Если ты женщина – шансы еще есть. Бесплатно и почти с любым, кто тебе понравится. Как говорит один знакомый средних лет: «Вот вы женщины – вам проще. Если ты кому откровенно предложишь секс – за тобой радостно побегут, а я могу и по лицу огрести».
В том смысле, что почти все девушки играют в игру «я не такая». Ну, то есть она сексом не разбрасывается направо и налево, бережет для «особенного мужчины».
«Зачем?! – выла с похмельного утра одна приятельница. – Как я могла! В машине! Что он обо мне подумает?!»
«Мммм… – растерялась я. – Что ты свободная сексуальная женщина, которая умеет получать от жизни удовольствие?»
И не одна такая приятельница раскаивалась с утра о том, что с кем‑то там переспала. У женщин так принято. Секс без доказательств того, что он от тебя без ума, – это плохо. Это падение. Он «получил от тебя что хотел» и уже не позвонит.
Вот смешно, что медицина ушла очень далеко вперед, – и теперь не надо беспокоиться ни о случайной беременности, ни о всяких заболеваниях. Но женщины все равно ведут себя так, словно секс – это пятно на репутации, стыд и общественное презрение пожизненно.
Не удивительно, что мужчине получить просто секс очень трудно. И он вступает на путь лицемерия, вранья, имитации чувств. А его за это еще и осуждают. И не факт, что секс все‑таки случится раньше пятого свидания, – после ресторанов, цветов и сумки от Марка Джейкобса.
Тут, правда, надо еще понимать драматическую разницу между русскими девушками и европейскими. В среднем европейская женщина – это партнер. За нее не платят в ресторанах. Она не ждет подарков. Она ищет дружбу, сексуальные отношения, а не защитника, на которого всегда можно положиться. Она не ждет бесконечного восхищения, цветов, комплиментов двадцать раз на дню. Поэтому западным мужчинам русские подруги кажутся чрезмерно требовательными.
Русские ищут не партнера, а партию – и желательно выгодную.
И секс, разумеется, становится предметом торга. Получишь, когда полюбишь. Или когда покажешь, что ты – «настоящий» мужчина, то есть зарекомендуешь себя как щедрый инвестор.
Правда, и европейки тоже не очень сексуальны. Они заняты карьерой, и это их главное удовольствие. Но, честно говоря, с мужчинами в последнее время все тоже не очень просто.
Мужчина как‑то ослаб. Такое ощущение, что многие вполне довольны общением с фейсбуком, отношением с любимым порноресурсом, а настоящий секс с живой девушкой – это уже почти миф, и они счастливы, если удается кого‑то положить в кровать и просто раздеть. Мужчины словно разучились это делать.
У одной знакомой был любовник, который первые пару раз показал себя как практически импотент. Она уже собиралась его уволить, но неожиданно он разошелся. То есть вспомнил, что секс – это не просто вместе напиться, упасть в кровать и снять трусы (в лучшем случае), а гораздо большее. Но вспомнил, только когда ему объяснили, что дружба и пьянство – это, конечно, всегда хорошо, но если у него не стоит – это все не сработает.
Такое происходит со многими мужчинами. Они даже говорят: «Мне надо получше узнать человека, я не могу так сразу». На что хочется сказать: «Эй, все, что тебе надо обо мне знать, – у меня между ног! Мне не отношения нужны, очнись!»
Ощущение, будто ушел сексуальный заряд. Будто общество стало асексуальным.
Знакомые парни ездили на Кубу и вернулись оттуда ошеломленными. Потому что там все занимаются сексом. Причем без особенных прелюдий. Занимаются просто потому, что хотят – и никто их за это не осуждает. Даже в кубинских мюзиклах все занимаются сексом каждые пять минут. Ну, и поют, разумеется, в процессе.
Другие приятели познакомились на Кубе с русской девушкой (давно живет в Канаде), у которой местному любовнику (это он как раз снимает мюзиклы) – 74 года. Выглядит на 45, обожает секс. Говорит – орехи надо есть.
А белые европейцы все не наиграются со своей дурацкой нравственностью.
Такое впечатление, что мы живем в какой‑то новой реальности, где жизнь имитируется. Интернет – это прекрасно, кто же спорит, но явно случилась подмена. И даже массмедиа подыгрывают, создавая продукт, который обесценивает значение секса. Сейчас мода в сериалах (вспомните хотя бы «Доктор Хаус»/House M.D.) – там герой и героиня не могут переспать пять или шесть сезонов. То же самое и в сериале «Касл»/ Castle. И в «Кости»/Bones. И в «Менталисте»/Mentalist. Да везде. Какие‑то тантрические высокодуховные отношения как пример поведения.
В кино секса уже давно нет (разве что «Стыд»/Shame с Майклом Фассбендером). Музыка тоже вся не про секс. Никакого «Удовлетворения»/Satisfaction.
Вуди Аллен уже кажется порнушкой: в его фильмах все только и говорят что о сексе, изменяют друг другу, нарушают все эти правила морали и табу.
Такое ощущение, что с гормонами что‑то случилось, честное слово. Хотя ведь некоторые ученые говорят, что у современных мужчин, действительно, заметно упал уровень тестостерона…
В «Острове Крым» Василий Аксенов описал, что в будущем девушки просто будут подходить к мужчинам и спрашивать: «Займемся сексом?» Возможно, оттуда, из 1979 года, на фоне сексуальной революции и прочего безумия вроде клуба «Студия 54», это казалось вполне реальной перспективой.
А оказалось утопией.
В реальном 2013 году люди, которые на самом деле хотят секса и настроены им заниматься, – редкость. Если им, конечно, не двадцать четыре. Эти еще держатся кое‑как за счет юного возраста.
Мы вдруг оказались в центре унылой асексуальной культуры, где все фотографируют еду и туфли. Может, конечно, еда и туфли – это новый секс?
А может, мы живем в то время, когда все так зациклены на самих себе, что секс с другими людьми просто не входит в круг интересов?
Или правы психиатры, и уже каждый второй страдает депрессией в той или иной форме? И такие витальные радости этому каждому второму ни к чему?
Но, понимаете, секс – это очень весело. Это и расслабляет, и освобождает, и дает удивительную позитивную энергию. И хорошие впечатления. И повод для разговора – причем не унылого, о каких‑нибудь там политических или экологических катаклизмах, а возбуждающего и занятного.
К тому же, пусть и короткая, но бурная страсть, благодаря которой ты мгновенно забываешь все свои неприятности, – ну разве это не стоит того, чтобы выбраться из футляра (из фейсбука)?
Начинать нужно с того, что русских шокируют даже просто голые термы, куда все ходят без трусов.
Ну, объективно: ничего такого ни в мужских, ни в женских письках нет, чтобы прямо в обморок падать. Понятно, что включается неумеренное чувство стыда, хорошо приправленное подавленными желаниями, бла‑бла‑бла, спросите любого психолога.
Но дело не в этом, и речь не о стыде. А об отвращении.
Едва люди, с трудом прикрывая возбуждение ханжеством, представляют себе этот голый бадехауз, как тут же их осеняет, что никакого фейсконтроля там нет, – и любой человек, любого возраста может оказаться и в бане, и на голом пляже, и даже в секс‑клубе. Даже старик. Даже восьмидесяти лет.
А в Германии, например, старики энергичные. Их много везде: и в термах, и на пляжах, и в клубах.
Центр Берлина, «Европа‑центр», на крыше – бассейн, лужайка. Приходит пара лет семидесяти, они очень смуглые (немцы жарятся на солнце почище итальянцев), кожа в мелкую складку, у него причиндалы до колен висят. Ты на них смотришь и вдруг вспоминаешь обрывки разговоров и выражение лиц твоих русских знакомых, которые считают старость уродством.
– Фу, какая гадость, обвисшие…
– А что будет с татуировкой через тридцать лет?..
– Смотреть противно…
В секс‑клубах можно увидеть людей очень разного возраста. Причем те, кому за шестьдесят, выглядят даже более стильно, чем молодые. Седой мужчина в черных шортах и белом галстуке‑бабочке на голом торсе. Он, кстати, в отличной форме – тут вообще принято следить за собой, ходить в спортзал, бегать, плавать.
А к моему другу в Москве в самых обычных клубах подходят, спрашивают, сколько ему лет, восторгаются, что в пятьдесят девять он не спит ночью, а танцует, развлекается.
В любом клубе где угодно, от Берлина до Лондона, ты увидишь людей старше пятидесяти. На концертах, просто на танцах, в барах с музыкой или без нее.
Здесь другое представление о возрасте активности. Если кому‑то хочется в семьдесят лет пойти на фестиваль и услышать Arctic Monkeys или выпить в баре Mobel Olaf, на него не будут смотреть как на диво дивное.
Везде, кроме Москвы. Тут какая‑то возрастная самоцензура. Если тебе сорок лет, ты уже скорее торчишь в ресторане «Дом 12», чем в клубе «Родня».
У нас, как у многих развивающихся стран, нет культуры возраста.
Больше всего унижений достается, конечно, женщинам – это прекрасное оскорбление «молодится».
На берлинском пляже я заметила женщину с ребенком. Непонятного возраста. От пятидесяти до шестидесяти. Выглядела она отлично. Накачанное тело, татуировка на всю руку, хорошая стрижка, белый купальник. Но она смотрелась классно не в том смысле, что выглядела молодо. И неопределенность ее возраста была не в том, что она издалека могла сойти за двадцатипятилетнюю. А в том, что она была очень стильной, и ей, судя по всему, в голову не приходило ухаживать за собой так, как это делают истерические дамочки, которые плотно сидят на ботоксе и мезотерапии. Потом оказалось, что это лесбийская семья – пришла ее партнерша.
Эта женщина определенно не «молодилась», но ее стиль ничем не отличался от стиля людей, которым нет тридцати.
В Европе на улицах замечаешь куда больше пожилых дам с открытыми руками. В естественных морщинах на лице – и при этом с пирсингом и панковскими прическами. Многие открывают ноги, не стесняясь уже сухой кожи. Все знают Патрисию Филд, стилиста «Секса в большом городе», и никак не могут справиться с тем, что в семьдесят четыре она носит юбки, которые едва прикрывают трусы.
Дело в том, что в развитом мире уже нет этой привычки испытывать отвращение к старости. К старым телам. К старым обнаженным половым признакам.
В Москве девушки толпами паникуют уже в двадцать восемь, если у них вокруг глаз морщинки. Бегут к врачам, покупают дорогие возрастные кремы. У нас это большая индустрия женских страданий – борьба со старением, часто мнимым.
Но главное, что, переходя из одной возрастной группы в другую (ну, там 21–28, 29–35), люди меняют свою жизнь. И происходит это по умолчанию: они просто сбавляют темп, стесняются идти на танцы или прыгать на выступлении Muse. «Я слишком стар для этого».
Даже в спортивных залах не видно пожилых людей. А в той же Германии в любом спортклубе их добрая половина. У людей не пропадает интерес к жизни и к своему телу. В танцевальных клубах (тех, где учатся, например, танго) очень много людей за шестьдесят. Они активны. Они занимаются спортом, сексом, слушают музыку, наслаждаются собой.
Моя берлинская подруга почти семидесяти лет может так зажечь, с танцами чуть ли не на столах, что знакомые лет сорока из Москвы не идут с ней ни в какое сравнение.
Слово «молодежный» там давно исчезло из лексикона. Ему нечего больше определять. Ни стиль, ни места, ни журналы.
Это только в России можно услышать, что какие‑то тряпки больше подходят молодой девушке. Или что мужчина «молодится» – это если он носит что‑то чуть менее формальное, чем классический костюм.
Здесь как будто нарочно кастрируют возраст активности, выгоняют «стариков» за черту тех развлечений, которых достойны только юные и свежие. Им же «противно смотреть» на людей, которые всего лишь состарились. Или стареют.
Смешно. Тот самый момент, когда трагедия выглядит как фарс. В смысле, что страх «старости» (это лет тридцать пять, наверное) делает людей нелепыми. В наши дни.
Старость может быть немощной или беспомощной лишь тогда, когда общество вынуждает человека ощущать себя именно так.
В Москве у меня есть знакомые, которые в какое‑то время покупали одежду впрок. Мол, сейчас есть деньги, а потом старость и упадок, пусть будет, мало ли что.
Один приятель все время спрашивает, выглядит ли он моложе своих лет. Ему пятьдесят пять. Я даже не знаю, что ответить. Он выглядит хорошо. Он излучает энергию. Я не понимаю, выглядит он на свой возраст или нет. Потому что совсем не ясно, как должны выглядеть люди за пятьдесят. Да как угодно. Как и в двадцать.
Конечно, мы все задаем себе эти вопросы: мы так устроены, базовый страх старения в нас заложен. Благодаря ему мы следим за своим здоровьем и внешностью, сочиняем планы на будущее, откладываем деньги. Но не просыпаемся каждое утро в липком поту, потому что состарились еще на сутки.
Мы будем покрываться морщинами, и кожа будет высыхать, у кого‑то станут шире бедра или появится живот, который почти невозможно убрать, и придется менять зубы, и мы будем просыпаться слишком рано утром, и начнем быстро уставать. Да, все это будет. Но жизнь не станет менее интересной. Может, у нас выпадут волосы, но желания останутся.
Этого, кстати, все как раз и боятся – что страсти все еще будут обжигать душу, когда тело уже не будет способно. Но это, наоборот, прекрасно. Желания – это то, что делает нас живыми. И годы над ними не властны.
– Красивый, – говорю я подруге.
Она показывает мне фотографию своего любовника.
– Только идиот, – признается она. – Понимаешь, не могу его привести к нам в компанию. Он что‑нибудь ляпнет, и мне будет стыдно. Но в сексе хорош. Потерплю еще немного – не погибать же от воздержания.
Женщинам всегда неловко и неприятно, если их любовник глуп. Женщинам скучно. Ты не можешь себе представить, что приходишь домой, а там сидит нечто красивое, смотрит «Дом‑2» и говорит тебе, что русалки на самом деле существуют, потому что об этом написали в интернете.
И ты не можешь поступить так жестоко со своими друзьями – познакомить с человеком, который не знает, кто такой Стивен Хокинг.
А мужчины могут. Они встречаются с девушками, которые за свою жизнь прочитали разве что инструкции по уходу за кашемиром. И волокут их за собой в ваш мир. Эти девушки потом хотят дружить, ведь всем нравятся веселые и умные люди. Девушки остаются с вами в женской компании и всех ужасно раздражают своими нелепыми вопросами и нытьем.
Они прилипают и заводят всякие «женские» разговоры. Они рассчитывают на то, что раз ты тоже женщина, то с тобой будет проще. А тебе на самом деле хочется поговорить с другом о кинофестивале, а не о том, что платья, которые стоили 180 тысяч рублей, теперь стоят 90 – и надо срочно бежать и скупать все, раз так дешево.
И ты никак не можешь понять: почему?
Вот есть приятель, он умный, и замечательно образован, и чертовски талантлив. С ним очень интересно: это блестящий человек, который может необыкновенно увлекательно рассказывать о самых разных вещах.
А его девушка буквально не может связать двух слов. Она либо строит из себя дружелюбную милашку, либо капризничает. Если она открывает рот, чтобы сообщить свое мнение, это так стыдно, что все просто бледнеют от неловкости.
Приятель осознает, что его девушка выдает феерические глупости. При этом он все равно смотрит на нее с умилением.
Вокруг него много очень красивых умных женщин. И умных красивых молодых женщин (если вдруг в этом суть). Но нет, он выбрал самую бестолковую и наслаждается этим, пока мы все заламываем руки и надеемся, что у нее будет грипп и она не придет на очередную вечеринку.
– С ней можно поговорить! – с таким искренним изумлением и восторгом, что это даже раздражает, говорит другой знакомый о своей новой девушке.
«Господи, – думаю я. – А как же ты раньше жил?»
Вот правда, что они делают наедине со своими женщинами? Бурный секс часами? Не верю. Не похоже. В таком случае они бы не пытались залезть на все живое.
– Неужели ты думаешь, что мужчин интересует интеллект?! – восклицает одна из героинь Агаты Кристи.
Это я перечитываю детективы. И ужасаюсь.
Мужчин не интересует интеллект? Правда? Но это же стыдно.
Это значит, что мужчина не относится к женщине как к личности. Он оценивает ее, как мясо. У него странные потребности – ему нужно только тело.
Я знаю немало мужчин средних лет, которые после развода женились или сходились с девушками, настолько невинными интеллектуально, что трудно было поверить в такую умственную девственность. «Не читала “Мертвые души”, ха‑ха, отличная шутка!» Но не шутка. Не читала и не слышала даже.
Получается, что мужчинам хочется чего‑то незатейливого. Хочется иметь такое, чем можно легко управлять. Хочется сидеть на диване, смотреть телек и орать на всю квартиру: «Ира‑а‑а‑а‑а! Ира‑а‑а‑а‑а!» Ира выпрыгивает из ванной, несется сломя голову, а он говорит ей: «Переключи на другой канал, я пульт потерял».
У мужчин, видимо, все еще старомодно – своеобразные представления о том, что такое жена. Жена должна быть красивой. И услужливой. Жить его интересами.
Всё.
Знаете, неприятно наблюдать такие пары в развитии. Проходят годы, красота (относительная) уже не так радует, а разрыв становится все больше. Ты сидишь с ними в ресторане и наблюдаешь, как они переругиваются. Мужчина уже давно не сдерживается и рявкает на женщину, когда она выдает очередную глупость. Она, конечно, обижается, но не возражает. Или, наоборот, огрызается – и тогда тебе совсем неудобно.
Ведь девушки, которые попали не в свой круг, они тоже несчастны. Они не находят общий язык с друзьями своих мужчин. Они здесь чужие. Их собственные подруги мужчине не нравятся, он их игнорирует. Мол, тебя я терплю, но от своих куриц меня уволь. (Знаю только одно исключение – это когда подруг‑куриц приводят домой ради секса.)
Всем плохо.
И смешно, что вся эта трагедия была придумана только для того, чтобы вспомнить старые добрые времена, когда женщина переходила в собственность мужа и должна была уважать и обожать его по умолчанию, в горе и бедности, в алкоголизме и бытовой тирании. Это странная мужская фантазия о безграничной власти над женщиной, которая (власть), видимо, загадочным образом повышает их самооценку.
Я понимаю, что у всех свои сложности, кризисы и прочее. Но давайте договоримся: пусть эти комплексы не выходят за дверь. Хотите общаться с кем‑то ужас каким недалеким – делайте это дома.
Времена, когда в обществе бытовало мнение, что женщина – это просто украшение стола, прошли. Теперь быть глупой только потому, что ты женщина, непристойно. А мужчина, который выбирает неравного партнера, выглядит всего лишь похотливым болваном, которому срочно надо к психотерапевту. Или, возможно, к эндокринологу.
Толстый пожилой немец и его крохотная жена‑филиппинка, которую почти не видно за огромным блюдом с морской едой (и за животом мужа), – это уже обыденность. Филиппинка, кажется, открывает рот лишь для того, чтобы положить в него креветку. В другое время держит руки сложенными на коленях. Улыбается. Семенит сзади, когда они идут к машине.
Есть мужчины, которым нужна не подруга, а функция. Секс, уборка, массаж.
Я не готова их осуждать. И для такого мужа, и для такой жены это удачная сделка: оба получают что хотят и дальше сотрудничают по договору.
Здесь хотя бы все честно.
Другое дело, когда русские, например, мужчины полагают, что жена – это такой маленький домовой с сексуальными услугами, и настаивают, что это и есть некая утвержденная богом и людьми норма.
– Мне не нравится, когда жена работает, – говорит друг. – Она, конечно, много зарабатывает, но становится властной.
«Властной» – это значит, что теперь Он занимает не 80 % ее жизни, а 50 %.
Вот мужчины и едут в Малую Азию за женами. Или выписывают их по каталогу. Потому что жену содержать выгоднее, чем проституток и домработниц. Кажется, что это очень мужской, патриархальный подход.
Но девушки тоже, если честно, устали от сложноподчиненных отношений с мужчинами.
Ты занимаешься своими делами, работаешь, выходишь в свет, хлопочешь по хозяйству, воспитываешь детей – а между всем этим тебя еще все время озадачивают какими‑то странностями, чего‑то требуют, негодуют, обижаются, ссорятся.
Честно говоря, время от времени хочется объявить целибат – просто чтобы не впутываться в отношения хотя бы некоторое время.
Некоторым удается. Моя подруга была счастлива, когда закончились отношения с мужчиной, потому что теперь уже никто не настаивает на том, чтобы они спали в одной кровати, снимали один номер, никто не предлагает больше жениться и не скандалит с битьем посуды, когда получает очередной отказ. Она наконец получила назад свою жизнь и могла уже спокойно работать. По мужчинам она не скучает – все эти сцены и какие‑то пьяные истерики до сих пор стоят перед глазами.
Но есть и другой метод.
Одна приятельница вышла замуж за гостевого рабочего из Нигерии. Он сидит дома, радует. Ну, и не забываем, что once go black – never come back. Знакомая эта, правда, не из рабовладельцев, а, скорее, авантюристка. Она была и в Нигерии, увидела, как там живут. Ей это все любопытно, она творческая.
И когда ты смотришь видео, которое она снимала, где танцуют парни из города ее мужа, то мысль о переезде куда‑нибудь в Нигерию начинает уже дымиться. Это незабываемое зрелище. С позвоночником они делают такое, что самый непримиримый расист откажется от своих убеждений.
Но, конечно, отношения у них определенного типа.
– Надоели все эти, с тонкой душевной организацией, – говорит она. – Хочется, чтобы все было просто.
Но эта моя приятельница – она и молода, и красива, и талантлива. А, например, в Португалии часто видишь на улице женщин лет пятидесяти, не в самой лучшей форме, причем белых (не португалок, а, наверное, англичанок), которые с перекошенными от счастья лицами идут, вцепившись в своих молодых чернокожих любовников. У любовников вид напряженный: они с тоской разглядывают красивых девушек и, наверное, мечтают получить наконец вид на жительство и бросить свою госпожу.
Незаметно появился такой бизнес – черные парни для отзывчивых дам.
Большинство черных прилично говорит по‑английски: у них в Африке у каждого племени свой язык, поэтому общий – только английский, иначе они все друг друга не поймут. Они молоды, красивы, выносливы и очень нуждаются.
А женщинам нужен секс и не нужны сложности, которые так любят европейцы. Слишком много знаний, сомнений, переживаний на пустом месте.
В этом есть нечто порочное и низменное, конечно, но это даже занимательно, потому что где бы мы были без грязных тайных страстей?
Тем более что женщины избавляются уже наконец от своих фашистских романтических иллюзий. Ты взрослая, самостоятельная, ты можешь себе позволить не только машину, кредит на квартиру, но и такого мужчину, который не будет истязать тебя своими претензиями.
В России такое пока невозможно. Во‑первых, тут женщины визжат от ужаса при слове «вибратор». Секс ради секса их не привлекает. Они возвышенные.
А потом условные гастарбайтеры в России – это совсем не та публика, что черные из ЮАР или Нигерии. Я фотографии из Африки этой своей подруги, у которой черный муж, смотрела взахлеб – это пока что лучший журнал мод, увиденный мной в жизни. Одежду они покупают на развалах (туда же приходят тонны гуманитарной помощи). Но у них такое гениальное чувство цвета, такое стилистическое чутье, что мужчины и женщины в этом «винтаже» выглядят в сто тысяч раз лучше белых, одетых в «Прада». Ну, и фигуры. Они танцуют каждый день: свадьба, похороны – все повод для танцев. Отсюда изящество, пластика.
В общем, не сравнить с красавцем из Таджикистана, одетым в спортивный костюм «Абибас» и псевдокрокодиловые ботинки с загнутыми носами, который разве что высокохудожественно сидит на корточках.
К тому же многие русские девушки измеряют свой социальный уровень по мужчине, с которым встречаются. Если мужчина значимый, то и женщине перепадает его слава. А сама по себе она так, трафарет.
Но так как черт знает сколько женщин нянчатся с пьяницами, бездельниками и просто откровенными мудаками, то, честно говоря, я на их месте лучше бы пригрела привлекательного гостевого рабочего, который хотя бы починил этот пресловутый кран и вообще мог бы напомнить, что такое настоящий горячий секс.
Хотя им, безусловно, придется смириться с общественным презрением, ведь гостевые рабочие из Азии – это наши неприкасаемые, наша каста униженных.
Однажды на кассе в магазине еды я спросила даму средних лет: «Вы вместе?» – и указала на высокого красавца‑узбека (вопрос был задан, чтобы понять, на какой кассе меньше очередь).
Так она вся взвилась, даже шуба завернулась: «Нет! Вы что! Конечно нет!»
Но при этом в таких неоднозначных связях есть совершенно потрясающий момент – он в том, что секс заставляет людей послать к черту общественное мнение с любыми расовыми, социальными, материальными предрассудками.
Секс сильнее всего. Даже если ты – дама неопределенного возраста, а твой друг – молодой жадный любовник из ЮАР, то ты ради нескольких месяцев или лет радости становишься свободным от давления толпы человеком. Кто‑то подумает, что ты выглядишь глупо. Но тебе наплевать. Может, это они выглядят тупо со своими предубеждениями.
Мы вообще все выглядим глупо по большей части – и хорошо, если хоть иногда оно того стоит.
Люди не любят друг друга. Поэтому у них и секс так себе.
Не в том смысле «не любят», когда встречаются или живут вместе – и вот, не очень любят. А когда не умеют быть влюбленными, не умеют восторгаться, и открываться, и быть добрыми, веселыми, счастливыми. Не умеют никогда – ни в первое мгновение, ни через год. От этого секс превращается в нечто странное. Хорошо, если человек сильно пьяный – это все‑таки раскрепощает. Но даже в этом случае, если он продолжает вести себя деликатно, то отчужденность, скованность и недоверие сразу же влияют на чувственность.
Вот, например, молодой, красивый (даже очень красивый) мужчина, и умный, и, в общем, секс с ним неплохой. Но этот мужчина скованный. Не физически – тут как раз все прекрасно. Эмоционально. У него все по каким‑то схемам, по его собственным правилам. Он отношения, даже если они в первый и последний раз сегодня, оценивает и ярлык на них вешает. Копается в них, просчитывает. Не то чтобы за это можно на полном серьезе осуждать – у каждого своя культура, но мужчина при этом что‑то теряет. Он не получает такого прекрасного секса, какой мог бы. Знаете, как это бывает, когда тебе все время немного неудобно, и всякие звуки кажутся неловкими, и свет мешает. Это все – не очень хороший секс. Когда хороший, ничего не замечаешь. Потому что эта история как с самолетом, допустим, с «Боингом‑737»: при скорости 220 он взлетит, а на 200 – нет, хотя едет очень быстро.
У меня был один друг, с которым мы встретились всего раза три, после чего разъехались по разным странам. Если честно, он мне в первые минуты не очень понравился, и я подумала, что мы просто выпьем, поговорим и разойдемся.
Но он оказался таким веселым, таким остроумным, интеллектуальным, добрым, искренним и открытым, что у нас был просто фантастический, отличный, потрясающий секс. Он в меня влюбился мгновенно, я в него – спустя минут двадцать. Это, разумеется, не та влюбленность, с которой начинаются длинные и, прости господи, «серьезные» отношения. («Серьезные» отношения вызывают желание покончить с собой или начать убивать людей – от них веет сырым подвалом, мраком и безысходностью.) Это была чудесная влюбленность без продолжения, с пониманием, что мы живем на разных континентах и даже пытаться не будем встречаться. Но вот этот парень – он умел и хотел любить. Утром мне казалось, что я знаю его сто лет, что он близкий мне человек. Возможно, я с таким же упоением, как этого моего друга, люблю платья или сумки, а он – свой компьютер, но это не важно, главное – мы открыты для чувств.
Когда я задумалась обо всем этом, я поняла, что самый лучший секс в моей жизни был именно с такими мужчинами. С которыми сразу же чувствуешь себя так, будто ты с лучшей подругой (не в смысле секса, а по состоянию души). И не важно, я с ними провела ночь/утро или несколько лет.
Ведь бывает, что живешь с человеком несколько лет и вдруг осознаешь, что секс все это время был лишь немного выше среднего. И твой парень оставался таким же настороженным, как и в первый раз. Он как будто все время в бронежилете.
Выглядеть это может по‑разному. Некоторые всегда имеют к тебе претензии, даже бурно ревнуют. Это тоже защита. Если они все время думают о том, можешь ты им изменить или нет, значит, они любят не по‑настоящему. У них на это просто сил нет. Они недоверчивы, а любовь – это вид доверия, когда ты настолько счастлив, что некогда страдать и сомневаться.
Конечно, людям нужен секс – и они занимаются им, преодолевая страхи. Но и прожив всю жизнь, можно не понять, что такое секс на самом деле. Паре надо, допустим, несколько месяцев, чтобы расслабиться, но они уже упустили самое чудесное время и сразу переходят в фазу привычки. В какой‑то момент, разумеется, им почти удается поймать то самое состояние: они уже без шлема и кольчуги, но еще не в пижаме. Но это лишь эхо.
Иногда люди стимулируют страсть разными фантазиями. Некоторые мои приятели попробовали все виды секса, которые только существуют, в самых разных местах и обстоятельствах, но видно же по ним – они не получают того удовольствия, к которому стремятся. Новые впечатления их возбуждают – им есть «о чем писать домой», но все равно заметно, что они не слишком счастливы. Это как будто ты очень голоден, идешь в гости, а там много‑много еды, но она не очень вкусная. Вроде и наелся, но особой радости не получил.
Однажды я была в секс‑клубе, и меня поразило, насколько там скучно. Именно потому, что в таких клубах люди как раз хотят друг от друга отстраниться, они не хотят близости, ощущения влюбленности. Они хотят возбуждения. А сильное возбуждение и хороший секс – совсем не одно и то же. Возбуждение технично: перевозбудился, занялся сексом, возможно, даже испытал оргазм – миссия выполнена, можно идти домой, читать газету.
Конечно, каждый строчит как он хочет. Но ведь все гоняются за ошеломительным сексом, всем хочется улететь на Луну, потерять сознание, испытать и физический, и эмоциональный катарсис. А это можно ощутить лишь тогда, когда ты ничего не боишься и ни от чего не закрываешься, когда тебе легко с человеком, который сильно нравится.
