Марк Черазини

Росомаха: Оружие Икс

Вселенная Марвел

Росомаха – 1

* * *

Благодарности

Во‑первых, респект Барри Виндзор‑Смиту, который задумал «Росомаху: Оружие Икс» в качестве графического романа более десяти лет назад. Его фантастическая работа вдохновила многие из причудливых деталей этого романа, а эпическая история была настолько масштабной, чтобы работать над ней дальше.

Стэну Ли, который создал Людей Икс.

Моему редактору Рувану Джайатиллеке, который принес к моему рабочему столу множество грандиозных идей, а потом отошел в сторону и позволил мне их переварить.

Моему брату Вэнсу и моей племяннице Тиа.

Моим приятелям Чаку, Бобу, Си‑Джею, Полу и Критикусу.

Моей музе Элис Альфонси, которая работала над этим проектом так же кропотливо и долго, как и я.

А также – мутантам повсюду.

Глава 1. Пророчество

Дождь. Тонкие струйки прокладывают себе путь по грязным оконным стеклам. Ночь. Чернота сменяется зеленым фосфоресцирующим светом. Тошнотворный оттенок, напоминающий гной инопланетянина.

Жидкость окружает меня. Но я не тону.

За стеклом жужжит неон. Изогнутые трубки. Громадные буквы складываются в одно слово, сияющее сине‑белым светом: «ПРОРОЧЕСТВО».

Это слово казалось апокалиптическим. Нет. Это неправильно. Оно было частью апокалипсиса. Какой‑то пьяный бродяга в коридоре объяснил мне это.

– Грядет апокалипсис, – вот что сказал тот старик. – Когда все тайное станет явным.

Больше никаких тайн, никакого бегства.

– Грядет ад…

Так он сказал. И еще сплюнул, произнося это. Потом старик просто перестал дышать.

Воздух. Здесь нет воздуха. Но я еще дышу.

Такое часто случалось в Пророчестве. Старики – и не совсем еще старики – падали замертво.

Заперт внутри. Будто парю в гробу. Но не мертвый. Пока еще нет…

Вода с неба была старой, как земля. Логан смотрел, как она падает. Одна и та же вода. Миллионы лет. Снова и снова. Из нее выползла рыба. Человек тоже выполз из нее.

Потом выполз я.

Заперт внутри. Вокруг всюду жидкость. Мерзкий химикат. Но не вода…

Динозавры питались растениями, пили из озер. Этот дождь был частью тех озер. Колодцев в деревнях. Воины, варвары, самураи. Вода, которую они пили, поднималась и опускалась. Та же самая вода. Замкнутая в цикл.

Все, даже Земля, имеет свои пределы.

Вспышка молнии вспорола ночь. Глаза Логана сверкали сквозь стекло – острый взгляд хищника, осматривающего улицы, освещенные осколками белого, как кость, света.

Еще один удар. Дерево раскололось. Его расколола энергия – как предупреждение о грядущих событиях.

– Приближается шторм, и это будет большой шторм. Тот самый большой шторм. Тот, которого я ждал.

Дорога. Он помнил дорогу. Холод был за рулем. Черные леса в ночи. Дальний север. Бесконечная глушь. Скоро он вернется туда. Скоро он будет дома.

Сейчас за стеклом мокрый бетон, ржавые мусорные баки, испещренные граффити переулки, полные привидений многоквартирные дома, пустота.

Они еще не нашли меня. Пока.

Логан отвернулся от окна, прошел по коричневому ковру, покрытому пятнами. Комната была маленькой, как клетка, пустые бутылки, подобно сталагмитам, торчали из пола, из его мозга.

Под его ботинком порвалась газета недельной давности. Бессмысленные события. День за днем. Он рухнул на диван, накрытый развернутыми таблоидами, чтобы скрыть пружины. Его массивный кулак сжался, смял газетный лист и швырнул черные типографские буквы в пустой экран телевизора.

Бесполезные заголовки. День за днем, день за днем.

Рядом заманчиво мерцала бутылка виски «Сигрэм». Полупустая. Нет. Наполовину полная. Он налил себе добрую порцию в бокал, с благодарностью, как всегда.

Электрические разряды разрывали ночь.

Обжигающие удары пронзают мой мозг.

Логан поморщился от шока, рыгнул, когда солоноватая струйка покатилась по его горлу. Потом боль исчезла, оставив только медный привкус крови – знакомое ощущение. Он прикоснулся к своему пульсирующему виску, но не нашел пятна. Только капли соленого пота увлажнили его пальцы.

Он сделал еще глоток, и металлический привкус тоже исчез. Может, его чувства отключились? Или алкоголь будит демонов былого хаоса, забытого насилия?

Забытого…

– Апокалипсис наступил. Пора написать домой, помириться с кем‑нибудь…

Помириться? С кем?

Он вспомнил салун, десяток сцепившихся тел. Обычный туман от горящей смолы. Воздух казался замороженным, но его мышцы под фланелью были достаточно теплыми. Он выстраивал в одну шеренгу бутылки на барной стойке перед собой. Зеленый частокол, стеклянные колонны. Его крепость.

Пора написать домой.

«Дорогая ма – ты, тупоголовая, уродливая, косоглазая ведьма. У меня есть для тебя новость. Тайна раскрыта! Подпись: твой сын с волосатыми лапами».

Как будто он знал, кто его мать. У всех есть мать, правда? Или, может, две. Тайны, то есть. У Логана их полно. Большой запас тайн. Иногда это трудно скрыть. Но он справлялся.

Еще глоток виски, прямо из бутылки, но забвения нет. Нисколечко не было, пока он не отметил его отсутствия. Потом это ощущение появилось, словно он его вызвал. Он затянулся сигарой.

Я давлюсь. Ткань рвется. Разорванная гортань.

Это место, где он прятался, это «Пророчество», многоквартирный дом, превращенный верующими в убежище для падших христиан. Он когда‑то был христианином, очень давно, но все еще помнил достаточно из их жаргона, чтобы обманом проложить себе путь в их дом. Конечно, это трущоба. Но она бесплатная – для падших. Так он себя назвал.

Теплый виски каплями стекал по жесткой, черной как смоль щетине с подбородка Логана на покрытую пятнами пота футболку.

Я задохнулся. Потом раздался голос. Но чей?

– Этого хватит, чтобы вырубить слона…

Алкоголь меняет течение ионов электролита в клетках мозга. Он вспомнил, что где‑то читал об этом – может быть, это входило в его тайный курс оперативной подготовки. Виски замедляет нейронные импульсы.

Но я не пьян. А хочу напиться… Мне необходимо напиться…

Алкоголь подавляет выработку гормона, который сохраняет равновесие запасов жидкости в организме. При отсутствии этого гормона почки начинают воровать воду у других органов…

Воровать воду?

Шторм продолжал бушевать, усиливался.

Дождь продолжал стучать в окна.

Вокруг жидкость. Но я не тону.

В результате мозг сжимается.

Логан снова схватил бутылку и вылил остатки ее содержимого на дно бокала, но помедлил перед тем, как опрокинуть их в рот. Зажав бокал в тяжелом кулаке, он рухнул на продавленную кушетку.

На него нахлынули неприятные воспоминания. Спор, который он вел с мелким криминальным боссом. Идиотская бравада.

– Глупо. Ему следовало быть умнее…

Это произошло после того, как Логан снова стал изгоем. На этот раз его вышибли из секретного отдела Канадской разведки. По сравнению с теми ужасными действиями, которые он совершал по службе, нарушение было пустяковым, но Логан почувствовал, что коллеги рады избавиться от темной личности в своих рядах.

Секреты. У меня их было полно. Больше, чем может вынести любой человек.

Вскоре после этого Логан нашел работу. Его репутация превратилась в обоюдоострый меч. Нескончаемая череда молодых новичков или стареющих ветеранов всегда готовы были бросить ему вызов. Но это означало, что работу найти было легко.

В этот раз именно «коллеги» его и подставили.

Тот день, вспоминал Логан, начался неудачно. Он с большой неохотой отправился в гараж нелегального торговца оружием, чтобы забрать свою долю прибыли. Но когда увидел презрительную ухмылку на лице Сент‑Эксетера, то понял, что сейчас станет еще хуже.

Торговец оружием прислонился к ящику с осколочными гранатами, его кашемировый свитер, брюки от «Прада» и мокасины «Гуччи» никак не вязались со свалкой.

– Не думал, что у тебя хватит смелости явиться сюда, Логан. После того, как твой агент не отправил товар, – Сент‑Эксетер отбросил назад свои волосы тонкой рукой с маникюром.

Логан посмотрел прямо в его холодные глаза.

– Ты несешь чушь, Рене. Я точно знаю, что те ракеты «воздух‑воздух» уже отправлены твоим «клиентам» в Латинскую Америку.

Пока Логан говорил, два телохранителя Сент‑Эксетера вошли в гараж у него за спиной. Еще двое, в засаленных комбинезонах, вылезли из ремонтной ямы и встали по обеим сторонам от него.

Рене смотрел на Логана, почти с улыбкой, глазами, похожими на пустые черные дырки.

– Ты не собираешься платить, – произнес Логан. Это не был вопрос.

Грязная обезьяна слева от него внезапно вытащила из засаленного комбинезона гаечный ключ.

Глупо.

Силы удара Логана хватило, чтобы челюсть этого человека проткнула его же мозг. Раздался стон, и механик упал. Логан выхватил из мертвой руки инструмент раньше, чем тело ударилось о землю. Уклонившись от пули, выпущенной в упор, развернулся и запустил ключ в того, кто нажал на курок.

Хруст костей, красные брызги, и голова стрелка дернулась назад. Когда он свалился, его «магнум» упал к ногам Логана.

Логан увернулся от второго выстрела, потом схватил оружие. Он выстрелил, не целясь – удачно. Пуля попала в горло второго телохранителя. Тот забулькал и упал на колени, хватаясь за шею, в разливающуюся по бетонному полу лужу.

В конце концов удача отвернулась от Логана. Последний из телохранителей бросился на него, стараясь столкнуть в ремонтную яму. Они упали туда вместе.

На дне глубокого бетонного колодца оба вскочили на ноги. Тень упала на них сверху. Логан взглянул вверх как раз вовремя и увидел, как Сент‑Эксетер швырнул что‑то в яму.

– Лови, mon ami[1].

Логан поймал гранату в воздухе. Когда телохранитель увидел это, он бросился к приставной лестнице.

– Куда собрался? – Логан схватил его за ворот, развернул к себе и ткнул в живот зажатой в кулаке гранатой.

Со свистом выдохнув воздух, телохранитель согнулся пополам, зажав телом гранату, и Логан отпустил ее, потом ласточкой нырнул в противоположный конец ямы. Его обдала волна жара и крови, а приглушенный взрыв вдавил в бетонную стенку.

Истекая кровью от многочисленных ран, Логан выполз из ямы, ставшей могилой телохранителя, и обнаружил, что Рене Сент‑Эксетер сбежал с места событий.

Логан настиг его через несколько дней на многолюдной улице в сердце Монреаля. Последняя стычка произошла на глазах у десятка свидетелей, но Логану было наплевать.

Некоторые вещи, например, расплата, слишком важны, черт побери, чтобы их откладывать.

Даже после того, как ярость Логана остыла, он не почувствовал сожаления – только гнев, что его вынудили стронуться с места. Позже, в ту же ночь, он планировал вскочить на товарный поезд. Местом назначения он выбрал Юкон. Уехать так далеко на север, как ему удастся, на самый край цивилизации. Он оставит позади все – «Лотос‑семь», ничего не стоящее имущество, свое прошлое.

Если повезет, Логан сможет начать все сначала.

Начать сначала?

– Хорошее место, чтобы начать все сначала, а?

Голос – знакомый – донесся откуда‑то из прошлого. Из тех лет, когда Логан еще работал на Министерство обороны. Когда он действовал как агент отделения СГИ[2] в Оттаве.

Логан стоял, сгорбившись, в углу и точил свой клинок, когда к нему подошел незнакомец. Логан бросил взгляд вверх, мимо протянутой руки крупного мужчины, и успел увидеть приколотую к широкой груди бирку с именем «Н. Лэнгрем».

Мучительный визг металла о металл снова возобновился, Логан продолжал затачивать лезвие своего боевого ножа.

В учебной зоне никого кроме них не было. Несколькими минутами раньше им сказали, что их обучение завершилось, и скоро они получат первое задание.

– Думаю, это замечательное место, чтобы начать заново… я имею в виду СГИ, – продолжал Эн Лэнгрем. – Я бывал во многих местах, занимался многими делами, легальными и нелегальными, и рад забыть свое прошлое и похоронить его навсегда, – он хлопнул себя ладонями по коленкам. – К моему удивлению, после всех моих злоключений, Министерство обороны и СГИ решили забыть о прошлом и дали мне второй шанс.

– Тебе повезло, – заметил Логан.

– Наверное, то же самое они сделали для тебя, а?

Логан попробовал пальцем кончик ножа. На подушечке выступила капелька крови, и он слизнул ее.

– Моя фамилия Лэнгрем, друзья зовут меня Нил, – на этот раз мужчина не протянул руку.

– Логан.

– Молчаливый, да?

Логан перевернул нож и сунул его в ножны. Затем скрестил руки и уставился вдаль.

– Я гадал, почему они нас сделали напарниками. Тебя и меня. Мы не знакомы и даже никогда вместе не учились. Поэтому я пытаюсь понять, под каким углом…

– И к какому выводу ты пришел, Лэнгрем?

Не уловив сарказма Логана, Лэнгрем попытался ответить на его вопрос:

– Странные параметры для такого задания, тебе не кажется? – начал он. – То есть, почему не просто затяжной прыжок? Есть сотни солдат, натренированных на высадку при помощи затяжных прыжков, и еще сотни – для проникновения на вражескую территорию с целью разведки. Это значит, что мы оба им не нужны. Нас должны считать слишком квалифицированными для этой миссии, разве что начальники решили кое‑что сделать более сложным способом.

– Например?

– Ты должен признать, что у СГИ, и даже у военных, не слишком много оперативников, способных пользоваться «Ястребом», – ответил Лэнгрем.

«Ястреб», или высотный параплан‑крыло, был особым видом «индивидуального аэродинамического оборудования», разработанным для использования подразделением «Щит» – логистической службой стратегического проникновения в шпионских целях, а «Щит» не обучает пользоваться своими высокотехнологичными летными костюмами всех солдат подряд.

– Может быть, начальство думает, что «Ястреб» – самое лучшее средство внедрения, – сказал Логан. – С «Ястребом» мы можем управлять своей скоростью и углом спуска, выбирать место и момент приземления. И можем дать отпор врагу, еще находясь в воздухе, если возникнет такая необходимость.

Лэнгрем кивнул, соглашаясь с ним.

– Я все это знаю. Я уже пользовался «Ястребом». И вы, по‑видимому, тоже, мистер Логан.

– И что ты хочешь сказать?

– Может быть, мы с тобой ползали по одной и той же грязи, – сказал Лэнгрем. – Или, возможно, у нас просто есть общие друзья… и враги.

Логан ничего не ответил.

– Ты еще и скрытный, а?

Секреты. У меня их полно. Слишком много. Иногда я с ними не справляюсь.

– Это ничего, Логан. Я не стану совать нос в твои дела.

– Ты уже сунул.

Лэнгрем предпочел не обижаться. Они сидели в неловком молчании некоторое время, которое показалось обоим весьма долгим.

– Я довольно хорошо знаю географию, – в конце концов произнес Лэнгрем. – Я говорю о Корейском полуострове. И тот район, куда мы отправимся, тоже.

– Приятное место?

– Если Северная Корея – это тюрьма, тогда район вокруг водохранилища Сук – камера‑одиночка в корпусе смертников в одной чертовой упаковке со всеми виселицами.

Логан пожал плечами:

– Звучит восхитительно.

Лэнгрем внимательно смотрел на него. Логан избегал смотреть ему в глаза.

– Что ж, вот мое заключение, – сказал Лэнгрем. – И так как ты, по‑видимому, не специалист по ядерному оружию, предполагаю, что ты знаешь или местный диалект, или что‑то о тех парнях, за которыми мы гонимся.

– Пока правильно.

– И так как ты мастерски владеешь кинжалом, и ты не кореец, приходится предположить, что тебе многое известно о Хидеки Мусаки и всех этих бандитах из якудзы, и об оружейном плутонии, который они умыкнули во время перевозки материалов в засекреченную правительственную лабораторию на севере – ту, где делают оружие устрашения.

Логан кивнул один раз.

– Я знаю Хидеки Мусаки… лично. Но мы не близкие друзья.

Лэнгрем улыбнулся – в первый раз с момента встречи.

– Значит, ты путешествовал по Дальнему Востоку, а? Я почему‑то так и думал. При виде тебя я вспомнил одно место… притон под названием «Красотка Роза». И еще об одном парне. В тех краях он известен под именем Пэч. Он предпочитает кинжалы… как и ты.

Логан опять не ответил.

Лэнгрем взглянул на свои часы и встал.

– Мне надо идти, Логан, – сказал он. – Но в ближайшие дни мы будем часто видеться. А пока запомни, что я сказал: СГИ – хорошее место, чтобы начать все сначала. Похоронить свое прошлое, если захочешь… не многие получают второй шанс.

Лэнгрем повернулся, чтобы уйти.

– Эй, Лэнгрем.

На этот раз, Логан поднялся и встал к нему лицом.

– Я буду защищать твою спину, если ты будешь защищать мою. А когда это задание будет закончено, если мы оба останемся в живых, я поставлю тебе выпивку.

Еще одна выпивка. И еще одна. Но этого все равно не бывает достаточно, чтобы принести облегчение. Погоди. О чем я думал?

Воспоминания о той первой встрече с Нилом Лэнгремом ускользнули прочь, подобно клочкам тумана.

Подкравшаяся амнезия заставила его затуманенным взором разглядывать бокал в своей руке. Логан смотрел, как виски меняет цвет с прозрачно‑коричневого на мутно‑зеленый.

Его затошнило, и он отвел взгляд.

По другую сторону окна призрачно фосфоресцировало слово «Пророчество». Едкий химический запах проникал в его ноздри, а сломанные пружины дивана вонзались в тело. Но, несмотря на физические неудобства, голова Логана откинулась назад, а глаза закрылись.

Он провалился в сон, но сны Логана не отличались от его жизни наяву. Он жаждал спастись, продолжал бежать, его ноги стучали по все время идущей под уклон дороге, которая простиралась все дальше в будущее. Сверху гудела неоном вывеска «Пророчество», она ждала, ждала его…

Внезапно проснувшись, Логан резко выпрямился, сжал в кулаке бокал и раздавил его. Густая красная кровь залила его ладонь, но он не почувствовал боли.

Пошатываясь, он поднялся на ноги. Теперь его охватило желание немедленно бежать, спасаться, пока апокалипсис не настиг его.

Он натянул фланелевую рубашку на широкие плечи, размышляя о предсказуемости своих кошмаров. Ему чудились боль, кости, шипы. Отвратительное зловоние и ужас. И руки‑кинжалы…

В поисках ключей от машины Логан перерыл кипу желтеющих газет и заметил заголовок на покрытой жирными пятнами странице таблоида: «Врач‑шарлатан, совершивший убийство из милосердия, ускользает от ФБР».

Под заголовком, рядом с заметкой, был напечатано черно‑белое зернистое фото толстого бородатого мужчины с невыразительным, ничем не примечательным лицом.

Этот снимок и заголовок смутно встревожили Логана, но он не понял почему. Когда он попытался ухватить обрывки воспоминаний и соединить их, те растворились, словно пар, в его затуманенном мозгу.

Небо прорезала вспышка молнии, с треском расколовшей еще одно дерево.

Еще одно предостережение.

Надвигается шторм, и это будет большой шторм. Большой. Тот, которого я ждал.

Сунув в карман деньги и ключи, Логан покинул «Пророчество», ни разу не оглянувшись. Его последнее воспоминание – неоновая вывеска, мерно мигающая сквозь дождь.

Потом Логан вдруг оказался сидящим на табурете у стойки бара, сгорбившись над покрытой пятнами стойкой в какой‑то грязной забегаловке. Снаружи, за грязным стеклом витрины, дождь уже прекратился. Саван из грязного снега покрыл разбитые улицы и тротуары.

Когда выпал снег?

Дрожащими руками Логан потянулся за стоящей рядом с ним бутылкой. Глотнул, гадая, не подействовало ли на него, наконец, все выпитое спиртное и не вызвало ли что‑то вроде провала в памяти.

Он не помнил, как ехал сюда, но в большое окно он видел свой «Лотос‑семь», стоящий на парковке.

Вел ли он машину сквозь дождь, а потом снег? Неужели прошло несколько часов? Или дней? Неужели он упустил товарный поезд… а с ним и свой единственный шанс на спасение?

Впервые на памяти Логана его охватила паника. Еще один глоток виски помог подавить ее, но осталось недоумение.

Логан отчасти вернул себе самообладание, наблюдая за тем, что происходит вокруг него: бармен спокойно перемывал бокалы и одновременно смотрел по телевизору с выключенным звуком футбольный матч. Еще один человек, сидящий в противоположном конце бара, молча пил. Логан понюхал воздух и сморщил нос, почувствовав запах вонючего спиртного и застарелого табачного дыма.

Трубки, похожие на червяков. Они вонзаются в его уши, в нос, в рот, в его мозг.

Снаружи свет одинокого светофора переключился с зеленого на желтый, потом на красный и обратно. На тротуарах не было прохожих, а часы на покрытой снегом башне в конце квартала шли назад.

Мы путешествуем в будущее каждую секунду нашей жизни, но никто не может вернуться обратно вовремя, как утверждает Эйнштейн. Это доказывает, что старик, в конце концов, был не так уж умен.

В полумраке, под мишенью для игры в дартс, Логан заметил трех мужчин в длинных пальто и темных очках под надвинутыми на лица шляпами; перед ними стояли нетронутые бокалы. Трое сидели на краю темноты. Ждали. Наблюдали.

Пора идти…

Логан встал, бросил на стойку несколько банкнот, пошел к двери. Мужчины не обратили на него внимания… Или сделали вид, что не обратили. Их бездействие давало Логану надежду, но небольшую.

Снаружи под его тяжелыми сапогами захрустел ледяной наст.

Сапоги. Похожие на солдатские. Такие, как у меня. Однажды я был солдатом. Нет, дважды. Я сражался в двух войнах. Обе были очень давно.

Логан посмотрел вниз и увидел, что его сапоги исчезли. Его ноги уже не были обуты в прочную кожу, на них оказались мягкие мокасины. А вот снег остался. Повсюду. Но этот снег был белый и девственно чистый. Задумчивый снег его юности. Он окутал деревья и укрыл скалы, блестя от мороза под бледным зимним солнцем.

Таверна, парковка, люди в полутьме – исчезли. Логан брел один по молчаливому горному лесу.

Дом? Неужели я уже дома?

Иней хрустел под его подошвами. Холод проникал до самых костей в жилистое тело подростка. Но, несмотря на морозный воздух, темнеющее небо и растущий слой снега, Логан упорно шагал вперед.

Его влекла вперед жгучая ярость, она сводила его с ума – беспричинная потребность отомстить толкала Логана все дальше и дальше в глушь.

По щиколотку утопая в снегу, Логан быстро шел по следу, мучительно стараясь догнать свою ускользающую добычу. Онемевшие пальцы сжимали длинный отцовский кинжал, он был готов нанести удар, заколоть, разорвать.

Ему хотелось убить.

У скалистого обрыва, с которого не стихающий ветер смел снег, следы, по которым шел Логан, внезапно оборвались. В отчаянии он оглядывал лес, потом понюхал воздух в надежде найти свою жертву по запаху.

Резкий ветер обжигал кожу Логана – его лицо горело от холода и было покрыто синяками после побоев Виктора Крида, известного местным поселенцам в этих краях под именем Саблезубого, индейца из племени черноногих.

Я знаю, что Крид меня ненавидит. Но я не знаю почему. Опять тайны, более глубокие и темные, чем лес вокруг меня.

Саблезубый появился у двери бревенчатой хижины Логана за несколько часов – или дней? – до этого, как появлялся каждый год примерно в это же время. Посещения Крида не имели разумного объяснения и логики – ясно было только, что он приходил тогда, когда Логан оставался один.

Логан вышел за пределы участка отца, к шеренге деревьев, где он собирал хворост для предстоящих холодных дней и ночей. Он опять остался один. Его отец отсутствовал уже несколько недель, добывал мех на севере.

Чтобы охранять сына, свои скудные пожитки и драгоценные меха, добытые им во время охотничьего сезона, Логан‑старший оставил дома свой охотничий нож и злобного пса‑хаски по кличке Бритва.

Возвращаясь с тяжелой вязанкой сухих дров, Логан услышал яростный лай и сердитый вой Бритвы, приглушенный расстоянием, снегом и деревьями. Он отшвырнул в сторону вязанку и со всех ног побежал обратно к хижине.

Он увидел на снегу пятна крови Бритвы, а черноногий снимал шкуры, которые отец Логана оставил сушиться на зимнем солнце.

Сквозь слезы ярости Логан смотрел на убитого пса, а насмешки Крида словно били в его уши. Затем, с диким воплем разъяренного зверя, Логан бросился на своего мучителя и вскочил ему на спину. Он раздирал ногтями лицо Крида, потом вцепился ему в глотку зубами.

В свою очередь, издав яростное рычание, Саблезубый сбросил Логана на промерзшую землю.

Оглушенный, он растянулся на снегу рядом с коченеющим трупом своего пса. Пытаясь не потерять сознание, Логан увидел, как индеец навис над ним. Издевательский смех Крида звенел у него в ушах. Сверху на него дождем обрушивались удары и пинки.

В конце концов его поглотила темнота.

Много позже Логан резко вскочил, хотя тело его онемело от холода. Солнце уже пересекло небо, день угасал. К Логану вернулась память, а вместе с ней – убийственная ярость.

Бросившись в хижину, он схватил охотничий нож, лежавший на полке над очагом. Невзирая на погоду и на наступившие сумерки, Логан пустился в путь, твердо решив догнать Саблезубого и покончить с врагом раз и навсегда.

В первый час погони Логан потерял след Крида, потом снова нашел его. Теперь следы черноногого смешались с другими следами. Медвежьими. Судя по отпечаткам, медведь был крупным. Как и Крид, животное поднималось по неровной горной тропе вверх.

Через несколько минут, когда Логан почти перевалил через вершину, из‑за валуна поднялась темная фигура. Гризли вызывающе взревел, а Логан от неожиданности зарычал в ответ.

Переваливаясь на своих коротких задних лапах, гигантский гризли шагнул вперед и навис над ним. Зверь весил, по крайней мере, четыреста фунтов. Когда он снова взревел, слюна зверя обдала щеку Логана горячими брызгами, а потом его окутала волна горячего дыхания медведя.

На мгновение Логан застыл, парализованный страхом. Потом поднял нож и тоже издал рев. Рванувшись вперед, размахивая перед собой ножом, он приготовился отразить нападение могучего зверя.

Неожиданно смелое наступление поразило медведя. Он остановился, широко раскрыв глаза, дергая ушами – вне предела досягаемости ножа.

Согнув ноги, Логан приготовился напасть. Ярость бушевала в его сердце, и ему хотелось резать и колоть это существо – любое существо! Его ничто не могло испугать.

Казалось, время остановилось. Человек и зверь смотрели друг на друга очень настороженно и внимательно.

Затем, откуда‑то из‑за спины стоящего на задних лапах гризли, Логан услышал фырканье, за которым последовал испуганный визг. Потом он увидел четыре черных глаза, глядящих на него из‑под переплетения низких заснеженных веток сосны.

Из своего укрытия вышли испуганные медвежата и тут же спрятались за спиной матери. У них был черный взъерошенный мех и коричневые мокрые носы, от которых шел пар.

Увидев беспомощных детенышей, Логан опустил свой нож. Он неуверенно посмотрел на сердитую медведицу и сделал шаг назад, один, потом другой.

Медведица фыркнула, ее мех стоял дыбом, пока Логан продолжал осторожно отступать. Даже в этом жестоком мире он не считал, что все, представляющее угрозу, следует уничтожать.

– Иди с миром. Ты мне не враг, и я тебе не враг, – тихо прошептал Логан, продолжая пятиться вниз по тропе.

Медведица поняла его намерение. Она опустилась на все четыре лапы, потом повернулась своим трясущимся задом к человеку.

Шлепнув детенышей передней лапой, чтобы они пошевеливались, гризли удалилась и исчезла среди заснеженных деревьев.

Логан смотрел на отступление животного, на его припорошенную снегом шкуру; два медвежонка бежали рядом. Когда медведица пропала из виду, он закрыл глаза и прислонился к дереву. Сердце его заполошно билось, он был в шоке после этой неожиданной встречи.

Когда Логан снова открыл глаза, он оказался возле таверны, посреди занесенной снегом парковки.

Ночь стала намного холоднее – неестественно холодной, будто со времени его пребывания в «Пророчестве» прошло несколько недель или месяцев, а не каких‑то несколько часов.

Но сейчас у него не было времени думать об этом. Те мужчины, сидевшие в полумраке, были совсем близко…

Почувствовав облегчение, Логан увидел свой «Лотос‑семь». Верх был опущен – абсурд в такую погоду, даже для человека, который не так сильно ощущает жару и холод, как все другие.

Логан нашел ключи и скользнул за руль. Пульсирующий рев двигателя придал ему уверенности.

Но не успел Логан включить передачу, как из темноты вынырнуло несколько мужских фигур.

– Мистер Логан? – произнес один из них.

Логан поднял взгляд как раз в тот момент, когда что‑то твердое, холодное и острое вонзилось в его плечо, пронзило мышцы, вошло под ребра и проникло в легкие.

Горячая преграда закупорила его горло. Задыхаясь, Логан пытался подняться, но токсины уже разливались по его телу, лишали сил, останавливали мозг.

Беспомощного, как тряпка, Логана вытащили из машины. Он попытался сопротивляться из последних угасающих сил, но жестокие удары невидимых кулаков свалили его на холодную землю. Потом мощный транквилизатор оказал свое действие, и Логана поглотили темнота и боль.

Перед тем как сознание погасло, он почувствовал странное облегчение. Он больше ничего не мог сделать. Закончились дни, когда надо убегать, и ночи, когда надо прятаться. Спастись уже невозможно.

Апокалипсис начался.

Глава 2. Улей

Сквозь прямоугольные очки, блестящие в тусклом свете, Профессор наблюдал, как бригада медиков трудится над пациентом.

Десяток врачей и специалистов столпился вокруг обнаженного тела, лежащего в коконе резервуара с толстыми полупрозрачными стенками. Внутри этого гроба из плексигласа, в зеленоватом химическом супе, состоящем из насыщенной интерфероном плазмы, молекулярного протеина и питательных клеток, а также некой синтетической эмбриональной жидкости, изобретенной самим Профессором, плавал «Субъект Икс».

– Несколько унций этой мутной жидкости стоит больше, чем эти техники могут себе вообразить. Она гораздо дороже, чем средний североамериканский небоскреб – и еще более дорога для нескольких избранных, которые действительно понимают ее назначение.

Мысли Профессора прервал мигающий огонек у него на панели. Руководитель бригады информировал его, что сложный подготовительный процесс близится к завершению.

Как и воздухонепроницаемый гроб Субъекта Икс, кабинет самого Профессора был герметично изолированным – электронное царство из стали и стекла, кабелей из стекловолокна и силиконовых чипов. Внутри этого кабинета мурлыкали компьютеры и жужжали процессоры. На полированных стенах из сплава стали с адамантием тускло отражались бегущие на мигающих мониторах и многочисленных телеэкранах высокого разрешения столбцы данных.

Худой, как палка, Профессор сидел прямо и неподвижно на своем эргономичном троне, его скулы были туго обтянуты бледной плотью. Он хладнокровно оценивал медицинские процедуры, изображаемые в реальном времени на большом центральном мониторе.

Редкая улыбка кривила его губы, пока он наблюдал за действиями бригады. Несмотря на то, что медперсонал носил несколько стесняющие движения защитные костюмы, громоздкие шлемы и объемные очистители воздуха, все выполняли свои обязанности быстро и эффективно – настолько эффективно, что Субъект Икс должен быть готов для проведения первого эксперимента завтра, намного раньше первоначально назначенной даты.

Предварительная работа прошла великолепно, решил Профессор, и его люди выполнили свою задачу чрезвычайно эффективно.

А почему бы и нет? Разве не он сам их обучал, требовал высшей степени профессионализма, отдачи и самопожертвования от всех, до последнего человека?

Профессор прикоснулся к кнопке. На другом уровне лаборатории замигал огонек, предупреждая вторую бригаду медиков, что вскоре потребуется их искусство. Он управлял всем, что происходило внутри этого громадного исследовательского блока, из своего центра управления. Благодаря постоянно идущим электронным записям Профессор знал о каждом действии, о каждом звуке внутри этих стен.

Миллионы бит данных стекались к Профессору по оптико‑волоконным кабелям длиной в сотни миль – информационной сети, которая охватывала все помещения, все вентиляционные ходы, все стены.

Застыв, как паук в технологичной паутине, Профессор обозревал свои владения из центра обширного комплекса. Из‑за герметичных дверей и кодовых замков он мог получить доступ к любым собранным данным, наблюдать за любым экспериментом и отдавать приказы, щелкнув переключателем или устно.

Сейчас, конечно, его интересовал Субъект Икс.

С помощью монитора Профессор наблюдал за появлением второй бригады медиков. С шипением открылась герметичная дверь, и эта группа вошла, чтобы сменить группу подготовки. Члены новой бригады носили такие же громоздкие защитные костюмы, не для собственной безопасности, а чтобы устранить угрозу заражения Субъекта Икс – необходимая мера предосторожности.

Задачей второй бригады было снабдить Субъект Икс набором всевозможных биологических датчиков для слежения за функционированием его организма, а также полыми трубками для инъекций с тефлоновой оболочкой. Эти трубки играли решающую роль для успешного введения адамантия.

Руки Профессора с длинными пальцами – руки эстета, как ему нравилось думать, – легко порхали по специальной эргономичной клавиатуре, которую только он мог читать. Внезапно постоянное жужжание воздухоочистительных установок и шипение систем климат‑контроля заглушили обрывки разговоров и прочие звуки, транслируемые из медицинской лаборатории.

Бегущие столбцы данных исчезли с дополнительных обзорных экранов, их сменили изображения людей в защитных костюмах, столпившихся вокруг сияющего прозрачного гроба.

Доктор Гендри, руководитель бригады, – его защитный костюм был помечен широкой зеленой полосой, обозначающей его статус, – рассматривал Субъект Икс сквозь полупрозрачную жидкость.

– Кто брил пациента?

Стоящий рядом с Гендри мужчина поднял руку.

– Я.

– Чем ты пользовался, ножницами для кур?

– Что?

– Посмотри на него, – Гендри показал на одинокую фигуру в прозрачном прямоугольном резервуаре.

На лице мужчины под щитком отразилось недоумение.

– Это очень странно. Я брил его двадцать минут назад, и он был гладким, как бильярдный шар…

– Постричь его тоже не помешало бы, – заметил другой член бригады.

Медики и специалисты заняли свои места вокруг плексигласа и молча смотрели на фигуру внутри. Бледно‑розовое тело мужчины окружали пузырьки. Его волосы цвета воронова крыла плавали вокруг головы, как грозовое облако.

Гибкая стальная дыхательная трубка шла вниз от гудящего респиратора к маске, полностью закрывающей нос и рот субъекта. В этой технологической пуповине также имелись различные датчики, трубки, подающие питательные вещества, и иглы для введения лекарств, при необходимости.

Тишину в конце концов нарушило дребезжание медицинской тележки, которую толкала медсестра, одетая в такое же громоздкое обмундирование, как и остальные. На асептической поверхности тележки лежал набор хирургических зондов, больше похожих на средневековые орудия пыток, чем на современное медицинское оборудование. Каждый блестящий зонд состоял из полого, острого, как бритва, шипа из нержавеющей стали – некоторые из них имели в длину шесть дюймов, другие – всего один дюйм. Длинная, гибкая трубка была присоединена к основанию каждого шипа вместе с проводами, по которым биологические данные передавались на различные мониторы.

Многие из этих зондов должны были использоваться для измерения и оценки жизненных функций организма субъекта – сердцебиения, кровяного давления, основного обмена веществ, температуры тела, баланса электролитов, дыхания, гормональной активности, пищеварения и выведения отходов, функций мозга. Другие предназначались для более загадочных целей.

Профессор на расстоянии наблюдал за тем, как руководитель бригады медиков начал подключать первый зонд. Опустив руку в переливающееся варево, доктор Гендри ввел тонкий четырехдюймовый шип прямо в мозг субъекта Икс через отверстие, просверленное в черепе над левым глазом.

Внутри резервуара жидкость забурлила от внезапных движений субъекта. Для бригады медиков стало полной неожиданностью, когда он дернулся, потом открыл глаза и уставился на них, по‑видимому, в полном сознании.

– Отойдите от субъекта, – скомандовал доктор Гендри, хотя сам не двинулся с места.

Глаза субъекта смотрели осмысленно и настороженно, хотя зрачки были расширены. Он, к тому же, попытался заговорить, но издаваемые им звуки звучали приглушенно, их невозможно было понять из‑за бурлящих пузырьков, вырывающихся из респиратора, и гудения приборов.

– Этот чертов транквилизатор прекращает действовать, – произнес невролог критически.

– Мы закачали в него достаточно, чтобы вырубить слона! – оправдывался анестезиолог.

– Я тоже не могу в это поверить, но посмотрите на показатели активности мозга.

Невролог шагнул в сторону, чтобы продемонстрировать остальным членам бригады дисплей энцефалографа.

– Вы правы, – анестезиолог не мог поверить своим глазам. Он никогда не видел ничего подобного. – Субъект все еще в бессознательном состоянии, но сознание возвращается к нему, несмотря на седативные средства.

– Ладно, мне нужен торазин. Четыреста пятьдесят кубиков, – доктор Гендри протянул руку за шприцем для подкожных инъекций.

Ассистент хирурга взял шприц, вставил в него пластиковую ампулу мощного наркотика, потом заколебался.

– Вы уверены в дозе? – неуверенным голосом спросил он. – Торазин сильно повредит функции его мозга, а четыреста пятьдесят кубиков…

Его робкий голос замер, но смысл слов был понятен. Сыворотка могла убить пациента.

Доктор Гендри посмотрел сквозь лицевой щиток на призрачный силуэт, мечущийся внутри похожего на гроб резервуара. Грудная клетка субъекта вздымалась, челюсть ходила ходуном под дыхательной маской.

– Если он придет в себя, это нам сильно навредит, – ответил доктор Гендри.

– Но это огромная доза – возможно, она его прикончит… – голос анестезиолога звучал не так слабо, как голос ассистента, но и он замер. Он чувствовал себя обязанным сказать эти слова, хоть и понимал, что это бессмысленно, ведь всем руководил доктор Гендри.

Наблюдающий из своей герметичной камеры Профессор раздраженно заворчал и нажал кнопку интеркома. Когда он заговорил, его резкий голос прогремел одновременно и в медицинской лаборатории, и внутри шлемов защитных костюмов.

– Немедленно введите торазин. В той дозе, которую назначил доктор Гендри. Пациент не должен очнуться. Это не должно повториться.

Гендри выхватил шприц у ассистента и опустил шприц в бурлящий резервуар. Игла зашипела, и Субъект Икс напрягся, сильная судорога свела его мощное тело. Вскоре, однако, глаза субъекта закрылись, а дыхание и сердцебиение стали спокойнее.

– Он отключился, – произнес невролог.

– Кровяное давление в норме. Сердцебиение в норме. Дыхание поверхностное, но респиратор подаст в легкие достаточно кислорода, – с облегчением заметил анестезиолог.

Доктор Гендри попытался стряхнуть с глаз капли пота внутри шлема.

– На мгновение я подумал, что нам придется ввести цианид.

– Тогда мы бы узнали, насколько в действительности хороши эти защитные костюмы, – заметил кто‑то.

Попытка пошутить сняла напряжение момента, но смех получился принужденным.

– Продолжайте процедуру, – приказал голос Профессора.

Доктор Гендри поднял глаза к потолку, словно в поисках невидимых камер, записывающих каждый этап тонкого процесса. После того, как ассистент вложил в его руку в перчатке длинный зонд, Гендри сунул ее в кипящую смесь и вонзил тонкое, как игла, острие прямо в брюшную полость субъекта.

Снова Субъект Икс напрягся, его мускулистое тело сотрясали приступы дрожи.

Профессор включил интерком.

– На графике функций волн мозга возник еще один пик, – сказал он, следя за данными на своем личном экране мониторов.

На этот раз Гендри отступил от резервуара вместе с остальными.

– Что мы должны сделать, Профессор?

– Я хочу, чтобы вы применили биодемпферы для подавления мозговых функций Субъекта Икс…

Снова заговорил анестезиолог:

– Но, Профессор, мы уже ввели достаточно торазина, чтобы…

– …оглушить слона, да. Но это седативное средство, по‑видимому, неэффективно, – тихо ответил Профессор. – И вы ясно видите, что Субъекта Икс едва ли можно назвать… спокойным.

Гендри сделал знак другому члену бригады. Тот шагнул вперед с краниальными датчиками в руке. Остальные члены бригады отошли, чтобы дать специалисту достаточно пространства для работы. Но не успел он прикрепить датчики, как заговорил психиатр.

– Если хотите, мы можем активировать МЭМ, монитор энцефалографа материализации. Установить интерфейс с мозгом должно быть очень просто, пока субъект без сознания.

– В этом не будет необходимости, – ответил Профессор. – Демпферов будет достаточно, пока.

Психиатр без возражений принял этот ответ и принялся за работу.

В течение нескольких минут все краниальные датчики были на месте, и устройства активированы. Данные указывали, что биологические демпферы – крохотные устройства, испускающие слабые электромагнитные волны для остановки деятельности мозга – выполнили свою задачу. Субъект Икс теперь уже не очнется – до тех пор, пока они не пожелают.

– Вы можете продолжать, – сказал Профессор.

Убедившись, что подготовительный процесс снова пришел в норму, Профессор выключил звуковой канал связи, хотя и оставил на мониторах видеоряд.

Поворачиваясь в своем кресле, Профессор случайно задел рукой пухлую папку с личными делами, отчего стопка пожелтевших газетных вырезок рассыпалась по его письменному столу.

«Врач‑шарлатан, совершивший убийство из милосердия, ускользает от ФБР» – гласил сенсационный заголовок одной из вырезок. Рядом с заголовком на зернистом черно‑белом снимке был изображен бородатый мужчина с круглым лицом, почти как у херувима. Ниже стоял второй заголовок:

«Доктор Абрахам Б. Корнелиус теперь скрывается от правосудия».

С усталым вздохом Профессор сунул вырезки обратно в папку и отложил ее в сторону. Включив магнитофон, встроенный в пульт, Профессор начал медленно и четко диктовать.

– Это докладная записка для Директора Икс. Дата текущая… «Я встретился с доктором Корнелиусом в назначенном месте…»

Назначенное место? Профессор задумался. Смехотворный эвфемизм для свалки в городских трущобах, куда беглый ученый сбежал, стремясь избежать ареста, заключения и, возможно, казни.

«Встреча прошла в сердечной обстановке…»

Если можно назвать угрозу шантажа сердечной.

«…и доктор Корнелиус выразил заинтересованность нашим проектом и его амбициозными целями…»

По правде говоря, Корнелиус отчаянно стремился избежать наказания. В Соединенных Штатах власти жестоко обходились с убийцами – особенно с теми, кто давал клятву Гиппократа.

«Доктор Корнелиус с готовностью принял наши условия, поступая к нам на работу, и с благодарностью согласился и дальше служить медицинской науке…»

Будто у него был выбор.

«Тем не менее, я не уверен, что доктор Корнелиус является оптимальным кандидатом на такую важную должность в данном эксперименте. В прошлом он продемонстрировал вызывающую тревогу склонность к независимому мышлению, о чем свидетельствуют его преступления.

Я также сомневаюсь в необходимости его работы в нашем проекте. Отторжения тканей не предвидится, в этом я уверен, и доктор Гендри со мной согласен. Моего метода связывания тканей будет достаточно для того, чтобы одеть в оболочку скелет Логана, я вас уверяю».

Со стороны Директора смешно сравнивать мастерство доктора Корнелиуса с моим. Никакого сравнения быть не может. Я – архитектор плоти, художник, провидец. Корнелиус – просто квалифицированный практик в одной отдельной дисциплине. Неужели Директор Икс не видит разницы?

«Ведь несомненно, другие ученые в области иммунологии не менее квалифицированы и имеют намного менее… сомнительное прошлое?»

Профессор выключил микрофон. Нахмурившись, он тщательно еще раз обдумал свое заявление и задумался.

Если я буду слишком сильно возражать, Директор Икс усомнится в моих мотивах, даже в моей лояльности. Возможно, лучше быть великодушным и дипломатичным, принять этого чужака, как я принял мисс Хайнс. От них обоих можно будет избавиться позже, когда их услуги уже будут не нужны… В конце концов, только результат имеет значение.

Профессор снова включил микрофон.

– Стереть память до слов «поступая к нам на работу».

Магнитофон зажужжал, прокручивая пленку назад.

«Я думаю, что доктор Корнелиус станет ценным участником этого проекта, – продолжал Профессор. – Его рекомендации производят впечатление…»

Но он, разумеется, не гений…

«…Уверен, что он сможет оказать мне большую помощь в ближайшие месяцы…»

Хотя я не прошу помощника и не нуждаюсь в нем, каким бы квалифицированным Директор Икс ни считал этого человека. Требовался ли помощник художнику Микеланджело, чтобы изобразить свое представление о сотворении мира на потолке Сикстинской капеллы?

«…Этот проект далек от завершения, и предстоит еще много работы…»

Нужна ли была Богу чья‑то помощь, чтобы создать вселенную? Не думаю.

«И, конечно, мисс Кэрол Хайнс, раньше работавшая в НАСА, также оказалась ценным приобретением…»

Эта женщина мне подходит, несмотря на то, что Директор Икс навязал ее мне. Надо отдать ей должное, ей не требовалось дополнительного обучения, и она приступила к своим обязанностям сразу же после приезда сюда.

«Она прошла хорошую подготовку в Национальном агентстве по аэронавтике и исследованию космического пространства и является экспертом в области применения устройств МЭМ, одним из немногих крупных специалистов в мире…»

Еще лучше то, что эта женщина уступчива и ею легко управлять; такой тип людей приносит огромную пользу и почти ничего не ждет в награду за это. Лучше всего то, что она не задает вопросов – идеальный автомат, рабочая пчела. Несомненно, не королева…

«Оба этих сотрудника уже прибыли в лабораторию и осваиваются».

А доктору Корнелиусу лучше побыстрее браться за дело, иначе он не принесет никакой пользы ни мне, ни эксперименту… На меня уже произвела впечатление преданность делу мисс Хайнс и ее большое мастерство, но я отложу свои суждения о докторе Корнелиусе до тех пор, пока не увижу этого человека в работе…

«Я отправлю дополнительный отчет об успехах или неудачах после того, как процесс введения адамантия будет завершен. А до тех пор…»

Профессор поставил свою электронную подпись, затем выключил микрофон и сгорбился в кресле. Его одолевали тревожные мысли.

Если бы только люди были такими же предсказуемыми, такими же податливыми, как химические элементы.

Будучи ученым, Профессор точно знал, что расплавленный адамантий, бурлящий в резервуарах под ним, расплавится при конкретной температуре. Он также знал, что предел прочности этого же вещества на разрыв и на растяжение после охлаждения и отвердения станет больше, чем у алмаза. Он знал точный состав конечного сплава на молекулярном уровне. Понимал, как свяжутся друг с другом различные элементы, и какую конфигурацию примут нейтроны, вращающиеся в атомах. Однако он не мог даже примерно предсказать, как один из самых малозначительных смотрителей за животными в его лаборатории поведет себя именно в тех обстоятельствах, к которым его готовили.

Профессор откинулся на спинку своего кресла и невидящим взглядом уставился на мигающий монитор.

Тем временем в медицинской лаборатории продолжались активные действия. Техники закончили устанавливать датчики и выпускали жидкость из похожего на гроб резервуара. Драгоценная жидкость будет перекачана в бак из нержавеющей стали, где ее очистят от примесей и будут хранить для использования в последующих процедурах.

Субъект Икс проведет ночь в промежуточном резервуаре под пристальным наблюдением, в искусственном электронном сне. За его жизненно важными показателями и деятельностью мозга – за тем, что от нее осталось, – будут наблюдать медики, отделенные от субъекта непроницаемой стеной из плексигласа. Химические компоненты, жидкости и основные питательные вещества по мере необходимости ему будут вводить внутривенно.

Еще один мигающий огонек на панели сообщил, что процедура закончена. Профессор наблюдал, как члены бригады медиков один за другим покидают лабораторию, снимают с себя защитные костюмы и вытирают вспотевшие лбы.

На его пульте раздалось жужжание, и аристократическое лицо седовласого доктора Гендри появилось на центральном мониторе.

– Датчики на месте, Профессор. Нет никаких указаний на инфекцию. Нет угрозы отторжения. Жизненные показатели вполне позитивны.

– Очень хорошо, – ответил Профессор. Но руководитель бригады не отключался.

– Хотите еще что‑то сказать, доктор Гендри?

Человек на мониторе откашлялся.

– Я поговорил с новым иммунологом, – сказал он.

Профессор поднял брови.

– И что?

– На меня произвела впечатление его работа, но не он сам. Теория доктора Корнелиуса верна, и он, кажется, решил одну из самых трудных проблем процесса слияния…

– Я чувствую в вашем тоне нечто большее, чем колебание, доктор Гендри. Вы можете говорить откровенно.

– Он заурядный преступник, – взволнованно сказал Гендри. – Он нарушил этику своей профессии. Не можем ли мы использовать его работу, не нанимая его самого?

– Эта процедура является экспериментом, многое может пойти не так. Лучше, чтобы Корнелиус был здесь, на тот случай, если возникнут неожиданные осложнения.

– Но…

Профессор резко оборвал его.

– Это решаю не я.

Гендри нахмурился:

– Я… понимаю.

– Очень хорошо. Работайте дальше.

Он прикоснулся к кнопке, лицо Гендри исчезло, его сменил бесконечный поток научных данных, ползущих по экрану монитора.

Смена картинки понравилась Профессору.

Определенность физического мира и понятные действия передовой технологии бесконечно более предпочтительны, чем непредсказуемость мыслей и поведения людей.

Нелогичность и двусмысленность всегда его беспокоили, и Профессор стремился очистить человечество от бесполезных эмоций и экстравагантных желаний. Контроль над разумом человека являлся решающим фактором – но абсолютный контроль никогда не удавалось установить. До разработки Монитора энцефалографической материализации это было невозможно.

До этого момента никто не изучал предельные возможности устройства МЭМ, даже его изобретатели. НАСА использовало это инновационное изобретение в учебных целях или для проведения тренировок в виртуальной реальности. Но Профессор знал, что эта машина способна на гораздо большее.

Называют себя учеными, а ведут себя, как дети, играющие с заряженным оружием, и не понимают его возможностей…

«Все они лицемерные трусы», – пробормотал Профессор.

Устройство МЭМ давало ему власть над мозгом человека – ни одна мысль не останется тайной, не удастся скрыть ни одно желание. Все надежды, мечты, страхи или ярость теперь можно было отслеживать, контролировать, измерять и оценивать. Воспоминания можно стереть, личность изменить, внедрить ей ложные воспоминания и заменить ими реальное существование.

По оценке самого Профессора, технология Монитора энцефалографической материализации стала доказательством робости, отсутствия воображения и близорукости, которыми страдает научное сообщество.

Основанная «Фабрикой Мозга» компания видеоигр в Южной Калифорнии выпустила на рынок примитивную новинку – прототип МЭМ. Однако испытания первого продукта показали его небезопасность для человеческих субъектов. Вмешалось Управление по безопасности потребительских товаров и запретило использование технологии МЭМ в развлекательных целях и для других коммерческих целей.

Несколько ученых, ведущих исследования в области психологии, позже признали потенциал этой передовой технологии при лечении психических заболеваний. Но вместо того, чтобы провести исследования в этой области, Совет заинтересованных психиатров Америки выступил против использования устройств МЭМ до тех пор, «пока не будут закончены дальнейшие испытания».

Разумеется, никакие дальнейшие испытания не могли проводиться без финансирования, и психиатры и академики, опасаясь остаться без работы, если это устройство докажет свой огромный потенциал, блокировали любые гранты на исследовательские проекты по использованию МЭМ.

В тот момент «Фабрика Мозга» обанкротилась и заключила выгодную сделку с правительством Соединенных Штатов. После новых денежных вливаний «Фабрика Мозга» продолжила выпуск двух самых популярных компьютерных игр в мире: «Пора пустить в ход дубинки» и «Финг‑Фэнг‑Фум». В обмен на это ЦРУ, Комитет по контролю за экспортом химического и биологического оружия и НАСА получили эксклюзивные права на использование МЭМ «для научных и образовательных целей».

Хотя Профессор не знал, как ЦРУ и Комитет в конечном счете использовали технологию МЭМ, он обнаружил, что НАСА безрассудно растратила величайшее научное достижение в истории исследования мозга, используя МЭМ в качестве обучающего инструмента. Вместо того, чтобы использовать мощь машинного разума для максимального повышения мастерства аэронавтов и ученых НАСА, они ограничились использованием этого устройства в качестве учебника – для моделирования и учебных тренировок.

Профессор не пожелал стеснять себя подобными ограничениями. В следующие месяцы он намеревался полностью проверить границы неизученного потенциала машины МЭМ на Субъекте Икс. Было недостаточно преобразовать тело субъекта – нужно было реструктурировать также и его разум. Целью Профессора стала полная власть над Логаном. Он знал, что это всего лишь вопрос времени.

Профессор понимал, что физическая форма имеет определенные ограничения, слабые места. Кости – даже одетые в адамантовую сталь – также имеют пределы прочности. А химически усиленные мускулы и сухожилия все же могут уставать и прекращать работу.

Но разум, низведенный до звериного состояния – лишенный страха, сомнений и желаний, избавленный от памяти и эмоций, не страдающий от страха перед личным уничтожением – никогда не дрогнет. В своей девственной чистоте такой разум не будет ощущать боли, страданий, не почувствует угрызений совести.

Сжечь шелуху, сорвать поверхностные слои человечности и выпустить на свободу агрессивное, не рассуждающее животное, которое таится за цивилизованным фасадом каждого человеческого существа.

Затем я переплавлю это животное в Оружие Икс – самое смертоносное орудие войны, когда‑либо созданное людьми.

Но в отличие от Высшего существа, которое дало жизнь человечеству, я не сделаю ошибки и не обеспечу свое творение свободой воли. Оружие Икс будет всего лишь орудием, выполняющим мои приказы. Продолжением воли, да. Моей воли.

Глава 3. Смотритель

Мужчина плотно стянул на шее воротник кожаной парки, когда порыв ледяного ветра пронесся в соснах. Осенний снег хрустел под его сапогами при каждом шаге. Следы кролика пересекали тропу, а над головой раздавались крики хищной птицы, которая лениво описывала круги в разреженном горном воздухе.

Тропа у него под ногами внезапно закончилась пятисотфутовым обрывом. Внизу, в речной долине, стремительно несущаяся вода взбивала сине‑зеленую пену, а бурые ветки голых деревьев были слегка припорошены снегом. Вдалеке снежные шапки на вершинах канадских Скалистых гор переливались в оранжевых и желтых лучах быстро восходящего солнца.

Мужчина долго стоял над пропастью и смотрел на эту захватывающую дух картину. Его голубые глаза сияли при свете утреннего солнца, лицо стало багровым от холода. Песочного цвета волосы спутались под шерстяной шапочкой, скрывающей бинт на двухдюймовой ране через весь лоб.

Но покой утра слишком быстро нарушил электронный сигнал. Мужчина схватил коммуникатор, заткнутый за ремень на поясе рядом с кольтом в кобуре.

– Катлер слушает…

– Время игры закончилось, Кат. Тебе придется сейчас же вернуться домой.

Катлер не обратил внимания на шутку.

– Что случилось?

– Диверс требует, чтобы ты явился к нему в офис как можно скорее.

– Понятно.

– Похоже, у майора есть для тебя работа…

Катлер отключился и сунул коммуникатор в карман. Он повернулся спиной к восходящему солнцу и, не оглядываясь, зашагал назад по тропе. За спутанным подлеском и густо растущими соснами он заметил колючую проволоку и ограду под током – первое указание на цивилизацию. Вскоре он подошел достаточно близко, чтобы прочесть ярко‑желтые таблички, развешанные через каждые несколько ярдов:

«Посторонним вход воспрещен!»

«Опасно!»

Надписи были сделаны на английском и французском языках, а некоторые – даже отпечатаны на языке племени черноногих‑сиу, преобладающем языке индейцев в этом регионе. Кое‑кто даже не знал, что этот язык существует.

Катлер шел вдоль ограды, пока не добрался до калитки с охранной сигнализацией, где вставил свою личную карточку с магнитной полосой в считывающее устройство и ввел код на кнопочной панели. Опознавательное устройство над его головой подтвердило его личность, а сканер сетчатки сфотографировал его правый глаз. Прошло две секунды, три, и Катлер услышал писк сигнала. Калитка открылась.

В поселке не было заметно никакой охраны, только следящие камеры, рентгеновские датчики и магнитные сканеры. Пока Катлер шел по голому участку замерзшей земли, из загонов до него доносилось зловоние зверей. Еще он слышал их фырканье и рычание. К счастью, волки перестали выть вскоре после того, как показалось солнце.

Миновав бетонные здания питомника и стальные клетки, Катлер направился к современной постройке из стекла и бетона, которая стояла на невысоком холме. Четырехэтажное здание венчали конические микроволновые башни и похожие на паутину спутниковые антенны. Под ним находилось пять уровней обшитых сталью туннелей, лабораторий, цехов и хранилищ, в том числе – средних размеров цех для плавки адамантия на самом глубоком уровне. Подземный лабиринт был выдолблен в сплошном граните и простирался за пределы обманчиво небольшой территории, занятой наземными постройками. Комплекс был таким огромным, что имел собственный атомный реактор для обеспечения его необходимой энергией.

Пройдя в двойные стеклянные двери, Катлер оказался среди вооруженных охранников – тех же людей, который он видел каждый день. Следуя установленным правилам безопасности, они проверили его удостоверение и просканировали отпечатки пальцев.

– Вернулся со своей утренней прогулки? – спросил один из охранников.

Катлер кивнул головой.

– Думаю, этот любитель природы писал стихи. Восход солнца, величие пурпурных гор и прочая ерунда, – произнес другой, менее дружелюбным тоном. – Удивляюсь, как, черт побери, парни, подобные Катлеру, получают допуск класса А.

– Так же, как его получил ты, Галфорд. Я выиграл конкурс.

Через несколько минут Катлер вошел в скудно обставленный кабинет майора Диверса. Майор сидел к нему спиной. Он повернулся вместе с креслом от своего компьютера и быстро махнул рукой в сторону мягкого кресла. Лицо его было напряженным.

– Я постою, – сказал Катлер.

Несмотря на разницу в рангах, никто из них не отдал честь. Формально они уже не служили в войсках обороны Канады, поэтому подчеркивать ранг не требовалось.

– Ты с этого утра – начальник службы безопасности, – сообщил ему Диверс. – В восемь тридцать Субъект Икс нужно перевести из временной камеры на третьем уровне в главную лабораторию.

Катлер выругался про себя.

– Субъект под действием седативных средств и готов к отправке, – продолжал майор. – Меры против заражения должны быть приняты, поэтому надень, пожалуйста, свой защитный костюм. Но не бери оружие… Субъект Икс без сознания, а оружие нервирует врачей.

Диверс встал. Этот человек был на десять лет старше Катлера, и к тому же на голову выше. Волосы с проседью всегда коротко подстрижены. Подбородок гладкий, как попка младенца. Даже его комбинезон цвета хаки, стандартная одежда в поселке, выглядел аккуратно отглаженным.

– И приведи себя в порядок, прошу тебя, Катлер. Побрейся, причешись, прими душ. Профессор сегодня будет в лаборатории, а он любит, чтобы сотрудники выглядели аккуратно.

Катлер повернулся, чтобы уйти.

– Еще одно, – произнес Диверс. – Возьми с собой агента Фрэнкса.

Катлер несколько секунд смотрел на него.

– Почему я должен вводить в курс дела новичка? Я не гид.

– Потому что больше никого свободного нет, – ответил Диверс. – Большинство сотрудников занято в этом утреннем эксперименте. Профессор приказал усилить охрану в два раза на остаток дня, а Эрдман еще в амбулатории после недавней ночной стычки на парковке…

– Ничего нельзя было поделать, сэр.

– …а Хилла вчера ночью увезли отсюда на «скорой помощи». Ему выпустила кишки пума, которая вырвалась из клетки. Шансы на выживание пятьдесят на пятьдесят. В любом случае, он не скоро вернется.

Катлер заморгал.

– Я не знал.

– Послушай, – сказал Диверс. – Агент Фрэнкс – очень способный парнишка. Он тебе понравится. Он дружелюбный и старательный, прирожденный волонтер. Райс только что проверил его умение получать данные и знание мер безопасности, и Фрэнкс получил высокие оценки. Покажи ему, что надо делать, и он снимет с тебя часть нагрузки.

– Это все, сэр?

– Нет. Держи новичка подальше от меня. Не выношу ребят типа бойскаутов. У меня и так забот по горло, чтобы еще нянчиться с младенцами.

– Есть, сэр. Это моя работа.

Диверс повернулся к Катлеру спиной и снова уставился на монитор компьютера.

– Пошел вон отсюда! – рявкнул он, не глядя на Катлера.

Уйдя от него, Катлер принял душ, побрился и встретился с агентом Фрэнксом в комнате для переодевания. У парня было мальчишеское лицо и широко расставленные карие глаза. Он не слишком откровенно рассматривал порезы и синяки на лице Катлера.

Пока они одевались, Фрэнкс засыпал Катлера вопросами.

– Правда, что того парня, которого я заменяю, порвал гризли?

– Не беспокойся, – ответил Катлер, слегка улыбаясь. – Это произошло несколько недель назад, до того, как мы разобрались со всеми глюками в нашей системе контроля животных. Теперь у нас в штате есть профессиональные дрессировщики, поэтому нам больше не приходится иметь дело с медведями…

– Слава богу.

– …только с крупными кошками.

– Кошками?

Улыбка Катлера стала гораздо шире.

– Ты о них знаешь… львы. Тигры. Леопарды… Кошки.

– Кошки? Медведи? Кому нужны все эти звери и зачем?

Улыбка Катлера исчезла.

– Ты очень скоро это узнаешь.

Много минут прошло в молчании, пока они надевали свои сложные защитные костюмы.

– Здесь большая текучка? – спросил, наконец, Фрэнкс, поднимая свой шлем и проверяя переговорное устройство.

– Люди приходят и уходят, – ответил Катлер. – Это место появилось и заработало всего год назад, и их исследования… Ну, скажем просто, что их направление все время меняется. И, как я уже говорил, нужно еще устранить много недоделок.

Фрэнкс показал на синяки Катлера.

– И какая же «недоделка» тебя так разукрасила?

С того самого момента, когда Катлер со своей группой доставил Логана, медики жаловались на состояние «субъекта». Однако, по‑видимому, никто не беспокоился об Эрдмане. Он всего лишь кашлял кровью, потому что сломанное ребро проткнуло ему легкое.

Катлер и Иксилл едва успели поместить бесчувственного Логана в резервуар, как вокруг него забегали техники. Мужчина в халате врача брил подопытного, пока в обеззараживающий резервуар закачивали дурно пахнущую антибактериальную жидкость. Затем врачи начали предварительный осмотр.

Главный врач был особенно недоволен.

– Похоже, ваши парни несколько увлеклись, – сказал доктор Гендри, хмурясь, и указал на распухшую челюсть и синяки на горле субъекта. Он раздраженно заскрипел зубами.

Майор Диверс кивнул головой.

– Он оказал некоторое сопротивление, когда мои люди привезли его вчера ночью.

– И ваши громилы сочли необходимым его избить, а, майор?

Катлер, только что вернувшийся из амбулатории, где ему зашивали рану на лбу, стиснул зубы, удержавшись от грязного ругательства.

– Им пришлось его немного помять, – ответил Диверс, даже не взглянув в сторону Катлера.

Катлер повернулся и вышел из лаборатории. Плохо уже то, что Гендри и Диверс сочли возможным говорить о нем так, будто он не стоял там же, рядом, будто он был одним из их подопытных животных, не способных понять разговор людей – хотя ему следовало уже привыкнуть к такому отношению, особенно со стороны ученых, снующих по всему поселку. Но будь он проклят, если собирается стоять и слушать, как Гендри называет его громилой.

А я – профессионал, такой же профессионал, как любой другой в этой чертовой лаборатории.

Больше десяти лет он учился, чтобы стать солдатом, одним из очень немногих высокопрофессиональных бойцов, которые имеют опыт участия одновременно и в спецоперациях, и в сражениях на поле боя, владеют искусством шпионажа и ведения нетрадиционных боевых действий. Так как Катлер был бойцом Объединенной оперативно‑тактической группы Канады, его военная и антитеррористическая подготовка длилась дольше и была гораздо более всеобъемлющей, чем обычный курс обучения этих увешанных степенями яйцеголовых, которые наводнили лаборатории, кафетерии и спальные корпуса Департамента К. К тому же, Катлер готов был держать пари, что его мастерство имеет гораздо большую ценность. Особенно в наше время.

Гендри и его шарлатаны‑коллеги даже лишились бы своего призового Субъекта Икс, если бы мы с Эрдманом и Хиллом не доставили его сюда с риском для жизни. И мне бы очень хотелось посмотреть, как доктор Гендри попытается свалить такого крутого парня, как Логан, не тронув ни волоска на голове этого драгоценного субъекта.

Если говорить честно, Эрдман и Хилл не просто растрепали волосы Логана. Они чуть не прикончили его. Катлер прикоснулся к повязке на своем лбу и спросил себя, как выполнение обычного задания могло пройти так плохо…

Простой захват, стреляй и хватай. Майор назвал это «школьным шпионским заданием». Три агента и одна цель. «Вырубите его, упакуйте и привезите сюда, и чтобы никто из этих чертовых гражданских вас не видел», – сказал он.

Они увидели Логана возле церковного приюта на краю города. Проследили за ним до местной забегаловки, где подают джин, и ждали в баре, пока их объект проглотил по крайней мере пять порций виски меньше чем за час.

Менее сильный человек после такого здорово опьянел бы, если вообще не свалился мертвецки пьяным. На Катлера произвело сильное впечатление, когда Логан прошел по прямой линии через обледеневшую парковку, ни разу не споткнувшись.

Когда Логан забрался в свою машину, они начали действовать. Хилл держал в руках ружье с транквилизатором. Эрдман и Катлер отвечали на захват. Именно Хилл изобразил из себя героя Мерфи – предупредил Логана об их присутствии, назвав его по имени.

– Мистер Логан…

Хилл потом сказал, отчитываясь перед майором Диверсом, что он хотел точнее прицелиться.

Ты стоял от него футах в пяти, с отвращением подумал Катлер. Какая еще точность тебе была нужна?

Сидя за рулем своего автомобиля с откидным верхом, Логан поднял взгляд как раз в тот момент, когда Хилл нажал на спуск. Дротик попал ему в плечо, когда он попытался встать. Через секунду ноги Логана подломились, и он выпал из машины.

Эрдман поймал Логана раньше, чем тот ударился о землю, и застонал под тяжестью его тела.

– Помоги мне. Он слишком тяжел для такого малорослого парня.

Внезапно глаза Логана открылись, и он нанес удар. От этого удара Эрдман отлетел назад с двумя сломанными ребрами. Упав, он сильно ударился головой о землю.

Взревев, Логан отшвырнул Хилла с дороги и прыгнул на грудь Эрдмана. Под ударами его кулаков беспомощный человек скорчился и сжался в комок, чтобы защитить себя.

– Убери его от меня! – взвыл Эрдман, кашляя от боли.

Катлер схватил Логана за волосы и рывком дернул его голову назад, открыв горло. Удар в челюсть, потом еще один в солнечное сплетение, несколько охладили воинственный пыл нападавшего. Логан согнулся пополам, Катлер возвышался над ним, ожидая, когда он откроется, или когда снотворное подействует.

Он считал, что он настороже, но так и не увидел удара, который обрушился на него, только что‑то взорвалось в его голове, и его собственная кровь запятнала снег.

Когда Катлер упал, Эрдман встал, ругаясь и отплевываясь. Он прыгнул на спину Логана и обхватил мощными руками его шею. Потом стиснул ее, скрипя зубами.

– Разве ты не попал в него из этой дурацкой пушки? – прорычал он Хиллу окровавленными губами.

– Конечно, попал! – крикнул Хилл. – В упор.

Катлер с трудом поднялся. Сквозь кровавый туман он видел, что Логан слабеет – то ли от снотворного, то ли от удушья под руками Эрдмана. Хотя Логан посинел от нехватки кислорода, он упорно боролся.

Хилл схватил ружье со снотворным. Но вместо того, чтобы перезарядить его, он взялся за ствол и ударом приклада свалил Логана на землю.

– Погоди! – крикнул Катлер. – Если ты его убьешь, он будет бесполезен.

Но в Хилле бушевал адреналин, он слишком разошелся, чтобы остановиться. Он еще раз ударил Логана, и голова субъекта запрокинулась.

– Майору это не понравится, – просипел Эрдман. – Он велел не портить тело.

– Конечно, – ответил Хилл. – Но майор не сказал, каким крутым парнем будет этот сукин сын!

Он занес кулак, но Катлер перехватил его руку.

– Хватит, Хилл. Он уже вырубился.

Логан выскользнул и упал на ледяную землю. Он больше не двигался.

Катлер спрятал испачканное кровью оружие и смахнул заливающую глаза кровь. Потом посмотрел на партнеров. Эрдман, бледный, как смерть, согнулся пополам и держался за бок, он дышал с бульканьем и свистом. Хилл все еще весь дергался после схватки, он превратился в комок чистой энергии. Катлер попытался его успокоить.

– Давайте погрузим Логана в фургон, пока кто‑нибудь нас не увидел и все не испортил.

Они с Хиллом отнесли обмякшее тело в ожидающий фургон. Эрдман хромал рядом, останавливаясь и сплевывая сгустки крови и слюны.

Затем Эрдман заговорил, слабым голосом, с мокрым присвистом.

– Этот парень… следи за ним, Кат… Он – сплошные неприятности. И гораздо сильнее, чем кажется. Злобный сукин сын.

– Давай герметизировать скафандры, – сказал Катлер, включая пульт управления на запястье. – Ты первый, Фрэнкс.

Голос Катлера гулко отдавался внутри шлема Фрэнкса, и тот отрегулировал громкость. Потом нажал кнопки у себя на запястье, появились крохотные красные огоньки, ведущие обратный отсчет от десяти.

На цифре ноль Фрэнкс услышал резкое шипение, у него заложило уши. Показалось, что защитный скафандр сжался на талии, у подмышек и на плечах, когда герметизировались суставы. Приступ панического удушья, вызванного клаустрофобией, быстро прошел, когда начала действовать система повторного дыхания, и прохладный воздух заполнил шлем. Прежде, чем продолжить, Фрэнкс терпеливо подождал, пока появился второй ряд цифр, подтвердивших целостность скафандра.

– Герметичен, – объявил он, когда загорелся зеленый огонек.

Катлер герметизировал свой скафандр, затем они оба вышли за карантинный барьер лавсановой пленки во временную камеру, облицованную адамантием. Оказавшись внутри, Катлер познакомил Фрэнкса с Субъектом Икс.

Логан – с только что побритым черепом, неузнаваемый – плавал в химическом растворе болотного цвета за полупрозрачными стенками резервуара. Кислородная маска закрывала его лицо, внутривенные трубки извивались и входили в обе руки. Не только его голова была выбрита – на всем теле не осталось ни единого волоска. Фолликулы заменили тысячи датчиков, торчащие подобно иглам дикобраза из его рук, ног, туловища, горла и промежности.

Длинные медные иглы проникали в заклеенные липкой лентой уголки глаз. Еще больше иголок было воткнуто в уши, в нос, и даже в мозг сквозь отверстия, проделанные в виске и в основании черепа.

– Ужас, он похож на подушечку для булавок, – сказал Фрэнкс, обходя вокруг резервуара. – Кто он, черт возьми, такой?

Катлер помолчал.

– Доброволец, – ответил он.

Фрэнкс рассматривал силуэт, покачивающийся в резервуаре, потом покачал головой.

– В целом мире не найдется столько денег, чтобы заставить меня вызваться добровольцем на такое дерьмо.

– Может, он сделал это не ради денег.

– Ты прав, – согласился Фрэнкс. – Этот парень, вероятно, солдат, как и мы. Может, он герой, или еще кто‑то – возможно, астронавт. Мне кажется, он похож на бодибилдера. Посмотри на эти руки и грудную клетку. Выглядит крутым парнем. Прямо чертова горилла на стероидах…

Катлеру Субъект Икс сейчас казался не таким огромным, как прошлой ночью на парковке. И далеко не таким страшным.

Меряя шагами камеру, Фрэнкс заметил бригаду техников в лабораторных халатах, наблюдающих за их действиями сквозь окошко из плексигласа наверху.

– Мы должны куда‑то переместить этого парня, правильно? – спросил Фрэнкс, стараясь не обращать внимания на зрителей. – И как мы вытащим его из этого дурацкого бака?

– Нет, Фрэнкс. Мы погрузим весь резервуар – субъекта и все остальное – на платформу.

– На что?

Катлер открыл панель на стене и показал платформу из нержавеющей стали, напоминающую бронированный гольфмобиль. Загудели электромоторы, и Катлер вывел тележку из отсека для зарядки и подвел ее к баку с бурлящей жидкостью.

Потребовалось несколько минут, чтобы показать Фрэнксу, как управлять платформой и куда подключать системы жизнеобеспечения во время транспортировки.

– Чувствую, ты уже делал это раньше, – заметил Фрэнкс.

Катлер кивнул.

– Значит, этот герой не первый доброволец. Были и другие.

Фрэнкс забрасывал наживку. Катлер на нее не клюнул. Сначала он должен лучше узнать этого человека и поверить, что он не будет болтать.

– Он – первое человеческое существо, – ответил Катлер.

Фрэнкс ухмыльнулся.

– Тайна разгадана. Вот для чего здесь все эти дикие животные.

– Хватит, Фрэнкс. Нам надо работать.

Под руководством Катлера Фрэнкс подвел платформу под резервуар и включил электромагнитные фиксаторы, которые прочно удерживали его в магнитном поле. Бак опустился на платформу, заскрипевшую под его весом. Когда платформа с грохотом покатилась к выходу, жидкость заплескалась внутри прозрачного гроба, а субъект стал биться о прозрачные стенки.

Катлер бросил взгляд на цифровое табло на панели управления платформой и с удовлетворением отметил, что система жизнеобеспечения работает нормально. Потом посмотрел на свои часы.

– У меня двадцать минут, чтобы спустить Субъекта Икс вниз, в главную лабораторию, поэтому увидимся позже, Фрэнкс.

– А я не могу пойти с тобой? Туда, куда ты идешь?

– Действует «принцип необходимого знания». А тебе знать не надо. Твой секретный допуск заканчивается у лифта, поэтому разворачивайся и иди по желтым указателям назад, в комнату для переодевания. Не открывай никакие другие двери, иначе нарушишь правила секретности, а тебе это ни к чему в первый день работы – производит плохое впечатление.

– Да, сэр… то есть, есть, сэр… – Фрэнкс повернулся, чтобы уйти, на его лице было выражение разочарованного ребенка.

– Эй, Фрэнкс. Если тебе скучно, сходи к майору Диверсу. Уверен, он найдет занятие для такого бойскаута, как ты.

Главная лаборатория находилась на один уровень выше установки по выплавке адамантия и занимала площадь размером с ангар для самолета. Обычно каждый раз использовалась только маленькая часть этого огромного пространства, а остальная часть оставалась темной. Однако когда открылись двери лифта, Катлер с изумлением увидел, что весь этаж полностью освещен. Вся лаборатория стала ульем, где кипела бурная деятельность.

Вспышки красных лампочек ослепили глаза Катлера, когда он вышел из лифта. «Внимание. Зона на карантине». По правилам перед входом в такую зону необходимо надеть герметичный защитный скафандр. Катлер соответствовал этому требованию.

Он двинулся вперед, в обшитый сталью собор под куполом, вырубленный в сплошной скале. По крайней мере, пятьдесят врачей, их ассистентов, компьютерных техников и разнообразных специалистов, все одетые в такие же герметичные скафандры, как у Катлера, толпилось вокруг огромного резервуара в центре зала.

Сейчас этот резервуар был пуст, но легко было догадаться, кто станет почетным гостем. Катлер покатил Логана вперед, направляя платформу к центру лаборатории. Когда бригада медиков его увидела, они бросились к нему и окружили, как подхалимы знаменитость на красной дорожке.

Обязанности Катлера в качестве сопровождающего закончились, его оттолкнули в сторону, и самый мощный толчок он получил от своего любимого ученого – доктора Гендри, того самого доктора, который обозвал его громилой и пожаловался насчет состояния Логана, когда они его привезли.

Пронзительный голос Гендри прозвучал в наушниках, доктор поспешил проверить данные о состоянии субъекта, отраженные на панели управления.

– Сердцебиение нормальное… Дыхание нормальное… Кровяное давление нормальное. Ладно, ребята. Давайте поместим его в стационарный резервуар.

Бригада техников покатила платформу к основанию гигантского резервуара, в котором зиял открытый люк. С помощью плексигласового шлюза бригада медиков прикрепила меньший временный резервуар к более крупному.

Наконец, пузырящийся зеленый биологический суп закачали в больший бак. Через несколько минут уровень жидкости в обоих контейнерах сравнялся. Когда жидкости смешались, техники буквально «слили» Логана из временного бака в больший резервуар.

Один специалист протиснулся в другой люк – сложный трюк в громоздком скафандре – и с плеском забрался в основной резервуар рядом с бесчувственным человеком.

Сначала он присоединил идущие в вену трубки и респиратор к системам, встроенным в большой резервуар. Затем ручным датчиком проверил статус, по крайней мере, сотни зондов, пронизывающих тело субъекта, одного за другим. Этот процесс отнял несколько минут, и другой специалист, который также втиснулся в резервуар, извлек и заменил несколько зондов.

Наконец, эти два человека показали врачам поднятые большие пальцы и выбрались наружу. Люки герметично задраили за ними, и еще больше зеленой, булькающей жидкости залили в резервуар, пока она не заполнила его почти до краев. Двое техников направились в комнату для переодевания, а маленькие роботы забегали по полированному металлическому полу, убирая оставленный ими след химических веществ.

Ряды компьютерных терминалов выстроились вокруг центрального резервуара, они начали жужжать и тикать, когда их системы начали подсоединяться к зондам в теле Логана. Энергия хлынула на пульты управления, и по экранам мониторов пополз нескончаемый поток не поддающихся расшифровке данных.

Затерявшись в море врачей, техников и специалистов, Катлер заметил несколько новых лиц в наблюдательной кабине – закрытой гондоле, окруженной мостками, висящей под каменной крышей над центром лаборатории.

За стеклянной перегородкой низкорослый, полный мужчина средних лет с пышной каштановой бородой, в толстых очках, с интересом наблюдал за процедурой погружения в большой резервуар. Он держал руки в карманах покрытого пятнами лабораторного халата. Издалека Катлер прочел имя на ламинированной карточке: «Доктор Абрахам Б. Корнелиус».

Это имя показалось ему знакомым, но Катлер – любитель смотреть новости – просто не мог вспомнить, где он его слышал.

Рядом с этим пожилым мужчиной сидела маленькая, хорошенькая женщина в светло‑зеленом рабочем халате. Хотя у нее было заурядное лицо, даже на таком расстоянии Катлер разглядел, что она умна и энергична.

Или, что более вероятно, маниакально увлечена работой и послушна, как большинство здешних яйцеголовых.

Нажимая кнопки маленького ноутбука, женщина нетерпеливым жестом откинула прядь прямых каштановых волос со своего лица эльфа.

Да. Маниакально увлечена и предана работе, решил Катлер.

Он перевел свой взгляд на потолок, откуда на прочных стальных цепях спускали двухтонный металлический колпак, напичканный колдовской техникой. Когда тяжелая крышка с лязгом встала на место, техники забрались на нее, чтобы подсоединить еще больше труб, трубочек и датчиков.

– Через пять секунд основной резервуар будет герметично закрыт, – предупредил бесплотный голос. – Четыре… Три… Два…

С громким шипением, эхо от которого разнеслось по обширному помещению под куполом, заработала система герметизации.

– Основной резервуар герметизирован, – объявил тот же голос. – Включаю вентиляцию…

Воздушный поток взъерошил бумаги и налетел на сотрудников, когда воздух из главной лаборатории начали выпускать наружу, чтобы заменить чистым, отфильтрованным. Отработанные газы направляли в баки биологической защиты, где их уничтожали в соответствии с правилами и указаниями Канадского агентства по защите окружающей среды.

Через несколько минут мигающие красные сигналы сменились зелеными. Голос снова заговорил:

– Главная лаборатория обеззаражена. Теперь вы можете разгерметизировать скафандры.

Люди сразу же разгерметизировали свои скафандры и сняли шлемы. Многие начали снимать и защитные костюмы. Раздались вздохи облегчения и радостный смех, они вдыхали прохладный, свежий воздух, вытирали пот со лба или почесывали те места, которые им давно не давали покоя.

Катлер снял свой шлем и перчатки и бросил их на ленту конвейера. Другие поступили так же. Лента понесла обмундирование к подъемнику, который доставил зараженную одежду в помещение для стерилизации на другом уровне.

Внезапно голос доктора Гендри шепотом предупредил сотрудников:

– Поднимите головы, джентльмены. Идет Профессор.

Катлер никогда не видел вблизи знаменитого Профессора – только издали. Он с любопытством повернулся и увидел, как Профессор не спеша вошел в лабораторию. Доктор Корнелиус и неизвестная женщина уже покинули кабинку и спустились на главный этаж. Сейчас они вместе с остальными смотрели, как хозяин этого комплекса и гений, задумавший этот эксперимент, идет к ним.

– Как пациент? – спросил Профессор.

– Мне сказали, что у него есть некоторые повреждения, – неуверенно произнес доктор Гендри почтительным тоном.

– Он сильно пострадал?

Гендри покачал головой.

– Вовсе нет.

– Глубокие порезы? Ссадины… Мы не можем допустить утечку.

– Я понимаю, – кивнул Гендри. – Мы прочно закрыли повреждения. Тефлоновые пластыри вокруг всех зондов, закрывающие входные раны. Рот, ноздри, уши и анус субъекта надежно зашиты, а катетер блокирует мочеточники.

Профессор резко повернулся и заговорил с другим человеком.

– Доброе утро, доктор Корнелиус. Мы готовы начать?

Во время разговора Катлер заметил, что Профессор обращается к доктору Корнелиусу с определенным уважением – такую почтительность он явно проявлял к немногим избранным. Одним из них был доктор Гендри. Теперь, очевидно, этот доктор Корнелиус заслужил такое же отношение, что одновременно удивило Катлера и произвело на него впечатление.

Беседа перешла на язык технической абракадабры. Катлер переключил свое внимание на женщину. Она слушала этих двух яйцеголовых как зачарованная, словно внимала речам Господа Бога.

Катлер переступил с ноги на ногу, пытаясь привлечь к себе ее внимание, и женщина посмотрела в его сторону своими зелеными, как лес, глазами. Он встретился с ней взглядом, вежливо кивнул ей, слегка улыбнулся.

К его удивлению, женщина смотрела сквозь него, будто его здесь не было. Что‑то в ее немигающем, почти пустом взгляде его встревожило.

Наконец, Профессор отпустил большинство сотрудников.

– Все, кто не принимает участие в этом этапе эксперимента, должны немедленно покинуть лабораторию, – приказал он.

Большая часть толпы быстро двинулась к лифту. Катлер присоединился к ним.

Пробираясь в переполненный лифт, он невольно гадал, что готовят Профессор и эти остальные сумасшедшие ученые тому бедняге, плавающему в резервуаре.

Глава 4. Беглец

Кто‑то смотрит на меня. Я чувствую глаза. Любопытные. Пронизывающие…

Уже давно доктор Абрахам Б. Корнелиус боролся с желанием вытереть лоб, слегка покрытый капельками пота.

Точно так же, как на лестнице у входа в здание суда… все эти направленные на тебя объективы фотоаппаратов… отрывистые вопросы репортеров…

Ощущение влаги нарастало. Доктор Корнелиус чувствовал ее в своей карамельно‑каштановой бороде, усах, бровях. И, хуже всего, его лоб стал скользким от пота. Заметного пота.

Не на него ли они смотрят? Или они думают то же самое, что и люди в толпе у здания суда, те, которые показывали пальцем и шептали: «Это он. Тот самый. Корнелиус, тот врач, который убил свою жену и ребенка».

Доктор Корнелиус с трудом мог это вынести. Сунув руку в карман, он достал носовой платок, который всегда носил с собой, – тот, на уголке которого его жена вышила скромную букву «К». Сделав вид, что ему нужно протереть очки, он старательно протер толстые, как бутылочное стекло, круглые линзы, потом, небрежным жестом промокнул пот на лбу, как бы мимоходом.

Глаза смотрели на меня тогда. Я их чувствовал. Как чувствую их сейчас. Но, возможно, они всего лишь размышляют. Возможно, они не знают. Или если и знают, то не все…

Засунув опять руки в карманы своего измятого белого лабораторного халата, Корнелиус спрятал свой драгоценный носовой платок и оглядел лица мужчин и женщин, стоящих вокруг, в герметичной кабине для наблюдений.

Кто из этих людей рассматривает меня? Или они все на меня смотрят? Мне необходимо знать…

Слева от него стояла Кэрол Хайнс. После ее имени не стояли буквы ДМ, доктор медицины, никакого звания вообще. И все же, видя тот лихорадочный темп, с которым она работала в последние несколько дней, Корнелиус невольно пришел к выводу, что ее мастерство сыграло большую роль в успехе эксперимента.

Малышка мисс Хайнс отличалась слишком маленьким личиком, стригла волосы коротко, почти под мальчика, и носила пышную, прямую челку. Ее можно было бы назвать привлекательной, если бы лицо не было всегда сморщенным от нетерпения и неудовольствия. Она совсем не была похожа на его высокую, стройную жену, увлеченную наукой, но всегда готовую рассмеяться, лицо которой, даже во время напряженной работы, выражало возбуждение, радость, даже восторг.

В этот момент внимательные зеленые глаза мисс Хайнс были прикованы не к нему, а к большому жидкокристаллическому экрану ее портативного компьютера. Не мигая, она стучала по клавишам с быстротой робота, возбужденно хмуря брови.

Когда доктора Корнелиуса познакомили с мисс Хайнс несколько дней назад, она едва взглянула на него, и с тех пор почти не смотрела в его сторону.

Явно это не она…

Следующим, на кого обратил внимание Корнелиус, был специалист‑медтехник, сгорбившийся над терминалом возле наблюдательного окна. Этот человек почти не отрывал глаз от монитора с момента появления Корнелиуса. Казалось, он заворожен потоком медицинских данных, поступающих на его терминал из лаборатории внизу.

Внезапно этот человек поднял глаза. Корнелиус приготовился увидеть в них узнавание, обвинение, но техник посмотрел мимо него на электронный хронометр на стене.

Корнелиус перенес свое внимание на другого техника, этот был в наушниках и с микрофоном. Он стоял и делил свое внимание между двумя тикающими электронными экранами на консоли и деятельностью по другую сторону от стекла.

Всего минуту назад главная лаборатория была заполнена смертоносным обеззараживающим газом, который создавал атмосферу, свободную от микробов, вирусов и бактерий с эффективностью, сравнимой с геноцидом. Эта драконовская мера была направлена на защиту Субъекта Икс от угрозы заражения во время подготовки к наращиванию мышц и в переходный период. Теперь, когда этот субъект был полностью погружен в стерильную жидкость, лабораторию очищали от токсичных газов.

Пока техник наблюдал, цифры данных показывали скорость течения и объем стерилизованного воздуха, который снова закачивали в обширное пространство. Соседний дисплей показывал, сколько ядовитого вещества высасывалось наружу. Когда оба экрана засияли зеленым светом, техник сказал в свой микрофон:

– Главная лаборатория обеззаражена. Теперь вы можете разгерметизировать скафандры.

Корнелиус присоединился к остальным у окна, чтобы посмотреть вниз, в лабораторию. Медики с облегчением стаскивали с себя свои громоздкие скафандры, потом бросали их вместе со шлемами и перчатками на быстро бегущую ленту конвейера.

Среди них Корнелиус заметил мощного молодого человека с грязными светлыми волосами и внимательными голубыми глазами. Подняв вверх свое обветренное лицо, этот молодой человек пристально смотрел на наблюдательную кабину.

Это он… это он смотрел…

Корнелиус ощутил напряженное любопытство во взгляде этого человека, но ни намека на узнавание, обвинение – никаких других чувств доктор не увидел на его спокойном лице.

Однако он из полицейских… после года в бегах я узнаю этот взгляд законника, когда вижу его. Федерал или бывший военный, может быть. Или он личный телохранитель. Но не дежурный на входе, отмечающий приход на работу.

Корнелиус знал, что он прав. Год в бегах наградил его шестым чувством на подобные вещи.

Внезапно в кабинке прозвучал сигнал тревоги.

– Идет разгерметизация. Теперь вы можете спуститься в лабораторию.

Позади них с резким шипением открылся тяжелый стальной люк, и Корнелиус двинулся к выходу вместе с остальными. От кабинки на много метров тянулись узкие мостки из стальной сетки; под ними была пропасть глубиной более пятидесяти метров.

Корнелиус заметил, что в воздухе стоит слабый запах химикатов. Он обжигал его ноздри, и у доктора промелькнуло сомнение, хорошо ли очистили лабораторию от токсичного обеззараживающего вещества, и не произошел ли фатальный сбой в работе вентиляции.

Не променял ли я одну газовую камеру на другую? Смертельную инъекцию на смертоносную атмосферу?

Цепляясь побелевшими пальцами за перила, Корнелиус шел следом за Кэрол Хайнс по мосткам, потом вниз по крутой стальной лестнице спустился на главный этаж.

Оказавшись среди врачей и техников, Корнелиус почувствовал себя более свободно – скрытый у всех на виду, аноним в море серьезных лиц, слишком поглощенных своей работой, чтобы обращать на него внимание.

Затем, подобно королевскому герольду, заговорил доктор Гендри.

– Поднимите головы, джентльмены. Идет Профессор.

Вместе со всеми остальными доктор Корнелиус повернулся, чтобы приветствовать своего хозяина, своего хранителя, человека, который обещал ему защиту от закона – до тех пор, пока он будет отдавать все силы этому беспрецедентному предприятию.

Шагая прямо, подобно гордому генералу, осматривающему свои войска, Профессор шел среди своих подчиненных, встречал их полные энтузиазма, почтительные взгляды с видом вежливого, но равнодушного превосходства. Иногда Профессор останавливался и обсуждал с техником какой‑то конкретный вопрос. Его лицо оставалось бесстрастным, пока он слушал ответ, и он обычно шел дальше, ничего не говоря, когда считал, что услышал достаточно. Профессор не тратил слов зря.

Так же было и в тот первый раз, когда я его встретил. Почему эти люди относятся к нему с таким благоговейным уважением? Я знаю, какую власть он имеет надо мной, но как насчет всех остальных? Могут ли все они быть добровольцами? Неужели все они по своей воле участвуют в этом странном эксперименте?

До того, как его самого «завербовали», доктор Корнелиус видел Профессора всего два раза, и все же случайная встреча каждый раз происходила на перепутье его собственной жизни.

Их первая встреча произошла много лет назад, накануне момента профессионального триумфа и личного счастья Корнелиуса.

Кажется, это было так давно… будто в другой жизни. Нет. Будто в жизни другого человека…

* * *

С широкой улыбкой декан медицинского факультета приветствовал доктора Корнелиуса у входа, пожимал ему руку, словно потерянному брату. Он торжественно представил его сотне коллег самых разных национальностей, в число которых входили его бывшие соученики и преподаватели времен учебы в медицинском колледже.

Это был просто самый радостный момент в его карьере. Возвращение в страну, которая приняла его в свои объятия, в свою альма‑матер, предъявление всему миру его успешных результатов после долгих лет борьбы, – тех лет, за которые он уже получил вознаграждение, по мнению самого Корнелиуса, от прекрасной женщины, наблюдающей за ним из первого ряда.

– Будучи ученым и уважаемым членом академического сообщества как здесь, в Канаде, так и в Соединенных Штатах, доктор Корнелиус известен всем нам своим революционным мышлением в области иммунологии, – заявил декан. – Но Абрахам Корнелиус не желает прекращать на этом свои достижения. Он вернулся на родину и получил степень по молекулярной биологии, и первую в мире докторскую степень в области биомедицинской нанотехнологии.

Раздались аплодисменты и приветственные крики, и Корнелиуса даже смутила такая бурная поддержка его коллег.

– В этот памятный день, – продолжал декан, – доктор Корнелиус вернулся в наш медицинский колледж, чтобы рассказать о некоторых новых методах и технологиях подавления иммунной системы организма во время процедуры трансплантации, которые раньше считали невозможными. Имею честь и удовольствие представить вам доктора Абрахама Б. Корнелиуса.

Корнелиус встал, кивнул в ответ на горячие аплодисменты, а затем изложил свои теории международной аудитории, состоящей из специалистов в области хирургической трансплантологии, нервных функций и создания бионических протезов.

– Я считаю, что угроза отторжения тканей, которая сопровождала многие процедуры трансплантологии, останется в прошлом…

В течение следующих восьмидесяти пяти минут он рассказывал о нескольких наномедицинских устройствах, которые сам разработал – наряду с новыми хирургическими операциями, которые должны открыть новый подход к восстановлению и замене поврежденных органов, мышц и даже нервных тканей.

– Вскоре программируемые микроскопические устройства, впрыснутые в человеческое тело, будут бороться с инфекцией, уничтожать раковую опухоль, не повреждая здоровых клеток, и вести войну против иммунной системы самого организма после операции трансплантации.

Когда семинар закончился, практически все слушатели бросились из зала на сцену и начали превозносить безграничный потенциал революционного открытия Корнелиуса. Многие, в том числе декан медицинского факультета, уговаривали Корнелиуса начать эксперименты на людях как можно скорее.

– О, ну, с этим придется подождать, – сказал Корнелиус слушателям во время импровизированной пресс‑конференции. – Я не уверен, что вполне готов к клиническим испытаниям. Возможно, через год. Более вероятно – через два. Я все еще пытаюсь завершить опыты на животных. Потом мне придется сопоставить свои находки, написать новую работу, и представить, надеюсь, положительные результаты. Конечно, существует также вечная проблема финансирования – или его отсутствия.

На это его коллеги ответили улыбками – они сталкивались с теми же препятствиями. Потом Корнелиус прикоснулся к плечу женщины, стоящей рядом с ним. Она улыбнулась и обняла его за талию.

– И так как моя бывшая ассистентка, доктор Мадлен Ветри, только что согласилась стать моей женой, мне также придется вписать в свой план свадьбу и медовый месяц. Моя будущая жена говорит, что присутствие обоих обязательно.

Мадлен рассмеялась и толкнула его кулаком в плечо.

Говорят, противоположности притягиваются, и, казалось, доктор Корнелиус и его невеста – совершенно разные люди. Она – канадская француженка, он – гражданин Соединенных Штатов с ирландскими и еврейскими корнями. Никто бы не принял некрасивого и несколько полноватого Абрахама Корнелиуса за кинозвезду, а вот Мадлен Ветри можно было назвать самой привлекательной женщиной в любой компании. Ее длинные, блестящие волосы были иссиня‑черными, в отличие от спутанных, каштановых волос Корнелиуса. Она была стройной и высокой, а он – низкорослый и упитанный; даже на низких каблуках она была на голову выше него. И в то время как его манеры были спокойными и сдержанными, строгий критик мог бы даже назвать их скучными, каждый жест Мадлен отличался грацией и энергичной жизнерадостностью.

Это радостное заявление было встречено новым взрывом аплодисментов и поздравлений, которые резко оборвались. У входа в зал возник взволнованный шум.

– Это Профессор, – прошептал кто‑то, и все глаза обратились туда.

– Добро пожаловать, сэр! – крикнул декан, почтительно кивая, пока человек, которого называли Профессором, скользил по центральному проходу.

Это походило на расступившиеся воды Красного моря. Врачи, ученые, академики – все отступили назад в молчаливом благоговении, пропуская Профессора. Наконец, этот человек остановился перед доктором Корнелиусом.

– Я прочел вашу работу, – произнес он без преамбулы, не протягивая руки. Глаза Профессора смотрели из‑за прямоугольных стекол очков без всякого выражения.

– Ваша работа демонстрирует потенциал, доктор. И сулит многое для будущих научных исследований. Но я должен согласиться с моими коллегами…

Холодный взгляд Профессора упал на женщину, стоящую рядом с Корнелиусом.

– …когда они говорят, что вы должны отложить в сторону все, что вас может… отвлечь в личной жизни, и целиком сосредоточиться на клинических испытаниях. Все остальное было бы контрпродуктивным, напрасной тратой времени.

Закончив свое заявление, Профессор провел языком по своим тонким губам. Корнелиусу этот жест чем‑то напомнил рептилию.

Он почувствовал, как напряглась стоящая рядом с ним невеста. Он сжал ее руку, повернул к ней голову, чтобы поймать ее взгляд, успокоить ее. Заявление Профессора было дерзким, но когда Корнелиус повернулся, чтобы потребовать извинений, тот уже исчез.

Доктор Корнелиус был шокирован, когда узнал, кто такой Профессор. Простить оскорбление своей невесты было нелегко, и все же он невольно ощутил прилив гордости. Его исследования только что получили одобрение одного из самых блестящих ученых со времен Альберта Эйнштейна.

– Доброе утро, доктор Корнелиус. Мы готовы начать?

Очнувшись от своих воспоминаний, Корнелиус выдавил слабую улыбку.

– Доброе утро, Профессор. Да, я думаю, все прошло довольно гладко. Из наблюдательной кабины все выглядело именно так.

Профессор стоял, ничем не выражая своих чувств, сцепив руки за спиной.

– И ваши наночипы готовы для введения?

Корнелиус показал Профессору на резервуар.

– Они там, Профессор… в синем контейнере.

Он показал на металлический сосуд в форме капли, размером примерно со средний аэрозольный баллончик с бытовой химией. К нему была прикреплена длинная игла для инъекций, одна из многих, подвешенных к потолку временного резервуара.

– Начнем процесс?

– Как только вы будете готовы, Профессор. Наночипы будут впрыснуты прямо в сердце одновременно, чтобы микроскопические устройства быстро распределились по всему телу. Чипы должны слиться с костями субъекта менее чем за минуту.

Профессор едва заметно кивнул головой, потом отошел в сторону и стал задавать вопросы другому члену группы. Толпа последовала за ним, как сторонники за выигрывающим выборы кандидатом. Только Кэрол Хайнс осталась рядом с ним. В первый раз с момента их знакомства она проявила какой‑то интерес к чему‑то, не имеющему отношения к ее устройству МЭМ.

– Инъекция прямо в сердце? – спросила она. – А что вы вводите в Субъекта Икс?

– Чипы на основе силикона с закодированной памятью – несколько миллионов чипов. Каждый образует микроскопический клапан, который прикрепится к крошечным полостям костей. Клапаны самоподдерживающиеся, и могут даже использовать питательные вещества, поглощенные телом, для замены тех из них, которые износились или неисправны.

– Вы хотите сказать, что они репродуцируют себя?

– Именно так.

– Понимаю… А какая у вас цель?

– Ну, первая цель – одеть скелет субъекта в адамантовую сталь, увеличить костную массу и прочность на растяжение. Но поскольку кости – живые организмы, и сами по себе жизненно важные органы, так как костный мозг вырабатывает кровь, то их нельзя полностью покрыть сталью, иначе кости погибнут, и субъект тоже.

Кэрол Хайнс кивнула.

– Вам нужны поры – отверстия, которые позволят крови проникать сквозь стальной барьер?

– Точно.

– И нанотехнология создает эти поры?

– Точнее, она их заменяет, – объяснил Корнелиус. – Человеческие кости уже имеют крохотные поры, позволяющие проходить жидкости. Мои чипы их найдут и заменят их функцию после того, как процесс слияния с адамантием будет завершен.

Несмотря на сдержанное отношение к этому проекту и свои подозрения относительно Профессора, Корнелиус с изумлением обнаружил, что работа последних нескольких дней стимулировала его былую любовь к научным открытиям. И ему было приятно, что обычно сдержанная мисс Хайнс внезапно проявила интерес к его области научных интересов. Так давно он не чувствовал себя нужным.

– Ну, у меня есть сомнения, – произнес громкий голос явно враждебным тоном. – Собственно говоря, доктор Корнелиус, я боюсь, что ваша технология принесет больше вреда, чем пользы. Почему вы так уверены, что эти ваши наночипы не повредят целостности моего адамантиевого покрытия костей?

Доктор Корнелиус ответил на скептический взгляд доктора Гендри собственным очень суровым взглядом.

– Во‑первых, – ответил Корнелиус, – мои наночипы могут выдержать разрушительную силу раскаленного добела расплавленного адамантия, потому что они в три раза более упругие, чем сама сталь. Поэтому в действительности, доктор Гендри, вам следовало бы задать вопрос, не повредит ли ваш адамантий целостности моей нанотехнологии?

Гендри не уступал.

– И каков ваш вывод?

– Несомненно, нет. Почему? Потому что эти два очень сложных процесса дополняют друг друга…

– Дополняют или противоречат друг другу? – резко спросил Гендри.

– …а это означает, что несмотря на очевидные различия, эти две технологии будут работать вместе на достижение одной цели – сделать кости субъекта практически неразрушимыми.

– Ваши слова меня убедили, – ответил Гендри, но по‑прежнему тоном скептика. – Некоторые из нас здесь, в Отделе К, посвятили много лет жизни этому проекту. Мы ничего так сильно не хотим, как успеха проекта «Оружие Икс».

Корнелиус удивленно поднял брови. Существует сопротивление. Прямо здесь. Он новичок, звездный студент, приехавший по обмену из неизвестных земель. Он появился среди них почти без предупреждения и принес с собой портфель с новаторскими исследованиями – и они все этим недовольны, как один.

– Несомненно, вы понимаете наши опасения, – продолжал Гендри. – В конце концов, мы бы не хотели, чтобы наши усилия – вся наша тяжелая работа – оказались под угрозой из‑за применения рискованного и непроверенного устройства, изобретенного… новичком.

Корнелиус постарался не рассмеяться вслух. Новичком, в самом деле.

– Профессор выразил полную уверенность в моей технологии, – ровным голосом возразил он.

Гендри хотел было ответить, но его перебил гулкий голос из громкоговорителя.

– Процесс соединения с адамантием начнется через тридцать минут. Всем сотрудникам занять свои посты и начать процедуру подготовки.

Доктор Гендри тут же резко повернулся и зашагал прочь. Доктор Корнелиус собирался проводить мисс Хайнс к ее рабочему терминалу, расположенному рядом с его собственным. Но когда он повернулся в ее сторону, то никого там не увидел.

По правде говоря, доктор Корнелиус удивлялся, что ему выделили отдельный рабочий терминал на время этого процесса, да еще и так близко от терминала самого Профессора, это его смущало. Это все равно что получить место в первом ряду на уроке особенно требовательного учителя.

Не похоже, чтобы меня завалили работой…

У доктора Корнелиуса ушло целых пять минут, чтобы подключить свой компьютер к биологическим мониторам, введенным в тело субъекта. Теперь, когда осталось еще почти двадцать минут до начала процесса соединения, ему было совершенно нечего делать.

Большая часть действительно напряженной работы Корнелиуса проходила во время дистилляции раствора жидкого силикона и химического процесса кристаллизации этого вещества, что позволяло внедрить программу в молекулы. После того, как наночипы была разработаны и помещены в стерильный сосуд, работа Корнелиуса была, в основном, закончена.

После того, как наночипы ввели в тело Субъекта Икс, они вышли из‑под внешнего контроля. В потоке крови управление возьмет на себя их собственная программа. Все, что мог делать доктор Корнелиус в данный момент, – это наблюдать за процессом.

Тогда зачем я здесь? Даже бесценный доктор Гендри – правая рука самого Профессора – не получил такого исключительного места на этом решающем эксперименте.

Конечно, доктор Корнелиус знал, какое из его умений может оказаться полезным. Если его наночипы потерпят полную неудачу, он мог впрыснуть синтетический гормон собственного изобретения в тело субъекта. Это вещество «убьет» наночипы, которые затем печень выведет из организма, и они станут отходами. Если это произойдет, это станет приговором для эксперимента – и для Субъекта Икс.

При отсутствии отверстий в костях этого бедняги он погибнет. Медленно, мучительно, его скелет задохнется, а все остальное тело высохнет от отсутствия крови.

Но зачем думать о неприятностях?

Корнелиус никогда не хотел участвовать в этих исследованиях. Его намерением всегда было помочь человечеству, лечить болезнь, а не создать некое сверхоружие. Не превратить человека в машину для убийства. В неудержимое орудие войны.

Сам того не замечая, Корнелиус начал массировать виски – давило за глазами.

Как я, черт возьми, оказался с этими людьми? И стал выполнять такую работу? Как попал в эту ловушку?

* * *

После торжества на конференции в медицинском колледже Университета МакГилла все время Корнелиуса было отдано напряженным исследованиям и, конечно, свадьбе. Он выбросил из головы неприятное знакомство с Профессором и не вспоминал о нем до второго дня своего медового месяца, когда в его отдельную каюту на борту круизного лайнера «Дельфы» доставили очень дорогую бутылку тейтингеровского вина «Блан‑де‑блан».

«С наилучшими пожеланиями по поводу счастливого бракосочетания» – стояло на карточке. Она была подписана Профессором.

Вспомнив негативную реакцию этого человека на его предстоящую женитьбу, Корнелиус удивился, узнав, что Профессор оказался способным на такой великодушный жест.

Он собирался рассказать о подарке Мадлен, но его остановило воспоминание о безобразном поведении этого человека на конференции. Корнелиус порвал карточку и бросил ее в унитаз. Позднее в тот вечер они отпраздновали свое бракосочетание, прикончив за один присест бутылку шампанского Профессора.

В ту замечательную неделю Мадлен Ветри‑Корнелиус забеременела их единственным ребенком. Мальчик родился девять месяцев спустя и получил при крещении имя Поль Филип Корнелиус в честь отца Мадлен, известного архитектора в его родном Квебеке.

Потом началась черная полоса, и все пошло вниз по спирали. Болезнь, которая лишила его всякой радости, и безумие, закончившееся убийством.

Полгода спустя, после предъявления обвинения в двойном убийстве, Корнелиус предпочел удариться в бега, чтобы не оказаться в тюремной камере или не попасть в руки палача. Его адвокат убедил судью, что в залоге нет необходимости, что уважаемый член медицинского сообщества не рискнет сбежать.

Но Корнелиус сбежал.

Через несколько месяцев он начал, как ему казалось, анонимную жизнь на маленькой стоянке для трейлеров возле городка Сиракузы, штат Нью‑Йорк, но затем получил бандероль. На ней отсутствовали какие‑либо почтовые штемпели, а это означало, что простой коричневый конверт кто‑то просто сунул в его почтовый ящик, пока он отрабатывал смену на кладбище в качестве сотрудника местного склада медицинских товаров. Конверт был адресован Теду Абрамсу – под этим именем он жил в то время, но когда он заглянул внутрь, ему стало ясно, что неизвестный отправитель знает, кто он такой.

Первым побуждением Корнелиуса было спрятаться от правды. Он отшвырнул конверт в угол. Трясущимися руками заварил свой утренний кофе, поджарил два черствых кусочка хлеба. Кофеин его на время успокоил, и он снова поднял конверт и высыпал его содержимое на стол рядом с тарелкой.

Внутри лежало больше десятка газетных вырезок, посвященных телеграфным сообщениям за последние полтора года. Все они рассказывали об одном и том же – феноменальном взлете и стремительном падении доктора Абрахама Б. Корнелиуса, высокоуважаемого иммунолога, превратившегося в беглеца, обвиненного в двойном убийстве.

В конверте также лежала записка, написанная крупными, почти детскими черными буквами.

«За вами следят. В 11:00 сегодня ночью вы должны ждать у входа в главную городскую библиотеку в Буффало, штат Нью‑Йорк. Если попытаетесь сбежать до этой встречи, о вашем местонахождении сообщат властям. Если не явитесь на эту встречу, о вашем местонахождении сообщат властям. Если вы согласны на эти условия, позвоните сейчас же по этому телефону».

Телефонный номер был написан красными чернилами внизу на записке. Разумеется, подписи не было.

Это шантаж? Но почему просто не потребовать денег? Какой смысл назначать это глупое тайное свидание? Какого черта я должен ехать в Буффало из‑за этого проклятого шантажа?

Он уставился на остатки своего утреннего кофе, остывающего в чашке, на масло, застывающее на сухом хлебе на тарелке. Корнелиус нерешительно взял трубку телефона и набрал номер. Прозвучал один сигнал. Затем мужской голос произнес два слова:

– Мудрое решение.

Трубка замолчала. Корнелиус ударил кулаком по столу. Разъяренный таким грубым манипулированием и таким презрительным обращением, он тут же набрал номер еще раз.

На этот раз он прослушал записанное сообщение о том, что этот номер больше не обслуживается. Он попробовал позвонить еще раз, потом третий, четвертый раз, с тем же результатом.

В тот вечер тусклые лучи солнца струились сквозь грязные окна его трейлера, а Корнелиус метался и вертелся на своей узкой лежанке. В пять часов он встал. Оставалось еще много светлого времени от летнего вечера, и Корнелиус взвешивал возможные варианты за очередной кружкой кофе.

Наконец, решившись, он принял душ, побрился, собрал небольшую сумку с необходимыми мелочами и покинул трейлер, не оглянувшись. Через час он должен был явиться на склад, на свое рабочее место, но сегодня он туда не придет, и вообще больше никогда не придет. Корнелиус понимал: что бы ни произошло на этой навязанной ему встрече, он больше никогда не вернется в Сиракузы.

По дороге в Буффало Корнелиус заметил, что на потемневшем небе собирается гроза. К тому времени, как он приехал на место, тучи прорвало, и город посерел под беспросветным ливнем.

Ожидая под дождем у фонарного столба, Корнелиус услышал, как часы на колокольне неподалеку пробили одиннадцать. Он поднял глаза и увидел вынырнувшую из завесы воды фигуру.

Интересно, подумал Корнелиус, это тот, с кем я должен встретиться, или просто случайный прохожий? Может быть, тот человек должен был сообщить мне кодовое слово, или еще что‑то такое, чтобы я узнал в нем настоящего шантажиста.

Несмотря на ужасное настроение, Корнелиус тихо рассмеялся.

Тайный пароль. Как забавно. Но он дополнил бы эту абсурдную шпионскую мелодраму.

Оказалось, что в пароле не было необходимости. Человек подошел прямо к Корнелиусу и поднял голову. Маленький водопад хлынул с широких полей его коричневой кожаной шляпы, и Корнелиус узнал резкие, утонченные черты лица Профессора, на его квадратных очках блестели дождевые капли.

– Профессор, я…

– Не разговаривайте. Просто внимательно слушайте. У меня есть для вас предложение. Не говорите мне, как вы благодарны. Сейчас не надо. И потом тоже. То, что я вам предлагаю, это не благотворительность.

– Тогда что вы от меня хотите? У меня нет денег, нет репутации. Что я мог бы…

– Я нуждаюсь в ваших особых умениях, – ответил Профессор. – Больше ничего вам пока знать не надо.

– Но…

– Если вы примите мое предложение, вас тайно переправят через границу Канады в течение часа, – продолжал Профессор. – Если вы мне откажете, можете свободно уйти, я вас заверяю, что не выдам вас властям. Но помните, доктор, что Федеральное бюро расследований вас настигнет, это только вопрос времени.

Профессор помолчал, давая ему осознать эти слова.

– Между прочим, вас надо поздравить, – глаза Профессора оставались пустыми, они совершенно ничего не выражали, как и в тот день, когда Корнелиус впервые встретился с ним. – Вы знали, что вошли в список десяти самых разыскиваемых ФБР преступников? Только вчера опубликовали пресс‑релиз.

Эта новость еще не дошла до Корнелиуса. Одна мысль об этом заставила его желудок сжаться.

Профессор наклонился к нему ближе, так что Корнелиус ощутил дыхание этого человека на своей щеке.

– И вы знали, что отделение ФБР в Сиракузах предупредили о вашем присутствии на их территории? Они организовали рейд на тот трейлер, который вы называли своим домом… и на тот склад, где вы работали. Если бы вы не были здесь, со мной, то вы бы уже сидели в камере.

Корнелиус почувствовал панику, от которой у него перехватило горло. Ему не хватало воздуха. Профессор загнал его в угол, в ловушку.

– Что вы предлагаете? – резко спросил Корнелиус. – Я хочу услышать все детали до того, как соглашусь на вашу работу, или на любую другую работу. Я продам свои услуги тому, кто больше заплатит.

Казалось, профессора удивила явная уловка доктора – попытка вернуть себе частичный контроль. Легкая улыбка приподняла уголки его тонких губ. При свете уличного фонаря улыбка Профессора напомнила Корнелиусу ухмылку белого костяного черепа.

– Бросьте. Бросьте, доктор Корнелиус. Не будьте смешным… Вы действительно считаете, что у вас есть выбор?

– Профессор? Доктор Корнелиус? Мы можем начинать процедуру.

Профессор кивнул доктору Гендри, потом повернулся к Кэрол Хайнс.

– Устройство МЭМ подключено к мозгу субъекта?

– Подключение установлено, Профессор, – коротко ответила она.

– Доктор Маккензи, отключите демпферы мозга.

Щелкнув переключателем, психиатр перекрыл энергию генератора, и постоянный поток ультразвуковой энергии, точно настроенной на частоту, которая парализовала мозг Логана, резко прекратился.

– Я вижу небольшой всплеск активности мозга субъекта, – сразу же предупредил доктор Маккензи.

– Это ошибка, – сказала Кэрол Хайнс.

– Вы в этом уверены? – возразил Маккензи, казалось, рыжие волосы на его голове встали дыбом. – Не должно быть никакого следа активности мозга – даже сновидений – иначе субъект может сохранить определенные аспекты своей личности даже после перестройки.

– Это аномалия, – настаивала Хайнс. – Я видела это явление раньше. Всплески происходили у испытуемых субъектов в НАСА, обычно в те моменты, когда их сон прерывали.

– Что могло бы вызвать подобную мозговую активность? – спросил Маккензи.

Хайнс пожала плечами.

– Существует несколько теорий, Профессор, – ответила она. – Возможно, мы видим случайную электрическую активность в гипоталамусе – области мозга, которая контролирует функции тела, – или продолжение химических реакций внутри воронки гипоталамуса. Но, конечно, это всего лишь предположение.

Казалось, профессора удовлетворили ее объяснения, но доктора Маккензи они не убедили.

– Те волны, которые я видел на мониторе, позволяют предположить наличие активности в коре головного мозга, – настаивал психиатр. – Наверняка это не случайная электрическая или химическая активность.

Маккензи сердито смотрел на Хайнс, которая не уступала. Профессору пришлось найти выход из этого тупика.

– Что вы сейчас видите на вашем мониторе энцефалографа, мисс Хайнс? Доктор Маккензи?

– Активирована связь с МЭМ, – ответила Кэрол Хайнс. – В данный момент нет такой активности мозга, которую мы бы не контролировали.

Маккензи заколебался, потом кивнул.

– Экран пуст… сейчас. Возможно, мисс Хайнс права в своих предположениях.

Профессор махнул рукой.

– Тогда хорошо. Продолжайте.

– Этап первый, ребята. Приготовьтесь ввести наночипы, – сказал доктор Гендри, глядя на Корнелиуса.

Доктор Корнелиус нажал на клавиши своего компьютера, и его программа появилась на мониторе. Склонившись над терминалом, он ввел пароль, освобождавший инжектор.

«М‑А‑Д‑Л‑Е‑Н».

Экран замигал: ПАРОЛЬ ПРИНЯТ.

ПОДГОТОВКА ПРОЦЕДУРЫ ВПРЫСКИВАНИЯ.

Наконец, на мониторе вспыхнуло: ГОТОВ НАЧАТЬ ВПРЫСКИВАНИЕ.

Корнелиус потянулся к клавиатуре, потом замер, его мясистый указательный палец замер над клавишей пуска.

Прошла секунда. Потом две. Корнелиус все еще медлил.

Охваченный внезапным нетерпением, Профессор встал со своего кресла.

– Доктор… продолжайте.

Корнелиус спиной ощущал взгляд этого человека – его глаза пристально смотрели, всегда следили за ним – и нажал на клавишу.

Из бурлящего резервуара послышался визг гидравлического привода, и острая игла вышла из чехла, подобно кошачьему когтю. Она опускалась вниз, пока ее кончик не коснулся бледной плоти.

Затем острый конец пронзил мышцы и кости, и глубоко вошел в бьющееся сердце Логана. Фигура в резервуаре один раз дернулась, потом заметалась, охваченная долгой, непрерывной судорогой – непредвиденная реакция, от которой зазвенели сигналы тревоги на полудюжине мониторов.

Специалисты и врачи заметались между терминалами, и лабораторию заполнили взволнованные голоса.

Затем Корнелиус его услышал, или вообразил, будто услышал. Человеческий крик, который разорвал его внутренности. Вопль, который заглушил тревожные сигналы и крики медиков. Пронзительные вопли мучительно страдающего от боли ребенка, не понимающего, что с ним происходит.

Глава 5. Задание

Логан падал, кувыркаясь, сквозь черную пустоту. Непрерывные порывы ледяного ветра били его тело и с ревом проносились через его мозг. Он пытался дотянуться до воспоминаний, найти нечто такое, за что можно уцепиться.

Ничего не было.

Нахлынула паника и заполнила пустоту.

Я во власти бури. Торнадо.

Он пошевелил пальцами на руках, на ногах, почувствовал, что закутан в облегающий кокон. Он слышал хриплый звук собственного дыхания, горячего под кислородной маской, прилегающей к носу и рту. Он повернул голову – и наткнулся на стенки кибернетического шлема с климат‑контролем. По другую сторону защитных очков – только тьма, а потом там появился мигающий курсор в дюйме от его левого глаза.

Логан смотрел, как на компьютерном дисплее над головой бежали параметры его запуска, затем он подключился к спутнику глобального позиционирования на околоземной орбите. Через две секунды на дисплее внутри его очков появилась картографическая сетка местности.

Должно быть, я ударился головой… и от удара вырубился…

По мере того, как параметры задания вливались в его мозг, важные данные бежали по внутреннему экрану. Скорость ветра, воздушная скорость, наружная температура (всего семьдесят градусов ниже нуля) его скорость и угол снижения, долгота и широта. Альтиметр сообщил Логану, что он находится в состоянии свободного падения с высоты в тринадцать тысяч метров.

Где‑то над ним – и, вероятно, к этому моменту уже на расстоянии в несколько миль – МС‑140 без опознавательных знаков, из которого он спрыгнул, мчался к границе на форсаже. Вероятно, пара северокорейских МИГ‑22 уже сидела у них на хвосте. Логан молча пожелал пилотам благополучно вернуться домой.

Осталось всего шестьдесят три секунды свободного падения. На высоте шесть тысяч метров автоматически раскроются крылья высотного параплана и включатся репульсионные моторы, чтобы замедлить спуск. До этого момента Логан будет продолжать камнем падать вниз.

Он проверил местное время: 02:27 – середина ночи.

– Местность и цель, – произнес он голосом, сухим и хриплым из‑за вдыхаемого им чистого кислорода.

Сетка сдвинулась. Логан увидел резко очерченные подробности электронных очертаний зазубренных гор и узкую дорогу, вьющуюся по ним. На севере находилось искусственное озеро, сдерживаемое бетонной дамбой. У подножия дамбы стояла гидроэлектростанция, окруженная двойной и тройной оградой, сторожевыми башнями, несколько деревянных зданий с отдельно расположенными туалетами – возможно, казармы – и зенитные установки.

Наконец, Логан увидел цель – группу круглых сооружений на берегах мелкой речки, образованной стоком дамбы. Трех‑ и четырехэтажные сооружения походили на цистерны для хранения топлива. Но зачем хранить топливо рядом с гидроэлектростанцией? Ведь генераторы вращает вода; нефть не нужна.

Еще большие опасения внушало то, что сообщения подтверждали: ниже по течению стала появляться дохлая рыба, там, где сток дамбы вливался в более крупную речку. Разведка Объединенной оперативной группы 4 считала, что причиной стало токсичное вещество – химическое, биологическое – или, возможно, радиация. Разведка пришла к выводу, что это вещество распространяется от кажущейся безобидной гидроэлектростанции, а это означало, что она вырабатывает не только электричество. Вероятно, в Северной Корее в этом месте делают также оружие массового уничтожения. Канадская разведка хотела знать, какой тип оружия и в каком количестве, поэтому Логана и его напарника послали на это задание.

На своем защитном экране‑очках, на светящейся карте, Логан увидел второй мигающий огонек. Невидимая невооруженным глазом, еще одна фигура падала в ночи не очень далеко от него – Нил Лэнгрем, напарник Логана. Оба они должны приземлиться в разных зонах, а потом встретиться на земле.

Приглушенный сигнал прозвучал внутри шлема Логана, и включились приобретенные на тренировках навыки. Он напряг позвоночник и закинул руки за голову, будто ныряя с высоты в темную, сверкающую воду далеко внизу. Потом развел руки и ноги в стороны, образуя букву «Х».

Второй предупреждающий сигнал. Логан собрался, напряг мышцы, начался обратный отсчет.

Четыре… три… два… один…

С резким рывком раскрылись «крылья». Кожистые мембраны из устойчивой к повреждениям ткани вырвались из потайных швов под руками Логана, вдоль торса, вдоль ног. Гибкие ребра внутри этих крыльев мгновенно заполнились сжатым воздухом, придавая форму мембране и создавая аэродинамическую поверхность.

Но по плану Логан все еще падал вниз головой, так как его скорость почти не снизилась. Если бы Логан попытался поймать ветер и выровнять тело, ремни «Ястреба» были бы сорваны нагрузкой, и он бы разбился насмерть.

Мигающий курсор. Электронные цифры. Еще один обратный отсчет.

Потом включились репульсионные моторы Марк III «Старк Индастриз». Каждое из шести устройств в форме диска размером с блюдце было способно произвести три односекундных импульса до того, как исчерпает свой запас энергии. Этого было более чем достаточно, чтобы замедлить снижение Логана.

Но когда заработали моторы, Логан почувствовал острую, пронзительную боль, словно ему в сердце вонзили нож. Он сложился пополам от боли и стал падать еще быстрее. В его ушах прозвучал сигнал тревоги, и этот звук слился с завыванием ветра. Логану показалось, что черная ночь стала фосфоресцировать зеленым светом.

Внезапно в его голове что‑то взорвалось – и его поглотил красный туман боли. С его губ сорвался стон. Сквозь боль он подумал, что аппарат почему‑то дал сбой.

Вскоре боль отступила, и Логан смог сосредоточиться. Он старался вернуть себе полный контроль над аэродинамическим летным костюмом, теперь несущим все его тело, противостоять воздушным потокам, меняющим направление. Приложив некоторые усилия, ему удалось выровняться на высоте примерно две тысячи метров. Он скользил параллельно горизонту со скоростью около трехсот километров в час.

– Цель.

Тут же на сетке карты появился мигающий огонек, обозначив место на склоне низкой горы над дамбой и гидроэлектростанцией. Он перешел в режим инфракрасного видения, и внезапно перед ним возник окрашенный в красноватые тона панорамный вид окружающей местности.

– Телескопический режим… Увеличить… Увеличить… Стоп.

Телескопические очки ночного видения показывали все детали на земле внизу. Хотя Логан был еще далеко, он мог различать автомобили, стоящие на дамбе, и ранее не замеченные запасные ворота. А в долине под дамбой Логан разглядел часовых на наблюдательных вышках и других людей в форме с собаками, обходящих периметр по обе стороны от ограды.

Делая движения руками, он начал скользить вниз, иногда делая поправку на ветер или восходящие потоки над горами.

Для Логана только эта часть полета на аппарате «Ястреб» была приятной – лететь, как птица, на трепещущих крыльях…

Приближаясь к объекту, Логан знал, что это развлечение скоро кончится.

Он планировал совершить бреющий полет над объектом и постараться определить качество и количество охраны. Затем, если все пройдет по плану, Логан найдет место для приземления, незаметно совершит посадку, спустится с горы через дамбу в долину, перелезет через ограду и проникнет на гидроэлектростанцию – и при этом избежит контакта с охранниками, собаками и минными полями или электронными системами наблюдения, которые, возможно, установлены вокруг комплекса.

Лэнгрем говорил, что это будет плевым делом.

Как бы не так.

Логан заметил, что теперь второй огонек мигает над ним и несколько сзади – Лэнгрем, все еще летит, как было запланировано. Логан знал, что его напарник вскоре уйдет в сторону и приземлится на другом берегу озера. Таким образом, если бы одного из них поймали или убили, второй мог бы выполнить задание.

Они с Лэнгремом хранили полное радиомолчание во время всей операции. И не должны были встретиться до тех пор, пока не окажутся между цистернами хранилища или пока не доберутся до точки, где их подберут после того, как они выполнят задачу.

Конечно, если для одного из нас все сложится очень плохо, мы совсем не встретимся.

Внезапно мощный поток восходящего воздуха отнес Логана на несколько сотен метров в сторону от курса. Логан стал маневрировать двойными реактивными двигателями, которые включались от датчиков в его перчатках и кнопкой на ладони каждой руки, – чтобы скомпенсировать снос ветром. Через несколько секунд он снова вернулся на прежний курс. Его компьютер взял на себя управление и наводил его на цель.

Логана поражало качество этого нового устройства, то, каким удобным для пользователя стал аппарат «Ястреб» следующего поколения.

Не то что в недоброе старое время.

Логан вспомнил, что первые прототипы высотных крыльев‑парапланов были именно такими – лишенными двигателей глайдерами из кожи, брезента и спандекса, раскрывающимися из стандартных облегающих боевых скафандров. Те первые модели были не слишком надежными, у них не было устройств улучшенных моделей. Логан удивлялся, как он обходился без герметичного шлема, обогревателя, нашлемного индикатора, беспроводного управления компьютером, системы GPS, инфракрасных очков ночного видения – и даже репульсионных моторов.

Нынешний «Ястреб» даже устранял угрозу обнаружения радаром. Одетые в костюмы из немагнитного, поглощающего волны композитного материала – гибкого варианта покрытия, которое используется в самолетах «Стелс», – Логан и Лэнгрем были невидимы для любого вида высокотехнологичных электронных устройств слежения.

Разумеется, одно усовершенствование еще нужно будет добавить. Разработчики из исследовательского отдела Комитета не придумали способа сделать легким приземление на «Ястребе». Логан пару лет не пользовался этим приспособлением и пожалел об этом, так как, когда земля помчалась к нему навстречу, он усомнился, получится ли у него мягко приземлиться.

– Садиться на «Ястребе» легко. Даже подслеповатый очкарик сумеет найти землю, спускаясь на этой птичке, – однажды сказал ему Ник Фьюри. – Не разобьешься во время посадки, вот что здорово.

Тонкие губы Логана тронула улыбка. Он почти ощутил запах дешевых сигар Фьюри.

Можно было бы ожидать, что парень, по горло увязший в тайных операциях, сумеет достать немного контрабандных кубинских сигар.

Логан сосредоточился на заходе на посадку. Сделав поправку на ветер и угол снижения, нашлемный индикатор показал кривую подхода к зоне приземления. Но сначала Логан хотел совершить разведывательный полет над гидроэлектростанцией.

Словно бесшумный невидимый призрак, Логан спускался все ниже. Наконец, он помчался параллельно линии горизонта, менее чем в шестидесяти метрах над землей. Он пролетел над стальной оградой и стремительно пронесся над сторожевой вышкой, так низко, что мог заглянуть внутрь. Он увидел несколько усталых караульных, чайные чашки и группу людей, играющих в кости.

Соблазнительно приземлиться прямо сейчас… Эти парни почти спят. Я мог бы спуститься и выяснить, что в этих цистернах, за пять минут… Но это было бы ошибкой.

Логан выполнял приказ. Он должен был приземлиться в горах, закопать свой костюм и спуститься к гидроэлектростанции пешком.

Во всяком случае, если это слишком просто – что в этом веселого?

Бесшумно пролетая над гидроэлектростанцией, он заметил, что большие, как у ангара, двойные двери открыты, и кучка рабочих суетится внутри в пятне света. Участок вокруг цистерн‑хранилищ за пределами станции оставался темным. Даже в инфракрасных лучах большая часть деталей тонула во мраке.

В конце концов Логан сделал вираж и направился к серой, безликой стене дамбы. Он запрокинул голову назад и как можно шире раскинул руки, чтобы увеличить поверхность крыльев и подъемную силу. Затем включил репульсионные двигатели.

Будто петарда, он взлетел над дамбой. Перевернулся в воздухе, потом полетел низко над темной водой, его черный костюм блестел, как шкура тюленя, из‑за водяной пыли.

Логан в последний раз запустил репульсионные двигатели, ушел от берега и помчался вверх по склону. Впереди находилась назначенная зона приземления – голый участок бурой корейской горы, на которой уничтожили лес, чтобы расчистить место для строящихся высоковольтных линий. Приближаясь к зоне приземления, Логан увидел толстые пни, торчащие из земли, и несколько поваленных деревьев, преграждавших ему путь.

Готовясь к посадке, Логан сложил свои крылья, чтобы сбросить скорость. На скорости восемьдесят километров в час он ослабил ремни, чтобы быть готовым выскочить из них в ту секунду, когда заметит ровное место на земле.

Посадка в костюме «Ястреб» – это примерно как выпрыгнуть из самолета с парашютом, потом отстегнуть его метрах в десяти или пятнадцати над землей и пролететь оставшееся расстояние без парашюта. Посадка обычно бывала жесткой, и не всегда удавалось встать на ноги. Большинство парней сворачивались в клубок и катились до остановки.

Но не Логан.

Пока на его внутреннем экране мелькал отсчет высоты в метрах… 50… 40… 30… 20…, его воздушная скорость снизилась почти до сорока километров в час.

Логан выбросил вперед ноги и расстегнул ремни. Крылья отделились, свернувшись подобно раздавленной бабочке позади него. Он ударился о землю и побежал, три раза перевернулся и встал на ноги. Но инерция, полученная во время спуска, продолжала толкать его вперед. Логан заметил на своем пути поваленное дерево. В тот момент, когда он перепрыгивал через препятствие, из‑за дерева поднялся силуэт человека.

Логан уже не мог остановиться. Он врезался в незнакомца и услышал сдавленный крик. Не удержавшись на ногах, они оба упали на крутой склон в облаке пыли.

Сигналы тревоги выключили. Тишина вернулась. Субъект Икс теперь оставался неподвижным, судороги прекратились. Техники и врачи перемещались по комнате, перенастраивали приборы и перезагружали компьютеры.

– Мы потеряем немного времени, Профессор. Это неизбежно, – произнес доктор Гендри с мрачным лицом. – Техникам придется снова подключать компьютеры. Восстановить функции некоторых датчиков. Но пока что Субъект Икс стабилизирован.

Профессор едва заметно кивнул головой, потом повернулся к доктору Корнелиусу.

– Нанотехнология. Она функционирует?

– Процесс завершен, силиконовые клапаны работают как настоящие, – ответил Корнелиус. – Вы видите их на этом ультразвуковом изображении всего тела… эти крохотные черные точки на скелете…

Профессор взглянул на изображение, потом поднял брови.

– И вы совершенно уверены, что ваши наночипы не были причиной припадка у субъекта?

– Это абсолютно невозможно, – ответил Корнелиус более уверенно, чем когда‑либо раньше.

– Тогда мы должны обратиться к вам, мисс Хайнс, – прошипел Профессор. – Какова ваша теория? Что пошло не так, по вашему мнению?

Кэрол Хайнс нервно сглотнула.

– Я… я по‑прежнему считаю, что мы имеем дело со случайными электрическими импульсами в гипоталамусе. Это самые древние инстинкты – «мозг ящерицы» – в борьбе за выживание перед лицом уничтожения.

– Эзотерическая чушь, – фыркнул доктор Маккензи. – Явно где‑то в полушарии мозга продолжалась активность. У субъекта появились случайные воспоминания, он полностью пережил какое‑то событие прошлого, родовые схватки – что угодно.

– Ничего подобного не отразилось на экранах мониторов, – настаивала Хайнс.

– Мы оба видели появление пика на графике, – ответил Маккензи, – только вы списали его на аномалию.

Профессор поднял руку, чтобы прекратить этот спор.

– Что это значит, доктор?

Маккензи повернулся к Профессору:

– Устройству МЭМ не удалось полностью соединиться с мозгом субъекта. В системе был пробел, погрешность в программе. Проявилась прежняя личность Логана, то есть субъекта.

Маккензи повернулся спиной к Профессору, лицом к человеку в резервуаре. Постучал пальцем по стеклу, словно это стенка аквариума.

– Что‑то происходит в его голове. Субъект Икс не готов отдать свою личность… пока не готов, – заявил Маккензи. – Готов поспорить на свою репутацию.

Профессор сложил руки за спиной и прошелся по лаборатории.

– Это ставит перед нами небольшую дилемму. У двух моих сотрудников есть разногласия по вопросу о решающей фазе программы «Оружие Икс». Мы зашли в тупик. Как нам действовать дальше?

Маккензи шагнул вперед.

– Я сделал все от меня зависящее, чтобы держать Субъект Икс под контролем. У нас не возникало трудностей, пока демпферы мозга не были отключены. Я предлагаю перейти к химическому варианту – фенобарбитал. В дозе три и одна десятая для начала, больше – если понадобится.

Маккензи с вызовом смотрел на Кэрол Хайнс. Она встретилась с ним взглядом, затем повернулась к Профессору. Он тоже в упор смотрел на нее.

– Я перезагружу центральный процессор устройства МЭМ, – сказала она. – И начну создавать интерфейс с самого начала. Это возможно… Наверное, возможно… этот шаг мы не предусмотрели.

Маккензи, исполненный самодовольства, снова повернулся к женщине.

– Перезагрузка займет около часа, – продолжала Хайнс. – И мы сможем попробовать еще раз.

– Значит, один час, – ответил Профессор. Через минуту он уже поднимался на лифте на верхний уровень.

После ухода Профессора доктор Корнелиус подошел к терминалу Хайнс и прикоснулся к ее плечу.

– Не надо слишком огорчаться, – сказал он. – Все бывает… Задержки… Ошибки… Погрешности в расчетах. Никто не бывает совершенным. Держу пари, подобное происходило в НАСА постоянно.

Кэрол Хайнс стучала по клавиатуре, не поднимая глаз.

– Во всяком случае, Профессор попал в затруднительное положение и согласился с доктором Маккензи. Вы не можете его винить за…

– За что? – перебила она, поднимая на него взгляд. Ее худое лицо под короткой стрижкой покраснело. – За то, что он послушал человека, у которого больше букв после имени?

Корнелиус покачал головой.

– Вы все не так поняли, мисс Хайнс. Профессор выбрал ту технологию, которой доверяет, а не человека. Его решение не имеет отношения к высокой научной степени или к тому, что Маккензи доктор. Просто фенобарбитал он уже раньше использовал, а МЭМ – никогда.

Он увидел, что его слова дошли до ее сознания, что она обратила на них внимание.

– Вспомните, – продолжал он, – Профессор хотел возложить вину за странную реакцию Субъекта Икс на мои наночипы.

Корнелиус с облегчением увидел, как разгладились морщинки на ее лице.

– И если вы раньше не заметили, – заговорщицким тоном прошептал он, – есть еще некий доктор Гендри, который имеет на меня зуб. Так что не чувствуйте себя слишком преследуемой только потому, что психиатр вас не любит. Я начинаю думать, что все участники этого проекта здорово влипли.

Глава 6. Эксперимент

Сидящий в кресле Профессор поднял бледную ладонь.

– Давайте делать историю.

Вслед за этими словами послышался стук клавиш, и разнеслось эхо отданных голосом команд. В огромном зале ученые и техники принялись за работу.

– Подача.

Это скомандовал доктор Чан, металлург, прославившийся работой с особыми сплавами. Чан склонился над экраном монитора размером во всю длину тела, рядом с двухъярусной портативной насосной станцией, соединенной с бурлящим резервуаром.

– Включаю подачу, – произнес помощник техника, сидящий на нижнем ярусе непосредственно под металлургом, за вторым компьютером.

За свинцовыми стеклами у основания насоса зашипел поток расплавленного адамантия, идущий из баллона по извивающимся трубкам в резервуар, где находился субъект.

– Осторожно… адамантий разрушается при двадцати девяти к одному, – предостерег доктор Чан. – Я скомпенсирую.

Профессор покачал головой, ничуть не встревожившись.

– Скорость снизится. Никаких проблем.

Чан кивнул головой.

– Подача.

– Скорость постоянная.

– Подача.

– Показания кардиографа? – спросил Профессор.

Кэрол Хайнс только собиралась взглянуть на экран монитора кардиографа, как доктор Гендри резко произнес:

– Сердцебиение ускоренное. Больше, чем мы ожидали.

Резервуар напоминал закипающий стеклянный чайник для воды; находящаяся внутри фигура подпрыгивала, как пробка, попавшая в кипящую жидкость. Субъект Икс должен либо войти в историю науки, либо сгореть заживо.

Доктор Корнелиус наблюдал за процедурой с напряженным ожиданием. В помещении пахло, как в сталеплавильном цеху, а не как в медицинской лаборатории или импровизированной операционной. Запах горящего металла висел в воздухе, а в последние несколько минут температура на этаже повысилась на несколько градусов. Причиной и того и другого стал контейнер в одном конце помещения, раскаленный докрасна за толстой стеной из свинцового стекла. Внутри находились сотни фунтов расплавленной адамантиевой стали, готовые к закачке в тело субъекта.

Корнелиус знал, что адамантий – самое прочное вещество во вселенной. Этот сплав, разработанный в сороковых годах двадцатого века доктором Майроном Маклейном, металлургом из Соединенных Штатов, был создан с использованием смеси совершенно секретных смол, куда ввели еще и таинственное вещество «вербаний». В жидкой форме адамантий сохранял пластичность всего около восьми минут, и только при постоянной температуре 1500 градусов по Фаренгейту. Через четыреста восемьдесят секунд сплав нельзя будет соединить ни с одним другим веществом. Это означает, что любой перерыв процесса на решающем этапе подачи приведет к катастрофе.

Окружив резервуар Субъекта Икс, бригада наблюдала за всеми аспектами процесса, стоя у компьютерных терминалов и медицинских мониторов. Лишь один звук заглушал фоновый гул механизмов: мерный писк прибора, измеряющего сердцебиение, дыхание, температуру тела и другие параметры.

Пальцы доктора Чана продолжали летать по клавиатуре. За свинцовым стеклом рассеялось облако пара.

– Поток устойчивый…

– Подача…

– Начинаем пропитку… сейчас!

Активность в резервуаре нарастала по экспоненте. Когда расплавленный металл заполнил подающие трубки, они сильно нагрелись, затем быстро передали тепловую энергию жидкости внутри резервуара. За несколько секунд Субъект Икс полностью исчез из поля зрения, скрытый кипящим химическим варевом.

Конец ознакомительного фрагмента — скачать книгу легально

[1] Друг мой (франц.).

[2] Служба гражданства и иммиграции.