Нацуо Кирино

Реальный мир

 

Интеллектуальный бестселлер

 

* * *

Глава 1

Посвящается Нинна Хори

 

Предостережение о фотохимическом смоге прозвучало в тот момент, когда я подводила брови. Меня оно ничуть не удивило, так как с наступлением летних каникул его повторяли почти каждый день.

– Прошу внимания! Только что получено предупреждение о загрязнении воздуха фотохимическим смогом, – раздался медленный женский голос, вслед за которым завопила сирена, напоминающая жалобный вой динозавра. Предупреждения в основном звучали в первой половине дня, когда я отправлялась в школу, но на них уже никто не обращал внимания.

Ах, опять то же самое! Каждый раз, когда начинала выть сирена, я с раздражением думала: куда же они сумели спрятать эти чертовы громкоговорители?!.

Я живу в густонаселенном квартале на окраине района Сугинами в Токио. Раньше здесь было тихо и спокойно, но затем старые дома снесли, и на их месте появились небольшие коттеджи и многоквартирные дома. Я еще помню те времена, когда здесь были сады со сливовыми деревьями и поля фермеров, а сейчас на их месте построили хотя и красивые, но очень маленькие домики, которые для рекламы назвали привлекательными иностранными словами – что?то вроде таунхаусов. В них поселились благополучные семьи, и можно было наблюдать, как по выходным они выгуливают своих собак или разъезжают в дорогих иностранных автомобилях. Однако проложенные между домами асфальтированные дороги настолько узки, что я постоянно слышала, как одна семья, живущая через два дома от нас, мучилась, паркуя свой «бенц», и в конце концов была вынуждена от него избавиться…

Сирена продолжала периодически завывать, и вдруг я услышала громкий звук из соседнего дома, как будто что?то разбилось. Дома здесь расположены так близко, что, открыв окно, можно услышать, как ссорятся супруги?соседи или звонит телефон. «Наверное, кто?то разбил стекло», – подумала я.

Семь лет назад мальчишка из дома напротив расколотил футбольным мячом окно в комнате нашего дома – в той, где у нас стоит буддистский алтарь. Кажется, этого мальчишку вскоре перевели в другую школу, а футбольный мяч, за которым так никто и не пришел, еще долго валялся в нашем садике. Услышанный мною звук очень походил на звон разбитого окна, однако это было довольно странно, так как у соседей не было маленьких детей. У меня появилось какое?то тревожное чувство. Может, к ним залез вор и произошла кража со взломом?!

Мое сердце учащенно забилось, и я напрягла слух. Однако больше ничего не было слышно, наступила полная тишина.

Соседи переехали сюда в позапрошлом году, но мы с ними почти не общались. Когда надо было передать им бюллетень квартального комитета, я нажимала на кнопку домофона, и ко мне выходила женщина с приветливой улыбкой на лице. Я знала, что там живет супружеская пара с сыном – моим ровесником. Иногда я видела, как соседка подметала улицу перед калиткой. Она носила очки в серебряной оправе и пользовалась ярко?красной губной помадой, которая, наверное, оставляла следы на чайной посуде. Без очков и губной помады я ее, скорее всего, даже бы и не узнала. Однажды, увидев меня в школьной форме, она спросила:

– Девочка, ты учишься в старших классах средней школы?

А когда я ответила утвердительно, добавила:

– Наш сын тоже. – Назвав известную школу, она радостно улыбнулась.

Когда я рассказала об этом матери, она состроила недовольную гримасу. Соседка определенно кичилась своим сыном, и моя мать, наверное, подумала, что она хотела унизить нас, так как я училась в обычной женской частной школе. Мне же показалось, что это простая, наивная женщина, и я даже посочувствовала ее сыну, который, возможно, стыдится такой недалекой матери…

Ее сынок был долговязым, сутулым парнем с маленькими печальными глазами. Мне он напоминал червяка. Ходил он медленно, склонив голову набок, в его походке и во всем внешнем облике не было ни капли энергичности. Случайно столкнувшись со мной на станции, он, избегая моего взгляда, всегда ретировался в тень ближайшего здания, как будто в темноте можно отгородиться от всего, что происходит в мире. В этом он был точной копией своего отца, кажется, служащего какой?то фирмы, который вел себя так, будто меня не существует. Однажды я вышла за вечерней газетой, а он как раз возвращался домой. Когда я с ним поздоровалась, он отвел глаза и сделал вид, что никого не видит.

– Ума не приложу, чем занимается этот сосед? Какая безвкусица – носить галстук «аскот»! – так однажды высказалась мать.

Мне лично без разницы, носит человек галстук «аскот» или нет. Люди для меня делятся на две группы: приятные и неприятные. Обитатели соседнего дома явно попадали во вторую группу. Если бы была жива бабушка, она собрала бы о них информацию по всей округе, но моя мама не испытывала интереса к соседям, и поэтому мы знали только, что похожий на червяка сын ходит в престижную школу, его мать пользуется ярко?красной помадой, а ее муж носит галстук «аскот».

И все?таки – что же это был за звук?

Плевать, если к соседям забрался вор, но не хотелось, чтобы он влез и к нам!

Меня охватила паника. Родители на работе, я, ученица последнего класса средней школы, сегодня проспала и сейчас собираюсь съесть порцию лапши, а затем пойду в школу, на специальный летний семестр для подготовки к вступительным экзаменам в университет. Что я буду делать, если к нам вдруг ворвется вор?! Отец однажды сказал, что грабитель особенно опасен, когда обнаружен…

Неожиданно вновь раздался резкий звук, на этот раз такой сильный, что даже зазвенело в ушах! От неожиданности я вздрогнула и испортила себе левую бровь. «Придется начинать все сначала», – рассердилась я, и в это время на столе зазвенел мой мобильник.

– Хай. – Это могла быть только Тэраути. – Это я, это я!

– Только что из соседнего дома раздался странный звук. Наверное, вор залез… Что мне делать?

Но Тэраути как будто и не слышала:

– Ты знаешь, это эссе о Когай Мори!.. Я уже написала больше ста страниц. И это не шутка. По?моему, хорошо получается! – Тэраути тараторила около минуты в том же духе.

– Тэраути, Тэраути, послушай! К соседям, похоже, залез вор!

– Да ну… – с удивлением протянула Тэраути.

Тэраути была миловидной девушкой и обладала характерным низким тембром голоса. Я всегда восхищалась ею, и среди нас, ее друзей, она считалась самой умной и интересной.

– Послушай, только что раздался звон разбитого стекла. Может, это кража со взломом? Или поссорились муж с женой, да и дерутся…

– Какая может быть днем ссора! Глава семьи?то ведь на работе…

– Тогда его жена просто разбила чашку или еще что?нибудь, – твердо заявила Тэраути. – Моя мама однажды во время ссоры со свекровью выбросила их с отцом чашки со второго этажа.

– Во дает!

– Это точно. Со второго этажа выбросила в сад – прямо на каменные ступеньки. Совершенно хладнокровно! Отец как раз в это время ел рис. Послушай, Тоси?тян, как у тебя дела с этим эссе?..

 

Тоси?тян. Мое имя Тосико Яманака. Иероглифы Тоси означают 10 и 4, так как я родилась 4 октября. Родители особенно не раздумывали, когда выбирали мне имя, но я не в обиде: не часто можно встретить кого?либо с таким именем. А вот Тэраути до смерти ненавидит свое имя Кадзуко, которое, как говорят, дал ей ее дед, живущий в префектуре Акита. Мы все называли друг друга по имени или по прозвищу, и только Тэраути настаивала, чтобы ее все звали по фамилии – Тэраути.

Когда мы перешли в последний класс средней школы, преподаватель современного японского языка дал нам задание: написать эссе на тему рассказа Когай Мори «Танцовщица». Тэраути всегда успешно сдавала экзамены, тесты и письменные работы. Получив подобное задание, она находила статью на эту тему, делала копию и умело обрабатывала ее таким образом, чтобы не быть разоблаченной. Я же была честной до глупости и считала жульничеством пользоваться чужими мыслями. Поэтому мне всегда требовалось на выполнение задания много времени, и я не так успешно училась, как Тэраути. Я не считала, что она поступает плохо, но в глубине души смутно опасалась, что из?за этих проделок ее могут ждать крупные неприятности. Я любила свою подругу.

Тэраути вновь заговорила тихим голосом:

– Послушай, я хочу сделать психологический анализ действующих лиц рассказа «Танцовщица».

– Элизы?

– Нет?нет. Она не годится, так как ее имя написано азбукой. Подходит только Ода.

Я совершенно не понимала, о чем она говорит.

– Совсем не то, – раздался в трубке другой голос – Юдзан. – Она собирается делать психологический анализ на основе фамильных иероглифов. Представляешь? Вот как она извратила задание учителя.

– Юдзан, а ты, оказывается, там! – Мой голос, видимо, прозвучал немного разочарованно. Мне почему?то не понравилось, что они сейчас там вместе. Наверное, закралось чувство, что меня отстраняют…

Я очень люблю Тэраути, с Юдзан – все гораздо сложнее. Она по характеру несколько эксцентрична и четко отделяет хорошее от плохого, например, глубоко презирает тех, кто курит, называет их подонками. С точки зрения курящих – это уж слишком. Но если она кого?то полюбит, то будет защищать его до полного безрассудства. Вот такая экстремалка непредсказуемая, эта Юдзан…

– Тэраути предложила вместе делать задания.

Можно подумать, что мы еще в начальной школе!

– Да ты, наверное, это сама предложила.

На мою колючую реплику Юдзан только рассмеялась.

Тембр ее голоса ниже, чем у Тэраути, и в школьной форме она больше походит на мальчишку, неряшливо одетого в женскую одежду. Характер и манера речи тоже напоминают мальчишеские, однако ее настоящее имя – Киёми Кайбара – было очень женственным. Ее прозвище Юдзан произошло, конечно, от Юдзан Кайбара – персонажа популярного комикса Ойсинбо. Несколько лет назад после продолжительной болезни умерла ее мать, и с тех пор она живет с отцом, дедом и бабушкой. В нашей компании только мы с Юдзан единственные дети в семье. После смерти матери Юдзан постепенно становилась все более эксцентричной и своим поведением все больше походила на парня. Однажды Тэраути высказала подозрение, что Юдзан – лесби, но я не могу этого утверждать. Хотя если это было бы и так, то я все равно не узнала бы правду, так как не могла заинтересовать ее в этом плане. Я переложила трубку в другую руку и вновь услышала голос Тэраути.

– Так что мне делать? – спросила я. – Может, не обращать внимания на шум у соседей?

– Даже если там что?то и произошло, так не у тебя же?

Хладнокровие Тэраути придало мне смелости.

– Ты права. Ну, все, пойду в школу. Позвоню позже, – сказала я и отключила мобильник.

Посмотревшись в зеркало, я осталась недовольна своей левой бровью, но на то, чтобы исправить дело, уже не оставалось времени. На мне были джинсы и белая безрукавка. Ничего особенного, зато удобно. Выключив кондиционер, я вышла из дома.

На улице было жарко, и от яркого солнца слепило глаза. Я надела новые сандалии, которые купила на распродаже в обувном магазине, и открыла замок стоявшего у входа велика. Руль и сиденье были настолько разогреты солнцем, что, казалось, можно получить ожог, если к ним прикоснуться.

В этот момент с треском закрылась входная дверь соседнего дома и со скрипом распахнулась железная калитка ворот. Я обернулась, с волнением ожидая, кто же выйдет. Это был Червяк, одетый в джинсы и темно?синюю футболку с белой эмблемой фирмы «Найк», за плечами – знакомый мне черный рюкзак. Хорошо, что не вор! Значит, этот парень все это время был дома. С облегчением я посмотрела в его сторону, и наши глаза встретились. Он выглядел радостным и чем?то возбужденным, как будто шел на свидание. Такое выражение лица совсем не подходило ему, и я быстро опустила глаза. У меня возникло странное ощущение, будто я увидела то, что не предназначалось для моих глаз.

– Ну и жарища, – впервые заговорил со мной Червяк.

Я неопределенно кивнула.

Так вот какой парень, этот Червяк! Он даже способен говорить о погоде с девушкой своего возраста. Мурлыкая песню, он поднял взгляд на ослепляющее глаза солнце. Он выглядел настолько бодрым и здоровым, что прозвище Червяк уже никак не подходило ему.

Я сказала:

– Недавно я удивилась, услышав громкий звук из вашего дома…

Прищурившись и все еще глядя на солнце, Червяк отрицательно покачал головой.

– Ты, наверное, ошиблась, – сказал он и зашагал прочь твердой походкой, как будто отправлялся на дальнюю пешую экскурсию.

Смутившись, я села на велик, бросив свою сумку в переднюю корзину, и, не оглядываясь назад, направилась к станции, обогнав по дороге Червяка.

 

Школа, в которой я посещала летний семестр, находилась у южного входа крупной железнодорожной станции линии Тюо, четыре остановки от моего дома по частной железнодорожной ветке. Выходя со станции, погруженная в думы о Червяке, нет, скорее размышляя о странных звуках из соседнего дома, я попалась в руки одного из тех, кто занимается опросом прохожих по различным темам. Обычно я вижу их метров за тридцать и обхожу стороной, а тут зазевалась…

Этот парень был прилично одет, в белую рубашку и темные брюки, очки в модной черной оправе.

– Вы студентка?

– Я очень спешу.

– Я не отниму у вас много времени. Вы учитесь в университете?

– Да.

– В четырехгодичном или колледже? В каком университете?

– В четырехгодичном. На педагогическом факультете Токийского университета.

Остановившись, я отвечала с кислым выражением лица. Парень записал в анкете корявым почерком: «Токийский университет». На его лице появилась ехидная усмешка, как будто он подумал, что я хвастаюсь, или поймал меня на лжи.

– Можно спросить, как вас зовут?

– Нинна Хори.

– А какие иероглифы?

– Хори – это ров, а Нинна – название известного храма в Киото.

– Какой же это храм? – начал ошарашенный парень, и я, воспользовавшись его замешательством, сбежала.

Я впервые назвала себя студенткой Токийского университета. Обычно я отвечаю, что работаю на фирме, но сегодня я была в возбужденном состоянии, вот и получилась «студентка Токийского университета». Тэраути учила меня: при заполнении анкет членства в различных клубах или магазине никогда не следует давать свои настоящие имя и адрес. Я вообще?то не привыкла говорить неправду и первое время чувствовала себя не в своей тарелке, но чем чаще я употребляла имя Нинна Хори, тем быстрее оно становилось моим вторым «я». Каждая из нас имела второе имя, которым мы пользовались, в том числе и при аренде бокса в клубах караоке. Тэраути нас постоянно предупреждала, что, называя настоящее имя, мы можем легко оказаться в какой?либо нежелательной компьютерной базе данных.

На этот раз ко мне прицепилась какая?то неприятная женщина.

Я нарочно ускорила шаг, и она, пытаясь заговорить со мной, чуть было не запуталась в собственных ногах. Ее голову покрывала копна коротко подстриженных черных волос, лицо без макияжа, с многочисленными капельками пота, под мышками полинявшей черной блузки виднелись белые круги. Летом, в такую жару, все это было в порядке вещей, но мне было настолько неприятно, что хотелось быстрее от нее отделаться.

– Простите, я учусь предсказывать судьбы. Не могли бы вы уделить мне немного времени?

Видишь ли, она учится предсказывать судьбы!

Таких в последнее время развелось слишком много. Это, наверное, из?за высоких доходов предсказателей. Я состроила недовольную гримасу, которую специально разучивала перед зеркалом для таких случаев:

– Я очень спешу.

– А, тогда извините.

Увидев выражение моего лица, гадалка отвела взгляд и отправилась на поиски новой жертвы.

Девушке в последнее время стало трудно пройти в районе станции без каких?либо происшествий. Когда я сказала об этом маме, она ответила:

– В мое время такого не было. Сейчас нас кругом подстерегают опасности.

И это действительно так.

На улицах современного Токио мы, девушки, становимся легкой добычей для разных торговцев или объектами маркетинговых исследований фирм, которые при разработке новых товаров хотят бесплатно получить информацию о наших вкусах и наклонностях. К этому еще надо добавить всяких извращенцев и эротоманов, жертвами сексуальных домогательств которых часто становятся девушки.

– Эй, девочка, сколько ты стоишь? – можно услышать как от молодых парней, так и от взрослых мужчин.

Я сама до сих пор не попадала в подобные истории, но Тэраути часто нарывалась на подобных типов в электричке по дороге в школу, когда еще училась в начальных классах. Тэраути до ужаса умная девчонка, и к тому же она еще и смазливая, поэтому к ней постоянно пристают и взрослые мужчины, и студенты. Я твердо убеждена в том, что из?за этих сексуальных извращенцев она потеряла всякий интерес к мужской половине, иногда становится мрачной и впадает в депрессию.

Никуда не денешься, мир действительно прогнил и разлагается…

 

Запыхавшись, с небольшим опозданием я ворвалась в аудиторию, где проходили летние курсы английского языка. Я волновалась, потому что в этой школе опоздавших, как правило, не пускали на занятия.

В аудитории у классной доски стояли два парня и две девушки, внешне похожие на студентов, и с улыбкой смотрели на собравшихся. С одного взгляда я поняла, что это не преподаватели и не ученики нашей школы. Преподаватели должны бы быть постарше, а ученики – моложе и не настолько уверены в себе. К тому же преподаватели и ученики нашей школы не отличаются доброжелательностью и симпатией друг к другу, а эти четверо не переставали улыбаться, демонстрируя свое дружеское расположение к нам.

Неожиданно заговорила девушка в сером джемпере поверх белой блузки:

– Уже наступили летние каникулы, но нельзя расслабляться и махнуть на все рукой. Еще есть время. Сейчас только начало августа. Надо перестать чесать языком и начать заниматься делом, иначе весной следующего года вам будет не до смеха. Понятно?! Мне, например, в последнем классе школы сказали, что мне не грозит поступить в университет и что надо с этим смириться. Но я не смирилась и все лето вкалывала так, что кровь шла из носа! Скажу без преувеличения, что никогда в жизни так не работала. Поэтому я все?таки поступила в университет Риккё. И у вас получится. Это вам даст колоссальную уверенность в себе, которая сохранится на всю жизнь. Поэтому призываю вас заниматься до последнего дыхания!

Девушка замолчала и обвела взглядом присутствующих:

– Итак, сейчас я подойду к каждому из вас. Если есть вопросы, смело их задавайте.

В нашей школе введена система «мой наставник», при которой студенты университетов посещают наши классные комнаты. Их представляют как выпускников нашей школы, но я лично сомневаюсь в этом. Во время перерывов они заходят в аудитории, общаются с учениками и подбадривают их. Идея состоит в том, чтобы нацелить нас на подготовку к вступительным экзаменам в университет. Но эти наставники с их делаными улыбками часто напоминают мне диснеевских кукол с нарисованными оскалами и обнаженными зубами…

Как только я села на свое место, ко мне подошла только что выступавшая девушка.

– Ваша фамилия Яманака, – сказала она, взглянув на список, который был у нее в руках. – С английским у вас слабовато. Средний балл – пятьдесят два. Если не напрячься, будут трудности. Вы упорно занимаетесь?

Я обозлилась, что она во всеуслышание назвала мой средний балл.

– Меня зовут Нинна Хори.

Девушка озадаченно посмотрела на меня:

– А вы из этого класса?

– Да, конечно, – ответила я и с невозмутимым видом положила на стол электронный словарь.

– Ах вот как! Странно, – растерянно прореагировала девушка. – Я поищу вас в других списках. В какой университет вы хотели бы поступить?

– В Дзёти или Кэйо.

– Тогда вам нужно подтянуть английский. Какой у вас средний балл?

– Пятьдесят восемь, – соврала я.

– Это минимум, желательно повысить его хотя бы на пять.

С серьезным лицом девушка посмотрела мне в глаза, так, что я даже видела ее контактные линзы.

– Но вы не должны отчаиваться! Если работать до потери сознания, то, может, что?то и получится. Надо учить и учить слова! Это единственный путь, чтобы увеличить словарный запас.

Что она имела в виду, говоря «работать до потери сознания»? Она гордилась тем, что у нее кровь шла из носа. Разве это нужно ради экзаменов? Я так не думаю, и в этом, наверное, моя слабость.

Один из наставников, в белой рубашке и галстуке, похлопал по плечу сидящего впереди меня уже начинающего лысеть ученика:

– Попробуй?ка повысить свой средний балл. Уверен, что ты сможешь. – Ученик растерянно что?то пробормотал в ответ.

– Вот я каждый день занимался по двенадцать часов и смог до экзаменов повысить свой средний балл на десять пунктов.

Я невольно подслушала эту беседу и расстроилась. Вкалывать каждый день по двенадцать часов и повысить свой средний балл всего лишь на десять пунктов! Ничего себе!..

Девушка отошла от меня и начала поучать сидевшую за моей спиной тихоню. Мне стало просто противно от этого представления! Точно так же приставал ко мне этот сборщик анкетных данных или обучающаяся гадалка. Все они улыбались, а в душе мы были им просто безразличны. Делают ли они это ради денег или просто хотят охмурить нас?..

В отличие от Тэраути я пока не становилась жертвой откровенных сексуальных домогательств, но хорошо понимаю, что ощущаешь, когда становишься объектом чьего?либо преследования. Стоит только по неосторожности клюнуть на чьи?либо льстивые слова, как можно потерять деньги и оказаться в тяжелом положении. В этом мире лучше не высовываться и не терять бдительности, иначе пропадешь! А проигравший становится всеобщим посмешищем. Похоже, все забывают, что и те, кто охотится за нами, и те, кто издевается над нами, по сути, являются просто подонками.

Моей матери непонятно, почему мы, подростки, постоянно испытываем чувство страха. Она принадлежит к поколению, которое исповедовало добрые отношения друг к другу и верило в прекрасные идеалы справедливости. Моей матери сорок четыре года, она вместе с подругой организовала службу по уходу за больными на дому, поэтому хорошо знакома с социальными проблемами стариков. Хотя я ее дочь, но думаю, что она неплохой человек. Она умна, умеет отстаивать свою точку зрения в важных вопросах, никогда не ошибается. Мой отец работает на фирме по изготовлению продуктов программного обеспечения. Он редко бывает дома – отец большой любитель выпить с друзьями, но я думаю, он серьезный и хороший человек.

И вот эти, казалось бы, прекрасные мама и папа не могли почувствовать, что их единственный ребенок с самых ранних лет подвергается ядовитому влиянию меркантилизма и живет в постоянном страхе! Им даже и в голову не могли прийти подобные опасения…

Мать постоянно твердит мне:

– Почему вы, дети, боитесь, что вас кто?то обидит?! Ничего в этом нет страшного.

Но она может себе представить только те обиды, которые когда?то испытала сама, и не имеет ни малейшего понятия, каким угрозам подвергаются нынешние дети, как их обманывают, как над ними измываются.

Например, я помню, как в детстве мы получали кучу звонков с предложениями нанять репетиторов или поступить на якобы бесплатные курсы для повышения уровня своих знаний. Было бы наивным думать, что так можно улучшить свои показатели в учебе!

Всего надо добиваться самому.

На улицах Токио к подросткам постоянно пристают торговцы: стоит только проявить интерес, как тебя мгновенно заставят купить то, что тебе не нужно. А если по неосторожности назовешь свой адрес и имя, то сразу попадешь в какую?нибудь базу. Попробуй согласиться с предложением мужчины просто прогуляться – не успеешь опомниться, как окажешься с ним в гостиничном номере! Недаром жертвами сексуальных маньяков становятся только молодые женщины. Если почитать, что пишут в еженедельных журналах, то сложится впечатление, что секс со старшеклассницами ценится очень высоко…

Как все это противно и мерзко!

Поэтому я и превратилась в Нинна Хори – чтобы хоть как?то защитить себя.

Так я размышляла, обмахиваясь вместо веера тонкой тетрадью.

Наконец?то закончился урок и с ним – моя борьба со сном.

Мне захотелось поболтать с Тэраути, но я не смогла найти мобильник. В сумке его не оказалось. Видимо, я оставила его дома на столе. Расстроившись, вместе с другими спешившими домой учениками я шла по коридору, когда сзади раздался чей?то голос:

– Тоси?тян!..

Это была моя одноклассница Хару. Она и еще несколько девчонок из нашего класса своим внешним видом и одеждой подражали популярным тогда куклам. С наступлением летних каникул она еще больше загорела, ее волосы приобрели почти золотистый цвет, на руках – броский, перламутрового цвета, маникюр, а над глазами – огромные искусственные ресницы. Одета она была в яркое красное платье с розовыми узорами в виде дождевых капель. Я с Хару в дружеских отношениях еще со времени учебы в предыдущих классах средней школы, однажды даже пела с ней в караоке с участием ее друзей?студентов.

– Неужели ты приехала из Хатиёдзи? Это ведь так далеко? – спросила я.

– Да, – ответила она, теребя ремешок своего мобильника такими длинными ногтями, что и не подумаешь, что их обладательница готовится к вступительным экзаменам в университет. – Я слышала, здесь очень хороший подготовительный курс.

Проходящий мимо толстый ученик, обливавшийся потом, открыто насмехался над Хару. «Ну, и дурак ты, – подумала я. – Ты не имеешь ни малейшего представления о том, какой у Хару твердый характер».

– А я прохожу здесь курс английского языка и написания литературных сочинений.

– Ну, держись. Как?нибудь увидимся, – сказала Хару и начала проворно спускаться по крутой школьной лестнице в своих сандалиях на толстой платформе. Перед ней, как перед королевой, расступались ученики нашей школы, потрясенные ее внешним видом. Достигнув лестничной площадки, она помахала мне рукой. Подобно нашим фальшивым именам, Хару использует свой внешний облик как оружие защиты от внешнего мира. Я думаю, что, присоединившись к племени, как они себя там называют, когяру или ямамба, Хару нашла место, где ей интересно и где позволено делать все, что она хочет. Эти девчонки ходят в солярий, загорают под вредными ультрафиолетовыми лучами, накладывают тени масляным карандашом, производственным клеем приклеивают накладные ресницы. Вряд ли найдется кто?нибудь, кто больше, чем они, издевается над своим телом!..

Наверное, это мой недостаток, но я воздерживаюсь от крайностей и предпочитаю обычную, неброскую одежду.

 

С мокрым от пота лицом я вышла из электрички на велосипедную парковку перед станцией, но моего велосипеда нигде не было видно. Неужели его украли? Он не представлял из себя ничего ценного, к тому же я закрыла замок. Но почему же выбрали именно его?! Я еще раз обежала парковку, но велосипеда и след простыл. Расстроенная и одуревшая от жары, я нырнула в продуктовый магазин, чтобы немного охладиться. Купив там пластиковую бутылку холодного китайского чая, я зашагала по раскаленной от солнца дороге. И всего за двенадцать минут ходьбы от станции я натерла себе ноги только что купленными сандалиями…

В отвратительном настроении я наконец добралась до дома. Окна второго этажа у соседей сверкали оранжевым цветом, отражая лучи заходящего солнца. Ни одно из стекол, как ни странно, не было разбито. Я вспомнила звуки, которые слышала днем, и снова встревожилась.

Из почтового ящика я достала вечернюю газету и, приложив холодную бутылку с чаем к пылающим щекам, еще раз внимательно посмотрела на соседний дом. Раздвижная перегородка в комнате на первом этаже была наполовину открыта, и это мне тоже показалось странным, так как я знала, что хозяйка этого дома любит во всем чистоту и порядок. Перед ее жилищем не бывает ни крупицы мусора, а окна всегда сверкают идеальной чистотой.

Тут я почувствовала, что умираю от жажды. Дома было жарко и влажно, как в сауне. Я включила кондиционеры во всех комнатах и залпом осушила бутылку с чаем. Выбрасывая пустую бутылку в мусорное ведро, я взглянула на стол и не увидела на нем мобильника. Значит, я его все?таки взяла с собой. Но где обронила? Попыталась хладнокровно вспомнить свой маршрут. Вышла из дома с мобильником и, садясь на велосипед, положила его в сумку, а сумку бросила в переднюю корзину. Затем, оставив велосипед на парковке у станции, поехала дальше в школу. Там просидела два урока и в конце занятий обнаружила пропажу. Но где же? На станции или в школе?! А может, он выпал из сумки в корзине велосипеда? Я позвонила в школу, чтобы узнать, не подобрал ли кто мой мобильник, но мне сухо ответили, что никто не обращался. На всякий случай я набрала свой номер, но никто не ответил. Велосипед и мобильник! Это уж слишком!

Почувствовав страшную усталость, я поднялась в свою комнату на втором этаже, включила на полную мощь кондиционер, бросилась ничком на кровать и закрыла глаза.

Я задремала и проснулась около семи вечера. Близко раздавался вой сирены – то ли полицейской машины, то ли «Скорой помощи», он прекратился около нашего дома. Это было необычно, но я не обеспокоилась, так как рядом жил старик, и машины «Скорой помощи» часто проезжали к нему по нашему узкому переулку. С меня и так было достаточно: из?за пропажи мобильника и велосипеда. Но скоро должна была вернуться мать, следовало закрыть ставни и приготовить ванну. Я представила ее недовольный голос и вытащила себя из кровати.

Зазвонил телефон. Это была Тэраути.

– Тэраути, я потеряла мобильник.

– Ха, по твоему мобильнику отвечает странная личность.

У меня аж перехватило дыхание:

– Э? Что за тип?

– Молодой. Когда я позвала тебя, он неожиданно заорал: «Перестань баловаться, ты, кукла!» В общем, послал меня…

Я рассказала, как потеряла телефон и как украли мой велосипед.

– Мобильник определенно нашел этот тип. Тебе надо скорее его заблокировать. А с великом распрощайся или попробуй украсть его назад.

Я повесила трубку и, возбужденная, сбежала вниз по лестнице. Внезапно я услышала, как кто?то открывает ключом нашу входную дверь. Это оказалась моя мать. На ней были белые брюки и моя старая голубая тенниска. Через плечо висела белая сумка, которую она любит носить летом. Ее лицо без следов косметики было красным от возбуждения.

– А, ты дома? Слава богу, – с облегчением сказала мать.

Но выглядела она подавленной и расстроенной.

– Что случилось?

– А ты не знаешь? Возвращаясь, я с удивлением увидела полицейскую машину у соседнего дома. Оказалось, убита его хозяйка. Муж нашел ее, когда вернулся с работы. Я обеспокоилась, не случилось ли что с тобой.

С утра у меня было дурное предчувствие, и сейчас стало понятно, что не напрасно. Поразительное ощущение! Я могла бы даже похвастаться, что у меня появилось шестое чувство. Обычно хладнокровная, мама, похоже, совсем растерялась:

– Полицейские сказали, что скоро зайдут к нам. Как ужасно! Как могло такое случиться? И это по соседству с нами… Что же нам делать? Может, позвонить твоему отцу? Да, надо ему сообщить о случившемся…

Я уселась на диван в гостиной и задумалась о дурном предчувствии, которое испытала, когда после предупреждения о фотохимическом смоге раздался этот тревожный звук из соседнего дома. Была ли женщина убита именно в тот момент? Мог ли это сделать Червяк? Я вспомнила, каким радостным он выглядел, когда мурлыкал песню и смотрел на солнце…

– Тосико, полицейские хотят поговорить с тобой.

Я подняла голову и увидела стоящих у входа пожилого мужчину в белой рубашке и женщину средних лет в черном костюме, которые внимательно оглядывали наше жилище. Мне не понравилась эта изучающая манера, и именно тогда я решила не признаваться, что слышала и видела.

Казалось, их вопросы никогда не кончатся.

Я сказала, что вышла из дома в школу около двенадцати часов и что ничего не слышала и никого не видела. Похоже, они считали, что именно в это время что?то случилось с нашей соседкой. Мои показания должны были носить ключевой характер. Оговорившись, что это их последний вопрос, они спросили:

– Вы видели сегодня соседского сына?

Было ясно, что они подозревают Червяка.

– Нет, – ответила я.

Перед моими глазами всплыло счастливое и возбужденное лицо Червяка. Он что, убив мать, почувствовал себя освобожденным? Или, может, просто помешался? Я его не боялась, мне было любопытно узнать, о чем он тогда думал. Я была уверена, что он никогда не раскроет взрослым своих чувств. А может, он и сам не знает, как объяснить свой поступок, а если и попытается это сделать, все будет выглядеть довольно примитивно. Мне казалось, что я его понимаю. Вероятно, он чувствовал, что мать ему в тягость. Ну, пусть даже так. Но из?за этого убивать ее?! Ни один нормальный взрослый человек этому не поверит. Но такова правда. Для некоторых весь мир может быть настолько в тягость, что даже трудно себе представить. Однако приходить из?за этого в ярость, как это сделал Червяк, просто глупо.

– У вас были хорошие отношения с соседским мальчиком?

– Никаких отношений, мы даже не здоровались при встрече, как будто и не были знакомы. Похоже, мы живем с ним в разных мирах.

– В разных мирах? А чем они отличаются? – неожиданно заговорила женщина?детектив в черном костюме.

Ее лицо было покрыто белой защитной косметикой от солнечных лучей, волосы уложены в пучок и завязаны красной лентой, как при ношении кимоно. Внешне она выглядела странно, но взгляд у нее был острый и проницательный, так что я даже занервничала, опасаясь, что она видит меня насквозь и поймет, что я говорю неправду.

– Я не знаю, – ответила я.

Мир, в котором живет Червяк, меня не интересует.

Я живу в своем собственном мире, и это мой мир, хотя и пугает меня. Но я не настолько наивна, чтобы не знать, что мой мир отличается от мира других людей. Это я поняла еще в раннем детстве. Люди не прощают тех, кто отличается от них, и я это давно усвоила, так как я немного не такая, как все. В школе обычно формируются группки по четыре?пять человек, но я никогда не присоединялась ни к одной из них, да и не могла это сделать. В моем классе были разные ученики – и такие, как Хару, и те, кто входил в разные клубы по интересам, которых было легко отличить друг от друга. Мне повезло, что я сошлась с девочками, с которыми могла ладить, и в школе мне было комфортно, но страшно подумать, как тяжело тем, кто не может найти общего языка со своими одноклассниками. Мы отличаемся от наших родителей и уж, конечно, от наших учителей. Даже те, кто на год старше или младше нас, живут в совершенно ином мире. Иными словами, мы живем в окружении врагов, и каждый должен полагаться только на самого себя.

– Вы оба учитесь в средней школе, и что вы о нем думаете как ученица старших классов?

– В каком это смысле?

– Ну, приятный ли он парень, пользуется ли успехом у девочек? – Женщина?детектив улыбнулась, обнажив белые зубы, на которых были видны следы ее ярко?красной помады. Я вспоминаю окрашенные в яркий красный цвет губы соседки. Меня внезапно охватила дрожь от мысли, что эту в общем?то безразличную мне женщину убил ее сын Червяк. Зачем он это сделал? Я как будто потеряла чувство реальности и сидела с отсутствующим видом…

Женщина?детектив положила руку на мое колено:

– Ну, так как?

Мне было неприятно чувствовать ее теплую ладонь на своем колене. Я чуть повернулась, и ее рука соскользнула с моих джинсов.

– Откровенно говоря…

– Да?да, говорите откровенно. Речь идет о сыне убитой, поэтому не надо ничего скрывать. Услышанное от вас мы тут же забудем.

«Если тут же забудете, зачем тогда и спрашивать?» – подумала я.

Мама с озабоченным видом наблюдала за мной, а пожилой полицейский с серьезным выражением лица что?то записывал. Я решила высказаться откровенно:

– В общем, в нем есть что?то непристойное, он всегда мрачный, и непонятно, что у него на уме. По?моему, он зубрила?одиночка.

Зубрила?одиночка.

Кажется, я попала в точку.

Полицейские с пониманием переглянулись между собой и встали. Мои слова, похоже, навели их на мысль, что поступок Червяка был реакцией на постоянное давление в семье, которая заставляла его добиваться успехов в учебе.

Полицейские задали также несколько вопросов моей матери: что за человек была убитая женщина, какие были отношения у них в семье, случались ли ссоры и т. п. Я заметила, что они задавали в основном такие вопросы, ответы на которые можно было заранее предугадать. Закончили они только после девяти вечера.

Во всех окнах соседнего дома все еще горели огни. Видимо, полицейские продолжали собирать улики. Я представила, как отец Червяка в состоянии шока водит их из одной комнаты в другую, и у меня вырвался глубокий вздох. Хотя он и относился ко мне, как будто меня не существует, но то, что с ним произошло, было уж слишком несправедливо.

 

– Это ужасно, – сказала мать. – Полиция ничего не говорит, но ясно, что они подозревают сына. Мне они сказали, что его отец – врач, работает в больнице. Мы соседи, а я даже не знала этого. Думаю, родители заставляли сына слишком много заниматься, чтобы он смог поступить в медицинский институт.

Я просматривала программу телевидения в вечерней газете и ничего не ответила. Это взорвало мать:

– Как ты можешь быть такой безразличной в такое время!

– Это не имеет к нам отношения.

– Может, и так. Но ты ведь знала эту женщину! И она сейчас мертва. Убил ее сын или нет, но мне их жаль. Мне жаль и их отца. Собственный сын убил его жену. Как они могли допустить это?!

– Ну и что из этого?..

Не знаю, что на меня нашло. Мама была права, но что?то здесь было не так, и это меня раздражало.

– Ты не должна так говорить, – сказала она.

 

Открылась входная дверь, и появился отец. На нем была светло?коричневая куртка, под мышкой – черный портфель. Голубая рубашка?поло была мокрой от пота, в глазах – такой же испуг, как и у матери. Он явно ринулся домой сразу после того, как мама ему позвонила. Отец всегда говорит, что очень занят, но, если надо, может сразу вернуться домой.

– Я в шоке, – сказал он, обращаясь к маме. – Полиция около дома опросила меня, а я ничего не знаю. Они были поражены, что я даже не в курсе, что у соседей есть сын одного возраста с Тосико.

Мать с укором посмотрела на него, казалось, говоря: «Это потому, что ты всегда где?то выпиваешь и редко бываешь дома!»

С меня этого хватило, и я бросила газету на стол, собираясь идти наверх. Отец с упреком посмотрел на газету и спросил:

– Тосико, куда подевался твой велосипед? Его нет у дома.

– А, велосипед? Я оставила его на парковке около станции, и его украли.

– Так почему бы тебе не подать сейчас же заявление о краже? Вокруг как раз много полицейских. – Отец рассмеялся своей шутке и сразу вновь стал серьезным.

– Ничего, переживу, – сказала я. – Все равно его не найти. Но иногда велосипед возвращают обратно на парковку. Вот и мой, может, тот, кто взял, вернет назад.

– Может, так и будет, – без особого интереса согласился отец.

«Ты такой безразличный!» – рассердилась бы на него в другое время мать, но сейчас она варила макароны и резала ветчину, готовя нам поздний ужин.

Поднимаясь по лестнице, я услышала, что родители, понизив голос, стали что?то обсуждать. Я остановилась на полпути и прислушалась.

– В доме все перевернуто вверх дном, – сказал отец. – Стеклянная дверь в ванную разбита, кажется, в нее?то и влетела женщина. Говорят, все ее тело было покрыто кровью…

– Ничего удивительного. Он разбил ей голову бейсбольной битой.

– Что же его все?таки толкнуло на это?

– Похоже, он взбесился. А после совершенного снял с себя окровавленную рубашку, положил ее в корзину для стирки, спокойно переоделся и вышел из дома. Такой вроде хлипкий и беспомощный ребенок. Просто не верится…

– Мальчики могут быть внешне хилыми, но обладать в этом возрасте большой физической силой. И могут не знать границ. Хорошо, что у нас девочка.

– Разве можно так говорить! Ты думаешь только о себе.

На критику матери отец стыдливо сказал:

– Ты права. Извини.

 

Я уселась на кровать в своей комнате и позвонила по домашнему телефону на свой мобильник.

– Хай! – ответил молодой мужской голос. В трубке были слышны звуки проходящих электричек.

Значит, он был на улице.

– Так это вы нашли мой мобильник?

– Ты говоришь, нашел? – Кажется, он колебался, какое слово употребить.

Мне показалось, что его голос похож на голос, сказавший тогда: «Ну и жарища».

– Где я его оставила?

– В корзинке велосипеда.

Так этот парень, наверное, и украл мой велосипед! Я почувствовала, как у меня закипает кровь. Украл или взял напрокат, не знаю, как лучше сказать.

– Это мой мобильник, верните его. Если не вернете, то я сделаю так, что все равно не сможете им пользоваться. И велосипед верните. Он мне очень нужен.

– Извините.

– И вот еще: может, вы из соседнего со мной дома?

Внезапно связь разъединилась.

Я набрала еще и еще раз, но он не отвечал. Я несколько раз нажимала кнопку повторного вызова – безрезультатно. Я не могла унять дрожь в коленях, когда поняла, что именно Червяк украл мой мобильник и велосипед. Я решила наговорить сообщение на автоответчик:

– «Я – Тосико Яманака. Хочу, чтобы вы вернули мобильник и велик. Мой домашний телефон под строкой «Дом». Позвоните мне. Утром с девяти до двенадцати я одна, так что не беспокойтесь. Пожалуйста, позвоните. И еще. Думаю, вы из соседнего дома. Полиция ищет вас, почему – вы знаете. Это меня не касается, но я в шоке от того, что произошло с вашей матерью. Мне ее жаль. Вероятно, я им ничего не скажу, но просто не знаю, что мне делать».

Спать я легла в отвратительном настроении и долго не могла заснуть, а когда заснула, видела странные сны. Хорошо помню один из них.

Соседская женщина готовила обед в нашем доме, мы с Червяком смотрели телевизор в гостиной и до слез хохотали. Похоже, Червяк и я были брат и сестра, а та женщина – наша мать. Вдали прозвучала сирена, предупреждающая о фотохимическом смоге. Червяк вдруг сказал: «Очень жарко. Давай поедим жареный рис. Я хочу жареного риса». Я пошла на кухню: «Мама, приготовь нам сегодня жареный рис». Женщина зло посмотрела на меня сквозь очки в серебряной оправе, затем достала сковородку и показала на ванную комнату: «Он бросил меня в эту дверь, поэтому я ничего не буду готовить». «Но, мама, наша дверь в ванную не стеклянная, поэтому нечего беспокоиться. Здесь какая?то ошибка». Хотя я якобы и знала, что совершил Червяк, но тем не менее изо всех сил старалась успокоить его мать…

От этого неприятного сна я проснулась вся в поту и не сразу смогла определить, где я нахожусь.

На улице было уже светло, солнце взошло, и наступил новый, как обычно, жаркий день. Но у меня было такое ощущение, что со вчерашнего утра мой собственный мир резко изменился. В ушах вновь и вновь звучал звон разбившегося стекла, раздавшийся одновременно с сиреной, предупреждающей о фотохимическом смоге. Перед глазами стояло залитое кровью лицо женщины. Я его не видела, но могу представить, как ужасно оно выглядело с разбитыми стеклами очков. Только что увиденный сон подсказал мне, что я фактически помогла Червяку скрыться, зная, что он убил свою мать.

Значит, я помогла убийце.

Я была в шоке. Если его поймают, то могут подумать, что я одолжила ему мобильник и велосипед, чтобы ему было легче скрыться! Мною овладел страх перед полицией и перед всем миром взрослых. Теплота ладони женщины?детектива на моем колене неприятно напомнила о себе. Настроение совсем испортилось.

Наверное, мне надо было заранее все рассказать родителям. Я уже решила это сделать сейчас, как услышала, что мать готовит внизу завтрак. Она молола кофейные зерна. Все как обычно. Вздохнув с облегчением, я вылезла из кровати. Хотя наши мнения иногда и расходились, но мама служила надежным буфером между мной и полицией и вообще всем миром взрослых. Я была счастлива, что у меня такие мать и отец.

В это время с улицы послышались голоса. Я открыла окно и выглянула. Узкая улица перед домом была заполнена людьми: телевизионщики с камерами, газетные репортеры, полицейские.

Я сбежала вниз по лестнице.

– Доброе утро! Как рано ты сегодня! – Мать с суровым выражением на лице взбивала яйца.

– Мама, кто эти люди на улице?

– Они из телеобозрения «События дня», – мрачно ответила мать. – Запрудили все вокруг, даже противно. Думают, что соседский сын вернется. Просто гнусно. А ведь еще не известно, он это сделал или нет! К тому же он несовершеннолетний. И такую подняли шумиху. Послушай, сходи, пожалуйста, за газетой.

Я согласилась, хотя была без лифчика и только в тенниске и коротких штанишках, которые надевала вместо пижамы. Мне было любопытно узнать, как газеты описывают случившееся, а также посмотреть на телевизионщиков. Как только я открыла входную дверь, оголтелая толпа журналистов замолчала и наступила мертвая тишина. Когда я подошла к почтовому ящику у ворот, ко мне подбежала с микрофоном девушка?репортер:

– Девочка, можно задать пару вопросов о соседнем доме? Что за семья живет там?

Ах вот они какие, эти репортеры!

Остальные стояли, затаив дыхание, ожидая моего ответа. В таком виде – по национальному телевидению! Я перепугалась и с газетой в руках ретировалась. Почувствовав за спиной входную дверь, я влетела внутрь.

В гостиной перед телевизором, по которому шли утренние новости, сидел отец. Он сказал со смехом:

– Только что показывали тебя. На экране с надписью «прямая трансляция» были видны залитые солнцем наш и соседний дома, а также дорога перед ними. Картинка выглядела перегруженной, но одновременно довольно впечатляющей.

Я совсем обалдела. Сейчас, когда это стало такой большой новостью, уже поздно что?нибудь изменить. Мне ничего не остается, как сохранить в тайне все, что знаю. И то, что слышала тот зловещий звук, и то, что сразу после этого встретила Червяка, и его радостное лицо, и то, что он украл мой мобильник и велосипед. Я должна молчать. Слово «сообщник» вновь промелькнуло у меня в голове.

Сложив газету, отец пробурчал:

– Как же это могло случиться?.. В молодости были случаи, когда мне хотелось убить отца или учителей, но никогда и в мыслях не было желания убить мать. Мать никогда не была частью моего мира, и я не считал, что она контролирует меня. А ты когда?нибудь думала об этом?

– Никогда.

Это была ложь.

Я думаю об этом при каждой ссоре с матерью. И есть еще люди, которых я настолько ненавижу, что хотела бы с ними расправиться. Бывают моменты, когда я готова убить даже Тэраути и Юдзан, однако всегда прихожу к выводу, что это ни к чему хорошему не приведет. Убив их, я только принесу вред себе. Так пусть уж живут.

– Сосед работает в больнице Канто Фукагава. Он терапевт. Вот бедняга! Кстати, как звать его сына? Об этом нигде не пишут.

– Естественно, он ведь еще несовершеннолетний, – мрачно ответила я.

Отец налил кофе, и его запах распространился по всей комнате.

– Они еще долго будут тут шуметь? – прокричала из кухни мать. – Они что, собираются торчать здесь, пока этот ребенок не вернется? Ну а нам?то что делать?

– Мы будем продолжать вести себя, как обычно, – сказал отец. – Не надо обращать на это внимание. Мы ведь не имеем к убийству никакого отношения.

Интересно, как бы он изумился, если бы узнал, что его дочь имеет отношение?

 

После ухода родителей на работу я какое?то время переключала разные каналы телевизора. Всюду было одно и то же:

– Убил ли он свою мать?

– Сын – ученик школы, исчез…

– Что произошло с семнадцатилетним юношей?!

– Сумасшествие в середине лета…

Вскоре к нам пришла супружеская пара средних лет.

Мужчина представился старшим братом хозяина соседнего дома. Они долго с поклонами извинялись передо мной, школьницей, за доставленное нам их родственниками беспокойство и удалились, оставив тяжелую коробку со сладостями. Когда я ее открыла, внутри оказались тридцать пирожных «мидзуёкан».

Вслед за ними появились вчерашние полицейские. Пожилой детектив, вытирая пот большим платком, обратился ко мне:

– Еще раз о соседском мальчике. Его видели, когда он вчера, примерно в полдень, шел пешком к станции. Вы нам вчера сказали, что вышли из дома где?то в это же время. Вы видели его?

– Но я же ехала на велосипеде!

Сказав это, я тут же выругала себя. Они ведь могут увидеть, что велика у дома нет!..

– А вы разве не обогнали его? – спросила женщина?детектив. Сегодня на ней была белая блузка с большой брошью у горла. Ее волосы, как и в прошлый раз, были зачесаны наверх.

Я отрицательно покачала головой:

– Я его не заметила.

– А сегодня вы идете в школу?

– Да, иду.

В этот момент зазвонил телефон. Полицейские показали жестами, чтобы я ответила на звонок. С бьющимся сердцем я взяла трубку, опасаясь, что это может быть Червяк. Но на том конце царило молчание.

– Алло, алло, – повторила я.

Полицейские, стоя у двери, с подозрением наблюдали за мной. Отвернувшись, я заговорила:

– А, Тэраути. Ты смотришь телик? Извини, что я заставила тебя волноваться. У нас тут гости. Я позвоню тебе позже…

– Наверно, полицейские. Я позвоню позже сам, – наконец, ответил Червяк.

С невинным видом я повесила трубку. Мне показалось, что все происходит в кино…

– Извините, что заставила вас ждать, – сказала я и вернулась к полицейским.

Пожилой детектив, похоже, страдал дальнозоркостью и, сощурившись, смотрел в свою записную книжку.

– Женщина, которая живет в доме позади вашего, рассказала, что она как раз везла своего ребенка в детской коляске в парк, когда мимо прошел молодой человек, одетый в синюю футболку и джинсы, с черным рюкзаком за плечами. Она якобы его неоднократно видела ранее, так как по дороге на станцию обязательно проходила мимо его дома. Она также сказала, что видела похожую на вас девушку, которая проехала на велосипеде. Вы видели ее?

– Это могло быть около двенадцати часов, так как я села на поезд в двенадцать ноль пять, – невозмутимо ответила я. Хорошо хоть здесь не соврала. Факты нанизываются один на другой, и боюсь, что им скоро станет известно, что Червяк сломал замок у моего велика и украл его.

– Если что?то случится или вы что?то вспомните, позвоните по этому телефону. Мы бываем здесь каждый день, и всегда можно поговорить. – С этими словами женщина?детектив передала мне свою визитную карточку с закругленными углами. Я пробормотала слова благодарности.

После их ухода я никак не могла успокоиться. Зазвонил телефон. Наверное, опять Червяк. Я ответила тихим голосом «алло».

– Тоси?тян, Тоси?тян, это ты? Что случилось? Ты в плохом настроении?

Нет, не Тэраути – голос ясный и жизнерадостный. Это была моя подруга Кирарин. Я, Тэраути, Кирарин и Юдзан, мы вчетвером дружили уже несколько лет. Ее настоящее имя было несколько необычным – Кирари Хигасияма, но оно ей не очень нравилось, и мы звали ее Кирарин. Радостная, хорошо воспитанная девушка, прозвище Кирарин идеально подходило ей. Она была, пожалуй, единственной среди нас, кто легко вписывался в любую обстановку.

– Тоси?тян, ты что, потеряла мобильник? Вчера вечером мне звонил тот, кто его нашел.

– И во сколько?

– Дай подумать. Что?то около десяти. Я вчера ходила в кино и как раз возвращалась на электричке. Мне не очень хотелось говорить, но было интересно, и в конце концов я разболталась. Ты уж извини.

Я совсем потеряла дар речи и не могла ничего сказать. А Кирарин продолжала:

– Я ему сказала: Тоси?тян очень нужен телефон, верните его. Он сказал, что понял и обязательно вернет. И даже извинился.

– Что толку, что он извинился перед тобой. Он должен извиниться передо мной и вернуть телефон мне.

– Это верно. – Кирарин весело рассмеялась. Можно сказать, что Кирарин была единственной среди моих друзей, кого я никогда не испытывала желания убить. Более того, я молилась, чтобы она всегда оставалась такой же милой и сглаживала отношения между нами.

– Послушай, Тоси?тян, а почему ты не в школе?

– Я расскажу тебе потом. Извини, сейчас мне надо позвонить Юдзан, – сказала я и положила трубку. Раз Червяк позвонил Кирарин, то, наверное, он позвонил также и Юдзан, так как их телефоны записаны в моем мобильнике. Судя по всему, этот парень развлекается и звонит всем подряд – это просто возмутительно!

Я сразу же набрала номер Юдзан.

– Алло, – послышался тихий и настороженный голос Юдзан.

– Это я, это я, Тоси.

– А, Тоси?тян. А я думала: кто же это? Так ты, оказывается, потеряла мобильник?

– Значит, этот тип звонил и тебе?

– Звонил. Я думала, что это ты, а тут раздался мужской голос. Я просто обалдела. Но потом мы болтали почти тридцать минут.

Я лишилась дара речи.

Червяк болтал целых тридцать минут! И это с моей подругой! У меня стала закипать злость и на Юдзан. Как она могла разговаривать целых тридцать минут с этим подлецом, который бейсбольной битой убил свою мать, швырнул ее в стеклянную дверь, украл мои велик и мобильник, а сейчас где?то разгуливает!..

Придя в себя, я сказала резким тоном:

– Как ты могла тридцать минут болтать с типом, который не возвращает мой мобильник?!.

– Я виновата, извини. Но он говорил забавные вещи. Рассказал, что только что убил свою мать, на что я ему ответила, что три года назад убила свою, и он этому поверил. Потом он трепался об экзаменах и вообще о жизни.

– Но разве твоя мать умерла не от болезни? – изумилась я, уж слишком разными были причины смерти матерей Юдзан и Червяка.

Однако Юдзан, обидевшись, замолчала.

Мы все хорошо знали, насколько тяжело она переживала потерю своей матери, и поэтому никогда не говорили об этом, но сейчас я, похоже, разбередила эту рану. Но как могли убийца своей матери Червяк и Юдзан о чем?то так долго говорить? Я почувствовала себя в совершенно идиотском положении и перестала понимать, что происходит.

– Извини меня, Юдзан, я просто хочу получить назад свой мобильник.

– Понятно. Я с ним сегодня встречаюсь и заберу твой телефон.

– Вот это да! И где вы встречаетесь? Я пойду с тобой.

– Не могу сказать. Я обещала.

Я больше не могла сдерживаться и выложила ей все, что произошло со вчерашнего дня. Юдзан слушала, не проронив ни слова.

– Ну и что из этого? – наконец произнесла она. – Это не имеет к нам никакого отношения. Червяк угробил свою мать, но нас это не касается.

– Конечно, нет, – рассердилась я. – Мне на все это наплевать, но я хочу получить назад свои вещи.

– Поняла. Гарантирую, он их вернет.

Телефон резко разъединился.

Я положила ставшую липкой от долгого разговора трубку. «Вот проклятие», – подумала я. Мой взгляд упал на заголовки в газете. «В жилом квартале среди бела дня убита домохозяйка». В статье только вскользь упоминалось, что исчез ее сын, но каждому, прочитавшему ее, было ясно, что подозревают именно его. «Окровавленная рубашка сына была найдена в корзине для стирки. Полиция ищет его, чтобы допросить о случившемся».

 

В подсознании на меня тяжело давил вопрос: почему Червяк так долго болтал с Кирарин и Юдзан, а не со мной и Тэраути? Он что, считает нас недостойными своего внимания? Еще большее раздражение я испытала, когда поймала себя на мысли, что в глубине души вижу в поведении Червяка предательство по отношению ко мне…

А вообще?то на кой черт он мне нужен!

Неожиданно вновь прозвучало предупреждение о фотохимическом смоге, но обычного медленного женского голоса почему?то не было слышно. Я выглянула в окно. Толпа репортеров еще больше выросла и заполнила всю нашу узкую улочку. Обливаясь потом, они внимательно наблюдали за соседним домом.

Неожиданно мне в голову пришла странная мысль: так, может, на улице и нет спрятанных громкоговорителей, а просто разъезжает агитационная машина?

 

Около десяти вечера зазвонил домофон.

– Опять, что ли, полиция? – пробурчала вышедшая из ванной мама и направилась к входной двери.

– Тосико, это Киёми Кайбара. Что?то она сегодня поздно, – сказала она.

– Я знаю, у нее ко мне дело.

– На улице жарко, пригласи ее в дом, – сказала мать, подозрительно глядя на меня.

Отца, как всегда, еще не было дома. После вчерашних шокирующих событий все вернулось на круги своя.

Я вышла на улицу и окунулась в душный и влажный воздух. Прохладная от кондиционера кожа сразу стала мокрой и липкой. Репортеров уже не было, улица выглядела пустынной. Перед воротами стояла Юдзан с моим велосипедом. На ней была футболка и короткие штанишки «Адидас», на ногах – сандалии фирмы «Найк», за плечами – небольшой рюкзачок. Издалека ее можно было принять за невысокого мальчишку?школьника. Похоже, она всю дорогу ехала на велосипеде и сейчас не могла отдышаться.

– Извини, что так поздно, – задыхаясь, сказала она.

– Ничего страшного, спасибо за велосипед.

Когда я вела велосипед сквозь калитку, моя рука задела голую потную руку Юдзан. Я поспешно отдернула ее, и наши глаза встретились.

– Это его дом? – спросила Юдзан, указав подбородком на дом Червяка. Он был погружен в темноту, оттуда не было слышно ни звука. Еще вчера и сегодня днем полицейские детективы сновали взад и вперед через ворота соседей, а сейчас дом больше напоминал опустевшее брошенное жилище.

– Да, этот самый. Комната Червяка, вероятно, с краю, на втором этаже, – я показала на черное окно. Юдзан некоторое время смотрела на него, затем со вздохом опустила глаза.

– Юдзан, где ты с ним встретилась?

– В Татикава. Представляешь, как это далеко отсюда!

Юдзан достала из рюкзачка пластиковую бутылочку и отпила из нее.

– Он прячется в парке Татикава. Говорит, что в детстве любил там плавать в бассейне и сейчас решил вновь вернуться туда. Похоже, что он весь день болтался у бассейна, так как сильно обгорел.

Я попыталась представить себе юного Червяка у бассейна вместе с матерью в очках в серебряной оправе и отцом в галстуке «аскот», но так и не смогла соединить вместе эту троицу.

– Ну и что этот парень сказал?

Юдзан закрыла пробку на бутылке:

– Говорит, что пребывает как во сне. И прошлое ему кажется сном.

Юдзан вновь взглянула на пустой дом. И тут я решилась спросить:

– Юдзан, ты то же самое чувствуешь… ну, это я о твоей матери?

– Да, – кивнула Юдзан. – Иногда я даже сомневаюсь, что она существовала.

Юдзан и Червяк нашли что?то общее, куда я не могла проникнуть. От этого мне стало не то чтобы грустно, скорее, я почувствовала, что мой собственный мир слишком прост и скучен и даже вообще невероятно никчемный. Единственное мое достоинство – только второе имя: Нинна Хори.

– А у меня для тебя кое?что есть. Этот парень сказал, что просит прощения.

Юдзан бережно достала из кармана рюкзачка мой мобильник. Включив его, я увидела, что батарея почти села.

– Ну, я пошла, – сказала Юдзан, повернувшись, чтобы направиться в сторону станции.

– Ну и что он собирается дальше делать, продолжать скрываться?

– Да, я ему отдала свой велик и мобильник, и он сказал, что уедет как можно дальше.

С изумлением я взглянула на Юдзан, которая вновь смотрела на пустой дом, возвышающийся за моей спиной. Я стояла, держа в руках мобильник, и ожидала, что Червяк позвонит мне, внезапно осознав, что хотела бы этого. Я не собиралась стать его сообщником, но, подобно Юдзан, жаждала испытать приключение. Так со мной иногда бывает, и это повергло меня в глубокое уныние на весь вечер.

 

Глава 2

Юдзан

 

Удивленное лицо Тоси не выходило у меня из головы. Она не могла себе даже и представить, что я способна оказать помощь Червяку, который убил свою мать и украл ее мобильник и велосипед. Да я и сама не думала, что могу так поступить.

Тоси выглядит легкоуязвимой, но она построила вокруг своего сердца широкую и высокую стену, подобную Великой Китайской, за которую, казалось, легко проникнуть, но на самом деле ее вряд ли можно преодолеть. Это потому, что она слишком легко ранимый человек и в прошлом не раз страдала из?за этого. Хотя она робкая, но стремится всегда самостоятельно решать свои проблемы. Я думаю, что она самая сильная среди нас четырех. Поэтому меня очень расстроил ее непонимающий взгляд, когда я рассказала о своей встрече с Червяком, и сейчас не могу избавиться от ощущения, что меня как будто вырвали из мира, которому принадлежит Тоси, и выбросили далеко во Вселенную. И дело не в том, что у меня возникло чувство отчуждения от Тоси, но мне кажется, что теперь наши пути будут все больше расходиться…

Вот так, переживая, я быстро шла по темной дороге среди хранящих тишину жилых домов. Я ожидала, что у дома Червяка будут дежурить полицейские, но улица была пустынна, и навстречу мне попадались только редкие прохожие, идущие от станции. Нависающие над дорогой ветви деревьев отдавали сыростью, как будто после дождя, а земля все еще оставалась горячей от дневной жары. У меня было ощущение, что мое тело пробивается сквозь толщу сырого и душного воздуха.

На уроке географии мы узнали, что только пятьдесят процентов солнечной энергии достигает земли. Для наглядности наш преподаватель показал нам два рисунка, сделанные им на компьютере. «На этом рисунке изображены груди молодой женщины, на другом – груди старой», – с серьезным видом объяснил он. Рисунок, изображающий молодую женщину, должен был демонстрировать, как солнечная энергия аккумулируется на экваторе, а рисунок со старой женщиной – как она излучается на полюсах земли. Мне это не понравилось, как глупая шутка, но нас было всего пять учеников на уроке географии, и поэтому все были вынуждены одобрительно рассмеяться. Однако преподаватель сам признал, что данное им объяснение может быть истолковано как «сексуальное домогательство». Вот уж поистине дурак.

А вообще?то мне все равно. Затем он, правда, разъяснил: «На экваторе тепла аккумулируется больше, чем излучается, поэтому он является источником тепла, а на полюсах все наоборот, поэтому они – источники холода».

Источник холода. «В то время я им и являлась», – промелькнуло у меня в голове. «То время» – это когда у меня умерла мать, а затем случилось что?то еще…

Я стала подобно полюсам только терять тепло, чтобы никогда не согреться. И это меня резко подкосило и ввергло в депрессию.

Тоси, Тэраути и Кирарин живут вместе с родителями в довольно благополучных семьях, и я сомневаюсь, что их терзают те же проблемы, что и меня. После смерти матери я осталась с раздражительным отцом и с дедушкой и бабушкой, которые склонны волноваться по любому поводу. Не думаю, что они меня понимают.

Иногда кто?либо из моих знакомых в моем присутствии невольно произносит слова «наша мама», но, увидев выражение моего лица, в замешательстве умолкает. Поэтому я стараюсь заранее что?нибудь сказать, часто что?то глупое, как наш учитель, или еще хуже. Я также сама затеваю разговор о матерях своих подруг: «Послушай, Кирарин, твоя мама придет в школу на фестиваль?» Разве найдется еще школьница, которой приходится быть настолько всегда начеку?

Я чувствую себя одинокой, и на это есть веские причины. Болезнь и смерть матери еще больше усилили мое одиночество. Червяк чувствовал себя одиноким и убил мать, доведя, таким образом, свое одиночество до совершенства. Я не знаю, как это сделать, но тоже хочу усовершенствовать свое одиночество. Может, тогда мне станет легче жить. Но об этом я могу говорить только с Тэраути. И дело не только в том, что она так же, как и я, мрачно смотрит на мир, а скорее в том, что ее мрачность схожа с моей. Тоси и Кирарин слишком мягкие и добрые, чтобы обсуждать с ними эти проблемы. Говорят, что если ты добрый, то должен быть счастливым. Тэраути более рисковая, мне нравятся такие люди, и я испытываю к ним родственные чувства. Однако я пока не могу рассказать Тэраути о Червяке. И почему бы это?..

Спиной почувствовала, как в рюкзачке завибрировал мой мобильник. Я остановилась, достала его и увидела, что мне пришла эсэмэска. «Спасибо за велик и мобильник. Доехал до Ирима, устал и зашел в магазин. Отдохну часок и поеду дальше». Послание от Червяка. Я наврала Тоси, что отдала ему свой мобильник: на самом деле я купила ему новый. Когда?нибудь она это узнает, но, глядя в ее обалдевшее от изумления лицо, я не могла сказать правду. А вот велосипед я действительно отдала Червяку, сказав, что он может избавиться от него в любое время.

«Может, позвонить Червяку?» – подумала я и посмотрела на часы: пятнадцать минут одиннадцатого. Надо скорее вернуться домой, а то отец рассердится. После того, что произошло прошлым летом, он стал постоянно влезать в мои дела. Я успокаиваю себя тем, что надо потерпеть до окончания школы. Лучше позвоню Червяку, когда вернусь домой, решила я, а сейчас пошлю ему эсэмэску: «Велик и мобильник вернула Тоси. Позвони ей с извинениями. Уже темно, будь осторожен».

Я посмотрела на посланное сообщение. Итак, я помогаю сбежать парню, который убил свою мать, не зная, что его толкнуло на это. Не могу точно выразить это словами, но мне хотелось, чтобы он убежал как можно дальше и не возвращался в эту скучную действительность, а создал бы свою собственную реальность.

Послышался звук приближающихся шагов. Кто?то шел мне навстречу, издавая при этом с каждым шагом странный звук, как будто что?то раздавливал на земле. Я поспешно спрятала в карман свой мобильник. В темноте подобно светлячку замаячил огонек сигареты. На мгновение я вся напряглась, но при свете уличного фонаря увидела, что это была молодая женщина в плоских резиновых сандалиях, надетых на босую ногу, которые и издавали при каждом шаге этот хлюпающий звук. Женщина была похожа на обычную конторскую служащую. Поравнявшись со мной, она выбросила сигарету на обочину. В нос ударил неприятный запах табака.

– Не разбрасывайте повсюду окурки, – неожиданно для себя сказала я.

Женщина обернулась и уставилась на меня. Она была крупного телосложения, ростом что?то около 170 сантиметров, на веках – зеленые тени, широкие плечи едва покрывал голубой блейзер. Она была похожа на несчастную, не пользующуюся популярностью трансвеститку. У меня перехватило дыхание, когда я внезапно вспомнила, как меня в прошлом году в Синдзюку избила вот такая же…

– Не фиг меня поучать, стерва! – бросила женщина пронзительным голосом и быстро пошла дальше.

Я остановилась как вкопанная под уличным фонарем, и на меня нахлынули воспоминания о той летней ночи в Синдзюку.

 

В одной из узких улочек 2?го квартала Синдзюку есть несколько небольших баров, куда пускают только женщин. Я слышала, что наиболее продвинутым из них считается «Беттина», куда вход нормальным людям заказан. Об этом баре я узнала из Интернета и с наступлением летних каникул решила там побывать. В общем?то я хорошо себе представляла, что это может быть за место, но мне хотелось посмотреть, кто там бывает. К тому же, как я думаю, мне было важно удостовериться, что я – не единственная такая, какая я есть.

Как я и предполагала, это оказался маленький, дешевый бар, человек на десять, не больше. Хозяйкой оказалась женщина средних лет, одетая как суши?мастер из ресторана суши – в белую рубашку с поднятым воротником, ее короткие жесткие с проседью волосы были тщательно уложены. Большинство посетителей были ничем не примечательные пожилые женщины, пришедшие сюда с определенной целью: подцепить молодую девушку. Было еще несколько подобных мне школьниц, которые с интересом поглядывали по сторонам. Все они были одеты, как типичные мальчишки?школьники: с короткими прическами, в футболках, коротких шортах и в теннисных тапочках. Как и я, они узнали о баре из Интернета и пришли сюда поразвлечься. Хозяйка бара понимала, что с наступлением летних каникул число школьниц увеличится, и позволяла им сидеть там до утра всего лишь за одну банку пива.

Я познакомилась там с двумя девчонками. Одна из них, Боку?тян, приехала в Токио из префектуры Коти и хотела здесь остаться как можно дольше. Вторая, по имени Дамер, была из префектуры Сайтама, где училась в какой?то элитной школе. Конечно, это были их псевдонимы, и мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать настоящие и выяснить, откуда они родом.

Боку?тян прилагала все силы, чтобы выглядеть настоящим мужчиной. Она, дурочка, была уверена, что если вести себя грубо, угрожающе расправлять плечи, то можно сойти за парня. Она мечтала зарабатывать себе на жизнь, устроившись хостес где?нибудь в баре квартала Кабуки в Синдзюку, и не скрывала, что хотела бы подцепить богатую женщину. Ей было все равно, будет ли та старой, или средних лет, или даже свихнутой молодухой. Боку?тян была примитивно убеждена в том, что коль скоро она любит женщин, то должна выглядеть мужчиной, а для этого надо вести себя, как мужчина. Для нее это означало – сидеть, насупив брови, курить, зажав сигарету между большим и указательным пальцами, обнимать женщину за плечи или держать ее за подбородок, говорить низким угрожающим голосом и демонстрировать жесты и выражения первых любовников из спектаклей и кинофильмов. Она была высокого роста, знала карате, и у нее были все внешние данные для того, чтобы вести себя так, но в действительности ее поведение выглядело скорее комичным. К тому же она не отличалась большим умом. Мы с Дамер как?то говорили о ней и пришли к выводу, что если она и станет хостес в баре для трансвеститов, то не сможет поддерживать беседу, и клиентки будут считать ее скучной и неинтересной.

У Боку?тян не было денег, поэтому она спала где?нибудь под открытым небом либо в доме у Дамер, но большую часть ночи проводила в баре в Синдзюку. Мой отец не разрешил, чтобы она останавливалась у нас, но это ее не обидело, и я до сих пор получаю от нее письма примерно такого содержания: «Купила себе фиолетовый пиджак, у них были только двубортные, но мне больше идет однобортный».

Дамер же обладала сложным характером и была в чем?то похожа на меня. Свой псевдоним она заимствовала у американского серийного убийцы и испытывала интерес к зверским убийствам и мертвым телам, а еще страдала от навязчивой идеи смерти. Я же после смерти матери откровенно ненавижу подобные мысли. Однажды я сказала Дамер, что навязчивой идеей смерти, как правило, озабочены те, кто еще далеко отстоит от нее, но она на это только пожала плечами. Думаю, что при этом Дамер испытала ко мне такое же чувство отчуждения, как Тоси, когда я ей рассказала, что помогла Червяку.

Это было единственный раз, когда мы говорили о смерти, и я больше никогда не упоминала о своей матери. Я не хотела бередить эту глубокую кровоточащую рану, ибо стремилась продолжать жить, как будто ничего не случилось…

Родители Дамер были в разводе, а она, как и я, была единственным ребенком в семье. Она жила вдвоем с матерью. По ее рассказам, мать была постоянно чем?то занята и редко бывала дома. «Эта особа» – так называла Дамер свою мать. «Эта особа внешне сравнительно привлекательная, но не обладает твердым характером». «Эта особа живет собственной жизнью». Между моей умершей матерью и «этой особой» общим было то, что они обе, живые или мертвые, существовали в совершенно другом мире, далеком от той действительности, в которой жили мы, их дети.

В то время Дамер была влюблена в свою школьную математичку. Эта 26?летняя выпускница университета естественных наук, имеющая высокое самомнение, считала недоумками всех, кто не обладал математическим талантом. Дамер нравилось ее высокомерие, и она не раз говорила, что хочет стать лучше, чем эта женщина, чтобы над ней не могли насмехаться, а если не получится – она была готова умереть. Однажды, когда ее средний балл по математике значительно понизился, она от стыда напилась и ножом порезала себе запястье. Я сама видела тонкий шрам на ее руке. Поэтому Дамер всегда носила при себе книги по математике, но постоянно жаловалась, что не может заниматься, так как Боку?тян, как приживалка, все время путалась у нее в ногах. Она давала Боку?тян деньги и даже свои футболку и шорты. Я говорила, что если Боку?тян мешает, то надо ее прогнать, но Дамер не могла ей ни в чем отказать. Похоже, что непролазная глупость Боку?тян ставила ее в тупик и одновременно вызывала восхищение, так как сама она не могла уподобиться ей. Не знаю, была ли эта слабость подобна ее готовности умереть, если над ней будут насмехаться…

У меня есть свои слабости. С Дамер меня объединяет чувство отчаяния, что с нашими слабостями и проблемами мы не сможем вести полноценную жизнь. Я, например, не могу открыться отцу, что я лесбиянка, как и пока не могу наладить хорошие отношения со своими одноклассниками в школе. И уверена, что не смогу это сделать в дальнейшем. Бремя моих слабостей я буду вынуждена нести всю жизнь, и когда я думаю о будущем, то меня охватывает такое беспокойство, от которого можно прямо свихнуться! Мне бы хотелось, чтобы мои одноклассники считали меня просто девчонкой с некоторыми мальчишескими манерами в поведении, а моим подругам, Тоси, Керарин и Тэраути, я никогда не откроюсь, что я лесби. Из?за этой слабости моя жизнь во сто крат усложнилась, и я оказалась в положении, когда приходится постоянно скрывать свое собственное «я».

С Дамер мы понимали друг друга, и я была рада, что встретила ее. Думаю, что она тоже. Как влюбленные, мы переписывались каждый день, и если от нее не приходило письмо, у меня портилось настроение. Но в конце прошлого года она неожиданно замолчала. Я позвонила ее матери, и та ответила до странности пронзительным и радостным голосом:

– Эта особа уехала учиться в Канаду. Думаю, что, когда там устроится, сообщит о себе вам.

Мне показалось странным, что мать и дочь употребляют по отношению друг к другу одно и то же выражение: «эта особа». У меня даже закралась мысль, не покончила ли с собой Дамер после того, как, не сумев набрать достаточно высокий средний балл по математике, скомпрометировала себя в глазах своей математички. Больше я о Дамер ничего не слышала.

 

Происшествие, о котором я уже упоминала, случилось ночью, за три дня до окончания летних каникул. Стояла такая же душная и влажная ночь, как и сегодня. Боку?тян объявила, что возвращается домой в Коти, и мы втроем устроили в «Беттине» своего рода прощальную вечеринку, но из этого ничего хорошего не получилось. Выпив немного пива, мы сидели молча, избегая смотреть друг на друга, так что даже хозяйка бара не выдержала и пошутила, что наша встреча скорее напоминает поминки.

Боку?тян провела в Токио 25 дней, из которых первую половину жила, как настоящий бродяга, ночуя где попало, под открытым небом. Затем она заявила, что не может больше выносить вонь своего пропахшего потом тела, и вынудила Дамер пустить ее к себе в дом. В результате их отношения окончательно испортились, так как Боку?тян вела себя как неряшливый парень и неблагодарная деревенщина. Она полдня валялась в постели, ела все, что хотела, из холодильника, устроила в комнате настоящий свинарник и без разрешения надевала одежду Дамер. Если включала душ, то забывала его выключить, не клала на место шампунь и мыло. Дамер сама убирала в доме, стирала свои вещи и вещи своей матери, а также закупала продукты для ужина, и такое поведение Боку?тян не могло не вывести ее из себя. Помимо всего этого, как мне кажется, Дамер так же, как и я, испытывала раздражение и грусть из?за смутного предчувствия, что с окончанием этих летних каникул заканчивается и наша юность.

Вот так мы и сидели, положив локти на прилавок, потягивали пиво и слушали песню «Быстрый автомобиль» в исполнении Трэйси Чапмен. Это была любимая песня хозяйки, но отнюдь не моя.

– Я же уезжаю, и это совсем не то, что я ожидала, – захныкала Боку?тян, но мы на это никак не прореагировали. В глубине души мы уже были по горло сыты ее идиотским поведением. – В следующий раз я вам даже не сообщу о своем приезде.

– Ну и хорошо, – ответила Дамер и посмотрела на часы. – Я ухожу, а то не успею на последнюю электричку.

Я с удивлением посмотрела на нее, ибо она почти всегда оставалась до утра и уезжала с первым утренним поездом. Но не сегодня. С решительным видом она достала кошелек и расплатилась. При этом ее глаза, видневшиеся сквозь упавшую на лоб челку, были грустные и какие?то повзрослевшие. Боку?тян, наблюдавшая за ней краем глаза, бросила дерзким тоном:

– Дамер, ты что, хочешь как можно скорее вновь стать порядочной школьницей? Подумаешь, великое дело…

– Да, хочу, – коротко ответила Дамер и вопросительно посмотрела на меня, как бы спрашивая: ты ведь тоже хочешь? «Да, хочу», – взглядом ответила я совершенно искренне. Если бы я могла, я хотела бы вновь стать порядочной школьницей, но я знала, что мы обе уже не сможем стать обычными серьезными ученицами, потому что мы, будучи девушками, любим других девушек.

Боку?тян продолжала сидеть молча, играя лежащей на прилавке пачкой сигарет «Салем лайт».

– Ну, Боку?тян, пока, до встречи. Было приятно.

Дамер с улыбкой помахала ей. Ее белая тонкая рука выглядела очень женственной, и я с печалью не могла оторвать от нее глаз…

– Какие вы все равнодушные, – пожаловалась Боку?тян и встала, опираясь, как старик, обеими руками на прилавок. – Пойду, где?нибудь напьюсь одна. Иначе не успокоюсь.

У меня не было желания идти с кем?либо из них, и я еще посидела, пока не ушла последняя электричка, и затем вывалилась из бара.

Я собиралась идти пешком от Синдзюку до своего дома в Сосигая, в районе Сэтагая, решив, что это будет последний раз, когда я на заре возвращаюсь домой, чтобы получить приличную взбучку от отца. В то время я еще сочувствовала отцу, только что потерявшему жену, и пыталась вести себя в соответствии с его ожиданиями. Я была рада своему знакомству с Дамер, но общение с таким ничтожным и вульгарным субъектом, как Боку?тян, видимо, явилось причиной моего глубокого разочарования в мире этого квартала. Поэтому я покидала бар с чувством, что перешагнула определенный порог в своей жизни, одновременно испытывая при этом и грусть, и подъем духа.

Когда я спустилась по лестнице и вышла на прилегающую улочку, из темноты неожиданно появилась фигура человека, внешне похожего на женщину крупного телосложения.

– Эй, ты, а ну?ка, подойди сюда! – сказал человек низким мужским голосом с кансайским акцентом.

Он был одет в черный пиджак и узкую, облегающую тело белую юбку, сквозь которую просвечивали трусы. На ногах – серебряного цвета босоножки с неимоверно высокими каблуками, из?за чего тело было наклонено вперед, подчеркивая толстый квадратный зад. На голове красовался парик из длинных черных волос. Только маникюр на его ногтях был наложен красивым узором. В общем, это был жалкий нищий трансвестит. Я запомнила все эти детали, потому что этот тип схватил меня за рукав футболки и не отпускал.

– Что вы хотите? – спросила я.

– Ах ты, нахалка! – закричал он и неожиданно врезал мне кулаком по голове, так что мое левое ухо перестало слышать. Я чуть не повалилась на землю, но трансвестит крепко держал меня за футболку, не давая упасть, и продолжал избивать, приговаривая:

– Зачем ты сюда, к нам, приперлась да еще выдаешь себя за мужика? Такие, как ты, марают нашу честь! Если есть жаждущие бабы, то уж мы сами с этим справимся, а не такие, как ты, дура недоделанная. Нужен мужик, чтобы тебя утрахать, не так ли?

Трансвестит грубо схватил меня за грудь. Ни один парень никогда не касался моей груди, и это стало для меня настоящим шоком.

– Вот, нацепила такие и еще, идиотка, выдаешь себя за парня! Может, еще жалеешь, что у тебя между ног не болтаются яйца? Ты хуже наших испражнений, иди, попробуй полизать их. – И он толкнул меня в кучу свежего навоза. Наверное, из?за того, что у меня из носа шла кровь, я не почувствовала запаха.

Услышав шум, прибежала хозяйка «Беттины» и оказала мне помощь. Хотя я была вся в крови, но серьезных повреждений у меня не было, поэтому она просто усадила меня в такси. В сознании, но покрытая грязью и кровью, я ввалилась в свой дом. Увидев меня в таком виде, отец был потрясен: он решил, что меня изнасиловали. Он долго допытывался, что же со мной все?таки произошло. А я, лежа в своей комнате, только усмехалась, слушая его беспокойные шаги по дому: «С твоей дочерью произошло нечто худшее, чем изнасилование. Ты и представить себе не можешь…»

Из?за распухшего лица я целую неделю не ходила в школу после начала второго семестра. Я никому не говорила о том, что со мной произошло, ни Тоси и Кирарин, ни Тэраути. Не сказала ни слова даже Боку?тян и Дамер. Сама не знаю почему. Моя нога больше никогда не ступала во 2?й квартал Синдзюку – не потому, что я боялась этого места, я боялась обитавших там тварей, которые выдавали себя за людей. И я стала бояться саму себя из?за того, что вызываю такую ненависть в других. Я знала, что люблю девочек, и уже перестала понимать, кто я есть на самом деле, но этот трансвестит, схватив меня за грудь, заставил меня осознать, что я женщина. Тем летом я полностью потеряла уверенность в себе. Может быть, поэтому для меня не стало слишком сильным ударом неожиданное исчезновение Дамер.

 

Домой я добралась ровно в 11 часов. Отец стоял перед домом с недовольным выражением лица и курил. На нем была свободная футболка, короткие шорты, на ногах – сандалии фирмы «Найк». Мой отец был свободным фотографом. Когда была жива мама, он редко торчал, будучи занятым, как он говорил, «на натурных съемках». После смерти матери он стал в основном снимать в студии в Токио, но при этом стал меньше зарабатывать, из?за чего сильно переживал. Он реже стал выпивать с друзьями и возвращался домой самое позднее до 11 часов. Для меня же жизнь дома была в тягость, так как я хотела, чтобы меня весь мир оставил в покое, особенно после того, как меня избили. Как раз тогда отец, кажется, потерял разницу между понятиями «контролировать» и «охранять».

– А где твой велосипед?

– Я отдала его Тоси.

– Почему?

– У нее украли. Это только на лето, чтобы она могла ездить на свои летние курсы.

Я проскользнула мимо него и вошла в дом. Навстречу мне выскочил наш мальтиец Тедди и стал передними лапами прыгать на меня. Тедди – мамина собачонка, и после ее смерти он стал сокровищем нашего дома. Дед и бабушка не вышли мне навстречу, видимо, спали или, затаив дыхание, прислушивались к моему разговору с отцом. Они были родителями матери, поэтому их не особенно волновал отец, все свое внимание и заботы они направляли на меня. А мне это было в тягость и утомительно. Каждый вечер я молилась, чтобы они скорее умерли.

 

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально