – сказала Чан. – Менеджер мог побывать здесь примерно полдюжины раз или впустил кого‑то. Нам следует исходить из того, что тут давно все обыскали.

Ричер не стал с ней спорить.

– Да, но вопрос в том, насколько хорошо они искали. Одно нам известно наверняка: Кивер был в этом номере, а потом в какой‑то момент ушел. Существует три возможных варианта его ухода. Первый: он отправился по какому‑то совершенно невинному делу, которое позже стало не таким невинным. Второй: неизвестные люди под возмущенные крики выволокли его отсюда. И, наконец, он сидел себе на кровати и обдумывал то, что сумел узнать, и вдруг неожиданно все куски головоломки встали на свои места, он вскричал: «Вот дерьмо!» – вскочил и помчался к телефону‑автомату в универмаге, чтобы, не теряя больше времени, позвонить в «девять‑один‑один». Только он туда не добрался.

– Не добрался? В каком смысле?

– В том смысле, что пропал. Скажи мне, где и почему, и я откажусь от других теорий.

– Ни один из перечисленных тобой вариантов того, как он мог покинуть номер, не означает, что мы можем найти здесь что‑то полезное. Нечто, пропущенное другими.

– Не согласен. Я думаю, третий вариант дает нам некоторую надежду. Представь ситуацию под знаком «Вот дерьмо!». Ты потрясена, потому что вдруг поняла, что тебе угрожает опасность, причем такая серьезная, что нужно как можно быстрее бежать к телефону. Но там ты будешь на виду. Телефон‑автомат совсем не то же самое, что мобильный за закрытой дверью номера. Ты себя выдашь. А теперь это рискованно. И у тебя появляется мысль оставить какую‑то подсказку или знак. Ты пишешь записку и прячешь ее. Затем идешь звонить.

– Но не успеваю.

– Так говорит математика. Иногда.

– Записка спрятана так надежно, что ее никто не сумел найти. Но не настолько, чтобы мы не смогли ее отыскать. Если она вообще есть. Если работает третий вариант и не произошло нечто совсем другое.

– Мы имеем дело с последовательностью из двух моментов под знаком «Вот дерьмо!», – возразил Ричер. – Иначе просто не может быть. Сначала совсем небольшое открытие, накануне, после чего он попросил тебя о помощи. Потом уже более серьезное, и он отправился звонить копам.

– Оставив сначала записку.

– Я думаю, такой вариант вполне жизнеспособен.

 

* * *

 

Когда Ричер обыскивал комнату, он всегда начинал с самой комнаты, а не с ее содержимого. Те, кто прячет, и те, кто ищет, склонны не брать во внимание физическую структуру помещения, которая нередко дает множество возможностей. Особенно если речь идет о листке бумаги. Стоящую под окном систему отопления всегда можно вскрыть, и в девяти случаях из десяти там оказывается пластиковый кармашек, предназначенный для хранения бумаг; часто это инструкция по эксплуатации или гарантийный формуляр, внутри которых находчивый человек может спрятать дюжину листков бумаги.

Если в комнате имеется кондиционер, там непременно есть решетка, которую легко снять. Еще очень удобно прятать документы в раздвижных дверях, а на потолках обязательно найдется съемная панель, на случай если потребуется какой‑то ремонт. В шкафах иногда делают двери гармошкой, и никто никогда не смотрит на их внутреннюю часть. Иными словами, вариантов великое множество.

Затем идет мебель: кровать, две прикроватные тумбочки, мягкое кресло, стул из столового гарнитура, стоящий около письменного стола, сам стол и маленький комод.

Они посмотрели везде, но ничего не нашли.

– Наверное, попробовать все‑таки стоило, – сказала Чан. – В каком‑то смысле я рада, что мы ничего не нашли. Это оставляет надежду на лучшее. Я хочу, чтобы с ним все было хорошо.

– А я бы хотел, чтобы сейчас он был в Вегасе с девятнадцатилетней красоткой. Но до тех пор пока мы не получим от него открытку, мы вынуждены считать, что его там нет. Поэтому будем сохранять бдительность, – сказал Ричер.

– Он был копом и специальным агентом. Как далеко отсюда до универмага? Что могло с ним случиться по дороге?

– Примерно двести футов. Мимо кафе. Многое могло произойти по дороге.

Чан промолчала.

Ричер испачкал руки, двигая мебель и прикасаясь к поверхностям, которые протирали не слишком регулярно, поэтому отправился в ванную комнату и открыл воду, чтобы их вымыть. На раковине лежал новый кусок мыла, все еще в упаковке. Светло‑голубой, с полосками и золотой этикеткой. Не самое худшее место из тех, в которых Ричеру довелось побывать. Он снял и скомкал обертку. Мусорная корзина стояла слева под туалетным столиком, довольно глубоким, и чтобы в нее попасть, требовалось определенное мастерство. Ричер отправил туда обертку, потом вымыл руки, отметив, что поначалу новое мыло было жестким, но почти сразу стало лучше. Он вытер руки чистым полотенцем, и тут заговорила его совесть. Он наклонился проверить, попала ли брошенная им обертка в корзину.

Не попала.

Корзина была круглой, похожей на короткий цилиндр, и засунута в левый угол, а это означало, что за ней имелось небольшое пространство. Обычно на такое никто не обращает внимания, особенно горничные со шваброй в руках. Уж, во всяком случае, не за чаевые в два доллара. В общем, такое место становится памятником неудачных бросков.

Их оказалось три.

Одним из снарядов, не достигших цели, была скомканная упаковка от мыла, брошенная Ричером, еще влажная. Другим – более старая версия ее же, только совершенно сухая. Видимо, от предыдущего куска.

И потрепанный листок бумаги вроде тех, что носят в карманах.

 

Глава

12

 

Листок оказался жестким и квадратным, со стороной в три с половиной дюйма и одним потрепанным углом. Его определенно вырвали из блокнота для заметок или чего‑то похожего. Ричер уже видел такие раньше. Листок, сложенный вчетверо, судя по всему, провел в кармане месяц или даже больше: он был потертым и с неровными углами. Джек догадался, что его бросили в сторону корзины, возможно, двумя пальцами, как в фокусе с картами, но он отлетел слишком далеко и приземлился на «ничейной земле».

Ричер развернул и аккуратно разгладил листок. На внешней стороне, если ее можно было так назвать, ничего не оказалось, если не считать грязи и бледного голубого пятна – скорее всего, от заднего кармана джинсов.

Джек перевернул листок.

На внутренней стороне, если ее можно было так назвать, он обнаружил запись, сделанную поспешно, шариковой ручкой. Скорее нацарапано, чем написано. Телефонный номер и слова «двести смертей».

– Это почерк Кивера? – спросил он у Чан.

– Не знаю, – ответила она. – Я не видела ничего, что он писал от руки. Да и образец не самый лучший. Так что мы не можем быть ни в чем уверены. Думай как адвокат. Не только Кивер жил в этом номере. Листок мог оставить кто угодно. И когда угодно.

– Конечно, – не стал спорить Ричер. – Но, предположим, записку написал Кивер. Что это может быть?

– Что? Возможно, заметки, которые он сделал во время телефонного разговора в своем кабинете, точнее, гостевой спальне. Может быть, первый контакт или последующий звонок. Высокие ставки, двести смертей, телефонный номер клиента или независимого свидетеля. Или источника дополнительной информации.

– Почему он его выбросил?

– Потому что позднее записал информацию в другое место, подробнее, и бумажка стала не нужна. Возможно, он стоял перед зеркалом и рассматривал себя, как обычно делают люди. Возможно, выбросил старый бумажный платок и взял новый, проверил карманы. Может, он не надевал эти брюки некоторое время.

Междугородный телефонный код был 323 и Ричер сказал:

– Лос‑Анджелес, верно?

– Либо мобильный телефон, либо городской, – кивнув, подтвердила Чан.

– Двести смертей можно квалифицировать как серьезную угрозу.

– Если это написал Кивер. И если записка имеет отношение к делу, которым он занимался. Нельзя исключать, что это мог быть кто угодно и когда угодно.

– Кто еще мог находиться в городе и написать про двести смертей?

– А кто сказал, что так было? Даже если Кивер написал записку, речь может идти о каком‑то старом деле. Или вообще о другом. Или какой‑нибудь принципиальный адвокат год назад выдвинул обвинение против машин «Скорой помощи»? И вообще двести смертей в этом городе – такое просто невозможно. Двадцать процентов населения? Кто‑нибудь обязательно обратил бы внимание. Тут не требуется частный детектив.

– Давай позвоним по этому номеру, – предложил Ричер. – Посмотрим, кто ответит.

 

* * *

 

Джек запер номер, они спустились по металлической лестнице и прошли около ста футов, когда из своего офиса выскочил Одноглазый и бросился им наперерез, отчаянно размахивая руками. Подбежав к ним, он сказал:

– Прошу прощения, сэр, но вы зарегистрированы не в двести пятнадцатом номере.

– В таком случае исправьте ваши записи, – заявил Ричер. – За комнату заплатил наш коллега, и я намерен жить в ней до тех пор, пока он не вернется.

– Вы не можете.

– Я не знаю такого слова.

– Как к вам попал ключ?

– Мне повезло, я нашел его под кустом.

– Это запрещено.

– Тогда вызовите копов, – предложил Джек.

Одноглазый промолчал, пару минут фыркал и вздыхал, потом повернулся и, не говоря больше ни слова, пошел назад.

– А если он действительно вызовет копов? – сказала Чан.

– Не вызовет, – заверил ее Ричер. – Иначе он устроил бы целое представление; сказал бы: «Да, сэр, именно так я и сделаю». Кроме того, копы наверняка находятся в пятидесяти милях или даже в ста. Они не поедут сюда из‑за номера, за который заплачено. К тому же, если этим людям есть что скрывать, им не нужно, чтобы здесь появились копы.

– И что он станет делать?

– Уверен, мы скоро это узнаем.

Они вышли на широкую улицу и направились мимо кафе к универмагу. Солнце уже стояло высоко в небе, и в городе царила тишина. Никакой активности или толп людей. В пятидесяти ярдах впереди на боковую улицу свернул пикап. Мальчишка бросал теннисный мяч в стену, а когда тот отскакивал, бил по нему палкой – что‑то вроде бейсбольной тренировки. Получалось у него совсем неплохо. Может, его следовало сфотографировать для журнала? Грузовичок «ФедЭкс» проехал по рельсам, пересекавшим старую дорогу, и покатил в сторону города.

Универмаг занимал классическое деревенское здание, простое, выходившее одним концом на улицу, с плоской крышей, с фасадом, обшитым досками, выкрашенными тусклой красной краской. На вывеске пляшущими золотыми буквами было выведено: «Разнообразные товары Материнского Приюта». Внутрь вела одна дверь, и имелось маленькое окошко, чтобы впускать свет, а не в качестве витрины для соблазнительных товаров. Стекло украшали переводные картинки с именами, которых Ричер не знал. Он решил, что это названия компаний, производящих не известные ему, но важные для сельской жизни предметы.

За дверью находился крошечный вестибюль с телефоном‑автоматом на стене. Он был без козырька для звукоизоляции – просто аппарат, весь из металла, включая провод. Чан бросила в него монетки и набрала номер, потом послушала минуту и повесила трубку.

– Голосовая почта, – доложила она. – Стандартные объявления телефонной компании. Никакой персонификации или имен. Похоже на мобильный телефон.

– Нужно было оставить сообщение, – сказал Ричер.

– Какой смысл? Я не могу принимать здесь звонки.

– Попробуй еще раз позвонить Киверу. На всякий случай.

– Нет, я не хочу услышать, как он не ответит.

– С ним либо всё в порядке, либо нет. Ничего не изменится от того, станешь ты ему звонить или нет.

Мишель взяла свой мобильный и нашла в нем номер Кивера, но позвонила по древнему аппарату. Как и в первый раз, послушала мгновение и молча повесила трубку. Набрала другой номер – с тем же результатом.

– Не отвечает, – сказала она, покачав головой.

– Нам нужно в Оклахома‑Сити, – сказал Ричер.

 

Глава

13

 

На поезде получилось бы быстрее, но до него оставалось еще восемь часов, поэтому они поехали на машине, которую арендовала Чан, – компактный внедорожник «Форд» зеленого цвета. Внутри он был совершенно безликим; в нем сильно пахло моющим средством. Они оказались за городом и на старой дороге, по которой когда‑то ездили фургоны, примерно через минуту; свернули на юг, потом на запад и снова на юг, мимо бесконечных золотых полей, похожих на гигантскую шахматную доску, и вскоре нашли сельскую дорогу, соединявшуюся с автострадой через двести миль – по крайней мере, так утверждал стоявший на обочине знак.

Чан, надевшая футболку, вела машину, положив одну руку на нижнюю часть руля, а другую – на колени. Ричер отодвинул пассажирское сиденье назад, устроился поудобнее и стал наблюдать за ней. Ее глаза ни на секунду не останавливались – она смотрела то на дорогу впереди, то в зеркало заднего вида, и снова на дорогу. Иногда мимолетно улыбалась, но тут же хмурилась каким‑то своим мыслям. Мишель слегка сгорбилась и наклонилась вперед, и Ричер решил, что она хочет казаться меньше, чего он никак не мог одобрить. Ему она представлялась абсолютно правильного размера, с длинными руками и ногами, и плотной, но там, где следовало.

Мне кажется, я хороший человек, но не сомневаюсь, что причина не во мне.

Она снова посмотрела в зеркало и сказала:

– За нами едет пикап.

– На каком расстоянии? – спросил Ричер.

– Примерно сто ярдов.

– Как давно?

– Около мили.

– Это общественная дорога.

– Сначала он ехал довольно быстро, но сейчас сбросил скорость, как будто искал нас, а теперь нашел.

– Всего один?

– Больше никого не вижу.

– Не страшно.

– Думаю, в нем два человека, водитель и пассажир.

Ричер не хотел поворачиваться, чтобы самому взглянуть на них, не хотел, чтобы преследователи заметили в зеркале заднего вида бледное обеспокоенное лицо, поэтому слегка сгорбился и сдвинулся в сторону, пока не смог видеть лицо Чан в зеркале на дверце. За ними, примерно в ста ярдах, ехал пикап. Ричер решил, что это «Форд» – серьезная машина, большая и заметная, уверенно державшаяся на дороге. Тусклого красного цвета, как фасад универмага. Внутри сидели двое мужчин – рядом, но достаточно далеко друг от друга, из‑за того, что машина была невероятно широкой.

Ричер снова выпрямился и посмотрел в ветровое стекло – справа и слева поля пшеницы и прямая дорога, уходящая к самому горизонту. Почти в буквальном смысле. Ричера не удивило бы, если б это поле тянулось до самого выезда на автостраду. Двести миль. Вполне возможно.

Больше машин на дороге не было.

– Ты училась этому в Куантико?[5] – спросил Ричер.

– До определенной степени, – ответила Чан. – Давно. И при других условиях. По большей части в городе. Со светофорами, четырехсторонними остановками и улицами с односторонним движением. Здесь у нас не так много вариантов. А ты учился этому?

– Нет, я плохо вожу машину.

– Может, нам следует предоставить им возможность сделать первый ход?

– Сначала мы должны понять, что им приказали сделать. Если только следить за нами – мы можем притащить их с собой в Оклахома‑Сити, а там оторваться. По‑настоящему победить можно, только не вступая в сражение.

– А что, если это не просто слежка?

– Ну, тогда они поведут себя как в кино. Начнут толкать нас сзади.

– Чтобы напугать? Или что‑нибудь похуже?

– Для них это будет серьезный шаг.

– Они могут представить все как несчастный случай. Женщина‑туристка заснула за рулем на длинной прямой дороге, и произошла авария. Уверена, что такое постоянно случается.

Ричер промолчал.

– Мы не сможем оторваться от них, только не в этой машине, – сказала Чан.

– Тогда подпусти их поближе, потом перестройся на другую полосу и резко ударь по тормозам. Пусть они проскочат мимо.

– Когда?

– Только не спрашивай меня, – сказал Ричер. – Я провалил тест по управлению автомобилем в критических ситуациях. Продержался меньше дня. Меня заставили сдавать квалификационный экзамен по другому предмету… Думаю, когда они займут все зеркало.

Теперь Чан вела машину, держа обе руки на руле. Одна минута. Две.

– Я хочу посмотреть, что они станут делать, – сказала она. – Нам необходимо заставить их открыть карты.

– Уверена?

– Они тут дома. Нужно их хорошенько встряхнуть.

– Ладно, прибавь немного скорость.

Она нажала на педаль газа, обернулась и посмотрела в заднее окно. Бледное обеспокоенное лицо.

– Быстрее, – сказал Джек.

Маленький зеленый «Форд» рванул вперед, почти на двести ярдов, и только после этого пикап отреагировал; передняя решетка поднялась в воздух, и он бросился в погоню.

– Сообщай расстояние до них в реальном времени, – попросила Чан. – Мне трудно оценить в зеркало.

– Они в восьмидесяти ярдах, – сказал Ричер. – У нас около восьми секунд.

– Меньше, потому что я собираюсь сбросить скорость, иначе мы перевернемся.

– Шестьдесят ярдов.

– Хорошо. Впереди никого нет.

– Сзади тоже. На дороге только мы и они. Сорок ярдов.

– Я еще немного сброшу скорость. Больше чем на шестидесяти ничего не получится.

– Отлично. Давай сделаем это.

И Чан сделала. Резко крутанула руль влево, с силой нажала на тормоз, пикап буквально в дюйме пронесся мимо правого заднего крыла, чудом не задев его, и помчался дальше. Водитель попытался затормозить, но инерция утащила его вперед. Маленький зеленый «Форд» остался позади. Некоторое время он раскачивался и болтался на дороге, но довольно скоро остановился на правильной полосе, в ста ярдах от преследовавшего его пикапа. Всего за несколько секунд две машины поменялись местами.

– И тут возникает вполне логичный вопрос: что дальше? – проговорила Чан. – Мы развернемся, они развернутся. И снова получится, что они нас преследуют.

– Поезжай прямо на них, – сказал Ричер.

– И врезаться в их машину?

– Такой вариант всегда существует.

Однако пикап первым развернулся на дороге и двинулся в их сторону, очень медленно; он практически полз на минимальной скорости. Ричер понял послание – они выбросили белый флаг.

– Они хотят поговорить, – сказал он. – Лицом к лицу.

Пикап остановился в десяти ярдах, обе дверцы открылись, и наружу выбрались двое мужчин. Оба крепкие на вид, около шести футов ростом и примерно двести фунтов весом, за тридцать, в зеркальных очках и тонких хлопковых пиджаках, надетых на футболки. Они вели себя осторожно, но держались уверенно. Как члены домашней спортивной команды.

– Возможно, они вооружены, – сказала Чан. – Иначе не вели бы себя так.

– Может быть, – не стал спорить Ричер.

Оба парня встали на ничейной территории между двумя машинами – один слева от центральной полосы, другой – справа. Они стояли спокойно и уверенно, опустив руки вдоль тела, и ждали.

– Поезжай на них, – сказал Ричер.

– Я не могу.

– Ладно; тогда, думаю, мне придется сходить и спросить, что им нужно. Если что‑то пойдет не так, поезжай в Оклахома‑Сити без меня. И удачи тебе.

– Нет, не выходи. Это слишком опасно.

– Для меня или для них? Они же лишь пара деревенских парней.

– Мы должны придерживаться предположения, что у них есть пистолеты.

– Временно.

– Ты псих.

– Возможно, – ответил Ричер. – Но не забывай, что таким меня сделал Дядюшка Сэм. Я сдал все предметы, кроме вождения.

Он открыл дверцу и выбрался наружу.

 

Глава

14

 

Передние двери маленького зеленого «Форда» были самыми обычными, с петлями, как у большинства машин, и открывались на две трети, поэтому, чтобы выйти наружу, требовалось сделать шаг назад, что давало Ричеру более удобный обзор. Кроме того, в результате он оказался между двигателем и двумя парнями. Если б они выхватили оружие и стали стрелять, Джек мог спрятаться за пуленепробиваемым стеклом. Если у них были пистолеты. Однако ничто на это не указывало. Да и вообще Ричер не видел причин, по которым они стали бы стрелять сразу. К тому же момент прошел. Они вполне могли открыть огонь по ветровому стеклу, вот тогда было бы сразу. Разве что в их планы входило сохранить машину в целости и сохранности, чтобы версия несчастного случая не вызвала ни у кого сомнений. Отверстие от пули объяснить трудно, особенно когда хочешь изобразить дело так, будто турист заснул за рулем. И как бы они стали объяснять пулевые ранения в теле пассажира? Кроме того, им пришлось бы затаскивать его в машину, что и вовсе оказалось бы непростой задачей, поскольку живой Ричер весил немало, а уж мертвый и подавно стал бы неподъемным.

Так что, решил он, стрелять они не станут.

Если у них вообще было оружие.

– Послушайте, парни, у вас есть тридцать секунд, поэтому не теряйте времени и говорите, что вам нужно, – сказал он.

Тот, что стоял справа, сложил на груди руки и стал похож на вышибалу у дверей ночного клуба. Ричер решил, что таким способом он демонстрировал поддержку своему напарнику, который явно исполнял роль оратора.

– Речь о мотеле, – сказал тот, по‑прежнему держа руки опущенными вдоль тела.

– А при чем тут мотель? – поинтересовался Ричер.

– Им управляет наш дядя, бедный старый инвалид; вы же устраиваете ему проблемы, нарушая все мыслимые законы.

Руки он продолжал держать опущенными. Джек вышел из‑за дверцы машины и, остановившись около правой фары «Форда», почувствовал тепло, идущее от мотора.

– И какие же законы я нарушил?

– Вы заняли номер другого постояльца.

– Который в настоящий момент им не пользуется.

– Это не имеет значения.

Руки так и не пошевелились. Ричер сделал шаг, потом другой, пока не оказался на уровне левой фары «Форда», но впереди и по диагонали, в десяти футах от парней, в узком треугольнике ничейной земли. Тип со сложенными на груди руками стоял в одном углу, его напарник – в другом, Ричер, в полном одиночестве, – в третьем, остром.

– Мы здесь, чтобы забрать у вас ключ, – заявил тот, что стоял слева.

Джек сделал еще шаг, оказался на расстоянии семи футов от своих собеседников, и теперь все трое представляли собой маленькую группу. Других машин на дороге не было, в полях по обеим сторонам медленно, точно ленивые морские волны, колыхалась пшеница.

– Я верну ключ, когда решу выехать из мотеля, – ответил Ричер.

– Ты уже выехал, – сообщил ему тип, стоявший слева. – С этого момента. И если ты решишь вернуться, то больше не получишь там номер. В мотеле действует правило, по которому администрация имеет право отказать тебе.

Джек молчал.

– А других мест, где ты мог бы остановиться, в Материнском Приюте нет. Мотель моего дяди – единственное заведение подобного рода. Тебе понятно послание?

– Почему ваш город называется Материнский Приют? – спросил Ричер.

– Понятия не имею.

– И кто передает мне послание? Только ваш дядя или тут что‑то другое?

– В каком смысле, другое?

– Кое‑что, о чем я слышал.

– Ничего такого.

– Это хорошо. Скажите вашему дяде, что я не нарушил никаких законов. Ему заплатили за номер. И еще: я намерен встретиться с ним чуть позже.

Парень в правом углу убрал руки от груди.

– Ты собираешься стать для нас проблемой? – поинтересовался тот, что стоял слева.

– Я уже ваша проблема, – ответил Ричер. – Вопрос в том, что вы намерены по этому поводу делать.

Возникла пауза, напряженная и какая‑то одинокая, в самом сердце серой пустоты, но уже в следующее мгновение оба парня одновременно, не спеша, лениво, правыми руками отбросили полы курток, демонстрируя Джеку две кобуры с черными полуавтоматическими пистолетами.

Что было ошибкой, и Ричер мог бы объяснить им, почему. Даже прочитать длинную скучную лекцию о том, что они подписали себе приговор слишком рано, навязав ему решительное сражение, и разрушили стратегический план, когда поспешили с завершающей стадией игры. На угрозы всегда следует отвечать, и это означало, что ему придется отобрать у них оружие, потому что пешки, отправленные в разведку, должны потерпеть поражение и вернуться с поджатыми хвостами, чтобы в Материнском Приюте знали наверняка, что в следующий раз, когда Ричер появится в городе, он будет вооружен. Ему хотелось сказать им, что они сами виноваты в том, что произойдет.

Но он не стал ничего говорить. Вместо этого засунул руку под свою куртку и ухватился за пустоту, но парни не знали, что у него там ничего нет, и, как отлично подготовленные стрелки, потянулись за пистолетами и одновременно заняли позицию для стрельбы, расставив ноги на расстоянии ярда друг от друга, для надежности. Ричер, не теряя времени, врезал левому громиле в пах еще прежде, чем тот успел достать оружие. Второй получил возможность вытащить пистолет; впрочем, ему это не помогло, потому что следующим событием в его жизни явилось появление локтя Ричера, который врезал ему в скулу, раздробил ее, и перед глазами у громилы все потемнело.

Джек отошел на шаг назад и взглянул на своего первого противника, который был очень занят, как и все до него, кому довелось получить от Ричера в пах. Оба пистолета были «Смит и Вессон сигма» калибра.40, современное оружие, сделанное частично из полимеров, очень дорогое и полностью заряженное. В карманах штанов у громил лежали бумажники со ста долларами на двоих, и Ричер забрал их в качестве военного трофея. На водительских правах значились одинаковые фамилии – Мойнахан, получалось, что они на самом деле могли быть братьями или кузенами с общим дядей. Одного звали Джон, другого – Стивен.

Ричер отнес пистолеты в маленький зеленый «Форд». Чан открыла свое окно, Джек оставил один пистолет себе, второй отдал ей, и она не слишком охотно его взяла.

– Ты слышала, что они сказали? – спросил он.

– Все слышала, – ответила она.

– Выводы?

– Вполне возможно, что они говорят правду и мотель – единственная причина, по которой они за нами гнались. А может, и нет.

– Уверен, что нет, – сказал Ричер. – За номер заплачено. С какой стати они так разволновались?

– Тебя могли убить.

Джек кивнул.

– Много раз, – не стал спорить он. – Давно. Не сегодня. И не эти типы.

– Ты ненормальный.

– Или компетентный.

– И что теперь?

Ричер оглянулся. Мойнахан, стоявший справа, находился в стадии перехода из бессознательного в состояние потрясения. Тот, что находился слева, слабо извивался и хватался за все, что находилось между его грудной клеткой и коленями.

– Стреляй, если начнут двигаться.

Джек прошел десять ярдов до грузовичка и забрался внутрь. В бардачке он нашел документы на машину и страховку на имя Стивена Мойнахана. Больше ничего интересного там не оказалось. Ричер выпрямился за рулем, включил сцепление, направил машину на обочину и поставил ее на гравии носом в сторону города и так, что левые колеса оказались далеко от проезжей части, а правые полностью завязли в пшенице. Затем он выключил двигатель, вынул ключ из зажигания, по очереди перетащил громил в тень, которую отбрасывал передний бампер, и посадил их, прислонив к нему спинами. К этому моменту оба уже пришли в себя.

– А теперь смотрите внимательно, – сказал Ричер и, когда они на него уставились, побалансировал ключом на ладони и зашвырнул его примерно на сорок или пятьдесят футов в поле пшеницы.

При самых благоприятных обстоятельствах у них уйдет час на то, чтобы его отыскать, даже после того, как они окончательно придут в себя. Что могло произойти еще через час.

Потом он вернулся в «Форд», и Чан поехала дальше. Время от времени Ричер поворачивался посмотреть, что происходит сзади. Припаркованный пикап еще довольно долго оставался в пределах видимости, но постепенно становился все меньше, превращаясь в крошечную точку, а затем и вовсе исчез за северным горизонтом.

 

* * *

 

Им потребовалось еще три часа, чтобы добраться до автострады, где дорожные указатели сообщили, что до Оклахома‑Сити осталось два часа. Дорога была спокойной до тех пор, пока примерно через полтора часа не начал верещать и тренькать телефон в кармане Чан – голосовая почта, текстовые и электронные сообщения, терпеливо сохраненные и теперь рвавшиеся на свободу.

Мобильная связь снова работала.

 

Глава

15

 

Чан одной рукой вела машину, другой пыталась включить телефон.

– Нам нужно съехать с дороги, – сказал Ричер. – Пока туристка действительно не устроила аварию. Кроме того, пора выпить кофе.

– Я не понимаю, как тебе удается пить столько кофе, – проговорила Мишель.

– Закон гравитации, – пояснил Ричер. – Если наклонить чашку, кофе выливается, так что ничего не остается, кроме как пить его.

– У тебя, наверное, постоянно жуткое сердцебиение.

– Это лучше, чем другие варианты.

Через милю они увидели знак и съехали с автострады на дорогу, которая вела к нескольким придорожным заведениям – заправка, туалеты и простое старомодное здание из камня в строгом стиле, несколько подпорченным яркими неоновыми вывесками, рекламировавшими современную сеть кофеен, где подавали кофе и еду. Они воспользовались туалетами и встретились в кафетерии. Ричер, как обычно, заказал среднюю кружку горячего черного кофе, Чан попросила принести холодный с молоком. Они нашли столик в углу, и Мишель положила на него телефон. Он был тонким, с сенсорным экраном, размером с книжку в бумажной обложке. Она двигала по экрану пальцем, легко его касаясь; сначала просмотрела опции, потом прочитала текстовые сообщения и электронные письма.

– От Кивера ничего, – сказала Чан.

– Попробуй позвонить ему еще раз.

– Мы оба знаем, что он не ответит.

– Иногда случаются и более странные вещи. Однажды мы с тремя полицейскими департаментами и парнями из Национальной гвардии искали парня, и вдруг он объявился, – просто вернулся из отпуска в другом штате.

– Нам известно, что Кивер не в отпуске.

– Все равно позвони.

Она так и поступила – после долгой паузы и очень неохотно набрала номер его домашнего телефона, потом сотового.

Ни тот, ни другой не ответили.

– Попробуй еще раз лос‑анджелесский номер, – сказал Ричер. – Тот, что на листке бумаги, где говорится про двести смертей.

Чан кивнула – ей отчаянно хотелось что‑то делать, – набрала номер и прижала телефон к уху.

На сей раз ей ответили.

– Добрый день, сэр, – проговорила она немного удивленно. – Могу я узнать, с кем разговариваю?

Видимо, ответ был совершенно очевидный, такой же, какой получил Ричер, задав свой предыдущий вопрос: «А кто спрашивает?»

– Меня зовут Мишель Чан, – сказала она, – я частный детектив из Сиэтла. До этого служила в ФБР. В настоящий момент работаю с детективом по имени Кивер. Я полагаю, что, возможно, он с вами связывался. Мы нашли номер вашего телефона в его комнате в мотеле.

Ричер не имел ни малейшего представления, о чем ее собеседник в далеком Лос‑Анджелесе спросил дальше, но довольно быстро понял, что Чан попросили произнести имя по буквам, потому что она сказала: «К‑и‑в‑е‑р».

Последовала длинная пауза, затем прозвучал ответ, почти наверняка отрицательный, поскольку Чан переспросила:

– Вы уверены?

Дальше состоялся длинный разговор, по большей части монолог собеседника Чан из Лос‑Анджелеса, который Джек не слышал, а по выражению лица Мишель можно было придумать тысячи самых разных, противоречащих друг другу сценариев, так что оно нисколько не помогало. У Ричера возникло ощущение, что человек на другом конце изо всех сил старался довести до ее сознания сначала что‑то одно, потом другое. Причем очень подробно. Может, он был актером или работал в кино. О чем шла речь, Джек так и не понял, оставил все попытки составить внятное представление о разговоре и стал ждать его окончания.

В конце концов, Чан попрощалась, отключила связь, вздохнула, сделала глоток холодного кофе и только после этого сказала:

– Его зовут Уэствуд. Он журналист из «Лос‑Анджелес таймс». На самом деле редактор научного отдела. Как он сам сказал, не самого крупного в издании. Как правило, пишет большие статьи для воскресного номера. Утверждает, что Кивер ему не звонил. У него есть привычка делать сразу после входящих звонков короткие записи в базу данных компьютера – в наше время журналисты вынуждены так поступать, на случай если на газету подадут в суд. Или если они сами решат судиться с газетой. Но имени Кивера нет в его базе, следовательно, он не звонил.

– Этот Уэствуд точно не клиент?

– Он не стал бы скрывать, – покачав головой, ответила Чан. – Я сказала ему, что работаю вместе с Кивером.

– Когда мы нашли листок, ты сказала, что это номер либо клиента, либо независимого помощника, либо источника информации. Таким образом, если Уэствуд не клиент, значит, он одно из оставшихся двух. Возможно, Кивер собирался ему позвонить. После того, как свяжется с тобой. Или, например, отвел тебе роль посредника в разговоре с Уэствудом. В деле, которым он занимался.

– Мы должны принять вероятность того, что этот номер не имеет никакого отношения к Киверу. Листок мог пролежать в номере много месяцев.

– Над чем сейчас работает Уэствуд?

– Длинная статья о происхождении пшеницы. О том, как путем скрещивания ранних сортов появились современные. По мне, так все это глупости. Вроде разговоров: «Мы уже генетически модифицировали это, так давайте пойдем дальше и внесем новые изменения».

– Это важно? Мы только что видели огромные поля пшеницы.

– До конца жизни хватит. Но лично я поддержу адвокатов – записка могла пролежать в номере, например, год. Или два. Любой из пятидесяти постояльцев мог ее там потерять. Или из сотни.

– Насколько трудно получить телефонный номер Уэствуда?

– Зависит от того, насколько давно он его поменял; если номер старый – легко. В наши дни все именно так и работает. Особенно в журналистской среде. Если хорошенько покопаться в Интернете, можно найти все, что угодно. Большинство журналистов это обожает. Таким образом в них рождается ощущение значимости.

Ричер молча допил свой кофе.

– О чем ты думаешь? – спросила Чан.

– Думаю, что адвокаты защиты выиграют дело. Но парочка присяжных не сможет спать спокойно. Потому что существует альтернативная история, такая же убедительная, подумают они в четыре часа ночи. Она начинается с твоего собственного первого рассуждения о чокнутом парне с наличкой или выписанным от руки чеком, который отправился в безумный квест, потому что пшеница намеревается прикончить двести человек. Или что‑нибудь в таком же духе. И, чтобы получить доказательства, нужно поговорить с журналистом, тоже знающим правду. И что важно – вот его телефонный номер. Что говорит нам кое‑что об этом парне. Он нашел его в Интернете, он из тех, кто на такое способен. Мне кажется, записка имеет отношение к тому, что происходит. По крайней мере, данное предположение выглядит разумно. Некое тихое помешательство одинокого безумца, которое не несет в себе никакой угрозы – но неожиданно выясняется, что очень даже несет.

– Нам нужно вернуться на автостраду, – сказала Чан.

 

Глава

16

 

У маленького зеленого «Форда» имелся навигатор на приборной доске, который без проблем нашел дом Кивера, находившийся в потрепанном пригородном районе к северу от Оклахома‑Сити. Оказалось, что это одноэтажное ранчо на улице, заканчивавшейся тупиком. Во дворе перед домом росло молодое деревце, едва живое от нехватки воды. Справа, к гаражу на одну машину, вела подъездная дорожка. Крыша была из коричневой битумной плитки, внешние стены обшиты желтым винилом. Не шедевр архитектуры, но в лучах солнца дом выглядел симпатичным и уютным – до определенной степени. Ричер представил, как крупный мужчина входит в дверь, сбрасывает обувь и садится в старое кресло; может быть, включает телевизор, чтобы посмотреть какой‑нибудь матч…

Чан припарковалась на подъездной дорожке, они вышли из машины вместе и сразу направились к двери с медным молотком и кнопкой звонка. Они попробовали и то и другое, но никто не вышел их встретить. Дверь была заперта, и ручка не желала поворачиваться. Заглянув в окно, они увидели, что внутри темно.

– У Кивера есть семья? – спросил Ричер.

– Он разведен, – ответила Чан. – Как и многие другие.

– И не из тех, кто оставляет ключ от дома под цветочным горшком.

– Более того, я уверена, что у него стоит сигнализация.

– Мы долго сюда ехали.

– Да, знаю, – сказала Чан. – Давай посмотрим, что сзади. Учитывая погоду, он вполне мог оставить окно открытым; может, мы найдем маленькую щелку.

На улице, где стояли семь одинаковых домов, три рядом и один в тупике, царила тишина. Ни машин, ни прохожих. Никаких любопытных глаз или пристального интереса. В общем, район не из тех, где за соседями принято подглядывать. И вообще он казался каким‑то временным, будто находился в движении, только очень медленном, как будто во всех семи домах жили разведенные мужчины, которым требуется год или два, чтобы снова вернуться к нормальной жизни.

Задний двор Кивера был обнесен забором из досок, посеревших от времени, почти в человеческий рост. Перед домом имелись маленькая ухоженная лужайка и веранда с плетеным креслом. Здесь стены тоже были обшиты желтым винилом. Четыре окна, закрытых, и дверь, надежная и прочная, с девятью маленькими окошками наверху. Очень похоже на фермерский дом. Дверь вела в узкий коридорчик, за которым находилась кухня.

Земля здесь была плоской, а дома – невысокими в отличие от забора, так что они могли не волноваться, что их кто‑нибудь увидит.

– Интересно, как быстро полиция среагирует на сигнал тревоги, поступивший из района вроде этого, – проговорила Чан.

– Думаю, где‑то между двадцатью минутами и никогда, – ответил Ричер.

– Значит, мы можем рассчитывать на десять минут, так? Войдем, быстро осмотримся и выйдем. И вообще это даже не преступление. Мы же с ним вместе работаем. Он не станет подавать в суд. Особенно в данных обстоятельствах.

– Мы не знаем, что ищем.

– Отдельные листы бумаги, блокнот, дневник… все, на чем он мог что‑то написать. Соберем что сможем, а посмотрим потом, когда выберемся из дома.

– Ладно, – сказал Ричер. – Нам придется разбить окно.

– Какое?

– Мне нравится дверь. Маленькая панель возле ручки. Так мы сможем легко войти внутрь.

– Давай, – не стала спорить Чан.

Маленькая стеклянная панель слева, самая нижняя из девяти, располагалась низковато для локтя Ричера, но, присев на корточки, он вполне мог до нее достать. Потом нужно будет вынуть оставшиеся осколки стекла, засунуть внутрь руку до самого плеча, согнуть ее в локте и дотянуться рукой до дверной ручки. Ричер подергал внешнюю ручку, проверяя вес замка, чтобы понять, какую силу нужно приложить.

Дверь открылась – легко и аккуратно – в прихожую, где на полу лежал коврик с надписью «Добро пожаловать». На косяке Ричер увидел сигнализацию – маленький белый шарик с закрашенным краской проводом. Он прислушался, ожидая сигнала тревоги. Как правило, в течение тридцати секунд раздавалось короткое пиканье, чтобы хозяин дома сумел добраться до панели и отключить систему.

Но в доме царила тишина. Никаких сигналов или пиканья.

– Что‑то тут не так, – сказала Чан.

Джек засунул руку в карман и сжал пальцами рукоять пистолета. Тот был самовзводным, без предохранителя. Никаких проблем – целься и стреляй. Ричер прошел через прихожую на кухню, но там никого не было. Тогда он направился в коридор. Входная дверь находилась прямо впереди. Солнце уже опустилось ниже, и дом заливал золотой свет.

А еще там царили тишина и застоявшийся воздух.

Ричер услышал, как у него за спиной Чан двинулась налево, поэтому сам пошел направо и оказался в коридоре с четырьмя дверями, за которыми обнаружил хозяйскую спальню, ванную комнату, гостевую комнату с кроватями и еще одну, превращенную в кабинет. Все были пустыми; везде порядок, всё на своих местах и никаких признаков того, что здесь совершено насилие.

Джек встретился с Чан у входной двери, и женщина покачала головой.

– Такое впечатление, будто он вышел за пиццей, – сказала она. – Даже дверь не запер.

Панель сигнализации находилась на стене, причем не вызывало сомнений, что установили ее недавно. На экране высвечивалось время и горел немигающий зеленый огонек.

Она была отключена.

– Давай поищем то, за чем пришли, – сказал Ричер.

Он направился в более маленькую спальню, обставленную в едином стиле – полки на стенах, шкафчики, комоды и стол из светлого клена. Компьютер, телефон, факс и принтер. Все, что необходимо для новой профессии. У нас офисы повсюду. Скандинавский стиль в убранстве комнаты успокаивал, там было чисто и просторно.

И никаких бумаг. Ни блокнотов, ни дневников, ни разбросанных листов или блоков для записей.

Ричер замер на месте и стоял не шевелясь.

– Твой приятель был копом и федеральным агентом. Он проводил по несколько часов на телефоне. Звонил, ждал, разговаривал. Кто‑нибудь делает это, не имея под рукой ручки и бумаги? Для записей или чтобы рисовать, что придет в голову, чтобы скрасить ожидание? Это закон жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– Что все это дерьмо собачье.

Ричер подошел к шкафчикам, стоявшим под полками, и принялся выдвигать ящики. В первом он обнаружил запасные картриджи с тонером для принтера. Во втором – запасные картриджи с тонером для факса. В третьем лежали чистые блокноты, упакованные по пять штук, а за ними – блоки для записей, солидные кубики жесткой белой бумаги, со стороной три с половиной дюйма.

– Мне очень жаль, – сказал Ричер.

– Чего?

– Выглядит все не слишком. Твой приятель использовал большое количество бумаги, столько, что покупал ее в экономичных упаковках. Могу побиться об заклад, что его стол был завален разными бумагами, и мы могли бы понять, что происходит, если б кто‑то не побывал здесь раньше нас. С той же целью. И все забрал.

– Кто?

– Боюсь, то, как это проделано, объясняет, кто здесь побывал. Кивер – чей‑то пленник. Это единственно возможный вариант. Они нашли в его куртке записи – возможно, листки, вырванные из блокнота, – а в кармане брюк обнаружили бумажник с водительскими правами, из которых узнали адрес. Они решили, что именно там находится другая часть блокнота, возможно, с записями. Из другого кармана брюк они достали ключи, позволившие им войти в дом и отключить сигнализацию. Новые системы устроены таким образом, что перед ними нужно чем‑нибудь помахать – например, нажать дистанционно кнопку на брелоке с ключами. Радиомаяк. И это хорошо, потому что в таком случае им не пришлось выбивать из него код.

– Звучит не слишком убедительно.

– Другого объяснения у меня нет.

– Но это не отвечает на вопрос «кто?».

– Материнский Приют, – сказал Ричер. – Последнее место, где, как известно, он находился.

 

* * *

 

Они осмотрели дом Кивера, комнату за комнатой, на случай если тот, кто побывал в нем до них, что‑то пропустил. В прихожей не нашлось ничего интересного. Кухня была совсем простой и выглядела так, как будто ею не слишком часто пользовались, – разномастные столовые приборы, банки с консервами, видимо, купленные в моменты временных приступов энтузиазма, но так и не открытые. Им не удалось найти ничего спрятанного, если только это не находилось в тайнике в стене, мастерски закрашенном таким образом, чтобы он не отличался от грунтовки двадцатилетней давности, заляпанной жиром и грязью.

То же самое их ждало в гостиной и отгороженном уголке с обеденным столом. Обыскивать дом оказалось легко. Кивер не то чтобы вел спартанский образ жизни, просто не вызывало сомнений, что он въехал сюда с ограниченным количеством вещей, и за время жизни тут их не стало намного больше. Гостевая комната с кроватями выглядела так, будто ее приготовили для детей. В соответствии с правом на встречи. Например, каждые выходные. В общем, в зависимости от того, какое решение принял суд. Но Ричер решил, что этой комнатой никогда не пользовались.

В спальне Кивера остался едва различимый кислый запах. В ней стояли кровать с ночным столиком, комод и деревянное сооружение с вешалкой для пиджака. И подносики для часов, бумажника и монет. Совсем как в дорогом отеле. В ванне было сыро, и повсюду валялись грязные полотенца.

На ночном столике лежала стопка журналов с книгой в твердой обложке сверху. Проходя мимо, исключительно от любопытства Ричер взглянул на обложку. И увидел сразу три вещи.

Во‑первых, верхний журнал оказался воскресным номером «Лос‑Анджелес таймс».

Во‑вторых, он был прочитан только наполовину, и из середины выглядывала закладка, сделанная из старого листка, вырванного из блокнота и сложенного пополам вдоль всей длины. Это был первый листок бумаги, который Ричер обнаружил во всем доме.

 

Глава

17

 

Обрывок бумаги из книжки в твердой обложке оказался чистым, если не считать нацарапанной цифры 4, представлявшей собой относительный технический интерес и знаменитой тем, что она единственная во вселенной, в которой количество букв в обозначающем ее английском слове совпадает с его значением. Но если забыть про это, больше ничего выдающегося в ней не было. По крайней мере, в контексте их поисков.

– В вопросе, касающемся нашей находки, я снова на стороне адвокатов защиты, – сказала Чан.

Ричер кивнул. Но следующая находка оказалась намного лучше. Исключительно с точки зрения функциональности – сначала. Воскресный выпуск «Лос‑Анджелес таймс» открылся в начале длинной статьи, написанной редактором научного отдела Эшли Уэствудом и посвященной тому, что современные достижения в лечении травм головного мозга позволяют нам лучше понять, как он функционирует.

Журнал вышел меньше двух недель назад.

– Адвокаты защиты сообщат суду, каков тираж воскресного выпуска журнала, – сказала Чан.

– И каков? – спросил Ричер.

– Думаю, почти миллион экземпляров.

– Иными словами, один шанс на миллион, что это не совпадение?

– Так заявят адвокаты защиты.

– А как насчет агента ФБР?

– Нас учили думать вперед. Попытаться представить, что скажут адвокаты защиты.

Ричер развернул закладку и обнаружил, что с одной стороны на ней ничего нет.

В отличие от другой.

Там он увидел две строчки, написанные от руки.

Наверху тот же код 323 и телефонный номер редактора научного отдела журнала Уэствуда, в Лос‑Анджелесе, штат Калифорния.

Внизу было написано: «Материнский Приют. Мэлоуни».

– И что теперь скажет агент ФБР? – спросил Ричер.

– Теперь она скажет адвокатам защиты, чтобы шли к черту. Кивер собирался позвонить Уэствуду, чтобы получить подтверждение или дополнительную информацию о чем‑то, что имеет отношение к городу, в котором мы недавно побывали. Это сомнений не вызывает. Кроме того, у нас появилось имя. Там наверняка есть кто‑то с фамилией Мэлоуни. В конце концов, познакомились же мы с парнями, которых зовут Мойнаханы.

– А почему закладка лежала в начале статьи?

– Он ее еще не прочитал.

– И поэтому не позвонил Уэствуду? Давай не будем делать поспешных выводов относительно клиента. Просто назовем его невыдержанным и нервным. Он постоянно звонит, рассказывает одну и ту же историю всем, кто готов слушать. Материнский Приют, двести смертей, если вы мне не верите, позвоните репортеру из Лос‑Анджелеса, – и он сообщает с трудом добытый телефонный номер, Кивер всякий раз его записывает, снова и снова, потому что он так устроен. Вот почему мы без особого труда обнаружили его дважды. Сначала это всего лишь надоедливый клиент. Уверен, что таких у вас некоторое количество бывает.

– Время от времени.

– Но какая‑то мелочь в словах клиента заставляет Кивера задуматься. Однако он все еще относится к ним скептически, поэтому решает устроить проверку. Это же Оклахома‑Сити, так? Значит, ему, скорее всего, приходится ехать на вокзал за газетами, выходящими в других городах. Однажды в воскресенье он покупает «Лос‑Анджелес таймс» – хочет посмотреть, можно ли доверять этому свидетелю. Серьезный ли он журналист, или пишет в мелкой газетенке, какие продают в супермаркетах. Он хочет сам принять решение. Как давно начали выращивать пшеницу?

– Зависит от места, – ответила Чан. – В любом случае тысячи лет назад.

– Он выясняет, что Уэствуд хороший репортер. Он провел исследование того, что происходило тысячи лет назад. Значит, с мозгами у него всё в порядке. Однако Киверу это еще неизвестно, потому что он не прочитал статью. Выходит, то, что рассказал клиент, его заинтриговало, но не показалось срочным, и Кивер не бросился сразу разбираться.

– Но сейчас оно выглядит очень даже срочным.

– Именно. И нам нужно выяснить, что изменилось.

 

* * *

 

Этот район был не из тех, где принято подглядывать за соседями, однако они, не видя смысла в том, чтобы задерживаться в доме Кивера, вышли через прихожую и закрыли за собой дверь. Потом обогнули дом и сели в машину, так и стоявшую на подъездной дорожке.

– Нам нужно еще раз поговорить с Уэствудом, – сказал Ричер.

– Кивер ему еще не звонил, – напомнила ему Чан. – Ему нечего нам сказать.

– Может быть, ему звонил кто‑то другой. И это он сможет рассказать.

– Кто?

– Мы пока не знаем.

Чан молча достала телефон, набрала номер, нажала на какую‑то кнопку и положила телефон на ручку между передними сиденьями.

– Я включила громкую связь, – сказала она.

Ричер услышал звонок в трубке, и тут же на него ответил Уэствуд:

– Алло?

– Сэр, меня зовут Джек Ричер, в настоящий момент я работаю с моей коллегой, Мишель Чан, вы недавно с ней разговаривали, – сказал он.

– Я помню. Мы выяснили, что другой ее коллега мне не звонил. Кивер, верно? Мне показалось, что мы с ней поняли друг друга.

– Да. Но сейчас у нас появились неоспоримые доказательства того, что он собирался позвонить вам в будущем. Может быть, вы значились у него следующим в списке или через несколько человек.

Уэствуд помолчал мгновение и сказал:

– Где он сейчас?

– Пропал, – ответил Ричер.

– Как? Где он? Дурацкие вопросы, – сказал Уэствуд, когда Ричер ничего не ответил.

– «Как» может иметь принципиальное значение. А вот «где он?» действительно глупый вопрос. Если б мы знали, где он находится, то не стали бы говорить, что он пропал.

– Я уверен, вам следует изучить его звонки, посмотреть, кому он уже позвонил, а не интересоваться тем, что он, возможно, собирался сделать. В будущем.

– У нас мало информации.

– До какой степени?

– Нам приходится распутывать это дело в обратном направлении, мистер Уэствуд. Мы думаем, что Кивер собирался обратиться к вам за экспертным мнением или информацией. Нам необходимо выяснить, чем вы могли ему помочь.

– Я журналист. И не являюсь экспертом в какой‑то определенной области.

– Но у вас есть информация.

– У любого, кто читает мои статьи, имеется точно такая же, как у меня, информация.

– Я полагаю, большинство читателей уверены, что на полу в монтажной остается много интересного. Они не сомневаются, что вам известно больше, чем печатается в журнале. Возможно, какие‑то сведения, которые вы не можете опубликовать, чтобы не нарушать закон. И тому подобное. И еще они думают, что вам, невзирая на это, нравится то, что вы делаете. Они уважают вас за то, что вы занимаете пост редактора.

– Возможно, – не стал спорить Уэствуд. – Но мы с вами обсуждаем разговор, которого не было.

– Нет, мы сейчас размышляем о клиенте Кивера. Мы представили себе невыдержанного, нервного человека, у которого полно свободного времени. У нас есть свидетельства того, что он неоднократно звонил Киверу. Он принадлежит к такому типу людей. Кроме того, не вызывает сомнений, что его очень сильно занимает какое‑то дело. Я могу побиться об заклад, что он пытался привлечь внимание всех, кого смог, начиная с Белого дома и ниже. Сотен людей. Включая вас. Иначе просто не может быть. Вы возглавляете научный отдел большого издания. Возможно, вы написали что‑то, имеющее отношение к его делу. Я думаю, он нашел номер вашего телефона в Интернете не за тем, чтобы передать его Киверу – во всяком случае, вначале, – но чтобы поговорить с вами напрямую. Полагаю, у него имеется какая‑то безумная история из мира науки, и он решил, что вы его поймете. Вот почему мне в голову пришла идея, что, может быть, он вам звонил, и вы с ним разговаривали.

В тысячах миль от Оклахома‑Сити возникла короткая пауза, потом Уэствуд снова заговорил, немного напряженно, как будто пытался прогнать улыбку.

– Я работаю в «Лос‑Анджелес таймс». В Лос‑Анджелесе, который находится в Калифорнии. Номер моего телефона можно легко найти в Интернете. На круг все это хорошо, но, с другой стороны, мне постоянно звонят разные чудаки. Днем и ночью. Я без конца выслушиваю самые невероятные и безумные истории из мира науки. Мне рассказывали про инопланетян и летающие тарелки, рождения и самоубийства, радиацию и контроль разума – и это только за прошедший месяц.

– Вы вносите такие звонки в вашу базу данных?

– Они составляют бо́льшую ее часть. Спросите у любого журналиста.

– Вы можете поискать по теме?

– Обычно мы не слишком аккуратно записываем детали. Безумцы, которые звонят, говорят и говорят без конца, и не слишком внятно. По большей части мы используем категории. Такой вид чуши или иной. В конце концов, когда у меня заканчивается терпение, я блокирую их звонки. Мне все‑таки нужно когда‑то спать.

– Попробуйте Материнский Приют.

– А что это такое?

– Название города. Два слова. Как будто ваша мама садится в кресло. Обе буквы заглавные.

– И почему город так называется?

– Понятия не имею, – ответил Ричер.

Они услышали стук клавишей, довольно громкий в микрофоне. Видимо, Уэствуд просматривал свою базу. По теме.

– Ничего, – сообщил он наконец.

– Уверены?

– Название довольно необычное.

Джек молчал.

– Послушайте, я не говорю, что клиент вашего парня мне не звонил, – продолжал Уэствуд. – Скорее всего, как раз звонил. Мы все знаем подобных людей. Просто как я пойму, что это именно он?

Они выехали из тупика на улице Кивера и из района, где он жил, миновали магазин распродаж и направились к выезду на автостраду. Если свернуть налево, через пять часов будет Материнский Приют; направо – через десять они окажутся в центре Оклахома‑Сити, с ресторанами, где подавали самые разные мясные блюда, имелись кафе‑гриль и приличные отели.

– Нет, мы должны вернуться, – возразила Чан.

 

Глава

18

 

Вместо ресторана или гриля они ели в холодной флуоресцентной тишине в забегаловке третьеразрядной национальной сети на заправке. Ричер получил чизбургер в бумажной обертке и кофе в одноразовом стакане, Чан – салат в белом пластиковом контейнере размером с баскетбольный мяч и с прозрачной крышкой. Она была напряжена и, возможно, устала после стольких часов за рулем, но Ричеру нравилось находиться с ней рядом. Мишель убрала волосы за уши и набросилась на свой салат так, будто впереди ее ждало не слишком приятное приключение, с широко раскрытыми глазами и мимолетными улыбками шести разных видов – от грустной и робкой до любопытной и приправленной предвкушением. Ричер взял свой чизбургер и попытался откусить кусок.

– Спасибо, что помогаешь мне, – сказала Чан.

– Пожалуйста, – ответил он.

– Нам необходимо подумать о более долговременной договоренности.

– Правда?

– Мы не должны становиться командой, даже если я намерена прекратить действовать в одиночку.

– Тебе следует позвонить в «девять‑один‑один».

– Это будет заявление о пропаже человека, на данный момент больше у нас ничего нет. Два дня назад пропал одинокий взрослый мужчина, деятельность которого предполагает разъезды по всей стране, причем иногда ему приходится бросать остальные дела и куда‑то мчаться по срочному делу. Они не станут ничего делать. Да и нам нечего им предъявить, чтобы убедить начать действовать.

– Дверь его дома.

– Она в целости и сохранности. Незапертая дверь говорит о рассеянности хозяина, а не о злом умысле.

– Значит, ты хочешь меня нанять? И как ты это проделаешь?

– Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне, что собираешься делать.

Ричер не ответил.

– Ты можешь вернуться в Оклахома‑Сити прямо отсюда, я не обижусь, – сказала Чан.

– Я собирался в Чикаго. До того, как похолодает.

– Ответ тот же. Ты доберешься до Оклахома‑Сити, а там сядешь на поезд, тот же, с которого сошел в Материнском Приюте. Уверена, что больше ничто не помешает твоим планам.

Ричер продолжал молчать. Ему уже начали нравиться ее туфли со шнуровкой, практичные и одновременно очень славные, старые мягкие джинсы с низкой посадкой, черная футболка, не облегающая, но и не свободная, а еще то, как она смотрела ему в глаза.

– Я поеду с тобой, – сказал он наконец, – но только, если ты хочешь. Это твое дело, не мое.

– Мне неловко тебя просить.

– Ты и не просишь, я предлагаю помощь.

– Я не могу тебе заплатить.

– У меня есть все, что мне нужно.

– И что же конкретно?

– Несколько баксов в кармане и четыре стороны света.

– Я хочу понять причину.

– Какую?

– Почему ты решил мне помочь.

– Я считаю, что люди должны помогать друг другу.

– Это дело может оказаться паршивым.

– Уверен, что мы оба видели ситуации и похуже.

Мишель помолчала мгновение.

– Последний шанс, – сказала она.

– Я еду с тобой.

 

* * *

 

Когда они съехали с автострады, уже стемнело. Сельская дорога уходила в огромное открытое и пустое пространство, темное у них за спиной и освещенное фарами впереди. Маленький «Форд» под тихое урчание мотора катил по дороге, обрамленной полями пшеницы, время от времени подпрыгивая на выбоинах в старом асфальте. На небе среди легких облаков появилась молодая луна и сверкали далекие звезды.

Определить, когда они миновали место, где оставили Мойнаханов, Джек и Мишель не смогли, потому что одна миля ничем не отличалась от другой. Но тускло‑красного пикапа нигде не было видно – ни на самой дороге, ни на левых‑правых‑левых‑правых поворотах, ведущих мимо полей в Материнский Приют, который они увидели через милю, едва различимый и призрачный в ночной темноте, лишь элеваторы выступали на фоне плоского пейзажа. Они въехали по старой дороге в самой широкой части города, оставили позади шесть невысоких домов, свернули на площади и покатили в сторону мотеля. В окне офиса горел свет.

– Пришла пора повеселиться, – сказала Чан.

Она припарковалась под окнами своего номера и выключила двигатель. Несколько мгновений помедлили в наступившей тишине и выбрались наружу. Засунув руки в карманы, где лежали трофейные пистолеты, они стояли возле машины в тусклом желтом свете лампочек, закрепленных над каждой дверью и слегка разгонявших ночной мрак. Все до одной работали.

Вокруг царили тишина и неподвижность.

Они не видели нигде ни Мойнаханов, ни вообще никакой опасности.

Ничего.

Потом из офиса, находившегося в сотне футов, появился Одноглазый.

Он бросился к ним, совсем как в прошлый раз, отчаянно жестикулируя, а когда оказался рядом, опустил свой небезупречный взгляд в землю и набрал в грудь воздуха.

– Прошу прощения, – сказал он. – Произошла ошибка, которая привела к недопониманию. Вы можете пользоваться двести пятнадцатым номером до возвращения другого джентльмена.

Чан молчала.

– Я вас понял, – сказал Ричер.

Одноглазый кивнул, как будто подтверждая сделку, развернулся и поспешил назад, в свой офис. Глядя ему вслед, Чан проговорила:

– Это может быть ловушкой.

– Может, – ответил Джек. – Но я так не думаю. Вряд ли он захочет, чтобы в номере произошла драка. В его планы не входит, чтобы пострадала мебель и ему до конца зимы пришлось бы заделывать в стенах дыры от пуль.

– Хочешь сказать, они сдались?

– Нет, сделали новый ход в игре.

– И каким будет следующий?

– Я не знаю.

– Когда?

– Вероятно, завтра, – ответил Ричер и принялся изучать все три стороны подковы и лестницу.

В 203‑м номере, где останавливался мужчина в костюме, из‑за занавесок пробивалась полоска света. Судя по всему, там появился новый постоялец.

– Думаю, не раньше рассвета, – добавил он.

– Тебе удастся заснуть?

– Надеюсь. А тебе?

– Если нет, я постучу в стену.

Они вместе поднялись по металлической лестнице, достали ключи и открыли замки, в двадцати футах друг от друга, совсем как соседи, вернувшиеся домой с работы.

 

* * *

 

В ста футах Одноглазый взял садовый стул от пустовавшего 102‑го номера, поставил на то же место, на котором сидел раньше, на тротуаре, под окном своего офиса, выровнял его и плюхнулся на сиденье в холодном ночном воздухе, приготовившись выполнить второй за этот вечер приказ: «Следи за их комнатами всю ночь».

Первый приказ звучал так: «Даже если они вернутся, ни при каких обстоятельствах не раскачивай лодку». Он выполнил его безупречно.

 

Глава

19

 

Как и в прошлый раз, Ричер сидел в своей комнате в темноте, сбоку от окна, невидимый снаружи, и наблюдал, но теперь с высоты второго этажа. Пятнадцать минут, двадцать, тридцать. Столько, сколько требовалось, чтобы знать наверняка. Одноглазый на пластиковом стуле оставался тем же бледным пятном, в тридцати футах от окна Ричера. Свет за шторой в номере 203 продолжал гореть. Все застыло в неподвижности. Ни машин, ни людей. Никаких горящих сигарет в темноте.

Ничего не менялось.

Сорок минут. Свет в 203‑м номере погас. Одноглазый оставался на прежнем месте. Ричер подождал еще десять минут и отправился спать.

 

* * *

 

Наступило утро, ничуть не хуже предыдущего – солнечные лучи цвета белого золота и длинные тени. Ричер сидел на кровати, накинув на плечи простыню, без кофе – и наблюдал. Пластиковый стул стоял на том же месте, в сотне футов, только теперь он опустел. Шторы в 203‑м номере оставались закрытыми. И нигде никакого движения. Джек слышал, как мимо проезжали машины, но не видел их. Сначала грузовик, потом еще два.

И снова тишина.

Ричер ждал.

А потом начало кое‑что происходить.

Тени отступали, ярд за ярдом, по мере того, как вставало солнце. Подъехал семичасовой поезд, постоял немного и укатил дальше. Постоялец в 203‑м номере раздвинул шторы.

Женщина. Солнце продолжало падать на стекло, которое из‑за этого казалось еще более пыльным, но Ричер сумел разглядеть бледную женщину в белом и широко разведенные руки, раздвигавшие штору. Она изучала утро, как это делал он.

И тут подъехал белый «Кадиллак»‑седан, свернул направо, затем налево и остановился на том же месте, что и прошлым утром. По‑прежнему без переднего номерного знака. На этот раз водитель вышел сразу. У него над головой распахнулась дверь, и на пороге появилась женщина в белом. Белым было обтягивающее платье, доходившее ей до колен. Белые туфли. Не слишком молодая женщина, но все еще в хорошей форме. Как если бы она регулярно занималась в зале. Пепельные волосы коротко подстрижены.

У нее было больше багажа, чем у предыдущего постояльца 203‑го номера. Аккуратный чемодан с колесиками и длинной ручкой. Немногим больше, чем кожаная сумка. Но не огромный. Можно даже сказать, изящный. Она направилась к лестнице. Водитель «Кадиллака», сообразив, что ей будет не просто спускаться с чемоданом, жестом показал, чтобы она его подождала, и стал подниматься ей навстречу. Он опустил ручку чемодана и понес его вниз, шагая перед женщиной, словно показывая дорогу. Потом положил чемодан в багажник, и она устроилась на заднем сиденье, а он вернулся за руль, и машина уехала.

Заднего номерного знака все так же не было.

Ричер принял душ. Он слышал, как в соседнем душе включила воду Чан, – их разделяла лишь тонкая стена. Из чего следовало, что она не пошла встречать утренний поезд. Разумное решение. Сэкономила на пути туда и обратно. Возможно, занималась тем же, что и он, – наблюдала. Возможно, они сидели бок о бок, накинув на плечи простыни, разделенные стеной. Впрочем, у нее должна быть пижама. Или ночная рубашка. Достаточно короткая. С учетом погоды и необходимости экономить место в чемодане.

Ричер вышел из мотеля раньше Чан и направился в кафе, надеясь, что сумеет занять те же два столика, стоящих в дальнем углу. Ему сопутствовала удача. Ричер положил свою куртку на ее стул, подвинулся так, чтобы пистолет в кармане оставался незаметным, и заказал кофе. Чан появилась пять минут спустя, в тех же джинсах, но в свежей футболке; ее волосы были чернильно‑черными после душа. Куртку она надела так, чтобы скрыть «Смит». Как и любой бывший полицейский, Мишель огляделась на триста шестьдесят градусов, семь или восемь стоп‑кадров, стремительно пересекла зал, полная энергии и эйфории – возможно, радовалась, что им удалось пережить ночь, – и села рядом с ним.

– Получилось поспать? – спросил Ричер.

– Видимо, да, – ответила она. – Однако я не думала, что у меня получится.

– Ты не пошла встречать поезд.

– Он же пленник, если верить тебе. И это наиболее вероятный сценарий.

– Я лишь высказал предположение.

– Весьма разумное.

– Ты видела женщину из двести третьего номера?

– Она меня удивила. Если б она была в черном, то могла бы оказаться инвестором, управляющей фондом или чем‑то похожим, что предполагало бы все, что положено менеджеру среднего звена. Лицо и волосы вполне подходящие. И у нее есть ключ от спортивного зала компании, тут нет сомнений. Но одеваться в белое? Она выглядела так, словно собралась на прием в Монте‑Карло. В семь часов утра. Кто будет так себя вести?

– Может быть, это как‑то связано с модой? И у нее такое представление о летней одежде?

– Искренне надеюсь, что это не так.

– Ну, так кто же она?

– Она выглядела так, словно собралась в ратушу на свою пятую свадьбу.

К ним подошла официантка, и Чан спросила у нее:

– Вам знаком человек по имени Мэлоуни?

– Нет, – ответила она. – Но я знаю двух парней, которых зовут Мойнаханы.

Она подмигнула и ушла.

– Теперь она твой лучший друг навсегда, – сказала Чан. – Не думаю, что ей нравятся Мойнаханы.

– Не представляю, кому они могли бы нравиться, – ответил Ричер.

– Кому‑то они должны нравиться. У них наверняка есть лучшие друзья. Нам следует ожидать какой‑то реакции на вчерашнее.

– Но не сейчас. Обоим неплохо досталось. Так что можно считать, что на пару дней у них сильная простуда. А не как в сериале, где они поправятся во время рекламного ролика.

– Но рано или поздно они придут в себя. Возможна массовая сцена при участии их друзей и соратников.

– Ты служила в полиции. Уверен, тебе доводилось стрелять в людей.

– Я даже ни разу не доставала пистолет. Это был Коннектикут. Маленький городок.

– А в ФБР?

– Я была финансовым аналитиком. «Белым воротничком».

– Но у тебя есть необходимая квалификация? Ты ходила на стрельбище?

– Мы были обязаны.

– У тебя хорошо получалось?

– Я буду стрелять только в ответ.

– Меня такой вариант вполне устраивает.

– Это безумие. Мы на маленькой железнодорожной станции. Злодей должен был именно здесь сойти с поезда. Или новый шериф.

– Как ты думаешь, насколько это серьезно?

– Ну, все относительно. Один вариант: Кивер в Вегасе с молоденькой девушкой. Другой – он мертв. Я склоняюсь ко второму. Или все еще хуже. Сожалею. Скорее всего, это был несчастный случай. Или ему помогли. Возможно, кто‑то запаниковал, и теперь они не знают, что делать.

– А мы знаем?

– На данный момент у нас три простые задачи: позавтракать, выпить кофе и найти Мэлоуни.

– Задача может оказаться непростой.

– Какая именно?

– Мэлоуни.

– Мы должны начать с офиса. Там, за лифтами. Могу спорить, что им известны все имена в радиусе двухсот миль. И мы сможем убить двух зайцев одним ударом. Если с пшеницей что‑то не так, мы это почувствуем.

Чан кивнула.

– Как ты спал?

– Сначала было как‑то странно – в комнате полно вещей Кивера. Его чемодан возле стены. Я чувствовал себя кем‑то другим. Самым обычным человеком. Но потом это прошло.

 

* * *

 

Приемный пункт оказался простым деревянным строением, которое находилось сразу за мостовыми весами. Ничего лишнего – что есть, то есть. Никаких попыток создать стиль или произвести впечатление. В этом не было необходимости. Ничего другого в городе не имелось – фермеры либо приходили сюда, либо им оставалось голодать.

Внутри имелись стойки для заполнения форм, потертый пол, на котором выстраивались в очередь водители, и конторка, где оформлялись бумаги. За письменным столом сидел седой мужчина в фартуке с нагрудником и тупым карандашом за ухом. Он возился со стопками бумаги – вероятно, готовился к приемке урожая. И выглядел совершенно счастливым в своих скромных владениях.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Мы ищем человека по имени Мэлоуни, – сказал Ричер.

– Это не я.

– Но вы знаете здешних Мэлоуни?

– А кто спрашивает?

– Мы частные детективы из Нью‑Йорка. Умер человек и оставил все свои деньги одному парню. Однако выяснилось, что он также успел умереть, так что наследство теперь должно быть разделено между всеми оставшимися родственниками, которых мы сумеем найти. Один из них утверждает, что у него в вашем округе живет кузен по имени Мэлоуни. Это все, что нам известно.

– Не я, – повторил мужчина. – А о какой сумме идет речь?

– Мы не можем об этом говорить.

– Много?

– Лучше, чем ничего.

– Ну, и как я могу вам помочь?

– Мы подумали, что вы должны хорошо знать местных жителей. Полагаю, все они, так или иначе, здесь бывают.

Мужчина кивнул, словно был сделан жизненно важный, но непредвиденный вывод, нажал на клавиатуре пробел, и монитор загорелся. Он переместил мышь, щелкнул, и на экране появился длинный и плотный список. Множество имен.

– Вот все жители, которые пользуются мостовыми весами. Так быстрее. Иногда это очень помогает. Пожалуй, здесь все, кто в нашем округе занимается поставками зерна. От владельцев до простых работников. Мужчины, женщины и дети. Это бизнес, где необходима каждая пара рук – в определенное время года.

– Там есть Мэлоуни? – спросила Чан. – Мы будем благодарны за имя и адрес.

Мужчина снова взялся за мышь, и список начал подниматься вверх. Алфавитный порядок. Он остановился посередине.

– Вот Мэлоуни. Он умер, как мне кажется. Два или три года назад, если я ничего не перепутал. С ним покончил рак. Никто не смог определить, рак чего.

– И больше нет людей с фамилией Мэлоуни? – спросила Чан.

– Во всяком случае, в списке.

– А если он не связан с зерном? Вы могли бы его знать?

– Возможно, мы где‑то встречались. Но я не помню… Нет, я не знаю людей с такой фамилией.

– А у кого еще мы могли бы спросить?

– Попробуйте «Вестерн юнион». И «Федерал экспресс». Фактически это наша почта.

– Хорошо, спасибо, – сказал Ричер.

Мужчина кивнул и молча отвернулся, словно был одновременно доволен и раздражен тем, что его оторвали от рутинной работы.

 

* * *

 

Ричер вспомнил, где видел офис «Вестерн юнион». Он проходил мимо него дважды, когда гулял по городку от квартала к кварталу. Небольшое заведение с яркой рекламой на окнах «МаниГрэм», факс, копирование, «ФедЭкс», Служба доставки посылок, «Ди‑эйч‑эл». Они вошли внутрь, и мужчина за стойкой поднял голову. Ему было около сорока, высокий, хорошо сложенный, без лишнего веса, но мускулистый, с шапкой густых волос и простодушным лицом.

Это был водитель «Кадиллака».

 

Глава

20

 

Офис был таким же скромным, как приемный пункт, – пыль, некрашеное дерево, старые бежевые машины для факсов и копирования, кипы адресных форм для посылок, груды бандеролей, предположительно входящих и исходящих. Некоторые посылки были маленькими, на них едва помещался адрес; другие – крупными, в том числе пара контейнеров – вероятно, прямые поставки от зарубежных производителей в оригинальной упаковке; один немецкий медицинский прибор из стерильной нержавеющей стали, если Ричера не подвело знание немецкого языка, и одна видеокамера высокого разрешения из Японии. На открытых полках лежали запечатанные пачки чистой бумаги, шариковые ручки на веревочках, на стене висела пробковая доска для объявлений с прикрепленной к ней кнопками рекламой услуг, в том числе обучение игре на гитаре, дворовые распродажи и сдача жилья. В некотором смысле, это наша почта, сказал мужчина из приемного пункта, и теперь Ричер понял, что тот имел в виду.

– Чем я могу вам помочь? – спросил водитель «Кадиллака».

Он сидел за фанерной конторкой и считал деньги.

– Я вас где‑то уже видел, – сказал Ричер.

– В самом деле?

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] В оригинале Mother’s Rest.

 

[2] Бушель – мера емкости сыпучих тел; в США 1 бушель равен 35,2 л.

 

[3] Название почтовой службы.

 

[4] АСДТ – аббревиатура от «аммиачная селитра/дизельное топливо», игданит – смесевое взрывчатое вещество (ВВ), состоящее из аммиачной селитры и углеводородного горючего вещества, чаще всего дизельного топлива.

 

[5] Куантико – город в штате Вирджиния; рядом расположена крупнейшая база Корпуса морской пехоты США, на территории которой находится, в частности, Академия ФБР.