Райан Уинфилд

Гармония Джейн

 

Сто оттенков любви

 

Посвящается всем влюбленным

 

 

 

Часть первая

 

Глава 1

 

Джейн не спалось. Она разглядывала лицо спящего Калеба, стараясь увидеть там тайну всего сущего. Если смотреть подольше, секрет обязательно раскроется. В этом Джейн не сомневалась. А если никакой тайны нет, она будет безумно счастлива просто смотреть на него. Долго‑долго. Целую вечность.

Нескончаемый поток музыки, доносящейся с улицы, ничуть не мешал Калебу спать. Казалось, он и из материнского чрева появился под оглушительный грохот барабанов. У него весь мир состоял из музыки, и даже шум крови в венах звучал для него красивыми песнями. Неоновый свет, просачиваясь сквозь жалюзи, оставлял красные полоски на его молодом лице. Веки Калеба вздрагивали в ритме сна, а когда губы изогнулись в легкой улыбке, Джейн едва удержалась, чтобы не поцеловать его. Но ему надо выспаться, и потому она молилась музыке и ночи: пусть его сны будут о ней. Потом Джейн закрыла глаза, мечтая увидеть Калеба в своих снах.

 

* * *

 

Джейн проснулась, почувствовав нежное прикосновение губ Калеба к своему затылку. «Значит, я ему снилась», – подумала она.

Не открывая глаз, Джейн слушала биение собственного сердца. Проживи она хоть тысячу лет, ей никогда не наскучат такие пробуждения. И причина не только в чисто сексуальном наслаждении. Это было нечто большее. Знание, таящееся в глубинах ее души. Понимание, что они с Калебом связаны физически, эмоционально, духовно и нет числа этим связующим нитям. Он принадлежал ей, а она – ему. Вместе они составляли все значимое в этом мире. Они были как туго переплетенные корни дерева. Никакая внешняя сила не могла сломать их единение.

Волосы Калеба свисали ей на плечи, щекоча грудь. Джейн перевернулась на спину, подставив ему свои губы. Поцелуй, как всегда, был долгим.

– Я люблю тебя, – прошептала Джейн, неохотно отрываясь от его губ.

Калеб дотронулся до уха, показывая, что не слышит.

– Я сказала, что люблю тебя, – повторила она.

Калеб поддел и вытащил из ее уха беруши.

– Малышка, я тоже тебя люблю, – засмеялся он. – Но не надо так громко кричать.

Смех его был заразительным. Джейн вытащила беруши из второго уха:

– Все время забываю о них.

Калеб опять ее поцеловал. Потом перелез через Джейн, встал с кровати и отправился в ванную.

– Ты затыкаешь уши из‑за соседского пса?

Джейн слышала вопрос, но, как всегда, залюбовалась его обнаженным телом, отчего она неизменно теряла дар речи.

– Если хочешь, я с ней поговорю, – предложил Калеб.

– Ты… про беруши? Нет, так я спасаюсь от уличной музыки.

Джейн хотела объяснить, что с самого приезда в Остин плохо спит по ночам. Квартира, снятая Калебом, находилась в центральной части города. Уличный шум и музыка не затихали здесь до трех часов ночи. А ей сегодня нужно успеть до восьми утра к паркомату и оплатить стоянку.

Паркомат!!!

Джейн взглянула на часы возле кровати. Десять минут девятого.

Она выпрыгнула из постели, рывком натянула джинсы, футболку Калеба и, не тратя времени на обувание, босой понеслась вниз по лестнице.

Джейн мчалась со всех ног. Завернув за угол, она увидела неторопливо отъезжавшую машину парковочной службы. Джейн бросилась к своей машине. Так и есть! Под левый «дворник» был подсунут штрафной талон. Еще один. За последние три недели она получила не один десяток таких талончиков.

Услышав смех, Джейн подняла голову. Она знала, кто это. Соседка. Попыхивая сигаретой, та сидела на балконе в своем затрапезном розовом халате. Похоже, ее забавляли постоянные сражения Джейн с паркоматом. А вот чересчур громкие занятия любовью соседке не нравились, и тогда она принималась колотить в общую стену.

Джейн показала соседке язык и пошла к своей двери. Там она обернулась.

– Извините! – крикнула она хозяйке розового халата. – Неистребимая детская привычка.

Соседка раздавила окурок в пепельнице, подхватила на руки скулящую собачонку и ушла внутрь, молча захлопнув балконную дверь.

К возвращению Джейн Калеб успел принять душ и теперь вытирал волосы. Он отбросил полотенце, прижал Джейн к себе и поцеловал. Его губы были теплыми и мягкими. От него вкусно пахло мылом.

– Как тебе удается так быстро принимать душ? – удивилась Джейн.

– Легче легкого, – ответил он. – Я пускаю воду, намыливаюсь и потом все смываю. – Он снова поцеловал Джейн и добавил: – Полезли туда вдвоем. Я тебе все наглядно покажу.

Джейн высвободилась из рук Калеба, оттолкнулась от его груди и пошла на кухню соображать завтрак.

– Мужчины, мужчины, мужчины, – пробубнила она.

– Малышка, что ты там бормочешь?

Квартирка была настолько тесной, что они слышали не только слова, но и мысли друг друга.

– Я вслух скучаю по своей старой ванной.

– Неужели скучаешь?

– Скучаю. Мужчинам проще. Общество принимает вас волосатыми, где бы ваши волосы ни росли. А мне, чтобы выглядеть презентабельно, нужно их сбривать, выщипывать и дальше по списку.

– Можешь уподобиться цыганкам, – предложил Калеб.

– Цыганкам?

– Угу. Своей нарастающей бедностью мы приближаемся к их уровню.

– И ты бы не возражал?

– Малышка, я бы любил тебя, даже если бы ты была похожа на самку снежного человека.

– Неужели ты бы продолжал заниматься со мной любовью – с волосатой и шерстистой?

Калеб выглянул из спальни. Вопрос Джейн заставил его задуматься, но ненадолго.

– Да, – улыбнулся он. – Мой ответ – да.

Джейн усмехнулась, продолжая возиться с кофе и тостами.

– Только у наших детишек могли бы возникнуть проблемы в школе, – снова послышался его голос.

– Что ты сказал?

Калеб вошел в кухню, одевшись для нового рабочего дня. Его знаменитые истрепанные джинсы, футболка. Джейн купила ему другие ботинки, однако Калеб почему‑то упорно таскал старые – высокие ботинки со шнуровкой, в которых несколько месяцев назад он работал, приводя в порядок ее запущенный двор. Тогда она жила в штате Вашингтон.

– Я сказал, что, если бы ты была похожа на самку снежного человека, у наших детей могли бы возникнуть проблемы в школе.

Джейн повернулась к нему. Она больше не улыбалась.

– Кажется, мы договорились не трогать эту тему.

– Прости, это непроизвольно. Когда я смотрю на тебя, то всегда думаю, как выглядели бы наши дети. А разве ты об этом не думаешь?

Джейн вынула из шкафчика кофейные чашки, выключила кофеварку, наполнила чашки дымящимся кофе. Все это – стоя к Калебу спиной.

– Я думаю о куче разных разностей. Что бы я чувствовала, спрыгивая с небоскреба и дергая кольцо парашюта. Или путешествуя по Африке с одним рюкзаком. Или переплывая Ла‑Манш. А тут подумала, как бы смотрелась у меня татуировка во всю руку.

– Вот видишь. В тебе живет дух свободы. В одной из прошлых жизней ты наверняка была цыганкой.

Джейн подала ему кофе:

– Думать – еще не значит осуществить. Я вовсе не собираюсь лезть на небоскреб с парашютом.

– Ладно. Разговор о детях отложим на потом.

– Лучше отложим насовсем, – сказала она.

Калеб выхватил из тостера горячий, хрустящий ломтик и откусил половину, даже не намазав маслом.

– Про татуировку тоже говорить не хочешь? – спросил он, набивая рот горячим хлебом. – А на тебе она бы шикарно смотрелась.

Его зеленые глаза так озорно подмигивали, что Джейн невольно улыбнулась.

– Может, когда‑нибудь, – сказала она. – Яичницу хочешь?

– Нет. Мне пора бежать.

– Я думала, твоя работа начинается не раньше полудня.

– Так оно и есть. Но мы с Джереми договорились встретиться и обговорить завтрашний репертуар. – Калеб взглянул на дисплей микроволновки, показывавший время. – Я уже опаздываю.

– Ты даже кофе не допил.

Калеб молча достал из шкафчика большую пластмассовую кружку, перелил туда свой кофе, плеснул сливок, после чего разбавил все это холодной водой из‑под крана. Залпом проглотив странную смесь, он бросил пустую кружку в раковину. Джейн лишь головой покачала.

– Возьми машину, – предложила она.

– Ты серьезно?

– Вполне. Я не могу весь день бегать и оплачивать стоянку. Штрафной талон брось в бардачок, где остальные валяются.

– Надо бы поджечь чью‑нибудь тачку, тогда бы у тебя на целый месяц появилось парковочное место, – сказал Калеб.

– Лучше перенаправь свою энергию и поищи нам жилье с нормальной ванной. И как насчет кондиционера?

Калеб подошел к ней, обнял за талию. Он не торопился разнимать руки, хотя и опаздывал на встречу.

– Разве здесь так жарко?

– Издеваешься? – не выдержала Джейн. – Поторчал бы тут днем. Не квартира, а сауна! Все цветы, что я купила для балкона, сгорели от солнца. Даже кактус.

– Тогда повесь на окно объявление, что предлагаешь уроки горячей йоги.

Вспомнив о йоге, Джейн засмеялась:

– Мне хватило одного урока. Меня тогда чуть на «скорой» не увезли. Я выдержала пятнадцать минут, потом вылезла в коридор. Преподаватель вопросительно на меня посмотрел, и я ему промямлила, что поза дохлой собаки почему‑то не принесла ожидаемого расслабления.

– Тут я с тобой согласен. Но мне понравилось, когда ты показывала эту позу. Помнишь? На тебе были облегающие джинсы. Без джинсов было бы еще лучше.

– Мистер, вас Джереми не заждался?

Калеб нагнулся и поцеловал ее:

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Калеб запихнул в рот еще один ломтик, сдернул с крючка автомобильные ключи и уже собрался выйти, но у самой двери остановился:

– Слушай, малышка. Ты не против, если мы вечером с ребятами порепетируем здесь? Мне очень важно не облажаться на том концерте.

– Конечно, – ответила Джейн, немного удивившись, что слышит об этом впервые. – И до какого времени вы мыслите играть?

– Часиков до девяти. Может, до половины десятого. Потом, наверное, перекусим.

– Играйте на здоровье. Я схожу в кино или поболтаюсь по городу.

– Спасибо, малышка, – улыбнулся Калеб. – А я постараюсь раздобыть нам подержанный кондиционер.

Джейн хотела сказать ему, что это излишне, но Калеб уже исчез. Она стояла с кофейной чашкой в руках и слушала его затихающие шаги. В квартирке стало тихо. Тишина была знакомой и неприятной для Джейн. Само присутствие Калеба казалось ей прекрасной музыкой, а когда он уходил, вместе с ним уходили и все звуки.

Джейн перенесла недопитую чашку на диван, подняла крышку ноутбука и принялась за ежедневный ритуал по удалению спама. Она разместила свое резюме на нескольких сайтах и ждала сообщений. Сегодня опять было пусто. Только двенадцать сообщений, приглашающих ее воспользоваться сервисом LinkedIn – это что еще за зверь? – и письмо от Эсмеральды. Та писала, что ее прежний дом наконец продан. Джейн вздохнула и закрыла ноутбук.

Джейн оглядела их с Калебом крошечное жилище. Потускневшая краска стен. Идиотское трековое освещение. Окно с мутноватым стеклом, которое от каждого мытья становится еще мутнее. Пока Калеб был рядом, она никогда не тосковала по своему дому на острове Бейнбридж. И только когда он уходил, Джейн сразу бросалась в глаза вся неприглядность их остинской квартиры.

Джейн откинулась на спинку, закрыла глаза и стала вспоминать свой прежний дом с задним двором, приведенный Калебом в порядок. Когда Калеб входил в азарт работы, то не обращал внимания на погоду. Дождь хлестал вовсю. Его рубашка промокала и липла к телу, а он неутомимо выкорчевывал кусты ежевики. Потом Джейн вспомнилось, как однажды, вернувшись домой, она застала Калеба за сооружением водной горки на ручье. Кусты ежевики, с которыми она безуспешно воевала годами, исчезли, и на их месте зеленела трава. А какой у нее был фонтан! Джейн усмехнулась, вспомнив глупого старого козла, пожирателя ежевичных кустов. И день, когда они с Калебом впервые занимались любовью, ее возбужденность и нервозность. Другой эпизод: они вернулись с бейсбольного матча. Калеб вел себя как одержимый. Его желание зашкаливало, и он уложил ее прямо на кухонном столе… От этих воспоминаний перекинулся невидимый мостик к другим, более ранним, еще до Калеба. Джейн вспоминала свою умершую дочь Мелоди. Свою лучшую подругу Грейс, тоже умершую. Но этот ящик в шкафу ее воспоминаний Джейн старалась не открывать, и сегодняшний день не был исключением.

Воспоминания оборвало дребезжание древнего холодильника. Джейн встала, выглянула из окна. По крайней мере, с видом им повезло – даже если это вид на стадо припаркованных машин и двери мрачноватых баров. Внизу кипела жизнь старой части Остина. Фырчали грузовики, развозящие пиво. Катились другие машины. По тротуарам шли люди. Пора бы и ей вылезти из дому и отправиться искать работу. Но Джейн понимала: ей не выдержать очередного дня, полного отказов.

Может, сначала немного вздремнуть?

Нет. В квартире уже душно. Никакого сна не получится.

Джейн посмотрела на крышку ноутбука, и в мозгу шевельнулась мысль. Если ее дом на острове Бейнбридж продан, значит у нее снова появились деньги. Конечно, их лучше отложить на покупку другого дома – когда‑нибудь у них с Калебом будет свой дом, – и к тому же она до сих пор не нашла работу. Но… не так уж это дорого стоит – позволить себе понежиться в настоящей ванне, а потом отдохнуть в прохладной комнате.

 

* * *

 

Джейн открыла глаза. Вокруг было темно.

Звонил будильник. Джейн не сразу поняла, где она находится. Еще несколько секунд назад она во сне сидела за рулем старого «мустанга» с откидным верхом и ехала по удивительно романтичной дороге. Чтобы солнце не слепило глаза, она надела темные очки и выставила в окно левую руку, наслаждаясь дуновением ветра.

Перевернувшись на бок, Джейн заглушила будильник в снятом ею гостиничном номере. Хорошо, что она догадалась установить время, когда ложилась спать. Джейн навестила туалет, затем поправила макияж. Взяв сумочку, она приготовилась уйти, но возле двери остановилась, обведя номер глазами: внушительную кровать с измятыми простынями, ванну, в которой она лежала, наслаждаясь теплом и ароматом, поднос с заказанной едой. Джейн чувствовала себя немного виноватой за это тайное свидание с собой. Зато она давно так хорошо не высыпалась. Глупо уходить, когда оплаченное время еще не закончилось. Джейн решила пока не сдавать ключ. Быть может, она устроит Калебу сюрприз. Они давно не резвились на такой королевской кровати.

– Спасибо, «Хилтон», – сказала Джейн, после чего вышла, осторожно закрыв дверь.

Вечернее небо было теплым, расцвеченным городскими огнями. Джейн воспринимала Остин прежде всего как город звуков. Здесь часами звонили колокола старой церкви. С дубов и пеканов гремели целые хоры граклов[1]. Издали доносились сирены полицейских машин. Похоже, в этом городе постоянно случалось что‑то непредвиденное. И конечно, музыка. Музыка почти до утра. Джейн шла мимо открытых дверей баров, каждый из которых обрушивал на нее свой поток усиленный электроникой музыки. В полумраке залов виднелись пьяные, загипнотизированные звуками лица тех, кто раскачивался, повинуясь ритму. Так много музыки, звучащей одновременно, собранной на сравнительно небольшом пространстве. Как отдельный музыкант или группа могли рассчитывать на успех, когда толпы талантливых тщетно пытались это сделать до них? А сколько несостоявшихся звезд оседало в Остине. Город не отпускал, и они исполняли старые хиты за бесплатную выпивку и скромные деньги, чтобы платить за жилье! Вдруг Калеб станет одним из них? Джейн гнала от себя тревожные мысли. Калеб был счастлив тем, что сочинял и пел свои песни, не особо замечая, слушают его или нет. Если кто и мог подняться над толпой претендентов, это, конечно же, был Калеб. Джейн не слышала более красивого и сочного голоса. Но может, она слишком предвзято к нему относится?

Вереница баров слилась воедино. Их огни и звуки смешались. Погруженная в мысли, Джейн не заметила, как оказалась перед домом, где они снимали квартиру. В их окнах не горел свет, хотя Калеб предупреждал ее о вечерней репетиции. Джейн достала мобильник. Тридцать пять минут десятого. Ни одного пропущенного звонка. Пожав плечами, Джейн вынула ключи и стала подниматься. На площадке из‑за тонкой двери соседской квартиры доносилось собачье повизгивание. Мысленно обругав четвероногого мучителя, Джейн поспешила открыть свою дверь и войти внутрь.

В квартире было темно. Только на кофейном столике горела свечка. Джейн позвала Калеба. Ответа не последовало. Бросив сумочку, Джейн подошла к столику со свечой. Рядом с подсвечником лежала белая роза на длинном стебле и конверт. Может, сегодня какая‑то дата, о которой она забыла, а Калеб не забыл? Вроде никаких дат не было, и они ничего не собирались праздновать.

Открыв конверт, Джейн извлекла записку.

 

Знаю, что ты не любишь цветов с шипами, поэтому я собственноручно обрезал все шипы. Остальные одиннадцать роз ждут тебя на крыше.

 

Джейн еще ни разу не бывала на крыше этого дома и не представляла, как туда добираться. Взяв розу и записку, она снова вышла на площадку и стала подниматься наверх. Ее одолело такое любопытство, что сейчас она даже не услышала собачьего тявканья. Три этажа, которые нужно было пройти, показались ей тридцатью. Наконец она достигла двери, выводящей на крышу. Джейн почему‑то ожидала найти эту дверь закрытой, но, когда нажала ручку, дверь открылась легко, без малейшего скрипа. Увидев то, что скрывалось за ней, Джейн даже прикрыла рот, словно боясь, как бы оттуда не выскочило ее сердце.

Свечи, горящие в хрустальных вазочках, окаймляли дорожку из белых лепестков роз. Дорожка оканчивалась у стола, накрытого белой скатертью. На столе возвышалась ваза с одиннадцатью белыми розами. А возле стола стоял Калеб: чисто выбритый, с аккуратно зачесанными назад волосами, в костюме и рубашке с галстуком. Джейн впервые видела его в костюме. Силуэт Калеба, оттененный мягким пламенем свечей, столик на двоих, романтическая обстановка крыши… Окружающий мир потонул в слезах радости. Обо всем этом Джейн давно мечтала. Как давно – она уже не помнила. Ее жизнь не очень‑то располагала к подобным мечтам. Но то, что она видела перед собой, было не мечтой и не сном, а внезапно наступившей реальностью. Джейн заставила себя успокоиться, смахнула слезы и только сейчас заметила Джереми. Тот замер со своей электрической скрипкой у подбородка. Смычок был готов коснуться струн. Они с Калебом ждали ее. Джейн медленно пошла по дорожке из роз к Калебу.

Прежде чем она успела произнести хоть слово, Калеб приложил палец к ее губам. Потом взял ее за руку и опустился на колени. У Джейн по щеке покатилась слезинка. Глянув на коленопреклоненного Калеба, она увидела, что и его глаза влажно блестят. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. В этой позе таилось молчаливое обещание. Более того, таким он видел ее место в своей жизни. Молчаливый завет: всегда ставить ее выше себя во всем, отныне и навсегда, если только она примет его предложение. Предложение дальше двигаться в одной упряжке, куда бы жизненная дорога их ни завела.

– Ты выйдешь за меня?

Калеб едва успел спросить, как Джейн утвердительно кивнула, подняла его с колен и стала целовать, перебирая пальцами его густые волосы. Она могла бы целоваться с ним целую вечность, но рядом полились звуки электрической скрипки, и Джейн вспомнила: они здесь не одни.

Тогда она осторожно высвободилась из его объятий, пригладила ему волосы, радуясь, что полумрак скрывает ее покрасневшее лицо. Калеб обаятельно улыбнулся, потом достал синюю бархатную коробочку, открыл и… Там лежало кольцо, доставшееся Калебу от миссис Готорн. Кольцо, которое он честно заработал, много дней подряд приводя в порядок жилище этой странной старухи. Снова взяв Джейн за руку, Калеб надел ей кольцо. Оно изумительно сидело на ее пальце. Скорее всего, Калеб носил его в ювелирную мастерскую, чтобы подогнать по размеру. Они переплели пальцы и подняли руки вверх. Желтый бриллиант кольца ловил блики свечей, переливаясь маленьким солнцем. Пространство крыши расширилось. Уличный шум и сирены полицейских машин затихли. Они с Калебом были вдвоем. Вдвоем среди звезд, уносимые звуками электрической скрипки. Их обнявшиеся силуэты знаменовали собой появление нового созвездия, посвященного любви.

Джейн еще не вышла из этого чарующего сна и не сразу заметила, как Калеб пододвинул ей стул. Она села. Калеб открыл бутылку искрящегося сидра и наполнил фужеры.

– Надеюсь, это хороший год, – пошутила Джейн, вспомнив, как однажды за обедом он произнес такие же слова.

Калеб молча улыбнулся и отошел от стола.

– А ты не собираешься праздновать со мной? – удивилась она.

Он нырнул в сумрак и появился с подносом в руках:

– Я обязательно буду праздновать. Но сегодня я еще и твой официант. Друг, которого я просил мне помочь, не смог прийти.

– Хорошо, что у нас есть музыка.

– Джереми великолепен. Согласна?

– Согласна. Ничего подобного я еще не слышала. Какая чудесная музыка.

Джереми услышал их. Его улыбка стала шире, а электрическая скрипка зазвучала громче. Расставив все угощение, Калеб тоже сел и поднял фужер с сидром.

– За любовь! – провозгласил он.

– Да! – подхватила Джейн. – За любовь. За то, чтобы я стала миссис Калеб Каммингс.

– Ты уверена? – спросил Калеб.

– Да, черт побери!

– Я не о замужестве, – пояснил он. – Я спросил, хочешь ли ты брать мою фамилию. Не стану возражать, если ты захочешь оставить свою или даже взять двойную. Маккинни‑Каммингс звучит совсем неплохо.

Джейн так тряслась от смеха, что даже сидр расплескала.

– А знаешь ли ты, сколько лет я мечтала избавиться от своей дурацкой фамилии? Теперь, может, выпьем, пока угощение не остыло?

– Боюсь, оно уже остыло, – виновато улыбаясь, признался Калеб. – Я ждал тебя к девяти.

– Нет, вы только посмотрите! – всплеснула руками Джейн. – Мы еще не успели пожениться, а уже начинаем выяснять отношения. За мистера и миссис Каммингс, и это окончательный вариант.

– Я должен тебе кое‑что сказать. – Калеб поставил свой фужер. – Я схожу с ума от любви к тебе.

– Тогда и я должна сделать признание. Я тоже схожу с ума от любви к тебе, – улыбнулась Джейн.

Они чокнулись и, не сводя друг с друга глаз, медленно осушили фужеры. Скрипка продолжала играть. В хрустальных вазочках мерцали свечи. Еще никогда и никому холодное блюдо и теплый сидр не казались таким бесподобным угощением.

– Ого! – воскликнула Джейн, доедая последние куски остывшего мяса. – Ты даже приготовил на десерт клубнику в шоколаде.

– Небольшое уточнение. Клубника в шоколаде – предварительный десерт.

– Предварительный десерт?

– Да. И когда мы слопаем эту клубнику, я намереваюсь отвести тебя в нашу спальню и угостить главным десертом.

– У меня есть предложение поинтереснее, – сказала Джейн.

– Неужели? Я внимательно слушаю.

Джейн достала электронный ключ от номера в «Хилтоне»:

– Как насчет моих апартаментов в «Хилтоне», где главный десерт будет еще вкуснее?

– Ты сняла апартаменты в «Хилтоне»?

– Если честно, это обычный номер. Но там королевская кровать.

– А зачем тебе понадобился гостиничный номер, да еще в «Хилтоне»?

Джейн отправила в рот очередную клубничину и улыбнулась:

– Это, мой дорогой жених, я расскажу тебе по дороге.

 

Глава 2

 

– Ясное дело: это Крис Корнелл[2].

– А я говорю – Курт Кобейн[3].

– Нет. Даже и близко не стоял.

– Не спорь. Ты же знаешь: у «Nirvana» были такие песни, что «Soundgarden» и не снилось.

– Мы же говорим о том, у кого был лучший голос. Не о лучшей песне. Спроси себя: кем из них ты бы хотел быть?

– Простой ответ. Тем, кто до сих пор жив.

– Значит, Крис Корнелл. Рассмотрение дела закончено.

– Джейн, как понимать твои слова? – спросил Джереми.

Джейн подняла голову от видеокамеры, лежавшей у нее на коленях. За столиком было полно молодых ребят, и все внимательно смотрели на нее.

– Что еще? – спросила она.

– Так все‑таки Крис Корнелл или Курт Кобейн?

– Ни тот ни другой, – ответила она.

– Ни тот ни другой? Тогда кто же является твоим любимым исполнителем?

– Разумеется, Калеб Каммингс.

За столом на мгновение стало тихо. Потом все согласно закивали.

– А она врубается, – похвалил Джейн кто‑то из ребят.

– Кстати, – влез в разговор другой, – кто‑нибудь заметил, что у всех у них одинаковые инициалы?

– Учи грамматику, мальчик. Курт – имя немецкое и пишется не через «С», а через «К».

Джейн улыбалась, слушая их перепалку. Общительный же парень, ее Калеб. В Остине без году неделя, а уже куча новых друзей. Джейн очень импонировала его общительность. Кто‑то из них тоже был музыкантом, остальные работали вместе с ним на складе. Но все восхищались Калебом. Это было видно по их взглядам, по тому, как они хватались за каждое его слово. Если Калеб и замечал их восхищение, то виду не подавал… Возможно, его скромность и притягивала к нему столь разношерстных людей.

– Дали свет, – сказал кто‑то из парней. – Он выходит.

Джейн вновь сосредоточилась на видеокамере, которую они взяли в долг у знакомых. Еще раз проверила готовность. Джейн сама не понимала, почему так нервничает. Может, потому, что сегодня у Калеба первый сольный концерт. И не где‑то, а в «Шермансе», да еще воскресным вечером. А перед этим было субботнее выступление. Нервничал ли сам Калеб, этого Джейн не знала. Он вышел на сцену и встал в лучах прожекторов, улыбаясь собравшимся. Затем подключил гитару и принялся настраивать. Спокойно, неторопливо, как у себя в гостиной. Словно вокруг – ни души.

Собравшиеся постепенно утихомирились.

Калеб держался очень раскованно и непринужденно, и это притягивало к нему взгляды и уши посетителей. Всем не терпелось увидеть и услышать, на что способен этот парень. Настройка гитары как‑то сама собой перетекла в небольшую импровизацию, а та – в настоящее гитарное соло. Джейн не успела и глазом моргнуть, а пальцы Калеба уже бегали по струнам. Пространство зала сотрясалось от звуков, изрыгаемых колонками усилителей. В воздухе разливалось невидимое электричество, от которого у Джейн волосы становились дыбом.

Калеб стоял, склонив голову, отчего его волосы свисали вниз. Джейн поражала обыденность его позы. Казалось, ему все равно, что он на сцене, залитой светом, а вокруг – десятки любопытных глаз. Она представила его подростком, игравшим где‑нибудь в пустом гараже. Калебу было что сказать – точнее, спеть – собравшимся. Он не боялся обнажить душу. И в то же время – никаких показных эффектов. Ни малейшего желания покрасоваться на сцене. Это сильно подействовало на Джейн.

Калеб продолжал играть. Минуту, две, три.

Собравшиеся были настолько загипнотизированы звуками его гитары, что, когда Калеб наконец наклонился к микрофону, толпа радостно загудела и засвистела.

 

Малышка, малышка, малышка моя.

Ты, конечно же, знаешь: я пою для тебя.

 

Пропев эти слова, Калеб поднял голову и посмотрел прямо на Джейн. Собравшиеся подались чуть назад от сцены, а Джейн сидела под прожекторами его зеленых глаз и слушала столь дорогой ей голос.

 

Может, ноты мне в клочья порвать

И больше песен не писать?

Малышка, скажи только слово,

И к струнам я не притронусь снова.

Гитару – в щепки, займусь продажей машин,

Чем не работа для крутых мужчин?

Вставать с зарею, под вечер – домой,

Только б любовь твоя была со мной.

 

Но если ты любишь меня таким –

Беспутным поэтом, что сердцем раним, –

Тогда – наперекор судьбе –

Все мои песни – только тебе.

Одним желанием я одержим:

Стать поскорее мужем твоим.

 

К счастью для Джейн, ее радостный вопль потонул в громогласном аккорде, которым Калеб завершил это музыкальное объявление о своей помолвке. Ребята за столом дружно повернулись к Джейн: так ли это? Она улыбнулась и показала всем кольцо с желтым бриллиантом.

– Ну и клевый у тебя брюлик! – крикнул один из ребят. – Таким можно сигналы в космос подавать.

Джейн покраснела.

– Мощности не хватит, – пробормотала она, но ее слова заглушили аккорды второй песни.

Джейн спохватилась: видеокамера лежала у нее на коленях… невключенной! Она забыла нажать кнопку. Джейн торопливо включила камеру, направила объектив на сцену и стала записывать остаток выступления Калеба.

«Он дважды застал меня врасплох», – с улыбкой думала Джейн, глядя на экранчик видоискателя.

Но Калеб не единственный, кто сумеет пробиться в этом городе. Она тоже не подкачает. Во всяком случае, Джейн на это надеялась.

 

* * *

 

Наступил понедельник. Калеб, выложившийся на выступлении, еще спал. Джейн не решилась его будить. Сделав себе утренний кофе, она положила рядом кипу штрафных талонов, включила ноутбук и открыла сайт муниципального суда Остина, чтобы произвести запоздалую оплату. Если начинать поиски работы с раннего утра, в этом есть хотя бы один положительный момент. Ей не придется платить за парковку.

Пока Джейн последовательно вводила номера штрафных талонов и кликала по кнопке «Оплатить», рядом мелькали пестрые рекламные объявления городских фирм и компаний. Боже, какая скукотища! Наверное, эти объявления читают только те, кто занимается их составлением. Джейн морщилась, прихлебывая кофе и читая всплывающие баннеры. Новые правила отсрочки по уплате каких‑то налогов. Какие‑то предупреждения о случаях, предусматривающих заключение под стражу. Похоже, этот город пронизан не только музыкой. Или от обилия звуков у некоторых его жителей сносит крышу? Джейн оплатила последний талон и уже собиралась закрыть ноутбук, когда ее внимание привлек баннер в разделе «Трудоустройство». «Вакансия: работник службы паркоматов. Для подачи заявления кликните по ссылке».

Джейн кликнула просто так, ради праздного интереса. Открылось новое окно с краткой онлайн‑анкетой.

«Черт побери, а почему бы не попробовать?» – подумала Джейн. Когда она вылезет на улицу, у нее в активе будет хотя бы одно поданное заявление. Странно, что службу паркоматов совершенно не интересовало ее резюме.

Джейн набрала свое имя и будущую фамилию. Просто так, хотелось посмотреть, как это выглядит. Джейн Каммингс. Ей понравилось, но она тут же напомнила себе, что со дня их помолвки прошла всего неделя и фамилия Калеба пока не стала ее официальной фамилией. Вздохнув, она неохотно набрала свою нынешнюю: Маккинни. Затем вбила дату рождения: 21 января 1973 года.

– Тысяча девятьсот семьдесят третий.

Произнесенная вслух, дата ее рождения показалась ей очень далекой. Совсем другая эпоха. Назови эту дату нынешним подросткам – те от удивления рты разинут и глаза выпучат. Да как вы вообще тогда могли жить без айфонов, Снэпчата и прочих совершенно необходимых вещей? Великолепно жили. Если вдуматься, так ли уж нужны все эти прибамбасы? Джейн вдруг затосковалось по далеким временам. По бумажным письмам, которые она хранила в коробке, а не на жестком диске компьютера. По телефонам с дисковым номеронабирателем. Как замирало ее сердце, когда она забиралась в кровать, прихватив с собой телефонный аппарат. Длинный провод тянулся с самой кухни, огибал угол и скрывался под дверью ее комнаты. Джейн вспомнила свои долгие разговоры с тем парнем – ее первой любовью. Бывало, она засыпала с трубкой в руке. Вот только его имя она давным‑давно забыла. Странно, конечно, что свое первое водительское удостоверение она получила в 1988‑м. В год, когда родился Калеб. Правда, в двадцать первом веке даты рождения их обоих выглядели одинаково древними. Если Калеба не волнует их разница в возрасте, почему она должна дергаться из‑за этих пятнадцати лет в «неправильную» сторону?

Джейн заполнила анкету, кликнула по кнопке «Отправить» и закрыла ноутбук. Оплаченные штрафные талоны полетели в мусорное ведро. Вряд ли службу паркоматов заинтересует ее кандидатура. Это было сделано так, для очистки совести. А вот напомнить о себе новым штрафным талончиком служба парковки может очень скоро.

 

* * *

 

Весь день Джейн бродила по улицам центральной части Остина, не зная, где, в каком еще месте ей искать работу.

Почти двадцать лет она проработала в страховой компании «Пасифик нортуэст», продавая медицинские страховки: индивидуальные и дополнительные, от несчастных случаев. Увы, отделений в Техасе ее компания не имела. Поэтому сорокалетняя Джейн, очутившись в чужом городе, была вынуждена снова искать себе работу. История почти двадцатилетней давности повторялась, но с иными реалиями. Джейн и сейчас слышала внутри голос ее покойного поручителя. Он любил повторять: «То, что нам кажется полным провалом, на самом деле может оказаться замаскированной удачей. Вселенная делает для нас то, чего мы не в состоянии сделать для себя сами». Но была ли ее работа в страховой компании удачей? Разве ее не воротило от скучных встреч с клиентами? Однако со своей работой она справлялась успешно. Все эти годы она безболезненно оплачивала ипотеку. Заработки Джейн даже позволяли откладывать часть денег, хотя ей одной приходилось растить дочь. Ее дочь. Это простое слово вызвало целую лавину боли. Случившееся уже казалось Джейн очень давним событием. День, когда ее жизнь навсегда изменилась. День, когда ей позвонили.

Джейн бродила час за часом, убивая время и думая о дочери. Она ловила свое отражение в витринах, и на мгновение ей казалось, что там отражается не она, а Мелоди. К поднявшейся волне душевной боли добавилось чувство вины. Джейн пыталась себя успокоить. Говорила, что во всем виновата жара. Она даже прочла молитву о душевном покое[4] и продолжала путь. Джейн по‑прежнему казалось, что они с дочерью вместе бредут по жарким остинским улицам, невероятно похожие друг на друга. В одном месте это сходство оказалось настолько впечатляющим, что Джейн остановилась перед широким окном и долго рассматривала отражение. Потом ей захотелось погладить щеку Мелоди. Она протянула руку, пальцы застучали по стеклу. Иллюзорная Мелоди исчезла. Только сейчас Джейн увидела, что стоит не перед магазинной витриной, а перед окном какого‑то офиса, полного мужчин в деловых костюмах. Похоже, там шло совещание. Услышав стук по стеклу, ближайший к окну мужчина – конечно, он тоже был одет по‑деловому – недовольно посмотрел на Джейн и махнул рукой, требуя от нее убраться подальше и не мешать им. За кого он ее принял? За городскую сумасшедшую?

Наконец, набравшись смелости, Джейн вошла во флигель, где располагалась страховая компания Джексона Макфи. На этот раз она специально постояла перед зеркальными дверями, прося Мелоди пожелать ей удачи. Отражение было ее собственным. Джейн увидела прядь волос, сползшую на лоб. Она поправила волосы, одернула блузку, толкнула дверь и очутилась в сумраке прохладного вестибюля.

Единственными звуками здесь были негромкое гудение кондиционера и шаги ее туфель на мягкой подошве. Джейн показалось, что она попала если не в пустое, то в изрядно опустевшее здание. Согласно указателю, страховая компания находилась на одном из последних этажей. Поднявшись туда и выйдя из лифта, Джейн услышала звонкий мужской смех. За столом дежурного сидел молодой человек, говоривший по мобильному телефону. Дальше начинался совершенно пустой коридор. Парень недовольно покосился на Джейн и продолжил разговор. Побродив несколько минут по коридору, она не решилась открыть ни одну дверь. Джейн вернулась к лифту, напротив которого было что‑то вроде зальчика ожидания. Там она плюхнулась на истертый диван и стала ждать, сама не зная чего.

– Простите, вам чем‑нибудь помочь?

Джейн вскинула голову. Должно быть, она задремала. Встав с дивана, она подошла к столу дежурного и протянула парню свое резюме:

– Меня зовут Джейн Маккинни. Я недавно переехала сюда из штата Вашингтон. Компания, где я работала, упомянула вашу компанию в качестве потенциальных работодателей. Я несколько раз отправляла вам запросы по электронной почте. Наверное, я что‑то напутала в адресе.

Парень взял у Джейн резюме и, не взглянув, положил поверх кипы бумаг.

– Я передам его в отдел кадров, – сказал он. – Но мы, по правде говоря, через пару недель закрываемся, поэтому сами видите, деловая жизнь здесь не кипит. Вам бы стоило месяца через два наведаться в наш головной офис. Это не здесь. В Хьюстоне.

– В Хьюстоне, – со вздохом повторила Джейн.

– Вот‑вот, я тоже вздыхаю. Мне предложили неплохую должность, но я пока раздумываю. Там ведь чудовищная влажность. Остин не подарок, а уж там…

 

* * *

 

– Приветик, Джейн! – послышался знакомый голос.

Джейн остановилась и задрала голову. Это был мистер Зиглер. Он восседал на складном стуле. Стул стоял в пустом кузове грузовика, развозившего пиво. Глаза и часть лица мистера Зиглера прятались за стеклами солнцезащитных очков. Он был без рубашки, его волосатая грудь блестела от пота.

– Как вам погодка? – спросил он.

– Я очень скучаю по дождю, – призналась Джейн.

Но дождя не было. Двор, залитый асфальтом, плавился на жаре и удушливо вонял.

– Чепуха! – усмехнулся мистер Зиглер. – Тут просто рай земной.

– То ли еще будет? – ответила Джейн. – Если солнце припечет сильнее, асфальт расплавится и вы сможете нырять прямо с грузовика и плавать.

– С асфальтом этого не получится! – расхохотался мистер Зиглер.

– Почему?

– У него состав иной. Раньше двор гудроном покрывали. Вот в него, когда разогреется, грузовики проваливались. Асфальт получше. Люди почему‑то не понимают разницы, а она есть.

Джейн улыбнулась и уже хотела идти дальше, когда мистер Зиглер указал на пластиковую коробку у нее в руках.

– Это для меня? – спросил он.

– Вы же прекрасно знаете, что не для вас.

– Ну вот, и помечтать нельзя. – Он привалился к спинке стула и поправил сползшие очки. – Если вы ищете своего дружка, – крикнул он ей вслед, – так я его уволил за пьянку на рабочем месте.

Джейн только усмехнулась и пошла к зданию склада.

Калеба она нашла внутри. Он разгружал поддон, уставленный ящиками с пивом. Калеб не сразу заметил Джейн, и некоторое время она стояла и смотрела, как он работает. На нем была простая белая футболка, которая от пота стала темной и прилипла к спине. Калеб не был особо мускулистым, скорее жилистым. Джейн любовалась, как ловко он подхватывает с поддона тяжелые ящики. Потом она заметила, что джинсы болтаются у него на талии. От тяжелой работы на жаре Калеб заметно похудел.

Увидев Джейн, Калеб замер на месте и улыбнулся ей поверх ящика, который держал в руках.

– На прохладительный напиток ты никак не тянешь, – сказал он. – Только на горячительный.

– Так оно и есть, – согласилась Джейн. – Удивительно, как я еще не закипела, пока стояла и смотрела на тебя.

Калеб опустил ящик, потом отер потный лоб:

– Как тебе удалось прошмыгнуть мимо старины Зиглера?

– Я призналась ему в любви, но предупредила, что замуж выйду только за тебя.

Калеб засмеялся, снимая такие же потные перчатки:

– Иди ко мне. Я так давно тебя не целовал.

Он притянул Джейн к себе, обнял и припечатал ее улыбающиеся губы страстным поцелуем. Привкус соли на губах и сладковатый запах его пота сильно взволновали ее.

– А я постоянно думал о тебе, – сказал Калеб, прижимаясь лбом к ее лбу.

– Думал. И в какой плоскости?

Они стояли так близко, что лица Калеба Джейн не видела, но заметила улыбку, мелькнувшую в его зеленых глазах.

– Во всех мыслимых плоскостях и позах.

– Молодой человек, до чего же у вас грязные мысли! – Джейн открыла рот, изображая шокированную даму.

– Хочешь выслушать признание? – спросил Калеб.

– Обожаю признания, – кивнула Джейн.

Калеб оглянулся по сторонам, потом нагнулся к ее уху и прошептал:

– Раньше, когда я столько о тебе думал, мне приходилось уединяться в подсобке и снимать напряжение.

Теперь рот Джейн открылся по‑настоящему.

– Калеб, ну скажи мне, что этого не было.

Он смущенно усмехнулся, будто мальчишка, застигнутый за неприглядным занятием. Казалось, он разрывается между чувством вины и гордостью за содеянное.

– Ты сама виновата. Встаешь ни свет ни заря и отправляешься искать работу. Я просыпаюсь один. Как чудесно у нас бывало по утрам. Я тоскую по тому времени.

– Сегодня я совсем напрасно проболталась весь день, – призналась Джейн. – Завтра никуда утром не пойду. Дождусь твоего пробуждения. Слышишь? Обещаю.

– Мне не дотерпеть до завтра, – ответил Калеб, беря ее за руку. – Идем со мной, моя сексапильная девочка. Я хочу показать тебе наяву кое‑что из моих мечтаний.

– Калеб, ты же на работе, – напомнила Джейн, противясь попытке увести ее.

– У меня сейчас перерыв. И потом, все разъехались на доставку заказов. – Его глаза озорно блестели.

Джейн решила отвлечь Калеба едой:

– Между прочим, я не забыла, что ты проголодаешься. Вот, держи.

– Еда обождет, – отмахнулся Калеб, водружая коробку на пивной ящик. – Вначале я хочу утолить голод иного свойства.

Он повел Джейн в подсобку. Она для вида упиралась:

– Эй, мистер. Если вы кувыркались со мной в ваших фантазиях, не пытайтесь повторить их наяву. Я вам не девчонка‑подросток, которую можно…

Калеб ввел ее в подсобку, плотно закрыв ногой дверь. Прислонив Джейн к штабелю пустых ящиков, он поцеловал ее, лишив возможности говорить. Его руки уже расстегивали ее блузку.

– Калеб, что ты делаешь? Не хватает только, чтобы тебя выгнали с работы. Прекрати!

Но все эти благоразумные слова не мешали Джейн целовать его в ответ и ощупью искать пряжку его брючного ремня. Пряжка выскользнула из ее пальцев, когда Калеб расстегнул на ней блузку и сдернул лифчик. Одна его рука гладила ей грудь, другая лезла между ног. Еще до его прикосновения Джейн почувствовала, что ее трусики совсем мокрые. Калеб целовал ей шею, а ее рука скользнула ему на плечо и дальше, по спине. По его жилистой, такой длинной спине. Джейн знала: ей не остановить Калеба, да она и не хотела. Она закрыла глаза и услышала собственный стон. Ей самой отчаянно захотелось почувствовать его тело. Снова зацепившись пальцами за пряжку, Джейн притянула Калеба к себе. Его член уже был до безобразия твердым и горячим. Джейн не терпелось впустить в себя его ненасытного «дружка», но ей никак не удавалось расстегнуть эту дурацкую пряжку.

Наконец Калеб сам расстегнул пояс и сбросил джинсы. Теперь он стоял перед Джейн в своей потной футболке, с выпирающим под «боксерами» членом. У нее от желания помутился разум. Джейн сбросила туфли, потом расстегнула свои брюки, рывком сбросив их вместе с трусиками. Калеб прижался к ней раньше, чем ее брюки успели осесть на пол. Как пушинку, он подхватил Джейн на руки, осторожно прижал ее спину к штабелю ящиков. Ее ноги обвили ему талию, и в это время его изголодавшийся член оказался у нее внутри. Калеб немного опустил Джейн. Отступать им было некуда – разве что на небеса.

– Боже, – услышала она собственный шепот.

Джейн крепко держалась за его сильные плечи, стараясь еще плотнее обвить ногами твердые как камень мышцы его поясницы. Его член был теплым, твердым и большим. Джейн млела от этого ощущения, думая, что могла бы целую вечность оставаться в такой позе.

– Подожди. Подожди, – хрипло сказала она. – Не торопись.

Но нетерпеливые руки Калеба уже подхватили ее под ягодицы. Стена ящиков исчезла. Джейн повисла в воздухе, взлетая вверх и опускаясь вниз на этой карусели запретного наслаждения. Толчки Калеба становились все неистовее. Все вокруг стало белым. Джейн слышала его сдавленные стоны, стоны удовольствия. Потом белый свет померк. Вернулись очертания грязноватой подсобки. Джейн обнаружила, что они с Калебом лежат на прохладном бетонном полу, крепко обнявшись.

– Это было горячо, – едва отдышавшись, признался Калеб.

– Кому‑то было горячо. А я, между прочим, не кончила. Вот так‑то, мистер Эгоист.

– Прости, малышка, – засмеялся Калеб. – Меня время подпирало. Но вечером я заглажу вину и исполню любые твои желания.

Джейн откинула прядь, закрывающую его зеленые глаза.

– Калеб, я и подумать не могла, что когда‑нибудь буду сходить с ума от любви, – призналась она.

– Ты уверена? А то еще не поздно поменять меня на мистера Зиглера. У него шикарный дом с кондиционером. И бассейн есть.

Джейн сделала вид, что обдумывает сказанное.

– Говоришь, у него кондиционер есть? И бассейн?.. Звучит заманчиво. Но если это так… Я хочу сказать, если это действительно так, почему он вечно торчит в кузове грузовика и жарится на солнце? Мог бы плескаться в бассейне.

– Привычка. Говорит, что привык следить за своим добром, чтобы не улизнуло.

Джейн в шутку надавила Калебу пальцем на нос:

– Правильно говорит старик. Тебе тоже нужно следить за своим добром.

– Непременно. И не только глазами, – сказал Калеб, целуя ее.

Утоленная страсть охладила обоих. Время и место не располагали к продолжению. Джейн оглядела помещение. Почему‑то часть ящиков и коробок мистер Зиглер держал здесь. Может, что‑то особо ценное?

– Насчет тебя мистер Зиглер может не волноваться. Уж ты не слиняешь, прихватив несколько ящиков его добра. А скажи, тебе совсем не хочется выпить?

– Совсем, – ответил Калеб. – Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Может, оттого, что косвенно ты постоянно соприкасаешься с выпивкой. На этом складе. В клубах, где трезвых почти не бывает. Тебе не кажется, что выпивка подстерегает тебя повсюду?

– Что значит «подстерегает»? А мозги мне на что? Кому‑то нравится выпивать. Пусть развлекаются.

– Ты не считаешь, что это плохо?

– Что? Выпивать? Для меня плохо. Для тебя тоже, если вспомнить тот вечерок в Сиэтле. – Калеб улыбнулся, давая понять, что шутит. – Но если мои предки были алкоголиками, другие в этом не виноваты. Я считаю так: отрывайся по полной, пока это никому не вредит.

– Согласна, – ответила Джейн. – Вот я и отрываюсь на тебе.

– Кое‑кому мы уже повредили, – усмехнулся Калеб. – Ты посмотри‑ка.

Джейн подняла голову. И когда они только успели смахнуть с полки несколько коробок? В одной было что‑то стеклянное. Упав на пол, оно разбилось, и теперь из дыры в коробке на пол вытекал липкий черный сироп.

– Убийственная штука, – сказал Калеб.

– Что? Этот концентрат? Что там убийственного? Сахар. Газировка.

– Я не шучу. На прошлой неделе у Дейва кое‑что похожее упало с грузовика. Он не заметил. Утром приходит, а в гудроне – вот такая дырища.

Джейн засмеялась.

– В асфальте, – поправила она.

– Что? – не понял Калеб.

– Двор покрыт асфальтом. Некоторые думают, что асфальт и гудрон – одно и то же, но на самом деле это не так.

– Джейн, и что мне с тобой делать? – качая головой, спросил Калеб.

– Я тебе подскажу, – пообещала она, подкрепляя свои слова поцелуем. – Продолжай меня любить, как любишь, и все будет замечательно.

– Это для меня проще простого, – отозвался он, не торопясь прекращать поцелуй. – Правда, сейчас мне надо отрывать зад от пола и возвращаться к работе.

– Значит, покувыркался со мной в подсобке, а теперь выпроваживаешь?

– Само собой. А ты подготовься к моему возвращению. Хочу застать тебя убирающей квартиру в соблазнительном кружевном белье.

– Которое ты мне еще не купил.

– Это я обязательно исправлю. Честное слово.

Они оделись, потом раза два или три попрощались. Только тогда Джейн покинула склад, а Калеб принялся спешно наводить порядок в подсобке.

Выходя, Джейн возле самых дверей столкнулась с мистером Зиглером. Наверное, устал жариться на солнце. Или решил проверить, не сбежало ли его добро. Старик ничего ей не сказал. Джейн тоже промолчала. Ей достаточно было понимающей ухмылки на его лоснящемся лице, заставившей ее покраснеть, как девчонку‑подростка.

 

Глава 3

 

Электронное сообщение ей прислали на мобильный телефон. Джейн в это время стояла в очереди к кассе супермаркета. Быстро прочитав сообщение, она вскинула руку со сжатым кулаком и крикнула:

– Да!

– Что, утро начинается с хороших новостей? – спросила кассирша.

– С замечательных, – ответила Джейн.

Ей не терпелось поделиться своей радостью с Калебом. Расплатившись, Джейн помчалась домой. Волнение сделало ее рассеянной, отчего на стоянке она едва не задела соседнюю машину. К счастью, ей удалось вклиниться без происшествий. Мешки с продуктами были у Джейн в левой руке, а правой она засовывала кредитную карточку в прорезь паркомата. В это время на балконе появилась соседка. Естественно, в своем неизменном розовом халате. Джейн встречались часы с кукушкой, где традиционную птичку заменяли нелепые фигурки. Сейчас соседка показалась ей одной из таких фигурок. Тетка закурила сигарету, окутав нос облачком сизого дыма.

– На всякий случай напоминаю: сегодня воскресенье.

– И что это меняет? – подняв голову, спросила Джейн.

– Только дураки оплачивают стоянку по воскресеньям.

Джейн была в столь хорошем настроении, что на колкость соседки лишь улыбнулась и поблагодарила за напоминание. Она взбежала на свой этаж, быстро открыв дверь квартиры, понеслась на кухню и бросила там мешки, собираясь будить Калеба. Только сейчас она заметила, что Калеб уже проснулся и сидит на диване. Судя по взлохмаченным волосам, встал он совсем недавно.

– Доброе утро, малыш, – улыбнулась ему Джейн. – Рада, что ты уже проснулся. Я принесла…

– Это что такое? – перебил ее Калеб.

Он ткнул пальцем в кофейный столик, с открытым ноутбуком и кипой бумаг, среди которых были каталоги фирм, торгующих недвижимостью.

– Обычные рекламные журналы и буклеты. Решила из любопытства их посмотреть.

– Ничего себе любопытство! – Калеб схватил верхний журнал, перелистал несколько страниц. – Вон у тебя сколько домов помечено! Дома твоей мечты? Ты даже узнавала про первоначальные взносы и налоговые платежи.

– Малыш, не знаю, какие сны тебе снились, но ты сегодня встал не с той ноги. Это даже не смешно.

– А мне, Джейн, не до смеха. Какого черта ты шастаешь по каталогам недвижимости?

Джейн не любила, когда ей задают вопросы в подобном тоне. Она вообще не понимала, почему ее невинное развлечение так рассердило Калеба. Повернувшись к нему спиной, она принялась раскладывать по полкам купленные продукты.

– Могу же я помечтать, – сказала она.

– Джейн, мы уже говорили с тобой об этом. – Калеб швырнул журнал обратно на стол. – Помнится, ты сказала, что, пока мы вместе, это жилье тебя вполне устраивает.

Джейн с шумом захлопнула дверцы кухонного шкафа:

– Калеб, я люблю тебя. Ты это знаешь. Но эту квартиру я ненавижу. Понимаешь? Ненавижу. Здесь негде повернуться. Я уже не говорю про отдых. А ночной шум сводит меня с ума. Ты засыпаешь как убитый, а я не могу глаз сомкнуть из‑за идиотской музыки. Каждую ночь, без передышки. Только не говори, что я могла бы поспать днем. К полудню спальня превращается в духовку.

Калеб опустил голову, уперев глаза в пол.

– Вот наконец и правда вылезла, – пробормотал он.

– О чем ты?

– О том, что я и не подозревал, как тебе ненавистна жизнь со мной.

– Калеб, зачем ты все переиначиваешь? – со вздохом спросила она. – Я не говорила, что мне ненавистна жизнь с тобой. Но эту, с позволения сказать, квартиру я действительно ненавижу. Почему мы не можем найти себе другое жилье? Мой дом на острове продан. У нас появились деньги.

Калеб вскочил с дивана и бросился в спальню. Потом остановился, повернувшись к Джейн. Еще никогда она не видела его таким рассерженным.

– Ты же прекрасно знаешь, Джейн: я подписал договор аренды на полгода. Так было дешевле. Это все, что я мог себе позволить. И еще какое‑то время нам придется жить здесь. Не забывай, что я не просил тебя продавать твой дом и мчаться за мной. Этот выбор ты сделала сама.

Его слова были как пощечина. Надо ли их понимать в ключе «Лучше бы сюда не приезжала»?

– Я тебе мешаю? – спросила она.

– Я так не говорил.

– Тогда будь добр, поясни свои слова.

– Изволь, поясню. Ты выставила меня из своего дома и с острова, поскольку я слишком молод. Надо понимать, для тебя. Мне нужно осуществлять мои мечты. Помнишь? Ты ведь так говорила? Потом ты вдруг приезжаешь сюда и заявляешь, что любишь меня таким, какой я есть. Ты говоришь, что для тебя главное – быть со мной. А теперь, оказывается, пытаешься меня переделать.

– Калеб, я не пытаюсь тебя переделать.

– Пытаешься.

– Говорю тебе, нет.

– Тогда как прикажешь понимать это роскошество? – Он смахнул со стола пустой мешок из супермаркета. – Мы теперь что, отовариваемся в «Хоул фудс»? Подражаем яппи из Восточного Остина? Не зря мои знакомые ребята называют эту приманку для богатеньких не иначе как «полноценная обираловка».

– Да будет тебе, – примирительно сказала Джейн. – Остынь.

– Думаешь, я не заметил, что ты выкинула все мои тарелки и купила новые?

– Калеб, ты уже какие‑то глупости говоришь.

– Глупости? А почему ты даже не удосужилась меня спросить, прежде чем выкидывать мои чашки?

– Неужели тебе жалко? Старые чашки, да еще пластмассовые. Ты сам мне говорил, что покупал их в каком‑то магазинчике для бережливых. Жизнь слишком коротка, чтобы еще отказывать себе в приличных чашках.

– Джейн, ты что, издеваешься? Дело ведь не в чашках.

– А в чем?

Калеб хватил кулаком по разделочному столику, заставив подпрыгнуть второй мешок.

– Это мешает мне чувствовать себя мужчиной!

Злость на его лице была перемешана с такой душевной болью, что Джейн растерялась. Она не находила слов и просто стояла, глядя в печальные глаза любимого. За стеной тявкала соседская собачонка.

– Прости меня, – опустив голову, прошептал Калеб. – Все это не повод, чтобы кричать на тебя.

Джейн подошла к нему, обняла и положила голову на грудь.

– И ты меня прости, – ответила она. – Я думала, мне будет легче приспособиться к здешней жизни. Оказалось, нет. Ты прав: я приехала сюда по своей инициативе и потому не должна пытаться что‑то менять на свой лад.

Калеб приподнял подбородок Джейн, чтобы видеть ее глаза.

– Я предлагаю тебе договор, – сказал он. – Когда ты найдешь работу и когда закончится срок найма этой квартиры, мы вместе поищем другое жилье. Согласна? Но у нас все должно быть только на равных или вообще никак. Оплата, покупка всего необходимого. Я намерен сам оплачивать свою долю.

– А там будет нормальная ванна? – свирепо улыбаясь, спросила Джейн.

– Будет. Нормальная, – кивнул Калеб.

– И огромная кровать?

– Ты невозможна! – засмеялся он.

Джейн приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Ты еще более невозможен. Ну что, теперь займемся сексуальными импровизациями?

– Сексуальными импровизациями? – переспросил Калеб, слегка кусая ей губу.

– Конечно. Зачем ссориться, если ссора не кончается фантастическим сексом?

– Вообще‑то, я не люблю вознаграждать тебя за дурное поведение, – ответил Калеб. – Может, только на этот раз. В виде исключения.

Калеб подхватил Джейн на руки и понес в спальню. Только сейчас она вспомнила про электронное письмо.

– Подожди! Опусти меня на пол.

– Слишком поздно, малышка, – ответил Калеб.

Он повернулся боком, чтобы пройти в дверь, но Джейн ухватилась за косяк, вынудив Калеба остановиться.

– Это что, начало сексуальных импровизаций? – спросил он.

– Нет. Пожалуйста, опусти меня на пол. У меня для тебя хорошая новость.

– Какая? – насторожился Калеб.

– Поставь меня на пол, и я тебе покажу.

– Ладно, – согласился он, опуская Джейн на пол. – Но учти, никакие хорошие новости не освобождают тебя от сексуальных импровизаций.

Джейн заторопилась к своей сумочке, где лежал мобильник. Открыв сообщение, протянула телефон Калебу. Она следила за выражением его лица, пытаясь угадать, как он воспримет эту новость. Дочитав сообщение, Калеб молча вернул ей мобильник.

– Разве это не здорово? – спросила она.

– Нет. Это глупо.

– Почему глупо? – Джейн еще раз перечитала сообщение, словно желала убедиться, что это вовсе не глупо. – Такая возможность выпадает один раз в жизни.

– Джейн, я поверить не могу, что ты сделала это, не поговорив со мной.

– Малыш, ты бы мне ни за что не позволил.

– Вот потому ты и должна была меня спросить, – хмуро сказал Калеб. – Так ты для этого брала в долг у мистера Зиглера видеокамеру? Мне ты сказала, что просто хочешь запечатлеть мой сольный концерт. Я и представить не мог, что ты задумала отправить ролик в какое‑то дерьмовое ток‑шоу. Телевизионный конкурс исполнителей!

– Калеб, это же редкая удача! Ты знаешь, как тяжело пробиться на кастинг? Их ежедневно осаждают толпы желающих. А они выбрали тебя.

– Ну вот, ты опять пытаешься меня изменить.

– Калеб, я не пытаюсь тебя изменить. Я пытаюсь тебе помочь. Разве ты не этого хочешь? Пробиться. Добиться. Стать настоящим музыкантом.

– А сейчас я что, ненастоящий музыкант? Почему ты так думаешь, Джейн? Потому что я не загребаю кучу деньжищ?

– Малыш, хватит упрямиться! Сам знаешь, я имела в виду совсем не это.

– Или ты думаешь, что на таких шоу собираются настоящие музыканты? Джейн, они полная лажа. Они фанаты, стремящиеся походить на своих кумиров. У них нет индивидуальности. Им нечего сказать. У них нет ничего, кроме тупой жажды славы. Эти мальчики и девочки путают настоящую музыку и кривляние под караоке. У них смазливые личики, гладкая кожа, красивые зубы. Родители трясутся над ними и таскают по всем этим идиотским шоу. Подогревают их тщеславие. Это не для меня.

– Калеб, но это новое шоу и совсем иной направленности.

– Почему ты так решила? Только потому, что увидела там слово «исполнительство»? Джейн, мне тоже попадались их листовки. Это называется «Суперзвезда авторского исполнительства». Мне неинтересно становиться суперзвездой. Там не нужен талант. Там нужны зрительские симпатии и голосования. Все эти суперзвезды не представляют, сколько надо попотеть, чтобы стать настоящим музыкантом.

Джейн убрала мобильник в сумочку:

– Калеб, сейчас в тебе говорит обыкновенная гордыня.

– Как прикажешь это понимать? – спросил он, сердито щуря глаза.

Джейн сознавала: надо остановиться. Она и так вступила на опасную территорию, где ее суждения могли принести непоправимый вред. Но она потратила столько времени и сил, готовя этот сюрприз. Она научилась работать с программой редактирования видео, выбрала самые эффектные кадры, написала для Калеба потрясающую биографическую справку. Она была так рада, что устроители шоу пригласили его на кастинг. Она ждала совсем другой реакции с его стороны, а тут ей еще выговаривают. Джейн стало очень досадно. Разница в возрасте. Разница в восприятии.

Она заставила себя успокоиться. Сделала глубокий вдох:

– А понимать это надо так. Когда появляется возможность, грех ею не воспользоваться.

– Нет, я о другом. Что значит «во мне говорит обыкновенная гордыня»?

– Ничего не значит. Просто вырвалось. Ты почему‑то считаешь, что без постоянного сражения с жизненными обстоятельствами настоящим музыкантом не стать. Для сведения: такого закона в песенном творчестве нет.

Калеб встал возле окна. Некоторое время они оба молчали. Потом он заговорил снова:

– Теперь я понимаю, чтó все это значит. – Его голос дрожал от негодования.

– Не говори так, Калеб. Это некрасиво.

– Пусть некрасиво, – буркнул он. – Зато правда.

Калеб направился в спальню, откуда вышел, неся гитару.

– Куда ты собрался, да еще с гитарой? – спросила Джейн.

– На выход, – ответил он, проходя мимо нее.

– А как же наши сексуальные импровизации?

Калеб остановился у открытой входной двери, спиной к Джейн. Ее разум лихорадочно подбирал слова, чтобы хоть как‑то исправить положение. Слов не было. И Калеб ушел.

Джейн продолжала смотреть на дверь. Может, открыть, и тогда он вернется? Они попросят друг у друга прощения и займутся настоящими сексуальными импровизациями. Это была их первая крупная ссора. Джейн затопили противоречивые чувства, которые схлестывались, уничтожая друг друга, пока не исчезли совсем, оставив в груди ощущение пустоты. Она вдруг заметила на полу несколько валяющихся пакетов, которые не успела убрать. Джейн нагнулась, подняла их и сложила в шкаф. Недавняя эмоциональная взвинченность сменилась полным отупением. Джейн вдруг подумала, что Калеба сегодня раздражало все, что было связано с ней. Продукты из «Хоул фудс». Электронное письмо. Ее позиция.

Она не знала, что заставило ее взяться за уборку квартиры. Джейн дочиста отмыла ванную и кухню. Потом двигала мебель и пылесосила углы. Она даже вымыла окна, сознавая безнадежность этой затеи. Так прошло несколько часов. Калеб не возвращался.

Тогда Джейн взялась за стирку. Собрав грязное белье, отнесла его в прачечную комнату их этажа. Через час она вернулась, чтобы переложить белье в сушилку. Что за черт? Мокрая груда ее белья была вытащена и свалена поверх стиральной машины. Сушилку успели занять. Кто же ее опередил? Открыв крышку, Джейн увидела знакомый розовый халат. От него кисло пахло свежей собачьей мочой.

– Уму непостижимо, – пробормотала Джейн.

Схватив халат, она двинулась к соседке объясняться.

Минут пять Джейн отчаянно барабанила в дверь квартиры. Ответом ей было лишь тявканье – вечный кошмар ее снов. Когда рука устала колотить, а злость уменьшилась, Джейн вернулась в прачечную, швырнула халат в мусорную корзину, после чего собрала свое белье и понесла сушить в квартиру. За неимением бельевых веревок и места она развесила вещи на мебели.

Занимаясь всем этим, Джейн прокручивала в мозгу их ссору с Калебом. Сначала она жутко рассердилась на себя. Потом на него. После шестого или седьмого проигрывания она уже не ощущала ничего, кроме грусти. Объектов для уборки больше не было, и Джейн нашла себе другое занятие. Она несколько раз перестелила постель. Растратив все имевшиеся у нее силы, она села на пушистое одеяло и заплакала.

 

* * *

 

В постели они лежали, как совершенно чужие люди.

Калеб вернулся домой поздно, лег к ней спиной и сразу заснул. Утром Джейн проснулась до восхода солнца, взяла ноутбук и отправилась в ближайшее кафе. Как всегда, она просматривала сайты в поисках вакансий, но сегодня это происходило не на тесной кухоньке их квартиры. Ссора с Калебом ощущалась ею как детская игра в молчанку. Заговоришь – проиграешь.

Весь день Джейн бродила по городу. Ей не хотелось возвращаться домой и видеть Калеба. Не хотелось останавливаться и разглядывать себя в витринах. Джейн продолжала искать работу – по крайней мере, так она себе говорила, – но сегодня ее уверенность была почти на нуле. День кончался, а количество листов с ее резюме не уменьшилось ни на один.

Солнце зашло. На улицах стало темнее и прохладнее. И тут Джейн увидела парнишку. Он стоял в проеме входной двери и играл на гитаре. Джейн остановилась послушать. Парнишка был чем‑то похож на Калеба десятилетней давности: спокойный, уравновешенный, целиком погруженный в свою музыку. Джейн полезла в сумочку, достала двадцатидолларовую бумажку. Юный музыкант улыбнулся и, продолжая играть, покачал головой. У Джейн защемило сердце – было бы странно, если бы не защемило! Она вспомнила, как впервые увидела Калеба, вот так же игравшего на улице. Только это было далеко отсюда, в Сиэтле. Этот парнишка прав. Музыка служила ему средством самовыражения, он не мечтал стать поп‑звездой. И Калеб такой же. Какое право она имела вмешиваться в его творчество и строить ему карьеру?

Убрав деньги, Джейн не стала мешать юному музыканту, а поспешила домой, намереваясь помириться с Калебом. На всякий случай она купила его любимых пончиков с начинкой.

 

* * *

 

Джейн не узнала их тесного жилища.

В квартирке было на удивление сумрачно и прохладно. Из спальни доносились громкие чмокающие звуки. Бросив сумочку и пластиковую коробку с пончиками, Джейн поспешила в спальню. Калеб стоял на стремянке и мебельным степлером крепил к потолку гофрированные ячейки для яиц. Половина потолка уже была покрыта. Судя по стопке картонок, прислоненных к стене, их Калебу хватит на весь потолок.

– Привет, малышка, – как ни в чем не бывало произнес он, поворачиваясь к Джейн.

– Привет. Что это ты делаешь с потолком?

Калеб посмотрел на прибитые ячейки, потом почесал в затылке.

– Однажды я посмотрел фильм «Хладнокровный Люк». Меня потрясло количество яиц, съеденных Полом Ньюманом. Собрался дотянуть до его рекорда. А оставшимся картонкам решил найти применение.

Джейн молча смотрела на Калеба, пытаясь понять, не рехнулся ли он.

– Не волнуйся. Я пошутил.

Калеб швырнул степлер на кровать и слез со стремянки.

– Надеюсь, ты не приняла мою шутку всерьез?

– Нет, конечно! – засмеялась Джейн. – Удивляюсь, как это ты узнал про «Хладнокровного Люка». Этот фильм появился еще до твоего рождения.

– И до твоего тоже, – заметил Калеб, целуя ее в макушку. – А сейчас я приглашаю тебя на экскурсию по квартире. – Он повел Джейн в гостиную. Окно закрывали новенькие синие занавески. – По‑моему, неплохая защита от послеполуденного солнца.

– Не припомню, чтобы в гостиной было так прохладно.

– Конечно, – горделиво улыбнулся Калеб. – Ведь раньше у нас не было вот этой штучки. – Он отдернул занавеску.

Джейн увидела кондиционер, крепящийся к окну. Калеб успел его установить, включить и отрегулировать, и теперь кондиционер гнал в комнату прохладный воздух.

– Я люблю тебя. – Она обняла Калеба. – Люблю. Люблю.

– Подожди. Я тебе еще не все показал. – Он снова повел Джейн в спальню и кивнул на повешенные там занавески: – Специально выбирал плотную ткань, которая бы гасила звуки с улицы. Картонки – не самое лучшее украшение для потолка, зато из них получается неплохая звукоизоляция. У мистера Зиглера их скопилось до чертиков. Когда‑то он на Пасху вздумал торговать яйцами. А теперь у нас есть еще и это.

Калеб подошел к ее стороне кровати и включил аппарат звуковой терапии. Спальня наполнилась звуками океанского прибоя. Джейн вдруг представила, как они с Калебом сидят на тропическом побережье, слушая голос волн и потягивая пина‑коладу. Наверное, она и тогда была бы менее счастлива, чем сейчас.

– А если тебе надоест шум прибоя, там еще есть тропический ливень, птичье щебетание и даже водопад.

Калеб выключил аппарат и с надеждой посмотрел на Джейн. Это был его способ извиниться за вчерашнее. Он ждал, не зная, примет ли она его извинения.

«Это не ему, а мне нужно извиняться», – подумала она. И не только пончиками.

– Какая замечательная игрушка! – воскликнула Джейн. – И все замечательно. Ты преобразил квартиру. Спасибо, Калеб.

Калеб крепко обнял ее своими сильными руками. Объятие было долгим, а когда он разжал руки, Джейн увидела, что у него улыбаются только губы. Глаза оставались печальными.

– Прости меня, Джейн. Мне стыдно, что я вчера сорвался и накричал на тебя. В такие моменты я похож на своего отца, и мне это противно. Обещаю, что впредь постараюсь сдерживаться.

Джейн покачала головой:

– По правде говоря, это я должна просить у тебя прощения. Начнем с того, что я не имела права капризничать по поводу жилья. Ты так добр ко мне, пока я ищу работу, ты даже не заикаешься о моей доле за аренду. Но больше всего мне стыдно, что я вмешалась в твое творчество. Без твоего ведома послала клип на это дурацкое шоу. Ты меня простишь?

Калеб ответил не сразу. Он стоял, пристально глядя ей в глаза, потом тихо сказал:

– А я решил туда пойти.

– На прослушивание? Это не шутка? Ты действительно пойдешь?

– Действительно пойду, – кивнул он.

– Что заставило тебя передумать? – удивилась Джейн.

– Помнишь, ты рассказывала мне про свою подругу Грейс? Вы с ней ездили в Париж, и там она тебя спросила: «Что бы ты сделала, если бы не боялась?» За точность не ручаюсь, но смысл такой.

Джейн кивнула. Она хорошо помнила тот разговор.

– Вот и я задал себе тот же вопрос: что бы я сделал, если бы не боялся? Я бы пошел на прослушивание. Ты была права: я ничего не теряю. Попаду ли куда‑то, откроет ли меня кто‑то или все окончится формальным «спасибо», – это ведь ничуть не изменит ни меня, ни мое творчество.

Джейн взяла его лицо в ладони и прильнула к его губам. Поцелуй был медленным и долгим.

– Я люблю тебя, Калеб. Ты мудрый и сексуальный мужчина. Я люблю тебя.

– Значит, мы сейчас вплотную займемся сексуальными импровизациями?

– Именно это я и имела в виду, – кивнула Джейн.

Теперь Калеб смотрел не на нее, а через плечо:

– Никак ты принесла пончики от «Гурдауса»?[5]

– Да. Это вместо трубки мира.

– Среди них есть «Чокнутая обезьяна»?

– Целых три. А еще взяла «Толстого Элвиса» и «Мамашу‑наседку».

– Какая приятная неожиданность, – сказал Калеб, отправившись за пончиками.

Джейн не оставалось ничего иного, как пойти следом.

– Мы с тобой даже пожениться не успели, а медовый месяц уже закончился.

– Почему ты так решила? – спросил он, открывая коробку.

– Ты только что променял секс со мной на пирожки.

– Это не просто пирожки, малышка. Это пончики от «Гурдауса»!

Джейн засмеялась, затем плюхнулась на диван и включила их маленький телевизор.

– Неси пончики сюда. Будем толстеть вместе. Может, мы даже наткнемся на «Хладнокровного Люка». Заодно проверим, сколько мы сможем их съесть, прежде чем нас начнет выворачивать.

 

Глава 4

 

Джейн никак не ожидала увидеть очередь, да еще такую внушительную. Судя по вытянувшемуся лицу Калеба, он тоже этого не ожидал.

Арендованное здание конференц‑центра сейчас напоминало цирк. С крыши свисали тридцатифутовые баннеры, рекламирующие конкурс. Прилегающая улица была забита машинами передвижных телестанций со спутниковыми тарелками на крышах. Тут же стояло несколько грузовиков, доставивших оборудование. Люди в желтых спецовках с надписью «Технический персонал» подхватывали ящики, вносили их через служебный вход, чтобы вскоре вернуться за новой порцией груза. Несколько полицейских пытались регулировать поток машин, хотя те давно стояли в пробке. Джейн и Калеб остановились возле выцветшей красной ковровой дорожки, которая отмечала вход для участников. Джейн обмахивалась листом бумаги, на котором был напечатан текст присланного ей электронного письма. Это служило им пропуском.

– Посмотри еще раз, какое время мне назначили?

Джейн развернула лист:

– На без пяти одиннадцать.

– Как, по‑твоему, зачем они это делают?

– Что именно? – не поняла Джейн.

– Назначают конкретное время. Ты спешишь, чтобы не опоздать, а потом ждешь. Совсем как номерок к врачу. И почему бы не указать ровно одиннадцать?

Очередь продвинулась на шажок. Калеб тоже продвинулся, поправляя гитарный футляр.

– А сейчас сколько?

– Двадцать минут двенадцатого, – взглянув на мобильник, ответила Джейн.

– Может, пойдем отсюда?

Джейн повернулась к нему. Калеб хмурился.

– Малыш, ты никак нервничаешь? – спросила она.

– С чего ты взяла? Просто у меня не бездна времени, чтобы торчать тут целый день и глазеть на этих клоунов.

– Мистер Зиглер вызвал тебя на работу?

– Нет, – промямлил Калеб. Он стоял, понурив плечи и уперев глаза в выцветший красный ковролин.

Джейн откинула прядку его волос с лица. На мгновение она увидела мальчишку, каким он был когда‑то.

– Ты прекрасно выступишь. Ты им понравишься. Ты всем понравишься.

Стоявшие впереди затихли. Джейн подняла голову и увидела толстого мужчину. Он держал в руках планшетку с блестящим зажимом. Толстяк проверял приглашения, одновременно рассказывая о правилах. Голос у него был как у провинциального конферансье.

– Уважаемые, мы немножко выбились из графика, – сообщал он. – Так что, если не хотите растягивать ожидание, держите свои приглашения и документы наготове. Когда войдете, у секретаря подпишете бумагу. Стандартный отказ от претензий по поводу того, что ваше выступление может быть записано и частично или полностью показано по национальной или международной телесети, сетям кабельного телевидения, через Интернет и так далее, вне зависимости, выберут вас для дальнейшего участия или нет. Но вы ведь все надеетесь оказаться в числе счастливчиков, правда? Так что не особо заморачивайтесь насчет этой бумажки. Говорю вам, стандартный отказ от претензий. Если кто‑то вначале захочет прочесть все, что там написано, отойдите в сторонку, чтобы не создавать толчею. Я понятно объяснил? Повторяю еще раз: если не хотите растягивать время ожидания, держите ваши приглашения и документы наготове.

Прошло еще почти сорок минут, прежде чем Калеб и Джейн попали внутрь. Там приглашенных разделили на группы, выдав каждому шнурок с цветом его группы. Где‑то еще через полчаса всех повели в просторное помещение с громадным проекционным экраном. Там их встретила женщина, призвавшая с предельным вниманием отнестись к видеоролику. После этого она погасила свет. Экран мигнул, и на нем появилось изображение листа нотной бумаги с закорючками нот. Лист почему‑то горел со всех сторон. Сгорел он достаточно быстро, но вместо пепла на экране вспыхнули огненные слова: «СУПЕРЗВЕЗДА АВТОРСКОГО ИСПОЛНИТЕЛЬСТВА».

Видео рассказывало, как будет проходить отбор.

Сегодня участникам предстоит петь, под собственный аккомпанемент или без сопровождения, перед жюри, в которое входят представители пяти крупнейших музыкальных компаний. Каждый из них занимает высокий пост у себя в компании. Никаких баллов. Понравилось выступление – член жюри поднимает большой палец вверх. Не понравилось – опускает вниз. Для дальнейшего участия нужно набрать пять положительных оценок. Через месяц те, кто победил в своих городах, соберутся в Лос‑Анджелесе. Там их судьбу уже будут решать зрительские симпатии всей Америки. Победителей ждет полумиллионный контракт с фирмой звукозаписи. Выступления могут быть сольными или дуэтом. Непременное условие – оригинальность исполняемых песен.

Когда видео закончилось, их вывели через другую дверь, освободив место для следующей группы. У Джейн возникла ассоциация с ярмаркой, где продают скот. Теперь их завели в помещение без окон, снова приказав ждать. Калеб сидел, уперев локти в колени, а подбородок – в ладони. Джейн впервые видела его в такой позе. Она села рядом и принялась тихо гладить его по спине. Ей хотелось найти верные слова и ободрить его, но потом она решила не вмешиваться. Это его конкурс, и все эмоции тоже принадлежат ему.

Джейн оглядела собравшихся, безошибочно выделяя среди них участников прослушивания. Все они нервничали. Некоторые сидели опустив голову. Иные шевелили губами, повторяя слова песен, будто боялись, что забудут. Кто‑то пытался изображать из себя крутых исполнителей. Эти демонстрировали показное спокойствие и громогласно заявляли, что в прямом эфире они – как рыбы в воде. Внимание Джейн привлекла совсем молодая нервная девчонка. Судя по стилю одежды – исполнительница в стиле панк‑рок. На ней было платье с черными кружевами, а на ногах – ослепительно‑красные туфли. Вместо ожерелья шею украшали большие пластмассовые часы. Закрыв один глаз, другим девчонка постоянно глядела на циферблат. «Ой, только бы не опоздать!» – говорил весь ее облик.

Открывшаяся дверь была сродни магическому заклинанию. Все застыли.

Энергичный мужчина средних лет пригласил участников следовать за ним. Калеб встал, подхватив на плечо футляр с гитарой.

– Я горжусь тобой, – сказала Джейн, порывисто обнимая его.

– Я пока еще ничего не сделал, – ответил Калеб, поцеловав ее в макушку.

– Сделал, – убежденно произнесла она, глядя в его зеленые глаза.

Калеб улыбнулся, и Джейн вдруг прониклась уверенностью, что он замечательно выступит. У двери он обернулся. Джейн высоко подняла оба больших пальца. Калеб подмигнул ей и скрылся за дверью.

Через несколько минут пришла женщина, которая вывела родственников и друзей участников в зал, разместив неподалеку от импровизированной сцены, огороженной желтыми канатами. Она потребовала выключить мобильные телефоны и вообще вести себя тихо. Несколько жидкокристаллических мониторов показывали сцену такой, какой ее видели объективы камер. Если бы все это транслировалось по телевидению, зрители решили бы, что конкурс проводится в шикарном зале. В красивой театральной ложе сидели члены жюри. Внизу сверкала сцена, а на заднем фоне сияло название конкурса, составленное из старомодных лампочек накаливания. Однако стоило оторваться от мониторов, и телевизионная картинка оказывалась дешевой иллюзией. Стены держались на уродливых металлических щитах. Фальшивый потолок висел на проволочных растяжках. В стороне от камеры стояли визажисты с кисточками и пудрой наготове. Это было закулисье, которого не увидишь по телевизору.

– Внимание! Тишина в зале! Три, два, один… Начали!

Им была видна настоящая сцена, однако и Джейн, и сидящие рядом с ней повернулись к экранам. Первой выступала нервничающая девчонка с часами на шее. Вихляющей походкой она вышла на сцену. Джейн не поверила своим глазам: даже сейчас эта особа жевала резинку!

– Привет! – сказал ей один из судей. – Как тебя зовут, милая девушка?

– Аманда, – робко ответила она. – Но вообще‑то, все называют меня Пандой.

– Прекрасно, пусть будет Панда, – согласился судья. – Дорогая, тебе что, не хватает времени?

Девчонка затрясла головой, рассмешив все жюри. Ее щеки сделались одного цвета с туфлями. Она посмотрела на свои часы, потом на сцену. Сейчас она волновалась еще сильнее, чем в комнате ожидания.

– Откуда ты, Панда?

– Из Селмы. Это здесь, в Техасе.

– И сегодня ты хочешь спеть нам без сопровождения?

– Да, сэр.

– Пять пар ушей просто умирают от желания услышать твое пение.

Не поднимая глаз, Панда вытащила изо рта жвачку и засунула за ухо. Потом она запела, совсем тихо. Когда же она наконец подняла голову, Джейн могла поклясться, что еще не видела таких широко раскрытых ртов. Панда издала пронзительный и невероятно сильный звук. Удивительно, как от него еще не упала вся эта бутафория. Песня, исполняемая Пандой, больше напоминала оперную арию. Джейн едва понимала слова, но чувства, вкладываемые этой девчонкой в пение, были настоящими и очень красивыми. По мере того как Панда пела, ее нелепая одежда и дурацкие часы стали куда‑то исчезать вместе с ее робостью. Девчонка преображалась. Казалось, что не голос принадлежит ей, а она – голосу. Тело исчезло. Были лишь красные туфли, хотя голос обошелся бы и без них, и часы, болтающиеся прямо в воздухе.

Едва окончив петь, Панда тут же снова уставилась в пол. Она даже не увидела пять больших пальцев, поднятых вверх. Члены жюри держали их, пока она не осмелилась поднять голову. Реакция Панды была очень странной. Обеими руками она зажала рот, словно боясь разреветься.

– Прими наши поздравления, дорогая Панда, – сказал ей все тот же судья. – Ты отправишься в Город ангелов, поскольку твой голос такой же ангельский.

– Ой, спасибо! – Теперь Панда до ушей растянула рот в улыбке. – Даже не верится, что проскочила.

Она повернулась и ушла со сцены. Розовый комочек жвачки, выпавший у нее во время пения, остался лежать на полу. Один из рабочих сцены – молодой парень в комбинезоне – торопливо поднял жвачку. Он бережно нес розовый комочек, словно это был драгоценный камень.

Жюри закончило обсуждать выступление Панды. Зрителей опять призвали к тишине. А на сцену вышли долговязые, нескладные близнецы с одинаковыми укулеле[6].

Джейн удивилась: как она не заметила их в комнате ожидания? Рост парней был не менее шести с половиной футов. Оба тощие как жерди, с волосами соломенного цвета. Одного звали Бафорд, другого – Билли‑Рей. Джейн не представляла, в каких местах так виртуозно коверкали английский язык. Сама она едва понимала их. Когда кто‑то из судей поинтересовался, откуда они, близнецы ответили хором:

– Из Эл‑А, сэр.

Судья расхохотался:

– Ну, парни, если вы из Лос‑Анджелеса, тогда я – с Марса.

– Нет, мы не из Лос‑Анджелеса, – растягивая слова, пояснил второй близнец. – Эл‑А значит Нижняя Алабама[7].

– Да, сэр, – подхватил первый. – Мы живем чуть южнее Мобила.

Джейн не удержалась и хихикнула вслух.

– Давайте, парни. Мы вас слушаем.

Близнецы едва успели пропеть несколько фраз, как члены жюри дружно затрясли головой. Лица всех пятерых сморщились, как от зубной боли. Джейн хорошо понимала их состояние. Долговязые близнецы пели не просто плохо. Это было нечто отвратительное, даже чудовищное. Неужели никто и никогда не говорил им правды об их пении? А может, им просто захотелось шокировать жюри и насладиться произведенным эффектом? Пять больших пальцев были опущены вниз. Близнецы это видели, однако продолжали петь, бренча на укулеле.

– Довольно! Хватит! – крикнул главный судья. – Вы видите нашу оценку?

Близнецы умолкли. Теперь они отупело смотрели на судей.

– Мы можем спеть вам что‑нибудь еще, – предложил один из братьев.

– Лучше не надо, – возразил судья. – Нам с избытком хватило того, что мы слышали.

– А давайте мы вам споем отрывочек из госпел? Это мы вместе сочинили.

Судьи отчаянно замотали головой, однако близнецы снова забренчали на укулеле и загнусавили.

– Их кто‑нибудь удалит со сцены или нам это сделать самим? – не выдержал главный судья.

Двое работников сцены взяли близнецов под костлявые локотки и повели прочь со сцены. Удивительно, но парни продолжали тренькать на укулеле. Играть они, кстати, тоже не умели. Только когда хлопнула дверь, эта назойливая музыка оборвалась.

Туповатые близнецы заставили Джейн на время забыть о Калебе. А он уже стоял на сцене, с гитарой, когда‑то купленной ею. Он держался настолько уверенно, настолько был на своем месте, что Джейн показалось: это не Калеб вписался в сценический антураж, а, наоборот, все декорации подстроили под него.

– Представься, молодой человек, и расскажи, откуда ты.

– Калеб Каммингс. Сиэтл.

– Что ж ты так далеко ехал? В Сиэтле тоже было прослушивание.

– Сейчас я живу в Остине, потому пришел сюда.

Женщина, сидевшая рядом с Джейн, слегка пихнула ее локтем.

– Посмотрите, какой красавчик.

– Знаю, – ответила Джейн. – И весь мой.

– Сколько же тебе лет, Калеб? – спросил судья.

– Двадцать четыре. – Калеб вдруг наморщил лоб, как будто что‑то вспоминал. – Подождите, сегодня ведь тридцать первое? Сегодня мой день рождения. Так что мне уже двадцать пять.

У Джейн чуть не случился сердечный приступ. Как она могла забыть про его день рождения? Она же еще весной, когда оформляла ему страховку, запомнила дату.

– Прими наши поздравления, – усмехнулся судья. – Мне нравятся ребята, которые не выпячивают свою значимость. В твоей биографической справке, которую ты нам прислал, ты называешь себя синестетом.

Когда Калеб молча кивнул, Джейн испытала угрызение совести. Может, она напрасно упомянула об этом? Вдруг Калеб считал свою особенность слишком интимной? Джейн мысленно отругала себя. Хороша же любимая женщина! Интимные подробности выбалтывает, а про день рождения забыла.

– А вы знаете, что Билли Джоэл тоже синестет?

– Нет, сэр. Я об этом не знал.

– Теперь знаешь. Полагаю, что и у Дюка Эллингтона была синестезия. А как вообще ты узнал об этой своей особенности?

– Я думаю, это подарок судьбы, а не просто особенность.

– Хорошо. Откуда ты узнал, что обладаешь таким даром?

– Мне сказала учительница. Это было в четвертом классе. Я не приготовил домашнее задание, и когда она спросила почему, я ответил, что до поздней ночи писал музыку. Учительница не поверила и попросила принести эту запись.

– А как она по твоей музыке определила у тебя синестезию?

– Это не она. Она отправила меня к психологу. Он мне и сказал.

– Интересно. Почему психолог так решил?

– У него дядя был синестетом. И потом… он посмотрел на мою запись. Там вместо нотных знаков были линии, нарисованные цветными карандашами.

Единственная женщина из состава жюри слушала слова Калеба, недоверчиво прищурив глаза. Видно, считала, что он врет.

– А сейчас ты видишь какой‑нибудь цвет? – спросила она. – Мы сидим, разговариваем с тобой. В каком цвете ты видишь наш разговор?

– В желтом, мэм, – ответил он.

– Почему именно в желтом?

– Потому что, мэм, яркий прожектор, который светит мне в лицо, дает желтый свет.

Четверо судей засмеялись. Женщина нахмурилась.

– Ладно, молодой человек, – сказал судья, сидевший в центре. – Нам интереснее послушать твою игру и пение.

Калеб перекинул через голову лямку гитары, проверил настройку и заиграл. Мелодия была простой и тем захватывала. Джейн ее слышала впервые. Калеб не торопился начинать пение. Он наполнял пространство импровизированной сцены и зала звуками, разогревая себя, гитару и зал. Потом он запел. Голос его звучал звонко и чисто, отражаясь из всех углов. Калеб пел чуть ниже своей обычной тональности, а когда добрался до припева, то вдруг перешел на пронзительный фальцет. У Джейн даже мурашки пробежали по телу, настолько это было красиво.

 

Слов любви от меня не жди,

Я тебе никогда не врал.

А если б и ты не шептала их,

Я бы сейчас меньше страдал.

 

Судьи переглядывались и одобрительно кивали. Джейн закрыла глаза и мысленно прочла краткую молитву.

– Я в него просто влюбилась, – призналась соседка.

– Я тоже его люблю, – пробормотала Джейн.

Когда Калеб закончил, он разжал руки, и гитара упала, закачавшись на ремне. Он схватился за волосы, откидывая непокорные прядки со лба, и посмотрел на жюри – искренне, но с выражением стоика. Джейн Калеб сейчас казался римским гладиатором, стоявшим на арене Колизея и ожидавшим вердикта Цезаря. Все пять больших пальцев взметнулись вверх, и тогда лицо Калеба расплылось в улыбке. Потом женщина медленно опустила свой палец вниз.

– Нет! – вырвалось у Джейн.

Администратор отчаянно махал ей, прижимая палец к губам. Между членами жюри возник спор. Калеб стоял, поджав губы, и слегка кивал, словно заранее ожидал такого исхода.

– Прости нас, молодой человек, – наконец заговорил судья, сидевший посередине. – Большинству моих коллег понравилась твоя уникальная манера исполнения и удивительный голос. Не обделен ты и поэтическим даром. Но, к моему величайшему сожалению, условия требуют единодушного одобрения. А наши мнения, как ты видишь, разошлись. Поэтому я вынужден сказать тебе «нет».

– Благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал Калеб.

Со сцены он уходил, распрямив плечи и с высоко поднятой головой.

Джейн разрывало между гордостью за Калеба и горечью явно несправедливого решения жюри. Забыв, что они решили прослушать всех участников из его группы, она бросилась догонять Калеба. Джейн бежала напрямик, через сцену, задев пару стоек, которые удерживали канат. Те с клацаньем покатились по полу. Догнав Калеба возле двери, Джейн крепко обняла его и шумно поцеловала.

Он был смущен не то ее поцелуем, не то решением жюри. Во всяком случае, лицо у него было грустным.

– Я и забыл, что у меня сегодня день рождения.

– Я тоже забыла. Прости, дорогой. Но как ты здорово пел! И плюнь ты на эту тетку. Она еще до твоего прослушивания сидела с кислой физиономией. Должно быть, ты напомнил ей кого‑то из ее одноклассников, которого ей не удалось затащить в постель. Главное, ты замечательно выступил. А теперь идем праздновать.

Калеб улыбнулся, взял ее за руку, и они пошли к выходу.

– Знаешь, как я хочу отпраздновать этот день рождения?

– Пока нет, дорогой. Но я соглашусь на любой вариант.

– Я хочу в аквапарк.

– В аквапарк? – удивилась Джейн.

– Да. Моя тетка всегда водила меня туда в день моего рождения. В Остине с аквапарками не ах, зато есть подходящий в Нью‑Бронфелзе. У них горка высотой с шестиэтажный дом. Пока с нее несешься в воду, не один раз перекувырнешься.

– А ты, оказывается, еще ребенок, – сказала Джейн, стискивая его руку. – Милый большой ребенок.

– Слишком большой, – усмехнулся Калеб. – Двадцатипятилетний.

 

* * *

 

Когда они добрались до места, термометр в машине Джейн показывал 107 градусов[8], и она не оспаривала его показания. Охладившись в бассейне с искусственными волнами и поплавав на детском каноэ по тихой лагуне, Джейн наконец‑то набралась смелости, чтобы скатиться с самой высокой горы аквапарка – «Черного рыцаря». Калеб, совсем как маленький, изнывал от нетерпения.

Они надели купальные костюмы, купленные в магазине подарков, и встали в очередь. Лифта не было. Они медленно поднимались по ступенькам, окруженные хохочущей, визжащей и галдящей ребятней.

– Я и не думала, насколько это высоко, – призналась Джейн.

– Ты никак струсила? – спросил Калеб.

– Ни капельки!

К ним повернулся мальчишка лет десяти, поднимавшийся впереди. Чувствовалось, разговор взрослых его очень удивил.

– Вам нечего бояться, мэм, – самоуверенным тоном заявил он. – Даже моя бабушка отсюда скатывалась.

Джейн застыла с открытым ртом, но мальчишка и не ждал ее ответа. Он повернулся спиной и продолжал болтать с приятелем.

– Он никак сравнил меня со своей бабушкой?

Спасибо Калебу, он хотя бы не засмеялся.

Когда они добрались до вершины, Калеб взял спусковой пластиковый круг на двоих. Оставалось лишь сесть в него, махнуть «толкачу» и на бешеной скорости понестись вниз.

– Подождите минутку, – сказал им «толкач». – А теперь можете спускаться.

Испуганная Джейн вылезла из круга.

– Малышка, ты чего? – удивился Калеб. – У тебя все получится.

Джейн упрямо мотала головой. Она всегда боялась высоты. «Черный рыцарь» был построен не вчера. Поднимаясь сюда, она видела, насколько обветшала вся структура горки. Джейн мешкала, отказываясь сесть в круг. Так прошла целая минута. Дети, уставшие ждать, загалдели:

– Эй, тетенька, хватит трусить. Спускайтесь!

– Видишь, даже они хотят, чтобы ты спустилась, – сказал Калеб.

– Будет еще всякая малышня мною командовать!

«Толкач» засмеялся и покачал головой. Он вдоволь навидался робеющих взрослых. Мужчина показал на девчонку, которой было от силы лет шесть. Маленькая, щупленькая, она не могла дождаться своей очереди. «Толкач» поманил ее.

– Крошка, ты покажешь этой милой даме, что спускаться вниз совсем не страшно?

Девчонка обрадованно закивала. Она схватила круг, залезла в него и без малейших опасений понеслась вниз. Все, что видела Джейн, – это весело болтающиеся тонкие ножки. Малышка вопила от удовольствия, пока не скрылась за поворотом горки.

Потом двое мальчишек сели в круг и тоже понеслись вниз. Примеры детей и увещевания Калеба сделали свое дело. Он начал обратный отсчет. Сердце Джейн громко колотилось. Она все же решилась довериться Калебу. Если горка строилась в расчете прежде всего на детей, значит специалисты предусмотрели все для безопасного спуска.

– Вперед! – крикнул он.

Они понеслись. Окружающее пространство превратилось в голубую дымку. Их несло вниз, подбрасывая на промежуточных холмиках, чтобы потом на полной скорости бросить в воду. В ушах свистел ветер. Водные брызги почему‑то были холодными. Потом Джейн услышала собственный голос. Как та девчонка, она вопила от радости. Наконец их круг пролетел по воздуху и шумно приводнился.

Джейн смеялась, цепляясь за плечи Калеба.

– Ну что, правда неплохо? – спросил он, выплевывая воду.

– А давай еще раз!

Они шесть раз поднимались на «Черного рыцаря», пока Джейн не почувствовала, что насытилась этим развлечением. Оба проголодались и решили подкрепиться гамбургерами и луковыми колечками, дополнив еду большими порциями молочного коктейля с клубничным сиропом. Они нашли свободную беседку. Наверное, ее потому никто и не занял, что скамейка была влажной от искусственного тумана, генератор которого находился совсем рядом. Калебу и Джейн туман ничуть не мешал. Они ели, потягивали коктейль и смотрели на детвору, резвящуюся в лягушатниках.

– Жаль, что здесь нет праздничных тортов, – покачала головой Джейн.

Калеб отправил в рот очередное жареное колечко.

– Достаточно и этого. Кажется, я уже начинаю толстеть.

– Не выдумывай. У тебя и в сидячем положении брюшной пресс остается рельефным.

Калеб встал, набрал в грудь побольше воздуха, потом, подражая фигуркам Будды, выпятил живот.

– А вот так я не выгляжу толстым? – спросил он, потершись животом о ее щеку.

– Нет, – сдерживая смех, ответила Джейн. – Так ты выглядишь беременным.

Калеб выдохнул и снова сел. Лицо у него было озорным.

– Хотел бы я взглянуть на тебя беременную.

– Калеб, давай не начинать. Об этом мы с тобой уже говорили.

– Не об этом. Мы говорили о том, что ты не хочешь говорить на эту тему. А о детях мы с тобой никогда не говорили всерьез. Посмотри, сколько здесь потрясающих сорванцов. Неужели тебе не хочется, чтобы и у нас был такой?

– Нет, – ответила Джейн. – Я бы не прочь подружиться с ними, но не более того. Думаешь, ребенок – это легко? Ты не представляешь, сколько сил надо ухлопать, чтобы вырастить ребенка. У мужчин совсем другое понимание.

– В тебе говорит твой прежний опыт. Мелоди ты растила одна. Но сейчас, Джейн, ты не одна.

От одного имени ее умершей дочери глаза Джейн наполнились слезами. Это ее удивило. Вроде бы пора оставить смерть Мелоди в прошлом и жить дальше. Нет, дочь всегда будет для нее незаживающей раной, и понять ее сможет только другая скорбящая мать. Чтобы Калеб не видел ее слез, Джейн отвернулась и стала смотреть, как девчушка старательно кормит мороженым младшего братишку.

Калеб наклонился к ней, взял ее за руки. Он терпеливо ждал, когда Джейн повернется к нему, и когда она повернулась, в его зеленых глазах не было ничего, кроме любви и понимания.

– Малышка, я знаю: тебе и сейчас еще очень больно, – проговорил он. – Я больше не заведу разговор на эту тему. Но если тебе самой захочется поговорить, я всегда тебя выслушаю. Договорились? Я ведь хороший слушатель.

– Да, – кивнула она. – Слушать ты умеешь.

– Обещаю больше не говорить о детях.

Джейн потянулась к его гладкой щеке. Детские голоса превратились в приятный гул. Время остановилось. Рука Джейн лежала на теплой щеке Калеба. Он улыбался и смотрел на нее добрыми, понимающими глазами. Джейн знала: если она когда‑нибудь снова решится родить, то только от Калеба. Ей хотелось сказать ему об этом, но тишина была столь совершенной, что любые слова лишь испортили бы волшебство.

Потом воздух снова наполнился детскими голосами, их смехом и визгом. Джейн залпом допила молочный коктейль.

– К вашему сведению, мистер Каммингс. Если вам снова захочется поговорить о детях, советую вначале решить вопрос со свадьбой.

 

* * *

 

Аквапарк они покидали уже на закате. Джейн уютно устроилась на пассажирском сиденье. Пусть Калеб ведет машину.

У Джейн приятно болели мышцы. Так они болят только летом. Ее кожа стала розовой и теплой, а волосы слегка пахли хлоркой. Этот запах уносил Джейн в далекое и уже почти нереальное время, когда ей было не то шестнадцать, не то семнадцать. Жизнь виделась широкой лентой шоссе. Нет, даже целой сетью дорог, где каждая вела, как ей казалось, в удивительное будущее. Все зависело лишь от ее выбора. Джейн посмотрела на Калеба. Тот сосредоточенно вел машину, погруженный в свои мысли. «Впервые в жизни я не намечаю путей к отступлению», – подумала Джейн. Она вдруг поняла, как дорожит отношениями с Калебом. Больше ни одного ложного поворота. Здесь и сейчас, вместе с ним.

Джейн откинулась на спинку сиденья. За окошком проносились темные холмы. Мелькали силуэты кедров. Джейн укачало, и она задремала. Разбудил ее вибровызов мобильника, лежавшего в сумочке рядом с косметичкой. Джейн тряхнула головой, прогоняя дрему. Уже стемнело. Над холмами висел серп растущей луны. В салоне негромко играло радио, включенное Калебом. Джейн потянулась к сумочке, достала телефон. Яркий дисплей заставил ее прищуриться. Это было электронное письмо. Прочитав первую строчку, Джейн вскрикнула.

Калеб резко затормозил. Перехватив руль левой рукой, он выставил правую, чтобы уберечь Джейн от падения. Жест был типично материнским, несвойственным мужчинам.

– Что случилось? – насторожился он.

– Я знала! – кричала она. – Я в этом не сомневалась!

– В чем?

– Они переиграли свое решение. Я только что получила письмо. Ты прошел на конкурс и поедешь в Лос‑Анджелес. Слышишь, суперзвезда?

– Дай мне взглянуть, – сказал Калеб, трогаясь с места.

– Нет, дружище. Ты лучше следи за дорогой. Я хочу дожить до момента, когда смогу купаться в лучах твоей славы и богатства.

– Тогда сама прочти мне, – попросил Калеб. Чувствовалось, перемена взбудоражила и его.

– Прочту только в том случае, если ты пообещаешь мне заняться любовью, как только мы вернемся, – заявила Джейн, отодвигая телефон.

Калеб сбросил скорость и опустил светозащитные козырьки.

– Ты что делаешь?

– Съезжаю на обочину.

– А зачем?

– Чтобы прочитать сообщение и потом заняться с тобой любовью. Места в машине хватит.

 

Глава 5

 

– Помнится, я вам говорил, что уволил его за пьянство во время работы.

Сегодня мистер Зиглер восседал не в кузове грузовика, а в тени открытой двери склада. Увидев приближающуюся Джейн, он выключил радио и побрызгал себя дезодорантом из аэрозольного флакончика.

– Сбежали из рая? – спросила Джейн, кивая в сторону опустевшего грузовика.

– Жара стала совсем поганой. Даже моя шкура не выдерживает. Жена беспокоится, что я могу получить рак кожи. Не хочет, чтобы я помирал. Меня это жутко удивляет. Ведь она столько лет подряд травит меня своей стряпней.

– Я не знала, что вы женаты.

– Первые несколько лет я тоже не догадывался, из‑за чего схлопотал себе проблему. А если серьезно, мы вместе уже тридцать два годика совместной жизни отпрыгали, и наш с ней дом я бы не сменил ни на какой другой. Раз уж мы заговорили о браке, у вас с Калебом тоже к этому идет?

– Сама не знаю. Разговоров и у нас было предостаточно. Но трудно что‑то планировать сейчас, когда на носу этот конкурс в Лос‑Анджелесе. Сейчас обе наши головы только и заняты приготовлениями.

Мистер Зиглер кивнул:

– Мне будет недоставать вашего парня. Работать он умеет. Теперь придется брать двоих ребят. А он один справлялся. Но я сразу знал: он у меня не задержится. Некоторые парни у меня по десять с лишним лет работают. Калеб – из другого теста. Он создан для работ поинтереснее, чем ящики таскать. Это по его глазам видно. Присмотреться только надо. И когда уезжаете?

– Калеб едет на следующей неделе, во вторник.

– А вы что, не поедете с ним?

Джейн покачала головой:

– Калеб хочет, чтобы я поехала, но я не могу.

Мистер Зиглер вопросительно поднял брови.

– В общем… я ведь до сих пор не нашла работу. Калебу в Лос‑Анджелесе не придется платить ни за жилье, ни за еду. Все оплачивают устроители. Но и ему они не заплатят ни цента. Только если пройдет первый отборочный тур и попадет на шоу в прямом эфире. Вот тогда он получит какие‑то деньги. Потому Калеб и вкалывает у вас по две смены. Но вы не волнуйтесь. Он выдержит. Он сейчас внутри?

– Думаю, он с Брэдом уехал. – Мистер Зиглер повернулся на стуле, присмотрелся. – Весь день развозят заказы. Бары торопятся запастись пивом. У нас скоро начнется очумелое времечко. Мы его зовем «жаркие остинские ночи».

Джейн заметила, с какой жадностью мистер Зиглер поглядывает на мешок в ее руках. Улыбнувшись, она протянула мешок ему:

– Здесь два сэндвича. Надеюсь, когда Калеб вернется, ему достанется хотя бы один.

Мистер Зиглер виновато улыбнулся и взял пакет. Джейн пошла к машине. За спиной раздался хруст отрываемого мешка.

– И оставьте ему один пакет чипсов! – крикнула она, обернувшись через плечо.

 

* * *

 

Джейн проснулась раньше Калеба. Она лежала, глядя на ячеистые картонки потолка, и слушала шум океанского прибоя из аппарата звуковой терапии. Это был их последний совместный уик‑энд перед его отъездом.

Джейн любила выходные. Мистер Зиглер почти никогда не вызывал Калеба на работу. Да и она не чувствовала себя виноватой из‑за безуспешных поисков работы. Это время принадлежало им. Они гуляли по берегу озера имени леди Бёрд, ходили на дневные киносеансы, а то и весь день валялись в постели, занимаясь любовью. По вечерам, если у Калеба не было концерта, они шли на улицу. Джейн садилась, обхватив колени, и слушала, как Калеб играет для прохожих. Сам он говорил, что делает это преимущественно для вдохновения, однако денег в его футляре хватало на две щедрые порции мороженого или еду в круглосуточной забегаловке. Джейн не представляла, чем заполнит время, когда Калеб уедет.

Джейн встала и, взяв аппарат звуковой терапии с собой, направилась в ванную, чтобы провести утренний душевой ритуал. Она зажгла свечу с ароматом ванили, пустила воду и оглядела свое отражение в зеркале. На животе виднелись белесые растяжки – следы ее беременности. Джейн вспомнила, как страшно и одиноко было ей, когда отец Мелоди ее бросил. Едва узнав о ее беременности, он сбежал. Те, давние ощущения, оказывается, никуда не делись. Возможно, они бы спали в ней и дальше, если бы не скорый отъезд Калеба. Но Калеб – он другой. Совсем другой. Она это знала. И хотя Джейн давно смирилась с растяжками на животе, она пока не была готова столкнуться с другими растяжками. Невидимыми.

Открыв шкафчик, Джейн достала все необходимое для ритуала. Потом взяла миску и ручную сбивалку. Первым она налила в миску немного кокосового масла. Затем добавила туда сахарной пудры и кофейной гущи, которую собирала каждый день. Орудуя проволочной сбивалкой, Джейн превратила содержимое миски в липкую коричневую смесь. Этой смесью она стала намазывать свое тело. Оставалось намазать икры и ступни. Джейн нагнулась, и вдруг дверь ванной открылась.

– Привет, малышка! Ты не возражаешь, если я… Ой, прости!

– Калеб, ты разучился стучаться?

– Прости, малышка. – Он прикрыл рот, чтобы не покатиться со смеху. – Я услышал шум воды и понял, что ты здесь. Мне надо пи‑пи.

– Пи‑пи можешь сделать и в другом месте.

– Но у нас только одна ванная.

– Думаешь, я этого не знаю?

Джейн не стеснялась ходить перед Калебом голой, однако эта маска для тела почему‑то повергала ее в смущение.

Калеб улыбнулся и медленно вышел из ванной. Он уже почти закрыл дверь, но потом открыл снова и встал, прислонившись к косяку. Джейн поняла его вопрос.

– Это рецепт из медицинского телешоу «Доктор Оз», – сказала она. – А теперь закрой дверь!

Когда Джейн вышла из душа, ее ждал обильный завтрак. Должно быть, попытка Калеба загладить собственную бестактность. Она молча села возле барной стойки – кухонного стола у них не имелось – и стала ждать. Калеб так же молча разложил еду по тарелкам и сел рядом.

– Кажется, кому‑то очень хотелось пи‑пи, – напомнила Джейн.

– Я уже. Облегчился в кухонную раковину.

– Калеб! – Джейн пихнула его в плечо. – Скажи мне, что ты этого не делал.

– Хорошо. Я этого не делал.

– Правда? Иначе это нарушает наш уговор.

– Успокойся! – засмеялся Калеб. – Я не оскорбил кухонную раковину. Сбегал в ближайший супермаркет. Заодно купил апельсины. В туалет там пускают только покупателей.

– Как романтично, – язвительным тоном заметила Джейн. – А кофе ты заварил?

– Да. Налить?

– Уж сделай милость, налей.

– Хорошо, но только если ты обещаешь его выпить, а не размазать по телу. – Калеб засмеялся собственной шутке. Джейн снова пихнула его. Он сидел на краешке табурета и потом грохнулся на пол. – Ты мне за это ответишь. В постели, – сказал он. – А еще говорила, что приличная девушка. – Продолжая смеяться, Калеб встал и налил им по чашке кофе. – Мне всерьез интересно: как действует эта кожная дребедень доктора Оза?

Джейн намазала маслом поджаренный хлебный ломтик, по‑прежнему стараясь не встречаться с Калебом глазами.

– Действует она превосходно. Он утверждает, что достаточно подержать смесь на коже всего семь минут. А про то, что потом еще тридцать семь минут отскребаешь душевую, он почему‑то умолчал.

– Но результат есть?

– Пока не знаю, – ответила Джейн. – Может, просто не успела заметить.

Калеб подошел к ней и коснулся губами ее шеи.

– Позволь мне взглянуть, – тихо сказал он. – Взгляд со стороны всегда полезен.

Джейн пыталась не обращать внимания и продолжала намазывать хлебный ломтик.

– Ммм… – Калеб целовал ей шею по кругу. – Пока не могу сказать ничего определенного. А если здесь? Теперь чувствую. Должно быть, этот твой доктор Оз – настоящий гений. Не припомню, чтобы твоя кожа была такой гладкой.

– Дурень! Уши я не мазала.

– А вот здесь? В этом месте ты точно мазала.

Его губы дотронулись до ее ключицы. Густые волосы щекотали ей грудь. Слой масла на ломтике к этому моменту достиг дюймовой толщины. Джейн отложила ломтик и нож, после чего запрокинула голову.

– Интересно, а чуть ниже тоже есть результат? – спросила она.

Калеб развернул Джейн лицом к себе, затем поцеловал. Оторвавшись от ее губ, он задрал на Джейн просторную футболку и провел языком по соску.

– Может, здесь? – спросил он.

– Возможно, здесь.

– Надо проверить все остальные места, – сказал Калеб, передвигая язык ко второму соску. – Давай я произведу тщательный осмотр, а потом мы напишем этому теледоктору благодарственное письмо.

– А может, тебе все это только кажется?

Калеб принялся стаскивать с нее футболку. Джейн инстинктивно подняла руки. Калеб швырнул футболку на пол, обеими руками приподнял подбородок Джейн и поцеловал ее. Вскоре она могла думать только о нем. О его сексуальной улыбке, его зовущих глазах. И о его теле. Боже, какое у него тело! А какие руки! Руки, умеющие делать настоящую мужскую работу. Умеющие играть красивую музыку. Руки, умеющие ласкать.

Сейчас эти руки стаскивали с нее шорты.

– Что ты делаешь? – дрожащим голосом спросила Джейн.

Но Калеб прижал палец к ее губам и продолжил стаскивать шорты. Помогая ему, Джейн привстала, выпрямила колени. Упрямые шорты упали сами, оказавшись рядом с футболкой. Калеб отошел, любуясь ею в косых лучах солнца, падающих из неплотно зашторенного окна. Будь на месте Калеба другой мужчина, Джейн почувствовала бы крайнюю неловкость. Она сидела на высоком барном табурете совершенно голая. Но Калеб не вызывал у нее подобных мыслей. Он смотрел на Джейн глазами, полными желания и предвкушения, и от этого она чувствовала себя наградой, которую он будет завоевывать снова и снова. Всю оставшуюся жизнь.

Калеб торопливо стянул с себя рубашку, бросив не глядя. В утреннем свете его кожа была золотистой. Джейн подумала, что природа щедро наградила Калеба, подарив ему такое великолепное тело. Его сверстники часами потели в тренажерных залах, пытаясь создать себе рельефную мускулатуру. А он… всего лишь таскает ящики на складе мистера Зиглера. Вслед за рубашкой на пол полетели его шорты. Теперь Джейн могла любоваться его длинными, сильными бедрами и выразительно оттянутыми «боксерами». Чувствовалось, Калеб уже на пределе.

Джейн хотела продолжения в постели и потому начала вставать. Но Калеб выразительно покачал головой, заставив ее снова сесть. Нагнувшись, он нежно поцеловал Джейн, а потом опустился перед ней на колени. Его язык скользнул по ее бедру, а вслед за языком – и его густые волосы. Джейн чуть подалась вперед и раздвинула ноги. Еще через мгновение она вздрогнула от удовольствия. У Калеба были не только изумительные руки, но и не менее изумительный язык. Обхватив ей ляжки, Калеб широко раздвинул ее ноги. До этого момента глаза ее были закрыты. Однако Джейн захотелось смотреть на него. Ну кто бы еще мог стоять перед ней на коленях и вот так нежно ласкать сокровеннейшие места ее тела? На мгновение Джейн почувствовала себя королевой. Барный табурет стал троном. Весь окружающий мир трепетал перед нею, а ее королевство находилось под надежной защитой.

Джейн запустила руки в густые волосы Калеба и потянула его к себе, к своим губам. Она делала это не потому, что недополучила ласки. Нет, ей хотелось еще больше. Его рот был соленым и сладким. Джейн чувствовала, что сходит с ума от желания. Теперь Калеб стоял перед ней. Табурет имел достаточную высоту, и их талии находились почти вровень. Одной рукой Джейн обвила его скользкий, напрягшийся член и почувствовала, как тот вибрирует от ее прикосновения. Другой рукой она коснулась его ягодицы, подталкивая Калеба к себе. Приглашая его туда, где его присутствие сейчас было нужнее всего.

Войдя в нее, Калеб застонал. Джейн тоже застонала. Поначалу его толчки были мягкими и ритмичными. Потом ритм сбился. Движения стали неистовее. Наклонившись, Джейн смотрела. Ее завораживала игра напрягающихся и расслабляющихся мышц его живота. Завораживал его большой, твердый член, норовящий достичь самых глубин ее лона.

– Трахай меня, – хрипло произнесла она. – Трахай сильнее.

Джейн почувствовала, как у нее покраснели щеки. Она никогда не произносила подобных слов. Но Калеб только улыбнулся:

– Малышка, тебе нравится? Ты хочешь, чтобы я трахал тебя сильнее?

– Да‑а! Еще сильнее!

Калеб обхватил ее бедра, разведя ей ноги на предельную ширину. Сейчас он был похож на одержимого сексом, которому не терпится поскорее выплеснуть накопившуюся сперму. Джейн была близка к оргазму. Ее тело сделалось невесомым. Каждый нерв сладко ныл от наслаждения. Толчки Калеба стали совсем безумными. Табурет качался. Джейн уперлась руками в разделочный стол за спиной, отпихнув всю еду, какая там была. Она была похожа на живую звезду, лучами которой служили широко разведенные руки и ноги. А Калеб продолжал свои безумные толчки. Его грудь блестела от пота, из полуоткрытого рта вырывались стоны. Это продолжалось, пока Джейн не услышала свой пронзительный крик:

– Да, черт тебя побери! Да! Да! Да! Еще! Калеб, давай еще!

Ее захлестнуло шквалом оргазма. Джейн онемела. Ее трясло. Калеб это почувствовал. Джейн даже не заметила, когда он кончил. Табурет опасно наклонился. Тогда Калеб подхватил Джейн на руки, оттолкнул табурет и, не выходя из нее, мягко опустил на пол.

Постепенно ее сердце перестало бешено колотиться. К Джейн вернулись звуки окружающего мира… Соседка вовсю барабанила в стену их спальни. Аккомпанементом, естественно, служило собачье тявканье.

– По‑моему, эту тетку давно надо трахнуть, – прошептал Калеб.

– Если бы потом и псина умолкла, я бы благословила тебя на подвиг, – пошутила Джейн.

– Только позже. Сейчас я все силы потратил на тебя.

– Нет, мистер Каммингс, – ответила Джейн, целуя его. – Я не желаю делить тебя ни с кем. Ты целиком мой.

Калеб перевернулся на спину. Джейн положила голову ему на грудь. Они лежали, слушая выплески бессильной соседкиной ярости.

– Калеб, я буду по тебе скучать.

– И я буду по тебе скучать, малышка. Но я пока еще не уехал.

– Эти дни пролетят совсем незаметно.

– Мы расстаемся всего на несколько недель.

– Для меня и час – это слишком долго. А так – три недели и еще два дня, если ты пробьешься на шоу в прямом эфире.

– Так поехали вместе, – снова предложил Калеб. – Не понимаю, почему ты отказываешься.

– Мы ведь с тобой обсудили эту тему вдоль и поперек. Я должна найти себе работу. Мои сбережения тают. И потом, что я там буду делать целыми днями? Сидеть в гостиничном номере и ждать твоего возвращения?

– Я могу не ехать.

– Что ты еще выдумал? – насторожилась Джейн. – Это твой величайший шанс.

– И все благодаря тебе, – сказал Калеб, убирая у нее со лба прилипшие волосы.

– Меня пока рано благодарить. Я боялась, что тебе может не понравиться.

– Мне обязательно понравится.

– И это меня тоже пугало. Тебе там может слишком понравиться.

– Я люблю тебя, моя пугливая глупышка! – засмеялся Калеб. – Слушай, пол у нас с тобой далеко не стерильный. Давай встанем и закончим завтрак.

– Он уже остыл.

– Тогда как насчет завтрака в «Магнолии»? Угощаю.

– Я не прочь, – ответила Джейн. – Но вначале мне нужно снова пополоскаться в душе.

Калеб захохотал.

– Ты чего?

– Ничего.

– Ты ведь смеялся не просто так.

– Я просто подумал, не намазать ли тебя свежей кофейной гущей.

 

* * *

 

– По‑моему, ты выбрала самый отвратительный косметический салон.

– Не капризничай! – одернула его Джейн. – Не надо делать вид, что тебе здесь не нравится. Мы оба знаем: втайне ты наслаждаешься всеми этими процедурами. И они ничуть не уменьшают твоей мужественности.

– Ваша девушка права, – сказала визажистка, покрывая отбеливателем очередной лист фольги. – И вы знаете, что говорят о тех, кто слишком много возражает.

Калеб хмуро уставился в зеркало. Почти вся его голова была покрыта листами фольги. Джейн мысленно призналась себе, что вид у него и впрямь странноватый. Главное – не прыснуть со смеху.

– Вид у меня идиотский, – поморщился Калеб. – При таком обилии фольги я становлюсь живым приемником. Сейчас я принимаю какую‑то русскую станцию.

– Все гораздо проще: эта музыка сейчас играет в салоне. Только она не русская, а украинская. Салон принадлежит украинцу, – пояснила визажистка.

– Ты лучше подумай о том, как выигрышно ты будешь смотреться на телеэкране после всех этих процедур, – сказала Джейн.

– На телеэкране? – переспросила визажистка и подмигнула Джейн. – Я не думала, что вы собираетесь в поход за славой. Тогда, раз уж вы здесь, вам обязательно стоит покрасить ресницы и провести восковую процедуру для бровей.

Калеб отчаянно замотал головой, отчего несколько листов фольги упали на пол. Он уже хотел вскочить с кресла, но визажистка, смеясь, усадила его обратно:

– Молодой человек, я пошутила. У вас прекрасные брови.

После салона они зашли в ресторан «Хоффбрау стейкс». Час для обеда был еще ранний, но оба проголодались. Табличка у входа с гордостью сообщала, что ресторан был открыт в 1934 году. Судя по тесному залу и обшарпанным столикам, поставленным чуть ли не впритык, интерьер ресторана не менялся и не обновлялся со дня открытия. Но зато здесь были очень демократичные цены. Изумительный чесночный салат, порция жареной картошки и жареные ребрышки стоили менее пятнадцати баксов. При этом ребрышки плавали в изумительном масле, приправленном лимонным сиропом, который так вкусно поглощать, макая в него воздушный бездрожжевой хлеб. Хлеб в счет заказа не входил, и его можно было лопать, сколько душе угодно.

Насытившись, они взяли по бокалу диетической колы и стали развлекаться тем, что писали на бумажной салфетке самые немыслимые кушанья, которые якобы заказывали посетители ресторана. Когда официант принес чек, Джейн и Калеб оба потянулись к нему.

– Ты платил за завтрак, – напомнила Джейн.

– Помню. Но я подумал: если я заплачу еще и за обед, то могу рассчитывать, что ты потом все это отработаешь.

– Мужской шовинизм, приправленный расчетом, – улыбнулась Джейн. – Я позволю тебе заплатить, но только если ты воспользуешься этой штучкой. – Она бросила Калебу кредитную карточку.

Калеб взял карточку, повертел в руках. Вид у него был смущенный.

– Как это понимать? Почему на карточке – мое имя?

– Я заказала эту карточку для тебя. Она привязана к моему счету.

– Но я люблю расплачиваться наличными.

– Знаю. Только ты будешь жить в чужом городе, где тебе срочно могут понадобиться деньги. Я люблю тебя и не хочу, чтобы к волнениям из‑за конкурса добавлялись другие.

Калеб улыбнулся и убрал карточку в карман.

– Я воспользуюсь ею только в случае крайней необходимости, – сказал он, выкладывая наличные деньги за обед. – А обед в этом ресторане – случай заурядный. И я тоже тебя люблю.

– Это еще не все. – Джейн достала из сумки небольшую коробочку.

– Так на этом подарки не окончились? Если бы я знал, что женщины будут оформлять карточки на мое имя и делать мне подарки, я бы давно прошел через пытки косметического салона.

– Будущая знаменитость, ты сначала загляни внутрь.

Коробочка была упакована.

– Попробую угадать содержимое, – сказал Калеб, снимая упаковочную бумагу. – Носки для моей поездки?

– Да, – ответила Джейн. – Потому что в Лос‑Анджелесе очень холодно.

Калеб засмеялся. Развернув бумагу, он достал из коробочки мобильный телефон. Джейн следила за выражением его лица. Вдруг Калеб подумает, что она пытается держать его на поводке?

– Я знаю твою нелюбовь к мобильникам, «Фейсбуку» и прочим игрушкам, – сказала она. – Но известность потребует что‑то изменить в твоей жизни. Так почему бы не начать сейчас? У этой штучки много полезных свойств. И потом, мне хотелось, чтобы ты всегда мог связаться со мной, когда тебе станет грустно или захочется поделиться своей радостью.

– Джейн, мне нравится твой подарок. Спасибо.

– Я уже внесла туда свой номер.

– Малышка, твой номер у меня давно внесен в память.

– Включи мобильник. Теперь ты можешь позвонить мне, нажав всего одну кнопку. Вот эту.

Калеб включил телефон. На экране возникла стандартная картинка с приветствием. Через несколько секунд она погасла и появилась заставка дисплея. Ею была фотография, сделанная Джейн на свой мобильник, когда они ездили в аквапарк.

– Чудесный снимок, дорогая. Мне он очень нравится.

– В папке «Личное» ты найдешь еще несколько моих снимков. Но те ты будешь смотреть только во время нашего телефонного секса.

Калеб так громко расхохотался, что на него стали оглядываться.

– Теперь понятно, почему ты подарила мне этот мобильник. Ты собираешься звонить мне и возбуждать меня разными непристойными словечками. – Он озорно улыбнулся и добавил: – Наверное, ты уже и счет на своем мобильнике пополнила на пару тысяч.

 

* * *

 

– Может, я все‑таки отвезу тебя в аэропорт?

Джейн стояла в проеме спальни и смотрела, как Калеб собирает дорожную сумку.

– Малышка, ты же знаешь, до чего я не люблю эти затяжные прощания. Зачем понапрасну тратить бензин и сражаться с утренним потоком машин, когда автобус довезет меня всего за доллар? – Он застегнул молнию сумки. – Малышка, почему ты плачешь? – Калеб подошел к ней, обнял. – Я ведь тоже буду по тебе скучать. Но меня могут очень быстро выкинуть с конкурса. Так что не успеешь и глазом моргнуть, как я вернусь.

Джейн вытерла глаза.

– Нет уж. Изволь победить, – наказала она. – Я заключила пари с мистером Зиглером. Если ты проиграешь, мне придется целый месяц кормить его ланчем.

– Тогда мне действительно нужно победить, – вздохнул Калеб. – Учитывая аппетит Зиглера, он тебя разорит.

Калеб взял лицо Джейн в свои ладони и поцеловал. Как хорошо и спокойно было ей в этих руках. Как все легко и понятно, когда они вместе. Джейн наслаждалась теплом поцелуя, биением их сердец. Любовь пульсировала между ними по незримой ленте Мёбиуса. Подумаешь, временная разлука. Ей надо привыкать: если его песенная карьера сложится, поездки в другие города и страны неизбежны. Не будет же она повсюду его сопровождать. Узы их любви крепки и помогут справиться с любыми трудностями. Это ей подсказывал каждый нейрон в мозгу, каждая клетка тела. Сто триллионов тоненьких голосков утверждали: «Он – твой. Твой единственный».

Джейн надеялась, что эти мысли сохранятся у нее, когда она останется одна.

– Ну что? Двинусь я, чтобы автобус не проморгать.

– Идем. Я провожу тебя до остановки.

Калеб закинул сумку на плечо и подхватил футляр с гитарой.

– Видишь, я еду с другой Джейн? – улыбнулся он. – Твой двойник, который постоянно будет напоминать мне о тебе.

– Я рада, – сказала Джейн, выходя из спальни. – И пока ты там, пусть гитара с моим именем будет единственной, кому твои пальцы дарят ласку.

Они стояли уже у двери, когда Джейн вдруг бросилась в ванную:

– Как же я забыла? Тебе это обязательно понадобится.

Калеб взглянул на пластиковую бутылочку:

– Думаешь, мне не обойтись без этого кондиционера для волос?

– Уверена. А после того как тебе сделали осветление, ты просто обязан им пользоваться.

Калеб не спорил. Усмехнувшись, он расстегнул сумку и всунул туда спасительный кондиционер.

– Сдается мне, что я не на конкурс еду, а на съемки новых серий «Хора»[9], – проворчал он сквозь зубы.

На остинских улицах было еще сумрачно. Только восточный край неба был расцвечен золотистыми и оранжевыми тонами, предвещая очередной солнечный и жаркий день. Земля продолжала вертеться, не обращая внимания на чьи‑то страхи и надежды.

Остановка автобусов находилась рядом с домом, на другой стороне улицы.

Калеб достал свой новенький мобильник, проверил время:

– Надеюсь, я не пропустил автобус.

– Может, я все‑таки довезу тебя?

– Малышка, не волнуйся. На самолет я не опоздаю.

Они замолчали и просто смотрели туда, откуда на пустую улицу должен вырулить автобус. Джейн ощущала странную робость, как будто они с Калебом расставались после первого в их жизни свидания и она не знала, обнять ли Калеба, поцеловать или просто пожать руку. В это время из сумрака показался автобус с желтым глазом сигнала на крыше. Джейн вдруг поняла, что еще не готова к прощанию.

Зашипели тормоза. Широко открылась передняя дверца.

Джейн торопливо обняла Калеба:

– Я люблю тебя, мой родной глупышка. Ты это знаешь?

Калеб тоже ее обнял:

– Знаю и очень хорошо. Я тоже люблю тебя, малышка. Оставляю тебе охапки своих поцелуев.

Поцеловав Джейн в макушку, Калеб поспешил к входной двери. Она видела, как он поднялся в салон, потом запихнул долларовую бумажку в щель платежного автомата. Калеб прошел в конец салона и сел, поставив рядом сумку. Футляр он держал в руках и смотрел только вперед. Джейн он сейчас напоминал мальчишку‑подростка, впервые покидающего родные места. Здесь оставался его привычный мир, от которого ему страшно уезжать, но он не хочет, чтобы это видели, и потому не оборачивается.

Заверещал двигатель, и автобус тронулся. Только тогда Калеб обернулся. Его рука была плотно прижата к стеклу. Вскоре Джейн видела только хвост удаляющегося автобуса и рекламу городской службы Остина, занимающуюся доставкой домой подгулявших любителей ночной жизни: «ДРУЗЬЯ НЕ БРОСАЮТ ДРУЗЕЙ ОДНИХ».

Джейн не вернулась домой. Достав из сумочки ключи, она побежала к своей машине, впрыгнула в салон и рванула с места, пристегиваясь на ходу. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она поехала вдогонку. Где‑то через полмили она нагнала автобус и посигналила фарами. Автобус продолжал двигаться. Он свернул на Конгресс‑авеню с четырехполосным движением. Джейн тоже свернула и нажала кнопку звукового сигнала. Калеб повернул голову, увидел ее машину и улыбнулся. Подхватив сумку и гитару, он стал пробираться к выходу.

На ближайшей остановке Калеб выпрыгнул из автобуса, подбежал к машине и закинул на заднее сиденье сумку и футляр. Захлопнув заднюю дверцу, он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и молча сел рядом с Джейн. От него пахло мылом и такими родными запахами. Калеб улыбался во весь рот, но молчал.

Джейн тоже молчала. Она лишь коснулась его теплой руки и повела машину дальше, чтобы вовремя доставить своего жениха в аэропорт.

 

 

Часть вторая

 

Глава 6

 

Калеб смотрел на сжимающийся и уплывающий в сторону Остин.

Ему казалось, что его сердце осталось там, внизу, рядом с Джейн. Он представил невероятно длинную серебряную нить, что протянулась от сердца к его груди. Ее длины хватит до самой Калифорнии. Чувства навеяли ему слова новой песни. Калеб полез в карман, но тут же вспомнил, что блокнот и ручка лежат у него в сумке, а сумка запихнута в багажную ячейку над головой. Пока самолет не набрал высоту, вставать с места запрещено. А пока он ждет, слова могут забыться. Калеб вспомнил про свой новый мобильник. Он достал телефон, нашел приложение «Блокнот» и набрал на сенсорной клавиатуре первую строчку, обнаружив, что общаться с бумагой ему привычнее.

– Сэр, ваш телефон переведен в режим полета?

Калеб поднял голову.

– А что такое режим полета? – спросил он у стюардессы.

– На борту самолета не разрешается пользоваться мобильными телефонами.

Сосед Калеба – рослый и довольно грузный мужчина – наклонился к нему и постучал пальцем по сенсорному дисплею, вызывая меню.

– Что вы делаете? – спросил Калеб.

– Хочу показать вам, как перевести ваш мобильник в режим полета. У меня был такой же.

– А может, вам стоит выключить телефон? – предложила стюардесса.

– Извините, – ответил Калеб. Он забрал у толстяка свой мобильник и выключил питание. – Я всего второй раз в жизни лечу на самолете.

Стюардесса улыбнулась и отошла.

– Говорите, второй раз в жизни?! – громко расхохотался сосед. – Надеюсь, вы не станете нервничать, если я вам скажу, что те же слова я слышал, когда вошел в салон. Летчик разговаривал с одной из стюардесс.

Возле их кресла снова появилась стюардесса.

– Прошу прощения, сэр, – обратилась она к Калебу. – Мне показалось, что вам не слишком удобно сидеть на этом месте. Вы не согласитесь пересесть в кресло возле аварийного выхода? Там просторнее и можно вытянуть ноги.

– Спасибо. Я с удовольствием пересяду.

Калеб отстегнул пояс. Толстяку пришлось встать и выпустить его. Вид у мужчины был раздосадованный. Он явно настроился на разговор.

– Спасибо, – еще раз сказал Калеб, садясь на новое место.

Стюардесса подмигнула ему.

Самолет мчался наперегонки с восходящим солнцем. Солнце его обогнало, успев взойти и прожечь дыру в туманных лос‑анджелесских небесах. В отличие от солнца самолет опустился вниз, прокатился по взлетно‑посадочной полосе и подрулил к терминалу. Калебу казалось, что его и Джейн разделяют миллионы миль. А вот время, из‑за разницы часовых поясов, словно остановилось. Еще в салоне он включил мобильник и послал Джейн эсэмэску:

 

Благополучно приземлился в Тинселтауне.

Уже скучаю по моей малышке.

 

Убрав телефон, Калеб встал и прошел к трапу.

– Добро пожаловать в Лос‑Анджелес, – сказала ему все та же стюардесса.

Почему‑то Калеб ожидал, что все будет не так. Внушительнее. Блистательнее, как в фильмах про Лос‑Анджелес. Но если Международный аэропорт Лос‑Анджелеса – это единственный признак города, этому городу не помешало бы сделать подтяжку лица. Калеб думал об этом, направляясь за своей гитарой, сданной в багаж. Идя к багажной карусели, он заметил представительного мужчину в черном костюме. Тот держал лист, на котором было крупно напечатано…

– Провалиться мне на этом месте, – пробормотал Калеб.

– Мистер Каммингс – вы? – осведомился мужчина.

Калеб кивнул:

– Я не привык, когда меня называют мистером. Но если вы имеете в виду участника музыкального конкурса, тогда это я.

– Отлично. Вы мне и нужны. Мне поручили вас встретить. У вас большой багаж?

– Только моя гитара.

– Замечательно. Я провожу вас к багажной карусели.

Ждать багаж пришлось довольно долго. Калеб стоял возле карусели, разглядывая тех, кто стоял, сидел и проходил мимо. За считаные минуты перед ним промелькнули сотни, если не тысячи всевозможных лиц. Столько он, наверное, не видел и за двадцать пять лет жизни. Здесь были люди бедные, неряшливо одетые и совершенно равнодушные к своему облику. Были важничающие богачи. Цокая каблучками, неслись куда‑то гламурные девицы, демонстрируя затейливый макияж и умопомрачительно дорогие сумочки. Вскоре Калеб заметил, что многие оглядываются на него. Странно: его ведь еще не успели показать по телевидению, да и неизвестно, покажут ли. Повернув голову вправо, Калеб понял причину интереса к своей персоне. Рядом, скрестив руки на груди, стоял его водитель. Поза, черный костюм и темные очки с зеркальными стеклами делали этого человека похожим на агента секретной службы или на личного телохранителя. Калеб невольно усмехнулся.

Получив свою гитару, Калеб убедился, что она благополучно перенесла полет, подкрутил колки, ослабив струны, после чего вместе с водителем покинул здание терминала. Они прошли на стоянку для машин VIP‑класса. Водитель открыл заднюю дверь черного полноприводного «кадиллака». Машина тронулась. Покинув территорию аэропорта, они влились в плотный транспортный поток, напоминавший вязкую, тягучую жидкость. Поток едва полз, то и дело останавливаясь. При такой скорости в Лос‑Анджелес они попадут только через два часа. В этом городе были совсем другие звуки, и Калеб жадно впитывал их, составляя свое первое впечатление о Лос‑Анджелесе.

Пробки сказывались на настроении и состоянии тех, кто сидел в машинах за тонированными стеклами. Кто‑то, не выдержав, принимался сигналить. Кто‑то – скорее всего, местные яппи – откидывал верх и орал на соседей. Водитель включил радио, слушая монотонный выпуск новостей. Сообщения из горячих точек планеты, новости Уолл‑стрит. Исправно работающий кондиционер нагнетал холодный воздух. Калеба удивляла полная невозмутимость водителя. Среди окружающего безумия он казался островком спокойствия. Он не давил на сигнал, не высовывался из окошка – прирожденный водитель дорогих машин с полным приводом.

– Первый раз в Лос‑Анджелесе? – спросил водитель, глядя на Калеба в зеркало заднего вида.

– Да. И в Калифорнии тоже.

Тот кивнул, словно так и подумал. В это время поток снова тронулся, и водитель опять сосредоточился на дороге.

Калеб считал, что они едут прямо в Лос‑Анджелес, но водитель привез его в городок Калвер‑Сити. Остановив машину возле местной студии, он высадил Калеба, передал ему пропуск и предложил отвезти в отель все его вещи, но Калебу не хотелось расставаться с гитарой. Да и глупо отправлять водителя с одной сумкой. Поблагодарив за встречу и поездку, он сказал, что потом доберется самостоятельно. Шагая к студии, Калеб чувствовал себя «саквояжником»[10].

Взглянув на его пропуск, охранник что‑то промямлил насчет площадки Б. Ориентируясь по указателям, Калеб отправился искать эту площадку. Вскоре ему стали попадаться другие участники конкурса. В основном это были молодые парни и девчонки. Они толпились возле дверей, изо всех сил стараясь не выглядеть смущенными и потерянными.

Среди них Калеб заметил смешную девчонку, которую запомнил по прослушиванию. Она тогда пела панк‑рок. Странно, что он не увидел ее еще в самолете. Потом он вспомнил: она ведь из Селмы. Значит, летела из аэропорта Сан‑Антонио. Девчонка стояла возле дверей, жевала резинку и носком своей безумной красной туфли пинала кустик травы, росшей среди растрескавшихся тротуарных плиток.

– Привет! – поздоровался Калеб. – Я тебя помню.

Девчонка подняла голову, потом огляделась по сторонам, желая убедиться, что сказанное относится к ней.

– Помнишь? А откуда?

– Ну как же? Ты певица из Селмы. У тебя потрясающий голос.

Обладательница потрясающего голоса густо покраснела, уперев глаза вниз. Прошло секунд тридцать, прежде чем она заговорила снова.

– Мне шестнадцать, – вдруг сообщила она.

– Рад познакомиться, шестнадцатилетняя, – сказал Калеб, протягивая руку. – А я Калеб.

– Прикольно, – отозвалась девица. – Вообще‑то, меня зовут Аманда, но все называют меня Пандой.

– Хорошо, я тоже буду так тебя называть. А теперь скажи, Панда, ты знаешь, куда нам идти дальше?

– Недавно приходил какой‑то дядечка и велел всем ждать здесь. Это все, что я знаю.

– Я и этого не знал. Спасибо.

Калеб бросил на щербатый тротуар свою сумку, на нее осторожно опустил футляр с гитарой и сел рядом. Девчонка продолжала пинать несчастный кустик травы.

– Я не нервничаю, – вдруг заявила она. – Мачеха мне все уши прожужжала: только не показывай, что нервничаешь. Камеры это сразу усекут. Имидж будет попорчен. Но я не нервничаю. Я просто… застенчивая.

– Говоришь, застенчивая? – удивился Калеб. – А мне показалось, сердитая.

– Сердитая? С чего мне сердиться?

– Не знаю. Спроси у травы, которую пинаешь, чем она тебя рассердила.

Нога в красной туфле застыла. Переступив через злосчастный кустик, Панда села рядом с Калебом, прижав колени к подбородку.

– А ты? – спросила она, помолчав пару минут.

– Что я?

– Ты нервничаешь?

– Да, – признался Калеб. – Нервничаю.

Он прикинул число участников. Человек тридцать: сидящих, стоящих и слоняющихся возле входа. Наконец створки большой двери разошлись, и оттуда вышел мужчина в полотняных шортах и пестрой гавайской рубашке. Его сопровождала стайка вертлявых ассистенток. Мужчина хлопнул в ладоши, и все, кто сидел, тут же вскочили на ноги. Все, кроме Калеба.

– Навострите уши, оболтусы и оболтусихи, – вместо приветствия произнес мужчина. – Меня зовут Гарт. Я ваш продюсер. Сегодня плотно работаем весь день. Будет много важной для вас информации, так что слушать внимательно. Вначале – несколько основополагающих правил. Уверен, что все вы слышали от родителей, учителей и прочих взрослых, желавших вам добра, такую фразу: «Нет глупых вопросов за исключением тех, которые вы не задали». Говорю вам: это сущее вранье. И потому первое правило: не задавать вопросов. Вас тут – голов сорок. И нас – человек двадцать, возящихся с вами чуть ли не круглосуточно. Если своим дурацким вопросом вы отнимете хотя бы минуту времени, при умножении на шестьдесят это дает час. По крайней мере, в моем мире. И в моем мире час студийного времени стоит таких деньжищ, которые вам и не снились. Я не собираюсь вас пугать. Вы попали в новую реальность. Так что привыкайте к ней.

Гарт кивнул одной из ассистенток. Та поднесла ему планшетку. Он пробежал глазами пришпиленный лист и вернул планшетку.

– Даглас Карпентер! – выкрикнул Гарт.

Из толпы вышел рыжеволосый парень. Все лицо его было густо покрыто возрастными угрями.

– Даглас, ты исключаешься из числа участников.

– Что вы сказали, сэр?

– Я сказал: ты свободен.

– Как это понимать?

– Ты слышал правило номер один, касающееся вопросов? Но тебе я отвечу. Заполняя анкету, ты, молодой человек, наврал про то, что у тебя не было неприятностей с полицией. Были. Поэтому мы с тобой прощаемся. Лейла – моя ассистентка – проводит тебя в гостиницу и закажет обратный билет на самолет.

Парень стыдливо опустил голову и поплелся вслед за ассистенткой.

– Вот вам и второе правило, – продолжал Гарт. – Не врать. Ни мне, ни моей команде. Вообще никому. И третье правило: не пялиться в камеру. Сегодня у вас, так сказать, акклиматизация, и снимать мы вас не будем. Но все остальные дни вы будете окружены камерами. Множеством камер. Везде. Даже в отеле, когда вы репетируете свои песни. Не обращайте на них внимания. Не вздумайте играть на камеру. Делайте вид, будто их нет. Мне помогает, когда я представляю, что камеры – это моя жена. Правда, вы еще слишком молоды и вам этого не понять. И все равно не дергайтесь из‑за камер. Постепенно вы к ним привыкнете и действительно перестанете замечать.

К Гарту подошла ассистентка и что‑то прошептала на ухо. Гарт кивнул.

– А кто здесь Калеб Каммингс? – спросил он.

Калеб испытал легкое волнение, которое тут же улеглось. Он посмотрел на Панду, потом на продюсера и поднял руку.

– Почему ты до сих пор сидишь? – спросил Гарт.

Калеб подтянул ноги и встал.

– Вот так‑то лучше, – усмехнулся продюсер. – Молодой человек, ты знаешь, что такое плагиат?

– Да, сэр. Знаю.

Участники замерли. Продюсер смотрел не на них, а на Калеба. Время остановилось, и в этом остановившемся времени где‑то противно фырчал грузовик.

– А тебя не разбирает любопытство, с чего это я вдруг спрашиваю тебя о плагиате? – спросил Калеб. – Тяжелое словечко, надо вам сказать.

– Конечно, мне любопытно, – ответил Калеб. – Но вы, сэр, велели не задавать вопросов.

– Это точно, – улыбнулся продюсер. – Велел. Вкратце о том, почему ты здесь оказался. Один из участников прослушивания в Остине решил сыграть в крутого парня и своровал мелодию чужой песни, вошедшей в «Топ 40». Он думал, что обхитрил жюри. Обхитрил… на пару часов. – Продюсер обвел глазами собравшихся. – Пусть эта история послужит уроком для всех вас. Наш конкурс называется «Суперзвезда авторского исполнительства». В отличие от других шоу мы работаем только с оригинальными вещами и не станем позориться воровством чужих мелодий и текстов.

Гарт вопросительно взглянул на ассистенток – не забыл ли чего. Потом снова хлопнул в ладоши:

– А теперь, мальчики и девочки, берите ваши пожитки и идите за мной. Я устрою вам экскурсию по студии. Она станет вашим временным домом. Надолго ли, этого не знает никто.

Толпа потянулась вслед за Гартом. Панда протолкнулась к Калебу и пошла рядом:

– Вообще‑то, мне в туалет приспичило, но я боюсь спрашивать.

Калеб подозвал ближайшую ассистентку и объяснил, в чем дело. Та показала, куда Панде пройти. И Панда заторопилась к заветной двери. Сценическое платье болталось на ее тощих плечах, а красные туфли громко цокали по блестящему бетонному полу. Калеб не знал, то ли она еще не созрела для Голливуда, то ли Голливуд пока не готов для такой звезды.

Зал и сцена по устройству были почти такими же, как в Остине, только намного больше. Это настораживало, если не сказать пугало. Калеб ошибся в подсчете: участников конкурса было ровно сорок. В течение ближайших дней им предстояло выступить перед пятью судьями и включенными камерами. Судьи методом жеребьевки решали, кому достанется тот или иной участник. Таким образом, у каждого судьи складывалась группа из восьми участников. В течение последующих недель все они будут соревноваться внутри своих групп. Каждую неделю группа будет уменьшаться наполовину, пока в ней не останется только один участник. Этой пятерке предстояло соревноваться в прямом эфире, где успех определят зрительские симпатии всей Америки. Победитель получит контракт со студией на полмиллиона долларов. Калеб слышал об этом еще в Остине, но там все воспринималось по‑иному. Так и есть: обычное телевизионное шоу с жесткой конкуренцией. Теперь он все отчетливее это понимал. Собственные шансы на победу представлялись ему ничтожными.

Калеб слушал пояснения ассистентки Гарта, когда его пихнул в бок стоящий рядом парень весьма странного вида. Весь в татуировках, подведенные глаза и громадные «цыганские» серьги.

– Слышь, чувак. Ты Джордин уже видел?

– Кого? – не понял Калеб.

– Джордин. Ее имя пишется через игрек.

– Я о ней впервые слышу, – признался Калеб. – Может, она мне и попадалась, но у нас ведь нет карточек с именами.

– Твоя правда, – согласился странный парень. – Я ее тоже не видел, потому и спросил.

Калеб отошел на пару шагов, достал мобильник. Странно: Джейн почему‑то еще не ответила на его сообщение.

– Чувак, а ты откуда будешь?

– Из Остина, – ответил Калеб, убирая телефон. – Но вообще‑то, из Сиэтла.

– Круто, – сказал татуированный. – Но я не поверю, чтобы ты не слыхал про Джордин‑через‑игрек. Ее хиты в YouTube набрали почти четыре миллиона просмотров. Она поет в стиле инди‑рок. Я вообще удивляюсь, зачем такой крутой девчонке понадобился этот конкурс. Это для нас, никому не известных. Скорее всего, она и победит. Разве не так? Я когда увидел ее имя в списке, даже не знал, обижаться мне или радоваться. Ведь я могу с ней познакомиться. Вдруг она обратит на меня внимание? Бывают случаи и постраннее. Согласен? – Калеб не отвечал. Парень умолк, но через пару минут спросил: – Прости, назови еще раз свое имя. Думаю, я и про тебя смотрел в «Гугле». Я там смотрел про всех, кто в списке.

Калеб молча отошел от него и встал рядом с Пандой.

– Приятно побеседовали, чувак, – послышалось у него за спиной.

 

* * *

 

Знакомство со студией растянулось на весь день, и когда автобус привез их в гостиницу, уже стемнело.

Для участников конкурса был снят целый этаж. Гостиничные служащие вручили каждому пакет с необходимой информацией, потом группами подняли наверх и развели по номерам. Калеб почувствовал, что жутко устал. Едва войдя в номер, он сложил вещи на полу, а сам растянулся на кровати. Он не сразу заметил, что кроватей в номере две и обе двуспальные. Калеб привык к напряженной работе, но этот день начался очень рано и был слишком изматывающим. Похоже, дальше будет еще труднее.

Он достал мобильник. Джейн по‑прежнему молчала. Калеб уже собирался ей позвонить, но потом вспомнил ее рассказ о поездке во Францию с Грейс. Джейн показывала ему снимок: они с Грейс прыгают на гостиничной кровати.

Через несколько минут Калеб нашел в своем мобильнике фотокамеру. Он сбросил ботинки и стал прыгать на кровати, пытаясь фотографировать свое отражение в зеркале. Он скакал, корчил рожи и так увлекся этим занятием, что даже не заметил, как дверь номера открылась. Вошел тот самый татуированный парень с «цыганскими» серьгами. В руках он держал карточку электронного ключа. Калеб перестал скакать. Парень тоже замер у двери.

– Я слышал, здесь любят шутки, – сказал Калеб. – Но не советую шутить со мной. У меня сегодня был утомительный день.

– А мне вспомнилась старая песенка про мартышек, скачущих на кровати, – отозвался парень. – Но я же тебе не говорю об этом.

– Ты, случайно, не ошибся номером? – спросил Калеб.

– Я не уточнял, будем ли мы жить одни или вдвоем. Но мне дали эту карточку, а здесь – две кровати. Значит, никакой ошибки.

– Для меня это неожиданность, – признался Калеб.

Он все еще стоял на кровати. Парень посмотрел на него, тряхнул серьгами и улыбнулся:

– Хочешь, чтобы я обождал в коридоре, пока ты не закончишь свои прыжки?

– Я просто хотел позабавить свою невесту, – ответил Калеб, держа мобильник на вытянутой руке. – Но раз уж ты здесь появился, может, щелкнешь? Все лучше, чем снимать себя в зеркале.

Парень поставил чемодан, взял мобильник и стал выбирать ракурс. Калеб снова запрыгал, размахивая руками.

– Готово?

– Подожди. Давай еще разик.

– Так ты снял меня или нет?

– Постарайся подпрыгнуть выше. Можешь и язык высунуть.

– А что, той мало?

– Чем больше, тем лучше, – ответил парень и вдруг покатился со смеху.

Калеб спрыгнул с кровати и забрал у него мобильник.

– Дай‑ка взглянуть, что ты там нащелкал, клоун.

Присев на кровать, он придирчиво осмотрел снимки и выбрал наиболее удачный. Этот явно позабавит Джейн.

Татуированный парень не терял времени даром. Он принялся методично распаковывать чемодан. Аккуратно развесил свои рубашки, потом убрал в комод столь же аккуратно сложенные трусы и майки. Туалетных принадлежностей у него было столько, что он несколько раз ходил в ванную, чтобы разложить и рассовать их там.

– Такое ощущение, будто ты постоянно в разъездах, – сказал Калеб.

– А ты видел остальное стадо, с которым мы будем состязаться? – спросил парень, защелкивая замки опустевшего чемодана и убирая его в шкаф. – Я рассчитываю прожить здесь до самого финала. Спросишь почему? Потому что я рассчитываю победить.

– Думаешь, ты настолько хорош? – спросил Калеб.

– Думаю, я даже лучше.

– Ну, если ты даже лучше, может, покажешь, как отправить снимок с мобильника?

 

* * *

 

Калеб долго стоял под горячим душем. Выйдя из ванной, он увидел, что с обеих кроватей сняты покрывала, а на подушках красуются коробки шоколадных конфет. Его татуированный сосед куда‑то исчез.

Калеб проверил мобильник. Джейн молчала. Чуя неладное, он решил ей позвонить. Калеб нажал кнопку быстрого набора, поднес телефон к уху и… ничего не услышал. Тогда он взглянул на дисплей. Вот оно что! «Чтобы совершать звонки, переведите ваш телефон в обычный режим».

Калебу сразу вспомнился толстяк в самолете. Значит, тот успел‑таки переключить его мобильник в полетный режим. Калеб засмеялся собственной технической отсталости. Едва только он перевел мобильник в обычный режим, телефон сразу же нашел местную сеть и выдал сигнал. Следом посыпались эсэмэски. Одна, вторая, третья.

 

Привет, малыш. Надеюсь, ты долетел благополучно. Я люблю тебя.

Возможно, ты сейчас занят. Не буду тебе мешать. Просто хочу убедиться, что у тебя все ОК.

Должно быть, ты все еще занят. Позвони, когда освободишься. Люблю тебя!

 

Калеб снова нажал заветную кнопку. Джейн ответила мгновенно, словно ждала его звонка.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

 

[1] Граклы – птицы семейства воробьиных, размером чуть больше воробья; распространены в Америке. – Здесь и далее примеч. перев.

 

[2] Крис Корнелл – американский музыкант и автор‑исполнитель.

 

[3] Курт Кобейн – американский гитарист, вокалист, автор‑исполнитель.

 

[4] Молитва, входящая в число молитв «Анонимных алкоголиков»: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить; мужество – изменить то, что могу, и мудрость – отличить одно от другого».

 

[5] «Гурдаус» – сеть закусочных в Остине, где готовят знаменитые пончики.

 

[6] Укулеле – небольшой четырехструнный инструмент, по форме напоминающий гитару; впервые появился на Гавайях.

 

[7] В английском языке Los Angeles и Lower Alabama имеют одинаковые начальные буквы.

 

[8] Около 42 градусов по Цельсию.

 

[9] «Хор» – затяжной американский музыкальный сериал, который нередко критикуют за излишнюю гламурность.

 

[10] «Саквояжники» – так называли северян, которые после Гражданской войны в XIX веке ехали в южные штаты, надеясь сделать карьеру или разбогатеть.