Миранда Джеймс

Просроченное убийство

Кошачий детектив

Чарли Харрис и Дизель – 1

Глава первая

Утром по моей кухне пронесся ураган, и имя ему было Джастин.

Я вздохнул, окидывая взглядом последствия завтрака моего квартиранта. Что за муха укусила мальчишку?

На обеденном столе стоял открытый пакет молока, рядом с ним – тарелка, ложка и коробка хлопьев, которую Джастин тоже не потрудился закрыть. Часть хлопьев рассыпалась по столу. Капли молока поблескивали вокруг тарелки и блюдца с недоеденным тостом.

На кухонном столе уныло черствела забытая буханка и грелась в лучах солнца масленка. Два куска хлеба тосковали в тостере: судя по виду, Джастин не удосужился их поджарить. Я поднял газету, лежавшую возле раковины: парень умудрился залить ее водой. Хорошо, что я успел проглядеть новости – теперь все страницы слиплись.

Несколько секунд я молча смотрел в окно, пытаясь успокоиться. Потом снова оглядел кухню. Ладно, может, не ураган. Назовем это небольшим тропическим штормом. Я же не из тех маниакальных чистюль, что сходят с ума при виде малейшего беспорядка.

Нет, как и большинство мужчин, я могу жить в беспорядке, но мне гораздо больше нравится, когда в доме чисто и вещи лежат на своих местах. Впрочем, раздражаться по пустякам тоже не дело.

Наверное, Джастин просто торопился к первой паре. Хотя кампус Афинского университета всего в трех кварталах от моего дома, так что бегом он мог добраться за пять минут.

Такое поведение было на него не похоже – вот что беспокоило меня в первую очередь. Этот восемнадцатилетний парень уже пару месяцев снимал у меня квартиру и обычно убирал за собой. Но последние несколько дней он завел привычку разбрасывать вещи по всему дому и оставлять бардак на кухне.

Возможно, стоило ожидать чего‑то подобного, когда я отступил от своего железного правила касательно квартирантов. Три года комнаты в моем доме сдавались только студентам старших курсов: они были настолько заняты учебой, что не причиняли никаких неудобств. Я крайне дорожил своей тихой размеренной жизнью, а Джастина пустил, желая оказать услугу старой подруге. Мы с его матерью, Джулией Уордлоу, знали друг друга со школьной скамьи и вместе учились в университете. По словам Джулии, Джастин, ее единственный сын, был не готов к суровой жизни в общежитии. Она хотела, чтобы первый год учебы он провел в спокойной домашней обстановке. После того как Джулия мне всю плешь проела, я практически почел за честь принять под крыло ее драгоценного отпрыска.

Тычок мощной лапы отвлек меня от невеселых раздумий. Я посмотрел вниз, и Дизель, мой двухлетний мейн‑кун, сочувственно мурлыкнул. Потом убрал лапу с моей ноги и моргнул.

– Знаю, Дизель, – я покачал головой. – У Джастина определенно проблемы, иначе он не стал бы так себя вести.

Дизель снова мурлыкнул – многие мейн‑куны не мяукают, как обычные коты, предпочитая издавать иные забавные звуки, – и я наклонился, чтобы его погладить. Он все еще ходил в летней шубке, мягкой, как пушок. Загривок и хвост пока не топорщились шерстью, которая будет греть его в грядущие холодные месяцы. Кисточки на ушах жизнерадостно торчали вверх, пока кот смотрел на меня, терпеливо ожидая продолжения разговора.

Дизель был серой масти с темными подпалинами; в свои два года он весил около двенадцати кило и еще не достиг кошачьей зрелости. Несмотря на мощную шею и внушительную мускулатуру, мейн‑куны выделяются среди собратьев крайним миролюбием. И Дизель полностью соответствовал характеру своей породы.

– Придется поговорить с нашим жильцом, – сказал я наконец. Дизелю нравился Джастин; кот часто навещал его комнату на третьем этаже. – Только представь, что сделает Азалия, если зайдет как‑нибудь утром на кухню и обнаружит вот это. Наверное, четвертует Джастина, и меня заодно.

Мы с Дизелем мрачно переглянулись.

В том, что касалось порядка, Азалия Берри, домоправительница, которую я унаследовал вместе с домом после смерти дорогой тетушки Дотти, была неумолимо строга. В отношении больших котов ее взгляды тоже не отличались мягкостью, но они с Дизелем как‑то смогли прийти к согласию, когда я принес котенка два года назад. Несмотря на свой юный возраст, он быстро догадался, что Азалия не жалует кошек – в отличие от студентов. Но это не значило, что она позволит Джастину устраивать на кухне погром. Нужно помочь парню разобраться с проблемами, какими бы те ни были, прежде чем домоправительница поймает беднягу на беспорядке и устроит ему разнос.

Я не мог упрекнуть Азалию в излишнем рвении. Тетушка Дотти вложила немало денег и декораторских способностей в комнату, которую считала сердцем любого дома. Большие окна кухни выходили на юго‑восток, и каждое утро она буквально купалась в солнечных лучах. Выкрашенные в светло‑желтый цвет стены и белая плитка на полу только усиливали этот эффект. Довершали картину нежно‑голубые шкафчики, которые отлично сочетались с темно‑синими стульями и столом.

Казалось, если принюхаться, то обязательно почувствуешь запах имбирных печений тетушки Дотти – аромат моего детства. Эта комната была полна счастливых воспоминаний, но на секунду сердце сжалось от боли. Три года назад я потерял и тетю, и свою любимую жену, Джеки. Смерть унесла их одну за другой с разницей всего в пару недель. Но мне до сих пор было легко представить, как они сидят за обеденным столом и весело болтают.

Очнувшись от грез, я снова посмотрел на Дизеля. Готов поклясться, его морда выражала искреннее сочувствие.

– Ладно, хватит, – сказал я. Кот дернул хвостом, развернулся и направился в прачечную, где стоял его лоток.

Я принялся наводить порядок на кухне и уже прятал в шкафчик коробку с хлопьями, когда в дверях нарисовался Джастин. В одной руке он сжимал потрепанный рюкзак, другой убирал с лица темные волосы. Парню не помешало бы постричься – или начать уже завязывать их в хвост.

– Мистер Чарли, – растерянно пробормотал он. – А я как раз хотел…

Подскочил Дизель и начал тереться о его ноги. Джастин нагнулся, чтобы почесать мейн‑куна за ушами, но продолжал поглядывать на меня исподлобья.

– Думал, ты уже отправился на пары, – сказал я. – Если бы сюда зашла Азалия, боюсь, она бы не обрадовалась.

Я старался смягчить упрек, но Джастин все равно покраснел и опустил голову так, что отросшие волосы снова упали на лицо. Буркнув что‑то под нос, он выпрямился, а Дизель уселся рядом с ним.

– Что ты сказал?

Джастин пожал плечами.

– Простите, – повторил он уже громче, но голову так и не поднял. – Я правда хотел все убрать, но потерял счет времени, – парень быстро глянул на меня и опять уставился на свои ботинки.

– Ничего страшного, Джастин. Но я заметил, что в последние дни ты стал каким‑то рассеянным. Это на тебя не похоже.

Он снова пожал плечами.

– Ладно, я уже опаздываю. Пока, Дизель.

Джастин повернулся и исчез в коридоре. Я услышал, как открылась и аккуратно закрылась входная дверь, и вздохнул с облегчением, так как почти ожидал, что он захлопнет ее с грохотом.

Нам с Джастином определенно стоило поговорить. Его что‑то беспокоило, и он едва ли не грубил. Парень – к слову, ничем не примечательный, – прожил у меня два месяца и до сих пор ничего подобного себе не позволял.

Будучи в прошлом отцом двух подростков, я знал, что резкие изменения в поведении могут свидетельствовать о больших проблемах. Оставалось надеяться, что речь не идет о наркомании. В противном случае отец Джастина, консервативный священник евангелистской церкви, скорее всего сразу заберет его из университета. Джулия тоже не обрадуется и, вероятно, обвинит меня в том, что недоглядел за мальчиком.

Только этого не хватало. Если Джастин действительно ввязался во что‑то серьезное, ему придется ехать домой. Вряд ли я чем‑то помогу парню.

Дизель прошествовал мимо меня к вешалке у задней двери. Я понял намек и снял с крюка шлейку и поводок. Пока готовил Дизеля к выходу на улицу, тот радостно тарахтел – в полном соответствии со своим именем. Он любил ходить со мной на работу.

– Подожди, возьму пальто и сумку, – сказал я.

У самого порога проверил, нет ли на галстуке пятен от кофе, а на брюках – кошачьей шерсти. И почему темная ткань притягивает ее, как магнит? Пройдясь щеткой по штанинам, я наконец распахнул дверь.

За два года, прошедшие с тех пор, как я нашел дрожащего котенка на парковке у библиотеки, большинство жителей моего родного города привыкли к виду кота, идущего на поводке. Дизель рос, и некоторые стали задаваться вопросом, нет ли среди его ближайших предков рыси. Просто никто в городе, включая меня, ни разу не видел мейн‑куна. Интересно, что они скажут в следующем году, когда он еще подрастет.

Незнакомые люди иногда останавливали нас посреди улицы и спрашивали, не собака ли Дизель. Клянусь, в такие моменты вид у моего кота бывал до крайности оскорбленный. Он вообще дружелюбный зверь, но дураков не выносит, за что я его очень уважаю.

Набрав полную грудь прозрачного осеннего воздуха, я почувствовал запах дыма. Было еще рано разжигать камин, но, кажется, кому‑то из соседей не терпелось погреться у камелька. Я вспомнил, как еще мальчиком в холодные зимние дни сидел у горящего очага в родительской гостиной.

Дома на нашей улице в большинстве своем перешагнули столетний рубеж; под их крышами поколения сменяли друг друга, а элегантная архитектура и классические лужайки все так же радовали глаз. Проверенное годами добрососедство стало мне надежной опорой после утраты жены.

Но сейчас было не время предаваться грустным мыслям. Мы с Дизелем зашагали по тротуару: я сзади, кот в полуметре впереди. Кампус Афинского университета, куда мы направлялись тем утром, находился в трех кварталах к востоку. Дорога, на которую стоило бы тратить от силы пять минут, отнимала у нас пятнадцать‑двадцать, поскольку многочисленным поклонникам Дизеля не терпелось с ним поздороваться. Кот приветливо урчал и мурлыкал, вызывая улыбки на лицах и поднимая всем настроение. Пара человек спохватилась и пожелала доброго утра и мне, так что я не чувствовал себя забытым.

Джордан Томпсон, владелица «Афинэума», независимого книжного магазина, вышла на утреннюю пробежку и помахала нам рукой. Ее спортивная самоотверженность вызывала у меня искреннее восхищение; я надеялся, что рано или поздно вдохновлюсь ее примером.

Мы с Дизелем приблизились к университетской библиотеке, как раз когда Рик Такетт, наш офис‑менеджер, открывал дверь. Ровно в восемь утра, и ни секундой раньше. Внутри особняка в стиле Греческого Возрождения, построенного еще до гражданской войны, располагалась администрация, архив и коллекция редких книг. Главное здание, известное как Библиотека Хоуксворта, находилось по соседству.

Рик кивнул в ответ на мое «доброе утро» и отошел в сторону, пропуская нас. Лет на десять старше меня, он был славным малым, но не слишком разговорчивым. А поскольку большую часть времени Рик проводил в главном здании, виделись мы нечасто.

Дизель уверенно направился к центральной лестнице, которая вела на второй этаж. На площадке повернул налево и остановился перед дверью с застекленной табличкой «РЕДКИЕ КНИГИ», украшенной золотым листиком.

Войдя в кабинет, я спустил Дизеля с поводка и принялся включать свет. Когда с этим было покончено, кот уже устроился на своем любимом месте – лежанке на широком подоконнике как раз позади моего рабочего стола. Я снял с него шлейку и убрал ее под лежанку.

Дизель довольно тарахтел, пока его хозяин готовился к работе: вешал пальто и сумку, включал компьютер и прикидывал список дел на сегодня. Я трудился в библиотеке три дня в неделю: составлял каталоги и занимался архивами. И настолько любил свою работу, что, по сути, никогда не воспринимал ее как труд. В библиотеке Хьюстона на мне в основном лежали обязанности администратора. Возвращение к каталогам было настоящим благословением после возни с бюджетом и персоналом. Мне нравилось работать в тишине, с Дизелем и редкими книгами.

Едва я начал читать электронную почту, как в дверь постучали.

– Доброе утро, Чарли, – заглянула к нам Мельба Гилли. Годы никак не отразились на ее шикарной фигуре – она вообще мало изменилась со времен старшей школы и по‑прежнему заставляла трепетать мужские сердца. В том числе и мое. Наша с Мельбой симпатия была взаимной, но до сих пор мы довольствовались дружескими отношениями. Я пока не ощущал готовности с кем‑либо встречаться, а поскольку на горизонте маячило пятидесятилетие, сильно сомневался, что буду готов когда‑нибудь. Мне не хотелось привносить в свою жизнь лишние сложности.

– Доброе, Мельба, – откликнулся я. – Как дела?

Мельба плюхнулась на стул перед моим столом, смахнула несуществующую пылинку со своего безукоризненного костюма цвета спелого баклажана и наконец ответила:

– Волнуюсь! А ты нет? – она посмотрела мимо меня в сторону окна. – Доброе утро, Дизель!

Дизель мурлыкнул в ответ, но с лежанки не встал.

– По какому поводу? – нахмурился я. Неужели что‑то забыл?

– Из‑за приема сегодня вечером. Почему еще я должна волноваться? – улыбнулась Мельба. – Не каждый день наш город приветствует своего золотого мальчика.

– Ах, это, – протянул я. – Большое дело.

Мельба покачала головой.

– Чарльз Харрис, не говори, что тебе не любопытно посмотреть на Годфри Приста после стольких лет. Знаю, вы не особо ладили в старшей школе, но уверена, ты хочешь увидеть знаменитого автора во плоти, – засмеялась она.

Я покачал головой, невольно копируя Мельбу.

– Он был придурком тридцать два года назад, и вряд ли с тех пор что‑то сильно изменилось. Разве что теперь он богатый придурок.

– Он был женат четыре раза, – Мельбу уже было не остановить. – Во всяком случае, я так слышала. Но, думаю, он может позволить себе платить алименты – с такими‑то тиражами и гонорарами.

– Ну, на мне ему заработать не удалось, – заметил я. – Во всяком случае, после его первых книг.

– Значит, кое‑что ты все‑таки читал? – лукаво подняла бровь Мельба.

– Отрицать не буду. Испытывал любопытство, как и каждый в Афинах. И первые книги мне даже понравились. Они были увлекательными. Но потом он принялся за триллеры, и сюжеты от книги к книге становились все более невразумительными, – я скривился. – Не говоря уже о жестоком отношении к женщинам. Неужели ты его до сих пор читаешь?

Мельба откинулась на спинку кресла.

– Бросила пару книг назад. По тем же причинам, что и ты.

– Так чего ты радуешься?

– Он же знаменитость, автор бестселлеров! – воскликнула она. – Как часто к нам в Афины приезжают знаменитости? Разве это не повод для радости?

Я закатил глаза.

– Мне почему‑то вспоминается случай, когда Роберта Хилл застукала мужа голым и пьяным в стельку в трейлере Лиз Грэхем. Она тогда выкрасила его розовой краской, а он потом гнался за ней с топором по главной улице. Тогда наш город тоже бурлил от волнения.

Мельба прыснула со смеху.

– Милый, тебя там просто не было. В жизни не видела ничего смешнее! Розовый Делберт бежит, потрясая «колокольцами»… Я как раз выходила из банка, когда они с Робертой пронеслись мимо меня. Ему еще повезло, что жена ограничилась краской. Могла бы и сама топором воспользоваться. Например, укоротить его в некоторых местах.

Я тоже рассмеялся, стараясь не думать, какие места имела в виду Мельба. Дизель позади меня громко затарахтел, словно веселился вместе с нами.

Беседу прервал звонок мобильного. Поморщившись, Мельба вытащила телефон из чехла на поясе. Она прокрутила его между пальцами, как опытный стрелок – револьвер, прежде чем прочитать текст на экране.

– Его величество требует меня.

Она заверила начальство, что уже в пути, после чего, еще раз прокрутив телефон, вернула его в чехол.

– Долг зовет, – вздохнула Мельба, вставая из кресла. – Клянусь, этот человек и свою крохотную задницу не найдет, если я не покажу.

И она хихикнула.

– Вот почему он так ценит свою помощницу. Ты всегда знаешь, где что лежит.

– Увидимся, дорогуша, – широко улыбнулась Мельба.

Я хмыкнул. Питер Вандеркеллер, директор библиотеки, был похож на садовые грабли. К невероятно худой фигуре ростом под два метра прилагались ноги сорок восьмого размера. Мельба клялась и божилась, что никогда не видела, как мистер Вандеркеллер ест. И я был склонен ей верить. При мне директор тоже не клал в рот ничего, кроме кончика ручки или карандаша, которые жевал во время собраний.

После ухода Мельбы в архиве воцарилась приятная тишина. Мельбу Гилли можно было назвать какой угодно, но не тихой.

Я вернулся к проверке почты, чтобы, поморщившись, пробежать глазами еженедельное письмо от Питера. Сотрудники библиотеки прозвали такие послания «обращением к войскам» – и это был отнюдь не комплимент. На прошлый Хеллоуин несколько человек даже нарядились в военную форму, но Питер шутки не понял. Он никогда не понимает юмора. Порой мне его жалко.

На этой неделе проповедь директора посвящалась переработке отходов. Директор призывал всех перестать носить из дома воду в бутылках и вместо этого пить фильтрованную воду из крана в комнате отдыха. Я покосился на свою сумку. Обычно в ней лежало минимум две бутылки с водой. Решил, что наполню их водой из‑под крана, когда моя закончится. Может, это удовлетворит босса.

Последнее письмо в ящике напоминало о приеме в честь нашей знаменитости. Ректор университета устраивал его у себя дома. Я убеждал себя, что не хочу туда идти, но прекрасно понимал, что любопытство в конце концов одержит верх. Как бы я ни ненавидел Годфри Приста, мне все‑таки хотелось посмотреть на него спустя столько лет.

В старшей школе я терялся на его фоне. Годфри был рослым красавцем и пользовался неизменным успехом у девушек. В университете – мы оба учились здесь, в Афинах, – ничего не изменилось. Но это было очень давно и осталось в прошлом.

Или не осталось, но если считать счастливую жизнь лучшей формой мести, я хотел показать этому придурку, что у меня все отлично.

Я потряс головой, сетуя на себя за глупость, и отвернулся от компьютера, чтобы порыться в бумагах на столе. Куда подевалось это письмо? Пришлось сдвинуть в сторону пару папок, прежде чем искомое нашлось.

Помимо составления каталогов я также обрабатывал запросы, касающиеся истории университета, библиотечных архивов и редких книг. Вчера мне написала пожилая дама из Виксбурга, которая пыталась отследить побочную ветвь своего фамильного древа. Предполагалось, что упомянутый «побег» посещал мою альма‑матер в сороковых годах девятнадцатого века, то есть вскоре после открытия университета.

Я просмотрел письмо, нашел нужное имя и отложил его в сторону. Поднявшись из‑за стола, направился к стеллажу со старыми документами слева от двери – искал журналы посещаемости, в которых скорее всего содержался ответ на вопрос той дамы. У меня имелась надежда на днях получить грант на оцифровку архивных записей, но пока приходилось искать древним, дедовским способом.

Достав нужный том, я принялся переворачивать страницы, пока не дошел до интересующих меня лет, и погрузился в записи. До комнаты долетали отголоски библиотечных разговоров: большая лестница и высокий потолок фойе создавали странную акустику, которая порой делала меня невольным слушателем чужих бесед.

Пока я вчитывался в аккуратные, но очень мелкие буквы регистра сороковых годов, выискивая Башрода Кеннингтона, старался не обращать внимания на посторонние звуки. Но слова «убийство» и «Прист» поневоле заставили меня прислушаться.

Глава вторая

Но больше я ничего не услышал: видимо, говорившие отошли куда‑то, и голоса стихли.

Мне стало не по себе от случившегося, хотя я не понимал почему. Скорее всего речь шла о Годфри Присте – кажется, в Афинах сейчас только о нем и говорили. А уж в том, что его имя и слово «убийство» употребили в одном предложении, и вовсе не было ничего странного. В конце концов, он писал триллеры.

Так что я пожал плечами и вернулся к поискам старины Башрода, которые вскоре увенчались успехом.

Сев за стол, сделал несколько пометок, планируя ответить на письмо дамы из Виксбурга после обеда. Утро я хотел посвятить каталогам. Для начала сверился со списком книг, над которыми сейчас работал. Дойдя до нужного пункта, подключился к программе каталогизации единой библиотечной системы (или ЕБС, как мы называли ее между собой) и приступил к изучению книги.

Это издание – трактат по акушерству авторства Томаса Дэнмана – принадлежало к собранию медицинских пособий девятнадцатого века и было отпечатано в 1807 году. Книга сохранилась в превосходном состоянии, но я, как обычно, старался лишний раз на нее не дышать. За время работы я привык иметь дело с двухсотлетними томами (а порой мне попадались и более древние экземпляры), но прикасаясь к ним, всегда испытывал чувство благоговения. При должном обращении книги легко могли прожить несколько веков, а потом кануть в Лету за считаные секунды. Едва уловимый запах мускуса щекотал нос, пока пальцы поглаживали прохладные мягкие страницы.

Самое интересное в описании старых книг – поиск посвящений, штемпелей и пометок, которые отличили бы это издание от других экземпляров. На форзаце трактата Томаса Дэнмана виднелось выцветшее имя предыдущего владельца и дата «Д‑р Фрэнсис Хеншэлл, 18 марта 1809 г.». Листая страницы, я нашел немало замечаний, сделанных тем же почерком: доктор Хеншэлл добавлял к тексту комментарии, основываясь на наблюдении за собственными пациентами.

Повернувшись к компьютеру, я открыл файл, который предварительно загрузил из библиотечной базы данных. В нем содержалась вся основная информация по книге: название, автор, издатель, дата выхода – так что мне оставалось лишь отметить ее отличительные черты.

Погруженный в работу, я подскочил от неожиданности, когда услышал, что кто‑то покашливает по другую сторону моего стола.

Подавив раздражение, повернулся к незваному гостю – и глаза мои расширились от изумления, так как я сразу его узнал.

– Минуточку, – пробормотал я, торопливо сохраняя файл.

– Не волнуйся, Чарли, – пророкотал Годфри Прист глубоким голосом, который далеко разнесся по хранилищу редких книг.

Дизель за моей спиной потянулся и зевнул. Он любил посетителей и спрыгнул с подоконника, чтобы поприветствовать Годфри.

Каким ветром его сюда занесло? Мы не были близки в старшей школе и в университете, так зачем я ему понадобился?

– Утро доброе, Годфри, – сказал я, вставая и обходя стол, чтобы пожать Присту руку. Дизель топал позади меня. – Давно не виделись.

– Давно, – согласился Годфри по‑прежнему дружеским тоном. Он крепко стиснул мою руку своей большой ладонью и хорошенько встряхнул. – Отлично выглядишь.

– Ты тоже, – ответил я, стараясь не морщиться, и украдкой размял пальцы, когда Годфри закончил с приветствиями.

Он был еще выше, чем я помнил. Бросив взгляд вниз, понял, почему: на ногах у Приста красовались дорогие ковбойские сапоги, каблуки которых прибавляли ему сантиметров пять росту.

– А это кто? Кот? – спросил Годфри, глядя на Дизеля. Кот медленно обошел его кругом и, не впечатлившись, запрыгнул обратно на свою лежанку. Там он зевнул, повернулся к нам спиной и, кажется, задремал. Надо будет потом угостить его чем‑нибудь вкусным за проявленную невозмутимость.

– Мейн‑кун, – объяснил я. – Они крупнее других котов.

– Кажется, меня впервые проигнорировал кот, – рассмеялся Годфри, хотя в голосе его проскользнули оскорбленные нотки. – Обычно они меня любят – сразу чуют, что перед ними – кошатник.

Я едва сумел сдержать улыбку.

– Не бери в голову, Дизелю сложно угодить, – и продолжил рассматривать гостя. Хотя мы были одного возраста, он выглядел лет на десять старше. Кожа его загрубела, а солнце и свежий воздух добавили морщин вокруг глаз. Волосы, напоминавшие побелевшую копну соломы, тоже не выдержали проверку временем. Одежда от именитых дизайнеров буквально кричала о том, сколько денег за нее выложил владелец. Ей вторили часы Rolex, на которые Годфри демонстративно поглядывал, и толстый золотой браслет.

– Чем могу быть полезен? – спросил я, сев обратно за стол, и махнул рукой, показывая Присту, что он тоже может садиться. – Неужели ты заглянул, чтобы поболтать о славных школьных деньках?

– Надежные источники сообщили, что ты работаешь здесь архивариусом. – Годфри опустился на стул и скрестил руки на груди. Очевидно, мое ироничное замечание он пропустил мимо ушей.

– Так и есть, – кивнул я. Напыщенный, как всегда.

Годфри опять посмотрел на спящего Дизеля.

– Они разрешают тебе брать кота на работу? – внезапно спросил он. Пальцы Годфри впились в предплечья, глаза обшаривали комнату. Он определенно нервничал, и я не мог взять в толк почему.

– А сам‑то как думаешь?

Когда Годфри обернулся ко мне, лицо его покраснело. Я вспомнил, что в прежние времена он не обращал внимания на сарказм, особенно если тот был обращен на него.

– Когда ты вернулся в Афины? – спросил он. – Сам я редко здесь бываю. Расписание очень плотное – книжные туры, интервью, встречи в Голливуде. – Годфри снова пробежался глазами по стеллажам.

Он когда‑нибудь перейдет к делу? Сколько еще самовосхвалений мне придется выслушать?

– Три года назад, – ответил я, стараясь приглушить нетерпение в голосе. Неужели он думает, что его занятая жизнь произведет на меня впечатление? – Вскоре после смерти жены я унаследовал дом тети Дотти.

– Твоей тетушки? – нахмурился Годфри. – Значит, она тоже умерла?

– Почти сразу после моей жены.

– Жаль это слышать. Наверное, нелегко было потерять сразу обеих?

– Да, было тяжело, – ответил я. Потом в памяти всплыло кое‑что: – А ты ведь жил у тети Дотти несколько семестров?

– На последнем курсе, – кивнул он. – Родители продали дом и переехали в Фэйрхоп, в Алабаму. Я больше не хотел жить в общаге. К счастью, у мисс Дотти нашлась свободная комната. Она была замечательной женщиной. – Его лицо смягчилось, на губах появилась печальная улыбка.

– Не то слово, – согласился я. Никогда еще Годфри не проявлял себя с такой стороны, во всяком случае, при мне. Он определенно испытывал теплые чувства к моей покойной тетушке. – А у тебя, насколько я знаю, дела идут в гору. Каждая книга попадает в список бестселлеров. Впечатляет.

– Спасибо. Последние семь сразу после выхода занимали в нем первое место, – сказал Годфри, и на лицо его вернулось самодовольное выражение. – Потому‑то я и здесь.

– Слышал, тебе собираются присвоить звание выдающегося выпускника.

– Я не об этом, – покачал головой Годфри. – Это лишь повод вернуться в город. Нет, сейчас я говорю о том, зачем пришел к тебе.

Ну наконец‑то.

– Ты пришел затем, чтобы… – я сделал многозначительную паузу.

– Хочу передать свои бумаги университетскому архиву, – сказал Годфри. – И собираюсь сегодня вечером объявить об этом на приеме.

Администрация университета наверняка обрадуется такому подарку; даже я подумал, что это отличная идея. При одном условии.

– Университет будет в восторге, – признал я. – Но мало просто передать бумаги. Ты готов пожертвовать какую‑то сумму на обработку, составление каталога и хранение?

– Разумеется. А что нужно будет сделать, ну, кроме того, что поставить их на полку? – Он махнул рукой в сторону стеллажей. – И о какой сумме идет речь? Уверен, смогу это себе позволить.

– Бумаги нужно будет описать и систематизировать, – сказал я, сделав вид, что не услышал последнее предложение. – Это займет какое‑то время – в зависимости от размера коллекции. Я тут архивариус, но работаю на полставки. На обработку твоих бумаг могут уйти годы, учитывая, сколько еще книг и собраний ждут своей очереди.

– Если я дам достаточно денег, ты сможешь нанять кого‑то, чтобы с ними разобрались поскорее? – нахмурился Годфри. – Не хочу, чтобы они пылились в коробках следующие десять лет.

– Да, – кивнул я. – Но у нас крохотный бюджет, и мы зависим от пожертвований.

– О какой сумме идет речь?

– Все зависит от того, сколько бумаг ты нам передашь, – я указал на ближайшую коробку, размером примерно с пачку бумаги для принтера. – Сколько коробок? Хотя бы приблизительно?

Годфри задумался и через минуту ответил:

– Там рукописи всех моих книг, а я опубликовал двадцать три. Еще там моя переписка, а также издания на английском и других языках, – он помолчал. – Скажем, пятьдесят четыре коробки.

«Странная точность», – подумал я. Неужели он уже все упаковал? Наверное, даже не мыслил, что университет откажется от его подарка.

– И ты будешь пополнять собрание, – сказал я, прикидывая что‑то в уме.

– Естественно, – ответил Годфри. – У меня впереди еще много лет плодотворной работы. Постучим, чтобы не сглазить.

Он побарабанил костяшками пальцев о мой стол.

Я нашел листок бумаги, карандаш и наскоро прикинул сумму. Когда я назвал цифру, Годфри даже не моргнул.

– Отлично. Я удвою ее, просто на всякий случай. Этого же хватит на пару лет?

– Да, – кивнул я. Потом услышал в голове нудный голос директора и сказал то, чего говорить совсем не хотелось: – И конечно, ты можешь добавить соответствующее распоряжение в свое завещание. Это никогда не помешает.

Годфри рассмеялся и выразительно поднял бровь:

– Вас заставляют это говорить?

– Да, – с плохо скрываемой досадой признал я.

– Не переживай, я привык. Никто не хочет упустить свой куш, – Годфри широко улыбнулся. – После обеда позвоню своему адвокату, и он обо всем позаботится.

– Когда сделаешь объявление, тебе нужно будет переговорить с кем‑нибудь из администрации, – сказал я.

Он кивнул.

Я подумал, что мы закончили, но Прист продолжал сидеть.

Я терпеливо ждал.

– Ты живешь в доме тети Дотти? – вдруг спросил он.

– Да.

– И как она, сдаешь комнаты студентам? – Годфри смотрел мимо меня в окно, у которого по‑прежнему сладко посапывал Дизель.

– Да. Она хотела этого, и я рад, что живу не один. Мои‑то дети уже выросли и разъехались.

– Дети? Сколько их у тебя? – спросил Годфри, и лицо его приняло странное выражение.

– Сын и дочь, – ответил я. – Шону двадцать семь, Лоре двадцать три.

– Здорово, – сказал Годфри, и голос его снова смягчился. – В смысле, когда есть дети.

Неужели мне удалось в чем‑то его превзойти? Насколько я знал, у Приста не было детей. Что ж, хоть в этом мне повезло, раз уж я не стал известным писателем.

Годфри поерзал на стуле.

– А что за студенты живут у тебя сейчас?

– Приятные молодые люди, – сказал я, немало озадаченный тем, куда свернула наша беседа. Почему он интересуется моими квартирантами?

– И одного из них зовут Джастин? – спросил Годфри, пристально изучая свои пальцы.

– Да, парень по имени Джастин снимает у меня комнату. Второго зовут Мэтт, но он уехал на этот семестр в Мадрид, проводит там исследования для диссертации, – мне становилось все больше и больше не по себе. – Годфри, что происходит? К чему эти вопросы? Ты знаешь Джастина?

– Нет. Но хотел бы. – Годфри глубоко вздохнул и поднял на меня глаза. – Он мой сын, Чарли. И не знает об этом.

Глава третья

– Вы отец Джастина? – Я уставился на Годфри, все еще надеясь, что тот неудачно пошутил. В старшей школе Прист славился своими розыгрышами.

Но он кивнул, и вид у него был до крайности серьезный.

И зачем, спрашивается, мне об этом рассказывать? Только потому, что Джастин снимает у меня комнату?

– Поверить не могу, – выдохнул я. Не слишком оригинально, но в голову больше ничего не шло.

– Я тоже, – покачал головой Годфри. Он снова принялся рассматривать свои руки. – Еще полгода назад понятия не имел, что у меня есть сын. Как Джулия могла мне не сказать? – странным голосом произнес он.

– Джулия Уордлоу? – уточнил я, сам себе напомнив не слишком сообразительного попугая.

Годфри быстро посмотрел на меня.

– Конечно, ты ее помнишь. Джулия Петерсон из старшей школы. Боже, вот это была красотка, – ностальгически улыбнулся он.

Да, тридцать лет назад Джулию действительно можно было назвать красоткой. Сейчас мы встречались каждую неделю: она приезжала по пятницам, чтобы забрать Джастина домой на выходные. Увы, годы обошлись с ней сурово.

– Ты с ней недавно виделся? – спросил я.

– Нет, но мы разговаривали, – ответил Годфри. – Она написала мне через мой веб‑сайт. Рассказала про Джастина. Я чуть сквозь землю не провалился.

– Могу себе представить.

Признание Годфри кое‑что прояснило. Когда Джулия помогала Джастину переезжать ко мне домой, она рассказала о своей семье. Строго говоря, я не слишком‑то хотел это слушать – а она, судя по всему, не горела желанием откровенничать, но чувствовала себя обязанной ввести меня в курс дела. Джастин поругался с отцом, Эзрой Уордлоу, поскольку тот не одобрил его выбор университета. Эзра хотел, чтобы сын отправился в скромный евангелистский университет и после окончания учебы пошел по его стопам. Джастин взбунтовался, и Джулия его поддержала. Мальчик был единственным ребенком в семье, и предательство сына – Джулия употребила именно это слово, цитируя мужа, – глубоко ранило Эзру.

– Я понимаю, что это не мое дело, но ты уверен, что Джастин твой ребенок? – спросил я.

– Абсолютно. – Годфри посмотрел на меня, как на идиота. – Неужели ты думаешь, что я поверил Джулии на слово? Но я знал, что это возможно. Чтобы убедиться, настоял на ДНК‑тесте.

– Естественно, – сухо пробормотал я. – И хотя это по‑прежнему не мое дело, как ты собираешься поступить?

– Встретиться с Джастином. Поговорить с ним, объяснить ситуацию. Поскольку теперь я все знаю, то хочу принимать участие в его жизни.

Я подумал, что Джастину, возможно, уже известно о его знаменитом биологическом отце. Должно быть, Джулия просветила его, раз Годфри собирался приехать в Афины. Новость о приеме печатали в местной газете пару недель назад.

Это объясняет странное поведение моего квартиранта в последние дни. Парень узнал, что его отец – не Эзра Уордлоу, а Годфри Прист. Немудрено, что он ходит сам не свой. Бедолага.

– В чем дело? – Годфри пристально посмотрел на меня.

– Просто думаю о Джастине, – я не собирался делиться с Пристом своими мыслями. В конце концов, это всего лишь догадки.

– Как он тебе? Хороший парень? – судя по голосу, Годфри действительно хотел узнать что‑то о сыне. Мне стало его жаль, но куда больше меня беспокоила реакция Джастина. Как он справится с обрушившейся на него правдой? Найдется ли в его жизни место для второго отца?

– Да. Джастин – умный и воспитанный молодой человек, – Дизель подтвердил мои слова мелодичным мурлыканьем, словно понимал, о ком мы говорим. – Такого сына не стыдно признать.

– Спасибо, Чарли, – сказал Годфри. – Ты не представляешь, как много это для меня значит.

Последние слова прозвучали крайне трогательно, и я невольно проникся к нему сочувствием.

– Когда ты думаешь с ним поговорить?

– За обедом я встречаюсь с Джулией, – сказал Годфри и поглядел на часы. – Если она сможет удрать от Страдальца. До сих пор не могу поверить, что она за него вышла.

«Страдальцем» мы в юности прозвали Эзру Уордлоу. Он был на несколько лет старше меня, Годфри и Джулии; мы еще учились в старшей школе, а он уже имел репутацию сурового евангелистского проповедника.

– Я тогда жил в Техасе, – сказал я. – Когда мы виделись в последний раз, она встречалась с Риком Такеттом, и выглядело это достаточно серьезно.

Надо же, а ведь я почти забыл об этом романе Джулии. Удивительные вещи иногда всплывают в памяти.

– Рик Такетт? – резко переспросил Годфри. – Откуда ты про него знаешь?

– Мы приехали на Рождество к тетушке Дотти и случайно столкнулись с Джулией и Риком. Кажется, в бакалейной лавке, – я помолчал. – А вы с ним знакомы?

– Да, знакомы, – равнодушно ответил Годфри.

– Ну так вот, я потому и удивился, когда услышал, что она вышла за Эзру.

Годфри опустил голову.

– Наверное, это моя вина. Девятнадцать лет назад я провел здесь пару месяцев, работал над книгой. Я тогда развелся с первой женой, у Джулии вроде бы тоже никого не было, ну мы и…

– Вроде бы?

– Она посещала церковь Эзры, и до этого они встречались. Но пока я жил здесь, они почти не виделись, – он снова поерзал на стуле, по‑прежнему избегая смотреть мне в глаза. – Я понятия не имел, что Джулия забеременела. Закончил книгу и уехал обратно в Калифорнию.

Я был готов поспорить, что Годфри рассказал мне не всю историю. Внутренний голос настойчиво твердил, что насчет своей неосведомленности он соврал.

– Ты уехал, а она вышла за Эзру Уордлоу. – Я сверлил взглядом макушку Годфри, гадая, когда он отважится на меня посмотреть. – И никогда не пыталась связаться с тобой и рассказать о Джастине?

Прист неловко дернулся.

– Нет, не пыталась.

Его поведение говорило о том, что он лжет, но мне нечего было ему предъявить. Да и зачем?

– Почему ты мне все это рассказываешь? – спросил я.

Годфри сцепил пальцы в замок.

– Ты единственный старый друг, который остался у меня в Афинах. Кроме Джулии, конечно. К тому же мой сын живет у тебя дома. Я решил, что нужно поставить тебя в известность, раз уж собираюсь пробыть в городе какое‑то время и познакомиться с Джастином. А может, ты поможешь нам с ним найти общий язык.

«Старый друг»? Я едва сдержал саркастический смешок. Учитывая, какие отношения связывали нас в школе и университете, Годфри, должно быть, совсем отчаялся, раз назвал меня так. После того как он со мной обращался, с самого начала следовало указать ему на дверь.

Но хоть он и был придурком в прошлом, сейчас невозможно было повернуться к нему спиной. Будучи отцом, я прекрасно представлял, что он чувствует.

– Сделаю, что смогу, – сказал я.

Лицо Годфри – он наконец поднял голову – прояснилось.

– Но ты должен помнить, что у Джастина сейчас первый семестр в университете. Сам понимаешь, время непростое, и твое появление только добавит ему забот. Так что будь осторожнее.

– Да, конечно, – закивал Годфри. – Я просто хочу участвовать в его жизни, если он мне позволит.

Прист откинулся на спинку стула и вздохнул полной грудью, кажется, в первый раз за всю нашу беседу.

– Откровенно говоря, я бы хотел на время взять его с собой в Калифорнию. Мы бы познакомились поближе, парень повеселился бы – вряд ли ему часто выпадает такая возможность, учитывая, кто его отец. Слетали бы в Европу… – мечтательно протянул Годфри.

Я понимал, что осаживать его сейчас бессмысленно. Джулия придет в ужас, когда услышит об этих наполеоновских планах. Она не захочет отпускать Джастина так далеко от себя. Но с этим пусть они сами разбираются. В конце концов, какое мое дело?

Дизель спрыгнул с окна и подошел к стулу Годфри. Сев на задние лапы, кот положил переднюю ему на колено. Прист удивленно воззрился на мейн‑куна.

– Он иногда так делает. Пытается по‑своему утешить, если чувствует, что кому‑то плохо.

– Спасибо, дружище, – мягко поблагодарил Годфри и легонько похлопал Дизеля по лапе.

Кот в ответ мурлыкнул и вернулся на свое рабочее место.

Годфри покачал головой.

– Надо будет ввести его в книгу. Он у тебя необычный.

– Дизель – особенный кот, – с затаенной гордостью улыбнулся я и достал листок бумаги, чтобы написать номер телефона. – Позвони, когда соберешься нанести нам визит.

Годфри взял листок.

– Спасибо, Чарли. До обеда с Джулией мне нужно еще кое с кем встретиться, так что я пойду.

Он встал, я тоже поднялся и пожал предложенную руку.

– Удачи. Надеюсь, у вас с Джастином все сложится хорошо.

Еще раз поблагодарив меня, Годфри вышел из кабинета.

– Сумасшедший дом, – выдохнул я.

И даже не понял, что произнес это вслух, пока Дизель не похлопал меня лапой по плечу. Когда я повернулся к коту, он слегка склонил голову вправо. Мне действительно достался необыкновенно понимающий кот.

– Тяжело им придется. Бедный Джастин, – покачал я головой. – Бедный Годфри, бедная Джулия. И даже Эзру мне жаль.

Дизель выдал пару подбадривающих трелей.

– И что‑то мне подсказывает, что нас с тобой все это тоже коснется. В конце концов, Джастин живет у нас дома.

Дизель понимающе мяукнул.

– И мы его в беде не бросим, – объявил я, вложив в свои слова больше уверенности, чем чувствовал на самом деле. – Если он, конечно, примет нашу помощь.

Неужели я и вправду это говорю? Куда подевалось мое желание не усложнять отношения?

Посмотрел на кота, словно надеялся, что он ответит на мой невысказанный вопрос. Дизель медленно моргнул – и снова погрузился в сон.

Несколько минут я обдумывал то, что произошло в моем кабинете. Поначалу Годфри вел себя так, будто с нашей последней встречи не прошло целых тридцать лет. Самовлюбленный, напыщенный – таким я его и запомнил. Но едва речь зашла о Джастине, он быстро поумерил гордыню. Возможно, появление сына научит его смирению.

Но не это царапало меня. Когда мы говорили о Джулии, Годфри крутился, как уж на сковородке. Врал мне. И, очевидно, самому себе на протяжении последних девятнадцати лет. Он был в курсе того, что Джулия беременна, – и по какой‑то причине не хотел этого признавать. До недавнего времени. Что же случилось? Неужели собственное пятидесятилетие так на него повлияло?

Я повернулся к компьютеру. От всех этих размышлений у меня разболелась голова. Сейчас нужно сосредоточиться на работе. О Годфри, Джастине и Джулии можно будет подумать потом.

До обеда я корпел над каталогами, а в половине двенадцатого отложил ручку, закрыл программу и поднялся из‑за стола.

– Пойдем домой, приятель. – Я потрепал Дизеля по голове. – Пора перекусить.

Вскоре мы с Дизелем уже выходили из библиотеки. Температура с утра успела подняться на несколько градусов, но сентябрь продолжал радовать прохладой. Вернуться в северную часть Миссисипи, где четыре времени года исправно сменяли друг друга, было особенно приятно после Хьюстона, где лето чередовалось с не‑летом (как я его называл).

Вставив ключ в замочную скважину, я услышал голоса. Громкие и разгневанные.

Я открыл дверь и шагнул в дом; Дизель не отставал от меня ни на шаг. Посреди гостиной стоял Эзра Уордлоу и грозно тряс пальцем перед Джастином. Мальчик сидел на диване, опустив голову. Эти двое были так увлечены ссорой, что нас с Дизелем просто не заметили.

– …Немедленно собирай свои вещи, ты возвращаешься домой! – Лицо Эзры приобрело такой сочный бордовый оттенок, что я испугался, как бы его не хватил удар.

– Я никуда не поеду, – прокричал Джастин, глядя на Эзру. – И ты мне не отец!

– Не смей так со мной разговаривать! – Эзра замахнулся, и в следующую секунду голова Джастина дернулась от пощечины. Я кинулся вперед.

– Прекратите немедленно! – Я отпустил поводок Дизеля и скорее услышал, чем увидел, как кот пулей выскочил из комнаты. Он ненавидел громкие голоса. – Не смейте бить мальчика.

– Не лезь не в свое дело! – рявкнул Эзра, поворачиваясь ко мне.

Джастин осторожно потирал лицо. Он посмотрел на меня и беззвучно проговорил: «Пожалуйста!»

– Это мое дело, поскольку вы сейчас находитесь в моем доме, – отчеканил я. – И вы никого больше не ударите, или я вызову полицию. Все понятно?

Я шагнул к Эзре. Я был выше его сантиметров на десять и тяжелее на пару‑тройку килограммов, так что, если потребуется, вполне мог вышибить из него дурь.

Эзра ожег меня взглядом, но руки предпочел держать при себе.

– Собирай вещи. Сейчас же, – процедил он, повернувшись к сыну.

– Мне восемнадцать. Я не обязан никуда с тобой идти, – Джастин с угрюмой решимостью посмотрел на отца.

Эзра тяжело дышал. Кажется, ему не хватало воздуха.

– Вам лучше уйти, – сказал я, готовый вмешаться в любую секунду.

Эзра попятился к двери, по‑прежнему не сводя глаз с сына.

– Это еще не конец, – сказал он. – Этот ублюдок провалится в ад прежде, чем заберет тебя у меня.

Глава четвертая

С этими словами Эзра вылетел из дома, хлопнув дверью так, что окна в гостиной затряслись.

– Ненавижу его, – с глубоким чувством произнес Джастин. Что же такого натворил Эзра, чтобы настроить мальчика против себя?

– Пойдем, сынок. Нужно приложить лед к щеке, а то она уже начала распухать.

Джастин удивленно моргнул: судя по всему, он забыл обо мне.

– Да, сэр, – сказал он, поднялся с дивана, но не сделал ни шагу.

Я осторожно взял его за руку и отвел на кухню. Ссора с отцом отняла у него все силы: он шел за мной безропотно, как теленок. Пока я доставал лед из морозилки и заворачивал его в полотенце, Джастин стоял, привалившись к раковине, и молча наблюдал за мной.

– Держи, – я протянул ему холодный компресс. – Приложи к лицу. Станет лучше.

На его щеке до сих пор багровел отпечаток отцовской ладони. Я боялся, что дело кончится внушительным синяком. Джастин послушно взял полотенце и, поморщившись, прижал лед к щеке.

Я смотрел на него и думал, что бы еще сделать, но парень вдруг заплакал. Сперва тихо, потом все громче и громче. Вскоре рыдания сотрясали его тело.

Бедный ребенок. Слишком многое на него свалилось. Я обнял Джастина за плечи, и он прижался ко мне, обхватив свободной рукой.

Я что‑то говорил ему, он постепенно успокаивался, а потом о мои ноги потерся кот. Я посмотрел вниз: поняв, что буря миновала, Дизель вылез из укрытия и теперь горел желанием помочь.

– Смотри, Джастин, Дизель пришел к тебе.

Шмыгнув носом, парень отодвинулся от меня и посмотрел на взволнованного мейн‑куна. Все еще прижимая лед, он сел на пол. Дизель потерся головой о его подбородок, потом забрался к Джастину на колени и затарахтел на всю комнату. Парень убрал с лица волосы, и кот лизнул его в свободную щеку.

С улыбкой я вышел из комнаты, зная, что Джастин в надежных лапах. Уж кто‑кто, а Дизель точно знает, как помочь в трудную минуту.

Я воспользовался ванной на первом этаже, чтобы помыть руки. Случайно бросив взгляд в зеркало, задержался на своем отражении. К чему все эти разговоры о том, чтобы сторониться скандалов, если я упорно лезу в самое пекло? Как отреагирует Джулия, когда узнает, что сделал Эзра? В молодости она отличалась взрывным темпераментом, так что одной пощечиной дело может не ограничиться. Что за безумие…

Закончив с мытьем рук, решил, что уже можно возвращаться на кухню.

Джастин успел перебраться на стул, но Дизель по‑прежнему сидел у него на коленях. Кот и мальчик одновременно посмотрели на меня. Джастин явно успокоился, да и Дизель больше не выглядел встревоженным. Как я и боялся, отпечаток ладони на щеке парня стремительно превращался во внушительный кровоподтек.

– Как насчет обеда, мальчики? – спросил я, направляясь к холодильнику. – У Дизеля полная миска корму, но я хочу чего‑нибудь посущественнее.

Я уставился в холодильник, ожидая ответа от Джастина. Наверное, ему сейчас не по себе. Может, ему и восемнадцать, но во многом он еще ребенок.

– Смотрю, у нас остался запеченный окорок, который приготовила Азалия. Никто не возражает против сандвичей? – Я повернулся к столу. – Что скажешь, Джастин? У меня получаются отличные сандвичи с ветчиной.

Джастин на миг опустил голову и почесал Дизеля за ушами.

– Звучит отлично. Но я сам могу приготовить.

– Давай так, я порежу окорок, а ты пока приготовь все остальное. Договорились?

– Да, сэр, – кивнул Джастин. Дизель наконец покинул его колени и потрусил к своей миске.

Джастин подошел к раковине и принялся мыть руки. На меня он старался не смотреть.

Я вынул окорок из холодильника, вооружился ножом и начал отрезать толстые ломти. Азалия восхитительно готовила мясо, и мой рот сразу же наполнился слюной.

Джастин поставил на кухонный стол горчицу и майонез, присовокупив баночку соленых огурчиков (тоже авторства нашей экономки). К ним присоединился хлеб и пачка картофельных чипсов. Наконец он выудил из шкафчика тарелки, ножи и салфетки, чтобы красиво разложить их на столе.

– Достанешь мне диетической колы? – попросил я.

Джастин вернулся к холодильнику, чтобы извлечь оттуда банку диетической колы для меня и обычной для себя. Потом сел за стол и стал ждать, когда я закончу с окороком. Я нарезал ветчины на четыре‑пять сандвичей и решил, что этого хватит.

Поставив тарелку с ветчиной на стол, сел наискосок от Джастина. Он придвинул ко мне хлеб, и я отрезал четыре куска.

– Не знаю, как ты, но я съем минимум пару.

– Я тоже голодный, – с некоторым удивлением признал Джастин. Наверное, думал, что ссора с отцом должна отбить у него аппетит. Он подождал, пока я намажу горчицу и майонез, и только потом занялся своим сандвичем.

Я высыпал немного чипсов себе на тарелку, наблюдая, как Джастин покрывает два куска пшеничного хлеба толстым слоем майонеза. Мальчик по‑прежнему избегал встречаться со мной взглядом.

– Хочу, чтобы ты знал, – начал я. – Со мной ты можешь поговорить. Если, конечно, захочешь. Помогу тебе всем, чем смогу. И Дизель, разумеется, тоже.

Джастин наконец улыбнулся.

– Спасибо, мистер Чарли. Я очень это ценю. – Он откусил от сандвича и поморщился. Медленно прожевав, парень продолжил: – Я рад, что вы пришли домой, – Джастин на мгновение запнулся и отвел взгляд. – На оплеухе он вряд ли остановился бы.

Я почувствовал, как сжимается от злости желудок.

– Он уже бил тебя раньше?

Джастин кивнул.

– Он не любит, когда с ним спорят, – сообщил парень таким тоном, будто подобное для него в порядке вещей. А у меня волосы зашевелились на затылке.

– Ты больше не должен это терпеть. Не пускай его в дом, если меня нет, – жестко сказал я.

– Не буду, сэр, – Джастин откусил еще кусок. Пару раз он дотронулся до пострадавшей щеки. Готов поспорить, та здорово болела.

А я старался ничем не выдать, какая буря кипит у меня внутри. Обычно я человек миролюбивый, но не в тех случаях, когда речь заходит о жестоком обращении с детьми. Мой отец, как и Эзра Уордлоу, был ревностным евангелистом, суровым и требовательным. При этом он ни разу не позволил себе поднять на меня руку, хотя я испытывал его терпение всеми возможными способами. В доме у нас царила строгая дисциплина, но я всегда знал, что меня любят. Правда, от мамы мне пару раз попадало расческой по мягкому месту – но я даже в детстве понимал, что она это не со зла, а для острастки.

Джастин смущенно откашлялся.

– Наверное, стоит объяснить, почему я сказал, что он мне не отец? – парнишка подвигал пальцем чипсы на тарелке. – Я имел в виду, что он – не мой биологический отец. Но мама – на самом деле моя мама.

Он внимательно смотрел на меня, ожидая реакции. А я подумал, что изображать удивление глупо. Джастин заслуживает того, чтобы быть с ним честным.

– Знаю. Твой биологический отец заходил ко мне сегодня утром.

– Вы его знаете? – жадно спросил Джастин. – Ну да, вы же оба из Афин.

Он старался казаться невозмутимым, но я видел, что его снедает любопытство.

– Мы выросли вместе. Учились в одном классе – и на одном курсе в университете.

– Круто, – Джастин несколько минут молча жевал сандвич.

Я мог много чего ему рассказать, но предпочел подождать, пока мальчик сам начнет задавать вопросы. Все‑таки ситуация, мягко говоря, щекотливая. И в выражениях тоже следовало быть аккуратным. Я же не хотел случайно сболтнуть парню, что его настоящий отец, по моему скромному мнению, был полным придурком.

Покончив с первым сандвичем, я глотнул колы и принялся за второй. К этому времени Дизель решил вернуться на кухню. Он запрыгнул на стул напротив и принялся переводить взгляд с Джастина на меня.

– Он так забавно это делает, – засмеялся мальчик. – А вы разрешаете ему есть за столом?

– Нет, потому что человеческую еду ему нельзя слишком часто. – Я посмотрел на квартиранта, выразительно подняв бровь. – Ты же помнишь?

Джастин пристыженно кивнул.

– Да, сэр. Обещаю, больше ничего не буду ему давать. Только с вашего разрешения!

– Благодарю.

Дизель выдал несколько мелодичных трелей.

– Да‑да, мы о тебе говорим, – сказал я. – И не думай, что сможешь выпросить кусок ветчины у меня или Джастина.

Если бы коты умели хмуриться, уверен, Дизель именно это и сделал бы.

Джастин прыснул, затем глотнул колы, отставил банку и посмотрел на меня.

– Какой он? Годфри Прист. Я, конечно, видел его по телевизору и даже что‑то читал из его книг. Но почти ничего о нем не знаю.

Тут мне потребовалось призвать на помощь всю свою тактичность.

– Мы всегда знали, что Годфри ждет необыкновенное будущее, – я откинулся на спинку стула и посмотрел на Джастина. – Даже в детстве он не стеснялся строить великие планы. Собирался путешествовать по всему миру. Сначала намеревался стать репортером, но ближе к выпускному классу решил, что будет знаменитым писателем.

– Поразительно, – сказал Джастин. Глаза его горели тем, что в ближайшем будущем грозило перерасти в благоговение перед героем. Да, Годфри придется попотеть, чтобы оправдать его ожидания.

– Если он хотел чего‑то добиться, то упорно шел к своей цели.

«Иногда по головам», – мысленно добавил я. – Он обладал сильным внутренним стержнем и амбициями. Никто не сомневался, что Годфри Прист преуспеет в жизни.

– Вы были друзьями?

– Не совсем. Меня природа тоже амбициями не обделила, так что мы с ним вечно пытались обойти друг друга по всем школьным предметам, – признал я с горестным смешком. – Но я превзошел его только в математике.

– Я вас понимаю, – покачал головой Джастин. – В моем классе была одна девочка, мы с ней тоже без конца соревновались. Я ненавидел быть вторым.

– И я тоже. – Странно, но воспоминания о прошлых поражениях до сих пор неприятно царапали душу. – Но мне было чем гордиться, помимо отметок. Уверен, что и тебе тоже будет.

Джастин благодарно кивнул. Я видел, что он хочет и в то же время боится задать следующий вопрос, и постарался как‑то разрядить обстановку.

– Годфри не терпится тебя увидеть. Сначала ему нужно поговорить с твоей мамой, но потом он постарается встретиться с тобой как можно скорее.

– Ну да, наверное, – как‑то без энтузиазма ответил Джастин. – Только он – богатый и знаменитый писатель, а я – простой парень из маленького города в Миссисипи.

Я подавил улыбку.

– Он тоже когда‑то был простым парнем из маленького городка. Теперь он знает, что у него есть сын, и больше его ничего не волнует. Годфри обрадуется, даже если ты окажешься лиловым монстром с семью глазами.

Джастин расхохотался, и Дизель поддержал его мурлыканьем. Телефонный звонок прервал их веселье.

– Извините, – пробормотал Джастин и вытащил мобильный из кармана. – Это мама, – сказал он, посмотрев на экран. – Сейчас вернусь.

Джастин вышел из кухни, чтобы ответить на звонок.

– Привет, мам, – долетело до нас.

Больше мы с Дизелем ничего не слышали. Кот с надеждой уставился на картофельные чипсы, которые не доел Джастин.

– Ну уж нет, – сказал я, убирая тарелку в раковину. – Это еда не для кошек.

Вернувшись к столу, я в утешение почесал Дизеля за ушами. Он как раз начал тарахтеть, когда в дверях кухни снова появился Джастин.

– Мистер Чарли…

По его потрясенному виду я сразу понял: случилось что‑то плохое.

– В чем дело?

– Мой отец… В смысле, Эзра, он в больнице. Он подрался, и его сильно избили, – мальчик замолчал, его трясло. – Вы можете отвезти меня в больницу?

Глава пятая

Ненавижу больницы: слишком много времени провел в них сначала с родителями, потом с женой. Пока искал место на парковке для посетителей Афинского регионального медицинского центра, память услужливо подсказала, когда я был здесь в последний раз: с тетей Дотти, которая умирала от рака поджелудочной. Я держал ее за руку, стараясь видеть не истерзанное болезнью тело, но счастливую, здоровую женщину, которой восхищался всю жизнь.

Джастин щелкнул ремнем безопасности и отвлек меня от тяжелых мыслей.

– Не люблю больницы, – признался он. – Но, кажется, придется идти.

Тем не менее к двери он не потянулся, только пару раз прикоснулся к распухшей щеке.

– Я тоже не люблю. Но тебя ждет мама. Ей нужна твоя поддержка. – Я открыл дверь. – Пойдем.

Джастин тяжело вздохнул и все‑таки вышел из машины. Чуть отстав, он поплелся за мной ко входу в приемное отделение. После того, что сделал с ним Эзра, я не мог винить парня за нежелание навещать его.

Понятия не имел, в каком состоянии мы застанем Уордлоу. «Сильно избили» могло означать что угодно. Джулия не стала вдаваться в подробности, но я сомневался, что Эзра находится на грани жизни и смерти.

Откровенно говоря, меня куда больше волновал вопрос, с кем он подрался. Вариант «с Годфри Пристом» казался самым логичным. Значит, Годфри тоже досталось?

В приемном отделении мы направились в регистратуру, чтобы спросить об Эзре, но прежде чем я успел договорить, к нам подошла Джулия.

Она выглядела лучше, чем можно было припомнить за долгое время. Бесформенный хлопковый или синтетический балахон в кои‑то веки сменился практичным черным платьем. «Наверное, Джулия надевает его на похороны», – подумал я. Платье добавляло ее образу достоинства, хотя и резко контрастировало со стянутыми в узел седыми волосами.

– Спасибо, что привез его, Чарли, – сказала она и взяла Джастина за руку. В следующий миг она увидела его лицо и испуганно ахнула. Джулия осторожно потрогала распухшую щеку сына, но тот поспешил отодвинуться. – Милый, что случилось?

– Он меня ударил, – ответил Джастин, пристально глядя на мать.

– Что ты сделал?! – завопила разъяренная Джулия, и по огню в ее глазах я понял, что мне сейчас достанется.

– Я его не бил! – поспешил заверить я давнюю подругу, предупреждающе вскидывая руку. – Успокойся, Джулия.

– Тогда кто? – повернулась она к Джастину.

– Эзра. – Он произнес это имя с такой ненавистью, что Джулия невольно дернулась. – Буквально пару часов назад. Он приехал, чтобы забрать меня домой. Я сказал, что не поеду. Что он мне не отец, и я не обязан его слушаться. После этого он меня ударил.

Джулия распахнула объятия и притянула сына к себе.

– Бедный мой, – прошептала она. – Богом клянусь, понятия не имею, что в него вселилось. Сегодня утром он был сам не свой. Но это моя вина. Если бы я знала, что он к тебе поедет…

Джастин отодвинулся и твердо сказал:

– Я больше не хочу его видеть.

– Милый, ну что за глупости? Он во всех отношениях твой отец. И даже если он тебя ударил, нужно дать ему возможность попросить прощения. Должно быть, он сейчас очень корит себя за то, что сделал.

Лицо Джастина приняло упрямое выражение.

– Мне не о чем с ним разговаривать.

– Просто делай, что я тебе скажу! – Резкий тон Джулии удивил и Джастина, и меня.

– Да, мэм.

– Пойдем. – Джулия развернулась и пошла по больничному коридору. Джастин, быстро оглянувшись на меня, поспешил за ней. Я сомневался, что заставлять мальчика разговаривать с Эзрой сейчас – хорошая идея, но Джулия вряд ли прислушалась бы к моим возражениям.

Я нашел комнату ожидания, сел там и принялся крутить большими пальцами. Других развлечений, чтобы занять себя на неопределенное время, у меня, к сожалению, не было. Жалко, что не догадался взять с собой книгу – или Дизеля.

Кот очень удивился, когда я сказал ему, что он останется дома. Он почти везде сопровождал меня; я не брал его с собой только в церковь, и Дизель прекрасно знал, что сегодня не воскресенье. Изрядно озадаченный, мейн‑кун сидел на кухне и наблюдал, как мы с Джастином направляемся к задней двери в гараж. Готов поспорить, он будет на том же месте, когда я вернусь.

Я посмотрел по сторонам: помимо меня в зале ожидания сидела всего пара человек – взволнованная пожилая женщина и мужчина, должно быть, ее сын. У него был тот же нос, те же черты лица, он все похлопывал мать по руке и тихо ей что‑то говорил, но она его, кажется, не слышала. Интересно, к кому они пришли? К мужу и отцу? Как бы то ни было, я надеялся, что с ним все будет хорошо.

Внезапно передо мной появилась Джулия, загородив на секунду яркий свет больничных ламп. Лицо у нее было усталое и злое, что неудивительно, если учесть обстоятельства.

– Как Эзра? – спросил я, поднимаясь. Предложил Джулии сесть на соседний стул, и она опустилась на него так, словно ей было не пятьдесят, а вдвое больше.

– Ты сама‑то в порядке? – Скованность ее движений слегка меня обеспокоила.

– Старею, Чарли, – скривилась она. – И устала.

– Мы с тобой одного возраста, какая же ты старая? – я попытался произнести это шутливым тоном, но Джулия уловила тревогу в моем голосе.

– Дело не в возрасте, дело в пробеге. Так, кажется, говорят? – Ее губы тронула слабая улыбка. – Я в порядке. Просто устала. Последние месяцы выдались непростыми.

– С тех пор, как Джастин съехал?

Джулия кивнула.

– Эзра никак не мог с этим смириться. Он любит мальчика всей душой, и уход Джастина разбил ему сердце, – она помолчала. – Но я все равно готова свернуть Эзре шею за то, что он сделал. Он не должен был бить Джастина. Представляешь, едва не заплакал, когда увидел, что у мальчика с лицом.

Я решил пока воздержаться от комментариев по поводу Эзры.

– Джастин имеет право жить собственной жизнью.

Наверное, мне все‑таки стоило держать рот закрытым: подруга одарила меня раздраженным взглядом.

– Думаешь, я этого не знаю? Мне пришлось выбирать, когда Джастин сказал, что не хочет быть священником, и я свой выбор сделала, – ее злой тон ничуть меня не задел: я сунул свой нос в дела, которые меня совсем не касались.

– Жалеешь? – Я рисковал, но что‑то подсказывало мне, что Джулия хочет об этом поговорить.

– Нет, не жалею, – Джулия закрыла глаза и устало откинулась на спинку пластикового стула. – У тебя ведь у самого есть дети. Ты бы жалел?

– Нет. – Я подождал немного, но она молчала. – Почему Эзра попал в больницу? Джастин сказал что‑то про драку.

Джулия повернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза.

– Годфри говорил, что заглянул к тебе сегодня утром. И все рассказал.

– Он приходил, – не стал отрицать я. – Но ты бы, верно, предпочла, чтобы все осталось между вами.

– Годфри намерен раструбить об этом на весь свет. Но если он думает, что деньги и слава позволят ему забрать у меня Джастина, его ждет жестокое разочарование. – Джулия выпрямилась. Откровенная неприязнь в ее голосе ничуть меня не удивила. Насколько я помнил, Годфри умел вызывать у людей такие чувства.

– Если тебе потребуется помощь, только скажи. – Я не хотел увязать в этом еще больше, но бросить Джастина тоже не мог.

– Спасибо. Ты всегда был хорошим человеком. Даже в детстве. Поступал, как до́лжно, и за друзей стоял горой. – Джулия улыбнулась; напряжение и гнев потихоньку отпускали ее. Продолжила она скорее устало, чем зло: – Это был какой‑то кошмар. Мы с Годфри встретились в ресторане, чтобы поговорить о Джастине. Вошел Эзра. Мужчины начали спорить, я попыталась их утихомирить, но у меня не получилось.

– Сомневаюсь, что кто‑либо мог остановить Эзру, – протянул я, вспомнив, что случилось у меня дома. – Когда человек так злится…

– У него ужасный характер. Он столько лет просил Бога послать ему смирение… Как видишь, его не услышали.

Я задался вопросом, только ли на Джастине Эзра срывался? Судя по тому, что я видел раньше, его жене тоже могло доставаться. Это объяснило бы, почему она двигается, как столетняя старуха.

Джулия, вероятно, поняла, о чем я думаю.

– Эзра никогда меня не бил, – сказала она, глядя прямо на меня.

– Рад это слышать. Но сегодня утром он ударил Джастина. И очень сильно.

Джулия сжала руки в кулаки и тяжело задышала. Судя по опасному блеску в глазах, если бы Эзра уже не лежал в больнице, супруга вполне могла его сюда отправить.

– Эзре сильно досталось? – я решил сменить тему.

– Если он еще раз ударит Джастина, это посещение больницы будет вспоминать, как курорт, – процедила Джулия, пытаясь овладеть собой. Я побоялся, что она сейчас кинется к мужу и сведет на нет все усилия врачей. – Прости, Чарли, это все так мерзко.

– Не извиняйся. В конце концов, мы с тобой давно друг друга знаем, – я похлопал ее по руке. – А теперь расскажи, что случилось с Эзрой.

– Ну, глупо было при его росте ввязываться в драку с Годфри. Годфри ударил его дважды: сначала в нос, потом в глаз. На этом все и закончилось. Подозреваю, что Годфри костяшки пальцев ободрал, и только.

– Он сломал Эзре нос? Серьезно повредил глаз? – Я легко мог представить, как Прист отправляет Уордлоу в нокаут. Сам пару раз в подростковом угаре ввязывался с ним в драку, и Годфри всегда одерживал верх. К счастью, на моем лице это не отразилось.

– Нос у Эзры порядком распух. Как и глаз. Но, думаю, сильнее всего пострадала его гордость: в ресторане сидели прихожане нашей церкви. – Довольная ухмылка на лице Джулии не сулила Эзре ничего хорошего. Я тоже не испытывал особого сочувствия к ее супругу после того, как он утром ударил Джастина.

– Могу чем‑то помочь?

– Все будет хорошо, – ответила Джулия. – Мне жаль, что мы втянули тебя во все это, но знаю, что ты не бросишь Джастина в беде. Просто будь рядом, когда ему захочется с кем‑то поговорить… Если тебе не в тягость, конечно.

– Ничуть, – ответил я и замялся. С самого утра мне не давал покоя один вопрос, но я сомневался, что Джулия станет на него отвечать. – Почему ты решила после стольких лет связаться с Годфри и рассказать ему о Джастине?

Джулия странно на меня посмотрела, но прежде чем успела ответить, в комнату ожидания ворвался Джастин. Яростное выражение его лица говорило само за себя. Время, проведенное с отцом, не пошло мальчику впрок.

Джулия встала и протянула к нему руки. Мать с сыном обнялись, и я отвернулся, чтобы не смущать их. Пожилая дама и ее спутник уже ушли, и я направился в другой конец зала. Джулия с Джастином едва слышно беседовали о чем‑то.

Следующие несколько минут я посвятил вдумчивому разглядыванию машин на парковке. Наконец Джулия позвала меня.

– Спасибо, что привез Джастина, – сказала она, все еще обнимая сына за плечи. – Думаю, ему пока нет смысла здесь оставаться.

Они оба выглядели невероятно усталыми. Самое лучшее, что я мог сделать в тот миг, это отвезти Джастина домой и оставить наедине с личным котом‑терапевтом. Дизель обладал потрясающим успокоительным эффектом на людей, а Джастину это было сейчас просто необходимо.

– Никаких проблем, – сказал я и взял свободную руку Джулии в свои. Она улыбнулась. – Вдруг я могу сделать что‑то еще, только дай мне знать.

– Если синяк будет сильно болеть, приложи еще льда, – наставительно произнесла она, обращаясь уже к сыну. Джастин быстро поцеловал ее в щеку, и мы поспешили покинуть больницу.

Всю дорогу до машины парень молчал. Застегнув ремень, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Я тоже не приставал к нему с вопросами. Когда захочет поговорить, я к его услугам.

Наконец Джастин зашевелился, открыл глаза и посмотрел в окно.

– Он извинился за то, что ударил меня, – негромко сказал мальчик, поднял руку к щеке – и уронил ее на сиденье.

Я не торопился заводить машину и осторожно ответил:

– Рад это слышать.

– Пообещал, что больше никогда не будет меня бить. Плакал, – Джастин наконец повернулся ко мне. – Думаете, он это серьезно?

– Хочется верить.

Кто знает, может, Эзра и вправду решил измениться, испугавшись, что окончательно оттолкнет сына?

– Он все повторял, что восемнадцать лет был моим отцом, заботился обо мне с самого рождения. Наверное, хотел напомнить о благодарности.

– А мне кажется, он пытался сказать, что любит тебя и считает родным сыном, – проговорил я, аккуратно подбирая слова. – Не думаю, что ему так уж нужна благодарность. Эзра боится потерять тебя, но не знает, как правильно выразить свои чувства.

– Он меня никогда не слушает, – нахмурился Джастин. – Только молится и указывает, что делать. И даже не пытается понять. Я – не он.

– Да, ты – не он. Но отцам порой непросто позволить сыновьям выбирать свой путь. Иногда они хотят, чтобы дети были во всем похожи на них, желая оправдать свои собственные решения. Я понятно объясняю?

Глаза Джастина расширились.

– Я никогда об этом не думал, – признался он. – Поэтому он хочет, чтобы я стал священником?

Мальчик снова отвернулся и прижался головой к окну. Видимо, я подкинул ему пищу для размышлений.

Повернув ключ в замке, я наконец вырулил с парковки. Джастин за всю дорогу не проронил ни слова.

Когда мы заехали на нашу улицу, я посмотрел вперед и мысленно выругался. Перед домом стоял «Ягуар» последней модели, который мог принадлежать только одному человеку – Годфри Присту.

Глава шестая

Моим первым порывом было проскочить мимо: Джастин нуждался в передышке. Но встреча с Годфри рано или поздно все равно состоялась бы. Может, лучше не откладывать ее в долгий ящик.

Проезжая мимо «Ягуара», я заглянул внутрь, и Годфри, естественно, помахал мне рукой. Щелкнув пультом гаражной двери, я почувствовал, как заерзал на своем сиденье Джастин.

Въехав в гараж и заглушив мотор, я снова щелкнул пультом. Дверь медленно закрылась. В тусклом свете двух маленьких окон я внимательно изучил напряженное лицо Джастина. Мальчик до сих пор не отошел от стычки с Эзрой.

– Это он там в машине? – спросил он, отстегивая ремень.

– Ты не обязан говорить с ним, если еще не готов.

Джастин пару раз моргнул.

– Нет, я хочу с ним поговорить. – Он помолчал. – Но как мне его называть?

– Как тебе удобно. Он поймет, если ты будешь звать его мистер Прист, – заверил я Джастина. – Для начала вам обоим нужно узнать друг друга получше.

Я ободряюще улыбнулся пареньку, он кивнул и вылез из машины.

В дом мы вошли вместе, и, разумеется, Дизель ждал нас у кухонной двери. Джастин опустился на колени рядом с котом и принялся его гладить.

– Побудь с ним немного, а я пока впущу Годфри. Хочу перемолвиться с ним парой слов, если ты не против.

– Да, сэр, – послушно отозвался Джастин.

Дизель забрался к нему на руки и приветливо боднул головой в подбородок. В эту секунду Джастин выглядел моложе своих восемнадцати, и мне стало не по себе при мысли о том, какие тяготы лежат на его узких подростковых плечах.

Годфри ждал на крыльце. Я махнул ему, чтобы заходил в дом.

– Привет, Чарли. Куда вы ездили?

Он шагнул в прихожую; в его облике ничто не напоминало о недавней драке с Эзрой.

– В больницу, – ответил я, закрывая за ним дверь. – Джулия позвонила и попросила привезти Джастина.

– В больницу? – Годфри покачал головой. – Я не настолько сильно ударил Эзру!

– Они хотели убедиться, что ты не сломал ему нос.

Я провел Годфри в гостиную.

– Располагайся, – кивнул ему на кресло и сам сел в такое же. Какое‑то время мы молча смотрели друг на друга.

– Думаю, с Эзрой все будет в порядке, – наконец нарушил я тишину. – Хотя Джулия сейчас очень на него злится. Как и на тебя.

– Джулия… – Годфри со вздохом откинулся на спинку кресла. – Она так изменилась с нашей последней встречи. Едва узнал ее, – нахмурился он.

– Нам всем уже под пятьдесят, – резко напомнил я. – Ты тоже не слишком похож на себя двадцатилетнего.

Годфри недовольно скривился.

– Думаешь, я не знаю? Я сказал это не для того, чтобы обидеть Джулию. Просто удивился, когда увидел ее.

– Забудь пока про Эзру и Джулию. Давай поговорим о Джастине.

– Где он? – разом подобрался Годфри. – Я хочу с ним встретиться.

Он привстал в кресле и посмотрел на дверь.

– На кухне с Дизелем, – осадил его я. – Скоро придет. Но сначала мне нужно кое‑что тебе сказать.

Жестом я попросил его сесть.

– Я весь внимание. – Годфри сердито скрестил руки на груди. – Собрался читать мне нотации?

– Не надейся, – сказал я, придержав пару нелестных эпитетов, которые так и просились на язык. – Джулия поручила Джастина моим заботам, так что прошу тебя не гнать лошадей. У мальчика сегодня был тяжелый день, и меньше всего ему сейчас нужно, чтобы ты врывался в его жизнь, как слон в посудную лавку. Думай о том, что будет хорошо для него, а не для тебя.

– Хорошо, мистер Харрис. Спасибо, что поделились со мной своей мудростью, – саркастично отозвался Годфри, но я пропустил издевку мимо ушей.

– У меня нет оснований полагать, что за последние тридцать лет вы сильно изменились, мистер Прист, – сказал я, копируя его тон. – И прежде вы всегда в первую очередь заботились о себе. Но теперь у тебя есть сын, – посерьезнел я. – Так что пора пересмотреть свои взгляды на жизнь.

Годфри удивленно вытаращился на меня.

– Не знал, что ты до такой степени меня презираешь. Что я тебе сделал?

Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Как этого человека еще не раздавило его собственное эго?

– Сейчас у нас нет времени это обсуждать. Просто остановись на секунду и подумай о том, как ты поступил с Джулией девятнадцать лет назад. Бросил ее беременной, зная, что, скорее всего, она выйдет замуж за Эзру. Тебе за многое придется ответить.

Годфри побледнел, и я понял, что попал в точку. Он врал, когда говорил, что не подозревал о беременности Джулии. К чести Приста, теперь он не стал ничего отрицать.

– Пойду, приведу Джастина, – сказал я, поднимаясь. – А ты будь с ним помягче.

Годфри не ответил, и я оставил его разглядывать стену.

В кухне Джастин и Дизель по‑прежнему сидели на полу. Парень зарылся носом коту в загривок, и тот утешительно тарахтел.

– Все в порядке? – спросил я, останавливаясь в нескольких шагах от парочки.

Джастин поднял на меня мокрые от слез глаза.

– Да, сэр, – чуть хрипло ответил он.

– Давай‑ка ты умоешься, – посоветовал я. – Ты еще хочешь встретиться с мистером Пристом?

Джастин кивнул и направился к раковине, чтобы плеснуть водой в лицо. Затем он помыл руки и вытерся полотенцем.

– Я готов, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

Я положил руку ему на плечо – и не отпускал всю дорогу до гостиной. Джастин шел медленно, но целеустремленно.

На пороге он все‑таки замешкался, потом сделал несколько шагов к своему биологическому отцу. Годфри смотрел на сына, как человек, неделю бродивший по пустыне, смотрит на чистый родник.

– Джастин, это Годфри Прист. Годфри, это Джастин Уордлоу, – я взял инициативу в свои руки.

– Рад с вами познакомиться, сэр, – Джастин протянул Годфри руку, но тот не пошевелился. Мальчик растерялся, а Годфри откашлялся и проговорил:

– И я рад тебя видеть, – он наконец поднял руку, и Джастин шагнул вперед, чтобы пожать ее.

Годфри не сводил глаз с его лица. Теперь, когда они стояли рядом, я заметил между ними определенное сходство. Цветом волос и глаз Джастин пошел в Джулию, но скулы и нос определенно унаследовал от отца.

Годфри усадил Джастина на диван; они молчали и пристально разглядывали друг друга.

– Что случилось с твоим лицом? – вдруг спросил Годфри.

Я поспешил незаметно покинуть гостиную, давая отцу и сыну возможность поговорить наедине. Пусть Джастин сам объяснит, откуда взялся синяк.

Вернувшись на кухню, взял телефон и набрал номер Мельбы Гилли. Прежде чем повезти Джастина в больницу, позвонил ей и предупредил, что могу не прийти во второй половине дня. Пока Дизель терся о мои ноги, я покосился на часы. Была почти половина третьего.

– Привет, Мельба, это Чарли, – привалившись к кухонному столу, я слушал, что она мне ответит. – Вряд ли, скорее всего опоздаю. О, ты уже в курсе?

Не следовало удивляться тому, что новость о драке Эзры и Годфри в считаные часы разлетелась по всему городу. И, конечно же, достигла чутких ушей Мельбы Гилли.

– Да, я тоже в курсе. Удивительно, что твой информатор тебя и об этом не оповестил.

Я чуть поморщился от громкого взвизгивания на том конце.

– Сама скоро узнаешь.

Мне было не по себе от мысли, что этот скандал неминуемо станет достоянием всего города и университета. Джастин и Джулия не заслуживают, чтобы их обсуждали на каждом углу. Но из‑за Годфри и Эзры история уже была у всех на устах.

– Расскажу, когда встретимся, – пообещал я. В конце концов, без разницы, откуда узнает Мельба: от меня или какой‑нибудь сплетницы с излишне богатым воображением.

Дизель похлопал меня лапой по бедру и настойчиво курлыкнул.

– Прости, мне пора. Потом поговорим, – дождавшись, когда энтузиазм Мельбы иссякнет, я повесил трубку.

– Что такое, дружище? – спросил я кота, который устремился к выходу из кухни.

И тут услышал, как хлопнула дверь.

Почуяв неладное, поспешил в гостиную. Там уже никого не было.

– Джастин? Ты где?

Мне никто не ответил. Я подошел к окну и увидел, как Джастин садится в машину к Годфри.

– Они уехали, – пробормотал я. – Ты мне об этом пытался сказать? – покосился я на кота.

Мейн‑кун одарил меня выразительным взглядом: «Ну разумеется!»

– Не нравится мне это, – поделился я, бредя на кухню. – Но сделать ничего не могу. А нам с тобой пора возвращаться в библиотеку.

Дизель согласно мурлыкнул и потрусил к вешалке.

Через пятнадцать минут мы с ним уже были на своих рабочих местах, где и оставались всю вторую половину дня. Я планировал трудиться до шести, чтобы успеть переодеться перед вечерним приемом у ректора, куда мне, откровенно говоря, совсем не хотелось идти.

Едва я приступил к работе, в кабинет влетела Мельба. Ей не терпелось вытянуть из меня подробности. Коротко описал ей ситуацию, и она только взволнованно ахала.

– Бедная Джулия! – воскликнула она, когда я закончил. – Ты прости меня за грубость, но этот Годфри – настоящий подлец. Бросить беременную женщину!

Мне даже не потребовалось ничего ей объяснять. Люди, которые знали Годфри в старшей школе, вряд ли удивились бы, услышав, как он поступил с Джулией.

Разразившись еще парой нелестных комментариев по поводу Годфри и его поведения, Мельба ушла, и я наконец занялся работой. Какое‑то время меня никто не беспокоил.

Ближе к четырем понял, что хочу пить, но бутылок с водой в сумке не обнаружилось. Видимо, в спешке оставил их дома. Взяв большую пластиковую кружку, я направился в комнату отдыха на первом этаже, где стоял кулер. Дизель лениво зевнул мне вслед: он явно не собирался покидать свою лежанку.

Я же считал, что прогулка по лестнице мне не повредит. Когда проводишь за компьютером так много времени, спина к вечеру обязательно дает о себе знать. К несчастью, я забывал периодически вставать и разминаться, так что поход за водой пришелся очень кстати.

Спустившись, я проследовал по короткому коридору в заднюю часть библиотеки. Здесь когда‑то располагался кабинет хозяина дома, но потом его переделали в комнату для сотрудников, где мы могли перекусить, попить кофе и отдохнуть.

В это время дня я не ожидал там никого встретить, но за столом сидел Вилли Кларк с блокнотом. Когда я вошел, он отложил ручку и сердито на меня посмотрел.

Поскольку Вилли всех так приветствовал, я не обиделся. В старшей школе мы с ним тоже учились в одном классе, и даже в те годы он не отличался особым дружелюбием. Но винить его в этом было бы неправильно. В школьной иерархии Вилли досталась роль козла отпущения, и футбольная команда, капитаном которой был Годфри, беззастенчиво над ним глумилась. Те, кто пытался общаться с Вилли (включая меня), далеко не продвинулись. За прошедшие годы, к сожалению, мало что изменилось.

– Как дела, Вилли? – с добродушной улыбкой поинтересовался я, набирая воду из кулера.

– Нормально, – отрезал он. Для заведующего отделом справок ему явно не хватало навыков общения. – Работать пытаюсь, но отвлекают тут всякие.

Сколько я его знал, Вилли всегда что‑то записывал на клочках бумаги. Возможно, думал стать писателем, правда, я не слышал, чтобы он что‑то опубликовал.

– Прости, не хотел тебе мешать. – Я пожал плечами и уже повернулся к двери, но Вилли снова заговорил, и я остановился.

– К тебе приходил Годфри Прист. Слышал, он подрался с Уордлоу. – Вилли недобро ухмыльнулся.

– Да, – коротко ответил я. – Об этом, наверное, уже весь город знает.

– Жалко, что Эзра не отправил его в больницу, – сказал Вилли, и лицо его потемнело от гнева. – Или в могилу, где ему самое место.

Глава седьмая

В старшей школе Вилли так часто становился жертвой дурных розыгрышей Годфри, что откровенная ненависть в его голосе меня ничуть не удивила.

Но открыто желать смерти?

– Мне кажется, ты перегибаешь палку, – мягко заметил я.

Вилли цыкнул выдающимися передними зубами – на редкость раздражающая привычка – и вперил в меня взгляд. Я вспомнил, что именно Годфри придумал для него прозвище Багз Банни – как раз из‑за зубов. К несчастью, кличка намертво прилипла к Вилли.

– Годфри – подонок, и тебе это прекрасно известно. – Вилли хлопнул ладонью по блокноту. – Он не раз выставлял тебя дураком.

– Да, было такое, – не стал спорить я. – Мне он тоже не нравится, но смерти я ему не желаю.

– Значит, ты в самом деле дурак, – с неожиданным презрением процедил Вилли. – Понятия не имеешь, что он натворил. А я знаю.

Он встал, резко отодвинув стул, схватил блокнот с ручкой и вышел из комнаты.

Прозвище Багз оказалось очень удачным, хоть и жестоким, потому как внешне Вилли действительно походил на кролика. Мы с Годфри оба были выше него, чем порядком его бесили. Но одного физического превосходства Годфри недоставало. Ему нравилось изводить Вилли – тот всегда огрызался, чем только подогревал интерес обидчика.

Я был не единственным, кто пытался остановить Годфри, но тот не желал прекращать.

Возвращение Годфри Приста в Афины всколыхнуло массу неприятных воспоминаний, и меня не покидало ощущение, что самое плохое еще впереди, раз он собирался тут задержаться. Слова Вилли про то, «что он натворил», слегка меня озадачили. Возможно, у него имелись свои причины ненавидеть Годфри, и я сильно подозревал, что список у Вилли будет побольше моего.

Я уже поднимался по лестнице на второй этаж, когда меня окликнул Питер Вандеркеллер, директор библиотеки. Он стоял в дверях своего кабинета.

– Добрый день, Питер. Вы хотели меня видеть?

– Да, пожалуйста, – ответил он и исчез в недрах кабинета.

Подавив раздражение, я последовал за ним. Беседа с Вандеркеллером обычно затягивалась минимум на час. Когда я проходил мимо рабочего стола Мельбы, помощница директора выразительно закатила глаза. Значит, начальству пришла в голову очередная «гениальная» идея.

– Будьте любезны, закройте за собой дверь, – сказал Питер, едва я вошел.

Я выполнил его просьбу и приблизился к директорскому столу. Вандеркеллер встал напротив, положив руки на бедра, чем живо напомнил мне Гамби из старого телевизионного шоу. Для полного сходства не хватало только зеленого окраса. Я постарался выкинуть из головы эти мысли, когда Питер указал на один из удобных стульев для посетителей.

Кабинет директора был моей любимой комнатой в библиотеке. Изначально она включала и закуток, в котором теперь сидела Мельба. Высокие потолки с узорной лепниной ярко свидетельствовали о веке, когда построили дом. Обеденный стол из красного дерева, который Питер приспособил для работы, совершенно не сочетался с обычным офисным креслом. Этот стол вызывал у меня откровенную зависть. В окружении компьютера, принтера и телефона он смотрелся совершенно чужеродно. Закрыв глаза, я легко мог представить возле него старинную даму в кринолине и ее ухажера.

– Чем могу быть полезен? – спросил я, отпивая воду из кружки.

Питер снял очки в роговой оправе и задумчиво покрутил их за дужку.

– Мне стало известно, что наш выдающийся выпускник собирается передать свои бумаги университетскому архиву, сопроводив их внушительной суммой денег. Я также узнал, что он уже обсудил это с вами.

– Да и да, – кивнул я. Разговоры с Питером вызывали у меня желание отвечать как можно более кратко, словно я был героем одного из детективов Дэшилла Хэммета[1]. – Мне следовало сразу пойти к вам. Но я заработался и обо всем забыл.

– Ничего страшного, – Питер отмахнулся от моих оправданий. – Годфри Прист, несомненно, считает, что оказывает университету большую честь, – губы Вандеркеллера презрительно скривились. – Будь это в моей власти, я бы ответил ему, что наш архив – не место для работ человека, который предал свой талант ради строчки в списке бестселлеров.

Я и не подозревал, что Питер придерживается столь низкого мнения о Годфри и его книгах. Вандеркеллер никогда не казался мне литературным снобом. Он не чурался беллетристики, и некоторые авторы детективов, вроде Кэролин Хайнс и Чарлин Харрис, числились среди его любимчиков. Они обе выступали в нашем университете, и Питер не скрывал радости по поводу их приезда.

Откуда же столько презрения к Годфри Присту?

– Боюсь, ректору это не понравится, – заметил я.

– Не понравится, – со вздохом согласился Питер. – К моему огромному сожалению. Афинский университет всегда гордился своим литературным наследием, – директор печально улыбнулся. – А теперь мы должны безропотно принимать в архив труды какого‑то графомана. Это многое говорит о ценностях нынешней администрации.

– Все не так плохо, – попытался подбодрить его я. – Храним же мы работы сумасшедшего доктора, который в пятидесятых возомнил себя вторым Уолтом Уитменом.

Если быть совсем точным, в архивах упокоились сто двадцать три написанных от руки и лично переплетенных тома поэзии столь посредственной, что композиции современных рэперов по сравнению с ней звучали, как сонеты Шекспира. Увы, вместе со своим «наследием» автор оставил университету три четверти миллиона долларов, так что отказать ему мы не смогли.

Питер пропустил мои слова мимо ушей.

– Наверное, мне стоит поблагодарить вас за то, что подтвердили эти ужасные новости. И я благодарю. Знаю, что могу полностью положиться на вас в этом вопросе, Чарльз.

– Конечно, Питер, – степенно кивнул я, стараясь соответствовать торжественности момента. За три года Вандеркеллер ни разу не назвал меня Чарли. Я поднялся. – Это все?

Глава библиотеки кивнул.

– Полагаю, мы еще встретимся сегодня на нелепом празднике, который устроил ректор?

– Да, я там буду.

Питер снова кивнул и занялся бумагами, которые лежали на столе. Я покинул кабинет, постаравшись как можно тише прикрыть за собой дверь. Когда обернулся, то увидел на столе у Мельбы Дизеля. Кажется, они были увлечены беседой.

– Дизелю стало скучно одному, – объяснила появление кота Мельба, глядя на меня поверх ушастой головы мейн‑куна.

– Дизель, слезь со стола! – прикрикнул я. – Ты же знаешь, так делать нельзя.

Кот ворчливо мурлыкнул себе под нос, но спрыгнул и направился к двери. На пороге он остановился и начал вылизываться, как ни в чем не бывало.

– Он тебя искал, – сказала Мельба.

– Не любит долго сидеть один.

– Питер вызвал тебя из‑за Годфри Приста? – поинтересовалась Мельба. Если еще утром при упоминании знаменитого писателя ее голос едва не дрожал от волнения, то теперь отдавал ледяным холодом.

– Да. Кажется, мне стоило прийти к нему еще утром, сразу после разговора с Годфри.

Теперь я в самом деле чувствовал себя виноватым.

– Он просто не любит узнавать все последним, – Мельба заговорщически покосилась на дверь Вандеркеллера. – Например, о том, что у его жены роман с Годфри.

– Что? – Я шагнул к столу. – Когда это случилось?

– Лет десять назад, – прошептала Мельба. – Вскоре после этого Питер переехал в Афины.

– Он ведь работал в каком‑то калифорнийском университете?

– Рядом с Лос‑Анджелесом, – кивнула она. – И угадай, с кем там подружилась миссис Вандеркеллер?

– С Годфри. Как они познакомились?

– Судя по всему, она собиралась делать карьеру сценариста в Голливуде, – Мельба презрительно сморщила нос. – Я слышала, что она вечно таскала Питера по всяким тусовкам, куда умудрялась добывать приглашения. На одной из них и встретила Годфри. Внешностью ее природа не обделила, так что…

– Она ушла от Питера к Годфри? – Пока история звучала, как сюжет мыльной оперы.

– Именно. Развелась и вышла за Приста. Она была его второй женой, – Мельба на секунду задумалась. – Да, второй. Первой была третьесортная актриса, снимавшаяся в порнофильмах. Ну, по крайней мере, я так слышала.

Она раскраснелась, глаза ее сверкали. Очевидно, моей подруге очень нравилось сплетничать про Годфри.

– Но как Питер оказался в Афинах? Неужели не знал, что Прист родом отсюда?

– Увы, ему просто не повезло, – искренне вздохнула Мельба. – Бедняга пытался убраться подальше от Калифорнии. Только переехав к нам, выяснил, что Годфри здесь родился и учился.

Этот человек определенно проклят. Мне вдруг стало жаль Питера. Неудивительно, что он так отзывался о Годфри и его творчестве.

– Остался в Афинах хоть кто‑то, кому Годфри не успел насолить? – криво усмехнулся я.

– Я уже начинаю в этом сомневаться, – призналась Мельба, и тут ее отвлек сигнал вызова. – Пойду узнаю, что он хочет, – проворчала она. – Увидимся вечером.

– Пока, – сказал я, направляясь к двери. – Пойдем, Дизель. Давай поскорее закончим с делами – и домой.

Дизель поскакал по лестнице впереди меня. Слово «домой» было ему хорошо знакомо.

Я описал для каталога еще несколько изданий, а когда посмотрел на часы, с удивлением обнаружил, что на них уже 17:37.

– Нам определенно пора, – пробормотал я.

Дизель с готовностью соскочил с лежанки. Пока я закрывал дверь архива, он настойчиво тянул меня к лестнице. Видимо, считал, что мы сегодня слишком задержались на работе.

Вернувшись домой, я первым делом отстегнул поводок, и кот рванул к мискам с едой и водой. Я же поспешил наверх, чтобы принять душ. На лестничной площадке остановился и прислушался к звукам, доносившимся с третьего этажа, где была комната Джастина.

– Джастин, ты дома?

Подождав немного, снова позвал паренька, но мне опять никто не ответил. Наверное, он все еще был с Годфри. Но прием у ректора начинался в семь. Неужели Годфри решил взять сына с собой? Я поднялся, легонько постучал в дверь Джастина. Молчание было мне ответом.

Я потоптался в коридоре и взялся за ручку. Дверь оказалась не заперта. В обычных обстоятельствах никогда не захожу в комнаты квартирантов в их отсутствие, но сейчас меня не покидало смутное ощущение, что Джастин попал в беду.

Комната была пуста, кровать неубрана.

Я закрыл дверь и начал медленно спускаться по ступенькам, убеждая себя, что волноваться не о чем. Джастин просто задержался, тем более что сегодня у него имелась на то масса причин.

Выйдя из душа двадцать минут спустя с полотенцем на голове, обнаружил Дизеля у себя на кровати. Кот сидел, склонив голову набок, словно хотел о чем‑то меня спросить.

– Да, я собираюсь уйти, и да, ты пойдешь со мной, – сказал я и нахмурился, сообразив вдруг, что слишком часто болтаю с Дизелем. Некоторые люди нашли бы это странным, но мне, строго говоря, было все равно. Дизель – отличный собеседник, а большего мне и не требовалось.

Я уже завязывал галстук, когда зазвонил телефон. Я подумал, что это мой сын Шон – иногда он звонил в это время.

– Да?

Взволнованный голос Мельбы заставил меня отодвинуть трубку подальше от уха.

– Ты не поверишь! Торжественный прием отменили!

Глава восьмая

– Отменили? – удивленно переспросил я. – Но почему?

– Слышала, Годфри полчаса назад позвонил ректору и сказал, что плохо себя чувствует. Питер сообщил мне, а я сразу набрала тебя.

– Спасибо. Но еще недавно Годфри казался вполне здоровым.

– Странно все это, – заметила Мельба, и я был вынужден с ней согласиться.

– Ладно, Мельба, мне нужно идти: Дизель проголодался, – я знал, какой довод обязательно на нее подействует. – Завтра увидимся. Пока.

Я повесил трубку и посмотрел на кота, который уже начал задремывать на кровати. Почувствовав мой взгляд, он моргнул и протяжно зевнул.

Что же случилось с Годфри?

Он обожал находиться в центре внимания, так что причина для отмены праздника в его честь должна быть крайне серьезной.

Неужели это как‑то связано с Джастином?

Я поспешил на третий этаж. Может, мальчик пришел, пока я был в душе? Дизель бежал впереди меня, и когда я поднялся, кот уже сидел у Джастина под дверью.

На мой стук никто не ответил. Осторожно заглянул в комнату – та была по‑прежнему пуста.

– Пойдем, дружище, – позвал я Дизеля, закрывая дверь. – Его здесь нет.

Кот обогнал меня и потрусил вниз по лестнице. Я пошел на кухню, на ходу соображая, что бы приготовить на ужин. Но подспудная тревога за Джастина не давала мне покоя. Я не мог избавиться от чувства, что произошло что‑то нехорошее. Почему Годфри отменил собственную вечеринку? И куда делся Джастин?

Даже если всему этому имелось простое объяснение, я не собирался сидеть дома и ждать новостей.

«А кто обещал себе не лезть не в свое дело?» – ехидно поинтересовался мой внутренний голос, но родительские инстинкты живо его заткнули.

Дизель побежал за мной к задней двери, но я сказал, что ему придется остаться дома. На морде кота появилось такое выражение, будто я собирался бросить его навсегда.

– Скоро вернусь! – заверил я Дизеля, едва слышно добавив: – Надеюсь.

Я направлялся в «Фаррингтон Хаус», самый роскошный отель в Афинах. Годфри, несомненно, остановился там, причем в самом дорогом номере. Отель занимал половину квартала в центре города, в десяти минутах езды от моего дома. На улице уже стемнело, так что я включил фары и задом вырулил из гаража.

Мне очень хотелось верить, что с Джастином все хорошо. Возможно, он просто сидит в отеле и общается со своим биологическим отцом.

Свободных мест на парковке у «Фаррингтон Хауса» не нашлось, и я оставил машину на другой стороне улицы, перед площадью. Заглушив двигатель, уже собрался вылезать из авто, когда вдруг заметил кого‑то в темной беседке метрах в десяти от меня.

Человек пошевелился, и я узнал Джастина. Вечер выдался прохладный, а парень уехал с Годфри в рубашке с короткими рукавами. Я подошел к беседке, присел рядом с ним на каменную скамейку и почувствовал, что Джастин дрожит. Неудивительно – мрамор холодил кожу даже через шерстяные штаны.

– Ты почему тут сидишь? – ненавязчиво спросил я. – Не замерз?

– Есть немного, – ответил Джастин, стуча зубами. – Я не могу вернуться туда.

– В отель? – уточнил я. – Почему?

– Просто не могу.

Отчаяние в голосе Джастина встревожило меня не на шутку. Я положил руку ему на плечо, пытаясь немного приободрить.

– Что случилось? Ты можешь мне рассказать, – попросил я в самой мягкой отеческой манере.

– Нет, это слишком ужасно. – Мальчик снова задрожал, но теперь я уже не был уверен, от холода ли.

– Что‑то случилось с Годфри? – ровным голосом произнес я.

Джастин кивнул, не поднимая головы.

– Ему нужен врач? – Я встал. – Давай‑ка пойдем и посмотрим, что с ним.

– Лучше не надо, – едва слышно прошептал Джастин.

– Почему?

– Просто потому что.

Мне стало окончательно не по себе.

– Ты звонил на 911?

Джастин покачал головой. Кажется, он плохо соображал от шока.

Я вытащил телефон, набрал службу спасения и сообщил, что человеку стало плохо.

– В каком он номере? – окликнул я Джастина.

Тот пожал плечами.

– Вроде бы комната Ли.

Я повторил это оператору и повесил трубку прежде, чем она попыталась удержать меня на линии.

– Пойдем. – Я аккуратно взял мальчика за руку и потянул вверх. – Вдруг мы можем чем‑то ему помочь.

Откровенно говоря, я боялся, что уже слишком поздно, но бездействовать не собирался.

Ожидал, что Джастин будет сопротивляться, но он послушно встал и поплелся к отелю. Хотя я продолжал его расспрашивать, он упорно молчал.

В ярком свете гостиничного холла мне сразу бросилась в глаза непривычная бледность Джастина. Что бы ни случилось в номере, это потрясло мальчика до глубины души. Я понял, что нужно торопиться. Может, у Годфри случился сердечный приступ?

– Он дал мне ключ, – сказал Джастин, когда я кинулся к стойке администратора.

– Отлично. – Я резко изменил направление и зашагал к лифту, все еще крепко держа Джастина за руку. Когда мы зашли в кабину, он нажал кнопку четвертого – последнего – этажа, где располагались пять больших номеров, названных в честь генералов Конфедерации. Когда двери лифта раздвинулись, Джастин повернул к самому (что я говорил?) роскошному, носящему гордое имя Роберта Э. Ли, и замер у порога.

Я забрал у него ключ‑карту и вставил в замок. Дверь открылась, и Джастин побледнел еще сильнее, если это было возможно. Он без сил привалился к стене, а мне в нос ударила странная смесь запахов. Шагнув в комнату, я каким‑то шестым чувством ощутил, что передо мной место преступления. Старался двигаться осторожно, чтобы не потревожить возможные улики. Но мне нужно было увидеть Годфри.

Когда я вошел, в гостиной номера зажегся свет. Запах усилился. Приближаясь к дивану, уже представлял, что там увижу. Еще три шага – и я заглянул за спинку.

Годфри лежал, распростершись на полу. Его затылок превратился в кровавое месиво.

Медный запах крови смешивался с ужасной вонью: после смерти Годфри кишечник опорожнился.

Мне показалось, что я услышал слабый стон, но, как зачарованный, продолжал смотреть на тело.

С такой раной Годфри не мог не умереть, но я обязан был в этом убедиться. На деревянных ногах я подошел к нему, наклонился и взялся за левое запястье, в надежде услышать пульс. И хотя держал его, кажется, целую вечность, под пальцами так и не ощутил ни малейшего толчка.

Осторожно опустив руку на ковер, краем глаза заметил отблеск: что‑то выглядывало из‑под тела. Я не сразу понял, что именно – был слишком занят тем, чтобы не расстаться с содержимым желудка.

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

[1] Американский писатель и критик, автор ставших классикой детективных романов, повестей и рассказов. Один из основателей жанра «крутого детектива». – Здесь и далее примечания переводчика.