Коллектив авторов

Правдивые истории о чудесах и надежде

 

Подарок от Боба

 

 

«Баттерсийский дом кошек и собак» благодарит всех, кто принимал участие в создании этой книги, поделился рассказами и предоставил фотографии

 

 

 

Вступительное слово Пола О’Грейди

 

 

 

Двери приюта для животных в лондонском районе Баттерси не закрываются никогда, даже на Рождество. Как и остальные триста шестьдесят четыре дня в году, в сочельник они открыты для кошек и собак всех возрастов и нравов, здоровых и больных. Увы, многим постояльцам собачьих и кошачьих питомников приходится проводить праздничные дни в одиночестве, без любящих хозяев, и мое сердце болит за каждого из этих животных. Безусловно, сотрудники приюта и прекрасная команда волонтеров хорошо заботятся о них и в Рождество готовы пожертвовать свободным временем, чтобы выгулять собаку, а некоторые даже забирают собак и кошек к себе домой на выходные.

Несомненно, есть немало людей с добрым сердцем, которые помогают приюту и присылают животным подарки – игрушки, вязаные костюмы и лакомства для рождественского завтрака. Сотрудники рассказывают, что местному почтальону – он же местный Санта?Клаус – случалось доставлять в приют весьма необычные посылки для кошек и собак. Питомцам «Баттерсийского дома» дарили и праздничные бумажные колпачки, и маску для ныряния, и абажур, и даже… лифчик на косточках!

В 2013 году только в канун Рождества и рождественские каникулы в Баттерсийский приют поступило сто тринадцать собак и кошек. Если б я мог, то взял бы их всех к себе. Но нужно держать себя в руках, иначе мой дом станет напоминать Ноев ковчег!

Если вы подумываете о том, чтобы завести питомца на Рождество, прошу, взвесьте все хорошенько. Подходящее ли это время? Ведь в рождественские праздники всегда так много хлопот. И, пожалуйста, не забывайте о том, что тысячи собак и кошек ждут своего второго шанса в приютах. Станьте любящим хозяином для животного, у которого нет своего дома, как сделали герои этой книги. Ведь без вас животным ничего не остается, кроме как отпраздновать Рождество в одном из приютов – пусть даже в Баттерси.

Как один из официальных посланников «Баттерсийского дома собак и кошек» воспользуюсь возможностью и скажу: если в это Рождество или в любое другое время вы захотите помочь приюту и сделать пожертвование, позвоните по телефону 020 7627 7883 или зайдите на сайт battersea.org.uk. «Баттерсийский дом» с благодарностью принимает любую помощь: вы даже можете купить питомцам особый подарок на Рождество, чтобы волшебство праздника не обошло их стороной.

Но ведь собаки и кошки не понимают, что такое Рождество, скажете вы… А вдруг все?таки понимают?

Как бы вы ни решили провести предпраздничные дни этого года, я уверен в одном: вам понравятся истории о жителях самого знаменитого приюта для бездомных животных в Великобритании. Светлого Рождества и счастливого Нового года вам и вашим близким!

 

Предисловие

 

Ранним утром – одним особенным утром – дети и взрослые просыпаются и ощущают странное волнение. Еще не рассвело, но, несмотря на мороз, каждый дом наполнен предвкушением чего?то удивительного. Взволнованные дети бегут в родительскую спальню, а мамы и папы прокрадываются вниз, включают гирлянду… и в дом приходит волшебство. И это не случайно: ведь сегодня Рождество!

В это же время в Лондоне и его окрестностях просыпается отряд одной маленькой армии. Ровно в шесть Бекки встает с постели, одевается и тихо выходит из дома. Дыхание превращается в клубочки пара, но Бекки не хмурится и не поеживается от холода. Ее глаза блестят, а колокольчик на ярко?красной шапке Санта?Клауса весело позвякивает по пути к машине. Она заводит мотор, ждет, пока он прогреется, и отправляется на работу – 55 км пути!

Тем временем в центральном Лондоне мужчина в знакомой голубой толстовке шагает по улице, подняв воротник пальто. Этим утром Дерек, как и другие члены отряда на спецзадании, отправится через весь город и в конце пути очутится у ворот одного удивительного места.

Для многих Рождество – это святое. Этот день непременно проводят дома, в обнимку с родными, за вкусным обедом и вручением подарков. Но наша команда самоотверженных посвятит следующие девять часов тому, чтобы сегодняшний день стал особенным и для жителей «Баттерсийского дома кошек и собак». Ведь у бездомных тоже бывает Рождество.

Без пятнадцати восемь. Охранник из ночной смены замечает у главного входа знакомое лицо. Жужжит интерком, и металлическая калитка открывается; охранник машет сотруднице приюта Лиз, и та спускается к зданию приемной по дорожке, идущей слегка под уклон. Лиз пришла одна из первых и открывает приют. Звякают ключи, она проводит карточкой и заходит внутрь. И уже через несколько минут тусклый свет в окнах приюта сменяется ярким.

Вскоре приходит и Бекки; она – постоянный сотрудник отдела «потеряшек» и работает полный день. Бекки идет к стойке регистрации, включает свет, и тут же все озаряется сиянием. Блестит мишура на стойке и досках объявлений; повсюду мерцающие блестки, и атмосфера праздника наполняет «Баттерсийский дом».

Бекки проверяет автоответчики – не звонили ли хозяева пропавших собак? Было бы здорово, если бы чей?то любимый питомец нашелся именно сегодня. Совершая утренний обход приемников с командой ассистентов, которые следят за здоровьем животных и подыскивают им новое место жительства, Бекки очень надеется на это. А из динамиков, обычно передающих классическую музыку по всей территории обширного приюта, сегодня звучат другие мелодии. По питомникам разносятся знакомые рождественские песенки, а воздух наполнен ароматом корицы и мускатного ореха – он струится от развешанных повсюду саше с нарядной вышивкой. Их прислали люди, помогающие приюту. Запах не только создает рождественское настроение, но и помогает успокоить животных, внушает им чувство безопасности.

Жители трех филиалов «Баттерсийского дома» – в Лондоне, Олд?Виндзоре и в окрестностях трассы Брэндс?Хэтч в графстве Кент – начинают вилять хвостами, навостряют уши, потягиваются, просыпаются и стряхивают полудрему. И совсем скоро в приютах начинается повседневная суета – сотрудники и сотни волонтеров снуют по коридорам и принимаются за первые утренние дела.

В собачьем питомнике волонтер Дерек закатывает рукава и наливает в ведро горячую мыльную воду. Выпуская собак из клеток во «двор» – прилегающее помещение, он берется за швабру и начинает уборку. Группами по два?три человека волонтеры и сотрудники приюта убирают в загонах.

В кошачьем питомнике тоже чистят клетки и кормят обитателей завтраком. Бок о бок со штатными сотрудниками работает Юнис – чтобы помочь приюту, она специально взяла двухнедельный отпуск (она работает няней). Юнис обходит клетки по одной: сперва смотрит, какая диета полагается кошкам – некоторым нужно особое питание, а затем готовит корм. В течение дня все животные получат специальные рождественские лакомства, но пока – всего лишь обычный завтрак.

Юнис начинает с одного конца питомника и подметает все клетки, меняет наполнитель в туалетах и проверяет, не испачкались ли подстилки и одеяла. Другие сотрудники и волонтеры делают то же самое, начав с другого конца. Некоторые кошки ластятся; другие жмутся по углам. Юнис старается двигаться медленно и тихо, чтобы не потревожить пугливых животных.

А вот котята – совсем другое дело: любят попрыгать и «поохотиться» на нее. Разнося завтраки, Юнис старается приоткрывать дверь на самую малость – иначе пара?тройка собак неизбежно предпримет попытку прорваться в кошачий питомник и устроить там тарарам. Сегодня ей удается этого не допустить.

В других филиалах «Баттерсийского дома» также пришло время завтрака. Рацион собак расписан заранее, и корм для каждого постояльца готовится индивидуально; Дерек и другие волонтеры разносят миски по клеткам. Дерек работает биржевым маклером, видит собак раз в неделю и старается не привязываться к ним. Он очень хочет завести собаку, но из?за работы и условий найма квартиры, в которой живет – животных там держать запрещено, – в настоящее время это невозможно. В Рождество он особенно ясно понимает, сколько тепла может подарить человеку собака, и больше всего на свете ему хочется дать одному из бездомных существ второй шанс. В будущем он планирует переехать за город и открыть собственный приют для собак, которым нужен дом, но пока довольствуется тем, что помогает приюту в Баттерси.

Утреннее кормление окончено; волонтеры и штатные сотрудники выводят собак на прогулку по обширной территории приюта и парку Баттерси. Фонтаны в парке замерзли, трава подернута инеем. Вдали виднеется панорама Лондона, Баттерсийская электростанция и Темза – лучшего места для прогулки не придумать.

А в двадцати пяти милях к западу от Баттерси, в Олд?Виндзоре (графство Беркшир), собак выводят на зимнюю прогулку по живописным полям и лесным рощам, раскинувшимся на территории приюта. Туманным зимним утром холмистый пейзаж прекрасен. Воздух морозен, едва рассвело, но это ничуть не волнует дежурных сотрудников и волонтеров, на плечах которых лежит забота о животных приюта.

В обычные дни времени хватает лишь на то, чтобы перекинуться парой слов приветствия с другими сотрудниками, выгуливающими собак в течение дня. Но сегодня утром все немного иначе. Приют закрыт для посетителей, настроение у всех приподнятое – даже лучше, чем обычно. Все поздравляют друг друга с праздником. Вскоре сотрудникам предстоит взять на себя обязанности Санта?Клауса и раздать подарки всем животным, для которых приют стал временным домом. Каждый подарок был подобран специально. Но сначала нужно сделать перерыв на полчаса – как всегда, ровно в десять.

В Лондоне Бекки из отдела «потеряшек» идет в столовую для сотрудников – выпить чаю и перекусить. За чаем она размышляет о том, как изменилась ее жизнь за последний год. Бекки шестнадцать лет проработала секретарем в Лондонском муниципалитете и лишь в этом году осуществила свою давнюю мечту, став постоянным сотрудником «Баттерсийского дома». Теперь, даже когда после долгого рабочего дня у нее болят ноги, даже когда она скрепя сердце прощается с полюбившейся собакой или кошкой, которая отправляется в новый дом, Бекки знает, что сделала правильный выбор – ведь другой такой работы не найти. И ей не обидно работать в Рождество – она любит своих подопечных и рада быть с ними. Вот что объединяет всех сотрудников «Баттерсийского дома»: любовь к животным.

Вскоре перерыв подходит к концу, и Бекки возвращается в свой отдел. Другие сотрудники тоже расходятся по своим рабочим местам – идут в питомники для кошек и собак, общаются с животными, чтобы каждый житель приюта получил свою долю заботы и внимания. С животными играют, их гладят и окружают любовью даже больше, чем обычно. Многие люди, поддерживающие приют, не скупятся и заранее покупают собакам и кошкам подарки на Рождество. Сегодня животных побалуют большими порциями лакомств и их любимым угощением – арахисовым маслом.

В кошачьем питомнике кошки с удовольствием проводят время с Юнис и другими волонтерами. Юнис заходит в вольеры из матового стекла, садится и гладит кошек – ведь им это так необходимо. За время работы в приюте она научилась хорошо понимать, чего ждут кошки от человека. Некоторым нравится сидеть у нее на коленях, и они любят, чтобы их гладили; другим хочется поиграть, а есть те, кто немного побаивается нового места. В таком случае Юнис обычно садится на пол и начинает тихо разговаривать с испуганной кошкой. Она рассказывает, как провела день, или просто тихо читает вслух свою электронную почту. Иногда этого достаточно. Звук ее голоса успокаивает кошек, да и самой Юнис такое времяпрепровождение по душе. Ее родные живут в Шотландии, и Рождество она проведет вдали от семьи. Порой работа в приюте становится для нее самым ярким впечатлением недели, и сегодняшний день – не исключение. Сегодня вечером она будет праздновать Рождество с друзьями, но и сейчас она не одинока – ее окружают новые друзья, кошки из Баттерси.

Вскоре приходит время обеда, и сотрудники идут в столовую, где их ждет праздничное угощение. Но вскоре хлопушки и бумажные колпачки откладывают в сторону. Наступает очередь животных полакомиться кусочком курицы или индейки. Это угощение заказывают специально, чтобы и у постояльцев приюта был «рождественский обед». Пусть животные не понимают, какое значение Рождество имеет для людей: для них все равно не пройдет незамеченным, что их друзья сегодня хотят окружить их заботой и вниманием и угостить особым лакомством.

Тем временем в другом конце приюта, в отделе «потеряшек», включается рация. Лиз прислушивается к голосу охранника и отвечает: «Сейчас буду». Потом бежит в комнату охраны, чтобы ее ввели в курс дела. На улице найден дрожащий пес, объясняет охранник; пса принесли в Баттерси. Лиз чувствует, как привычно щемит сердце: возможно, собака несколько часов провела на морозе без пищи и воды. Увы, такую картину она и другие сотрудники приюта наблюдали не раз. Лиз собирается с духом: она готова все исправить и исцелить еще одно несчастное существо.

Она выходит на улицу. Хотя Лиз хорошо понимает невербальные сигналы животных и уже много лет сталкивается с такими ситуациями, она подходит медленно, осторожно и тихо. Собака может нервничать и бояться; возможно, она ранена и покалечена и в таком состоянии способна броситься на человека. Именно поэтому в «Баттерсийском доме» работают опытные кинологи – и Лиз одна из них. При взгляде на собаку ей сразу становится ясно: никакой опасности нет, пес просто испуган, и ему одиноко.

Дрожащего пса развязывают и отводят в приемный покой отдела пропавших и найденных животных. Лиз осматривает его, нет ли травм и признаков заболеваний, и, убедившись, что все в порядке, дает воду и корм. Пес по?прежнему дрожит, но время от времени успокаивается и замирает. Сотрудники обращаются с ним очень осторожно и, закончив осмотр, отводят в вольер с мягкой подстилкой, дополнительными одеялами и игрушками.

Вскоре приходит Бекки. Поскольку у новой собаки – коричневого терьера – нет ошейника, чипа или других опознавательных знаков, она придумывает ему имя – Пудинг – и вводит описание в базу данных. В течение следующих семи дней Пудинг будет считаться «животным с неустановленным владельцем». Но на восьмой день его законным хозяином станет Баттерсийский приют, и тогда можно будет заняться поисками нового дома.

Пудинг перестал дрожать и успокоился. С опозданием ему приносят рождественский обед. Пес осторожно принюхивается. Бекки стоит в сторонке, а Пудинг берется за еду – видимо, не ел он уже давно. Бекки подливает ему воды и уходит, чтобы принести кое?что еще. Тут Пудинг начинает скулить. Она возвращается и протягивает ему завернутый подарок. На бело?зеленой оберточной бумаге танцуют веселые рождественские эльфы; впрочем, Пудинг не обращает на них внимания. Он уже добрался до подарка, порвав бумагу, и яркая пищащая игрушка оказывается у него в лапах. Он виляет хвостом что есть мочи. Как и всем обитателям приюта, Пудингу полагается подарок на Рождество; все подарки подбирают специально, в соответствии с темпераментом животного. Маленьким терьерам достаются теннисные мячики и пищащие мягкие игрушки, а большим собакам – прочные игрушки, которые невозможно порвать: такие надолго возбуждают их любопытство и стимулируют интерес.

А что за Рождество без индейки, елки и снеговиков? Правда, здесь, в Баттерси, все эти атрибуты попали в вольеры – тоже в виде игрушек, пожертвованных людьми. Обитатели кошачьего питомника вовсю жуют снеговиков с начинкой из кошачьей мяты и яркие шарики и гоняют их, как футбольные мячи.

Итак, все подарки попали по назначению, и, наигравшись вдоволь, постояльцы приюта чувствуют усталость. Пять часов вечера – время отбоя. Сотрудники выключают музыку, приглушают свет, и через час в приюте воцаряются тишина и покой.

Но прежде чем оставить свой пост и отправиться домой, работники и волонтеры на всякий случай готовят несколько пустых вольеров и клеток.

 

1

Очень важная персона

 

 

 

Только я присела за стол, как из?за угла высунулась маленькая мордочка. Оказалось, что Лаки, наша колли, тоже поджидает рядом с Хэмишем – вест?хайлендским терьером. Их выжидающие взгляды означали одно: они проголодались. Я встала и пошла на кухню. За мной простучали четыре пары лап.

Близилось время ужина, и, как олимпийская команда по синхронному плаванию, двое моих четвероногих друзей двигались в унисон. Но у них был другой вид спорта – еда. Что бы ни замышляли, они никогда не разлучались и обожали друг друга.

Поэтому неудивительно, что первой перемену в Хэмише заметила именно Лаки. Хэмиш всегда отличался отменным здоровьем, но в последнюю пару дней он стал каким?то вялым и притих. Он спал в корзинке, а Лаки сидела рядом, но вместо того, чтобы дремать, как обычно, была настороже и вздрагивала, когда он издавал хоть малейший звук. Они больше не играли; Лаки вела себя тихо. И следовала за ним, как тень – куда Хэмиш, туда и она.

Сначала я решила, что все дело в наступивших холодах и снегопаде, но когда Хэмиш не смог сделать ни шагу и мне пришлось нести его в сад, поняла: пора вызывать ветеринара. Мы сделали анализы, и выяснилось, что у него отказывают почки и другие внутренние органы. Спустя несколько дней он умер – мирно, как будто уснул. Ему было пятнадцать лет.

Хэмиш прожил достаточно, но это не облегчило боль утраты. Вся семья горевала; горевала и Лаки. Всего неделю назад Хэмиш носился по дому, а теперь его не было; Лаки ничего не понимала и чувствовала себя одиноко. Когда она смотрела на меня, вопросительно вскинув брови, я знала, о чем она думает: Куда он пропал, мам? Когда Хэмиш вернется домой?

Но прошло немного времени, и Лаки начала понимать. Услышав, как почтальон бросает письма в ящик, она больше не вскакивала, чтобы бежать к двери с Хэмишем наперегонки, как бывало раньше. Когда время близилось к пяти, не смотрела на меня выжидающе, намекая на ужин.

Я старалась проводить с ней как можно больше времени, надеясь, что она повеселеет. Мой муж Джим делал то же самое. Мы гладили ее, целовали, пытались заинтересовать любимым теннисным мячиком. Раньше она сама приносила его и умоляюще смотрела на нас, держа мяч во рту, пока мы не поддавались на ее немые уговоры. Но без Хэмиша Лаки потеряла интерес ко всему – даже к любимому мячу. Играть она больше не хотела.

У меня разрывалось сердце. Лаки было всего шесть лет – такой молодой собаке не пристало грустить в одиночестве.

И вот однажды я сказала Джиму:

– Мне кажется, нужно взять еще собаку. Для Лаки.

– Ты права, Анна, – ответил он.

И хотя мы говорили друг другу, что делаем это ради Лаки, была еще одна причина: нам было невыносимо признаваться в том, что после смерти Хэмиша дом казался пустым. Ведь начни мы говорить об этом, реальность ощущалась бы еще острей.

Теперь каждый день мы заходили на сайт «Баттерсийского дома для собак и кошек», разглядывали фотографии и читали анкеты собак, которые нуждались в любящих хозяевах. И хотя мы договорились делать это по очереди, я проводила на сайте каждую свободную минуту. Не знаю, что именно я искала, но в одном была уверена: увидев подходящую собаку, я бы сразу поняла – это «наш» будущий питомец.

Но каждый раз, когда я видела подходящую, происходило одно и то же: я звонила в приют и оказывалось, что какой?то счастливчик уже забрал собаку к себе домой. Я радовалась, что животные находят заботливых хозяев так быстро, но мне хотелось, чтобы и в нашем доме скорее зазвучал стук маленьких лап.

Шли месяцы, осень кончилась, и наступила зима. По утрам стали запотевать окна, а на улице похолодало. Настал тот день, когда Джим обычно поднимался на чердак и доставал рождественскую елку и коробку, усыпанную блестками, внутри которой позвякивали игрушки. Как всегда, я поставила елку в гостиной и не спеша развесила шары. Каждый год я меняла цветовую гамму и на этот раз остановилась на красно?золотых тонах.

Я развешивала гирлянды и украшения, а Лаки лежала рядом и наблюдала за мной. Она вела себя безупречно и не путалась под ногами. Но я видела, что ей одиноко. Обычно она подходила поближе, обнюхивала игрушки, изучала новогодние украшения, которые теперь валялись повсюду. Заглянув в ее печальные карие глаза, я произнесла рождественскую молитву.

«Прошу, пошли нашей любимице друга, с которым она могла бы играть», – промолвила я про себя.

Я разложила подарки по рождественским носочкам: для Джима, наших сыновей – двадцатидевятилетнего Майкла и двадцатишестилетнего Эндрю – и, конечно, для Лаки. Я оставила их на столе в гостиной и собралась уже ложиться спать, когда вдруг заметила еще один пустой носок – Хэмиша. Наполнив его игрушками и лакомствами, я положила его к остальным – так, на всякий случай.

Все было готово к Рождеству, и вот, за три дня до праздника, мне на глаза попалось новое объявление на сайте «Баттерсийского дома для собак и кошек» с фотографией чудесного щенка со сливочно?белой шерстью. И хотя я сомневалась, что щенок – именно то, что нам нужно, решила все же позвонить в Баттерси.

Мы долго разговаривали с одной из сотрудниц приюта. Наконец я повесила трубку и набрала номер Джима. Когда тот ответил, я проговорила:

– Завтра утром я еду в Баттерсийский приют.

Он рассмеялся:

– Ну, значит, решено.

Мы договорились, что возьмем с собой Лаки, Майкла и Эндрю – оба наших сына приехали домой на рождественские каникулы.

Я вернулась с работы с распечатанной фотографией щенка, чувствуя, что в сердце поселилась надежда. Показала Джиму распечатку и перечитала коротенькое описание. Мы охали и ахали, восторгаясь малышом, и у меня возникло радостное предчувствие – я поняла, что это «наша» собака.

На следующий день, вместо того, чтобы готовить праздничный ужин и заворачивать оставшиеся подарки, я погрузила Лаки в машину и, захватив с собой Джима, Эндрю и Майкла, отправилась в Баттерси. Дорога из Кента заняла чуть больше часа, и проделав этот путь, мы очутились в приемной «Баттерсийского дома собак и кошек». Все были как на иголках. Уверена, Лаки тоже чувствовала, что сейчас случится что?то интересное – вокруг раздавался лай и гомон. Она смотрела на меня так, будто хотела спросить: «В чем дело, мам?»

Мы познакомились с Мишель – одной из сотрудниц приюта, отвечающей за поиск новых хозяев для бездомных животных. Она провела нас в комнату ожидания. Мы сели, и она сказала:

– Подождите минутку.

Лаки порыскала по комнате, а потом села у моих ног и стала вилять хвостом. Она, видимо, поняла, что сейчас случится что?то хорошее, и каждые полминуты нетерпеливо посматривала на меня.

Через некоторое время дверь отворилась и вошла Мишель. Она несла на руках очаровательный комочек светлой шерсти; он громко пыхтел. На нас таращились два любопытных карих глаза, с черной шерстью вокруг. У щенка были длинные, крупные лапы, и был он просто загляденье. Я влюбилась в него в ту же минуту.

– Это Купидон, – представила щенка Мишель. – Его и остальных щенков из помета назвали в честь северных оленей Санта?Клауса. – Она посадила его на пол и аккуратно подтолкнула к Лаки.

Сначала Купидон расхрабрился и направился прямиком к ней, но стоило им обнюхать друг друга, как он оробел. Но Лаки знала, что делать. Соблюдая дистанцию, она чуть приблизилась к нему и завиляла хвостом. Потом немного пригнулась и снова завиляла.

Трюк сработал.

Щенок прыгнул к ней, вступая в игру, а она отбежала туда, где сидела я. Ее хвост вилял с частотой десять ударов в секунду. Она взглянула на нас, потом на Купидона…

– Ну что, Лаки, нравится он тебе?

По ее движениям я поняла, о чем она думает: Видишь его, мам? Видишь? Она снова подошла к нему и не прогадала: Купидон еще слегка побаивался, но очень хотел поиграть.

Глядя на эту парочку, Мишель проговорила:

– По?моему, эти двое легко найдут общий язык!

Я в этом не сомневалась. Окончательное решение – брать щенка или не брать – зависело от реакции Лаки, и ее поведение говорило красноречивее слов.

Она играла со щенком, и тот с радостью вступал в игру. Когда он пугался, то несся что есть мочи вдоль стены, пока не утыкался в угол; там он сжимался в комок и смотрел на нас своими необыкновенными глазами, словно спрашивая: в чем дело? Малыш был растерян, но стоило нам заговорить с ним и произнести пару ласковых слов, как он снова бежал к нам, чтобы мы его погладили. Лаки тоже не отступалась, и хотя Купидон побаивался, не наседала на него, а щенок в ответ тянулся к ней. Хотя он еще опасался, ему явно хотелось любви и ласки, и он метался между нами и Лаки, между нашими похлопываниями и поглаживаниями и ее обнюхиваниями. Он вилял хвостом и храбро пытался преодолеть страх, который то и дело давал о себе знать, а мы с Джимом и ребятами тем временем слушали его историю.

Купидон был одним из восьми брошенных щенков, которых спасли несколько дней назад и принесли в «Баттерсийский дом». Сотрудники приюта не знали, выживут ли все восемь, но Купидон оказался здоровым и сильным, и ему сделали все прививки. Он мог отправиться в новый дом.

Нам сказали, что своим необычным внешним видом он обязан смешению пород – акиты, английской гончей и стаффордширского терьера – и, скорее всего, вырастет крупной собакой.

Обычно в подобных ситуациях находятся причины для волнений, но, увидев, как весело Лаки и Купидон играют вместе, мы поняли, что им суждено подружиться. И сотрудница приюта, которой поручили найти Купидону дом, тоже это поняла.

Купидон был нашей собакой.

Я заполнила бумаги, и сыновья помогли усадить Лаки с Купидоном в машину. По дороге домой Купидон сидел на заднем сиденье между Лаки и ребятами. Я взяла полотенце на случай, если его укачает, но он держался молодцом. Лаки присматривала за ним, как за своим щенком.

Мы подъехали к дому, и я свернула на подъездную дорожку. Майкл повел Лаки в дом, а Эндрю взял Купидона на руки и понес его. Он опустил его на ковер в коридоре. Джим присел на колени и заговорил с нашим новым щенком.

– Ну вот, – сказал он, – это твой новый дом, Купидон.

Они ненадолго остались наедине, а потом Джим сказал мне:

– Он вырастет крупным. Ты же понимаешь?

Я взглянула на длинные лапы щенка и рассмеялась.

День клонился к вечеру, а Лаки не сводила с щенка внимательных глаз. Стоило ему пойти куда?нибудь, и она следовала за ним. Они играли и катались по полу гостиной, и дом наш вдруг снова ожил. Уже несколько месяцев я не видела, чтобы Лаки вела себя так и выглядела, как совсем молодая собака. На нее было радостно смотреть.

Как все щенки, Купидон был неуклюжим – набрасывался на Лаки на заплетающихся лапах и пытался сбить ее с ног. А когда не получалось, прыгал ей на спину, показывая, что все же одержал верх. Но Лаки не возражала. Через несколько часов таких игр обе собаки выбились из сил. Мы все устроились в гостиной и стали обсуждать кличку для щенка – нам хотелось назвать Купидона иначе. Поскольку мы знали, что он частично акита, а это японская порода, то попытались вспомнить какое?нибудь имя, связанное с Японией.

– Может, Гизмо? – предложил Майкл.

– Нет, – рассмеялась я, – только не Гизмо.

– А как вам Самурай? – спросил Эндрю.

Но мы с Джимом хотели, чтобы кличка была короткой.

– Хорошо, – проговорил Эндрю, – а если Сэм? Сокращенно от «самурай».

Идеально, решили мы. Так Купидон стал Сэмом.

В тот вечер, когда Сэм немного успокоился, он начал вести себя как?то странно. Его пару раз стошнило. Я позвонила на круглосуточную горячую линию «Баттерсийского дома» и поговорила с одной из сотрудниц приюта. Та ответила, что, скорее всего, щенок просто перенервничал, и переживания сегодняшнего дня дали о себе знать.

– Ему нужно хорошенько выспаться, и утром все должно быть в порядке, – сказала она. – Но если возникнут проблемы, позвоните, и мы решим, что лучше сделать.

Мы проговорили полчаса. В конце концов, она меня успокоила, я пожелала ей счастливого Рождества и попрощалась.

Джим с ребятами пошли в церковь на ночную службу. А двадцать минут спустя, проверив Сэма еще разок, я и сама отправилась спать в комнату на первом этаже, которая находилась напротив кухни. Но мне не спалось: я крутилась и ворочалась, и слышала, что Сэму тоже не спится. Он выл и скулил, не замолкая ни на минуту. По опыту я знала, что лучше оставить его в покое, чтобы он привык к новому дому. Всю ночь я так и не сомкнула глаз. А потом посмотрела на часы и увидела, что уже полшестого – в это время я обычно вставала и выгуливала собак.

Весь дом, конечно же, еще спал. Лаки – она ночевала в моей комнате – не терпелось пойти на кухню и посмотреть, как там ее новый друг. Она даже подгоняла меня, пока я включала елочную гирлянду.

Мы вошли на кухню, где я закрыла Сэма на ночь, используя кусок фанеры как перегородку для дверного проема. Щенок лежал в корзинке и сладко спал. Лаки подошла и радостно лизнула его. Он сразу проснулся, потянулся, зевнул, и, к своему облегчению, я увидела, что ему лучше, и ночью его не тошнило.

Я выпустила собак в сад и, глядя, как они резвятся вместе, ощутила огромную благодарность за нового члена нашей семьи, который появился у нас как раз на Рождество. Лаки обожала это время года: ей нравилась суета в доме, и я с радостью заметила, что к ней вернулась былая резвость. Хотя Сэм появился в доме только вчера, он уже сумел пробудить в ней прежний вкус к жизни.

Вскоре проснулся и Джим с ребятами, и после завтрака я поставила в духовку индейку и пошла в церковь, оставив Сэма с мужем и детьми.

Вернувшись, я услышала хохот, доносящийся из гостиной. Мои взрослые сыновья катались по полу со щенком! Он напрыгивал на них, и Лаки тоже участвовала в игре.

Я взялась за готовку. Время от времени к ногам прижимался чей?то мокрый нос. А иногда меня задевал чей?то пушистый хвост.

Наконец Сэм с Лаки легли вздремнуть, и мы сели ужинать, но запах еды, должно быть, разбудил собак. Лаки всегда отличалась безупречным поведением и не выпрашивала еду, дежуря под столом. Но Сэм пока не знал, как полагается себя вести. Сначала он начал рыскать под столом, время от времени поднимался на задние лапы и клал голову и передние лапы нам на колени. И каждый раз мы мягко отталкивали его и опускали на пол. Затем он увидел, как Лаки сидит и терпеливо ждет – и последовал ее примеру. Когда дело дошло до десерта, Сэму досталась ложечка сливок.

После ужина я пошла на кухню, где стояли собачьи миски, и позвала Лаки. Она тут же прибежала, и Сэм за ней – кто бы сомневался! Я положила каждому немного индейки, овощей и подливки, и они накинулись на еду. Самое время открывать подарки!

Обычно этот момент был самым волнующим, но сегодня все ощущалось по?другому. Сэм и Лаки мгновенно разделались с ужином, вернулись в комнату и крутились рядом с нами. Я взяла носочек Лаки и второй, который наполнила лакомствами и игрушками еще несколько дней назад. Джим и ребята помогли собакам «развернуть» подарки.

Лаки и Сэм получили по змейке, которая пищала, когда ее сжимали. При взгляде на Сэма, прыгавшего по гостиной, не скрывая восторга от того, что его окружало столько людей и столько любви, мое сердце растаяло. В детстве я всегда говорила детям, что на Рождество животных заводить нельзя, но благодаря Сэму, появившемуся в доме всего несколько часов назад, этот праздник стал для нас особенным.

Лаки веселилась от души, и остаток вечера собаки провели за игрой в «перетяг». В перерывах между битвами они гонялись за мячиками из скомканной упаковочной бумаги, и мы вдоволь нахохотались над Сэмом, который носился по всей комнате. Черные пятнышки вокруг глаз делали его похожим на забавного героя детской книжки.

Как обычно в Рождество, мы попытались посмотреть праздничное кино, но разве это было возможно? Ведь звездой сегодняшнего вечера был Сэм. Он перетягивал на себя все внимание, и мы по очереди играли с ним, не в силах противиться при взгляде на его обаятельную мордочку. Сэм стал героем нашего Рождества.

Иногда щенок замирал и оглядывал свой новый дом. Он будто вспоминал несчастные первые несколько месяцев своей жизни, а потом удивлялся, как он сюда попал и почему этот дом так отличается от тех, в которых ему довелось побывать.

Порой он казался немного напуганным, и мы поставили его корзинку к телевизору, чтобы он был у нас перед глазами, пока мы отдыхали и смотрели фильм.

Наступил вечер, и чем больше мы тискали Сэма, гладили его и играли с ним, тем меньше настороженности он проявлял. Видимо, понял, что в этом доме его ждет только любовь.

Лаки выбилась из сил. Вообще?то она могла бегать за мячом хоть весь день и ничуть не уставала, но Сэм не давал ей продохнуть, и к вечеру обе собаки уснули без задних ног.

И мы тоже легли спать задолго до полуночи – уставшие и счастливые.

Шли дни, и Сэм освоился на новом месте. Они с Лаки стали неразлучны. К счастью, щенок быстро научился справлять свои дела на улице. Через две недели после Рождества Джиму сделали запланированную операцию на бедре. Только он вернулся домой из больницы, как со мной случилось кое?что странное.

Ночью я проснулась оттого, что Джим толкал меня в бок.

– Ты чувствуешь? – спросил он.

– Конечно, – ответила я.

Мы откинули одеяло и взглянули на мои ноги: они тряслись и подпрыгивали.

– Я танцую ирландские танцы во сне, – пошутила я.

Но на деле мне было не до шуток. Я срочно поехала в больницу и прошла сканирование. Оказалось, что у меня разрыв двух межпозвонковых дисков. Несмотря на всю серьезность ситуации, первым делом я подумала о Сэме. Мы только завели его – и вот я оказываюсь прикованной к постели. Как мы будем справляться? Неужели придется отдать щенка?

Одна мысль об этом была невыносима: ведь все мы сильно его полюбили.

Но тогда мне приходилось думать о другом.

Консультант в больнице сказал, что нужна срочная операция на позвоночнике, чтобы удалить последствия разрыва дисков и вставить в позвоночник металлические стержни. Когда я рассказала о недавней операции Джима и нашем новом щенке, он ответил:

– Не переживайте. После операции вам нужно будет как можно больше ходить, чтобы восстановить мышечный тонус. Лучшего средства, чем собака, не найти.

Услышав это, я испытала огромное облегчение и больше уже не сомневалась. Сэм останется с нами! С двумя собаками в доме у меня появится стимул чаще вставать и двигаться, да и Джим будет больше ходить и укреплять бедро.

Операция прошла успешно, и через три дня я вернулась домой. Сидеть мне не разрешалось – я могла только стоять, ходить или лежать. К моему изумлению, Сэм стал «учиться» хорошему поведению у Лаки. Я выводила их на совместную прогулку, а Сэм присматривался, как идет Лаки, и видел, что та не натягивает поводок и не вырывается вперед. Он научился не сразу, но стоило пару раз твердо окликнуть его, как он начал вести себя так же.

Хотя сначала я переживала, справимся ли мы – ведь оба пережили серьезные операции. Но в итоге все сложилось хорошо. Собаки очень нам помогали: они поднимали Джима по вечерам, заставляя его ходить, пусть даже и с тростью, а мне не давали прохлаждаться днем – я много двигалась, и это снимало нагрузку на позвоночник. Это было и к лучшему: Джим поправился и вышел на работу, а я по?прежнему сидела с трудом. Из?за этого я не могла работать, и не будь Лаки и Сэма рядом, чтобы составить мне компанию, я бы чувствовала себя очень одиноко.

За играми в саду и во время долгих утренних и вечерних прогулок Лаки учила Сэма основам хорошего поведения. В щенячестве она грызла все подряд – в том числе досталось нашему персидскому ковру. Но Сэм, кажется, понимал, что этого делать нельзя, и если ему и приходило в голову что?то уничтожить, Лаки вовремя его останавливала.

Стоило ей выйти в сад, как Сэм шел следом. Она научила его хватать брошенный мячик и приносить его. Сэм быстро понял, что играть на траве приятнее, и не совался в патио, где стояла садовая мебель. Он всюду следовал за Лаки, а той нравилась мягкая травка.

Правда, кое?какие черты характера Сэма передавались и Лаки, и это было не очень хорошо. В присутствии своего товарища по играм она иногда становилась непослушной. Я замечала, что вдвоем они порой слишком озорничают, и мне приходилось напоминать Лаки, что такое поведение недопустимо. Какое?то время я постоянно отчитывала Лаки за то, что та слишком расшалилась – но, к счастью, это длилось недолго.

Лаки с Сэмом стали лучшими друзьями. Они вместе носились по дому, гонялись друг за другом, а потом валились без сил и устраивали себе заслуженный отдых.

По мере того, как Сэм рос и креп, он начал наглеть. Лаки мирилась с его выходками, как старшая сестра мирится с проказами надоедливого маленького братца (хотя малышом на тот момент Сэма назвать язык уже не поворачивался).

Случалось, Лаки спала, а Сэм выталкивал ее из корзинки и ложился в нее сам, хотя корзинка была ему маловата. Лаки угрюмо топала к корзинке Сэма и засыпала там. Ей это не нравилось, но она не устраивала драку, а просто уступала место.

По вечерам, когда я давала им одинаковые лакомства, Сэм сразу бросал свое и выхватывал угощение Лаки у нее изо рта. Сначала та отдавала лакомство без возражений и подбирала брошенное угощение Сэма. И поначалу я ругала Сэма, но потом заметила, что эту битву за лакомства собаки превратили в игру. Вместо того, чтобы начать грызть угощение, Лаки сжимала зубы и принималась дразнить Сэма торчащим изо рта кусочком. Тот бросал свое лакомство, бежал к ней, и они начинали возню: Лаки рычала, Сэм скулил, и, наконец, Лаки «уступала» ему. Им обоим явно нравилась эта веселая игра, поэтому я перестала их одергивать. Я радовалась, видя, как Лаки снова резвится и развлекается. Кто я такая, чтобы нарушать веселье?

Лаки снова стала прежней Лаки. Ее хвост все время торчал вверх, она оживилась, радовалась прогулкам и играм в саду.

Когда мы гуляли вместе, прохожие то и дело останавливались и спрашивали разрешения сфотографироваться с нашим замечательным щенком. Но заставить его замереть на месте было не так уж просто. Сэм выказывал изрядное любопытство и тут же бросался обнюхивать своих обожателей и исследовать их фотоаппарат.

С возрастом он стал проявлять черты доминантного пса. Впрочем, от помеси акиты этого следовало ожидать. Раз в неделю мы водили его на собачьи курсы, чтобы он привык находиться среди собак разных размеров. Это очень помогло, но типичные черты акиты все же прорезались. Стоило кому?нибудь постучать в дверь, как Лаки начинала лаять и бросалась к входу, спеша сообщить нам: кто?то пришел! А Сэм вел себя по?другому. Он не выходил, пока гость не оказывался в доме – достаточно близко, чтобы можно было как следует его рассмотреть и изучить. Иногда он даже злился на Лаки за ее нетерпеливость и «приказывал» ей сидеть тихо. Наверняка в такие минуты он по?своему, по?собачьи, «говорил» ей: Погоди, Лаки. Давай посмотрим, что к чему, а потом уже выйдем.

В нем были сильны черты сторожевой собаки: он выжидал, анализировал ситуацию и лишь потом действовал.

Рядом с бесстрашной Лаки и осторожным от природы Сэмом мы с Джимом чувствовали себя в безопасности. Мы знали, что даже если грабитель не испугается лая Лаки и заберется в дом, Сэм гарантирует ему неожиданный испуг уже на месте.

Что до друзей и родных, приходивших к нам в гости, Лаки всегда им очень радовалась, и ее восторженное настроение передавалось Сэму. Он заражался ее примером, и потом их бывало трудно успокоить. Время шло, и Сэм перестал повторять все за Лаки и стал самостоятельной собакой.

В глубине души он оставался ранимым и во всем полагался на предчувствия. Он всегда был настороже – я списывала это на особенности породы и думала, что эту черту характера уже не искоренить. Если на прогулке кто?то шел позади, Сэм одним глазом следил за незнакомцем, а другим смотрел на дорогу.

Он также умел заставить людей посмотреть страху в лицо, причем не спрашивая, хотят они этого или нет. Мой брат Артур боялся собак до смерти, и каждый раз, когда он набирался смелости и приезжал к нам в гости, Сэм делал вид, что не замечает, как Артур нервничает. Он подбегал к нему и заваливался к нему прямо на колени. Шли месяцы, Сэм набирал вес, но, видимо, не понимал, что теперь он уже очень большая собака. Он совершенно не осознавал своих размеров. Он вырос мощным псом, у которого к тому же на все было свое мнение. Сэм рассказывал мне о том, как провел день, выл и лаял. А если ему чего?то хотелось, он сразу давал об этом знать!

Лаки не позволяла Сэму командовать собой и, хотя весила всего 20 кг против его 37,5, ни капли его не боялась. Один раз нам пришлось отчитывать ее за то, что она подбила Сэма отправиться с ней на охоту за белками в сад. Она знала, что он последует за ней, и, когда хотела, не боялась навлечь на него неприятности.

Конечно, хорошо, что Лаки терпеливо сносила его поведение – ведь Сэм хоть и относился к ней со всей душой, порой не рассчитывал свои силы. В щенячестве он толкал ее со всех сторон, а когда подрос, не оставил своей привычки с разбегу налетать и врезаться в нее. Но он знал, что подруга все простит. Со временем мы обнаружили, что до тех пор, пока у Сэма есть что?то в зубах – например, его любимая змейка, – они с Лаки могли бегать сколько угодно, и проблем не возникало. Драки начинались, когда Сэм впадал в раж, а змейки рядом не оказывалось. Тогда он мог куснуть и Лаки. Та злилась и убегала. Но Сэм тотчас понимал, что расстроил ее, и утихомиривался, пока она его не «прощала».

Хотя он был горазд поиграть ей на нервах, он никогда не причинял ей вреда.

Однажды мы гуляли в парке, и к нам подбежала одна отважная собачка. Она попыталась наскочить на Лаки. Сэм не рычал на нее, не лаял: он просто преградил ей путь. Собака пыталась обойти его, но он раз за разом вставал между ней и Лаки.

Бывало, что такое поведение выходило ему боком. Он любил играть с небольшими собаками – думаю, потому, что считал их такими же, как Лаки, своими закадычными друзьями. Но вскоре мы поняли, что он не может свободно бегать среди них. Из?за своих размеров он всегда сбивал их с ног. После того, как это случилось несколько раз, в присутствии маленьких собак мы стали брать его на поводок. Когда же рядом оказывались собаки крупных пород, Сэм обычно начинал рычать. Мы отчитывали его за это, и в целом он подчинялся. Однажды на него напала большая собака, и он стал защищаться, хотя первым никогда не нападал.

Но после того случая стало очевидно, что драка произвела на него сильное впечатление. Теперь каждый раз, когда он видел большую черную собаку – похожую на ту, что набросилась на него в парке, – он начинал лаять и проявлять агрессию. Поэтому раз в неделю мы стали отправлять его на прогулку со Стивом – тот выгуливал чужих собак и брал с собой еще семерых на поводках. Вскоре проблема с агрессией была решена.

Еще я заметила, что Сэм меня оберегает – видимо, сказывались особенности породы. Как всех акит, его характеризовали упрямство и решительность. И хотя обычно он был немного рассеянным, в нужный момент тут же «включался». К некоторым людям – например, к Артуру – он сразу проникался симпатией и позволял себя гладить. Но других к себе не подпускал. Однажды летним вечером мы с Джимом вывели его на прогулку. Наш путь лежал мимо паба. Стоял теплый субботний вечер, и двое мужчин выходили из паба, собираясь домой. Они были слегка навеселе, но, увидев нас с Сэмом, заговорили с нами и заметили, какая красивая у нас собака. Мы с Джимом ответили, что Сэм из «Баттерсийского дома собак и кошек», и его история произвела на них большое впечатление. Пока мы разговаривали, я заметила, что они пытались погладить Сэма, но это им никак не удавалось. И не потому, что они перебрали и не видели его толком, а потому, что Сэм уворачивался от них. Видимо, он понял, что ребята навеселе. Через несколько минут Джим тоже это заприметил, мы переглянулись и с трудом удержались от смеха. После Джим сказал Сэму: «Какой умный мальчик». Сэм же помахал хвостиком и пошел дальше.

На следующее Рождество Лаки с Сэмом скакали по гостиной, пока я ставила елку и занималась обычными праздничными приготовлениями. В тот год Сэм получил змейку размером побольше – он до сих пор любит таскать ее в зубах. Сейчас ему два с половиной года, но он по?прежнему носится, как щенок. Подобно большинству собак, он готов на все ради угощения, а если не дать его сразу, начинает зевать, и зевок перерастает в рык. Видимо, так он хочет сказать: «Ну давай же, не тяни!»

Теперь в нашей спальне стоят лежаки Лаки и Сэма, но мы не закрываем дверь, и когда сыновья приезжают погостить, собаки любят уходить к ним в комнаты. Если уходит Лаки, за ней следует и Сэм, и нет ничего приятнее, чем видеть, как крепко они подружились.

После Хэмиша Сэм – лучшее, что случилось в жизни Лаки. Думаю, она со мной согласится.

На прошлой неделе Майкл вернулся домой после двухнедельного отсутствия и хотел сперва поздороваться с Лаки – ведь она всегда была «его» собакой. Он взял ее с собой в зимний сад и закрыл дверь, чтобы погладить ее и побыть с ней наедине. Но не тут?то было. Лаки бросилась к двери, принялась царапать ее и поглядывать на Майкла. Она словно говорила ему: впусти его, впусти! Впусти Сэма! Она так любит Сэма, что не может расстаться с ним ни на минуту. Неудивительно, что Сэм считает себя очень важной персоной! Расхаживает по дому и требует внимания к себе. Но, по правде говоря, он и есть очень важная персона… и для меня, и для Джима, а особенно – для Лаки.

Тем не менее Лаки до сих пор обнюхивает всех вест?хайлендских терьеров на улице – на всякий случай. Вдруг одним из них окажется Хэмиш?

И когда мы произносим имя Хэмиша вслух, Лаки смотрит на нас все тем же вопросительным взглядом: Где он?

Именно поэтому так важно, что мы приютили Сэма, и он стал частью нашей семьи. Не будь «Баттерсийского дома», этого бы никогда не случилось. Сотрудники этого приюта считают своим долгом помогать животным, и они очень помогли и нам. Главное, что мы честно объяснили, какая именно собака нам нужна, и с их помощью отыскали совершенно особенного пса, ставшего лучшим другом для нашей Лаки. Первая встреча Лаки и Сэма, во время которой они познакомились, определила всю нашу дальнейшую судьбу.

Теперь Сэм – самая яркая личность в нашем доме. И пусть, когда мы не обращаем на него внимания, он грызет диван и рычит на нас – это наш Сэм, и мы не променяем его ни на кого другого.

 

2

Вера, надежда и выживание

 

 

 

 

Несчастный найденыш

 

По вторникам я надевала голубую рубашку с логотипом приюта и отправлялась в «Баттерсийский дом кошек и собак» в Олд?Виндзоре. Я много лет прожила в Греции, где работала с бездомными собаками, «найденышами» и «спасенышами», а потом переехала с мужем в Англию. После переезда мне стало очень не хватать работы с животными, и муж предложил: «Хелль, а почему бы тебе не устроиться волонтером в „Баттерсийский дом?“»

Идея пришлась по душе, и работа в приюте стала самым любимым моим занятием. В мои обязанности входило гулять с собаками и общаться с ними. Именно этим я всегда мечтала заниматься, и мне очень нравилось работать с крупными собаками или теми, у кого был сложный характер. Я закончила обучение и теперь могла справиться даже с самыми «тяжелыми» экземплярами – даже с теми, кто проходил программу коррекции поведения. Я помогала собакам найти новый дом. И это было здорово.

Особенно я полюбила Фокси. Это была очень милая акита?ину, но по какой?то причине уже более десяти месяцев ей не удавалось найти новых хозяев. Каждую неделю я брала ее на прогулку и постепенно хорошо узнала ее повадки. Как свойственно акитам, она отличалась сдержанностью характера и особенно отстраненно вела себя с мужчинами. Но стоило ей узнать человека поближе, как она становилась игривой и ласковой. Она впускала его в свой мир, показывала свой милый, веселый нрав и быстро всему училась.

По вторникам я обычно первой выводила ее на долгую прогулку. Сначала, чтобы Фокси набегалась, мы играли в мяч на площадке на территории приюта, где разрешалось выгуливать собак без поводка. Потом я брала ее на поводок, застегивала ветровку, и мы выходили за забор. Приют в Олд?Виндзоре располагался в окружении холмистых полей, а пейзажи берега Темзы, вдоль которого мы гуляли, были великолепны. Вокруг на многие километры тянулась сельская местность, луга и канавы. Собакам было где разгуляться и поразнюхивать.

Однажды морозным днем мы вышли за забор приюта быстрым шагом, пересекли главную дорогу и спустились по холму к реке. Хотя Фокси была сильной собакой, прогулки с ней доставляли мне огромное удовольствие. Она никогда не дергала поводок и не тянула за собой. Мы шли рядом в хорошем темпе; слева от нас раскинулись поля, и Фокси была заворожена окружавшими ее запахами и видами. Обычно на полях паслись коровы, в канавах прятались кролики и прочая интересная мелкая живность.

Фокси, как всегда, вынюхивала что?то на тропе, когда вдруг по?охотничьи взяла след, натянула поводок и попыталась подлезть под колючую проволоку, за которой лежала низина, а дальше – поле. Сначала я сопротивлялась, подумав, что она учуяла дохлого кролика или еще что?нибудь, что мне не очень?то хотелось видеть. Но Фокси не унималась, и я краем глаза взглянула в ту сторону, куда она меня тянула. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть. В канаве, рядом с ограждением из колючей проволоки, лежала собака – кожа да кости.

Сначала я решила, что собака мертва – такая она была тощая. Но потом ее голова шевельнулась. Состояние ее было ужасным, она насквозь промерзла, и жизнь в ней едва теплилась.

Фокси посмотрела на меня, словно спрашивая: что происходит? Я полезла было в карман за телефоном, чтобы позвонить в «Баттерсийский дом» и попросить кого?нибудь приехать и помочь, но потом вспомнила, что оставила его заряжаться в комнате для персонала. Как назло! Вообще?то нам предписывалось всегда носить телефоны с собой на случай, если возникнет экстренная ситуация, но в то самое утро, когда он мне понадобился, в начале дежурства как раз села батарейка.

Я понимала, что помощь необходимо оказать немедленно, но боялась, что, если пойду за подмогой, собака убежит. Однако выбора у меня не было, и мы с Фокси побежали в приют на всех парах и буквально ворвались в приемную. Запыхавшись, я кое?как сумела объяснить, что мы обнаружили, а в глубине души надеялась и молилась, чтобы у собаки не хватило сил убежать – потому что в таком случае она наверняка бы умерла.

Ситуация была хуже некуда, но на раздумья времени не оставалось. Я отвела Фокси в вольер, и мы с двумя другими сотрудниками приюта, прихватив одеяла, пошли к тому месту, где я увидела собаку.

На этот раз, без помощи Фокси и ее острого нюха, обнаружить животное оказалось труднее, но в конце концов я отыскала ту самую канаву и осторожно перелезла через ограждение из колючей проволоки.

Собака все еще лежала там, свернувшись калачиком. Хотя я бежала и на мне было много теплой одежды в несколько слоев, мои щеки и пальцы заледенели, и я могла лишь предполагать, как сильно замерзло это бедное животное, на котором не было ни грамма жира.

Двое сотрудников приюта аккуратно завернули собаку в одеяло и подняли ее. Она взвизгнула от страха.

Мы вернулись в «Баттерсийский дом» и сразу отнесли животное в клинику, где уже ждали ветеринар и медсестра. Тщательно осмотрев собаку, мы все пришли в ужас. Наш ветеринар Пол сказал, что впервые видит животное в таком жутком состоянии.

Даже я ужаснулась, увидев подобную степень истощения у животного, хотя много лет прожила в Греции, где подобные находки не считались чем?то из ряда вон выходящим. По всей видимости, перед нами был немецкий дог, а собаки этой породы должны весить около 40 килограммов. Но весы показали, что в ней всего 15 килограммов весу.

– Как она вообще выжила? – потрясенно воскликнула я.

– Задаю себе тот же вопрос, – отвечал Пол.

К ней было страшно даже прикасаться – она походила на скелет, и мы боялись навредить ей. Мы дали ей собачьи бисквиты, и она проглотила их, не жуя. Потом мы поставили ее на ноги и провели осмотр. Не нашли ни ран, ни порезов.

Увидев, что она в состоянии держаться на ногах, мы попытались заставить ее пройти несколько шагов до вольера в блоке для больных собак, примыкающем к клинике. Но она прошла лишь три шага и рухнула на пол. От слабости она не могла даже поднять лапы и забраться на лежак, который мы приготовили для нее в вольере – а его бортик был высотой всего каких?то семь сантиметров. Мы убрали лежак и застелили вольер мягкими теплыми одеялами.

Собака была грязная, но мы не могли ее помыть – слишком она была слаба. Стоило ей лечь на одеяла, как она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Точно поняла, что наконец в безопасности.

Пока собака привыкала к новому месту, мы с сотрудницами приюта ввели ее описание в базу данных и стали подбирать имя. В Рождество найденышей обычно называли рождественскими и новогодними именами, но я сказала:

– Может, попробуем придумать что?то менее слащавое?

Мы пораздумали, и одна из девушек предложила:

– Назовем ее Фейт[1].

Имя подходило идеально – ведь ее шансы на выживание были так малы, что лишь вера могла ее спасти.

В тот вечер я вернулась домой совершенно без сил. Я не смогла прождать неделю до следующего дежурства во вторник и вернулась в «Баттерсийский дом» через два дня. И тут же пошла к Фейт. Ее вымыли, она начала потихоньку подниматься; светло?коричневый подшерсток и ребра все еще проглядывали, но, к моему облегчению, худшее было позади.

Я поговорила с Полом, и тот сказал, что Фейт предстоит длительное восстановление. Когда собака находится на такой стадии истощения, внезапное возвращение к нормальному рациону может стать слишком большой нагрузкой для организма. Поначалу ее следовало кормить часто и понемногу. Хотя Фейт очень изголодалась и уничтожала все съедобное, что попадалось на ее пути, в течение дня ей давали только очень маленькие порции специально приготовленной пищи. В клинике для нее составили специальный план кормления, чтобы здоровье ее восстановилось без излишних потрясений для организма. Кроме того, мы выяснили, что Фейт было около одиннадцати или двенадцати месяцев от роду.

Недели сменяли друг друга, и Фейт шла на поправку. В глазах ее появился блеск, и несмотря на все тяготы, выпавшие на ее долю, у нее оказался милый и благодушный характер. Я поражалась тому, как быстро она восстанавливается от эмоциональной травмы: она полностью доверяла окружающим ее людям из «Баттерсийского дома». А в приюте все ее обожали.

Ее история тронула сердца многих, и я совсем не удивилась, когда одна из кинологов, помогающих приюту, у которой был большой опыт работы с догами, решила взять ее себе.

Но наступил декабрь, и с передачей возникла отсрочка. Новой хозяйке Фейт – ее звали Энни – пришлось лечь в больницу на срочную операцию. А Фейт нуждалась в особом уходе – несмотря на уверенный набор веса, она все еще не вполне оправилась. Вот я и предложила поухаживать за ней, пока не выздоровеет Энни.

По правилам приюта, два координатора из «Баттерсийского дома» привели Фейт ко мне, чтобы посмотреть, как сложится ее взаимодействие с нашими собаками. У нас их было две: Нелли, которую мы взяли с улицы в Греции, и пятимесячный щенок золотистого ретривера по имени Генри. Фейт сразу же начала рычать и бросаться на них, и мы уж забеспокоились, что наш дом ей не подходит. Но потом я понаблюдала за ее движениями и поняла, что Фейт вовсе не проявляет агрессию: она просто не привыкла находиться рядом с другими животными.

Я изложила координаторам свой план, и они согласились оставить Фейт со мной. В свое время я приютила немало собак, и у меня был большой опыт в передержке.

Я установила детские воротца на дверь, чтобы отделить Фейт от Нелли и Генри. Они не могли достать друг друга, но прекрасно друг друга видели. На следующий день Фейт успокоилась, и я разрешила ей пообщаться со своими питомцами под присмотром. Она понятия не имела, как играть с другими собаками и игрушками – например, с теннисным мячом, и интересовалась лишь едой.

Но Генри, как и положено щенку, был полон решимости вовлечь в игру свою новую знакомую. Он подбегал к Фейт, а в последний момент уворачивался и тихонько тявкал на нее, словно хотел сказать: «Ну давай же!» И в конце концов она начала с ним играть.

После этого они стали постоянно бегать в саду и разлучались, лишь когда Фейт унюхивала яблоки, упавшие с моих яблонь в дальнем конце сада. Она по?прежнему постоянно рыскала в поисках еды. Несмотря на прибавление в весе, весь ее вид напоминал о том, как долго ей пришлось голодать, прежде чем мы ее нашли.

Прошло две недели, и в середине декабря Энни сообщила, что готова забрать Фейт. Я отвела Фейт в «Баттерсийский дом» и попрощалась с ней с тяжелым сердцем. Она заняла особое место в моей душе, и я очень полюбила эту собаку, на долю которой выпало столько несчастий. Я опустилась на колени и проговорила:

– Удачи тебе, Фейт. Веди себя хорошо. Я тебя люблю.

Потом я отдала ее сотруднику приюта, ответственному за переселение животных, и ушла, чувствуя, как подступают жгучие слезы.

А когда оглянулась, то увидела, что Фейт стоит, навострив уши, и смотрит на меня с выражением, которое могло означать лишь одно: ты куда это?

Вот что самое трудное в передержке: собака не понимает, что это ее временный дом, и привязывается к тебе, как к любящему хозяину. В тот момент меня утешало лишь одно: я знала, куда направляется Фейт, и была уверена, что ей предстоит прожить счастливую жизнь в самых лучших условиях.

Я вернулась к вторничным дежурствам, и Фокси по?прежнему с нетерпением ждала наших прогулок. Шло время, и как?то раз Фокси приглянулась мужчине, который в одиночку воспитывал сына. Хотя она все еще побаивалась мужчин, отец с сыном твердо решили создать ей самые лучшие условия для жизни. В течение нескольких недель они каждый день приходили в приют и проводили с ней по несколько часов: брали ее на прогулки, играли с ней, пока она не прониклась к ним доверием и не почувствовала, что готова отправиться в новый дом. Мне было так приятно видеть, что Фокси нашла хозяев, которые готовы заботиться о ней. Теперь я знала, что она в надежных руках.

Через пару месяцев Фокси с новыми владельцами вернулась в «Баттерсийский дом» на съемки для статьи о приюте… и узнала меня издалека. Вместо того, чтобы смотреть в камеру, она смотрела только на меня и виляла хвостом. Мое сердце растаяло оттого, что она вспомнила меня. В такие моменты – и даже в минуты расставания, как в случае с Фейт – я вдруг понимаю, какая благодарная у меня работа.

 

Чудесное спасение

 

Сколько себя помню, у нас дома всегда было шумно. Мы с братом росли на родительской ферме: работали в огороде, ходили за скотом. А еще мы держали целую армию рабочих собак и домашних питомцев – спрингер?спаниелей и джек?рассел?терьеров. Без дела мы не сидели, и в доме вечно толклись люди и животные. Вечером мы могли заметить, что один из ягнят уснул перед камином с собаками, и никто этому не удивлялся. Я обожала такую жизнь, и когда мне исполнилось семь лет, поклялась, что вырасту и заведу своих собак.

В девятнадцать лет я переехала в свой дом и взяла первого щенка – немецкого дога. Наша семья росла, у меня родились близнецы – Джо и Бетти. Потом мы переехали на небольшую ферму с участком площадью 12 акров, и животных тоже стало больше.

Мне очень нравились немецкие доги. Я много лет общалась с этими собаками: они умны, чувствительны и любят комфорт. Своих догов Мэверика и Скай я взяла из приюта, а двоих терьеров?метисов – Кевина и Берти – из «Баттерсийского дома собак и кошек». В «Баттерсийском доме» у меня появились хорошие друзья, и с некоторыми сотрудниками мы продолжили общаться.

Как?то вечером я проверяла почту, и одно письмо привлекло мое особое внимание. Я открыла его и увидела фото, заставившее меня ахнуть. На нем была изображена истощенная собака по имени Фейт. Это был немецкий дог, но нечистокровный, и глядя на нее, я поразилась, как она еще жива.

Под жуткой фотографией я прочла приписку от моей знакомой в «Баттерсийском доме»; та объясняла, что Фейт нашли еле живой в канаве недалеко от приюта в Олд?Виндзоре. Видимо, кто?то просто бросил ее там, зная, что ей предстоит умереть на морозе.

Я вчитывалась в письмо, и мне становилось ужасно жаль эту собаку.

В конце моя знакомая писала: «Фейт бы понравилось у вас, правда?»

Я взглянула на своих чудесных собак, сытых и спящих у открытого очага в нашей уютной гостиной. Ответ на вопрос я знала: конечно, Фейт бы у нас понравилось. Она заслуживала такой жизни, как у Берти, Кевина, Мэверика, Скай и Лолы – нашей пятой собаки, шестилетнего немецкого дога, которого мы тоже взяли из приюта. И я тут же написала: «Да! Мне бы очень хотелось, чтобы Фейт поселилась у нас».

Фейт появилась вовремя. Я как раз подумывала о том, чтобы завести Лоле друга для игр. Берти и Кевин были неразлучны, Мэверик и Скай уже достигли почтенного возраста и с радостью составляли друг другу компанию, а вот Лола осталась без пары. Из?за этого она утратила интерес к играм, стала меньше бегать и начала набирать вес. Надо сказать, она очень разленилась. Если в «Баттерсийском доме» решили, что Фейт нам подходит, возможно, они с Лолой станут друзьями?

По опыту я знала, что немецкие доги обычно плохо переносят пребывание в питомниках. Поэтому, когда нам позвонила сотрудница приюта, отвечающая за переселение собак, я вызвалась забрать Фейт как можно скорее.

– Она все еще отстает от весовой нормы и находится под присмотром нашей группы ветеринаров, но крепнет с каждым днем. Как только ее состояние стабилизируется – надеюсь, примерно через неделю, – мы привезем ее к вам и посмотрим, как она поладит с другими собаками. Дальше будет ясно.

– По?моему, отличный план.

Но в жизни не всегда все идет по плану.

В ту самую неделю, когда Фейт должна была приехать знакомиться, я серьезно заболела и попала в больницу на две недели. Я написала в «Баттерсийский дом» и сообщила о том, что случилось. Они отнеслись с пониманием и ответили, что поместят Фейт на временную передержку, пока я не поправлюсь.

В середине ноября я вернулась домой, и мы с двумя сотрудниками приюта договорились, что они привезут Фейт к нам домой, за город. Это не соответствовало правилам: обычно собаки и будущие хозяева впервые видят друг друга в приюте, но я была слишком слаба, чтобы выдержать четыре часа пути до «Баттерсийского дома», и для меня сделали исключение. Итак, Фейт предстояло познакомиться со мной и членами моей семьи на нашей территории.

В день, когда мы ждали Фейт, все наши собаки вдруг залаяли, как по команде. Это могло означать лишь одно: кто?то стоял за дверью. Я отвела больших собак в другую часть дома, а Берти и Кевина – в гостиную. Раздался звонок, и я открыла дверь; двое сотрудников приюта вошли в дом вместе с Фейт. Та по?прежнему была очень худой, но выглядела намного лучше, чем на фотографиях, которые я видела. Я сразу поняла, что в ней есть примесь немецкой овчарки: морда длиннее, чем у немецких догов с их квадратной мордой и челюстями, а нос заостренный. Одно ухо у нее висело, как у щенка – это придавало ей очень умилительный вид.

Фейт держали на поводке, а Берти с Кевином тем временем приветствовали ее удивленным лаем. Она немного оторопела, но, кажется, собаки также пробудили ее любопытство. Мои собаки сели рядом со мной, Фейт спустили с поводка, и она тоже подошла ко мне. Она вела себя дружелюбно, хотя немного нервничала; но стоило мне ее погладить, как она расслабилась на глазах, опустила уши и выключила «осторожный режим». Ее морда уткнулась мне в руку – она просила, чтобы я ее снова погладила! Когда я прекращала или начинала гладить медленнее, Фейт слегка подталкивала меня носом.

– Не иначе как сильная воля немецкой овчарки помогла ей преодолеть ужасные испытания, – сказала я сотрудницам приюта. – Это и помогло ей выжить.

Обе кивнули.

Пока Фейт жила в приюте, меня держали в курсе ее выздоровления. В данный момент она ела четыре раза в день и уверенно набирала вес. Но кости ее все еще выпирали, ясно напоминая о том, в каком ужасном состоянии ее нашли.

– Что за нелюди могли бросить собаку в таком состоянии? – спросила я вслух. Мне никто не ответил, и я продолжала: – Ну, теперь уже неважно: если она останется с нами, мы обеспечим ей условия, которых она заслуживает.

Мне вручили письмо от Хелль, временной хозяйки Фейт, в котором та описывала, чем ее кормила. Хелль также рассказала, что Фейт очень зациклена на еде и сметает все, что плохо лежит, поэтому осторожность не помешает.

Затем мы с сотрудницами приюта познакомили Фейт и Лолу на огороженной площадке на улице. Собаки сразу нашли общий язык. Они стали гоняться друг за другом, и я была счастлива, глядя, как увлеченно они играют. Через забор Фейт унюхала Скай и Мэверика – но с ними тоже не возникло никаких проблем.

Все поняли, что Фейт прекрасно уживется с нами. Поэтому я подписала все бумаги, сотрудники приюта оставили собачьего корма на несколько дней и пожелали мне удачи.

В ту ночь я оставила Лолу с Фейт на кухне, а других собак увела в противоположную часть дома. Фейт спала хорошо, а присутствие Лолы ее как будто успокаивало. На следующий день я со всеми церемониями познакомила ее с другими собаками. Фейт была в восторге от того, что вокруг столько животных и ей уделяют так много внимания. Но иногда она, видимо, уставала от впечатлений, шла искать меня и становилась рядом, словно хотела сказать: помоги!

Я трепала ее по загривку, и она снова убегала играть с новыми друзьями.

Стоило Лоле выбежать на улицу, как Фейт шла следом, и они играли, покуда Фейт хватало сил. Потом она возвращалась в дом. Фейт не понимала, что ее корзинка – только ее, что это ее личное спальное место, где она может отдыхать, поэтому в корзинку она не ложилась. А если и ложилась, то всего на несколько минут. Мы с Джо и Бетти по очереди сидели с ней вечерами, гладили ее и угощали, когда она соглашалась лечь в корзинку, и наконец она усвоила, что это ее место.

Фейт хорошо поладила со Скай и Мэвериком, но у Мэверика было слабое здоровье, и игры его не интересовали. Тут подоспела Лола и быстро объяснила Фейт, что к чему: мол, от него лучше держаться подальше. То же самое касалось и Скай. Я всегда шутила, что Скай – старая собака в теле молодой; к Фейт она никакого интереса не проявляла. Ей гораздо больше нравилось просто быть рядом с Мэвериком.

Близилось Рождество. Я купила елку, поставила ее в холле, а Бетти помогла ее украсить. На Рождество мы пригласили в гости большую компанию друзей, и утром все встали пораньше и повели собак на прогулку. А вернувшись, открыли шампанское, хотя было еще очень рано, и стали праздновать. Из?за того, что Фейт была с нами, все радовались даже больше обычного.

В два часа мы сели обедать, а после развернули подарки. Собакам достались носочки, набитые лакомствами, и ломтики индейки. В жизни не видела столько виляющих хвостов! Во второй половине дня стало спокойнее; я развела огонь в камине, и мы сели смотреть фильм. Мэверик занял свое место у огня, Скай свернулась калачиком на диване с ним рядом, а Лола нежилась в тепле неподалеку. Фейт предпочла лечь в свою корзинку, которая стояла рядом с моим креслом, ну а Берти с Кевином по очереди укладывались ко мне на колени. Все в точности так, как в тот день, когда я впервые получила письмо из «Баттерсийского дома» – только теперь я уже не гадала, что будет, когда Фейт станет частью нашей семьи. Теперь она была с нами.

Наступил новый год, я увеличила порции еды для Фейт, и она начала постепенно набирать вес. Ребра больше не торчали, бедренные кости не выступали. У нее появилось много энергии – она просто не могла усидеть на месте. К счастью, наша ферма отлично подходила для такой энергичной собаки. Мы жили на огороженном участке, и собаки могли бегать, где и когда им вздумается, а также рыскать в конюшне и свинарнике.

Джо катался на квадроцикле, и Лола любила бегать за ним. Все наши немецкие доги обожали бегать за квадроциклом и даже обгонять его. Поначалу Фейт очень боялась этой машины, но Лола нарезала вокруг нее круги и подгоняла вперед, а потом вновь бросалась за Джо. Вскоре и Фейт вошла во вкус и вступила в игру.

Лола была на пять лет старше Фейт, и в ходе наблюдений за ними у меня родилась теория. Я предполагала, что Фейт рано отлучили от матери, и она недополучила внимания – в щенячестве ее только ругали. Она не имела представления о личном пространстве и, как предупреждала Хелль в письме, могла поесть и из чужих мисок. Но с Лолой этот номер не проходил. Стоило Фейт приблизиться к миске Лолы, как та недвусмысленно сигнализировала: а ну не смей брать мое!

Со временем Фейт научилась хорошим манерам и стала вести себя более уверенно. Она поняла, что если Лола идет куда?то, значит, и ей можно.

Я работала дома и по утрам брала Лолу и Фейт на долгую прогулку по полям, раскинувшимся напротив нашего дома. Гуляли мы и вечером. Фейт весила уже двадцать килограммов – на шесть больше по сравнению с весом на тот момент, когда ее нашли. Но все же вес еще оставался ниже нормы, и она быстро замерзала. На прогулку я одевала ее в специальный стеганый костюм.

Фейт и Лола все время проводили вместе, и Фейт училась у своей старшей подруги. От нее она узнала, как играть и бегать, и Лола благодаря ей стала энергичнее: она уже не походила на ту ленивую и сонную собаку, какой я ее помнила. Она больше не плелась за мной на прогулках, а гонялась за Фейт, которая любила бежать впереди. Лола сбросила лишний вес и спала, только когда приходило время сна.

Наступила весна, и Фейт распрощалась со своим теплым костюмом. Теперь она превратилась в милую, энергичную, игривую собаку. Когда мы взвешивали ее в последний раз, она весила сорок два килограмма – норма для немецкого дога. Ничего общего с тем скелетом, что я видела на первой фотографии: она нарастила мышцы, стала здоровой и все делает с увлечением. Фейт – настоящий боец: она не только выжила, но и не позволила своему печальному прошлому омрачать настоящее и будущее.

Глядя на нее, здоровую, счастливую, живущую очень насыщенной жизнью, я понимаю, какое это благодарное дело – взять собаку из приюта. Она очень ласковая, и из всех моих бывших «уличных» собак я замечаю в ней самый большой прогресс. Пожалуй, лишь с Кевином произошли столь же разительные изменения.

Кевин попал к нам еще совсем молодым псом и совершенно не умел себя вести. Кусался, стоило лишь глянуть в его сторону, боялся всех и вся и был ужасно дерганым. А теперь это самая ласковая собака на Земле.

Годы работы с бездомными и брошенными немецкими догами и терьерами научили меня одному: невзирая на породу или на то, что случилось с этими собаками в прошлом, всем им нужно время, распорядок и любовь. Собака из приюта очень быстро учится доверять человеку, и это просто удивительно. Конечно, когда берешь в дом новую собаку, всегда есть сомнения: поладит ли она с членами семьи? Но опыт показывает, что нужно просто дать животному время привыкнуть.

Если вы подумываете о том, чтобы взять собаку из приюта, не волнуйтесь – все сложится хорошо. Нужно лишь время и терпение, чтобы приучить питомца к распорядку, принятому в вашем доме. Сотрудники «Баттерсийского дома» трудятся не покладая рук, и, чтобы их работа продолжалась, им очень нужны хозяева – такие, как мы с вами. Уход за собакой требует времени и сил, но поверьте – все затраты окупятся сторицей.

Сразу после рождения у Фейт не было возможности научиться основам жизни в семье и взаимодействия с другими собаками. Ей не давали общаться с матерью и другими щенками из помета. Но очевидно, что ей очень хотелось быть хорошей собакой и все делать правильно – просто она не знала, как. Теперь она это поняла. Ей еще предстоит немного повзрослеть, но с каждым днем она становится все более уверенной в себе и менее тревожной по отношению к миру. Это чудесное животное.

Бетти и Джо помешаны на животных и, как и я, выросли в доме, где всегда было полно собак. Сейчас им по девятнадцать лет, и они учились ходить, держась за шкирку одного из наших догов – а те стояли абсолютно неподвижно, пока близнецы не научились подтягиваться, вставать, а потом и делать первые шаги. Эти воспоминания – одни из лучших в нашей семейной истории, и без собак наша жизнь была бы совсем другой. А Фейт стала недостающим членом семьи, хотя до ее появления я и не понимала, что нам чего?то не хватает. Зато теперь мы чувствуем, что все встало на свои места.

 

 

3

Друзья навек

 

 

 

Как?то раз поздней осенью я гулял по парку Баттерси. На землю падали листья, потревоженные последним теплым ветерком, которому вскоре предстояло смениться колючим дыханием зимы. Вдруг меня охватили сумбурные чувства. Куда ни посмотри, повсюду гуляли парочки и семьи с детьми; они казались счастливыми и беззаботными. Даже те, кто гулял один, были в компании своих любимых собак. А вот для меня Лондон стал символом одиночества. Мне было тридцать пять лет, за спиной – вереница неудачных отношений. Одна такая связь только что подошла к концу. Я чувствовал себя полным неудачником. Присев на скамейку, я начал думать о том, как же дошел до такой жизни. Исчерпывающих ответов не находилось, но кое?что я знал наверняка: у меня не было ни работы, ни денег, никого, кто любил бы меня и кого любил бы я. В какой же момент моего пути все пошло наперекосяк?

Вот такие мысли кружились у меня в голове, когда откуда ни возьмись снизу выскочила лохматая морда. Я опустил голову и увидел спрингер?спаниеля, который прыгал возле моих ног и с любопытством смотрел на меня.

– Чего смотришь? – спросил я.

Он скрылся под скамейкой и через пару секунд появился, зажав в зубах теннисный мячик. Я решил, что теперь, найдя то, что искал, спаниель убежит, но он продолжал вилять хвостом и тянуться ко мне. На минутку он замер, прижался ко мне, и я его погладил. Это было так приятно, и я видел, что собаке тоже нравится: ее дыхание замедлилось, а голова опустилась. В голове у меня прояснилось, и на мгновение я ощутил покой.

Но в тот самый момент собаку окликнули, и она навострила уши. Услышав зов хозяина, спаниель бросил на меня еще один быстрый взгляд и убежал. Я смотрел, как собака и хозяин играли вместе, и думал о том, как здорово иметь своего питомца, любить его и знать, что он любит тебя просто так, без претензий и условий.

Шли недели, а мысли о собаке не выходили у меня из головы. И вот однажды я вышел из дома и отправился туда, где надеялся найти ответ на свои мольбы: в «Баттерсийский дом собак и кошек», расположенный всего в паре шагов от моего дома. Я медленно ходил от вольера к вольеру и останавливался возле каждого из них. «Может, тебя я ищу?» – думал я, заглядывая внутрь. Собаки смотрели на меня с таким видом, будто задавали себе такой же вопрос, но только насчет меня. Но ни одна из них не приглянулась мне, не показалась «моей» – а ведь я так надеялся, что это произойдет.

В тот день меня ждала неудача, то же самое случилось и во второй приезд.

Но в третий раз в разговоре с Сарой – сотрудницей, отвечавшей за поиски новых хозяев для животных, – я признался, что хотел бы завести терьера, возможно, джек?рассел?терьера. Я мечтал об энергичном животном с яркой индивидуальностью и спокойной устойчивой психикой, и мне казалось, что терьер отлично подойдет. Я сказал, что видел в вольерах трех терьеров, и попросил разрешения с ними познакомиться. Но когда я назвал клички собак, которых приметил, Сара ответила, что этим животным нужны более опытные хозяева, а не новичок вроде меня. Я расстроился, но она вдруг заметила:

– Марк, а может, вам взять щенка?

Должно быть, на моем лице отразилось удивление, потому что Сара тут же повела меня в вольер со щенками и оставила там наблюдать за их проделками. В вольере носились с полдесятка малышей разных пород. Я тут же заулыбался.

– Ну и зрелище! – рассмеялся я.

Сара улыбнулась в ответ:

– Ну, что думаете?

Я присмотрелся повнимательнее и тут заметил его. В центре вольера в корзинке сидел щенок сенбернара. Но привлек мое внимание вовсе не он, а крошка джек?рассел?терьер, который вцепился в лежак сенбернара и тащил его по полу вместе с самим щенком, хотя тот был вдвое больше него. Я всегда мечтал о маленькой собачке с большим апломбом и сразу указал на кроху.

– Вот этот малыш – то, что надо, – сказал я.

Сев на пол, я позвал щенка, и тот направился ко мне. Любое мое движение, любое слово пробуждали в нем любопытство. Он стал мусолить мою руку, как делают все щенки, а когда я раскрыл ладонь, облизал ее. Мы играли и присматривались друг к другу минут десять, и в конце этого короткого знакомства я понял – это моя собака.

Мы с Сарой обсудили мои жизненные обстоятельства. Раньше я регулярно работал садовником, но в последнее время заказов не было, и я сидел без работы. Но, с другой стороны, это означало, что я мог посвятить собаке двадцать четыре часа в сутки, и Сара согласилась, что для трехмесячного щенка это отличный вариант.

– Можете забрать его на следующей неделе, – сказала она.

Мое сердце растаяло. Я так долго воспринимал свою жизнь негативно – и вот кто?то счел меня достойным заботиться о щенке! Я вдруг почувствовал гордость за себя. Это событие внушило мне веру в свои силы, в то, что я на что?то способен.

Я вышел на улицу, освещенную зимним солнцем, и кое?что себе пообещал. Я решил: что бы ни происходило сейчас в моей жизни, пусть мой рабочий фургон будет всегда застрахован, оплачен и готов сняться с места в любой момент с полным баком бензина. Я знал, что если выполню эти условия, это будет мотивировать меня на поиски работы, а когда я найду работу, будут и деньги. Как бы ни сложилась ситуация, щенка я всегда смогу брать с собой в поездки по Лондону. Прежде жизненные неудачи всегда вгоняли меня в уныние, но я был уверен, что преданность щенку и забота о нем принесут мне огромную пользу.

Всю следующую неделю я занимался уборкой и отмывал свою квартиру на первом этаже. У меня был маленький дворик, и я купил щенку лежак, миски и все необходимое, а назвать его решил Джейком.

– Я решил завести щенка – назову Джейком, – сообщил я друзьям. Я был так рад.

Наконец я забрал щенка и понес домой, посадив под куртку. Дело было в декабре, Джейку еще не поставили вторую очередь прививок, поэтому я сделал так, чтобы он чувствовал себя в тепле и уюте. Дома он начал обнюхивать все вокруг. Щенок дома – это было так необычно, и я понятия не имел, что делать. Когда Джейк немного успокоился, я сел и стать читать литературу, которой меня снабдили в «Баттерсийском доме», а также вспоминать советы сотрудников приюта.

Я знал, что, если мне понадобится помощь, нужно лишь позвонить в приют, но проговорил, обращаясь к Джейку:

– Мы же с тобой сами как?нибудь справимся, правда?

Я начал приучать его делать свои дела только на улице, и он быстро сообразил, что к чему. Поскольку я мог быть с ним рядом постоянно, мы вскоре стали не разлей вода. Он был очень любопытным, любил играть, и рядом с ним мне приходилось соображать быстро. Я придумывал какие?то игры – например, прятал предмет, а он искал; отвлекал его, когда он решал погрызть мои ботинки или еще что?то, что ему не полагалось трогать. Я поражался его сообразительности и упорству. Он обладал всеми лучшими человеческими качествами, но, в отличие от людей, с ним не было никаких осложнений. Я любил его, а он любил меня. Мы вместе проводили время, и он всегда так радовался мне – как будто мы не виделись месяц.

По утрам я вставал в полседьмого, умывался и одевался, а Джейк прыгал вокруг. Потом мы выходили на прогулку. Я водил Джейка гулять в парк Баттерси. Теперь я сам стал одним из людей, выгуливающих собственного симпатичного питомца. Меня это очень радовало. Поначалу я нервничал, потому что Джейк был очень маленьким и хотел играть со всеми собаками, что встречались на нашем пути. Но вскоре я привык, а собаки оказывались настроены дружелюбно или попросту его игнорировали.

Джейку потребовалось полгода, чтобы понять: он не сможет поймать голубя – тот взлетит раньше, и никогда не научится бегать так же быстро, как белка, которая дразнила его каждый день. Но он обожал гоняться за этими двумя, а мне нравилось на него смотреть.

Потом мне начали предлагать заказы, и мы садились в фургон вместе и отправлялись в путь. Джейк укладывался мне на колени на водительском сиденье и дремал всю дорогу. Пока я работал в саду, он носился вокруг и всегда находил, чем себя занять. Перетаскивал в укромный уголок пустые цветочные горшки, оставленные без присмотра, и сваливал их в кучу; таращился и тявкал на каждого выкопанного червяка.

Теперь работа, которая прежде занимала у меня час, растягивалась на два, потому что Джейк путался под ногами и носился по вскопанным грядкам. Но это было неважно: хотя Джейк и отнимал все мое внимание, я радовался каждой минуте общения с ним. Раньше я принадлежал к тому типу людей, которые вечно тревожатся о том, что произойдет, а теперь, после появления Джейка, я больше не тревожился, а просто делал то, что необходимо. Чем размышлять, удачное ли я затеял дело, я занял себя заботами о крошечном существе, которое зависело от моей любви, тепла, от того, покормлю ли я его, напою ли, и постоянно требовало внимания. Благодаря Джейку в моей жизни появился смысл. Это было настоящее, реальное чувство предназначения, и осознание того, что это моя собака, было волшебным.

Когда мы ехали в машине, он любил высовывать в окно мордочку, а иногда и лапу. Я смеялся над ним: «Джейк, не высовывайся». А он смотрел на меня, словно хотел ответить: ну и что ты мне сделаешь?

Когда Джейку исполнился год, мы с ним совершили путешествие по Суррею и побывали в местах, где я вырос, в лесах, где мы с друзьями все облазили в летние каникулы, в парках, где в детстве я допоздна играл в футбол. Мы останавливались в моих любимых местах на берегу рек и каналов, которые я знал, как свои пять пальцев. Теперь мне все виделось в ином свете. Рядом с Джейком каждый день казался новым приключением, новым опытом. Он всему радовался и обожал носиться, разнюхивать и исследовать все вокруг. Должен признать, что его энтузиазм передавался и мне.

Примерно в то же время я начал понимать, что с подросткового возраста страдал от депрессии. Только сейчас, когда мне стало лучше, я полностью осознал свое прежнее состояние и понял, что излечился от душевной болезни благодаря Джейку.

Забота о Джейке действовала на меня, как лекарство. Мы гуляли и играли каждый день. Стали неразлучны. Я брал Джейка с собой на встречи с друзьями; он отлично ладил с людьми и всегда был в центре внимания. Если мне приходилось уходить куда?то без него на пару часов, я всегда ставил ему «Радио 4». Я знал, что, если он захочет в туалет, проблем не возникнет, так как я научил его пользоваться кошачьей дверцей, и он в любое время мог выйти на улицу.

Через пару лет моя жизнь постепенно начала меняться. Если в каком?то доме Джейку были не рады, я не мирился с этим, как в прошлом, а просто переставал общаться с этим человеком. Благодаря Джейку я научился стоять на своем: заступался за него, принимал его сторону и тем самым заявлял о себе. Так я смог сосредоточиться на том, чего действительно хотел от жизни.

Я трудился, не покладая рук, и через два года купил для нас с Джейком небольшую лодку. Мы переехали в наш новый плавучий дом и обосновались на берегу реки в Чертси, графство Суррей.

Хотя Джейк не слишком любил саму воду, он обожал все, что было вокруг. Когда ему приспичивало в туалет, он просто прыгал на берег, а если на палубу заглядывало солнышко, грелся в его лучах. Он жарился на солнце до одышки, потом перемещался в тень, чтобы охладиться, и снова возвращался на солнце. Вместо парка Баттерси мы теперь гуляли рано утром по берегу затянутой туманом реки, а на смену голубям, за которыми Джейк так любил гоняться, пришли утки и гуси.

Постепенно я обустроил все для нашей новой жизни. Я купил фургон понадежнее и ездил в Лондон на вызовы, а потом покупал карту тех мест, где стояла наша лодка, и в свободное время мы снимались с якоря и отправлялись в путешествие по окрестностям.

Обычно в час?два ночи Джейк просыпался и спрыгивал на берег, чтобы сходить в туалет. Легкий стук маленьких лапок будил меня, и я не засыпал, дожидаясь его возвращения. Но как?то раз он отсутствовал дольше положенных нескольких минут. Я встал, открыл дверь, а потом услышал страшный вой. Я бросился на берег, побежал на крик и увидел Джейка, когда тот выбирался из кустов. Слезы брызнули из моих глаз: его задние лапы и хвост безжизненно тащились по земле, и он выл от боли.

Я поднял его, положил в фургон и поехал в службу круглосуточной ветеринарной помощи, где мы были зарегистрированы. Фельдшер сделал Джейку укол морфия и аккуратно уложил его в вольере. Прооперировать Джейка мог лишь старший врач, а тот должен был прийти лишь в девять утра. Фельдшер не знал, что с Джейком, и я в панике уехал.

Я не сомкнул глаз, а утром мне позвонил наш ветеринар Джерард.

– Думаю, у него разрыв межпозвоночного диска. Нужна срочная операция, – проговорил он и добавил: – Есть вероятность летального исхода, Марк.

Я молча кивнул в трубку, а потом сказал:

– Сделайте все возможное.

– Я перезвоню.

Минуты ожидания ползли, как часы, и наконец мне сообщили, что операция по удалению разорвавшегося диска прошла успешно. Мне очень хотелось поскорее увидеть Джейка, но Джерард сказал, что ему пока лучше не двигаться и не волноваться, поэтому желательно подождать сутки.

На следующее утро я приехал в приемную врача первым. Я взял с собой пакетик с окороком – любимым лакомством Джейка, но когда зашел к нему, тот отказался смотреть в мою сторону. Я сел рядом и тихо объяснил, что больше никогда не оставлю его одного. Примерно через полчаса он все же повернулся ко мне и смерил пронзительным взглядом. Он словно говорил: никогда больше не поступай так со мной.

А потом он выхватил у меня из рук ломтик окорока.

– Вот это я понимаю, – воскликнул я.

Позже Джерард рассказал, что у Джейка было серьезное защемление позвоночного нерва, и в течение следующего года ему понадобится интенсивный уход и физиотерапия, чтобы полностью восстановить подвижность в лапах. Я ответил, что готов сделать все, что от меня требуется.

На следующий день я снова навестил Джейка в клинике и вывел его в маленький садик. Спину ему побрили, а от шеи до хвоста тянулись швы. Он не двигался и ничему не радовался, вот я и надеялся, что свежий воздух пойдет ему на пользу. Мы сидели в саду, над нами пели птицы, и вдруг сбоку вдоль ограды пробежала белка. Джейк навострил уши. Его глаза загорелись, он проследил за белкой маниакальным взглядом и залаял.

В тот самый момент я понял, что мы все преодолеем.

Я взял трехмесячный отпуск и каждый день водил Джейка на гидротерапию и физиотерапию. Научился массажу и массировал ему лапы – это помогало укрепить мышцы, и вскоре он снова смог вставать, ходить и, наконец, бегать. Прыгать он больше не мог, но это его не останавливало. Жизнь продолжалась, и с тех пор прошло много лет.

Каждое Рождество я доставал оленьи рожки и накидку и наряжал Джейка Рудольфом. Он любил Рождество, как и я, а когда я познакомился со своей дорогой Мелани, тоже полюбил ее. Когда она приезжала к нам, он всегда радовался, ему было приятно ее внимание. Даже в возрасте шестнадцати лет он по?прежнему раскапывал кротовьи норы и делал всякие глупости, а иногда смотрел на меня таким красноречивым взглядом – ну прямо как человек. Но с годами он стал спокойнее.

Однажды я пошел забрать что?то из фургона, а Джейк тем временем посапывал на берегу под нашей любимой ивой. Я оглянулся и увидел, что он пропал. У меня возникло дурное предчувствие, я весь напрягся и понял: что?то не так. Я бросился туда, где видел его в последний раз, и услышал плеск и поскуливание.

Тогда я и заметил его в воде. Он терпеть не мог воду и пытался удержаться на плаву. Я прыгнул в реку в тот самый момент, когда Джейк пошел ко дну, и вытащил его. Его глаза остекленели, я стал кричать, что он должен дышать, и растирать ему грудь. Внезапно он сделал вдох и выкашлял много воды. Я видел, что он страшно перепугался. Я отнес его внутрь, высушил, угостил куском курицы и уложил спать.

Помню, я сидел рядом и думал: его сердце такого не выдержит.

Когда он начал корчиться от боли, я отвез его к ветеринару. Тот дал ему обезболивающее и предложил сделать укол антибиотиков на случай, если Джейк случайно проглотил в воде какую?нибудь гадость. Но выражение его лица явно говорило: антибиотики бесполезны, потому что Джейка уже не спасти. Врач спросил:

– Хотите оставить Джейка у нас?

Я покачал головой. Отвез его домой и взял на руки. Джейк умирал, но продолжал бороться. Даже в последние минуты он продолжал бороться.

Тогда я крепко обнял его и прошептал:

– Можешь уходить, Джейк.

Он умер у меня на руках.

Это произошло 14 декабря 2013 года. Джейк прожил у меня шестнадцать лет и два дня.

Мы похоронили его под его любимой ивой, и я день и ночь поддерживал рядом с могилой огонь горящей свечи. Даже просыпался среди ночи, чтобы зажечь новую. И какая?то часть меня все еще надеялась услышать стук его быстрых лапок по палубе среди ночи, когда он торопился спрыгнуть на берег, чтобы сделать свои дела.

Вроде бы ничего не изменилось – та же лодка, то же небо, та же дорога, все наши вещи. Но без Джейка все казалось другим. Моя жизнь так долго вращалась вокруг него, что теперь в ней возникла зияющая пустота. И она причиняла невыносимую боль.

Рождество прошло, как в тумане. Подарки Джейка стояли неразвернутыми в углу. Обычно он любил рвать бумагу зубами и добираться до лакомств, которые ждали внутри.

Мел тоже было нелегко: мы оба тяжело переживали утрату Джейка. Я всегда клялся, что если с Джейком что?то случится, я не стану заводить вторую собаку сразу же – но теперь не видел другого выхода. Жить без собаки я просто не мог.

Перед самым Новым годом мы с Мел обсуждали это, и я сказал:

– Мне бы хотелось завести еще одну собаку.

Она кивнула и проговорила:

– Без него как?то тихо, да?

Через несколько дней она спросила, не хочу ли я съездить в «Баттерсийский дом». Я встрепенулся, как герой мультфильма, над головой которого вдруг загорелась лампочка.

– Отличная идея, – ответил я. Я хотел взять именно щенка и подумал, что на щенков, возможно, будет большая очередь. – Пойдем и запишемся, – я был уверен, что нам повезет лишь через несколько месяцев.

И вот мы поехали в филиал «Баттерсийского дома» в Олд?Виндзоре – наша лодка стояла недалеко. Мы поговорили с сотрудницей, отвечавшей за поиски нового дома для собак, – ее звали Эли. Я рассказал ей о Джейке и о том, какого щенка пытаюсь найти, и на ее лице вдруг промелькнуло странное выражение.

– Вы не поверите, но как раз вчера к нам поступил щенок – помесь джек?рассел?терьера, мальчик.

Я не знал, что ответить, и подождал, что она скажет дальше.

– Хотите посмотреть фотографию? – спросила Эли, достала телефон и нашла фото.

Я рассмеялся.

– О боже, – проговорил я, глядя на черную шерстку щенка, рыжую мордочку и лапы. – Это же вылитый Джейк.

Эли рассказала, что Спраут был младшим из шести щенков, а мать вдруг начала на него огрызаться. Хозяин забеспокоился, решил, что с ним что?то не так, раз мать его отвергает, вот и принес его сюда.

– И что в итоге?

– Мы проверили и перепроверили, и выяснилось, что все с ним в порядке. Просто он такой – кого угодно достанет!

«Он мне уже нравится», – подумал я.

– Хотите с ним познакомиться? – спросила Эли.

Мы с Мел пошли в вольер для щенков, и сотрудница приюта принесла маленького джек?рассел?терьера. Мы немного поиграли с ним, и я почувствовал, как меня обуревают смешанные эмоции. Я не планировал уходить из приюта с собакой, но Спраут оказался таким милым. С другой стороны, я не знал, готов ли я прямо сейчас взять новую собаку.

Эли вернулась, и я улыбнулся.

– Ну что у вас? – спросил я.

– Хотите его взять?

– Уже можно? – искренне удивившись, ответил я. Второй раз за мою жизнь в «Баттерсийском доме» меня посчитали достойным заботиться о щенке.

– Можете забрать его завтра.

Мы с Мел отошли в сторону, поговорили и вернулись к Эли.

– Что, если я предварительно отвечу «да», но все же возьму тайм?аут до завтра, чтобы все обдумать?

– Разумеется.

Я всегда с трудом делал выбор, и теперешняя ситуация не оказалась исключением. Я разрывался меж двух огней: с одной стороны, все еще горевал по Джейку, с другой – успел подержать на руках Спраута, и мне уже не хотелось отдавать его кому?то еще.

– Никому его не отдавайте, хорошо? – попросил я перед уходом.

На следующее утро я, как всегда, проснулся в полседьмого. Посмотрел в уголок, где обычно посапывал Джейк, и почувствовал тяжесть на душе. Но я больше не сомневался насчет своего решения.

Мы с Мел вернулись в «Баттерсийский дом», чтобы забрать нашу новую собаку.

Майло – мы дали Спрауту новое имя – прыгал по жилой части лодки, как пружинка, забивался во все углы и обнюхивал все вокруг. Он прыгал по мне на кровати, опрокидывал вещи и рвал туалетную бумагу. Ему было три месяца, и он был совершенно невозможным, как когда?то Джейк.

В нем было столько энергии и куража – я уж забыл, что значит щенок в доме! Он отвлекал меня от мыслей о Джейке, но через пару минут те возвращались снова. Я все время называл его Джейком, а когда через две недели повел к ветеринару на регистрацию, то признался:

– Если честно, Джерард, я даже подумываю, не сдать ли его обратно в приют. Очень уж мне не хватает Джейка. А Майло не Джейк.

Джерард понимающе кивнул.

– Время лечит, Марк. Вам обоим просто нужно немного подождать.

Я понимал, что он прав, и вернулся домой, воспринимая ситуацию уже совсем иначе. Я взял на себя обязательства заботиться о Майло и не собирался отказываться от них. Вместо того, чтобы зацикливаться на смерти Джейка, я стал уделять больше времени Майло. Попытался узнать его лучше. Мы вместе играли, а потом я заметил, что, когда в окно светило солнце, Майло ложился в кружок света и лежал там до одышки. Прямо как Джейк. Мне было так приятно это видеть!

Постепенно он начал проявлять свою индивидуальность, а уж когда ему разрешили выходить на улицу, наша дружба начала крепнуть. Я понял, что мне не хватало регулярных прогулок и движения. После прогулки весь мир казался светлее.

Майло тоже любил гулять, а еще обожал общество других собак. Ему было все равно, кто перед ним – чихуахуа или доберман; стоило на горизонте возникнуть другой собаке, как он решал попытать счастья и вовлечь ее в игру. Он был бесстрашным, уверенным в себе, и это мне в нем очень нравилось.

Дома он хотел быть в центре внимания, а если оно ему не доставалось, вымещал недовольство на своем лежаке. К лету мы сменили их три! Еще я узнал, что Майло любит воду и лезет в реку с таким же рвением, как Джейк в свое время убегал прочь. Он стал ездить со мной на вызовы, и когда я поливал сад, Майло всегда стоял у другого конца струи и пытался укусить и «поймать» воду. Он нырял в речку и обожал плавать. Он напоминал вихрь!

По вечерам, выбившись из сил, он переставал утаскивать самые нужные предметы у тебя из?под носа, добиваясь, чтобы ты устроил охоту за ним по всей лодке. Он ложился на диван между мной и Мел и засыпал. Я смотрел на него, и сердце мое готово было разорваться от нежности и любви к этому существу с высунутым язычком, чья голова лежала у меня на коленях.

Пусть этот маленький проказник иногда доводил меня до белого каления, но он был моим, и этим все сказано.

Прошлый год оказался для меня нелегким – я очень горевал из?за смерти Джейка. Но потом у нас появился Майло. С его появлением жизнь снова изменилась к лучшему. Он усложнил мою жизнь, заставил меня ступить на неизведанную территорию – ведь теперь это наша с Мел общая собака. Но я рад изменениям, потому что они заставляют нас двигаться вперед.

Майло совсем не похож на мою первую собаку, и иногда я ощущаю чувство вины, что завел нового щенка, но ведь жизнь продолжается.

Никто не гарантирует, что завтра Майло не станет, и осознание этого заставило меня понять, как он мне дорог. Я дорожу им не меньше, чем дорожил Джейком. Он уже столько мне дал. Не могу дождаться Рождества, чтобы нарядить его в оленьи рожки и накидку – уж с Майло?то на праздники нам точно не удастся заскучать!

 

4

Названые братья

 

 

 

Летом 2011 года я возвращался с работы, когда в Лондоне начались беспорядки. Сначала они казались просто кошмарным сном. Но потом беда коснулась нас напрямую.

Розмари, сестра моего приятеля Джоша, стала жертвой беспорядков. Ее квартиру сожгли. К счастью, ее не оказалось дома, но пожарным пришлось спасать Пикля и Путля – кошек, запертых внутри.

Когда пожарные смогли к ним подобраться, обе кошки были уже при смерти и выжили лишь благодаря первой помощи, которую им оказала спасательная команда на улице.

Сестра Джоша и кошки?погорельцы временно поселились у нас. Сам факт их переселения не стал для меня неожиданностью, но меня потрясло, насколько глубокую травму получили кошки. Они были напуганы, дергались от любого звука, и мне было их ужасно жаль.

В детстве у меня совсем недолго была собака, а с кошками я так и не подружился. Но за тот месяц, пока Пикль и Путль жили у нас, я очень привязался к ним. Каждый вечер я ловил себя на мысли, что бегу домой, чтобы поскорее их увидеть, а когда через несколько недель они переехали в новый дом, мне стало их не хватать. Я скучал по их мордочкам и непоколебимой любви и нежности, которую они дарили мне, когда были рядом. Я был очень рад, что именно мне выпало стать тем, кто помог им оправиться от шока, испытанного при пожаре, и из испуганных, кричащих кошек вновь превратиться в веселых проказников. Я радовался, что эта трансформация случилась в нашем доме. Но меня поразило, как скоро кошки стали казаться частью нашей семьи, нашего дома, и я очень расстроился, когда они уехали.

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] Вера (англ.).