Секс, трава, виагра

Рассказы о наболевшем

Вадим Федоров

 

 

Музыка

 

 

Вечер. Из окна – лёгкий приятный ветерок.

Она: Тебе нравится Мадонна?

Он: Ну, как сказать. Поёт и поёт. Хорошо поёт…

Она: Я её обожаю. Как она может кому?то не нравиться? А тебе что нравится?

Пауза.

– Мне? Мне Круг нравится. Песни его.

– Да ты с ума сошёл. Это же блатняк, уголовщина. Как можно это слушать?

В раздражении отталкивает его и немного добавляет громкости на ноутбуке. Из динамиков льётся Мадонна.

– Ну, мне нравится, – рассеянно отвечает он.

– Как может нравиться шансон?! – распаляется она. – Это же песни уголовников.

– Ласточка, я всё знаю и понимаю, но мне нравится этот жанр, мне нравятся эти песни. Я вырос на них. И вообще, Круг не сидел ни разу. Он только поёт о тюрьме…

– Погоди, – перебивает она его, – а Мадонна тебе нравится?

Пауза.

– Хорошо поёт. Но меня не задевает. Я нормально отношусь к Мадонне. Но слушать её, как ты, днями и ночами, не хочу. Не вставляет.

– Чтооооо?! – заводится она. – Что тебя не вставляет? Она поёт о любви, у неё каждая песня – шедевр. Не то что твой уголовник.

– Он не мой. И он не уголовник. И вообще, он не сидел, я же уже говорил.

– Какая разница – сидел не сидел. Раз поёт блатные песни, значит, уголовник. И как его можно сравнивать с Мадонной вообще?

– Никак нельзя сравнивать, – соглашается мужчина. – Как можно Круга сравнивать с лесбиянкой?

– Да при чём тут её сексуальная ориентация? Мы о музыке вообще?то говорим. Или о чём?

– О музыке, – снова соглашается он.

– И что мы будем слушать весь вечер? Твоего уголовника или Мадонну?

– Мы будем слушать лесбиянку, – смеётся он, – весь вечер только её, как ты и хочешь…

Он подливает вина в её бокал, добавляет туда минералку, как она любит, и примирительно дотрагивается до её спины.

– Сделай чуть?чуть погромче, пожалуйста…

…Утро. Она стоит у окна. Он садится в машину. Из?за закрытых окон пробивается «Владимирский централ».

– Скотина какая, – сжимает губы она.

– Ссучка, – улыбаясь, шепчет он и выруливает со двора.

 

Свидание вслепую

 

 

– Но?но, но?но?нон, но. Но?но, но?но?нон, но, – напевала она эту привязавшуюся песенку.

Её компания уже набрала в палатке всё, что хотела, заплатила за какой?то ликёр и шоколад и медленно двигалась нетвёрдыми шагами вдоль по аллее. А она пританцовывала и продолжала напевать, глядя на меня. Я сидел за столиком, пил кофе и ждал брата.

– Танюха, – прокричали из компании, – ты идёшь?

– Нет, – ответила она, на мгновенье прервав свою песенку. И потом опять заладила: – Но?но, но?но нон, но…

И вдруг, без перехода, мне:

– А я вас знаю. Я вас давно знаю. Вы мне нравитесь. Очень. Вы на меня просто внимания не обращаете, я в соседнем доме живу. Но вы мне нравитесь. Я вас люблю, наверное.

Я осторожно поставил чашку с остатками кофе на столик.

– Девушка. Вы, это, вы просто выпили немного. Вы компанию свою догоняйте.

– Да, я пьяная, – согласилась она, – но трезвая я бы вам не призналась. А вот сейчас признаюсь. Вы мне нравитесь. Я вас хочу. Очень. Хотите меня? Я вас хочу, очень.

Если честно, я обалдел. Не каждый день к тебе подходят молодые девушки и предлагают себя, попутно признаваясь в любви. Но… не вовремя. Ах как она была не вовремя. У меня тут новые отношения, ухаживания, любовь?морковь. И проводы старой любви, которая не хотела отпускать, цеплялась и рвала сердце на части. Как пишут сейчас в Фейсбуке – всё сложно. Тогда не было Фейсбука. Но было всё так сложно, что просто караул. А тут эта, со своим но?но.

– Но?но, но?но?нон, но, – продолжала она, – а я о вас всё знаю, я за вами давно наблюдаю, и вы мне нравитесь, – и затем совсем нелогичный вопрос:

– А тебя как зовут?

– Хех… Василий, – улыбнулся я, назвавшись именем брата, которого, кстати, и ждал за этим самым столиком уже минут десять. Но этот оболтус, как обычно, опаздывал. Он недавно дембельнулся из ВДВ и к гражданской жизни был мало приспособлен. Всем начинал рассказывать про армию, про голубые береты и прочее, прочее, прочее… Разница между нами была два года, мы были очень похожи, только я постарше и поспокойнее.

– Но?но, но?но?нон, но. Я тебя хочу. Пойдём куда?нибудь, – не унималась девчонка.

– А пойдём. Только быстро, – вдруг сказал я. Решение пришло мгновенно.

– Я быстро не хочу, – пьяно улыбнулась Таня, – я хочу медленно.

– Медленно так медленно, – согласился я, встал, взял её под локоть и повёл в сторону своего офиса.

– Мы куда? – прильнув ко мне, спросила она.

– Ну, не домой же, – отозвался я, – в контору ко мне. Она тут, в соседнем здании, в полуподвале. Там как раз никого нету, пятница, вечер. Только надо тихо себя вести и свет не включать. А то сторож милицию вызовет.

– Я буду как мышка, – захихикала девушка, и опять завела, пританцовывая, – но?но, но?но?нон, но.

Через две минуты мы были около двери моего офиса. Я отключил сигнализацию и открыл дверь. Завёл танцующее чудо в юбке и на ощупь провёл её к кожаному дивану. Она тут же обняла меня и постаралась поцеловать.

– Погоди, – попросил я, – я буквально на пять минут. Надо кой?чего уладить. Ты пока раздевайся и жди меня. Ок?

– Ок. Приходи только быстрее, – попросила она.

Я выскользнул из кабинета, прикрыл дверь и вернулся к столику. Вася уже ждал меня.

– Опаздываешь, – нагло заявил он. Но я не отреагировал, а, сев напротив, внимательно начал его разглядывать.

– Чего? – спросил он.

– Василий, у тебя сколько времени не было секса? – вкрадчиво спросил я.

– Грешно смеяться над больным человеком, – парировал брат. Затем задумался и честно ответил:

– Два года и скока там месяцев. В армии у меня был секс тока с плитой для миномёта. Зато безотказный и по взаимному согласию.

– Стоп, стоп, стоп, – остановил я его. Иначе он опять заведёт свою шарманку про ВДВ и тяжёлые армейские будни. – А хочешь сейчас?

– Чего сейчас? – не понял брат.

– Чего, чего… трахнуться хочешь? С молодой, красивой, правда, немного пьяной девушкой.

Василий озадаченно посмотрел на меня.

– Ты серьёзно?

– Уху, – ответил я и быстренько ввёл его в курс дела. – Только не включай свет и не разговаривай, отвечай односложно: да или нет, – напутствовал я его. Вася, ошалевший от такого предложения, только кивал головой и, как положено, односложно отвечал – аха, да.

Проводив братишку до двери офиса, я вернулся к уже родному столику и принялся ждать. Вернулся он минут через 40. Довольный, как мартовский кот. Улыбка до ушей.

– Ну что? – поинтересовался я.

– Что за девочка? – вопросом на вопрос ответил Вася. И потом, не дожидаясь ответа, начал отчитываться: – Я всё, как ты говорил. Односложно. К ней под бочок. А она! Ух. Горячая штучка. Я офигел. А она… Только это, под конец заминка вышла, – брат потупился.

– Что случилось? – спросил я.

– Да ничего страшного, – продолжал Василий. – Только когда мы закончили, она лежит, мурлычет, как заведенная: но?но?но, и потом вдруг говорит, что она меня очень любит и называет меня по имени. А я не удержался и спросил: «А откуда ты моё имя знаешь?» Она каааааак вскочила, штору с окна сорвала, а там фонарь светит. Она вещи в охапку и полуголая на улицу. Красивая…

– Нормальная, – поправил я брата, – тебе сейчас все девушки красивые. А это нормальная. Дурная, правда, и пьяная. Да и не такая и молодая, ближе к тридцатнику.

– Хорошо, – согласился брат. – Нормальная. Но всё равно классная. И страстная. И попка у неё…

– Подробностей не надо, – оборвал я его. – Всё, забыли.

На душе стало как?то погано. Сердце стучало в голове от пятой выпитой за вечер кружки кофе. Вечер медленно превращался в ночь. Становилось всё темнее и темнее. Всё тише и тише. Но всё равно казалось, что где?то там за углом звучит надоевшая песня: но?но, но?но?нон, но… но?но, но?но?нон, но…

 

Справка

 

 

Как я её хотел. Как желал. Голова шла кругом, так хотелось её… Шутка ли, полтора месяца воздержания. А я здоровый мужик, 39 лет. Самый активный возраст… Но нет. Она не соглашалась. Или, как сказали бы мои друзья, не давала. Но я с ними её не обсуждал. Потому что не хотел её обсуждать. А просто хотел её и всё тут. До головокружения. Желал.

Она была свободна. Я с недавнего времени тоже. Казалось бы, в чём проблема? Но нет. Она говорила: «Нет. Я ещё не готова». И я ждал. Стиснув зубы. Ждал, когда она будет готова.

Ухаживал, естественно. Я умею красиво ухаживать. Тем более за женщиной, которую хочешь и которую любишь. Цветы, милые подарки, смски и незапланированные праздники. Всё было. Даже с избытком. Выкраивал время от работы, мчался через весь город. В дверях ждала её дочка, которая через неделю моих ежевечерних захаживаний на огонёк, забравшись ко мне на коленки и глядя прямо в глаза, спросила:

– Можно, я буду называть тебя папой?

– Можно, – ответил я. И сердце ухнуло куда?то вниз.

Так что на пороге меня встречала наша дочка Алёнушка и гадала, что я сегодня необычного привёз ей в подарок.

Вот такая была странная ситуация. Приезжал, как домой, но ночевал у себя. На съёмной квартире. Один. Естественно, проблемы не было затащить в свою холостяцкую берлогу на одну ночь какую?нибудь знакомую одинокую девушку. Но я любил её. Я считал, что это моя будущая единственная и неповторимая жена, и ждал.

Целовались, обнимались, не без этого. До одури. Казалось, ещё чуть?чуть, и падут оковы. НО… в самый последний момент она отстранялась и говорила:

– Сейчас Алёнка уже домой придёт, потерпи. Не сегодня.

Или ещё какая причина была. Но обычно прикрывалась дочкой. Хотя дочка звала меня папой.

И я, как тупой телёнок, убирал руки с её груди и ждал. Ждал, ждал, ждал… Полтора месяца. Пока не поставил вопрос ребром. Напомнил, что нам почти по 40. Что мы вообще?то планируем семью. Что уже и квартирку трёхкомнатную подобрали. Я был горяч и убедителен. Шутка ли – полтора месяца без женщины.

Она меня внимательно выслушала, вздохнула и сказала:

– Мне нужна от тебя справка.

– Какая справка? – не понял я.

– О венерологических заболеваниях, – буднично пояснила она, – о том, что ты ничем не болеешь. Я жуткая трусиха насчёт всех этих болезней. А у меня тут дочка, Алёна. И я боюсь, вдруг у тебя что?то есть и ты нас заразишь.

Было впечатление, что по голове чем?то ударили. Мягким и тяжёлым. И её слова так же тяжело падали на онемевший затылок. Молоточками. Маленькими деревянными молоточками. С войлочными подкладками. Как в пианино.

– Да, да, – отозвался я, – я всё понимаю.

Наскоро попрощался и уехал домой. Ночевать. Один.

Утром, после завтрака, позвонил приятелю. Поговорили о погоде, о том о сём. В конце разговора спросил его о медицинской фирме, что проверяет на наличие паскудных болезней. Он в прошлом году умудрился из отпуска привезти хламидий: привез и принялся лечиться – пока его жена с детьми гостила у мамы. К приезду супруги его полностью вылечили, и он о фирме, которая оказала ему лично и всей его семье неоценимую услугу, отзывался только в восторженных тонах.

– Дык они переехали, – сказал он, – на соседнюю улицу. С Картаузской на Лидицку 30. А тебе зачем?

– Да не мне, – соврал я, – знакомый спрашивал. Его жена заставляет анализы сдать. Ребёнка хотят сделать. Вот и хотят удостовериться, что всё путём будет, без осложнений.

– Так пусть к своему доктору сходят, – посоветовал друг. – Это же коммерческая фирма, они страховки не принимают. Надо будет бабло платить.

Я, естественно, согласился с ним и обещал передать его совет своим вымышленным знакомым. После обеда поехал на Лидицку 30, зашёл в подъезд, поднялся на 2 этаж. Белый коридор и ряд стульев вдоль стены. Две двери. Ординаторская и выдача анализов. И время приёма этих самых анализов. До 12.00. Пришлось уехать ни с чем.

Через день вновь приехал на Лидицку. С утра. Тот же коридор, те же стулья. Передо мной две молодые девицы, ожесточённо стучащие по своим айфонам, и парень в наушниках. Посидел, ожидая своей очереди. Девицы периодически бросали на меня подозрительные взгляды. Парень посидел минут десять, потом вдруг сорвался с места и убежал. Вызвали девиц. Они зашли и через минуту уже вышли. Весёлые.

Моя очередь. Захожу. Врач среднего возраста, пожилая медсестра. Сажусь, говорю, что мне надо справку, что я ничем не болею.

– Аха, – говорит врач, – это стоит 2000 крон. И мы не принимаем страховку.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Платить сразу, – не унимается врач, – у вас деньги с собой? А то у нас оборудование дорогое, экспресс анализы. Всё будет готово уже завтра к обеду.

– Я похож на человека без денег? – вопросом на вопрос отвечаю я.

– Нет, – улыбается врач, взглядом задерживаясь на моих золотых часах.

Медсестра вручает мне пластмассовую колбочку, и я иду в туалет. Пытаюсь туда помочиться. С первого раза не получается. Стою, как дурак, перед унитазом с колбочкой в руке и спущенными штанами и пытаюсь вызвать у себя мочеиспускание. Потею. Наконец выдавливаю из себя достаточное количество мочи. Мою руки и несу драгоценную колбочку обратно. Там у меня из вены берут кровь и отпускают восвояси.

На следующий день ровно в 12.00 я захожу в уже знакомый коридор. Затем в ординаторскую.

– Поздравляю, – говорит доктор, – у вас ничего нет, вы здоровы. И протягивает справку с красивой печатью. Этот лист ватмана даже на стенку повесить хочется. Настолько он красочно оформлен.

– Я знаю, что здоров, – отвечаю я, – спасибо.

Два дня вожу эту справку с собой, не решаясь показать любимой женщине. Наконец вечером, еще в дверях, протягиваю ей этот листок.

– А что это? – удивляется она.

– Справка, как ты и просила.

Внимательно читает. Разглядывает печать. Ещё раз перечитывает. Милые губы шевелятся, когда она просматривает список болезней, которыми я не болею: СПИД, гепатит, сифилис… Затем, не поднимая глаз, спрашивает:

– А что ты сдавал?

– Кровь и мочу, – бодро рапортую я.

Затылок опять немеет. По нему стучат молоточки.

– А соскоб?

– Какой соскоб?

– Соскоб, – поясняет она, – с крайней плоти берут соскоб. На анализы.

Молоточки весело стучат по затылку.

– Не брали у меня соскобов. Ты скажи, какая именно тебя болезнь интересует, которой нет в списке. Я сдам ещё анализов. Мне не жалко. Соскоб – это не болезнь. Скажи название.

– Да нет, – она ещё раз глазами пробегает список. – Я просто слышала, что ещё соскоб берут для чего?то. Для каких?то анализов. Но раз не брали, значит не надо. Спасибо за справку.

– Пожалуйста, – пытаюсь улыбнуться я. – И когда мы, наконец, будем вместе? В постели. Не на кухне или в коридоре. И желательно без одежды.

Она задумчиво смотрит на меня. И затем внезапно называет дату. Через 10 дней.

– Мама заберёт Алёнку на неделю. И ты можешь остаться ночевать. А сейчас чаоооо.

И выталкивает меня за дверь. И я еду по уже знакомому мне маршруту к себе. Но уже с надеждой, что через 10 дней я никуда ехать не буду. Я буду спать в обнимку с любимой женщиной. И всё будет замечательно у нас…

10 дней прошли. Приехала её мама. Забрала Алёну. Перед расставанием я чмокнул её в маленький носик и пообещал встретить через недельку на вокзале. И сводить посмотреть Вацлава на коне. Уехали. Мы остались вдвоём. Поужинали, попили чаю. Я помыл посуду. Она ушла в ванную. Затем невидимой тенью проскользнула в спальню. Тишина. Протёр помытую посуду. Тщательно вытер стол. Убрал сахар в шкаф.

Вроде всё чисто. И всё в порядке. И в спальне меня ждёт любимая. Иду в спальню. Полумрак от ночника. И в этом полумраке белеет её лицо на подушке.

– Что?то ты долго, – улыбается она, – я уже заждалась.

Присаживаюсь на край кровати, беру её за руку. За руку, которую целовал несчётное количество раз. Глажу руку, вглядываюсь в знакомое лицо. Хочу сказать что?то доброе, милое и ласковое, но почему?то ляпаю совсем другое. О чём секунду назад даже и не думал.

– А справка у тебя есть?

Тишина. Пауза. Лицо на подушке каменеет. И по затылку снова начинает стучать.

– Чтооооо?!

– Справка у тебя есть? – глупо улыбаюсь я, прислушиваясь к подступающей боли в затылке. – Я ведь тебе справку предоставил. А ты нет.

Опять пауза. Её рука исчезает под одеялом.

– Пошёл вон. Вон, я сказала.

Она срывается на крик.

– Негодяй! Немедленно вон. Или я сейчас полицию вызову и скажу, что ты пытался меня изнасиловать. Вооооон!!!

Я медленно пячусь к двери спальни. Спиной открываю дверь, попадаю в коридор, взяв куртку и обувь, выскальзываю в подъезд дома. Там быстро обуваюсь и надеваю куртку. Почему?то на цыпочках выхожу во двор и сажусь в машину. Завожу, еду. Знакомый до одури маршрут. Вспоминаю девочку по имени Алёна.

– Прости, маленькая, – шепчу я. – Я не буду твоим папой… Потому что мама у тебя дура.

 

Мыльная опера

 

 

Квартиру я нашёл через знакомых. Городок у нас маленький, все друг друга знают. Поделился с кем?то своей квартирной проблемой – и через пару дней мне позвонили. Третий этаж, балкон, почти центр, вид из окна на парк с соснами. Без мебели. И цена божеская. Договорился о просмотре. Приехал через час, зашёл в квартиру. Всё в порядке вроде. Ремонт, правда, лет 10 не делался. Но для меня это не проблема. Я всё равно собирался всё покрасить и новые обои наклеить. Не люблю в ободранных квартирах жить.

Хозяин, низенький лысоватый тип с бегающими глазами, показывал квартиру и бубнил про дороговизну, про то, что он её раньше посуточно сдавал, да вот теперь времена не те настали… Зашли на кухню. Тоже всё пусто, ободранно. Только к одной из стен был прислонен надувной матрас – два на два метра. Розовый. Как?то он смотрелся странно в этой пустой кухне.

– Это девушка придёт, заберёт, – пояснил хозяин, когда я спросил про этот причудливый вид мебели. – Вы воздух из него страв?те и в кладовку засуньте. А она придёт и заберёт. Я ей уже звонил.

Заберёт так заберёт. Мы ещё поторговались насчёт арендной платы и ударили по рукам. Я внёс залог и получил ключи от этого обшарпанного гнёздышка. На следующий день пара молдаван убрала всю эту обшарпанность, и мы въехали в квартиру. Матрас я спрятал в кладовку и тут же благополучно забыл про него. Но спустя неделю о нём напомнила мне жена.

– Тут матрас был. Моя знакомая с работы хотела бы его забрать. Это её.

– В кладовке, – отозвался я. – Ты на работу его попрёшь или она сама за ним зайдёт? И кстати, зачем ей такой большой надувной матрас посреди нашего леса?

– А она тут с любовником встречалась, – улыбнулась жена. – Посуточно квартиру снимали и, чтобы на мебель не тратиться, купили матрас. Она мне утром об этом рассказала. Кстати, она нас пригласила на плов через две недели. У неё муж с рейса возвращается, как раз на следующие выходные будет дома.

– Интересное кино, – протянул я, – матрас любовника, а на плов с мужем. Что за подруга?то?

– Ты её видел, – ответила жена, – Инка Громкова, у нас работает, в соседней группе. А муж у неё дальнобойщик, Серёга. Классный мужик, только дома бывает редко. Вот Инка себе и ищет приключений.

– Помню я её, – сказал я, – такую не забудешь. Какой у неё размер бюста?

– Шестой. Только ты не очень?то на чужие бюсты заглядывайся.

– Да тут заглядывайся не заглядывайся, первое, что в глаза бросается, так это её грудь, – рассмеялся я.

– Ну вот так вот её природа наградила, – философски заметила жена, – ну, и нрав к сиськам такой же. А Сергей жутко ревнивый. Он с Ташкента родом. Восточный человек. Но пока эта дурочка вроде не попадалась. Так что у них тишь да благодать. Ты, смотри, ничего там не ляпни про матрас. Она его сама забрать хотела, да хозяин квартиры замок поменял.

– А я чего? – пожал плечами я. – Моё дело крайнее: прийти и плов поесть. Я на матрасах не кувыркался, и вообще, я примерный семьянин…

Две недели пролетели быстро. И мы ранним субботним утром отправились в гости, на плов. На месте выяснилось, что хозяин немного опоздал с рейса и плов ещё не готов. Сергей был здоровенным улыбчивым парнем, весёлым и разговорчивым. И оказалось, что у него страсть к бразильским сериалам, очередную серию одного из которых показывали этим субботним утром.

– Я ща, всё сделаю, будет плов, пальчики оближете, по узбекскому рецепту, – выпроваживая нас из кухни в зал, тараторил Сергей. – Вы только мне никто не мешайте, чайку вот попейте пока, сериал посмотрите. Я быстро, минут сорок, не больше. Я не люблю, когда кроме меня на кухне кто?то толкается. А у меня тут и телевизор есть, маленький, правда, но всё равно понятно, чего там происходит. Заодно начало посмотрю, пока плов варить буду: с бараниной, да… по?правильному.

Мы чинно расселись за журнальным столиком в зале. Я с женой на диване, Инна напротив нас. За её спиной сразу же включился телевизор и наполнил комнату бразильскими страстями.

– Вы чай с сахаром пьёте? Сколько ложечек? – надвинулся на меня Инкин шестой размер.

– Четыре, – сглотнул я. От её бюста нельзя было отвести взгляд. Он завораживал. Как удав кролика.

– Инка, – подала голос жена, – прекрати сейчас же.

– А что я? – отодвинулась Инна. – Я ничего. Я по привычке. Не переживай так, ничего с твоим мужиком не случится, пока Серёга тут.

И весело засмеялась. Затем, понизив голос, чтобы её не было слышно в кухне, стала благодарить за матрас. Из кухни доносились звуки того же сериала, что показывали у нас, иногда заглушаемые ударами топорика. Это Сергей рубил баранину.

– Я, как дура, – шептала Инка, – прихожу за матрацем, а там замок поменян. Я к хозяину, а он за городом, по телефону тока его жена отвечает. А она типа ничего не знает – ни про замок, ни про матрас. Я с этими ключами по городу бегаю, как ненормальная, вот мне делать больше нечего. Могли бы и предупредить, что жильцов новых впустили и замки поменяли.

– А я и не знал, что там замок поменян, – подал голос я. – Мне дали ключи, а кто там в квартире до этого был и с какими ключами, я не в курсе.

– Инка, ты поаккуратнее там со своими мужиками и замками, – зашептала рядом жена, – не дай бог Сергей узнает…

И именно в это время в нашей комнате появился Сергей. Здоровый мужик в трениках, в фартуке, заляпанном кровью, и здоровенным ножом в правой руке.

– Вот ведь сука какая, – заорал Сергей, – замки поменяли. Совсем люди страх потеряли. Убивать за такое надо…

Время замедлило свой бег. Голову сдавило железным обручем, и, кажется, я даже перестал дышать. В уши как будто затолкали вату. Сидящая напротив Инна откинулась на стуле и начала бледнеть. Разгорячённое минуту назад лицо стало белым как полотно, глаза у неё расширились, а шестой размер вдруг превратился в нормальный, не притягивающий взгляд. Рядом ойкнула жена и, по?моему, тоже перестала дышать.

«Убьёт, – пронеслось в голове. – Сначала эту дуру напротив зарежет. Потом нас, как пособников и свидетелей. Или сначала нас, а потом её. Господи, ну за что? На кой мне этот плов сдался. Я же ещё пожить не успел. А тут эти семейные разборки».

– Не, ну что творится?то? – размахивал ножом Сергей. – Что творится?то? Поменять замки и не пустить человека в родной дом.

«Зарежет. Специально медлит, себя накручивает, – думал я. – Ща поорёт и начнёт ножиком махать. Больно, наверное, будет». Я боялся повернуть голову к Сергею и смотрел прямо на Инну. Та чуть дышала, белая и испуганная. И вдруг белизна с её лица начала исчезать. Заалели щёчки, взгляд стал более осмысленным.

– Милый, ты про что сейчас говоришь, – вдруг подала голос она, – про сериал, что ли?

– А про что же ещё? – искренне удивился Сергей.

– Да мы его же почти и не смотрим, это ты у нас больной на эти сериалы, – продолжала розоветь Инка. – Ты бы шёл на кухню, у тебя там что?то горит, по?моему.

Сергей ойкнул и ринулся на кухню. Со звоном разлетелся железный обруч, до этого опоясывающий голову. Исчезла вата в ушах. Время опять начало бежать, как прежде. В комнату заглянуло солнце. Мы перевели взгляд на экран телевизора. Там разыгрывалась очередная драма в очередной двести с чем?то серии. И именно в этой серии коварный Дон какой?то сменил замки в родном доме, чтобы дочь главного героя не смогла попасть в этот самый дом.

– Твою мать, – раздался знакомый и родной голос жены.

– Пипец, – отозвалась Инка, – я чуть не описалась. Долбаные бразильцы со своими долбаными мыльными сериалами.

Я ничего не сказал. Я улыбался и искренне желал попробовать этот замечательный плов, который в это время томился в казане на кухне у здоровяка Серёги.

 

Обознатушки

 

 

Очень удобно. Садишься вечером в поезд в Москве на Ленинградском вокзале, а утром ты уже в Питере – на Московском вокзале. Единственный минус – пассажиры, подсаживающиеся на промежуточных станциях. А так как билетов на купейные места не было, то пришлось ехать в плацкарте. И на каждой остановке просыпаться от проходящих по вагону пассажиров…

Она вместе с компанией таких же студентов вошла в Твери. Разместились, пошушукались и довольно быстро все уснули. Она легла на нижней полке, напротив меня, долго ворочалась, пыталась читать при фонарике, потом шуршала обёрткой от конфеты. Была она худенькая, как тростинка, в мешковатом свитере, в таких же мешковатых штанах и в кедах. Русые волосы, обычное лицо. Ко мне сон тоже не шёл, и мы познакомились. Всё равно же не спится.

– Ольга, очень приятно.

– Вадим. Тоже очень приятно. В Питер?

– Да. Учиться. Первый курс Политеха.

– А раньше в Питере была?

– Была, но наскоками. Город не знаю…

И потянулась у нас полуночная беседа про город на Неве, про жизнь, про мечты и реальности. Она была молода и наивна, но с ней было легко и интересно говорить. Прошептались до самого утра, рассказав друг другу то, что обычно знакомым не рассказывают. А тут случайные попутчики. Сегодня здесь, завтра там. Пути пересеклись и вновь разошлись. Поэтому?то я даже не попытался взять у неё телефон, да и не было наверняка у неё ещё питерского телефона. Утром встали, попрощались и разбежались в разные стороны. Она на метро, я на стоянку такси.

Через три дня еду на обед. Спустился в метро Фрунзенская, доехал до Сенной и в вестибюле увидел знакомую фигуру. Вот так встреча.

– Оля, здравствуй.

– Привет.

Остановилась, улыбнулась. Глазами моргает, вижу, что не узнаёт.

– Это же я, Вадим. Три дня назад, в поезде. Ты как устроилась? Всё нормально с общагой? Город посмотрела? Не успела?

И тут толпа понесла нас к выходу. Я схватил её за руку, чтобы не потерять, и, продолжая болтать, потащил к эскалатору. Выбрались наверх, отдышались.

– Так ты успела посмотреть город за три дня? Есть время сегодня? Если что, я могу показать, у меня после обеда будет возможность слинять с работы.

– Время есть, – улыбается она.

– Тогда пошли.

И я потянул её в сторону Невского. Я в Питере жил уже три года и очень любил этот город. Исходил его вдоль и поперёк, особенно центр. И показать его симпатичной провинциальной девушке был просто обязан.

Мы дошли до Гостиного двора, на минуту заглянув на Апрашку. На Невском повернули направо, дошли до Аничкова моста и, перейдя улицу, повернули обратно. Затем Казанский собор, Адмиралтейство. Я сыпал цитатами Бродского, Мандельштама, Розембаума, рассказывал об исторических событиях, блистал датами и фамилиями известных в прошлом людей. Я дарил Ольге Санкт?Петербург. Я делился с ней этим городом, как делятся самым сокровенным. При дневном свете она выглядела немного старше. Но с каждой минутой нравилась мне всё больше и больше.

После Зимнего дворца мы прошли к Марсову полю и Летнему саду. Поели мороженое, прогулялись по аллеям, дошли до Чижика?Пыжика. Оля слушала меня, мило улыбалась и почти всё время молчала. По Троицкому мосту мы перешли Неву и заглянули в крепость. Вечерело. Ноги гудели от такой прогулки.

– Что дальше? – спросила Оля.

– Дальше зоопарк и потом можно ко мне. Я на Васильевском живу.

– Не люблю питерский зоопарк, – ответила Ольга, – там животным тесно и пахнет.

– О, ты была в зоопарке, – удивился я, – всего три дня в городе, а уже навестила местных заключённых. В Крестах не бывала, случаем?

– Где Кресты, знаю, – улыбнулась Оля, – я устала. Поехали к тебе, если ты хочешь. Надеюсь, поесть у тебя что?нибудь найдётся?

– Что?то найдётся, – пробормотал я, стараясь вспомнить, что, кроме яиц и сала, у меня есть в холодильнике. Вспомнил: был ещё килограмм огурцов.

Поэтому мы вначале зашли в магазин, где взяли сухого вина, колбасы, бородинского хлеба, зелени и помидоров. А потом поехали к гостинице «Прибалтийская», недалеко от которой я снимал квартиру с видом на залив. Собственно, вид на залив и был главной достопримечательностью этой квартиры. Зимой там было холодно, а летом жарко. Но мне нравилось.

Ольга быстро сделала салатик, я соорудил бутерброды, разлили вино в чайные чашки, сели у окна и оба затихли, глядя друг на друга.

– Поставить музыку? – спросил я.

– Не надо. Ты и так целый день говоришь. Помолчим, – и потом добавила: – Большое тебе спасибо за экскурсию.

– Не за что, – смутился я. – Это тебе спасибо. Ты очень благодарный слушатель. И ты очень мне нравишься.

Ольга отставила чашку с вином, встала, подошла ко мне сзади и, обняв, шепнула на ухо:

– Где тут у тебя спальня?..

Уже глубокой ночью, засыпая, я обнял её и спросил:

– Ты в Техноложке на каком факультете?

Она не ответила. Молчала. И, уже проваливаясь в сон, я услышал:

– Я не учусь. Я работаю. И я не из Твери, я коренная ленинградка. Ты меня спутал, милый…

 

Посылки

 

 

Мы жили на одной улице. В пяти кварталах друг от друга. Десять минут пешком. Правда, последние полгода я жил у неё. Пока мы не расстались. И я вернулся к себе, в свою холостяцкую берлогу. Расстались глупо и очень быстро. Проснулись утром вместе, а вечером я уже ночевал у себя.

Она хотела, что бы я каждый день давал ей на мелкие расходы (она это называла «на конфеты») по тысяче крон. Утром я их должен был оставлять на тумбочке, пока она спит, и отправляться на работу. Естественно, кроме этого я должен был покупать еду, водить любимую девушку в кино и рестораны. И каждый день на тумбочку тысячу крон. Или 50 долларов по сегодняшнему курсу.

Я вначале попытался отшутиться, объяснить, что у меня зарплата 35 000 чистыми. Полина была непреклонна. У её подруги Марины Паша так делает. И она так хочет. Если мало денег – устраивайся на другую работу, где больше платят. Или бери вторую работу.

Наши препирательства по поводу денег «на конфеты» продолжались неделю. Пока, наконец, я не сравнил Полину с проституткой. И тут же был немедленно выставлен за дверь. В руках у меня был пакет с кое?какими вещами и ноутбук с зарядкой. Я не спеша дошёл до своей квартиры, порылся в холодильнике, нашёл там пачку пельменей с мясом индейки и, поужинав, начал новую старую жизнь.

Прошло пару дней. И я вспомнил про свой фотоаппарат, который оставил у Полины. Позвонил ей, попросил заехать к ней за фотиком. Она долго молчала в трубку, потом ледяным голосом ответила, что сама мне доставит столь ценный аппарат. Сама так сама, согласился я.

Прошло два дня. Звонок в дверь. Открываю. Стоит молодой парень в джинсовых шортах и майке от Lee Cooper. Рядом картонная коробка, перевязанная скотчем. Размерами сантиметров 60 на 40.

– Вам посылка, – говорит, – распишитесь.

Расписываюсь. Забираю коробку. Обратный адрес – та же улица, только номер дома указан тот, откуда меня недавно выгнали. Раскрываю посылку. Мой любимый Кэнон. Мой пятак. Живой и невредимый. Правда, почему?то без ремня. Ну да ладно, главное, он у меня и можно будет поснимать в ближайшие выходные. Но на душе становится грустно и муторно. Вечером пью вино и вспоминаю нашу совместную жизнь с Полинкой.

Проходит ещё день. Вечером возвращаюсь с работы, в почтовом ящике извещение. Наш почтальон принёс вам посылку. Но вас не было дома, пожалуйста, придите за ней к нам в отделение.

На следующий день рано утром топаю на почту. Получаю в руки большой конверт. Обратный адрес – моя улица. Вскрываю. В пакете ремешок от фотоаппарата. Становится смешно. Грусти как не бывало. Мысленно благодарю Полину. Звонить не решаюсь. Не люблю я, когда по телефону молчат льдом.

Проходит ещё два дня. Звонок в дверь. Открываю. На пороге всё тот же парень всё в тех же шортах. Правда, майка другая, от Desigual.

– Классная майка, – говорю я.

– Спасибо, – довольно улыбается парень, – вам посылка, распишитесь.

Расписываюсь. Получаю на руки обмотанную скотчем треногу. Сижу и прикидываю, сколько времени стоит замотать треногу скотчем, отнести её на почту и отправить мне. Тем более, что почта в соседнем от меня доме.

На следующий день вечером в почтовом ящике обнаруживаю конверт. Хоть на конверте и указано, что с доставкой, но вчерашний парень в шортах, видимо, решил, что и так сойдёт, и бросил письмо в ящик. В конверте моя зубная щётка.

Щётку в связи с износом я выбрасываю в корзину для мусора и сажусь вспоминать, сколько ещё моих вещей осталось у Полины. Выясняю, что прилично. Всякие безделушки, кой?какое бельё, книги, пара?тройка дисков с музыкой, старый Макинтош, пальто…

Три дня тишина. Я уже было успокоился и подумал, что всё. Но не тут?то было.

Звонок в дверь. Знакомый парень. Майка от Pall Mall.

– Вам пакет. Оттуда же.

– Спасибо большое. Где расписаться? Клёвая майка.

– А то, – улыбка до ушей, – до свидания.

– Лучше прощайте, – бормочу я, закрывая дверь.

На пакете знакомый адрес, написанный знакомым почерком. В пакете мои трусы. Блииииин.

Первым желанием было позвонить. Но сдержался. Девушка развлекается. Девушке так нравится. Ну что же, развлечёмся и мы. Два дня уходит на обдумывание ответного шага. За это время ставший уже родным любитель модных маек приносит очередной пакет с моими же носками. Грязными.

– Могла бы и постирать, – ворчу я и иду по магазинам. Покупаю пачку презервативов, пластиковый конверт и упаковочную ленту со скотчем.

Прихожу домой, удобно устраиваюсь на диване, разрываю пачку с кондомами и включаю порноканал… На следующий день пакет с наполненным и заботливо перевязанным розовой ленточкой презервативом я посылаю своей бывшей возлюбленной. С доставкой на дом. Лично в руки.

Больше я посылок от неё не получал.

 

Официантка

 

 

Яна работала в ресторане с самого его открытия, то есть уже три года. Ей тут всё нравилось. И расположение, в двух кварталах от дома, и коллектив, и повар дядя Женя, и льющаяся из динамиков ненавязчивая музыка под перестук колёс с обязательным слоганом через пять песен: «Ресторан „Вагон“, у нас не укачивает!» Ей нравилась канарейка в клетке на летней веранде, как будто срисованная с романа Рубиной. Ей нравились тематические обеды, устраиваемые хозяевами ресторана. И ещё ей нравилось наблюдать за посетителями, особенно за постоянными. Многих она знала по именам, с некоторыми общалась помимо работы.

Эту женщину она приметила давно. Та, видимо, работала рядом и иногда, примерно раз в две недели, заскакивала пообедать. А вечером, бывало, приходила с мужем. На вид ей было лет сорок, чёрные короткие волосы, красивое лицо, строгое платье. «Или бухгалтер, или начальник какого?нибудь отдела», – на глаз определила Яна. В общем, обычная, среднего возраста, симпатичная алмаатинка, работающая или живущая рядом с рестораном.

И вот однажды в начале сентября, в обед, она пришла не одна, а с мужчиной, примерно такого же возраста, как и она, блондином, в синей рубашке и синих джинсах. Он улыбался своей спутнице, а та сияла от его внимания и смеялась на каждую его реплику. Они смотрелись счастливой влюблённой парой.

Сели за столик на летней веранде. Яна принесла меню. Блондин взглянул на неё, улыбнулся и спросил:

– А как вас зовут, девушка?

Яна смутилась. Улыбка у него была обалденная. Как говорят, с искринкой. В этой улыбке хотелось раствориться, хотелось смотреть на неё вновь и вновь. Яна назвала своё имя. Приняла заказ. Затем из?за кассы наблюдала за счастливой парой. Мужчина несколько раз бросал взгляды в сторону Яны и так же зажигательно улыбался. И сердце у Яны начинало стучать, как бешеное.

«Да ерунда какая, – думала Яна. – Он старше меня лет на 10, да у него и подруга вон под боком сидит. Красивая, небедная. Замужем, правда, но всё равно, кто сейчас на это смотрит… И вообще, они красивая пара. Даже похожи немного внешне. Только цвет волос разный».

Влюблённая парочка перекусила слоёным салатом, выпила местного лимонаду и ушла, так же весело переговариваясь и держа друг друга за руки.

На следующий день мужчина появился один. Он сел за тот же столик и, назвав Яну по имени, сделал заказ:

– Чёрный чай, пожалуйста, с лимоном. Целый чайник.

И вновь улыбнулся Яне так, что у неё сердце предательски застучало в груди.

Яна принесла чайник. Мужчина сидел за столом, попивал свой чай и слушал музыку. «Ресторан „Вагон“, у нас не укачивает», – доносилось из динамиков.

Минут через 15 прискакала женщина, схватила мужчину за руку и они убежали, явно куда?то торопясь.

И на следующий день, ближе к обеду, мужчина вновь пришёл один. С белой розой в руке. Яна сразу же, ещё до заказа, принесла вазу с водой и поставила туда розу. Мужчина хотел что?то сказать, но смутился и заказал себе чёрный чай. Сидел, бросался своей улыбкой в сторону Яны и пил чай. Через некоторое время прибежала его подружка, вспыхнула, увидев розу. Мужчина бережно достал цветок из вазы, подарил женщине. Та поцеловала его в щёку и тут же принялась вытирать следы помады на щеке.

«Могла бы и в губы поцеловать», – ревниво подумала Яна. Мужчина взял женщину под руку, и они ушли. Яна смотрела им вслед и вновь думала: «Какая красивая и счастливая пара. Как они любят друг друга. Как это прекрасно…»

Появились они на следующий день с утра. Оба какие?то взлохмаченные. Женщина даже не стала входить в ресторан. А мужчина вместо традиционного чая попросил что?нибудь на завтрак. Кухня ещё не работала, но Яна приняла заказ и собственноручно приготовила омлет с рукколой. И омлет, между прочим, у неё вышел очень даже ничего. А две поджаренные корочки хлеба полностью дополнили картину завтрака мужчины, видимо, пережившего страстную ночь.

«Ешь, мой хороший, ешь, – думала Яна, глядя, как мужчина уплетает её омлет. – Тебе надо сил набраться. Вы такие красивые, у вас такой красивый роман. А на красоту надо много энергии. Ешь».

Мужчина доел омлет, виновато улыбнулся Яне и попросил счёт. Затем он ушёл куда?то ненадолго, чтобы перед обедом вернуться и выпить свой традиционный чайник с чаем. В ожидании своей женщины. Та всегда появлялась ровно к последней чашке чая. Мужчина клал 1000 тенге на столик, и они уходили. А Яна мысленно представляла, куда они идут, что делают, как у них развиваются отношения, что она ему говорит, что он ей отвечает. Яна придумывала то, чего не видела за пределами ресторана. А грустный голос пел про Мишель: «I love you…» и потом на русском: «Ресторан „Вагон“, у нас не укачивает».

Эти короткие встречи с традиционным чаепитием перед ними продолжались неделю, ну, может, дней десять, не больше. С одним и тем же сценарием. Чайник, женщина, 1000 тенге, уход. И мысли, мысли о красивом романе, разворачивающемся на глазах у Яны, о различных интонациях в их коротких репликах, мысли о том, куда они отправляются в этот раз, и мысли о том, как они счастливы. И, естественно, его лучезарная улыбка, которая так нравилась Яне. Она купалась в их любви и в этой улыбке. Она была невольным свидетелем их романа. И ей это нравилось.

Но однажды он не пришёл в обед, пришёл ближе к вечеру, с дорожной сумкой. И он не улыбался. Был задумчив и тих. Попросил кофе и круассаны. Долго пил этот кофе и смотрел в сторону Яны. Потом расплатился, взял сумку и ушёл.

Всё.

Свидания прекратились.

«Ресторан „Вагон“, у нас не укачивает».

Яна ждала, что вот?вот – и он придёт вновь и закажет свой чёрный чай. И ровно через 15 минут прилетит его женщина, и они, счастливые, уйдут куда?то. Но нет. Никто не приходил, исчез мужчина, исчезла его улыбка. А женщина появилась. Спустя две недели. Как ни в чём ни бывало запорхнула в ресторан и заказала люля?кебаб. Яна приняла заказ, подала блюдо, смотрела издалека, как та ест и о чём?то весело болтает по телефону. И потом не выдержала. Подошла, наклонилась.

– Извините, а вот мужчина, который был с вами последнее время. Что с ним? Где он?

– Так он с вами познакомился? – женщина вопросительно посмотрела на Яну. – Я уже решила, что он так с вами и не заговорит.

– Зачем ему со мной знакомиться? – не поняла Яна. – Он же с вами приходил, это же ваш мужчина.

Женщина засмеялась.

– Это мой брат. Вы неправильно поняли, видимо. Это мой брат, мы не виделись 10 лет. И вот он приезжал в гости.

Женщина внимательно глянула на Янино растерянное лицо и серьёзно сказала:

– Вы ему очень понравились. Он поэтому?то и ходил к вам. Ему неудобно было, он жил в другом конце города, а я тут работала. Но хотел познакомиться с вами. Вот и приезжал сюда – меня на обед провожать. Так вы познакомились или нет? А то он жутко стеснительный.

– Нет, – ответила Яна. – Я вообще?то думала, что это ваш мужчина, что у вас роман. Я даже и не думала о нас. А он только улыбался, и всё.

– Вот глупый, – покачала головой женщина, – целую неделю чаи у вас гонял, мне потом рассказывал, как вы на него смотрите. Какие у вас глаза красивые, какая вы предупредительная и внимательная.

– А когда он вернётся? – тихо спросила Яна.

– Не знаю, – женщина засобиралась, – он в Европе живёт, у него там контракт какой то. Последний раз он в Алма?Ату лет 10 назад приезжал. Судя по всему, теперь через столько же появится. Да вы не переживайте. Вы красивая, у вас наверняка парень есть.

– Да я за себя не переживаю, – ответила Яна, – я за ваш роман переживаю, которого не было. Оказывается. Было так красиво. Я думала, что красиво. А на самом деле он на меня засматривался.

Женщина рассчиталась и ушла. Яна принимала заказы, разносила еду, убирала грязные тарелки и всё думала: «Как жаль, что они брат и сестра. Как жаль, что я ошиблась. Как жаль…»

А из динамиков под перестук колёс: «Ресторан „Вагон“, у нас не укачивает».

 

Розвадов

 

 

Раньше, совсем недавно, в Европе между государствами были границы. И я в то же время владел в Праге магазином русских продуктов. Кроме продуктов у нас продавались книги, DVD, журналы и другая русскоязычная печатная продукция. Часть товара мне привозили из России и Украины, а часть доставлялась из соседней Германии. В частности, из Нюрнберга, где был аналогичный нашему магазин с русской продукцией. Но товар они доставляли только до границы. Я должен был приезжать в приграничный городок Розвадов и на заправке с одноименным названием перегружать товар в свою машину.

В этот февральский день я поехал в Розвадов со своим приятелем Валерой. После обеда забрал его с Градчанской, и мы отправились в путь под завывание пражского ветра. Зимы в Чехии, мягко говоря, совсем не снежные. Но в этот день небо прорвало. Только мы выехали из города, как на нас обрушился настоящий снегопад. И с каждым километром он всё усиливался и усиливался. Быстро темнело. Еле?еле доползли до Пльзня, по объездной объехали этот замечательный город и вышли на финишную прямую. Где?то впереди была граница.

Ехали мы на моей Шкоде Октавия. Замечательная машина с огромным багажником – мечтой оккупанта. А при разложенных задних сиденьях в неё можно было впихнуть что угодно. В данный момент в багажнике болталась одинокая полосатая сумка.

– Что за сумка? – спросил Валера.

– Да партнёры из Германии попросили с обратным рейсом передать, – рассмеялся я. – У них соседями секс?шоп. И соседи, узнав, что едет машина в Чехию, попросили привезти дешёвых чешских вибраторов. Скинули мне на мейл адрес, я поехал, набрал резиновых писек по списку. На границе поменяем их на Пушкина и Земфиру – их ценности на наши.

– Прикольно, – загоготал Валерка, – главное, чтобы нас снегом не занесло, а то найдут два замёрзших трупа с кучей вибраторов, вот будет неудобно перед родственниками…

Мы ещё некоторое время пошутили на эту тему и умолкли. Скорость снизилась до 40 километров в час. Буквально в паре метров уже ничего не было видно. Даже противотуманки не справлялись с вьюгой. Но, судя по всему, мы были уже почти у цели. Пока я всматривался вперед по ходу машины, Валера пытался рассмотреть огни заправки. Огней не было. Был снег и ветер.

Вдруг мы въехали в какой?то коридор, образованный двумя рядами забора с сеткой рабица и крышей над ним. Вверху светили фонари. Слева от нас тянулось длинное здание. Проехав метров 50 вдоль этого здания, я увидел открытую дверь, в проёме которой стоял мужик в немецкой пограничной форме и пил чай. Я остановился, открыл окно. Мужик, увидев нас, от удивления чуть не уронил кружку с чаем.

– Добрый вечер, – приветливо сказал я, – а где тут Розвадов?

Немецкий пограничник извлёк откуда?то рацию и что?то начал кричать в неё. Затем жестами показал нам, что надо проехать ещё вперёд. Проехали. Следующая дверь. Небольшая площадка, ярко освещённая прожекторами. Из темноты вынырнули еще шесть пограничников и взяли машину в полукольцо. Один из них на ломаном русском попросил выйти из машины. Вышли. Глянув на машину, я понял, в чём дело. Номера напрочь заляпаны снегом, фары еле светят. И двое небритых русских. Судя по всему, уже на немецкой территории. Как мы чешских погранцов проскочили – ума не приложу.

Русскоговорящий немец попросил у нас документы.

Дали ему свои паспорта. Немец отнёс их старшему, который придирчиво стал изучать наши аусвайсы. Двое других пограничников принялись методично осматривать салон. Открыли капот, попросили документы на машину. Сверили номера на техпаспорте и на кузове. Обнаружили в бардачке железную фляжку с коньяком. Отвинтили крышку, понюхали мою заначку, одобрительно поцокав языками, положили её обратно.

Настала очередь багажника. Открыли. Пусто. Только в самом углу сиротливо валяется полосатая сумка. В таких раньше челночники шмотки возили.

– Что в сумке? – спрашивает русскоговорящий немец.

– Личные вещи, – бодро отвечаю я.

– Откройте, – приказывает немец.

– Не буду. Там личные вещи, – как попугай, отвечаю я.

– Откройте сумку.

– Там личные вещи.

Немцы напряглись. Стало тихо. Если не считать воя пурги.

– Немедленно откройте сумку!

– Вам надо, вы и открывайте. Там личные вещи.

Немцы перегруппировались, взяв нас в кольцо. Русскоговорящий достал из кармана резиновые перчатки и принялся натягивать их на руки. Один из пограничников расстегнул кобуру. В голове, как заезженная пластинка, совершенно некстати завертелась фраза: «При попытке к бегству, при попытке к бегству, при попытке к бегству…»

Пограничник подвинул сумку поближе к краю, осторожно расстегнул её и наклонился над багажником. Завис на долгих три минуты. «При попытке к бегству, при попытке к бегству, при попытке к бегству», – вертелось в голове.

Немец вынырнул из багажника, растерянно поглядел на меня и Валеру и вновь нырнул в сумку. Чем?то зашелестел. Потом снова завис. Вьюга стихла. Раздался щелчок очередной расстёгиваемой кобуры.

Пограничник наконец окончательно вынырнул из багажника, подбежал к старшему и что?то вполголоса начал говорить ему на ухо. Тот внимательно выслушал и отдал приказ.

– Вы свободны, – перевёл русскоговорящий. – Проедете дальше метров 30, там будет разворот. Развернётесь и можете ехать обратно. Вы проехали Розвадов. Он примерно в пяти километрах на чешской территории. Там около заправочной станции есть отличный мотель. Доброго пути.

И отдал мне ключи и документы. Мы с Валерой сели в машину. Медленно тронулись. Через 30 метров развернулись и так же медленно покатили вдоль длинного здания погранслужбы. Вдоль площадки выстроились шесть немецких пограничников. Когда мы проезжали мимо, они, как по команде, подняли руки и замахали нам вслед.

– Для их полного счастья мне тебя надо обнять, – проворчал Валерка.

– Я тебе руку сломаю, – пообещал я.

– Да я пошутил, – ответил Валера, оглядываясь на немецких пограничников.

– Этим не шутят, – сказал я и, поддав газу, поехал к заправке около Розвадова, где уже два часа нас ждали томики Солженицына и Булгакова.

 

Тесак

 

Поздняя осень. Выпал снег. Позвонили родители и сказали: «Приезжай, надо кабанчика зарезать». Потому что всю живность в нашей семье обычно резал я. Петуха зарубить или поросёнка разделать, как в эти ближайшие выходные, – я. Прям как штатный палач. Все остальные боялись крови и жалели домашних животных. А мне было всё равно. Крови не боялся, жалость не проявлял.

С родителями договорился. Но замотался по работе. Забегался. И только накануне вспомнил, что забыл наточить ножи. Хороший набор самодельных ножей для освежевания туши. Набор?то хороший, но тупой на сегодняшний день. А сегодня пятница. А завтра с утра ехать в деревню. Позвонил знакомому с работы, живущему в соседнем подъезде, который носил старинное русское имя Кузьма, хотя и был по национальности татарином. Но его все звали по имени отчеству Кузьма Андреевич. По фамилии Кузнецов. Работал он однако не кузнецом, а шлифовальщиком и дома имел полный набор всяких инструментов и материалов для заточки ножей.

Кузьма Андреич был компанейским мужиком. Среднего роста, с круглым лицом и русыми волосами. Всегда спокойный, с непроницаемым лицом. У него очень хорошо получалось рассказывать анекдоты в компании. Когда все уже по полу катаются, держась за животы, а Кузьма с невозмутимым видом очередную байку травит.

Пришёл я почти в 10 часов вечера к Кузьме. С собой притащил маленькую бутылку виски. Кузьма проводил меня на кухню, состряпал закуску, и мы выпили по одной. Потом он отодвинул стакан, сел на табурет, стоящий за холодильником, и принялся точить мои ножи, параллельно трепясь со мной за жизнь.

Сидим. Кузьма точит ножи. Я потихоньку попиваю своё же виски. Кухня метров 12. Да ещё и жара стоит. Отопительный сезон начался. А мы тут ещё и накатили. Кузьма снял рубашку, остался по пояс голый. Сидит, ножиком вжик?вжик. Я глянул, а у него на груди татуировка. Красивая, цветная. Огромный орёл на всю грудь. Крылья до плеч. Голова с клювом на левую грудь склонилась. А в когтях у орла мужчина. Почти голый. В одних семейных трусах. И трусы эти в горошек. В красный. Я аж поперхнулся виски, когда эти трусы на пузе у Кузьмы увидел.

– Кузьма Андреич, – говорю, – а чего это такая странная татуировка? Орёл очень красивый, а вот детали туалета у мужчины какие то странные.

– Да это я по молодости, в 17 лет наколол, – не прерывая работу, сказал Кузьма, – глупый был. У нас во дворе был классный кольщик, он мне и набил орла с мужиком. А в трусах – это потому что по легенде.

– По какой легенде? – не понял я.

– Да во дворе легенда была. Я её уже точно не помню. Там какая то баба изменила мужу. И тот то ли сам в орла превратился, то ли нашёл это чудо природы. В общем, прилетел орёл, бабу заклевал до смерти, а мужика, который с ней был, унёс куда?то и сбросил в пропасть.

– Бред, – не выдержал я.

– Бред, – согласился Кузьма, – но сам понимаешь, опасный возраст, в голове чёрт знает что происходит. Да и сам рисунок по большому счёту красивый получился. Вот с трусами да, не очень красиво. Но кольщик объяснил, что такие трусы у подлецов, которые чужих жён совращают. Ну я и оставил.

– А потом забить штанами или другим цветом? – не сдавался я.

– А потом я отцу пообещал, что больше ни сантиметра не набью, – ответил Кузьма, откладывая в сторону очередной наточенный нож, – он когда это произведение в бане увидел, чуть не убил меня.

Я не выдержал и рассмеялся, представив Кузьму и его отца. Кузьма покосился на меня, но так же невозмутимо продолжил своё дело. Вжик?вжик. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Жена моя татуировку не любит, – после минутной паузы продолжил он, – прям корёжит её от этого орла. А про трусы я от неё чего тока не наслушался.

Кузьма отложил наточенный нож и взял в руки тесак. Тот служил для перерубания костей и вида был устрашающего. 30 сантиметров в длину, чёрная эбонитовая рукоятка, сделан он был из рессоры. Кузьма напильником заровнял зазубрины на лезвии и принялся затачивать тесак на специальном круге.

Я налил в два стаканчика виски, нарезал лимон. Кузьма на минутку отвлёкся от работы, ловким движением опрокинул в себя горячительное, прополоскал им во рту и проглотил. Лимон понюхал, но есть не стал. Отложил на тарелочку. Взялся за тесак. Вжик?вжик.

В это время в прихожей раздался шум открываемой двери.

– Помянешь чёрта, – едва слышно пробормотал Кузьма Андреич.

В кухню вошла супруга Кузьмы, маленькая, ярко раскрашенная блондинка. Инна.

– Здрасьте, – с порога отозвалась она и, оглядев кухню, добавила: – чего это вы тут делаете, мужики?

– Орудия пыток готовим, – пошутил я.

– Каких пыток? – недоумённо уставилась на нас Инна, переводя взгляд с открытой бутылки виски на разложенные на табуретке свеженаточенные ножи.

– Таких, – туманно ответил я.

Вжик?вжик, тесак поворачивался над кругом то одной, то другой стороной. Кузьма поднял голову, почесал рукояткой тесака переносицу, встал. Орёл на его груди расправил крылья.

– Кузнецов, ты чего? – прошептала Инна, попятившись к двери.

– Сама расскажешь или как? – спокойно спросил её Кузьма.

– Лучше сознайся, – поддержал я шутку приятеля, – он и так всё знает.

При этом я огромным усилием воли старался не засмеяться. Виски приятно бродило в голове и желудке, делая жизнь весёлой и бесшабашной. Но Инне так не казалось. Она побледнела, упёрлась спиной в закрытую дверь кухни, вдруг медленно осела на пол.

– Я больше не буду, – срывающимся голосом начала она, – я всё скажу. Только не надо ничего делать. Убери, пожалуйста, ножи, Кузя.

Кузьма посмотрел на супругу. Сел. Взял в руки тесак и продолжил прерванное. Вжик?вжик. А Инна продолжала.

– Я не хотела. Так получилось. Ты тогда на рыбалку в прошлом году уехал. А он зашёл к нам. Ну и как?то так получилось. Переспали. А потом он регулярно стал захаживать.

Я даже перестал дышать на какое то время. Рвавшийся изнутри смех исчез. Я понял, что шутка перестала быть шуткой. Инка действительно всё восприняла всерьёз. И сейчас каялась в прелюбодеянии.

– Кто? – продолжая точить тесак, спросил Кузьма. Вжик?вжик.

– А Вадик тебе разве не сказал? – переведя на меня взгляд, спросила Инна.

– А я тут при чём? – удивился я. Во рту мгновенно пересохло, и я сразу же налил себе виски. И тут же выпил. Закинул в рот дольку лимона. Полегчало.

– Так это твой родственник, Володька Филиппов.

Я закашлялся, подавившись лимоном.

– Кто?

– Володя, – заплакала Инна, – я думала, он тебе растрепал всё, а ты уже Кузнецову рассказал.

– Я не в курсе всех эти дел, – заявил я, – сам первый раз слышу.

Кузьма всё так же невозмутимо продолжал точить тесак. Вжик?вжик. Лицо его было спокойным. Лишь орёл на груди косил на нас с Инкой недобрым взглядом. Наконец он остановился, потрогал лезвие большим пальцев, одобрительно щёлкнул языком.

– Я тебя вообще?то не о Володьке спросить хотел, – начал он.

– Я с Сашкой только три раза, – внезапно разрыдалась Инка, окончательно плюхнувшись на пол мягким местом. – Мы с ним всего месяц назад. Всего три раза за это время.

– Какой Сашка? – спросил я. – Ещё один мой родственник?

– Не?е?е?е?е?ет, – размазывая тушь по лицу, протянула Инна, – с соседнего подъезда мужчина. У него пудель красивый, и он с женой недавно развёлся.

И Инка разревелась в полный голос. Я же разлил остатки виски в стаканы. Протянул Кузьме Андреичу его. Не чокаясь, синхронно выпили. Крякнули.

– Ещё кто есть? – осторожно спросил Кузьма.

– Нет, – сквозь слёзы ответила Инка.

– А тебе мало что ли? – спросил я.

– Не, достаточно, – ответил Кузьма и повернулся к жене. – Я спросить хотел, собственно, ты куда бутылку водки спрятала?

– На антресолях, в моих сапогах, – прошелестела Инка. Плакать она уже перестала, только иногда икала.

– 10 минут тебе собраться и сгинуть, – велел Инке Кузьма.

– А куда? – шмыгнула носом Инка.

– К маме, – немного подумав, сказал Кузьма.

Инка кивнула, вскочила с пола и скрылась в недрах квартиры. Кузьма взял ножи с табурета, переложил их на стол. Затем забрался на тубурет в коридоре и несколько минут шуршал где?то под потолком. Вернулся с двумя Инкиными сапогами. В каждом сапоге было по бутылке водки.

– Накатим? – предложил.

– Только немного, мне завтра поросёнка резать, – отозвался я, – и это, Кузьма Андреич, я не при делах, я не знал про Володьку.

– Да верю, – разливая водку в стаканы, ответил Кузьма.

Выпили. Заели остатками лимона и малосольными огурцами, обнаруженными в холодильнике. Хлопнула входная дверь. «Инка ушла», – догадался я.

– Да уж, пошутили, – пряча водку в холодильник, протянул Кузьма, – 10 лет брака в течение 10 минут коту под хвост. Лучше бы я ничего не знал.

Я встал. Собрал ножи. Поблагодарил Кузьму Андреича за работу. И ушёл домой. Надо было выспаться перед поездкой к родителям. А он остался в пустой квартире.

 

Олифа

 

 

Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Не знаю, как у остальных, но моя избранница готовила средне. То есть никак. И я решил удивить её своими кулинарными способностями. А заодно сделать предложение. Предложение девушке надо делать, когда она сытая и расслабленная. На голодный желудок предложения не делаются. Это аксиома.

Девушка у меня была не простая, а очень умная. Золотая медаль в школе. Затем институт. Не с красным дипломом, но почти. И желание приобрести второе высшее образование. Обо всём этом она мне рассказала на втором нашем свидании и, со вздохом, добавила:

– Я очень умная. А умные все несчастливые.

И мне захотелось обнять её и сделать счастливой. В тот вечер я её только обнял, а счастливой собирался сделать в ближайшее время.

Итак, утром в день этого эпохального события я позвонил своей зазнобе, пригласил её на ужин и отправился делать покупки. Первым делом я заехал в «Диамант Прага» и принялся выбирать кольцо. Пухленькая продавщица по имени Лиля потащила меня к витрине, и мы примерно полчаса увлечённо рассматривали кольца. Выбрали. Лиля назвала цену. Я ойкнул и попытался откланяться. Но Лиля знала своё дело. Она окинула меня взглядом и поинтересовалась суммой, которую я готов выложить за подарок.

– Долларов 700–900, – скромно произнес я.

– Не проблема, – сказала продавщица и поволокла меня к другому стенду. Камешки там были поменьше, но цены поприятнее. Плюс мне ещё удалось добиться скидки 30 процентов. В общем и целом, день начинался нормально.

– Если ваша девушка не примет кольцо или вы передумаете, то можете вернуть товар в течение 14 дней, – выписывая сертификат, сказала Лиля.

– Да вы что! – возмутился я. – Не будет никакого возврата.

– Все так говорят, – философски заметила Лиля, – чек не выкидывайте просто. Вдруг пригодится.

Я забрал коробочку с кольцом и отправился в другой магазин. Продуктовый. Там затарился двумя свежими кусками говядины, недостающими специями, свежими овощами и грибами. Дома вначале сделал грибной соус, потом подготовил мясо, поставил на плиту сковородку и стал ждать свою любимую.

Она впорхнула в мою квартирку с опозданием в 40 минут. Впрочем, как обычно. Помыла свои прелестные ручки и вошла в комнату.

Я торжественно проводил её к столу. Он был сервирован по первому классу. Спасибо моему знакомому из ресторана напротив, который за пару кружек пива провёл со мной занятия по сервировке стола.

Села. Я зажёг свечи.

– И что сегодня на ужин? – спросила моя девушка.

– Стейки, – бодро отрапортовал я, – со свежими овощами и с грибным соусом. Стейки медиум. Будут приготовлены немедленно перед вашими очаровательными глазами.

– Отлично, – захлопала в ладоши девушка, – мастер?класс на дому.

– Стейки смазываем оливковым маслом и специями, – окрылённо продолжал я.

– Стой. Каким маслом? – остановила меня возлюбленная.

– Оливковым, – я сбился с темпа, – мне Сашка с Италии привёз. Высшей очистки. Вкусное. Косточками пахнет.

– Оливковое? – прекрасные брови взлетели вверх, а губки презрительно скривились. – Да ты с ума сошёл. Нельзя ничего жарить на оливковом масле. Им можно только поливать салаты.

– Почему? – спросил я.

– Потому что это оливковое масло. А оно при жарке превращается в олифу.

– Во что превращается? – не понял я.

– В о?ли?фу, – как ребёнку, по слогам начала объяснять мне девушка. – Оливковое масло при жарке распадается и превращается в олифу. Ту, которая в краске, и воняет. Она очень вредная. Это каждая хозяйка знает. Есть у тебя подсолнечное масло?

– Есть, – кивнул я, – щас заменю. А подсолнечное ни на что не разлагается?

– Подсолнечное не разлагается, – снисходительно кивнула любимая, – поменяй на подсолнечное. Будет вкусно и полезно.

Я поменял масло на подсолнечное. Быстренько прожарил стейки и подал их на стол. Налил вина себе и даме и стал слушать очередной рассказ об уме и сообразительности своей избранницы. Кивал в нужных местах, кое?где переспрашивал, улыбался… И думал: куда я засунул этот проклятый чек?

 

Красный круг

 

 

Давным?давно, когда наша семья только?только приехала в Чехию, мы познакомились с двумя москвичками. Такими же эмигрантами, как и мы. И вот эти москвички, пожив пару месяцев в Праге и немного освоившись, решили открыть тут фитнес?клуб. Нашли место, сделали ремонт, завезли тренажёры, получили соответствующие разрешения. Ну и по старинной традиции решили открытие фитнеса отметить небольшой вечеринкой в нём же.

На вечеринку были приглашены мы с женой, наш 17?летний сын, пять или шесть знакомых по Праге, пара человек из мэрии и два будущих инструктора по фитнесу, а также чешский архитектор. Все, кроме инструкторов и хозяек, пришли парами. Архитектор заявился с подругой в красном платье с глубоким декольте. Сына мы взяли специально, чтобы он нас довёз домой на машине после мероприятия.

К семи часам вечера все собрались, походили по залу, потрогали ещё пахнущие краской тренажёры, поели чипсов, выпили традиционного шампанского. Всё чинно?благородно. Но потом кто?то из чешских товарищей сбегал за водкой, я мотнулся в ближайший русский магазин за икрой, откуда?то достали старый магнитофон, и веселье начало набирать обороты. Народ бодро отплясывал под Карела Готта и Пугачёву, сотрудники мэрии запивали водку пивом и жаловались на капитализм.

Ко мне подошла подруга архитектора и пригласила танцевать. Танцевать так танцевать, решил я, и мы задвигались в ритме вальса между тренажёрами. Вдруг рука моей партнёрши по танцу легла на мою задницу и крепко сдавила ягодицу.

– Пан Фёдоров, я хочу с тобой делать секс, – жарко зашептала мне дама в ухо водочным запахом.

– Так вы же не одна, – опешил я, стараясь освободить свою филейную часть от стального зажима, – да и я не один. У меня тут жена и ребёнок.

– Плевать, – не унималось красное платье, стараясь кроме захвата сзади ещё и впихнуть мою голову в своё декольте. – Этот архитектор старый импотент, он мне надоел. А ты мне нравишься. Тут есть комната с матами, пошли туда, там хорошо будет.

Я обалдел от такого горячего напора и не придумал ничего умнее, как сказать, что мне надо сначала в туалет. Красное платье ослабило хватку.

– Иди, – милостиво согласилась она, – я подожду тут.

В то время я был молод и застенчив и не мог женщину, тем более иностранку, просто так послать. Тем более, она именно туда и хотела. А я не хотел её. Я был примерным семьянином и не любил пьяных женщин. И ещё я не любил скандалов. Который, судя по всему, мог случиться в любую минуту. Уж очень серьёзно была настроена эта подруга архитектора.

Сделав вид, что иду в туалет, я на самом деле выскочил на улицу. Улица была тиха и пустынна. Только напротив нашего фитнеса приветливо светилась дверь, ведущая в подвальное помещение. У двери сиротливо стоял охранник. «Кабак или бар, – подумал я, – но зачем охранник?» Подошёл поближе и выяснил, почему охранник. На табличке заведения было написано: Гей?клуб.

– Чёрт, – пробормотал я, разворачиваясь в сторону фитнеса.

У входа в спортивное заведение замаячило красное платье.

– Пан Фёдоров, не надо писать на улице, для этого есть специальные комнаты, – захохотала девица в красном и нетвёрдой походкой направилась ко мне.

Я повернулся к охраннику:

– Мне надо в ваш клуб. Пива хочу.

– Вход только членам клуба, – заученно ответил тот. – Вы член клуба? Или, может, хотите им стать?

– Я не хочу быть членом клуба, я пива хочу. Ну, пожалуйста. Ну почему геям можно пиво, а русским нельзя? – не унимался я.

Сзади надвигалось красное платье.

– Ладно, – в последний момент вдруг согласился охранник, сражённый моей фразой про русских, – пошли. Подожди меня внизу, я быстро.

Я кубарем скатился вниз. Сзади раздавался голос охранника:

– Мадам, вход только членам клуба. Вы им никогда не сможете быть.

Мадам в красном что?то попыталась сказать, но охранник был непоколебим. Спустя несколько минут он отправил красное платье восвояси и спустился ко мне.

– Сказала, что всю ночь будет тебя караулить, – ехидно заметил охранник, открывая дверь в сам клуб. Зашли.

Большое подвальное помещение, посередине него бар. За барной стойкой два официанта – разливают коктейли и пиво. По всей площади подвала установлены мягкие кресла и столики. Недалеко от бара высокий круглый стол с тремя барными табуретками. Пространство вокруг стола обведено красной линией.

– Это для гетеросексуалов, – пояснил охранник, подведя меня к этому столу, – для тех, кто любит только пиво, для гостей клуба, а не его членов.

– Понятно, – пробормотал я, усаживаясь за столик.

– Приятного отдыха, – хмыкнул охранник и ушёл на пост.

Я огляделся. Отсюда открывался вид на весь зал. Красные кирпичные стены, плюшевые портьеры по углам, стильные продавленные диванчики. За барной стойкой орудовали два профессионала. Бутылки мелькали в воздухе, струи лились и смешивались в необходимых пропорциях. Это было красочное зрелище, которое я до этого видел только в кино. Бармены старались вовсю, при этом не умолкая ни на минуту. Отвечали на заказы, рассказывали анекдоты, приветствовали старых завсегдатаев. Публика была на первый взгляд обычной. Если бы не одно но – только мужики. Молодые, старые, они сидели поодиночке, парами, шумными компаниями. Ели, пили, общались. Несколько парочек обнималось, но не более того. Те, кто проходил мимо моего столика, бросали на меня любопытные взгляды, но никто не пытался заговорить.

Красный круг охранял меня от посетителей. Я сидел за столиком и пил пиво, ощущая себя главным героем знаменитой повести Гоголя.

– Поднимите мне веки, – услышал я.

– Что?! – я аж подскочил на стуле от неожиданности.

Напротив меня стоял официант.

– Ещё пива? – спрашивал он, показывая на мою пустую кружку.

– Да, – выдохнул я, – ещё одно пиво, пожалуйста.

Моментально передо мной возникла запотевшая стеклянная кружка с чешским Гамбринусом, которая после её опорожнения так же мгновенно сменилась новой полной кружкой. Я в общей сложности просидел в красном круге около часа, выпив три литра холодного пива.

А в это время наверху произошли следующие события. Красное платье таки устроило своему архитектору скандал, набив ему физиономию. После этого они с ним на пару выпили бутылку водки на мировую и укатили домой. Вслед за ними, как по команде, откланялись остальные гости. Фитнес закрыли. Инструкторы под ручки с хозяйками заведения также убыли. Остались моя жена и сын. А ключи и документы от машины были у меня.

Жена попыталась позвонить мне. Не получилось. В подвале не было сигнала. Попыталась сходить за мной, тоже никак.

– Вы не член клуба и никогда им не будете, – твердил охранник. Послала сына. Его тоже не пустили.

– Как стукнет 18 лет, приходи, – широко улыбаясь, предложил охранник, – а сейчас не могу, извини. Только совершеннолетние.

– Ни за что, – гордо ответил сын и сел на скамейку в ожидании непутёвого родителя.

Там они просидели еще минут 20. И когда я после 6 кружек выплыл из весёлого заведения, то меня ожидал очень горячий приём.

– Ты чего творишь? – шипела жена, ты чего это себе позволяешь? Сначала бабу архитекторовскую по углам лапал, потом вообще к геям свалил. Ты определись, наконец, со своей ориентацией.

– Я уже определился, – виновато сказал я, – ты моя ориентация.

И мы поехали домой.

 

Велегож

 

 

Это был или 1983, или 1984 год. Я учился в Серпуховском приборостроительном техникуме. Мои два друга, Игорь и Андрей – на курс меньше, в машиностроительном. Тоже в Серпухове. И вот июне, сдав экзамены, мы решили вместе съездить на турслёт в Велегож. Небольшой посёлок возле реки Оки каждый год в начале лета собирал туристические команды из разных школ. Там проводились соревнования, разжигались пионерские костры, было весело и интересно. Естественно, так как мы уже в школе не учились, то поехали в Велегож дикарями. Взяли напрокат палатку, набрали еды, дров, спальных мешков и захватили пошарпанную гитару.

После обеда приехали на станцию Заокская, там ещё раз проверили, всё ли взяли, и на последнем автобусе поехали в сторону Оки. Выгрузились в Велегоже, миновали этот небольшой посёлок и подошли к обрыву, с которого открывался вид на пойму реки. Подошли и обомлели. В прежние годы опушка леса около реки была забита палатками. Сейчас же внизу было пусто. Никого. И как потом выяснилось, турслёт из?за чего?то перенесли на неделю позже. Но мы?то этого не знали и припёрлись, как нам казалось, вовремя.

Но делать нечего. Спустились к лесу. Выбрали самое хорошее место, поставили палатку. Зажгли костёр, пожарили хлеба, запили его квасом и завалились спать. Наутро сбегали в посёлок, купили бутылку вина Лидия и сварили на костре гречневую кашу с тушёнкой. Туристическая жизнь постепенно налаживалась.

И вдруг после обеда на расстоянии примерно 100 метров от нас возникла палатка и костёр. Посланный в разведку Игорёк доложил, что там установили палатку три барышни и чего?то варят. Мы засуетились. Начали думать, как лучше познакомиться. Предложения сыпались одно за другим. Как вдруг Андрюха воскликнул: надо попросить у них соли.

– Так у нас есть соль, – возразил я, – целая пачка соли, кило.

– Была, – поправил меня Андрей и, выхватив из рюкзака пачку, высыпал соль в костёр. И тут же с гордым видом отправился к девчонкам знакомиться, то есть просить соль взаймы. Мы с Игорем поспешили за ним.

– Здравствуйте. А у вас соли не найдётся? – сияя как медный пятак, спросил Андрей.

Девчонки переглянулись.

– Нет, – ответили они, – мы сами хотели у вас просить идти.

Как потом выяснилось, они тоже думали, как познакомиться с соседями, и им в голову пришла та же мысль про соль. Но в отличие от нас они её не высыпали в костёр, а просто спрятали. Пришлось вновь идти в поселковый магазин и покупать соль. По дороге в местный продуктовый лабаз мы и познакомились. Девочек звали Вера, Надя и Люба. Они были старше нас на три?четыре года. Работали в Туле на каком?то предприятии и в Велегож приехали на турслёт, который, как оказалось, в этом году перенесли.

Андрей с Игорем немного поспорили, кто из них будет ухаживать за блондинкой Верой – самой красивой из троицы. Победил в этой дуэли Андрюха. Игорю досталась Люба, низенькая шатенка, смешливая и весёлая. Мне волей?неволей пришлось ухаживать за полненькой Надей, черноволосой и спокойной девушкой. Она была обычной, тихой и неторопливой. До тех пор пока вечером, выпив две бутылки Лидии на шестерых, мы не уселись у костра. Надя взяла нашу гитару, настроила струны и… запела.

Репертуар был до боли знаком. Розембаум. Его ранние песни. Но вместо мужского хрипа над Окой звенел её звонкий голосок.

– Гоп?стоп, мы подошли из?за угла, – пела она, глядя прямо на меня. И я влюблялся в этот голос, в это круглое лицо, в эти длинные чёрные волосы…

А потом три дня мы жили на опушке леса. Ходили друг к другу в гости каждые полчаса. Варили кашу на огне, пили Лидию, а когда в местном лабазе она закончилась, то обнаружили там же замечательное полусладкое вино Арбатское. Причём за те же деньги. По вечерам мы собирались у костра, и Надя пела нам песни. Про любовь, про друзей, про воров и свободу. Своим чистым девичьим голосом.

А потом мы разъехались – девчонки в Тулу, мы к себе домой. Пару раз мы приезжали к ним летом, встречались в каком?нибудь кафе. Игорёк разливал под столом полюбившееся нам Арбатское. Мы разговаривали, смеялись, дурачились. Но с приходом осени ребята окунулись в учёбу и поездки прекратились. Их летние романы закончились. А мой ещё продолжался.

Половину своей стипендии я теперь тратил на телефонные переговоры. Приходил на площадь Ленина на переговорный пункт и ждал, когда меня по межгороду соединят с Тулой. С бухгалтерией какого?то предприятия, где работала моя Надя. Все сотрудницы этой бухгалтерии через неделю уже узнавали меня по голосу, звали Надежду, а пока она шла к телефону, расспрашивали про учёбу, про здоровье, про погоду. Я заочно подружился со всеми тётками, которые там работали. Они искренне переживали за наши отношения.

Этот телефонный роман продолжался почти два месяца. Я звонил через день, иногда через два. Пока однажды Надя не сказала мне:

– Приезжай, надо поговорить.

В субботнее раннее октябрьское утро я взял билет на электричку и поехал в Тулу. Был последний солнечный тёплый день. Я нашёл её дом, поднялся на третий этаж, позвонил в дверь. Она открыла, улыбнулась, провела в свою комнату, предложила чаю. Родители её были на даче, так что никто нам не мешал.

Но вместо запланированных мной поцелуев и объятий Надежда завела разговор о разнице в возрасте. О том, что мне 17, а ей целых 22 года. И что ей надо замуж, а не по телефону разговаривать. И что эта разница в возрасте очень большая, и даже год она не будет ждать. Она не будет ждать, когда я подрасту. Потому что ей надо замуж. Уж замуж невтерпёж.

Я всё выслушал молча. Только один раз спросил:

– А может, подождёшь?

– Нет, – отрезала Надя, – ты очень хороший и нравишься мне. Но нет. И с этим надо покончить.

– Покончить так покончить, – согласился я, – выбора у меня же всё равно нет. Спой мне напоследок. Вальс?Бостон.

– Нет, – снова сказала Надя, – не до песен. Мы прощаемся, навсегда.

Я допил чай. Поблагодарил. Вышел во двор. Мне было 17 лет и мне было очень грустно. Впереди у меня была целая жизнь. Впереди у меня были встречи с другими женщинами и расставания с ними. Но всё это было впереди. А в 17 лет я думал, что это самое прекрасное и самое ужасное, что произошло в моей жизни. Я дошёл до вокзала, сел в электричку и на клочке бумаги написал свои первые стихи. Все мы в 17 лет писали стихи. Наивные и корявые.

 

Прощальный поцелуй и ты одна

Глядишь тревожно и задумчиво мне вслед.

А улица пустынна и тиха. И только след

Останется на уличной пыли.

Но и его сотрёт ближайший миг.

Ты далеко, но всё же позади

Мне чудится знакомых глаз изгиб.

 

 

Виагра

 

 

Спрос рождает предложение. Со спросом было всё нормально. Один мой знакомый чех с прикольной фамилией Маньяк сказал, что у него есть куча знакомых, жаждущих купить Виагру. А в Чехии она только по рецептам, да и стоит сумасшедших денег. Одна таблетка примерно 20 долларов. А он слышал, что русские через интернет покупают заменитель Виагры в Индии. И что неплохо бы замутить бизнес по продаже этой самой Виагры. Без рецепта и за полцены.

Предложение меня заинтересовало, и я стал расспрашивать знакомых вебмастеров, что, где и как. И в итоге познакомился через скайп с парнем из Минска. Его никнейм был ТимУл. Он мне рассказал, что продаёт Дженерик Виагру и что изготовляют ее не в Индии, а в Пакистане. Где у него связи на местном фармацевтическом заводе. Обговорили цену, виртуально стукнули по рукам, и я перечислил ему деньги через вебмани за 100 таблеток из расчёта 1 доллар за штуку. Итого 100 долларов.

ТимУл связался со своим человеком в Пакистане. Дал ему мой адрес и попросил прислать хорошему человеку в Праге посылку с таблетками. Общались они на английском языке. То ли пакистанец плохо знал английский, то ли ТимУл ему недостаточно точно объяснил, но в итоге из Пакистана мне послали заказную посылку, где в сопроводительных документах чёрным по белому было написано – заменитель Виагры.

Мне же домой пришло извещение о пришедшей на моё имя посылке и что мне следует явиться на таможню по поводу этой самой посылки. Я явился.

Таможня располагалась в том же здании, что и почта, но на последнем этаже. Большой полукруглый зал, разделённый на секции с окошечками, за которыми находились таможенники. Секции были условно разделены полупрозрачными перегородками, так что можно было слышать, что именно растамаживает сосед. Я подошёл к самому первому окошку и протянул извещение. Мужик в форме, примерно моего возраста, взял бумажку, пробежал её глазами и на весь зал заявил:

– Вы по поводу Виагры? Вам к окошку номер пять.

В таможенном зале наступила тишина. Все устремили взгляды на любителя Виагры, то есть на меня. Подхожу к пятому окошку, протягиваю бумажку и так же громко говорю:

– Я по поводу таблеток.

Таможенница лет двадцати пяти с интересом берёт у меня бумагу, что?то ищет в компьютере и уточняет:

– Вам пришла посылка с сотней таблеток Виагры. Это для бизнеса?

– Нет, – отвечаю я, – для собственного потребления.

Тишина в зале становится ещё тише. Даже мухи замолкают.

– Зачем тебе столько жрать Виагры? – не выдерживает таможенник из соседнего окна.

«Так я тебе всё и выложил, – думаю я. – Одно дело покупать что?то для личных целей, и совсем другое – для продажи. Насчитают налоги, штрафы, плюс отсутствие лицензии. Взгреют так, что мама не горюй».

– У меня жена и две любовницы, – начинаю я врать напропалую, – и ещё секретарша. С ней я тоже сплю. И ещё к соседке иногда забегаю по выходным. А здоровье уже не то. Не молод: 39 в прошлом месяце стукнуло.

– А зачем ты стока себе баб завёл? – не унимается соседский таможенник.

– Не могу отказать женщине, – сокрушаюсь я, – такой вот дурацкий характер.

– Так и запишем, – резюмирует девица. – Таблетки синего цвета в количестве ста штук, купленные для собственного потребления в связи с плохой потенцией.

Народ в зале начинает оживлённо гудеть.

– Про потенцию не надо записывать, – скромно прошу я.

– Хорошо, – соглашается девица, – про потенцию не будем. Вот тут распишитесь и ждите, мы вас вызовем. Проведём экспертизу и вызовем. Нельзя покупать подделку за рубежом. Там более, эти таблетки по рецептам.

И я под любопытные взгляды посетителей покидаю помещение пражской таможни.

Прибегаю домой, включаю компьютер, связываюсь с ТимУлом. Рассказываю про таможню и ругаюсь, что пакистанский товарищ прислал таблетки заказным письмом и в описании написал, что это заменитель Виагры.

– Я разберусь, – обещает ТимУл, – я поговорю с ним и вставлю втык. Не переживай.

И ТимУл поговорил с пакистанцем. Но, судя по всему, с английским у того было совсем плохо. Потому что через неделю мне в почтовый ящик упало извещение с таможни. Я вначале подумал, что это вызов для разбора первой посылки. Но нет. Неграмотный пакистанский фармацевт прислал мне второе заказное письмо с сотней голубых таблеток.

– Зачем вам ещё сто таблеток Виагры? – спросила меня знакомая девица из пятого окошка.

В зале никто не работал, все внимательно прислушивались к нашей беседе. Лишь в дальнем углу один таможенник рассказывал своему коллеге о моём предыдущем визите. Коллега в тот день находился в отпуске и был не в курсе о воскресшем Казанове.

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально