Пол Кемпрекос, Клайв Касслер

Медуза

 

Досье «НУМА» – 8

 

 

 

Пролог

 

 

Тихий океан, 1848 год

 

За все годы плаваний по океанам капитан Горацио Доббс не встречал таких пустынных вод. Он расхаживал по юту нью?бедфордского китобоя «Принцесса», и его серые глаза цепко, как прожекторы, обшаривали все видимое пространство. Тихий океан представлял собой голубую пустыню. Ни одного фонтана на горизонте. Ни один улыбчивый дельфин не кувыркался перед носом судна. Ни одна летучая рыба не проносилась над гребнями волн. Жизнь в море словно прекратилась.

В китобойной иерархии Нью?Бедфорда Доббс считался принцем. В салунах на побережье, где собирались гарпунеры с острым взглядом, или в гостиных богатых квакеров, владельцев китобойных судов, на Джонни?Кейк?Хилле говорили, что Доббс способен почуять кашалота за пятьдесят миль. Но в последнее время нос капитана ощущал только опасный запах мятежа.

Доббс уже боялся ежедневно записывать в судовой журнал свои неудачи. Вечером прошлого дня, подводя итог своим неприятностям, он написал:

 

«27 марта 1848 года.

Свежий юго?западный ветер. Над плаванием, как гнилой туман, нависла неудача. Во всем Тихом океане ни капли ворвани[1] для бедной «Принцессы». На полубаке зреет недовольство».

 

С квартердека[2] Доббс прекрасно видел все судно; нельзя было не заметить поведения матросов: они отворачивались или поглядывали на него украдкой. Офицеры с тревогой докладывали, что обычное ворчание экипажа на полубаке слышно все чаще и становится все злее. Капитан приказал помощникам держать пистолеты наготове и не выходить на палубу в одиночку. Мятеж пока не вспыхнул, но на полубаке, в темном душном носовом кубрике, расположенном там, где сужается нос, пошли разговоры о том, что неудачи закончатся, если с капитаном что?нибудь случится.

Рост Доббса – шесть футов четыре дюйма, и в профиль он человек?скала. Он уверен, что сможет подавить бунт, но не это его главная забота. Капитан, вернувшийся в порт без груза ворвани, совершает непростительный грех перед владельцами судна – их вложения не окупаются. Никакой экипаж больше не пойдет с ним в море. От успеха или провала рейса зависят репутация, карьера и доходы.

Чем дольше судно остается в море, тем вероятнее невезение. Заканчиваются припасы; растет опасность цинги и других болезней; ухудшается техническое состояние судна, нервничает экипаж. Заходить в порт для ремонта и пополнения припасов рискованно – матросы могут сбежать и наняться на более успешное судно.

Удача ни разу не посетила экспедицию с того самого момента, как ясным осенним днем под приветственные крики провожающих сверкающий новый китобой отошел от запруженной народом пристани. Столь злосчастное плавание удивляло Доббса. Ни один корабль не был лучше подготовлен к таким походам. У «Принцессы» опытный капитан, отборный экипаж и новые острые, как бритва, гарпуны.

Трехсоттонную «Принцессу» строили на одной из самых известных верфей Нью?Бедфорда. У судна длиной чуть больше ста футов был бимс[3] шириной почти тридцать футов, что позволяло разместить в трюме три тысячи бочек, способных вместить девяносто тысяч галлонов ворвани. Корпус из прочного дуба сможет выдержать самую сильную бурю. На шлюпбалках, нависающих над планширом, висели четыре вельбота. Моряки высмеивали широкие, с квадратной кормой новоанглийские китобойные суда, но такой с виду неуклюжий корабль способен годами выдерживать самые сложные условия плавания, в то время как его более стройные соперники давно дали бы течь.

После выхода «Принцессы» из порта свежий ветер наполнил ее большие квадратные паруса, поднятые на трех мачтах, и рулевой повернул на восток от русла реки Акушнет и вывел судно в Атлантический океан. Подгоняемая попутным ветром, «Принцесса» быстро прошла по океану к Азорским островам. После недолгой остановки в Фаяле, где на борт взяли запас фруктов, чтобы предотвратить цингу, судно повернуло нос к южной оконечности Африки и без происшествий обогнуло мыс Доброй Надежды.

Но за все последующие недели, бороздя Тихий океан, они не встретили ни одного кита. Доббс знал, что встречу с китами дарит не фортуна, а хорошее знание погоды и путей миграции, но, вглядываясь в пустой горизонт, он все чаще думал: уж не проклято ли его судно? Он отогнал эту опасную мысль, прошел к коку, который чистил печь, и сказал:

– Поиграй?ка на скрипке.

Надеясь улучшить настроение, капитан каждый вечер на закате приказывал коку играть, но веселая музыка, казалось, только усугубляла атмосферу напряженности, окутавшую «Принцессу».

– Обычно я играю на закате, – уныло произнес кок.

– Не сегодня, кок. Посмотрим, не приманит ли твоя скрипка кита.

Кок отложил тряпку и неохотно развернул кусок ткани, в котором хранился его видавший виды музыкальный инструмент. Сунув скрипку под щеку, не настраивая ее, он поднял смычок и заиграл. По мрачному виду матросов он понял, что они считают, будто его игра отгоняет китов; играя, он каждый раз опасался – и не без причин, – что кто?нибудь бросит его за борт. К тому же у скрипки осталось всего две струны, и репертуар невелик: он заиграл мелодию, которую экипаж слышал десятки раз.

Пока кок играл, капитан приказал старшему помощнику наблюдать за полуютом. А сам по узкому трапу спустился в свою каюту, бросил на койку потрепанную шляпу и сел за стол. Просмотрел карты – но он уже прошел все привычные участки, где водились киты; тщетно. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и опустил подбородок на грудь. Но проспал всего несколько минут: его сон прервали дивные слова, которых он не слышал многие месяцы:

– Фонтан! – И снова: – Фонтан!

Глаза капитана распахнулись; он вылетел из кресла, как снаряд из катапульты, схватил шляпу и взлетел по трапу на палубу. Светило яркое солнце; капитан посмотрел на верх грот?мачты в ста футах над палубой. На всех трех мачтах сидели наблюдатели, которые менялись через каждые два часа; впередсмотрящие стояли на маленьких платформах внутри металлических корзин.

– Где фонтан? – крикнул капитан наблюдателю.

– По скуле правого борта, сэр. – Наблюдатель показал на нос. – Вон там. Вон фонтан!

В четверти мили от них из воды поднялась гигантская молотообразная голова и в фонтане брызг снова ушла под воду. Кашалот. Доббс крикнул рулевому, чтобы тот поворачивал к киту. Матросы проворно, как обезьяны, вскарабкались на снасти и развернули паруса.

Судно начало медленный разворот, и в это время второй наблюдатель крикнул из своей корзины:

– Еще один, капитан! – Голос его от волнения звучал хрипло. – Клянусь богом, еще один.

Доббс в подзорную трубу разглядывал сверкающую поверхность моря. Фонтан был невысоким и бил в разные стороны, наклонясь вперед под углом в сорок пять градусов. Капитан повернул трубу вправо, потом влево. Еще фонтаны. Целое море китов. Он гулко захохотал. Он видел перед собой целое состояние, пока что сосредоточенное в китовом жире.

При появлении первого кита кок перестал играть. Он ошеломленно стоял на палубе, опустив руку со скрипкой.

– Получилось, кок! – крикнул ему капитан. – Ты приманил своей музыкой столько китов, что мы весь трюм заполним спермацетом. Продолжай играть, черт побери!

Кок улыбнулся, оскалив щербатые зубы, и принялся водить смычком по струнам, наигрывая веселую морскую песню; рулевой развернул корабль против ветра. Матросы обрасопили паруса. Судно остановилось.

– Левый борт, шлюпки на воду! – крикнул капитан с азартом, накопившимся за время долгой безуспешной погони. – Живее, парни, если любите деньги!

Доббс приказал спустить три вельбота. Каждым вельботом длиной тридцать футов командовал помощник капитана, он же выполнял и обязанности рулевого. На борту «Принцессы» остался минимальный экипаж, необходимый для управления судном. Четвертый вельбот капитан держал в резерве.

Спуск занял чуть больше минуты. Узкие длинные лодки коснулись воды почти одновременно. Экипажи шлюпок спустились по борту, заняли свои места и взялись за весла. Отойдя от корабля, каждый вельбот поднял парус, чтобы поймать ветер и выиграть несколько узлов.

Доббс смотрел, как вельботы стрелой помчались к цели.

– Полегче, ребята, – бормотал он. – Пусть плывут спокойно.

– Сколько, капитан? – крикнул кок.

– Более чем достаточно, чтобы ты поджарил для каждого парня на борту десятифунтовый стейк. Солонину можешь выбросить за борт, – крикнул Доббс.

Хохот капитана порывом бури пронесся по палубе.

 

* * *

 

Калеб Най в первом вельботе греб изо всех сил. Он сорвал кожу на ладонях, они кровоточили, плечи болели. Пот заливал глаза, но он не смел оторвать руку от весла, чтобы вытереть их.

Калебу было восемнадцать. Для жилистого добродушного парня с фермы в Конкорде, штат Массачусетс, это было первое плавание. Его доля – одна двухсотдесятая – отодвигала его в самый низ расчетной ведомости. Калеб знал, что ему повезет, если он не останется в убытке, но он все равно нанялся в команду, привлеченный перспективой приключений и возможностью увидеть экзотические земли.

Нетерпеливый парень напомнил капитану о его собственном первом плавании. Доббс сказал молодому фермеру, что все будет хорошо, нужно только выполнять приказы, много работать и не совать нос куда не следует. Готовность браться за любую работу и добродушное отношение к насмешкам снискали Наю уважение закаленных китобоев, и постепенно с ним даже стали обращаться как с талисманом.

Первый вельбот шел под командованием старшего помощника капитана, бывалого ветерана многих китобойных кампаний. Гребцам постоянно напоминали о том, что нужно сосредоточиться на старшем помощнике, но так как Калеб был новичком, непрерывные разглагольствования офицера в основном были адресованы ему.

– Живей, Калеб, мальчик мой, – умасливал его старпом. – Напрягай спину, парень, ты не корову доишь. Всем смотреть на меня, красавца, а я буду искать русалок.

Помощник – ему единственному разрешалось смотреть вперед – следил за большим самцом, плывшим по курсу столкновения с лодкой. Солнечные лучи отражались от блестящей черной шкуры. Помощник отдал негромкий приказ гарпунеру:

– Готовьсь!

В люльках на носу лежали два семифутовых гарпуна. Острые, как бритвы, несущие смерть, наконечники расходились почти под прямым углом к стволу. Эта особенность мешала гарпуну выскочить, если он уже вонзился в плоть кита.

Второй гребец встал, опустил весло и достал гарпун. Снял чехол, закрывавший наконечник. Потом расчехлил второй гарпун.

Тысяча восемьсот ярдов троса, пропущенного через V?образную прорезь в борту, соединяли каждый из гарпунов с ящиком на борту, где этот трос был с величайшей тщательностью уложен бухтой. От гарпуна трос уходил на корму и здесь раз или два оборачивался вокруг короткого стержня, называемого «болваном», а оттуда – в ящик.

Помощник повернул руль так, чтобы вельбот подходил к киту слева и правша?гарпунер оказывался в наилучшей позиции для броска. Когда их отделяло от кита двадцать футов, помощник крикнул гарпунеру:

– Бросай!

Упираясь ногами в дно вельбота, гарпунер бросил гарпун, как копье, и острие вонзилось в тело кита в нескольких дюймах за глазом. Гарпунер схватил второй гарпун и всадил его в футе от первого.

– Задний ход! – крикнул старший помощник.

Весла ушли в воду, и лодка отскочила на несколько ярдов.

Кит выпустил из дыхала струю пара, поднял гигантский хвостовой плавник высоко в воздух и с грохотом обрушил его на то место, где только что была лодка. Потом вновь задрал хвост, опустил голову и нырнул. Ныряющий кашалот способен развить бешеную скорость – двадцать пять узлов – и уйти на глубину в тысячу футов. Трос стремительно вылетал из ящика. Специально приставленный к ящику матрос поливал трос водой, чтобы охладить, но несмотря на это, гарпунный трос, огибая болван, дымился от трения.

Вельбот скользил по волнам в безумной гонке, которую китобои называют нантакетской ездой на санях.

Гребцы радостно закричали, но сейчас же затихли – лодка перестала двигаться: кит возвращался на поверхность. Огромное млекопитающее выскочило в туче пены, как пойманная на крючок форель, снова ушло в глубину и вынырнуло через двадцать минут. Так повторялось снова и снова. С каждым разом выбирали больше троса; расстояние сокращалось, и вот уже кита и лодку разделяло не больше ста футов.

Огромная тупая голова кита повернулась к мучителям. Помощник заметил это воинственное поведение и понял: кит готовится к нападению. Он приказал гарпунеру перейти на корму. Спотыкаясь о весла, они поменялись местами в качающейся лодке; эти перемещения могли бы показаться комичными, если бы не смертельная опасность.

Помощник схватил копье – длинное деревянное древко с острым наконечником в форме ложки – и встал на носу, как матадор, готовый метнуть оружие в нападающего быка. Он ждал, пока кит повернется на бок – такой маневр позволял киту наиболее успешно использовать острые зубы нижней, трубкообразной, челюсти.

Гарпунер резко повернул руль. Кит и вельбот прошли всего в нескольких ярдах друг от друга. Кит начал поворачиваться, подставляя уязвимый бок. Помощник всадил в него копье, вложив в удар все силы. Он продолжал давить на ствол, пока копье не ушло в тело кита на шесть футов, пробив сердце. Но приказ экипажу уходить опоздал – кит в агонии ухватил середину медленно идущей лодки зубами.

Испуганные гребцы падали друг на друга, пытаясь уйти от острых зубов. Кит затряс лодку, как собака кость; потом гигант разжал челюсти и отплыл, ударяя хвостом по воде. В воздух поднялся фонтан кровавого пара.

– Осторожно! – крикнул гребец.

Копье сделало свое дело. Кит еще с минуту бился, потом исчез под водой, оставив за собой огромную лужу алой крови.

Гребцы упирались веслами в борта, пытаясь уравновесить лодку, и затыкали дыры рубашками. Несмотря на их усилия, вельбот уже едва держался на плаву, когда на поверхности показался мертвый кит и повернулся на бок, выставив плавник в воздух.

– Молодцы, парни! – взревел помощник. – Этот готов. Еще одна такая рыбка, и мы направимся в Нью?Бедфорд покупать сласти своим милашкам. – Он показал на приближающуюся «Принцессу». – Смотрите, старуха на подходе, сейчас примет вас и уложит в постельки. Все в порядке, как я вижу.

– Не все, – хриплым голосом отозвался гарпунер. – Калеб пропал.

 

* * *

 

Судно бросило якорь неподалеку, и на воду спустили резервный вельбот. После того как подняли экипаж, предприняли тщетные поиски Калеба в окровавленной воде и подтащили к кораблю поврежденный вельбот.

– Где новичок? – спросил капитан, когда матросы поднялись на борт.

Старший помощник покачал головой.

– Бедняга упал в воду, когда кит напал.

Взгляд капитана стал печальным, но смерть и китобойный промысел – близкие знакомые. Он занялся необходимыми делами и приказал матросам двигать тушу. Когда та оказалась под лесами у правого борта, ее захватили крюками, подняли на палубу и поставили вертикально. Прежде чем добывать жир, отрубили голову, крюками вытащили внутренности кита и разложили на палубе в поисках амбры – ценного парфюмерного сырья, которое бывает в животе у кита.

Что?то шевельнулось в большой полости брюха. Матрос решил, что это гигантский моллюск – любимая пища кашалотов. Острой лопатой он разрезал брюхо, но вместо щупалец из отверстия показалась человеческая нога. Матрос отогнул брюшную стенку и увидел человека, свернувшегося в клубок. Резчик и другие матросы схватили его за ноги и вытащили на палубу. Голову его облепило непрозрачное скользкое вещество. Старший помощник смыл его водой из ведра.

– Это Калеб! – крикнул он. – Наш новичок!

Губы Калеба шевельнулись, но он не издал ни звука.

Доббс присматривал за добычей ворвани. Он подошел, поглядел на Калеба и приказал помощнику отнести новичка в свою каюту. Юношу уложили на капитанскую койку, сняли с него мокрую одежду и закутали в одеяло.

– Боже, никогда ничего подобного не видел, – сказал старший помощник.

Красивый восемнадцатилетний крестьянский парень превратился в седого восьмидесятилетнего старика. Кожа его приобрела призрачно?белый цвет. Сеть морщин покрыла руки и лицо, словно он много дней провел в воде. Волосы стали похожи на пучки сушеницы.

Доббс взял Калеба за руку, ожидая, что почувствует трупный холод – уж очень парень напоминал мертвеца.

– Да он горит, – сказал капитан.

Выступая в роли судового врача, Доббс завернул Калеба во влажные полотенца, чтобы сбить жар. Из черной медицинской сумки он достал флакон патентованного средства с высоким содержанием опия и заставил Калеба проглотить несколько капель. Юноша несколько минут бредил, потом погрузился в тяжелый сон и проспал больше суток. Когда он наконец открыл глаза, то увидел капитана. Доббс сидел за столом и писал в журнале.

– Где я? – сухими потрескавшимися губами спросил Калеб.

– В моей койке, – проворчал Доббс. – И мне это надоело.

– Простите, сэр. – Калеб наморщил лоб. – Мне снилось, что я умер и попал в ад.

– Нет, тебе не так повезло. Похоже, кашалоты любят деревенских мальчишек. Мы вытащили тебя из китового брюха.

Калеб помнил круглый глаз кита, помнил, как летел, растопырив руки и ноги, крутясь, как шутиха во время фейерверка, а потом упал в воду. Вспомнил, как двигался по темному упругому проходу, глотая влажный спертый воздух. Духота была почти невыносимой. Он быстро потерял сознание.

На его бледном сморщенном лице проступил ужас.

– Кит меня съел!

Капитан кивнул.

– Прикажу коку принести тебе супа. И возвращайся на полуют.

Но капитан смягчился, и Калеб оставался в его каюте, пока вся ворвань не превратилась в жир и не была разлита по бочкам. Потом он собрал матросов с полуюта на палубе, поблагодарил за тяжелую работу и сказал:

– Все вы знаете, что кит проглотил новичка, как библейского Иону. Рад сообщить, что юный Калеб скоро вернется к работе. Я срежу ему жалованье за время отсутствия. На этом судне увиливать от работы разрешено только мертвецам.

Это замечание вызвало у матросов одобрительные кивки и улыбки.

Доббс продолжал:

– А теперь, парни, должен вам сказать, что Калеб очень изменился. Грязный сок во внутренностях кита выбелил его больше, чем вареную репу. – Он строго посмотрел на экипаж. – Никому на судне не позволено издеваться над чужим несчастьем. Это все.

Офицеры помогли Калебу подняться на палубу. Капитан попросил его снять ткань, которой он покрыл голову, закрывая лицо, как монашеским капюшоном. Матросы дружно ахнули.

– Внимательно посмотрите на нашего Иону, и вам будет что рассказать внукам, – сказал капитан. – Под побелевшей кожей он такой же, как мы с вами. А теперь добудьте еще несколько китов.

Капитан сознательно назвал Калеба Ионой: моряки считают, что это имя приносит неудачу. Если бы он отнесся к этому не так серьезно, подобное сравнение с библейским героем, которого проглотила гигантская рыба, отняло бы у парусов попутный ветер. Кое?кто из матросов негромко предлагал бросить Калеба в воду. К счастью, все были слишком заняты делом, чтобы следовать предрассудкам. Море, совсем недавно пустое, теперь кишело китами. Без сомнения, судну везло. «Принцесса» словно превратилась в магнит, притягивающий всех китов в океане.

Ежедневно после криков впередсмотрящих на воду спускали вельботы. Чугунный котел для выварки ворвани булькал, как ведьмин котел. Маслянистый черный дым скрывал солнце и звезды и окрасил паруса в черный цвет. Кок продолжал пиликать на скрипке. Через месяц после встречи Калеба с китом корабельный трюм заполнили до краев.

Перед долгой дорогой домой нужно было пополнить запасы и позволить морякам побывать на берегу. Доббс выбрал Понпеи, тропический остров, славящийся рослыми мужчинами и красивыми женщинами и их готовностью предлагать морякам съестное и любые услуги. В здешней гавани всегда стояло множество китобоев со всех концов света.

По воспитанию Доббс был квакером и не увлекался ни выпивкой, ни туземными женщинами, но его религиозные взгляды всегда уступали место приказам беречь спокойствие и гармонию на судне и вернуться с полным грузом ворвани. Он честно выполнял эти возложенные на него обязанности и добродушно смеялся, когда на борт возвращались шумные пьяные матросы или выуживали кого?нибудь упавшего в воду.

Калеб оставался на борту и с доброжелательной улыбкой наблюдал, как уходят и приходят товарищи. Капитана радовало, что Калеб не рвется на берег. Туземцы были настроены дружелюбно, но выбеленные волосы и кожа могли породить трудности в отношениях с суеверными островитянами.

Доббс нанес визит вежливости американскому консулу, тоже уроженцу Новой Англии. Консул сообщил ему о вспышке тропической болезни на острове. Доббс сократил поездки матросов на берег. В судовом журнале он записал:

 

«Последний день отпусков на берег. Капитан навестил консула США А. Маркхема, совершившего поездку в древний город Нан?Мадол. По возвращении консул получил известие о болезни на острове. Покончили с вольностями и спешно покинули берег».

 

Последние матросы поднялись на борт и сразу уснули пьяным сном. Капитан приказал протрезвевшим поднять якорь и поставить паруса. Когда люди с покрасневшими глазами пришли в себя и получили приказ выйти на работу, корабль уже был далеко в море. Дул попутный ветер; через несколько месяцев Доббс и его люди будут спать в своих кроватях.

Меньше чем через сутки после выхода из порта на «Принцессу» обрушилась болезнь.

Матрос с полубака, по имени Стокс, проснулся в два ночи и бросился к поручню; его вырвало в море. Через несколько часов у него поднялась температура, на теле выступила яркая сыпь. На лице появились красно?коричневые пятна, они разрастались, и вскоре стало казаться, что его лицо вырезано из красного дерева.

Капитан лечил Стокса влажными полотенцами и жидкостью из медицинской бутылочки. Доббс приказал перевести его на ют и поместить под импровизированный навес. Свежий воздух и солнечный свет могли ему помочь, а изоляция предотвратила бы распространение болезни.

Но болезнь распространялась среди матросов, как разносимый ветром огонь. Люди валились на палубу. Такелажник упал с нок?реи на груду парусов, которая, к счастью, смягчила его падение. На юте устроили временный лазарет. Капитан опустошил свою медицинскую сумку. Он опасался, что через несколько часов заболеют он сам и его офицеры. «Принцесса» превратится в корабль?призрак и будет носиться по воле ветра и течений, пока не сгниет.

Капитан сверился с картой. Ближайшей сушей был остров, прозванный островом Бедствия. Когда?то экипаж китобойного судна из?за спора об украденном бочонке с гвоздями сжег здесь деревню и убил нескольких островитян, и после этого туземцы неоднократно нападали на китобоев. Но выбора не было. Доббс встал за штурвал и повел судно прямо к этому острову.

Вскоре «Принцесса» вошла в бухту, окруженную пляжами с белым песком, и якорь, загремев цепью, ушел в чистую зеленую воду. Над островом господствовала вулканическая вершина. Над ней видны были столбы дыма. Доббс и старший помощник в маленькой шлюпке отправились на берег, чтобы, пока они в состоянии, возобновить запасы воды. Недалеко от берега они нашли источник и уже возвращались на судно, когда наткнулись на разрушенный храм. Капитан посмотрел на заросшие лианами стены храма и сказал:

– Похоже на Нан?Мадол.

– Простите, сэр? – отозвался старший помощник.

Капитан покачал головой.

– Неважно. Вернемся на корабль, пока еще можем ходить.

Вскоре после наступления темноты заболели помощники и сам капитан. С помощью Калеба капитан перетащил свой матрац на ют. Он велел новичку делать все, что в его силах.

Болезнь почему?то не тронула Калеба. Он ведрами носил на полубак воду, утоляя страшную жажду матросов, и присматривал за Доббсом и офицерами. Доббс попеременно то дрожал от холода, то обливался потом. Он потерял сознание, а очнувшись, увидел движущиеся по палубе факелы. Один из факелов приблизился, и его мерцающий свет упал на татуированное лицо мужчины, одного из десятка туземцев, вооруженных копьями и ножами, которые использовались для добычи ворвани.

– Привет! – сказал островитянин с выступающими скулами и длинными черными волосами.

– Ты говоришь по?английски? – с трудом спросил Доббс.

Тот поднял копье.

– Хороший гарпунер.

Доббс увидел луч надежды. Несмотря на свирепую внешность, этот человек был собратом?китобоем.

– Мои люди больны. Можешь помочь?

– Конечно, – сказал туземец. – У нас хорошее лечение. Поставим тебя на ноги. Ты из Нью?Бедфорда?

Доббс кивнул.

– Это плохо, – сказал туземец. – Люди из Нью?Бедфорда схватили меня. Я сбежал с корабля. Вернулся домой. – Он улыбнулся, показав острые зубы. – Не будет лечения. Мы видим, вас сжигает огненная болезнь.

Негромкий голос произнес:

– Как вы, капитан?

Из тени появился Калеб и стоял теперь на палубе, освещенной факелами.

Глаза предводителя туземцев расширились, и он произнес только одно слово:

– Атуа!

Капитан немного владел языками Океании и знал, что «атуа» означает «плохой призрак». Приподнявшись на локтях, Доббс сказал:

– Да, это мой атуа. Делай, что он говорит, или он проклянет и тебя, и весь этот остров.

Калеб понял, в чем дело, и поддержал обман.

Высоко подняв руку над головой ради пущего эффекта, он произнес:

– Бросьте оружие, или я использую свою силу.

Предводитель что?то сказал на своем языке, и островитяне побросали оружие на палубу.

– Вы действительно можете что?то сделать с огненной болезнью? – спросил капитан. – Вы знаете, как лечить? Помоги моим людям, или мой атуа рассердится.

Островитянин стоял в нерешительности, но все его сомнения рассеялись, когда Калеб снял шляпу и тропический бриз подхватил его шелковистые белые волосы. Предводитель отдал короткий приказ.

Капитан снова потерял сознание. Его сон был заполнен дикими видениями и ощущениями – он почувствовал прикосновение чего?то холодного и влажного и укол в грудь. Был день, когда он очнулся, и по палубе расхаживали матросы. Он видел голубое небо, поднятые паруса и белокрылых птиц, он слышал, как о борт бились волны.

Старший помощник заметил, что Доббс пытается сесть, и подошел с кружкой воды.

– Вам лучше, капитан?

– Да, – прохрипел капитан, глотая воду. Лихорадка прошла, и желудок был в порядке, если не считать страшного голода. – Помогите встать.

Капитан стоял на подгибающихся ногах, старший помощник поддерживал его. Судно рассекало океан. Острова не было видно.

– Давно мы в пути?

– Пять часов, – ответил помощник. – Лихорадка у людей кончилась. Сыпь прошла. Кок сварил суп, и мы снялись с якоря.

Капитан почувствовал зуд на груди и приподнял рубашку. Сыпь исчезла, ее сменило маленькое красное пятно и кружок воспаленной кожи в нескольких дюймах над пупком.

– А что с туземцами? – спросил Доббс.

– С какими туземцами? Мы не видели никаких туземцев.

Доббс покачал головой. Может, все это привиделось ему в бреду? Он попросил помощника позвать Калеба. Новичок поднялся на ют. Для защиты от солнца у него на голове была соломенная шляпа. Когда он увидел, что капитан пришел в себя, на его бледном морщинистом лице появилась улыбка.

– Что произошло прошлой ночью? – поинтересовался Доббс.

Калеб рассказал капитану, что, после того как Доббс потерял сознание, туземцы ушли с корабля, но быстро вернулись с деревянными корзинами, из которых исходило бледное голубое свечение. Туземцы переходили от человека к человеку. Калеб не видел, что они делали. Потом островитяне снова ушли. Вскоре после этого моряки начали приходить в себя. Капитан попросил Калеба помочь ему спуститься в каюту. Здесь он сел в кресло и открыл судовой журнал.

«Весьма необычное происшествие», – начал капитан. Хотя его руки еще дрожали, он записал все, что смог вспомнить. Потом с любовью посмотрел на миниатюрный портрет своей молодой красивой жены и закончил запись словами: «Возвращаемся домой!»

 

Фэйрхевен, Массачусетс, 1878 год

 

Дом с французской мансардой под крышей, известный жителям города как «Дом призрака», стоял поодаль от тихой улицы, в глубине, отгороженный березами с темной листвой. Длинную подъездную дорогу сторожили выбеленные челюсти кашалота, поставленные вертикально, так что их острые концы, встречаясь, образовывали готическую арку.

В золотой октябрьский день под китовыми челюстями стояли два мальчика, подзуживая один другого пройти по дороге и заглянуть в окна. Ни один из них не решался сделать первый шаг, и они все еще дразнили друг друга, когда к воротам подкатила блестящая черная карета.

На козлах сидел плотный мужчина; дорогой красновато?коричневый костюм и шляпа того же цвета не могли облагородить его разбойничий вид. Грубые черты сформировались под ударами противников, которым он противостоял в прошлом, в дни сражений за деньги. Годы не пощадили его, и всякий, кто взглянул бы на него, увидел кривой бесформенный нос, уши, похожие на капустные листья, глубоко посаженные глаза и покрытую рубцами кожу.

Мужчина наклонился вперед и посмотрел на мальчиков.

– Что вам здесь нужно, огольцы? – взревел он, как старый боевой бык, на которого был похож. – Небось нашкодить хотите.

– Нет, – сказал один мальчик, отведя глаза.

– Правда? – усмехнулся мужчина. – Ну, на вашем месте я бы здесь не околачивался. В этом доме живет призрак.

– Видишь, – произнес второй мальчик. – Я же говорил.

– Слушай своего друга. Призрак семи футов ростом. Руки как вилы, – принялся описывать мужчина, подпустив дрожи в голос. – Клыки у него такие, что он раскусит вас пополам и высосет кишки. – Он показал хлыстом на дом и разинул рот в притворном ужасе. – Он идет! Клянусь богом, он идет! Бегите! Бегите, если жизнь дорога!

Мальчики сорвались с места, как вспугнутые кролики, и мужчина захохотал. Он дернул вожжи, и лошади прошли в костяные ворота. Мужчина привязал лошадей перед входом в большой дом, похожий на восьмиугольный свадебный торт с красной и желтой глазурью. Все еще смеясь, он слез с козел, поднялся на крыльцо и известил о своем появлении ударами медного дверного молотка в форме китового хвоста.

Послышались шаги. Дверь отворилась, и на бледном лице открывшего появилась улыбка.

– Стрейтер, какая приятная неожиданность! – сказал Калеб Най.

– Я тоже рад тебя видеть, Калеб. Все время хотел заглянуть, но ты сам знаешь, каково это.

– Конечно, – ответил Калеб. Он посторонился. – Входи, входи.

За эти годы кожа Калеба стала еще бледнее. Возраст добавил морщин на коже, которая и так выглядела как пергамент, но, несмотря на преждевременную старость, Най сохранил мальчишескую улыбку и щенячье рвение, которые так нравились китобоям.

Он провел гостя в просторную библиотеку, уставленную высокими, от пола до потолка, шкафами. Стена, не занятая книгами о китобойном промысле, была увешана афишами с одним сюжетом – человек в челюстях кашалота.

Стрейтер подошел к одной особенно аляповатой. Художник не пожалел алой краски, изображая потоки крови, брызжущей из?под торчащего в туше кита острия.

– Мы в Филадельфии на этом шоу заработали кучу денег.

Калеб кивнул.

– Каждый вечер полные сборы благодаря твоему искусству.

– Я ничего бы не добился без своей звезды, – сказал Стрейтер, поворачиваясь.

– И я должен поблагодарить тебя за этот дом и за все, что у меня есть, – сказал Калеб.

Стрейтер улыбнулся, показывая щербатые зубы.

– Если и есть что?то, в чем я хорош, так это в умении устраивать представления. Едва взглянув на тебя, я сразу увидел обещание славы и богатства.

Их партнерство началось несколько вечеров спустя после прихода «Принцессы» в Нью?Бедфорд. Бочки с жиром выгрузили, и владельцы подсчитали доход и долю экипажа. Матросы, не обремененные семьями или подружками, шумной толпой отправились в прибрежные салуны, всегда готовые забрать с таким трудом заработанные деньги.

Калеб остался на корабле. Он был там, когда капитан вернулся и принес его жалованье. Доббс спросил, не хочет ли Калеб отправиться на ферму, навестить своих.

– Нет, – с печальной улыбкой сказал Калеб.

Капитан протянул юноше жалкую сумму, заработанную за год тяжелого труда в море.

– Разрешаю тебе оставаться на борту, пока судно снова не выйдет в море.

Спускаясь по трапу, капитан испытывал жалость к несчастному молодому человеку, но вскоре выбросил эти мысли из головы и стал думать о собственном многообещающем будущем.

Примерно в то же самое время, сидя в убогом баре в нескольких кварталах от китобойного судна, Стрейтер тоже размышлял о будущем, но гораздо более мрачном. Зазывала ярмарочных аттракционов был сломлен и почти разорен. Он отхлебывал эль из кружки, и тут в бар ворвались матросы с «Принцессы», чтобы напиваться с тем же азартом, с каким убивали китов. Стрейтер навострил уши и с интересом прослушал историю Калеба Ная, новичка, которого проглотил кит. Посетители бара громко выражали свое недоверие.

– А где сейчас ваш Иона? – закричал один из завсегдатаев, перекрывая общий шум.

– Сидит в темноте на китобое, – ответили ему. – Можешь сам убедиться.

– Единственное, что я хочу увидеть, – захохотал завсегдатай, – это еще одну кружку эля.

Стрейтер выскользнул из шумного бара в тишину ночи и пошел на берег. По трапу поднялся на освещенную фонарями палубу «Принцессы». Калеб стоял у поручня и смотрел на огни Нью?Бедфорда. Черты лица молодого человека были неразличимы, но, казалось, светились бледным светом. В Стрейтере встрепенулось чутье балаганщика.

– У меня есть к тебе предложение, – сказал Стрейтер молодому человеку. – Если примешь его, я сделаю тебя богатым.

Калеб выслушал предложение Стрейтера и оценил его возможности. Через несколько недель по всему Нью?Бедфорду висели афиши и плакаты, выполненные в стиле, типичном для цирка, с объявлением:

 

ПРОГЛОЧЕН КИТОМ

Живой Иона рассказывает свою историю

 

Стрейтер снял для первого представления зал – и был вынужден отказать сотням желающих. На протяжении двух часов Калеб, стоя перед движущейся диорамой с гарпуном в руке, рассказывал свою волнующую историю.

На деньги, заработанные Калебом в плавании, Стрейтер нанял художника, который довольно точно изобразил действие на длинном куске ткани шириной несколько футов. Холст освещался сзади; медленно разворачиваясь, он изображал Калеба в вельботе, нападение кита, фантастическую картину – ноги, торчащие из челюстей гигантского млекопитающего. Были также изображены экзотические острова, поросшие пальмами.

Представление развлекало публику в церквях и городах по всему Восточному побережью. Стрейтер продавал буклеты, в которых ради оживления истории изображались полуголые туземные девушки. Через несколько лет Стрейтер и Калеб отошли от дел; к этому времени они были богаты, как самые удачливые капитаны?китобои.

Стрейтер купил в Нью?Бедфорде дом, а Калеб – особняк, похожий на свадебный торт, в деревушке Фэйрхевен на другом берегу залива в городе китобоев. Из башенки на крыше он наблюдал за отплытием и возвращением китобоев. И редко появлялся на улице при свете дня.

Выходя из дома, он закрывал голову и лицо капюшоном.

Соседи прозвали его Призраком; однако они оберегали уединение своего доморощенного Ионы, потому что Калеб стал щедрым благотворителем: он использовал свое богатство на строительство для общины школы и библиотеки.

Хозяин провел Стрейтера в большую комнату, совершенно пустую, если не считать удобного вращающегося кресла в центре. Вдоль стен располагалась диорама из балагана. Сидя в кресле, можно было поворачиваться и видеть историю «живого Ионы» от начала до конца.

– Ну, что думаешь? – спросил Калеб друга.

Стрейтер покачал головой.

– Мне почти захотелось снова пуститься в дорогу с этим представлением.

– Давай поговорим об этом за стаканом вина, – сказал Калеб.

– Боюсь, у нас нет на это времени, – ответил Стрейтер. – Я к тебе с весточкой от Натана Доббса.

– Старшего сына капитана?

– Верно. Его отец умирает и хочет тебя видеть.

– Умирает! Не может быть! Ты сам говорил, что капитан здоров и силен, как молодой бычок.

– Его свалила не болезнь. На одной из его фабрик произошел несчастный случай. Упал ткацкий станок и раздавил ему ребра.

Со старческого лица Калеба сбежала последняя краска.

– Когда я могу его увидеть? – задал вопрос он.

– Надо ехать немедленно, – произнес Стрейтер. – Ему недолго осталось.

Калеб встал с кресла.

– Возьму пальто и шляпу.

 

* * *

 

Дорога к дому Доббса огибала Нью?Бедфордскую гавань и поднималась по Каунти?стрит. Подъездной путь и улица были уставлены экипажами. Натан Доббс встретил Калеба и Стрейтера у двери и поблагодарил за быстрый приезд. Он был высок и худощав, копия отца.

– С сожалением узнал о болезни вашего отца, – сказал Калеб. – Как капитан Доббс?

– Боюсь, он уже не жилец. Я отведу вас к нему.

В просторной гостиной и примыкающих к ней коридорах толпились десятеро детей капитана и его бесчисленные внуки. Когда вошел Натан Доббс в сопровождении Стрейтера и необычной фигуры в капюшоне, все замолчали. Натан пригласил Стрейтера располагаться поудобнее и отвел Калеба в комнату капитана.

Капитан Доббс лежал в кровати, возле него хлопотали жена и семейный врач. Они хотели, чтобы в комнате было темно, как диктовала тогдашняя медицинская практика, но капитан настоял на том, чтобы шторы раздернули и впустили солнце.

Луч медового осеннего солнца упал на морщинистое лицо умирающего. Хотя его львиная грива кое?где стала серебристо?серой, лицо выглядело моложе, чем можно было ожидать от человека шестидесяти с лишним лет. Но взгляд Доббса был отчужденным, далеким, словно он уже видел приближающуюся смерть. Жена капитана и врач отошли, Натан задержался у двери.

Доббс увидел гостя и сумел улыбнуться.

– Спасибо, что пришел, Калеб, – сказал капитан. Голос его, когда?то гремевший на корабле, превратился в хриплый шепот.

Калеб откинул капюшон.

– Вы сами сказали мне, чтобы я никогда не сомневался в приказах капитана.

– Да, – хрипло произнес Доббс. – А сейчас я дам тебе совет получше, новичок. Не суй нос не в свои дела. Я пытался поправить тяжелый ткацкий станок. И отскочил недостаточно проворно, когда он наклонился.

– Мне жаль, что вам не повезло, капитан.

– Не надо меня жалеть. У меня верная жена, красивые дети и внуки, которые понесут мое имя.

– Хотел бы я сказать то же самое, – с горечью ответил Калеб.

– Ты хорошо поступаешь, Калеб. Я знаю о твоей щедрости.

– Щедрость легко проявить, если не с кем разделить богатство.

– Ты делишься с соседями. И я слышал о твоей замечательной библиотеке по нашей прежней профессии.

– Я не пью и не курю. Мой единственный порок – книги. Профессия китобоя дала мне жизнь. И я стараюсь собрать все книги о нашем прежнем занятии.

Капитан закрыл глаза и как будто бы отключился, но спустя несколько мгновений его глаза снова открылись.

– Я хочу кое?чем поделиться с тобой.

Подошел сын капитана и протянул Калебу шкатулку красного дерева. Внутри лежал гроссбух. Калеб сразу узнал поблекший синий переплет.

– Судовой журнал «Принцессы», капитан?

– Да, и он твой, – ответил тот. – Для твоей большой библиотеки.

Калеб убрал руки.

– Я не могу взять это у вас, сэр.

– Выполняй приказ капитана, – буркнул Доббс. – Моя семья согласна, чтобы ты его получил. Я прав, Натан?

Сын капитана кивнул.

– Это и желание семьи, мистер Най. Мы не можем назвать более достойного человека.

Капитан неожиданно поднял руку и положил на журнал.

– Очень странно, – сказал он. – На том острове дикарей произошло что?то необыкновенное. И я до сего дня не знаю, дело это бога или дьявола.

Капитан закрыл глаза. Он дышал с трудом, из его горла вылетел сип. Он звал жену.

Натан мягко взял Калеба за руку и вывел его из комнаты. Снова поблагодарил за приезд, а потом сказал матери, что время отца пришло. Верная семья устремилась в комнату капитана, и Стрейтер с Калебом остались в гостиной одни.

– Умер? – спросил Стрейтер.

– Еще нет, но скоро.

Калеб показал Стрейтеру журнал.

– Я предпочел бы что?нибудь из состояния Доббса, – фыркнул Стрейтер.

– Для меня это сокровище, – сказал Калеб. – К тому же денег у тебя больше, чем ты сумеешь истратить за всю жизнь, друг мой.

– Тогда придется жить долго, – проговорил Стрейтер, посмотрев в сторону спальни.

Они вышли из дома и сели в карету Стрейтера. Калеб крепче прижал к себе журнал и унесся мыслями к далекому острову и его свирепым жителям, к своему маскараду, роли атуа, к болезни и странным голубым огням. Он бросил последний взгляд на дом и вспомнил слова умирающего капитана.

Доббс прав. Дело поистине странное.

 

Глава 1

 

 

Мурманск, Россия, наши дни

 

Командир одного из самых страшных орудий уничтожения, какие изобретало человечество, Андрей Василевич когда?то обладал властью стирать с лица земли целые города с миллионами людей. Если бы между Советским Союзом и Соединенными Штатами разразилась война, подводная лодка класса «Тайфун», которой командовал Василевич, выпустила бы по Соединенным Штатам двадцать межконтинентальных баллистических ракет, обрушив на американскую землю двести ядерных боеголовок.

За долгие годы после отставки Андрей Василевич не раз с облегчением вздыхал оттого, что так и не получил приказа дать залп ядерной смерти и разрушения. Капитан второго ранга, он без вопросов выполнил бы приказ правительства. Приказ есть приказ, каким бы жестоким он ни был. Командир атомной подводной лодки – орудие своего государства и не может позволить себе эмоции. Но когда старый морской волк, солдат холодной войны, расставался со своим кораблем, подводной лодкой, неофициально известной под названием «Медведь», сентиментальные слезы покатились по его щекам.

Он стоял на пристани, с которой открывался вид на Мурманск, и следил за подлодкой, идущей к выходу из гавани. Высоко поднял в воздух серебряную фляжку с водкой, приветствуя корабль, прежде чем сделать глоток, и мыслями вернулся к тем временам, когда на своем устрашающем корабле бороздил воды Северной Атлантики.

«Тайфун» – самая большая из известных подводных лодок: длина пятьсот семьдесят футов, ширина – семьдесят пять. Длинная передняя палуба уходит далеко вперед от массивной, сорок два фута высотой, конической башни, или паруса, давая место двадцати большим камерам для баллистических ракет, расположенных в два ряда. Такая конструкция обеспечивала «Тайфуну» уникальный профиль.

Уникальность конструкции корпуса касалась не только металлической оболочки. Вместо одного прочного корпуса, как у большинства субмарин, «Тайфун» имел два параллельных корпуса. Это обеспечивало «Тайфуну» грузоподъемность в пятнадцать тысяч тонн и площадь под небольшой спортивный зал и сауну. Над всем корпусом располагались спасательные камеры. Рубка и центр управления оружием размещались под конической башней.

«Медведь», одна из шести лодок класса «Тайфун 941», был, как и остальные пять, выпущен в 1980?е годы и включен в состав Северного флота как первая часть флотилии атомных подлодок, размещенных в Нерпичьей. Леонид Брежнев в одной из своих речей назвал эту модель «Тайфуном», и название закрепилось. Во флоте Соединенных Штатов их называли подводными лодками класса «Акула».

Несмотря на огромные размеры, «Тайфун» мог развивать скорость двадцать пять узлов под водой и вдвое меньше на поверхности. Он мог резко поворачивать, уходить на большую глубину и оставаться под водой сто восемьдесят дней, выполняя эти маневры с помощью самого мощного и самого бесшумного из существующих двигателей. На корабле больше ста шестидесяти человек экипажа. В каждом корпусе реакторная установка приводила в движение паровую турбину мощностью пятьдесят тысяч лошадиных сил, которая, в свою очередь, вращала один из винтов. Два двигателя позволяли лодке висеть неподвижно или маневрировать.

Подводные лодки класса «Тайфун» пережили свою военную и политическую востребованность и в конце 1990?х годов были сняты с вооружения. Кто?то предложил использовать их для перевозки грузов подо льдом в Северном океане, заменив ракетный отсек грузовым трюмом. Пошли слухи, что «Тайфун» продадут тому, кто дороже купит.

Капитан предпочел бы, чтобы лодка пошла на лом, а не превращалась в подводное грузовое судно. Какой бесславный конец для грозной боевой машины! В свое время о могущественном «Тайфуне» писали книги и снимали фильмы. Капитан забыл, сколько раз смотрел «Охоту за “Красным Октябрем”.[4]

Центральное конструкторское бюро морской техники наняло Василевича для наблюдения за ходом конверсии. Ядерные ракеты давно были убраны согласно одному из условий договора с США, которые тоже согласились уничтожить свои ракеты, способные разрушить города.

Андрей Василевич присматривал за уборкой массивных бункеров, на месте которых расположится грузовой отсек. Определенные усовершенствования должны были облегчить погрузку и выгрузку. Нынешний экипаж численностью в половину от обычного доставит лодку покупателю.

Капитан отпил еще глоток водки и сунул фляжку в карман. Прежде чем уйти с причала, он не удержался и бросил последний взгляд на «Тайфун». Лодка вышла из гавани и шла в открытом море навстречу неведомой судьбе. Он плотнее закутался в плащ от резкого влажного морского ветра и пошел к своей машине.

Василевич слишком долго жил в этой стране, чтобы все принимать за чистую монету. Подводную лодку предположительно продали международной грузовой компании, базирующейся в Гонконге, но договор о продаже напоминал матрешку, без детально прописанных подробностей.

У капитана были свои соображения насчет будущего корабля. Подводная лодка с большой дальностью хода и вместительным грузовым трюмом прекрасно подходила для перевозки контрабанды. Но он держал свои мысли при себе. В современной России тем, кто слишком много знает, было небезопасно жить. Чем будет заниматься у нового хозяина этот реликт холодной войны, его не касалось. Договор изобиловал двусмысленностями и темными местами, но капитан знал, что уточнять неразумно, а самое лучшее вообще о них не знать.

 

Глава 2

 

 

Провинция Аньхой, Китайская Народная Республика

 

Вертолет появился ниоткуда и кружил над деревней, как шумная стрекоза. Оторвав взгляд от руки мальчика, которую перевязывала, доктор Сун Ли смотрела, как вертолет завис в воздухе и начал спускаться на поле у околицы деревни.

Доктор погладила мальчика по голове и приняла от благодарных родителей плату – несколько яиц. После обработки мылом, горячей водой и травяной припаркой рана быстро заживала. Без медицинского оборудования, почти без лекарств, молодая женщина использовала, что могла из подручных средств.

Ли отнесла яйца в свою хижину и присоединилась к шумной толпе на поле. Взбудораженные крестьяне – многие из них впервые видели летательный аппарат так близко – обступили вертолет. Она заметила правительственные символы на фюзеляже и задумалась, кто из Министерства здравоохранения мог прибыть в глухую деревню.

Дверь вертолета раскрылась, и показался невысокий мужчина в деловом костюме и галстуке. Он бросил взгляд на толпу, и на его широком лице появилось выражение ужаса. Он вернулся бы в вертолет, если бы Ли не пробилась через толпу и не обратилась к нему.

– Добрый день, доктор Чуань, – крикнула она достаточно громко, чтобы перекрыть шум толпы. – Вот это сюрприз!

Мужчина осторожно осмотрел толпу.

– Не ожидал столь шумного приема.

Доктор Ли рассмеялась.

– Не волнуйтесь, доктор. Большинство этих людей – мои родственники. – Она показала на пожилую пару со сморщенными улыбающимися лицами. – Вот мои родители. Сами видите, они совершенно не опасны.

Она взяла доктора Чуаня за руку и провела через толпу зрителей. Крестьяне пошли за ней, но она мягко объяснила, что хочет поговорить с гостем наедине.

Вернувшись в хижину, она предложила гостю потрепанный складной стул, на котором принимала пациентов. Чуань носовым платком вытер потную лысину и стер грязь с начищенных кожаных ботинок. Ли вскипятила на походной плитке воду и налила гостю чай. Чуань осторожно отпил, словно не был уверен, чистая ли чашка.

Сама села на старый стул, на который садились ее пациенты.

– Как вам мой кабинет? Более скромных пациентов я принимаю в хижине. А животных лечу на их территории.

– Да, это вам не Гарвардская медицинская школа, – сказал Чуань, с любопытством оглядывая хижину с земляными стенами и тростниковой крышей.

– Это вообще ни на что не похоже, – сказала Ли. – Но есть и преимущества. Пациенты платят мне овощами и яйцами, так что я никогда не голодаю. Дорожное движение не такое шумное, как на Гарвард?сквер, зато совершенно невозможно раздобыть кофе глясе.

Чуань и Ли познакомились много лет назад на встрече азиатских студентов с преподавателями медицинского факультета Гарвардского университета. Он работал в Национальной лаборатории медицинской молекулярной биологии в качестве приглашенного преподавателя из Китая. Она заканчивала аспирантуру по специальности «вирусология». Быстрый ум и интеллигентность молодой женщины произвели большое впечатление на Чуаня, и после возвращения в Китай, где он занял высокий пост в Министерстве здравоохранения, их дружба продолжилась.

– Мы очень давно не общались. Вы, наверно, гадаете, зачем я здесь, – сказал Чуань.

Доктор Ли уважала Чуаня, он ей нравился, но он оказался в числе высокопоставленных медицинских чиновников, которые постоянно отсутствовали, когда ей необходимо было поговорить о своей судьбе.

– Вовсе нет, – с ноткой высокомерия ответила Ли. – Надеюсь, вы прилетели с извинениями от властей, которые так со мной обошлись.

– Государство никогда не признает свои ошибки, доктор Ли, но вы представить себе не можете, сколько раз я жалел, что не вступился за вас.

– Я понимаю, что правительство будет винить всех, кроме себя, доктор Чуань. Но вы представить себе не можете, сколько раз я жалела, что коллеги не вступились за меня.

Чуань сжал руки.

– Я не обижаюсь на вас, – сказал он. – Мое молчание было трусостью. Не стану говорить о коллегах. Могу только смиренно просить прощения за то, что не выступил публично в вашу защиту. Однако я много работал в кулуарах, чтобы избавить вас от тюрьмы.

Доктор Ли подавила желание показать, в каких условиях она живет и работает в нищей деревне. Она решила, что винить Чуаня несправедливо. Что бы он ни сделал, это ничего бы не изменило.

Она заставила себя улыбнуться.

– Извинения приняты, доктор Чуань. Я искренне рада вас видеть. Но, поскольку вы прилетели не с извинениями властей, что вы здесь делаете?

– Боюсь, я принес дурные вести. – Хотя они были одни, он понизил голос. – Она вернулась, – сказал он почти шепотом.

Ли почувствовала в животе ледяной комок.

– Где? – спросила она.

– К северу отсюда.

Он назвал далекую провинцию.

– Другие случаи были?

– Пока нет. Слава богу, это очень изолированная местность.

– Вы выделили вирус? Подтвердили его идентичность?

Он кивнул.

– Опять коронавирус.

– Когда его обнаружили впервые? И найден ли источник?

– Примерно три недели назад. Источник пока неизвестен. Правительство немедленно изолировало пострадавших и ввело карантин в деревнях, чтобы предотвратить распространение заболевания. На этот раз решили не рисковать. Мы работаем со Всемирной организацией здравоохранения и американским Центром контроля заболеваний.

– Очень непохоже на прежнюю реакцию.

– Правительство усвоило урок, – сказал Чуань. – Попытки скрыть прошлый случай распространения вируса ТОРС[5] повредили репутации Китая как зарождающейся мировой державы. В этот раз наши лидеры поняли, что сохранить тайну невозможно.

Китайское правительство подверглось международной критике за то, что скрыло от мирового сообщества первые случаи ТОРС и тем самым задержало изготовление вакцины и привело к многочисленным жертвам. Когда началась эпидемия, Сун Ли работала в Пекинской больнице. Она заподозрила, что опасность нешуточная, собрала факты и изложила свою точку зрения. Когда она потребовала от начальства серьезных действий, ей велели молчать. Но система Всемирной организации здравоохранения начала распространять предупреждение. Поездки прекратились, был введен карантин. Сеть международных лабораторий выделила вирус, который раньше никогда не встречался у человека. Болезнь назвали ТОРС – «тяжелый острый респираторный синдром».

Вирус получил распространение в двух десятках стран на нескольких континентах, заразилось более восьми тысяч человек. Почти тысяча из них умерли, и едва удалось предотвратить пандемию. Китайское правительство арестовало врача, рассказавшего о том, что случаи заболевания замалчивают, а инфицированных прячут в дальних больницах, чтобы о них не узнала ВОЗ. Преследованию подверглись и другие врачи, пытавшиеся раскрыть тайну. Среди них была Сун Ли.

– Скрыть случаи заболевания было невозможно и в тот раз, – напомнила она Чуаню, не пытаясь сдерживать гнев. – Но вы все еще не сказали, какое отношение это имеет ко мне.

– Мы собираем исследовательскую группу и хотим, чтобы вы вошли в нее, – сказал Чуань.

Гнев Ли вырвался наружу.

– Что я могу? – спросила она. – Я всего лишь сельская знахарка, лечу опасные болезни травами и заклинаниями.

– Умоляю, отбросьте личную обиду, – сказал Чуань. – Вы одна из первых определили появление ТОРС. Вы нужны нам в Пекине. Ваш опыт в вирусологии и эпидемиологии будет бесценным для выработки ответных мер. – Чуань молитвенно сложил руки. – Хотите, я встану на колени?

Она смотрела на его искаженное болью лицо. Чуань был блестящим специалистом. Можно ли было ожидать от него еще и смелости? Смягчив тон, она сказала:

– Не нужно, доктор Чуань. Я сделаю, что в моих силах.

Лицо его просветлело.

– Запомните мои слова, – сказал он. – Вы не пожалеете о своем решении.

– Я знаю, что не пожалею, – ответила Ли, – особенно если вы выполните мои условия.

– Чего вы хотите? – осторожно спросил Чуань.

– Мне нужны медицинские припасы, необходимые для работы в этой деревне в течение полугода… Нет, в течение года. И распространите это условие на соседние деревни.

– Договорились, – сказал Чуань.

Ли выругала себя за то, что потребовала так мало.

– Когда я вам понадоблюсь? – спросила она.

– Немедленно, – сказал Чуань. – Вертолет ждет. Я хочу, чтобы вы выступили на симпозиуме в Пекине.

Ли перебирала в уме необходимые дела. Хижину она снимает. Все ее имущество умещается в небольшой сумке. Ей остается только известить старейшин деревни и попрощаться с родителями и пациентами. Ли встала и протянула руку, чтобы закрепить сделку.

– Договорились, – сказала она.

 

* * *

 

Три дня спустя доктор Ли стояла за кафедрой на возвышении в Министерстве здравоохранения в Пекине и собиралась с духом: ей предстояло выступить перед двумя сотнями специалистов со всего мира. Женщина, стоявшая на возвышении, ничем не напоминала сельского врача, при свете свечи принимавшего рождавшихся на свет младенцев и поросят. Она была в деловом костюме в тонкую полоску и в красной блузе, на шее повязан розовый шарф. Легкая косметика сделала более светлой кожу, потемневшую от деревенской жизни. Ли радовалась, что никто не видит ее мозолистых рук.

Вернувшись в Пекин, она прежде всего предприняла разнузданный шопинг за счет Китайской Народной Республики. В первом же магазине она выбросила в урну хлопчатобумажные куртку и брюки. И с каждой новой покупкой в самых дорогих бутиках Пекина постепенно возвращала себе пошатнувшуюся было самооценку.

Сун Ли было тридцать с небольшим, но выглядела она моложе: стройная, узкобедрая, с маленькой грудью и длинными ногами. Фигура хорошая, но не слишком заметная, зато лицо заставляло всех обязательно посмотреть на нее еще раз. Длинные темные ресницы затеняли внимательные блестящие глаза, а полные губы то дружелюбно улыбались, то слегка морщились, когда их хозяйка задумывалась. Работая в деревне, Сун Ли убирала волосы в длинный конский хвост и прятала под шапкой, какие носили солдаты в эпоху Великого похода Мао. Но сейчас они были коротко подстрижены и уложены в модную прическу.

В Пекине Ли побывала на нескольких брифингах и была поражена стремительной реакцией на последнее появление вируса. В отличие от неторопливого развития событий несколько лет назад, сейчас во многих странах сразу были мобилизованы сотни исследователей и вспомогательный персонал.

Китай, игравший главную роль в борьбе с эпидемией, пригласил специалистов в Пекин, чтобы продемонстрировать свои решительные и жесткие действия. Такая быстрая мобилизация свидетельствовала об уверенности в возможности ликвидации этой серьезной проблемы: все, с кем говорила Ли, были убеждены, что удастся предотвратить распространение ТОРС, пока исследователи ищут источник, разрабатывают диагностику и создают вакцину.

Но доктор Ли не разделяла всеобщего оптимизма. Ее тревожило, что источник вируса не найден до сих пор. Виверры, которые были носителями ТОРС в первом случае, все уничтожены, так что, вероятно, вирус нашел другого хозяина: собак, кур, насекомых – кто знает? К тому же ее беспокоила необычная и совершенно не свойственная китайскому правительству открытость. Горький опыт убедил ее в том, что власть неохотно раскрывает свои тайны. Она бы не знала этих сомнений, если бы правительство не отказалось допустить ее в зараженную провинцию. Чересчур опасно, сказали ей, в провинции введен строжайший карантин.

Сейчас доктор Ли отбросила сомнения, сосредоточившись на устрашающей необходимости выступить перед аудиторией самых известных специалистов. Сердце бешено колотилось в груди. Проведя годы с крестьянами, чьей главной заботой был урожай риса, она нервничала перед выступлением. Новейшие компьютерные программы, способные показывать распространение эпидемии, не просто удивили ее, а окончательно лишили уверенности в себе. Она чувствовала себя пережитком каменного века, проспавшим во льду десять тысяч лет и внезапно оживленным.

С другой стороны, примитивная медицинская практика развила у нее бесценное внутреннее чутье, оказавшееся нужнее всех на свете таблиц и схем. Интуиция подсказывала ей, что праздновать рано. Как вирусолог, она знала поразительную способность вирусов изменяться и приспосабливаться. Как эпидемиолог, из собственного горького опыта усвоила, до чего быстро эпидемия может выйти из?под контроля. Но, возможно, она слишком пуглива. Ли изучила статистику, предоставленную Чуанем: дело как будто бы шло к локализации эпидемии.

Доктор Ли откашлялась и осмотрела аудиторию. Некоторые из слушателей знали о ее изгнании и даже, может быть, приложили к нему руку, но она отогнала чувство горечи.

– Перефразируя американского писателя Марка Твена, слух о моей профессиональной смерти сильно преувеличен, – сказала она с серьезным лицом.

И переждала волну аплодисментов.

– Должна признать, что я пришла к вам смиренно и униженно, – продолжала она. – Пока я занималась сельской практикой, мировая эпидемиология шла семимильными шагами. Меня поражает готовность государств всего мира объединиться для борьбы с новой вспышкой. Я горда тем, что моя страна играет в этой борьбе ведущую роль.

И улыбнулась, услышав аплодисменты. Она научилась этой игре. Тех, кто предвкушает гневные разоблачения политики прошлого, ждет разочарование.

– В то же время должна предупредить: самоуверенность и самоуспокоенность опасны. Любая эпидемия несет в себе семена пандемии. В прошлом такие пандемии не раз обрушивались на человечество и причиняли неизмеримые страдания.

Она вспомнила губительные вспышки болезни, начав с первой зарегистрированной пандемии, обрушившейся на Афины во время войны со Спартой. Римская пандемия 251 года н. э. уносила по пять тысяч жизней в день, константинопольская 452 года – по десять тысяч. Примерно двадцать пять миллионов человек умерли в Европе во время Черной смерти в 1340?е годы, и от сорока до пятидесяти миллионов унесла великая эпидемия инфлюэнцы в 1918 году. Она твердила – самодовольство опасно. И говорила о том, как ее радует отклик мирового сообщества на нынешнюю эпидемию.

Доктор Ли стеснялась аплодисментов. Возвращение в медицинское сообщество после нескольких лет изгнания было слишком стремительным. Она сошла со сцены, но не вернулась на место, а пошла к выходу. Глаза ее туманили слезы, ей необходимо было справиться с собой и с переполнявшими ее чувствами. Она пошла по коридору, наугад.

Кто?то позвал Ли по имени. Ее торопливо догонял доктор Чуань.

– Отличное выступление, – сказал он, запыхавшись.

– Спасибо, доктор Чуань. Через несколько минут я вернусь в зал. Вы же понимаете, для меня это сильное переживание. Но приятно слышать, что мировая пандемия нам не грозит.

– Напротив, доктор Ли, пандемия – это несомненная реальность. И она убьет миллионы, прежде чем удастся защититься.

Сун Ли посмотрела на дверь зала.

– Здесь я слышала совсем другое. Все настроены весьма оптимистично и уверены, что эпидемию удастся сдержать.

– Это потому, что выступающим известны не все факты.

– А каковы факты, доктор Чуань? Чем нынешняя эпидемия ТОРС отличается от предыдущей?

– Должен кое?что сообщить вам. История о новой вспышке ТОРС – выдумка.

Ли молча смотрела на Чуаня.

– О чем вы говорите?

– Причина эпидемии, которая нас тревожит, – совсем иной возбудитель. Разновидность вируса инфлюэнцы.

– Почему вы не сказали мне об этом? Почему позволили болтать о ТОРС?

– Увы, но ваше выступление – лишь дымовая завеса, которая должна скрыть тот факт, что вирус, с которым мы имеем дело, гораздо опаснее ТОРС.

– Специалисты, выступающие в этом зале, могут не согласиться…

– Это потому, что мы сообщаем им неверные сведения. Когда они попросили штаммы для исследований, мы дали им старый вирус ТОРС. Мы пытаемся предотвратить панику.

У Ли пересохло в горле.

– Каков новый возбудитель?

– Мутировавшая форма старого штамма инфлюэнцы. Она распространяется быстрей, и уровень смертности гораздо выше. Смерть наступает быстрее и чаще. Вирус невероятно адаптивен.

Доктор Ли недоверчиво смотрела на него.

– Неужели эта страна не усвоила урок сохранения в тайне действительного диагноза?

– Мы хорошо его усвоили, – ответил доктор Чуань. – Китай работает с Соединенными Штатами. Мы договорились с американцами засекретить существование нового возбудителя.

– Мы уже пережили не единожды ситуацию, когда секретные информации оплачиваются человеческими жизнями, – сказала Ли.

– Но мы знаем также, к чему приводит вынужденный карантин, – сказал Чуань. – Нападения на больницы, перебои в сообщении и торговле. По всему миру люди громили китайские кварталы. Сейчас сказать правду невозможно. Пока мы не создадим вакцину, остановить эту инфекцию нельзя.

– Вы уверены?

– Можете не верить мне на слово. У американцев гораздо более совершенные компьютеры. Они разработали модель, согласно которой мы временно локализовали очаги распространения болезни. Но со временем инфекция вырвется за кордоны, и мы получим мировую пандемию.

– Почему вы не сообщили мне это в провинции? – спросила Ли.

– Боялся, что вы все еще считаете меня предателем и не поверите мне, – сказал Чуань.

– А почему я должна верить вам сейчас?

– Потому что я говорю правду… Клянусь.

Доктор Ли, смущенная и рассерженная, ни на минуту не усомнилась в искренности доктора Чуаня.

– Вы упомянули вакцину, – нетерпеливо напомнила Ли.

– Над ней работает много лабораторий, – ответил он. – Наиболее многообещающие результаты получены в американской лаборатории в Боунфиш?Ки во Флориде. Там считают, что вещество, полученное при медико?биологических исследованиях океана, даст вакцину, способную остановить агрессивного возбудителя.

– Вы хотите сказать, что единственное перспективное средство профилактики есть всего в одной лаборатории?

Несмотря на серьезность ситуации, Ли едва не рассмеялась, таким нелепым показалось ей подобное заявление.

Открылась дверь аудитории, и люди потянулись в коридор. Чуань понизил голос.

– Средство еще разрабатывается, – прошептал он, – но мы возлагаем на него большие надежды. И дело пойдет быстрее, если вы будете представлять там Китайскую Народную Республику.

– Правительство хочет, чтобы я отправилась в Боунфиш?Ки? – спросила она. – Кажется, меня «реабилитировали». Я готова сделать все, что смогу. Но вы все ставите на одну вакцину. А если она не поможет?

На лице Чуаня появилось загнанное выражение, и он негромко произнес:

– Тогда нас спасет только божественное вмешательство.

 

Глава 3

 

Эпидемия инфлюэнцы 1918 года вспыхнула неожиданно и обрушилась на мир, который разорвала на части опустошительная война и который только начинал залечивать раны. Эпидемия прокатилась по Испании, скосив восемь миллионов человек, и поэтому болезнь назвали испанкой; прошла она и по многим другим странам, включая Америку. В считаные месяцы она охватила весь мир. Средства от нее не было. Жертвы заболевали утром, за несколько часов их тело покрывалось характерной коричневато?красной сыпью, и к вечеру они умирали. Умерли миллионы, переболел миллиард. Прежде чем выдохнуться в 1919 году, инфлюэнца убила больше людей, чем погибло в самой жестокой войне. Это было хуже Черной смерти.

Доктор Ли не могла выбросить из головы эту мрачную статистику, пока летела в самолете, чтобы ступить на землю Боунфиш?Ки. Она прилетела из Форт?Майерса и на лимузине[6] доехала до Пайн?Айленд?Марины, где ее встретил колоритный местный житель по имени Дули Грин. Он отвез ее на лодке через мангровые заросли на остров. На причале ждал человек.

– Здравствуйте, доктор Ли, – сказал мужчина, протягивая руку. – Меня зовут Макс Кейн. Добро пожаловать на Фантастический остров. Я главный в здешнем маленьком раю.

В выгоревшей гавайке и потрепанных шортах Кейн больше походил на бездельника с пляжа, чем на известного микробиолога, чье авторитетное резюме она только что прочла. Китайского ученого такого масштаба невозможно было представить без белого халата.

– Рада знакомству, доктор Кейн, – сказала Ли, разглядывая колышущуюся листву пальм и белое здание на длинном травянистом подъеме в нескольких сотнях футов от причала. – Никогда не видела исследовательскую лабораторию в таком живописном месте.

Кейн криво улыбнулся.

– Оно и вполовину не так живописно, как ее нынешние обитатели. – Он быстро поднял ее сумку и пошел в глубину острова. – Идемте, я покажу, где вы будете жить.

Они поднялись по лестнице, врезанной в бок холма, и по усыпанной раковинами тропе прошли к нескольким аккуратным хижинам, выкрашенным в цвет розового фламинго с белой отделкой. Кейн открыл дверь одной такой хижины и пропустил Ли внутрь. В небольшой комнате стояли кровать, стул, туалетный столик и еще письменный стол.

– Не «Ритц», – сказал Кейн, – но есть все необходимое.

Ли вспомнила свою однокомнатную хибару в деревне.

– Я уверена, что здесь мне будет очень удобно.

Кейн положил сумку на кровать.

– Рад слышать, доктор Ли, – миролюбиво сказал он. – Как перелет?

– Слишком долгий, – ответила она, подчеркнув ответ преувеличенно раздраженным вздохом. – Но вернуться в США приятно.

– Я слышал, вы какое?то время провели в Гарварде, – сказал Кейн. – Мы ценим вашу готовность вернуться в нашу страну и помочь нам.

– Разве я могла не приехать, доктор Кейн? – взволнованно выговорила Ли. – До сих пор Земле везло. Несмотря на все усилия, мы так и не получили вакцину от инфлюэнцы 1918 года. Теперь мы имеем дело с природным мутантным штаммом этого вируса. Очень сложным. И исход зависит от нашей работы здесь. Когда я смогу приступить?..

Макс Кейн улыбнулся.

– Давайте я угощу вас чем?нибудь прохладительным, – предложил он, – и потом все тут покажу, если хотите.

– Когда меня настигает синдром смены часовых поясов, я буду засыпать на ходу, но сейчас – пожалуйста, – ответила Ли.

Они вернулись во дворик белого здания, похожего на санаторный корпус. Сун устроилась в деревянном шезлонге, а Кейн ушел в дом и вернулся с двумя стаканами мангово?апельсинового сока со льдом. Прихлебывая вкусный напиток, Ли разглядывала окрестности. Она полагала, что секретный исследовательский центр, работы которого имели мировое значение, прячется за оградой со множеством охранников, и, не увидев ничего такого, не справилась с удивлением.

– Трудно представить, что в лаборатории выполняют столь важные работы, – сказала она. – Здесь так мирно и спокойно.

– Если бы мы обнесли здание изгородью со сторожевыми вышками, люди удивились бы. Мы постарались сохранить видимость сонного маленького центра отдыха. Решили, что лучшая стратегия – спрятать главное у всех на виду. На веб?сайте сказано, что это частная собственность, а наша работа чрезвычайно скучна и желающих приехать сюда мало. Вероятно, вы заметили, что на острове повсюду поставлены знаки «Частная собственность». К нам поступает очень мало просьб посетить центр, и нам удается отказаться от них.

– А где лабораторные корпуса?

– Когда речь зашла о помещениях для исследований, пришлось проявить изобретательность и хитрость. В глубине острова есть три лабораторных корпуса. Они очень хорошо замаскированы. Google Earth показывает только деревья.

– А как же охрана? Я не видела охранников.

– О, они здесь, будьте уверены, – с напряженной улыбкой ответил Кейн. – Весь штат кухни и обслуживающий персонал – сотрудники службы безопасности. Есть центр электронного наблюдения, который в режиме двадцать четыре / семь следит за всеми, кто слишком близко подходит к острову. У них повсюду расставлены камеры.

– А как же человек с водным такси, мистер Грин? Он тоже элемент обмана?

Кейн улыбнулся.

– Дули очень полезен в качестве прикрытия. Когда?то он работал на здешнем курорте, пока ураган «Чарли» не разорил пансионат. Устраиваясь здесь, мы перевезли оборудование и персонал в своих лодках, но нам нужен был человек, который перевозил бы с материка и на материк припасы и людей. Дули никогда не заходит на остров дальше причала. Он приличный болтун, поэтому если и расскажет что?нибудь, все подумают, что это враки.

– Он меня расспрашивал. Я постаралась отвадить его.

– Не сомневаюсь, через несколько часов весь Пайн?Айленд будет знать о вашем приезде, но вряд ли кто?нибудь заинтересуется.

– Это хорошо. Должна признаться, я слегка нервничаю от сознания грандиозности задачи и возможных последствий в случае неудачи.

Он подумал и сказал:

– Я оптимист; судя по тому, что мы уже успели сделать, все получится.

– Не в обиду будь сказано, но мне было бы спокойней, если бы я знала, на чем основан ваш оптимизм.

– Скептицизм – кровь любого научного исследования, – процитировал Кейн, разводя руками. – Наша работа сложна, но не сверх меры. Мы знаем, что нужно сделать. Самое трудное – именно делать это. Вы же знаете, с вирусами ни в чем нельзя быть уверенным.

Сун Ли кивнула.

– Если не считать человека, – сказала она, – на земле нет ничего более захватывающего, чем вирус. Какова была ваша стратегия?

– Вы готовы к прогулке? Мне лучше думается на ходу.

Они пошли по усыпанной ракушками тропинке – одной из прогулочных дорожек, оставшихся со времен курорта.

– Я знаю, что вы работали в «Харбор бранч»,[7] – сказала Ли.

– Я там работал несколько лет, – подтвердил Кейн. – Биомедицинские океанические исследования находятся в младенческом состоянии, но наша лаборатория одной из первых осознала неограниченные возможности использования морских организмов в фармацевтике. Мы поняли, что морские организмы должны были выработать собственные оригинальные механизмы выживания в водной среде.

– А как вы оказались в Боунфиш?Ки?

– В «Харбор бранч» исследовали разные вещества морского происхождения, а я хотел сосредоточиться исключительно на противовирусных агентах, поэтому ушел оттуда и на деньги фонда создал новую лабораторию. После урагана «Чарли» остров Боунфиш?Ки продавался с аукциона. Фонд купил его и отремонтировал уцелевшие здания.

– Очевидно, вы добились успеха, – сказала Ли.

– В смысле науки все обстояло прекрасно, – согласился Кейн, – но в прошлом году у фонда иссякли средства. Наследники нашего благотворителя оспорили в суде законность его завещания и выиграли дело. Я умудрился удержать лабораторию на плаву; совестно признаться – спасло развитие событий в Китае. Вскоре мы бы все равно закрылись.

– Можете не извиняться, – сказала Ли. – Мы, китайцы, изобрели ян и инь. Противоположные силы могут создавать положительный результат. Расскажите, как Боунфиш?Ки стал центром исследований новейшей эпидемии. Я слышала только отрывки этой истории.

– Во многом случайно, – ответил Кейн. – Я председатель совета, который докладывает правительству об открытиях, могущих иметь последствия для нашей обороны и политики. И, как обычно, отправил в Центр контроля заболеваний сообщение о возможном прорыве в исследованиях в области противовирусных средств. Когда в Китае выявили новый штамм вируса, нам предложили попробовать найти способ борьбы с ним. И финансирования хватило, чтобы быстро развернуть работу.

– Вы сказали, что ход исследований внушает вам оптимизм.

– Да, с некоторыми оговорками. Вы сами вирусолог и знаете, сколько препятствий может возникнуть во время создания противовирусного агента.

Ли кивнула.

– Я по?прежнему поражаюсь сложности механизмов, втиснутых в то, что на самом деле всего лишь обрывок нуклеиновой кислоты, обернутый белком.

Теперь кивнул Кейн.

– Я всегда считал, что отсутствие окаменевших следов ископаемых вирусов – доказательство их инопланетного происхождения.

– Вы не один отстаиваете теорию вторжения чуждой жизни, – сказала Ли, – но бороться с вирусами приходится земными средствами. – Она улыбнулась. – Или, в вашем случае, морскими. Чем я могу помочь, пока буду у вас?

– Мы сосредоточились на одном определенном противовирусном средстве. Ваш опыт вирусолога помог бы провести его испытания. В то же время, – добавил он, – я бы попросил вас разработать эпидемиологический план оптимального использования вакцины, как только она будет синтезирована.

– Насколько вы близки к синтезу? – спросила она.

– Хотелось бы подойти еще ближе, но результат близок.

Кейн свернул на утоптанную тропинку, отходящую от основной прогулочной дорожки. Примерно через сто футов тропинка привела к шлакоблочному зданию. Здесь перед дверью из армированной стали стоял мужчина, одетый в желто?коричневые шорты и синюю футболку, его можно было принять за представителя обслуживающего персонала, если бы на его широком кожаном поясе висели инструменты, а не оружие. Человек не удивился, увидев их. Сун Ли вспомнила слова Кейна о том, что здесь повсюду камеры.

Он открыл дверь и посторонился, пропуская посетителей. В здании было прохладно и темно; из дюжины емкостей с различными видами морской жизни исходило свечение. Слышалось негромкое гудение насосов, обеспечивающих циркуляцию воды.

Когда они проходили мимо рядов емкостей, Кейн сказал:

– Мы исследовали все эти организмы, но после звонка из Центра контроля заболеваний пришлось все отодвинуть на второй план.

Он провел Ли к боковой двери и набрал на замке код. За дверью оказалась небольшая совершенно темная комната; только из вертикального трубообразного сосуда лился холодный голубой свет. Светились несколько круглых существ, которые в бесконечном танце поднимались и опускались в резервуаре.

Сун Ли зачаровали эти призрачные силуэты.

– Они прекрасны, – сказала она.

– Познакомьтесь с голубой медузой, доктор Ли, – предложил Кейн. – Теперь все исследования сосредоточены на этом дивном создании. Его яд – одно из самых сложных химических веществ, с какими мне приходилось иметь дело.

– Вы хотите сказать, что медуза – источник вещества, из которого вы надеетесь синтезировать вакцину?

– Да. Крошечное количество яда медузы смертельно для человека, однако от прекрасного существа в этом баке может зависеть судьба миллионов людей. Я сообщу вам подробности, когда вы отдохнете.

Мозг доктора Ли жаждал этих подробностей.

– Отдых мне не нужен, – заупрямилась она. – Хочу приступить немедленно.

Хрупкость и нежность розы скрывали шипы, отточенные в схватках Сун Ли с жестокосердными китайскими чиновниками. Несмотря на серьезность разговора, Кейн не смог сдержать легкую улыбку.

– Я представлю вас сотрудникам лаборатории.

Кейн провел Ли по лабораториям, знакомя с талантливыми учеными, занятыми в проекте «Голубая медуза». Особое впечатление на нее произвела Лоис Митчелл, первый помощник Кейна и менеджер проекта. Но тут ее наконец настиг джетлаг, и она отлично выспалась в своей удобной квартире. На другой день она окунулась в работу.

 

* * *

 

Все следующие дни доктор Ли вставала рано и работала допоздна. Единственным перерывом в ее плотном графике было плавание на каяке в мангровых зарослях. Однажды всех работников попросили собраться в гостиной. Доктор Кейн под аплодисменты объявил, что вещество, которое они искали, выявлено. Он с избранной группой добровольцев закроется в новой лаборатории и закончит синтез. Он не открыл, где эта новая лаборатория, объяснил только, что неподалеку от курорта. Ли согласилась остаться в сокращенном штате на Боунфиш?Ки, чтобы закончить свой эпидемиологический анализ и разработать процедуру иммунизации и план распространения вакцины.

Карантин не отменяли, но Ли знала, что распространение вируса – вопрос времени. Анализируя районы, зараженные вирусом, она постоянно сопоставляла новые данные с опытом борьбы с вирусом ТОРС. Тогда всех предположительно или вероятно инфицированных поместили в боксы с отрицательным давлением, отгороженные от внешнего мира двумя герметически закрытыми дверьми. Каждый выдох жертв фильтровали. Но вирус сумел вырваться, продемонстрировав свои фантастические способности к распространению.

На протяжении недель после отъезда основных специалистов в Боунфиш?Ки поступали сообщения из секретной лаборатории. Самым волнующим из них оказалась новость о синтезе токсина, что было прелюдией к созданию вакцины.

Подстегиваемая новостями об успешных исследованиях, Ли разрабатывала план распределения вакцины, способной сдержать эпидемию, пока та не превратилась в пандемию.

Доктор Чуань просил доктора Ли сообщать о прогрессе в исследованиях. Единственным местом на острове, где работал сотовый телефон, был верх старой водонапорной башни. Ли поднялась туда и передала своему старому учителю и другу весть об успехе.

Она не предполагала, что каждое ее слово ловит враждебное ухо.

 

Глава 4

 

 

Бермудские острова, три месяца спустя

 

Таксист осторожно разглядывал человека, стоявшего на обочине у выхода из бермудского аэропорта Уэйд. У его возможного клиента была растрепанная рыжая борода, а волосы собраны в короткий хвост, схваченный резинкой. Одет он был в вареные джинсы, кроссовки с красным верхом и помятый коричневый льняной пиджак поверх футболки с изображением Джерри Гарсии из «Grateful Dead», а на носу сидели темные очки а?ля Элтон Джон в простой пластиковой оправе.

– Пожалуйста, отвезите меня на корабельный причал, – сказал Макс Кейн.

Он открыл дверцу, бросил рюкзак на заднее сиденье и сел рядом с ним. Шофер пожал плечами и завел мотор. Клиент всегда прав.

Кейн откинулся на спинку и закрыл глаза. Голова лопалась. В последние двадцать четыре часа его нетерпение росло с каждой милей. Долгий перелет из Тихого океана в Северную Америку и следующие два часа от Нью?Йорка – ничто в сравнении с бесконечными минутами, пока такси добирается до пристани.

Пассажир попросил водителя остановиться у трапа судна с бирюзовым корпусом. Бросающаяся в глаза окраска и буквы НУМА на борту под названием судна «Уильям Биб» указывали, что оно принадлежит Национальному агентству подводных и морских работ, самой крупной в мире организации, изучающей океаны.

Кейн вышел из машины, расплатился с шофером, надел на плечо рюкзак и проворно поднялся по трапу. Молодая женщина с приятным лицом, в мундире морского офицера, встретила его теплой улыбкой.

– Добрый день, – поздоровалась она. – Меня зовут Марла Хайес. Могу я узнать ваше имя?

– Макс Кейн.

Она сверилась со списком и поставила галочку возле имени Кейна.

– Добро пожаловать на «Биб», доктор Кейн. Я покажу вам вашу каюту и проведу по судну.

– Простите, я очень долго добирался, и мне не терпится увидеть Б?3, так что, если не возражаете…

– Никаких проблем, – ответила Марла и повела Кейна на кормовой подзор.

Наблюдательное и исследовательское судно длиной двести пятьдесят футов было в мореходстве все равно что тяжелоатлет?профессионал. Корма была занята аппарелью и краном с А?образной стрелой, а под главное дело отдали именно кормовой подзор. На нем разместились лебедки и краны, с помощью которых ученые спускали на воду свои подводные аппараты и приспособления для исследования глубин. Взгляд Кейна упал на большой мандариново?оранжевый шар, лежащий в стальной люльке под большим краном. Из его поверхности выступали три иллюминатора, похожие на короткоствольные пушки.

– Вот он, – сказала Марла. – Я приду чуть позже.

Кейн поблагодарил молодую женщину и подошел к шару. Приближался он осторожно, словно опасался, что необычный предмет подскочит на четырех ножках, приделанных к его дну. Обойдя шар, он увидел мужчину в гавайской рубашке и шортах; тот стоял перед круглым отверстием в шаре диаметром чуть больше фута. Голова человека была внутри шара, плечи торчали из люка, словно его глотало пучеглазое чудовище. Крепкие словечки, доносившиеся изнутри, звучали так, словно все это происходило на пиратском корабле.

Кейн поставил рюкзак на палубу и спросил:

– Тесновата квартирка?

Мужчина попятился, ударившись головой, изрыгнул еще несколько изощренных проклятий и отбросил с глаз, голубых, как коралл в спокойной воде, прядь серебристо?седых волос. Он улыбнулся, показав абсолютно белые зубы, особенно выделявшиеся на загоревшем за годы в море лице.

– Очень тесная. Мне понадобятся обувной рожок и банка крема, чтобы забраться в этого допотопного беженца с морской помойки.

Из отверстия показалось смуглое лицо и сказало:

– Брось ты это, Курт. Тебя придется намазать WD?40[8] и загнать сюда кувалдой.

От столь неприятной перспективы широкоплечий мужчина поморщился. Он протянул руку:

– Меня зовут Курт Остин. Я руковожу проектом экспедиции «Батисфера?3».

Второй выбрался из шара ногами вперед и представился:

– Джо Завала. Инженер проекта Б?3.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Макс Кейн. – Кейн указал пальцем на шар: – И мне предстоит нырнуть на полмили в этом беглеце с морской помойки.

Остин улыбнулся, переглянувшись с Завалой.

– Рад знакомству, доктор Кейн. Простите, что усомнился в вашем здравомыслии.

– Вы не первый упрекнули бы меня в том, что у меня не все дома. Когда занимаешься чистой наукой, к этому привыкаешь. – Кейн снял очки, демонстрируя голубые глаза Деда Мороза. – Пожалуйста, зовите меня «док».

Остин указал на оранжевый шар.

– Пожалуйста, не обращайте внимания на мои предыдущие замечания, док. Перед вами очень серьезный случай из разряда «близок локоть, да не укусишь». Я бы мигом погрузился, будь батисфера чуть больше. Джо лучший глубоководник в нашей лавочке. Он сделал этот водолазный колокол таким же безопасным, как любые подводные лодки НУМА.

Завала оценивающе оглядел шар.

– Я использовал технологию, недоступную в тридцатые годы, но в основе оригинальная конструкция Биба–Бартона, в которой в 1934 году был установлен рекорд погружения, 3028 футов. Их батисфера прекрасна в своей простоте.

– Сейчас шарообразная конструкция кажется нам очевидной, – сказал Кейн. – Но вначале Уильям Биб считал, что лучше подойдет цилиндр. Беседуя со своим другом Тедди Рузвельтом за много лет до погружения, он нарисовал схему на салфетке. Рузвельт не согласился и нарисовал круг, сказав, что предпочитает колокол в форме шара. Позже, увидев шарообразную конструкцию Отиса Бартона, Биб понял, что это единственный способ справиться с давлением на большой глубине.

Завала уже слышал эту историю.

– Биб понял, что концы цилиндра вдавит от давления, – подхватил он рассказ, – а в случае шара давление распределится более равномерно по всей поверхности. – Он присел возле шара и провел рукой по толстым полозьям, на которых были укреплены ножки. – Я добавил в эти полозья мешки плавучести. Это всего лишь проявление инстинкта самосохранения. Я нырну вместе с вами, док.

Кейн потер руки, как голодный в предвкушении сочного стейка.

– Сбывается моя мечта, – сказал он. – Чтобы попасть в список ныряльщиков, я задействовал всевозможные связи. В том, что я увлекся морской биологией, виноват Уильям Биб. В детстве я читал о светящихся глубоководных рыбах, открытых им. Мне захотелось таких же приключений.

– А мое самое большое приключение – попытка протиснуться через эту четырнадцатидюймовую дверь, – сказал Остин. – Примерьтесь?ка, док.

Кейн, чей рост составлял пять футов восемь дюймов, повесил пиджак на раму батисферы, головой вперед забрался в шар, с ловкостью акробата повернулся и высунул голову в круглое отверстие.

– Здесь просторнее, чем кажется снаружи.

– Диаметр первой батисферы составлял четыре фута девять дюймов, а ее стены в полдюйма толщиной были из лучшей мартеновской стали сорта экстра, – сказал Завала. – Ныряльщики делили пространство с кислородными баллонами, фильтрами, прожектором и телефонными проводами. Мы немного схитрили. Иллюминаторы изготовили из полимера, а не из плавленого кварца. Трос кевларовый, а не из стали, а медные провода мы заменили оптоволокном. Громоздкие инструменты уменьшили. Я предпочел бы титановую сферу, но это очень дорого.

Кейн легко выбрался из шара и почтительно посмотрел на него.

– Вы проделали поразительную работу, Джо. Биб и Бартон понимали, что рискуют жизнью, но их мальчишеский энтузиазм возобладал над страхом.

– Этот энтузиазм, должно быть, заразил и вас, коль скоро вы преодолели такое расстояние, – сказал Остин. – Кажется, вы были в Тихом океане?

– Да. Работал по контракту на Дядю Сэма. Рутинная работа. Мы уже собирались сворачиваться, и хорошо, поскольку я ни за что не упустил бы такую возможность.

К ним по палубе шла третий помощник в сопровождении двух мужчин и женщины с видеокамерами, светом и звукозаписывающим оборудованием.

– Съемочная группа НУМА, – сказал Остин Кейну. – Хотят записать интервью с бесстрашными подводниками.

На лице Макса Кейна появилось выражение ужаса.

– Я, должно быть, похож на чучело с помойки. И пахну так же. Они не могут подождать, пока я приму душ и подрежу иглы дикобраза на подбородке?

– Джо займет их, пока вы будете приводить себя в порядок. Когда разделаетесь с интервью, встретимся на мостике, – сказал Остин. – Посмотрим планы на завтра.

По дороге на мостик Остин вспоминал, как книги Биба пробудили его воображение, когда он был мальчишкой. Особенно ясно он помнил одну историю. Биб рассказывал, как стоял на краю подводного провала: запасы кислорода у него заканчивались, и он с тоской смотрел на недоступную ему глубоководную пропасть. Эта сцена помогла Остину выработать привычку максимально выкладываться.

Остин родился и вырос в Сиэтле и, ведомый своей мальчишеской мечтой, изучал системы менеджмента в Вашингтонском университете. Он учился также в школе глубоководного погружения, специализируясь на подъеме затонувших кораблей. Несколько лет проработал в Северном море на нефтяных платформах отцовской компании, занимавшейся подъемом различных ценностей со дна, но дух приключений требовал большей свободы и иных целей. Тогда он поступил на службу в ЦРУ, в засекреченную организацию, занимавшуюся подводными наблюдениями, и возглавлял ее, пока в конце холодной войны ее не расформировали. Отец надеялся, что он вернется к подъему судов, но Остин перешел в НУМА и возглавил уникальную команду, в которую входили также Завала и Пол и Гаме? Трауты. Адмирал Сандекер понял необходимость создания Особой исследовательской группы, которая рассматривала бы необычные происшествия на поверхности Мирового океана и под ней.

Завершив со своей группой последнее дело – поиски давно утраченной финикийской статуи, известного «Мореплавателя», – Остин услышал, что Национальное географическое и Нью?йоркское зоологическое общества спонсируют съемки художественно?документального фильма, посвященного историческому погружению Биба в 1934 году на глубину в полмили. Актеры будут играть Биба и Бартона, используя декоративную батисферу, а действие в основном будет имитацией.

Остин убедил руководство НУМА поручить Завале создание современной батисферы. В ходе съемок подводный колокол будет спущен с борта исследовательского судна агентства «Уильям Биб». Как и всем правительственным агентствам, НУМА приходилось бороться за свой кусок федерального пирога, и положительная реклама деятельности агентства не помешала бы.

После того как Сандекер стал вице?президентом Соединенных Штатов, директором НУМА вместо него назначили Дирка Питта, который тоже был заинтересован в том, чтобы известить общественность о работе агентства. Корпус батисферы предполагалось использовать в дальнейшем как сердце новейшего аппарата для глубоководных исследований. Водолазный колокол был назвал Б?3, потому что это была третья батисфера, воспроизводящая конструкцию Биба–Бартона.

После интервью Завала и свежевыбритый Кейн в сопровождении оператора и звукооператора поднялись на мостик. Остин познакомил Кейна с капитаном, опытным работником НУМА, по имени Майк Гэннон, и тот расстелил на столе карту и показал остров Нонсач у северной оконечности Бермуд.

– Мы бросим якорь как можно ближе к позиции Биба, – сказал капитан. – Это в восьми милях от суши, полмили воды под килем.

– Мы выбрали более мелкое место, чем Биб, чтобы иметь возможность снимать морское дно, – объяснил Остин. – Каков прогноз погоды?

– Вечером ожидается буря, но к утру она утихнет, – ответил Гэннон.

Остин повернулся к Кейну.

– Все время говорим только мы, док. Что вы надеетесь получить от этой экспедиции?

Кейн ненадолго задумался.

– Я надеюсь? Чудо, – сказал он с загадочной улыбкой.

– Как это?

– Когда Биб сообщил, что в его сеть попалась фосфоресцирующая рыба, ученые ему не поверили. Биб надеялся, что батисфера подтвердит результаты его исследований. Он сравнивал ее с палеонтологом, который научился преодолевать время и увидел своих ископаемых живыми. Как и Биб, я надеюсь наглядно продемонстрировать, какие чудеса лежат в глубине океана.

– Чудеса биомедицины? – спросил Остин.

Мечтательность Кейна исчезла, он словно спохватился.

– При чем тут биомедицина?

Тон у Кейна стал неожиданно напряженным. Он взглянул на камеру.

– Я посмотрел в Гугле о Боунфиш?Ки. На вашем сайте упоминается заменитель морфия, полученный в вашей лаборатории из яда улитки. Я подумал, вдруг вы нашли что?нибудь такое же в Тихом океане.

Кейн улыбнулся.

– Я говорил как морской микробиолог… метафорически.

Остин кивнул.

– Поговорим о чудесах и метафорах за ужином, док.

Кейн широко зевнул.

– Сейчас упаду. Простите за беспокойство, капитан, но нельзя ли принести сэндвичи мне в каюту? Я хочу выспаться перед завтрашним погружением.

Остин сказал, что они с Кейном увидятся утром. Он задумчиво смотрел, как Кейн уходит с мостика, думая о неожиданном раздражении, вызванном самым обычным вопросом. Потом повернулся, чтобы поговорить с капитаном.

 

* * *

 

На следующее утро судно НУМА, идя курсом экспедиции Биба, направилось из гавани через Касл?роудс, мимо высоких утесов и старой крепости, мимо Гарнет?Рока и оказалось в открытом море.

Буря миновала, оставив после себя длинные высокие волны. Преодолевая их, судно шло еще час, прежде чем бросить якорь.

Водолазный колокол прошел десятки испытаний, но Завала хотел перед погружением с людьми провести спуск без экипажа. Кран поднял запечатанную батисферу, подержал над водой и опустил, позволив ей погрузиться на пятьдесят футов. Через пятнадцать минут Б?3 снова подняли на палубу, и Завала осмотрел аппарат внутри.

– Суше глаз на похоронах скряги, – уточнил Джо.

– Готовы нырнуть, док? – спросил Остин.

– Готов уже почти сорок лет, – ответил Кейн.

Завала бросил внутрь две надувные подушки и пару одеял.

– Биб и Бартон сидели на холодной жесткой стали, – заметил он. – Я решил, что необходим хотя бы минимум удобств.

В свою очередь, Кейн достал из рюкзака две теплые вязаные шапочки и протянул одну Завале.

– Бартон отказывался погружаться без своей счастливой шляпы.

Джо натянул шапку на голову, прополз в батисферу, стараясь не зацепиться шерстяной курткой и брюками за стальные болты вокруг люка. Потом забрался Кейн и сел у иллюминатора. Завала включил подачу воздуха и сказал Остину:

– Закрой дверь, Курт, сквозит.

– Встретимся через несколько часов за «Маргаритой».

Остин приказал закрыть батисферу.

Кран поднял крышку люка, весившую четыреста фунтов, и поставил на место. Техники затянули десять больших болтов. Кейн пожал Остину руку через четырехдюймовое отверстие, которое позволяло подавать и извлекать инструменты, не открывая тяжелую крышку. Потом задраили и его.

Остин взял микрофон, соединенный с системой связи батисферы, и предупредил водолазов, что сейчас они повиснут в воздухе. Заскрипела лебедка; кран поднял Б?3 с палубы так, словно стальной шар весом в пятьдесят четыре тысячи фунтов и сидящие в нем люди сделаны из перьев, – перенес через борт и остановился. Батисфера повисла в двадцати футах над поверхностью океана.

Остин дал Завале разрешение на спуск.

Через окна Б?3 водолазы увидели перевернутые лица экипажа и съемочной группы, мелькнули части корабля, небо, и иллюминаторы покрылись зелеными пузырями и пеной. Б?3 взметнул прозрачную воду и ушел в глубь, в промежуток между двумя большими волнами.

Из динамика, установленного на палубе, послышался голос Завалы с металлическим оттенком:

– Спасибо за мягкую посадку.

– Эти крановщики сумели бы окунуть пончик в кофе, – сказал Остин.

– Не надо про кофе и другие жидкости, – ответил Завала. – У нас ba?o[9] снаружи.

– Прошу прощения. В следующий раз получите каюту первого класса.

– Я высоко ценю это предложение, но сейчас моя главная забота – чтобы мы не промочили ноги. Следующая остановка…

Лебедка стравила пятьдесят футов троса, и батисфера остановилась для последнего осмотра и проверки. Завала и Кейн проверили наличие влаги, обращая особое внимание на швы у дверей.

Не обнаружив ни одной течи, Завала быстро проверил запас воздуха и системы циркуляции и связи. Огоньки индикаторов показывали, что электронные нервы и легкие батисферы работают нормально. Он вызвал вспомогательное судно.

– Задраено наглухо, Курт. Все системы работают штатно. Готовы, док?

– Погружение! – скомандовал Кейн.

Пенные руки моря обняли батисферу, как своего долгожданного обитателя, и теперь только цепочка пузырей на поверхности показывала, где полый шар и его пассажиры начали путешествие в царство Нептуна на глубину в полмили.

 

Глава 5

 

Пассажиры Б?3 были заперты в стальной тюрьме, из которой не выбрался бы и Гарри Гудини, а их изображения вольно странствовали по планете. Пара миниатюрных камер, укрепленных на внутренней стене батисферы, по волоконно?оптическому кабелю передавали изображение на главную антенну «Биба», а оттуда передача шла на спутник связи и немедленно транслировалась в многочисленные лаборатории и аудитории всего мира.

За тысячи миль от Бермуд красно?белый коммуникационный буй в пустынном районе Тихого океана передавал изображение на триста футов под поверхность, в тускло освещенное помещение. Ряд светящихся телеэкранов, размещенных на полукруглой стене этого помещения, демонстрировал зеленоватую картинку: мимо камер проносились стаи рыб, как конфетти на ветру.

Примерно десять мужчин и женщин собрались у единственного экрана, который не показывал морское дно. Все смотрели на сине?черный шар с надписью «НУМА». На их глазах эту картинку сменило изображение внутреннего помещения батисферы и двух ее пассажиров.

– Я?хуу! – крикнула Лоис Митчелл, вскидывая руки. – Док в пути, и на нем его счастливая шапка!

Все присоединились к ее аплодисментам, но потом в помещении стало тихо: заговорил Макс Кейн; его слова и изображение были не вполне синхронизированы. Он наклонился к камере, и ее линзы слегка исказили его нос и щеки.

– Всем добрый день! Меня зовут Макс Кейн, я директор Морского центра Боунфиш?Ки и веду передачу из копии батисферы Биба – Бартона.

– Доктор не упустит возможности упомянуть про свою лабораторию, – заметил седовласый мужчина, сидящий слева от Лоис.

Кейн продолжал:

– Мы в бермудских водах и собираемся повторить историческое погружение Биба – Бартона в 1934 году на глубину в полмили. Это третья по счету батисфера, поэтому мы сократили ее название до Б?3. Водителя батисферы зовут Джо Завала, он пилот подводных аппаратов и морской инженер?механик из Национального агентства подводных и морских исследований. Джо создал эту батисферу.

Завала установил прибор голосового контроля, который позволял водолазам менять изображение камер. Его лицо сменило на экране Кейна, и он начал описывать технические новации в конструкции Б?3. Лоис слушала краем уха, ее больше заинтересовало красивое смуглое лицо инженера, чем его рекламное выступление.

– Завидую доку, – произнесла она, не отводя взгляда от Завалы.

– Я тоже, – сказал седовласый мужчина, морской биолог по имени Фрэнк Логан. – Какая замечательная возможность для ученого.

Лоис слегка улыбнулась одними уголками губ, словно какой?то тайной шутке. Ее желание провести время в тесной батисфере с красавчиком Завалой не имело никакого отношения к науке. Ну, разве что к биологии.

Камера вернулась к Кейну.

– Отличная работа, Джо. Сейчас я хотел бы поблагодарить всех, кто сделал этот проект возможным. «Нэшнл джиогрэфик», Нью?йоркское зоологическое общество, правительство Бермуд… и, конечно, НУМА. – Он приблизил лицо к камере и стал похож на улыбающегося морского окуня. – Я хотел бы передать свои лучшие пожелания обитателям морского дна.

В помещении раздались возгласы и аплодисменты.

Логан, обычно молчаливый и сдержанный, как типичный житель Среднего Запада, на этот раз взволнованно хлопнул себя по бедрам.

– Ого! – воскликнул он. – Приятно, что док вспомнил о нас, все еще трудящихся в этом гробу. Жаль, что мы не можем ему ответить.

Лоис сказала:

– Технически это возможно, но неразумно. Для всего мира этой подводной лаборатории просто не существует! Мы, вероятно, всего лишь строка в правительственном бюджете, хитроумно замаскированная под покупку для флота стульчаков по пять тысяч долларов за штуку.

На губах Логана появилась улыбка.

– Да, я это знаю. И все равно жаль, что нельзя поздравить дока. Не представляю, кто заслуживает этого больше – после всего, что он сделал. – По выражению лица коллеги он понял, что допустил ошибку, и поэтому добавил: – Вы, Лоис, заслуживаете величайшей благодарности. Именно ваша работа приблизила завершение проекта «Медуза» и позволила Максу совершить это погружение в батисфере.

– Спасибо, Фрэнк. Все мы отказались от нормальной жизни, чтобы попасть сюда.

В комнате тихо прозвенел гонг; телевизионный экран позеленел, и на нем появилось нечто напоминающее бриллиантовую диадему на темном бархате.

– Кстати об административных обязанностях, – с сухой улыбкой добавил Логан, – прибывает ваша компания.

Лоис наморщила нос.

– Проклятие. Я бы хотела полностью увидеть погружение дока.

– Приведите гостя сюда и досмотрите шоу, – предложил Логан.

– О нет! Избавлюсь от него побыстрее, – сказала Лоис, вставая.

В Лоис Митчелл было почти шесть футов роста, и к сорока годам она набрала больше фунтов, чем хотела бы. Чувственная фигура под мешковатым тренировочным костюмом не вполне соответствовала современным представлениям о красоте, но художник прошлого восхитился бы изгибами ее тела, сливочной кожей и тем, как падают на плечи густые черные волосы.

Она вышла из аппаратной и по спиральной лестнице спустилась в ярко освещенный коридор. Трубообразный коридор соединялся с небольшой комнатой, где у приборной панели стояли два человека и глядели на тяжелую двойную дверь.

Один сказал:

– Привет, Лоис. Стыковка через сорок пять секунд.

И показал на телевизионный экран, установленный на приборной панели.

На экране группа светящихся пятен превратилась в подводный корабль, который медленно опускался в полумгле. Он напоминал большой вертолет, с которого сняли главный винт и приводят в движение турбинами, закрепленными на фюзеляже. В прозрачном пузыре?каюте виднелись две фигуры.

Помещение вибрировало от гула моторов. Схема лаборатории на панели управления замигала, свидетельствуя о том, что открылся шлюз. Несколько секунд спустя мигание прекратилось: шлюз закрылся. Когда воду из шлюза выкачали, насосы прекратили работать, и над дверью загорелся зеленый огонек. Нажатием кнопки на приборной панели открыли дверь; ворвался соленый запах. Подводный аппарат находился в круглом куполообразном помещении. С него потоками лилась морская вода и уходила в стоки.

В боку аппарата открылась дверь, и вышел пилот. Люди отошли от панели управления, чтобы помочь достать из грузового отсека за каютой коробки с припасами.

Лоис подошла и поздоровалась с человеком, вышедшим из пассажирского отсека. Он был примерно на два дюйма ниже ее, одет в синие джинсы, кроссовки, плащ и бейсболку с логотипом компании, обеспечивавшей безопасность лаборатории.

Лоис протянула руку:

– Добро пожаловать на дно морское в «Рундук Дэви Джонса». Я доктор Ли Митчелл, помощник директора лаборатории; директор, доктор Кейн, отсутствует.

– Рад знакомству, мэм, – произнес мужчина с сильным южным акцентом. – Меня зовут Фелпс.

Лоис ожидала увидеть человека с военной выправкой, как у тех охранников, которых она видела, когда поднималась на судно, где обитатели подводной лаборатории могли немного отдохнуть, но Фелпс казался собранным из отдельных частей. Руки, слишком длинные для тела, ладони слишком большие для рук. С печально потупленными черными глазами и вислыми усами Фелпс чем?то напоминал охотничью собаку. У него были темно?каштановые волосы и немодно длинные баки.

– Поездка на шаттле была приятной, мистер Фелпс?

– Лучшего и желать нельзя, мэм. Когда я увидел огни на дне океана, я подумал, что это Атлантида.

От этого напыщенного сравнения с затерянным городом Лоис внутренне поморщилась.

– Рада это слышать, – сказала она. – Идемте в мой кабинет, поговорим о том, чем я могу вам помочь.

Они прошли по длинной трубе коридора и поднялись по спиральной лестнице в тускло освещенную круглую комнату. За прозрачным куполом плавали рыбы, создавая иллюзию давления моря.

Фелпс удивленно вертел головой.

– Невероятно, мэм!

– Сначала это просто гипнотизирует, но со временем привыкаешь. На самом деле это кабинет доктора Кейна. Я пользуюсь им, пока он отсутствует. Садитесь. И, пожалуйста, перестаньте называть меня мэм. Я чувствую себя столетней. Предпочитаю «доктор Митчелл».

– Для столетней вы очень красивы, мэм… то есть доктор Митчелл.

Лоис снова поморщилась и включила свет, чтобы морская жизнь не так отвлекала. Она открыла небольшой холодильник, достала две бутылки воды и одну протянула Фелпсу. Потом уселась за стол из пластика и хрома.

Фелпс сел.

– Хочу поблагодарить вас, что уделили мне время, доктор Митчелл. У вас, конечно, есть более важные занятия, чем разговоры со старым сторожевым псом из службы безопасности.

«Если бы ты только знал», – подумала Лоис. Она вежливо улыбнулась гостю.

– Чем могу быть полезна, мистер Фелпс?

– Компания послала меня проверить слабые места в системе безопасности лаборатории.

Лоис подумала: что за идиот послал охранника отнимать у нее время? Откинулась на спинку стула и показала на прозрачный потолок.

– От поверхности нас отделяют триста футов воды, а это лучше любого рва вокруг замка. Наверху патрульный корабль с вооруженными охранниками из вашей компании, а в случае необходимости подойдут корабли Военно?морского флота США. Бывает ли большая безопасность?

Фелпс наморщил лоб.

– При всем должном уважении, доктор Митчелл, в этом деле первое узнаешь вот что: в мире нет такой системы безопасности, которую невозможно было бы прорвать.

Лоис не обратила внимания на его снисходительный тон.

– В таком случае начнем с виртуального тура по лаборатории, – сказала она.

Она развернулась вместе со стулом и принялась работать на клавиатуре компьютера. На мониторе возникло изображение, напоминающее несколько шаров, соединенных трубами.

– Лаборатория состоит из четырех больших шаров, расположенных в вершинах ромба и соединенных трубообразными коридорами, – начала Лоис. – Мы в верхнем административном отсеке… вот здесь. Под нами жилые помещения экипажа и кают?компания. – Она перемещала курсор, показывая помещения. – В этом отсеке рубка управления, лаборатории и склад. В этом – небольшая ядерная электростанция. Воздух подается из установки, которая извлекает его из воды; на непредвиденный случай есть запасные резервуары. Мы находимся в нескольких сотнях ярдов от глубоководного каньона.

Фелпс показал на полусферу в центре прямоугольника.

– Сюда приходит шаттл с поверхности?

– Совершенно верно, – подтвердила Лоис. – Мини?подлодки, прикрепленные к днищу подвижного модуля, служат для забора образцов в каньоне, но их можно использовать для эвакуации персонала лаборатории, а в качестве последнего ресурса есть специальные камеры. Сотрудники могут из любого отсека по укрепленным переходам уйти в шаттл; к тому же такое устройство повышает прочность всей конструкции.

– А что в четвертом отсеке? – спросил Фелпс.

– Это секретные сведения.

– Сколько человек работает в комплексе?

– Простите, но это тоже засекречено. Не я придумала эти правила.

– Все в порядке, – кивнул Фелпс. – Тут много поработали инженеры.

– Нам повезло, что у флота нашлось готовое устройство. Лаборатория первоначально была задумана как подводная обсерватория. Узлы и блоки строили на суше, потом перевозили сюда на специальных баржах. Потом баржи соединили, создав нечто вроде плота, и на нем собрали лабораторию, как игрушку из кирпичиков конструктора «Лего», а уже в собранном виде спустили под воду. К счастью, мы на небольшой глубине, и дно здесь относительно ровное. Что называется, «под ключ». Комплекс не предназначался для постоянного использования; у него есть емкости со сжатым воздухом, позволяющие поддерживать отрицательную плавучесть, а значит, его можно перемещать.

– Если это не слишком хлопотно, я хотел бы осмотреть несекретные отсеки, – сказал Фелпс.

Лоис Митчелл нахмурилась, демонстрируя, что соглашается под давлением. Она взяла микрофон и связалась с рубкой.

– Привет, Фрэнк, – сказала она. – Дело отнимет немного больше времени, чем я ожидала. Есть что?нибудь новое о доке? Нет? Хорошо, буду на связи.

Она положила микрофон энергичнее, чем было необходимо, и встала, выпрямившись во весь рост.

– Идемте, мистер Фелпс. Нам нужны скорость и ярость.[10]

 

* * *

 

В пятидесяти милях от «Рундука Дэви Джонса» бурная поверхность моря взорвалась фонтанами и пеной. Из центра гейзера вырвался двадцатифутовый алюминиевый цилиндр и под острым углом поднялся в небо, оставляя за собой белый веерообразный след; потом цилиндр снова стал спускаться к воде.

Через несколько секунд ракета выровнялась и полетела в двадцати пяти футах над поверхностью моря; она летела так низко, что по?прежнему оставляла след в воде. Приводимый в движение мощным твердотопливным двигателем снаряд разогнался и, когда отошла первая ступень, достиг крейсерской скорости пятьсот миль в час.

Несколько сложных следящих систем вели ракету по курсу так же точно, как если бы это делал опытный пилот.

Мишенью ракеты было ничего не подозревающее судно с серым корпусом, стоявшее у красно?белого буя, который обозначал местонахождение секретной подводной лаборатории. На борту было указано название «Гордая Мэри», а зарегистрировано оно было на Маршалловых островах как исследовательское. «Гордая Мэри» стояла на якоре у буя, ожидая возвращения подводной лодки с Фелпсом.

Судно принадлежало теневой компании, предоставлявшей международным службам безопасности услуги на море. Компания могла обеспечить все – от маленьких быстроходных вооруженных катеров до кораблей, способных вместить целую армию наемников и доставить ее в любой уголок планеты.

На борту «Гордой Мэри», охранявшей подводную лабораторию, дежурили две дюжины охранников, умеющих пользоваться любым оружием, и было установлено множество сигнальных систем, способных засечь любой корабль или самолет, приближающийся к лаборатории. На корабле располагался и шаттл для доставки персонала и припасов в лабораторию и из нее.

Выпрыгнув из океана, ракета лишь на несколько секунд появилась на радаре корабля и тут же исчезла из виду. А внимание оператора притупила долгая бездеятельность – он разглядывал журнал о мотоциклах, когда показалась ракета. Корабль также оснастили датчиками инфракрасного излучения, но, даже если бы ракета летела высоко, засечь ее все равно не удалось бы – ее двигатели нагревали корпус очень слабо.

Никем не обнаруженная, ракета мчалась к кораблю, неся в боеголовке полтонны мощной взрывчатки.

 

* * *

 

Лоис Митчелл и Гордон Фелпс шли по коридору в рубку, когда у них над головами раздался громкий хлопок. Лоис остановилась и медленно повернулась, напрягая слух, обеспокоенная тем, что это может указывать на отказ какой?то системы.

– Никогда еще ничего подобного не слышала, – констатировала она. – Словно грузовик врезался в стену. Надо проверить, нормально ли работают системы лаборатории.

Фелпс взглянул на часы.

– Судя по звуку, события развиваются с некоторым опережением графика.

– Лучше проверю?ка я обстановку в рубке управления.

– Отличная мысль, – дружелюбно заметил Фелпс.

Они направились к двери в конце коридора. Когда до поста управления оставалось несколько шагов, дверь с шипением отворилась и из нее выбежал Фрэнк Логан. Его бледное лицо раскраснелось от волнения, и он улыбался.

– Лоис! Я за вами! Слышали этот странный звук?..

Логан внезапно остановился, его улыбка исчезла. Лоис повернулась, чтобы увидеть, куда он смотрит.

Фелпс держал в руке пистолет, держал свободно, опустив к бедру.

– Что происходит? – заволновалась Лоис. – В лаборатории запрещено иметь оружие.

Фелпс виновато посмотрел на нее.

– Я ведь сказал: нет такой системы безопасности, которую нельзя было бы взломать. У лаборатории новое руководство, доктор Митчелл.

Он по?прежнему говорил мягко, но из его голоса исчезло прежнее подобострастие, которое так бесило Лоис, и появилась новая резкая нотка. Фелпс приказал Логану встать рядом с Лоис, чтобы он видел их обоих. Логан подчинился. Дверь, зашипев, снова открылась, и появился техник. Фелпс инстинктивно поднял пистолет, чтобы разобраться с неожиданным визитером. Техник застыл, но Логан, заметив, что Фелпс отвлекся, попытался схватить револьвер.

Они стали бороться, но Фелпс был моложе и сильнее и взял бы верх, даже если бы пистолет не выстрелил. Но он выстрелил. Раздался негромкий звук – на стволе был глушитель – и на белом лабораторном халате Логана появилось красное пятно. Ноги Фрэнка подогнулись, и он упал.

Техник удрал обратно в рубку. Лоис подбежала и наклонилась к неподвижному Логану. Она раскрыла рот, чтобы закричать, но не смогла.

– Вы его убили! – наконец произнесла она.

– Дьявольщина! – отозвался Фелпс. – Я не собирался этого делать.

– А что собирались? – спросила Лоис.

– Сейчас не время говорить об этом, мэм.

Лоис выпрямилась и остановилась перед Фелпсом.

– Меня вы тоже застрелите?

– Нет, если вы меня не вынудите, доктор Митчелл. Держитесь в рамочках, не берите пример с вашего друга. Будет ужасно жаль потерять вас.

Лоис несколько секунд смотрела на Фелпса с вызовом, потом отступила под его безжалостным взглядом.

– Чего вы хотите?

– В данный момент – чтобы вы собрали всех сотрудников лаборатории.

– А потом? – спросила она.

Фелпс пожал плечами.

– А потом мы немного прокатимся.

 

Глава 6

 

Пассажиры Б?3 решили рассказывать о своих наблюдениях в стиле спортивного репортажа. Сам репортаж будет вести Джо Завала, а Макс Кейн, используя записки Уильяма Биба, станет добавлять красок.

На глубине в двести восемьдесят шесть футов Кейн объявил:

– На этой глубине лежит торпедированный океанский лайнер «Лузитания».

Достигнув трехсот пятидесяти трех футов, он заметил:

– Когда Биб совершал свое погружение, это была наибольшая глубина, на какую опускались подводные лодки.

Когда батисфера ушла под воду на шестьсот футов, Кейн снял вязаную шапку и теперь держал ее в руках.

– Мы входим в область, которую Биб называл «Страной пропавших», – сказал он, понизив голос. – Это царство людей, пропавших в море. Со времен финикийцев сюда спустились миллионы людей, но все они уже были мертвы – жертвы войн, ураганов или Божьего Промысла.

– Веселая мысль, – подхватил Завала. – Поэтому вы сказали «Здравствуйте, обитатели морского дна»… «Рундука Дэви Джонса»?.. Сюда отправляются утонувшие моряки?

Завала заранее установил кнопку, позволяющую отключать камеры и микрофон. Сейчас Кейн протянул к ней руку и сказал:

– Мы с Джо берем короткий перерыв. Через несколько минут мы вернемся с новыми сообщениями. – Он нажал на кнопку. – Мне нужна передышка, – сказал он с улыбкой. – Вы спрашивали о «Рундуке»… Это прозвище, которое мои коллеги дали лаборатории.

– Морской центр в Боунфиш?Ки? – спросил Завала.

Кейн взглянул на камеру.

– Совершенно верно, Боунфиш?Ки.

Завала задумался, кому могло прийти в голову сравнить солнечный флоридский остров в Мексиканском заливе с мрачным царством утопленников. Он мысленно пожал плечами. Странные люди эти ученые.

– Слова Биба звучат мрачно, но вообще?то он смотрел на океан благодушно и с надеждой, – сказал Кейн. – Он знал, что опасности реальны, но считал, что страх перед глубиной преувеличен.

– Миллионы утонувших, которых вы упомянули, с ним не согласились бы, – запротестовал Завала. – Я уважаю труды Биба и Бартона, док, но с инженерной точки зрения им повезло, что они не отправились в Страну пропавших, вот так?то. Первая батисфера только и ждала несчастного случая.

Кейн отозвался на это мрачное утверждение смешком.

– Биб был не только мечтателем, но и реалистом, – сказал он. – Он сравнивал батисферу с пустой горошиной, висящей на нити паутины длиной в четверть мили под палубой корабля в середине океана.

– Поэтично, но неточно, – продолжил Завала. – Именно поэтому я встроил в новый водолазный колокол дополнительные системы безопасности.

– Я рад, что вы это сделали, – сказал Кейн.

Он снова включил микрофон и обратился к картине, открывавшейся перед иллюминатором батисферы.

Б?3 время от времени слегка покачивалась, но спуск был заметен скорее по изменениям освещения за иллюминатором, чем по ощущению движения. Самые резкие перемены происходят в начале погружения. Красный и желтый выжимаются из спектра, словно из губки. Доминируют зеленый и синий. Чем глубже, тем темнее делается цвет воды, и наконец все становится совершенно черным.

На первых этапах погружения мимо иллюминаторов как призраки проносились рыбы?лоцманы, серебристые угри, роящиеся, как мошки, рачки и цепочки кружевных сифонофор вместе с креветками, прозрачными кальмарами и улитками, такими крошечными, что они напоминали коричневые пузырьки. У границ зоны, освещаемой лучом прожектора Б?3, мелькали длинные темные тени.

На семи тысячах футов Завала выключил прожектор. Выглянув в иллюминатор, он что?то одобрительно пробормотал по?испански. Завала вырос в Санта?Фе, и вид в иллюминаторе напомнил ему небо над Нью?Мексико в ясную зимнюю ночь. Во тьме мерцали звезды – по отдельности и скоплениями; одни то вспыхивали, то гасли, другие, раз вспыхнув, гасли насовсем. Там плавали светящиеся нити и вспыхивали пятна и облака, как новые звезды и туманности на небесном своде.

В каюте было тихо, как в соборе: самым громким звуком было гудение мотора системы циркуляции воздуха, поэтому, увидев проплывающую мимо иллюминатора волнообразную фигуру, Кейн реагировал на нее, как на привидение.

– Ого! – воскликнул он. – Медуза аурелия!

Завала улыбнулся волнению Кейна. Невозможно было отрицать красоту волнообразных движений медузы, но тварь за окном батисферы достигала всего нескольких дюймов в поперечнике.

– Напугали, док. Я уж решил, вы увидели лох?несское чудовище, – проговорил Завала.

– Она гораздо лучше Несси. Медузы относятся к самым загадочным и сложным существам на суше и в море. Смотрите, как светятся рыбьи косяки – настоящий Лас?Вегас?стрип. Рыба?фонарь… Эй, – сказал Кейн, – а это что?

– Увидели русалку, док?

Кейн прижался лицом к иллюминатору.

– Не знаю, что я увидел, – ответил он, – но оно было огромное.

Завала включил прожектор, и зеленый столб света прорезал темноту. Пилот напрасно всматривался в иллюминатор.

– Что бы это ни было, оно исчезло.

– Биб заметил большую рыбу. И решил, что это китовая акула, – заговорил Кейн в камеру. – До погружения батисферы его коллеги?ученые не верили, что он видел рыбу со светящимися зубами и «неоновой» чешуей. Но он посмеялся последним, доказав, что подводные глубины изобилуют такими существами.

– И они становятся все более странными, – добавил Завала, указывая на себя. – Местные обитатели, которые тут плавают, считают нас с вами ужасно неаппетитными с виду новыми соседями.

От круглых стен батисферы отразился громкий смех Кейна.

– Прошу прощения у слушателей. Надеюсь, я не повредил ваши микрофоны. Но Джо прав: человек не имеет права находиться там, где мы сейчас. Давление за пределами нашего шара – полтонны на квадратный дюйм. Если бы не защищающий нас стальной корпус, нас бы самих расплющило, как медуз… Эй, а вот еще светящиеся рыбы. Смотрите – ух ты!

До сих пор спуск батисферы проходил гладко и без отклонений, но внезапно шар пронизала сильная дрожь. Б?3 сначала приподняло, потом опустило. Кейн, широко раскрыв глаза, огляделся, словно ожидал, что море ворвется сквозь стены батисферы.

Завала в микрофон обратился к вспомогательному судну:

– Пожалуйста, перестаньте дергать Б?3, это не игрушка на веревочке.

Под судном прокатилась необычно большая волна, и трос неожиданно провис. Оператор заметил эту перемену и увеличил мощность мотора лебедки.

– Извините за качку, – сказал Остин. – Трос провис, и мы слишком быстро попытались его выбрать.

– Неудивительно, учитывая, какой он длины.

– Ну, раз уж вы сами затронули эту тему, может, взглянете на эхолот?

Завала посмотрел на шкалу и тронул Кейна за плечо. Тот отвернулся от иллюминатора и увидел, что Завала пальцем тычет в прибор.

Три тысячи тридцать футов.

На два фута больше глубины погружения первой батисферы.

Челюсть у Кейна отвисла практически до кадыка.

– Мы на месте! – провозгласил он. – Глубина больше полумили.

– И трос почти кончился, – подтвердил Курт Остин. – Морское дно в пятидесяти футах под вами.

Кейн и Завала обменялись рукопожатием.

– Не могу поверить, – проговорил Кейн, раскрасневшийся от волнения. – Хочу, воспользовавшись моментом, поблагодарить бесстрашных Уильяма Биба и Отиса Бартона, – продолжил он. – Мы все идем по проложенной ими тропе. То, что мы сделали сегодня, – дань их мужеству… Сейчас мы какое?то время будем заняты съемкой морского дна, поэтому ненадолго отключаемся. Вернемся к вам, когда будем подниматься.

Они отключили телепередачу и прильнули к иллюминаторам, снимая необычных существ, которых привлек свет батисферы. Наконец Завала проверил, сколько времени они провели на дне, и сказал, что батисфере пора подниматься.

Кейн улыбнулся и показал наверх.

– Тащи.

Завала вызвал по радио Остина и сказал, что они готовы к подъему.

Б?3 слегка качнулся, вздрогнул и дернулся из стороны в сторону.

Завала оттолкнулся от окна и сел.

– У нас тут внизу толчки, Курт. Снова волнение на море? – спросил он.

– Море гладкое, как зеркало. Ветер стих, волн нет.

– Джо, – крикнул Кейн, – вот она опять… чудовищная рыба!

Он показал пальцем на окно.

По краю столба света от прожектора прошла тень и повернула к батисфере.

Завала прижался лицом к иллюминатору, и волосы у него на голове зашевелились. Он смотрел в три светящихся глаза, расположенных треугольником – один наверху, два внизу.

У него не было времени анализировать впечатления. Шар снова дернулся.

– Мы видим колебания троса вблизи поверхности, – послышался из микрофона голос Остина. – Что происходит?

Шар дернули еще раз.

– Снаружи что?то есть, – сказал Завала.

– О чем вы? – спросил Остин.

Завала не знал, поэтому просто сказал:

– Вытащите нас.

– Держитесь, – подбодрил Остин. – Включаем лебедку.

Батисфера, казалось, стабилизировалась. Цифры на шкале глубиномера показывали, что она движется к поверхности. Кейн с облегчением улыбнулся, но улыбка застыла на его лице: шар снова вздрогнул. Секунду спустя люди в Б?3 повисли, как в падающем лифте.

Батисфера находилась в состоянии свободного падения.

 

Глава 7

 

На судне Остин прислонился к поручню и увидел, что трос, связывающий их с Б?3, дрожит, как скрипичная струна, по которой ударили смычком. Он крикнул в микрофон, обеспечивающий связь с батисферой:

– Что происходит, Джо? Трос взбесился.

Остин услышал неразборчивые голоса на фоне какого?то металлического лязга. Потом трос внезапно перестал дрожать, и связь прервалась.

Остин напрягал слух. Ничего. Даже шороха помех. Он снял наушники и осмотрел соединения. Все в порядке. Он отцепил от пояса рацию и вызвал капитана, который находился на мостике.

– Я потерял голосовую связь с Б?3. Видеопередача есть?

– Нет, с тех пор как ее отключили, – ответил капитан.

– Резервную систему проверили? – поспешно спросил Остин.

В отличие от первой батисферы, которую соединяла с поверхностью одна телефонная линия, несущий кабель Б?3 включал в себя несколько разных линий связи – на случай, если одна из них выйдет из строя в водной среде.

– Конечно, Курт. Ничего. Ни одна система не действует.

На загорелом лице Остина отразилась озабоченность. Если выходит из строя одна система, ее заменяет другая. Завала похвастал, что созданный им для Б?3 приборный комплект не уступает оборудованию реактивного лайнера.

Остин приказал крановщику выбрать трос. Тот выходил из воды и наматывался на барабан, и Остин услышал взволнованный голос крановщика:

– Курт, что?то неладно. На том конце нет сопротивления. Нет тяжести. Все равно что сматываешь леску, после того как рыба сорвалась.

Остин попросил его ускорить подъем батисферы, и трос начал выходить из воды еще быстрее. Группа подъема стояла у поручней, молча глядя на трос. Съемочная группа НУМА, почувствовав напряженную атмосферу, прекратила съемку.

– Почти на поверхности, – предупредил крановщик. – Внимание.

Он убавил скорость лебедки, но трос, выйдя из воды, щелкнул как хлыст; батисфера больше не была прикреплена к нему. Крановщик пронес болтающийся конец кабеля над палубой, пустил лебедку обратным ходом и уложил на палубу несколько ярдов кабеля. Остин подошел и поднял его конец.

Видеооператор, стоявший поблизости, увидел, что Остин держит в руках оборванный кабель.

– Проклятая штука лопнула! – воскликнул он.

Остин знал, что трос способен выдержать нагрузку в десять раз большую. Он внимательно осмотрел его. Срез прядей оплетки был ровным, как щетинки кисти художника. Он повернулся к океанографу НУМА, который выбирал место погружения.

– Есть там внизу какие?нибудь особенности – кораллы или края утесов, которые могли бы перерезать трос? – спросил он.

– Дно гладкое, как гладильная доска, – ответил океанограф, почти оскорбленный вопросом. – Одни только водоросли. Ничего, кроме ила. Потому мы и выбрали это место. Прежде чем давать рекомендации, мы тщательно проверили профиль дна.

Капитан Гэннон, наблюдавший за ними с мостика, видел, что Остин разглядывает кабель. Он поспешно спустился на палубу и энергично выругался, когда Остин показал ему перерезанный трос.

– Что могло случиться?

Остин покачал головой.

– Хотел бы я знать.

– Звонят с судна прессы, – сообщил капитан. – Спрашивают, что с видеотрансляцией.

Остин посмотрел на окружившие их суда, которым не позволяли подойти катера береговой охраны.

– Передайте, что у нас проблемы с оптоволоконным кабелем. И нужно время, чтобы разобраться.

Капитан позвонил на мостик, передал слова Остина и снова повесил рацию на пояс.

– Все будет в порядке, Курт? – спросил Гэннон с тревогой. – Мешки плавучести должны вытолкнуть Б?3 наружу, верно?

Остин, прищурившись, взглянул на сверкающую поверхность океана.

– Батисфера глубоко под водой, дадим ей еще немного времени. Но надо готовить ДУА на случай, если понадобится посмотреть.

Несмотря на внешнее спокойствие, Остин понимал, что с каждой минутой возможность подъема с помощью мешков плавучести уменьшается. Пассажиры батисферы могут рассчитывать на то, что аккумуляторы обеспечат освещение. Но воздух спустя какое?то время кончится. Остин подождал еще несколько минут, потом позвонил капитану и рекомендовал готовить к погружению ДУА.

ДУА, или дистанционно управляемый аппарат, превратился в рабочую лошадь подводных исследований. Управляемый через кабель, ДУА способен спускаться на глубину, маневрировать в ограниченном пространстве и передавать телевизионное изображение, позволяя оператору как бы перемещаться в глубине, не покидая судового уюта.

Капитан выбрал погружаемый аппарат средних размеров; формой и величиной он напоминал старинный пароходный кофр и мог действовать на глубине шесть тысяч футов. Шесть движителей[11] позволяли располагать аппарат идеально точно; он был оснащен двумя манипуляторами для сбора образцов и несколькими камерами, среди них одной цветной, с высоким разрешением.

Телескопическая стрела подняла ДУА из люльки, перенесла через правый борт и опустила в воду. Остин посмотрел, как механизм уходит под воду, окруженный множеством светло?зеленых пузырей, утаскивая за собой кабель, и пошел в центр дистанционного управления, расположенный в грузовом трюме под главной палубой.

Видеоканал в кабеле ДУА соединялся с консолью, с которой пилот джойстиком управлял перемещениями. Направление и скорость движения ДУА, а также время от начала спуска выводились на большой экран комбинацией цифр и букв.

Спускаясь по спирали, ДУА в считаные минуты преодолел расстояние, на которое у Б?3 ушло несколько часов. Штопором ввинчиваясь в море, он распугивал рыб, и те разлетались, как опавшие листья.

– Вывожу на горизонталь, – сказала женщина?пилот.

Она вела ДУА вниз полого, как самолет на посадку. Два его прожектора осветили буровато?зеленую придонную растительность, похожую на листья шпината, которые извивались от течения. Ни следа «Батисферы?3».

Остин сказал:

– Начинайте поиск параллельными проходами длиной сто футов.

ДУА шел в двадцати футах над водорослями. Пройдя первые сто футов, он повернул назад и двинулся обратно в пятнадцати футах от первого маршрута. Указатель скорости показывал, что ДУА делает пять узлов.

Остин нетерпеливо сжимал и разжимал кулаки, наблюдая это медленное, как у ледника, продвижение. Члены экипажа собрались у экрана, но все молчали, только Остин переговаривался с пилотом. Отключившись от окружающего, он мысленно переместился в монитор, словно сидел верхом на ДУА.

Прошло еще пять минут.

Методичные проходы ДУА туда и обратно напоминали работу газонокосилки. Электронный глаз передавал одну и ту же картину – неизменный однообразный зеленовато?коричневый ковер.

– Подождите, – закричал Остин. Он что?то увидел. – Передвиньтесь влево.

Движением джойстика пилот повернула ДУА, и он встал перпендикулярно прежнему курсу. Два прожектора осветили кольцо расплесканного ила вокруг краев кратера. Из центра кратера выступало нечто куполообразное заляпанное илом. Теперь Остин видел, почему Б?3 не всплыла: ее мешки плавучести глубоко погрузились в ил. Он попросил пилота смыть ил с батисферы. Движители ДУА подняли густое коричневое облако, но не сделали даже мелкого углубления в покрывавшем батисферу толстом слое ила.

По просьбе Остина пилот опустила ДУА на дно и направила прожекторы на шар. Пытаясь привлечь весь свой опыт, всю свою практику, Остин смотрел на изображение.

Он обдумывал, какие технические средства понадобятся, чтобы вырвать Б?3 из клешней океана, когда справа на мониторе появилась какая?то тень. Там что?то двигалось. Оно на мгновение показалось и исчезло.

– Что это было? – воскликнул пилот.

Прежде чем Остин смог высказать догадку, экран потемнел.

 

Глава 8

 

Завала лежал на боку; правая рука была придавлена бедром, левую, согнутую, он прижимал к груди. Ногам не позволяла двигаться какая?то мягкая тяжесть. Не обращая внимания на резкую стреляющую боль под ухом, он поднял голову и увидел, что у него на коленях ничком лежит Кейн.

В тусклом свете, который обеспечивали батареи аккумулятора, Завала увидел, что каюта завалена бумагами, музыкальными дисками, одеждой, бутылками с водой и другими незакрепленными предметами. Завала дотянулся до наушников и поднес их к уху. Тишина. Он проверил наушники Кейна. Не было даже треска помех.

Обрыв связи был зловещим признаком, но природный оптимизм не позволил Завале зациклиться на этой неудаче. Он пошевелил ногой, высвободил ступню и столкнул Кейна с другой ноги. Кейн перевернулся на спину и негромко застонал.

Болезненное усилие вызвало у Завалы приступ тошноты. Он снял со стены аптечку, разбил ампулу и помахал ею у себя под носом. Острый запах привел его в чувство.

Он снял свой талисман – вязаную шапочку. Робко ощупывая голову, он обнаружил шишку величиной с куриное яйцо. Полил водой из канистры ткань компресса и осторожно прижал к голове. Даже легкое прикосновение вызывало боль, но ноющая пульсация утихла.

Завала сунул под голову Кейну подушку. Снял с Кейна шапку и приложил компресс. Кейн поморщился и широко раскрыл глаза.

– О! – произнес он.

Добрый знак.

Завала уменьшил давление, но держал компресс на месте.

– Простите, док. Флоренс Найтингейл не смогла приехать, так что вам придется довольствоваться моими услугами, – сказал Завала. – Попытайтесь пошевелить пальцами рук и ног.

Кейн согнул?разогнул кисти и стопы, потом согнул ноги в коленях и поморщился от боли.

– Вроде бы ничего не сломано.

Завала помог Кейну сесть и протянул ему канистру. Он подождал, пока Кейн сделает несколько глотков, и спросил:

– Что вы помните, док?

Кейн задумчиво поджал губы.

– Я смотрел в окно и описывал на камеру свои наблюдения.

Он посмотрел на свои наушники.

– Не трудитесь, – предупредил действия коллеги Завала. – Наушники не работают.

Лицо Кейна приобрело цвет овсянки.

– У нас нет связи с поверхностью?

– Временно… Продолжайте.

Кейн глубоко вдохнул.

– Мы видели какую?то необычную большую рыбу или кита. Потом меня словно подбросило к луне. И все. А что помните вы?

Завала большим пальцем показал наверх.

– То же самое. Я взлетел в воздух и грохнулся на пол. Выставил ладонь, чтобы смягчить удар, но в итоге получил только больную руку. Хорошо, что у меня твердая голова.

– Судя по звуку, трос соскользнул с барабана лебедки.

Завала молчал.

– Не понимаю, – встревожился Кейн. – Почему нас до сих пор не подняли? – Он заметил, что батисфера совершенно неподвижна, и у него, казалось, перехватило дыхание. – Мы не движемся, Джо. Что случилось?

Завала хотел бы избежать паники, но уменьшить опасность ситуации не получалось.

– Похоже, мы лежим на дне, док.

Кейн посмотрел на приборную панель и заметил, что все системы работают от батарей.

– Если бы мы были соединены с судном, был бы ток. Дьявольщина! Должно быть, трос лопнул.

– Это почти невозможно. У аварии могут быть и иные причины. Мы говорим о контакте через кабель почти полмили длиной. Помните, Биб сравнивал батисферу с горошиной, висящей на паутинке? Ни одна из созданных человеком систем не безупречна, но все же это не «Титаник». У нас нет связи с поверхностью, но есть другие возможности.

Кейн повеселел.

– Да, конечно! Ваша система всплытия.

Завала заставил себя улыбнуться.

– А не подняться ли нам в кают?компанию «Биба» и не смешать ли себе целый кувшин «Маргариты»? Что скажете?

– Чего же мы ждем?

Кейн обрадовался, подобно приговоренному к казни и получившему одиннадцатичасовую отсрочку.

Завала снял со стены нейлоновый мешок и попросил Кейна прибрать в каюте. Физическая работа укрепит его дух.

– Баки со сжатым воздухом расположены в центре платформы; воздух из них попадает в мешки плавучести в полозах батисферы, – объяснил Завала. – Если нажать кнопку всплытия, в полозьях раскроются дверцы, воздух мгновенно заполнит мешки и они поднимут батисферу на поверхность, где нас подберет судно.

Кейн в предвкушении потер руки.

– Маргарита?вилль, мы идем к тебе.

Завала подвинулся к приборной панели.

– Как противоречив человек! Мы преодолеваем множество трудностей, чтобы оказаться на дне, но, когда наконец добираемся до него, тут же стремимся обратно.

– Философские проблемы обсудим на палубе «Биба», – сказал Кейн. – Я бы с огромной радостью просто вытянул ноги.

Завала обратил его внимание на пластиковый мешок, прикрепленный к стене под приборной панелью. Он расстегнул мешок и показал красную кнопку со стрелкой, указывающей вверх.

– Процесс двухэтапный, – сказал он. – Эта кнопка приводит систему в готовность, а такая же кнопка на панели управления запускает ее. Когда я скажу «давай», вы нажмете на кнопку, а я то же самое сделаю со своей. Потом ждите. Задержка исполнения десять секунд.

Кейн прижал палец к указанной Завалой кнопке.

– Готов.

– Давай! – скомандовал Завала.

Завала, который проверял аварийную спасательную систему в бассейне, приготовился услышать глухой удар и шипение воздуха, но десять секунд прошли, а ничего не случилось. Он попросил Кейна попробовать еще раз. Опять ничего. Завала сверился с дисплеем неисправностей, который должен был бы указать повреждения системы, но ничего не увидел.

– В чем дело? – прошептал Кейн.

– Должно быть, мешки чем?то зажало, когда мы опустились на дно. Но не волнуйтесь, у нас есть еще резервная система.

Завала некоторое время работал на клавиатуре, направляя сигналы другим путем, и велел Кейну попробовать снова. И снова мешки не раздулись. Им предстояло перейти на ручное управление. Завала раскрыл еще одну упакованную в пластик панель и взялся за ручку, прикрепленную к тросу. Он объяснил, что, потянув за трос, вызовет слабый электрический ток, который приведет в действие механизм всплытия.

Он стиснул зубы и дернул. Ничего не произошло. Он несколько раз повторил попытки, но тщетно. Ручное управление также бездействовало.

Кейн с растущей тревогой наблюдал за этими бесплодными усилиями.

– Что не так? – спросил он.

Завала отнял руку от пульта ручного управления. Он смотрел в пространство, мысленно проходя все системы управления всплытием. Взгляд его переместился к иллюминатору.

Он включил прожекторы и удивился, не увидев света. Придвинулся ближе к стеклу. Снял со стены фонарик, направил его в иллюминатор и прикрыл глаза ладонью, чтобы не мешало отражение. Свет не смог рассеять тьму.

Он передал фонарик Кейну.

– Посмотрите.

Кейн всмотрелся в иллюминатор.

– Дьявольщина, окно залеплено черной грязью.

– Жесткая посадка. Системы в порядке, но грязь залепила заслонки системы всплытия.

Кейн долго молчал. А когда заговорил, то почти шепотом.

– Мы в ловушке, верно?

Завала крепко сжал его руку.

– Успокойтесь, док, – произнес он ровным тоном.

Их взгляды на секунду встретились, и Кейн сказал:

– Простите, Джо. Ваш выход.

Завала разжал руку.

– Не хочу показаться легкомысленным. Мы в трудном положении, да, но оно далеко не безнадежно. Народ на «Бибе» понял, что у нас что?то случилось, и у них есть наши координаты.

– Что нам это даст, если трос порван? Им все равно нужно как?то нас вытащить.

– Я уверен, Курт найдет способ.

Кейн фыркнул.

– Остин производит отличное впечатление, но он не чудотворец.

Завала подумал о бесчисленных случаях, когда смелость и изобретательность Остина уводили их от катастрофы.

– Я много лет работал с Куртом, и из всех людей он ближе всего к чудотворцу. Если кто?то сможет вызволить нас отсюда, то это он. У нас воздуха больше чем на три часа и достаточно энергии, чтобы были освещение и тепло. Наши главные проблемы: скука и туалет. – Он взял пластиковое ведро. – Это для удовлетворения санитарных нужд. Поскольку судьба свела нас, может, нам стоит лучше узнать друг друга. Расскажите мне о вашей работе, – сказал Завала.

Лицо Кейна озарилось, и он словно забыл о клаустрофобической ситуации.

– Моя специальность – филум книдарии, в который входит класс так называемых медуз. Мало кто находит медуз волнующе интересными.

– Я думаю, медузы очень интересны, – сказал Джо. – Меня однажды ужалила сифонора – португальский кораблик. Столкновение было очень болезненным.

– Кораблик не считается истинной медузой, скорее это колония существ?симбионтов. Щупальца оснащены тысячами стрекательных клеток – нематоцитов, вырабатывающих яд, и достигают в длину шестидесяти пяти футов. Но размер – это еще не все. Вам повезло, что вы не встретились с маленькой морской осой. Ожог ядом этого существа отправил бы вас в морг.

– В тот раз я не думал, что мне повезло, – сказал Завала, вспоминая жгучий ожог. – И на чем сосредоточены ваши исследования?

– Моя лаборатория занимается исследованиями в области морской биомедицины. Мы считаем, что в будущем океан станет главным источником фармакологически активных веществ.

– Как амазонский дождевой лес?

– На Амазонке много интересного, но, по нашему мнению, океан намного богаче джунглей.

– Вы замените ягуаров медузами?

– Между сушей и морем больше сходства, чем различий. Возьмите, например, кураре. Индейцы Амазонки использовали его для наконечников стрел как парализующий яд, но способность расслаблять мышцы сделала его полезнейшим лекарством.

– И вы видите аналогичный потенциал у медуз?

– Даже больший. Медузы, осьминоги, кальмары, креветки – внешне простые организмы со сложными системами питания и защиты.

– А чем занимаетесь в Тихом океане? – спросил Завала.

– Я работаю над проектом, который может пригодиться любому мужчине, женщине и ребенку на этой планете.

– Вот теперь действительно любопытно. Расскажите подробнее.

– Не могу, – сказал Кейн, – это совершенно секретно. Я и так наболтал лишнего. Если расскажу еще что?нибудь, мне придется вас убить.

Он понял всю нелепость своей угрозы в сложившихся обстоятельствах и рассмеялся. Завала подавил смех.

– Смех забирает слишком много кислорода.

Кейн сразу стал серьезен.

– Вы действительно считаете, что Остин сможет нас спасти?

– Раньше у него никогда не было осечек.

Кейн изобразил, что прочно запечатывает рот.

– В таком случае суть нашей работы остается тайной, поскольку есть ничтожный шанс, что мы выберемся живыми из этого проклятого стального шара.

Завала негромко рассмеялся.

– Полагаю, ваше романтическое увлечение миром Биба закончилось.

Кейн умудрился изобразить улыбку.

– Ваша очередь, Джо. Расскажите, как вы попали в НУМА?

– Адмирал Сандекер нанял меня еще в колледже. Ему понадобился хороший механик.

Завала сильно поскромничал. Сын мексиканских иммигрантов, он закончил Нью?йоркский морской колледж с дипломом по специальности «морское проектирование». Великолепный ум, экспертные знания обо всех известных видах движителей, умение отремонтировать, усовершенствовать или восстановить любую машину – автомобиль, корабль, самолет – работающую на паре, дизельном топливе или электричестве.

Сандекер слышал об этом талантливом юноше и взял его к себе еще до того, как тот окончил колледж. Завала стал главным конструктором НУМА по созданию погружаемых аппаратов – с экипажем и без него. Кроме того, он отлично водил самолеты.

– Вы говорите так, словно НУМА наняла вас менять покрышки на служебном автомобиле, – сказал Кейн. Он осмотрел батисферу. – Мы не выжили бы, если бы не ваши усовершенствования Б?3.

Завала пожал плечами. Несмотря на все уверения, сам он знал, что их спасение маловероятно. Более экономное использование воздуха только оттянет неизбежное. Он взглянул на дисплей: воздуха осталось чуть больше чем на два часа. От духоты хотелось спать. Завала закрыл глаза и старался не думать о том, что запас воздуха иссякает.

 

Глава 9

 

И снова Остин, стиснув зубы, смотрел, как трос выходит из океана без груза, погружаемый аппарат пропал. Он выругался, как матрос, – и позвонил на мостик.

– Трос ДУА перерезан так же, как у батисферы, – сказал Остин. – Похоже, кто?то поработал секатором.

– Но это безумие! – закричал капитан Гэннон. Успокоившись, он спросил: – Отправить вниз другой ДУА?

– Пока подождите, – ответил Остин. – Мне нужно подумать.

Он уставился на волнующуюся сапфирную поверхность моря. Постарался забыть о двух людях, запертых в стальном шаре на глубине, в полумиле под корпусом судна, и сосредоточился на технической проблеме подъема батисферы. Его острый ум начал конструировать план спасения и подбирать необходимое оборудование.

Вскоре он снова позвонил капитану.

– У меня есть идея, но понадобится ваша помощь.

– Скажите, что вам нужно, и оно ваше, Курт.

– Спасибо, капитан. Встретимся в мастерской.

Мастерская «Биба», расположенная под главной палубой, была жизненно важной частью операций судна. Исследовательское судно – это, в сущности, платформа, которая позволяет ученым спускать под воду инструменты и погружаемые аппараты. Мощные силы океана постоянно бьют по судну. Мастерская позволяла «Бибу» продолжать работу, хотя в ее штат входило всего три человека во главе со старшим механиком. Зато здесь были самые разнообразные инструменты, способные резать, шлифовать, поворачивать, формовать, фрезеровать и штамповать.

В мастерской постоянно шла работа, связанная с обслуживанием спуска батискафа. Директор проекта, Остин поддерживал тесную профессиональную связь со старшим механиком, коренастым, похожим на тролля мужчиной по имени Хэнк, который обычно встречал его заказы словами: «Недурно для правительственной работы».

Хэнк, должно быть, уже слышал, что произошло с Б?3, потому что встретил Остина с серьезным лицом.

– Чем могу помочь, Курт?

Остин развернул схему Б?3 и расстелил ее на столе. Показал на шарнир в форме подковы, которым трос присоединялся к батисфере.

– Мне нужно подхватить батисферу вот здесь. – Остин нарисовал на тросе крюк и показал Хэнку. – Можете сделать меньше чем за час?

– Сорок пять минут самое большое, – ответил Хэнк. – Я сращу трос с крюком. Но, честно говоря, сомневаюсь, что он выдержит все полмили подъема на поверхность.

– Мне нужны только первые пять или десять футов, – сказал Остин. – Как только Б?3 освободится от ила, он сможет включить систему всплытия.

– Подцепить крюком шарнир на такой глубине будет трудно, – сказал Гэннон. – Расстояние между шарниром и верхом батисферы – всего несколько дюймов. – Он поднял большой и указательный пальцы. – Все равно что пытаться подхватить с вертолета такую вот штукенцию на высоте в полмили. По?моему, это почти невозможно.

– Не согласен, – запротестовал Остин. – Это абсолютно невозможно. Поэтому я и не собираюсь делать это с поверхности.

– Но как тогда… – На лице капитана появилось задумчивое выражение. – «Бабблз»?

– А почему бы и нет? Он прошел испытания на глубине пять тысяч футов.

– Но…

– Поговорим об этом в станции управления, – сказал Остин.

Подвижная станция управления, длиной двадцать футов, выполненная в форме нормобарического скафандра, стояла рядом с судовым гаражом, где хранились погружаемые аппараты и прочее глубоководное «железо». В нем была консоль, отделенная от управления погружаемыми аппаратами, и мастерская, где хранился «Бабблз».

Остин и Гэннон стояли перед макетом человеческой фигуры с раздутыми конечностями, напоминающим мишленовского человечка. Прозрачный купол, венчавший конструкцию, походил на пузырь из жвачки.

Технически «Бабблз» назывался «скафандром, оснащенным системой для проведения водолазных работ с подачей воздуха с поверхности», но его считали антропоморфной подводной лодкой. С помощью этого аппарата можно было погружаться на большие глубины, не беспокоясь о смертоносном давлении и не нуждаясь в декомпенсации. Громоздкая система жизнеобеспечения, расположенная на спине алюминиевого корпуса, обеспечивала потребности пилота в течение шести?восьми часов, а в случае необходимости даже дольше.

Экспериментальный скафандр «Бабблз» был собственностью военно?морского флота США. Его предшественник, скафандр «Хардсьют?2000», был разработан для операций по спасению экипажей подводных лодок. Исследовательское судно просто перевозило его и после погружения Б?3 должно было передать военному кораблю возле Бермуд.

Гэннон стоял подбоченясь и энергично качал головой.

– Я не могу разрешить это, Курт, – говорил капитан. – «Бабблз» – прототип. Он еще не испытан в полевых условиях. Насколько я знаю, в последний раз его испытывали на глубине две с половиной тысячи футов.

– Джо подтвердит, что любой инженер, достойный своего звания, закладывает в свои разработки многократный запас прочности, – сказал Остин. – «Хардсьют?2000» на контрольных испытаниях погружался на три тысячи футов.

– Это были контрольные испытания, а не оперативные погружения. И это факт.

Остин посмотрел на капитана своими бледно?голубыми глазами.

– Факт и то, что Джо с Кейном замерзнут насмерть или задохнутся от недостатка воздуха, если мы что?нибудь не предпримем.

– Черт побери, Курт, я это знаю! Но не хочу других напрасных смертей.

Остин понял, что давит слишком сильно, и пошел на попятную.

– Я тоже, – сказал он. – Поэтому вот что я предлагаю. Вы готовите «Бабблз» к погружению, а я запрошу мнение флота о пределах безопасного погружения и буду их придерживаться.

Гэннон давно знал, что Остина остановить невозможно, как нельзя остановить восточный ветер.

– Какого дьявола! – воскликнул капитан с кривой усмешкой. – Подготовлю «Бабблз».

Остин одобрительно поднял большой палец и пошел на мостик. Спутниковый телефон соединил его с департаментом по вопросам подводного флота в Калифорнии. Он с растущим нетерпением ждал, пока его отсылали от одной инстанции к другой; он поговорил с несколькими людьми и наконец добрался до офицера из отдела систем жизнеобеспечения спускаемых аппаратов. Остин быстро изложил просьбу.

Офицер присвистнул.

– Сочувствую вашим трудностям, сэр, но не могу разрешить вам использовать «Хардсьют». Разрешение должно исходить сверху. Я соединю вас.

– С флотскими шишками я разберусь, – едва скрывая раздражение, ответил Остин. – Я только хочу знать, может ли новый «Хардсьют» погрузиться на полмили.

– Это как раз и должны определить испытания, – сказал офицер. – Слабыми местами системы подачи воздуха всегда были соединения. При новой конструкции сочленений теоретически можно погружаться и глубже, тысяч до пяти футов. Но если есть хоть малейшее слабое место, грандиозный провал обеспечен.

Остин поблагодарил офицера и сказал, что получит разрешение у его начальников, но не уточнил, когда. Он надеялся, что к тому времени, как флотская бюрократическая машина начнет действовать, он будет уже недосягаем.

Все время, пока он говорил с офицером, его, как голодный комар, преследовала некая назойливая мысль. Вернувшись в центр управления, он увидел женщину, пилотировавшую ДУА; она все еще сидела на своем рабочем месте. Остин попросил ее прокрутить последние шестьдесят секунд видеозаписи. Она щелкнула мышкой, и на экране появилось морское дно в полумиле под ними. Остин снова увидел ДУА, паривший как птица над колышущейся растительностью, покрывающей дно. Камера вскоре показала кольцо ила, созданное ударом батисферы о дно, а потом и купол самой батисферы, торчащий из кратера.

– Остановите изображение, – потребовал Остин. Он показал на темное пятно в левом верхнем углу экрана. – Теперь перематывайте. Медленно.

Тень ушла с экрана.

Оператор ДУА смотрела на экран, прикусив нижнюю губу.

– Не помню, чтобы я это видела.

– Проглядеть было легко, – сказал Остин. – Мы все сосредоточились на поисках батисферы.

Женщина откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди и напряженно уставилась на продолговатую тень, едва заметную у границы освещенного прожектором пространства.

– Возможно, рыба или кит, – сказала она, – но что?то с ней не так.

Остин попросил увеличить изображение. Картинка распалась, словно взорванная, но Остин успел заметить в тени смутное подобие осьминога. Он попросил распечатать это изображение и прокрутить последнюю звуковую передачу с батисферы.

Оператор сделала распечатку, потом уменьшила изображение и перевела его в верхний правый угол экрана, на котором теперь было лицо Кейна. Тот взволнованно описывал светящихся рыб, плавающих вокруг батисферы, но вдруг замолчал и прижался лицом к иллюминатору.

«А это что?» – спросил Кейн.

Активируемая голосом камера повернулась к Завале.

«Увидели русалку, док?»

Снова Кейн.

«Не знаю, что я увидел, но оно было огромное».

Остин схватил распечатку и направился на нос. Двойные двери гаража были широко раскрыты, «Хардсьют» подкатили под кран, который должен был поднять его на палубу.

Остин показал Гэннону распечатку с ДУА.

– Этот объект крутился возле батисферы, когда трос был перерезан.

Капитан покачал головой.

– Но что это?

– Не знаю, – ответил Остин. Он посмотрел на часы. – Но знаю, что на Б?3 скоро кончатся воздух и энергия.

– Мы будем готовы через несколько минут, – сказал капитан. – Вы связались с флотом?

– Флотский инженер сказал, что теоретически «Бабблз» может погружаться на пять тысяч футов.

– Ого! – протянул капитан. – Получили разрешение на использование аппарата?

– Этим я займусь позже, – ответил Остин с быстрой улыбкой.

– Зачем я только спросил? – удивился капитан. – Надеюсь, вы понимаете, что делаете меня соучастником похищения собственности флота.

– Не все так мрачно. В федеральной тюрьме мы сможем попроситься в одну камеру. Как у нас дела?

Гэннон повернулся к стоявшему рядом старшему механику.

– Хэнк и его экипаж провернули черт знает какую работу! – сказал капитан.

Остин осмотрел работу механиков и хлопнул Хэнка по спине.

– Неплохо для правительственной работы, – сказал он.

Перерезанный трос батисферы был пропущен через крюк, загнут назад, чтобы получился классический узел?огон,[12] и десятки раз обмотан тонкой стальной проволокой. Остин поблагодарил механиков за хорошую работу и попросил прикрепить крюк к корпусу аппарата.

Пока механики выполняли его просьбу, Остин спустился в каюту и сменил шорты и футболку на термобелье, шерстяной свитер и шерстяные носки. Он натянул и застегнул судовой комбинезон и спрятал свою густую гриву под шерстяной шапочкой. Хотя «Хардсьют» был снабжен системой обогрева, температура на глубине могла упасть до сорока градусов.[13]

Вернувшись на палубу, Остин быстро объяснил план спасения. Молясь про себя богам слепой удачи, чтобы они одобрили эту авантюру, он поднялся по стремянке и втиснул мускулистое тело в нижнюю половину «Хардсьюта», разъятого по талии на две части. Когда надели верхнюю половину, Остин проверил электричество, связь и подачу воздуха. И отдал приказ к спуску.

Раму вместе со «Хардсьютом» подняли с палубы и опустили в воду. На глубине в тридцать футов Остин приказал остановиться и снова проверил системы. Все было в порядке, но Остина отрезвила мысль о том, что рекордное флотское погружение на две тысячи футов было проведено в результате нескольких лет планирования и работы большой группы специалистов. Вовсе не похожее на безумное путешествие на дно, которое он собирается предпринять.

Электронные часы в шлеме подсказали ему, что воздуха в батисфере осталось меньше чем на час. Он протянул руку – рука скафандра оканчивалась зажимом – и отцепил крюк от рамы. Предварительно убедившись, что крюк прочно зажат в «руке», он приказал опустить его на дно.

Лебедки, опускавшие крюк и скафандр, работая совместно, погрузили Остина на глубину. Быстрый спуск породил пузыри, закрывшие обзор. Часы отсчитывали уходящее время, а Остин сосредоточился на глубиномере.

Миновав отметку «две тысячи футов», Остин понял, что погружается в неведомые глубины, но его внимания требовало и многое другое, и он не стал анализировать, насколько вышел за пределы допустимого. На глубине 2800 футов никаких проблем по?прежнему не возникло; тут он почувствовал, что скорость спуска изменилась.

В динамике послышался голос Гэннона.

– Мы замедляем спуск, чтобы вы не пробили дыру в дне, Курт.

– Одобряю. Остановитесь на трех тысячах.

Вскоре лебедка остановилась.

Облако пузырей, окружавшее купол вокруг его головы, разошлось. Остин включил фонари, которые при спуске были выключены. Бледно?желтые лучи прорезали тьму, до того лишенную цвета, что любая попытка описать это потерпела бы неудачу.

Все системы работали, сочленения не пропускали воду. Остин попросил продолжить спуск и вскоре повис в пятидесяти футах над дном.

– Отныне вы сами по себе, – сказал капитан. – По мере ваших передвижений мы будем стравливать кабель.

За границами светового пятна, создаваемого прожекторами, светились целые скопления и отдельные точки; у лицевой пластины шлема проплыла необычная фосфоресцирующая рыба.

Остин надавил левой ногой; два вертикальных движителя заработали, приподняв его на ярд. Затем правой ногой он активировал горизонтальные движители и продвинулся на несколько футов вперед.

Остин попробовал пошевелить руками и ногами и обнаружил, что, несмотря на чудовищное внешнее давление, хорошо смазанные сочленения скафандра позволяют легко совершать разнообразные движения.

Он включил камеру и направил ее на рыбу?удильщика, привлеченную светом.

– Получаем картинку, – сообщил капитан. – Разрешение хорошее.

– Посмотрю, смогу ли найти что?нибудь для семейного альбома. Продолжаю движение.

Искусно манипулируя движителями, Остин повел «Хардсьют» горизонтально, слегка наклонившись вперед; кабель тянулся за ним.

Семисотфунтовый спускаемый аппарат утратил неуклюжесть и двигался под водой как на крыльях. Остин сосредоточился на маленьком экране сонара, который светился золотистым цветом, как спелая пшеница. Охватывая по пятьдесят футов с каждой стороны, экран показывал полосу шириной сто футов. Исследуя дно, считывая данные, машина регулировала свое положение, направление движения, скорость и глубину.

Справа и ниже на экране появился темный объект, примерно в двадцати пяти футах.

Остин заставил «Хардсьют» резко повернуть вправо и спускался, пока в свете прожектора не появилась блестящая пластико?металлическая поверхность ДУА.

ДУА лежал на спине, как мертвый жук.

Гэннон тоже увидел его.

– Спасибо за то, что нашли ДУА, – послышался в коммуникаторе его голос.

– Не за что, – ответил Остин. – Б?3 должна быть рядом.

Он увеличил дальность поиска до ста футов и медленно повернулся. Сонар засек поблизости другой объект. Чрезмерно увеличив скорость, Остин проскочил мимо батисферы и вынужден был, резко повернув, медленно вернуться.

Он повис в двадцати футах над Б?3. Температура внутри «Хардсьюта» упала, но на лбу Остина выступил пот. Он понял, насколько трудна его задача в этой враждебной среде: любая ошибка, допущенная в спешке, может стать гибельной. Он глубоко вдохнул, включил вертикальные движители и начал спускаться к погруженной в ил батисфере.

 

Глава 10

 

Б?3 быстро превращалась в шарообразный холодильник: ее система обогрева вела безнадежную борьбу с холодом глубоководья. Джо Завала и Макс Кейн закутались в одеяла, как индейцы навахо, и сели спиной друг к другу, чтобы сберечь тепло. Занемевшие губы больше не могли говорить, легкие с трудом извлекали кислород из все более разреженного воздуха.

Завала боялся мгновения, когда электричество полностью откажет. У батисферы был запасной резервуар, но механик сомневался, стоит ли продлевать мучения. В то же время он упрямо подавлял стремление сдаться и заполнял сознание видами гор вокруг Санта?Фе. Закрыв глаза, он представлял себе, что отдыхает после зимней прогулки, а вовсе не сидит в полом стальном шаре на дне холодного моря.

Блям!

Что?то ударилось о батисферу. Завала прижался головой к стене, не обращая внимания на холод, просачивающийся сквозь металлическую оболочку. Он услышал скрежет, потом вновь лязгающий удар и еще.

Азбука Морзе. «К», понял он.

После мучительной паузы последовало «о».

«Курт Остин».

Кейн сидел сгорбившись, опустив голову и обхватив колени. Оторвав подбородок от груди, он слезящимися глазами, плывущим взглядом посмотрел на Завалу.

– Чт… этто?

Он говорил невнятно от холода и недостатка кислорода.

На потрескавшихся губах Завалы появился призрак улыбки.

– Прибыла кавалерия.

 

* * *

 

Остин скорчился на батисфере, как паук, выстукивая клешнями?манипуляторами буквы. Размеры и форма глубоководного водолазного костюма делали его восприимчивым к течениям, и придонные потоки грозили сбить его с насеста. Он подцепил крюком шар, сам держась «клешней» за трос, чтобы не уплыть, и манипулировал движителями скафандра, добиваясь, чтобы они были направлены вниз, в ил.

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] Устаревшее название жидкого жира, добываемого из сала морских млекопитающих (китов, моржей, тюленей, белух) и некоторых рыб. – Здесь и далее примеч. пер.

 

[2] Приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.

 

[3] Поперечная балка, соединяющая борта корабля и служащая основанием палубы.

 

[4] Американский кинофильм режиссера Джона Мактирнана, вышедший на экраны в 1990 году.

 

[5] Тяжелый острый респираторный синдром, также атипичная пневмония. Острое заболевание дыхательных путей, отличается тяжелым течением и высокой летальностью.

 

[6] В Соединенных Штатах пассажиров из больших аэропортов развозят специальные лимузины.

 

[7] Название океанографической лаборатории на Восточном побережье Флориды.

 

[8] Американская компания и торговая марка известного аэрозольного препарата. Главный ингредиент продукта – минеральное масло, которое, оставаясь на любой поверхности, обеспечивает смазку и долговременную защиту от влаги.

 

[9] Туалет (исп.).

 

[10] «Скорость и ярость» – название скандальной операции спецслужб США.

 

[11] Техническое устройство, преобразующе энергию двигателя в полезную работу по перемещению транспортного средства.

 

[12] Способ образования постоянной петли на тросе путем переплетения его прядей.

 

[13] По Фаренгейту; 4,44 градуса по Цельсию.