Мы воспитаны в нелепой культуре, где любят вопреки, и это делает нас инвалидами. Любовь как терпимость, любовь как преодоление и смирение. И секс тоже. Ничего, дальше будет лучше, надо подождать. А потом уже дети, ипотека и прочие обязательства. И люди поэтому многого не ждут – кое‑какой секс, кое‑какие отношения, и слава богу, лучше чем ничего. В противовес им кажется, что влюбляться – это сразу водопад, это убьет. Все полетит в тартарары. Надо себя контролировать, иначе понесешься без руля и без ветрил.
У всех, наверняка, есть знакомые, которые живут вместе по много лет и не занимаются, например, оральным сексом. Вообще не знают, что это такое – настолько они закомплексованы. У меня был бойфренд, которому очень не нравился минет, он вообще последний раз в далеком подростковом возрасте пробовал. Мы сошлись оба в истерическом состоянии, нам казалось, что мы любим друг друга, но на самом деле не было двух людей, которые бы меньше друг другу подходили. Это было классическое «несмотря на». А потом он стал встречаться с одной моей знакомой – и у них была такая дикая страсть, они так любили друг друга, что с него слетели все предубеждения.
Любовь (или влюбленность) освобождает. От самих себя. Каким‑то образом это происходит – может, чувства такие сильные, что невозможно строить из себя зануду. И, повторюсь, тут не важно, это на несколько часов или лет. Просто надо убедить себя в том, что чувства – это неопасно, нестрашно, содрать с себя убогую экипировку и просто наслаждаться жизнью, без вопросов, терзаний и сомнений, которые множатся, как тараканы какие‑нибудь.
Иногда хочется сказать некой условной женщине в возрасте от 32 до 45 лет, на полке у которой склеились Джейн Остин и Хелен Филдинг, на двери в ванной у которой нет замка, потому что кошка ходит гадить в свой лоток, и которая год назад пережила тяжелый двухнедельный роман и с тех пор она никак не может начать ни с кем встречаться (возможно, в 20 лет она родила – и есть ребенок, сущий ангел или сущий демон):
– Слушай, ты можешь надеть на себя самое воздушное платье из шестидесяти метров полупрозрачного шелка или вискозы, которое будет лететь вслед за тобой, пока ты, цитируя в уме строки Ахматовой, будешь идти навстречу закату вниз по Большой Дмитровке, и ты будешь слегка пошатываться на тонких каблуках изящных сандалий, и в волосах у тебя будет ободок из цветов, а чуть волнистые блестящие волосы будут падать тебе на плечи и сиять в лучах этого сраного заходящего солнца, но! Но ты ни на одно мгновение не станешь более сексуальной или женственной, потому что, во‑первых, подогнутые колени уставших от шпилек ног – это несексуально, во‑вторых, сгорбленные плечи сексуальны еще меньше, и в‑третьих, ты уже несколько месяцев даже не мастурбируешь, потому что секс в принципе никогда тебя не интересовал, так как ни Остин, ни Филдинг ничего такого не писали о том, как это прекрасно, когда ты успеваешь только содрать трусы, и футболка остается на тебе, и мужчина входит тебя, и хватает за волосы, а другой рукой прижимает тебя за горло к себе, и первые секунд пять тебе неудобно, а потом наплевать, потому что ты уже воешь от удовольствия, и облизываешь пальцы, причем не понимаешь, чьи это пальцы, твои или его, а потом тебя как будто ударяют по голове, и становится очень темно, и ты понимаешь, что вообще все удовольствия мира – у тебя между ног, и от этого самого места, по спине, по шее, с ядерным взрывом в голове чуть ли не до приступа боли, ты получаешь фантастический оргазм и теряешь ощущение собственного тела, и это, правда, маленькая смерть, после которой ты ощущаешь себя счастливой на миллион процентов.
Все это мне хочется сказать, когда я вижу платья в пол и в цветочек, и с открытыми плечами, и с такой рюшей по плечам, которые продаются в московских магазинах.
Все это мне хочется сказать, когда я читаю комментарии на всех русских сайтах и в блогах о моде, если вдруг там публикуют одежду не в стиле «соблазнительная пастушка, пахнущая лавандой и родниковой водой».
Я даже игнорирую откровенных fashion‑хейтеров, которые не мудрствуют, а пишут сразу «гадость, мерзость, что за мешок, только сено в таком возить, это не женщина, а мусорный пакет с мусором».
Но вот читаю эти сотни комментариев везде и понимаю, что Декларация Женственности – это вообще для женщины самое важное на свете. Недавно одна сеть ресторанов сделала опрос на тему «что такое идеальное свидание» – и довольно много женщин заявили, что им не нравится, когда мужчина заказывает салат. Это не по‑мужски и скучно. Так вот, вся эта выпученная женственность, все эти платья и локоны – такой же салат. И тем не менее каждый новый русский модельер делает что? Правильно: платья, платья, платья, платья, цветочек, цветочек, цветочек, цветочек, рюши, рюши, рюши, рюши.
Квадратное, из неопрена, на графичных рукавах геометрические вырезы? Отрубить ей голову, она неженственная!
Ну, давайте, скажите, что девушки так одеваются для себя. Я даже поверю, что девушка лет двадцати, в юбке, которая меньше трусов, и в почти невидимом топе, через который просвечивает не только грудь, но и гастрит, одевается «для себя». Потому что это новое поколение – им все равно. Она, наверное, даже не делает вид, что ей хочется секса. То есть, может, и да, но она просто считает, что может одеваться как хочет – а сегодня ей захотелось вот так. Но не будем себя обманывать: женщины за тридцать воспитаны так, чтобы подстраиваться под мужчин. У них так много стереотипов, начиная с Золушки и заканчивая «Титаником», что их хватит еще на одну галактику – если бы в ней на каждой планете была разумная жизнь. Точнее, неразумная. А мужчины определение «неженственная» используют, когда хотят обидеть. Причем я вот лично не уверена в том, что мужчины сами понимают, о чем речь. По‑моему, им просто кажется, что женщин это почему‑то унижает.
Но правда в том, что если любая женщина, хоть в строительном комбинезоне, измазанном краской и побелкой, подойдет к мужчине и скажет: «Слушай, мы взрослые люди, чего мы будем друг другу головы морочить – давай возьмем бутылку вина и выпьем ее в такси по дороге к тебе домой, чтобы заняться сексом», – любой побежит за этим вином. Вызывая на бегу такси. Может, женщин и больше, чем мужчин (в некоторых странах), но мужчин, которые хотят секса, во много‑много раз больше, чем женщин. Не зря же в секс‑клубах с женщин не берут плату за вход. И обратите внимание: если говорить о проституции, то это мужчины готовы платить за секс – не женщины. Так что если какая угодно женщина возьмет мужчину и начнет заниматься с ним сексом хоть время от времени – он будет сидеть у нее в ногах и скулить от счастья, даже если она будет валяться на диване в замусоленных спортивных штанах и потной футболке, вся в чипсах и обертках от творожных сырков.
А девушки все наступают своими невыносимыми босоножками на длинные подолы из кисеи, в полной уверенности, что именно этот трепетный образ нежного лютика и влечет к ним самцов.
Нет. Самцов влечет то, что у девушек между ног. Ну, к этому потом, конечно, они хотят и ум, и вкус, и всякую там образованность, но первым делом люди хотят совокупляться, а не пялиться на всякие там наряды #gabbanafamily или их заменители.
Ладно, некоторых мужчин такой образ, конечно, привлекает. Не такой, что создают Стефано Габбана и Доменико Дольче. Парни, кстати, вообще о другом нам говорят. Они‑то как раз знают толк в знойных, спелых и властных итальянских матронах, которые выглядят как секс‑бомбы в трауре – и держат в лютом страхе всю свою семью, особенно сыновей, которые живут с мамочками, пока те насильно не женят их на ком‑нибудь. Тут совсем другая основа – речь как раз о женщине, которая сексуальность едва сдерживает только потому, что уверена в собственном превосходстве над мужчинами.
Русские мужчины, которых привлекают русские женщины в амплуа Ассоль, ждущей годами великой любви, – это как раз те, что «едят салаты». Неуверенные и скучные. Или такие, которые видят женщину, готовую на любые условия, лишь бы ее за ручку подержали. Или ради статуса в фейсбук, сойдет даже «все сложно» (если он женат). Женственные‑преженственные привлекают только тиранов или просто му… ну этих, которых нельзя называть полностью в массмедиа.
Уже можно, наконец, это понять?
Я ничего не имею против платьев в пол или всяких там воздушных одеяний, и даже каблуки – довольно смешная штука (если только их не носить), но это может быть образом на один день, а не способом жить. Даже мода 1950–60‑х, такая популярная в последние десять лет, – это же игра, маскарад. Мол, теперь мы, женщины, так одеваемся не потому, что хотим угодить мужчинам, как раньше, а потому, что мы можем быть акулами и при этом носить что‑то такое очень забавно‑женственное в духе степфордских жен. Но это типа шутка. А все решили, что всерьез.
Очнитесь, девушки. Пародия хороша, только если в ней есть юмор. А без иронии она превращается в глупое кривляние.
Старшая сестра (28 лет разницы) ругалась, когда я ела малину с куста. Потому что малина – для варенья. Вот придет зима – и как будет приятно открыть банку домашнего варенья.
Почему‑то она не задумывалась о том, что есть варенье летом – тоже отлично. А уж срывать с куста почти синие от спелости ягоды – восторг.
На самом деле ничего нельзя было есть. Ни клубнику (варенье!), ни облепиху (сушить и в компот), ни грибы (солить).
Это была дача моего отца, которую он купил и куда с большой неохотой ездил лишь потому, что ребенку (мне) нужен был свежий воздух (а также вши, постоянное расстройство желудка и клещи на голове).
Папа выходил во двор (он же огород), только чтобы загорать. Ему плевать было на варенья, соленья и прочий хрен с петрушкой – все это на базаре продавалось ведрами.
Но так как ребенок (я) желал малину с куста, то с сестрой приходилось скандалить. Она никак не могла успокоиться, что запасы под угрозой. Ей как‑то не жилось сейчас, у нее все время были планы на отдаленное будущее: ягоды – на зиму, черная икра – на Новый год.
Это удивительная черта характера – неспособность получать удовольствие сегодня. Надо отложить, запасти, подготовиться к тому особенному моменту, когда можно будет себе позволить немного радости. И, что особенно важно, запретить радоваться другим.
Приятель рассказывал, что его тетка (по возрасту как моя сестра) ловила его, тоже на даче, когда он прибегал домой за какой‑нибудь плюшкой или конфетой, и говорила: «Хватит шляться!» И не то чтобы она собиралась использовать его в хозяйстве. На вопрос: «Почему?» – она отвечала: «А нечего!» И заставляла его сидеть в комнате.
Хорошо – это плохо.
Мать моего друга перед каждым отпуском испытывает панику. Ей мерещатся землетрясения, наводнения, ограбления, болезни. Дом тоже оставлять страшно – вдруг пожар, например. Мужу она не доверяет. Считает, что этот трезвенник немедленно напьется, закурит – и, конечно, заснет с сигаретой. Может, даже приведет каких‑нибудь шалашовок, которые выкрадут ее шторы. Или что там у нее ценного.
Нельзя вот так просто поехать куда‑то и там хорошо провести время. За праздность и счастье надо расплачиваться тревогой.
У меня есть приятель, который на полном серьезе произносит такие афоризмы:
– Не может быть просто так хорошо. Наверное, что‑нибудь случится.
Эти заявления выбивают меня из колеи. Я не могу понять, о чем речь. Мне кажется, что если тебе сейчас хорошо, то дальше будет еще лучше, потому что ты впитываешь удовольствие, и оно, как загар, налипает на твою кожу, оно защищает тебя от трудностей жизни.
У меня была очень тяжелая депрессия, и в это время мне тоже казалось, что счастье будет, когда… дальше я называла причину. Не сейчас. Нужен веский повод, чтобы ощутить радость.
У этого синдрома есть название – «ангедония». И еще «социальная агнозия». Психиатры побьют меня сочинениями Юнга за использование термина всуе, но ангедонисты – слишком красивое и верное название для людей, которые каждую минуту портят себе жизнь, запрещая получать удовольствие.
В последнее время ангедония стала настолько массовой, что это поражает.
Выкладываешь в Facebook снимок себя на океане – и сразу же ловишь упреки в том, что умерла Валерия Ильинична Новодворская, боинг разбился, новые санкции ввели, в Донецке танки разнесли железную дорогу и прочее. Ты лично и твои шорты, и полотенце, и крем от загара в этом виноваты.
Люди цепляются за эти действительно трагические события, чтобы они отвлекали их от пусть и небольших, но все‑таки радостей. Такое ощущение, что страдать, скорбеть и бояться стало модно.
Вот честно: мне не страшно.
В жизни всегда происходит нечто пугающее или тревожное. С другими людьми, с целыми странами, с твоей страной, с твоими друзьями и твоей жизнью. Часто от этого тяжело, и ты переживаешь и сострадаешь, или у тебя у самой плохие времена, но так устроен мир.
Нет никакой другой концепции жизни. Это никогда не закончится, благоденствие не свалится на нас внезапно и навсегда.
Если можешь получить удовольствие сегодня, делай это.
У отца моей подруги, которого в СССР на двадцать лет лишили возможности снимать кино, были огромные долги. Но всякий раз, когда он перезанимал деньги, вся семья шла в ресторан. И даже не для того, чтобы вкусно поесть, а чтобы ощутить, что жизнь – это не только безденежье, тоска и гнусные советские цензоры. Он заряжался этим – и сохранил себя. (Долги, если кому интересно, он потом отдал.)
Понимаете, мы же потом вспоминаем не плохое, а хорошее. Все страшное вытесняется, а хорошее вдруг вспыхивает в нашей памяти и сияет так, словно его только что намыли и отполировали. И мы живем только этими отрывками, а не чередой забот и невзгод.
Я, пока была в депрессии, боялась летать на самолетах. До обмороков. Потом опять научилась это делать, но аэрофобия проходит долго и мучительно – в силу привычки.
И вот однажды я занимаю свое место, смотрю в окно и понимаю, что совсем не боюсь. Ни летать, ни разбиться, ни умереть. Потому что я счастлива. И у меня нет для этого никакой объективной причины. Я не написала роман, не получила за него Букеровскую премию, не придумала лекарство от рака, не родила пятерых детей.
Просто я счастлива. Мне хорошо. Я люблю свою жизнь. Я ем малину с куста и езжу отдыхать от отдыха – и не потому, что у меня навалом денег, а потому что есть желание.
Фокус в том, что если ты счастлив, то не страшно ни жить, ни умирать.
Существует мода на одежду, на политические взгляды. А бывает мода на определенный тип женщин или, скажем, на тип отношений между женщинами и мужчинами. И наблюдать за ее изменениями смешно и по‑своему даже поучительно.
Все мы знаем, что есть проститутки и профессиональные содержанки. Но еще есть девушки, которые вроде официально не в секс‑бизнесе, но при этом одержимы целью найти такого мужчину, который бы взял на себя все расходы. Или пару‑тройку таких мужчин. Часто у этих девушек/ женщин есть работа – не особенно денежная, но такая, чтобы обеспечить еду, оплату квартиры и поездки на такси.
Не надо только думать, что я их осуждаю. По‑моему, любой человек имеет право делать со своим телом все что хочет, в том числе и предлагать секс в обмен на деньги. На фиг ханжество и морализаторство.
Но в их стае такие интересные законы, такие странные повадки, что это изумляет и веселит, а иногда просто сбивает с толку.
Вот, например, еще недавно они все одевались в платья типа от Кавалли, красили волосы в платиновый цвет и надували губы.
Сейчас же они порхают в летящих платьях «богиня», волосы закручены под завязочку, во лбу – звезда, макияж умеренный, губы свои, без наполнителей. Мягкий романтический образ.
Конечно, остались и матриархи движения, которые истово верят в леопард и стринги. Но они – уходящая натура. Хищницы вышли из моды.
В любом клубе, на открытии ресторана, уже и на некоторых выставках такое количество трепетности и нежности, что рядом даже думать матом стыдно.
Конечно, старшее поколение богинь тоже перестраивается. Им проще: у них есть кое‑какие деньги, они могут позволить себе ткани, которые не бьются током и не расползаются от дождя. Начинающие Афродиты толкутся на рынках вроде знаменитой Дубровки, где можно за недорого одеться, как античная статуя.
Говорят эти девушки между собой, в основном, о мужчине – и с такими же интонациями, как сумасшедшие мамаши, – о детях.
– Мы прилетели из командировки, так устали, что сразу легли спать, а потом покушали в «Рагу»…
Мы‑мы‑мы. Мы – много работали. Мы – недовольны. У нас – проблемы.
Но в обществе они чаще молчат, только улыбаются и радуются. Девушка должна всегда‑всегда радоваться. Этому явно тоже учат в каких‑то начальных школах для богинь.
Девушка должна быть праздником, который всегда с тобой (и который знает код к твоему мобильному телефону).
Причем мужчины все понимают. Но при этом, что странно, готовы обманываться. И даже не потому, что эти девушки красивы или вдохновенно сексуальны – обычно они «так себе». А потому что, во‑первых, обманываться просто, во‑вторых, мужчинам все‑таки льстит в определенном смысле, когда за ними так нежно охотятся.
Один знакомый уверяет, что с его последней богиней ему даже не нравится секс. Но уже не ясно, как ее отвадить: она так трепещет и так за ним ухаживает, что ему прямо‑таки неудобно ее перебивать.
На самом деле многим мужчинам хочется иметь такую подругу, которую вроде бы можно вывести в свет, но влюбиться в нее невозможно (ведь кому нужны эти сложности? У всех жены, дети) – это раз. И два: она не обходится чрезмерно дорого. Рестораны, немного наличных, подарки из Duty Free.
А девушки хотят удержаться хотя бы пару лет, чтобы все это превратилось в подобие отношений – и чтобы мужчина вроде как был обязан.
С ними должно быть удобно. И – тренд этого года – не стыдно. Нужно соблюдать приличия (насколько это возможно в рамках жанра), ведь у девушек, которые переспали со всеми (и не однажды) и которые состоят в агентствах, не очень заманчивые перспективы.
Конечно, их цель – в конце концов выйти замуж. Ладно, уже не за всемогущего миллионера, а хотя бы за приличного высшего менеджера. Но в архивах немало случаев, когда девушек брали замуж, но очень быстро с ними разводились, узнав о прошлом (и о том, какая ставка была за выходные в Европе).
Поэтому богини осторожничают.
Раньше были такие номера популярны: приехать на свидание в слезах – мол, какой ужас, кошмар, трагедия, потеряла по дороге сережку, наша семейная драгоценность, что же делать, любимая мамочка подарила, она ей от обожаемой бабушки досталась…
Дальше все понятно: мужчина «не может смотреть, как женщина плачет» (и времени у него на это тоже нет – в планах были ужин и секс), и они быстро едут покупать ей новые семейные сережки.
Сейчас уже про деньги никто не говорит. Наоборот, девушка может подарок сделать, пусть незатейливый, но со смыслом.
– А у вас как, товарно‑денежные? – спрашиваю я одного друга о его Венере.
– Не, – он все‑таки немного смущается. – Она про деньги ни слова. Но денег я, конечно, дам. Все же понятно, мне не двенадцать лет.
Может, кому‑то все это кажется неприличным или циничным, но я лично даже с некоторой ностальгической тоской смотрю на такие отношения, они ведь уже и сами исчезающий вид, уходящая натура. Сегодня те мужчины, которые могут позволить себе подобный образ жизни (и я не про размер счета в банке, скорее про психику), они стареют. Конечно, всегда останутся какие‑нибудь лихие нувориши или зарвавшиеся чиновники, но это будут единичные случаи. В массе на смену этим патриархам приходят новые характеры. Сейчас деньги делаются на интернете, на культуре, даже на науке. И эти деньги зарабатывают совсем другие люди. С иным сознанием. Просто сравните Дональда Трампа и Сергея Брина.
Богатые знакомые моего возраста – это все технологии или арт‑бизнес, кино‑бизнес. И у них другое отношение к себе – более человечное, что ли. Это уже не миллионеры из хрущоб, которые хотели дорваться до всего и сразу. Кроме того, это люди, которые выросли среди амбициозных ровесниц, среди успешных матерей, они по‑другому относятся к женщинам. Женское сообщество для них – это не рынок рабынь.
Так что наслаждайтесь закатом эпохи – последними днями языческих богинь, отплясывающих для стареющих Зевсов, Сатурнов и Кроносов.
Современной женщине трудно найти мужчину.
И не потому, что мы живем в мужском мире, где любая девушка старше двадцати – порченый товар и вообще женщин больше, чем мужчин. Ничего такого унылого, обидного, по‑бабьи драматического.
Просто современные женщины уже не готовы выбирать мужчин устаревшего образца. Защитников, добытчиков, лидеров et cetera.
Таких мужчин, которые будут так или иначе тобой помыкать. Рядом с которыми будешь ощущать себя приложением к их жизни, даже если они готовы делиться с тобой всем, даже если они восхитительно щедры и бесконечно добры.
Конечно, мужчины с прежним менталитетом – они вовсе не обязательно гнусные шовинисты и домашние чудовища.
Иногда они бывают великолепны.
И рядом с ним ты ощущаешь себя так, словно тебя закутали в самое мягкое, теплое и уютное одеяло.
Но есть проблема: он не сочетается с твоей жизнью.
Да, ты тоже не последняя экспериментальная модель, поэтому в тебе автоматически включается нечто гендерно‑женское, и прямо на глазах разглаживаются морщины и расслабляются плечи. Рядом с таким мужчиной.
Но это все временно, а потом ты опять начнешь задерживаться на работе, и ты будешь с ним спорить (потому что у тебя, сюрприз, есть свое мнение), и будешь указывать, что делать, и будешь раздражать его, а он – тебя, и ты осознаешь, что ваши цели не сходятся. Даже если вы получаете удовольствие друг от друга.
Случайно я увидела программу, которую ведет Юлия Меньшова – с Ксенией Собчак и Максимом Виторганом. Они там говорили о своих отношениях, о том, почему так стремительно поженились, и о том, зачем нужны друг другу.
От Ксении все ожидали свадьбы с каким‑нибудь квазибиллионером. Самое меньшее – Михаилом Прохоровым. И даже не потому, что она сама к этому стремилась некоторое время, а потому, что так принято: муж должен быть успешнее жены.
И вот Ксения выходит замуж не за миллиардера, не за чиновника, и даже не за итальянского маркиза, а за актера, причем в основном театрального.
Он успешен и знаменит, но совсем не так, как Собчак (честно говоря, мало кто так успешен, как Собчак).
И тут же начинается осуждение. Обоих. Она, мол, отчаялась, а он типа удачно пристроился. Так бывает, конечно. Но я видела эту программу – и могу сказать, что таких счастливых людей непросто найти. Они принимают друг друга такими, какие есть. И главное, он ее обожает, а она от него без ума.
Собчак хватило ума переломать все эти гнусные стереотипы. Притом что ее подруги – это жены богатых мужей. И если эти подруги добились успеха, то именно на основе денег мужа.
Это считается нормальным.
Потому что мы живем в обществе, где мужчину, который не так успешен, как его женщина, всегда будут считать неудачником.
И самый последний болван, которому повезет встретить удивительную женщину, будет портить ей жизнь своими хозяйскими замашками. И себе будет портить.
Смешно, что мы сами лишаем себя шансов на удачные отношения.
Виноваты и женщины, и мужчины.
У меня есть знакомые, еще более потрясающие, чем герои серий «Муж женщины‑политика».
Они вместе примерно сорок лет.
Раньше муж бы очень значительной персоной, и он много зарабатывал, и у него было влияние. Жена ходила рядом на цыпочках. Она была идеальной классической женой: вела хозяйство, готовила деликатесы, занималась детьми (которых муж видел разве что по праздником – они ведь шумят и мешают творить великие дела), никогда не противоречила. А муж, разумеется, еще и все время фырчал.
Но потом вдруг карьера мужа увяла. А жена случайно заняла важный пост, к ней потянулись деньги, она перешла на еще более важное место – в общем, все закрутилось.
И теперь она ведет себя точно так же, как раньше ее муж. Она его третирует. Она всем недовольна, она его не уважает, она жалуется, что он совсем рассусолился и целыми днями смотрит научно‑популярные передачи BBC и Discovery Channel.
Лучше бы она развелась и завела себе жиголо, честное слово.
Я знаю много женщин, которые не понимают, как им выкрутиться. Они либо начинают отношения с «достойным» мужчиной – и эти отношения сводят их с ума. Потому что любой альфа (и даже бета) мужчина будет желать, чтобы ты принадлежала только ему. Мы знаем много примеров, как хорошие балерины или оперные певицы становились женами – и показывают теперь свое мастерство и талант лишь в кругу друзей.
Либо женщины используют менее властных мужчин для секса. Они стараются не брать их на вечеринки (стыдно) и отзываются о них снисходительно.
Все это происходит только благодаря чертовым предрассудкам. Которые, разумеется, не так уж легко преодолеть. Ты осуждаешь себя, общество осуждает тебя – все продумано.
Ведь до сих пор такие женщины, как Мадонна или Дженнифер Лопес, которые встречаются с молодыми танцорами, вызывают усмешки. И люди осуждают Мадонну за то, что съела Гая Риччи, а Лопес – за то, что проглотила Бена Аффлека. И посмотрите: оба, и Бен, и Гай, сразу же побежали жениться на идеальных традиционных женщинах, которые посвятили свою жизнь мужу и детям. То есть когда Джен Гарнер (жена Аффлека) отказывается от карьеры ради мужа – это хорошо. А если Мадонны становится в жизни мужчины слишком много, и он теряет себя, и начинает снимать дрянь, то это плохо (Мадонна «плохая», она «крокодил»).
Но надо понимать, что таких женщин, как Мадонна, или как Лопес, или как Собчак, становится все больше. Женщин, которые не откажутся от себя ради мужчины.
Нам повезло, вы это осознаете? Мы живем в то время, когда мужчина и женщина – это уже не такие примитивные функции, как «добытчик» и «хозяйка», а просто мужчина и женщина, два разных пола, но два равных человека, которые хотят быть счастливыми друг с другом.
Женщине больше не стоит винить себя за успех, а мужчине – за то, что влюблен в сильную личность. Потому что, если мы будем продолжать в таком духе, любить будет некого.
Неделя началась отлично: Армен Джигарханян, 79 лет, развелся с женой – и теперь может вступить во что угодно со своей подругой 34 лет. Иван Краско, актер, 84, собирается жениться на 24‑летней девушке. И даже Константин Эрнст, 54, чьи отношения с моделью Софьей Заикой, 27, были якобы тайной, больше не скрывает чувства.
Не то чтобы разницей в возрасте в наши дни можно так уж и удивить. Особенно если влюбленных разделяют всего каких‑то 27 лет. Но, откровенно говоря, если один партнер старше другого на 50 или 60 лет – это уже выглядит чем‑то большим, чем поиск образа отца. Это какие‑то совсем другие отношения, драматические подробности которых всем нам, зевакам, конечно, хочется знать. Потому что на любовную тире сексуальную связь это не очень похоже, несмотря на все виагры и сиалисы в мире.
Даже прекрасный Армен Джигарханян, говоря о своих чувствах, первым делом вспомнил Аркадия Райкина, который умер потому, что никто вовремя не напомнил ему выпить таблетку. Это, конечно, звучит беспредельно романтично. О чем‑то таком был фильм «Елена» Звягинцева – о таблетках и неравном браке.
С одной стороны, все эти связи, возможно, не наше дело, а с другой – возраст сейчас один из самых актуальных трендов (невозможно тихо, отводя глаза, пройти мимо).
Семьдесят – новые сорок? Восемьдесят – новые сорок два?
Это было бы отлично, если бы мужчины за 65, которые женятся на женщинах лет тридцати, не казались бы воплощением старого доброго патриархального уклада, когда юное создание отдают за зрелого мужа, которого от стадии старческого маразма отделяет только микроинсульт.
В отношениях бывает разное. Некоторым людям нравятся партнеры старше их в два или даже три раза. Осуждать это довольно некрасиво: у любого человека есть свои тайные пристрастия, которые никто не имеет права считать постыдными. Но даже в наши дни союз девы, у которой едва началась менструация, и любовника лет семидесяти все‑таки скорее наводит на мысли о чем‑то менее сентиментальном, чем внезапная неуправляемая страсть.
Вот если бы вдруг какая‑нибудь Майли Сайрус, 23, начала встречаться с Ронни Вудом, 68, это было бы чуть более однозначно, чем его отношения с никому неизвестной Екатериной Ивановой (сейчас 26).
Конечно, у любой девушки могут подогнуться колени при взгляде на кумира, и она может не заметить тех изменений, которые происходят с человеческим телом за 60 или 70 лет жизни. И вообще, многие люди не так уж зациклены на внешности. Но в нашей русской культуре на сегодня разницу в возрасте могут себе позволить только мужчины. Мы не знаем женщин, которые встречались бы с любовниками сильно младше себя.
«У них» есть Сюзан Сарандон (я бы и сама с ней встречалась), Иванка Трамп, покойная герцогиня Альба, Мадонна, Дженнифер Лопес. И еще много других. Та же мама‑Кардашьян, которая в 60 встречается с молодым мужчиной. Но эти отношения все равно не похожи на схему «пациент – сиделка», которую так любят практиковать в России. Здесь для мужчины совершенно нормально использовать слабости или какие‑то дурные стороны молодой девушки, чтобы обеспечить себя не просто нянькой, но нянькой, приятной на вид и на ощупь.
Не то чтобы все только и мечтают о том, чтобы женщины тоже так поступали. Но полное отсутствие комплексов у мужчин по поводу своей внешности и возраста о чем‑то говорит. Не все в свои 78 похожи на Андрея Кончаловского.
Дженнифер Лопес 46 лет, но она выглядит на 25 – и очень сексуальна. Мадонне 56, она немного свихнулась на этих штуках, которые закачивают в лицо, но все равно отлично выглядит. Та же Сьюзан Сарандон – богиня, хоть явно и не живет в спортивном зале. Женщин беспокоит, что они могут предложить любовнику – кроме интеллекта и успешности. А мужчина даже в 50, особенно русский, как‑то не переживает.
Конечно, сейчас мужчины начали за собой следить. Но это уже новое поколение. Это не те парни, которые в диапазоне от 60 до 80 лет начинают вдруг встречаться с девушками лет восемнадцати. Сейчас те, кому от 40 до 45, нередко состоят в отношениях с женщинами (или мужчинами) младше себя лет на 12–15, но, честно говоря, особой разницы в возрасте у них не заметно. Люди стали более ухоженными, активными, и от 30 до 40 лет внешне почти не меняются.
Но старый добрый русский мужчина уверен, что его поплывшее тело и лицо, которое выглядит как пропитое, – отличный подарок любой девушке. Спортзал? Нет, не слышали. Он уже и в 40 выглядел слегка потрепанным мужиком, а в 50 все его годы – в его внешности. При этом женщина младше него – это трофей, особенная гордость: вот, мне уже 60, а у меня юная телочка. Вот она от меня забеременела – и у нас одинаковые животы.
Хамство это.
Причем ты думаешь: ну, ладно, девушка. Она молодая, и глуповатая, и жадная, или, возможно, испуганная, или и то, и другое. Но вот смотришь на взрослого или даже старого мужчину, который известен, талантлив и умен – ты уже много лет с удовольствием читаешь его интервью, тебе нравятся его рассуждения, – и пытаешься вообразить: вот как в его 80 лет можно не понимать, что совсем молодое существо… ну не может тебя хотеть. И что это благодарность, восхищение… что угодно, но не та любовь, которая бывает в 20 лет между мужчиной и женщиной.
Конечно, люди не обязаны подгонять себя под общие правила. И всякое бывает в жизни. Никто не застрахован ни от чего, и, мало того, может, конечно, молодая женщина полюбить старика. Наверное. Но все эти разговоры о стаканах воды и таблетках – они немного о другом говорят. И еще раз вернемся к тому, что молодые успешные и богатые женщины почему‑то никогда не встречаются с мужчинами старше себя на 50 лет. Видимо, это что‑то значит.
Мужчины «за пятьдесят», конечно, лояльно относятся к сексу за деньги – может, им в голову не приходит, что это несколько унизительно. Скорее всего, они взрослели на такой базе, что есть «приличные» женщины, а есть «шлюхи», и совершенно нормально использовать платный секс, и, вообще, бытовой обмен: я тебе всякие ништяки, а ты мне имитацию чувств, секса, а также молодость и красоту – это нормально. Но только это было нормально ровно столько лет назад, на сколько все эти неунывающие старцы взрослее своих юных протеже. Да даже и тогда это было ненормально, просто никто об этом не знал.
Мир, в котором женская молодость – товар, это не совсем правильный мир. Это задает неверный тон вообще всем отношениям между людьми. Одно дело – быть нестандартной парой, о которой злословят обыватели, а другое – цинично использовать женщин. Даже если это делается с оттенком отеческой нежности.
Когда разные известные люди выставляют своих молодых жен напоказ, трясут ими как премиями за выслугу лет и без особенного усердия скрывают тот факт, что нашли себе сексуальную медсестру, которая готова ждать московскую квартиру лет десять (до оглашения завещания), неприятно это. Архаично и даже отчасти стыдно.
«Женщины любят только мерзавцев», – написал Сергей Довлатов в книге «Компромисс» в семидесятых годах.
Я воображаю, что мы сидим с ним, например, в ресторане «Дом 12» – и вот он высказывает мне эту мысль сейчас, в октябре 2014‑го.
Я хочу спорить. Я не согласна. Я чувствую, что это глупо и старомодно – любить мерзавцев, плохих парней. Вспоминаю историю из Фрейда про бабу, которая решила, что муж ее не любит, потому что не бил уже неделю, и меня это возмущает.
Но я не люблю врать себе (это вульгарно). Поэтому, к огромному сожалению, мне приходится смириться с тем, что женщины действительно любят их. Мерзавцев. Негодяев в любых разновидностях.
По той простой причине, что это сексуально. Наш корявый мир устроен так, что секс – это агрессия. И чем меньше мужчина агрессивен, тем менее он сексуален.
Именно поэтому никого не возбуждают эти новые гуманизированные мальчики, которые плачут, когда едят петрушку, потому что она тоже живая.
Мир стал слишком добрым, но не совсем ясно, что с этим делать. Все тот же Фрейд (нет‑нет, я не фанатка, просто у меня вся комната в его портретах) обещал, что западноевропейская культура скоро совсем вытеснит секс как средство достижения счастья из нашей жизни. И мы будем только подавлять и замещать.
В нашем мире это несложно: вместо старого доброго секса у нас появился интернет. Бесконечная информация. Мы тонем в этой бесконечности, мы несемся по ленте Мебиуса в пустой надежде хотя бы увидеть горизонт. Все стало очень быстрым – и мы боимся не успеть, поэтому занимаем себя тысячей вещей, среди которых нет ничего похожего на основные инстинкты. Поэтому, когда мужчина смотрит взглядом «ябейвдул», женщины готовы идти с ним в ближайшие кусты и заниматься сексом без презерватива, так как следующий шанс, может быть, выпадет лет через пять.
Современная западная культура в этом смысле еще хуже религии. Религия запрещает, а культура дает иллюзию, что ты сам делаешь выбор.
Но посмотрите на обратную сторону этой цивилизации, которая превратила нас в почти бесплотных ангелов. Массмедиа предлагают «хороших» серийных маньяков, вампиров, зомби, садомазохистов пятидесяти оттенков. Даже людоедов (вспомним сериал «Ганнибал»). От серий про вампиров уже тошнит, конечно, а последние из них, вроде «Древних»/The Originals, даже не пытаются сочинить внятный сюжет. Они просто набирают красивых молодых людей и девушек, которые все время кого‑то убивают в кадре – или ради власти, или ради еды. Неприятно признавать, но это сексуально. Трусы все равно дымятся, когда они сдирают с себя окровавленные футболки. Нам драматически не хватает секса и агрессии, но мы, как нарочно, с каждым годом становимся все более пассивными.
Если пойти в бар в Москве – или в Копенгагене, или в Берлине, – ты напьешься в лоскуты часа на три раньше, чем какой‑нибудь молодой человек решится с тобой заговорить. А в Барселоне, или в Тель‑Авиве, или в Риме не успеешь сказать «ром с колой», как уже получишь десять предложений заняться сексом. Причем тобой еще и будут восторгаться, ты услышишь столько красивых слов, сколько твои отец, муж и любовник, вместе взятые, не сказали тебе за всю жизнь. В Израиле мужчины не бреют подмышки и лобок. Но ты думаешь: да и черт с ними. Зато они ведут себя как мужчины, а не как вялая петрушка.
Видимо, есть что‑то жутко неправильное в нашем стремлении к идеальному доброму гигиеническому миру, где нет конфликтов и где базовые инстинкты так завуалированы, что уже не похожи сами на себя. Людям больше не нужна страсть, не нужен секс – им нужен комфорт. Удобное приятное бытие в мире, где никто не зависит от эрекции. Мужчине все равно, стоит у него или нет, женщина тоже не переживает на этот счет, потому что секс – это утомительно, потно и мокро; и это значит, что нужно оторваться от любимого сериала и снять уютные флисовые треники от Uniqlo.
Я знаю множество людей, которые вообще не занимаются сексом. Или занимаются так редко, что это не считается. Секс стал субкультурой. Его можно найти только в гей‑клубах (но для этого лучше быть геем – хотя мне иногда кажется, что натуралов надо водить на гей‑вечеринки, чтобы напомнить о значении секса в жизни человека), или в секс‑клубах, или на закрытых секс‑вечеринках. И геи не стыдятся говорить о сексе, причем не намеками, а физиологично. Это, кстати, совсем табуированная тема для гетеросексуалов – она вызывает смущение или даже осуждение.
Культура и цивилизация – это, конечно, прекрасно. Культура сделала нас более здоровыми, менее вонючими и даже чуть более добрыми. Но она не должна уничтожать в нас человеческое. А секс, агрессия, наши недостатки и пороки – это тоже человеческое. И мы никуда не можем от этого деться, потому что такова наша природа, которую не успокоить мастурбацией на онлайн‑порнушку.
Вот я смотрю на друга моего отца, художника, который уже стар и болен, но все равно зажигается, если видит красивых девушек. Может, он льстит себе, играя в соблазнителя, но мне лично это приятнее, чем кастрированная вежливость современных мужчин.
– Знаешь, все дело в том, что в нашей странной культуре есть знак «равно» между «плохо» и «сексуально», – ответила бы я Довлатову. – Это такая ловушка, где мы все застряли. Ты сексуальный, только если ты плохой. Кто там был популярен в течение последних ста лет? Разбойники, байкеры, гангстеры, рокеры, вот сегодня вампиры. Кто свободен от культурных клише, кто готов убивать, тот и сексуальный. У девочек мокнут джинсы. Иногда, согласна, это просто подонки, и дебилы, и хамские мачо. Мерзавцы. А тупость в том, что «хорошие» – они сейчас стали настолько хорошими, что не посмеют тебя трахнуть, даже если ты им вагину на голову натянешь.
– Это ты сказала, – возможно, заметит Довлатов.
Теперь мне кажется, что это женщины во всем виноваты: придумали себе образ идеального мужчины без яиц и члена и сами же страдаем. Вырастили поколение плюшевых мальчиков. Отучили мужчин от агрессии, но не приучили ни к чему другому. Мы ведь хотели, чтобы нас уважали и чтобы все было «правильно». А добились, что все стали «женщинами». Поэтому все вокруг ходят с унылыми лицами и жалуются, что у них год не было секса.
Теперь, наоборот, женщинам придется становится плохими парнями, которые соблазняют, уговаривают и врут и которым нужен секс ради секса, а не ради розовых иллюзий и надежд на безоблачное счастье «пока смерть не разлучит». Хотите секса – становитесь «плохими парнями». Возможно, даже мерзавцами.
– Здравствуйте. С радостью стану вашим покорным рабом. Развлеку в скайпе, вышлю фотоотчеты ваших заданий.
– Добрый день! Бондаж входит в ваши интересы?
– Ищу рабыню. Возьму в пользование.
– Позвольте мне стать вашей вещью.
BDSM – акроним. Любители бондажа и ролевых игр (BD), доминирования и подчинения (DS), садо‑мазо (SM) заменяют его словом Тема. Первые вопросы при знакомстве: ты кто в Теме? давно в Теме?
На тематических форумах все так же, как повсюду в интернете. Одна любительница доминирования осуждает знакомого, который потакает прихотям секс‑рабыни и покупает ей мороженое. Другая сняла обучающее видео по технике порки с двух рук и собирает многостраничные восторги, как если бы выложила рецепт самодельной увлажняющей маски для лица. Мужчины шутят: «Сибирские доминатрикс настолько суровые, что…»
Стоило мне зарегистрироваться, как в личку посыпались десятки предложений самого разного характера, в основном интимного. Большинство хотели ограничиться лишь виртуальным сексом с фантазиями о БДСМ. Они выдавали себя назойливостью и неуклюжими провокациями, наспех скопированными из порнографических рассказов. Но один показался мне настоящим. Он заявил, что в сексе занимает верхнюю позицию, но вот уже пару недель ему хочется подчиняться. Я стала придумывать что‑то галантное в стиле Ванды фон Дунаевой, героини «Венеры в мехах», которая заставляла раба топить ей печку, а самого спать в холодном чулане.
– Бить будешь? На колени поставишь? – собеседник сразу перешел к делу. Он был далек от скучающего барина Северина фон Кушемски: больше всего он любил качаться на турнике. Пришлось применять самые актуальные методы унижения:
– Ты представляешь себе, как звучит гимн США?
– Неа, я Америку терпеть не могу!
– Что ж, тебе придется его выучить и исполнить. Я буду проверять по бумажке. Если не ошибешься, будет порка. Но за каждую ошибку я буду выщипывать тебе брови пинцетом – слезы гарантированы.
У меня началась паника. Стоит ли общаться с ним тет‑а‑тет? Куда деваться, если он начнет просить меня его выпороть? Бежать? А если он поймет, что я вообще не в Теме, раззвонит на форуме, и все начнут меня избегать?
От паники меня всегда спасает рукоделие, и я принялась мастерить плеть, вдохновившись обзором дизайнерских аксессуаров для БДСМ в одном глянце. Плетка из человеческих волос стоит 600 долларов. Свою я сделала из изоленты и прядей, состриженных с карнавального парика. Легонько хлестнула по руке самым кончиком – окрапивило, появилась сыпь. Решила носить ее с собой, как талисман, как конфету смелости.
Качок с форума не был готов к тому, что его фантазии получат перспективу осуществления в реальной жизни. Пару недель он под разными предлогами переносил встречу. Я вяло изобразила гнев и «хлопнула дверью». Больше никакого вирта.
На БДСМ‑форумах я познакомилась с десятками разных людей. С похотливыми искателями задорного адюльтера, с провокаторами и эксгибиционистами, с теми, кто в Теме полжизни. Но почти никто из собеседников не читал Захера‑Мазоха. Я и сама зевала над «Венерой в мехах», когда мне было 16. Культурологические разглагольствования Северина и Ванды невозможно было осилить без специальной литературоведческой подготовки.
– Оставайтесь же среди вашего северного тумана, в дыму христианского фимиама, – а нас, язычников, оставьте под грудой развалин, под застывшими потоками лавы, не откапывайте нас! Не для вас были воздвигнуты наши Помпеи, наши виллы, наши бани, наши храмы – не для вас! Вам не нужно богов! Мы гибнем в вашем холодном мире!
Мраморная красавица закашляла и плотнее запахнула темный соболий мех, облегавший ее плечи.
– Благодарю за данный нам классический урок, – ответил я. – Но вы ведь не станете отрицать, что по природе мужчина и женщина – в вашем веселом, залитом солнцем мире, так же как и в нашем туманном, – враги; что любовь только на короткое время сливает их в единое существо, живущее единой мыслью, единым чувством, единой волей, чтобы потом еще сильнее разъединить их. И – это вы лучше меня знаете – кто потом не сумеет подчинить другого себе, тот страшно быстро почувствует ногу другого на своей спине…
Один сабмиссив, двадцатилетний мальчик Вова, сказал, что «пролистал» книгу. Он очень грамотно писал, старался подделывать свою речь под речь слуги, какой ее обычно изображают в романах, интересничал, отказываясь называть свое имя, и просил дать ему кличку. Мы договорились, что встретимся после того, как он прочитает книгу более вдумчиво. На встрече Вова вывел неутешительную оценку главному герою:
– Северин м***, конечно. Он не знает меры ни в чем, при этом он выбрал слишком легкий путь, в котором не нужно брать на себя ответственность и думать головой. Женись он на Ванде, у них были бы нормальные БДСМ‑отношения, совместимые с бытом, но он сам все испортил.
Вова признался, что он не может понять своей сексуальной ориентации и вообще не знает себя. Сам он тоже, как Северин, боится отношений, но при этом ему некуда девать желание служить и доставлять удовольствие.
– Первый БДСМ‑опыт у меня был с транссексуалкой. Когда она была парнем, мы не были друзьями, но я начал чувствовать к нему симпатию. Скоро я узнал, что она начала принимать женские гормоны, и со временем она стала неотличимо похожа на девушку. Мы с ней теперь дружим, но иногда в ней просыпается госпожа. Я думаю, это я привил ей вкус к доминированию. Она была очень забитой и несколько недель после смены пола вообще не выходила из дома, а мне хотелось, чтобы она почувствовала свою важность. Мне нравилось целовать ее ноги, демонстрировать свою преданность, давать ей почувствовать свою власть надо мной. Она могла сама схватить меня за волосы и прижать к ногам, связать, раскрасить мне лицо. Она получала сексуальное удовлетворение во время сессий, а я нет. Мне это было совершенно не важно, да я и не знал, имею ли я право. Наши практики прекратились, когда у нее появилась женщина, тоже транс. Теперь она мне как сестра.
Отношения с девушкой у меня были только раз, они продлились месяц, но ей, кажется, просто нужен был кто‑то постоянный, неважно кто, поэтому любовь быстро прошла. Раньше я хотел отношений, но был очень стеснительным, что затрудняло поиски, теперь я заметно продвинулся в общении с противоположным полом, однако желание отношений пропало: насмотрелся на негативный опыт друзей. Я, конечно, жалею, что до сих пор девственник, но лишение девственности для меня пока не стоит ужаса отношений.
В телефонной трубке шелестит голос без возраста и пола. Пытаюсь представить, как этот голос отдает приказы женщинам. Мне впервые звонит доминатор. Мы встречаемся в парке. Серый ежик, криво сшитый льняной костюм – мой собеседник напоминает обычного работягу. Гея или лесбиянку порой можно угадать в толпе, но любителя БДСМ – никогда. Хотя в русской БДСМ‑тусовке периодически происходят фестивали на несколько сотен человек, ее члены предпочитают быть как можно более незаметными, чтобы в их Тему чужие люди нос не совали. Тем более что им не нужно, как ЛГБТ‑движению, отстаивать свои права.
Мой доминатор – электрик, ему 36, он переживает «ванильную» драму (так в БДСМ‑тусовке называют традиционные отношения и традиционный секс). Его гражданская жена ушла к своему бывшему официальному мужу. С ней он не практиковал ничего из БДСМ, предпочитая проводить сессии и экшены (встречи для сексуальных практик) со случайными знакомыми из интернета. У Алексея ледяные глаза, не выражающие ни одной эмоции. Он похож на кинематографического злодея. И он читает мои мысли:
– В Теме нет места гневу. Я женщин не бью. Порка, шлепки – это не побои. Я бы никогда не дал женщине пощечину, хотя некоторых дам это очень возбуждает.
Для порки я пользуюсь различными приспособлениями – они словно делают щелчки вместо меня. Я не люблю девайсы из магазина, я сам сделал плеть из веревок и попробовал на себе. Не больно, но чувствительно, отшлепать можно. Некоторые, конечно, предпочитают сильную боль, но я не садист. Беззащитность и скованность связанной партнерши, чувство власти над ней – не главный возбуждающий фактор. Меня возбуждает осознание своих действий, направленных на чужое тело, наблюдение за реакцией на эти действия – это сравнимо с ощущением того, что ты доволен своей работой. Я ощущаю творческий процесс, и для меня акт творчества успешен, если у партнерши был оргазм – я не прерываю действий до тех пор, пока она его не получит.
Я практикую самые обычные и простые для БДСМ вещи: связываю партнершу, использую воск и зажимы, совмещаю легкую порку со стимуляцией гениталий. За оргазм партнерша благодарит меня оргазмом.
– То есть ты удовлетворитель, даритель? Я думала, доминатор в первую очередь печется не о партнерше, а о том, чтобы взять свое.
– Удовлетворитель – да. И я, например, никогда не сделаю того, чего не хочет партнерша. В БДСМ очень важен вопрос табу, у каждого они свои, и нарушать табу партнера – значит, нарушать основные принципы БДСМ: безопасность, добровольность, разумность.
– Слушай, но это не вполне доминирование. Она должна была все продумать заранее, чтобы потом тебя не обламывать во время действия и не портить режиссуру экшена. Если она начинает пререкаться, доминатор перестает чувствовать себя доминатором.
– Ну, такие женщины попадались иногда во время реальных встреч, зато когда я проводил сессии по скайпу, партнерши очень четко все выполняли. И когда они, например, в чем‑то ошибались и я говорил им в качестве наказания ударить себя линейкой десять раз, они очень старательно сами себя наказывали. Одна рвалась ко мне приехать, но обстоятельства не позволили. Она к тому же замужем. Если ты попробовал БДСМ и тебе понравилось, ты становишься наркоманом, и «ванильный» секс перестает тебя интересовать. Когда долго не можешь партнера найти, то может и своеобразная ломка случиться – это чаще бывает у «нижних». А если человек решил жениться или выйти замуж? Супругу ведь не всегда объяснишь, что у тебя склонности.
Библиотека электронных книг "Семь Книг" - admin@7books.ru