Марк Фрост

Пробуждение

 

Generation Z

Пророчество Паладина – 1

 

 

 

Заблудившимся и одиноким…

 

Всякое преступление наказуемо,

Всякая добродетель вознаграждается,

Всякая несправедливость исправляется

Верно и безмолвно.

Ральф Уолдо Эмерсон

 

 

 

 

 

Я не видел его лица.

Он бежал по горной тропе. Отчаянно мчался. За ним гнались черные цепкие тени – не более чем дыры в воздухе, но сомневаться в их намерениях не приходилось. Юноше грозила невероятная опасность, и он нуждался в моей помощи.

Я открыл глаза.

На темном окне трепетали шторы. Морозный воздух свистел в трещине рамы, но я взмок от пота, и сердце бешено колотилось.

Просто сон? Нет. Я понятия не имел, кто такой этот парень. На вид он был моим ровесником. Но одно я знал с железной уверенностью: он был реален, и он направлялся в мою сторону.

 

Вторник как вторник

 

Как важно мыслить четко.

Уилл Вест каждый день начинал с этой мысли – еще до того, как открывал глаза. А когда он их открывал, эти самые слова приветствовали его с баннера, висящего на стене его спальни.

 

№ 1: КАК ВАЖНО МЫСЛИТЬ ЧЕТКО.

 

Заглавными буквами в фут высотой. Заповедь № 1 в отцовском перечне житейских заповедей. Вот какое значение отец придавал этому пункту. Но помнить его было легко, а вот следовать заповеди № 1, имея такую горячую голову, как у Уилла, было не так‑то просто. Но не поэтому ли его отец поместил это правило самым первым в списке и повесил на стену в комнате сына?

Уилл встал с кровати и потянулся. Включил айфон. Семь часов одна минута. Он вывел на экран календарь и проверил свое расписание. Вторник, седьмое ноября.

 

Утренняя тренировка с командой по кроссу.

Сорок седьмой день учебы в десятом классе.

Вечерняя тренировка с командой по кроссу.

 

Отлично. Две пробежки, а между ними, как между ломтями сэндвича, новокаин для мозга. Уилл сделал жадный вдох и яростно прочесал пятернями взлохмаченные волосы. Вторник, седьмое ноября, пока что был похож на ванильное мороженое. Можно сказать, прекрасный денек. Ни одной грозовой тучи на горизонте.

Тогда почему у меня такое ощущение, словно мне предстоит встреча с расстрельной командой?

Уилл трижды пробежался по собственному сознанию, но причину найти не смог. Пока он надевал спортивный костюм, комнату озарил яркий веселый солнечный свет. Самое ощутимое преимущество жизни в Южной Калифорнии – лучшая погода в мире. Уилл раздвинул шторы и посмотрел на горы Топа Топа, встающие за задним двориком.

Ух ты… Горы покрылись снегом после вчерашней метели, налетевшей в самом начале зимы. Подсвеченные ранним утренним солнцем, они выглядели даже ярче и четче, чем выглядел бы фотоснимок с высоким разрешением. Уилл услышал знакомую птичью трель и увидел, как маленький белогрудый черный дрозд сел на ветку за его окном. Склонив головку набок, любопытный и бесстрашный, дрозд смотрел на Уилла точно так же, как уже несколько дней подряд по утрам. Даже птицы что‑то чувствовали. А у меня все хорошо.

Но если он так себя чувствовал на самом деле, тогда что же взболтало этот странный коктейль, главным компонентом которого было предчувствие неотвратимости? Откуда взялось похмелье после забытого страшного сна?

Непослушная мысль пробилась к поверхности сознания: «Эта метель принесла не только снег».

Что? Что бы это могло значить? Минутку, минутку… Разве ему снился снег? Снилось что‑то про бег, кажется? Обрывок серебристого сна растаял. Уилл так и не успел ничего вспомнить.

Ну и ладно. Хватит беспорядочного шума. Уилл торопливо закончил утренние дела и сбежал вниз по лестнице.

Мама была на кухне. Пила вторую порцию кофе. Надев очки для чтения, шнурок которых лежал на ее пышных черных волосах, она забивала в мобильник напоминания о делах на день.

Уилл взял из холодильника бутылочку с энергетическим коктейлем.

– Наша птичка вернулась, – сказал он.

– Гм‑м‑м… Опять подглядывает, – пробормотала мама Уилла, положила мобильник на стол и обняла сына. Мама никогда не упускала возможности крепко его обнять. Она была из породы завзятых любителей пообниматься, для которых в момент объятия все остальное переставало существовать. Она не обращала внимания даже на ужас в глазах Уилла, когда она обнимала его на людях.

– Много дел? – спросил Уилл.

– Просто безумно много. А у тебя?

– Как обычно. Удачи тебе. Пока, мам.

– Пока, медвежонок Уилл. Люблю тебя. – Звякнув серебряными браслетами, мать возобновила работу с мобильником, а Уилл направился к двери. – Всегда и вовеки.

– Я тебя тоже.

Потом – совсем скоро – как он пожалеет о том, что не остановился, не вернулся, чтобы обнять ее и никогда не отпускать.

Уилл спустился с крыльца и немного потянул мышцы. Сделал первый глоток чистого, холодного утреннего воздуха, и с его губ слетело облачко пара. Он был готов к пробежке. Это было его любимое время дня… и тут его вдруг снова охватило необъяснимое чувство надвигающейся беды.

 

№ 17: НАЧИНАЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ С ФРАЗЫ: КАК ХОРОШО, ЧТО Я ЖИВ. ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ ЭТОГО НЕ ЧУВСТВУЕШЬ, ГОВОРИ ЭТО ВСЛУХ, И ТОГДА СКОРЕЕ ОСТАНЕШЬСЯ В ЖИВЫХ.

 

– Как хорошо, что я жив, – сказал Уилл без особой убежденности.

Проклятье. Именно сейчас семнадцатая заповедь выглядела самой дурацкой. В этом можно было обвинить целый ряд чисто практических моментов. Температура воздуха – сорок восемь градусов, сыро. Мышцы ноют после вчерашней тренировки со штангой. Из‑за тревожных снов он не выспался.

«Я просто немного разбит, – решил Уилл. – Вот и все. Начну пробежку – и мне сразу станет лучше».

 

№ 18: ЕСЛИ № 17 НЕ РАБОТАЕТ, СОСЧИТАЙ, СКОЛЬКО В ТВОЕЙ ЖИЗНИ ХОРОШЕГО.

 

Уилл включил на мобильнике секундомер и побежал трусцой. Подошвы его кроссовок «Asics Hypers» легко касались асфальта. Миля и четыре десятых до кофейни: расчетное время – семь минут.

Он решил последовать восемнадцатой заповеди.

И начал с матери и отца. Все его ровесники, насколько ему было известно, ругали своих предков на чем свет стоит круглые сутки без выходных, а Уилл – никогда. И не зря: своих родителей Уилл Вест выиграл в лотерею. Его мать и отец были умны, справедливы и честны. Они не походили на лицемеров, которые восхваляли некие ценности, а в отсутствие своих отпрысков вели себя, как законченные преступники. Отец и мать всегда уважали чувства Уилла, всегда считались с его точкой зрения, но при этом никогда не оставались в стороне, если он пробовал перейти границы. Установленные ими правила были четкими и ясными, в них чувствовался баланс между запретом и заботой, и поэтому у Уилла всегда оставалось достаточно пространства для проявления независимости и одновременно ощущения собственной безопасности.

«Да, у них есть сильные стороны», – подумал Уилл.

С другой стороны, его отец и мать были людьми странными, скрытными, постоянно бедствовали и каждые полтора года, словно бедуины, переезжали с места на место. Из‑за этого Уилл не мог завести друзей и не привязывался ни к одному из мест, где они жили. Но на что тебе сдались друзья‑ровесники, когда твои лучшие друзья – твои родители? Ну и что, если это будет жутко мешать тебе до конца твоей жизни? В один прекрасный день он это переживет. После нескольких десятков лет психотерапии и тонны антидепрессантов.

«Ну вот. Все хорошее сосчитано, – с горечью подумал Уилл. – Всегда срабатывает, как заклинание».

К концу второго квартала Уилл перестал чувствовать утренний холод. Кровообращение усилилось, эндорфины заполнили нервную систему. Со всех сторон пробуждалась жизнь в Долине. Уилл успокоил разум и раскрыл чувства, как его тому научили родители. Он впитывал дымный аромат дикого шалфея и вдыхал насыщенный кислородом воздух садов, росших вдоль дорог Ист‑Энда, мокрых и блестящих после дождя. Залаяла собака, завелся мотор автомобиля. В нескольких милях к западу, через просвет между холмами, Уилл увидел кобальтово‑синюю полосу Тихого океана. Вода блестела под первыми лучами восходящего солнца.

«Как хорошо, что я жив». В это сейчас Уилл был почти готов поверить.

Он бежал к городу мимо беспорядочно разбросанных фермерских домов. Чем дальше, тем теснее они стояли. Уилл с родителями прожил здесь всего пять месяцев, но Оджаи ему нравился больше всех других мест, где довелось обитать. Атмосфера маленького городка, сельский стиль жизни – в этом были уют и легкость, здесь чувствовалось убежище от навязчивых проблем жизни в большом городе. Городок разместился, словно птичье гнездо, в роскошной горной долине, закрытой со всех сторон прибрежными горами. Дорога в любую сторону пролегала через узкие перевалы. Первые обитатели этих мест, индейцы‑чумаши, дали им название Оджаи – «Долина Луны». Сотни лет долина Оджаи была родиной и домом для чумашей, а потом «цивилизация» вытеснила их отсюда – не прошло и десятка лет. Так что чумашам рассказывать насчет «убежища» не стоило.

Уилл понимал, что его семья уедет и из этого замечательного места. Так происходило всегда. Как ни нравилась ему долина Оджаи, он приучил себя не привязываться к местам и людям…

Впереди перекресток пересек черный седан. Стекла в дверцах тонированные. Водителя Уилл не разглядел.

«Кто‑то разыскивает дом по адресу и не может найти», – подумал Уилл и удивился – откуда он мог это знать.

Прозвучал негромкий сигнал – звук маримбы. Уилл вынул из кармана мобильник и увидел первую за этот день эсэмэску от отца. «КАК ТВОЕ ВРЕМЯ?»

Уилл улыбнулся. Отец снова не отключил капслок. Раз пятьдесят Уилл пытался объяснить ему этикет написания текстовых сообщений. Он говорил: «Это выглядит так, будто ты КРИЧИШЬ!»

«А я и кричу, – отвечал ему в ответ на это отец. – Я ТУТ!»

Уилл отправил сообщение в ответ. «Как конференция? Как Сан Фран?» Он умел писать эсэмэски на бегу. Эсэмэски он умел писать, даже скатываясь по винтовой лестнице на уницикле…

Уилл резко остановился еще до того, как услышал шуршание шин по мокрому асфальту. Краем глаза он заметил приближающуюся темную массу.

Черный седан. Прямо перед ним – в клубах выхлопных газов, с урчащим на нейтральной скорости мотором. Модель недавняя, четырехдверная, явно какая‑то недорогая, американская, но незнакомая. Странно – ни логотипа, ни какой‑то особой отделки, ни опознавательных знаков. Нигде. Передний номерной знак – самый обычный, не калифорнийский, с маленьким флагом США в уголке. Но вот под капотом находился отнюдь не автолюбительский двигатель. Звук у него был, как у классного гоночного автомобиля.

Уилл никого не разглядел за черными стеклами – на самом деле такая тонировка была запрещена, но он знал: кто‑то смотрит на него изнутри. Сосредоточенность Уилла возросла. Звуки утихли. Время остановилось.

В наступившей тишине вновь прозвучал звук маримбы. Еще одна эсэмэска от отца. «БЕГИ, УИЛЛ».

Не отрывая глаз от экрана, Уилл натянул на голову капюшон и небрежно помахал рукой перед ветровым стеклом. Он поднял руку с мобильником и едва заметно покачал им, словно хотел сказать: «Прошу прощения. Извините глупого подростка».

При этом Уилл включил камеру и незаметно сфотографировал седан сзади. Потом сунул телефон в карман и продолжил пробежку.

«Пусть все выглядит так, будто я просто бегу, а не убегаю, – подумал Уилл. – И оглядываться нельзя».

Он продолжал бежать трусцой, прислушиваясь к гортанному урчанию мотора. Машина тронулась с места и свернула влево.

И тут Уилл услышал, как кто‑то произнес:

– Подходит под описание. Возможен визуальный контакт.

Интересно. А этот голос каким образом пробился к нему в голову? И чей это был голос?

«Водителя, – последовал ответ. – Он говорит по рации. Говорит о тебе».

Сердце Уилла застучало чаще. Он был натренирован так, что частота его пульса в покое равнялась пятидесяти двум ударам в минуту и никогда не зашкаливала за двузначные числа, пока он не переходил на вторую милю. А сейчас пульс явно ушел за сотню ударов в минуту.

Первый вопрос: «Отец только что велел мне БЕЖАТЬ (находясь в Сан‑Франциско!), потому что он хочет, чтобы я уложился в намеченное время, или потому, что ему откуда‑то известно, что эта машина – не к добру…»

Тут Уилл услышал звук мотора седана в соседнем квартале. Водитель резко прибавил скорость. Взвизгнули шины. Ясно. Решил вернуться.

Уилл свернул в переулок, где дорога не была покрыта асфальтом. Седан выехал на улицу, которую он только что покинул. Но еще до того, как машина поравнялась с переулком, Уилл взял правее, перемахнул через изгородь и промчался по заднему двору, усыпанному обломками декораций, оставшихся после Хеллоуина. Затем он перескочил через заборчик из металлической сетки и оказался на узкой бетонированной дорожке, идущей вдоль стены дома…

И в этот самый момент – проклятье! – из собачьей будки справа от дорожки высунулась тупорылая и весьма зловещая собачья башка; пес, свирепо скалясь, бросился следом за Уиллом, а тот мгновенно взлетел на верхний край ворот и спрыгнул с них по другую сторону. Пес, жутко рыча и щелкая зубами, врезался в забор.

Примерно в половине квартала в стороне Уилл услышал визг тормозов. Автомобиль поворачивал за угол. Уилл, чтобы отдышаться, немного постоял под прикрытием высокой живой изгороди. Потом выглянул за угол – никого. Стремительным спринтом пересек улицу, пробежал по лужайке, мимо следующего дома. Задний двор был огорожен деревянным забором высотой в шесть футов. Уилл рассчитал шаги для прыжка, подпрыгнул, ухватился за верхний край забора, перемахнул через него и оказался в соседнем переулке – в трех футах от усталой молодой женщины, стоявшей около «Вольво» с кейсом, стаканом кофе и ключами от машины. Она вздрогнула так, словно по ней саданули из тазера. Стакан упал на землю и покатился, кофе со сливками растекся по тротуару.

– Извините, – пробормотал Уилл, перебежал на другую сторону переулка и одолел еще пару ярдов.

Все это время седан ревел мотором где‑то неподалеку. На углу следующей улицы Уилл остановился и прижался спиной к стене гаража. Вспышка адреналина пошла на убыль. Ощущение было довольно странное. Мысли и инстинкты спорили в его голове, ворочались, словно кроссовки в сушилке, где, кроме них, ничего не было.

«Тебе совершенно нечего бояться. НЕТ, ТЫ В ОПАСНОСТИ. Это просто случайная машина. ТЫ ЖЕ СЛЫШАЛ, ЧТО БЫЛО СКАЗАНО. ОБРАТИ ВНИМАНИЕ, БАЛБЕС!»

На экране мобильника возникло еще одно сообщение от отца:

 

«НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, УИЛЛ».

 

Уилл на полной скорости помчался по широким улицам делового района. Команда уже должна была ждать его около кафе. Он решил, что забежит в кафе и позвонит отцу, чтобы услышать его голос. Но он вдруг понял, что может сделать это прямо сейчас. И вспомнил о заповеди, которую отец повторял, словно упражнение по стрельбе:

 

№ 23: ПРИ ОПАСНОСТИ СООБРАЖАЙ БЫСТРО И ДЕЙСТВУЙ РЕШИТЕЛЬНО.

 

Уилл забежал за церковь и выглянул из‑за угла. Впереди, в двух кварталах, он увидел команду – шестерых ребят в спортивных костюмах рядом с кафешкой. У всех на спинах свитшотов красовалась вышивка «RANGERS». Парни сгрудились вокруг чего‑то, находящегося на тротуаре, но что это было – Уилл не мог разглядеть.

Он посмотрел на секундомер, и у него отвисла челюсть. Не может быть! Он только что пробежал милю и четыре десятых от дома, перемахивая через изгороди и задние дворы… за пять минут?

Позади послышался злобный рев мотора. Уилл обернулся и увидел, что по переулку прямо к нему мчится черный седан. Уилл со всех ног побежал к кафешке. Седан притормозил, резко развернулся и остановился.

Уилл, миновав два квартала, набросил на голову капюшон, сунул руки в карманы свитшота и небрежной трусцой подбежал к команде.

– Какие дела? – выдохнул он, стараясь не выдать страх.

Большинство ребят из команды на него, как обычно, внимания не обратили. Уилл затесался между ними, стараясь держаться спиной к проезжей части. Ребята расступились ровно настолько, чтобы дать ему увидеть то, на что смотрели сами.

– Ты только глянь, чел, – сказал Рик Шефер.

У тротуара стоял офигенно навороченный родстер. Ничего подобного Уилл раньше ни разу не видел – матово‑черный «Праулер», вытянутый и низкий, на шасси, изготовленном на заказ, со скошенной решеткой радиатора и сверкающими хромированными колесами. Бамперы выдавались вперед, словно предплечья Попая[1]. Под капотом виднелись трубки коллектора мощного двигателя V‑8, излучавшего дремлющую силу. Барочные завитки выхлопных труб заканчивались острыми срезами. Машина выглядела одновременно и старинной, и новенькой. В ней до странности не ощущался возраст. Чистая, словно нетронутая, но при этом явно одолевшая бессчетные мили. Автомобиль наверняка принадлежал приезжему: никто из местных не смог бы утаить такую чертовски роскошную тачку. Она могла явиться ниоткуда. Могла перенестись из девятнадцатого века по пути в будущее.

Уилл почувствовал, что кто‑то смотрит на него через окно кафе. Взгляд был тяжелый – казалось, кто‑то ткнул его в грудь двумя крепкими пальцами. Уилл посмотрел в сторону кафе, но никого не разглядел: только что из‑за холмов взошло солнце, и его лучи ударили в стекло.

– Не трогать мою машину.

Уилл услышал голос в голове и понял, что он исходит от того, кто на него смотрит. Голос был негромкий, низкий, с хрипотцой, с резким акцентом и угрожающий.

– Не прикасайся! – взволнованно воскликнул Уилл.

Шефер испуганно отдернул руку.

–

Лысый мужчина, сидевший за рулем седана, заметил «Праулер» только тогда, когда парни разошлись. Он подумал, что у него галлюцинация. Он включил некро‑волновой фильтр бортового сканера. Фотографии членов семейства на экране – отца, матери и сына‑подростка – уменьшились до размеров мелких монеток. Лысый сосредоточил свое внимание на родстере, и наконец его изображение заполнило собой экран и запульсировало слепящим белым светом.

Сомневаться не приходилось: это был «летун» Бродяги. Первое личное наблюдение за несколько десятков лет.

Дрожащей рукой лысый поднес к губам наручный микрофон и начал наговаривать информацию, с трудом пытаясь сдержать волнение. Тот, с кем он связывался, сразу одобрил смену плана действий.

Еще ни разу никому не удавалось сесть «на хвост» Бродяге. Возникла уникальная возможность. С мальчишкой можно было подождать.

Из емкости с жидким азотом лысый вынул черный контейнер, изготовленный из углеродистого волокна, размером с большой термос. Его напарник взял у него контейнер и опустил стекло в дверце со своей стороны. Затем он поднял контейнер, подключил устройство к трекеру, к порту закачки Попутчика, и сорвал вакуумную пломбу. Открытое окошко помогло немного рассеять удушливый запах серы, пока напарник лысого готовился к выстрелу, но совсем избавиться от этой вони было невозможно.

 

Уилл заметил, как черный седан поехал вперед и поравнялся с ним и его командой. Он даже позволил себе искоса посмотреть на машину. Он увидел мужчину, который держал черный контейнер у открытого окошка. Из контейнера что‑то вылетело, запрыгало по асфальту и замерло. Комочек жевательной резинки?

Уилл дождался момента, когда седан скрылся из глаз. Тогда он достал мобильник, готовясь отправить отцу срочное сообщение. Но тут двери кафе распахнулись. Уилл увидел пару массивных потрепанных армейских ботинок с вылинявшими рисунками в виде языков пламени.

«Все понятно, – подумал Уилл. – С этим малым мне встречаться тоже неохота». Не раздумывая, он на полной скорости припустил к школе. Обругав его за то, что он сорвался с места первым, его товарищи по команде устремились за ним. Уилл повернул за угол.

Они не увидели, как «комочек жевательной резинки», валявшийся на проезжей части, перевернулся и обзавелся двенадцатью паучьими лапками, головкой в форме иглы и туловищем цвета печенки. Странное «насекомое» проворно подбежало к обочине, взлетело в воздух и с резиновым звуком присосалось к левому заднему крылу в тот самый момент, когда взревел мотор.

Как только родстер тронулся, «жучок»‑трекер прополз вверх по крылу. Обогнул его и пополз вдоль бока машины к водителю. Водитель выставил в сторону левую руку, сообщая о том, что намерен повернуть. Попутчик выставил на носу тоненький шип длиной в дюйм и взлетел в воздух, готовясь выпустить свой невидимый заряд в шею водителя.

Хозяин родстера начал резкий, но при этом плавный поворот, и в его левой руке возникло нечто наподобие маленького пистолета. Он поймал парящего в воздухе Попутчика в прицел, и из дула вылетел бесшумный луч белого света. Попутчик и его невидимая начинка взорвались, поджарились и упали на землю в виде крошечного черного уголька.

Пистолет сам собой убрался за обшлаг рукава водителя, и он завершил поворот – а вернее говоря, полный разворот на триста шестьдесят градусов – и продолжил путь.

 

Доктор Роббинс

 

Волнение буквально поедало Уилла – словно на него набросилась стая термитов. Он бежал и бежал, и только один раз позволил себе оглянуться через плечо. Ни черной машины, ни гоночного «Праулера», ни новых сообщений от отца. И никого из остальных бегунов: к школе Уилл подбежал один. Он остановил секундомер и с изумлением обнаружил, что промчался милю и две десятых от кафе до школы за три минуты и сорок семь секунд.

Меньше чем за час он дважды побил собственные рекорды, и при этом даже вспотеть не успел. Он всегда знал, что умеет очень быстро бегать. В десять лет, когда за ним погналась собака, он обнаружил, что может бегать со скоростью оленя. Но когда он рассказал об этом родителям, они твердо решили, никто не должен видеть, как он бегает. Вплоть до этого года ему не разрешали участвовать в кроссе, а разрешили только после того, как он пообещал не особо выставлять напоказ свой талант. На самом деле своих истинных способностей в беге Уилл не знал, но, судя по сегодняшнему утру, он мог побить любые рекорды.

Уилл уже успел наполовину переодеться в школьную форму, когда в раздевалку ввалились «Рейнджеры» – через две минуты после него. Ребята тяжело дышали. Некоторые одарили Уилла странными взглядами.

– Какого черта, Вест? – выдохнул Шефер.

– Извините, – пробормотал Уилл. – Сам не знаю, что на меня нашло.

Он поспешил уйти из раздевалки, пока кто‑нибудь еще не начал задавать вопросы. Если бы хотя бы кто‑то из команды прибежал чуточку раньше остальных, может быть, к вечеру про его стремительный бег все позабыли бы. Он бы продолжил тренировки, придерживаясь лицемерных стандартов, и никто бы не стал придавать его сегодняшнему рекорду особого значения.

Но он до сих пор сам себе этого не мог объяснить.

Уилл торопливо прошагал по коридорам и занял свое место в классе за минуту до начала урока истории. В последний раз проверил сообщения. Ничего. Отец либо ушел на утреннее совещание, либо отправился на пробежку.

Уилл переключил сигнал вызова мобильника на вибрацию, и как раз в это самое мгновение прозвенел звонок. В класс входили одноклассники – унылые и невыспавшиеся. Усевшись за столы, они принимались лихорадочно возиться со своими мобильниками, отчаянно пытаясь цифровым способом наладить свою напряженную социальную жизнь. Никто не обращал внимания на Уилла. На него никогда не обращали внимания. Об этом Уилл старательно заботился. Вечный «новичок», Уилл давно научился загонять эмоции поглубже и демонстрировать своим ровесникам исключительно непроницаемую маску.

 

№ 46: ЕСЛИ НЕЗНАКОМЫЕ ЛЮДИ УЗНАЮТ О ТВОИХ ЧУВСТВАХ, ТЫ ПОДАРИШЬ ИМ ФОРУ

 

Уилл был высоким и поджарым юношей. Он старался всегда садиться подальше от учителя и сутулился, чтобы скрыть свой истинный рост. Он никогда не провоцировал конфликты. Одевался, разговаривал и передвигался по жизни он непритязательно, сдержанно, невидимо. Именно так, как его тому учили родители.

 

№ 3: НЕ ПРИВЛЕКАЙ К СЕБЕ ВНИМАНИЕ.

 

Но у него в груди все еще басово билась тревожная строчка: «БЕГИ, УИЛЛ! НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ». Могло ли время отправки отцом сообщений – тогда, когда Уилла заметили те, кто сидел в черной машине – быть случайным совпадением?

 

№ 27: СЛУЧАЙНЫХ СОВПАДЕНИЙ НЕ БЫВАЕТ.

 

Миссис Филопович затянула свою каждодневную нудятину. Сегодняшняя тема – наполеоновские войны. Даже тихое жужжание, доносившееся из динамика школьного интеркома над головой учительницы, звучало интереснее. Половина учеников в классе старалась не заснуть; два раза Уилл заметил, как ребята резко поднимали голову, ударившись подбородком о стол. Воздух в классе стал затхлым – казалось, даже кислород утратил всякие надежды на лучшее.

Сознание Уилла устремилось к последней фразе отца, произнесенной им два дня назад, перед отъездом: «Обращай внимание на свои сны». И вдруг ему удалось припомнить сон, который раньше от него ускользал. Он закрыл глаза, чтобы «прокрутить» этот сон в памяти, и в его сознании возник единственный зыбкий образ:

Падает снег. Все неподвижно в бескрайнем лесу. Большие деревья белым‑белы.

Сколько они с родителями ни колесили по стране, Уилл ни разу не видел снега в реальной жизни, за исключением того, которым сегодня с утра покрылись горы. Но эта картина казалась реальнее сна. Он словно бы когда‑то побывал в этом месте.

Открылась дверь. Вошел школьный психолог. Он изо всех сил старался пройти в класс незамеченным, и это выглядело очень смешно. Он был похож на мима, изображающего грабителя и при этом жутко переигрывающего. Уилл с ним был немного знаком. Три месяца назад психолог провел с ним краткий курс введения в новую школу. Мистер Раш. Примерно тридцать пять лет. Грушевидная фигура, вельветовые брюки и клетчатый пиджак кричащих тонов, острая ученая бородка поверх каскада подбородков.

Раш что‑то шепнул миссис Филопович. Класс зашевелился. Ученики были рады чему угодно, лишь бы не помереть от рук Бонапарта. Учительница и психолог обвели класс взглядом.

Глаза мистера Раша остановились на Уилле.

– Уилл Вест? – произнес он с кривой улыбкой. – Будь так добр, пойдем со мной.

В нервной системе Уилла сработала сигнализация. Он встал, жалея о том, что не может исчезнуть. По классу пробежала волна заинтригованного шепота.

– Захвати свои вещи, – сказал мистер Раш, белый, как молоко.

Раш подождал у двери, а потом пошел по коридору первым, на каждом шагу чуть ли не подпрыгивая.

– Случилось что‑нибудь нехорошее? – спросил Уилл.

– Нехорошее? О нет, нет, нет, – ответил Раш с собачьим оскалом. – Все хорошо… – Слово «хорошо» он жестами заключил в кавычки.

Ничего себе…

– Но я просто в восторге, дружище, – добавил психолог и, сжав руку в кулак, поднял и опустил ее, чтобы показать, что он на стороне Уилла. – Все просто потрясающе и изумительно. Вот увидишь.

Когда они шли мимо длинной стойки около кабинета директора, секретарши приветствовали Уилла улыбками. Одна даже подняла вверх оба больших пальца.

«Произошло нечто совершенно непонятное», – подумал Уилл.

Директор школы Эд Бартон выскочил из кабинета. Добродушный, круглолицый, он пожал руку Уилла. Он был в таком приподнятом настроении, будто Уилл только что победил на научной ярмарке штата.

– Мистер Вест, входите, входите. Очень рад вас видеть. Как ваши дела сегодня?

«Чем дальше, тем страннее». В любой другой день, вооружившись фотографией класса, в котором учился Уилл, и бладхаундом, Бартон не сумел бы вычислить его в шеренге из трех учащихся, двое из которых были сиамскими близнецами.

Но с другой стороны, Уилл всегда ухитрялся пропускать занятия в тот день, когда в школе устраивали фотографирование.

– Честно говоря, я немного встревожен, – сказал Уилл, когда они с мистером Рашем вошли в приемную перед кабинетом директора.

– Чем, Уилл?

– Тем, что все так любезны. Наверняка вы собираетесь сообщить мне какую‑то ужасную новость.

Бартон смешливо фыркнул и вежливо подтолкнул Уилла к открытой двери кабинета.

– О нет. Вовсе нет.

Раш вошел последним и закрыл за собой дверь. Со стула, стоявшего перед столом Бартона, встала женщина и протянула Уиллу руку. Она была одного роста с ним, стройная, спортивная, в темном костюме, сшитом на заказ. Ее прямые светлые волосы были стянуты в хвостик на затылке. На полу, у ног женщины, обутой в блестящие туфли на высоченных шпильках, стоял дорогой кожаный кейс.

– Уилл, это доктор Роббинс, – сказал директор школы.

– Я очень рада познакомиться с тобой, Уилл, – сказала женщина. Ее рукопожатие было крепким, а взгляд фиалковых глаз – острым и пронзительным.

«Кто бы она ни была, – подумал Уилл, – она заядлая курильщица».

– Доктор Роббинс приехала, чтобы сообщить нам невероятно приятную новость, – сказал Бартон.

– Ты ведь приверженец строгих фактов и чисел, не так ли, Уилл? – спросила Роббинс.

– В противоположность…

– В противоположность любителю маркетинговых слоганов и скрытой рекламы, призванной парализовать сознание и отключить рациональное мышление за счет стимуляции спинного мозга?

Уилл растерялся.

– Все зависит от того, что вы хотите мне продать.

Доктор Роббинс улыбнулась, наклонилась, взяла портфель и вытащила из него тонкий черный металлический ноутбук. Положив его на стол Бартона, она раскрыла его и включила. Вспыхнул экран. На нем появился водопад строчек, которые мгновенно организовались в анимированные графики.

Директор Бартон сел за свой письменный стол.

– Уилл, ты помнишь стандартизированный тест, который ты вместе с твоими одноклассниками писал в сентябре? – спросил он.

– Помню, – ответил Уилл.

Доктор Роббинс сказала:

– Этот тест проводится Национальным Агентством Проверки Знаний. Его выполняют все десятиклассники во всех государственных школах страны. – Она указала на большое скопление извилистых линий в середине графика на экране лэптопа. – Это средние показатели по стране, собранные за последние пять лет. – Роббинс нажала клавишу; выше графика появилось изображение, которое тут же разделилось на небольшие кружки, похожие на приплясывающие шестнадцатые ноты. – А это – показатели, выведенные путем экспертной оценки. Два высших процента в базе данных.

Доктор Роббинс нажала другую клавишу, и изображение снова сдвинулось, увеличилось, и над самым высоким скоплением точек возникла одна, помеченная красным цветом.

От страха у Уилла противно засосало под ложечкой. «Ой‑ой‑ой», – подумал он.

– Вот это, – сказала Роббинс, – ты. Один, если точнее, из двух миллионов трехсот пятидесяти шести тысяч семидесяти учащихся.

Она склонила голову к плечу и улыбнулась – ослепительно и сочувственно.

У Уилла на миг замерло сердце. Он попытался скрыть шок. Его мозг сверлила только одна мысль: «Как это могло случиться?»

– Умница, Уилл! – воскликнул Бартон, радостно потирая руки. – Ну, что скажешь?

Уилл успел проучиться в исключительно среднего уровня школе, возглавляемой Бартоном, всего две недели к тому дню, когда ученикам был предложен этот тест, но Бартон явно вознамерился приписать эти блестящие результаты и школе, и себе лично.

– Уилл? – проговорила доктор Роббинс.

– Простите. Я просто… лишился дара речи.

– Вполне понятно, – сказала Роббинс. – Если хочешь, мы можем рассмотреть твои результаты более предметно…

На столе у Бартона сработал звонок. Он посмотрел на Раша и щелкнул пальцами. Школьный психолог подошел к двери и открыл ее. Вошла мать Уилла. Шею она обернула длинным шарфом, глаза спрятала за большими темными очками.

Уилл ждал, что мать будет сердита и разочарована – ведь он жутко опростоволосился и раскрыл свою анонимность, но она улыбнулась.

– Какая чудесная новость! – воскликнула она и обняла Уилла. – Я поспешила приехать, как только мне позвонила доктор Роббинс.

Уилл отстранился и увидел свое отражение в линзах очков матери. Это было странно. Она никогда не надевала очки в помещении. Может быть, сегодня надела, чтобы он не разглядел ее глаз? Для всех остальных в кабинете директора она разыгрывала радостное волнение, но Уилл точно знал, как она на него сердита.

Белинда Вест сделала шаг назад. Уилл ощутил еле заметный запах сигарет. «Странно, – подумал он. – Наверное, кто‑то курил у нее в офисе. Но разве в Калифорнии нет официального запрета на курение в общественных местах?»

Послышался вибрационный сигнал мобильника. Пришло сообщение от отца: «ПОЗДРАВЛЯЮ, СЫНОК!»

Видимо, новость ему только что сообщила мать.

Мать Уилла пожала руки всем присутствующим в кабинете и обменялась с ними любезными фразами. Затем разговор снова взяла в свои руки доктор Роббинс.

– Надеюсь, ты не откажешь мне, Уилл, – сказала она. – Думаю, остальные простят нам, но мне бы хотелось предложить тебе еще один быстрый и несложный тест.

– Зачем?

– Из любопытства, – коротко ответила доктор Роббинс. – Когда кто‑то сокрушает существующую статистическую модель, научные умы жаждут информации. Что скажешь? Готов?

– А если я откажусь, что самое плохое мне грозит? – спросил Уилл.

– Ты вернешься в класс, закончишь свой день и навсегда забудешь об этом разговоре.

«Очень убедительный аргумент», – подумал Уилл и сказал:

– Хорошо, я согласен.

 

Тест

 

Уилл прошел за доктором Роббинс по коридору. Они вошли в пустой кабинет с небольшим столом и двумя стульями. На столе лежал планшетный компьютер размером с маленькую квадратную школьную доску. Доктор Роббинс села по одну сторону от стола и указала Уиллу на противоположный стул.

Роббинс прикоснулась к экрану планшетника, и он ожил с едва слышным вздохом. Работая пальцами, Роббинс начала увеличивать размеры черного квадрата. Так скульптор разминал бы сырую глину. Вот только планшетник был металлический. Когда Роббинс закончила свою работу, компьютер занял почти всю поверхность стола.

– Черт побери… – вырвалось у Уилла. – Что это за штука?

– Ох, долго рассказывать, – улыбнулась Роббинс. – Положи руки вот сюда, пожалуйста.

На экране возникли светящиеся очертания ладоней. Внутри контуров поблескивала чернота, и казалось, что там – невидимая бездна. У Уилла возникло такое ощущение, словно он смотрит на неподвижную воду озаренного луной озера.

Он положил руки так, что они точно легли на обозначенные светящимися линиями контуры. И как только он прикоснулся к экрану, тот сразу завибрировал от притока энергии. Контурные линии засветились ярче, а потом угасли, и ладони Уилла остались словно бы на поверхности бездонного жидкого пространства.

– Я задам тебе ряд вопросов, – сказала доктор Роббинс. – Ты можешь отвечать на них, как тебе заблагорассудится. Неверных ответов тут быть не может.

– А если вы зададите неверный вопрос?

– Как тебя зовут?

– Уилл Мелендес‑Вест.

– Мелендес. Это девичья фамилия твоей матери?

– Да.

Экран ответил приятной волной тепла, омывшей руки Уилла, словно нежная морская вода перед отливом.

– А «Уилл» – это не сокращенное от «Уильям».

– Это вообще никакое не сокращение. Родителям хотелось иметь послушного ребенка, поэтому меня так назвали[2].

Роббинс не улыбнулась.

– Сколько тебе лет, Уилл?

– Пятнадцать.

– Когда твой день рождения?

– Пятнадцатого августа. Каждый год, как по часам.

Из бездны под его ладонями поднялся разноцветный «водоворот» и тут же исчез. У Уилла возникла неприятная мысль: «Если я надавлю на этот экран, я могу в нем утонуть».

– Это что‑то вроде детектора лжи? – спросил он.

Доктор Роббинс прищурилась.

– Тебе было бы удобнее, если бы это был детектор лжи?

– Это вопрос из теста, или вы просто так спрашиваете?

– А тебе не все равно?

– Вы на все мои вопросы собираетесь отвечать вопросами?

– Да, Уилл. Конечно, – мило улыбаясь, ответила Роббинс. – Просто я пытаюсь тебя отвлечь.

Самозащита Уилла мгновенно усилилась.

– Лучше давайте по программе.

– Какой твой любимый цвет?

– Небесно‑голубой. Как‑то раз на уроке рисования мне попался цинковый тюбик с такой краской. По‑настоящему темно‑голубой цвет, как у неба в холодный, ясный день.

– Это вопрос не для эссе. Где ты родился?

– В Альбукерке, – ответил Уилл. – Мы там прожили всего несколько месяцев. Если хотите, я могу сказать название этого города по буквам.

Из‑под его ладоней донеслись приглушенные звуки – что‑то наподобие тихих вздохов ветра в лесу. Из глубины поднялись и сложились в замысловатые узоры соответствующие этим звукам не то математические символы, не то буквы какого‑то древнего языка.

– Это не упражнение по правописанию. Как зовут твоего отца?

– Джордан Вест.

– Чем он зарабатывает на жизнь?

– Он вольнанаемный клоун, участвует в родео.

– Гм‑м‑м… – протянула Роббинс, пожевав нижнюю губу. – Пожалуй, это была ложь.

– Ух ты. Вы так проницательны.

– О, это не я, – покачала головой Роббинс, наклонилась, указала на экран и шепнула: – Машину не обманешь.

– Ладно, допустим. Он ведет фундаментальные научные исследования.

Роббинс улыбнулась.

– Вот это более правдоподобно. В какой области?

– Нейробиология. В университете Санта‑Барбары.

– Как звучит полное имя твоей матери?

– Белинда Мелендес‑Вест.

– Чем она занимается?

– Работает помощником юриста.

– Откуда родом ее семья?

– Мелендесы? Из Барселоны. Ее родители приехали сюда в тысяча девятьсот шестидесятых.

– Кто‑то из твоих бабушек и дедушек еще жив?

– Нет.

– Ты кого‑нибудь из них знал?

– Не припомню.

– Ты себя считаешь англосаксом или испанцем?

– Ни тем, ни другим. Я американец.

Этот ответ доктору Роббинс, похоже, понравился.

– Где еще твоя семья жила, кроме Альбукерке?

– В Тусоне, Лас‑Крусесе, Фениксе, Флагстафе, Ла Хойе, в прошлом году мы жили в Темекуле, а потом перебрались сюда, в Оджаи.

– Почему твои родители так часто переезжают?

«Хороший вопрос», – подумал Уилл, а вслух сказал:

– Такую цену отцу приходится платить за интересную работу в области нейробиологии. Очень высокая конкуренция.

– Сейчас будет немножко больно, – сказала доктор Роббинс.

Уилл почувствовал, как к его рукам прикоснулось нечто острое, колючее – что‑то наподобие стальной щетки. «Щетка» проехалась по ладоням, и в это же время поверхность планшетника ярко вспыхнула, и эта вспышка озарила кабинет, но тут же угасла.

Уилл испуганно отдернул руки. Поверхность экрана сияла, словно озеро, внутри которого находился источник света. Пылинки, парящие в воздухе, устремились к черному квадрату, словно их захватило притяжение магнитного поля. А потом свет угас, поверхность стабилизировалась, и планшетник уменьшился до первоначальных скромных размеров.

«Да, – подумал Уилл. – Это очень и очень странно».

Он посмотрел на свои руки. Ладони покраснели, и кровь в них пульсировала так, словно он прикоснулся к раскаленной печке. Доктор Роббинс взяла его руки в свои и осмотрела.

– Я тебя предупредила, что будет больно, – негромко проговорила она.

– К чему это все было – на самом деле?

– Извини за загадочность, Уилл. Со временем все поймешь. Или не поймешь.

Она отпустила руки Уилла. Кожа у него на ладонях немного побледнела.

– Спасибо за объяснение. Каковы результаты теста?

– Я не знаю, – проговорила Роббинс и улыбнулась так, словно у нее был какой‑то секрет. – Почему бы тебе не задать этот вопрос Мистическому Восьмому Шару[3]? – Она взяла со стола планшетник и протянула Уиллу. На экране возникло трехмерное изображение шара с цифрой «8». – Приступай.

Уилл сделал вид, что сосредоточился, и театральным шепотом вопросил:

– Я прошел тест?

Роббинс встряхнула планшетник. «Восьмой шар» повернулся вокруг своей оси и показал маленькое окошечко. В нем всплыла миниатюрная табличка со словами: «Выглядит хорошо!»

– Ну вот. Так глаголет оракул, – сказала Роббинс и убрала планшетник в портфель. – У меня к тебе последний собственный вопрос.

– Валяйте.

– Тебе не надоело до смерти в этой школе?

– Надоело, мэм.

Роббинс улыбнулась.

– Пойдем, поговорим с мамой.

 

– Я представляю наиболее продвинутое с научной точки зрения образовательное учреждение, занимающееся подготовкой к поступлению в университеты, – сказала Роббинс, вводя команды в свой лэптоп. – Об этом учреждении никто из вас не слышал.

– А почему мы о вас ничего не слышали? – осведомилась Белинда Вест.

– Очень скоро я объясню, миссис Вест. Думаю, ответ вам понравится.

Доктор Роббинс раскрыла свой лэптоп и положила его горизонтально на стол директора Бартона. Над экраном возникло многомерное изображение густого облака и поднялось на три фута в высоту. Это было похоже на невероятно подробную детскую книжку с раскладными страницами. Бартон и Раш в изумлении попятились назад.

На глазах у всех присутствующих над облаком возникла точка и опустилась внутрь тумана. А когда туман рассеялся, все увидели торжественный комплекс зданий на зеленых лужайках в окружении густых лесов. Ощущение было такое, словно ты опускаешься сверху к этому изолированному миру. Резкий бросок вниз – а потом парение над длинной и прямой дорогой, ведущей к кампусу между двумя рядами высоких деревьев. Когда позади остались ворота и будка охранников, Уилл увидел подсвеченные буквы, выгравированные на грандиозном каменном фасаде:

 

ЦЕНТР ИНТЕГРИРОВАННОГО ОБУЧЕНИЯ

 

– Мы предлагаем Уиллу полную стипендию, – сказала Роббинс. – И полное обеспечение – включая дорогу, проживание, учебники, питание и все остальное. Вашей семье это не будет стоить ни цента.

– Где находится эта школа? – спросил Уилл.

– В Висконсине, – ответила Роббинс.

Имитация облета продолжалась. Они поплыли вдоль увитых плющом зданий, соединенных широкими симметричными крытыми переходами. За центральным кампусом стояло здание в стиле «ретро» – закрытый спортивный манеж. За ним раскинулся открытый стадион для занятий всеми видами спорта. За стадионом находились конюшни и арены для верховой езды, чуть дальше – площадки для спортивных игр и поле для гольфа.

– Какие условия? – поинтересовался Уилл.

– Одно‑единственное, – сказала Роббинс. – Ты должен сам этого захотеть, Уилл. Центр открылся в тысяча девятьсот пятнадцатом году. О нас никто ничего не слышал, потому что мы высоко ценим секретность. Мы не ищем публичности и не поощряем ее. Это один из способов защиты наших учащихся и нашей репутации Но заверяю тебя, Уилл, всем самым лучшим колледжам и университетам известно, кто мы такие. Количество наших выпускников в этих учебных заведениях не знает себе равных. Среди наших выдающихся выпускников – четырнадцать сенаторов, вице‑президент, два члена верховного суда, девять членов кабинета, семь лауреатов Нобелевской премии, десятки лидеров бизнеса и промышленности и несколько глав иностранных государств. Я назвала только немногих.

Экскурсия продолжилась. Зрители пролетели над большим озером с множеством заливов, раскинувшимся посреди лесов, примыкавших к кампусу. Леса были расцвечены красками осени. На берегу стоял большой, непритязательно сработанный эллинг с пристанью. На скалистом островке посреди озера возвышалась высокая псевдоготическая постройка – почти замок. А потом «камера» взлетела в виртуальные облака, и изображение исчезло.

– Это было… как… волшебство, – широко раскрыв рот, выдохнул мистер Раш.

– Не забывайте, что слово «волшебство» мы всегда употребляем, когда говорим о завтрашней технологии, – заметила Роббинс, – когда видим ее сегодня. – Она повернулась к Уиллу и его матери. – В наш Центр не поступают. Туда только приглашают. – Она вытащила из портфеля большой конверт и протянула его Белинде. – Полагаю, тут вы найдете все, что потребуется вашей семье для принятия информированного решения. Не торопитесь. Мы знаем: вам надо о многом подумать.

Бартон заискивающе проговорил:

– И конечно же, Уилл, ты можешь быть свободен от уроков на сегодня, если хочешь.

– Очень хочу, – сказал Уилл.

Все учтиво рассмеялись.

– Вся моя контактная информация – в конверте, – сказала Роббинс, укладывая в портфель ноутбук. – Пока будете размышлять, не стесняйтесь, звоните и задавайте любые вопросы.

С этими словами она пожала Уиллу руку и направилась к выходу.

– Доктор Роббинс? – проговорил Уилл.

Она остановилась около двери.

– Да, Уилл?

– А как вас зовут?

– Лилиан, – произнесла Роббинс удивленно.

Лилиан Роббинс умела уходить, что и сделала. Дверь за ней закрылась.

Через несколько минут, в течение которых Раш и Бартон вполне предсказуемо выражали свои восторги и раболепствовали, Уилл и Белинда покинули кабинет директора школы. Когда Уилл шагал по пустым коридорам, его вдруг озарило: «Я больше никогда не увижу этой школы».

Доктор Роббинс была права: ему нужно было подумать об уйме вещей. В мозгу вертелись сотни вопросов. Но ни один из них не тревожил его сильнее, чем тот, который врезался ему в душу в то самое мгновение, когда в кабинет Бартона вошла его мать. Сначала он пытался отбросить эту мысль, как безумную. Мало ли что могло померещиться в такой жутко странный день.

Но теперь, когда они остались одни, стало хуже. Намного хуже. Навязчивое ощущение не исчезало.

Уилл бросил взгляд на мать. Она безмятежно улыбалась и не подумала снять треклятые черные очки. Заметив, что он смотрит на нее, она взволнованно и едва заметно сжала его руку.

«Все не так. Все просто жутко неправильно».

Уилл направлялся домой с кем‑то, кто выглядел в точности, как Белинда Мелендес‑Вест, и вопрос его мучил вот какой: откуда взялось чувство, что это не тот человек, с которым он прощался два часа назад?

 

А дома лучше

 

Это была она, но в то же самое время – не она.

«Что в ней заставляет меня так думать?» Уилл никак не мог выразить свои ощущения словами. Едва заметное чувство, но оно сковало его хваткой питона.

Машина была та, которая принадлежала его матери – вне всяких сомнений. Старенький, видавший виды «Форд Фокус», который она называла «Зеленой машиной» – от поцарапанного заднего бампера до «плавающего» компаса на приборной панели. Уилл сунул руку под сиденье и нащупал пластиковый стакан от кофе, засунутый им туда два дня назад.

– Ну, я просто не знаю, что сказать, Уилл, – произнесла Белинда, похлопывая ладонями по рулевому колесу. – Кроме того, что это просто поразительно.

С виду – она, и голос ее… но она ни за что не сказала бы ничего подобного. Мать обязательно бы разволновалась из‑за результатов этого теста. Она бы спросила, почему он нарушил инструкции и привлек к себе такое внимание. Вот о чем она должна была сказать в первую очередь.

Уилл смотрел вперед, боясь, что она увидит страх в его глазах, если он посмотрит на нее в упор.

 

№ 14: ЗАДАВАЙ ВОПРОСЫ В ПОРЯДКЕ ИХ ВАЖНОСТИ.

 

– Все в порядке? – спросил Уилл.

– Да, все отлично. Просто я так взволнована, – сказала его мать, шевельнула рукой, и браслеты у нее на запястье звякнули. – Директор школы позвонил, как только я пришла на работу, и дал трубку доктору Роббинс. Поговорив с ней, я сразу позвонила твоему папе. Конференция у него заканчивается, и к вечеру он будет дома. Судя по голосу, он просто вне себя от восторга.

«Отец мог по‑разному отреагировать на случившееся, но «восторг» – это вряд ли», – подумал Уилл.

Он всеми силами старался дышать ровно – так, как его учил отец. Еще труднее стало сохранять спокойствие, когда они проехали мимо черного седана, стоявшего в переулке, всего в одном квартале от их дома. Похоже, это была та самая машина, от которой Уилл убегал утром.

– Думаю, нам надо о многом поговорить, – сказал он, стараясь не выдавать волнения.

– Конечно. Но должна сказать, медвежонок Уилл, что ты почему‑то совсем не радуешься.

– Хочу ознакомиться с содержимым этого конверта, – сказал Уилл. – Не торопясь. Шаг за шагом.

 

№ 20: ВСЕГДА ДОЛЖНА СУЩЕСТВОВАТЬ СВЯЗЬ МЕЖДУ ФАКТОМ И ВЫВОДОМ.

 

– Знаешь, ты абсолютно прав, – сказала его мать, въехав на подъездную дорожку. – Не стоит спешить. Шаг за шагом.

Она припарковала машину и взяла свои вещи. Уилл поспешил обогнать ее Он взбежал по лестнице на второй этаж, вытер пот со лба, взял свой «макбук» и спустился с ним в кухню. Старательно, пытаясь сохранять спокойствие, он занялся тем, что должен был сделать. Раскрыл чувства, очистил разум, стал замечать все мелочи.

 

№ 9: НАБЛЮДАЙ, СМОТРИ И СЛУШАЙ, ИНАЧЕ НЕ ПОЙМЕШЬ, ЧТО УПУСКАЕШЬ.

 

– Ты решил сразу взять быка за рога, как я вижу, – сказала Белинда, доставая из холодильника бутылочку диетической колы. – А мне надо вернуться на работу. Все обсудим вечером, с папой.

Уилл сел за стол, а Белинда обняла его сзади. Ее прикосновения показались ему напряженными, наполненными извращенным волнением, короче – неправильными. Ее темные очки соскользнули, и Уилл впервые увидел ее глаза. Это были глаза Белинды, но страшно остекленевшие и пустые.

– Мы с папой так гордимся тобой, – сказала она и ушла.

Уилл услышал, как хлопнула входная дверь. Он торопливо перешел в гостиную и увидел из окна, как от дома отъехал автомобиль. «Зеленая машина» сбавила скорость, повернув за угол, где Уилл заметил черный седан. Стекло в дверце скользнуло вниз. Уилл перебежал к соседнему окну, откуда были видны обе машины. Они остановились одна напротив другой – водитель рядом с водителем.

«Она с ними разговаривает!»

Уилл запер двери. Он попытался дозвониться отцу – «Папа, пожалуйста, ответь!» – но наткнулся на автоответчик. Тогда Уилл отправил сообщение: «НАДО ПОГОВОРИТЬ. ПОЗВОНИ МНЕ».

Заглавными буквами. То есть ПРОКРИЧАЛ. Он был готов на все, лишь бы привлечь внимание отца. Потом Уилл положил мобильник рядом с лэптопом и взял конверт, оставленный ему доктором Роббинс. У него дрожали руки. Огромная выдержка потребовалась от него, чтобы владевший им страх не вырвался наружу.

Послышался звук маримбы. Уилл сильно вздрогнул и нажал клавишу приема, не дождавшись второго сигнала.

– Пап? …Папа? – Уилл услышал гулкий металлический свист – словно вода сливалась в водосток. – Пап, ты меня слышишь?

Шипение статики – и тишина. Уилл дал телефону команду «ПЕРЕЗВОНИТЬ», но услышал те же самые странные, похожие на плеск дождевой воды, помехи. Уилл отменил вызов и положил мобильник так, чтобы видеть его. Ему нужно было сохранять сосредоточенность и переключить внимание на факты. Анализировать, управлять, организовывать: «Как важно мыслить четко».

Он открыл оставленный доктором Роббинс конверт и пробежал глазами несколько страниц, включая просьбу о зачислении, которую должны были подписать его родители. Из конверта выскользнул белый прямоугольник размера журнальной страницы, сделанный из какого‑то прочного и гибкого материала. На нем возникли слова «ПРИКОСНИТЕСЬ ЗДЕСЬ», и Уилл прикоснулся. Тут же появилась строчка, набранная простым, но элегантным шрифтом:

 

ЦЕНТР ИНТЕГРИРОВАННОГО ОБУЧЕНИЯ

 

Ниже проступила эмблема школы. Это был герб – красивый щит темно‑синего и серебряного цветов, разделенный на три горизонтальные части, в каждой из которых имелось отдельное изображение. В верхней части – ангел с книгой и мечом. Посередине – величественный черный конь, вставший на дыбы. Его копыта были оторочены языками пламени. Внизу – рыцарь в доспехах, нацеливший острие меча на поверженного на землю врага. Под гербом развернулся свиток, на котором была указана дата – «1915» и девиз: «Знания – дорога, мудрость – цель».

Экран заполнился фотографиями кампуса. Зазвучала аудиозапись о высочайшем уровне школы и ее знаменитых выпускниках. От одной фотографии у Уилла по коже побежали мурашки, на ней был заснят неподвижный зимний лес, окутанный густым туманом. Хвойные деревья и кусты – в густом снегу. Женский голос произнес: «Вы словно во сне».

Этот образ запомнился Уиллу – он ему приснился ночью.

Фотография сменилась видеозаписью – учащиеся в классах, слушают лекции, работают в лабораториях. Отдыхают в кафе, играют в боулинге. Ставят пьесы, участвуют в концертах, ездят верхом на лошадях, занимаются десятками видов спорта. Веселые и умные лица ровесников Уилла и ребят постарше. Все они – в одежде цветов Центра: темно‑синего и серого. Зазвучали голоса учащихся: «На каждом углу – возможность круто изменить жизнь», «Здесь у меня появились друзья на всю жизнь», «У меня возникло чувство уверенности и предназначения, которое останется со мной навсегда».

Уилл понимал, что это реклама, призванная пробудить определенные чувства: «В Центре учащиеся становятся умнее, сильнее и популярнее. Мои лучшие способности там заметят и вознаградят, и все мои мечты сбудутся».

На экране пошла видеозапись, школьный хор пел в прекрасной церкви, при свечах. Красота песнопения захватила Уилла. Медленная, плавная, небесно‑чистая мелодия продолжилась, когда на экране снова пошли кадры, рассказывающие об учебе в Центре. Гордые родители, обнимающие выпускников, облаченных в магистерские шапочки и мантии. Эту часть сделки можно было назвать заключительной – продажа, так сказать, состоялась. Уилл понимал, что им манипулируют, однако реклама все равно работала. В сравнении с Центром его скитания по переполненным и плохо финансируемым государственным школам казались просто жалкими.

Неужели действительно могло существовать такое идеальное место?

Уилл включил программу «Google Earth» и ввел почтовый адрес школы: поселок Нью Брайтон, штат Висконсин. Сельская местность, небольшой населенный пункт в семидесяти милях к северо‑востоку от места, где сходились границы штатов Айова, Иллинойс и Висконсин. Уилл увеличил изображение поселка, а потом двинулся по спутниковой карте и в итоге разыскал Центр. Он оказался именно там, где Уилл видел его на презентации, устроенной доктором Роббинс – величественные старинные здания, площадки для спортивных игр, озеро неподалеку.

«Центр настоящий. Все на своих местах».

У родителей Уилла не было ни денег, ни связей, и они учили его не оставлять следов, поэтому он держал себя в узде. Учился на «В» с плюсом. Летал, так сказать, ниже лучей радара. Жизнь согласно третьей заповеди – «НЕ ПРИВЛЕКАЙ К СЕБЕ ВНИМАНИЯ» – означала, что он не имел шансов получить ни научной, ни спортивной стипендии, и не мог рассчитывать на то, что эти стипендии давали. И вдруг, когда никто об этом не просил, перед ним распахнулись двери в этот потрясающий новый мир.

А вдруг Центр – то самое место, где он наконец сможет стать самим собой?

Послышался сигнал мобильника. Пришло сообщение от отца: «В МАШИНЕ. ПЛОХАЯ СВЯЗЬ. ДОМА К ШЕСТИ. ПОГОВОРИМ».

Уилл посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже хорошо за полдень. Значит, он несколько часов сидит за столом в кухне. Скоро с работы домой вернется «Белинда», а ему не хотелось оставаться в одной комнате с ней до приезда отца.

«Нужно услышать, что скажет папа. Тогда вместе решим, как быть».

Уилл сделал себе бутерброд с арахисовым маслом и желе и, пережевывая его, принялся за поиски. Он обвел взглядом скромные пожитки, которые они уже четырнадцать лет возили с собой по шести городам. Маленький телевизор – его смотрели редко, разве что новости. В свободное время все трое читали. Книжными полками были заняты все стены в доме. Книги по науке, медицине, праву.

 

№ 82: БЕЗ ЖИЗНИ РАЗУМА ТВОЯ ЖИЗНЬ БУДЕТ НЕРАЗУМНОЙ.

 

Взгляд Уилла упал на полку с семейными фотографиями. Он выбрал свадебную фотографию родителей, на которой они игриво угощали друг дружку тортом. На Белинде было бархатное платье с присборенной на талии юбкой, ее длинные черные волосы были перевиты кружевом. Отец был в бордовом бархатном смокинге, с дурацкой студенческой стрижкой и неряшливой бородкой.

Веселые, смеющиеся, беззаботные. Уилла всегда влекло к этой фотографии, потому что в этом мгновении он видел начало собственной жизни. Его дух словно бы невидимо реял здесь – в блеске глаз родителей.

Он вспомнил о том, какие были глаза у «Белинды», когда у нее соскользнули очки – пустые, равнодушные – и сравнил их с глазами сияющей женщины на фотографии. Вот в чем было отличие. Пропала ее душа.

«Что они с ней сделали? А вдруг они и со мной такое попытаются сделать?»

Уилл услышал, как хлопнула дверца автомобиля, и выглянул в окно. Перед домом остановились три черных седана. К дому направились мужчины в черных вязаных шапках и куртках. Один из них, лысый, указывал пальцем то туда, то сюда и давал приказы.

У Уилла сдавило грудь. Воздух в комнате произнес: «БЕГИ, УИЛЛ». Он выбежал через заднюю дверь, перескочил через изгородь и помчался на север. Испуганно захлопав крыльями, с изгороди слетел маленький черный дрозд и сел на ближайшее дерево. Оставалось два часа с небольшим до приезда отца.

«Отец сообразит, что делать».

 

Лысый мужчина в черной шапке побежал вдоль дома трусцой. Глянув в бинокль, он успел увидеть Уилла, стремительно бегущего к горам. Он приказал остальным не входить в дом и проговорил в наручный микрофон:

– Он бежит к проезду для спецтехники, на север.

– Он пробудился?

– Трудно сказать, – сказал Лысый. – Но мы не можем рисковать. Дай мне Резак.

 

«Праулер»

 

Уилл добежал до последнего дома в конце улицы, после чего взбежал вверх по склону к запертым воротам в конце проезда для спецтехники. Проскользнув в щель между столбиками, он побежал по проезду. Солнце клонилось к западу, склоны гор окрасились живым хрустальным светом.

Глубоко дыша, Уилл совершил несколько резких поворотов, повинуясь строению ущелья. На некоторое время дорога выровнялась, а потом снова пошла на подъем. По обе стороны от нее стояли густые заросли чапарели и высохших репейников. Яркий солнечный свет резко сменился сумерками. Уилл остановился, оглянулся назад и увидел странный круг света на склоне – как будто лучи солнца прошли сквозь гигантское увеличительное стекло. Свет был таким ярким, что Уилл испугался – как бы не загорелись кусты.

«Самый непонятный день в моей жизни, – подумал он. – Доктор Роббинс явилась сразу после встречи с черным седаном и «Праулером», а вскоре после Роббинс в школу пришла фальшивая Белинда. Но если тут есть связь, а согласно двадцать седьмой заповеди она должна быть – то где она?»

Тест. Видимо, дело в нем. Вдруг результат этого теста сработал, как красный флажок, который привлек чье‑то еще внимание? Кого‑то, чей интерес к нему был совсем не так позитивен и доброжелателен, как интерес Центра?

Может быть, то, что случилось с его матерью, тоже произошло из‑за теста?

Уилл услышал странный звук – еле заметный шорох. Кто‑то крался через кусты оттуда, где Уилл заметил удивительный круг света, вот только теперь никакого света там не было. Он услышал хруст сучьев – скорее всего, это был олень. В этих горах их водилось много. А потом зашелестело по другую сторону от дороги. Громче.

Уилл остановился. Треск сучьев тут же смолк. А когда он побежал дальше, звуки сразу вернулись.

«Какое животное может так реагировать?»

Уилл снова остановился, но на этот раз движение и звуки по обе стороны от дороги продолжились. Пумы? Вряд ли. По идее они тут водились, но никто их никогда не видел. К тому же, пумы всегда охотились в одиночку.

Уилл услышал негромкое гортанное рычание.

Койоты. Наверное. Уилл заметил, как качаются кусты. Стая сходилась все ближе и ближе к дороге.

Ветер переменился – и Уилл ощутил тошнотворный запах горелой резины или волос с примесью тухлых яиц. Мог ли такой запах исходить от этих зверей? Уилл подобрал около дороги толстый крепкий сук. Ниже на склоне он заметил поляну, где когда‑то прошел селевой поток, и у линии кустов образовался земляной вал.

Он с изумлением увидел, как на земле возникли отпечатки – круглые и неглубокие – как от оголенных костяшек. В их появлении была закономерность, два, потом один, снова два и снова один, с большими интервалами в промежутках. Казалось, вверх за Уиллом по склону шагает треножник. Невидимый треножник.

Рычание послышалось снова, повсюду, по обе стороны от дороги. К этому звуку примешалось негромкое бормотание, гортанные пульсации и утробные хрипы. Это было что‑то наподобие речи…

У Уилла похолодело под ложечкой. «Отсюда на спуск ведет только одна дорога, – подумал он, – и если эти твари – кто бы они ни были – ее перекроют…»

Уилл развернулся и со всех ног помчался вниз по склону. В следующее мгновение он услышал, как невидимые твари бросились за ним с диким, заливистым воем. Когда он был уже недалеко от конца спуска, какая‑то еле различимая масса перескочила через него и приземлилась прямо на тропу. Не сбавляя скорости, Уилл изо всех сил размахнулся суком, сжимая его обеими руками. Ударившись о нечто невидимое, сук содрогнулся, и кто‑то зарычал от боли.

От собственного удара Уилл пошатнулся и чуть не упал, но все же сумел удержаться на ногах и продолжил бег. Какой бы невидимый ночной кошмар он только что ни огрел суком, тварь продолжала его преследовать. Воздух подернулся рябью. Что‑то острое пронзило толстовку Уилла и оцарапало его спину. Огненная игла боли заставила его бежать еще быстрее по извилистой тропе.

У него начало темнеть перед глазами. Он слышал, что невидимые чудища гонятся за ним, но он успел прилично оторваться. Отчаянно пытаясь сохранить разрыв, Уилл, не сбавляя темпа, сделал крутой поворот. Но, коснувшись земли левой ногой, он угодил в липкую грязь, поскользнулся, в падении развернулся и…

Шлеп. Он упал на левый бок, покатился по земле и выставил руки в стороны, чтобы затормозить. Он остановился у самого края двадцатифутового обрыва.

Уилл поднялся на ноги и похромал дальше. До него доносились отвратительные хрипы, фырканье и сопение, и влажные, мясистые шлепки. Твари отставали от него не более чем на тридцать ярдов и быстро сокращали разрыв. До конца проезда оставалось около четверти мили. «Я ни за что от них не уйду», – в отчаянии подумал Уилл.

Впереди темноту разорвал слепящий свет. Оглушительно взревел мотор, и к Уиллу устремились две ярко горящие фары. Может быть, черный седан? Разглядеть машину было невозможно.

Уилл бросился к обочине. Машина проскочила мимо. От жара могучего двигателя нагрелся воздух. Уилл почувствовал едкий запах паленой резины. Автомобиль вильнул вбок и круто развернулся. Но это не седан. Ослепленный фарами, Уилл все же сумел рассмотреть силуэт гоночного «Праулера», который он утром видел около кафе. За рулем сидел тот самый здоровяк.

С оглушительным свистом из пары выхлопных труб «Праулера» вылетело пламя. Стена огня рванулась назад по дороге, и на нее наткнулись мерзкие твари, преследовавшие Уилла. Злобный вой сменился пронзительным визгом. Уилл увидел охваченные огнем, мечущиеся из стороны в сторону и извивающиеся бесформенные массы.

Машина быстро подъехала к нему и остановилась.

– Садись, – прорычал водитель.

Это был тот самый голос, который Уилл слышал утром – правда, только у себя в голове.

Уилл проворно забрался на заднее сиденье, и водитель на огромной скорости погнал «Праулер» по дороге. Оглянувшись назад, Уилл увидел, как горящие твари падают в пропасть с края обрыва, выписывая в воздухе огненные спирали.

Машина с ревом миновала открытые ворота в конце проезда и почти мгновенно поравнялась с жилыми домами. Уилл втянул голову в плечи. На невероятной скорости «Праулер» начал лавировать по улицам и переулкам, совершая головокружительные повороты. Водитель наклонился к рулю. В свете уличных фонарей Уилл заметил большую круглую нашивку на его кожаной куртке. Там были какие‑то три изображения и слова, но какие – он не смог разобрать.

А потом «Праулер» проехал по неосвещенной части улицы и остановился.

– Выходи, – рыкнул водитель.

Уилл выскочил из машины и попятился. Водитель молча сидел на рулем и смотрел на него через темные летные очки. В его напряженности и неприятной неподвжности таилось обещание жестокости.

– Что это были за твари? – спросил Уилл.

– Ты не хочешь этого знать, – буркнул водитель.

– Но…

– Рот закрой. Ты небось считаешь себя большим умником, пацан, но если не хочешь загнуться раньше времени, в следующий раз на рожон не лезь.

Уилл не смог понять, что за акцент у водителя, но его слова звучали резко и остро – он словно рубил ими воздух. К тому же, этот невероятный сленг был Уиллу не знаком.

– Извините, – пробормотал Уилл. – Но я почти ничего не понял из того, что вы сказали.

Водитель наклонился в сторону, к свету фонаря, и опустил очки. Кустистые черные брови нависали над пронзительными глазами хищника. А еще Уилл увидел шрамы. Очень много шрамов.

Водитель поднял вверх правый указательный палец.

– Вот это, – сказал он, – значит «один».

После этого он нажал на газ. «Праулер» на полной скорости повернул за угол, и рев его мотора быстро стих в ночи.

Уилл огляделся по сторонам. Он стоял в пятидесяти футах от задней двери своего дома. Из открытого окна доносилась музыка. Женский голос пел в сопровождении биг‑бенда, игравшего старомодную оркестровку.

 

Если сегодня пойдешь ты в лес,

То попадешь ты в сказку.

Если сегодня пойдешь ты в лес,

Надеть не забудь ты маску[4].

 

 

Отец дома

 

Уилл выглянул из‑за угла. Черные машины исчезли.

Он подбежал к задней двери и бесшумно вошел. Кто‑то был в кухне. До него донесся аромат духов матери и запах готовящегося печенья. Уилл на цыпочках прошел по коридору и заглянул в кухню.

«Белинда» ходила из стороны в сторону, прижимая к уху мобильник. Уилл заметил, как она прижала руку к затылку и поморщилась – похоже, от боли.

Потом она начала говорить монотонным, плохо знакомым голосом.

– Он не вернулся… Я не знаю, куда он пошел… Да, я дам вам знать, если он…

Уилл попятился по коридору назад. Он наступил на скрипучую половицу и в испуге отскочил к стене.

– Медвежонок Уилл? – окликнула его «Белинда». – Это ты? Ты дома?

Проклятье.

– Привет, – проговорил Уилл и открыл заднюю дверь так, словно он только что вошел.

– Иди в кухню! Я испекла печенье!

– Секундочку. У меня кроссовки грязные.

Уиллу хотелось снова убежать из дома, но скоро должен был вернуться отец. Но он не мог сейчас встретиться со странно изменившейся матерью. К тому же слишком громко звучала эта глупая песня. Уилл громко хлопнул дверью и направился в гостиную.

Рядом с драгоценной отцовской коллекцией виниловых пластинок стоял старинный вертящийся столик. В коллекции имелись и долгоиграющие пластинки, и «сорокапятки» в бумажных конвертах. Можно сказать, звуковая дорожка жизни его родителей. Эту музыку Уилл знал лучше, чем ту, которую слушали его ровесники.

 

№ 78: КЛАССИКА СТАЛА КЛАССИКОЙ НЕ ПРОСТО ТАК, А ПОТОМУ ЧТО ОНА – КЛАССИКА.

 

В шесть часов мамы и папы

Их домой придут забрать,

Потому что плюшевым мишкам

Спать пора, спать пора…

 

 

Уилл приподнял тонарм и убрал иглу с пластинки. Он сделал это слишком резко, и из динамиков донесся треск. В комнату вошла «Белинда».

– Ты всегда любил эту песенку, – сказала она.

– Я ее сто лет не слушал, – сказал Уилл. – Она какая‑то страшная.

– Когда ты был маленький, ты ее себе то и дело ставил…

– А сегодня у меня нет настроения ее слушать.

– Но ты ее так любил…

– Ну, любил, – сказал Уилл. – А когда я ее ставил снова и снова, тебя это сводило с ума.

«Белинда» продолжала улыбаться как ни в чем не бывало. И глазом не моргнула. Она протянула Уиллу тарелку с печеньем и стакан молока.

– Овсяное с изюмом, – сказала она.

Уилл внимательно присмотрелся к молоку. Ему показалось, или у молока действительно был слегка зеленоватый оттенок?

«Белинда» поставила тарелку перед ним. Он взял молоко и печенье, искренне надеясь, что она не станет ждать, пока он будет есть.

– Где ты был? – спросила она.

– На пробежке.

– Похоже, ты упал. Ушибся?

– Все нормально.

– Пойдем со мной, скоро будет готов ужин.

Уилл пошел за «Белиндой» в кухню, стараясь не хромать. По пути он отломал половинку печенья и бросил в контейнер для зонтов в прихожей. Туда же он незаметно вылил половину стакана молока и, сделав вид, будто жует, вошел в кухню следом за «Белиндой». Она стояла у плиты, где что‑то дымилось в кастрюльках. Пакет от доктора Роббинс лежал там, где Уилл его оставил – рядом с ноутбуком. Только все его содержимое было вынуто – электронный буклет, небольшая брошюра по истории школы и стопка официальных бумаг.

– Как печенье? – спросила «Белинда».

Уилл показал оставшуюся половинку.

– Вкусно.

– Ты все посмотрел про эту новую школу?

– Большую часть, – ответил Уилл.

– И что скажешь?

Звякнул айфон в кармане у Уилла. Он достал его и активировал экран. Там появилось незнакомое приложение: писчее перо над старинным пергаментом. Внизу подпись: «УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОДЧИК».

«Откуда это взялось?»

– Довольно интересно, – ответил Уилл «Белинде».

– Должна признаться, больше всего меня беспокоит то, что школа так далеко, и что это интернат. Когда мы снова тебя увидим? Ты понимаешь, что я имею в виду, горошинка?

«Белинда» прошла мимо Уилла и сняла с верхней полки коробку с макаронами. На миг пряди ее волос разделились, и Уилл заметил за ее левым ухом участок красной, словно бы воспаленной кожи. То ли только что зажила ранка, то ли кто‑то укусил. К тому же, покрасневшая кожа подергивалась.

«Что за черт?»

Когда «Белинда» повернулась, Уилл отвел глаза, стараясь скрыть испуг. Он взял со стола лэптоп и бумаги.

– У меня есть время быстренько принять душ?

– Двенадцать минут, – ответила «Белинда», посмотрев на часы, и высыпала в кипящую воду полную пачку спагетти, после чего стала ложкой опускать в воду торчащие концы макаронин.

«Мама всегда ломает спагетти пополам, прежде чем бросить в воду».

– Я быстро.

Уилл вышел из кухни и поднялся по лестнице, борясь с желанием опрометью бежать из дома.

 

№ 5: НИКОМУ НЕ ВЕРЬ.

 

Он выбросил печенье в окно и тихо закрыл дверь своей комнаты. Замка в двери не было, поэтому Уилл придвинул к двери вертящийся стул, наклонил его и подставил спинку под дверную ручку. Потом он включил на мобильнике секундомер и сел на кровать. Одиннадцать минут.

Он вошел в ванную и включил душ – чтобы было слышно, как шумит вода в трубах. Он снял рубашку и спортивные штаны. На бедре краснела ссадина, но у него случались травмы и посерьезнее. Уилл промыл рану губкой и обработал перекисью водорода. Ссадина на спине выглядела хуже, она воспалилась и опухла. Уилл через плечо плеснул на нее перекись и сжал зубы от боли, крепко сжав края раковины. Вернувшись в комнату, он выглянул в окно. На улице перед крыльцом было пусто.

Уилл оделся в чистый спортивный костюм, взял айфон и нажал значок нового приложения. Мгновение спустя «Универсальный переводчик» открыл пустую серую страницу. Ни меню, ни инструкций по пользованию.

Он включил ноутбук и открыл электронный почтовый ящик. Пришло новое сообщение от отца. Время отправки – восемь часов восемнадцать минут утра, но пришло сообщение только что. Уилл открыл письмо двойным кликом «мышки». Открылось пустое сообщение, без текста, но имелось вложение. Уилл открыл его, и содержание прикрепленного файла начало закачиваться на жесткий диск. Это был видеофайл. Уилл попытался открыть его, но файл не открывался. Шесть минут.

Уилл перепробовал все программы, с помощью которых можно было просматривать видео. Ничего не получалось. Но тут он обратил внимание на строчку «Тема» в электронном письме. Там было написано: «Переведено». Уилл быстро перебросил приложение «Универсальный переводчик» с айфона на ноутбук. На этот раз возникло контекстное меню. В нем было всего две опции – «перевести» и «стереть». Уилл выбрал «перевести». На экране ноутбука появился графический интерфейс видеоплеера. Всплыла треугольная стрелочка «PLAY». Видеофайл начал проигрываться.

На экране стала видна самая обычная комната в гостинице. Изображение явно передавалось через широкоугольный объектив встроенной камеры лэптопа. На стене висел стандартный натюрморт в рамке, еще была видна часть окна. Бледный утренний свет.

– Уилл.

Голос отца. В следующее мгновение перед камерой сел Джордан Вест. Увидев отца, Уилл сразу испытал облегчение. Но оно было недолгим. Лицо отца и его спортивный костюм были мокрыми от пота – он словно бы вернулся с долгой и тяжелой пробежки. Стекла очков в тонкой металлической оправе запотели. Он снял их и протер. Уилл понял, что в глазах отца не просто усталость и волнение. Он был напуган.

– Теперь слушай внимательно, Уилл, – сказал его отец. – Я нахожусь в номере тысяча двести девять гостиницы «Хиатт‑Ридженси».

Он поднес к самому объективу камеры первую страницу газеты, выходившей в Сан‑Франциско, и указал на верхний правый угол. Руки у него дрожали.

«Он показывает мне сегодняшнюю дату. Вторник, седьмое ноября».

Затем отец Уилла поднес к камере свой мобильник. Восемь часов семнадцать минут.

«Это чтобы я точно знал, когда он сделал эту запись».

Джордан наклонился ближе к камере и заговорил негромко и сдержанно:

– Сынок, я делаю очень большую ставку на то, что открыть этот файл сумеешь только ты. Я всегда делал на тебя очень высокую ставку. Судя по тому, что я только что видел, у меня очень мало времени, а когда это увидишь ты, мало времени будет у тебя.

Я понимаю, как странно и пугающе это звучит, Уилл. Первое, о чем ты должен знать, это то, что ты не виноват ни в чем из того, что уже произошло и может произойти. Ни в чем. В ответе за это мы. И мысль о том, что некие наши деяния могут принести боль и печаль в твою жизнь – это самое ужасное чувство, которые когда‑либо испытывали мы с мамой.

У Уилла жутко засосало под ложечкой от страха.

– Мы всегда надеялись, что этот день никогда не настанет. Мы делали все, что было в наших силах, чтобы это предотвратить. Мы очень старались – так, как могли – подготовить тебя, чтобы ты был хоть как‑то вооружен, если что‑то случится. Надеюсь, ты когда‑нибудь поймешь и простишь нас за то, что мы никогда не говорили тебе, почему…

Вдруг послышался громкий стук, и экран отцовского ноутбука содрогнулся. Уилл вздрогнул вместе с отцом. Что‑то крупное врезалось в дверь гостиничного номера.

– Мой дорогой мальчик, – срывающимся голосом проговорил Джордан. – Мы любим тебя больше всего в жизни. Навсегда. Никому не говори об этом и о нашей семье, кем бы ни представлялись те, кто станет тебя расспрашивать. Поверь мне, эти люди ни перед чем не остановятся. Будь таким, как ты умеешь быть. Пользуйся заповедями и всем, чему мы тебя обучили. Инстинкты, подготовка, дисциплина – не забывай ни о чем. Беги так далеко и быстро, как только можешь. Делай все, что потребуется, чтобы остаться в живых. Я приду за тобой. Не знаю, когда, но клянусь: я взломаю врата ада, чтобы разыскать тебя…

Еще один удар сотряс ноутбук отца, и из эквалайзера послышалось шипение «белого шума». Гостиничный номер мгновенно наполнился облаком пыли и мелких обломков. Изображение завертелось, потому что ноутбук подпрыгнул в воздух и упал на пол под несуразным углом. Перед Уиллом предстало окно, которое он уже видел раньше, но камера теперь смотрела вбок. Стал виден высокий одинокий небоскреб, легший горизонтально вдоль окна. Трансамериканская Пирамида. Сан‑Франциско. Видеосигнал рассекли линии статических помех. В поле зрения появились темные фигуры. Скользнула штора и закрыла окно. А к клавиатуре метнулась рука. Рука отца. Он нажал на клавишу и успел прикрепить видеофайл к электронному письму и отправить его…

Экран потемнел.

– Папа! О господи. О господи.

«Только не бейте его. Пожалуйста, не бейте его. Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо».

Уилл был настолько шокирован, что даже не мог подняться. Его взгляд упал на транспарант на стене: «КАК ВАЖНО МЫСЛИТЬ ЧЕТКО».

«Слушай. Что бы ни случилось, ты должен поступать именно так, как он тебе говорит. Так, как он тебя научил: рационально, систематически, сурово. Немедленно».

Начни с того, что задай правильный вопрос: когда это произошло?

Вторник, седьмое ноября, восемь часов семнадцать минут утра. «В это время я сидел на уроке истории. Свои последние настоящие сообщения отец послал до того, как я добрался до школы: БЕГИ, УИЛЛ. НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ». Значит, все сообщения после восьми часов семнадцати минут были либо отправлены под давлением, либо их послали те люди, которых я заметил в гостиничном номере отца. И они в контакте с теми, кто весь день за мной гонялся. С теми, кто что‑то сделал с моей мамой.

Но почему? Чего они хотят от нас?»

Краем глаза Уилл заметил, как что‑то мелькнуло за окном, выходившим на задний двор. Он схватил с письменного стола каменное пресс‑папье – подарок ему на день рождения, на котором было выгравировано единственное слово: «VERITAS», развернулся и швырнул в окно. Пресс‑папье пробило в стекле дыру и подшибло что‑то, завертевшееся в воздухе и упавшее на скат крыши.

Уилл бросился к окну. На кровле, в ярком освещенном прямоугольнике лежал маленький черный дрозд. Он пару раз дернулся и замер. От жалости у Уилла дрогнуло сердце. Он открыл разбитое окно, взял еще теплую птицу в руки и отнес к столу.

Над грудью птички поднялась струйка дыма. Дым пах едко – так пахнут горелые электрические провода. Приглядевшись, Уилл заметил под перьями на груди дрозда неровную линию – щель, из которой струился дым.

Уилл взял со стола швейцарский армейский нож, раскрыл его и прикоснулся кончиком лезвия к щели в груди птицы. Уилл сильнее надавил на нож. Наконец лезвие углубилось в ранку, она стала шире… и из нее вылетело что‑то крошечное, черное, едва различимое, похожее на тень. Уилл в испуге отшатнулся. Тень вылетела из открытого окна и исчезла.

Уилл ножом расширил щель в груди дрозда. Он не увидел ни плоти, ни крови, ни костей. Только проводки и микросхемы. Птичка представляла собой какое‑то сложное устройство. А ее холодный неподвижный глаз очень походил на объектив видеокамеры…

В дверь резко постучали. Дверная ручка повернулась.

– Уилл, милый, у тебя все в порядке? – спросила из‑за двери Белинда. – Я слышала, что‑то разбилось.

– Я стакан уронил, – ответил Уилл и замер в неподвижности, ожидая, что дверь откроется, несмотря на то, что он приставил к ней стул. – Подбираю осколки.

– Главное, не порежься, – послышалось из‑за двери после небольшой паузы. – Осторожнее. Ужин готов.

Уилл дождался звука шагов на лестнице, сбегал в ванную, взял там полотенце для рук и обернул им «птицу». Вернувшись в комнату, он услышал за окном шум машины. Из окна, выходившего на улицу, он увидел знакомые фары. Машина медленно ехала по улице.

Машина была отцовская, но, посмотрев видеозапись, Уилл не был уверен в том, кто сидит за рулем.

Все ясно. Размышлять некогда. Они семьей не раз репетировали такое в качестве учений: две минуты на то, чтобы бросить все и бежать. Уилл быстро собрал в ванной аптечку первой помощи, бегом вернулся в комнату и взял из шкафа дорожную сумку. Бросил в нее аптечку, добавил кое‑что из одежды – джинсы, несколько футболок, самый лучший свитер, куртку‑бомбер, трусы, носки. Айфон, айпод, макбук, кабели питания, темные очки и завернутую в полотенце «птичку» он тоже положил в сумку. Сверху – свадебную фотографию родителей. Из потайного ящика письменного стола он взял сто сорок три доллара – неприкосновенный запас. Последним, что он решил захватить с собой, был швейцарский армейский нож.

 

№ 77: ШВЕЙЦАРСКАЯ АРМИЯ – ТАК СЕБЕ ВОЯКИ, НО НИКОГДА НЕ ВЫХОДИ ИЗ ДОМА БЕЗ ИХ НОЖА.

 

Еще Уилл положил в сумку старый блокнот с черной обложкой «под мрамор». Несколько лет он записывал в этот блокнот отцовские заповеди. Из конверта, оставленного доктором Роббинс, Уилл достал ее визитную карточку, запомнил номер телефона и убрал карточку в бумажник. Конверт, бумажник и свой паспорт он сунул в сумку и застегнул «молнию».

Уилл присел на корточки у окна, когда видавший виды отцовский «Вольво Универсал» остановился перед домом. Открылись задние дверцы и правая передняя. Вышли трое в черных вязаных шапках. Потом открылась левая передняя дверца, и из машины вышел Джордан Вест. Он посмотрел в сторону дома. Мужчины в черных шапках окружили его.

«Это вправду отец, – подумал Уилл, – или у него тоже рубец за ухом, как у мамы?»

На глазах у Уилла один из мужчин вытащил стальной контейнер размером с термос – точно такой же, как тот, который Уилл заметил утром в окошке черного седана. Второй мужчина подтолкнул Джордана к дому. Джордан развернулся и оттолкнул человека в черной шапке. Уилл сразу понял, что видит перед собой своего настоящего отца. «Он их слушается только потому, что они ему сказали, что я здесь. Что бы они ни сотворили с мамой, с ним они пока такого не сделали».

Уилл торопливо обвел взглядом комнату. Многие предметы были так дороги ему, что он собирал их на протяжении пятнадцати лет.

«Помни, что сказал отец: «Я приду за тобой».

Теперь Уилл должен был в это верить. Он бесшумно подошел к разбитому окну. Услышав, как внизу открылась входная дверь, он забросил сумку на плечо и выбрался из окна на крышу.

«Делай все, что потребуется, чтобы остаться в живых».

Уилл соскользнул с карниза и повис на руках, а потом, держась подальше от окон, бесшумно спрыгнул на землю. По его расчетам, через три минуты бандиты в черных шапках должны были подняться наверх и открыть дверь его спальни.

 

Отъезд из Шангри‑Ла

 

Оказавшись на дороге за задними воротами, Уилл побежал в гостеприимные объятия темноты. Он включил на мобильнике секундомер и второй раз за день направился в сторону центра города. Он бежал еще быстрее, чем утром. Так быстро он еще не бегал никогда. Спасать собственную жизнь – чертовски сильная мотивация.

«Три минуты до гонки за жизнь».

 

№ 2: СОСРЕДОТОЧЬСЯ НА ТОМ, ЧЕМ ЗАНЯТ В ДАННЫЙ МОМЕНТ.

 

Они сядут по машинам и рассредоточатся по городу, будут его искать. Если не найдут – Белинда может обратиться в полицию. Оповещение о пропаже ребенка – вещь серьезная. Тут могут задействовать военных, флот, ВВС, морских пехотинцев – ну, и местную полицию, само собой. Возможно, перекроют дороги, уходящие из долины Оджаи. Как скоро это может случиться?

Максимум через полчаса. До этого времени он мог добежать до западного выезда из долины. Но если он будет оставаться на открытой местности, его могут обнаружить. Правда, эти люди его фактически не знали, и это было ему на руку. Они понятия не имели – да он и сам, пожалуй, пока об этом не догадывался, – каким сообразительным и решительным на самом деле мог быть Уилл Вест.

«Инстинкты, подготовка, дисциплина – не забывай ни о чем».

На бегу Уилл поправил ремешок сумки на плече, вытащил из кармана айфон и набрал номер, который только что запомнил наизусть. Она ответила после третьего звонка.

– Лилиан Роббинс.

– Доктор Роббинс, это Уилл Вест.

– Здравствуй, Уилл. Ты тяжеловато дышишь.

– Я на пробежке.

– Пробежки хорошо помогают очистить голову, верно?

– Иногда это лучшее средство, – ответил Уилл.

– Как у тебя сложился день? – спросила Роббинс.

– Вы были правы. Мне о многом пришлось подумать.

– Я чем‑то могу помочь? У тебя возникли какие‑то вопросы?

– На самом деле да. Простите, вы сейчас где находитесь?

– В своей машине, возвращаюсь в Центр. Вечером вылетела самолетом и час назад приземлилась.

«Вот я и прокатился на «Додже» с доктором Роббинс».

– Как вы думаете, как скоро я мог бы приступить к занятиям? – спросил Уилл.

– В Центре? Это значит, что ты согласен?

– Да.

Уилл добежал до конца дороги, где она обрывалась у предгорий. Он свернул влево и помчался вниз по склону к центру городка. Набирая скорость, он уже бежал быстрее, чем утром.

«Где же этот страшный малый на родстере, когда он мне так нужен?»

– Прежде всего, Уилл, – произнесла доктор Роббинс, – позволь сказать, что я очень рада. Ответ на твой вопрос таков: следующий семестр у нас начинается в январе. Мы будем рады принять тебя в это время.

– Я вам сейчас кое‑что странное скажу.

– Ну, попробуй.

– Я бы хотел приступить к учебе завтра, – выпалил Уилл. Несколько секунд, сбегая по склону холма, он слышал только собственное дыхание. Он опустил руку с телефоном, свернул за угол, поднял руку и проговорил: – Я же вам говорил: прозвучит странно.

– Мне случалось и более странные вещи слышать, – ответила доктор Роббинс. – Но не так много. То есть ты хочешь перевестись в наш Центр немедленно.

– Это возможно?

– Ну… твое согласие имеется. Как я понимаю, твои родители тоже не против, и это семейное решение?

– На сто процентов.

– Они подписали все положенные бумаги?

«Не забыть: при первой же возможности подделать подписи».

– Они у меня с собой.

Издалека донеслось негромкое урчание приближающегося вертолета. Потом завыли сирены. Он посмотрел на секундомер. «Четыре минуты. Быстро». Очень скоро копы заполонят весь Оджаи, потом нагрянет шериф из Вентуры и окружная дорожная полиция. «Если только я не успею их опередить».

– Вы говорили, что оплатите мои расходы на дорогу, – сказал он.

– Верно, говорила.

– Тогда, если можно, я бы хотел улететь сегодня ночью.

Роббинс немного растерялась.

– Уилл, у тебя там все в порядке?

Уилл тоже растерялся.

– Долго рассказывать. Может быть, при встрече?

Он добрался до границы города в рекордное время и помчался по северной оконечности делового района. Все магазины уже были закрыты на ночь. Уилл остановился, прижался спиной к стене дома на темной стороне улицы и сделал глубокий вдох. Роббинс молчала, и он понял, что нужно сказать ей что‑то более убедительное.

– Вы мне сегодня помогли, – негромко выговорил он. – Вы помогли мне понять, что мне нужны… по‑настоящему большие перемены в жизни.

Роббинс молчала.

– Я этого не просил, – продолжал Уилл. – Сегодня утром я понятия не имел о существовании вашего Центра. Это вы меня разыскали. Так какая разница, когда я начну учиться – завтра или через семь недель?

– Разницы никакой, Уилл. Просто…

Роббинс умолкла.

Настала пора выложить последний козырь.

– Кстати, насчет этого теста в сентябре. Нам дали три часа на его выполнение, а я его сделал максимум за двадцать минут. Я даже не напрягался.

Уилл услышал, что вертолет приближается к городу.

– А что там с результатами исследования отпечатков пальцев и проб ДНК, которые вы у меня взяли утром с помощью вашей волшебной грифельной доски? Не хотите мне сказать, зачем это понадобилось вашей школе?

– Ты считаешь, что это было обследование?

– Я хочу сказать, что мне все равно, что это было. Вы хотите, чтобы я учился у вас, и я говорю «да». И я бы не стал вас просить, если бы мне это на самом деле не было нужно.

– Скажи мне… что именно тебе нужно сейчас?

– Билет на самолет. Из ближайшего аэропорта, откуда можно долететь к вам. Прямо сейчас.

Роббинс немного помолчала и сказала:

– Я хочу тебе помочь, Уилл, но мне нужно позвонить директору. Я могу перезвонить тебе через пять минут?

– Да.

Роббинс прервала связь. Издалека снова послышалось завывание сирен. Машины приближались с трех сторон. Уилл остановился напротив местного офиса такси – небольшой компании, обслуживавшей долину Оджаи и совершавшей челночные рейсы до южных аэропортов. В офисе горел свет, но никого не было видно. У тротуара стоял желтый минивэн с логотипом компании.

Слепящий белый луч прожектора вертолета проехался по крышам домов и верхушкам деревьев в соседнем квартале. Уилл выскочил из своего укрытия и перебежал через улицу. Он открыл дверь, и послышался звон старинного колокольчика.

Из дальней комнаты вышел широкоплечий невысокий латиноамериканец с козлиной бородкой. Его руки и шею украшали замысловатые татуировки: колючая проволока, отороченная оперенными крыльями, наконечник копья. На форменной рубашке поло с коротким рукавом было вышито имя: «НАНДО».

– Славно звенит наш колокольчик, – сказал Нандо. – Не то, что всякие там электронные.

Уилл отлепился от стены и подошел к стойке, дружелюбно улыбаясь, стараясь пустить в ход все свое обаяние.

– Уж это точно, – сказал он. – Привет.

Нандо смерил его взглядом с головы до ног.

– Как делишки?

– Высший класс. А сколько будет стоить доехать до аэропорта?

– До Лос‑Анджелеса – сорок долларов. До Санта‑Барбары двадцать. Тебе какой нужен?

Уилл покачал мобильником.

– Мне сейчас перезвонят и скажут. А нельзя по дороге сказать, в какой аэропорт ехать?

– Нет, приятель. Так не пойдет.

– Это почему?

Нандо скрестил руки на груди и указал направо и налево.

– Потому что ехать в разные стороны.

– Но я же узнаю, в какой аэропорт мне надо, еще до поворота.

– Если ехать в Лос‑Анджелес, я тебе только что назвал цену, если пассажиров четверо. Но мы не едем, пока не набьем полный салон.

– А еще кто‑нибудь в Лос‑Анджелес едет?

– Прямо сейчас – нет.

Нандо стоял на месте. Равнодушный и невозмутимый, как каменная голова с острова Пасхи. Он даже был внешне похож на эту голову. Сирены зазвучали ближе.

– А если один пассажир за четверых заплатит, тогда сколько?

– Считать умеешь? Сколько будет четыре разочка по сорок, брателло?

– Я вас понял. Могу дать шестьдесят пять.

Это была почти половина тех денег, которые имел при себе Уилл.

– Да этого даже за бензин маловато будет, дружище.

– Понимаете, тут такое дело… Я только что узнал, что отец в аварию попал, и мне обязательно надо сегодня вылететь. Вот‑вот мама должна перезвонить и сказать, из какого аэропорта мне лететь.

Нандо с сомнением воззрился на него.

– Ну и где же он сейчас? Папаша твой?

– В реанимации. В Сан‑Франциско. Это там случилось.

Нандо нахмурился.

– Жалко, парнишка. Хреновые дела.

Мимо с воем и сверканием проблескового маячка промчалась полицейская машина. Уилл отвернулся от окна и прикрыл лицо рукавом – якобы пролил слезу. Зазвонил айфон. Он посмотрел на экран. ОТЕЦ.

– Мамаша звонит? – осведомился Нандо.

– Нет, это кто‑то номером ошибся.

Уилл убрал мобильник в карман и прижал к нему ладонь.

– Я тут просто работаю, понимаешь, да? Босс мой сегодня в Палм‑Спрингсе.

– И?

– И гори она огнем, политика компании. Доставим тебя в аэропорт. С ветерком.

Нандо взял ключи с полки внутри стойки и первым зашагал к двери. Уилл вышел следом за ним и быстро посмотрел направо и налево – нет ли рядом его преследователей. Нандо нажал на кнопку на брелоке, и дверца минивэна скользнула в сторону. Уилл запрыгнул в салон и уселся на ближайшее сиденье. Нандо сел за руль и завел мотор.

– Тебя звать как? – спросил Нандо.

– Уилл. Уилл Вест.

– Уилл. Славный ты парень, Уилл. Хочешь помочь своему папашке, когда он валяется в отрубе хрен знает в каком городе? Уважуха тебе.

– Спасибо, Нандо.

– Я своего старикана тоже люблю, брателло. И ежели бы мне сказали, что его подстрелили или подрезали на какой‑то там разборке, я бы из кожи вон вылез, чтоб до него добраться – прям как ты, приятель.

Нандо отъехал от тротуара. Когда они выехали на шоссе и направились к западу от города, мимо, завывая сиренами, проехали еще две патрульные машины.

– Слушай, и с чего это копы всполошились на ночь глядя в нашей тихой дыре? Мы сюда своих девчонок увезли из Окснарда, чтоб от этого воя подальше быть – понимаешь, про что я говорю, брателло?

Уилл увидел на приборной доске фотографию полной молодой женщины с двумя пухлыми младенцами. Фотография была вставлена в блестящую рамку. К зеркальцу заднего вида были подвешены на цепочках пластиковая фигурка гавайской танцовщицы и пара игральных костей.

– Понимаю, – отозвался Уилл.

– У меня по матери чумашская кровь есть. Ну, знаешь, племя такое, индейское. Тут ведь наши родные края когда‑то были, так что понятно, почему нас сюда тянет, уяснил? Я этот город шибко люблю, брателло. Это ж рай. Тут ведь даже кино снимали, давно это было, потому как говорили, что сильно смахивает на это место… как же его… еще одна древняя группа пела песню… про старого байкера и его чувиху.

– «Шангри‑Ла», – подсказал Уилл.

Нандо щелкнул пальцами.

– Шангри‑Ла! Точно! «Вернулся мой дружок, теперь жди беды»…

– Хей‑на, хей‑на, – подпел Уилл.

– А в киношке Шангри‑Ла – эта самая загадочная долина, и в этой долине живет племя счастливых древних чуваков, и им всем с виду тридцать пять. А на самом‑то деле им лет по пятьсот, а все потому что – никаких тебе стрессов, вот как.

– Это из книги, которая называется «Потерянный горизонт»[5], – сказал Уилл. – Мне отец про нее рассказал, когда мы сюда переехали. И фильм так же называется.

– Надо поглядеть. Думаешь, он на DVD выходил?

Зазвонил мобильник Уилла. Он посмотрел на экран. Звонок был от доктора Роббинс.

– Мамаша звонит? – спросил Нандо.

– Да, – сказал Уилл и ответил на звонок. – Алло?

– В восемь сорок пять есть рейс из Санта‑Барбары в Денвер, – сказала Роббинс. – Для тебя это единственный вариант на сегодня. Успеешь?

– Да.

– На стойке регистрации тебя будет ждать билет на твое имя.

– Вот спасибо… Просто отлично.

– Самолет прибывает в одиннадцать. Мы пока не взяли тебе билет на ночной рейс от Денвера до Чикаго, но когда ты доберешься до аэропорта, я этот вопрос успею решить. В Чикаго тебя утром встретит водитель с машиной, он будет ждать тебя у зоны выдачи багажа. И еще, Уилл…

– Да?

– Мы с директором хотим это обсудить подробно, как только ты приедешь.

– Конечно. До встречи.

– Хорошего полета, – сказала Роббинс и закончила разговор.

А Уилл – для Нандо – добавил:

– Я люблю тебя, мам. Очень сильно.

– Так куда мы поехали? – осведомился Нандо.

– В Санта‑Барбару. Рейс в восемь сорок пять.

– Доставим, брателло. И за старика своего не переживай. Он враз очухается, как только узнает, что ты к нему торопишься.

Уилл откинулся на спинку сиденья и сделал несколько глубоких вдохов. Он был голоден и дрожал от усталости и стресса. Они выехали из города. Уилл обернулся и увидел, как тают вдали огни Оджаи, и подумал о том, увидит ли их когда‑нибудь снова.

Что бы ответил на этот вопрос Мистический Восьмой Шар? «Прогноз не слишком благоприятный», скорее всего.

Звякнул айфон. Поступило новое голосовое сообщение. Уилл надел наушники и нажал клавишу «PLAY». Зазвучал голос отца. Негромкий и сдержанный.

– Мы очень волнуемся за тебя, сынок. Это не похоже на тебя – вот так убежать из дома. Но я хочу, чтобы ты знал: мы на тебя не сердимся. Если это связано с новой школой, знай, что мы никогда бы не заставили тебя сделать это. Твой дядя Билл уехал учиться далеко от дома, и это стало для него шагом к большому успеху, но решение за тобой. Просто дай нам знать, что с тобой все в порядке. Только это для нас важно. Прежде чем что‑то сделать и куда‑то отправиться, пожалуйста, сначала поговори с нами.

Сообщение закончилось. У Уилла не было никакого дяди Билла. У него словно гора с плеч упала: отец остался отцом. И он сказал ему: «Тут небезопасно. Беги».

– Уилл, радио включить, дружище?

– Как хочешь, Нандо. Со мной все в норме.

– Лопать хочешь? У меня вода есть и сухофрукты с орешками.

– Здорово, давайте.

Нандо передал ему пакет орешков с сухофруктами и холодную бутылку воды. Уилл мгновенно сжевал сушеные ягоды с орешками и хлопьями засушенного йогурта и запил водой. И тут впереди зажглись чьи‑то тормозные огни. Нандо тоже сбавил скорость.

– Йо, Уилл. Дорожный патруль зафигарил пункт проверки перед поворотом на Санта‑Барбару. Это я тебе говорю – мало ли чего.

Уилл перегнулся через спинку сиденья и вгляделся в темноту. Все машины остановились. Уилл насчитал десять автомобилей впереди такси, а после них дорогу, ведущую на юг, перегородили три машины окружной дорожной полиции.

– Что же нам делать? – спросил Уилл.

– Чтоб ты успел на свой самолет, нам тут торчать никак нельзя. Ну‑ка глянь – между сиденьями, на полу позади тебя черная полоска есть. Видишь?

– Вижу.

– Потяни ее на себя. Да посильнее.

Уилл отстегнул ремень безопасности и приподнял крышку люка. Под ней оказалось пространство, достаточное для того, чтобы туда убралось два чемодана. Или человек скромных габаритов.

– Прыгай туда, – распорядился Нандо.

– Что?

Нандо повернулся и посмотрел на Уилла.

– Ежели я чокнулся, и копы ищут не тебя, сиди, где сидишь. Мне‑то по барабану – что так, что этак.

Уилл смотрел в спокойные глаза Нандо и думал: «Можно ли тебе доверять?»

– Да, – сказал Нандо.

– Что – «да»?

– Да, ты там поместишься. И баул твой тоже войдет. Номер мобильника твоего скажи.

Уилл сказал. Потом он опустил свою дорожную сумку в багажный люк, спустился туда сам и свернулся калачиком вокруг сумки. Было тесно, но все же он поместился.

– Теперь потяни крышку на себя, – распорядился Нандо, – и держи покрепче изнутри. Мобильник свой заглуши, надень наушники. Я тебе звякну.

Уилл закрыл крышку люка и исчез в темноте. Он включил подсветку экрана своего айфона, и люк наполнился тусклым светом. Со всех сторон Уилла окружали металлические стенки. Он услышал, как минивэн тронулся вперед. Шины хрустели по асфальту совсем рядом с ним. Тихо зажужжал мобильник. Уилл ответил и услышал голос Нандо.

– Четыре тачки осталось. Не боись, проскочим. Я на громкую связь переключаюсь.

Уилл услышал, как Нандо положил свой мобильник на подставку и включил радиоканал, по которому шла трансляция игры с участием «Lakers». Каждые двадцать секунд машина продвигалась на несколько футов вперед. Уилл заставил себя дышать медленно, закрыл глаза и сосредоточился на звуках, которые до него доносились: скользнуло вниз стекло в окошке, стал слышен шум машин, ехавших на север, к Оджаи. Такси еще немного проехало вперед и остановилось. Шаги, властный голос:

– Куда направляетесь?

– Человека надо забрать в ЛА, офицер.

– Будьте добры, стекла в задних дверцах опустите.

– Конечно, сэр.

Уилл услышал шелест опускаемых стекол и поскрипывание ботинок патрульного офицера. Он подошел к минивэну сзади.

– Впереди дороги закрыты, или как? – осведомился Нандо.

– Нет, – ответил патрульный.

До Уилла снова донеслись шаги. Что‑то прокатилось под днищем минивэна. Уилл представил себе специальное устройство на колесиках, снабженное стоящими под разным углом зеркалами. Устройство остановилось прямо под люком, в котором лежал Уилл.

– Запаска при себе имеется?

– Всегда, сэр, – ответил Нандо.

– Мне нужно, чтобы вы вышли из машины.

Уилл скрючился внутри люка. Он ждал, что по крышке забарабанит кулак, и ему велят вылезать. Но тишину нарушил звук, от которого у Уилла часто забилось сердце – рокочущий рев восьмицилиндрового двигателя приближался со стороны Оджаи. Со страшной скоростью гоночный автомобиль пронесся мимо. Возникла испуганная пауза, потом послышался оглушительный грохот и шум удаляющегося могучего мотора. Значит, «Праулер» протаранил патрульные машины и смылся.

– Ни фига себе, – вырвалось у Нандо.

Офицер дорожного патруля выдернул из‑под днища минивэна зеркальное устройство и вместе с напарником побежал прочь. Они что‑то кричали в микрофоны раций. Через несколько мгновений патрульные машины развернулись и, завывая сиренами, отправились следом за нарушителем к югу.

– Сиди тихо, – послышался в наушниках голос Нандо. – Мы поехали. – Минивэн тронулся с места и постепенно набрал скорость. – Ты бы видел, брателло. Это было что‑то.

– Парень на родстере разогнался под девяносто и перескочил через блокпост?

– Слушай, да он прям как Ивел Нивел[6] выступил! В воздух взлетел, мама родная! Через три машины перелетел, на крышу четвертой брякнулся, прокатился по ней и понесся дальше прям как ракета, а я гляжу и думаю: я это вижу, или мне мерещится?

Уилл услышал звук индикатора поворота. Машина повернула направо – значит, они направились к Санта‑Барбаре.

– Вылезай, Уилл. Все чисто.

Уилл откинул крышку люка, выбрался оттуда, потянулся и вернулся на свое сиденье. Теперь они остались на темной дороге одни.

– Так ты, стало быть, уже видел этот «Праулер»? – спросил Нандо, глянув на Уилла в зеркальце заднего вида.

– Сегодня утром. В городе.

В наушниках послышался сигнал. Уилл посмотрел на экран айфона. Там возникли слова:

«СМАТЫВАЙСЯ БЫСТРЕЙ. Я ТЕБЯ НАЙДУ».

Не текстовое сообщение. Просто большие заглавные буквы, сами по себе. От парня, которому принадлежал «Праулер»?

– А кто этот малый?

– Понятия не имею, – сказал Уилл. – Как думаете, меня будут искать в аэропорту?

– Пока что они будут гоняться за этим «Праулером». А этот сорвиголова уже, поди, в Окснарде прохлаждается. В автосервис заехал.

Они немного посмеялись. Как только слова на экране айфона погасли, Уилла осенило: «Хозяин «Праулера» – австралиец. Вот какой у него акцент, а я все никак не мог догадаться». Но тут же возник еще один вопрос: «А я хочу, чтобы он меня разыскал?»

– Ты сейчас мобилу свою выруби, – сказал Нандо.

– Почему?

– Тут GPS работает, парень. Позвонишь кому‑то, или тебе кто‑то эсэмэску кинет, так с ближайшей же вышки твой IP‑адресок засекут. Выследят в момент.

– Я этого не знал.

– А этого никто знать не должен. Большой Брат все видит, и всякое такое. Любой разговор могут прослушать, любую эсэмэску прочесть, и выследить тебя в любое время – без проблем. Фоткай камерой, если хочешь, календарь смотри и всякое такое – только в сеть не выходи. Короче, ты не звони, и тебе чтоб не звонили.

Уилл отключил телефон и сразу почувствовал себя намного более уязвимым.

– Ты еще кому‑то сказал, куда нынче едешь?

– Нет, – ответил Уилл. – Как думаешь, мы в порядке?

– По‑моему, мы четко смылись, – сказал Нандо.

На предельной скорости они, совершая крутые повороты, промчались между холмами вокруг озера Каситас. Уилл с трудом поборол желание закрыть глаза, но он вспомнил:

 

№ 41: СПИ, КОГДА ХОЧЕТСЯ СПАТЬ. КОШКИ СПЯТ ПОНЕМНОГУ, ЧТОБЫ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ БЫТЬ В БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ.

 

Уилл проснулся тридцать минут спустя – в полной готовности и на удивление бодрый. Они ехали по хайвею на север, вдоль побережья океана, и были уже недалеко от Санта‑Барбары. Уилл увидел слева озаренный луной океан, барашки на гребнях волн и далекие огни на нефтяных платформах, похожих на рождественские елки.

– Ты когда в аэропорт войдешь, – сказал Нандо, – купи там самый простой черный чемодан и запихни в него свою сумку. На ней номер твоей школы есть. Командный свой свитшот тоже сними, купи что‑нибудь туристическое в сувенирной лавке, и кепку не забудь. Надвинь козырек на глаза, чтобы камеры наблюдения твою физиономию не засекли.

– Ладно.

– Чтоб на самолет попасть, все равно фотку твою смотреть будут. Фальшивую уже не замутить, но если только твое имя и фамилия еще не попали в систему продажи билетов, ты проскочишь. Если попали – ну, как говорят, вот тут резина встречается с дорогой.

Они свернули с фривея и поехали к аэропорту согласно указателям. Нандо взял с приборной доски простенький мобильник «Nokia» и зарядное устройство и протянул Уиллу.

– Возьми. Будешь пока с него звонить.

– Правда? Мне неловко брать у вас телефон.

– Не парься. Он не то чтобы мой – понял меня? У него камера имеется, и эсэмэски можно клавишами набирать.

Как только они въехали на территорию аэропорта, Уилл достал бумажник.

– Убери, – сказал Нандо. – Не нужны мне твои бабки.

– Но я должен вам заплатить, Нандо. Что вы скажете своему боссу?

– А откуда он узнает? Главное, я тебя довез. А сейчас я найду себе пассажиров на обратный путь и сдеру с них двойной тариф.

Они снова рассмеялись. Нандо подъехал к тротуару около терминала, выстроенного в псевдоиспанском стиле, за несколько минут до восьми. Открылась боковая дверца.

Уилл растерялся.

– Почему ты мне помог, Нандо? – спросил он. – Ведь ты не обязан был ничего этого делать.

Нандо повернулся к нему лицом. Его карие глаза стали большими и серьезными.

– Хорошо, что ты меня спросил, – сказал он. – Когда вертолет пролетал, я вдруг услыхал голос прямо у себя в голове. Я как будто в кайфе был, и голос этот смешался с грохотом вертушки. Голос мне сказал, что сейчас ко мне придет шибко важный человек, прямо для всего человечества важный. И что нужна моя помощь, и чтобы уж я постарался. А не то придет конец света.

Уилл выдохнул:

– Правда?

– Да нет, конечно. Я тебе голову морочу, малый! – воскликнул Нандо. – Ты думаешь, ты кто? Леброн Джеймс[7] или еще кто в таком духе? Слыхал про такого? Вот он – избранный. Но ты – славный парень.

– Понял.

Нандо мгновенно перестал улыбаться.

– Я серьезно говорю: я слыхал голос.

– Слушайте, вы шутите или нет?

– Только я бы этого голоса не послушался, если бы ты мне не приглянулся, дружище. У тебя лицо честное.

Они пожали друг другу руки, и Нандо вручил Уиллу визитную карточку. НАНДО ГУТТИЭРЕС, СЛУЖБА ТАКСИ ОДЖАИ.

– Звякни мне, как доберешься. Дай знать, что ты добрался до отца, ладно? Слово дай. Хочу, чтоб ты пообещал.

– Обещаю.

– Ступай с богом, дружище, – сказал Нандо.

– А вы скажите Люсии и Ангелите, что они должны гордиться своим отцом, – сказал Уилл, выходя из минивэна.

– Ну, спасибочки, – отозвался Нандо. – Стой‑ка, я тебе не говорил, как моих дочурок звать, парень.

– Разве? – улыбнулся Уилл, помахал рукой и пошел прочь.

– Странно как‑то выходит… – пробормотал Нандо. – Откуда ты знаешь? – крикнул он вдогонку Уиллу. – Эй, откуда знаешь?

Уилл пожал плечами. Он и сам не знал, откуда это ему известно. Он перебросил через плечо ремень дорожной сумки и направился к терминалу.

 

№ 28: ПУСТЬ ЛЮДИ ТЕБЯ НЕДООЦЕНИВАЮТ. ТОГДА ОНИ НИКОГДА ТОЧНО НЕ УЗНАЮТ, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН.

 

Через две минуты после того, как Уилл вошел в здание терминала, а Нандо отъехал, к тротуару подкатил черный седан.

 

Дейв

 

Как обещала доктор Роббинс, на стойке регистрации Уилла ждал билет до Денвера. Кроме того, она зарезервировала для него билет на другую авиалинию, от Денвера до Чикаго. Этот самолет должен был взлететь около полуночи. Уилл показал служащей аэропорта свой паспорт. Без единого вопроса она вручила ему проездные документы.

Перед досмотром он зашел в сувенирный магазин, купил себе небольшой дешевый черный чемодан, серую толстовку и бейсболку без логотипов. В туалете он переоделся, вынул все из своей дорожной сумки и переложил в только что купленную. Места в ней осталось ровно столько, чтобы уложить старую сумку. Уилл застегнул «молнию», надел бейсболку, поглядел на себя в зеркало и вышел.

В терминале почти никого не было: рейс, которым вылетал Уилл, был одним из последних. Он предъявил паспорт и билет усталой сотруднице при входе в зону досмотра. Она глянула на него, поставила штамп на его билете и указала на проход между турникетами, за угол. Уилл только два раза летал на самолете, и ни разу – после одиннадцатого сентября, а тогда он был маленький. Куда бы ни отправлялась его семья, они всегда ездили на машине.

Около длинного стола с крышкой из нержавеющей стали стояла стопка пластиковых подносов. После стола начиналась лента конвейера, проходившая через устройство, оборудованное рентгеновским аппаратом. Бизнесмен, подошедший к столу перед Уиллом, снял туфли, часы и брючный ремень, положил на поднос, а сверху добавил пальто. На второй поднос он положил маленький чемоданчик, мобильник и ноутбук и подтолкнул свои вещи к конвейеру. К ручке чемодана была прикреплена картонная бирка с именем и фамилией: ДЖОНАТАН ЛЕВИН.

Уилл подошел к столу и сделал все точно так же, как этот мужчина. Левин ушел вперед и стал ждать свои вещи за белой линией после металлодетектора. Он вручил свой паспорт и билет охраннику – худощавому южанину, который словно бы явился прямиком из песни в стиле кантри‑энд‑вестерн. Взгляд с прищуром, татуированные жилистые руки. Охранник несколько раз смотрел то в лицо мужчине, то на фотографию в паспорте – похоже, он слишком серьезно относился к своей работе. Наконец он вручил Левину паспорт и жестом позволил идти дальше.

Уилл обернулся. К зоне досмотра, шаря глазами по сторонам, шагали два здоровяка в черных куртках и вязаных шапках. Пока они его еще не заметили.

Уилл опустил козырек бейсболки пониже и прошел к белой линии.

«Может быть, идет самый обычный выборочный досмотр, – подумал он. – Может быть, пока никто не знает, что я здесь. Может быть, как только я пройду досмотр, они не смогут меня найти».

Подносы с вещами Уилла въехали внутрь просвечивающего устройства, и он вдруг вспомнил, что оставил внутри сумки швейцарский армейский ножик и металлическую птицу. Из‑за этих предметов к нему могли возникнуть вопросы, а ему этого совсем не хотелось. Он присмотрелся к молодой служащей, следящей за рентгеновским монитором.

Доверяй своей подготовке.

Когда Уилл был маленький, младше пяти лет, родители обнаружили, что он наделен необычной и удивительной способностью – он умел «переносить картинки» из своего сознания прямиком в сознание других людей. Впервые его мама догадалась об этом, когда в ее сознании начали мелькать образы – игрушка, сок, конфета. В итоге она поняла, что Уилл таким образом хочет ей сказать, чего он хочет.

С тех пор родители с ним работали, чтобы лучше развить его способность. Сначала это выглядело, как игра, потом занятия стали серьезнее. Кроме того, мать с отцом говорили Уиллу, чтобы он никогда не применял этот свой дар в отношении других людей, потому что это было нехорошо с этической точки зрения, и потому что возник риск нарушить третью заповедь – «НЕ ПРИВЛЕКАЙ К СЕБЕ ВНИМАНИЯ».

Словом, прибегать к этому приему можно было только в минуты чрезвычайной опасности. Как сейчас.

Сердце у Уилла было готово выскочить из груди, когда он пристально посмотрел на девушку, сидевшую перед монитором. Он еще никогда не пытался передавать образы в сознание других людей, кроме своих родителей. Девушка остановила конвейер и более внимательно пригляделась к содержимому ручной клади Уилла, отраженному на мониторе.

Зубная щетка. Будильник.

Уилл, чувствуя нервную дрожь, сосредоточился и подтолкнул к девушке эти образы. Он ощутил, как они достигли цели. На месте ножа и электронной птички появились зубная щетка и будильник.

Мгновение спустя девушка снова запустила конвейер. Подносы с вещами Уилла выехали с другой стороны от рентгеновского устройства. Он радостно прошел вперед и предстал перед суровым сотрудником ассоциации безопасности на транспорте. Тот встретил его холодным взглядом и попросил предъявить паспорт. Уилл протянул ему документ, билет и посадочный талон. Охранник внимательно посмотрел на фотографию, потом резко перевел взгляд на Уилла. У Уилла на затылке волосы встали торчком.

Охранник прошел вперед и жестом велел Уиллу следовать за ним. Уилл благополучно миновал металлоискатель. Охранник указал направо, к углу, отгороженному переносными турникетами.

– Подожди там, – распорядился охранник.

Уилл попал на следующий уровень досмотра. С того момента, как он зарегистрировался на рейс, люди, преследовавшие его, могли успеть сообщить о нем, как о находящемся в розыске. Охранник держал посадочный талон Уилла так, словно это была неразорвавшаяся граната. Он первым вошел в лабиринт турникетов. Шагая за ним, Уилл вскоре оказался перед грузной афроамериканкой в голубом блейзере. Она мельком взглянула на него. Ее зоркие глаза умели смотреть с натренированным безразличием. Затем она кивком указала охраннику на ближайший компьютер.

«Сейчас он убедится, что я – в списке разыскиваемых».

Уилл обернулся и увидел, что мужчины в черных шапках ходят около входа в зону досмотра и смотрят на пассажиров. Уилл отвернулся. Охранник наклонился к компьютеру, и его лицо, озаренное светом от экрана, стало призрачно‑белым.

Уилл вперил взгляд в точку между косматыми бровями охранника. Его пульс замедлился. Он «увидел» цель и почувствовал, как спину обдало волной жара. Жар подступил к горлу, рванулся выше, чтобы создать образ, который был нужен Уиллу.

Страничка с фотографией и описанием Уилла Веста с экрана исчезла.

Получилось. Охранник прищурился и несколько раз моргнул. Уилл отправил ему другой образ, а на место своего имени поставил другое: Джонатан Левин.

Охранник наклонился к экрану вплотную. Похоже, он не мог поверить собственным глазам.

И тут, впервые в своей жизни, Уилл попробовал переслать в сознание охранника слова: «Точно. Это тот мужчина, который только что прошел досмотр».

Охранник резко выпрямился, и его голова повернулась, как у охотящегося койота. Его взгляд метнулся от Уилла к бизнесмену, катившему свой чемоданчик к выходу на посадку. Охранник что‑то сказал своей начальнице. Та взяла рацию и произнесла приказ. Несколько сотрудников службы безопасности устремились за бизнесменом. Уилл протянул руку. Охранник поспешно сунул ему посадочный талон и проскочил мимо. Офицеры полиции быстро подошли к линии около металлодетектора.

Уилл надел кроссовки и убрал в чемодан ноутбук. Обернулся. «Черные шапки» исчезли. Может быть, они его не заметили. Уилл взял чемодан и пошел вперед. Сделав двадцать шагов, он прошел мимо оторопевшего бизнесмена, которого охранники препровождали к зоне досмотра. Первым шел поджарый южанин.

Уилл повернул за угол. От усталости у него подгибались колени. Перед глазами у него плыли пятнышки и точки. Ощущение было такое, что он, того и гляди, упадет в обморок. Он, пошатываясь, вошел в мужской туалет, отпустил ручку чемодана и вцепился руками в края раковины. Немного постояв, он поплескал воды на лицо и шею. Кожа была на ощупь горячей.

«Значит, мысленные картинки работают сильнее, чем раньше… вот только после этого я как выжатый лимон». Уиллу потребовалось пять минут, чтобы придти в себя. Не слишком уверенно держась на ногах, он вернулся в терминал и купил себе в кафе пару сэндвичей. Посадка на его рейс уже началась. У выхода скопилась очередь.

Войдя в самолет, Уилл нашел свое место. Оно находилось в последней трети дальнего салона, у окна, над крылом. Расстегнув «молнию» на чемодане, он достал айпод и наушники. Хотел проверить телефон – не пришли ли новые сообщения, но вспомнил предупреждение Нандо и передумал.

Посадка прошла быстро. Салон заполнился меньше чем наполовину. В основном, пассажиры были среднего возраста и пожилые – бизнес‑роботы в скучных костюмах, зомбированные и пасмурные. Уилл откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался избавиться от мысли, которая бегала в его сознании по кругу: «Кто эти люди, и что им нужно от меня и моей семьи?»

 

№ 49: КОГДА БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, ПРОСТО ДЫШИ.

 

Уилл включил айпод и включил запись, которую мама подготовила для него, чтобы он включал эти звуки во время учебных занятий или медитации. Шум океанского прибоя и другие успокаивающие звуки природы перемежались негромкими музыкальными фразами, исполняемыми на флейте Пана, акустической гитаре и тихих перкуссионных инструментах.

Музыка помогла Уиллу. Его руки, мертвой хваткой сжимавшие подлокотники кресла, расслабились. Ему нужно было отдохнуть после такого кошмарного дня. Очень важно было, чтобы полет прошел спокойно. Возможно, тогда ему удастся к утру начать мыслить здраво.

Сначала он почти не замечал голоса – глубокого баритона, подпевавшего музыкальным инструментам. Потом голос начал звучать все громче и громче, но при этом он настолько идеально сочетался с мелодией, что Уилл решил, что этот голос изначально участвовал в записи – просто раньше он его почему‑то не замечал.

Он так думал, пока голос не обратился к нему.

– Просто дыши, медленно и мирно. Самый старый и верный прием. В этом вся штука, Уилл.

Слова были произнесены неторопливо, хрипловато и со знакомым акцентом. Но сегодня этот человек явно пребывал в более приятном настроении, чем тогда, когда высадил Уилла около дома.

– Сиди, где сидишь, приятель. Глаза не открывай. Не выдавай себя.

Уилл мгновенно распахнул глаза. Кресло рядом с ним было свободно. Два кресла по другую сторону от прохода – тоже. Уилл перегнулся через соседнее кресло и выглянул в проход. В десяти рядах впереди мужчина, сидевший ближе к проходу, поднял вверх большой палец. Потертая летная кожаная куртка. Тяжеленный черный ботинок с вылинявшим рисунком в виде языков пламени был выставлен в проход.

Уилл резким движением вернулся в свое кресло. «Вот тебе и спокойный полет».

– Спокойно, приятель, – произнес голос в голове у Уилла. – Держи хвост пистолетом, все будет тип‑топ.

– Кто вы такой? – прошептал Уилл. – Почему вы за мной следите?

– Не слышу тебя, приятель. Так не получится. Сиди тихо. Скоро вернусь.

Уилл снова выглянул в проход. Кресло хозяина «Праулера» опустело. «Что за черт?» – подумал Уилл.

По проходу ковыляла последняя пассажирка – редкостно толстая дама. Ее пышные формы были обтянуты спортивным костюмом из лилового велюра. Она везла за собой маленький цветастый чемоданчик. Ее круглое, похожее на луну, лицо обрамляли жидкие прямые волосы. Стреляющие глазки‑бусинки нашли место, указанное в билете – через четыре ряда от Уилла, лицом к нему, по другую сторону от прохода. Тяжело дыша, женщина плюхнулась в кресло.

Из динамиков послышался голос бортпроводницы, которая сообщила, что экипаж готов к взлету, и что пассажиры должны выключить все электронные устройства.

Уилл снял наушники и отключил айпод. Самолет покатился прочь от причала, свет в салоне потускнел. Уилл выглянул в проход. Хозяина «Праулера» по‑прежнему не было на месте.

«Может быть, его на самом деле нет. Может быть, он мне только мерещится. Что‑то вроде голографического побочного эффекта подкрадывающегося безумия».

Уилл зажмурился и представил то, что видел сзади на куртке этого странного человека. Перед его мысленным взором проплыло несколько изображений. Одно из них представляло собой силуэт какого‑то зверя, но какого именно Уилл никак не мог точно понять.

Самолет покатился быстрее. Он набирал скорость перед взлетом. Уилла прижало к спинке кресла. Опустились закрылки, и самолет резко взмыл в воздух. Город Санта‑Барбара быстро остался внизу – ожерельем огней вдоль побережья. Самолет сделал разворот над океаном и устремился на восток. «Интересно, будем ли мы пролетать над Оджаи?» – подумал Уилл.

Им овладело приятное, но неожиданное облегчение. Он ушел от тех, кто за ним гнался – хотя бы на время. Он постарался успокоить свой разум, чтобы насладиться эйфорией, пока она длится.

Самолет набрал высоту. Прозвучал мелодичный звон. Голос бортпроводницы сообщил, что электронные устройства можно включить. Уилл вставил наушники в уши, включил айпод и выбрал ту же самую музыку. На этот раз он никакого голоса не услышал. Он поднес айпод к губам.

– Вы еще здесь? Э‑э‑э‑эй!

– Ну и глупо ты же выглядишь, говоря в свой айпод, приятель. Люди подумают, что ты закрыл в верхнем поле живых кенгуру.

Голос Уилл услышал из наушников.

– Вы знаете, что мне довелось сегодня пережить? – вслух спросил он.

– Лучше, чем ты думаешь.

– Я был на волосок – буквально на волосок от гибели!

– Не паникуй, приятель. Откинь спинку кресла. Полностью откинь – вот так, не торопясь и плавненько.

Уилл отодвинул кресло назад. Хозяин «Праулера» наклонился вперед. Теперь он сидел позади Уилла, левее его. Уилл увидел его суровый профиль совсем близко, но на лицо мужчины падала тень, а глаза прятались под летными очками. Хорошо были видны шрамы, изуродовавшие левую половину лица.

– Вы из Австралии, да? – спросил Уилл.

– Нет, приятель. Я киви. Из Новой Зеландии. Слыхал, может.

– Конечно, слышал.

– Это ты молодчина. Значится, так. Ежели ты от тех гадов оторвался, может, и долетишь без заморочек. Вот только погодка впереди – так себе. Может нас пару раз хорошо тряхнуть.

– Значит, вы еще и погоду предсказываете.

– Все включено, как говорится.

– И кто же вы такой?

– Звать меня Дейв. А ты с этих пор, когда спишь, один глаз не закрывай. Жди худшего, надейся на лучшее. Стоит им тебя засечь, они уж не остановятся.

– Вы говорите про мужчин в черных шапках или про тех тварей, которые пытались меня сожрать?

Дейв замер и ответил:

– И про тех, и про других.

– Вы можете мне хотя бы сказать, что это были за существа?

– Подвид трехногих кидальщиков. Гульворги или бурбеланги, скорей всего.

– Это новозеландские животные? – чуть насмешливо поинтересовался Уилл.

– Ты из себя свиную отбивную не корчи, малявка. Я говорю про то, на кого они смахивали. А главное тут то, что я их глазами видел.

Дейв постучал кончиками пальцев по стеклу летных очков.

– И почему они – кем бы они ни были – за мной увязались?

– Я так думаю, нам явно лучше эту банку с червяками не открывать.

– Почему «явно»?

– По одной причине, которую мне пока тебе открывать не стоит. Я тебя вот про что хочу спросить: ты перед тем, как они на тебя напали, запах серы или дыма почуял? А круглое окно посреди воздуха или огненное кольцо видал?

– Огненное кольцо. Посреди гор. Я подумал, что это рассвет.

– Нет, приятель. Это был Высотный Заброс. Самые поганые твари из Небытия. Рухнули с огромной высоты, как Косилки Маргариток[8]. Неслабо закручено.

Уилл немного помолчал, а потом спросил:

– А что, в Новой Зеландии на другом языке говорят?

– У них есть корабли. Воздушные корабли. Не такие, как у нас. Их увидать нельзя – ну разве что очень редко… – Дейв спохватился и вздохнул. – Нет, рано тебе еще про это знать. Тут такое дело… Задание я только нынче утром схлопотал. В последнюю минуту. Никто мне не успел ничего толком объяснить. Даже времени не было файл твой проглядеть.

– Мой файл?

Дейв вытащил из кармана куртки маленький прозрачный стеклянный кубик. Внутри него плавали два черных кубика поменьше, похожие на игральные кости без точек. Они вращались с разной скоростью и поворачивались друг к другу разными гранями.

– Это мой файл? – изумленно спросил Уилл.

От черных кубиков потянулись лучи света, и над прозрачным кубом возникли трехмерные изображения: две группы отвратительных трехногих тварей, перемещающихся рывками.

– Вот это – бурбеланги, – сообщил Дейв, указав на одну группу чудовищ, – а это гульворги.

– Господи милостивый…

– С этих пор, Уилл, тебе лучше поверить, что я тебе добра желаю, иначе мое задание протухнет быстрей, чем ведро креветок под жарким солнышком.

– Если вы думаете, что помогаете мне, скрывая от меня правду, то вам еще многое предстоит про меня узнать.

Дейв задержал на Уилле пристальный взгляд.

– Согласен.

– Можно посмотреть? – спросил Уилл и указал на кубик.

– Не в этой жизни, – ответил Дейв.

Изображения исчезли. Дейв убрал кубик в карман, сильнее наклонился вперед и посмотрел на Уилла. На этот раз его взгляд был долгим и одобрительным.

– Судя по тому, какие ресурсы пущены в ход, – сказал он, – можно предположить, что их цель – это ты. Вот почему я увел их с твоего следа. Несколько часов морочил им голову, пока стряхнул с «хвоста».

– Так какое у вас задание?

– Сопровождать и защищать. Ты еще радуйся, что тебе Попутчика не подсадили. Вот уж жуть так жуть.

– Что такое Попутчик?

– Это то, во что твою маму превратили, малыш.

У Уилла засосало под ложечкой.

– Что это значит? С ней все в порядке?

– Прямо сейчас – не знаю, – неожиданно мягко и заботливо произнес Дейв. – Я мог бы нырнуть поглубже во многое, но меньше всего тебе сейчас нужна уйма разведданных двенадцатого уровня. Башка вспухнет.

– Вы мне только скажите… с моим отцом все хорошо?

– Попытаюсь выяснить. Мне нужно побольше информации, а тебе надо отдохнуть. Закинь себе немного жратвы в желудок. Поспи маленько. Если что, имей в виду: то, что тебе потребуется, лежит в кармашке прямо перед тобой. Рядом с журнальчиком. В общем, будь начеку.

Уилл сунул руку в карман на спинке впереди стоящего кресла и вынул оттуда небольшую прямоугольную серую торбочку. Внутри нее лежали темные очки в простой старомодной оправе. У стекол был серовато‑голубой отлив, как у очков Дейва.

– Как они работают? – спросил Уилл, отклонившись назад. – Что‑то типа 3D?

Но кресло позади него опустело.

Уилл снова включил айпод, но услышал только музыку. Никакого Дейва. Он осмотрел очки и надел их. Ничего не изменилось – только все предметы стали более тусклыми.

– Очень может быть, что я окончательно сбрендил, – пробормотал Уилл.

Однако совету Дейва он все же последовал. Он убрал очки в торбочку и сжевал оба сэндвича – водянистые, а на вкус не лучше бумажных. Когда бортпроводницы повезли по проходу тележку с напитками, он взял две небольшие бутылки воды и выпил их до дна. А потом он вытащил из чемоданчика бланк, который следовало заполнить поступающему на учебу в Центр, и поработал над теми пунктами, которые не успел доделать дома. Потом в нужных графах он старательно подделал подписи родителей.

Уилл зажмурился и увидел частицы изображения растерзанного гостиничного номера отца. К нему снова вернулись последние отцовские слова: «В ответе за это мы. И мысль о том, что некие наши деяния могут принести боль и печаль в твою жизнь – это самое ужасное чувство, которые когда‑либо испытывали мы с мамой».

В ответе за что? Что они натворили? И какой ужасной ценой теперь расплачивались за это?

Примерно через сорок пять минут после начала полета, когда самолет пролетал над яркими, кричащими огнями Лас‑Вегаса, Уиллу удалось погрузиться в неглубокий и чуткий сон.

 

Весь день я боялся снова заснуть… а может быть, я боялся, потому что не мог ждать. Потом у меня было такое ощущение, будто меня кидало и вертело несколько часов подряд, а когда я наконец освободился, ко мне пришла готовность.

Я оказался высоко, в ночном воздухе, я плыл через грозовые облака, озаренные вспышками молний. Вдалеке грохотали раскаты грома. Я понятия не имел, где нахожусь, но на этот раз я, похоже, точно знал, где найти его.

Я увидел нечто маленькое и темное, плывущее далеко впереди меня на фоне туч.

Самолет.

 

Саботаж

 

Самолет дрогнул в зоне турбулентности, и Уилл проснулся. Он почувствовал, что рядом с ним кто‑то находится, и повернул голову, ожидая увидеть Дейва. Но вместо Дейва он увидел толстую даму. Она неподвижно стояла в проходе между креслами и смотрела на него. На ее лице лежала тень, из ее маленьких глазок струился темный, мерцающий свет.

– Вам чем‑то помочь? – пробормотал спросонья Уилл.

Женщина заторможенно моргнула – невозмутимая, как камень. От нее исходил такой запах, словно она не мылась несколько недель. У Уилла даже глаза защипало. Очередной, более сильный толчок сотряс самолет. Губы женщины зашевелились, но Уилл не услышал ни слова. Она отвернулась и зашагала по проходу особенной походкой – вразвалочку.

Уилл огляделся по сторонам. Дейва нигде не было видно. Повинуясь инстинкту, Уилл достал из кармана очки, надел их и, наклонившись в сторону, выглянул в проход.

Фигура толстой дамы была окружена аурой света – зеленого, неприятного. Аура, ко всему прочему, мигала, словно испорченная неоновая вывеска. Контуры тела женщины извивались и выпучивались под невероятными углами. Она стала похожа на мешок, набитый злобными кошками.

Уилл приподнял очки. Женщина приобрела прежний, нормальный вид. Ну, если можно считать нормальным видом четыре сотни фунтов живого веса, втиснутые в лиловый велюровый костюм, который ей был размеров на пять маловат. Женщина прошла мимо своего места к туалету, открыла дверь и с трудом протиснулась внутрь кабинки. Потом высунулась ее рука и закрыла дверь.

– Дейв! – прошептал Уилл. – Дейв!

Ответа не было. Уилл крепко сжал подлокотники кресла. Вдалеке сверкнула молния и озарила горизонт – рваные грозовые тучи. Он посмотрел на часы. Оставалось меньше часа до прибытия в Денвер по расписанию. Значит, сейчас они летели над Скалистыми горами.

Послышался мелодичный звон. Бортпроводница сообщила, что старший пилот включил знак «пристегнуть ремни», и что все должны вернуться на свои места. Уилл щелкнул пряжкой ремня и затянул его потуже, а потом снова наклонился влево и выглянул в проход.

Из‑под двери туалета потекла не то вода, не то еще какая‑то жидкость.

Уилл расстегнул ремень, встал и пошел к туалету. Пол под ним качался, словно в аттракционе. Подойдя к двери, Уилл немного расставил ноги, чтобы прочнее стоять на промокшей ковровой дорожке. На панели над дверью горело слово «ОТКРЫТО». Уилл взялся за ручку и рванул дверь на себя. Рядом с зеркалом мигали лампочки.

На полу бесформенной грудой валялся лиловый костюм. Из рукавов, брючин и горловины вытекала жидкость. Правый рукав свесился в унитаз, из чаши которого доносилось громкое чавканье. Была нажата клавиша смыва. Воздух пропитался тем же тошнотворным запахом, который Уилл почувствовал, когда толстуха стояла около него.

Внутри промокшего костюма что‑то шевельнулось. Внутри кофты появилось нечто размером с футбольный мяч, скользнуло по рукаву. Лиловый костюм плоско лег на пол. А потом нечто словно бы схватило его и затянуло в отверстие слива. Что‑то мясистое и скользкое метнулось следом за костюмом. Это было похоже на кожу огромной змеи, утыканную спутанными комьями шерсти.

Крышка унитаза захлопнулась и приглушила чавкающий звук. Торопливо подошла бортпроводница и решительно взялась за край двери.

– Сэр, – строго сказала она ему, – вы должны вернуться на свое место.

– Я увидел, что из‑под двери течет вода, – сказал Уилл.

Бортпроводница посмотрела на промокшую дорожку. Самолет в очередной раз тряхнуло.

– Мы об этом позаботимся, – сказала бортпроводница. – Прошу вас, вернитесь на свое место. Немедленно.

Уилл понял, что спорить не имеет смысла. Придерживаясь за спинки кресел, он пошел по проходу. Самолет то нырял вниз, то качался.

– Похоже, меня сейчас стошнит, – пробормотал Уилл.

Он обернулся и увидел, что бортпроводница закрыла дверь туалета и направляется к своему рабочему месту. Проходя мимо ряда, где сидела толстуха, Уилл заметил под сиденьем ее цветастый чемоданчик. Уилл проворно схватил чемоданчик за ручку и перекатил к своему ряду. Самолет нырнул в новую воздушную яму. Дешевый чемодан казался невесомым. На тонкой ручке висел ценник. Уилл расстегнул «молнию», – пусто. Чемоданчик был бутафорией. А толстуха – она, вообще, была человеком?

– Что видел? – спросил Дейв.

Он вдруг встал рядом с Уиллом. Уилл рассказал ему обо всем, что увидел в туалете.

– Несушка, – заключил Дейв. – Мать честная, они Несушку на борт самолета пропихнули.

Снова сверкнула молния – ближе и ярче, и Уилл невольно повернул голову к окну. Из задней части мотора под правым крылом посыпались искры. Уилл повернулся к Дейву, но тот опять исчез. Уилл сунул руку в карман, достал очки, надел и снова посмотрел за окошко.

Оправившись от шока, он насчитал шесть странных существ. Они были похожи на ожившие и обезумевшие мешки цемента или на чудищ с морского дна, получивших удар током.

«Несушка. А эти твари – то, что она несла?»

Мерзкие, приплюснутые, какие‑то резиновые комья плоти. Пасти размером с большущую корзину, с острыми, как бритвы, зубами. Из середины бесцветного лба, между широкими и выпуклыми белыми глазами торчал короткий кривой рог. Туловище было снабжено четырьмя короткими толстыми лапами с острыми когтями. Страшилища из ночного кошмара, рожденные или созданные для бездумного, тупого разрушения.

Что, собственно, они сейчас и делали с правым мотором самолета.

Уилл приподнял очки. Он не увидел ничего, кроме искрящего двигателя и пустого крыла. Как только он опустил очки, перед ним снова предстала мерзкая извивающаяся стая. Он снял очки и повертел их в руках.

«Видимо, в оправе существует какая‑то проекционная система, передающая движущееся изображение на стекла, – подумал Уилл. – Я не могу этого видеть. Это какой‑то трюк, спецэффект».

Но оправа на вид была цельной, без единой спайки. Вряд ли в ней могло таиться сложное техническое устройство, способное создавать такие зрительные иллюзии. Уилл подумал, не вскрыть ли очки складным ножом, но вдруг услышал тревожный треск и шипение. Из двигателя вылетел сноп искр и повалил темный дым.

Он дрожащими руками надел очки. Полыхнула молния, и он хорошо разглядел шестерых чудищ, яростно терзающих обшивку двигателя. Твари налетали на мотор и били по нему зубами, рогами и когтями. Самолет вошел в новую зону турбулентности, и Уилла оторвало от кресла. Он снова застегнул ремень безопасности. Твари накрепко прицепились к мотору. Уилл догадался, что их отвратительные туловища снизу снабжены присосками.

Еще чуть‑чуть, и они разорвут мотор на куски.

Уилл поднял очки на лоб и попробовал как‑то осмыслить этот безумный кошмар. Каким‑то образом, непонятно где, но все‑таки ему удалось ухватит нить логики.

«Они – сородичи тех тварей, которые гонялись за мной в горах. Эти чудовища как‑то выбрались из того самого жуткого пространства… как его назвал Дейв? Из Небытия».

И тут Уилл вдруг вспомнил, где он видел таких тварей. Адских чудищ, атакующих самолет в полете. Смысла в этом было не больше, чем во всем остальном, но все же ему припомнился старый мультик, действие в котором происходило во времена Второй мировой войны.

«Гремлины».

Уилл повернулся к окошку и увидел свое отражение в стекле. Но не только. Еще он увидел нечто внутри своего отражения.

Это была девушка. Она была там, за окном, и пыталась что‑то ему сказать.

Самолет сильно тряхнуло, и темные очки упали на глаза Уилла.

К стеклу с наружной стороны прилип гремлин и смотрел на него пустыми белыми глазами. Чудище наставило на Уилла коготь, раззявило пасть в злорадной ухмылке и провело пальцем поперек горла. Потом гремлин ухватился двумя лапами за края иллюминатора и отодвинулся назад, готовясь протаранить стекло рогом. Уилл резко отпрянул.

Но тварь не успела нанести удар. Кто‑то схватил ее сзади. Рука сомкнулась на роге гремлина и оторвала его от иллюминатора. Уилл увидел Дейва, стоявшего на крыле самолета. Гремлин принялся вырываться, но Дейв зашвырнул его так далеко, что тот, остервенело размахивая лапами, вскоре скрылся из виду.

Дейв приветственно махнул рукой Уиллу и выхватил из кобуры, спрятанной под курткой, нечто вроде гибрида пистолета с винтовкой, со здоровенным курком. Он прошел по крылу дальше от корпуса самолета, стараясь держать равновесие. При этом, как ни странно, на него никак не действовали ни высота, ни температура воздуха, ни скорость полета, ни прочие физические явления, при которых любой другой на его месте давно погиб бы.

Любой другой человек.

Дейв остановился на полпути к мотору, поднял пистолет и открыл огонь по обнаглевшим тварям. От дула к гремлинам метнулись лучи света и проделали в них дыры. Один за другим они рухнули во тьму.

Уилл смотрел в иллюминатор, широко раскрыв рот от изумления.

Последние два гремлина развернулись и помчались к Дейву, словно снаряды. Одного Дейв подстрелил в воздухе, и тот, кувыркаясь, полетел вниз. Второй приземлился на правое плечо Дейва. Щелкая челюстями, он начал подбираться к затылку Дейва. Дейв развернулся, но схватить гремлина не успел. Тот нацелился рогом в основание его черепа.

Дейв убрал пистолет в кобуру. Слегка пошатываясь, он дошел до переднего края крыла, опустился на колени и лег ничком. Ухватившись за крыло, он рывком поднялся на колени и поставил подошвы ботинок на самый край крыла. Сражаясь с чудовищной силой сопротивления ветра, Дейв медленно выпрямил ноги и встал параллельно крылу, наклонившись по ветру, словно лыжник, собравшийся прыгать с трамплина. Существо, вцепившееся в шею Дейва, отчаянно пыталось удержаться, но нанести удар рогом уже не могло – мешала кошмарная сила ветра.

Обретя равновесие, Дейв повернулся на сто восемьдесят градусов. Гремлин цепко держался за него, сражаясь с потоком воздуха, который в себя втягивал двигатель, расположенный прямо под крылом. А потом гремлин беззвучно вскрикнул, и его затянуло в винт турбины. Двигатель захлебнулся. Крыло затрепетало, как у испуганной птицы.

Уилла едва не стошнило. Он поспешно снял очки и обхватил голову руками, борясь с внезапно навалившимся головокружением.

«Это не может происходить. Это невозможно! Такого не бывает!»

Он утер со лба липкий пот и заставил себя посмотреть за окошко. Дейв стоял на крыле. Он подошел к иллюминатору. Уилл смотрел на него сквозь прижатые к лицу пальцы, боясь, что если уберет руки от головы, она развалится на куски.

Дейв в упор смотрел на Уилла. Вид у него был усталый и раздраженный. Он поднял вверх два пальца и сказал что‑то, но Уилл не расслышал. Но слышать было не обязательно – и так все было ясно: «Это два».

Дейв покачал головой и устремился прямо в тучи, словно его, как снаряд, выпустили из пушки. Уилл опустил шторку на иллюминаторе, зажмурился и попытался представить, что он – кто‑то другой и находится не здесь.

Кто угодно, где угодно, только не здесь.

Он успел хорошо разглядеть круглую нашивку на куртке Дейва и попробовал сосредоточить на этом свои мысли. На нашивке было три изображения. Силуэт рыжего кенгуру. Рядом – голова рыцаря в шлеме. А еще – очертания вертолета. Над этими тремя изображениями – надпись: АНЗВС.

Он не видел ее, но девушка до сих пор на него смотрела. Изнутри его сознания. Ее настойчивый взгляд безмолвно вопрошал:

– Ты Пробудился?

 

Дэн Макбрайд

 

Сорок минут спустя самолет без дальнейших проблем совершил посадку в Денвере. Пассажиры покидали салон молча, радуясь возвращению на землю. Следующий рейс Уилла был отложен из‑за грозы на час. Это дало ему время замести следы.

Он нашел другую авиалинию с кучей мест на полуночный рейс до Феникса. Он подал усталой служащей аэропорта посадочный талон на рейс до Чикаго и отправил в ее сознание изображение посадочного талона на рейс до Феникса. А еще он мысленно добавил свое имя в список пассажиров в компьютере. Служащая его пропустила.

То же самое, только наоборот, он проделал перед посадкой на рейс до Чикаго. Служащая исключила его имя из списка пассажиров. «Отправка картинок» стала получаться легче. Он и в этот раз устал, но не до изнеможения. Сев в кресло, Уилл надел очки и осмотрел салон. Все чисто. Если ему повезло, то те, кто за ним следил, могли решить, что он улетел в Феникс.

Через несколько минут усталый Уилл погрузился в крепкий сон без сновидений. Он не шевелился несколько часов, пока не почувствовал, как изменилась сила притяжения. Самолет пошел на посадку.

В пять часов сорок пять минут утра по стандартному центральному времени Уилл вошел в безлюдный терминал аэропорта О’Харе. В зоне выдачи багажа он увидел пожилого седоволосого мужчину с табличкой, на которой разборчивым почерком было выведено: «МИСТЕР ВЕСТ». Мужчина заметил Уилла, помахал ему рукой и пошел к нему.

– Ты Уилл? – спросил он.

– Да, сэр.

– Меня зовут Дэн Макбрайд, я из Центра. Я коллега доктора Роббинс. Искренне рад с тобой познакомиться.

Макбрайд смотрел на Уилла дружелюбно, доброжелательно. Он был ростом шесть футов, прямой и подтянутый. Судя по обветренному морщинистому лицу, ему было за семьдесят, но двигался он, словно человек вполовину моложе. Когда он пожал руку Уиллу, у того было такое ощущение, что кости вот‑вот треснут. В ответ он изо всех сил сжал руку Макбрайда, очень стараясь не морщиться от боли.

– Могу я взять твой чемодан? Ты ждешь еще какой‑то багаж?

– Нет, сэр, это все, – ответил Уилл и отдал Макбрайду свой чемодан.

– Ну, если так, то пошли. Машина рядом.

Макбрайд указал на двери и первым зашагал к выходу. Ходил он с заметной хромотой – возможно, страдал какой‑то болезнью коленного или тазобедренного сустава, но похоже, считал физическую боль легким неудобством. В его коротких и правильно построенных фразах Уилл уловил едкий и строгий выговор уроженца Новой Англии.

– Как себя чувствуешь? – осведомился Макбрайд. – Тяжелая выдалась ночь?

– Заметно? – спросил Уилл.

– Наверняка большинство твоих попутчиков было бизнесменами, летящими на деловые встречи. Я, конечно, рискую показаться тебе ученым занудой, Уилл, но ночные рейсы для меня всегда служили символом того, как поклонение деньгам заставляет нас относиться с полным презрением ко всему человеческому, что в нас есть.

Уилл вытаращил глаза.

– Наверное, это было сказано слишком заумно для того, кто провел бессонную ночь в полете.

– Я вас отлично понял, – возразил Уилл. – Просто я никогда не слышал, чтобы люди так изысканно разговаривали.

– Что ж, Уилл, на западном побережье многие владеют грамотной английской речью.

– Понимаю, но для меня бы более привычно прозвучало: «Ночные рейсы, приятель, от них мозги вспухают».

Макбрайд дружелюбно рассмеялся. Они вышли из терминала. Было еще темно. Волна холода нахлынула на Уилла, проникла под его тонкую хлопковую толстовку. Он сделал резкий вдох, и у него сразу замерз кончик носа.

– У нас выдались ранние заморозки, – сказал Макбрайд. – К такому в Калифорнии тоже вряд ли привыкли.

– Здесь всегда так?

– Нет, нет, нет. В ближайшие пять месяцев обычно бывает гораздо хуже.

– А сейчас какая температура?

– Когда мы утром выехали, было двенадцать градусов. Можно сказать, теплынь.

Уилл своим ушам не поверил.

– Двенадцать?

– Шагай быстрее, тогда кровь непременно разогреется.

Уилла словно бы парализовало. Прежде он никогда не сталкивался с температурой ниже тридцати шести градусов. С трудом шевеля губами, он произнес:

– Прошу прощения, а что, в таком холоде вправду люди живут?

– Сейчас я стану первым, но далеко не последним, кто процитирует один из моих излюбленных ложных слухов насчет зимы на Среднем Западе: она, якобы, закаляет характер. Глупости. Но людям свойственна приспособляемость, и ты акклиматизируешься так быстро, что сам будешь поражен.

У тротуара стоял голубой «Форд Флекс» с эмблемой Центра на дверце. Здоровяк в меховой шубе и шапке проворно открыл заднюю дверцу и подошел к Уиллу и Макбрайду. Он был похож на движущийся дом. Он заразительно улыбался – от уха до уха. Большой плоский нос, казалось, закрывает половину его лица. Он взял чемодан Уилла и забросил в багажник.

– Поздоровайся с Элони, Уилл, – сказал Макбрайд.

– Приятно познакомиться, – сказал Уилл.

Элони широко улыбнулся и взял руку Уилла двумя ручищами, похожими на самые большие в мире кэтчерские перчатки. На счастье, сжимать не стал, иначе переломал бы косточки в труху.

– Дружище, да у тебя рука, как льдышка. У меня обогреватель включен. Садись скорей, пока не замерз. Не пробовал таких холодов, да?

– Даже не представлял, что так бывает.

Элони басовито, гортанно хмыкнул. Двигаясь довольно проворно для своих внушительных габаритов, он открыл заднюю дверцу и жестом пригласил Уилла садиться.

– Уж я знаю, каково тебе, Уилл.

– Элони – из Американского Самоа, – объяснил Макбрайд.

– Я раньше наподобие снега только мороженое видал, – добавил Элони.

Уилл забрался в теплый салон «универсала». Сиденье было мягким и уютным. Уилл погрузился в него и попытался перестать дрожать. Элони сел за руль, а Макбрайд – рядом с Уиллом.

– Сейчас без малого шесть пятнадцать, Уилл. Нам предстоит путь продолжительностью два с половиной часа. Я подумал, что по дороге недурственно было бы позавтракать. Элони, будь так добр, остановись «У Попски».

У Макбрайда была симпатичная привычка во время разговора потирать руки, а закончив тираду, он хлопал в ладоши. Казалось, ему все время было хорошо, но он ждал, что станет еще лучше.

– «У Попски», сэр, так «У Попски».

Элони влился в поток раннего утреннего движения. В салоне было тепло, безопасно и тихо, как в банковском сейфе. Подогретое сиденье вернуло телу Уилла чувствительность, и ему показалось, что все его беды тают и уходят. Любезное гостеприимство Макбрайда подарило ему такую же неоценимую поддержку, какая исходила от доктора Роббинс.

«Значит, – подумал Уилл, – не зря я туда еду». Пока он не сожалел о принятом решении.

 

№ 19: КОГДА ВСЕ ЛЕТИТ КУВЫРКОМ, ОТНОСИСЬ К КАТАСТРОФЕ, КАК К СПОСОБУ ПРОСНУТЬСЯ.

 

 

* * *

 

Полчаса спустя они удобно устроились в кабинке, представлявшей собой купе бывшего железнодорожного вагона. В кабинке стояли диваны, обтянутые красной кожей. Кафе называлось «У Попски». Оно стояло у второстепенной дороги, на расстоянии брошенного камня от федеральной автострады, и вокруг него стояло немало грузовиков. Столик просто ломился от еды. Настоящий пир: стопки блинчиков – толстых, как романы в мягких обложках. К блинчикам – мягкое масло и горячий сироп. Тарелки с прекрасно поджаренной яичницей и толстыми аппетитными колбасками. Вафли – такие большие, что маленький ребенок мог бы ими воспользоваться вместо лыж. Горка хрустящего горячего бекона; кувшины со свежевыжатым апельсиновым соком и кофейники с крепким черным кофе.

Уилл принялся за еду с потрясающим аппетитом. Ему казалось, что он никогда в жизни не ел ничего вкуснее, что завтраки изобрели именно здесь «У Попски», и никто не сумел превзойти здешних поваров.

– Просто невероятное место, – произнес он наконец.

– Предание о том, как угощают в «У Попски», передается из уст в уста, – сказал Макбрайд. – Оно ведомо всякому страннику, который держит свой путь по этим одиноким дорогам.

– Мы говорим, что, покушав в «У Попски», – добавил Элони, – и мертвый оживет.

Свои слова он сопроводил такой смачной отрыжкой, что все дружно расхохотались. Уилл попробовал рыгнуть так же, и все рассмеялись снова – еще громче и веселее. Когда он отодвинул от себя опустевшую тарелку, ощущение у него было такое, словно он уже наполовину возвратился к жизни.

Элони расплатился по счету, а Макбрайд первым пошел к машине. Хорошенько подкрепившись, Уилл уже не так испугался холода, когда они вышли из кафе. Как раз в это время из‑за горизонта выглянуло солнце. Уилл остановился, чтобы полюбоваться строгой красотой незнакомого пейзажа. Во все стороны, до самого горизонта лежала плоская серо‑коричневая равнина. В сравнении с ней Оджаи был райским садом.

Прошло всего двадцать четыре часа после последнего рассвета, который Уилл встретил в своей комнате, в маленьком доме своих родителей, на другом краю страны, и словно бы в совсем другой жизни. Уилл не сумел скрыть грусти и чувства потери.

– Не самый легкий день, если я правильно понимаю, – негромко проговорил Макбрайд. – Могли бы мы еще что‑нибудь сделать для тебя?

– В каком мы сейчас штате? – спросил Уилл вместо ответа.

– На севере Иллинойса, – сказал Макбрайд. – Скоро прибудем в Висконсин. Всегда полезно знать, в каком ты штате, не правда ли?

Уилл задумался.

– Хорошо быть живым, – произнес он еле слышно.

Через несколько минут они уже снова мчались по хайвею – на север через северо‑запад.

– А вы что‑то преподаете в Центре, мистер Макбрайд? – поинтересовался Уилл.

– Уже тридцать лет историю Америки, девятнадцатый век. Предмет моего особого интереса – Ральф Уолдо Эмерсон. А ты спортсмен, верно?

– Кросс.

– Великолепно. Это основа для любого вида спорта. Мы призываем наших учащихся заниматься как можно большим числом видов спортивных дисциплин.

– Я даже не знаю, чего мне ожидать. Все случилось так неожиданно.

– Мне так и дали понять. Каковы бы ни были обстоятельства – если ты извинишь меня за желание дать тебе совет, но он таков: ожидай нового дня. И ты должен взять от него все, что только можно.

– Примерно так бы сказал мой отец.

– Полагаю, нам стоит считать это хорошим знаком, – улыбнулся Макбрайд.

Уилл попытался скрыть печаль в глазах и отвернулся к окошку. Макбрайд продолжал смотреть на него пристально и участливо.

– Я знаю, как тяжело бывает покидать дом, – сказал он. – Мне было четырнадцать, когда это произошло со мной. Я был наполнен неуверенностью, страхом неизвестности. Это может прозвучать странно, но если ты можешь, Уилл, не прогоняй от себя эти чувства. Обними их. Они твои, они часть тебя. Они нужны для того, чтобы научить тебя кое‑чему из того, чему тебе предстоит научиться.

– Чему же?

– На этот вопрос можешь ответить только ты. И пожалуй, далеко не сразу.

Некоторое время они ехали молча. Когда машина покинула федеральную автостраду и съехала на двухполосное шоссе, пейзаж изменился. Дорога начала вилять между невысокими холмами, поросшими хвойными лесами. Мысли Уилла вернулись к происшествиям на борту самолета. Он вспомнил нашивку на куртке Дейва.

– Что означает сокращение «АНЗВС»? – спросил он.

– «АНЗВС»? – удивленно переспросил Макбрайд. – Почему тебя это интересует?

– Я это прочел, когда летел в самолете.

– «АНЗВС» – это аббревиатура, означающая «Австралийские и Новозеландские вооруженные силы». Особый экспедиционный корпус, созданный на базе армий двух стран. Был сформирован во время Первой мировой войны.

– Он до сих пор существует?

– Да, безусловно.

Уилл заметил, как Элони и Макбрайд переглянулись.

– Честно говоря, сам не знаю, почему я про это подумал, – сказал он.

В четверть десятого они свернули с хайвея на второстепенные дороги. Элони сделал ошеломляющее число поворотов. Уилл успел краем глаза заметить небольшой городок, который он видел в Интернете – поселок Нью‑Брайтон, и его чувства сразу обострились. Отсюда путь пошел через холмы, отмеченные далекими амбарами и фермерскими домами. Когда они свернули на длинную прямую дорогу, Уилл узнал лесистую аллею, ведущую к школе – все было в точности как во время виртуальной экскурсии, устроенной доктором Роббинс.

– Посмотри, Уилл.

Макбрайд открыл верх машины. Листва со всех деревьев уже опала, но даже голые ветви образовывали над дорогой свод.

– Американские вязы и красные дубы. Согласно легенде, они были посажены первыми поселенцами этих мест, индейцами племени лакота‑сиу, чтобы отметить границу священной земли. Большинству из них по триста‑четыреста лет, то есть они практически ровесники нашей страны. Они были молоденькими деревцами в то время, когда Вашингтон и его соратники стояли лагерем в долине Фордж.

В конце трехполосной дороги они остановились у ворот, рядом с каменной будкой охранника. Оттуда вышел крепкий мужчина в коричневой форме. Он был чуточку ниже ростом и немного уже в плечах, чем Элони, а во всем прочем походил на него, как брат‑близнец. Они стали негромко переговариваться на языке, который Уиллу не был знаком – скорее всего, это был самоанский.

– Познакомься с моим двоюродным братом Натано, – сказал Элони.

– Привет, как поживаете, мистер Вест? – проговорил Натано. – Добро пожаловать в Центр.

Уилл помахал Натано рукой и заметил, что у того на ремне – автоматический пистолет в кобуре. Натано открыл ворота, и Элони повел машину дальше.

Одолев небольшой подъем, они спустились в широкую чашеобразную котловину. За облетевшими деревьями Уилл впервые увидел здания Центра Интегрированного Обучения. Фотографии, которые он видел раньше, не преувеличивали его красоты – на самом деле постройки смотрелись еще более совершенно. Яркое солнце, чистое синее небо, блестящие листья плюща – от всего этого каре главных зданий словно бы светилось. Аккуратно подстриженные живые изгороди, безмятежные окрестности… Каждая травинка здесь, казалось, знала свое место. По дорожкам, пересекавшим лужайки между зданиями, шагали десятки учащихся. В центре кампуса возвышался флагшток с огромным звездно‑полосатым флагом, развевавшимся на ветру.

У Уилла возникло то же самое странное чувство, которое он испытал, когда просматривал материалы веб‑сайта Центра: «Мое место – здесь».

– Пожалуйста, прямо к Каменному Дому, Элони, – попросил Макбрайд.

Они поехали по дороге в сторону от кампуса, мимо широкой автостоянки, усыпанной гравием, где стояло много автомобилей – целая флотилия минивэнов и серебряных с синим школьных автобусов. Вокруг автостоянки разместились небольшие здания, где кипела жизнь. Чувствовалось, что Центр – живое, энергичное сообщество.

– Здесь размещена наша инфраструктура, – сказал Макбрайд. – Прачечная, кухни, средства связи, транспорт, электрические генераторы и так далее.

Они свернули на проселочную дорогу, которая шла через густой лес, и наконец проехали между двумя холмами и оказались на большой поляне. Прямо перед ними, на склоне одного из холмов, составлявших длинную гряду, возвышалась высокая и широкая гранитная колонна, поднимавшаяся на шестьдесят футов. Казалось, великаны сложили ее из валунов, как из огромных детских кубиков.

Вершину колонны венчала удивительная постройка. Созданное из дерева, камня и стали, здание выглядело так, словно оно естественным образом выросло из древнего геологического образования, лежавшего под ним. Дом казался и ультрасовременным, и простым, примитивным – одновременно. Его элементы нельзя было отнести ни к одному из определенных стилей, а в целом он производил впечатление изящества и мощи.

– Каменный Дом, – выдохнул Уилл.

– Нет никакой загадки в том, откуда он получил свое название, – сказал Макбрайд. – Он соединен с землей. Он тянется к небу. Четкое описание работы директора Центра, не правда ли… И именно здесь он живет.

 

Каменный дом

 

Уилл следом за Макбрайдом пошел к каменной колонне. Они миновали стальную лестницу, обвивавшую гигантский столп и уводящую к стоявшему наверху дому. Они прошли под аркой, вырезанной в камне, и, войдя в небольшое фойе, оказались перед кабиной лифта. Макбрайд нажал кнопку, и дверцы открылись.

– Шахта проложена прямо через валуны? – спросил Уилл.

– Именно так. Основатель нашей школы, доктор Томас Гринвуд, был большим поклонником архитектора по имени Фрэнк Ллойд Райт. Тебе случалось прежде слышать это имя, Уилл?

– Кажется, да.

Макбрайд следом за Уиллом вошел в кабину лифта. Дверцы с тихим шипением закрылись. Кабина была отделана темным деревом и зеркалами. Над дверцами была выгравирована фраза:

 

НИ ОДИН РУЧЕЙ НЕ ПОДНИМЕТСЯ ВЫШЕ СВОЕГО ИСТОКА

 

– Это его высказывание. Около ста лет назад Райт открыл неподалеку отсюда научный центр под названием Талиезин. Когда доктор Гринвуд выбрал это место для Центра, он посоветовался с Райтом насчет возведения Каменного Дома. Прежде в этой стране ничего подобного не строилось. В том числе и таких Центров.

Кабина поднималась вверх по шахте, пронзавшей самую сердцевину каменного столпа. Уилл почувствовал запах сырого цемента. Он чувствовал прочность окружавшего их гранита – но, как ни странно, каменная толща не вызывала клаустрофобии, а наоборот, вселяла чувство защищенности. Дверцы кабины открылись, и Уилл с Макбрайдом вышли в приемную с бетонными стенами. Дружелюбная седая женщина поприветствовала их. На беджике у нее было написано: МИССИС ГИЛКРЕСТ. Макбрайд назвал ее Хильди.

Она провела их в соседнюю огромную комнату. Ее колоссальные размеры поразили Уилла. Гигантские прямоугольные окна поднимались к сводчатому, как в соборе, потолку. Потрясающие виды окрестностей – холмы, долины, далекая река – были видны из окон по обе стороны зала. На светлом паркете из твердой древесины тут и там была расставлена крепкая и простая мебель. На стенах висели большие гобелены, на которых были вышиты знаки, похожие на индейские символы и иероглифы. Почти всю дальнюю стену занимал камин, сложенный из дикого камня. Дымоход поднимался к самому потолку, в очаге гулко полыхало пламя.

Навстречу Уиллу и Макбрайду устремилась Лилиан Роббинс. На ней была черная юбка, накрахмаленная белая блузка, черные леггинсы и черные сапоги до колен. Распущенные волосы доходили до плеч. Они оказались длиннее и гуще, чем мог предполагать Уилл. Роббинс обхватила плечи Уилла обеими руками и заглянула ему в глаза.

– Все хорошо? – спросила она.

– Да.

– Я рада, что ты здесь.

– Я тоже.

Из двери рядом с камином вышел мужчина. Высокий, угловатый. С большими ладонями и длинными жилистыми руками. Он был в коричневых вельветовых брюках, поношенном шерстяном пиджаке поверх светлой клетчатой рубашки, и в сапогах для верховой езды – не новых и испачканных в грязи. Казалось, он только что слез с лошади.

– Это наш директор, доктор Рурк, – представила его Роббинс.

У мистера Рурка было лицо человека, проводившего много времени под открытым небом. Широкоскулый, загорелый. Острые голубые глаза в обрамлении копны взъерошенных волос с проседью. Уилл решил, что ему под пятьдесят.

– Мистер Вест. Стивен Рурк, – произнес директор глубоким и дружелюбным голосом.

 

№ 16: ВСЕГДА СМОТРИ ЛЮДЯМ В ГЛАЗА. РУКУ ПОЖИМАЙ ТАК, ЧТОБЫ ЧЕЛОВЕК ЭТО ЗАПОМНИЛ.

 

Они пожали друг другу руки. Рукопожатие Стивена Рурка оказалось грубым и крепким, как у пастуха. Уилл не увидел в директоре школы ничего, хотя бы отдаленно напоминающего «ученого». Стивен Рурк выглядел так, словно мог ковыряться в зубах мясницким ножом, а самоуверенности у него было, как у четырехзвездочного генерала.

Рурк улыбнулся Уиллу.

– Путешествие у тебя было интересное, – сказал он.

– Это точно, сэр.

Дэн Макбрайд направился к выходу.

– Всего наилучшего, Уилл. До скорой встречи.

– Спасибо вам за помощь, мистер Макбрайд.

Макбрайд отсалютовал Уиллу двумя пальцами и вышел. Роббинс пригласила Уилла присесть на диван рядом с камином. Рядом на столике стоял поднос со свежими фруктами и булочками. Рурк налил всем кофе и сел напротив Уилла.

– Ты заполнил все бумаги, которые я тебе оставляла? – спросила Роббинс.

Уилл достал бумаги из чемодана и отдал Роббинс. Она стала их просматривать, а Уилл постарался не смотреть на нее. Рурк тем временем его пристально изучал.

– Во многих культурах, включая здешнее племя оглала‑лакота, – сказал Рурк, – пожелать кому‑либо «интересного путешествия», считается чем‑то вроде проклятия.

– Я бы сказал, что последние сутки у меня получились… интересными, – сказал Уилл.

Роббинс закончила просмотр документов и кивнула Рурку – дескать, все в порядке.

– Что бы ты мог поведать нам об этом, Уилл? – спросил Рурк.

«НИКОМУ НЕ РАССКАЗЫВАЙ».

Уиллу очень не хотелось нарушать предупреждение отца, но все же он чувствовал, что обязан объясниться с Роббинс и директором. Он находился здесь и остался жив благодаря своевременной помощи этих людей и тому интересу, который они к нему испытывали. Но всей правдой – рассказом о Дейве, о странных родителях, гремлинах и загадочных очках – он только бы купил себе место в психушке, в комнате, где с его стороны даже не было бы ручки на двери.

 

№ 63: ЛУЧШЕ ВСЕГО ВРАТЬ, ВКЛЮЧАЯ ВО ВРАНЬЕ ТОЛИКУ ПРАВДЫ.

 

– Мои родители захотели, чтобы я немедленно отправился сюда. Так скоро, как только получится. Сегодня. Потому что они решили, что мне грозит опасность.

Рурк и Роббинс обменялись озабоченными взглядами. Рурк наклонился к столику.

– Какая опасность, Уилл? – спросил он.

– Они мне точно не сказали, сэр. Но вчера за мной следили какие‑то люди, они преследовали меня в нашем городе. Раньше ни я, ни мои родители этих людей не видели.

– Опиши их, пожалуйста.

– Я их вблизи не видел. Мужчины в черных автомобилях без номеров.

– Ты хоть немного догадываешься о том, кто это такие и что им нужно?

– Нет, сэр.

– Это началось до того или после того, как мы с тобой встретились в школе? – спросила Роббинс.

– До встречи с вами я их видел мельком, а потом они начали всерьез меня преследовать.

– Твои родители обратились в полицию? – спросил Рурк.

– Обратились, – ответил Уилл, всеми силами стараясь выдать ложь за правду. – После того, как уехал в аэропорт. Вот тогда я вам и позвонил, доктор Роббинс.

– Так вот в чем была причина такой спешки, – проговорила Роббинс. – Твои родители решили, что эти люди представляют для тебя какую‑то угрозу.

Уилл кивнул. Ком сжал его горло, ему стало трудно говорить. Он подлил себе кофе, надеясь, что ему не будут задавать слишком много вопросов.

– Ты сегодня утром говорил с родителями? – спросил Рурк.

– Еще нет, сэр.

– Ты должен дать им знать, что благополучно добрался до Центра, Уилл. Не сомневаюсь, ты хотел бы узнать, все ли с ними в порядке.

– Конечно. Я позвоню.

– Ты не представляешь, с чем это могло бы быть связано? – спросила Роббинс. – Что может интересовать этих людей в тебе?

– Понятия не имею, – ответил Уилл и задал вопрос, который вертелся у него в голове все утро: – А вы знаете?

Рурк и Роббинс переглянулись. Похоже, директор глазами спросил у Роббинс, что она об этом думает. Она покачала головой.

– Нет, мы не знаем, – сказал Рурк. – То, о чем ты рассказал нам, внушает большую тревогу, Уилл. Но мы тут не безоружны. Мне более чем хочется расследовать сложившуюся ситуацию, если, конечно, ты считаешь, что это сможет чем‑то помочь.

– Спасибо вам, сэр.

– Мне очень жаль, что тебе довелось пережить такое. Не самые идеальные обстоятельства для твоего приезда. Первый учебный день должен стать более радостным событием.

– Я все равно рад, что попал сюда, – сказал Уилл.

«Сейчас – прямо сейчас – я рад находиться где угодно».

– А мы очень рады, что ты решил учиться у нас, – сказал Рурк. – Но начнем с главного. Ты можешь воспользоваться телефоном в моем кабинете, чтобы позвонить домой. Пойдем со мной.

Доктор Роббинс встала, держа в руках бумаги Уилла.

– Я передам все это, куда полагается, и завершу все вопросы, связанные с твоим зачислением, – сказала она и направилась к кабинету.

Уилл зашагал следом за Рурком в соседний, более скромный по размерам кабинет. Объемистые кожаные диваны стояли по обе стороны от столиков на колесиках рядом с еще одним зажженным камином. Солидный дубовый письменный стол стоял на небольшом возвышении перед витражным окном. Один из углов занимала бронзовая скульптура индейского воина верхом на пони. Это была работа известного скульптора, но Уилл не смог вспомнить его фамилию. На боковых стенах висело два портрета – лицом к лицу. На них были изображены высокие импозантные мужчины в одежде и антураже разных веков.

– Мои предшественники, – сказал Рурк. – Томас Гринвуд, наш основатель и первый директор, и Франклин Гринвуд, его сын. – Рурк указал на стационарный телефон на письменном столе. – Для внешнего звонка набери девятку, Уилл. Я оставлю тебя.

Рурк вышел. «Интересно, кто‑нибудь прослушает мой разговор? – подумал Уилл. – Во всяком случае, набранный мной номер обязательно зафиксируют и сравнят с тем, который я указал в заявлении о зачислении в Центр».

Он взвесил риск быть пойманным на лжи с вероятностью того, что из‑за звонка домой его враги смогут определить местоположение Центра. Он решил позвонить, но сократить разговор до одной минуты. Он набрал свой домашний номер. Послышалось два гудка, после чего ответил безликий мужской голос. Уилл включил секундомер на айфоне.

– Дом Вестов, – изрек голос.

– Джордана или Белинду Вест попросите, пожалуйста, – сказал Уилл, опустив свой тембр на октаву ниже.

– Кто звонит?

– А я с кем разговариваю? – осведомился Уилл.

– Я – коллега доктора Веста.

Никакого коллеги с таким голосом Уилл не смог припомнить.

– Так могу я сказать им, кто звонит? – поинтересовался мужчина.

– Поверенный Муллинс, офис службы поддержки семьи, Феникс, штат Аризона, – сказал Уилл.

Мужчина прикрыл трубку ладонью, приглушенно повторил сказанное Уиллом кому‑то, кто находился рядом с ним, и через секунду в трубке послышался другой голос.

– Белинда Вест слушает.

Уилл ощутил уже знакомое ему несоответствие в голосе матери. Это была и она, и не она.

– Мам, не говори ничего, просто слушай, – произнес Уилл своим голосом. – Со мной все в порядке, не волнуйся. Я в Фениксе…

– Сказали – служба поддержки семьи. У тебя неприятности?

– Все хорошо. Мне помогают. Как у вас? Там все в порядке?

– Нет, Уилл, мы ужасно за тебя переживаем.

– Кто только что взял трубку?

Белинда немного растерялась.

– Нам помогает один человек, сотрудник твоего папы…

– Как его зовут?

– Карл Стенсон. Так ты возвращаешься домой? Или нам прилететь за тобой туда?

– Дай мне поговорить с папой.

– Он сейчас спит.

«Это ложь», – подумал Уилл и посмотрел на экран айфона. Пятьдесят пять секунд.

– Я еду в Мексику, – сказал он. – Не надо меня искать. И не пытайтесь. Через пару дней позвоню.

Он повесил трубку, а потом набрал номер коммутатора научного отдела Калифорнийского университета в Санта‑Барбаре. Ответила секретарша.

– Здравствуйте, я работаю в школьной газете, – сказал Уилл. – Вот пытаюсь найти одного человека из вашего отдела, зовут Карл Стенсон. Кажется, он работает вместе с Джорданом Вестом.

Он представил, как секретарша просматривает список сотрудников.

– Простите, но у нас нет никого с такой фамилией.

– Вы в этом абсолютно уверены? – спросил Уилл.

– Да. Вы хотели бы что‑то передать мистеру Весту? Его в данный момент нет…

Уилл был готов повесить трубку.

– …но сегодня приходили из полиции и разговаривали с ним.

Уилл замер.

– Я вообще‑то как раз из‑за этого звоню.

– Вы имеете в виду вчерашнее ограбление со взломом?

– Именно так, – ответил Уилл. – В кабинете мистера Веста?

В молчании секретарши он почувствовал нежелание говорить.

– Если хотите, пусть это будет не для протокола.

– Все работы мистера Веста забрали, – сказала секретарша, понизив голос. – Файлы и два компьютера. А сейчас полицейские продолжают осмотр – ищут, что еще пропало.

– Они догадываются, кто это сделал?

– Пока нет. Если вы…

Уилл повесил трубку. Похищены результаты отцовских исследований – в тот же вечер. Наверняка «черные шапки». Но почему? Неужели все случилось из‑за этого? Над чем таким мог работать его отец, чтобы происходили такие вещи?

Уилл достал из кармана визитную карточку и, воспользовавшись мобильником, который ему дал Нандо, набрал его номер.

Ответ последовал после второго гудка.

– Нандо на проводе.

– Нандо, это Уилл вас беспокоит. Вы меня подвозили в аэропорт вчера вечером, помните?

– Ой, парень, здорово! Ты как? А я как раз про тебя вспоминал. Добрался до Фриско?

– Да, я просто хотел дать вам знать.

– Ну и как там твой старик?

Уилл услышал звук клаксона. Нандо что‑то прокричал мимо телефона по‑испански.

– Извини, брателло. Я на работе.

– Отцу получше, спасибо. Знаете, мне еще тут придется с ним побыть, а у нас дела какие‑то странные. Вы не могли бы мне оказать небольшую услугу?

– Без проблем. Чем помочь?

– Мой отец волнуется. Похоже, к нам в дом кто‑то забрался, – сказал Уилл.

– В ваш дом? Тут, в Оджаи?

– Ага. Я забыл дверь запереть, а врач говорит, отцу сейчас совсем нельзя волноваться. Вы не могли бы заглянуть к нам и поглядеть, как там и что, чтобы я отца успокоил?

– Конечно, сделаю. Адресок у тебя какой, брателло?

Уилл назвал адрес.

– Как вижу, ты с той мобилы звонишь, какую я тебе дал, – заметил Нандо. – Это ты молодец, брателло. Так не выследят. Я все проверю и тебе звякну в момент.

Уилл повернулся и увидел в дверях Лилиан Роббинс. Он испугался, что она услышала его разговоры, но понял, что она сосредоточена на чем‑то другом.

– Мне пора, – сказал Уилл. – Спасибо, мам. Я тебе попозже еще позвоню.

Он убрал мобильник в карман. Роббинс подошла к нему.

– Я должна спросить тебя кое о чем, прежде чем скажу об этом мистеру Рурку, – немного озабоченно проговорила она. – Я имею в виду то, что ты сказал мне о сентябрьском тесте. Что ты нарочно пытался сделать его хуже, чем мог. Это действительно так, Уилл?

– Нет, я не пытался сделать его хуже. Я просто не слишком старался сделать его отлично.

– Но при этом твои результаты превысили самые лучшие по всей стране. Как же такое могло случиться, если ты не старался?

– Не знаю.

– Уилл, тут возникает другой вопрос, более серьезный: почему ты не старался?

Роббинс смотрела на Уилла с искренней заботой, и он сказал ей правду.

– Из‑за правила, к которому меня приучили родители.

– Что это за правило?

Ему было больно произносить эти слова. Прежде он никогда не задумывался о том, почему отец включил в перечень заповедей ту, перед которой стоял третий номер. Но теперь всем обещаниям и запретам пришел конец.

– Не привлекать к себе внимания, – сказал Уилл.

Роббинс осторожно проговорила:

– Зачем твоим родителям нужно, чтобы люди думали, что ты не такой умный – исключительно умный, как на самом деле?

– Вы ведь психолог, да? У вас докторская степень по психологии?

– Да, – ответила Роббинс.

– Вот вы мне и скажите, – сказал Уилл. – Потому что я не знаю.

– Твои родители просто так велели тебе держаться в тени и никак это не объяснили?

– Они всегда говорили только одно: «У нас на то есть причины». И все.

Доктор Роббинс на миг задумалась.

– А потом, как только становится известно о том, что ты поднялся на высшую строку рейтинга, тебя кто‑то начинает преследовать?

– Да.

– Возможно, у твоих родителей была какая‑то серьезная причина для тревог, – сказала Роббинс.

– Может быть.

Уилл вспомнил свой жуткий перелет от Санта‑Барбары до Денвера и подумал: «Вы еще и половины не знаете».

– Я могу пообещать, что здесь ты будешь в безопасности, – сказала Роббинс. – У нас учатся дети из многих высокопоставленных семейств, и к охране у нас подход очень серьезный.

Уилл ничего не успел ответить, потому что в кабинет вошел Стивен Рурк и направился к своему письменному столу. Похоже, он не обратил внимания на то, что между Уиллом и Роббинс происходит непростой разговор.

– Дозвонился до родителей? – спросил Рурк.

– Да, спасибо, – ответил Уилл. – У них все в порядке, и они очень обрадовались, узнав, что я благополучно добрался сюда.

– Такая уж работа у родителей, Уилл: волноваться за своих детей. В этом ничто никогда не изменится.

Рурк раскрыл лежавший на его столе блокнот, что‑то написал на страничке и протянул записку Роббинс. Она спокойно прочла написанное, а Рурк в это время положил руку на плечо Уилла и повел его к двери в дальнем конце кабинета.

– А теперь, Уилл, мне нужно, чтобы ты выслушал сокращенный вариант обращения директора – той речи, которую я произношу в начале каждого учебного года, приветствуя наших новичков.

Они вошли в длинный узкий коридор с окнами по обе стороны – от пола до потолка. Порывы холодного ветра залетали в открытые фрамуги. Коридор тянулся от задней стены Каменного Дома на запад, в сторону кампуса, который был виден вдалеке, за грядой холмов.

– Это стало последней пристройкой к Каменному Дому, сделанной Томасом Гринвудом, – сказал Рурк. – Наблюдательная площадка, связывающая дом с Центром. Он хотел, чтобы у каждого, кто придет сюда, возникало особое чувство. Чтобы люди ощутили себя не только в пространстве, но и во времени. Поэтому он назвал помещение Комнатой Бесконечности.

Пол содрогался от каждого шага. Уилл поежился, осознав, что под ногами – тоже окна с толстыми стеклами, под которыми видна земля с высоты в сотню футов. Припаркованные внизу машины выглядели, как игрушечные. По идее должны были существовать какие‑то балки, связывавшие этот стеклянный переход с основным зданием, но Уилл никаких балок не увидел. Комната Бесконечности словно бы была подвешена в воздухе. Уилл с трудом держал равновесие.

– У доктора Гринвуда была необычная идея, – добавил Рурк. – Он считал, что посещение Комнаты Бесконечности послужит учащимся серьезным напоминанием о том, что во все времена нужно зорко видеть реальность настоящего. Потому что все, что мы имеем – это данный момент.

Отец Уилла не сказал бы лучше. На самом деле он именно так и сказал – в шестой заповеди.

– Зачем? – спросил Уилл.

– Он полагал, что опыт, вызывающий интенсивное осознание, настраивает личность на мышление более высокого порядка. Это нечто вроде сигнала некоего усилителя для души. Следовательно, один из самых эффективных способов вызвать это состояние – ощущение опасности, в противоположность реальности. То, что ты недавно пережил, могло отчасти рассказать тебе об этом.

«Может быть, в этом моя проблема. Опасность проделала дыру в моем мозге».

У Уилла было такое чувство, словно его глаза вращаются в глазницах. Ладони покрылись липким потом. Он ничего не понимал. Раньше он никогда не испытывал страха высоты, а в этом странном месте ему хотелось опуститься на четвереньки и уползти туда, откуда он сюда пришел. Он запрокинул голову, чтобы не смотреть вниз. Коридор обрывался перед комнатой, наполненной слепящим светом.

– Вот зачем Том Гринвуд сто лет назад основал Центр: чтобы познакомить друг с другом будущих руководителей нашей страны, но главное – с самими собой. Если точнее, сам он говорил: «С самими собой в будущем». Задумайся об этом.

Уилл кивнул с понимающим видом. На самом деле он ничего не понял. Он двигался вперед, будто робот, и с каждым шагом ощущал себя все более хрупким. Он понял, что комната в конце коридора – круглая обсерватория, в центре которой стоит большой и сложный медный телескоп.

– Мир все время меняется, Уилл. Но в наше время перемены происходят с такой быстротой, что мы почти не способны их осознать. Каждое поколение сталкивается со все более грандиозными вызовами и более высокой ответственностью. Если человечество хочет выжить, мы не можем просто плыть по течению. Мы должны эволюционировать так быстро, чтобы быть впереди течения.

Они остановились в конце коридора. Помещение обсерватории выглядело шаром на конце палочки. Стены, потолок и пол под телескопом были сложены из прозрачных стеклянных блоков.

Рурк шагнул на почти невидимый пол.

– Ты меня слушаешь, Уилл?

У Уилла под ложечкой пульсировал адреналин. Старательно глядя только на Рурка, он вошел в обсерваторию. Ему показалось, что он шагнул в никуда, в воздух. Он потянулся к старинному телескопу и попытался ухватиться за какую‑нибудь из множества его частей. Он был готов на что угодно, лишь бы избавиться от ощущения, что у него вот‑вот отвалится голова.

– Когда ты смотришь вокруг – где бы на нашей планете ты ни находился, – пятьдесят процентов людей, которых ты видишь, имеют интеллект ниже среднего уровня. Остальные, большей частью, лишь самую малость выше среднего уровня. Я вовсе не хочу сказать, что иметь средний интеллект плохо. Совсем не плохо. Но будучи математиком я могу тебя заверить в том, что эти цифры не лгут. Исключительные люди, по определению, встречаются исключительно редко. Кроме того, изучая историю человечества, мы узнаем о том, что любая инновация или приспособление, позволившие нам, как виду, сделать скачок вперед, были делом рук менее чем одной тысячной от одного процента людей, живших на Земле в то время.

Уилл был близок к настоящей панике. Он мог произвести самое неблагоприятное впечатление на человека, чье расположение именно сейчас ему совсем не стоило терять. Он осторожно потянулся вперед и заглянул в обрамленный медью окуляр. Он ждал, что перед ним предстанет небо, поэтому не сразу понял, что видит перед собой: расплывчатые шары и пятна разных цветов поплыли через его поле зрения. Это было похоже на микробов в капле воды под микроскопом.

А потом он понял: телескоп был нацелен на лужайку в середине кампуса, находившегося в миле от Каменного Дома. Он видел перед собой увеличенные лица учеников, как если бы они находились в нескольких футах от него. Они то появлялись в фокусе, то уходили – как в калейдоскопе.

– А в данный момент, поскольку цена выживания постоянно растет, как никогда велика потребность выявления, обучения и подготовки этого крошечного процента внутри каждого поколения, этих людей, которые способны встретиться с вызовами, которые нам сулит будущее.

«Вряд ли он говорит обо мне. Это какая‑то несуразная космическая шутка. Какой из меня спаситель планеты? Я даже своих родителей уберечь не смог».

– Поэтому если сегодня ты посмотришь вокруг… и попытаешься представить, Уилл, что находишься в нашей аудитории вместе с остальными учениками…

– Хорошо.

– Все эти юноши и девушки, как и ты, наделены талантом и потенциалом, чтобы стать исключительными людьми. Необычными людьми, которые в один прекрасный день сделают нечто необычное. И если мы сделаем нашу работу так, как надо, к тому времени, когда ты выйдешь отсюда в большой мир, ты будешь готов осознать этот потенциал.

На краткий миг Уилл увидел в толпе учеников свое лицо. Он повертел окуляр, отчаянно пытаясь снова найти «себя». Но вместо этого в его сознании возник странный образ: все лица в толпе принадлежали ему. Уилл зажмурился, вцепившись в телескоп.

– А пока заводи друзей. Общайся. Учитесь друг у друга и друг для друга. Потому что однажды гораздо быстрее, чем ты думаешь, этот мир станет твоим. Настанет время твоему поколению взять в руки штурвал и повести судно. Но не сейчас. Пока же наслаждайся этой частью твоего путешествия. Подружись со своими надеждами и мечтами так же, как с новыми товарищами.

Директор вытащил из кармана старинную деревянную трубку, набил ее табаком из потертого кожаного кисета и прикурил от спички, которую зажег, чиркнув ей о корпус телескопа.

– Да поможет тебе Бог, ступай с миром, и всякое такое. Тут мое торжественное обращение заканчивается, – проговорил Рурк, раскуривая трубку. – Было не очень больно, надеюсь?

– Нет, сэр.

Серный запах спички и сладковатый густой дым табака наполнили воздух. Уиллу стало тяжело дышать.

– Я – третий директор в истории Центра. Я произносил эту речь пятнадцать раз. Точно такую же речь Томас Гринвуд произнес на первом собрании учеников почти сто лет назад, а потом это происходило еще сорок три раза. Его сын Франклин был директором тридцать восемь лет.

– Вот как, – промямлил Уилл.

– Я люблю представлять себе доктора Гринвуда в те годы. Как он стоял здесь один теплой летней ночью. Смотрел на звезды, погрузившись в мечты о том, что даст миру его дерзкий эксперимент. Здесь, в самом сердце страны, на краю великих равнин Северной Америки. В то время, когда наша страна только‑только начинала осознавать свой потенциал. Какое замечательное место, чтобы помечтать.

«Какое замечательное место, чтобы расстаться с жизнью», – подумал Уилл.

С этой мыслью он потерял сознание и рухнул ничком на прозрачный пол.

 

Брук Спрингер

 

Уилл услышал тихую классическую музыку и негромкие голоса. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на кровати в тускло освещенной комнате. Мало‑помалу все вокруг начало обретать более четкие очертания, появились оттенки белого и серого цветов.

– Он очнулся, – сказал кто‑то.

Рядом с кроватью сидел Дэн Макбрайд и смотрел на него с искренним участием. В следующее мгновение к Макбрайду присоединилась Лилиан Роббинс. С другой стороны к кровати подошла молоденькая медсестра в безупречно белой униформе.

– Где я? – выговорил Уилл.

– В больнице, – ответил Макбрайд. – Ты нас порядком напугал, молодой человек.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Роббинс.

Стоило Уиллу пошевелиться, и он почувствовал резкую боль в голове. Он поднял руку, прикоснулся к левому виску, где боль ощущалась сильнее всего, и нащупал толстую повязку. На левом указательном пальце он увидел медицинскую прищепку, от которой проводок тянулся к монитору, показывающему частоту сердцебиения. Медсестра подошла, чтобы проверить показатели.

– Вроде бы хорошо, – ответил Уилл. – А что случилось?

– Побочная реакция на Комнату Бесконечности, – ответил Макбрайд. – Ты потерял сознание и при падении ударился головой. Пришлось наложить шов из шести стежков, чтобы подлатать тебя.

Уилл заметил, что на локтевом сгибе его правой руки наклеен пластырь.

– А это что?

– У тебя взяли кровь на анализ, – ответила Роббинс. – На всякий случай.

– Если тебя это как‑то утешит, – сказал Макбрайд, – то ты не первый новичок, кого это помещение заставило немного понервничать. Моя нога не ступала туда уже несколько лет.

– Доктор Рурк передает тебе свои извинения, – сказала Роббинс.

От боли Уилл закрыл глаза.

– И надолго я отключился? – спросил он.

– Примерно на двадцать минут, – сказала Роббинс. – Доктор Рурк сам довез тебя до больницы.

– А долго я должен тут пробыть?

– Пока тебя не обследуют хорошенько, – ответил Макбрайд. – И в регби ты сегодня точно играть не будешь, молодой человек.

Послышался звук отодвигаемой шторы, и женский голос с издевкой произнес:

– А вот приз от нашего Театрального Клуба ты точно заслужил.

Девушка – на вид ровесница Уилла – в форменной юбке и блузке, подошла к изножью кровати Уилла. Стройная, спортивная, с кудрявыми пшеничными волосами до плеч и васильково‑синими глазами. Крошечные веснушки. А еще – ехидная кривая усмешка, немного не сочетавшаяся с ее милым лицом.

– Приз «За Самое Драматическое Появление в Истории Центра», – уточнила девушка. – Залить директора кровью с ног до головы – ничего лучше не придумаешь, чтобы привлечь к себе внимание.

«Она мое внимание точно привлекла», – подумал Уилл.

– Уилл, это Брук Спрингер, – представила девушку Роббинс. – Брук станет твоим проводником на первые несколько дней.

– Она тебе все покажет и поможет обосноваться на новом месте, – добавил Макбрайд.

– Вечно мне поручают безнадежные случаи, – произнесла Брук с милейшей улыбкой.

– Мне уже лучше, – сказал Уилл. – А у меня шрам останется?

– От травмы или от времени, проведенного со мной? – поинтересовалась Брук.

– Думаю, я всегда смогу вернуться сюда, чтобы меня подштопали, – ответил Уилл.

Брук хихикнула.

«Хороший знак», – подумал Уилл.

После того как медсестра проверила все его медицинские показатели, ему позволили встать с кровати. Медсестра велела ему явиться на осмотр через два дня, избегать физической нагрузки и побольше отдыхать. Сотрясения мозга он, по всей видимости, не получил, но в случае появления каких‑либо симптомов должен был придти и рассказать о них. Медсестра настояла на том, чтобы Уилл сел в инвалидное кресло, а Брук настояла на том, чтобы именно она вывезла Уилла на этом кресле из больницы.

 

№ 86: НИКОГДА НЕ НЕРВНИЧАЙ, РАЗГОВАРИВАЯ С КРАСИВОЙ ДЕВУШКОЙ. ПРОСТО ПРИТВОРИСЬ, ЧТО ОНА ТОЖЕ – ЛИЧНОСТЬ.

 

– Значит, вот так ты развлекаешься, – сказал Уилл. – Возишь парней в инвалидных колясках.

– Тс‑с‑с, – прошептала Брук. – Подумают, что у тебя с головой еще не все в порядке.

– Давай встретимся в моем кабинете завтра утром, в девять, – сказала Роббинс. – Обсудим твое расписание и учебную программу. Мистер Макбрайд согласился стать твоим консультантом.

– Если ты не против, Уилл, – сказал Макбрайд.

Уилл ответил, что он очень даже не против, встал, пожал руки Макбрайду и Роббинс, и они вкатили коляску в коридор. Брук указала на электромобиль для гольфистов, стоявший неподалеку. Сбоку на нем красовался герб Центра.

– Экипаж ожидает вас, сэр, – сказала она.

В корзине за сиденьями лежала дорожная сумка Уилла. Брук села за руль. Уилл устроился рядом с ней. Он чувствовал пульсирующую боль над бровями. А еще у него ныло в боку, и болела левая лодыжка, и несмотря на то, что солнце согрело воздух почти до тридцати градусов, ему все равно было нестерпимо холодно. Но после всего, что ему удалось пережить, нынешние ощущения накрепко вернули его в собственное тело, и это, как ни странно, придало ему уверенности.

– Это все, что ты привез с собой? – сказала Брук. – Путешествуешь налегке.

– Привычка, наверное.

– А теперь скажи: какое твое первое впечатление?

– В шесть лет у меня просто классно получался Скуби‑Ду[9].

Брук посмотрела на Уилла, сдвинув брови.

– Сколько у тебя было черепно‑мозговых травм?

– Ни одной, насколько я помню. Плохой знак?

– Я имела в виду твое первое впечатление от школы, балбес, – объяснила Брук.

Она стянула волосы в хвостик, закрепила заколкой, завела двигатель машины и вывела ее на дорожку. На ногах у нее были высокие замшевые кроссовки с логотипом Центра.

– Ты откуда приехал?

– Мы много где жили.

– Семья военного?

– Нет. А ты откуда?

– Вопросы буду задавать я, мистер Новичок. – Брук махнула рукой в сторону зданий, мимо которых они проезжали – ни дать, ни взять, фотомодель на игровом шоу, демонстрирующая призы. – Тут кухни. Там охрана и гараж. Надеюсь, ты догадываешься, что это наиболее будничная часть кампуса.

«Можно подумать, я не знаю, что означает слово «будничный». – Уилл был слегка задет, и это заставило его спросить:

– А хочешь послушать, что я знаю о тебе?

Брук искоса глянула на него, но вместо того, чтобы произнести: «Ну‑ка, ну‑ка» (а Уилл точно знал, что на уме у нее именно эти слова), буркнула:

– Да что ты можешь знать про меня?

– Тебе пятнадцать, – сказал Уилл. – Ты единственный ребенок в семье. Семья состоятельная. Ты играешь на скрипке. Ты выросла в небольшом городке в Виргинии, но жила, по меньшей мере, в двух испаноговорящих странах, потому что твой отец работает в Государственном Департаменте…

Брук нажала на тормоза и испуганно воззрилась на Уилла.

– Откуда тебе это известно? Ты читал мое досье?

Уилл покачал головой и улыбнулся. Брови Брук сошлись на переносице, глаза сердито сверкали. Она принялась барабанить пальцами по рулю, ожидая объяснений и всем своим видом давая понять, что терпеть не может ждать.

– Я изучаю региональные акценты, – сказал Уилл. – У тебя мозоли на пальцах левой руки – такие бывают при игре на струнных инструментах. Я говорю по‑испански, а у тебя такой выговор, словно ты изучала его, как второй язык. Все это я сопоставил, добавил то, что Центр находится не так далеко от округа Колумбия, и сделал предположение насчет Государственного Департамента.

Все это Брук было бы легче воспринять нежели нечто наподобие: «Мои родители научили меня особой наблюдательности и быстрой оценке любого незнакомого человека, но причину необходимости такой оценки они никогда не объясняли. Этот дар трудно не пустить в ход, особенно когда «незнакомый человек» – красивая девушка».

– Но как ты понял, что я – единственный ребенок в семье? – спросила Брук.

– Сам такой. Я прав?

– Да. И мой отец был послом в Аргентине. Но на скрипке я не играю. Я играю на виолончели.

Брук повела машину дальше, делая вид, будто Уилл ее не напугал. Но теперь она уже не смотрела на него свысока и не так задирала свой узкий патрицианский нос.

– Это – здание администрации. Обрати внимание, Капитан Сотрясение Мозга, завтра утром ты здесь встречаешься с доктором Роббинс.

– Понял.

– А сейчас слева от нас появляются здания главного кампуса…

Брук продолжала разглагольствовать в манере музейного гида и называла здания одно за другим – в том числе три разные библиотеки, пока они объезжали центральную лужайку по кругу. Уилл не обращал на болтовню Брук никакого внимания. Сама она, сидящая за рулем, была куда интереснее – эта девушка из мира больших денег, престижа и власти. Из мира, от которого Уилл был отделен миллионом миль. Он никогда не был знаком ни с кем вроде нее. Она была настоящей красавицей и очень самоуверенной, но ее самоуверенность была не того сорта, какой обычно присущ девушкам, манипулирующим парнями только за счет своей внешности. Ее уравновешенность и интеллект впечатляли Уилла еще сильнее. Он решил: «Пока она не знает обо мне главного, пока не знает, насколько моя родословная уступает перед ее происхождением, пусть все так и остается».

Они продолжали экскурсию. Другие ученики махали им руками и приветствовали новичка дружескими улыбками. Брук махала рукой в ответ – безмятежная и элегантная, как королева Парада Роз[10]. Она одинаково весело приветствовала и улыбающихся охранников, разъезжавших по кампусу на электромобилях. Все охранники были очень похожи на Элони – круглолицые здоровяки с курчавыми черными волосами.

– Тут все охранники – самоанцы? – поинтересовался Уилл.

– Уже заметил? – хмыкнула Брук и более внимательно посмотрела на Уилла. – Правда, удивляться, похоже, не стоит.

– А почему?

– Не считая того, что они высоченного роста, резвые и такие сильные, что способны разорвать на куски автобус голыми руками?

– Но зачем? Это частная школа или команда национальной футбольной лиги?

– Это частная школа для детей из высокопоставленных семейств, и вопрос безопасности здесь поставлен очень серьезно. К тому же, наши охранники дружелюбны, надежны и неподкупны.

– В чем фишка? Они все – родственники?

– Они все из одного аига, то есть из одного клана, – сказала Брук. – Моя любимая гипотеза – хотя, быть может, это всего лишь слухи, – что наши охранники являются перевоспитавшимися гангстерами из Южного Чикаго. Элони – их матаи, то есть вождь. Мой отец говорит, что мы должны радоваться тому, что Самоа – на нашей стороне, ибо жители этой страны – великие воины. А если это когда‑нибудь изменится, надо будет радоваться тому, что Самоа – крошечная точка на юге Тихого океана.

Они поехали по дорожке, уходившей в сторону от лужайки, по березовой роще, и выехали на узкое плоскогорье. Вдоль извилистой дороги стояло четыре одинаковые постройки из красного кирпича – все четырехэтажные, с остроконечными крышами и множеством орнаментальных деталей. По стилю они подходили под определение постмодерна более, чем остальные постройки Центра, и были приятны с виду и радовали душу.

– Это общежития, – сообщила Брукс. – Бери свою сумку.

Она остановила электромобиль перед последним домом. Уилл пошел следом за ней к парадной двери. На стене висела табличка: ГРИНВУД‑ХОЛЛ.

– Эти постройки отличаются от остальных зданий, – отметил Уилл.

– Их строил дорогущий архитектор, – объяснила Брук. – Лауреат кучи премий.

Уилл, шагая рядом с Брук, прошел по широкому и пустому холлу с каменным полом и светлыми сосновыми панелями к двери, около которой висела табличка: СТАРОСТА ГРИНВУД‑ХОЛЛА. Брук открыла дверь и указала на стол, стоявший у стены в квадратной комнате со стенами, забранными деревянными панелями.

– Клади свою сумку сюда, – сказала она. – И встань рядом.

 

Лайл Огилви

 

Немного озадаченный, Уилл сделал так, как было сказано. Брук постучала в другую дверь и встала рядом с ним. Через несколько секунд в комнату вошел высокий молодой человек с покатыми плечами, в синем блейзере с гербом Центра на кармане и с виндзорским галстуком школьных цветов. Он аккуратно и бесшумно закрыл за собой дверь. На нем были тяжелые черные полуботинки большого размера. Похоже, он страдал плоскостопием и выворачивал ступни в стороны при ходьбе. На его необычно удлиненной голове маслянисто‑черные волосы лежали, как шлем. Казалось, он каждое утро гладит их утюгом. Невероятно густые брови и тяжелая нижняя челюсть создавали такое впечатление, что остальные черты его лица с трудом втиснуты между ними. Единственным цветом помимо невероятной бледности были только серо‑зеленые круги под глазами. Он непрерывно шмыгал носом, сражаясь то ли с аллергией, то ли с гайморитом. На вид ему было лет восемнадцать.

– Уилл Вест, Лайл Огилви, – представила их друг другу Брук и добавила: – Староста Гринвуд‑Холла.

Огилви острыми черными глазами осмотрел Уилла с ног до головы. Его взгляд выдавал недюжинный ум. Затем он сделал два небольших шага вперед и протянул Уиллу влажную ладонь. Рукопожатие он сопроводил дежурной улыбкой. В Лайле, в его сутулости и завуалированной бдительности было что‑то, отчего он показался Уиллу похожим на сотрудника похоронного бюро или большого грифа. Когда Лайл шагнул к Уиллу, Брук немного отступила назад. Похоже, она его побаивалась.

– Так приятно, что ты теперь среди нас, – сказал Лайл.

Его голос прозвучал на удивление пискляво для парня такого роста. Говорил Лайл с аристократическим акцентом, близким к британскому – так разговаривали одетые во фраки актеры в старых кинофильмах. Наружно его тон оставался учтивым, но наполовину скрываемая усмешка показывала, что он считает Уилла ниже себя.

– Я тоже рад, – ответил Уилл. – А что такое «староста»?

Его вопрос, похоже, позабавил Лайла.

– В общежитиях существуют правила. Придумываю их не я, но я обязан следить за тем, чтобы они выполнялись. Порой я делаю это без особой охоты, но всегда, позволь тебя заверить, самым скрупулезным образом.

Он наклонился к столу и открыл «молнию» на сумке Уилла. Уилл хотел было остановить Лайла, но вовремя заметил предупреждающий взгляд Брук.

– Ты мог бы начать с того, что отдашь мне свой сотовый телефон и лэптоп, – сказал Лайл.

– Зачем?

– Школьная политика, – ответил Лайл. – Эти вещи в кампусе не разрешены.

– Запрещены телефоны, эсэмэски и Интернет? – спросил Уилл, обращаясь к Брук и Лайлу одновременно.

Брук едва заметно кивнула.

– Мне хотелось бы узнать причину.

– В Центре поощряется общение учащихся более традиционными методами, – терпеливо разъяснил Лайл. – Здесь в ходу забытое искусство разговоров лицом к лицу и письменные послания. В случае необходимости можно прибегнуть к стационарным телефонам, которые весьма удобно размещены в зданиях Центра.

Он указал на старорежимный черный телефон, стоящий на тумбочке в углу. Похоже, он там пылился года с тысяча девятьсот шестидесятого.

– Только без обид… но это просто безумие какое‑то.

– Когда к нам попадают впервые, всем так кажется.

Лайл протянул руку ладонью вверх. Он ни капельки не шутил. Он хотел получить технику Уилла. Немедленно.

Уилл попытался потянуть время. Со своим айфоном он еще мог расстаться, но не мог себе позволить лишиться того мобильника, который ему дал Нандо.

– Ну, ладно, про сотовый телефон я еще могу понять – теоретически, но как же без ноутбуков?

Лайл произнес, с трудом скрывая раздражение:

– Школа обеспечивает каждого учащегося стандартным планшетным компьютером для личного пользования. Наш IT‑персонал перенесет всю информацию с твоего ноутбука на жесткий диск нового компьютера…

– А если я хочу все‑таки оставить себе свой?

– …оснащенного компонентами и программами, разработанными в наших лабораториях. Речь идет о планшетнике, гораздо более сложном и продвинутом, нежели эта дребедень, купленная у заштатного провинциального ритейлера. Верно, мисс Спрингер?

– Да.

Брук взглядом посоветовала Уиллу не упрямиться.

– Когда я смогу получить свои вещи назад?

Лайл явно с большим трудом сохранял спокойствие.

– Все вещи надежно хранятся и возвращаются ученикам в конце семестра.

– У меня в телефоне есть многое, что мне хотелось бы перебросить на жесткий диск лэптопа, – заявил Уилл. – Адресная книга, календарь, личные файлы…

– Приступай, – буркнул Лайл. – Да поскорее.

Ноутбук был самой драгоценной личной вещью Уилла. Роскошью, которую его родители смогли позволить себе с большим трудом. Уилл бросил взгляд на Брук. Она была просто в панике. «Пожалуйста, перестань спорить!», – говорили ее глаза. Уилл вытащил из сумки макбук и айфон, соединил их проводом и начал синхронизацию.

Лайл сверлил Уилла глазами. Уиллу казалось, что мобильник Нандо прожигает дыру в кармане его спортивных штанов. Он едва удержался от безотчетного желания опустить руку в карман.

– Айпод я хотя бы могу себе оставить? – спросил Уилл. – Или надо все переписать на винил?

Брук не выдержала и прыснула, но тут же овладела собой. Лайл сохранил хладнокровие. Он отправился к шкафчику, стоявшему в углу, отпер его и вытащил несколько листков бумаги.

Уилл быстро вытащил из кармана мобильник Нандо и, пока Лайл стоял спиной к нему, вложил телефон в руку Брук и сжал ее пальцы на нем. Вытаращив глаза в испуге, Брук завела руку за спину. В это время Лайл вернулся и протянул Уиллу буклет и бланк.

– Копия кодекса поведения учащихся, – сказал он. – А вот здесь ты должен поставить свою подпись – на предмет того, что ты согласен исполнять все правила и действовать согласно им.

 

№ 68: НИКОГДА НЕ ПОДПИСЫВАЙ НИКАКИХ ОФИЦИАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТОВ, ПОКА ИХ НЕ ОДОБРИТ ТВОЙ ЛИЧНЫЙ АДВОКАТ.

 

Лайл вытащил из кармана ручку, но Уилл на нее даже не взглянул.

– Отлично, – сказал он. – Я ознакомлюсь, а потом вернусь к тебе.

Лайл снова стал сверлить его глазами. Он явно искал повод, чтобы обвинить дерзкого новичка в нарушении субординации, но Уилл только улыбнулся.

– Сейчас я просмотрю остальные твои вещи, – сказал Лайл. – О том, что я имею право это сделать, написано на странице шесть, пункт три – «Инспекция по прибытии». Там же имеется подробный список нежелательных и запрещенных предметов и веществ.

Уилл искоса глянул на Брук. Та нервно кивнула.

– Мне нечего прятать, – сказал Уилл.

– Вынь все из карманов, – распорядился Лайл.

Уилл вывернул наизнанку карманы спортивного костюма. Лайл открыл его сумку и принялся рассматривать вещи, прикасаясь к ним ручкой. Он выудил из сумки обычные темные очки Уилла. За ними последовали те, которые ему дал Дейв в самолете. Их Лайл начал придирчиво осматривать.

– Темные очки – тоже в списке запрещенных вещей? – спросил Уилл.

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] Попай (англ. Popeye) – смешной моряк‑крепыш, герой мультфильмов.

 

[2] Имеется в виду форма будущего времени глагола to be («быть») – will («буду»).

 

[3] Мистический Восьмой Шар, шар вопросов и ответов – игрушка, шар из пластмассы диаметром 10–11 см, внутри которого есть емкость с темной жидкостью. В этой жидкости плавает фигура с двадцатью гранями, на которые нанесены ответы. Варианты ответов – «да», «нет», «абсолютно точно», «плохие шансы», вопрос не ясен, и т.д. Играющий держит шар окошком вниз, задает вопрос, переворачивает шар и читает ответ.

 

[4] Строчки из американской детской песенки «Пикник плюшевого медведя». Автор музыки – Уолтер Браун, автор текста – Джимми Кеннеди. Год появления песни – 1932. Она до сих пор очень популярна и прозвучала в исполнении многих артистов.

 

[5] Роман Джеймса Хилтона, по которому в 1937 году поставлен одноименный фильм.

 

[6] Роберт Нивел (1938–2007) по прозвищу «Evil» (Злодей) – знаменитый американский каскадер. Прославился благодаря опаснейшим трюкам на мотоцикле. Не только за бесшабашные прыжки на мотоцикле, но и по количеству переломов и сломанных костей Нивел вошел в Книгу рекордов Гиннесса.

 

[7] Лебро́н Рэймон Джеймс (р. 1984) – американский профессиональный баскетболист, выступающий за команду Национальной баскетбольной ассоциации «Майами Хит». Чемпион NBA, чемпион Олимпийских игр 2008 и 2012 гг.

 

[8] «Косилки Маргариток» (англ. «Daisy Cutters») – шутливое прозвище американских авиационных бомб.

 

[9] Потешный пес, герой мультфильмов.

 

[10] Парад Роз – фестиваль цветов, много лет проводившийся в калифорнийском городе Пасадена.