Роберт Пул, Андерс Эрикссон

Максимум. Как достичь личного совершенства с помощью современных научных открытий

 

 

* * *

 

Посвящается моей жене Натали, благодаря поддержке которой я смог перейти на новый уровень понимания феномена успешности и подобраться ближе к своему собственному «максимуму».

А. Э.

 

Диэнн, моей второй половине. Благодаря тебе я узнал много нового о том, как писать и как жить, и наконец понял, что значит – любить.

Р. П.

 

 

 

Примечание авторов

 

Эта книга – плод трудов двух авторов, ученого‑психолога и писателя. Саму тему нашей работы – выдающиеся личности и «осознанное развитие» – мы обсуждаем уже более десятка лет, а к исследованиям в этой области я приступил около пяти лет назад. За это время наша книга увеличилась в размерах, да так, что теперь мы даже не сможем сказать, кто из нас какую часть написал. Зато мы точно знаем, что, действуй мы в одиночку, она получилась бы совсем другой и куда менее интересной.

Несмотря на то что этот труд стал результатом работы двух авторов, история в нем дается с точки зрения лишь одного из них – Андерса Эрикссона, который посвятил практически всю свою жизнь изучению феномена выдающихся людей, и именно поэтому мы решили отдать «право голоса» ему. Тем не менее «Максимум» – все же наша совместная попытка описать и понять этот чрезвычайно важный для общества феномен и его последствия.

 

Андерс Эрикссон, Роберт Пул

Октябрь 2015 года

 

 

Введение: Дар

 

Почему у некоторых людей что‑то получается удивительно хорошо? Куда ни посмотришь – в спорте, музыке, науке, бизнесе или медицине, – обязательно найдутся несколько поразительных личностей, которые стоят на голову выше своих коллег и по праву считаются выдающимися людьми. Сталкиваясь в реальной жизни с талантливым человеком, мы зачастую поддаемся вполне естественному соблазну и делаем утешительный для нас вывод: должно быть, таким он был с самого рождения, этим даром наградила его природа.

Но так ли это? На протяжении более чем 30 лет я изучал выдающихся людей, непохожих на всех остальных, – спортсменов, музыкантов, шахматистов, врачей, бизнесменов, учителей и т. д. Я досконально изучил то, чем они занимаются и как они это делают. Я наблюдал за ними, беседовал с ними, испытывал их, в мельчайших подробностях изучил их психологические, физиологические и нейроанатомические особенности. Со временем я пришел к выводу, что у всех этих людей и впрямь есть определенный дар, которому они обязаны своими удивительными способностями. Но это вовсе не «дар» в расхожем значении этого слова. Это куда более поразительный талант непривычного для нас свойства. Но что самое важное, этот дар есть у каждого из нас, и при желании мы можем научиться, как им пользоваться.

 

Абсолютный слух

 

На дворе стоял 1763 год, и юный Вольфганг Амадей Моцарт собирался отправиться в турне по Европе, которое принесло ему всемирную славу. Семилетний Вольфганг, всего на несколько сантиметров выше своего клавесина, поразил искушенную публику Зальцбурга своим умением играть на скрипке и клавишных. Мальчик играл с легкостью, невероятной для его возраста, но этим его таланты не ограничивались. У него на руках был козырь, совершенно несвойственный людям его эпохи, о котором мы узнали благодаря письму[1] редактора газеты в родном городе Моцарта Аугсбурге. Автор письма отправил его незадолго до того, как Моцарт с родными уехал из Зальцбурга в свое турне.

В послании упоминался необычный талант мальчика: оказывается, услышав любую ноту, он мог точно назвать ее – хоть ля‑диез первой октавы, хоть ми‑бемоль контроктавы. Моцарт безошибочно называл ноту, даже находясь в соседней комнате, где он никак не мог видеть сыгравшего ее музыканта. Мало того, он уверенно определял ноты, сыгранные не только на скрипке или фортепиано, но и на любом из инструментов, которых в доме его отца – композитора и преподавателя музыки – было великое множество. Но и это еще не все – мальчик узнавал ноты, которые издавали тикающие часы, звонящий колокол или чихающий человек. Такое умение не было присуще большинству профессиональных музыкантов той эпохи с многолетним опытом за плечами. Именно этот навык, а не виртуозное владение скрипкой или клавишными инструментами казался современникам Моцарта загадочным даром, которым мальчика наградила природа.

Конечно, сегодня это умение маленького Моцарта уже не кажется нам таким загадочным. Современные ученые знают о нем куда больше, чем 250 лет назад, и большинству обычных людей этот термин тоже знаком – речь идет о так называемом «идеальном слухе», который куда чаще называют просто «абсолютным слухом». Это явление встречается лишь у одного из 10 000 человек[2], среди музыкантов мирового уровня немного чаще, но все равно достаточно редко. Считается, что абсолютный слух был у Бетховена, Владимира Горовица и Фрэнка Синатры, а у Брамса, Игоря Стравинского и Майлза Дэвиса – нет.

Одним словом, абсолютный слух кажется идеальным примером дара, с которым повезло родиться лишь избранным счастливчикам, и именно такое мнение преобладало в обществе на протяжении минимум двухсот лет. Однако последние десятилетия ученые работают над теорией, предполагающей совершенно новый подход к пониманию природы абсолютного слуха и других талантов, которые даются человеку «от рождения».

Зацепкой, благодаря которой исследователи поняли, что с абсолютным слухом все не так просто, как кажется на первый взгляд, стал простой статистический факт: абсолютным слухом обладают только люди, получившие в той или иной форме в детстве музыкальное образование. Исследования также показали, что абсолютный слух чаще встречается у людей, которые начали заниматься музыкой в очень раннем возрасте[3] – от трех до пяти лет. Но если принять за истину гипотезу, предполагающую врожденный характер абсолютного слуха, наличие музыкального образования и навыков, полученных в детстве, не должно играть никакой роли: они нужны лишь для того, чтобы выучить названия нот.

Обратили ученые внимание и на тот факт, что абсолютный слух больше свойствен тем, кто владеет каким‑нибудь тональным языком – вьетнамским, китайским и некоторыми другими языками народов Азии. В тональных языках значение слова очень сильно зависит от произношения. Если бы абсолютный слух был присущ некоторым людям от природы, тогда связь с тональными языками и его наличием можно было бы объяснить лишь генетически – мол, у выходцев из Азии в генетическом коде прописана более высокая вероятность развития абсолютного слуха, чем у жителей Европы. Эту гипотезу несложно проверить – достаточно лишь собрать тест‑группу людей азиатского происхождения, которые выросли в англоязычной среде и владеют лишь английским языком, и протестировать их на наличие абсолютного слуха. Ученые провели такое исследование и выяснили, что у испытуемых азиатского происхождения, не владеющих тональными языками, абсолютный слух встречается ничуть не чаще, чем в среднем в популяции. Таким образом, можно сделать вывод, что для развития абсолютного слуха важно знание тональных языков, а вовсе не происхождение или генетический код.

Всего несколько лет назад наши знания о природе идеального слуха этим и ограничивались:[4] чтобы развить его, нужно учиться в детстве музыке и тоновым языкам, вот и все. Ученые не могли сказать наверняка, является ли абсолютный слух прирожденным даром, но однозначно утверждали, что этот талант встречается лишь у тех, кто получил в детстве соответствующее образование. Другими словами, этот навык относили к разряду тех, которые нужно постоянно развивать – или неминуемо его потеряешь. Даже счастливчики, заполучившие абсолютный слух при рождении, должны были делать хоть что‑то для его развития и поддержания с самого детства.

Теперь мы знаем, что это вовсе не так. Истинная природа абсолютного слуха стала известна всего пару лет назад благодаря интереснейшему исследованию, проведенному японскими учеными в токийской музыкальной школе. Результаты исследования были опубликованы в 2014 году в научном журнале «Психология музыки»[5]. Японский психолог Аяко Сакакибара собрал в своей исследовательской группе детей – 24 ребенка в возрасте от 2 до 6 лет. Детям предстояло пройти многомесячный курс обучения, во время которого они должны были научиться различать на слух разные аккорды, сыгранные на фортепиано. Ученые использовали основные трезвучия – например аккорд до‑ми‑соль в до мажоре. В день проводили по 4–5 коротких тренировок, которые продолжались до тех пор, пока ребенок не запоминал все четырнадцать используемых в исследовании аккордов. У одних на это ушло меньше года, у других – почти полтора. После запоминания ребенком всех четырнадцати аккордов Сакакибара проверял, получится ли у малыша назвать верно отдельные ноты. Как ни удивительно, после такого курса обучения все испытуемые в группе развили абсолютный слух – то есть научились определять на слух отдельные ноты[6].

Поразительный результат! В обычных обстоятельствах идеальный слух удается развить лишь одному человеку из 10 000, а в группе японских ученых это получилось у всех участвовавших в исследовании детей. Из этого можно сделать очень простой вывод: абсолютный слух – это не прирожденный дар, доступный лишь избранным, а просто‑напросто навык, который при правильном подходе может развить каждый. Благодаря исследованию Сакакибары ученые всего мира полностью пересмотрели свои взгляды на природу абсолютного музыкального слуха.

Ну а что же маленький Моцарт? Как насчет его слуха? Если мы внимательно посмотрим на историю его детства, то многое станет куда понятней. Отец Моцарта, Леопольд, был не особо талантливым скрипачом и композитором, так и не добившимся признания. При помощи своих детей он пытался воплотить в реальность все свои мечты и чаяния. Сперва он занимался со старшей сестрой Моцарта Марией‑Анной, которая, по свидетельству очевидцев, к 11 годам играла на фортепиано и клавесине с мастерством профессионального музыканта. Отец Моцарта был также автором первой книги, посвященной обучению детей музыкальной грамоте. С Вольфгангом он начал заниматься еще раньше, чем с его сестрой, и к четырем годам уже обучил сына игре на скрипке, фортепиано и еще нескольких инструментах[7]. Невозможно точно сказать, какие именно упражнения выполнял маленький Моцарт. Но в одном можно не сомневаться: в свои семь лет Вольфганг посвящал занятиям музыкой куда больше времени и сил, чем дети из эксперимента японских ученых. Если вдуматься, в том, что у Моцарта развился абсолютный слух, нет ничего удивительного.

Так можно ли сказать, что у семилетнего Вольфганга Амадея Моцарта был прирожденный дар абсолютного слуха? И да и нет. А может, ему повезло родиться обладателем такого генетического кода, который позволял без проблем определять на слух любую ноту? Однозначно нет – против этой идеи говорит все, что сегодня знают ученые о природе идеального слуха. Если бы Моцарту довелось родиться в семье, где он не стал бы заниматься музыкой – или занимался не так, как это было на самом деле, – то у него никогда бы не развился абсолютный слух. Тем не менее у Моцарта и впрямь был прирожденный дар, как и у 24 детей из исследования доктора Сакакибары. Мозг любого ребенка, гибкий и адаптивный, позволяет при должной тренировке развить навык, который многим со стороны кажется невероятным.

Другими словами, абсолютный слух – это не дар. А вот возможность развить абсолютный слух – дар, причем им обладает большинство из нас.

Если вдуматься, это удивительное и неожиданное явление. Почему у людей вообще может развиться идеальный слух? Миллионы лет эволюции сделали человека таким, каким мы его сейчас знаем, но умение точно определять на слух ноту в пении, предположим, птиц, никогда не было для людей важным или «выгодным» с точки зрения эволюции. И тем не менее все мы, приложив определенные усилия, можем развить в себе этот навык.

Лишь недавно нейробиологи выяснили, почему существует такое явление, как абсолютный слух. На протяжении многих лет ученые считали, что человеку при рождении «выдается» мозг, уже запрограммированный на определенные умения и навыки и определяющий, чего может добиться в жизни каждый из нас. Либо в вашем мозге прописан абсолютный слух, либо нет – и поделать с этим ничего нельзя. Возможно, вам потребуется приложить усилия, чтобы максимально развить этот навык, но, если у вас «неподходящие» мозг и ДНК, абсолютного слуха вам не получить, сколько бы лет вы ни занимались музыкой.

Однако исследования последних 20 лет показали, что мозг даже взрослых людей куда адаптивнее, чем считалось раньше. Это обеспечило человеку больший контроль над возможностями своего разума. В частности, мозг, реагируя на определенные триггеры, способен «переписывать» свою собственную программу – создавать новые нейронные связи и ослаблять или усиливать старые, а иногда и вовсе выращивать новые нейроны. Именно способность мозга адаптироваться отвечает за развитие абсолютного слуха у детей из группы Сакакибары – и Вольфганга Амадея Моцарта. Реакция мозга на занятия музыкой привела к росту нейронных сетей и появлению в конечном итоге абсолютного слуха. Пока мы точно не знаем, какие именно нейронные сети отвечают за такие навыки или как они выглядят. Но они точно существуют и появляются в результате постоянных занятий, а не даруются избранным счастливчикам при рождении.

В случае с абсолютным слухом все говорит о том, что необходимая для его развития адаптивность мозга снижается или даже исчезает к шестилетнему возрасту – если к этому моменту мозг не настроился на развитие идеального слуха, тут уже ничего не поделаешь. Впрочем, как мы увидим в шестой главе, из этого правила существуют исключения, которые показывают, как взрослые люди могут использовать способность мозга к адаптации. Ухудшение адаптивности мозга – это лишь частный пример общего правила, которое гласит, что дети приспосабливаются (как физически, так и психологически) к меняющимся обстоятельствам куда лучше взрослых. С этим связано и то, что определенные навыки можно развить только в определенном возрасте – до 6, 12 или 18 лет. Но при этом и мозг, и тело взрослого человека тоже удивительно адаптивны, и при должной тренировке каждый из нас может развить самые разные навыки даже в пожилом возрасте.

Давайте вернемся к вопросу, который прозвучал в начале главы: почему некоторым из нас что‑то дается легче, чем другим? На протяжении многих лет я изучал выдающихся людей из разных сфер деятельности и обнаружил, что все они развивали свои удивительные способности, прибегая к методу Сакакибары, то есть целенаправленно тренируясь. В процессе таких тренировок развивались не только интеллектуальные, но иногда и физические способности. Разумеется, в таком случае играла определенную роль и генетика – например, рост, данный при рождении, накладывает некоторые ограничения, и мужчина ростом 165 сантиметров вряд ли станет профессиональным баскетболистом, а женщина ростом 180 сантиметров – гимнасткой[8]. Чуть позже я еще расскажу о влиянии генетики на достижения и особенно о некоторых генах, которые отвечают за целеустремленность и «заточенность» на результат. Тем не менее десятилетия научных исследований показали, что так называемые «одаренные» люди получили свой талант не при рождении вместе с набором генов, а просто воспользовавшись способностью организма к адаптации.

При этом на определенном уровне каждый из таких талантливых людей понимал природу своего дара. Некоторые из них никогда не слышали о концепции адаптивности человеческого мозга, но при этом никто из них не считал, будто их достижения – результат лишь счастливого совпадения, своеобразного выигрыша в генетическую лотерею. Одаренные люди знают, что нужно, чтобы развить тот или иной навык, потому что они сами через это прошли.

Очень здраво по этому поводу высказался Рэй Аллен, десятикратный чемпион НБА и абсолютный рекордсмен по количеству реализованных трехочковых бросков. Несколько лет назад, когда Аллен как раз собирался побить рекорд по количеству трехочковых бросков, журналист Джеки Макмаллан написала о нем статью. Во время подготовки статьи Макмаллан, общаясь с Рэем, упомянула слова другого спортивного комментатора, который заявил, что Аллен – «прирожденный трехочковый баскетболист». Самого Аллена эти слова возмутили.

– Мне то и дело приходится спорить с разными людьми на эту тему, – заметил знаменитый спортсмен. – Когда мне говорят, что мои способности – это дар Божий, я выхожу из себя. Люди, не принижайте мои заслуги! Я каждый день выкладываюсь по полной – не иногда, не время от времени, а каждый божий день. Спросите любого из моих коллег по команде, спросите ребят из Seattle SuperSonics или Milwaukee Bucks: кто чаще всех отрабатывает броски? Все они ответят, что это я.

И впрямь, когда Макмаллан связалась со школьным тренером Аллена по баскетболу, тот ответил, что броски будущей звезды ничем особенным не выделялись. Более того, тренер считал, что у соратников Аллена по команде куда больше шансов забросить трехочковый в корзину. Но Рэя такое положение вещей не устроило, и со временем, приложив уйму усилий, он сумел развить в себе это умение, да так, что люди стали считать, будто ему самой природой было уготовано стать рекордсменом по количеству трехочковых бросков. А на самом деле Аллен просто умело воспользовался своим настоящим даром.

 

Об этой книге

 

В этой книге рассказывается о даре, которым обладали Вольфганг Амадей Моцарт, подопечные мистера Сакакибары и Рэй Аллен, – умении развивать при должной тренировке навыки, которых при рождении у них не было. Другими словами, мы попробовали объяснить, чего можно достичь, воспользовавшись заложенными в человеческом организме возможностями, и как это сделать, чтобы развить именно те навыки, которые вам нужны. В какой‑то мере эта книга представляет абсолютно новый взгляд на творческий (и не только) потенциал человека. Мы даже не подозреваем, на что мы способны – и как это может изменить нашу жизнь.

Еще с Античных времен считается, что склонности к той или иной сфере деятельности закладываются при рождении и никак не меняются. Многие в детстве берут уроки фортепиано, но лишь одаренные становятся великими пианистами или композиторами. Все мы в школе занимаемся математикой, но лишь избранные обладают таким складом ума, чтобы вырасти в выдающихся математиков, физиков или инженеров. Согласно этой точке зрения, каждый из нас рождается с определенным набором «склонностей» – к музыке, точным наукам, спорту, бизнесу и т. д. Мы сами решаем, в каком направлении нам двигаться и какие развивать способности, но все равно выше своей головы прыгнуть не можем. Соответственно, любые занятия и тренировки направлены на выполнение более реальной цели – чтобы человек смог прыгнуть так высоко, как только можно. Это в свою очередь приводит к изменению методики обучения: мы исходим из того, что наши способности изначально ограничены.

Но недавние исследования показали, что мы ошибались. Мозг умеет приспосабливаться и при должном усердии каждый может развить у себя с нуля такие умения, как абсолютный слух. Это меняет саму суть образовательного процесса – ведь теперь вместо того, чтобы развивать «до потолка» якобы врожденные способности, каждый волен сам выбирать, какой навык заполучить. Выходит, что человек вовсе не рождается с заданным набором талантов, напротив, он словно чистый холст, узоры на котором рисует жизненный опыт. В процессе обучения мы создаем новые навыки, а не только совершенствуем старые. Каждый из нас может выбрать, в чем ему быть талантливым: стать музыкантом и выступать с концертами или просто радовать близких хорошей игрой на фортепиано, выйти в финал турнира по гольфу или всего лишь улучшить свой результат на несколько ударов.

Но как этого добиться? Что нужно делать, чтобы на самом деле развить те навыки, которые вам нужны? Последние несколько десятилетий я в рамках своей научной деятельности искал ответы на эти вопросы, пытаясь определить наилучшие методики для развития любых способностей. Короче говоря, я старался понять, что работает, а что нет, и почему.

Как ни странно, большинство ученых в своих исследованиях обходят эту тему стороной. В последнее время вышло немало работ, в которых авторы говорили о том, как люди переоценивают важность врожденных способностей и недооценивают мотивацию, трудолюбие и случайные возможности. Я с этим полностью согласен. Я тоже считаю, что люди должны знать: практика действительно приводит к совершенству, так что не стоит бояться пробовать себя в чем‑то новом. Но иногда после прочтения таких книг остается впечатление, будто для успеха достаточно лишь желания и усердия, а это совершенно не так. К успеху приводит лишь упорная работа в верном направлении на протяжении достаточно значительного времени.

В своей книге я подробно описал, каким должно быть это самое «верное» направление и как его выбрать. Подробнее всего необходимые практики описывает сравнительно новая область психологии, которая занимается «наукой мастерства». Ученые этого направления работают над пониманием способностей «исключительных» людей, то есть тех, кто лучше других преуспевает в своем деле. Я и сам опубликовал несколько научных монографий на эту тему: Toward a General Theory of Expertise: Prospects and Limits («Общая теория научного мастерства: перспективы и ограничения», 1991), The Road to Excellence («Путь к совершенству», 1996), The Cambridge Handbook of Expertise and Expert Performance («Справочник Кембриджа по совершенствованию мастерства», 2006). Я, как и многие мои коллеги из этой области, пытаюсь понять, что отличает выдающихся личностей от всех остальных людей, восстановить хронологию событий в их жизни и зафиксировать произошедшие изменения их умственных и физических способностей.

Более 20 лет назад при изучении исключительно талантливых людей из разных сфер деятельности мы с коллегами поняли, что наиболее эффективна методика развития, которая предполагает следование одному‑единственному набору основных принципов. Набор этих простых правил мы и назвали «методом осознанного развития» – и по сей день он остается главным способом, при помощи которого можно освоить новые навыки. Именно особенности осознанного развития и стали предметом изучения этой книги.

В первой половине книги я более подробно рассказываю о сути этого метода, почему он действительно настолько эффективен, и о том, как добившиеся успеха люди использовали его для развития у себя экстраординарных способностей. Для этого мы рассмотрим разные типы осознанного развития – от самых простых до наиболее изощренных. Как правило, они различаются тем, с какой интенсивностью используют адаптивность организма – кстати, мы поговорим и о том, что способствует повышению адаптационных способностей мозга. Кроме того, я расскажу, какие конкретно изменения происходят в мозге при использовании методики осознанного развития. Большая часть этой книги посвящена умственным, а не физическим способностям – в первую очередь потому, что на тему развития силы, гибкости или выносливости написано уже немало работ и принцип улучшения таких навыков достаточно хорошо изучен. После этого мы перейдем к рассмотрению длительного процесса, в результате которого из «обычного» человека получается «выдающийся» – как правило, это занимает не менее 10 лет.

Затем мы более пристально взглянем на проблему врожденных способностей и того, как они иногда ограничивают нас в развитии. Некоторые чисто физические характеристики, такие как рост или размер скелета, оказывают непосредственное влияние на спортивные успехи. При этом изменить их практически никак нельзя. Тем не менее большинство черт, которые важны для достижения успеха в той или иной области, можно изменить при помощи определенных практик. Если же говорить в целом, мы наблюдаем некоторую взаимосвязь между генетическими факторами и практическими методиками развития, однако до полного ее понимания нам еще далеко. Иногда наследственность влияет на способность человека целенаправленно развивать свои умения – например, когда существуют объективные медицинские факторы, из‑за которых человеку трудно подолгу концентрировать на чем‑то одном свое внимание. И напротив, использование методики осознанного развития может влиять на активность определенных генов.

В последней части книги мы, уже вооружившись знаниями о нашей методике, рассмотрим примеры некоторых выдающихся экспертов из разных областей и попытаемся понять, как использовать все это в повседневной жизни обычных людей. Я также дам несколько конкретных советов: владельцам бизнеса, которые хотят повысить производительность труда сотрудников, просто тем, кто стремится к совершенству в той или иной области, и даже директорам школ и учителям, озабоченным успеваемостью учеников.

Несмотря на то что принципы осознанного развития были обнаружены в процессе изучения феномена выдающихся личностей, применять их может кто угодно. Хотите отточить удар в теннисе? Вам поможет этот метод. Научиться красиво писать? Стать лучшим продавцом в компании? Осознанное развитие – подход, разработанный специально для того, чтобы вы стали лучшим из лучших, а не просто «крепким середняком». Это самая эффективная методика обучения из доступных на сегодняшний день.

Давайте проиллюстрируем эту мысль. Представьте, что вы мечтаете взобраться на высокую гору. Вы еще не уверены, хотите ли вы карабкаться на самую ее вершину или нет – уж очень она высоко, – но знаете, что определенно хотите оказаться выше того места, где находитесь сейчас. Вы можете просто выбрать дорогу наугад, но вряд ли это приведет к хорошим результатам. Второй вариант – обратиться к проводнику, который сам уже бывал на пике и знает лучший способ, как туда добраться. Таким образом вы, как бы высоко ни вознамерились забраться, окажетесь в конечной точке с наименьшими потерями. То же и с навыками: лучший способ – это осознанное развитие, а эта книга – ваш проводник. Она покажет вам наиболее удобный и быстрый путь к пику горы. А уж то, как высоко вы заберетесь, зависит только от вас.

 

1

Целенаправленная практика и ее возможности

 

Мы со Стивом занимались лишь в четвертый раз, а он уже начал разочаровываться в нашей затее. Шла первая неделя трехмесячного эксперимента, но уже к четвергу я и сам, наслушавшись Стива, стал задумываться, а стоит ли овчинка выделки.

– Такое ощущение, что восемь‑девять цифр – это мой потолок, – слова Стива записывались на диктофон, который работал во время каждой нашей встречи. – Особенно трудно с девятью цифрами. Как бы я ни пытался к ним подступиться, все равно ничего не выходит.

Я договорился со Стивом, студентом Университета Карнеги – Меллон, в котором я тогда преподавал, что он будет приходить ко мне несколько раз в неделю и выполнять простое упражнение: запоминать последовательность цифр. Я зачитывал по одной цифре в секунду, а когда умолкал, Стив пытался в точности их повторить. Цель была проста – посмотреть, насколько Стив сумеет улучшить свой навык запоминания последовательности цифр благодаря регулярным тренировкам. После четырех часовых занятий он без особых проблем повторял последовательность из семи цифр (обычный телефонный номер). Как правило, 8 цифр также не вызывали у него затруднений, а вот с девятью дело обстояло гораздо хуже. Последовательность из 10 цифр ему не удалось повторить ни разу. Так что к четвергу вконец разочаровавшийся в своих способностях Стив уверился в том, что никогда не сможет безошибочно повторить последовательность из 10 цифр.

В отличие от Стива я знал, что на самом деле весь его пессимизм с точки зрения психологии (вернее, психологии того времени) совершенно оправдан. На протяжении десятилетий разные исследования доказывали, что количество любых предметов, которые человек может удержать в краткосрочной памяти, ограничено. Когда друг диктует вам свой адрес, вы запоминаете его ровно настолько, чтобы успеть записать в блокнот. Краткосрочная память используется и когда вы перемножаете в уме двузначные числа. Мозг думает примерно так: «14 умножить на 27. Так, 4 на 7 будет 28. 8 пишем, 2 в уме. Теперь 4 умножаем на 2 – будет 8…

И так далее. Краткосрочная память не зря так зовется: уже через пять минут вы не вспомните ни адрес друга, ни набор этих цифр, если только не будете повторять их снова и снова и не перенесете таким образом в долгосрочную память.

Проблема краткосрочной памяти, с которой столкнулся Стив, заключается в ее ограниченной вместимости. У кого‑то краткосрочная память «вмещает» 6 единиц, у кого‑то 7, но в среднем редко превышает 8. Другими словами, ее хватает, чтобы запомнить чей‑нибудь номер телефона, но не ИНН или номер страховки. У долгосрочной памяти нет таких ограничений – собственно, пока что никому не удалось вообще обнаружить ее «потолок», – но работает она гораздо медленнее. Если у вас будет достаточно времени, вы спокойно сможете запомнить десятки и даже сотни телефонных номеров. Но в ходе своего эксперимента я так быстро диктовал Стиву цифры, что он мог использовать только краткосрочную память. Я произносил по одной цифре в секунду – так, чтобы мозг Стива не успевал переносить их в долгосрочную память. В общем, в том, что на последовательностях в 8–9 цифр он достиг своего «потолка», не было ничего удивительного.

Но я все же надеялся, что он способен на большее. Идея эксперимента пришла мне в голову, когда я просматривал старые научные статьи и наткнулся на малоизвестную работу, опубликованную в 1929 году в American Journal of Psychology («Американском журнале психологии»). Ее авторами были Полин Мартин и Сэмюел Фернбергер – психологи из Университета Пенсильвании[9]. В статье Мартин и Фернбергер описывали четырехмесячный эксперимент, в результате которого два испытуемых студента сумели увеличить количество запомненных цифр. Как и в моем эксперименте, исследователи произносили по цифре в секунду. Один из студентов улучшил свой результат с 9 цифр в последовательности до 13, а второй – с 11 до 15.

Этот эксперимент не произвел особенного впечатления на современников и вскоре был забыт психологическим сообществом. Однако мое внимание он привлек сразу. Неужели такое и вправду возможно? И если возможно, то как? Мартин и Фернбергер не описали методы, с помощью которых студенты развили память на цифры – а именно это интересовало меня больше всего! На тот момент я как раз закончил магистратуру и приступил к занимавшей меня теме – реакции мозга на процесс обучения и развития навыков. Для своей диссертации я разработал специальный алгоритм действий, призванный изучать эту реакцию. Заручившись поддержкой Билла Чейза, уважаемого профессора психологии из Университета Карнеги – Меллон, я начал воссоздавать старый эксперимент Мартин и Фернбергера. Я намеревался точно определить, что́ поможет испытуемому развить способность запоминать последовательность цифр – если, конечно, это у него вообще получится.

Нашим подопытным кроликом стал Стив Фалун, ничем не выделяющийся студент второго курса факультета психологии – то, что надо. Стив интересовался темой развития детей дошкольного возраста, результаты его вступительных экзаменов были не хуже и не лучше результатов других студентов. Правда, оценки Стива были чуть выше средних на его курсе. Высокий и худой, с густыми русыми волосами, Стив просто излучал дружелюбие и энтузиазм. Кроме того, он был заядлым бегуном – факт, на который вначале мы не обратили никакого внимания и который радикально повлиял на наше исследование.

В первый же день эксперимента Стив продемонстрировал ужасающе посредственные результаты: он без проблем запоминал последовательность из семи цифр, иногда – из восьми, но не больше. У среднестатистического человека, выбранного случайным способом, скорее всего были бы такие же успехи. За вторник, среду и четверг Стив чуть улучшил свои показатели: в среднем он запоминал чуть меньше девяти цифр[10], однако в целом никаких чудес не демонстрировал. По его собственным словам, главным отличием всех последующих дней от первого было то, что он успокоился: он уже знал, чего от него ждут, и особо не нервничал. В четверг в конце занятия Стив постарался объяснить, почему он так уверен, что никогда не сможет запомнить больше девяти цифр.

А в пятницу произошло событие, изменившее ход эксперимента: Стив обнаружил способ, при помощи которого мог подстегнуть свою память. Наши с ним занятия обычно проходили так: сперва я предлагал ему повторить последовательность из 5 цифр (с этим заданием он всегда справлялся на отлично), затем из 6. Если он не ошибался, мы переходили к семи цифрам и так далее, а если допускал ошибку – возвращались на две цифры назад и вновь начинали наше «восхождение». Таким образом перед Стивом постоянно ставились трудные, но выполнимые задачи: я предлагал ему повторять то количество цифр, которое стояло ровно на границе между тем, что он может сделать, и тем, что у него еще не получается.

И в ту пятницу Стиву удалось подвинуть эту границу. До того дня ему лишь изредка удавалось правильно повторить ряд из девяти цифр. С десятью он всегда терпел поражение, не говоря уж об одиннадцати. Но на пятом занятии его словно подменили. Первые три попытки – 5, 6 и 7 цифр – не вызвали у него затруднений. На восьми он ошибся, и мы вернулись назад. 6 цифр он назвал верно, так же как и 7, и 8, и 9. Когда мы дошли до 10, я назвал ему последовательность: 5718866610 – и Стив повторил ее без малейшей запинки. На следующей цепочке он вновь ошибся, и мы опять вернулись на два шага назад. Затем он вновь правильно назвал ряд из девяти и десяти цифр и затем, к моему удивлению, так же успешно повторил 11 цифр – 90756629867. Этот рекорд превышал его предыдущие достижения аж на две цифры! Не такой уж впечатляющий результат на первый взгляд, однако я‑то знал, что всего пару дней назад Стив достиг своего «природного» потолка в 8–9 цифр. И вот теперь ему удалось пробить этот потолок головой.

И с этого момента начался отсчет двум самым удивительным годам за всю мою карьеру. Стив медленно, но верно улучшал свой навык запоминания цифровых рядов. К шестидесятому занятию он без проблем запоминал последовательности из 20 цифр – мы с Биллом Чейзом и подумать не могли, что такое вообще возможно. После сотого занятия Стив повторял ряды из 40 цифр, что превышало показатели даже профессиональных мнемоников. И он не останавливался на достигнутом. Мы провели со Стивом больше двухсот занятий, и к концу эксперимента он безошибочно повторял последовательности из 82 цифр! Невероятный результат, который позволяет понять, на что в действительности способна человеческая память.

Вот, к примеру, последовательность из 82 цифр:

 

0 3 2 6 4 4 3 4 4 9 6 0 2 2 2 1 3 2 8 2 0 9 3 0 1 0 2 0 3 9 1 8 3 2 3 7 3 9 2 7 7 8 8 9 1 7 2 6 7 6 5 3 2 4 5 0 3 7 7 4 6 1 2 0 1 7 9 0 9 4 3 4 5 5 1 0 3 5 5 5 3 0

 

А теперь представьте себе, что вам зачитали эти цифры со скоростью одна в секунду и вы без проблем запомнили их все. Всего за два года эксперимента Стив Фалун развил в себе этот навык, даже не подозревая, что это в принципе возможно – просто благодаря еженедельным тренировкам.

 

Бум выдающихся людей

 

В 1908 году Джонни Хейс выиграл олимпийский марафон, который газеты того времени окрестили «величайшим забегом века». Во время забега Хейс установил мировой рекорд, который составил 2 часа 55 минут и 18 секунд.

Сегодня, чуть больше чем сто лет спустя, мировой рекорд равен 2 часам 2 минутам и 57 секундам – почти на 30 % быстрее, чем показатели Хейса. Мужчинам‑бегунам в возрасте от 18 до 34 лет закрыт даже доступ на Бостонский марафон, если они до этого не смогли пробежать другой марафон меньше чем за 3 часа 5 минут. Другими словами, мировой рекорд Хейса, поставленный в 1908 году, сегодня гарантировал бы ему место в Бостонском марафоне (вместе с остальными 30 000 участников), но не более того.

На тех же Олимпийских играх в соревнованиях по прыжкам в воду произошел неприятный инцидент: один из участников едва не погиб, выполняя двойное сальто. Спустя пару месяцев Олимпийский комитет выпустил официальное заявление, в котором признал этот прыжок слишком опасным для здоровья спортсменов и рекомендовал вовсе исключить его из программ соревнований будущих Игр. Сегодня двойное сальто считается трюком начального уровня сложности, который с блеском исполняют даже десятилетние прыгуны. Спортсмены подросткового возраста, как правило, выполняют сальто в четыре с половиной оборота, участники международных соревнований – так называемый «твистер», обратное сальто в два с половиной оборота с двумя с половиной винтами. Даже сложно представить, что подумали бы о «твистере» эксперты из Олимпийского совета начала XX века, которым и двойное сальто казалось чересчур опасным. Мне кажется, они просто сочли бы подобный трюк невозможным.

В начале 1930‑х годов Альфред Корто считался одним из лучших пианистов мира – особенно ценилось его исполнение «24 этюдов» Шопена. Сегодня преподаватели музыки приводят игру Корто – небрежную, с пропусками нот – как пример того, как не надо играть Шопена. Современные критики называют технику Корто ужасной, а абсолютный минимум требований, предъявляемых к профессиональным музыкантам, включает умение сыграть этюды Шопена лучше Корто. Музыкальный критик The New York Times Энтони Томмасини как‑то заметил, что со времен Корто мастерство пианистов выросло настолько, что сегодня того скорее всего не приняли бы в Джульярдскую школу искусств.

В 1973 году Дэвид Ричард Спенсер из Канады сумел запомнить больше цифр из числа пи, чем кто бы то ни было до него: 511. Спустя пять лет, в течение которых этот рекорд был побит несчетное количество раз, американец Дэвид Сэнкер поставил новый: он запомнил 10 000 цифр числа пи. В 2015 году титул перешел к Раджвиру Мине из Индии: ему удалось повторить первые 70 000 цифр числа пи. Чтобы проговорить все эти цифры, ему понадобилось 24 часа и 4 минуты. Акира Харагучи из Японии при этом утверждает, что на самом деле рекорд принадлежит ему: якобы он помнит более 100 000 цифр. Это почти в двести раз больше самого лучшего результата сорокадвухлетней давности.

И это вовсе не редкие исключения, в мире полно людей с экстраординарными способностями, которые в прежние времена многие сочли бы попросту невероятными. Взять хотя бы то, что вытворяет на теннисном корте Роджер Федерер. Или вспомним потрясающее выступление гимнастки Маккайлы Марони на летних Олимпийских играх 2012 года: рондад, мостик, переворот назад, опорный прыжок, затем толчок руками, полет в два с половиной оборота и уверенное приземление на мат. Существуют и гроссмейстеры, которые могут вести сеансы одновременной игры с завязанными глазами, и огромное количество вундеркиндов, мастерски владеющих фортепиано, скрипкой, виолончелью или флейтой – да так, как и не снилось ценителям искусств всего столетие назад.

В том, как все эти люди развили экстраординарные способности, никакой тайны нет: они просто тренировались. Очень много тренировались. Неужели мировой рекорд по бегу не сократился на 30 % за век только потому, что внезапно повсюду стали рождаться прирожденные гениальные бегуны? Да и вряд ли во второй половине XX века в человечестве внезапно произошел «беби‑бум» музыкантов, прекрасно играющих Шопена или Рахманинова, или уникумов, запоминающих десятки тысяч случайных цифр.

А знаете, что точно произошло во второй половине XX века? Выросло количество времени, которое люди разных профессий уделяют тренировкам, и выросло качество разных образовательных методик. Эти перемены коснулись самых разных областей, в особенности высококонкурентных – музыкального и танцевального искусств, индивидуальных и командных видов спорта, шахмат и прочих соревновательных игр.

Повышение качества и количества тренировок во всех этих областях привели к постепенному росту уровня мастерства, который заметен только при ретроспективном взгляде на прошедшие несколько десятилетий.

Историю любых достижений проще всего изучать, вооружившись странной, но информативной Книгой рекордов Гиннесса. Полистайте саму книгу или зайдите на ее сайт, и вы узнаете о таких рекордсменах, как Барбара Блэкберн – учительница из Америки, скорость печати которой составляет 212 слов в минуту, как Марко Бало из Словении, проехавший как‑то на велосипеде 906 километров за 24 часа, или Викас Шарма из Индии, который за одну минуту извлек квадратный корень 15‑й степени из 12 многозначных чисел (в каждом – от 20 до 51 цифры). Последний рекорд показался мне особенно интересным, ведь большинство людей за минуту не смогут не то что произвести такие вычисления в уме, но даже провести их на калькуляторе и озвучить результаты.

Однажды я получил письмо от Боба Фишера, упомянутого в Книге рекордов Гиннесса в качестве абсолютного чемпиона по количеству штрафных бросков в баскетболе. Всего за Бобом числится 12 разных мировых рекордов, в том числе по количеству штрафных бросков, выполненных за 30 секунд (33 броска), 10 минут (448) и 1 час (2371). Оказывается, какое‑то время назад Боб узнал о моих исследованиях и применил описанные мною методики совершенствования, чтобы поставить свои многочисленные рекорды[11].

Все мои исследования берут свое начало в эксперименте со Стивом Фалуном, который мы проводили в конце 70‑х. С тех пор я посвятил свою научную деятельность одной цели: понять, как с помощью разных методик совершенствования развить у себя новые и отточить уже существующие навыки. Особенно меня интересовали люди, которые уже успели добиться многого именно благодаря постоянной усердной работе над своими навыками. Я изучал «лучших из лучших» на протяжении нескольких десятилетий и пришел к довольно простому выводу: не важно, какие навыки вы пытаетесь развить – музыкальные, спортивные или умственные, – наилучшего результата можно достичь, соблюдая свод общих правил.

При этом нам до сих пор не очень понятно, почему дело обстоит именно так. Почему методики, с помощью которых начинающие музыканты становятся успешными пианистами, совпадают с методиками, которые используют танцоры или шахматисты, мечтающие о карьере прим и гроссмейстеров? Наверное, дело в том, что наиболее эффективные методики развития навыков в любой области используют возможности человеческого организма к адаптации, благодаря которым наше тело и мозг могут постепенно, шаг за шагом, овладеть прежде недоступными нам навыками. При разработке образовательных методик (все равно, кому они предназначены – гимнастам или студентам‑хирургам, которым нужно освоить лапароскопию) нужно понимать, какие действия приводят к изменениям человеческого мозга и тела, а какие – нет. Если смотреть на образовательный процесс с этой точки зрения, становится понятно, что все методики развития навыков по сути своей похожи.

Эту идею можно назвать сравнительно новой: весь прошлый век учителя, тренеры и их подопечные, показывавшие невероятные результаты, действовали, по сути, наобум, методом проб и ошибок. Прибегая к той или иной методике, они не понимали, почему она работает – или не работает. Кроме того, исполнители в разных сферах искусства пребывали в определенной изоляции. Фигурист, оттачивающий тройной аксель, даже не представлял, что в своих тренировках использует тот же подход, что и пианист, работающий над сонатой Моцарта. Только подумайте, каких результатов можно добиться, если у вас есть ясное и полное понимание того, как лучше всего тренироваться! И представьте, каких высот достигнет человечество, если будет применять методы, эффективные при обучении спортсменов, музыкантов и шахматистов, для развития навыков самых разных людей – от школьников и врачей до инженеров, пилотов и бизнесменов. Я уверен, что, научившись тренироваться эффективно, человек сможет во всех сферах деятельности добиться такого же удивительного прогресса, какого мы достигли за последние несколько веков в спорте, музыке и прочих подобных областях.

Существуют разные методики развития навыков, каждая из которых полезна по‑своему, но та, которую в начале 90‑х я окрестил осознанным развитием, является наиболее эффективной. Применяя принципы осознанного развития, мы наиболее разумно можем усовершенствовать образовательные методики в любой области. Большая часть этой книги посвящена осознанному развитию – что это такое, почему это работает и что с этим делать. Но прежде чем мы перейдем к подробному изучению методики, давайте подумаем, какие существуют базовые типы практик, с которыми в том или ином виде сталкивался каждый из нас.

 

Стандартный подход

 

Как мы обычно учимся чему‑то новому – водить машину, играть на пианино, делить в столбик, рисовать человечков, писать программный код? Предположим, вы решили научиться играть в теннис.

Вы видели матчи по телевизору, и вам подумалось, что неплохо бы и самому помахать ракеткой. А может, кто‑то из ваших друзей играет и хочет приобщить и вас к этому делу. Так что вы отправляетесь в магазин, покупаете спортивный костюм, специальную обувь, повязку на голову, ракетку и мячики. Вы ничего не знаете о теннисе, даже как держать ракетку, поэтому нанимаете на пару уроков тренера или просите друзей показать вам базовые приемы. К концу второго занятия вы уже понимаете что и как и можете начинать тренироваться. Некоторое время вы наверняка проведете, работая над подачей и посылая мячи в стенку, пока не убедитесь, что достаточно развили реакцию. После этого вы опять возьмете урок у тренера или друзей, потренируетесь самостоятельно еще немного, затем – еще одно занятие со специалистом, и так далее, пока не поймете, что готовы сразиться с настоящим противником. Играете вы пока посредственно, но друзья у вас терпеливые, и вы, в общем‑то, отлично проводите на корте время. Вы продолжаете тренироваться в одиночку и время от времени занимаетесь с тренером и вскоре практически перестаете совершать совсем уж глупые ошибки – промахиваться мимо мячика или посылать его прямо в спину напарнику. Проходит совсем немного времени, и вот вы уже неплохо подаете слева да и вообще готовы возомнить, будто играете почти на профессиональном уровне. Теперь, отправляясь на корт, вы играете особо не напрягаясь и получаете от этого удовольствие. Вы понимаете, как надо играть, и отбиваете мячи уже «на автомате», не задумываясь. Вы ходите на корт каждые выходные и играете со своими друзьями, совмещая приятное с полезным – в общем смысле вы «научились играть в теннис», то есть довели свою игру до такого уровня автоматизма и профессионализма, который позволяет вам играть в теннис без особых усилий.

Даже если вы сами не удовлетворены уровнем своей игры, в этот момент ваше развитие как теннисного игрока останавливается – как раз после того, как вы освоили все основные простые движения.

Вскоре вы обнаружите, что у вас есть слабые стороны, от которых вам не удается избавиться, как бы часто вы ни играли со своими друзьями. Например, вы промахиваетесь каждый раз, когда пытаетесь принять подачу слева на уровне груди. Мало того, об этом известно не только вам, но и вашим обычным противникам. Но такие удары редки и непредсказуемы, и потому целенаправленно поработать над тем, чтобы правильно их принимать, вам не удается. Так что вы продолжаете промахиваться – автоматически, точно так же, как реагируете на другие мячи.

Чем бы мы ни занимались – от выпечки пирогов до написания статьи, – схема, по которой мы действуем, не меняется. Сперва мы обдумываем и решаем, чего конкретно хотим добиться, затем обращаемся за советом к инструктору, тренеру, книге или веб‑сайту, потом отрабатываем нужный навык на практике до приемлемого для нас уровня и в конце концов выполняем всю процедуру «на автомате». И в этом нет ничего плохого: большую часть дел в жизни вполне можно делать на посредственном уровне. Если вам нужно просто добраться из пункта А в пункт Б или сыграть на пианино «К Элизе», такой подход будет в самый раз.

Но не стоит забывать об одной очень важной детали: как только вы достигаете приемлемого для себя уровня мастерства – не важно, в теннисе, вождении или хлебопечении, – развитие навыка останавливается. Многие этого не понимают и считают, что постоянная практика приведет‑таки их к совершенству – быть может, медленно, но все же приведет. Люди считают, что автомобилист с двадцатилетним стажем водит лучше того, кто за рулем всего пять лет, врач с 20 годами опыта за плечами лучше специалиста, проработавшего пять лет, и т. д.

Но это совсем не так. Проведенные исследования показали, что после достижения «приемлемого» уровня мастерства и доведения навыка до автоматизма он уже не развивается – сколько бы лет вы ни убили на практику. Собственно говоря, врач, учитель или водитель с двадцатилетним стажем в среднем будут хуже обладателей пятилетнего опыта – просто потому, что доведенные до автоматизма навыки со временем ухудшаются, особенно в отсутствие целенаправленных попыток их развить.

Так что же делать, если вас не устраивает так называемый «приемлемый» уровень мастерства? Что делать учителю с десятью годами опыта, который хочет заинтересовать учеников и повысить эффективность их обучения? Что делать игроку в гольф, который приезжает на поле по выходным и мечтает улучшить наконец свой гандикап? Что делать копирайтеру, которому необходимо сделать тексты интереснее и завлекательнее?

Именно в такой ситуации спустя пару занятий оказался Стив Фалун. К тому моменту он уже спокойно выслушивал серию цифр, запоминал их и повторял – и делал это так хорошо, как только мог. Его результаты полностью соответствовали ожидаемым, рассчитанным со знанием ограничений кратковременной памяти. Стив мог продолжать в том же духе и занятие за занятием оттачивать свое умение запоминать последовательность восьми или девяти цифр. Но Стив был участником эксперимента, в рамках которого он был вынужден постоянно запоминать на одну цифру больше, чем в предыдущий раз. Кроме того, он счел свои первоначальные результаты неудовлетворительными и твердо решил это изменить. Благодаря всем этим обстоятельствам ему и удалось еще больше развить свой навык запоминания цифр.

Мы применяли методику, которую можно назвать целенаправленной практикой: для Стива она оказалась чрезвычайно эффективной. Как мы увидим, такой потрясающий результат достигается вовсе не всегда, но тем не менее в среднем целенаправленная практика куда более эффективна, чем стандартный подход, описанный выше. Кроме того, целенаправленность – еще один шаг на пути к освоению методики осознанного развития, которое и является нашей главной целью.

 

Целенаправленная практика

 

У целенаправленной практики есть несколько отличий от обычной, в чем‑то «наивной» практики – когда мы постоянно повторяем те или иные действия и надеемся, что этого достаточно, чтобы со временем совершать их лучше.

Стив Оур, преподаватель музыки из Университета Уичито, однажды озвучил мне типичный диалог[12] ученика и его учителя, который пытается выяснить, почему тот получает не лучшие оценки.

 

Преподаватель. В журнале отмечено, что вы занимаетесь по часу в день, но экзамен по фортепиано сдали только на три. Почему так?

Ученик. Даже не знаю, что со мной стряслось. Еще вчера я был уверен, что сыграю все без проблем.

Преподаватель. Сколько раз вы отыграли партитуру?

Ученик. Десять или двадцать, точно не помню.

Преподаватель. А сколько раз вы отыграли ее без ошибок?

Ученик. Э‑э, не знаю. Наверное, пару раз.

Преподаватель. Ну, хорошо. А как именно вы занимались?

Ученик. Да просто играл, и все.

 

Это типичный пример «наивной» практики. «Я просто играл». Просто махал битой в надежде попасть по мячу. Просто слушал последовательности цифр и пытался их запомнить. Просто смотрел на примеры по математике и старался их решить.

Целенаправленная практика, как следует из названия, предполагает более вдумчивый, спланированный и сконцентрированный подход.

Важная особенность целенаправленной практики – наличие четко сформулированных и определенных целей. Тот самый ученик из диалога выше добился бы куда большего успеха, если бы ставил перед собой реальные цели – например «сыграть партитуру до конца и на нормальной скорости без ошибок три раза подряд». Без этого очень сложно понять, двигаешься ты вперед или стоишь на месте.

В случае Стива мы не ставили долгосрочных целей, потому что не знали, сколько цифр в принципе может запомнить человек. Вместо этого мы поставили перед ним конкретную цель: каждый раз запоминать больше цифр, чем на предыдущем занятии.

Стив, как вы помните, занимался бегом и отличался бойцовским характером. Он любил соревноваться, хотя бы даже с самим собой, и с самого первого дня изо всех сил старался запомнить больше цифр.

Суть целенаправленной практики – в преодолении долгого пути крохотными шажками. Представьте, что вы – непрофессиональный игрок в гольф и хотите сократить свой гандикап на пять ударов (то есть проходить то же количество лунок за меньшее количество ударов). Эта цель слишком неконкретна, и она никак не поможет вам стать лучшим игроком. Чтобы добиться успеха, эту цель нужно разбить на этапы и ответить на вопрос: что именно я должен сделать, чтобы сократить гандикап? Одним из этапов может стать увеличение числа ударов, в результате которых мяч оказывается на фейрвее – большом травяном участке, с которого удобно делать другие удары. Такая цель звучит уже более конкретно, но и это не предел. Подумайте, что необходимо для увеличения количества успешных ударов? В первую очередь вам придется понять, почему многие ваши мячи приземляются не на фейрвее, и разобраться с этой проблемой, например следить, чтобы мяч пореже отклонялся при ударе влево. Этого можно добиться, просто посоветовавшись с тренером. Самое главное – разбить общую цель «стать лучше» на конкретные и реалистичные задачи.

Целенаправленная практика требует концентрации внимания. В отличие от ученика, описанного Оуром, Стив Фалун с самого начала был сосредоточен на своей задаче и с ходом эксперимента все больше и больше концентрировался на запоминании цифр. Особенно заметно это при прослушивании записи нашего сто пятнадцатого занятия, которое пришлось примерно на середину эксперимента. К тому моменту Стив стабильно запоминал последовательности из 30 с лишним цифр. С 40 цифрами дело обстояло хуже: иногда ему удавалось повторить такую последовательность, иногда нет. Его это раздражало, и в тот день он был полон решимости одолеть‑таки этот барьер. Мы начали занятие с 35 цифр. С этим Стив справился без особых проблем. По ходу дела он то и дело подбадривал себя, а перед тем как я перешел к последовательности из 39 цифр, и вовсе выдал небольшую мотивационную речь. По‑моему, он был настолько сосредоточен на своей цели, что даже сам не понял, что говорит вслух.

– Сегодня важный день, – твердил он. – Я ведь еще ни разу не ошибся, верно? Верно! Сегодня у меня все получится!

Пока я зачитывал 39‑ю цифру, Стив молчал. Но, только начав произносить вслух запомненные цифры, вспоминая их небольшими группами, он преобразился – начал стучать по столу, хлопать в ладоши. В какой‑то момент, правильно вспомнив очередную группу цифр, он даже воскликнул:

– Точно‑точно, так там и было!

Наконец он безошибочно одолел все 39 цифр, и мы перешли к следующему рубежу. Стив опять принялся подбадривать себя:

– Давай, приготовься! Это важный этап! Запомни все – и дело с концом!

Я зачитал 40 цифр (опять в тишине), и Стив начал вспоминать – опять с восклицаниями и вскриками.

– Да‑да! Все верно! Не останавливайся! – подбадривал он сам себя.

На этом занятии Стив несколько раз успешно повторил 40 цифр – правда, не больше.

Конечно, не все концентрируются на задании, вопя во все горло и колошматя по столу, но суть не в этом. Пример Стива доказывает: сложно добиться успеха, не отдаваясь поставленной задаче на все сто.

Целенаправленная практика невозможна без обратной связи. Для успеха необходимо знать, все ли вы делаете правильно, а если нет – как это исправить. В примере Оура ученик получил отзыв на свою работу с большим опозданием – когда ему поставили тройку за экзамен. При этом во время самих занятий никакой обратной связи у него не было – никто не указывал ему на ошибки и не говорил, в чем он был неправ. В итоге студент даже не понимал, что играет с ошибками. («А сколько раз вы отыграли ее без ошибок?» – «Э‑э, не знаю. Наверное, пару раз».)

Во время нашего эксперимента Стив знал, как идут его дела – когда он запомнил цифры правильно, а когда ошибся. Что более важно, он и сам постоянно оценивал собственные успехи и знал, какие группы цифр вызывают у него наибольшие затруднения. Если он ошибался, то всегда мог назвать цифры, из‑за которых это произошло. Если запоминал все верно, мог отделить «легкие» группы цифр от «сложных». Понимая свои слабые стороны, он целенаправленно работал, придумывая способы борьбы с ними.

Не важно, в какой области вы пытаетесь добиться успеха, – обратная связь необходима абсолютно всем. Без оценки со стороны невозможно понять, в чем и когда вы ошибаетесь, как это исправить и насколько далеки вы от достижения своих целей.

Целенаправленная практика требует от человека преодолеть себя. Выход за пределы зоны комфорта – чуть ли не самая важная составляющая целенаправленной практики. Ученик Оура даже не думал об этом, предпочитая, судя по его словам, бессистемно повторять уже освоенный материал. Такой подход попросту не работает!

Наш эксперимент был разработан так, чтобы не давать Стиву расслабляться. Он постоянно увеличивал объемы своей краткосрочной памяти, а я в ответ постоянно предлагал ему все более длинные последовательности на грани его возможностей. Увеличивая число цифр после правильного ответа и уменьшая после неправильного, я постоянно поддерживал Стива на предельном для него уровне и одновременно подталкивал его к тому, чтобы запомнить «всего еще одну цифру».

В этом скрывается суть любой тренировки: если вы не выходите за пределы собственной зоны комфорта, вы не развиваетесь. Пианист‑любитель, окончивший в детстве музыкальную школу и 30 лет исполняющий один и тот же набор композиций, играет на фортепиано ничуть не лучше, чем 30 лет назад – даже несмотря на то, что у него за плечами 10 000 часов занятий. Скорее всего он играет даже хуже, чем в подростковом возрасте.

Этот феномен особенно показательно проявляется в случае с врачами[13]. Исследования многих медицинских областей показали, что врачи с 20–30 годами опыта по объективным параметрам демонстрируют худшие результаты, чем специалисты, закончившие институт два‑три года назад. Все дело в том, что врачи, каждый день добросовестно исполняющие свои обязанности, не чувствуют необходимости улучшать или даже просто поддерживать свои навыки. Они никогда не выходят за пределы зоны комфорта. В 2015 году я принял участие в консенсусной конференции, посвященной разработке новых способов повышения квалификации для врачей, которые помогли бы им не терять старые навыки и развивать новые. Более подробно этой темы мы коснемся в пятой главе этой книги.

Мой любимый пример в этой области – Бенджамин Франклин и его навык игры в шахматы[14]. Франклин был первым известным гением Америки: как ученый он писал труды о природе электричества и книги для широких слоев населения. Кроме того, он был издателем альманаха «Бедный Ричард», основателем первой общественной библиотеки, известным дипломатом и изобретателем в числе прочего бифокальных очков, громоотвода и чугунной печки. А еще Франклин обожал играть в шахматы и одним из первых в Америке начал серьезно ими заниматься. Известно, что он принимал участие в первом шахматном турнире страны и в целом играл в шахматы на протяжении 50 лет – и с возрастом все больше и больше. Будучи в Европе, Франклин сыграл партию с Франсуа‑Андре Даниканом Филидором, лучшим шахматным игроком тех времен. И, несмотря на свой собственный знаменитый совет ложиться пораньше и пораньше вставать, Франклин частенько садился за шахматный стол в шесть вечера и играл до восхода солнца.

Бенджамин Франклин обладал блестящими интеллектуальными способностями и провел тысячи часов за шахматами, соревнуясь в том числе с лучшими игроками мира. Был ли он сам выдающимся шахматистом? Нет. Он играл чуть лучше среднего и никогда не мог одолеть ни сильнейших, ни просто хороших шахматистов Европы. Самого Франклина такое положение вещей приводило в отчаяние. Однако он не мог понять, почему же с годами он так и не стал лучше играть в шахматы. А мы понимаем: он просто никогда не выходил за пределы зоны комфорта. Франклин вел себя точно так же, как пианист, играющий на протяжении 30 лет одни и те же песни. А это рецепт не успеха, а лишь стагнации.

Выйти из зоны комфорта – значит попытаться сделать то, чего вы раньше не делали. Иногда это легко и просто, иногда – не очень. В таких случаях нам часто кажется, что мы никогда не продвинемся вперед, что мы достигли своего потолка. Но, если вы найдете способ пробить этот потолок, эффективность ваших занятий станет куда выше.

Как правило, для этого нужно стараться не сильнее, а просто по‑другому. Другими словами, это вопрос техники. В случае Стива первый потолок наступил, когда он дошел до 22 цифр. Он разбивал их на четыре группы по 4 цифры, которые запоминал, используя разные трюки, и одну группу из 6 цифр: ее он просто твердил про себя снова и снова. Но за пределы 22 цифр у него выйти не получалось – Стив просто не мог запомнить пять групп по 4 цифры и не запутаться. В конце концов его осенило: нужно разбить последовательность на группы из 3, 4 и 6 цифр. Комбинация из четырех групп по 4 и 3 цифры и одной группы из 6 цифр позволила ему запомнить ряд из 34 цифр. Когда мы достигли и этого потолка, Стив вновь изменил свою тактику, и так продолжалось на протяжении всего эксперимента: он доходил до определенного уровня, «застревал» на нем, придумывал новый подход и использовал его до тех пор, пока на его пути не возникало новое препятствие.

Самый лучший способ преодолеть любой барьер – это подойти к нему с неожиданной стороны. Именно поэтому порой полезно заниматься под присмотром инструктора или тренера, которые уже сталкивались с такими препятствиями и знают, как их обойти.

А иногда препятствие оказывается и вовсе чисто психологического характера. Однажды к знаменитой скрипачке и преподавателю Дороти Делэй пришел за советом студент. Ему предстояло исполнить на музыкальном фестивале произведение, которое он никак не мог сыграть с нужной скоростью. Дороти поинтересовалась, насколько быстро он хочет исполнить эту вещь, и ученик ответил, что его цель – сыграть не хуже знаменитейшего скрипача Ицхака Перлмана. Тогда Делэй нашла запись исполнения Перлманом этого произведения и засекла скорость, с которой тот играл. Затем она настроила метроном на медленный ритм. Студент без проблем исполнил произведение на такой скорости, после чего Дороти ускорила метроном. Так повторялось несколько раз, пока после очередного безупречного исполнения Дороти не остановила ученика и не показала ему настройки метронома: как оказалось, он отыграл даже быстрее Перлмана[15].

Мы с Биллом Чейзом использовали этот подход, когда Стив пару раз намертво упирался в очередной потолок. В первом случае я зачитал очередную последовательность цифр чуть медленнее обычного, что позволило Стиву запомнить куда больше цифр. После этого он понял, что проблема не в количестве цифр, а в том, как быстро его мозг их обрабатывает – вернее, применяет к ним изобретенные Стивом мнемонические правила. Так Стив пришел к выводу, что для дальнейшего успеха ему нужно поработать над скоростью, с которой он «переносит» цифры из краткосрочной памяти в долгосрочную.

Во втором случае я внезапно продиктовал Стиву группы на 10 цифр длиннее его рекорда. К огромному удивлению Стива, он запомнил большую часть цифр в этих группах. Мало того, в сумме ему удалось повторить больше цифр, чем когда бы то ни было, хоть и не без ошибок. Это убедило Стива, что возможности его памяти куда шире, чем он думал, и проблема не в том, что он достиг предела своих способностей, а в том, что он путает между собой группы цифр в одной строке. Чтобы исправить это, он стал более вдумчиво разбивать ряды цифр на маленькие группы, и вскоре проблема исчезла.

Чем бы вы ни занимались, рано или поздно вы достигнете своего потолка, когда перестанете понимать, что нужно делать, чтобы расти дальше. Это естественно. А вот непреодолимых препятствий практически не бывает: за долгие годы исследований я исключительно редко сталкивался со случаями, когда человек действительно не мог преодолеть какой‑то барьер. Как правило, куда чаще люди просто сдаются и оставляют всякие попытки справиться с возникшими трудностями.

Важная оговорка: хоть двигаться вперед и расти над собой можно всегда, не всегда это просто. Целенаправленная практика требует огромного сосредоточения и усилий, это тяжелый труд. Поэтому неизбежно встает вопрос мотивации: а зачем люди вообще прибегают к целенаправленной практике? Что ими движет? Мы еще вернемся к этим жизненно важным вопросам чуть позже.

В случае Стива действовало несколько факторов. Во‑первых, ему за это платили. С другой стороны, никто не запрещал ему за те же деньги на занятиях попросту халтурить, так что только финансовой мотивацией дело не ограничивалось. Так почему же он все время толкал и толкал самого себя вперед? Насколько мне известно, главной причиной было удовлетворение, которое Стив начал получать, как только увидел, что его память на самом деле становится лучше с каждым занятием. Ему попросту было это приятно. А вскоре, достигнув определенного уровня, он и вовсе стал знаменитостью: о нем стали писать газеты, у него брали интервью, приглашали на телевидение. Конечно, Стиву нравилась такая позитивная реакция на его работу. Аргументированная позитивная реакция – необходимый элемент для поддержания мотивации. Такая реакция может идти как изнутри – когда вы сами радуетесь тому, как изменились, – так и извне, от других людей. Как бы то ни было, оценка усилий по достоинству – важнейший фактор, без которого человек вряд ли продолжит прикладывать усилия к развитию своих навыков.

В случае Стива сработало и то, что ему нравилось преодолевать себя – это стало ясно, как только мы узнали, какой он спортсмен. Перед забегами Стив тренировался так же, как и остальные бегуны, с одним маленьким отличием: для него была важна не победа, а улучшение своих собственных результатов. Кроме того, благодаря любви к бегу он знал, каково это – тренироваться постоянно и упорно, неделя за неделей и месяц за месяцем. Стив регулярно участвовал в трехчасовых забегах, так что его вряд ли испугали бы наши часовые занятия по три раза в неделю. Позднее, уже закончив работать со Стивом и некоторыми другими участниками эксперимента, я принимал в свою исследовательскую группу только тех, кто привык к постоянным тренировкам, – спортсменов, танцоров, музыкантов, певцов. И никто из них меня не разочаровал.

Итак, подведем итоги. Вот основные принципы целенаправленной практики: осознанно выходить за пределы зоны комфорта, ставить перед собой четкие цели и иметь под рукой план по их достижению, отслеживать свои успехи и неудачи, сохранять энтузиазм.

Если вы хотите сделать себя лучше и добиться новых высот, эти простые правила помогут вам начать. Но впереди вас ждет еще много работы.

 

Ограничения целенаправленной практики

 

После того как Стив начал один за другим ставить рекорды по запоминанию последовательностей цифр, мы с Биллом Чейзом решили привлечь к участию в нашем эксперименте еще одного участника. Мы оба не верили, что Стив обладал какими‑то невероятными врожденными способностями, позволявшими ему запоминать ряды цифр. Но, если он был обязан своими выдающимися результатами нашей методике, это проще всего было доказать, применив ее к другому испытуемому.

Нашим первым волонтером стала аспирант Рене Элио. Перед началом эксперимента она была в курсе, что ее предшественник добился впечатляющих результатов и значительно увеличил объем своей краткосрочной памяти. В отличие от Стива, Рене уже знала, что это возможно. Впрочем, ей было неизвестно, как именно он этого добился. Рене предстояло самой выработать наиболее эффективный подход.

В начале эксперимента Рене показывала такие же темпы, как и Стив когда‑то: после 50 часов занятий она могла запомнить около 20 цифр. Но, в отличие от Стива, затем она зашла в тупик, выйти из которого так и не смогла. Спустя еще 50 часов занятий, в течение которых она так и не преодолела предел в 20 цифр, Рене решила выйти из эксперимента. Она развила свои способности к запоминанию цифр до уровня некоторых мнемоников, но до показателей Стива ей было очень далеко.

В чем же заключалась разница между Стивом и Рене? Стиву удалось разработать набор мнемонических правил, многие из которых он связывал с бегом, а также целую систему для запоминания порядка, в котором эти правила применялись. Так он обошел стандартные ограничения краткосрочной памяти. Например, услышав цифры 9, 0 и 7, он запоминал их как время, за которое хороший бегун преодолевает две мили: «9:07» или просто «9 минут 7 секунд». Так цифры обретали для него дополнительный смысл. Как раз в этом и заключается секрет успеха в любых областях, связанных с развитием ментальных структур – уход от ограничений краткосрочной памяти и способность быстро обрабатывать большие объемы информации. Именно это и сумел проделать Стив.

Рене была не в курсе подхода Стива и потому разработала свой собственный способ запоминания: вместо того чтобы разбивать цифры на группы по три‑четыре штуки, как Стив, она использовала сложную систему мнемонических правил, основанную на днях, датах и времени суток[16]. Важным отличием было и то, что Стив всегда заранее решал, какой подход он будет использовать – например разбивая последовательность на группы из 3–4 цифр и одной группы из 4–6 в конце. Он повторял про себя эти группы снова и снова, пока не запоминал, как они звучат. Например, ряд из 27 цифр Стив разбивал на три группы по 4 цифры, три группы по 3 цифры и группу из 6 цифр. Этот шаблон мы назвали «возвратным». Он позволял Стиву концентрироваться на запоминании отдельных наборов цифр и их положении в общей последовательности. Этот подход оказался на редкость эффективным: с его помощью Стив «привязывал» каждую группу к времени забегов, перемещал ее в долговременную память и вспоминал только в самом конце, когда начинал перечислять все цифры в последовательности.

В отличие от Стива, Рене решала, какой подход использовать, исключительно на ходу, уже прослушав список цифр. Ряд вроде 4778245 она запоминала как 4 июля 1978 в 2 часа 45 минут, однако для последовательности 4778295 такой шаблон уже не подходил, и к 4 июля 1978 года ей приходилось прибавлять новую дату – 2 августа. Метод Рене был непоследователен, и это помешало ей выйти за предел 20 цифр.

После эксперимента с Рене мы с Биллом решили найти еще одного «подопытного» – на этот раз такого, который использовал бы подход к запоминанию цифр, аналогичный методике Стива. Поэтому мы пригласили в нашу группу еще одного бегуна. Дарио Донателли был членом марафонской команды Университета Карнеги – Меллон и тренировался вместе со Стивом. Тот рассказал Дарио, что мы ищем участника долгосрочного эксперимента, связанного с возможностями памяти, и Донателли согласился принять в нем участие.

На этот раз мы решили рассказать о подходе Стива заранее: он сам обучил Дарио своей методике. Благодаря такому преимуществу Дарио сразу стал показывать отличные результаты. В начале эксперимента его показатели даже превосходили показатели Стива. Он достиг предела в 20 цифр куда быстрее двух других участников эксперимента, но после этого его темп снизился. Метод Стива перестал помогать ему уже после 30 цифр, и дело застопорилось. В этот момент Дарио решил усовершенствовать подход Стива, он стал использовать другие мнемонические приемы для запоминания групп из трех и четырех цифр и придумал совершенно новую возвратную структуру, более удобную лично для него. Тем не менее суть оставалась прежней: Дарио, как и Стив, использовал долгосрочную память, чтобы обойти ограничения, присущие кратковременной памяти. После нескольких лет тренировок Дарио сумел повторить ряд из более чем 100 цифр – на 20 больше, чем Стив. В один прекрасный день Дарио, как и Стив до него, стал мировым рекордсменом.

И вот что особенно важно: выход из зоны комфорта и целенаправленная практика помогут вам развить навык до определенного уровня, но не более того. Чтобы расти дальше, этого недостаточно. Стараться изо всех сил, преодолевать себя – всего этого мало. Существуют и другие столь же важные аспекты, про которые люди склонны забывать.

Осознанное развитие – самый эффективный из доказанных подход к обучению, который позволяет развить абсолютно любые навыки. Чуть ниже мы подробно его опишем, но сперва расскажем об удивительных рекордах и достижениях, которых можно добиться, выбрав правильный подход к обучению.

 

2

Адаптивность и как ее обуздать

 

Бодибилдерам или обычным любителям спорта несложно понять, добились ли они успеха в своих тренировках и нарастили ли они бицепсы, трицепсы, квадрицепсы, грудные мышцы и т. д. Можно измерить их сантиметром, а можно просто взглянуть в зеркало. Бегуны, пловцы или велосипедисты отслеживают прогресс, измеряя сердечный ритм, следя за дыханием и оценивая промежуток времени, после которого в мышцах начинает выделяться молочная кислота.

Задача становится гораздо труднее, если вы пытаетесь развить нефизические навыки – например математические, музыкальные или лингвистические. Проследить изменения, которые происходят в мозге с течением времени, очень сложно из‑за его способности к адаптации. В отличие от мышц, мозг после особенно напряженного дня занятий не ломит от усталости, и вам не приходится покупать новую кепку, потому что голова у вас выросла и старая стала мала. Человек не видит изменений, происходящих в его мозге, и потому склонен считать, что их практически не бывает.

Конечно, это не так. Многочисленные исследования доказали, что умственные упражнения меняют структуру и функциональность мозга, совсем как физические тренировки изменяют объем мышц или работу сердечно‑сосудистой системы. Благодаря таким технологиям, как МРТ (магнитно‑резонансная томография), ученые могут понять, чем мозг человека с определенным набором навыков отличается от человека без таких навыков и какие изменения в мозге вызывают определенные виды упражнений. Эта область все еще остается малоизученной, однако нам уже известно, как целенаправленное и осознанное развитие помогает увеличить физические и интеллектуальные возможности и способствует появлению новых навыков.

Многое из того, что сегодня известно об адаптивности организма, мы узнали благодаря исследованиям, проведенным с участием бегунов, тяжелоатлетов и других спортсменов. Как ни странно, в наиболее интересных исследованиях реакции мозга на продолжительные тренировки участвовали не музыканты, шахматисты или математики, а водители такси.

 

Как устроен мозг лондонских таксистов

 

На свете есть мало столь же запутанных городов, как Лондон. В нем нет упорядоченной решетчатой системы автодорог, как в Манхэттене, Париже или Токио. Вместо этого главные улицы города примыкают друг к другу под разнообразными углами, извиваются и изгибаются. Тут полно односторонних переулков, круговых развязок и тупиков, а посередине город и вовсе разрезает пополам Темза с дюжиной мостов в одном только центре. Куда бы в Лондоне вы ни направлялись, по пути вам наверняка придется пересечь как минимум один мост. Нумерация домов тоже не отличается логичностью, и даже если вы сумели отыскать нужную улицу, то можете потратить еще полчаса, пытаясь найти на ней правильный дом.

Именно поэтому туристам горячо рекомендуют не арендовать машину с GPS‑навигатором, а положиться на лондонских таксистов. По всему Лондону разъезжает более 25 000 черных такси: эти вместительные машины можно назвать автомобильным эквивалентом удобных и комфортных ботинок. Таксисты с невероятной скоростью могут доставить вас из пункта А в пункт Б, выбрав наиболее короткий маршрут. При этом они принимают во внимание не только расстояние, но и время дня, загруженность дорог, временные затруднения из‑за ремонта или перекрытия улиц, а также множество других факторов. Мало того, пунктам А и Б вовсе не обязательно быть домами с полноценными адресами. Предположим, вам захотелось снова попасть в один симпатичный магазинчик со шляпами на Чаринг‑кросс, название которого вы не помните – то ли «Лорд», то ли «Лир». Зато вы помните, что по соседству находилась небольшая пекарня, где продавали отличные кексы. Как ни удивительно, этой информации будет достаточно, чтобы лондонский таксист отвез вас к нужному месту – магазину «Лерд Лондон» на Нью‑роу.

Очевидно, что при такой запутанной схеме города далеко не каждый может работать таксистом. Чтобы получить лицензию таксиста в Лондоне, водители должны сдать экзамены, которые многими считаются самыми сложными из всех, что придумало человечество[17]. За проведение теста отвечает департамент транспорта Лондона, предлагающий следующее описание качеств, которыми должен обладать таксист города:

«Чтобы получить лицензию на работу и право называться лондонским таксистом, водитель должен досконально знать область в радиусе 6 миль от Чаринг‑кросс, включая название и расположение всех улиц, микрорайонов, парков и площадей; государственных учреждений; офисных и бизнес‑центров; посольств; административных зданий; регистрационных бюро; больниц; церквей; спортивных стадионов и развлекательных центров; офисов авиакомпаний; железнодорожных станций; отелей; клубов, театров и кинотеатров; музеев и художественных галерей; школ, колледжей и университетов; полицейских участков и Главного полицейского управления; гражданского, криминального и коронерского судов; тюрем; достопримечательностей. То есть любых мест, которые могут представлять интерес для пассажира».

 

Область в радиусе 6 миль от Чаринг‑кросс включает примерно 25 000 улиц. Но потенциальному таксисту нужно знать не только улицы и здания, но и достопримечательности. В газете The New York Times в 2014 году была опубликована статья о лондонских таксистах, в которой один из них рассказал, что на экзамене его попросили указать местоположение памятника в виде двух мышей с кусочком сыра. Как выяснилось, памятник располагался на фасаде здания и размер его составлял всего 30 сантиметров.

И это еще не все. Помимо отличного знания города таксисты должны уметь проложить наиболее краткий и быстрый маршрут. Во время экзамена проводятся так называемые «заезды», когда экзаменатор называет испытуемому две точки в городе. В ответ водитель должен назвать точные адреса этих точек, проложить между ними наиболее быстрый маршрут и описать его, поворот за поворотом, перечисляя при этом все пересекаемые улицы. За каждый «заезд» дается определенное количество очков, и с каждым разом они становятся все сложнее и сложнее: места все менее известные, маршруты между ними – поистине головоломные. Половина водителей проваливает экзамен, зато получившие лицензии таксисты знают город лучше сервиса Google Карты.

Чтобы сдать экзамен, потенциальные таксисты на протяжении нескольких лет разъезжают по Лондону, делая пометки о том, что где находится и как туда добраться. Первый важный этап – освоить руководство для будущих таксистов, в котором представлено 320 «заездов». Как правило, сперва водители определяют наиболее быстрый маршрут, проезжая его на мотоцикле, а затем обходят районы возле начального и конечного пункта поездки, где‑то в пределах радиуса в четверть мили. Во время таких прогулок они отмечают, какие здания и достопримечательности встречаются им на пути. Повторив этот процесс 320 раз, потенциальные таксисты нарабатывают своеобразную базу из 320 лучших маршрутов. К этому моменту они, как правило, уже хорошо знают область в радиусе 6 миль от Чаринг‑кросс. Но успешные кандидаты на этом не останавливаются и продолжают выискивать наиболее быстрые маршруты для адресов, не указанных в руководстве, а также отмечать здания и достопримечательности, недавно появившиеся в городе. Даже сдав все экзамены и получив лицензию, лондонские таксисты продолжают совершенствовать свои умения ориентироваться в столице.

Удивительная память и отличные навыки навигации лондонских таксистов привели к тому, что ими заинтересовались многие ученые, в особенности психологи, изучающие процессы обучения (в частности обучения навигационным навыкам). Наиболее полное исследование лондонских таксистов, которое поможет нам понять, как упражнения влияют на мозг, было проведено Элеанор Макгвайр, нейробиологом из Университетского колледжа Лондона.

В одной из своих ранних работ, опубликованной в 2000 году, Макгвайр при помощи МРТ сравнила снимки мозга 16 таксистов‑мужчин и 50 мужчин, занятых в других областях. В первую очередь Макгвайр интересовала область гиппокампа – части мозга, отвечающей в том числе за формирование воспоминаний. Гиппокамп активнее всего задействуется для определения мозгом положения в пространстве, а также когда человек пытается вспомнить, где находится тот или иной объект. (Собственно говоря, у человека даже два гиппокампа – по одному с каждой стороны мозга.) Например, у некоторых видов птиц, которые запасают корм в разных местах, гиппокамп гораздо больше, чем у тех птиц, которые этого не делают. При этом у некоторых видов птиц в зависимости от их опыта запасания и поиска пищи гиппокамп может увеличиваться до 30 % от первоначального размера. Но работает ли это так же у людей?

Во время своего исследования Макгвайр обнаружила, что задняя часть гиппокампа таксистов гораздо больше, чем у других участников эксперимента[18]. При этом чем дольше человек работал таксистом, тем крупнее был задний гиппокамп[19]. В другой работе, опубликованной несколько лет спустя, Макгвайр сравнила снимки мозга лондонских таксистов со снимками мозга лондонских водителей автобуса[20]. Как и таксисты, водители автобусов весь день проводили в разъездах по Лондону, однако использовали при этом один и тот же маршрут и не имели возможности определить наилучший маршрут между пунктами А и Б. Макгвайр выяснила, что задний гиппокамп у таксистов значительно больше. Из этого следовал логичный вывод: разница в размере заднего гиппокампа связана не с навыком вождения, а с умением ориентироваться в пространстве – необходимым для таксистов навыком.

Правда, этому могло быть и другое объяснение: возможно, исследуемые таксисты от рождения обладали более крупным гиппокампом и оттого лучше ориентировались в городе. В таком случае получалось, что во время сложного экзаменационного процесса попросту отсеивались менее подходящие кандидаты и оставались только те, кто от природы обладал склонностью к ориентации в лабиринтах лондонских улиц.

Макгвайр подошла к решению этой проблемы очень просто: она начала изучать группу водителей, которые хотели стать таксистами. Она следила за кандидатами с того момента, как они приступили к подготовке к экзамену, и до тех пор, пока они не проваливали или успешно не сдавали его. В исследовании участвовали 79 водителей‑мужчин, а также контрольная группа из 31 участника того же возраста. В начале исследования всем участникам сделали МРТ, которое не показало никаких различий в размере гиппокампа между контрольной группой и будущими таксистами.

Макгвайр вновь исследовала две группы спустя четыре года. За это время 41 участник получил лицензию таксиста, а 38 провалили экзамен или вовсе не стали его сдавать. Таким образом, испытуемые разделились на три группы: новоявленные таксисты, которые достаточно хорошо знали Лондон, чтобы сдать экзамен; провалившие экзамен участники, и мужчины из контрольной группы, никогда не готовившиеся к экзамену[21]. Все участники в очередной раз прошли через МРТ, и затем Макгвайр определила размер заднего гиппокампа у каждого из них.

Результаты ее исследований никого не удивили бы, замеряй она размер бицепсов у бодибилдеров. Но тут речь шла о мозге, и научная общественность была поражена: у получивших лицензию водителей задний гиппокамп значительно увеличился. При этом у не сдавших экзамен участников и членов контрольной группы, вовсе не намеренных становиться таксистами, гиппокамп за четыре года не изменился. Годы досконального изучения Лондона привели к росту той части мозга, что отвечает за расчет маршрута из одной точки в другую.

Опубликованное в 2011 году исследование Макгвайр – самое яркое доказательство того, что человеческий мозг растет и изменяется от интенсивных занятий. Кроме того, ее работа ясно показывает, что дополнительные нейроны и другие ткани заднего гиппокампа ответственны за развитие навигационных навыков получивших лицензию таксистов. Задний гиппокамп среднего лондонского таксиста – нейронный эквивалент накачанных бицепсов и широких плеч профессиональных гимнастов. Они годами тренируются на кольцах, козле и брусьях, развивая именно те мышцы, что отвечают за выполнение упражнений на этих снарядах. Благодаря специфически развитой мускулатуре гимнасты могут выполнять упражнения, которые были им недоступны в начале их спортивной карьеры. Точно так же и таксисты «накачивают» свой гиппокамп. Разница лишь в том, что они имеют дело не с мышечными волокнами, а с тканями мозга.

 

Приручая адаптивность

 

Даже в конце XX века большинство ученых сочли бы результаты исследований Макгвайр невозможными. Господствовало мнение, что у взрослого человека мозг уже принципиально не меняется. Конечно, возможны мелкие изменения при появлении новых навыков, но и они объясняются лишь усилением или ослаблением определенных нейронных связей. Но в целом считалось, что структура мозга и его нейронных сетей на протяжении всей жизни остается неизменной. Эта идея никак не противоречила убеждению, что индивидуальные навыки «выдаются» каждому при рождении и определяются набором генов, а обучение лишь позволяет максимально использовать потенциал мозга. Многие сравнивали человеческий мозг с компьютером, а процесс обучения – с загрузкой на него файлов или установкой новых приложений: это позволяет делать что‑то новое, но в целом потолок определяется количество байтов RAM‑памяти или мощностью процессора.

Адаптивность человеческого тела заметить было всегда проще. Взять хотя бы отжимания. Если вы – мужчина от 20 до 30 лет в относительно неплохой форме, то скорее всего можете отжаться где‑то 40–50 раз. Отжимаетесь 100 раз? Наверняка можете удивить этим друзей и выиграть несколько пари. Каков же мировой рекорд по отжиманиям? Наверное, скажете вы, 500 или, быть может, 1000 отжиманий? А вот и нет. В 1980 году Минору Йошида из Японии поставил мировой рекорд, отжавшись 10 507 раз без перерыва. После этого Книга рекордов Гиннесса перестала принимать заявки от людей, которые отжимались без перерыва. Вместо этого теперь учитывалось количество отжиманий в течение суток с обязательными перерывами. В 1993 году в этой категории был поставлен не побитый до сих пор рекорд: Чарльз Сервицио из США отжался 46 001 раз за 21 час и 21 минуту.

Другой хороший пример – подтягивания. Даже мужчины в хорошей спортивной форме редко могут подтянуться более 15 раз. Настоящие спортсмены – 40–50 раз. А Ян Кареш из Чехии в 2014 году за двенадцать часов подтянулся 4654 раза.

Короче говоря, человеческое тело может адаптироваться почти к чему угодно. Изменяются не только мышцы, но и легкие, сердце, система кровообращения и т. д. Возможно, и тут существует реальный потолок, но пока что никаких доказательств этому нет.

Благодаря исследованиям Макгвайр и других ученых теперь мы знаем, что и мозг способен подстраиваться под изменившиеся обстоятельства не хуже нашего тела.

Наиболее ранние исследования адаптивности мозга – или пластичности, как говорят нейробиологи, – проводились при изучении работы мозга слепых и глухих людей. После потери зрения или слуха мозг «перепрограммирует» себя так, чтобы его части, отвечавшие за эти чувства, не простаивали без дела. В основном слепые не видят из‑за проблем непосредственно с глазами или зрительным нервом. Зрительная зона коры головного мозга при этом у них в полном порядке. Если бы наш мозг и впрямь был устроен как компьютер, зрительная зона слепого человека так и осталась бы незадействованной. Сегодня мы уже знаем, что мозг умеет перераспределять свои ресурсы так, чтобы задействовать неактивные зоны. Как правило, в случае слепых и глухих людей мозг «привязывает» неиспользуемые зоны к областям мозга, которые отвечают за другие органы чувств.

К примеру, для чтения слепые используют алфавит Брайля – то есть проводят пальцами по выпуклым точкам. Когда ученые исследовали при помощи МРТ слепых, то выяснили, что во время чтения у них задействуется именно зрительная кора мозга. У зрячих она активизируется при визуальном, а не тактильном получении информации. Зрительная кора помогает мозгу слепого человека интерпретировать тактильные ощущения от прикосновения к буквам алфавита Брайля.

Что интересно, мозг умеет перепрограммировать не только неиспользуемые области. Если вы регулярно занимаетесь каким‑то делом, мозг «перебросит» нейроны в соответствующую зону, даже если у них уже есть другая работа. Самое впечатляющее доказательство этого феномена привели ученые, которые в конце 90‑х годов провели интересный эксперимент – проследили, какие области мозга отвечают за разные пальцы на руках у высокообразованных слепых людей.

Испытуемые читали трехпальцевым методом: использовали указательный палец для определения точек, формирующих отдельные буквы, средний – для выявления пробелов между буквами и безымянный – для отслеживания места, где они читают.

Мозг зрячего человека устроен так, что за каждый палец отвечает строго определенная зона. Благодаря этому мы, например, можем понять, какой палец укололи, даже не глядя на него. В исследовании принимали участие слепые, которые обучали других чтению при помощи алфавита Брайля и по несколько часов в день проводили за чтением. Таким образом, они гораздо чаще активно использовали три пальца, что, как выяснили ученые, привело к активному расширению зон мозга, отвечающих за каждый из пальцев. Эти области разрослись настолько, что даже стали «заходить» друг на друга. В результате все испытуемые продемонстрировали не только исключительную чувствительность во всех трех пальцах – они чувствовали такие прикосновения, которых зрячие даже не замечали, – но и неумение точно сказать, к какому именно их пальцу прикоснулись[22].

Такие исследования пластичности мозга у слепых и глухих людей доказывают, что структура и функциональность мозга вовсе не так ригидны, как считалось раньше. Мозг меняется в зависимости от того, как мы его используем. Соответственно, при осознанных тренировках любой из нас может сделать мозг таким, как ему нужно.

Ученые только начали изучать способы использования таких свойств мозга. Пока что наиболее впечатляющих результатов они добились у людей, страдающих от возрастной дальнозоркости, свойственной почти всем после 50 лет. Совместное исследование американских и израильских нейробиологов и офтальмологов было опубликовано в 2012 году[23]. Ученые изучали группу добровольцев среднего возраста, которые с трудом фокусировали взгляд на близко расположенных объектах. Такое отклонение называется пресбиопией, или старческой дальнозоркостью, и возникает из‑за потери эластичности хрусталика глаза. В результате человеку становится сложнее разглядывать мелкие объекты. Также при пресбиопии размывается граница между светлыми и темными областями, что еще сильнее сказывается на способности фокусировать взгляд. Пресбиопия – благо для офтальмологов и фармацевтов всего мира и головная боль для людей старше 50, которые не могут читать без очков.

На протяжении трех месяцев участники исследования посещали лабораторию три раза в неделю и по 30 минут делали упражнения для глаз: пытались разглядеть небольшой объект, который по цвету практически совпадал с фоном. Чтобы заметить его, испытуемым приходилось прикладывать большие усилия и концентрироваться. Со временем все участники стали находить объекты на картинках быстрее и точнее. К концу эксперимента всем добровольцам вновь проверили зрение. В среднем за три месяца все они научились читать шрифт на 60 % меньше, чем до начала исследования. Кроме того, после эксперимента участники начали читать газеты без очков – то, что до этого было недоступно большинству из них. Выросла и скорость чтения.

Как ни странно, состояние непосредственно глаз при этом у них не улучшилось. Положительные изменения произошли за счет развития зоны мозга, интерпретирующей картинки, которые передают глаза. И хотя ученые так и не поняли, какие конкретно изменения произошли в мозгу, они склоняются к мнению, что мозг просто научился «фокусировать» изображение. Размытая картинка – результат сразу двух отклонений в работе глаз: невозможности видеть мелкие детали и различать контраст. Обе эти проблемы можно решить при помощи процессов распознавания изображений в мозге – совсем как графические редакторы компьютера или камеры могут «навести фокус» на картинке, усилив ее контрастность. Ученые считают, что трехмесячный курс упражнений помог мозгу лучше справляться с обработкой изображений, что и привело к улучшению зрения без влияния на состояние самих глаз.

 

Испытывая гомеостаз на прочность

 

Знаете, почему человеческий организм – и тело, и мозг, – в принципе отличаются большой пластичностью и адаптивностью? Забавно, но это объясняется тем, что отдельные клетки и ткани изо всех сил пытаются остаться такими, какие они есть, и ничуточки не меняться.

Человеческий организм стремится к стабильности. Он поддерживает внутри себя одну и ту же температуру, давление и скорость сердечного ритма, уровень глюкозы в крови и уровень pH (соотношение кислотности/щелочности), примерно один и тот же вес. Ни один из этих показателей нельзя назвать статичным – пульс растет от упражнений, вес меняется от переедания или диет, – но в целом все эти изменения временные и в конце концов организм возвращается в исходное состояние. В науке это явление называется гомеостазом, то есть стремлением системы (любой, но в основном живой) к равновесию.

Отдельные клетки тоже предпочитают стабильность. Они стараются поддерживать один и тот же уровень жидкости, а также баланс положительных и отрицательных ионов, в частности ионов натрия и калия, и различных молекул, и делают это, определяя, какие ионы и молекулы должны остаться в клетке, а какие – покинуть ее сквозь мембрану. И вот что также важно: для продуктивной работы клеткам нужна стабильность. Если окружающие клетку ткани становятся слишком горячими или холодными, меняется водный баланс или падает уровень кислорода, это сразу снижает функциональность клетки. Слишком радикальные или продолжительные изменения приводят к гибели клетки.

Поэтому в человеческом организме предусмотрены разные механизмы для поддержания состояния равновесия. Предположим, вы с энтузиазмом приступили к какому‑нибудь занятию, требующему больших физических усилий. Сокращение мышечных волокон приведет к тому, что отдельные мышечные клетки станут требовать больше энергии и кислорода, источником которых является кровь, транспортируемая по сосудам. В результате упадет уровень кислорода и энергии в кровеносной системе, на что соответственно отреагирует организм: вырастет частота дыхания (для восполнения нехватки кислорода) и из разных источников будет выделена энергия для мышц, которая направится к ним по кровеносной системе. Вместе с этим вырастет и скорость кровообращения – чтобы быстрее доставить кислород и энергию в те части организма, которые в них больше всего нуждаются.

Если физическая нагрузка не так уж велика, механизмы гомеостаза будут работать в полную силу и упражнение скорее всего не приведет ни к каким переменам в организме. Ведь с точки зрения организма ему нет никакого резона меняться – все и так прекрасно работает.

Другое дело, если вы решаете перейти к изнурительным и тяжелым упражнениям, которые превышают способности механизмов гомеостаза. В таком случае системы и клетки организма оказываются в аномальном состоянии – падает уровень кислорода и разных связанных с энергией веществ: глюкозы, аденозиндифосфата (АДФ) и аденозинтрифосфата (АТФ). Изменяется и метаболизм клеток, в них запускаются разные биохимические реакции, приводящие к выработке нестандартных для этих клеток веществ. Клеткам такое положение дел не нравится, и в ответ они призывают на помощь разные гены из своей ДНК (большая часть генов клетки неактивна, и клетка может «включать» или «выключать» нужные ей гены). Активированные гены в свою очередь запускают или ускоряют разные биохимические процессы в клетке, которые изменяют ее поведение сообразно новым обстоятельствам – то есть стрессовой ситуации, в которой в данный момент находится организм.

Крайне сложно в точности описать все то, что происходит в клетке, когда нарушается гомеостаз организма. Ученые только недавно приступили к изучению этой богатой и сложной области. К примеру, недавно было проведено исследование на крысах, которое показало, что при увеличении нагрузки на определенную мышцу задних лап в их организме активизируется 112 различных генов[24]. По тому, какие гены включались в работу, можно судить о происходящих в организме процессах. Например, активизировались гены, отвечающие за метаболизм и структуру мышечных клеток, а также гены, определяющие скорость, с которой формируются новые мышечные клетки. Результатом всех этих изменений стало укрепление мышц задних лап у крыс[25]. По сути, организм вынудили выйти за пределы его зоны комфорта, и в ответ на это мышцы стали сильнее, расширив тем самым эти пределы. Равновесие вновь было восстановлено.

Так в общих чертах физическая активность воздействует на наш организм: когда определенные мышцы, сердечно‑сосудистая система или другие системы находятся в стрессовой ситуации и нарушается равновесие, организм запускает процессы изменений, чтобы восстановить его. Предположим, что вы решили заняться спортом, например бегать трижды в неделю по полчаса, поддерживая пульс на рекомендуемом уровне в 70 % от максимального (примерно 140 ударов в минуту для молодых людей). Постоянные занятия приведут к снижению уровня кислорода в капиллярах мышц ног. В ответ на это организм начнет выращивать новые капилляры, чтобы повысить насыщаемость кислородом до комфортного уровня.

Получается, что стремление нашего организма к равновесию и стабильности можно использовать, чтобы меняться к лучшему: если достаточно долго прилагать какие‑то усилия, организм в итоге перестроится так, чтобы эти усилия давались нам легче. В результате вы станете более крепким, выносливым, координированным. Но не все так просто: как только перестройка закончится – когда вырастут новые мышечные волокна и капилляры, – организм вновь войдет в состояние равновесия. Переменам придет конец. Чтобы этот процесс не замирал, вам придется постоянно повышать планку: начать бегать дальше, быстрее, по пересеченной местности. Если вы не будете этого делать, организм войдет в состояние гомеостаза (хоть и на новом для себя уровне).

Поэтому так важно постоянно выходить немного за пределы зоны комфорта: это заставит ваш организм беспрерывно подстраиваться и меняться. Но будьте осторожны! Ставя перед собой нереальные цели, вы рискуете заработать травмы, что отбросит вас далеко назад.

Эти процессы вкратце описывают, как реагирует на физическую активность наше тело. О том же, как реагирует мозг на умственную активность, ученым известно куда меньше. Принципиальное различие между телом и мозгом заключается в том, что клетки мозга взрослого человека в норме не делятся и не образуют новые клетки[26]. Существуют исключения, как в случае с гиппокампом, но в большинстве областей мозга изменения, вызванные упражнениями, не приводят к появлению новых нейронов. Вместо этого мозг перераспределяет ресурсы – усиливает или ослабляет некоторые нейронные связи, иногда добавляет новые или убирает старые. Кроме того, мозг может увеличить выработку миелина – изоляционного вещества, составляющего оболочку нервных клеток. Миелин ускоряет передачу нервных импульсов – в некоторых случаях в 10 раз! Нейронные сети отвечают за многие процессы, в том числе мышления, памяти, контроля движений и интерпретации сенсорных сигналов. Ускорив передачу импульсов по этим сетям, мы можем многого добиться, например научиться читать газету без очков или быстро выстраивать оптимальный маршрут из пункта А в пункт Б.

При этом чем сложнее испытание, тем сильнее изменится структура мозга. Недавние исследования показали, что овладение новым навыком гораздо вероятнее вызовет структурные изменения мозга, чем усовершенствование уже освоенного. С другой стороны, слишком усиленные и продолжительные занятия приводят к эффекту «выгорания» и снижают эффективность обучения. Иными словами, мозг, как и тело человека, быстрее всего меняется, если мы совсем немного выходим за пределы зоны комфорта – но не слишком далеко.

 

Формируя мозг

 

В основе успеха методик целенаправленной и сознательной практики лежит тот факт, что мозг и тело человека реагируют на испытания развитием новых умений и способностей.

По сути, между подготовкой лондонского таксиста к экзамену и тренировками гимнаста перед Олимпиадой нет никакой разницы: они предполагают использование свойств адаптивности мозга и тела для развития новых навыков.

Проще всего это отследить на примере развития какого‑нибудь музыкального навыка. За последние два десятилетия ученые досконально изучили процессы, которые происходят в мозгу при занятиях музыкой, и то, как эти процессы приводят к появлению талантливых исполнителей[27]. Наиболее известное исследование на эту тему было опубликовано в 1995 году в журнале Science. Четверо ученых из Германии и психолог Эдвард Тауб из Университета Алабамы набрали экспериментальную группу из четырех скрипачей, двух виолончелистов и одного гитариста. Все музыканты были правшами. Перед началом эксперимента ученые сделали снимки мозга всех участников. Также была составлена контрольная группа из 6 немузыкантов. Тауб с коллегами хотели выяснить, различаются ли у участников из обеих групп зоны мозга, контролирующие движения пальцев.

В первую очередь Тауба интересовали пальцы музыкантов на левой руке: игра на скрипке, виолончели и гитаре требует исключительного контроля. Пальцы нужно передвигать вверх и вниз по грифу, со струны на струну, и проделывать все это порой на невероятной скорости и с абсолютной точностью. Кроме того, для извлечения некоторых типов звуков – например вибрато, – музыканты должны владеть сложнейшей техникой, когда палец чуть скользит или дрожит на струне. Из всех пальцев левой руки меньше всего напрягаться приходится большому: им, как правило, только придерживают гриф. Правая рука тоже используется реже левой, скрипачи и виолончелисты держат в ней смычок, а гитаристы перебирают ею струны или держат медиатор. Иначе говоря, тренировки всех музыкантов, играющих на струнных инструментах, направлены в первую очередь на развитие пальцев левой руки. Но какой эффект это оказывает на мозг?

Чтобы определить, какие зоны мозга отвечают за какие пальцы, команда Тауба использовала магнитоэнцефалограф – аппарат, измеряющий и визуализирующий магнитные поля, возникающие вследствие электрической активности мозга. В частности, ученые дотрагивались до отдельных пальцев участников эксперимента и наблюдали, какая область мозга реагирует на прикосновение[28]. Выяснилось, что зона мозга, отвечающая за левую руку в целом, у музыкантов куда крупнее, чем у участников контрольной группы. Кроме того, обнаружилось, что у музыкантов области мозга, контролирующие пальцы, «захватили» и часть зоны, отвечающей за ладонь. При этом степень разрастания напрямую коррелировала с тем, как рано человек начал играть на инструменте. Область мозга у музыкантов, связанная с правой рукой, была такого же размера, как и у членов контрольной группы.

Вывод прост: годы игры на струнном инструменте привели к постепенному разрастанию зоны мозга, ответственной за пальцы левой руки, и соответственно – к лучшему владению этими пальцами.

За 20 лет, прошедших с того эксперимента, ученые еще больше узнали о том, как занятия музыкой влияют на структуру и работу мозга. Например, мозжечок – часть мозга, играющая важную роль в контроле передвижения, – у музыкантов крупнее, чем у обычных людей. И чем больше часов провел за инструментом музыкант, тем крупнее у него мозжечок. Кроме того, у музыкантов больше серого вещества в разных частях коры головного мозга, в том числе в соматосенсорной коре (отвечает за осязание и другие чувства), в верхнем темени (обрабатывает импульсы, поступающие от рук) и премоторной коре (планирует задачи по передвижению в пространстве и отслеживает их выполнение).

Не будем углубляться в подробности того, что именно происходит с каждой областью мозга: неспециалистам это вряд ли будет интересно. Но общая картина такова: занятия музыкой изменяют структуру и функциональность мозга так, что в итоге мы оказываемся более приспособлены к занятиям музыкой. Другими словами, эффективные занятия не только помогут вам научиться играть на музыкальном инструменте, они сделают вас более способными к музыке. Занимаясь должным образом, вы изменяете участки мозга и в каком‑то смысле делаете себя талантливее.

В других областях таких исследований проводилось куда меньше, тем не менее результаты все равно каждый раз говорят об одном и том же: долговременные занятия приводят к изменениям тех областей мозга, которые относятся к развитию соответствующих навыков.

Некоторые подобные исследования изучали чисто интеллектуальные навыки, например математические способности. У математиков нижняя теменная долька содержит гораздо больше серого вещества, чем у обычных людей. Эта часть мозга отвечает за математические вычисления и визуализацию объектов в пространстве. Именно на нижнюю дольку темени обратили внимание нейробиологи, изучавшие мозг Альберта Эйнштейна. Выяснилось, что она у Эйнштейна не только намного больше среднего, но и обладает необычной формой. Это заставило ученых задуматься: а не могло ли это напрямую повлиять на способность Эйнштейна создавать абстрактные математические построения[29]? Но, быть может, некоторые люди, как и Эйнштейн, просто родились с более крупной нижней теменной долькой и потому обладают склонностями к математике? Ученые так не думают: они исследовали эту часть мозга у математиков и обычных людей и обнаружили, что, чем дольше человек занимался математикой, тем больше у него содержится серого вещества в правой задней теменной дольке – а это позволяет предположить, что увеличение дольки является результатом постоянных занятий математикой, а не врожденным свойством[30].

Проводились и исследования, целью которых было изучение навыков, совмещающих умственный компонент с физическим. В одном недавнем эксперименте ученые сравнили мозг пилотов‑планеристов с обычными людьми, и также выяснили, что у пилотов в некоторых областях мозга содержится больше серого вещества – например в левой передней части премоторной коры, передней части передней поясной коры и области глазодвигательного поля. Эти зоны отвечают за умение контролировать рычаг планера, сравнение визуальных сигналов во время полета с сигналами, определяющими положение тела в пространстве и положение планера, а также за умение контролировать движение глаз.

Даже в занятиях, которые мы считаем чисто физическими – плавании или гимнастике, – мозг играет главную роль. Дело в том, что развитие этих навыков требует точного контроля каждого движения тела. Исследования доказали, что занятия такими видами спорта также влияют на структуру мозга: например, толщина коры, по которой определяют количество серого вещества, у ныряльщиков в трех областях больше, чем у тех, кто никогда не занимался прыжками в воду. При этом все упомянутые области играют роль в визуализации и контроле движений.

Таким образом, несмотря на мелкие различия, в целом картина для всего мозга одинакова: регулярные занятия приводят к изменениям в частях мозга, которые чаще задействуются во время этих занятий. Мозг адаптируется к сложным задачам, перераспределяя собственные ресурсы и изменяя нейронные сети так, чтобы облегчить их выполнение.

Таковы основные идеи проведенных исследований, изучающих воздействие упражнений на мозг. Существуют и другие детали, достойные упоминания.

Так, надо отметить, что с возрастом воздействие тренировок на мозг меняется. Мозг детей и подростков намного пластичнее и потому занятия оказываются наиболее эффективными в юном возрасте. По этой же причине упражнения в детском возрасте влияют на дальнейшее развитие мозга и в некоторой степени определяют его. Это называется эффектом веточки: если слегка изменить направление роста веточки, то, развившись полностью, она может приобрести формы, отличные от первоначальных и задуманных природой. Изменить направление роста взрослой ветки гораздо сложнее.

Доказательством этого феномена служит, например, количество белого вещества в некоторых областях мозга у взрослых пианистов. Во‑первых, у музыкантов его больше, чем у немузыкантов, а во‑вторых, его количество напрямую зависит от того, сколько времени они проводили за инструментом в детстве[31]. Чем раньше ребенок усаживался за пианино, тем больше белого вещества у него было во взрослом возрасте. Конечно, можно научиться играть на фортепиано и в 40 лет, но к образованию такого же количества белого вещества это уже не приведет. В настоящий момент ученым неизвестно, как это практически влияет на жизнь музыкантов. Однако мы точно знаем, что количество белого вещества определяет скорость, с которой передаются сигналы нервам, то есть, научившись играть на пианино в детстве, вы все‑таки получите некое неврологическое преимущество, недоступное тем, кто начал музицировать лишь во взрослом состоянии.

Стоит также отметить тот факт, что развитие определенных зон мозга посредством длительных тренировок не проходит для нас бесследно: во многих случаях люди, развившие какой‑либо навык до очень высокого уровня, жаловались на деградацию других умений. Самый показательный тому пример можно найти в том же самом исследовании Макгвайр, посвященном лондонским таксистам. К концу четвертого года, когда водители получили лицензии либо провалили экзамен, Макгвайр двумя разными способами протестировала их память. Сперва она проверила, помнят ли участники эксперимента местонахождение различных лондонских достопримечательностей. Тут лицензированные таксисты проявили себя лучше всех остальных испытуемых. Вторым экспериментом стал стандартный тест на пространственную память, во время которого нужно ознакомиться со сложной фигурой и спустя полчаса описать ее (или изобразить). С этим заданием сдавшие экзамен таксисты справились куда хуже группы участников, которые никогда не готовились к экзамену. А вот испытуемые, которые провалили экзамен либо отказались от его сдачи, показали те же результаты, что и контрольная группа мужчин, не собиравшихся получать лицензию таксиста. При этом четыре года назад, когда Макгвайр с коллегами первый раз провели этот тест, все три группы справились с ним одинаково. Получается, что сдавшие экзамен водители, научившись лучше запоминать лондонские улицы, сделали это за счет других видов памяти. Нельзя сказать точно, почему это произошло, но вероятнее всего интенсивные занятия привели к тому, что мозг стал выделять под этот вид памяти больше ресурсов, из‑за чего другим типам памяти «досталось» меньше серого вещества.

Наконец, нужно сказать, что когнитивные и физиологические изменения в мозге, вызванные тренировками, требуют постоянного внимания. Перестанете заниматься – и все вернется на круги своя. Космонавты, которые прожили без гравитации долгое время, при возвращении на Землю обнаруживают, что им трудно ходить. Спортсмены, забросившие тренировки из‑за травмы, спустя какое‑то время понимают, что травмированная часть тела стала гораздо слабее. Тот же эффект наблюдался у спортсменов, принявших участие в интересном эксперименте: они целый месяц провели в постельном режиме, не вставая с кровати. Они стали слабее, медлительнее, у них выросла утомляемость.

То же касается и мозга. Когда группа ученых во главе с Макгвайр исследовала вышедших на пенсию лондонских таксистов, выяснилось, что в области заднего гиппокампа у них наблюдается меньше серого вещества, чем у работающих таксистов. Впрочем, количество серого вещества у вышедших на покой таксистов все равно было больше, чем у тех, кто никогда не работал в таксопарке. Тем не менее, как только таксисты перестали каждый день активно использовать навигационную память, изменения в мозге, вызванные их работой, потихоньку стали исчезать.

 

Создавая свой собственный потенциал

 

Узнав об адаптивности мозга и организма в целом, сразу начинаешь по‑другому смотреть на человеческий потенциал. Это в свою очередь приводит к развитию совершенно нового подхода к обучению.

Задумайтесь: большинство людей ведут образ жизни, не предполагающий никакого физического напряжения. Они сидят за компьютерами, мало двигаются. Не бегают и не прыгают, не поднимают тяжести, не делают ничего, что задействовало бы чувства координации и баланса. Людей устраивает низкий уровень физических способностей, достаточный для ежедневной работы и легкой нагрузки по выходным (игры в гольф, поездок на велосипеде или прогулок по лесу), но с возможностями тренированного спортсмена это не идет ни в какое сравнение. Эти люди не пробегут 1 милю меньше чем за 5 минут или 10 миль меньше чем за час; не забросят баскетбольный мяч в корзину с 30 метров или мяч для гольфа в лунку – со ста, не выполнят тройной прыжок, тройной аксель или тройное обратное сальто. Все это требует напряженных тренировок, к которым обычные люди не готовы. Но при этом они могут развить эти навыки благодаря адаптивности человеческого организма. Большинство из нас не умеют делать все эти удивительные вещи не потому, что не могут, а потому, что не хотят. Нас устраивает комфортная жизнь в состоянии равновесия, без резких взлетов и падений.

То же справедливо и для нефизической активности – от написания отчетов, вождения машины и работы учителем до руководства бизнесом, продажи домов или выполнения операций на мозге. Мы выучиваем достаточно, чтобы справляться с ежедневными задачами, но редко более того. Мы практически никогда не подкидываем мозгу задачки, которые вели бы к образованию серого или белого вещества или изменению нейронных сетей, как лондонские таксисты или, например, виолончелисты. И в этом нет ничего страшного. Но важно помнить, что такая опция существует. Если вы хотите стать в чем‑то значительно лучше, вы можете этого добиться.

В этом и заключается принципиальная разница между традиционным подходом к обучению и целенаправленной практикой и осознанным развитием: устоявшийся подход не предполагает изменения гомеостаза. При использовании традиционных методов обучения мы редко далеко выходим за пределы зоны комфорта и тренируемся, чтобы лишь достичь строго определенного потолка.

Осознанное развитие предполагает не достижение потенциала, а его создание. Чтобы научиться чему‑то, чего вы не умели раньше, нужно постоянно выходить из состояния равновесия и заставлять мозг и тело адаптироваться к изменяющимся условиям. Отказавшись от традиционного подхода к обучению, вы сумеете взять свою судьбу в собственные руки и будете сами решать, чего в состоянии достичь.

Разумеется, возникает логичный вопрос: как эффективнее всего выходить из состояния равновесия и развивать свой потенциал? Бо́льшая часть этой книги посвящена поискам ответа на этот вопрос, но, прежде чем перейти к этой теме, нам нужно понять еще одну важную вещь: какие именно изменения в мозге мы хотим получить? Понять, что нужно делать, чтобы стать сильнее или выносливее, гораздо проще. Хотите стать сильнее – наращивайте мышцы, выносливее – развивайте легкие, сердечно‑сосудистую систему и систему кровообращения. Но как вам изменить мозг, чтобы стать прекрасным музыкантом, математиком, таксистом или хирургом? Как ни странно, для прогресса во всех этих областях требуются одни и те же изменения. Поняв это, вы сразу осознаете, как люди развивают экстраординарные способности в самых разных сферах деятельности, связанных с умственным трудом, то есть фактически во всех сферах. Давайте обсудим и эту тему.

 

3

Мысленные образы

 

27 апреля 1924 года около двух часов дня русский гроссмейстер Александр Алехин поудобнее устроился в кожаном кресле в большом зале нью‑йоркского отеля Alamac и приготовился играть против 26 лучших шахматистов города[32]. Соперники Алехина сидели за двумя длинными столами позади кресла мастера. Перед каждым из них стояло по шахматной доске, Алехин же играл вслепую. После каждого хода соперников ведущий объявлял вслух ход, а Алехин после этого – свой ответ. Фигуры за Алехина переставлял ведущий.

26 досок, 1664 клетки, 832 шахматные фигуры. Никаких пометок, записок или других подсказок – и тем не менее Алехин ни разу не ошибся. Игра вслепую продолжалась на протяжении двенадцати часов с коротким перерывом на ужин. В результате матча, который завершился около двух часов ночи, Алехин выиграл 16 партий, проиграл 5 и еще 5 свел к ничьей.

Игра вслепую подразумевает, что один из игроков (а иногда и оба) не видит доску, но не всегда для этого ему в буквальном смысле завязывают глаза. Первые шахматные матчи вслепую были сыграны более тысячи лет назад. В основном такой способ игры используется из‑за его эффектности или чтобы уравнять шансы неравных по силе соперников. Несколько столетий назад гроссмейстеры играли вслепую одновременно против двух, трех и даже четырех игроков, а к концу XIX века число соперников возросло до дюжины. В настоящий момент рекорд принадлежит Марку Лангу из Германии, который в 2011 году провел матч вслепую с 46 противниками, выиграв 25 партий, проиграв две и сведя к ничьей 19. Тем не менее выступление Алехина в 1924 году до сих пор считается непревзойденным: он сражался с куда более сильными соперниками и выиграл больший процент поединков, чем Ланг.

Игра вслепую – одно из самых эффектных проявлений осознанного развития. Благодаря шахматам мы можем лучше понять, какие неврологические изменения происходят в мозге при смене подхода к обучению.

 

Мастер игры вслепую волей случая

 

Алехин заинтересовался игрой вслепую еще в детстве и сыграл первую такую партию в двенадцать лет. Однако большую часть времени он проводил, оттачивая навыки игры в обычные шахматы.

Александр, родившийся в октябре 1892 года, научился играть в шахматы в семь лет[33]. К 10 годам он участвовал в турнирах по переписке и почти каждый день часами анализировал шахматные партии – даже во время школьных занятий. Конечно, шахматную доску в класс ему принести никто не разрешил бы, поэтому Алехин переписывал позиции фигур в тетрадь и изучал их во время уроков. Однажды посреди урока алгебры он, улыбаясь, вдруг вскочил со своего места.

– Что, решил? – спросил его учитель, имея в виду задачку, которую только что дал классу.

– Да! – ответил радостный Алехин. – Надо пожертвовать коня, а потом пойти слоном – тогда белые выиграют!

Игрой вслепую он заинтересовался примерно тогда же, когда начал участвовать в турнирах по переписке. Этому способствовал и турнир 1902 года в Москве, на котором американский чемпион Гарри Нельсон Пиллсбери поставил мировой рекорд по одновременной игре на 22 досках. Как потом утверждал Алехин, его брат Алексей тоже попробовал свои силы против Пиллсбери, хотя документальных подтверждений его словам найти не удалось. Как бы то ни было, это событие произвело огромное впечатление на Алехина, и спустя пару лет он и сам начал пробовать играть, не глядя на доску. Как он писал позднее, это стало логичным продолжением его привычки проигрывать партии в уме, когда он сидел на уроках. Сперва он зарисовывал позиции и лучшие ходы, но в конце концов понял, что может обходиться и без всяких пометок: он и так прекрасно помнил расположение фигур.

Со временем Алехин научился проводить целые партии в уме не глядя на доску, а затем и вовсе пошел по стопам Пиллсбери и начал играть вслепую. К 16 годам Алехин мог одновременно играть на четырех‑пяти досках. Но он не стремился увеличивать количество соперников, а решил сосредоточиться на качестве игры. К этому моменту юный шахматист уже понимал, что при должном усердии он может стать одним из лучших игроков мира. Алехин никогда не страдал от недостатка уверенности в себе и твердо шел к своей цели – стать не «одним из» лучших, а просто лучшим шахматистом мира.

Однако его планы нарушила Первая мировая война. В те годы он вновь обратился к игре вслепую. В августе 1914 года он с другими гроссмейстерами принимал участие в крупном турнире в Берлине. Именно тогда Германия объявила войну России и Франции. Многих иностранных шахматистов задержали. В их числе оказался и Алехин: его вместе с несколькими другими русскими шахматистами отправили за решетку. Шахматных досок у сокамерников не было, и до освобождения (а Алехин провел в тюрьме более месяца) гроссмейстеры коротали время за мысленными шахматными партиями.

Вернувшись в Россию, Алехин в составе Красного Креста отправился на австрийский фронт, где в 1916 году был тяжело ранен. Он попал в плен к австрийцам и на несколько месяцев оказался прикован к больничной койке. И вновь единственным его развлечением были шахматы. Вскоре в палату к Алехину стали приходить местные любители шахмат, чтобы сразиться с русским гроссмейстером. В те дни Алехин часто играл вслепую – скорее всего, чтобы хоть немного уравнять шансы. Вновь оказавшись дома, он забросил игру вслепую и вернулся к ней только в 1921 году, когда эмигрировал в Париж.

К этому времени главной целью Алехина стал титул чемпиона мира. Чтобы заработать денег, он начал проводить демонстрационные турниры, играя вслепую с несколькими противниками. Один из первых турниров он провел в Париже против 12 соперников: до этого ему доводилось сражаться лишь с 8 противниками. В конце 1923 года Алехин, будучи в Монреале, решил побить рекорд Северной Америки по одновременной игре вслепую: тогдашний чемпион Пиллсбери сыграл против 20 противников. Алехин встретился с 21 соперником. Успех мероприятия подтолкнул его к мысли побить и мировой рекорд – 25 досок, что и произошло на турнире в отеле Alamac. В последующие годы Алехин еще дважды ставил мировой рекорд: в 1925 году он сыграл вслепую 28 партий, а в 1933–32. При этом Алехин всегда считал, что игра вслепую – всего лишь способ привлечь внимание к шахматам в целом и к игроку в частности[34]. Он никогда не предпринимал каких‑то особых усилий, чтобы развить этот навык – он просто «подтягивался» сам собой, пока Алехин беспрестанно оттачивал свое мастерство, стремясь стать лучшим шахматистом мира.

Алехин добился своей цели в 1927 году, отобрав титул чемпиона у Хосе Рауля Капабланки. Алехин оставался мировым чемпионом до 1935 года, а затем, с перерывом на год, с 1937‑го до самой смерти в 1946‑м. Алехин считается одним из 10 сильнейших шахматистов в истории и самым лучшим в игре вслепую – притом что сам он никогда к этому особенно не стремился.

Что интересно, то же самое можно сказать и о многих других шахматистах, игравших вслепую. В первую очередь они стремились стать хорошими шахматистами, а навык игры вслепую развивали попутно, и не прилагая к этому особых усилий.

На первый взгляд то, что столь многие гроссмейстеры умели играть вслепую, можно назвать просто занятным фактом из истории шахмат. На самом деле это прямое указание на то, что крупные шахматисты в своих тренировках задействуют определенные ментальные процессы, благодаря которым они отличаются от любителей. Более того, те же самые процессы наблюдаются у выдающихся специалистов из других областей.

Прежде чем более подробно рассказать об этих процессах, давайте поговорим о том, какие именно виды памяти используют шахматисты.

 

Как выигрывать в шахматы

 

Начиная с 1970‑х годов ученые пытаются понять, как гроссмейстерам удается с высочайшей точностью запоминать расположение фигур на доске. Наиболее ранние исследования на эту тему проводил мой учитель Эрб Саймон в сотрудничестве с Биллом Чейзом, с которым мы позднее начали эксперимент по тренировке памяти у Стива Фалуна.

Уже тогда ученые заметили, что гроссмейстеры, всего на несколько секунд увидев доску, почти идеально запоминают расположение всех фигур. Это совершенно не укладывалось в представления ученых о возможностях краткосрочной памяти. При этом начинающие игроки могут запомнить лишь расположение двух‑трех фигур, но никак не общую диспозицию сил на доске.

Эрб и Билл задали себе простой вопрос: запоминают ли шахматисты расположение каждой конкретной фигуры или скорее целые части доски? Чтобы ответить на него, ученые провели простой, но показательный эксперимент[35]. В нем участвовали гроссмейстеры, игроки среднего уровня и начинающие шахматисты. Для эксперимента использовали два вида шахматных досок: на первой фигуры расставили, как в настоящем матче, а на второй – хаотично, в порядке, который с точки зрения шахмат не имел никакого смысла.

Участники эксперимента на протяжении пяти секунд смотрели на доску, где было расставлено от одной фигуры до двух дюжин (расстановка была скопирована из середины или конца настоящей шахматной партии). Гроссмейстер сумел запомнить расположение около двух третей фигур, начинающий шахматист запомнил всего четыре фигуры. Результаты игрока среднего уровня оказались примерно посередине. Когда же им продемонстрировали доску с хаотично расставленными фигурами, все они сумели правильно запомнить лишь две‑три фигуры. Как выяснилось, опыт более умелых шахматистов никак не помог им справиться с заданием. Также недавно было проведено аналогичное исследование с более широкой выборкой, которое подтвердило выводы Эрба и Билла.

Схожий феномен наблюдается и при использовании вербальной памяти. Если вы попросите кого‑нибудь повторить по порядку набор отдельных слов, в среднем человек сумеет запомнить не больше шести. Возьмем, к примеру, такое предложение: «Пахли перед что орехи него вкусно слюнки ела женщина у ним которые так потекли». Если расставить слова по порядку – «Женщина перед ним ела орехи, которые так вкусно пахли, что у него потекли слюнки», – некоторые взрослые запомнят все слова в идеальном порядке, а большинство – почти все. В чем же разница? Во втором случае слова в предложении обретают смысл благодаря тому, что мозг прибегает к использованию так называемых мысленных образов, что упрощает запоминание. Точно так же действует мозг шахматистов, играющих вслепую, – они запоминают не отдельно стоящие фигуры, а целые шаблоны – позиции, часто встречающиеся в партиях.

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

[1] См. Otto Erich Deutsch. Mozart: A Documentary Biography, 3rd ed. (London: Simon and Schuster, 1990), 21. Также см. Diana Deutsch. “Absolute pitch,” The Psychology of Music, ed. Diana Deutsch, 3^rd ed. (San Diego: Elsevier, 1990), 141–182.

 

[2] См. William Lee Adams. “The mysteries of perfect pitch,” Psychology Today, July 1, 2006, https://www.psychologytoday.com/articles/200607/themysteries‑perfect‑pitch.

 

[3] См. Robert J. Zatorre. “Absolute pitch: A model for understanding the influence of genes and development on neural and cognitive function,” Nature Neuroscience 6, № 7 (2003): 692–695. См. также Siamak Baharloo, Paul A. Johnston, Susan K. Service, Jane Gitschier, and Nelson B. Freimer. “Absolute pitch: An approach for identification of genetic and nongenetic components,” American Journal of Human Genetics 62 (1998): 224–231.

 

[4] См. K. Anders Ericsson and Irene Faivre. “What’s exceptional about exceptional abilities?”, TheExceptional Brain: Neuropsychology of Talent and Special Abilities, ed. Loraine K. Obler and Deborah Fein (New York: Guilford, 1988), 436–473.

 

[5] См. Ayako Sakakibara. “A longitudinal study of the process of acquiring absolute pitch: A practical report of training with the ‘chord identification method,’” Psychology of Music 42, № 1 (2014): 86–111.

 

[6] Двое из 24 участников прекратили заниматься во время проведения эксперимента по причинам, не связанным с их успеваемостью. Оставшиеся 22 ребенка, окончившие курс обучения, развили у себя абсолютный слух.

 

[7] См. Stanley Sadie. Mozart: The Early Years, 1756–1781 (New York: W. W. Norton, 2006), 18.

 

[8] Средний рост гимнасток, выступающих на международных соревнованиях, составляет 158,4 см. Верхняя граница – 173,7 см. Neoklis A. Georgopoulos, Anastasia Theodoropoulou, Nikolaos D. Roupas, et al., “Growth velocity and final height in elite female rhythmic and artistic gymnasts,” Hormones 11, № 1 (2012): 61–69.

 

[9] См. Pauline R. Martin and Samuel W. Fernberger. “Improvement in memory span,” American Journal of Psychology 41, № 1 (1929): 91–94.

 

[10] Среднее количество чисел вычислялось следующим образом. Каждый правильный ответ, вслед за которым Стив давал неправильный, служил доказательством того, что он достиг предела своей «цифровой» памяти. Если он верно запоминал 6 цифр, а на 7 ошибался, мы предполагали, что его цифровая память составляет что‑то между 6 и 7, и оценивали ее соответственно в 6,5 балла. В конце занятия мы вычисляли средний балл из всех полученных оценок. Средний балл Стива после четвертого занятия равнялся 8,5 балла, и это означало, что он, как правило, верно запоминает числа из 8 цифр и неверно – числа из 9. Были и исключения: некоторые строки запомнить было проще других.

 

[11] Источник: личная переписка (электронная) с Бобом Дж. Фишером от 18 июня 2012 г.

 

[12] См. Steve Oare. “Decisions made in the practice room: A qualitative study of middle school students’ thought processes while practicing,” Update: Applications of Research in Music Education 30 (2012): 63–70.

 

[13] См. Niteesh K. Choudhry, Robert H. Fletcher, and Stephen B. Soumerai. “Systematic review: The relationship between clinical experience and quality of health care,” Annals of Internal Medicine 142 (2005): 260–273. См. также Paul M. Spengler and Lois A. Pilipis. “A comprehensive meta‑analysis of the robustness of the experience‑accuracy effect in clinical judgment,” Journal of Counseling Psychology 62, № 3 (2015): 360–378.

 

[14] О Бенджамине Франклине и шахматах ходит много историй, во всяком случае в кругах любителей этой игры. См. John McCrary, “Chess and Benjamin Franklin – His pioneering contributions,” http://www.benfranklin300.org/_etc_pdf/Chess_John_McCrary.pdf. См. также Bill Wall. “Ben Franklin and chess trivia” (2014), www.chess.com/blog/billwall/benjamin‑franklin‑and‑chess‑trivia

 

[15] См. Christopher L. Tyner. “Violin teacher Dorothy DeLay: Step by step, she helps students reach beyond their limits,” Investors.com (October 2, 2000).

 

[16] См. William G. Chase and K. Anders Ericsson. “Skilled memory,” in Cognitive Skills and Their Acquisition, ed. John R. Anderson (Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1981), 141–189.

 

[17] Большую часть сведений об экзаменах для лондонских таксистов мы взяли из следующей работы: Jody Rosen. “The knowledge, London’s legendary taxi‑driver test, puts up a fight in the age of GPS,” New York Times, December 7, 2014, http://tmagazine.blogs.nytimes.com/2014/11/10/london‑taxi‑test‑knowledge/

 

[18] В частности, у водителей такси в заднем гиппокампе наблюдалось большее количество серого вещества, чем у других участников эксперимента. Серое вещество – это ткань мозга, которая содержит наибольшее количество нейронов.

 

[19] Строго говоря, только правый задний гиппокамп демонстрировал рост по мере увеличения стажа работы таксистом. Вообще‑то у людей – два гиппокампа, но ради простоты понимания я говорю о них как об одном органе. У лондонских таксистов увеличен размер обоих гиппокампов, но в исходном исследовании Макгвайр говорится о связи размера правого заднего гиппокампа и времени работы водителем. Возможно, такая связь актуальна и для левого гиппокампа, но пока у нас недостаточно данных, чтобы подтвердить эту теорию.

 

[20] См. Eleanor A. Maguire, Katherine Woollett, and Hugo J. Spiers. “London taxi drivers and bus drivers: A structural MRI and neuropsychological analysis,” Hippocampus 16 (2006): 1091–1101.

 

[21] Не все участники первой части эксперимента приняли участие во второй четыре года спустя. Из контрольной группы во второй половине исследования приняли участие все первоначальные участники (31), а из группы тренирующихся – 59 из 79 участников. Спустя четыре года удалось исследовать 39 участников из тех 41, кто сдал экзамены и стал таксистом, но всего 20 из 38, проваливших экзамен.

 

[22] См. Annette Sterr, Matthias M. Müller, Thomas Elbert, Brigitte Rockstroh, Christo Pantev, and Edward Taub. “Perceptual correlates of changes in cortical representation of fingers in blind multifinger Braille readers,” Journal of Neuroscience 18, № 11 (1998): 4417–4423.

 

[23] См. Uri Polat, Clifton Schor, Jian‑Liang Tong, Ativ Zomet, Maria Lev, Oren Yehezkel, Anna Sterkin, and Dennis M. Levi. “Training the brain to overcome the effect of aging on the human eye,” Scientific Reports 2 (2012): 278, doi:10.1038/srep00278.

 

[24] Более точно: ученые насчитали 112 матричных информационных РНК в клетках мышц, которые стимулировали к активной работе. Матричные РНК – часть процесса, в котором информация в ДНК используется для создания белков. Каждая РНК связана с определенным геном, но тем не менее в своем исследовании ученые нашли все же мРНК, а не сами гены.

 

[25] Опять‑таки уточним: крысы были утилизированы, а их мышечная ткань исследована до того, как их мускулы полностью приспособились к новым нагрузкам. Это была необходимая мера – как только бы мышцы приспособились к новому уровню нагрузки и восстановили гомеостаз, пропали бы признаки всех этих 112 генов. Но если бы крысы продолжили жить, их мускулы приспособились бы и организм вновь вошел в состояние равновесия.

 

[26] См. Fred H. Gage. “Neurogenesis in the adult brain,” Journal of Neuroscience 22 (2002): 612–613.

 

[27] См. Karen Chan Barrett, Richard Ashley, Dana L. Strait, and Nina Kraus. “Art and science: How musical training shapes the brain,” Frontiers in Psychology 4, article 713 (2013). Информация в этом разделе во многом опирается на данные, изложенные в этой работе.

 

[28] В связи с трудностями проведения магнитоэнцефалографии ученые не стали обследовать каждый палец на левой руке, а сосредоточили свое внимание на большом пальце и мизинце. Отделы мозга, отвечающие за три остальных пальца, находятся между отделами, отвечающими за большой палец и мизинец, так что ученые смогли определить размеры всех этих областей, включив в исследование лишь данные о двух пальцах.

 

[29] См. Sandra F. Witelson, Debra L. Kigar, and Thomas Harvey. “The exceptional brain of Albert Einstein,” The Lancet 353 (1999): 2149–2153.

 

[30] Интересно, что корреляции между стажем работы математиком и размером левой задней теменной дольки найдено не было. Возможно, это объясняется лишь тем, что в исследовании участвовало недостаточно людей, чтобы ученые могли опубликовать статистически обоснованные результаты.

 

[31] См. Sara L. Bengtsson, Zoltán Nagy, Stefan Skare Lea Forsman, Hans Forssberg, and Fredrik Ullén. “Extensive piano practicing has regionally specific effects on white matter development,” Nature Neuroscience 8 (2005): 1148–1150.

 

[32] Подробности драматической битвы Алехина и гроссмейстеров описаны в следующей работе: Eliot Hearst and John Knott. Blindfold Chess: History, Psychology, Techniques, Champions, World Records, and Important Games (Jefferson, NC: McFarland, 2009).

 

[33] См. Александр Котов. «Александр Алехин», Москва, «Физкультура и спорт», 1973; Hearst and Knott, Blindfold Chess; “Alekhine’s biography”, Chess.com, www.chess.com/groups/forumview/alekhines‑biography2; “Alexander Alekhine”, Chessgames.com, www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=10240

 

[34] См. Alexander Alekhine, On the Road to a World Championship, 1923–1927, 1st English ed. (New York: Pergamon Press, 1984), as quoted in Hearst and Knott, Blindfold Chess, 78.

 

[35] См. William G. Chase and Herbert A. Simon. “Perception in chess,” Cognitive Psychology 4 (1973): 55–81. Такой эксперимент впервые провел Адриан де Гроот. См. Adrianus Dingeman De Groot. Thought and Choice in Chess (The Hague: Mouton, 1965); Adrianus Dingeman De Groot. “Perception and memory versus thought: Some old ideas and recent findings,” Problem Solving, ed. B. Kleimnuntz (New York: Wiley, 1966), 19–50.