Серафина застонала.

— И ты за этим пришла? Немного рановато для лекции о политике.

— Заниматься политикой никогда не рано, — отрезала Изабелла. — Взять верх над опафагами удалось только после того, как их окружили аква геррьери, миромарские солдаты. Помогла сила, а не дипломатия. Запомни это, Серафина. Никогда не садись за стол переговоров с каннибалами, если не хочешь оказаться в их меню.

— Постараюсь об этом не забыть, мама, — вздохнула Серафина, закатывая глаза.

Она села в кровати — ложем ей служила огромная раковина морского гребешка цвета слоновой кости — и потянулась. Одна половина кровати, на которой спала Серафина, была густо выстелена пухлыми розовыми актиниями. Другая половина, служившая балдахином, покоилась на концах четырех длинных конусовидных раковин. Края раковины-балдахина покрывали затейливая резьба и инкрустации из морского стекла и янтаря. Пышно разросшиеся водоросли — полог кровати — свисали до самого пола; между ними сновали туда-сюда маленькие оранжевые бычки и нарядные, в синюю полоску, рыбы-лиры.

Мясистые щупальца актиний попытались удержать Серафину, когда та встала. Юная русалка натянула белое платье из морского шелка, отделанное золотой нитью и украшенное нашитыми кусочками перламутра и мелким жемчугом. Ее яркая чешуя, поблескивавшая, как новенькие медные монетки, мерцала в подводном свете. Чешуя покрывала хвост и туловище русалки, гармонируя с более темной медью ее волос. Этот цвет достался ей от отца, Бастиана, принца — супруга королевы Изабеллы, отпрыска благородного дома Каден из Мраморного моря. Из хвоста принцессы росли мягкие сильные плавники цвета розового коралла, покрытые зелеными прожилками. У Серафины было гибкое тело, грациозные движения быстрого глубоководного пловца и кожа оливкового оттенка. Лицо ее, обычно так и светившееся красотой и здоровьем, сегодня казалось изнуренным, а под глазами залегли темные круги.

— В чем дело? — спросила Изабелла, заметив бледность дочери. — Ты белая, как брюхо акулы. Не заболела ли?

— Плохо спала. Мне приснился страшный сон, — ответила Серафина, застегивая пояс. — Я видела клетку, в которой сидело что-то жуткое. Какое-то чудовище. Оно хотело выбраться наружу, а я должна была его остановить и не знала, как это сделать.

Теперь, когда она об этом заговорила, ужасающие образы снова встали перед ней как наяву.

— Ночные кошмары, только и всего. Страшные сны — следствие расшатанных нервов, — снисходительно заметила мать.

— Еще там были йеле, речные ведьмы. Они хотели, чтобы я приплыла к ним, — продолжала Серафина. — Ты когда-то рассказывала мне всякие истории про йеле. И говорила, что они — самые могущественные из нашего племени, а уж если они призывают кого-то из нас к себе — нужно спешить к ним. Помнишь?

Изабелла — редкий случай — улыбнулась.

— Я-то помню, удивительно, что ты не забыла. Я рассказывала тебе эти сказки, когда ты была совсем крошкой, чтобы попугать тебя и заставить слушаться. Кажется, я пригрозила, что если ты не будешь сидеть тихонько, как благовоспитанная принцесса дома Мерровингов, тебя призовут йеле и надерут тебе уши. Все это просто вздор и глупая болтовня.

Серафина знала, что йеле всего лишь детская страшилка, однако во сне они казались очень даже настоящими.

— Все равно я их видела, они были прямо передо мной. Так близко, что я могла бы протянуть руку и дотронуться до них, — сказала она и тут же покачала головой (что за глупости она болтает!). — Ну конечно же, они ненастоящие. А у меня сегодня полным-полно дел, верно?

— Точнее не скажешь. Твое заклинание готово? — спросила Изабелла.

— Так вот зачем ты пришла, — усмехнулась Серафина. — Не для того, чтобы пожелать мне удачи, поболтать о прическах, наследном принце или о чем там нормальные матери обычно разговаривают с дочерьми. Ты пришла убедиться, что я не перепутаю слова заклинания.

Изабелла сурово смерила дочь горящим взглядом синих глаз.

— Благие пожелания тут неуместны, как и разговоры о прическах. Что сейчас действительно важно, так это заклинание. Оно должно быть безупречным, Серафина.

«Оно должно быть безупречным». Серафина вкладывала столько сил во все, чем занималась — в учебу, творение заклинаний, верховую езду… Вот только каких бы высот она ни достигала, оправдать ожидания матери не получалось.

— Думаю, не стоит напоминать, чего ждут дворы Миромары и Матали, — проговорила Изабелла. — Ты не можешь себе позволить ни одного неверного движения плавника. И ты себе такого не позволишь, если только не дашь волю нервам. Нервы — это твои враги. Обуздай их, или они возьмут верх над тобой. Помни, это не сражение, не безвыходная ситуация в Парламенте. Это всего лишь докими.

— Точно, мама. Всего лишь докими, — кивнула Серафина, ее плавники задрожали. — Всего лишь церемония, на которой Алитея объявит меня кровной наследницей или убьет. Всего лишь церемония, во время которой мне придется сотворить заклинание на одном уровне с волшебницей. Всего лишь церемония, на которой я должна буду принести обет верности своему жениху и поклясться, что однажды подарю королевству наследницу. Зачем волноваться из-за таких пустяков? Совершенно незачем.

Повисло неловкое молчание. Первой заговорила Изабелла:

— Как-то раз у меня тоже едва не случился нервный срыв. Это произошло, когда мои главные министры все как один выступили против одной очень важной торговой инициативы и…

— Мама, неужели ты не можешь хоть раз побыть просто моей мамой и забыть, что ты королева? — сердито перебила ее Серафина.

Изабелла грустно улыбнулась.

— Нет, Серафина, не могу.

В ее обычно бодром голосе прозвучали горькие нотки.

— Что-то случилось? — встревоженно спросила Серафина. — В чем дело? Маталийцы добрались благополучно?

Она знала, что в пустынных водах на путников частенько охотились объявленные вне закона банды. Самые ужасные из них, Хищники, славились тем, что отбирали у своих жертв все подряд: деньги, украшения, оружие, даже гиппокампов, на которых передвигались путешественники.

— У маталийцев все просто прекрасно, — сказала Изабелла. — Они прибыли прошлой ночью. Тавия их видела. Говорит, они чувствуют себя прекрасно, только утомились с дороги, и неудивительно: от Индийского океана до Адриатического моря путь неблизкий.

Серафина вздохнула с облегчением. Помимо наследного принца и его родителей — императора и императрицы — вместе с маталийской делегацией приезжала кузина наследного принца, Нила. Принцесса изнывала от желания поскорее увидеть Нилу, свою лучшую подругу. Серафина проводила дни напролет в обществе множества придворных и все же была страшно одинока. Будучи окружена фрейлинами и слугами, она не могла расслабиться ни на минуту, ведь приходилось «держать лицо». Только с Нилой принцесса могла быть самой собой.

— Дезидерио выехал им навстречу? — спросила она.

Изабелла помедлила, словно колеблясь, и ответила:

— Вообще-то, их встречал твой отец.

— Почему? Разве вы не решили отправить Дезидерио? — удивилась Серафина. Брат с таким нетерпением ждал возможности встретить маталийцев, ведь они с Махди старые друзья.

— Дезидерио отправился к западным границам. Он возглавляет четыре полка аква геррьери, — отрезала Изабелла.

— Что? — ахнула ошеломленная Серафина. Ей стало страшно за брата. — Когда?

— Он отбыл сегодня ночью, по приказу твоего дяди.

Валерио, брат Изабеллы и главнокомандующий Миромары, в государстве был вторым человеком после королевы.

— Зачем? — Серафина встревожилась не на шутку. Один полк — это три тысячи геррьери. Раз дядя отправил столько солдат, выходит, на западных границах стряслось что-то серьезное.

— Мы получили весть о новом набеге, — сказала Изабелла. — Напали на Аква Беллу — деревню у побережья Сардинии.

— Скольких забрали? — спросила Серафина, боясь услышать ответ.

— Больше двух тысяч.

Изабелла отвернулась, но Серафина успела заметить в глазах матери слезы.

Набеги начались год назад, и с тех пор нападению подверглось уже шесть миромарских деревень. Никто не знал, почему пропадают жители, куда их забирают и кто стоит за похищениями. Жители просто исчезали.

— В этот раз остались свидетели? — спросила Серафина. — Бы знаете, чьих это рук дело?

Изабелла обернулась, ее лицо вновь стало невозмутимым.

— Не знаем, но мне бы очень хотелось это знать. Твой брат считает, что за всем этим стоят терраходы.

— Люди? Быть того не может. Нас защищают от них заклинания. У нас есть эта защита с тех пор, как четыре тысячи лет назад были созданы русалки. Люди не могут нас тронуть, никогда не могли, — возразила Серафина.

Одна мысль о том, что было бы, если бы люди сумели обойти защитные заклинания, заставила принцессу содрогнуться. Русалок выловили бы из океанов тысячами отвратительных сетей, заточили бы в маленьких аквариумах на потеху терраходам; их истребили бы, как поголовье тунца или трески. Ни на земле, ни в воде нет существ ужаснее вероломных терраходов. Даже злобные опафаги берут лишь то, что могут съесть, а терраходы забирают все.

— Не думаю, что это сделали люди, — покачала головой Изабелла. — Я так и сказала твоему брату, но в водах неподалеку от Аква Беллы заметили большой траулер, и Дезидерио посчитал, что его появление связано с набегом. Твой дядя полагает, что за набегами стоит Ондалина и что их следующий шаг — нападение на Лазурию. Поэтому он послал к нашей западной границе войска в качестве демонстрации силы.

Отрезвляющие новости. Ондалина, королевство арктических русалок, давно враждовало с Миромарой. Сто лет назад Ондалина вела против Миромары войну, в которой проиграла и была вынуждена принять условия мира.

— Как ты знаешь, три месяца назад ондалинцы нарушили Соглашение об обмене, — сказала Изабелла. — Твой дядя полагает, что адмирал Колфинн пошел на это в надежде сорвать твою помолвку с наследным принцем Матали, а взамен хотел предложить маталийцам собственную дочь Астрид. Союз с Матали для них так же важен, как и для нас.

Удивленная и взволнованная Серафина слушала о коварном плане ондалинцев: ей было очень лестно, что мать обсуждает с ней такие важные вопросы.

— Возможно, нам стоит отложить докими, — предложила она. — Вместо этого ты могла бы собрать Совет шести вод, чтобы предостеречь всех об Ондалине. Император Байлаал уже здесь. Осталось только вызвать главу Атлантики, старейшего из Цинь и королеву Пресноводья.

Озабоченное выражение на лице Изабеллы сменилось раздражением, и Серафина поняла, что ляпнула глупость.

— Нельзя откладывать докими, от него зависит стабильность нашего королевства. Стоит полная луна, приливы высоки, все приготовления закончены. Отсрочка сыграет на руку Колфинну.

Серафине отчаянно хотелось увидеть в глазах матери одобрение, поэтому она предприняла вторую попытку.

— Может, стоит послать на западную границу еще один полк? Сегодня ночью я слушала одну каури… — Она стала быстро перебирать сложенные на полу раковины. — Вот она — «Трактаты об обороне». Тут говорится, что иногда достаточно только демонстрации силы, чтобы напугать врага и…

— Нельзя научиться управлять государством, прослушав несколько каури! — оборвала ее Изабелла.

— Но, мама, на Пустошах демонстрация силы помогла против опафагов. Ты сама так сказала пять минут назад!

— Да, сказала, но тогда была совершенно другая ситуация. В то время Лазурии не угрожали набеги, поэтому Мерроу могла позволить себе отвести войска от города и отправить их на Пустоши. Надеюсь, тебе известно, Серафина, что гарнизонные войска нашей столицы насчитывают шесть полков, четыре из которых мы уже отправили вместе с Дезидерио к западной границе. Если отправить еще один, в городе останется последний полк.

— Да, но…

— А если те, кто совершал набеги на наши деревни, нападут на Лазурию? Как мы сможем защитить себя и маталийцев, располагая одним-единственным полком?

— Но у нас же есть личная охрана, янычары, — тихо пролепетала Серафина. Похоже, сегодня ей не суждено произвести впечатление на мать.

Изабелла взмахнула рукой, как бы отметая неудачное предложение.

— Еще тысяча солдат, но и только. Этого количества недостаточно для эффективной защиты. Думай же, Серафина, думай. Править — это все равно что играть в шахматы. Опасность может прийти с любой стороны: и от пешки, и от королевы. Ты должна видеть всю доску, а не ее часть. Всего через несколько часов тебя провозгласят наследницей трона Миромары. Ты должна научиться думать!

— Я думаю! Во имя всех богов, мама! Почему ты всегда так жестока со мной? — закричала Серафина.

— Потому что твои враги будут в тысячу раз жестче! — рявкнула Изабелла.

Повисло еще одно мучительное молчание. Наконец тишину нарушил энергичный стук в дверь.

— Войдите! — отрывисто сказала Изабелла.

Двери комнаты распахнулись, и внутрь вплыл один из пажей Валерио. Он поклонился обеим русалкам и обратился к Изабелле:

— Милорд Валерио послал меня, чтобы пригласить вас в зал для приемов, Ваше Величество.

— Зачем?

— Поступили доклады о новом набеге.

Изабелла сжала кулаки.

— Скажи милорду, что я буду там через минуту.

Паж поклонился и выплыл из комнаты.

— Я пойду с тобой… — начала было Серафина.

Изабелла покачала головой и сухо сказала:

— Готовься к сегодняшнему вечеру. Все должно пройти хорошо. Нам жизненно важно заключить союз с Матали, важно как никогда.

— Мама, пожалуйста…

Слишком поздно: Изабелла уже выплыла из спальни дочери.

Серафина осталась одна.

Глава 2

Когда двери за Изабеллой закрылись, у Серафины слезы навернулись на глаза, но она превозмогла себя.

Едва ли не каждый разговор с матерью заканчивался неловким молчанием или резкими словами. Юная русалка уже привыкла к этому, но ей все равно было очень горько.

Одно тонкое щупальце погладило Серафину по плечу, другое обвилось вокруг шеи, третье оплело руку. Сильвестр очень тонко улавливал перемены в настроении хозяйки; вот и сейчас он сделался синим от беспокойства. Принцесса потерлась щекой о голову своего любимца и проговорила:

— Я так нервничаю из-за докими, Сильвестр. Моя мать не желает об этом слышать, но, может, хотя бы Нила меня выслушает? Мне нужно с кем-то поговорить. Вдруг Алитея оторвет мне голову? Вдруг я перепутаю слова заклинания? Вдруг Махди не…

Серафина не смогла озвучить эту мысль до конца. Она пугала ее даже больше, чем предстоящее суровое испытание.

— Серафина! Дитя, где ты? Твой парикмахер уже здесь! — раздался голос из вестибюля.

Это была няня Тавия. Потревоженный ее голосом, Сильвестр опрометью метнулся прочь. Бремени на треволнения не оставалось, Серафине пора — ее ждут Тавия, волшебница и весь двор.

— Уже плыву! — отозвалась принцесса.

Она направилась было к дверям, потом остановилась. Как только она их откроет, то перестанет быть Серафиной и превратится в «Вашу Милость», «Ваше Высочество» и «светлейшую принцессу». Перестанет принадлежать себе и будет принадлежать им.

Серафина ненавидела царившую при дворе накаленную атмосферу. Ненавидела перешептывания, взгляды, раболепные улыбочки. В присутствии двора она обязана вести себя соответственно. Всегда плыть грациозно, никогда не повышать голос. Улыбаться, кивать и болтать о приливах, хотя она с куда большим удовольствием покаталась бы на Клио или отправилась исследовать развалины реджии, древнего дворца Мерроу. Над Серафиной постоянно довлела необходимость быть идеальной, этого от нее ждали, и если она не оправдывала ожиданий, на нее обрушивались насмешливые взгляды и колкие замечания. Как же она все это ненавидела.

— Две минуты, — прошептала принцесса.

Взмахнув хвостом, она метнулась в другой конец комнаты. Распахнула стеклянные двери и выплыла на балкон, спугнув двух прикорнувших на перилах рыбок-жаб. С балкона открывался вид на раскинувшийся внизу величественный город.

Лазурия, первое поселение русалок, за много столетий разрослась, превратившись в центр русалочьей культуры. Древний и прекрасный город был построен из голубого кварца, который добывали глубоко под морским дном. В это время дня солнечные лучи проникали сквозь Хвост дьявола — дрейфующие заросли колючек, защищающие город — и заливали крыши домов, заставляя их искриться.

Первоначально королевский дворец построили в центре Лазурии, но несколько столетий назад его крыша обрушилась. Тогда на вершине подводной горы возвели новый — пышное сооружение из кораллов, кварца и перламутровых раковин, — в нем жила королевская семья и придворные. А развалины старой реджии сохранили нетронутыми как напоминание о прошлом.

Серафина оглядела извилистые улицы Лазурии, потом ее взгляд задержался на шпилях Коледжио — там работали облаченные в черные хламиды профессора и находился огромный Острокон, — затем проследовал к Золотому Фатому, району, в котором располагались высокие жилые дома, модные рестораны и дорогие магазины. Потом принцесса посмотрела вдаль, за городскую стену, туда, где стоял Колизей, над которым реяли королевские флаги: Миромары — ветка красного коралла на белом поле — и Матали — стоящий на задних лапах дракон, сжимающий в передних серебристо-синее яйцо. Колизей… Всего через несколько часов Серафина вплывет туда, чтобы пройти свое докими на глазах у всего двора, членов королевской семьи Матали, русалок Миромары и…

…и Махди.

В последний раз она видела принца два года назад. Серафина закрыла глаза и представила его лицо: темные глаза, застенчивая улыбка и серьезный взгляд. Когда они станут старше, то поженятся, а сегодня вечером состоится их помолвка. Дурацкий обычай, но Серафина радовалась тому, что это будет именно Махди. Она все еще слышала его последние слова, сказанные перед возвращением в Матали:

«Это мой выбор, — прошептал он тогда, беря ее за руку. — Мой, а не их».

Серафина открыла глаза. В их зеленой глубине клубилась тревога. Когда принц только вернулся домой, он посылал ей личные послания-каури с доверенным посыльным. Получив раковины, она тут же мчалась в свою комнату и там прикладывала каури к уху, жадно слушая его голос. Но прошел год, и тон заключенных в каури посланий резко переменился: из личных они сделались официальными, а голос Махди звучал натянуто и формально.

Примерно в это же время до Серафины начали доходить кое-какие слухи. Маталийский принц полюбил вечеринки, говорили одни. Он часами гоняет по волнам с косяками рыб, утверждали другие. Связался с дурной компанией. Тратит целые состояния, делая ставки в макрельболе — игре, очень похожей на человеческое поло. Серафина не хотела верить сплетням, но вдруг все это правда? Что, если Махди действительно изменился?

— Серафина, ты должна выйти немедленно! Таласса пожалует в любую минуту, ты же знаешь, как она не любит, когда ее заставляют ждать! — прокричала Тавия.

— Уже иду, Тавия! — отозвалась Серафина, вплывая обратно в комнату.

«Серафина…»

— Святая богиня Нерия, я же сказала, что иду!

«Избранная, дочь Мерроу…»

Серафина замерла на месте. Этот голос принадлежал не Тавии, и исходил он не из-за дверей.

Голос прозвучал у нее за спиной.

— Кто здесь? — выкрикнула принцесса, стремительно оборачиваясь.

«Конец настает, твое время пришло…»

— Джованна, это вы? Донателла?

Никто не ответил, потому что в комнате, кроме русалки, никого не было.

Слева от нее произошло какое-то движение. Серафина повернула голову, ахнула и рассмеялась от облегчения. Это же просто ее зеркало. В котором ходят витрины.

Зеркало было высоким и очень старым. Черви проели дыры в его позолоченной раме, а зеркальная поверхность покрылась темными пятнами. Зеркало спасли во время крушения какого-то корабля терраходов. В нем обитали призраки — витрины — души красивых, тщеславных людей, которые проводили слишком много времени, любуясь своим отражением. Теперь же зеркало их поймало. Тела их давно истлели и сгинули, а вот души продолжали жить, навечно запертые за зеркальной гладью.

В зеркале Серафины жила одна графиня, а еще красивый молодой герцог, три куртизанки, актер и архиепископ. И только что Серафина увидела именно графиню.

Юная русалка легонько постучала по зеркалу. Графиня подобрала свои объемные юбки и подбежала, остановившись в нескольких дюймах от зеркальной глади. Она носила высокий тщательно уложенный белый парик, лицо ее покрывал толстый слой пудры, а губы были накрашены красной помадой. А еще она казалась напуганной.

— Здесь есть кто-то помимо нас, принцесса, — прошептала графиня и оглянулась. — Кто-то чужой.

В ту же секунду Серафина увидела в глубине зеркала какую-то неподвижную темную фигуру. Принцесса как-то слышала, что зеркала — это подводные двери, и их можно открыть, если знать как. Впрочем, только самые могущественные маги способны путешествовать сквозь поверхность зеркала. Серафина не знала никого, кто умел бы проделывать такой фокус. Даже Таласса не умела. Они с графиней смотрели на темную фигуру, а та начала медленно приближаться.

— Это не витрина, — свистящим шепотом сообщила графиня. — Если оно сумело пробраться внутрь, оно сумеет и обратно выбраться. Прочь от зеркала, скорее!

Фигура приблизилась, и Серафина увидела, что это речная русалка с пятнистым коричнево-серым хвостом, одетая в черный плащ из перьев скопы. К вороту плаща крепились ветвистые оленьи рога, возвышавшиеся над затылком незнакомки. У русалки были седые волосы и пронзительный взгляд. Она пела:
Песок утекает, мы чары плетем,
Еще чуть-чуть — и песнь допоем.

Серафина уже слышала этот голос — в ночном кошмаре. Он принадлежал речной ведьме, бабе Враже.

Вопреки предупреждению графини, принцесса не могла пошевелиться. Она словно онемела, ее лицо находилось в нескольких дюймах от зеркала.

Вража поманила Серафину пальцем.

— Идем, дитя, — сказала она.

Серафина медленно, словно в трансе, подняла руку и уже собиралась коснуться зеркала, как вдруг Вража оборвала пение. Старуха обернулась, чтобы посмотреть на что-то невидимое Серафине. Глаза ее наполнились страхом.

— Нет! — выкрикнула она.

Потом согнулась и разлетелась на куски. Там, где только что находилась старая ведьма, извивался клубок угрей, штук сто, не меньше. Потом угри нырнули в зеркальную поверхность.

А еще через несколько секунд в зеркало шагнул терраход, и по поверхности зеркала пошла рябь. Терраход был одет в черный костюм. Очень светлые, почти белые волосы его были коротко острижены. Он стоял чуть в стороне и смотрел на удирающих угрей. Последний оказался медленнее остальных. Человек выбросил вперед руку, схватил угря и впился в него зубами. Угорь забился в агонии. По подбородку террахода текла кровь. Он проглотил угря и обратил лицо к поверхности зеркала.

Серафина зажала рот руками. У человека были абсолютно черные глаза. Ни радужек, ни белков — одна чернота.

Терраход шагнул к зеркалу и потянулся к его поверхности. Серафина пронзительно закричала, отпрянула, врезалась в стул и упала на пол. Из зеркала вынырнула рука, потом появилось плечо.

Из зеркала уже высунулась голова террахода, как вдруг за дверью комнаты раздался голос Тавии:

— Серафина! Что случилось? Я вхожу!

Человек бросил полный ненависти взгляд на двери, а в следующую секунду исчез.

— Что стряслось, дитя? Как ты? — вопрошала Тавия.

Серафина, дрожа с головы до хвоста, поднялась с пола.

— Я… я увидела что-то в зеркале. Испугалась и упала.

У Тавии было туловище и ноги голубого краба; она шустро засеменила к зеркалу. Серафина видела, что теперь там никого не было. Исчезла речная ведьма. Пропал терраход в черном. Осталось только отражение ее няни.

— Ох уж эти надоедливые витрины, — покачала головой Тавия. — Видимо, ты уделяла им недостаточно внимания. Они становятся назойливыми, если забываешь с ними играть.

— Нет, дело в другом… Там были…

Тавия обернулась к принцессе:

— Что там было, дитя?

«Жуткая ведьма из кошмара и терраход со странными черными глазами», — чуть было не ляпнула Серафина и тут же поняла, как глупо это прозвучит.

— М-м-м… Какие-то новые витрины. Я никогда их не видела.

— Такое иногда случается. Большинство витрин так и лезут на глаза, но иногда попадаются застенчивые, — успокоила ее Тавия и постучала по зеркалу. — А ну-ка тихо, вы там, не то я снесу это зеркало в гардероб! — Она сняла со спинки стула платок из морского шелка и закрыла им зеркало. — Это их припугнет. Витрины ненавидят гардеробы, ведь там нет никого, кто нахваливал бы их красоту.

Тавия подняла опрокинутый Серафиной стул и попеняла принцессе за то, что та не выходит из комнаты и заставляет двор ждать.

— Твой завтрак уже здесь, да и парикмахер тебя ждет. Ты должна идти, сейчас же!

Серафина в последний раз взглянула на зеркало. С каждой минутой она все больше сомневалась в реальности увиденного. Вража не настоящая. Она одна из йеле, а йеле — это просто сказки. А как же прошедшая сквозь зеркало рука? Это просто игра света, галлюцинация, вызванная усталостью и переживаниями из-за докими. Разве мать не говорила, что нервы — ее враги?

— Серафина, ну сколько мне еще тебя звать? — проворчала Тавия.

Принцесса вскинула голову, проплыла в вестибюль и присоединилась к своему двору.

Глава 3

— Нет, нет, нет! Разве я просила гребни для волос с рубинами, ты, трубчатый червь?! Нужны гребни с изумрудами! Принеси их немедленно! — бушевала парикмахерша. Ее помощница поспешно выплыла из комнаты.

— Простите, но вы глубоко ошибаетесь. Этикет требует, чтобы герцогиня ди Царно вплыла в Колизей перед графиней ди Лазурия, — говорила леди Джованна, кастелянша придворных покоев, обращаясь к леди Оттавии, хранительнице гардероба.

— Эти морские розы только что доставили для принцессы, их отправил принц Бастиан. Куда мне их поставить? — спросила служанка.

В помещении одновременно гудело около десятка голосов. Все говорили на русалочьем, общепринятом языке морского народа.

Серафина пыталась не обращать внимания на шум и повторяла про себя заклинание.

— Столько октавных скачков, — шептала она себе под нос. — Пять высоких «до», трели и арпеджио… Зачем Мерроу понадобилось так все усложнять?

Заклинание для докими сочинили специально, чтобы проверить, насколько хорошо будущая правительница владеет магией. Это высшее заклинание представляло собой особое песнопение. Чтобы суметь сотворить его, русалка должна обладать очень сильным голосом и недюжинными способностями.

Требуются долгие часы практики, чтобы овладеть заклинанием на профессиональном уровне, и Серафина усердно работала, желая достичь совершенства. Владеющие высшими заклинаниями русалки способны управлять светом, ветром, водой и звуком. Самые лучшие маги могут совершенствовать уже существующие заклинания и даже создавать новые.

Большинство сверстниц Серафины умели творить только простые заклинания, помогающие русалкам выжить. Маскировочные заклинания необходимы, чтобы обмануть хищников; эхолокационные заклинания помогают плавать в темноте. Есть заклинания, увеличивающие скорость или создающие темное чернильное облако. Детей русалок в первую очередь обучают практической магии, потому что такие заклинания может творить даже тот, у кого способности к магии минимальные.

Итак, Серафина сделала глубокий вдох и запела. Она пела тихо, так что ее никто не слышал, и разглядывала свое отражение в слюдяной панели. Репетировать в полную силу она не могла (иначе просто разрушит комнату), но использовала те возможности, какие у нее были.

— Алитея? Бы никогда ее не видели? Я видела ее дважды, моя дорогая, и позвольте вам заметить, она просто чудовищна!

Это сказала самая старшая придворная, баронесса Агнета, обращаясь к юной леди Козиме. Они сидели в углу. Седовласая баронесса щеголяла в платье кричащего пурпурного оттенка; Козима же облачилась в голубую тунику, а густые светлые волосы заплела в толстую косу. Серафина запнулась и сбилась, ее нервировала болтовня этой парочки.

«У тебя нет причин для страха, поэтому не бойся ее», — из раза в раз советовала дочери Изабелла. Вот только об Алитее рассказывали такое… Легче сказать, чем сделать.

— Ее создали сами боги. Кузнец Беллогрим выковал ее, а Нерия вдохнула в нее жизнь, — продолжала Агнета. Она говорила громко, так как была глуховата.

— А во время докими нужно целоваться? — полюбопытствовала Козима, наморщив носик.

— Совсем чуть-чуть, в конце. Просто закрываешь глаза, я всегда так делаю, — ответила баронесса и сделала маленький глоток саргассового чая. Горячая жидкость, густая и сладкая, как и большинство русалочьих напитков, надежно держалась в изысканной чайной чашке. Чашку спасли во время какого-то кораблекрушения терраходов, как и весь дворцовый фарфор. — Докими состоит из трех частей, дитя. Два испытания и клятва.

— Почему?

— Почему? Quia Merrow decrevit! Квиа Мерроу декревит! В переводе с латыни это значит…

— «Ибо так постановила Мерроу», — сказала Козима.

— Очень хорошо. Греческое слово «докими» означает «испытание», и так оно и есть. Во время первого испытания — чистоты крови — появляется Алитея, дабы проверить, действительно ли принцесса дочь истинной крови.

— Зачем? — спросила Козима.

— Квиа Мерроу декревит, — ответствовала баронесса. Потом помолчала, поставила чашку на блюдце. — Второе испытание предполагает творение заклинания. Нужно пропеть чертовски сложное заклинание. Сильная правительница должна обладать сильным голосом, ибо, как ты знаешь, магия русалки заключена в ее голосе.

— Почему? — спросила Козима. — Никогда этого не понимала. Почему нельзя просто взмахнуть волшебной палочкой? Так было бы гора-а-аздо проще.

— Потому что богиня Нерия, даровавшая нам магию, знала, что под водой проще управляться с заклинаниями, а не с волшебными палочками. В море повсюду опасно, дитя. Смерть мчится на быстрых плавниках.

— Но почему нам обязательно петь заклинания, баронесса? Почему нельзя просто их произнести?

Баронесса вздохнула.

— И чему вас только в школе учат? Мы поем, потому что пение усиливает магию. Да что там, песня и есть магия! Кантаре . Еще одно латинское слово. Оно означает…

— Глагол «петь».

— Да. Музыка и магия созвучны. Подумай о звуках моря, дитя… песни китов, крики чаек, шепот волн. Они так прекрасны и обладают таким сильным воздействием, что все существа в мире чувствуют в них магию, даже лишенные музыкального слуха терраходы.

Баронесса взяла с тарелки морского ежа, зубами разгрызла раковину, с причмокиванием всосала и продолжила:

— Если — только если — принцесса пройдет оба испытания, она сможет перейти к последней части докими — обетам. Она приносит клятву верности своему жениху, обещает народу выйти замуж за того, кого ей выберут в мужья, и подарить королевству дочь, наследницу по крови, в точности как когда-то ее мать. И ее бабушка. И так далее, до самой Мерроу.

— Но почему, баронесса? — не унималась Козима.

— Благие боги! Опять это «почему»? Квиа Мерроу декревит! Вот почему! — нетерпеливо ответила баронесса.

— А вдруг Серафина не захочет выходить замуж, править Миромарой и дарить королевству наследницу? Вдруг она захочет, ну, не знаю, открыть кафе и продавать пузырьковый чай?

— Не говори ерунды. Разумеется, она хочет править Миромарой. Что за глупости приходят тебе в голову!

Агнета потянулась за следующим морским ежом, Козима нахмурилась, а Серафина горько улыбнулась. Сколько она себя помнила, она постоянно задавала эти вопросы и неизменно получала один ответ: «Квиа Мерроу декревит». Большинство непостижимых заветов Мерроу не имели для Серафины никакого смысла, как и многие другие правила мира взрослых. И все равно правила приходилось соблюдать, не важно, нравились они ей или нет.

«Разумеется, она хочет править Миромарой!» — так сказала баронесса. Вот только, по правде говоря, порой Серафине этого совершенно не хотелось. На несколько мгновений у нее даже возникла мятежная мысль: а что будет, если сегодня вечером она откажется пропеть заклинание и уплывет продавать чай с пузырьками?

Потом Тавия принесла принцессе завтрак, принялась болтать, и все глупые мысли вылетели у Серафины из головы.

— Прошу, моя дорогая, — говорила няня, ставя на столик серебряный поднос. — Водяные яблоки, икра угрей, губки в маринаде… твои любимые. — Она шлепком отогнала зеленое щупальце, недвусмысленно нацелившееся на еду. — Сильвестр, а ну кыш!

— Спасибо, Тавия, — поблагодарила Серафина, не обращая внимания на поднос. Есть не хотелось. Принцесса глубоко вздохнула, сосредоточилась, чтобы еще раз повторить заклинание, однако Тавия еще не закончила.

— Вот еще что… — Нянька прижала синюю клешню к груди. — Сегодня утром личная служанка императрицы Ахади приплыла на кухню, чтобы приготовить чай для своей госпожи. Так получилось, что я знаю, как она любит корсиканских морских червей, и специально проследила, чтобы ей досталось побольше. Съев вторую миску, она рассказала мне, что император в добром здравии, а императрица такая же командирша, как и прежде.

— Вот как? — небрежно откликнулась Серафина. Она знала, что не следует демонстрировать явное внимание к маталийским новостям, и тем паче новостям о наследном принце. Если она покажет, что сильно в нем заинтересована, этот интерес непременно заметят и примутся обсуждать. — А как поживает принцесса Нила? Когда она пожалует в мои покои? Умираю от желания ее увидеть.

— Не знаю, дитя, только служанка императрицы Ахади — та самая, с кухни — рассказала мне еще кое-что… о наследном принце, — заговорщическим шепотом продолжала Тавия.

— Это так мило с ее стороны, правда? — проговорила Серафина. Она знала, что заядлая сплетница Тавия с нетерпением ждет расспросов, поэтому хранила молчание. Она решила схитрить.

Какое-то время Тавия молча страдала, и наконец ее прорвало:

— О, Серафина, неужели тебе не хочется узнать, что еще рассказала служанка? Она сказала, что чешуя у наследного принца глубокого синего оттенка, и он носит серьги, а волосы собирает в хвост, как у гиппокампа!

— Махди носит серьги? — воскликнула Серафина, на мгновение забыв о необходимости демонстрировать равнодушие. — Что за бред. Ты еще скажи, что он красит волосы в розовый цвет и сделал себе пирсинг хвостового плавника. Когда я видела его в последний раз, он был костлявый и бестолковый. Настоящий увалень, совсем как мой брат Дезидерио. У них на уме была только игра в «галеоны и горгон».

— Принцесса! — возмущенно воскликнула Тавия. — Принц Махди — наследник престола Матали, а принц Дезидерио — военачальник нашего государства. Никому из них не понравилось бы именование «увалень»! Я-то думала, ты хотя бы испытаешь облегчение, узнав, что будущий муж вырос в такого красавца!

Серафина пожала плечами.

— Полагаю, так и есть.

— Ты полагаешь?

— Какая разница, красив он или нет? Наследный принц станет моим мужем, даже если похож на морского слизня.

— Да, но влюбиться в красавца проще, чем в морского слизня!

— Любовь тут ни при чем, Тавия, и тебе это известно. Мое замужество — это политическое дело, а не сердечное. Королевские браки заключаются ради укрепления связей между государствами, к взаимной выгоде обеих сторон.

— Прекрасные слова для русалки, которая никогда не влюблялась, — фыркнула Тавия. — Ты дочь своей матери, это уж точно. Долг превыше всего.

Нянька быстро засеменила прочь и принялась распекать горничную.

Серафина улыбнулась, довольная, что заставила Тавию отступить. Если бы она только знала.

Но няня ничего не знает. Серафина надежно хранила свой секрет и не собиралась никому его открывать.

Она опять глубоко вздохнула, снова намереваясь повторить заклинание.

— Коко, перестань докучать баронессе Агнете и примерь свое платье! — прозвучал недовольный голос.

Это Элеттра прервала бесконечные вопросы своей младшей сестры Козимы.

— Платья — это такая скука, — возразила Козима и метнулась прочь.

А потом до Серафины донесся чей-то приглушенный шепот:

— Так вот что ты наденешь на церемонию? Не стоит так явно пытаться затмить принцессу.

Раздался низкий, гортанный смешок, и красивый насмешливый голос произнес:

— Мне и не нужно пытаться. Это же не соревнование. Он будет приносить обет верности лишь потому, что обязан, и все это знают. Ему на все это наплевать. И на нее тоже.

Слова ранили, как зубы акулы. Серафина взяла неверную ноту и сбилась. Она смотрела прямо перед собой, в слюдяную панель. В гладкой поверхности отражались две фрейлины принцессы, Лючия Волнеро и Бьянка ди Ремора. Они находились в дальнем углу комнаты, держали в руках эффектное платье и шептались. Красавицы не знали, что сводчатый потолок комнаты отлично отражает звуки: слова, произнесенные в одном конце комнаты, отчетливо слышны в противоположной ее части. Не знали фрейлины и о том, что отражаются в слюдяных панелях.

Между тем Бьянка продолжала:

— Зато все знают, что ты сама не прочь его заполучить. Лучше тебе отказаться от этой затеи!

— С чего бы? — возразила Лючия. — Дочь герцогини тоже выгодная партия, не находишь? Особенно дочь такой герцогини. Он определенно считает так же.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера мы оказались в одной компании, тайком выбрались из дворца и отправились в Лагуну.

Серафина не поверила своим ушам. Лагуна, воды вокруг человеческого города Венеция, находилась недалеко от Миромары, но русалкам запрещалось там бывать. Это было очень опасное место: похожее на лабиринт, темное и кишащее всякими опасными созданиями. А еще оно кишело людьми — самыми опасными существами в мире.

— Быть того не может! — воскликнула Бьянка.

— Еще как может. Мы устроили настоящие гонки, плавали с косяками рыб всю ночь. Маталийцы, я и еще несколько русалочек. Это было потрясающе, — закончила Лючия.

— А там произошло что-нибудь? Между тобой и принцем?

Лючия гадко усмехнулась.

— Ну, принц знает толк в скоростном плавании. Он умеет так стремительно двигаться и…

Бьянка хихикнула.

— И? И что же?

В комнату вплыли горничные, неся многочисленные платья, и ответ Лючии утонул в их болтовне.

У Серафины горели щеки; она уставилась в пол. В душе у нее бушевали обида и ярость. Ей хотелось бросить Лючии в лицо, что она слышала весь этот мерзкий разговор до последнего слова, но так и не двинулась с места. Она принцесса, не пристало ей опускаться до крика, бить хвостом и терять самообладание. Ну уж нет. Как частенько говаривала ее мать: «Тот, кто собирается приказывать другим, должен прежде научиться управлять собой». Обычно это случалось, когда Серафина жаловалась, что ей придется сидеть рядом со скучным послом на официальном приеме, или когда попадалась за фехтованием в Большом зале вместе с Дезидерио.

Она снова быстро взглянула на Лючию. От нее одни неприятности, почему она, Серафина, вынуждена терпеть здесь эту девицу? Впрочем, ответ известен: Лючия происходит из благородного рода Волнеро, такого же древнего и почти настолько же могущественного, как ее собственный. Из поколения в поколение герцогини Волнеро имели право находиться при дворе, а их дочери обладали привилегией становиться фрейлинами принцессы.

Лючия. Сапфировые глаза, серебристая чешуя хвоста, иссиня-черные волосы, красиво струящиеся по плечам. Серафина подумала, что, обладая такой внешностью, можно брать неверные ноты хоть каждые пять минут, и никто не обратит на это никакого внимания. Впрочем, фальшивит Лючия редко, и у нее потрясающий голос. Говорили даже, будто Волнеро ведут свой род от сирен.

Правда это или нет, Серафина не знала, зато она знала, что когда-то Порция, мать Лючии, очаровала дядю Серафины, Валерио. Порция и Валерио собирались пожениться, однако королева Артемезия — мать Валерио и Изабеллы — запретила им вступить в брак. В роду Волнеро встречались предатели, и королева не желала, чтобы ее сын женился на девице с запятнанной родословной.

Валерио в гневе покинул Лазурию и провел несколько лет в Царно, городе-крепости на западе Миромары. Порция вышла замуж за другого, ее супругом стал Сиянус Адаро, отец Лючии. Злые языки утверждали, будто она выбрала его только потому, что он был похож на Валерио красивым лицом, серебристой чешуей и черными волосами. Сиянус умер спустя всего год после рождения дочери. Валерио же так и не женился, посвятив всего себя службе на благо королевства.

«Порция научила Лючию всем своим секретам», — с завистью подумала Серафина. Она вздохнула, вспоминая, как ее собственная мать обучала ее правильно обращаться к министру иностранных дел Атлантики и объясняла, что Парламент можно созывать только во время сизигийного прилива, а никак не квадратурного [Сизигийный прилив — наибольший прилив, когда приливообразующие силы Луны и Солнца действуют вдоль одного направления (такое положение светил называется сизигией). Квадратурный прилив — наименьший прилив, когда приливообразующие силы Луны и Солнца действуют под прямым углом друг к другу (такое положение светил называется квадратурой).]. Если бы только мать хоть раз, один-единственный раз научила ее чему-то девчачьему, например, какую актинию нужно поцеловать, чтобы губы стали объемными и блестящими, или как навести блеск на хвостовой плавник.

«Перестань, Серафина, — одернула себя принцесса. — Не обращай внимания на Лючию. Нила наверняка знает, плавал Махди в Лагуну или нет. Просто повторяй заклинание».

Она утешалась мыслью о том, что лучшая подруга скоро будет здесь. Один только взгляд на нее поможет Серафине выдержать это суровое испытание.

Принцесса выпрямилась, села ровно и снова попыталась сосредоточиться на заклинании.

— Ваше Высочество, могу я похвалить ваше платье? — протянул голос у нее за спиной. — Надеюсь, вы наденете его сегодня вечером.

Серафина посмотрела на слюдяную панель, в ней отразилась Лючия. Она улыбалась, как барракуда.

— Не надену, но все равно спасибо, — осторожно сказала Серафина.

Не похоже это на Лючию — вот так лезть с комплиментами.

— Какая жалость. Вам бы стоило это сделать. Оно такое простое и неизбитое. Контраст — прекрасное решение в подобных ситуациях, — пропела Лючия.

— Контраст? — озадаченно переспросила Серафина и обернулась к фрейлине.

— Ваш наряд. Это просто поразительный контраст.

Серафина оглядела свое платье — однотонное, нежно-голубое, сделанное из морского шелка. Ничего особенного. Она переоделась в него второпях, перед тем как выплыть в вестибюль.

— Мой наряд выдержан в одном цвете — голубом. Мы ведь в море, Лючия, так что мое платье ни с чем не контрастирует.

— Ха! Как это забавно, Ваше Высочество. Так мило, что вы шутите на эту тему. Я рада, что вас это не задевает. Не придавайте этому значения, парни есть парни. Уверена, он уже ее бросил.

В комнате вдруг сделалось очень тихо. Все прервали свои занятия и обратились в слух. Двор обожал жестокие забавы.

— О ком вы говорите, Лючия? Кто «он» и кого «он» бросил? — непонимающе спросила Серафина.

Лючия округлила глаза и прижала руку к груди.

— Вы не знаете? Какая же я глупая. Думала, вы знаете, то есть все же знают. Простите меня. Это ерунда. Я совершила ошибку. — Фрейлина начала отплывать назад.

Лючия ни за что не призналась бы в том, что совершила ошибку. Серафина сообразила, что может обмануть нахалку, может отплатить ей за все те гадости, которые та наговорила. И хотя внутренний голос подсказывал, что делать этого не стоит, принцесса не удержалась.

— Какую ошибку вы сделали, Лючия? — спросила принцесса.

Лючия остановилась и, всем своим видом изображая смущение, пробормотала:

— По правде говоря, Ваше Высочество, я предпочла бы промолчать.

— Нет, скажите мне.

— Если вы настаиваете, — промямлила фрейлина.

— Я настаиваю.

Как только эти слова сорвались с губ Серафины, она поняла, что совершила ошибку. Лючия повернулась к принцессе, вновь улыбаясь, как барракуда. С нее мигом слетело показное смущение.

— Я говорила о наследном принце и его подружке, — проговорила она. — Ну, о его нынешней подружке.

— Подружке? — повторила Серафина. Она с трудом могла дышать.

— Достаточно, Лючия! — прошипела Бьянка. — Ты заходишь слишком далеко!

— Бьянка, ты же не хочешь, чтобы я прекословила нашей принцессе? Ее Высочество желает, чтобы я все рассказала, — проворковала Лючия, не сводя с принцессы горящих азартом глаз. — Мне так жаль, что вы узнаете об этом от меня, Ваше Высочество, тем более что сегодня день вашего докими. Япребывала в уверенности, что вам все известно, в противном случае никогда не решилась бы упомянуть такое. Я лишь хотела сделать вам комплимент, ведь ваш наряд так отличается от ее платья. Она ведь только внешностью и берет: блондинка, бирюзовая чешуя, кудри вьются, точно водоворот.

Лючия склонила голову, пряча взгляд победительницы. Серафина чувствовала себя униженной, но твердо решила этого не показывать. Она сама виновата: глупо угодила прямиком в расставленную Лючией ловушку и теперь должна как-то выплывать.

— Лючия, я так благодарна за то, что вы все мне рассказали, — улыбнулась принцесса. — Какое облегчение. Надеюсь, она хоть чему-то научит принца.

— Прошу прощения, Ваше Высочество?

— Послушайте, мы все знаем — это же не секрет, — что во время своего последнего визита наследный принц был увальнем и совершенно не умел обращаться с девушками, — пояснила Серафина.

— Так вы не расстроены?

— Вовсе нет! С чего мне расстраиваться? Я только надеюсь, что та русалка не тратила времени даром. Хоть бы она научила принца нескольким танцевальным движениям и правилам составления любовных каури. Кто-то же должен это сделать. Парни прямо как гиппокампы, вы не находите? Пока их не объездишь, никакого веселья. А теперь прошу меня извинить, мне действительно пора повторять заклинание.

Разочарованная Лючия развернулась на хвосте и поплыла прочь, а Серафина, натянуто улыбаясь, продолжила готовиться к докими. Эта сцена далась ей непросто, но никто не должен был этого заметить. Принцесса привыкла к обычаям двора, к его острым зубам и когтям и превосходно умела скрывать свои чувства.

А вот Сильвестр не умел.

Малиновый от злости осьминог поплыл следом за Лючией. Подобравшись к русалке поближе, он втянул в себя столько воды, сколько смог, и выстрелил ей в затылок мощной водяной струей. Высокая прическа фрейлины развалилась.

Лючия застыла как вкопанная, подняла руки к голове и, резко разворачиваясь, заверещала:

— Мои волосы!

— Сильвестр! — воскликнула охваченная ужасом Серафина. — Немедленно извинись!

Сильвестр изобразил притворное сожаление, а потом снова выстрелил в Лючию водяной струей — на этот раз в лицо.

— Ах ты, мелкая присоска! — заверещала фрейлина. — Аварус, взять его!

Ручная рыба-скорпион Лючии бросилась на осьминога. Сильвестр метнулся под столик, на котором стоял принесенный для Серафины поднос с завтраком. Аварус устремился следом. Сильвестр схватил водяное яблоко и метнул в Аваруса, но тот уклонился, кинулся в атаку и ужалил осьминога. Сильвестр взвыл, и несколько секунд спустя вестибюль Серафины заволокло мутным облаком темных чернил.

Серафина ничего не видела, зато слышала, как кашляют и пронзительно верещат ее фрейлины, с размаху врезаясь в столики, стулья и друг в друга. Когда чернильное облако наконец рассеялось, принцесса увидела, что Лючия и Бьянка стирают с лиц чернила, Джованна стряхивает чернила с волос, а Тавия грозится подвесить Сильвестра за щупальца.

А потом зазвучал новый голос, перекрывший все выкрики, величественный и наводящий страх:

— В прежние времена аристократов, докучавших членам королевской семьи, обезглавливали. Жаль, что мы отошли от этого обычая.

Глава 4

В голосе Талассы не было и намека на веселье.

Волшебница вплыла в вестибюль, сложив руки на внушительных размеров груди, рассекая воду сильными щупальцами. Ее седые волосы цвета неба во время урагана были уложены в элегантную прическу. Шею под затылком украшали похожие на розы красные анемоны. Довершали картину темно-красное платье и длинный черный плащ из раковин мидий. Волшебница щелкнула пальцами, и две каракатицы унесли плащ.

В комнате воцарилась тишина. Таласса, хранительница магии Миромары, была самой могущественной волшебницей в королевстве. В ее присутствии никто и никогда не отваживался плохо себя вести. Даже Изабелла сильнее выпрямляла спину, стоило Талассе появиться в комнате.

— Опять доставляешь неприятности, Лючия? — спросила наконец волшебница. — Ничего другого я от Волнеро и не ожидала. Ты помнишь, чего стоило дурное поведение твоему предку Калумнусу? Нет? Позволь, я тебе напомню: оно стоило ему головы, как и твоей двоюродной бабушке Ливилле. На твоем месте я бы следила за тем, что говоришь и делаешь.

Услышав напоминание о темных делишках своих предков, Лючия злобно сверкнула глазами. Калумнус пытался убить Мерроу, чтобы править вместо нее. Его поймали и обезглавили, а семью предателя отправили в ссылку. Две тысячи лет спустя Ливилла Волнеро попыталась собрать армию и напасть на Мерровингов. Ее тоже казнили. Хотя эти события произошли столетия назад, к Волнеро по-прежнему относились с подозрением, ибо репутация их оказалась запятнана.

— Что же до тебя, Бьянка, — продолжала Таласса, — ты истинная ди Ремора. Всегда следуешь за большой рыбой. Возможно, тебе надо бы задуматься, кому стоит хранить верность. Мерровинги — это и есть Миромара, и так будет всегда. Алитея это подтверждает. — Волшебница взмахнула унизанной тяжелыми перстнями рукой и приказала: — Вон, немедленно. Все вон, кроме принцессы.

Серафина знала: Таласса явилась, чтобы «погонять» ее по заклинанию. Ведь именно Таласса обучала принцессу.

— До твоего докими остается всего несколько часов. Что касается вчерашнего, та трель в пятом такте звучала совершенно неправильно. Она должна быть быстрой и яркой, как прыжок дельфина, а не тяжелой, точно китовая акула. У нас есть над чем поработать, — сказала Таласса.

— Да, магистра, — вздохнула Серафина.

— С самого начала, пожалуйста.

Серафина запела… и немедленно сбилась.

— Еще раз, — потребовала волшебница. — И на этот раз никаких ошибок. Заклинание должно продемонстрировать твою совершенную технику, а ты пока даже до «приемлемо» недотягиваешь!

Серафина начала снова. На этот раз получилось хорошо — она пропела сложную трель без ошибок. Принцесса быстро перевела взгляд со стены (на которой она выбрала точку, чтобы сосредоточиться на ней) на Талассу.

— Хорошо, хорошо, только перестань выплевывать слова, — проворчала волшебница. — Легато, легато, легато! [Легато — связное исполнение звуков, при котором имеет место плавный переход одного звука в другой, пауза между звуками отсутствует.]

Серафина кивнула, показывая, что все поняла, и попыталась заставить свой голос звучать мягче, плавно переходя от фразы к фразе. Теперь она не просто пела, она сплетала высшее заклинание.

Заклинание Мерроу — если спеть его правильно — рассказывало слушателям о происхождении русалок. Как и все остальные принцессы до нее, Серафина должна была сотворить само заклинание и добавить несколько строк от себя, в которых следовало рассказать о жизни русалок после правления Мерроу. Она должна была спеть о своей роли в этой жизни и о своем обручении, использовав цвет, свет и движение. Чем лучше русалка владеет магией, тем ярче получается заклинание.

Принцесса как раз начала создавать образ Мерроу, как вдруг Таласса замахала руками и закричала:

— Нет, нет, нет! Стоп!

— Что такое? Что случилось? — спросила Серафина.

— Образы получаются слишком невыразительными. В них нет жизни!

— Я… я не понимаю, магистра. Я сделала ударение на каждой ноте. Я пропела ту фразу совершенно правильно.

— В том-то и дело, Серафина! Ты слишком сильно концентрируешься на правилах, на технике. У тебя всегда с этим проблемы. Мне нужны эмоции и страсть. Я жду волнения, а не спокойствия. Еще раз!

Серафина сделала глубокий вдох и продолжила петь с того места, где ее остановила Таласса. Принцесса пела, а волшебница кружила вокруг, понукая, требуя, придираясь то к одному, то к другому. Когда Серафина приступила к особо мудреной части заклинания, посвященной ее будущему мужу, Таласса подплыла ближе, быстро рассекая воду сильными щупальцами.

— Выразительность, Серафина, больше выразительности! — потребовала она.

Серафина наколдовала водоворот, чтобы произвести больший эффект, потом добавила еще два.

— Хорошо, хорошо! Теперь используй магию, чтобы заставить меня что-то почувствовать! Удиви меня!

Силой своего голоса Серафина подняла водовороты, сделала их больше и заставила вращаться быстрее. Она забыла, что находится во дворце, забыла, что должна держать магию в узде. Ее голос окреп и зазвучал громче. Она грациозно взмахнула рукой, заставив водовороты изогнуться. Потом согнула их раз, другой, третий, заставляя одни водяные струи заворачиваться вокруг других, преломляя солнечные лучи.

— Прекрасно! — вскричала Таласса.

Голос Серафины взвился вверх. Взлетали ввысь арпеджио, принцесса без малейших усилий переходила с одной октавы на другую. Она заставила водяные вихри изогнуться еще раз, и еще, и еще дюжину раз, пока они не разлетелись на множество осколков, во все стороны брызнули лучи света, словно на солнце заблестела вдруг гора алмазов. Теперь принцесса приступила к той части заклинания, во время которой нужно было создать образ наследного принца.

Она постаралась сделать его настолько красивым, насколько возможно, но едва перед ней появилось мерцающее лицо Махди, ее голос дрогнул. Она могла думать только о словах Лючии, про то, что у принца есть подружка. А вдруг это правда?

Неожиданно ее эмоции забили через край, она потеряла контроль над заклинанием. Водовороты дрогнули и разлетелись на части, залив пол, сбив столик, разнеся на куски стул и разбив два окна.

— Я не могу! — сердито закричала Серафина, ударяя по воде хвостом. — Создать это заклинание просто невозможно!

Принцесса повернулась к Талассе, ее спокойствие улетучилось.

— Скажите моей матери, что докими отменяется. Скажите ей, что я недостаточно хороша! Недостаточно хороша для нее! Недостаточно хороша, чтобы сотворить это мерзкое заклинание! И недостаточно хороша для наследного принца!

Таласса прижала руку к груди.

— Что за истерика? Это на тебя не похоже, дитя. Ты же знаешь заклинание от первого до последнего звука, все, что тебе нужно сделать — правильно его пропеть!

— Да, верно. Только и всего, — с жаром воскликнула Серафина. — Просто правильно пропеть — перед всем двором, маталийцами и, я не знаю, перед десятью тысячами миромарцев! Это слишком трудно. Я не справлюсь. Ошибусь в этой трели. У меня недостаточно сильный голос, не такой красивый, как у других, не такой красивый, как у… у…

— Как у Лючии? — выгнула бровь Таласса.

Серафина с несчастным видом кивнула. К ее удивлению, Таласса не стала читать нравоучения и бранить. Вместо этого она рассмеялась.

— Скажи-ка мне, откуда идет голос?

Серафина округлила глаза и ответила:

— Из горла, очевидно.

— Для многих так оно и есть. И в случае Лючии это так. А у тебя все по-другому. Твой голос исходит отсюда. — Волшебница легонько дотронулась до груди, там, где у Серафины было сердце. — У тебя прекрасный голос, я знаю, я его слышала. Тебе просто не нужно его сдерживать. Покажи мне свое сердце, Серафина, именно из него исходит подлинная магия.

Серафина горько рассмеялась.

— То есть быть чистосердечной? Здесь, при дворе? Ради чего? Чтобы Лючия Волнеро воткнула мне в сердце нож?

— Я слышала, что сказала Лючия. Не обращай внимания. Она завидует, ведь она не принцесса. Ей бы хотелось заполучить власть, дворец и красивого наследного принца, — сказала Таласса.

Глаза Серафины потемнели от беспокойства, когда она услышала слова «наследный принц». Она быстро моргнула, отгоняя тревогу, так что, не будь рядом с ней Талассы, никто ничего не заметил бы. Но провести волшебницу было непросто.

— Ах, вот в чем дело, — протянула она. Потом присела на небольшой диванчик и похлопала по мягкой обивке рядом с собой. — Скажи, он тебя любит?

— Да. Нет. О, я не знаю, магистра! — воскликнула Серафина, едва не плача. — Думаю, да. То есть я так думала, а теперь, после того, что сказала Лючия, я уже в этом не уверена.

Принцесса села на диванчик рядом с наставницей.

— Ох, Серафина, — вздохнула Таласса, обнимая ее за плечи. — Ты кому-нибудь рассказывала о своих чувствах? Своей матери? Тавии? Что они сказали?

Серафина покачала головой.

— Я им ничего не говорила. Я никому ничего не рассказывала и не буду.

— Почему же?

— Потому что тогда об этом станет известно всем остальным. Придворные обо всем узнают, это перестанет быть моим личным делом. Это станет еще одной темой для светской болтовни. Бы не понимаете, магистра. Вся моя жизнь на виду. Я не могу никуда пойти одна, не могу ничем заняться одна. Каждое мое движение, каждое слово, каждый взгляд обсуждаются и оцениваются. Я хотела, чтобы хотя бы это осталось моим и только моим делом.

Таласса взяла Серафину за руку.

— Ты, знаешь ли, ошибаешься. Я прекрасно тебя понимаю. Кто-кто, а уж я-то не понаслышке знаю о жизни под перекрестными взглядами. В конце концов я же волшебница.

Серафина вопросительно посмотрела на Талассу.

— Мой талант признали, когда я была совсем маленькой, — продолжала она. — Моя учительница сказала, что такой голос, как у меня, появляется раз в тысячелетие. Уже к четырем годам я могла закручивать воду, метать лучи света и повелевать ветром. В шесть лет меня забрали у родителей и отдали в Коледжио. А в восемь я уже стала творить заклинания для твоей бабушки Артемезии и ее двора.

— Как же вы все это вынесли, магистра? — спросила Серафина.

Таласса рассмеялась.

— С трудом. Когда я была малышкой, я черпала радость в музыке. Я творила заклинания просто потому, что мне это нравилось. Но я становилась старше, мне приходилось делать это для королевского двора — вот тогда-то я стала прислушиваться к тому, что говорят другие. Слушала чужие речи — порой злые и жестокие — и верила им. Я позволила их голосам проникнуть в свою душу, в свое сердце.

Таласса выпустила руку принцессы. Она дотронулась кончиками пальцев до груди, поморщилась и отняла руку, вытягивая из своего тела тонкие ниточки крови. Темно-красная кровь заклубилась в воде, как дым в воздухе, потом из нитей соткалось изображение, и Серафина увидела воспоминания, жившие в сердце наставницы. Принцесса увидела, как придворные аристократы времен ее бабушки перешептываются, прикрывая рты ладонями:

«Она никогда не станет волшебницей… У нее недостаточно сильный голос… Он слишком низкий… Он слишком высокий… Ее трели слишком неразборчивые… Она слишком толстая… Она слишком худая… Она некрасивая…»

Таласса помахала рукой, стирая воспоминания.

— Я пыталась угодить этим голосам. Стала создавать музыку для них, а не для себя, и мои заклинания стали хуже. К счастью, я вовремя поняла, что эти голоса делают со мной, и поклялась больше никогда им не поддаваться. Я тщательно оберегала свое сердце, полностью его закрыла. Никого и ничего не пускала внутрь, ничего, кроме музыки.

— Я сделаю то же самое, — решительно сказала Серафина.

— Нет, дитя. Я рассказываю тебе все это, чтобы убедить не закрывать свое сердце.

— Но вы же только что сказали…

— Точнее, я еще не успела сказать. Да, если ты не будешь впускать никого в свое сердце, ты спрячешься от боли, но также и от любви. Когда мне было шестнадцать, я хотела стать волшебницей. Только музыка и магия имели для меня значение. Однако ты станешь правительницей, а величайшая сила правительницы исходит от сердца, от любви, которую она испытывает к подданным и которую подданные испытывают к ней.

Серафина задумалась над словами Талассы. Ей давно хотелось рассказать кому-то о своих чувствах к Махди. Она испытывала страстное желание открыться, но слишком боялась. Теперь же она импульсивно дотронулась кончиками пальцев до груди и вытянула воспоминания. И ахнула от боли, ведь она была намного моложе Талассы, и ее воспоминания были острее, извлекать их оказалось очень больно.

— Я тронута твоим доверием, дитя, — сказала Таласса. — Ты уверена, что хочешь показать мне это?

Серафина кивнула, и Таласса стала смотреть, как кровяные нити кружатся в воде, обретают форму и цвет, делая воспоминание видимым. Серафина тоже смотрела. Это случилось два года назад, но ей казалось, будто все это произошло вчера. Это случилось до того, как начались набеги и исчезновения. До того, как отношения с Ондалиной стали натянутыми. До того, как под водой стало так опасно.

Это случилось на развалинах древнего дворца Мерроу.

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу