Моника Маккарти

Любовь без преград

 

Стража Нагорья – 7

 

 

* * *

Хайлендская гвардия

 

Тормод Маклауд по прозвищу Вождь – военачальник и искусный фехтовальщик.

Эрик Максорли по прозвищу Ястреб – мореплаватель и прекрасный пловец.

Лахлан Макруайри по прозвищу Змей – хитрец, способный незаметно приблизиться и нанести смертельный удар.

Артур Кэмпбелл по прозвищу Странник – разведчик, способный хорошо ориентироваться на местности.

Грегор Макгрегор по прозвищу Стрела – меткий стрелок из лука.

Магнус Маккей по прозвищу Святой – воин, способный выживать в любых условиях, изготовитель оружия.

Кеннет Сазерленд по прозвищу Лед – подрывник, специалист широкого профиля.

Йен Маклин по прозвищу Гарпун – стратег в области «пиратских» приемов ведения войны.

Юэн Ламонт по прозвищу Охотник – следопыт и специалист по поиску людей.

Роберт Бойд по прозвищу Налетчик – физически сильный воин, мастер рукопашного боя.

Алекс Сетон по прозвищу Дракон – воин, блестяще владеющий кинжалом в ближнем бою.

А также Хелен Маккей по прозвищу Ангел (урожденная Сазерленд) – целительница.

 

Предисловие

 

1310 год от Рождества Христова

 

Четыре года назад попытка Роберта Брюса занять трон шотландского королевства потерпела неудачу, он оказался вне закона и был вынужден бежать из страны. Однако с помощью секретной армии, состоящей из элитных воинов и известной как Хайлендская гвардия, Брюсу удалось отвоевать свое королевство к северу от реки Тей.

Тем не менее война на границе с Англией продолжалась, и большинство шотландских крепостей было занято английскими солдатами.

После короткой передышки в боевых действиях перемирие было нарушено англичанами, когда Эдвард II двинул свои войска против мятежных шотландцев. Брюс применил новую «пиратскую» тактику ведения боевых действий, совершая внезапные набеги на отряды английских солдат. При этом он отказывался принимать открытый бой и в конце концов вынудил короля Эдварда и его людей отступить на зиму в пограничные районы.

Однако война на этом не закончилась. Теперь на помощь Брюсу пришла не только Хайлендская гвардия, но и церковь. Поддержку ему оказывали такие люди, как епископ собора Святого Андрея Уильям Ламбертон, который организовал шпионскую сеть, привлекая в качестве курьеров для передачи секретной информации Брюсу монахов и монашек, что однажды спасло шотландскому королю жизнь.

 

Пролог

 

Замок Дандоналд, графство Эйршир, Шотландия, конец июня 1297 года

 

Финли Ламонт опять явился в замок пьяным. Его сын, Юэн Ламонт, сидевший в дальнем углу большого зала вместе с другими молодыми воинами, старался не замечать своего отца. Однако громкий взрыв хохота и навязчивый гул голосов, доносившийся со стороны стола, за которым сидел Финли, вызвали у Юэна желание слиться со стенами замка.

– Это твой отец? – спросил один из сквайров графа Монтейта. – Неудивительно, что ты отмалчиваешься, когда речь заходит о твоей семье. Его вид достаточно говорит о вас обоих.

Молодые воины вокруг засмеялись. Юэн хотел провалиться сквозь землю от стыда, однако заставил себя улыбнуться в ответ на эту насмешку и постарался вести себя так, словно все это нисколько его не трогает. Он уже не мальчик, а настоящий мужчина семнадцати лет. Он не мог позволить себе спрятаться где‑нибудь, как делал это в детстве каждый раз, когда отец напивался и вел себя непристойным образом.

Однако отсутствие у отца самоконтроля и дисциплины грозило разрушить планы Юэна. Обстановка на этом собрании была чрезвычайно напряженной и могла в любой момент разразиться скандалом, подобно тому, как куча сухих листьев вблизи костра готова вспыхнуть от случайно попавшей искры.

Хотя влиятельные лорды, тайно собравшиеся здесь, состояли в родственной связи – все они были отпрысками Уолтера Стюарта, третьего верховного правителя Шотландии, – они никогда не встречались лицом к лицу. Они явились сюда, чтобы решить, могут ли они отбросить старые разногласия и вместе противостоять англичанам. Появление Финли в зале усилило напряженность, хотя атмосфера и без того была достаточно накалена.

Но, как и Юэн, Финли Ламонт являлся человеком сэра Джеймса Стюарта и как один из боевых командиров имел право присутствовать. Финли был отличным воином, проблема заключалась в том, что он обладал необузданным нравом и потому заслужил прозвище – Дикий Финли.

Он был решителен в бою, остер в споре и мгновенно отвечал на оскорбления. Закон и правила никогда не сдерживали его. Он поступал так, как хотел, независимо от времени и места. Тридцать лет назад, увидев на местной ярмарке женщину, ставшую впоследствии матерью Юэна, он решил завладеть ею, что и сделал. Для него было не важно, что она обручена с Малколмом Ламонтом, его кузеном и главой клана. Не беспокоило Финли и то, что его выбор мог дорого обойтись ему и всему клану.

За год Финли нисколько не изменился, если не считать потерю пальца. В то время, когда Юэн находился на границе Англии и Шотландии на службе у сэра Джеймса Стюарта, пятого верховного правителя Шотландии, его отец напился и поспорил с одним из родственников, что уберет руку со стола быстрее, чем тот успеет опустить свой клинок. Отсутствие верхней фаланги среднего пальца свидетельствовало о том, что Финли проиграл спор.

Безрассудный, скорее дикий, чем цивилизованный, отец Юэна постоянно оказывался участником злоключений. Он предпочитал словам меч и кулаки, – как правило, вместе с виски. Драки и пьянство были для него развлечением, которое никогда ему не надоедало. Еще одной его страстью было заключение пари. Финли Ламонт принимал любой вызов, каким бы безумным и опасным он ни был. Последний раз, когда Юэн был дома, его отец поспорил, что сможет одолеть стаю волков голыми руками. Он сделал это и выиграл пари, хотя серьезно пострадал, когда один из волков вцепился зубами ему в ногу.

Вместо того чтобы вернуться в замок Ротсей для продолжения обучения этой зимой, как было задумано, Юэн остался в Ардламонте, взяв на себя обязанности главы клана, пока его отец восстанавливался. Прошло шесть месяцев, прежде чем Юэн смог вернуться ко двору сэра Джеймса. Он с нетерпением ждал этого возвращения. Юэн хорошо усвоил наставления сэра Джеймса, одно из которых касалось важности исполнения своего долга. Он не сомневался, что ничего подобного не стоит ждать от отца. Долг, ответственность – эти понятия не были знакомы Финли Ламонту. Он был готов пожертвовать чем угодно ради свободы делать все, что вздумается. Сначала он покинул сэра Джеймса, чтобы избавиться от неприятностей, а теперь, похоже, намеревался оставить и Юэна.

Однако Юэн не собирался задерживаться в Ардламонте. Он не считался с желанием отца. Он рассчитывал получить место в свите Стюарта и надеялся, что ему удастся склонить мужчин в этой комнате присоединиться к мятежам, начавшимся в прошлом месяце под руководством человека по имени Уильям Уоллес.

Король Англии Эдвард приказал шотландским лордам явиться седьмого июля в город Эрвин. Вопрос заключался в следующем: преодолеют ли они пять миль до Эрвина, чтобы покориться англичанам или же чтобы вступить с ними в бой.

Сэр Уильям Дуглас уже присоединился к Уоллесу и старался уговорить своих родственников, Стюарта, Монтейта и Роберта Брюса, молодого графа Каррика, последовать его примеру. Сэр Джеймс был склонен примкнуть к тем, кто готов сражаться. Были еще и другие, кого необходимо было убедить присоединиться к восставшим под руководством человека, который, даже не будучи рыцарем, готов противостоять самому могущественному королю в христианском мире.

В случае удачи Юэн через несколько дней отправится на свою первую битву. Он ждал этого с нетерпением. Как и все собравшиеся за столом молодые воины, он мечтал о славе, надеясь отличиться на поле боя.

Раздавшийся голос отца заставил Юэна похолодеть.

– Когда все это закончится, мой замок будет самой величественной крепостью во всем чертовом Ковале – при всем уважении, Стюарт.

«О Боже, только не это». На этот раз Юэна бросило в жар.

– Где ты собираешься взять золото? – насмешливо спросил один из мужчин. – Из‑под своей подушки?

Все знали, что деньги у Финли не задерживались, поскольку тот питал слабость к азартным играм. Не было секретом и то, что его бесславный замок стоял недостроенным в течение шестнадцати лет, с тех пор как мать Юэна умерла при вторых родах, а Юэну едва исполнился год.

Терпение Юэна иссякло. Он не мог больше слушать отца и, отодвинув скамью от стола, встал.

– Ты куда? – спросил его один из друзей. – Скоро начнется обед. Вот‑вот прибудут посланцы сэра Джеймса с виски по такому случаю.

– Не беспокойся, Робби, – сказал другой парень. – Ты же знаешь Ламонта. Он безразличен к развлечениям. Он предпочитает чистить доспехи сэра Джеймса, или точить свой клинок, или часами разглядывать землю в поисках каких‑то следов.

Этот парень был прав. Однако Юэн привык к насмешкам друзей по поводу его серьезного отношения к своим обязанностям, поэтому они нисколько его не трогали.

– А ты вообще не способен увидеть что‑либо на земле, Том, – сказал Робби. – Насколько я слышал, ты не можешь даже поймать рыбу в бочке.

Все засмеялись, а Юэн, воспользовавшись случаем, удалился.

Когда он вышел из зала, в лицо ему ударил порыв холодного влажного воздуха. Почти весь день шел дождь, и хотя еще не стемнело, небеса выглядели почти черными, а на фоне возвышалась новая внушительная каменная цитадель замка. Подобно замку Ротсей на острове Бьют в Ковале, замок Дандоналд в графстве Эйршир был одной из наиболее впечатляющих крепостей в Шотландии, что говорило о влиятельности Стюартов в королевстве.

Двинувшись по двору замка, Юэн сначала зашел в оружейную, чтобы проверить доспехи и оружие сэра Джеймса, затем направился к конюшне и убедился, что его любимая лошадь в полном порядке. Он дал ей пучок сена и присел, как и говорил Том, чтобы разглядывать землю.

Он играл в эту игру с детских лет, когда ему хотелось побыть одному. Он хотел узнать, сколько следов он способен обнаружить и удастся ли ему найти какие‑нибудь предметы, которые можно подобрать. В конюшне ему нравилось различать следы тех или иных лошадей.

– Что ты там нашел?

Юэн повернулся и с удивлением увидел в дверном проеме сэра Джеймса. Позади его силуэта чернело небо. Высокий и стройный, с темно‑рыжими волосами с легкой проседью, потомственный верховный правитель Шотландии, он выглядел воплощением благородства и власти. Он был настоящим рыцарем и, как все рыцари, превосходно владел мечом, однако главным его достоинством было умение руководить. Другие воины без колебаний шли за ним в бою и готовы были отдать свою жизнь под его началом.

Юэн мгновенно вскочил на ноги. Давно ли сэр Джеймс здесь?

– Прошу прощения, милорд. Вы искали меня? Собрание закончилось? Что решили?

В ответ тот покачал головой и, усевшись на тюк, жестом пригласил Юэна сесть рядом.

– Боюсь, ничего не решили. Я устал от пререканий и вышел подышать свежим воздухом. Полагаю, ты сделал то же самое?

Юэн кивнул и сосредоточился на длинном стебле сухой травы, стараясь скрыть от сэра Джеймса свое смущение.

– Ты ищешь какие‑то следы? – спросил сэр Джеймс.

Юэн снова кивнул и указал на следы копыт на земле.

– Я стараюсь определить характерные особенности отпечатков.

– Я слышал, вчера ты превзошел всех моих рыцарей в соревновании по определению следов. Молодец, мой мальчик. Так держать, и скоро ты станешь лучшим следопытом в Шотландии.

Похвала сэра Джеймса много значила для Юэна. Преисполненный чувством гордости, он не знал, что ответить. В отличие от Финли ему трудно было найти подходящие слова.

Повисло молчание.

– Ты совсем не такой, как твой отец, сынок, – сказал сэр Джеймс.

«Сынок». О, если бы это было так! В отличие от Финли сэр Джеймс был достойным, сдержанным и благоразумным.

– Я ненавижу его, – яростно выпалил Юэн и тут же устыдился своей детской горячности.

Одним из достоинств сэра Джеймса было то, что он никогда не позволял себе унижать кого‑либо из своих подопечных, независимо от возраста. Он отнесся со вниманием к тому, что сказал Юэн.

– Хотел бы я, чтобы ты знал своего отца в дни его молодости. Он был совсем другим человеком до того, как умерла твоя мать и им завладело пьянство.

Юэн яростно сжал челюсти.

– Вы имеете в виду, когда он насильно увел мою мать у главы клана?

Сэр Джеймс нахмурился.

– Кто сказал тебе это?

Юэн пожал плечами.

– Все так говорят. И мой отец тоже. Это всем известно.

– У твоего отца много грехов, но этот не входит в их число. Твоя мать ушла с ним добровольно.

Юэн потрясенно смотрел на собеседника. Сэр Джеймс как никто другой знал правду, ведь мать Юэна была его кузиной и именно к нему они обратились за помощью, когда отцу за его безрассудный поступок грозила расправа со стороны Малколма Ламонта.

– Так вот почему вы им помогли, – сказал Юэн. Внезапно к нему пришло озарение. Юэн раньше не мог понять, почему сэр Джеймс решил помочь отцу и спасти его от краха, после того как тот похитил невесту главы клана.

– Были и другие причины, – сказал сэр Джеймс. – Одна из них – меч твоего отца. Он был – и до сих пор остается – одним из лучших воинов Шотландии. Надеюсь, ты тоже станешь таким. Кроме того, я хотел, чтобы твоя мать была счастлива.

Возможно, похищение невесты – не самый тяжкий грех по сравнению с другими проступками Финли. Он нисколько не изменился после своего безрассудного предательского шага, заставившего его покинуть клан.

– Вам не следовало позволять ему приходить сюда, – сказал Юэн. – И Малколму тоже.

Малколм Ламонт больше не был главой клана. Поведение Финли привело к тому, что люди отказались от своего предводителя. Они присоединились к клану Стюарта.

– Иного выбора не было. Малколм – человек моего кузена Монтейта, а твой отец служит мне. Твой отец поклялся, что не нарушит перемирия, несмотря на давление со стороны Малколма. Известно, что между моими родственниками существуют разногласия помимо старой вражды между твоим отцом и Малколмом.

Едва ли Юэн имел право задавать своему господину подобные вопросы, тем не менее он не удержался и спросил:

– И вы верите ему?

Сэр Джеймс кивнул.

– Да, верю. – Он встал. – Однако пойдем, нам следует вернуться в зал. Думаю, обед подошел к концу.

Так и было, но не по той причине, какую они предполагали. Они вышли в дождливую тьму и услышали громкий шум со стороны цитадели. Сначала это были подбадривающие возгласы, потом испуганные вздохи, затем последовала зловещая тишина.

– Это еще что такое? – спросил сэр Джеймс.

У Юэна возникло нехорошее предчувствие.

К цитадели устремилась группа людей. Судя по выражению их лиц, произошло что‑то непредвиденное.

– Что случилось? – спросил сэр Джеймс первого из бежавших.

Юэн узнал одного из людей Каррика.

– Бывший глава Ламонтов заявил, что никто не сможет забраться на скалы во время дождя. Дикий Финли поспорил с ним на двадцать фунтов, что сможет сделать это. Он достиг вершины, но поскользнулся на пути вниз и упал со скал.

Юэн похолодел.

Сэр Джеймс выругался. Финли обещал не вступать ни в какие драки, но споры не подвергались запрету. Трудно было сдержаться, когда разгоряченные гости вокруг начали делать ставки.

– Он мертв? – спросил сэр Джеймс.

– Еще нет, – ответил мужчина.

Спустя несколько секунд появились люди Финли, они несли тело своего предводителя.

В первый момент Юэн отказывался верить, что отец покалечился серьезнее, чем раньше. Однако когда отца положили на стол в помещении за деревянной перегородкой в большом зале, Юэн понял, что это конец. Безрассудное желание отца найти смерть осуществилось.

Юэн стоял в дальнем углу комнаты, когда сначала люди Финли, а затем сэр Джеймс прощались с отцом.

Юэн почувствовал жжение в глазах и ненавидел себя за эту слабость. Он сердито потер их тыльной стороной ладони. Финли не заслуживал его сострадания и преданности.

Тем не менее он был его отцом. Пусть несдержанным, безответственным и дерзким, но все‑таки отцом.

Чувство вины за сказанные слова теснило грудь Юэна. На самом деле он вовсе не ненавидел отца. Просто он хотел, чтобы тот был другим.

Юэн стоял в углу, пока сэр Джеймс не позвал его.

– Твой отец хочет что‑то сказать тебе.

Юэн медленно приблизился к столу. Огромный воин выглядел так, словно его раздавило между двух скал. Его тело было страшно изуродовано. Повсюду была кровь. Юэн не мог поверить, что отец все еще жив.

Он почувствовал, как сжалось его горло. Его охватило чувство гнева и разочарования от этой чудовищной потери.

– Ты станешь хорошим главой клана, мой мальчик, – тихо сказал отец. Его глубокий гулкий голос теперь звучал хрипло и слабо. – Бог знает, возможно, лучшим, чем был я.

Юэн ничего не ответил. Что мог он сказать? Он вытер слезы рукой, все еще злясь на себя.

– Сэр Джеймс считает тебя способным воином. Он поможет тебе. Следуй его наставлениям и никогда не забывай, что он для нас сделал.

Разве мог он забыть? Юэн и его отец во многом не соглашались друг с другом, но в том, что касалось сэра Джеймса, их мнение было единым: всем своим положением они были обязаны ему.

Голос Финли становился все слабее и слабее. Даже чувствуя, что его время уходит, он не мог найти правильные слова. Он никогда не знал, как выразить свои чувства.

– Самое лучшее, что я сделал в своей жизни, – это похищение твоей матери.

– Почему ты так говоришь? – возмутился Юэн. – Почему ты говоришь, что похитил ее, хотя не делал этого? Она ушла с тобой добровольно.

Финли смог ответить лишь слабой улыбкой одним уголком губ, так как другая сторона его лица была искалечена ударом о скалы.

– Я не знаю, что она нашла во мне. – Юэн тоже не мог этого понять. – Думаю, единственный безответственный поступок, который она совершила в своей жизни, – это любовь к такому варвару, как я. – Он закашлялся, и голос его совсем ослабел, когда легкие наполнились кровью. – Она гордилась бы тобой. Ты мог бы стать таким же жестоким и неразумным, как я, но ты больше похож на нее. Она так переживала, решившись ослушаться своего отца.

Юэн очень мало знал о своей матери. Отец редко упоминал о ней. Теперь, когда время неумолимо уходило, ему внезапно захотелось узнать о ней больше.

Однако было слишком поздно. Его отец умирал. Внезапно в глазах его появился дикий блеск, и последним усилием он сжал руку Юэна.

– Обещай мне, что закончишь начатое мной дело ради нее, сынок. – Юэн напрягся. Он хотел притвориться, что не понимает, о чем идет речь, однако не мог скрыть правду перед лицом смерти. – Обещай мне, – повторил отец.

Юэну следовало отказаться. Каждый раз, когда он возвращался домой и видел кучу камней недостроенного замка, ему хотелось сгореть от стыда. Все это было напоминанием о неправильном поведении отца. Юэн не хотел уподобляться ему.

Однако он невольно кивнул в знак согласия. В отличие от отца верность своему слову и чувство долга были для него не пустым звуком.

Спустя мгновение Финли Ламонт испустил дух.

Со смертью отца время службы Юэна у сэра Джеймса подошло к концу. Юэн вернулся в Ардламонт, чтобы похоронить отца и приступить к своим обязанностям в качестве вождя клана.

Сэр Джеймс сказал, что надо быть терпеливым, совершенствовать свое воинское мастерство и готовиться к новым битвам. Когда придет время, он позовет его.

Спустя восемь лет, когда Роберт Брюс выдвинул свои притязания на трон и собрал элитных воинов для своей секретной армии, Юэн стал лучшим следопытом в Шотландии и был готов ответить на призыв.

 

Глава 1

 

Монастырь Колдингхем близ Берик‑апон‑Твид, Английский пограничный район, середина апреля 1310 года

 

Юэн не умел держать язык за зубами, что часто создавало ему проблемы.

– Вы послали туда женщину? Какого черта вы это сделали?

Уильям Ламбертон, епископ монастыря Святого Андрея, был зол, и лицо его покраснело от гнева. Юэн знал, что слова его не являлись богохульством, однако предполагали далеко не утонченную критику.

Эрик Максорли – вождь одного из кланов в западной Шотландии, бесстрашный мореплаватель, потомок викингов – бросил на Юэна укоризненный взгляд.

– Ламонт хотел сказать, – начал Максорли, пытаясь успокоить влиятельного прелата, – что, учитывая неослабное наблюдение англичан за местными церквями, девушка подвергается опасности.

Максорли умел не только плавать в опасных водах, но и сглаживать острые ситуации. А Юэн, казалось, попадал в них постоянно. Но это нисколько его не беспокоило. Он был воином и привык к трудностям.

Ламбертон сурово посмотрел на него и обратился к Максорли, игнорируя Юэна:

– Сестра Дженна вполне способна позаботиться о себе.

Она была женщиной и к тому же монахиней. Как Ламбертон мог полагать, что это невинное создание способно защитить себя от английских рыцарей, склонных видеть в каждом представителе монастыря тайного курьера?

Церковь обеспечивала связь между шотландцами, когда Брюс начал борьбу за трон. И когда вновь возникла угроза войны, англичане постарались прервать эту связь. Любой человек в монашеском облачении, будь то мужчина или женщина, пересекающий границу Шотландии, являлся объектом повышенного внимания со стороны английских патрулей. Даже паломники подпадали под подозрение.

Должно быть, угадав направление его мыслей, Лахлан Макруайри решил вмешаться, прежде чем Юэн успел открыть рот и окончательно испортить отношения с Ламбертоном.

– Полагаю, вы знали о нашем приезде?

Худощавый, ничем не примечательный на вид епископ выглядел слабым, особенно в сравнении с четырьмя внушительными воинами, которые заняли значительную часть пространства в маленькой ризнице монастыря, однако именно Ламбертон способствовал тому, чтобы Роберт Брюс занял место на троне. Епископ выпрямился во весь свой рост, который был на полфута меньше роста гвардейцев, и презрительно посмотрел на более пугающего среди воинов – Макруайри по прозвищу Змей.

– Я договаривался о встрече в новолуние. Это было неделю назад.

– Мы вынуждены были задержаться, – сказал Макруайри без дальнейших объяснений.

Епископ не стал интересоваться подробностями, вероятно, полагая, что речь идет о секретной миссии Хайлендской гвардии – элитной группы воинов, собранных Брюсом для особых целей, ведь каждый воин был лучшим из лучших в своем деле.

– Я не мог больше ждать. Необходимо было, чтобы король получил сообщение как можно быстрее.

Хотя они находились на территории Англии, речь шла не об английском короле Эдварде, а о шотландском короле Роберте Брюсе. За помощь Брюсу Ламбертона на два года заключили в тюрьму в Англии, затем освободили и отправили в епархию графства Дарем еще на два года. Хотя недавно епископу разрешили переехать в Шотландию, он остался в Англии под надзором английских властей. Так было нужно Брюсу. Епископ был главным источником информации, передаваемой в Шотландию через сеть церквей, мужских и женских монастырей.

– Куда она пошла? – спросил Маклин, впервые подав голос.

– В аббатство Мелроз, в направлении Келсо. Она направилась туда неделю назад, присоединившись к группе паломников, ищущих излечения в Визорнском аббатстве. Даже если англичане остановят паломников, они отпустят Дженну, услышав ее акцент. В чем можно заподозрить итальянскую монахиню? Вероятно, сейчас она уже на пути назад.

Четыре представителя Хайлендской гвардии обменялись взглядами. Если сообщение такое важное, как сказал епископ, необходимо убедиться, что оно передано адресату.

Максорли, командовавший группой в данной операции, посмотрел на Юэна.

– Найди ее.

Юэн кивнул, нисколько не удивившись, что такое задание поручено ему. Он был лучшим в поисках. Он не был искусным мореплавателем и не умел вести трудные переговоры, как Максорли, но зато он был отличным следопытом. Он мог найти почти все и выследить любого. Максорли любил говаривать, что Юэн способен отыскать даже призрак в снежную бурю. Поиски маленькой монахини не составят для него особого труда.

 

Сестра Дженна привыкла к появлению патрулей, поэтому не встревожилась, когда увидела четырех английских солдат, остановивших паломников на окраине города. Ее не впервые допрашивали англичане, объезжавшие с дозором эти места, и она была уверена, что переговоры пройдут успешно.

Однако Дженна опасалась за свою спутницу. Зачем только она позволила сестре Маргарите отправиться с ней? Дженна хорошо знала, что нельзя никого привлекать к своей миссии. Неужели урока, который она получила четыре года назад, было мало?

Но юная монахиня с болезненной внешностью и большими темными глазами, в которых читались одиночество и тоска по дому, сумела убедить Дженну взять ее с собой. В последние девять дней путешествия из Берик‑апон‑Твид Дженна особенно пристально наблюдала за девушкой, которая клятвенно уверяла ее, что не голодна и нисколько не устала. Однако с того момента, как они покинули Берик, у девушки, которой по оценке Дженны было около восемнадцати лет, уже однажды случился сильный приступ кашля. Сестра Маргарита страдала от болезни, которую греки называли астмой. Болезнь легких заставила ее покинуть дом в Кале и отправиться в дальнее странствие в надежде излечиться с помощью мощей Святого Ниниана в Визорнском аббатстве.

Путешествие Дженны подошло к концу в Мелрозе, и когда утром пришло время расстаться с Маргаритой, она неожиданно для себя почувствовала ком в горле. Маргарита смотрела на нее такими выразительными карими глазами, умоляя Дженну позволить ей пройти с ней еще хотя бы часть пути. И да простит ее Бог, Дженна уступила.

– Но только до Склона висельников, – сказала она, имея в виду подножье небольшого холма с крестом, на котором церковники обычно распинали преступников. Что может грозить девушке средь бела дня?

Как оказалось – многое.

Маргарита испуганно вскрикнула, когда солдаты окружили их, и Дженна бросила на нее успокаивающий взгляд. «Все будет хорошо, – говорил ее взор. – Позволь мне управиться с ними».

Дженна повернулась к коренастому солдату с рыжеватой бородой, которого она сочла главным. Он сидел на лошади, и за спиной его ярко светило солнце, так что Дженне пришлось сощуриться. Ей была видна только часть его грубого лица под стальным шлемом, и выражение его было далеко не дружественным.

Девушка заговорила сначала на итальянском, простонародном языке, который был явно непонятен солдату, затем перешла на французский с сильным акцентом, которым пользовалась в разговоре с сестрой Маргаритой и который был более распространен в этих местах. Глядя прямо в глаза солдату, она одарила его самой почтительной улыбкой.

– Мы не несем никаких сообщений, – сказала она. – Мы только гости в вашей стране. Так сказать… и… па… – Она притворилась, что подыскивает правильное слово.

Солдат молча смотрел на нее. Боже, этот человек ужасно глуп, даже для солдата! Последние несколько лет ей не раз приходилось играть подобную роль. Отступив на шаг назад, она указала на паломников и на медную брошь с изображением святого Иакова, которой был заколот ее плащ.

– Паломники? – подсказал он любезно.

– Да, паломники! – Дженна улыбнулась ему, словно он был самым прекрасным мужчиной в мире.

Возможно, он и был глуп, но избавиться от него было не так уж и легко. Он окинул пристальным взглядом сначала Дженну, затем Маргариту. Дженна почувствовала, как сердце ее учащенно забилось, когда она заметила в его взгляде подозрение.

– А вы почему молчите, сестра? Как вы оказались на этой дороге? – спросил он Маргариту.

Дженна попыталась ответить за нее, но он ее перебил:

– Я хочу услышать ответ от этой девушки. Как иначе я могу убедиться, что вы действительно иностранки, как утверждаете? – Он заговорил по‑английски с одним из своих спутников, и Дженна постаралась ничем не выдать, что понимает английский язык. Маргарита тоже не подала виду.

– Посмотри на эту грудь, – сказал он, указывая на Маргариту. – Держу пари, она составляет половину всего ее веса.

Маргарита испуганно посмотрела на Дженну, и та ободряюще кивнула, радуясь, что девушка не среагировала на эти слова. И все‑таки Дженну охватило волнение.

– Мы как раз прощаемся, месье, – пояснила Маргарита на родном французском языке.

Глаза англичанина сверкнули.

– Прощаетесь? Я думал, вы совершаете паломничество?

Опасаясь, что Маргарита может невольно обнаружить истинную цель их путешествия, Дженна снова прервала ее:

– Я направлялась в Мелроз, а сестра Маргарита ищет исцеления святыми мощами в Визорнском аббатстве.

Солдат сузил глаза, глядя на монашенку и оценивая ее бледное худощавое лицо. Впервые Дженна была рада тому, что болезненное состояние Маргариты отражалось на ее внешности.

– Вот как? – медленно произнес англичанин. – Я не знал, что аббатство Мелроз – привлекательная цель для паломников.

– Возможно, оно не столь популярно, как Визорнское или Айонское, но достаточно популярно среди тех, кто чтит Богородицу, – сказала Дженна, благоговейно крестясь.

Мужчина нахмурился. Мелроз, как и все христианские аббатства, был посвящен Деве Марии.

– И вы путешествуете в одиночестве? Это довольно необычно.

Этот солдат напоминал Дженне пса, который когда‑то у нее жил. Если тот вцепится в кость, то ни за что не отпустит ее. Надо найти какой‑то способ, чтобы солдат отстал от них. Но сначала необходимо убедиться, что Маргарите ничего не угрожает.

– В моей стране в этом нет ничего необычного. Только приспешник Сатаны способен причинить вред невесте Христа. – Она с простодушным видом сделала паузу, позволяя ему обдумать сказанное. Лицо его помрачнело, и Дженна продолжила: – В нескольких милях отсюда мы встретили группу паломников, направлявшихся в Драйбургское аббатство. Я надеюсь присоединиться к ним в оставшейся части путешествия. Может быть, вы будете столь любезны и покажете мне дорогу? – Не дожидаясь его ответа, она подтолкнула Маргариту. Девушка была рада уйти, прежде чем солдат сообразит, что происходит. – До свидания, сестра. Счастливого пути, – громко сказала Дженна, затем добавила шепотом на ухо: – Уходи быстрее… пожалуйста…

Девушка открыла рот, чтобы возразить, но Дженна сжала ее плечи, пресекая возражения.

Маргарита посмотрела на Дженну долгим озабоченным взглядом, однако сделала так, как та просила, и двинулась прочь. Она попыталась проскользнуть между двумя лошадьми, но командир остановил ее:

– Постой, сестра. Мы еще не закончили допрос. Верно, ребята?

Заметив, как солдаты многозначительно переглянулись, Дженна встревожилась. Они явно испытывали удовольствие от этой сцены, и было ясно, что им приходилось не раз иметь дело с паломниками. Возможно, эти люди причастны к исчезновению группы монашек в прошлом году?

Дженна огляделась вокруг, ища помощи. День только начался, было утро. Конечно, рано или поздно кто‑то должен появиться на этой дороге. Однако, хотя позади располагалась деревня, густые кроны деревьев заслоняли путь, так что никто не мог их увидеть. И даже если бы кто‑то увидел, что бы он сделал? Только отчаянный смельчак способен противостоять четырем крепким английским солдатам.

Нет, ей придется справляться самой. Она пыталась воззвать к тщеславию главного, но это не сработало. Не подействовало и обращение к его благородству, которое явно отсутствовало. Это был жестокий грубиян, которому нравилось измываться над слабыми и беззащитными людьми, но, к счастью, она не из таких. Однако ему явно стало не по себе, когда Дженна напомнила ему о своем священном статусе, и она решила сосредоточиться на этом.

Она бросила быстрый взгляд на Маргариту и перепугалась. Господи, помоги. О боже, от испуга у девушки начался приступ! Хотя во время путешествия такое случалось только раз, Дженна тут же поняла, что это астма.

Времени на разговоры с солдатом не было. Она бросилась к девушке и обняла ее, подхватив под руки. Она шептала ей утешительные слова, стараясь успокоить, и, глядя на командира, сказала:

– Видите, что вы сделали! Вы расстроили ее и тем самым вызвали приступ!

Однако, казалось, эти слова не произвели на мужчину никакого эффекта.

– Это пройдет, – сказал командир. – Заберите их, – приказал он своим людям по‑английски, полагая, что девушки не поймут его.

Прежде чем Дженна успела среагировать, их обеих потащили в глубь леса. Ее попытки обмануть патруль оказались бесполезными. Маргарита неистово вцепилась в нее и испустила отчаянный крик, когда солдатам удалось наконец разъединить их.

Дженна старалась сохранять спокойствие, хотя сердце ее бешено колотилось.

– Не беспокойся, сестра, – сказала она доверительно, – все скоро разрешится. Я уверена, эти добропорядочные христиане не причинят нам вреда.

Лгать грешно, но Дженна полагала, что в некоторых случаях ложь простительна. Необязательно было понимать слова солдат, чтобы догадаться, что они замышляли. Но, к несчастью, она понимала каждое их слово и услышала леденящие кровь подробности.

– Та, что старая, – красивее, – сказал командир, снова обращаясь к своим людям на английском языке. – Но лучше начать с больной, пока она не сдохла. Я хочу поиметь этих девок.

Дженна заставила себя не реагировать на его слова, однако ее охватили гнев и в то же время страх, когда она услышала, как прозаично они обсуждали изнасилование и смерть ее подруги. Нельзя допустить, чтобы такое случилось. К тому же двадцать семь лет – зрелый возраст и вовсе не старость!

Дело было плохо, но Дженна не раз оказывалась в трудной ситуации. Правда, сейчас все выглядело гораздо опасней, но еще не безнадежно.

Солдаты уводили их все дальше и дальше в лес, чтобы никто не мог им помешать. Брюс контролировал север Шотландии, но в пограничных районах господствовали и наводили страх англичане. Они действовали безнаказанно, за исключением случаев внезапного нападения или засады со стороны людей Брюса. Дженна считала англичан бандитами, наделенными властью. Но скоро Брюс заставит их убраться в Англию. Она всеми силами старалась сделать так, чтобы это произошло как можно скорее.

Они вышли на небольшую поляну среди деревьев, и мужчины резко вытолкнули их в центр. Обе женщины споткнулись, и Дженна едва не упала на колени. Маргарита оказалась не столь удачливой, и Дженна с ужасом наблюдала, как девушка начала задыхаться. Казалось, она не могла оторвать руки и колени от земли, словно ей это не под силу.

– Я вижу, она уже приняла нужную позу, – усмехнулся один из солдат.

Дженна шептала молитву по‑латыни, склонив голову так, чтобы мужчины не видели, как ее щеки покраснели от гнева. Она была невинной, но не раз видела, как спариваются животные, чтобы понять значение этих слов. По‑видимому, эти мужчины ничем не отличались от зверей.

Командир впился взглядом в приподнятый зад Маргариты. Когда его рука скользнула под кольчугу, чтобы распустить пояс, Дженна поняла, что должна действовать незамедлительно.

Она встала между ними, стараясь отвлечь его внимание от грязного намерения или, по крайней мере, переключить его на себя.

– Моя сестра больна, сэр. Может быть, вы скажете, что ищете. Думаю, я смогу разъяснить это недоразумение, чтобы мы все могли продолжить исполнение своего долга. Наш долг перед Богом, – напомнила она, – и ваш перед вашим королем.

Ясно, что он забыл первоначальную цель, ради которой остановил их.

– Меня интересуют донесения, – сказал он, нетерпеливо поглядывая на Маргариту позади Дженны. – Они доставляются мятежникам на север с помощью церковников… и женщин, – добавил он. – Однако предательские действия не удастся больше прятать под ризой. Нам известно, что многие сведения передаются через аббатство Мелроз. Король Эдвард намерен пресечь это.

– А, – сказала Дженна, словно внезапно осознав, о чем идет речь. – Теперь я понимаю причину ваших подозрений, сэр. Вы, конечно, правы, остановив нас, но, как я уже говорила вам, ни сестра Маргарита, ни я не несем никаких сообщений. – Она достала кожаный мешочек со своими принадлежностями и подала его ему для проверки. Затем, наклонившись, она протянула руку к маленькой сумочке Маргариты, стараясь не обращать внимания на затрудненное дыхание подруги. С утешением следовало подождать. Развязав сумочку, она протянула ее ему. Он, едва взглянув внутрь, бросил ее назад.

– Вот видите, – сказала Дженна. – Нам нечего прятать. Теперь, когда мы доказали вам свою невиновность, у вас нет причины задерживать нас.

Она заметила, что он явно разозлился. Но чем дольше она задерживала его, тем больше у него было времени одуматься и отказаться от своих дурных намерений. Казалось, он заколебался, когда один из мужчин предположил:

– Что, если они прячут донесения в каком‑то другом месте, командир?

Дженна притворилась, что не поняла его, но по спине ее пробежал холодок, когда губы вожака расплылись в медленной улыбке. Он протянул руку и сорвал с ее головы покрывало. Она вскрикнула, когда заколки выскочили и ее волосы упали на спину тяжелой шелковистой массой. Она пыталась прикрыть голову руками, но напрасно.

Она заскрежетала зубами, услышав, какую реакцию вызвала эта картина. Ее длинные золотистые волосы были единственным предметом ее гордости, единственной связью с прошлым. Джанет Мара больше нет, и глупо вспоминать о том, кем она была когда‑то. Однако Дженна не смогла отрезать волосы, как это делало большинство монашек. И теперь этот предмет гордости мог дорого ей обойтись.

Вожак присвистнул.

– Вы только посмотрите, парни, – сказал он по‑английски. – Мы нашли настоящую красавицу. Интересно, что еще прячет эта девица под своим одеянием?

Несмотря на всю свою выдержку, Дженна невольно вздрогнула от этих слов, понимая, что он имеет в виду. К счастью, он был слишком поражен своим открытием, чтобы заметить ее реакцию. Он нагнул Дженну, положил свои руки в перчатках ей на шею и разорвал грубую шерстяную материю от лопаток до талии.

Маргарита пронзительно вскрикнула.

Дженна тоже закричала и попыталась вырваться. Но англичанин был слишком силен. Он сорвал с нее плащ и стянул разорванное платье с плеч. Ее наготу прикрывала только тонкая рубашка – слишком хорошая для монашки. Это была еще одна привилегия, но он не обратил на это внимания. После еще нескольких рывков и этот покров исчез. Теперь с ее обнаженных плеч свисали лишь клочья шерстяной и льняной материи. Дженна попыталась прикрыться руками, но он убрал их.

Глаза вожака потемнели от вожделения, и его взгляд остановился на ее обнаженных грудях.

Сердце Дженны замерло от ужаса. На какое‑то мгновение ее уверенность поколебалась.

– Что у нее на спине, командир? – спросил один из мужчин позади нее. Дженна хотела поблагодарить этого солдата. Его слова, его напоминание избавило ее от страха, и она обрела прежнюю уверенность в себе. Она и Маргарита смогут выпутаться из этой переделки.

Дженна повернулась к нему, не заботясь о том, чтобы прикрыться.

– Это отметки о моем посвящении в монашенки. Вы никогда не видели следов от кнута?

Мужчины вздрогнули. Дженна знала, что они увидели ужасные розоватые морщинистые полосы на бледной коже спины. Но эти отметины были получены не при посвящении. Шрамы служили напоминанием о дне, который она никогда не забудет. Она никогда не забудет мужчину, который был для нее как отец и смерть которого была на ее совести. Эти шрамы сделали ее сильнее и определили ее цель в жизни.

– Я никогда прежде не видел у женщины таких шрамов.

– А я не женщина, – резко сказала Дженна. Он был моложе остальных и не таким грубым, как его командир. – Я монахиня, Христова невеста. – Она надеялась, что и на этот раз ее ложь не зачтется ей грехом. Дженна стянула ниже оставшуюся разорванную одежду и медленно повернулась так, чтобы каждый мужчина мог видеть ее спину. – Если вы причините нам вред, гореть вам в аду. Господь накажет вас за ваши грехи.

Молодой солдат побледнел.

Дженна посмотрела на вожака; в ее сверкающих глазах отражалась неистовая убежденность и вызов.

– Наша невинность предназначена Богу. Если вы отнимете ее, вас ждет страшное наказание. – Командир отступил назад, и Дженна поняла, что победила. Она шагнула к нему, неумолимая и обнаженная. – Вы будете гореть в адском пламени за ваш грех. Ваши чресла сморщатся и почернеют, уменьшатся до размера изюминок, и вы никогда больше не познаете женщину. Вы будете прокляты навечно.

 

Юэн и Маклин приближались к аббатству со стороны Эйлдон‑Хилла через Олд‑форест, когда внезапно услышали женский крик. Не зная, чего ждать, они спешились и осторожно приблизились, скрываясь за деревьями.

Юэн первый услышал голос Дженны и бросил взгляд на своего напарника. Маклин тоже все слышал. Его губы сурово сжались, и он кивнул. Женщина говорила по‑французски, но с итальянским акцентом.

Кажется, они нашли свою монахиню. Юэн пристально посмотрел сквозь деревья, чтобы убедиться в этом, и ошеломленно замер от того, что увидел.

Проклятье! Губы Юэна пересохли и сердце сжалось, когда он узрел полуобнаженную женщину с ниспадающей гривой блестящих золотистых волос. Внезапно в нем вспыхнуло вожделение при виде обнаженного тела. Он видел немало женских грудей, но эти…

Ничего более прекрасного ему не приходилось встречать. Они были не слишком большими, но обладали превосходной формой в сочетании с тонкой талией и плоским животом. Даже не прикасаясь к ним, можно было понять, насколько они упругие и округлые, с бархатистой молочно‑белой кожей без изъянов.

Ему ужасно захотелось прикоснуться к ним. Захотелось провести руками по этим нежным холмикам и уткнуться головой в ложбинку между ними. Захотелось ласкать большими пальцами эти изящные розовые соски, пока они не затвердеют, затем водить языком вокруг них, взять их в рот и сосать.

О боже!

Юэн нахмурился, увидев шрамы на ее спине. Они немного смутили его, но все его внимание было приковано к ее совершенной груди.

По‑видимому, заинтересовавшись, чем Юэн так увлечен, Маклин подался вперед, чтобы тоже разглядеть представившуюся сцену.

Его глухое, резкое проклятие вывело Юэна из временного оцепенения.

О боже, это монашка!

Казалось, английские солдаты тоже были потрясены. Юэн заметил похотливое выражение на лицах мужчин, явно говорившее об их намерении, и его охватил гнев. Изнасилование монашки являлось особенно тяжким грехом.

Юэн слегка толкнул локтем Маклина, который, похоже, тоже был шокирован, и оба они приготовились к атаке. Обычно Юэн предпочитал пику – оружие пехотинца, – но так как они передвигались верхом на лошадях, он взял с собой меч, который теперь достал из ножен на спине.

Он ждал подходящего момента, в то время как Дженна продолжала свое наступление. Юэн замер. Это было великолепное зрелище. Женщина вела себя чрезвычайно храбро, и ему хотелось сложить меч и аплодировать. Пусть она была монашкой, но у нее сердце валькирии – воинственной девы древних скандинавов. В каждом ее пылком слове чувствовались властность и убежденность, когда она защищала свое праведное целомудрие.

Юэн поморщился, вспомнив о своих недавних мыслях. Вожделение, которое он испытал, окончательно исчезло, когда он услышал перечень ужасов, которые ожидают тех, кто прикоснется к монашкам. Усыхание чресел до изюминок? Юэн содрогнулся и поправил одежду. Для монашки эта женщина обладала слишком буйной фантазией.

Но не грешно ли наделять монашку такими грудями?

Почувствовав, что пора действовать, Юэн и Маклин с воинственным кличем гвардейцев на гэльском языке: «Airson an Leómhann» – выскочили на поляну.

 

Глава 2

 

Дженна – поняла, что победила, когда командир отвел свой взгляд. Он больше не смотрел на ее груди. Казалось, он решил вообще не смотреть на нее.

Но едва она осознала свою победу, как из‑за деревьев выскочили двое мужчин.

Сначала от их воинственного крика по ее спине пробежал холодок. Хотя Дженна давно не слышала родной речи, она сразу поняла гэльские слова: «За льва». Этот клич был незнаком ей, и она не могла сразу определить, какому клану он принадлежал. Но эти люди явно были шотландцами – и, значит, друзьями.

Дженна закусила губу. По крайней мере, она надеялась, что это друзья.

Впрочем, увидев, как легко эти двое расправились с английскими солдатами, она засомневалась. Она не хотела вновь оказаться в опасной ситуации. А поведение этих мужчин ничего хорошего не предвещало.

Последние несколько лет она мало общалась со своими одноземцами и забыла, какими здоровыми и устрашающими они были. Высокие, широкоплечие, с крепкой мускулатурой, шотландцы выглядели крупными, грубыми и диковатыми, так как рождались и мужали в суровых условиях. Они были превосходными воинами, унаследовавшими страсть к военному искусству от предков, которые сражались со скандинавскими захватчиками, вторгавшимися на их земли.

Дженна содрогнулась. Эти двое были именно такими, но, похоже, убийство было для них привычным делом. Она съежилась и отвернулась, когда один из мужчин поднес свой меч к горлу молодого английского солдата. Она была не в силах терпеть кровопролития, даже если оно было оправданно.

Когда Дженна подняла свой плащ, набросила его на плечи, чтобы прикрыть наготу, и помогла Маргарите подняться на ноги, сражение уже закончилось. Четыре окровавленных англичанина лежали на траве.

Опасность миновала. И тут, заметив направлявшегося к ним мужчину, Дженна, утешавшая плачущую Маргариту, изменила свое мнение. Она ощутила странную дрожь, когда взгляд воина встретился с ее взглядом. Она открыла рот и почувствовала, как сердце ее замерло, а затем учащенно забилось.

Она могла разглядеть лишь небольшую часть его лица под шлемом. Боже, неужели шотландцы все еще носят такое? При этом можно было различить скрытую на добрую четверть челюсть, которая выглядела крепкой и внушительной, как и вся фигура воина.

Весь его облик казался угрожающим, от зловещего шлема до пыльных, окровавленных черных доспехов и кожи с металлическими заклепками и многочисленного оружия на поясе мускулистой фигуры. Дженне показалось, что она уже где‑то все это видела. Тем не менее, глядя в его серо‑голубые глаза, она не чувствовала угрозы. По крайней мере, для нее. Хотя мертвые солдаты позади него были бы с ней не согласны.

Она, наконец, выдохнула воздух, который неосознанно задержала.

Этот мужчина был обычным шотландским воином. Возможно, немного превосходившим остальных, но не таким, чтобы она не могла управиться с ним. В течение последних нескольких лет ей приходилось встречаться с сотнями воинов, и она всегда побеждала.

И все‑таки что‑то в нем беспокоило Дженну. Возможно, что‑то в его взгляде, когда он шел к ней с непроницаемым выражением лица. Она хорошо разбиралась в людях и могла легко составить мнение о них, но этот мужчина казался непостижимым.

Как много он успел увидеть? Судя по тому, как он смотрел на ее плащ, когда подошел и остановился перед ней, она подозревала, что увидел достаточно. Ее щеки окрасились румянцем. Внезапно почувствовав, что он обладает преимуществом над ней, она решила: чем быстрее все это закончится, тем лучше.

Дженна отпустила Маргариту, встала на колени, взяла руку мужчины в кожаной перчатке и затараторила слова благодарности на французском языке, перемежая их молитвами на итальянском. К счастью, как большинство обычных шотландцев (а его внешность не предполагала иного), он не говорил ни по‑итальянски, ни по‑французски, и потому переговоры обещали быть недолгими.

Если удастся, она прольет пару слез, хотя ее актерские способности не безграничны. Взгляд почтительной благодарности, который она хорошо усвоила, вполне мог подействовать на него должным образом, но когда мужчина посмотрел на ее волосы и нахмурился, она вспомнила, что ее голова не прикрыта. В таком виде она чувствовала себя… беззащитной. Прошло немало времени с тех пор, как Дженна чувствовала себя женщиной в глазах мужчин, и сейчас у нее возникло странное ощущение уязвимости. Она долго притворялась монашенкой и почти забыла, что на самом деле таковой не является. По крайней мере пока.

Не прерывая свою речь и не давая незнакомцу вставить слово, Дженна поднялась с колен и еще раз поблагодарила его, прежде чем отпустить его руку. Она подняла с земли свое упавшее покрывало и накинула его на голову, затем взяла за руку сестру Маргариту и двинулась прочь. Она должна проводить ее в аббатство, чтобы быть уверенной, что с юной монахиней все в порядке, и потом как можно скорее покинуть эту местность, на этот раз в одиночестве.

Однако ее злоключения на этом, видимо, не кончились.

– Сестра Дженна, – сказал шотландец с хорошим нормандским произношением. – Мы еще не закончили разговор.

Дженна пробормотала проклятие, понимая, что эта встреча не закончится так быстро, как она надеялась.

И откуда он узнал ее имя?

 

Что, черт возьми, происходит? Неужели это жеманное создание, которое минуту назад лепетало что‑то, держа его руку в перчатке, было той самой воинственной девой, которая храбро защищала себя и свою компаньонку от четырех английских солдат?

Размышляя над этим, Юэн обнаружил, что девушка собирается уйти. Остановив ее, он готов был поклясться, что слышал, как она выругалась сквозь зубы, прежде чем повернулась к нему.

– Вы говорите по‑французски? – спросила Дженна.

Хотя женщина произнесла это с улыбкой на лице, Юэн подозревал, что она едва ли рада задержаться.

Он кивнул, оставив ее вопрос без ответа.

– Откуда вам известно мое имя?

Мужчина снова не счел нужным ответить. Он посмотрел на юную монашку: ее всхлипы начали затихать, и казалось, она немного успокоилась.

– Эта девушка больна? – резко спросил Юэн.

– Сестра Маргарита страдает болезнью легких, – ответила сестра Дженна почтительным, услужливым тоном, который усвоила в роли монашки. От Юэна не ускользнуло то, как она заботливо заслоняла собой молодую женщину от возможной угрозы, какую он мог представлять. Его восхитило ее поведение, несмотря на всю его бессмысленность.

Юная монашка достаточно пришла в себя, чтобы пояснить.

– У меня астма, – сказала она дрожащим голосом. – Сейчас я чувствую себя намного лучше, но если бы сестра Дженна не остановила их… – Она умолкла, и глаза ее снова наполнились слезами.

Ее пылкая защитница бросила на Юэна укоризненный взгляд, в котором на мгновение проскользнул ее воинственный нрав, скрывавшийся под маской почтительности. Юэн был рад, что она накинула плащ и прикрыла голову покрывалом, однако воспоминание о том, что под ним скрывалось, приводило его в смятение.

– Вы расстроили ее. Как видите, она нездорова, и я должна проводить ее в аббатство. Я благодарю вас за помощь и надеюсь, вы не станете задерживать нас дольше. К тому же не думаю, что вы хотите оказаться здесь, когда этих людей найдут. В этих местах полно английских солдат.

Ясно, что девушка старалась избавиться от него. Юэн понимал, что она руководствовалась не заботой о его благополучии. Неужели она полагала, что может испугать его англичанами? Он едва не рассмеялся.

– Я буду иметь это в виду, – сухо сказал он. – Однако вы никуда не пойдете.

Маклин прикрыл тела убитых и подошел к Юэну.

– Господи, Охотник, – тихо сказал он на гэльском языке. – Почему бы тебе просто не объяснить им все, вместо того чтобы приказывать?

Маклин мало чем отличался от Юэна в том, что касалось поведения и общения с людьми, так что его критическое замечание было скорее ироничным.

– Меня зовут Йен Маклин, а это Юэн Ламонт, – сказал Маклин на ломаном французском. В отличие от Юэна он плохо владел иностранными языками. Обычно в операциях шотландской гвардии они пользовались военными прозвищами, но сейчас, когда монашки могли видеть их лица, безопаснее было пользоваться клановыми именами. – Нас послали вас разыскать, – добавил он.

Юэн заметил быстрый обеспокоенный взгляд, который Дженна бросила в его сторону при упоминании его клана. Ему, к сожалению, часто приходилось ловить на себе такой взгляд среди сторонников Брюса. Так же, как имена Макдугал, Комин и Макдауэлл, имя Ламонта не вызывало доверия.

Давняя вражда между двумя ветвями Ламонтов не закончилась со смертью Финли в Дандоналде. Кузен Юэна Джон, бывший вождь клана Ламонтов, вместе с кланом Макдугала предпочел борьбу против Брюса. Когда Макдугала изгнали из Шотландии после битвы на перевале Брэндер, его кузен оказался в изгнании вместе с ним, и большинство поместий лэрдов было конфисковано в пользу Короны, включая важнейшие замок Данун и Каррик.

Юэн всегда держался в стороне от мятежного кузена и своего отца. Его удивило, что какая‑то итальянская монашка была в курсе клановой политики.

– Кто вас… – Она замолчала, очевидно, вспомнив о своей спутнице. – Понятно, – медленно добавила она.

Дженна поняла, что это, должно быть, Ламбертон направил их за ней.

– Учитывая важность вашей миссии – я имею в виду паломничество, – добавил Маклин, – ваше руководство озаботилось тем, чтобы ничто не помешало вам. Оно хотело быть уверенным, что вы благополучно достигли пункта назначения. Как вы уже убедились, в настоящее время у церкви много врагов.

Юэн не знал, что Маклин способен так умело выражаться, придавая словам двойное значение, особенно на языке, на котором он не говорил свободно. Однако было ясно, что сестра Дженна поняла, что он хотел сказать: они здесь для того, чтобы убедиться, что послание для Брюса будет доставлено.

Пока Маклин говорил, Юэн внимательно наблюдал за ней и не упустил момент, когда в ее глазах промелькнуло нечто похожее на раздражение. Он отметил ее голубые как море глаза. Очень красивые, ясные, с зеленоватым оттенком. И у какой другой монашки увидишь такие длинные, пушистые ресницы?

Однако раздражение, которое он заметил, быстро сменилось благочестивым выражением лица.

– Боюсь, ваше путешествие не имело смысла. Я достигла пункта назначения два дня назад без каких‑либо преград. Сегодня утром я двинулась назад в Берик. Сестра Маргарита просто сопровождала меня до холма, где мы собирались распрощаться.

– Вы собирались продолжить путь одна? – спросил Юэн.

Он не пытался скрыть недоверие в своем голосе. Дженна повернулась к нему с невозмутимым лицом, однако он мог поклясться, что в ее зеленовато‑голубых глазах промелькнули искры. Как она хороша, черт возьми! Не слишком стара и не слишком молода. Он полагал, что ей лет двадцать пять. Другая девушка тоже была хорошенькой, но болезненной и беспомощной, как утверждала Дженна. И выглядела она почти как ребенок.

– Я надеялась присоединиться к другой группе паломников в Драйбургском аббатстве в нескольких милях отсюда. Мы в своем служении Богу преодолевали долгий путь. Я часто ходила в далекие края, чтобы продать на рынке нашу вышивку. Большинство людей, которых я встречала на своем пути, не такие, как эти солдаты.

– Однако бывают и такие, – заметил Юэн.

Она пожала плечами, не выказывая беспокойства, которое испытывала на самом деле. Даже после того, что случилось, она словно не сознавала всей опасности положения, в котором оказалась. Это только укрепляло убеждение Юэна, что женщинам не место на войне, и тем более монашкам, выступавшим в роли курьеров. Женщины слишком слабы, слишком доверчивы, слишком невинны, чтобы участвовать в этом опасном деле. Как могла она надеяться, что сумеет защитить себя от вооруженного рыцаря?

И хотя он восхищался ее храбростью и силой духа, следующую группу солдат, которую она может встретить, ей не удастся так легко урезонить своими угрозами. О чем только думал Ламбертон? Добропорядочный епископ отправил хорошенькую овечку на убой, не думая об угрожающей ей опасности. И без всякой защиты, черт побери!

Юэну следовало бы радоваться, что она исполнила свою миссию и теперь возвращается назад. Однако не для того он вступал в Хайлендскую гвардию, чтобы сопровождать хорошеньких монашек, которым невдомек, что война – это не их стихия.

Поскольку Юэн оставался единственным Ламонтом, избежавшим изгнания, именно ему предстояло восстановить доброе имя своего клана и заявить права на земли, утерянные его кузеном, а также убедить всех, что одно из самых крупных поместий в Шотландии не растворилось в тумане, как поместья Макдугала и Комина. Для этого он должен смиренно делать свое дело и ничем не огорчать Брюса. Когда война закончится, он будет вознагражден землей и деньгами.

Это простая задача. И нет нужды усложнять ее новыми обстоятельствами, связанными с появлением хорошеньких итальянских монашек.

Однако он не мог просто бросить Дженну здесь, предоставив ей самой заботиться о себе. Особенно после того, что он увидел.

Дженна меж тем настаивала на своем:

– Таких, как эти солдаты, немного. Хотя, думаю, даже они поняли неправомерность своих действий. – Осознав, что, должно быть, это прозвучало несколько бестактно, она добавила: – Хотя, конечно, мы благодарны вам за помощь. Вы были великолепны! Ваше владение мечом впечатляет.

Пусть в сказанном в равной степени сочетались женская лесть и искренность, Юэн, много времени проводивший в обществе Маклина, научился распознавать в словах оттенки сарказма.

Вероятно, заметив его скепсис, она добавила:

– Я действительно не знаю, что бы мы делали, если бы вы не подоспели вовремя.

Если бы он не видел, как она вела себя с солдатами, то, вероятно, проявляемая ею кротость и беспомощность могли бы обмануть его. Он сузил глаза. К чему весь этот спектакль? В какую игру она играет?

Дженна улыбнулась мужчинам. При этом Юэна привела в смятение маленькая родинка в виде сердечка над ее верхней губой. Черт побери, такую же родинку он уже однажды видел!

– Мы глубоко признательны вам. Сестра Маргарита и я будем молиться за вас обоих. Прощайте, – сказала Дженна.

О боже! Юэн нахмурился и внезапно впал в задумчивость. Как, черт возьми, ей удалось столь сильно завладеть его чувствами? Дженна двинулась вперед, и воины неосознанно последовали за ней. Они подошли к самой дороге.

Юэн чувствовал себя подобно Одиссею, завороженному сиренами.

– Не так быстро, сестра. – Он не мог отпустить ее одну. Письмо Брюсу мог бы передать Маклин, а сам он доставил бы посыльную в сохранности назад к Ламбертону. А потом побеседовал бы с епископом об использовании монашек в качестве курьеров. – Можете прощаться сколько угодно, но вы пойдете со мной.

 

Дженна старалась не показывать своего замешательства. Прошло много времени с тех пор, как ею пытался командовать мужчина. С тех пор как Дункан… Ее сердце болезненно сжалось при мысли о брате. Трудно поверить, что его больше нет в живых. Ее высокий, крепкий, на вид несокрушимый брат был убит людьми Макдауэлла в Лох‑Райане вскоре после ее исчезновения.

Дженна молча повернулась и встретилась взглядом с Юэном, которого Маклин представил как Ламонта. Странно: она думала, что этот клан выступал вместе с Макдауэллом против Брюса и был изгнан в Ирландию. Насколько она помнила, клан Ламонтов размещался в Ковале, близ Аргайла в западной Шотландии. Считалось, что их имя происходило от скандинавского «логмор», или «хранитель закона».

Юэн отвечал не так, как она ожидала, и это приводило ее в легкое замешательство. Кроме того, он смотрел на нее тяжелым, напряженным, обезоруживающим взглядом, словно знал все ее тайны. Вспомнив о своих шрамах, она подумала, что и у него, должно быть, есть такие. Ей хотелось узнать о нем больше.

С другой стороны, чем скорее она избавится от него, тем лучше.

Притворившись смиренной, каковой на самом деле не была, она одарила его спокойной, ясной, понимающей улыбкой, с легким оттенком загадочности и почтительности, характерной для монашек. Как посмеялась бы Мэри, увидев, какое действие производит такое выражение лица! Сердце Дженны сжалось, и она отбросила эту мысль. Сейчас Мэри в безопасности. Дженна очень жалела, что не могла повидаться с сестрой и сообщить, что с ней все в порядке. Она надеялась, что скоро все‑таки встретится с ней. Война не может длиться вечно, не так ли?

– Я не понимаю, к чему все это. Кажется, я объяснила, что необходимости искать меня не было. – Она уже доставила это чертово сообщение по назначению. Зачем епископ послал этих людей? Ламбертон никогда прежде не выражал недоверия к ней. Она не нуждалась в сопровождении, он только помешал ее планам. – В чем причина?

Ее улыбка не произвела на него должного эффекта. Выражение его лица оставалось непроницаемым под стальным шлемом, скрывавшим лоб и нос. Дженна нахмурилась. Она вынуждена была признать, что в ней проснулось любопытство – ей хотелось увидеть его лицо полностью. У него были красивые губы и подбородок…

Она резко прервала свои размышления, поразившись, что вдруг на нее нашло.

– Я верну вас в Берик. О подруге не беспокойтесь. Маклин сопроводит ее в аббатство. Он позаботится также о том, чтобы все прибыло по назначению.

Этот мужчина был не столь искусен в выражении скрытых смыслов, как его друг, но она поняла, что он хочет сказать. По‑видимому, Маклин должен передать сообщение, которое она оставила в аббатстве, непосредственно Брюсу.

– Вы очень любезны. Я ценю ваше галантное предложение, но в этом нет необходимости. Почему бы вам не отправиться в аббатство, чтобы вы и ваш друг могли убедиться, что все надежно доставлено?

Она собралась было уйти, но он остановил ее глубоким мелодичным голосом, который, несмотря на резкость слов, казалось, проник в самую душу, омыв ее теплой волной.

– Это не предложение, сестра.

Этот мужчина подобен скале – такой же холодный и непоколебимый! Дженна почувствовала раздражение, но тут же справилась с ним. Ее улыбка на этот раз была слегка вымученной.

– Нет необходимости…

– Есть. – Он махнул своему спутнику, и Маклин подошел к нему. – Проводи девушку до аббатства и позаботься, чтобы наш друг получил сообщение, – добавил он на гэльском языке. – А я займусь нашей маленькой благочестивой воительницей.

Хорошо, что она прекрасно умела изображать непонимание. Тем не менее его комментарий вызвал у нее вспышку гнева. Подумать только, маленькая благочестивая воительница! Он считает ее ребенком, играющим в какую‑то игру.

– Сестра, – сказал Маклин, протягивая руку Маргарите. Девушка посмотрела на Дженну, затем на Маклина. Дженна сжала ее руку, не желая отпускать подругу. Однако она понимала: Маргарите необходимо вернуться и позаботиться о своих легких с помощью подслащенной медом настойки ракитника, которую она всякий раз принимала от приступов. Переубедить этого мужчину было невозможно, поэтому Дженна должна отпустить девушку.

– Хорошо, – сказала она. – Иди с ним. Я скоро вновь буду с тобой.

– Попрощайся, сестра, – сказал Ламонт позади нее.

Дженна бросила на него пристальный взгляд, затем повернулась к Маргарите и ободряюще пожала ее руку.

– Береги себя, дорогая.

Сестра Маргарита с сомнением посмотрела на Ламонта, затем опять на Дженну.

– Ты уверена? Я не хочу расставаться с тобой…

– Конечно, уверена. Этот мужчина не причинит мне вреда. – Она надеялась, что это не станет третьей ложью за прошедший час. – Не беспокойся обо мне. Обещай, что немного отдохнешь, прежде чем продолжишь путешествие.

Девушка кивнула.

Дженна закусила губу.

– Вероятно, будет лучше, если ты никому не расскажешь о том, что здесь произошло. Я не хочу подвергать опасности воинов, которые помогли нам.

Маргарита снова кивнула, и, крепко обняв, Дженна отпустила ее. Она наблюдала, как Маклин повел девушку среди деревьев. Они почти скрылись из виду, когда Ламонт крикнул что‑то своему другу на гэльском языке.

Дженна поняла это как «Гарпун, лучше смерть, чем плен». Но что означало слово «Гарпун»?

Маклин кивнул и повторил эту фразу, добавив то, что она поняла как «Охотник». Странно…

– Что вы сказали ему?

– Не важно.

– И все же вы предпочли сказать это на языке, которого я не понимаю.

Он пожал плечами. Дженна отметила про себя, что у него было при этом такое же выражение лица, как у ее брата и отца, когда они готовились к чему‑то очень важному. Он ответил ей после продолжительного молчания:

– Да.

Этот мужчина научился ловко уходить от ответа.

– Я о вашем друге, – сказала она. – Ему грозит опасность?

Ламонт пожал плечами.

– Он будет осторожен. Он умеет быть незаметным.

Дженна не могла представить, как можно не заметить этих двоих. Они были такими крупными, что явно выделялись среди остальных людей. Стоя рядом с ним, она не могла не заметить разницы в росте. Он был почти на фут выше ее, а плечи почти вдвое шире. В доспехах и с оружием он казался весьма грузным мужчиной. Не толстым, но слишком мускулистым на ее вкус. Его телосложение подчеркивало женскую уязвимость, о которой Дженна старалась не думать. Однако она не могла отделаться от этой мысли, находясь рядом с ним, и потому еще больше хотела избавиться от него.

Дженна заметила, что ему нравилась прямота, и решила действовать в соответствии с этим.

– Почему вы настаиваете на сопровождении меня в Берик? Это поручение моего руководителя?

– Нет.

– Тогда почему вы поступаете так?

– Очевидно, потому, что находиться здесь небезопасно.

– И вы полагаете, что с вами я буду в безопасности? Вы ошибаетесь. Англичане скорее остановят на дороге воина, чем группу паломников. С ними я буду в большей безопасности.

– В таком случае мы не будем двигаться по дороге.

– Вы собираетесь долететь до Берика по воздуху? – Эти колкие слова сорвались с ее языка, прежде чем она смогла сдержаться.

Он улыбнулся, и она почувствовала странное возбуждение, отозвавшееся в ее груди. Она осознала, как он красив. Это была порочная красота. Ей необязательно видеть все его лицо, чтобы почувствовать это. Достаточно было его слегка перекошенной улыбки. Дженна ощутила странную дрожь и затем тепло, словно кто‑то укрыл ее толстым пледом.

– Нет, – сказал он. – Мы будем скрываться среди деревьев и держаться подальше от больших дорог.

Он подошел к ней ближе, и она уловила слабый запах кожи и сосны, который при других обстоятельствах могла бы назвать неприятным. Но вместо этого она вдруг почувствовала непреодолимое желание вдыхать его. Дженна едва сдержалась, удивляясь тому, что с ней происходит. Она никогда не считала себя женщиной, которая легко поддается обаянию мужчин, – даже когда была моложе.

Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.

– Что, если мы заблудимся?

Из его губ вырвался резкий звук, похожий на смех.

– Мы не заблудимся.

Он посмотрел вниз, и их взгляды встретились. У нее перехватило дыхание. Меж ними возникло нечто незримое, горячее и напряженное. Что‑то, от чего она ощутила покалывание кожи под плащом. Дженна вдруг ясно осознала свою наготу под шерстяной материей.

Словно угадав ее мысли, он остановил взгляд на ее груди. Странное тепло охватило ее, дышать стало еще труднее. Достаточно было тихого звука, чтобы возникшая между ними связь прервалась. Он отвел взгляд, и лицо его омрачилось.

Он сделал шаг назад, и она постаралась скрыть свое кратковременное замешательство, однако голос ее прозвучал необычно хрипло.

– Боюсь, это невозможно. Вы можете проводить меня до Драйбурга, если настаиваете, хотя мне не подобает путешествовать вдвоем с мужчиной. – А им предстояло провести по крайней мере одну ночь вместе.

Он скривил губы.

– В этом нет ничего предосудительного. Вы монахиня, и со мной ваша непорочность будет в безопасности.

Что‑то в его улыбке и в том, как он сказал это, задело Дженну. Может быть, она неправильно восприняла то, что произошло? Неужели он дал ей понять, что она нисколько его не привлекает? Пусть она не стремилась ему понравиться, ее тщеславия хватило на то, чтобы эти слова затронули ее самолюбие.

Ей необходимо переодеться в новую рубашку и привести себя в порядок. Она была уверена, что тогда почувствует себя прежней. Особенно после того, как избавится от Ламонта.

– Я не хотела подвергнуть сомнению вашу честь. Ведь вы порядочный человек, не так ли?

– В большинстве случаев.

Дженна нахмурилась. Не такого ответа она ожидала.

– И как порядочный человек вы не станете принуждать женщину к поступкам, противоречащим ее желаниям?

Для рыцаря в данном случае был только один ответ, но Ламонт ответил иначе:

– Полагаю, это зависит от обстоятельств, потому что в данном случае я намерен прибегнуть к принуждению по отношению к вам. Поэтому, пока я схожу за своей лошадью, вы переоденьтесь и мы двинемся в путь.

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и оставил ее, онемевшую. Она далеко не сразу вновь обрела дар речи.

Похоже, ей не удастся так легко избавиться от него, как она надеялась. Впрочем, возможно, она вообще от него не избавится.

 

Глава 3

 

Что‑то в выражении лица девушки вызвало у Юэна желание рассмеяться, едва он отошел от нее. Он готов был поспорить, что эта маленькая монашка нечасто слышала слово «нет». Однако когда он вернулся, ему уже было не до смеха. Поведение этой монашки вызвало у него раздражение.

Он пристально посмотрел на нее сверху вниз, сидя верхом на лошади и протягивая ей руку.

– Дайте мне руку.

Она покачала головой, при этом ужасная черная головная накидка вернулась на прежнее место, скрывая золотистую россыпь волос. Но Юэн помнил об этой красоте, и если как следует приглядеться – что он и делал, – то можно было увидеть отдельные золотистые пряди, на висках выбившиеся из‑под накидки. Впрочем, их мягкость явно противоречила упрямо сжатым губам.

– Благодарю вас за ваше любезное предложение, однако я предпочитаю идти пешком.

Он обращался к ней с просьбой уже в третий раз, хотя было достаточно и двух. Юэн крепко сжал челюсти, но это не помогло сдержать резкость его слов. Его терпение иссякло.

– Это не любезность и не предложение, и мне наплевать на то, что вы предпочитаете. Вы сядете на эту лошадь добровольно, или я силой заставлю вас сделать это, но будьте уверены: так или иначе вы поедете со мной.

Глаза Дженны слегка расширились, но, к чести девушки, она не дрогнула под его пристальным взглядом.

– Вы выражаетесь неподобающе.

И это говорит женщина, которая только что угрожала английским солдатам лишить их половых органов?

– Уж как умею.

Юэн никогда не отличался любезностью в разговоре с дамами. Он вообще был грубым мужчиной. Это Максорли умел быть привлекательным, но Юэн – воин, а не трубадур. У него не было ни времени, ни склонности очаровывать кого бы то ни было. Его простая речь могла быть порой обескураживающей и даже грубой, но достаточно действенной. В сражении и других смертельно опасных ситуациях, в которых оказывалась Хайлендская гвардия, главными были ясность и краткость слов. Утонченности и нежности не было места. Кроме того, тот способ общения с женщинами, который доставлял ему удовольствие, не требовал долгих разговоров.

Внезапно его мысли вернулись к тому, о чем думать не следовало бы. Его взгляд на мгновение остановился на женской груди, прежде чем он резко отвернулся.

Боже, надо прекратить думать об этом! «Она монашка, – напомнил он себе. – Она принадлежит Богу».

Однако он подозревал, что, вероятно, пройдет немало времени, прежде чем он забудет вид прекрасного женского тела, скрытого под монашеской рясой.

Юэн сжал челюсти.

– Ну, что будем делать, сестра?

После длительной паузы она громко фыркнула и подала ему руку. По‑видимому, сестра Дженна решила не испытывать дольше его терпение. Это было разумное решение. Она быстро усвоила, что в его словах не было пустых угроз: он делал то, что говорил.

Юэн легко поднял ее, усадил перед собой, и они двинулись вперед. По его оценке, они должны прибыть в Берик к следующему вечеру. Им предстояло преодолеть путь примерно в сорок миль, однако передвижение вдвоем на лошади по пересеченной местности, избегая дорог, требовало вдвое больше времени.

Юэну приходилось много раз пересекать границу за последние два года, когда он участвовал в опасных операциях Хайлендской гвардии по нападению на английские гарнизоны, размещавшиеся в замках, поэтому он хорошо знал местность. Ему знакомы были эти леса, он знал каждую тропинку среди деревьев, каждый склон холмов, каждый уголок природы, где можно оставаться незаметным.

Скорее инстинктивно, чем из‑за реальной угрозы преследования, он старался по возможности не оставлять следов, однако из‑за недавних весенних гроз это было почти невозможно. Тем не менее приближающийся дождь мог смыть эти следы. За то время, что он предоставил лошади для отдыха, пока он вновь «убеждал» сестру Дженну ехать с ним, на небе появились темные тучи, подул ветер, заставивший трепетать листву, и воздух стал заметно холоднее.

Однако приближение грозы не изменило его решения двинуться в путь. В конце концов Юэн усадил монашку перед собой и, обвив ее талию руками, чтобы взять поводья, внезапно осознал, что слишком поспешил, когда отказал ей в просьбе идти пешком. Когда он ощутил ее тело, ему чертовски трудно было помнить, что она монашка.

Надо сказать, что он никогда не держал в объятиях монашку и давно не ощущал такого приятного запаха колокольчиков, исходившего от нее. Это был знакомый запах цветов, покрывавших склон холма близ его дома в Ардламонте. Нежный цветочный аромат возбуждал его чувства, дразнил и заставлял прижимать ее к себе плотнее.

Проклятье, надо что‑то делать! Может быть, произнести наиболее подходящую молитву: «Господи, не введи нас в искушение и избавь от дьявольского наваждения».

Он с трудом подавил стон, забыв о молитве, когда она снова прижалась к нему.

Боже, какая она приятная! И его тело среагировало.

Он пытался сохранять некоторое расстояние между ними, но движения лошади по неровной местности лишали его этой возможности. С каждым стуком копыт ее ягодицы касались его паха и спина прижималась к его груди. К тому же ее груди, которые он не мог забыть, бились упругой мягкостью о его руки.

Ни молитвы, ни мысленные запреты не могли предотвратить ответную реакцию его тела на этот интимный контакт. Его мужское естество сделалось твердым, но, к счастью, благодаря толстой коже его доспехов женщина едва ли могла почувствовать упирающуюся в нее плоть.

Одному Богу известно, что каждый раз, когда ее мягкие округлые ягодицы прикасались к нему, Юэн готов был немедленно овладеть ею. Он думал об этом, воображая, как его руки обхватывают ее бедра и он опускается и поднимается над ней в чувственном ритме, сводящем его с ума от вожделения. Он так разгорячился и отвлекся, что едва не пропустил поворот, который искал.

Юэн выругался, злясь на самого себя. Контроль и самодисциплина никогда не были для него проблемой, особенно в отношении женщин, общение с которыми не было ограничено. За последнее время почти каждый член Хайлендской гвардии женился на красивой женщине, и Юэн тоже не раз мог оценить женскую красоту, поддавшись приступу похоти.

Черт побери, Кристина Маклауд была одной из самых красивых женщин, какую он когда‑либо видел, с соблазнительным, гибким телом, которое ему очень нравилось, – в отличие от маленькой худощавой монашки, – однако он никогда не имел непристойных мыслей в отношении нее.

Конечно, присутствие лучшего фехтовальщика, который следил за каждым мужчиной на сотню ярдов вокруг нее, служило действенным устрашающим фактором.

Юэн почувствовал движение в седле, когда Дженна обернулась к нему.

– Что‑то не так? – спросила она.

Даже медленное погружение в ад, вероятно, не столь мучительно, как ощущение ее мягких округлых ягодиц, прижимающихся к его напряженной плоти. Юэн стиснул зубы.

– Нет, почему вы спрашиваете?

– Потому что вы выругались.

Он сузил глаза.

– Я думал, вы не понимаете нашего языка.

– Я действительно не понимаю. Однако нет необходимости знать гэльский язык, чтобы понять, что произнесенное вами слово я не хотела бы слышать.

Его губы скривились в усмешке. Она права. Иногда тон говорит о многом.

– Все в порядке.

– Я подумала, что вы, должно быть, сбились с пути. Вы уверены, что знаете, куда нам следует двигаться?

На этот раз Юэн не удержался от откровенной улыбки, поскольку она не представляла, каким смешным был ее вопрос. Юэн был лучшим следопытом в Шотландии и не мог заблудиться. Он заслужил свою славу, уделяя внимание каждой мельчайшей детали окружающей местности. И эта слава привела его к Брюсу, в команду элитных воинов.

– Не беспокойтесь, я знаю, куда следует двигаться. Мы не заблудимся.

Между ее бровей залегла небольшая складка. Дженна, несомненно, уловила насмешку в его голосе, но не поняла, чем она вызвана.

– Вы слишком самоуверенны.

– Да, я такой.

– Кажется, дождь собирается, и надвигается туман…

– Все будет хорошо.

Она повернула голову и пристально посмотрела на Юэна. Их лица оказались так близко друг от друга, что он не смог удержаться и оценивающе посмотрел на нее.

Дженна действительно была очень хороша собой – для монашки, напомнил он себе. Черты ее лица были простыми, но классическими. Широко посаженные миндалевидные глаза украшали изящно изогнутые брови. У нее были высокие скулы, небольшой прямой нос и подбородок с крошечной впадинкой. Необычными были лишь невероятно длинные ресницы, зеленовато‑голубые глаза и чувственный изгиб губ. Они казались слишком розовыми, слишком сочными и чертовски искушающими. Особенно его смущало экстравагантное пятнышко над верхней губой.

Юэн снова перевел взгляд на дорогу перед собой, куда смотреть было гораздо безопасней.

Он почувствовал облегчение, когда Дженна тоже повернулась, но потом она слегка задрожала и прижалась к нему спиной. Он едва не застонал, и его голос прозвучал чуть более хрипло, чем обычно.

– Вам холодно?

– Немного.

Держа поводья одной рукой, другой он потянулся назад и достал накидку из скатки на седле.

– Вот, возьмите, – сказал он.

Улыбка, которой она одарила его, была почти по‑детски обаятельной и безмятежной, отчего сердце Юэна замерло на мгновение.

– Благодарю. – Она завернулась в накидку и удовлетворенно вздохнула, снова прижавшись к Юэну спиной.

По крайней мере одному из них удобно. Он почувствовал, что следующие двадцать четыре часа будут для него самыми тяжелыми в жизни.

 

От накидки исходил такой же запах, как от этого мужчины – приятный и теплый, с оттенком свежести. А мягкие голубые и серые тона материи напоминали ей его глаза. Она назвала бы их цвет скорее голубовато‑стальным, с преобладанием стального.

В сущности, он был довольно хорош собой, начиная от глаз и заканчивая упрямым характером, твердыми доспехами на груди и сильными руками, которые так легко подняли Дженну с земли. Она никогда в жизни не ощущала такой силы. Ее охватила странная дрожь, когда он поднял ее, и внутри возникло неясное ощущение.

Как ни странно, это ощущение не покинуло Дженну ни на миг в присутствии спутника. К тому же она чувствовала прилив тепла к щекам. Дженна надеялась, что это не признак болезни.

Хотя он был чрезвычайно суровым мужчиной, следовало признать, что ехать на лошади с ним было удивительно спокойно. И даже приятно. Может быть, она зря беспокоилась? Гораздо удобнее ехать в тепле и под защитой его крупного тела, особенно учитывая, что погода становилась все более угрожающей. Дул холодный ветер, а этот человек излучал тепло, подобно огню. Она содрогнулась и плотнее укуталась в накидку, когда внезапно сильный порыв ветра налетел из‑за деревьев.

Ей показалось, что мужчина издал стон страдания, но когда она взглянула на него через плечо, он смотрел на дорогу, упрямо выставив вперед тяжелый подбородок.

Дженна редко подчинялась чужой воле, однако в данном случае была вынуждена смиренно уступить, особенно притом, что эта уступка оказалась ей выгодна. Впрочем, она надеялась, что шотландец не помешает ее планам. Когда придет время, она найдет способ убедить его сделать краткую остановку в Роксборо, что нетрудно осуществить, ведь они движутся в том направлении. А пока нет причины отказываться от удобства, и надо постараться приятно провести оставшееся время. По крайней мере, пока не начался дождь.

Этот воин вызывал у нее любопытство. Она не была уверена в своих ощущениях, но он явно не такой, как мужчины, каких она встречала прежде. Ее первое впечатление не изменилось за короткое время их путешествия. Он оставался непроницаемым, и это странным образом интриговало ее.

– Вы не слишком разговорчивы, верно?

Он бросил на нее косой взгляд из‑под своего устрашающего шлема, который, наверное, никогда не снимал, и сухо сказал:

– Я не думал, что вы заметили это.

Она засмеялась.

– Вы полагаете, что я говорю слишком много.

– Я полагаю, что вы намерены говорить, пока не добьетесь своего.

Дженна удивленно приподняла брови. Его замечание было довольно проницательным. Она действительно не привыкла слышать слово «нет». Мэри часто говорила, что Дженна подобна огромному валуну, катящемуся вниз по склону холма, и убереги Господь того, кто оказывался на ее пути, когда она пыталась добиться своего.

По‑видимому, этот мужчина был прочной стеной, вставшей на ее пути. Она сдержала улыбку от этого неподходящего сравнения.

– Как видите, это не всегда приносит успех, – сказала Дженна.

Ее слова вызвали у него улыбку. По крайней мере один уголок его губ слегка приподнялся, и это, учитывая обычно непроницаемое выражение его лица, вполне можно было назвать улыбкой.

– А в большинстве случаев?

Она неопределенно пожала плечами.

– Скажем так: это не раз оказывалось полезным.

Его лицо помрачнело.

– Сегодня вам чертовски повезло.

Дженна подозревала, что ей не понравится то, что он скажет, и все‑таки не удержалась и спросила:

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать: то, что вы делаете, – чрезвычайно опасно. Вам повезло, что в данном случае удалось избежать неприятностей, но поверьте, сестра, не все мужчины столь впечатлительны, чтобы ими можно было манипулировать. Женщинам не место на войне, даже в качестве курьеров. Я намерен при первой возможности поговорить об этом с епископом.

Возможно, завязать с ним разговор было не лучшей идеей. Дженна была так возмущена, что не сразу пришла в себя. Как он смеет указывать ей, что делать, а чего не делать! Она сменила имя, но по‑прежнему оставалась дочерью графа. Ее сестра была первой женой Роберта Брюса. Дженна, более чем кто‑либо, имела право помогать королю в его борьбе. Кроме того, у нее имелись личные причины, которые не касались Ламонта.

Она гордилась тем, что делала. Она хорошо выполняла данные ей поручения, несмотря на то, что являлась женщиной!

– Я, как и вы, служу нашему королю. Ему нужна помощь каждого, будь то мужчина или женщина, если он намерен победить Эдварда. То, что делаете вы, ведь тоже опасно, не так ли?

Он ничего не сказал, явно испытывая раздражение.

Дженнна восприняла его молчание как согласие.

– И вы избрали борьбу за то, во что верите. Почему я не могу сделать такой же выбор?

– Женщине не место на войне.

Разве это ответ? Дженна постаралась взять себя в руки, однако в голосе ее прозвучали резкие нотки.

– А где, по‑вашему, место женщине?

– Там, где нет опасности. Женщина должна заниматься домашним хозяйством и следить за детьми.

– Такое место едва ли подходит мне, – холодно сказала Дженна. Затем продолжила после паузы: – А как же ваша жена? Она довольствуется тем, что остается дома, и спокойно наблюдает, как вы уезжаете сражаться?

– Я не женат.

– Подумать только, – пробормотала Дженна чуть слышно, но, судя по тому, как он сузил глаза, эти слова не ускользнули от его слуха.

Впрочем, ее это не беспокоило. Она знала, что большинство мужчин относилось к традиционной роли женщин так же, как он. Вероятно, этим объяснялось то, почему она предпочла монашескую одежду! Однако все было бы иначе, если бы одна из двух ее помолвок закончилась браком. Но сейчас Дженна была свободна и не желала оказаться в зависимом положении, чтобы с ней обращались как с безмозглой невольницей. Именно такая судьба ожидала женщину в браке. Боже, разве она недостаточно насмотрелась на это в прошлом?

Дженна подняла подбородок и встретилась взглядом со своим спутником.

– Не все женщины желают, чтобы их опекали и защищали. Некоторые могут сами позаботиться о себе.

– Даже самый острый язык не сравнится с клинком.

Дженна покраснела и, прежде чем успела хорошо подумать, протянула руку и достала из ножен клинок, спрятанный в сапоге. Она приставила его к внутренней стороне бедра мужчины.

– Я в одинаковой степени владею и тем, и другим.

Джанет – то есть Дженна – еще долго будет с удовлетворением вспоминать, какое выражение приняло его лицо при этом.

 

Рука девушки быстро скользнула вниз, и Юэн не понял, что она вознамерилась сделать, пока не почувствовал прикосновение клинка к своему бедру. Как и большинство членов Хайлендской гвардии, он не носил кольчугу для защиты ног, так как она была слишком тяжелой, и пятидюймовое лезвие уткнулось прямо в то место, где при достаточном проникновении могло бы убить его. Он понимал, что это не случайное совпадение. Эта девица знала одно из нескольких мест, где он был уязвим.

Боже! Достаточно одного резкого движения кинжала, и он был бы мертв – или кастрирован. Его не привлекало ни то, ни другое.

Хотя все его внимание было сосредоточено на клинке, Юэн тем не менее мучительно сознавал положение другой ее руки. Приняв более удобное положение для действия клинком, она положила свою левую руку на верхнюю часть его правого бедра. И так близко к самой чувствительной части его тела, что он едва не сошел с ума.

Продолжая следить за ее правой рукой с клинком, Юэн не мог не думать о ее левой руке и о том, какое приятное ощущение он мог бы испытать, если бы она передвинула руку на несколько дюймов выше и обхватила его плоть. Впрочем, он не думал, что способен возбудиться с ножом в нескольких дюймах от его чресел. Сейчас он испытывал совсем другое чувство.

Медленно – очень медленно, так чтобы ее рука не дрогнула, он остановил лошадь. Внешне он оставался спокойным, однако сердце его бешено колотилось. Он не отрывал взгляда от ее глаз, но и она не отводила их. Эта девушка выглядела хладнокровной и спокойной, как любой гвардеец, и Юэн не сомневался, что она без колебаний воспользуется кинжалом, если потребуется.

Неужели она простая монашка? Он замер, когда Дженна чуть сильнее надавила на клинок и кончик слегка погрузился в кожу одежды. По‑видимому, перед ним была жестокая особа, которая умела владеть оружием.

– Вы добились своей цели, – сказал он.

Она вздернула изящную бровь. Как и ресницы, ее брови были густыми и темными. Они явно контрастировали с ее светлыми волосами и бледной кожей…

Юэн яростно остановил свои размышления. Он опять думал о ней. Отмечать различные детали – часть его работы, однако ему не следовало заниматься этим в отношении этой женщины.

«У нее кинжал», – напомнил он себе.

– Значит, говорите, я добилась своего? – сказала она. – А мне кажется, что нет. Мужчины, подобные вам, уважают в других только те качества, которые находят в себе. В вашем случае – это грубая физическая сила, которой у вас в избытке. – Она насмешливо улыбнулась и посмотрела на него так, что могла бы воспламенить его кровь, если бы не добавила: – Но, как видите, не всегда бывает достаточно одной только физической силы.

Юэн обладал способностью распознавать различные языки и сейчас снова уловил в ее речи какой‑то акцент. Раньше он не выделялся так сильно, как сейчас, когда она злилась. Учитывая сложившиеся обстоятельства, он полагал, что будет безопасней попросить ее оставить свое притворство и перестать играть роль кроткой и послушной монахини.

Не отрывая от нее взгляда, он протянул руку и сжал ее запястье. Юэн почувствовал, словно по телу его от этого прикосновения пробежал ток. Мягкость ее кожи и тонкость костей ошеломили его, однако он почувствовал твердую решимость в ее хватке. Он медленно отвел ее руку с кинжалом в сторону и только тогда вздохнул свободно.

Но отпускать ее руку он не спешил. Теперь девушка почти полностью повернулась в седле лицом к нему, глядя на него сверкающими глазами. Ее грудь неистово вздымалась. Проклятие! Он не должен думать о ее груди, потому что, несмотря на черную шерстяную одежду, покрывавшую девушку, он помнил каждый дюйм ее соблазнительного обнаженного тела и в нем пробуждалось греховное желание коснуться этих грудей.

Он сосредоточился на положении ее второй руки. Возможно, ему следовало бы отстранить ее, ведь теперь клинок находился на безопасном расстоянии и Юэн отчетливо ощущал мягкое прикосновение женской руки вблизи того места, где ему хотелось бы почувствовать ее.

Словно прочитав его мысли, девушка покраснела и убрала руку с его бедра, в то же время крепко сжимая нож в оборонительной позе. Юэн знал многих воинов, которые тайно носили кинжал – обычно под доспехами, – но женщину с таким оружием встретил впервые.

Он явно недооценил ее, потому что она была женщиной и к тому же монашкой.

Юэн не мог припомнить, чтобы в последнее время кому‑нибудь удавалось поднести к нему клинок так близко. Вероятно, это мог сделать только Змей. Лахлан Макруайри заслужил такое военное прозвище за свою способность нанести бесшумный смертельный удар. Однажды на учениях он незаметно подкрался к Юэну и приставил кинжал к его горлу.

Очевидно, эта женщина тоже тренировалась управляться с ножом. Однако, несмотря на то, что тамплиеры допустили прием в свои ряды монашек, едва ли она овладела этим искусством в монастыре.

– Где, черт возьми, вы научились владеть ножом?

Она пристально посмотрела на него.

– У своей невестки.

Юэн нахмурился: такого ответа он не ожидал. Значит, еще одна женщина умела обращаться с кинжалом.

– У вас необычная семья. Или в Италии девочек с детства обучают владению оружием, как шитью?

Он внимательно наблюдал за ней и заметил что‑то, промелькнувшее в ее глазах. Казалось, она отбросила какие‑то мысли, и затем губы ее изогнулись в улыбке.

– Это была шутка, месье?

К своему удивлению, он понял, что его слова действительно прозвучали как шутка. Обычно он подшучивал над Маклином или Маккеем, но никогда не шутил с женщинами. Он даже не помнил, когда в последний раз вел такую длительную беседу с женщиной. Он вообще не разговаривал ни с кем так долго.

Юэн посмотрел на нее, стараясь осознать происходящее, когда она сделала быстрое движение головой в сторону своей руки.

– Если вы отпустите мое запястье, я положу нож на место.

Он отпустил ее руку и внимательно проследил, как она медленно убирает кинжал в сапог. Он уловил блеск орнамента на рукоятке и остановил ее.

– Могу я взглянуть на него?

Она заколебалась на мгновение, затем протянула ему кинжал. Юэн посмотрел на замысловатый орнамент на роговой рукоятке с чувством, что когда‑то видел нечто похожее прежде. Хотя рукоятка была выполнена в скандинавском стиле, он подозревал, что прекрасное лезвие сделано в Германии. Вероятно, это был большой, предназначенный для еды нож, созданный для важной персоны, который послужил превосходным оружием для женщины.

– Где вы достали его?

– На свадьбе своей сестры. – Она протянула руку, и он вернул ей нож. Он был уверен, что заметил, как расслабились ее плечи, едва она сунула нож в ножны в сапоге, которые, по‑видимому, были сделаны специально для нее. – Ее семья – скандинавы.

Это было убедительное объяснение, и все же что‑то беспокоило Юэна. Он был уверен, что видел этот нож прежде.

– Как ее имя?

Дженна засмеялась.

– Думаю, вам она едва ли знакома. Многих ли итальянок вы знаете? – Она сделала выжидательную паузу и, когда Юэн не ответил, продолжила: – Ее семья прибыла в мою деревню много лет назад. Этот нож перешел от ее деда к ее отцу.

– А она отдала его вам?

– Да.

– Должно быть, она вас очень уважала. Это особенный нож.

Тень печали промелькнула на лице Дженны.

– Да, я тоже уважала ее.

– Вы скучаете по ней?

– Скучаю.

– Но вы скоро вернетесь домой?

Он хотел поднять ей настроение, но похоже, его слова произвели обратный эффект. Она равнодушно пожала плечами, но он понял, что жест был притворным.

– Возможно, когда закончится война.

– Но это не ваша война. Почему вы занялись проблемами страны, а не своими собственными?

– У меня есть свои причины на это. – Она повернулась лицом вперед. – Мы двинемся дальше? Нам надо поспешить, если мы надеемся прибыть в Роксборо до дождя.

Юэн кивнул и щелкнул поводьями, подгоняя лошадь. Девушка права: они ехали слишком медленно. Однако она ошибалась относительно направления их движения.

– Мы не едем в Роксборо. Мы будем держаться северной стороны реки Твид на пути в Берик. Так будет безопасней.

Она резко повернула к нему голову.

– Нет! Нам не надо ехать туда. Мы должны непременно заехать в Роксборо!

 

Глава 4

 

Юэн Ламонт явно оказывал на Дженну дурное влияние. По‑видимому, чувство меры изменило ей, и она выбалтывала все, что было у нее на уме. Во‑первых, она, не подумав, упомянула о своей невестке, затем едва не накликала беду, когда речь зашла о кинжале, и к тому же проявила несдержанность, узнав о его намерении пересечь реку.

Теперь Дженна ясно видела в его голубовато‑стальных глазах вопросы. Ей не следовало приставлять к нему кинжал, но этот мужчина задел ее гордость, и она хотела доказать ему, что способна сама постоять за себя. Вместо этого она только вызвала у него подозрения. Монашки, как и большинство женщин, как правило, не владеют оружием. Однако ее невестка не похожа на большинство женщин.

Кристина Макруайри, леди Эйлз, являлась наследницей одного из крупнейших поместий в западной Шотландии и обладала достаточной силой, чтобы заставить считаться с ней, – к великому разочарованию ее брата. Кристина научилась защищаться от своего пользующегося дурной репутацией брата, Лахлана Макруайри.

Она продемонстрировала свое умение владеть кинжалом, когда один из людей Дункана под действием вина попытался применить силу к Джанет. Возможно, он преуспел бы в своем намерении, если бы Кристина не подоспела к ней на помощь. Удар кинжалом в заднюю часть ноги оставил нападавшего мужчину хромым на всю жизнь, однако это было пустяком по сравнению с наказанием, которое потребовал ее брат Дункан для этого человека. Джанет содрогнулась, вспомнив жестокую порку, свидетельницей которой она стала.

Во многих отношениях Дункан был бы лучшим вождем клана, чем ее старший брат Гартнет. Дункан, как Юэн Ламонт, обладал твердой волей и занимал прочное положение, необходимое для лидера, чего ее старший брат был лишен. Однако оба ее брата погибли, и заботы о графстве легли на юные плечи ее восьмилетнего племянника Дональда, который находился под властью короля Эдварда.

Война лишила Джанет большинства родных. Она узнала о смерти Дункана в Лох‑Райане только по возвращении в Англию в прошлом году. Из влиятельного семейства Мара остались только она, Мэри и Дональд.

Меньше всего ей хотелось, чтобы Ламонт догадался о ее истинной личности. Если станет известно, что Джанет Мара жива, это не только подвергнет риску успех ее дела, но и поставит под угрозу ее безопасность. Король Англии Эдвард уже добрался до ее сестры‑близнеца и будет рад сделать то же самое с ней.

Нет, пусть лучше Джанет Мара остается мертвой, каковой ее считали с тех пор, когда некий рыбак и его сын выловили будто бы ее тело из реки после крайне неудачной попытки тайно вывезти сестру из Англии три с половиной года назад.

Неужели она верила, что сможет просто так отправиться в Англию и незаметно увести Мэри прямо из‑под носа Эдварда? К сожалению, именно так она и думала. Она не хотела слушать предупреждения Дункана, что это только ухудшит положение сестры. Она не хотела ждать подходящего случая и не желала слышать никаких возражений.

Поэтому она обратилась к своей невестке Кристине, убедила ее предоставить ей на время нескольких воинов и отправилась за своей сестрой. Однако все пошло не так. Люди Кристины были обнаружены, а Мэри, ее сын от первого брака Дэвид, Джанет и их верный слуга Калеб были схвачены после непродолжительного сражения. Джанет никогда не забудет, как Калеб упал, сраженный стрелой на мосту. Она попыталась помочь ему, но внезапно весь мир рухнул с невероятным грохотом, какого она никогда прежде не слышала.

Джанет плохо помнила, что произошло. Весь мост был охвачен пламенем. Она очнулась на следующий день в монастыре в окружении монашек и решила, что умерла и отправилась на небеса. Это успокоило ее, ведь иначе ее отцу и брату грозила бы опасность.

Первое время она была будто не в себе, раненная и не в силах вспомнить что‑либо, поэтому, когда монахини сочли ее одной из них (что неудивительно, учитывая ее одеяние в то время), она не стала возражать. Спустя пару дней к ней вернулась память, однако к тому времени настоятельница монастыря, куда рыбаки доставили Джанет, уже узнала в новой «сестре» шотландку, которую разыскивали англичане.

Позднее Джанет выяснила, что Калеб, человек, который был ей роднее отца, погиб вместе с людьми Кристины, Мэри едва избежала тюремного заключения, а Дэвида снова отняли у матери.

И все из‑за нее.

Настоятельница подвергалась большому риску, скрывая Джанет, и потому тайно переправила ее из Англии в Италию с группой паломников, где она могла выздороветь в безопасности. Возможно, такое отношение настоятельницы объяснялось тем, что ее муж, до того как она приняла духовный сан, был одним из тысяч убитых королем Англии Эдвардом во время бойни в Берике десять лет назад.

К тому времени когда Джанет покинула Италию, у нее уже созрел план стать курьером шотландцев, и тогда появилась «сестра Дженна». Только три человека знали, кем она была на самом деле: настоятельница монастыря, епископ собора Святого Андрея и позже – когда Ламбертон был вынужден рассказать ему лично – Роберт Брюс. Даже ее сестра‑близнец Мэри не знала, что она осталась жива.

Так было безопаснее для них обеих. Джанет и так причинила немалый вред сестре и не хотела снова подвергать Мэри опасности, если откроется, что Джанет Мара жива и стала предательницей Англии.

Шрамы, полученные в ту ужасную ночь, не вызывали у нее стыда, хотя она не могла сказать того же о своих поступках, приведших к ним. Однако теперь она не была той импульсивной девицей, которая полагала, что знает, что лучше для окружающих ее людей, и не принимала отрицательных ответов на свои просьбы.

Джанет закусила губу. Возможно, она не изменилась, но, по крайней мере, теперь не намерена вовлекать других в свои проблемы. В большинстве случаев. Отступление от этого принципа в отношении сестры Маргариты привело к ужасным последствиям. Джанет знала, что лучше действовать одной. Казалось, фортуна была немилостивой к тем, кто был рядом с ней. Это явилось одной из причин, побудившей ее принять образ монахини.

Хотя Юэн Ламонт казался человеком, заслуживающим доверия, она не хотела, чтобы он узнал, кто она на самом деле. Она выполняла очень важное дело.

Он не разделял ее убеждений. Его убеждения относительно места женщин раздражало Джанет. Если бы ей посчастливилось встретить мужчину, который считал бы ее равной, она не задумываясь оставила бы свое намерение действительно принять монашеский сан и вышла бы за него замуж! Однако найти такого человека казалось невозможным. Даже ее грозной невестке не всегда удавалось отстоять свои права. Она до сих пор то и дело становилась свидетельницей ужасных ссор Кристины и Дункана, которые потом исчезали в своей спальне на несколько часов.

Нет, Джанет не жалела, что выбрала именно такую судьбу. Замужество означало неволю и постоянные раздоры, и она радовалась, что избежала этих своеобразных оков.

Но почему же эти мысли пришли ей в голову именно сейчас? Ее главной задачей было посещение Роксборо. А этот властный шотландец вмешался в ее планы.

Джанет смущало, как он пристально и молчаливо изучал ее, не отрывая от нее своих стальных глаз. Она поняла, что ее поведение многое ему открыло. Она постаралась на этот раз спокойно объяснить свою озабоченность.

– Англичане внимательно наблюдают за мостами. Попытка пересечь реку будет небезопасной.

Она не смогла сдержать охватившую ее легкую дрожь. С той памятной ночи она ненавидела мосты.

– Мы не пойдем через мост. Я знаю место, где мы сможем перейти реку так, что англичане не заметят нас. – Он по‑прежнему не отрывал от нее глаз. – Почему вы так стремитесь в Роксборо?

Джанет снова прокляла свою несдержанность. Она намеревалась, когда придет подходящий момент, мягко убедить его сделать короткую остановку в Роксборо. Но она не предполагала, что путь их будет лежать в другом направлении.

Зная его мнение о ее занятии, она решила не упоминать о нем и сделала вид, что слегка смущена.

– В деревне есть торговец, с которым я хочу повидаться.

– С какой целью?

Джанет развязала завязки на большом кожаном мешке, который все еще держала на плечах, и извлекла маленький сверток.

– Вот для этого. – Она поднесла сверток к его носу, и Юэн ощутил запах ароматных приправ.

– Что это?

– Запеченные в меде каштаны и прочие специи. Они мне очень нравятся, и я обещала принести еще для других монахинь.

Она постаралась выдержать его пристальный взгляд, но он, казалось, разоблачил ее обман.

– Вы уверены, что это не очередное поручение епископа?

Джанет надеялась, что жар, подступивший к ее щекам, не отразится на лице.

– Вам никто не говорил, что вы слишком подозревающи?

– А вам никто не говорил, что монахиням не пристало лгать?

Она гордо приподняла подбородок.

– Это не ложь. Я действительно люблю каштаны.

– В таком случае вы могли бы попросить епископа привезти их вам, когда он отправится по своим делам. Мы не поедем в Роксборо. В той местности полно англичан. Если вы не заметили, мы находимся в состоянии войны с ними.

Джанет разозлилась, услышав в его голосе покровительственную издевку, однако не хотела открывать причину своего затруднительного положения. Он и так относится к ней с подозрением, и одному Богу известно, что она наговорит ему, если он опять выведет ее из себя.

Поэтому она решила помолчать и дождаться подходящего момента. Она не собиралась отступать. Епископ получил сообщение от важного источника в замке и просил Джанет установить с ним контакт. Он не доверял никому другому. Теперь она должна найти способ убедить упрямого шотландца (слишком упрямого, исходя из ее опыта) изменить свое решение. Она понимала, что лучше сделать это прежде, чем он найдет место переправы.

 

Что‑то не так, подумал Юэн. Девушка ведет себя слишком спокойно. И слишком легко отступила от своих требований. Он готов был поспорить на половину своего месячного жалованья, что она что‑то задумала. Черт побери, он поставил бы все деньги, если бы такой спор состоялся. Однако он не был похож на своего отца и берег каждую заработанную монету, чтобы закончить строительство этого проклятого замка.

Он надеялся, что у этой девушки больше нет припрятанных кинжалов. Теперь, когда начался дождь, ему необходимо сосредоточить все свое внимание на тропинке среди деревьев. Скользкая грязь и неровная почва затрудняли движение, а опустившийся густой туман мешал ориентироваться. К тому же чем сильнее был дождь, тем плотнее девушка прижималась к его груди, что не способствовало его сосредоточенности. Его естество, наверное, посинело от постоянного трения о ее ягодицы в течение бог знает скольких часов.

Она сильно дрожала, и это было естественно. Для апрельского дня было довольно холодно, почти как зимой.

– Пожалуйста, может быть, мы остановимся и переждем грозу?

Юэн почувствовал угрызения совести. Они ехали в течение нескольких часов. Помимо того, что девушка промокла и замерзла, она, несомненно, очень устала.

– Отдохнем, как только переправимся через реку.

– И когда это будет?

– Скоро.

Джанет взглянула на него через плечо. Она накрыла накидкой голову, однако вода все‑таки струилась по ее бледному лицу. Ее ресницы намокли и слиплись, и казалось, будто она плачет. Юэн снова испытал чувство вины. Ведь она всего лишь девушка. Женщины вообще нежные создания – это надо помнить, особенно в ее случае. Что заставляло ее участвовать в таком опасном деле?

– Я думала, вы знаете…

Он резко прервал ее.

– Я точно знаю, где мы находимся. – Брод был уже близко. Он не мог пропустить его. Правда, из‑за дождя местность казалась неузнаваемой. Но он не заблудился.

– Я подумала, что в тумане трудно…

– Мы не заблудились, черт возьми.

Она удивленно раскрыла рот и слегка отстранилась от него, почувствовав его раздражение.

– Я не хотела подвергнуть сомнению ваши способности ориентироваться на местности. Конечно, мы не заблудились. – Он испытал некоторое удовлетворение, пока она не разрушила его, добавив: – Если вы так говорите, то так оно и есть.

От чувства вины не осталось и следа. Юэн снова разозлился, оглядываясь вокруг в поисках признаков того, что тропа, которую он выбрал, ведет в правильном направлении. Женщины монашеского сана не должны быть такими докучливыми. Куда подевались кротость и умиротворенность этой монашки?

Юэн пробирался сквозь деревья и кусты еще около получаса. Дождь усилился и ветер, казалось, дул прямо с Северного моря, пробирая до костей.

Наконец он увидел среди деревьев просвет, который искал.

– Вот это место, – сказал он так, словно сомнения ни на мгновение не посещали его.

Юэн направил лошадь к берегу реки, однако перед его взором предстало то, чего он не ожидал.

 

* * *

 

Джанет побледнела скорее от страха, чем от холода.

– Не думаете же вы, что мы будем переправляться через реку здесь!

У нее не было необходимости притворяться, ее охватил настоящий ужас. Она посмотрела на реку Твид шириной около двадцати футов и ощутила подступившую к горлу тошноту. Обычно медленно текущие воды вздулись после недавних гроз и теперь неслись с бешеной скоростью, вздымаясь волнами от ветра.

Эти волны почти достигали больших бревен, переброшенных через реку и образующих своеобразный мост. Как долго эти бревна смогут устоять под натиском реки?

Джанет покачала головой, чувствуя, как от страха сжимается сердце.

– Я не смогу.

– Эта переправа выдержит, – сказал Юэн мягким тоном, каким не разговаривал с ней прежде.

Он спешился и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься. Она подала ему руку и наклонилась вперед, а он обхватил ее за талию, чтобы осторожно опустить на землю. У Джанет внезапно перехватило дыхание. Прежде ей много раз помогали спуститься с лошади, но никогда она так явственно не ощущала прикосновение мужских рук к ее телу.

И никогда прежде ей не хотелось глубоко вдыхать исходивший от этого мужчины запах кожи, дождя и леса и чего‑то теплого и характерного только для него.

Их взгляды на мгновение встретились, и Джанет поняла, что он чувствует то же самое. Он отвел глаза и отпустил ее так резко, что она с трудом устояла на ногах.

Смущенная своими ощущениями, испытывая замешательство, она избегала его взгляда, когда он привязывал лошадь к ближайшему дереву, намереваясь обследовать «мост». Джанет наблюдала, как он пнул ногой несколько бревен, чтобы убедиться в их прочности, и проверил сапогом, насколько скользок размокший берег. Как обычно, выражение его лица оставалось непроницаемым. Губы его были сурово сжаты, но она не могла сказать, было ли в этой суровости что‑то необычное.

Он повернулся туда, где она ждала под кроной большого дерева.

– Похоже, все хорошо. Сначала я переправлю лошадь, а потом вернусь за вами.

Джанет глубоко вздохнула, и сердце ее неистово забилось. Она посмотрела на него и покачала головой.

– Я не могу. Я ненавижу мосты. Пожалуйста, может быть, мы пойдем другим путем?

Он ободряюще улыбнулся ей.

– Эта переправа не так плоха, как кажется. Вам не о чем беспокоиться. Я не допущу, чтобы с вами что‑то случилось.

Джанет поверила и двинулась за ним к берегу. Но то, что она увидела в следующий момент, заставило ее отказаться от своего решения. Огромная волна захлестнула бревна с такой силой, что вся переправа затрещала.

Юэн повел вперед лошадь, которая, казалось, была напугана не меньше.

Джанет остановила его.

– Пожалуйста, не надо. Течение слишком сильное. Бревна намокли и стали скользкими. Здесь запросто можно упасть в воду, а я не умею плавать. Неужели нельзя переждать до утра? Может быть, к тому времени дождь прекратится и вода спадет?

Словно в подтверждение ее слов еще одна высокая волна обрушилась на переправу, подняв в воздух столб брызг.

Джанет повернулась к своему спутнику.

– Пожалуйста, – умоляюще сказала она, глядя ему в глаза.

Он пристально посмотрел на нее.

– Вы действительно боитесь?

В его голосе прозвучали странные нотки. Охваченная паникой Джанет уловила легкую хрипотцу, и в душе ее затеплилась надежда.

Она кивнула, и лицо ее оказалось в нескольких дюймах от его лица. У нее перехватило дыхание. Только сейчас она поняла, что сделала. Рукавами она обхватила его предплечья и прижалась к нему всем телом близко‑близко: грудь к груди и бедра к бедрам. Она ощущала твердость его груди и ног. А также еще чего‑то, отчего у нее пересохло во рту и внутри все сжалось.

О Боже.

Джанет была потрясена и испугана внезапным осознанием. Она раскрыла рот, но голос замер в ее горле, когда их глаза встретились.

Господи, помоги! Несмотря на дождь и холод, она почувствовала жар во всем теле.

Даже если бы она не ощущала доказательства его желания, она могла догадаться по его глазам. Он явно желал ее, и казалось, что она ощущает силу этого желания кончиками пальцев, трепещет от незнакомого чувства. Ее сердце билось учащенно, дыхание сделалось отрывистым и неровным, а тело словно отяжелело.

Она не могла двигаться. Ею овладело какое‑то непонятное чувство, которому она не могла противостоять. Не могла – и не хотела.

Когда его взгляд устремился к ее губам, Джанет поняла, что он собирается сделать. И была готова позволить ему это, даже если им обоим это казалось безумием.

Он сжал челюсти и отвернулся.

Она опустила руки и отступила на шаг назад, словно ребенок, которого повариха застала за попыткой стащить кусок пирога и сбежать с места преступления.

Джанет не понимала, что на нее нашло. Она никогда прежде не прикасалась к мужчине так откровенно, не говоря уже о соблазнении.

Его голос прозвучал более резко, чем обычно.

– Здесь неподалеку в Траусе есть постоялый двор, где можно остановиться на ночь.

Джанет вздохнула с облегчением.

– Благодарю.

Остановка в Траусе! Она внезапно поняла, что это значит. Ей не только удалось избежать переправы через реку, но, вероятно, ей удастся добраться до Роксборо. Траус находился недалеко от этого графства.

Юэн не первый раз смотрел на нее напряженным взглядом, и она опасалась, что он догадался о ее намерении.

– Мы не можем появиться там в таком виде. Монашка и воин, путешествующие вдвоем, вызовут много толков.

Поскольку на этот раз он согласился с ней, она не стала напоминать ему о том, что раньше говорила то же самое, когда он настаивал на сопровождении ее.

– Что вы предлагаете?

– Я сниму часть своих доспехов, а вы – свой головной покров и белый наплечник.

Ее глаза расширились, когда она поняла, что он задумал.

– Вы хотите, чтобы мы сделали вид, будто женаты?

Почему эта идея пугает ее больше, чем мысль о роли монашки? Если бы она задумалась о своих грехах, то поняла бы, что последний – не такой уж тяжелый.

– У вас есть другие предложения?

– Неужели нет других мест, где мы могли бы укрыться? Например, в какой‑нибудь пещере? В заброшенной хижине? Или в шалаше?

– Есть, но на другой стороне реки. – Он указал на переправу, которую в очередной раз захлестнула волна. – Выбирайте.

Выбор был очевиден. Не было причин сомневаться, но она колебалась. Почему мысль о том, чтобы притвориться его женой, пугала ее не меньше, чем переправа через реку по бревнам?

– Я предпочитаю постоялый двор.

Он коротко кивнул.

– Я оставлю вас на минуту, чтобы вы могли привести себя в порядок и снять облачение. – Он указал на деревянный крест на ее шее, который она носила с той памятной ночи, когда пыталась освободить свою сестру. – Спрячьте его.

Джанет была благодарна Ламонту за то, что он предоставил ей возможность уединиться. Она удовлетворила свою самую настоятельную потребность, затем быстро сняла головной покров и наплечник, что нелегко было сделать, потому что дождь сильно намочил материю. Она постаралась не думать о том, что если бы Юэн не настоял на сопровождении, она сейчас была бы в теплом и сухом аббатстве. Завершив приготовления, она снова завернулась в накидку и уложила снятые вещи в мешок. Без прежнего одеяния она почувствовала себя уязвимой.

Но что ей угрожало?

Джанет спрятала крест под простым черным платьем, когда Юэн вернулся, и поняла, какая угроза нависла над ней.

О Боже.

Внутри у нее все сжалось. Он снял свой устрашающий шлем, и она впервые увидела его лицо полностью.

Она ошибалась. Он не просто красив. Он потрясающе красив. Темноволосый, голубоглазый, с правильными чертами лица, он выглядел так, что в ней проснулся и дал о себе знать первобытный женский инстинкт. А эти губы… этот подбородок… эти глаза.

У нее вырвался вздох восхищения, чего не случалось даже в юные годы при виде красивых мужчин.

Его волосы ниспадали мокрыми прядями на лоб, скулы и подбородок покрывала небольшая щетина, по лицу стекали капли дождя, и это только усиливало его суровую привлекательность. Сердце ее замерло.

В следующий момент Джанет охватил ужас от осознания того, что с ней происходит. Она поняла, почему чувствовала себя так скованно в его присутствии с самого начала.

«Боже милостивый, неужели я увлечена им!»

Словно у зайца, который видит охотника, у Джанет возникло инстинктивное желание убежать. Впрочем, можно все же убедить его отказаться от ночевки на постоялом дворе. Но тут она подумала: неужели перейти по бревнам через реку менее опасно, чем провести с ним ночь?..

 

Глава 5

 

Когда хозяйка постоялого двора открыла дверь в комнату, Юэн понял, какую огромную ошибку совершил, позволив девушке уговорить его не переправляться через реку.

Он окинул взглядом помещение на втором этаже, что заняло у него пару секунд, ведь комната была ненамного больше единственной кровати, расположенной у дальней стены. Помимо маленького стола и деревянного табурета другая мебель отсутствовала. Здесь было очень тесно.

Юэн был потрясен, и сердце его тревожно забилось. Ни в коем случае нельзя оставаться вдвоем с этой девушкой в такой тесноте!

Он собирался попросить другую комнату – размером побольше, – когда полная, на вид почтенная хозяйка повернулась к нему с гордой улыбкой.

– Это наша самая большая комната и, по‑моему, самая лучшая. Из этого окна вы можете видеть весь двор, – бодро сообщила она, указывая на ставни над кроватью. – Крыша надежная, и у вас будет сухо. Правда, мы не можем разжечь огонь из‑за соломенной крыши, но вам будет уютно и тепло от очага в нижнем холле, и если вы дадите мне свои мокрые вещи, я повешу их у огня внизу. К утру они высохнут.

Ни он, ни сестра Дженна, казалось, не знали, что сказать. Он‑то часто страдал от недостатка слов, а вот для красноречивой монашки это, судя по всему, был редкий случай.

Хозяйка положила на кровать стопку постельного белья, которое захватила с собой. Затем повернулась к сестре Дженне и сказала, подмигнув и многозначительно посмотрев на кровать:

– Если вам потребуется еще одно одеяло, дайте мне знать. Впрочем, ваш муж бравый паренек, и с ним вам и так будет тепло.

Сестра Дженна, казалось, побледнела еще сильнее, и глаза ее расширились до такой степени, что Юэн рассмеялся бы, если бы не испытывал то же, что она. Назвать это чувство опасением было бы преуменьшением. Эта комната представлялась теперь камерой пыток.

Юэн готов был поблагодарить хозяйку и выйти, однако такое поведение могло привлечь излишнее внимание, чего он старался избегать. До сих пор все шло хорошо, и они оставались неприметными. Он не хотел необдуманным поступком подвергать риску себя и девушку.

Кроме того, он сознавал, что сестра Дженна права: попытка переправы через реку во время грозы чрезвычайно опасна. Они оба замерзли и промокли до костей. Он мог бы соорудить временное укрытие, однако это была бы долгая и мучительная дождливая ночь. Теперь его ждала не менее мучительная ночь, но по другой причине. По крайней мере, девушка будет в тепле и сухости. Он не мог больше смотреть, как она дрожит, – это вызывало у него какое‑то странное чувство. Нужно было что‑то сделать, чтобы она перестала дрожать.

Мрачно признав, что он испытывает жалость к своей охваченной ужасом «жене», которая, казалось, впервые в жизни лишилась дара речи, он ответил за нее.

– Комната годится, – произнес Юэн с обычной краткостью. Он говорил по‑английски – на языке, на котором говорили обычные люди в пограничных городах. Он был удивлен, обнаружив, что сестра Дженна так же хорошо говорит на этом языке, хотя и с заметным акцентом. До сих пор она не удосужилась сообщить ему об этом. Эта девушка полна сюрпризов.

Он понял, что сказал что‑то не то, когда лицо пожилой женщины вытянулось. Однако сестра Дженна поспешила исправить его оплошность.

– Это превосходное убежище от дождя, – сказала она хозяйке с благодарной улыбкой. – Я уверена, нам будет очень удобно. – Она восторженно вздохнула, чем нанесла Юэну удар в запретное место. – Скажите, это пуховая подушка?

Хозяйка просияла.

– Конечно, миледи.

– Как чудесно! Я усну, едва моя голова коснется пуха. Правда, подозреваю, что мой… – Юэн надеялся, что только он заметил ее незначительное колебание, – …мой муж поднимет меня ни свет ни заря, поскольку нам предстоит долгий путь.

Окончательно смягчившись, хозяйка похлопала сестру по руке, словно та была юной девочкой.

– Куда вы, говорите, направляетесь?

– Мы ничего об этом не говорили, – сказал Юэн.

Сестра Дженна бросила на него укоризненный взгляд и, повернувшись к хозяйке, закатила глаза, словно извиняясь за его дурные манеры.

– Моя мать очень больна, – сказала она, понизив голос. – Я надеюсь, мы прибудем в Лондон вовремя.

– Бедное дитя, – сказала женщина, снова похлопав Дженну по руке. – Значит, вы едете в Лондон? Но ведь вы…

– Фламандка, мадам, – вставила Дженна. Они решили соблюдать осторожность на случай, если кто‑нибудь разыскивает итальянскую монашку. – Мой отец торговец.

Юэн должен был признать, что она прекрасно держалась. Для монашки эта девушка лгала очень умело. Он сам почти поверил ей.

– Как вы познакомились с мужем?

Юэн был вынужден стоять у двери еще около десяти минут, пока Дженна потчевала хозяйку историей об их случайной встрече на рынке в Берике, до того как «Брюс создал все эти неприятности, взойдя на трон». Юэн едва ли думал, что похож на ухажера, оставлявшего полевые цветы у порога невесты в течение двух недель. Однако хозяйка была очарована этой романтической историей, и он покраснел, чувствуя себя глупцом (чего, несомненно, добивалась дерзкая девчонка) под ее одобрительным взглядом.

Ламонт счел, что сестра Дженна вела себя вполне естественно и как нельзя лучше сумела развеять всякие подозрения. В конце концов, пообещав прислать им еду, женщина оставила «супругов» одних.

Как только дверь за ней закрылась, все его тревоги вернулись к нему с новой силой. Комната показалась еще теснее. Внезапно наступившая тишина поразила его, и он подумал, что лучше бы сестра Дженна задержала хозяйку, чтобы отдалить этот момент.

Пытаясь прервать неловкую паузу, Юэн сделал два шага к столу и положил на него кожаный мешок, который снял с седла. Стянув с себя накидку, он повернулся лицом к Дженне. Она отошла на шаг от кровати к противоположной стене комнаты, как можно дальше от него.

Юэн выругался сквозь зубы, увидев настороженность на ее бледном лице. Она смотрела на него, как ягненок на волка. И хуже всего то, что он знал – ее страх ничем не оправдан. Но, видимо, она помнила, как близок он был к тому, чтобы поцеловать ее ранее.

О чем он только думал? Ведь она монашка! Он не считал себя особенно благочестивым, но церковь была частью его жизни, как для любого человека в христианском мире. Он считал постыдным вожделение к женщине, какую с детства воспринимал как святую и возвышенную.

Прикосновение к этой девушке во время путешествия пробудило в нем животные потребности, однако безнравственное поведение по отношению к ней могло повредить делу Брюса, а также его собственному делу. Брюс нуждался в поддержке со стороны церкви, чтобы победить в своей войне, а Юэн нуждался в Брюсе, чтобы его клан мог выжить. Он мог представить себе реакцию Ламбертона, если станет известно, что он лишил девственности одну из его помазанниц.

Впрочем, она явно не собиралась облегчать ему задачу. Эта девушка вела себя не как монахини, каких он встречал, – но и не как обычная женщина, коли на то пошло. И ему было бы легче справиться с собой, если бы он не был уверен, что она испытывает к нему то же самое.

Он угрюмо сжал губы, когда заметил, что она дрожит. Она сняла капюшон, и теперь ее золотистые локоны, прилипшие к голове, начали подсыхать. «О, эти волосы!» Он почувствовал напряжение в чреслах и мысленно выругался.

– Вам следует поступить так, как сказала эта женщина. Снимите мокрую одежду, пока не простудились. – Когда хозяйка ушла, он снова заговорил по‑французски.

Широко раскрыв глаза, она покачала головой.

– Я в порядке. Здесь достаточно тепло. Одежда скоро высохнет.

– Не говорите глупостей. Я повернусь к вам спиной, пока вы будете переодеваться; ваша стыдливость не пострадает.

На ее щеках появились два ярких пятна. Очевидно, ее задел его тон.

– Меня беспокоит не стыдливость. Дело в том, что я взяла с собой только два платья, одно из которых, если помните, порвал солдат.

Юэн развязал свой мешок и достал запасную рубашку.

– Вы можете надеть это. – Предвосхищая ее отказ, ведь ткань была совсем прозрачная, он добавил: – И завернитесь в плед, который хозяйка принесла для постели.

Она подумала пару минут, прежде чем желание согреться не возобладало.

– Хорошо. Только не поворачивайтесь, пока я не скажу.

– Обещайте мне то же самое. Я тоже хочу переодеться.

Он заметил промелькнувшую на ее губах улыбку.

– Вам следовало воспользоваться своим обаянием и быть более любезным с хозяйкой. Если придут англичане, она непременно выдаст вас из‑за вашего нелестного комментария относительно этой комнаты. А также из‑за того, что вы не сказали ей о цели нашего путешествия. Вы только вызываете подозрения, отказываясь отвечать на вопросы.

Обаяние? Он никогда не отличался способностью общаться с женщинами. Другое дело сестра Дженна. С ней он чувствовал себя легко. Он разговаривал с ней почти как с одним из гвардейцев, и его резкость и грубоватость, казалось, не беспокоили ее.

– На вас тоже распространяется наша договоренность, сестра? Надеюсь, вы не будете подсматривать? Могу я вам доверять?

Она покраснела.

– Конечно.

Юэн пристально посмотрел на нее. Она не отвела взгляда, однако Юэн чувствовал, что она что‑то скрывает. И он намерен узнать, что именно.

– Переодевайтесь, – сказал он резко и повернулся к ней спиной.

Он много раз раздевался при женщине, но никогда прежде это не было такой мукой. Хотя они стояли на расстоянии пяти футов друг от друга, он готов был поклясться, что чувствовал каждое ее движение. Юэн быстро снял мокрую одежду и заменил ее чистой туникой и штанами.

Затем он принялся ждать. Казалось, прошло слишком много времени, и он, не выдержав, попытался повернуть голову…

– Вы подглядываете?

Он быстро отвернулся.

– Вы еще не закончили?

– Еще немного.

Спустя несколько минут, полагая, что она уже переоделась, Юэн снова взглянул через плечо и успел увидеть ее стройную спину, прежде чем рубашка прикрыла ее.

Юэн едва сдержал стон. Его снова охватило вожделение, и вернулось болезненное чувство. Этого следовало ожидать. Он сам виноват.

Теперь перед его мысленным взором снова возникли превосходной формы молочно‑белые груди и гладкие, округлые женские ягодицы. Казалось, в этой камере пыток стало еще теснее.

Впрочем, ее кожа не везде была гладкой. Он нахмурился, вспомнив о замеченных шрамах. Она объясняла это наказанием в виде порки кнутом? Вряд ли. Эти шрамы были больше похожи на ожоги.

У него было много вопросов к этой девушке.

– Можете повернуться, – сказала она.

– Откуда у вас шрамы на спине? – спросил он с суровым выражением лица.

 

Джанет инстинктивно напряглась. Но не от стыда – хотя этот вопрос всегда вызывал у нее это чувство. Она знала, что, пусть шрамы отчасти и сгладились, они имели неприглядный вид. Однако она не стеснялась их. Они служили ей напоминанием о цели ее жизни. Она не могла забыть то, что произошло на мосту в ту ночь. Да, что этот эпизод стал для нее хорошим уроком и определил ее дальнейшую судьбу.

Должно быть, она уже привыкла к резкости Юэна, потому что ни его вопрос, ни нахальное вмешательство в личную жизнь не удивили ее. Ему повезло, что она не была застенчивой девушкой.

Внезапно Джанет замерла, и глаза ее сузились. Почему он заговорил о шрамах?

– Вы все‑таки подглядывали!

Он пожал плечами, не пытаясь оправдываться.

– Это вышло случайно. Вы слишком долго возились со своей одеждой.

– Вы считаете это достаточным предлогом?

– Да, если хотите.

Джанет закипела от злости.

– Вам не о чем беспокоиться, – сказал он. – В вас нет ничего такого, чего бы я не видел сотни раз.

Если он пытался успокоить ее таким образом, то его попытка провалилась. Ее глаза гневно расширились.

– Сотни раз?

Он пожал плечами, и его безразличие почему‑то разозлило ее еще больше. Джанет не волновало, со сколькими женщинами он имел дело, и то, что она ничем не отличалась от них. Ее раздражало, с какой небрежностью он заявлял об этом.

– Как приятно слышать, что у вас было столько возможностей для сравнения.

– Вы не ответили на мой вопрос. Откуда у вас эти шрамы? Я знаю, что они не от кнута, как вы рассказывали сегодня солдатам.

– Вы и шрамы могли сравнить сотни раз?

Ламонт улыбнулся: очевидно, ее раздражение забавляло его.

– Даже больше.

– Вы воевали несколько лет?

– Да. А теперь расскажите мне о своих шрамах.

Джанет сжала губы. Он был таким же настойчивым, как Дункан. С ним ей тоже никогда не удавалось сменить тему. Он был чрезвычайно упрямым, когда расспрашивал ее о каких‑то личных делах или трудностях. Юэн Ламонт напоминал ей брата и в других чертах. Однако чувства, которые он пробудил в ней, были явно не сестринскими.

Видимо, он не успокоится, пока не получит ответа, и Джанет решила рассказать ему правду. Ну, хотя бы отчасти.

– Я была на мосту, когда в него ударила молния. Я не помню точно, что произошло, но все было в огне. Я получила удар по спине щепками досок. Сестры удалили их, но некоторые вонзились глубоко.

Он смотрел на нее так, словно знал, что она чего‑то недоговаривает. Но ничего больше рассказывать ему Джанет не собиралась. Как она оказалась на мосту – не его дело.

– Так вот почему вы не хотели переправляться через реку. Когда это случилось?

Теперь пришла ее очередь небрежно пожать плечами.

– Некоторое время назад. – Надеясь закрыть эту тему, Джанет добавила: – Я не люблю вспоминать об этом.

– У вас нет причины стыдиться этих шрамов. Они являются признаком вашей силы. Вы смогли выжить.

Джанет разозлилась.

– Я знаю. Эти шрамы не причиняют мне боли, но служат напоминанием.

На этот раз он понял намек и решил сменить тему, хотя, к сожалению, другая тема была не лучше прежней.

– У вас необычный акцент. Откуда вы родом?

Джанет надеялась, что он не заметил, как ее плечи слегка напряглись, – впрочем, она уже догадалась, что от его взгляда никто не ускользает.

– Мой отец был торговцем, – сказала она, повторяя ту же историю, которую рассказывала хозяйке постоялого двора. – Он много путешествовал.

– Поэтому вы говорите на многих языках?

– Да. – Однако языки давались ей нелегко. Они всегда вселяли в нее ужас. Решив, что разговор о ней затянулся, Джанет спросила: – А что вы скажете о себе? Мне нечасто встречались шотландцы, так свободно разговаривающие по‑французски и не являющихся дворянами… – Она умолкла и покраснела.

– И вы решили, что я не отношусь к их числу?

– Я не хотела вас обидеть.

– Вы меня не обидели. Я воспитывался с местным дворянином и прошел некоторое обучение. Языки давались мне нелегко. – Джанет вскинула брови, и он рассмеялся. – В отличие от вас.

Она покачала головой.

– Хуже всего латынь.

Эти слова вырвались у нее, прежде чем она смогла сдержаться. Она надеялась, что он пропустит их мимо ушей, но, разумеется, эта надежда была напрасной.

– Я думал, будучи в тесных отношениях с итальянцами, легче освоить итальянский язык.

– Для большинства людей так и есть, – сказала Джанет. Она притворно зевнула. – Если не возражаете, я, пожалуй, лягу в постель. Я очень устала.

Разговор с ним опасен. В его присутствии она не раз забывала, что представлялась монашкой, или, по крайней мере, вскоре планировала стать ею. В какие‑то минуты Джанет чувствовала такой уют и спокойствие, словно они на самом деле были мужем и женой и такая близость казалась естественной.

Но внезапно Джанет вновь испытала неловкость от их уединения. Она явственно воспринимала его как мужчину. И как бы она ни притворялась монашкой, ее тело невольно реагировало на присутствие такого красивого мужественного воина. В его присутствии она как никогда прежде ощущала себя женщиной.

Джанет плотнее запахнула плед на своих плечах, хотя в комнате неожиданно стало слишком тепло. Просто воздух нагрелся, не так ли? Однако она не могла объяснить прилив тепла в тех местах своего тела, где никогда не ощущала его прежде. Казалось, повсюду вспыхивали предупреждающие сигналы. Она должна держаться подальше от этого мужчины.

Должно быть, он тоже почувствовал возникшую напряженность, потому что внезапно решил выйти из комнаты.

– Если вы дадите мне свою одежду, я отнесу ее вниз хозяйке, чтобы та повесила ее посушить у огня. Вам не обязательно оставлять свечу зажженной; я найду нужную дверь, когда вернусь.

Джанет закусила губу, испытывая желание спросить, через сколько он вернется, но удержалась, чтобы не вызвать подозрений. Потому что она решила, что ее уже не будет в этой комнате, когда он проснется.

 

В отличие от отца, который любил выпить, Юэн не испытывал особой страсти к виски, но иногда ценил притупляющий эффект крепкого напитка. Последнее время он пил довольно много, после того как один из его друзей‑гвардейцев Уильям Гордон был убит в битве в Гэллоуэе. Это произошло до того, как Юэн и Маклин наконец оказались в безопасном месте, пережив бойню при Лох‑Райане, в результате которой люди Брюса попали в руки Макдауэлла.

Но в этот вечер не боль от потери друзей привела его к спиртному. Это была боль другого рода – чувственная боль. Зная, что не уснет всю ночь, Юэн решил провести время за бутылкой виски, желая охладить свой пыл. Он испытал соблазн, когда появилась другая возможность укротить свою чувственность с помощью миловидной служанки, однако кокетливые прикосновения и бесстыдные взгляды девицы не возымели своего действия.

К тому времени, когда Юэн вернулся в комнату, он был уже достаточно пьян, а источник его беспокойства крепко спал, укрывшись одеялами. Он бросил свою накидку на пол и рухнул на нее с затуманенным сознанием, даже не заметив, каким жестким было его ложе.

Однако и во сне мечты о спутнице не оставили его. В своих беспокойных грезах он видел ее высокие груди и округлые ягодицы. Он представлял, как прикасается к ней, как обхватывает ладонями упругие груди, как ласкает руками ее обнаженную нежную плоть. Его тело пылало, кровь бурлила, нос чувствовал возбуждающий запах женщины. Эти ощущения были такими явственными, что он проснулся. По крайней мере, так ему показалось. И когда он открыл глаза, его рука держала ее запястье, и над ним неясно вырисовывалось ее лицо с широко раскрытыми, полными ужаса глазами.

Затем он понял, что все это ему снится, потому что он чувствовал нежное поглаживание волос и слышал тихие, убаюкивающие звуки ее голоса. Его тело расслабилось. Прежнее напряжение в конечностях исчезло благодаря успокаивающим прикосновениям. Как хорошо. Юэн не помнил, как в детстве мать убаюкивала его, но подозревал, что это было так же приятно, как сейчас. Последнее, что он почувствовал, – это нежное прикосновение женских губ к его щеке.

Юэн проснулся в холодной комнате с первыми лучами зари, проникавшими сквозь трещины в ставнях. Эти лучи, подобно кинжалам, пронзали его отяжелевшую голову. Он закрыл глаза, прислушиваясь к мирным звукам… тишины. Абсолютной тишины.

Охотник снова резко открыл глаза. Не обращая внимания на головную боль, он устремил свой взгляд на спавшую рядом женщину. Точнее, туда, где должна была спать женщина. Однако, еще не успев вскочить на ноги и откинуть свернутый плед, Юэн все понял.

Это был не сон. Его так называемая «жена» исчезла.

 

Глава 6

 

Сердце Джанет замирало от волнения, пока она не оказалась на полпути к Роксборо.

Когда ей удалось вновь убаюкать Юэна, она забрала свои вещи внизу и проскользнула мимо спящих обитателей постоялого двора в холодный полумрак утра, уже не так волнуясь. Перед этим, когда она попыталась перелезть через Юэна, а он открыл глаза и схватил ее за запястье, она думала, что сердце ее выскочит из груди.

Проснулся ли он или пребывал в полусне, она не знала, и в какой‑то момент ей показалось, что он хочет притянуть ее к себе. Сознание того, как сильно она желала его, вызвало у нее панику. Надо было что‑то делать.

Джанет не задумываясь протянула руку и погладила Ламонта по голове, стараясь успокоить его так, как делала это в юные годы с Мэри, когда сестру посещали ночные кошмары. Однако прикосновение к этому мужчине было совсем не похоже на прикосновение к сестре.

Даже спешно двигаясь через лес по дороге, соединявшей Траус с Роксборо, Джанет все еще ощущала шелковистость его густых волос, скользящих между ее пальцев. Неужели мужчина – особенно солдат, который, казалось, был рожден на поле боя – мог иметь такие мягкие волосы? Темные блестящие волны скользили между ее пальцев, подобно нежнейшему шелку. Она все еще чувствовала твердость мышц его спины и рук, когда старалась успокоить его и заставить снова уснуть. Но больше всего ей запомнилось ощущение его бороды, когда она прикоснулась губами к щетинистой щеке.

Что заставило ее поцеловать его? Джанет до сих пор не могла поверить, что осмелилась сделать это. Она шептала успокаивающие слова ему на ухо, и его щека была такой близкой и такой притягательной…

От него исходил запах виски и леса, и его кожа была такой приятной: загорелой и свежей, с привкусом пряностей. Джанет охватило странное чувство. Ее пульс участился, она ощутила внезапный прилив крови внизу живота и легкое покалывание кожи, ее конечности отяжелели, и груди набухли. Соски напряглись, и она вдруг испытала непреодолимое желание прижаться всем телом к его телу.

В какой‑то момент ей захотелось прильнуть к нему в темноте, почувствовать, как он обнимает ее и делает то, что мужчина обычно делает с женщиной. Она много об этом слышала, но до настоящего момента у нее не было желания испытать это на себе.

Ни один мужчина прежде не вызывал у нее таких чувств. Джанет была смущена, обескуражена и испугана в одно и то же время.

Джанет ускорила шаг, как можно быстрее удаляясь в направлении Роксборо к тому будущему, которое ждало ее. В этом будущем не было места чувственным мыслям и увлечению мужчиной. Она останется монашкой, Бога ради!

Именно этого она хотела, разве нет? Джанет ощутила легкое теснение в груди, но не придала этому значения. Конечно, она останется монашкой. Носить головную накидку – единственно возможный выбор для нее. Как иначе она могла продолжать делать то, что делала? В качестве монашки она имела определенную свободу. И цель. Ей нравилось работать на Ламбертона, и она гордилась тем, что помогала Роберту.

Какой у нее был выбор? Для благородной женщины существовало два варианта: замужество или принятие монашеского сана. И Джанет поняла, что замужество не для нее. Она была ранее дважды помолвлена, и оба раза помолвка закончилась гибелью ее женихов. Война погубила много молодых благородных шотландцев, и для Джанет это послужило знамением, что выйти замуж ей не суждено.

Она была счастлива, а исходя из ее жизненного опыта, счастье и замужество – несовместимы. Ее отец обращался с ее матерью как с невольницей, девичья влюбленность сестры Мэри в графа Атолла обернулась для нее страданием, а Дункан и Кристина постоянно ссорились.

Но почему Джанет задумалась о браке? Даже если бы она захотела выйти замуж, то уж точно не за обычного солдата. Хотя едва ли его можно было назвать обычным. Джанет нахмурилась. Она была дочерью графа Мара, бывшей невесткой короля и тетей его единственного наследника. Выбор мужа не являлся ее правом. Это был бы политический брак при посредничестве Роберта.

По многим причинам этот грубый шотландец с шелковистыми волосами и привлекательным лицом был не для нее.

Теперь Джанет почти бежала, тяжело дыша, и, несмотря на прохладу туманного утра, на лбу ее выступил пот. Ей казалось, что она движется достаточно быстро. Она полагала, что опережает Юэна по крайней мере на час и у нее в запасе еще много времени. Даже если он попытается догнать ее, она успеет добраться пешком до Роксборо, до которого оставалось около мили. Для надежности она свернет с дороги, как только приблизится к городу, и двинется к замку окружным путем через лес.

Джанет подумала, что могла бы воспользоваться лошадью, но не хотела рисковать, разбудив конюхов. Но сейчас она думала, что, возможно, этот риск был бы оправдан. Слишком поздно. Джанет услышала стук копыт и испуганно огляделась вокруг, как лиса в поисках какого‑нибудь укрытия. Однако охотник уже оказался рядом, прежде чем дичь успела нырнуть в нору или в ее случае – в густой кустарник.

Ее сердце неистово билось, но Джанет надеялась, что сможет казаться строгой и спокойной, когда повернулась к Юэну лицом.

– Как вы меня нашли?

Он не удостоил ее ответа. Его лицо, опять наполовину скрытое шлемом, представляло собой холодную гневную маску. Он спрыгнул с лошади и грубо схватил Джанет за руку.

– Глупая девчонка. Вы хотите, чтобы вас убили?

Она бы съежилась от страха, учитывая преимущество шестифутового, мускулистого, разгневанного мужчины, орущего на нее, если бы он не вызвал у нее ответный гнев.

– Если кто и поступает глупо, так это вы, преследуя меня! Я уже говорила, что не нуждаюсь в эскорте. Я не просила вас сопровождать меня, и я не нуждаюсь в разрешении уйти без вас.

– Черта с два!

Джанет почувствовала легкую дрожь от страха, когда он зарычал и с силой притянул ее к себе. Но в следующий момент она подумала, что это не страх, а нечто иное, когда ее сердце замерло и по телу разлилось тепло. Она уже стала привыкать к такой реакции на его прикосновение.

Боже милостивый, ей ужасно нравился исходивший от него запах. Его волосы пахли ветром, тело – лесом, а одежда – кожей.

Его лицо склонилось к ее лицу, и Джанет затаила дыхание, желая, чтобы шлем скрыл его голубовато‑стальные глаза, которые сверкали гораздо опасней, чем меч, который Юэн снова закрепил за спиной.

– Вы не подумали о том, что внезапное исчезновение моей «жены» из постели на заре могло вызвать подозрения?

Джанет закусила губу, стараясь сдержать жар, подступавший к щекам. Да, она не подумала об этом. У нее в мыслях было только одно – убраться оттуда поскорее.

– Я уверена, вы придумали бы что‑нибудь, чтобы удовлетворить любопытство хозяйки.

– Не все умеют так убедительно лгать, как вы.

На этот раз ей не удалось сдержать нахлынувший жар. Юэн не знал и половины того, что она испытала. Джанет решительно задрала подбородок.

– Даже если бы хозяйка проявила любопытство, я уверена, это не имело бы никакого значения.

– Вы так думаете? А я не уверен, что группа английских солдат, которые, как я заметил, приближалась к постоялому двору, согласилась бы с вами. Однако будем надеяться, что моего объяснения хозяйке достаточно.

Английские солдаты? Джанет почувствовала угрызения совести.

– Что вы сказали ей?

– Сказал, что вы отправились в местную церковь помолиться за выздоровление вашей матери, прежде чем мы продолжим путешествие.

Джанет облегченно вздохнула и одобрительно кивнула.

– Это хороший предлог. – Она удивилась, что он додумался до этого.

Юэн сузил глаза, словно прочитав ее мысли.

– Возможно, хозяйка поверила мне, но англичане едва ли купились бы и последовали бы за нами в церковь.

– Если бы они действительно искали нас, сочтя причастными к тому, что произошло в лесу. Однако у них нет причины нас подозревать. Скорее всего, это просто группа англичан, вышедшая на разведку из замка. – Джанет высвободила свою руку из его хватки и отступила на шаг. Это все его вина. Если бы он не настоял на сопровождении, она не испытывала бы такой растерянности и желания сбежать. – Я сожалею, что покинула вас, ничего не сказав хозяйке, однако есть нечто, что я должна сделать в Роксборо, а вы намеревались мне помешать.

Она заметила вспыхнувший огонь в его глазах и поняла, что совершила ошибку. Воспринял ли он ее слова как вызов или дело было в чем‑то другом, Джанет не знала. В следующее мгновение Юэн снял свой шлем, притянул ее к себе и крепко обнял, не оставляя сомнений в своем намерении.

На этот раз Джанет явственно ощутила странное возбуждение. Казалось, по всему телу разлилось тепло. Она не могла двигаться. Не могла оттолкнуть его.

Впрочем, она не хотела его отталкивать.

– Да, я не хотел отпускать вас, черт побери, – сказал он, и его губы слились с ее губами.

 

Вот что бывает, когда теряешь контроль. Юэн не знал, что заставило его заключить эту девушку в свои объятия, но в тот момент, когда его губы соприкоснулись с ее губами, он уже не мог ни о чем думать.

Ее губы были такими нежными и приятными на вкус, что он невольно застонал. Кровь забурлила в жилах, заставляя его действовать быстро и резко, как хищник поглощает свою добычу, наслаждаясь ее сладостью и теплом. Однако какое‑то более сильное чувство заставило его усмирить свое первобытное желание.

Девушка была невинна, и внезапно это приобрело первостепенное значение. Несмотря на жгучее желание, он не хотел испугать ее. Поэтому он ослабил свое объятие и напор, поцеловав ее нежно, ласково, благоговейно.

Юэн не мог припомнить, чтобы ему приходилось добиваться расположения девушки поцелуями, но сейчас он делал именно это. Своими искусными ласками он старался дать ей понять, чего хотел от нее.

Он почувствовал, что постепенно она оправилась от потрясения и ее тело расслабилось. Ему хотелось громко кричать, выражая свое мужское удовлетворение, но он ограничился лишь тихим рычанием.

Неожиданно она теснее прижалась к нему с тихим стоном, отчего его мужская плоть напряглась и он едва не отказался от своих добрых намерений.

«Не торопись, – мысленно сказал он себе. – Ты должен быть сдержанным. Это не похоже на то, что ты делал сотни раз прежде».

Он усмехнулся над своим преувеличением, вспомнив реакцию Дженны. Странно, но тогда такая ее реакция казалась больше похожей на ревность, чем на религиозное порицание. И сейчас он понял, что с этой девушкой нельзя вести себя так, как с другими. Целуя ее, он испытывал какое‑то новое чувство, и это ему не нравилось, хотя ощущение было чертовски приятным.

«Главное – не торопиться».

Однако поведение Дженны не способствовало сдержанности. Ее пальцы впились в его плечи, и она сжимала их все сильнее и сильнее, отчего Юэн испытывал нарастающее удовольствие.

Он приложил ладонь к ее лицу, поглаживая большим пальцем изгиб щеки и чувствуя, как сжимается его грудь с каждым прикосновением. Ее губы были мягкими, как бархат, дыхание – сладостным, как мед, и она пахла… о Боже, она пахла колокольчиками, растущими на солнечной поляне. Ему хотелось слиться с ней и позволить этому аромату поглотить его.

Его пальцы скользнули вокруг ее шеи и погрузились в шелковистую мягкость волнистых волос. На ней был плащ с капюшоном, но капюшон откинулся назад, открывая великолепную золотистую гриву распущенных волос, которые она не успела уложить из‑за поспешного бегства.

Юэн не хотел сейчас думать об этом. Выследить и догнать Дженну не составляло особого труда. Сейчас он мог думать лишь о том, какими невероятно сладостными были на вкус ее губы, как приятно ощущать ее груди, упирающиеся в его грудь, и ее бедра, прижимающиеся к его паху. Он ощущал шелковистость ее волос, сжимая их пальцами на затылке. Как долго он сможет выдержать прикосновение ее губ, когда все его существо жаждало погрузить свой язык в глубину ее рта?

Он застонал, предвкушая ощущение ее языка, сплетающегося с его языком. Должно быть, это невероятно приятно…

Сердце его бешено колотилось. Он не мог ждать дольше.

Юэн снова прильнул губами к ее губам и заставил их раскрыться. Глаза ее удивленно расширились, и из груди вырвался тихий стон, когда его язык проник в сладостную глубину ее рта.

О Боже, какое невероятно приятное ощущение! Даже лучше, чем он предполагал. Оно еще более горячее, очаровательное и возбуждающее.

Он прижал ее к себе плотнее, чувствуя, как ее тело льнет к его телу, в то время как его язык погружался все глубже и глубже в ее рот. При этом он испытывал такое острое наслаждение, что не способен был оторваться от нее.

Юэн чувствовал, как ее сердце бьется у его груди, чувствовал ее дрожь. И затем обнаружил, что ее тело также охвачено страстью, которая вспыхнула между ними неукротимым огнем. Он никогда не испытывал ничего подобного. Но особенно его потрясло ощущение, когда ее язык впервые соприкоснулся с его языком. Он ощутил такой мощный прилив тепла в паху, что у него едва не подогнулись колени.

Она была девственницей, но в ее ответной реакции и в тех чувствах, которые она возбуждала в нем, не было невинности. Забыв о том, что не надо спешить, Юэн прижал ее спиной к дереву, обвил одну ее ногу вокруг своей талии и дал волю безумной страсти: их языки скользили и сталкивались в дикой пляске. Его чресла пульсировали, упираясь между ее ног. Он не мог противостоять своему желанию и начал покачиваться так, чтобы ее тело терлось об него.

Им овладел первобытный инстинкт, и он больше не мог ни о чем думать. Он страстно целовал ее, его руки блуждали по ее телу. Он обхватил ее груди, а затем ягодицы, прижимая ее плотнее к себе.

«О Боже, неужели это произойдет прямо здесь?» Юэн стиснул зубы, его мышцы напряглись. Он не мог больше сдерживать желания войти в нее.

Юэн принялся целовать ее в шею, и она выгнулась и застонала, прижимаясь к нему. Его охватил дьявольский жар, трудно было дышать, а ее тихие стоны сводили его с ума. Он чувствовал, как трепещет ее тело, сдаваясь, и понял, что она уже принадлежит ему.

«Она моя». Эта мысль пронзила все его существо. Юэн заглянул в лицо Джанет. Оно раскраснелось, губы припухли, и глаза были полузакрыты от страсти. Юэн никогда не видел ничего более прекрасного.

Что‑то странное шевельнулось в его душе. Он никогда прежде не испытывал такого чувства. Это было больше, чем вожделение; больше, чем стремление к обладанию. Оно было мягче, нежнее, значительнее.

Но затем его взгляд устремился ниже, и все его желание, вся страсть и все странные чувства исчезли в один миг. На ее груди, к которой он только что прикасался, висел деревянный крест.

Его охватил стыд, который подступил к горлу горьким тошнотворным комом.

Что он делает, черт возьми? Боже мой, ведь она монашка! Безмерность его греха ошеломила Юэна.

Он отпустил Дженну так внезапно, что она пошатнулась, и ему пришлось подхватить ее, чтобы она не упала на землю.

 

В какой‑то момент Джанет приблизилась к воротам рая, за которыми открывалось море света, но затем погрузилась в темноту, стараясь удержаться от падения на холодную твердую землю реальности.

Резкое исчезновение самых невероятных ощущений, каких она никогда прежде не испытывала, оставило ее в состоянии замешательства и острого настоятельного желания. Когда руки, которые так крепко обнимали ее, неожиданно снова сомкнулись на ее талии, она со стоном облегчения ухватилась за него, как за спасательный трос.

«Не останавливайся, – хотелось ей сказать. – Пожалуйста, не останавливайся. Это так прекрасно».

Но затем она заглянула в его глаза: их холодность, подобно ледяной воде, вернула ее к действительности.

Она резко отступила от него, но не могла оторвать взгляда от его глаз. Почему он так смотрит на нее? Что она сделала?

И затем Джанет поняла. Они смотрели друг на друга невидящим взглядом с молчаливым ужасом. Она была потрясена тем, как легко уступила ему, а он явно испытывал стыд и чувство вины за то, что сделал. Или точнее за то, что собирался сделать.

Если бы она действительно была монашкой, то, что он делал с ней, было бы смертным грехом, и, судя по выражению его лица, осознание этого потрясло его. Видя, какие муки он испытывает, Джанет почувствовала угрызения совести.

Ей хотелось рассказать ему правду – и в какой‑то момент она едва не сделала это, – но затем здравомыслие вернулось к ней. Сейчас только ее одеяние разделяло их. Если бы она мысленно сняла его, то потом могла бы снять и в действительности.

После этого поцелуя Джанет не доверяла себе. Она никогда не представляла…

Никогда не думала…

Никогда не сознавала, что это может быть так!

Она не предполагала, что способна на такое безумие. Разумеется, это безумие – ощущать его губы, соприкосновение языка с его языком и жар его рук на своем теле. Все это лишало ее способности мыслить и заставляло забыть о главном.

Джанет не хотела, чтобы что‑то помешало ее работе на Брюса и Ламбертона, и чувствовала, что Юэн представлял угрозу ее делу.

Ее взгляд устремился к его губам, которые часто сжимались в зловещую тонкую линию, но на самом деле были мягкими и нежными, когда он этого хотел. Она не ожидала, что такой грубый, неотесанный воин способен целовать с таким умением и нежностью.

Очевидно, упомянутые им «сотни женщин» способствовали приобретению опыта в этом деле.

Почему при этой мысли сердце сжалось в ее груди?

Ей безразлично, с кем он был раньше, сказала она себе. Просто ей не нравились сюрпризы, особенно такие удивительные. В его поцелуе явно чувствовался большой опыт.

Матерь Божья! Ведь она едва не позволила ему лишить ее невинности! Она едва не отдалась ему после искусного поцелуя и нескольких возбуждающих ласк.

Ее щеки пылали. Ну, может быть, больше, чем нескольких. Джанет с трудом заставила себя не смотреть на нижнюю часть его тела, вспоминая невероятное ощущение твердости его мужского естества, упирающегося ей между ног. Она хотела почувствовать его еще ближе. Хотела – о Боже – ощутить его внутри себя. Это желание оказалось таким сильным, что она готова была пренебречь своей честью, нравственностью и целомудрием. Она была воспитана как леди и никогда не позволяла своим женихам даже невинного поцелуя, а этот мужчина одним прикосновением своих губ превратил ее в распутницу.

Напряженное молчание продолжалось, пока Ламонт не заговорил.

– Этого не следовало делать.

Впервые они пришли к согласию.

Его взор погас, и Джанет снова увидела перед собой сурового, непреклонного воина.

– Надеюсь, вы примите мои извинения, хотя… – он сделал паузу, – вы ужасно разозлили меня.

Джанет была ошеломлена.

– Вы считаете, это моя вина, что я пренебрегла вашим требованием и вела себя недостаточно кротко?

Он сузил глаза, уловив сарказм в ее словах.

– Кротость и послушание могли бы напомнить мне, что вы благочестивая монашка. А ваше поведение не соответствует поведению женщины в таком одеянии.

– У вас были «сотни» женщин, с которыми вы сравниваете меня?

Он напрягся, и его взгляд стал жестким и пронизывающим, как стальной клинок.

– Что случилось с вашим акцентом?

Джанет надеялась, что побледнела не так сильно, как это ей показалось.

– О чем вы? – спросила она по‑итальянски с французским акцентом, стараясь не переусердствовать.

Однако Юэн повел себя как охотник, поймавший зайца в силки и не собиравшийся отпускать его. Он взял Джанет за локоть.

– Что вы скрываете от меня, сестра? Кто вы на самом деле, черт возьми?!

Джанет охватил страх, когда его проницательные голубовато‑стальные глаза устремились на нее. Она почувствовала себя разоблаченной, и ей захотелось бежать, но бежать было некуда. Ее сердце неистово забилось в груди, когда она поняла, что стена, которую она воздвигла между ними, угрожает исчезнуть. Она хотела, чтобы он отпустил ее.

– Я состою на службе у епископа собора Святого Андрея и всего лишь невинная девушка, которую вы почти соблазнили. Это все, что вам следует знать. Не пытайтесь оправдываться и извиняться за свое поведение.

Ее слова ошеломили Ламонта. Он отпустил ее руку и отступил на шаг.

– Вы правы.

Джанет почувствовала угрызения совести, снова увидев выражение стыда на его лице. Ей захотелось погладить его по щеке и утешить. Однако она решительно прижала руку к своему бедру. «Так будет лучше», – сказала она себе.

– Моему поведению нет оправданий. Вы имеете полное право осуждать меня. Будьте уверены, я исповедуюсь в своих грехах при первой возможности. – Его губы снова сомкнулись в жесткую линию, которую теперь она странным образом сочла привлекательной. Он посмотрел на нее умоляющим взглядом, который, как она подозревала, был ему несвойственен и не соответствовал суровому выражению его лица.

Юэн поднес руку к голове, словно хотел пригладить волосы, затем быстро опустил ее.

– Послушайте, мы можем попытаться забыть все это и сделать вид, что ничего не было? Я не хочу никаких осложнений, когда мы прибудем в Берик.

Лучшего она и не желала. Однако Джанет подозревала, что забыть то, что произошло между ними, будет невозможно. Даже сейчас, глядя на него, она испытывала жар в крови и такие новые для нее чувства, как страсть, желание… вожделение. Она, словно Пандора, открыла крышку ящика и теперь не знала, как снова спрятать в него свои чувства. Однажды выпущенные на волю, смогут ли они вернуться назад?

Но она должна держать себя в руках.

Юэн упомянул о «проблемах». Очевидно, он опасался, что она расскажет Ламбертону о том, что произошло. Джанет уже хотела уверить его, что скорее провалится сквозь землю, чем сообщит кому‑то о случившемся, но затем остановилась, вспомнив, что он упомянул также Берик. Ей претила мысль воспользоваться его слабым местом, но в данном случае шантаж оправдан. Она должна выполнить свою работу.

Джанет кивнула.

– Если вы хотите покаяться, то это лучше всего сделать в Роксборо. Там есть небольшая церковь, куда вы можете пойти, пока я завершу свое дело в замке.

– Мы не поедем в Роксборо. Мы скоро будем в Берике.

– Но мне туда не надо. Кроме того, если я вернусь в Берик и не привезу подслащенные орехи, епископ может поинтересоваться, почему я не сделала этого, и мне придется рассказать ему о подробностях моего путешествия. – Они оба знали, что речь идет не об орехах. – Роксборо находится не более чем в полумиле отсюда. Пожалуйста, я буду очень осторожна, и нет причины полагать, что там нам угрожает опасность. Я делала это «сотни» раз.

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально