Филип Таубман

Солдаты холодной войны

 

Политика

 

Посвящается Лори Марч Уильямс

 

 

 

Вступление

 

Незадолго до полудня в сентябре 1988 года безлюдная среднеазиатская степь исторглась к небу, и глухой звук ударной волны сотряс воздух. Я занял устойчивую позицию, поскольку ударная волна моментально сотрясла безжизненное пространство вокруг. Она ударила толчком, почти сбивая меня с ног.

Атомная бомба, в десятки раз мощнее той, что уничтожила Хиросиму, была только что взорвана под землей на глубине более полутора километров на советском полигоне в Казахстане. Я присутствовал там от газеты «Нью?Йорк таймс» для освещения испытаний в числе первой группы американцев, приглашенных на советские ядерные испытания. Пока коричневая трава и сухая земля, поднявшиеся в воздух, оседали вновь на землю, несколько десятков советских и американских официальных представителей стояли молча с открытыми ртами, а потом с облегчением разразились аплодисментами.

Я читал захватывающий отчет об атомной бомбардировке Хиросимы в 1945 году и видел душераздирающие киносъемки обожженных людей, обезумевших от шока жертв из этого города и из Нагасаки. В Нью?Йорке я спешил вместе со своими однокурсниками в ближайшее противорадиационное укрытие во время учений воздушной тревоги в разгар кубинского ракетного кризиса в 1962 году. Но вплоть до этого сентябрьского утра на Семипалатинском полигоне я никак внутренне не воспринимал грубую силу ядерной бомбы.

Память об этом дне оставалась со мной тревожным напоминанием о разрушительной мощи, которая может быть выпущена на свободу террористами, воюющими странами или даже в результате случайного запуска ядерной боеголовки Россией, Индией, Пакистаном или Соединенными Штатами.

Размышляя как?то раз, 20 лет спустя после советского испытания, над своим уходом из «Нью?Йорк таймс», я разговорился с Сиднеем Дреллом, физиком, с которым я познакомился, еще будучи студентом Стэнфордского университета в 1960?е годы. Во время разговора я узнал, что Дрелл был участником дерзкого плана, направленного на уничтожение ядерного оружия. Наиболее важными руководителями, участвовавшими в этой кампании, были люди мне хорошо известные по заголовкам времен холодной войны, а в некоторых случаях и люди, о которых я писал, будучи журналистом «Нью?Йорк таймс». Это были Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывшие государственные секретари в республиканских администрациях, Уильям Перри, бывший министр обороны от демократической партии, и Сэм Нанн, бывший председатель сенатского комитета по вооруженным силам, демократ.

Четверо государственных деятелей, имеющих не афишируемую поддержку со стороны Дрелла, открыто объявили в «Уолл?стрит джорнэл» в январе 2007 года о своей приверженности делу уничтожения ядерного оружия. В статье излагалась дорожная карта по его ликвидации и предлагались ясные, обоснованные шаги, которые могли бы быть предприняты в краткосрочном и среднесрочном порядке на пути к уменьшению ядерной угрозы. Они призывали к снижению степени боевой готовности ядерного оружия для того, чтобы уменьшить опасность случайного или несанкционированного запуска, к сокращению размеров ядерных сил, ликвидации ядерного оружия ближнего радиуса действия и улучшению условий безопасного хранения ядерных вооружений и запасов расщепляющихся материалов.

В статье предлагалось прекратить производство расщепляющихся материалов для производства оружия. В ней также рекомендовались шаги по установлению контроля над процессом обогащения урана с тем, чтобы страны, которым нужен уран для атомных электростанций или исследовательских реакторов, могли получать его у международных организаций, а не строить заводы, которые были бы также способны производить обогащенный уран оружейного класса.[1]

Статья ошеломила специалистов в области атомного оружия, изолированное сообщество аналитиков в области обороны, технократов и политических деятелей, твердо уверовавших в то, что ядерное оружие является основой американской внешней политики. И тут, как гром среди ясного неба, возникла группа известных воинов холодной войны, пожелавших совершить немыслимое и перевернуть все вверх дном. От статьи нельзя было отмахнуться, как от работы рядовых пацифистов или участников антиядерных движений. То было твердое убеждение людей, сыгравших главные роли в создании, управлении и использовании ядерных арсеналов во время холодной войны.

Опасаясь превращения тупикового ядерного противостояния XX века в эру ядерного терроризма XXI века, государств?банкротов, все более расширяющихся ядерных угроз, эти люди предложили установить новый курс до того, как могло бы произойти немыслимое, – уничтожение Нью?Йорка, Вашингтона, Лондона, Москвы, Токио или какого?либо другого мегаполиса террористами, вооруженными атомной бомбой. Если даже не атомной, то радиологической бомбой – обычным взрывчатым устройством, начиненным радиоактивными материалами типа плутония, из?за которого тысячи людей получили бы смертельные дозы радиации и городские кварталы оказались бы необитаемыми на протяжении многих месяцев. (Утечка радиации из разрушенных в результате катастрофического землетрясения 2011 года и цунами японских атомных реакторов продемонстрировала реальность радиологической угрозы.)

В 2008 году, будучи настроенным на написание книги, я решил отойти от ежедневного газетного дела для того, чтобы рассказать историю партнерства этих пяти человек и привлечь внимание к растущей ядерной угрозе. Исследование истоков их совместных усилий вывело меня на исторический экскурс в период холодной войны и по тем местам в Соединенных Штатах и за их пределами, на которые эти люди обращали свое внимание, начиная с 2007 года. Я изучал угрозу терроризма в Соединенных Штатах, разведал маршруты ядерной контрабанды в Европе и на Кавказе и провел какое?то время в некоторых национальных лабораториях, представляющих собой часть американской системы ядерного оружия. Данная книга является результатом этих исследований.

Проводя время с этими людьми в официальной и неофициальной обстановке, я понял, что их партнерство гораздо сложнее, чем предполагало единодушие статьи в «Уолл?стрит джорнэл». Приход новой ядерной эры побудил эту пятерку к пересмотру их оценок относительно ядерного оружия, особенно после террористического нападения 11 сентября 2001 года. Но они пришли к согласию после нескольких месяцев колебаний и нерешительности и не предприняли бы никаких шагов, если бы не трудоемкая черновая работа Макса Кэмпелмана, недооцененного участника переговоров по вопросам вооружений времен администрации Рейгана, и Стива Андреасена, скромного специалиста по вопросам ядерной политики. Кэмпелман и Андреасен возобновили обсуждение вопроса о ядерном разоружении, а Шульц, Киссинджер, Перри, Нанн и Дрелл подхватили эту идею и выступили с ней в одной связке.

Для того чтобы найти общую основу, пятерка должна была покончить с прошлыми ссорами, преодолеть политические и идеологические разногласия и выдержать волну критики в свой адрес. На этом пути они и создали свое творчески продуктивное партнерство. Но при всем при этом между ними остаются значительные разногласия вплоть до сего дня, хотя и скрытые по большей части от внимания общественности. И это неудивительно при наличии всей сложности затронутой проблемы и трудностей выделения нюансов в обзорной редакционной статье и других недосказанностей. И тем не менее личные сомнения Генри Киссинджера по поводу этого дела, которые были описаны многими, впечатляют.

И в то время, когда пятерка открыто стала ратовать за достижение благородной цели сокращения ядерной угрозы, другие факторы со всей очевидностью сыграли свою роль в формировании и сохранении их союза. Речь может идти о желании поддерживать на высоком уровне свою репутацию, оставаться в положении руководящих лиц, доказать правильность своих прошлых политических предписаний или просто оставаться в центре внимания.

Какими бы ни были мотивы, которыми руководствуются эти люди, они часто действуют с темпераментом и энергией людей, которые вполовину моложе их «золотого века». В тот период жизни, когда многие как бы замедляют свой темп, они, казалось, ускоряют его, летят ночью, чтобы преодолеть большие расстояния, сопротивляются нарушению биоритмов в связи с перелетами через несколько часовых поясов, ради участия в кампаниях за ядерное разоружение по всему миру. На протяжении нескольких последних лет Перри побывал в Москве, Пекине, Лондоне, Риме, Сиднее, Оттаве, Токио, Хельсинки, Дели, Берлине, Вене, Женеве, Сеуле и Пхеньяне, не говоря уже о нескольких поездках в течение месяца в Вашингтон. Затем неожиданно наступают моменты, когда лихорадочный темп дает о себе знать, раскрывая мучительную слабость: у Перри, когда он постоянно клевал носом на конференции в Риме, у Киссинджера, когда он сползал со своего стула на встрече в Берлине, у Дрелла, который мешком свалился на пол на выходе с приема в Сан?Франциско, у Шульца, опиравшегося на руку попутчика, когда он с опаской шел по снегу зимней ночью в аэропорту Ле?Бурже в пригороде Парижа. Трудно в такие моменты не удивиться, зачем они так торопятся, почему кажутся так решительно настроенными на то, чтобы избавить мир от ядерного оружия. Ответ частично заключается в нынешней опасности, которую они остро ощущают, но также и в предыдущем периоде их карьер времен холодной войны.

Для каждого из этих пяти мужчин призыв к устранению ядерного оружия представляет собой наивысший пик в их личном путешествии через ядерную эру. Они были молодыми, Нанн так просто мальчишка, когда атомная бомба стерла с лица земли Хиросиму. Они достигли совершеннолетия тогда, когда новые технологии – водородная бомба, межконтинентальные баллистические ракеты и миниатюризация ядерных боеголовок – привели мир на грань уничтожения. В период расцвета их жизни они играли главные роли в деле обеспечения обороны Америки и совершенствования технологии сбора разведывательной информации. В течение многих лет холодной войны каждый из них оказывался действующим в условиях отрезвляющей реальности ядерной эпохи. Почти незаметно их понимание того, что собой представляет бомба, видоизменялось, и их сомнения относительно возможности контроля над ней росли. Затем, на более позднем их жизненном этапе, посмотрев на мир, который они помогали создавать, они поняли, что этот мир оказался слишком опасным, слишком близким к новому виду атомного пожарища, с угрозой достаться разрушенным нашим внукам.

Пятерка была удивлена братскому единению по вопросу о ядерном оружии, когда их инициатива получила всемирную поддержку. Всего за несколько лет их довольно длительная и не имевшая больших шансов на успех кампания получила определенное признание в правительственных кабинетах, залах заседаний правлений корпораций и учебных аудиториях. Она побудила действующих президентов и министров иностранных дел воспринять идеи, которые еще недавно подвергались осмеянию как радикальные и безрассудные. Глобальный ноль, параллельная антиядерная кампания, поднятая через 23 месяца после публикации статьи в «Уолл?стрит джорнэл», сейчас рассчитывает на длинный список своих выдающихся сторонников, включая десятки бывших президентов, премьер?министров и дипломатов. Влиятельная международная комиссия по вопросам ядерных угроз, организованная Австралией и Японией, опубликовала доклад в 2010 году с призывом к ликвидации ядерных вооружений, доклад включал детальный план действий по достижению этой цели.[2]

Присуждая Нобелевскую премию мира за 2009 год Бараку Обаме, норвежский Нобелевский комитет, как представляется, косвенно выказал дань уважения Шульцу, Киссинджеру, Перри, Нанну и Дреллу, чьи усилия по уничтожению ядерного оружия так сильно повлияли на Обаму.

Эта тема привлекла меня отчасти в связи с моей собственной озабоченностью проблемой распространения ядерного оружия и технологий, а также в связи с пониманием того, что это всего лишь вопрос времени, когда террористические группы типа «Аль?Каиды» получат в свои руки ядерное оружие. 11 сентября 2001 года я слушал по радио сводку новостей, в которой говорили о том, что столб дыма поднимается с Северной башни Всемирного торгового центра. Я заканчивал завтрак в своей манхэттенской квартире. Не веря радиосообщению, я смотрел телевизионные кадры того, как пассажирский самолет пронизывает Южную башню и взрывается огненным шаром адского пламени. Я схватил портфель и поспешил в центр, в издательство «Нью?Йорк таймс», чтобы принять участие в выпуске газеты на следующий день. По пути на работу я видел потрясенных людей, которые выжили в этой катастрофе и бежали на север из нижней части Манхэттена. Мне повезло, что я не жил вблизи Всемирного торгового центра и у меня не было погибших родственников или друзей в этом адском пламени и в разрушенных башнях. Но, как и все жители Нью?Йорка в тот день, я ощутил какую?то степень гнева и страха, которые я не испытывал ранее.

За три десятка лет своей работы в «Нью?Йорк таймс» я специализировался на делах, связанных с национальной безопасностью, зачастую находясь близко от источника информации в Вашингтоне и Москве. Ядерное оружие и его центральная роль в период холодной войны были неизбежной реальностью того времени. Как и другие журналисты, вовлеченные в вопросы внешней политики и обороны, я стал специалистом в малопонятном царстве ядерной стратегии и технологий. Техническая терминология в сфере ядерного оружия – термины типа «военный объект для удара согласно концепции «контрсилы» и основные принципы защиты гражданского населения в периоды вооруженных конфликтов» – казалась как будто предназначенной для маскировки леденящей кровь реальности, суть которой состоит в том, что Соединенные Штаты обладают ядерным арсеналом, способным убить 100 миллионов человек в Советском Союзе. Кремль был готов сделать то же самое в отношении нас. Доктрина ядерного сдерживания была с большей наглядностью названа «массовым возмездием» и «взаимно гарантированным уничтожением», которое стало называться по аббревиатуре в английском языке («MAD») словом «безумный».

Я присутствовал в Рейкьявике, Исландия, в октябре 1986 года, когда президент Рональд Рейган и советский руководитель Михаил Горбачев в какой?то момент рассматривали вопрос об уничтожении ядерного оружия. Подобно другим корреспондентам на встрече в верхах, я был застигнут врасплох из?за непредусмотренной беседы об уничтожении ядерного оружия и сумятицы вокруг неожиданного прекращения обсуждений между Рейганом и Горбачевым. Рейган и Джордж Шульц, участвовавший в переговорах в качестве государственного секретаря, подверглись большой критике за то, что у них вообще возникла такая идея. Но по мере рассеивания тумана от саммита в поле зрения возникла новая конфигурация. Вашингтон и Москва захотели – впервые за все время – сократить свои ядерные арсеналы вместо установления потолка по каждой категории.

Когда холодная война прекратилась в 1991 году с распадом Советского Союза, я надеялся, что темпы сокращения ядерных вооружений станут выше. Так и случилось. Абсурдно раздутые американский и российский арсеналы сократились с их пика времен холодной войны в общей сложности в 70 тысяч боеголовок. Сегодня их количество приближается к 22 тысячам. Благодаря законодательству, своевременно разработанному Сэмом Нанном и сенатором Ричардом Лугаром, его республиканским коллегой, Соединенные Штаты выполняли хорошо разработанную программу помощи России в охране ее ядерных вооружений и расщепляющихся материалов и недопущении продажи ее ядерщиками своих знаний за рубеж. Китай, создавший бомбу в 1964 году, сохранял сравнительно небольшой арсенал, как это было также с Индией и Израилем. Другие обладающие ядерным оружием государства, Великобритания и Франция, охраняли свои бомбы со всей ответственностью.

Но темпы продвижения застопорились, и ядерная угроза вновь начала нарастать. Абдул Кадыр Хан, пакистанский физик?ядерщик, помог своим соотечественникам создать бомбу и выбросил ядерные технологии на прибыльный глобальный черный рынок, через который программы создания оружия попали диктаторским режимам в Северной Корее, Ливии и Иране – готовым на любые издержки для того, чтобы сломать препоны на пути в ядерный клуб. В 1998 году Индия покончила с сомнениями по поводу ее программы создания оружия, произведя подземное испытание, которое легко было зафиксировано. Пакистан вскоре ответил испытанием своей собственной бомбы – первого доказательства обладания им ядерным оружием, – подстегнув взрывоопасную гонку вооружений на субконтиненте. Северная Корея разработала программу создания атомной бомбы и провела испытание ядерного устройства в 2006 году. Иран, судя по всему, полон решимости сделать то же самое. Несмотря на американские и российские усилия повысить безопасность в деле сохранности ядерных арсеналов по всему миру, ключевая составная часть «грязной» ядерной бомбы – высокообогащенный уран – представляется вполне уязвимой с точки зрения кражи с десятков плохо охраняемых площадок в десятках стран.[3] Работа атомных электростанций зависит от обогащенного урана, требуя постоянного производства новых запасов расщепляющихся материалов, которые сравнительно легко могут быть доведены до уровня возможности создания бомбы. 11 сентября 2001 года заставило людей понять, что террористы, полные решимости нанести снова когда?нибудь как можно больше вреда, могут это сделать при помощи ядерного оружия.

Превращение Шульца, Киссинджера, Перри, Нанна и Дрелла из доблестных воинов холодной войны в борцов за разоружение красноречиво подтверждает тревожную реальность, свидетельствующую о том, что на смену ядерного «баланса террора» периода пресловутой теории сдерживания пришла иная, но в такой же степени тревожная угроза – ядерный терроризм и распространение технологии производства ядерного оружия и материалов в опасно нестабильные государства.

Как сказал министр обороны Роберт М. Гейтс перед тем, как покинуть свой пост в 2011 году, «если бы вы спросили большинство из руководства последней администрации или нынешней администрации: что не давало им заснуть, они ответили бы, что это перспектива попадания оружия или ядерных материалов в руки «Аль?Каиды» или каких?либо других экстремистов. И это не обязательно должно быть оружие. Это может быть даже ядерный материал с обычной взрывчаткой, поскольку он вызовет катастофический уровень заражения».[4] Эта угроза не закончилась с убийством Усамы бен Ладена в 2011 году.

Я восхищаюсь тем, что эти пятеро проделали в ходе их совместной кампании. Я наблюдал за ними с близкого расстояния на протяжении последних нескольких лет. Я ездил по миру вместе с Джорджем Шульцем, когда он был государственным секретарем, сообщая о его дипломатических шагах на четырех континентах. Он не подпускал журналистов близко к себе – что не очень?то характерно для государственных секретарей. Но исключение делалось для тенниса. Накануне одной поездки он тихо сказал мне, чтобы я захватил с собой ракетку. Я это сделал, и мы играли в парном разряде в Рио?де?Жанейро и в Москве, единственные разы за многие десятки лет моего стремления освоить эту игру, когда я вышел на теннисный корт в сопровождении мальчиков, подбирающих мячи, и врача, стоявшего рядом с кортом. Хотя скорость передвижения Шульца была ограничена в связи с проблемами с его коленным суставом, он успешно парировал каждый удар в пределах досягаемости, часто удачно бил через всю площадку и по диагонали.

Дрелл, Шульц и Перри приветствовали мою идею написания книги, допускали меня к своей работе и соглашались на множество интервью. Наша общая площадка в Стэнфорде создавала для этого благоприятные условия. Нанн также в полной мере шел навстречу, как и его дееспособные коллеги по Инициативе по уменьшению ядерной угрозы – расположенной в Вашингтоне, округ Колумбия, некоммерческой организации, которая имеет своей целью достижение сокращения ядерной угрозы и угроз со стороны иных средств массового поражения. Киссинджер, подвергавшийся годами нападкам в новостных материалах и редакционных статьях, публиковавшихся в «Нью?Йорк таймс», которые он считал несправедливыми, с самого начала отнесся к этому с подозрением и, как я уверен, сохранял его. Он однажды спросил меня, не собираюсь ли я сделать из него «негодяя» в своей книге. Но мы нашли время переговорить благодаря рекомендации со стороны Шульца, и Киссинджер не возражал против моего присутствия на нескольких встречах этой группы и во время трехдневной поездки, которую пятерка совершила в Берлин и Мюнхен в 2010 году.

История холодной войны, которую вы обнаружите на страницах этой книги, носит избирательный характер. В первую очередь освещается карьера этих пяти мужчин, с акцентом на ту роль, которую они сыграли в управлении ядерным арсеналом Америки и в сдерживании угрозы советского ядерного нападения. Я попытался раскрыть роль этих людей в свое время в более широком плане, но сознательно не затрагивал другие стороны их карьеры на службе в правительстве, к примеру, роль Джорджа Шульца как определявшего экономический курс политика в администрации Никсона или обширную дипломатическую практику Генри Киссинджера, не связанную с ядерным оружием. Не затрагивал я также и не связанные с ядерным оружием вопросы обороны, которыми занимался Билл Перри во время его работы в Пентагоне, а также руководство Сэмом Нанном делами, связанными с обычными вооружениями, и работу Сида Дрелла как физика?теоретика.

Многие американцы рассматривают акт ядерного терроризма как отдаленную угрозу, если вообще о ней задумываются. Экономические неурядицы последних лет наряду с другими насущными проблемами, непосредственно их затрагивающими, отвлекают все их внимание. Американские мужчины и женщины теряют свою жизнь, участвуя в войне далеко за пределами своей страны и с неуловимым противником в Афганистане. Перестройка Ирака как светской демократии в самом сердце Ближнего Востока остается и будет оставаться дорогостоящим проектом. После холодной войны многие американцы не видят большой опасности в ядерных угрозах. Такое отношение стало, возможно, меняться после угрозы радиации в Японии. Я надеюсь, что это так. Благодушие и безразличие могут спровоцировать катастрофу, подобную которой Соединенные Штаты никогда не испытывали. Генри Киссинджер хорошо отметил: «Наш век выкрал огонь у богов. Сможем ли мы использовать его в мирных целях, прежде чем он поглотит нас»?[5]

 

Часть I

Перед лицом угрозы

 

Глава первая

 

Не думаю, что кто?то осудит этих четырех джентльменов за то, что они мечтатели.

Президент Обама

 

Мировые лидеры, включая президента Соединенных Штатов, собирались в Нью?Йорке в 2009 году на ежегодную осеннюю сессию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Автотранспорт, устремившийся в район комплекса вокруг здания ООН, направлялся в огороженные потоки с целью досмотра перед тем, как двигаться дальше. Сотрудники службы безопасности, из которых формировались ограждения на углу Второй авеню и 44?й улицы, перекрыли тротуары за полквартала вокруг отеля «Миллениум ООН Плаза». То было страшно знакомое зрелище для Генри Киссинджера, Джорджа Шульца, Билла Перри и Сэма Нанна, входивших в сверкающий холл отеля. Каждый из них помогал формировать историю Америки на протяжении нескольких самых бурных десятилетий периода холодной войны. В зените своей славы они жили в свете фотовспышек, активно занимаясь дипломатией и политической деятельностью, окруженные помощниками и защищенные несколькими уровнями безопасности. Каждый из них играл ключевую роль в создании, сохранении и управлении гигантским арсеналом ядерных вооружений Америки.

Теперь они вернулись вновь на авансцену, будучи приведенными в движение невероятным делом – задачей уничтожения ядерного оружия. Хотя они и поседели и в некоторых случаях стали покруглее, чем они выглядели во время работы в Вашингтоне, их моментально мог узнать любой, кто был знаком с послевоенной историей Америки.

Там был Киссинджер, джентльмен 85 лет, невысокий, слегка помятый, с грубоватым немецким акцентом, ставшим его визитной карточкой, по?прежнему привлекающий к себе внимание и излучающий ауру власти вокруг себя. Не по годам развитый профессор Гарварда, он в качестве советника президента по национальной безопасности, государственного секретаря и приближенного Ричарда Никсона ослепил Вашингтон своей головокружительной дипломатией и заработал Нобелевскую премию мира, но потерял наработки в джунглях Юго?Восточной Азии из?за мстительной паранойи в Белом доме Никсона. Он иммигрировал в Соединенные Штаты из Германии в возрасте 15 лет и взлетел на научный Олимп, благодаря сформировавшемуся богатому интеллекту, большим амбициям и обезоруживающему, а по утверждениям некоторых, педантичному обаянию, которое располагало к нему таких влиятельных членов «Восточного истеблишмента»,[6] как Нельсон и Дэвид Рокфеллеры. Его партнерство с Никсоном привело к стратегическим прорывам наподобие поездки Никсона в 1972 году в Китай и внешнеполитическим неудачам типа расширения американских военных операций в Юго?Восточной Азии. После того как он покинул Вашингтон в конце пребывания у власти администрации Форда, он создал доходный и влиятельный бизнес в качестве консультанта американских и иностранных клиентов и легко вращался в обществе в фешенебельных кварталах Нью?Йорка и Вашингтона.

В отеле к нему присоединился 88?летний Шульц, по?прежнему с прямой спиной, как у морского пехотинца, каким он был во время кровопролитных десантов в районе Тихого океана Второй мировой войны. Двигаясь гораздо медленнее, чем когда?то, бывший государственный секретарь по?прежнему привлекал внимание своим элегантным костюмом, галстуком?бабочкой и цветным платочком, он был уравновешенным экономистом и ученым, который, будучи незнакомым с политикой в области обороны, помог Рональду Рейгану перенаправить отношения с Советским Союзом и представить мир без ядерных вооружений. Шульцу не было необходимости пробиваться в мир Уолл?стрит и интеллектуальной элиты Лиги Плюща – он в этом рос, будучи сыном высокоуважаемого нью?йоркского эксперта фондовых рынков. Шульц был выпускником частной средней школы и Принстона, получил степень кандидата экономических наук в Массачусетском технологическом институте. Он был человеком, от которого исходили такая кристальная честность, прагматизм и принципы республиканского правления, что Ричард Никсон, рассерженный на отказ Шульца спустить собак из Налогового управления США на критиков в адрес Белого дома, назвал его однажды «трусом».[7]

Затем прошествовал Перри, которому тогда исполнилось 82 года. Он почти затерялся в тени, его худощавая фигура и спокойная манера поведения затмеваются звездной мощью Киссинджера и Шульца. Эксперт в области высоких технологий и разработчик новых систем вооружений времен холодной войны, включая самолеты?невидимки «стелс», он играл ключевую роль в качестве министра обороны в администрации Билла Клинтона при демонтаже ядерных арсеналов Украины и двух других бывших советских республик после распада советской империи. Родившийся в рабочей семье в Западной Пенсильвании, он умело использовал дар технического гения и хорошего администратора в своей успешной карьере в области обороны и в высокопоставленных кругах Вашингтона. Человек необычайных способностей и скромности, он вызывал уважение в равной мере как у демократов, так и у республиканцев. В 1996 году, вскоре после призыва к джихаду, или к войне, против американских войск, размещенных в Саудовской Аравии, Усама бен Ладен посвятил поэму с угрозой в адрес Перри, который в то время был министром обороны.[8]

Последним шел Нанн, самый младший из группы, ему было 72 года. Его круглое лицо подчеркнуто большими очками, похожими на глаза совы. Он выглядел так, будто только что пришел с дебатов в американском Сенате. Изысканный, осторожный, общительный адвокат из штата Джорджия, он стал сенатским бонзой в 1980?е годы, потенциальный кандидат в президенты и часто упоминаемый, но никогда не назначаемый кандидат на пост министра обороны или государственного секретаря. Он родился в сельских районах Джорджии и пошел по стопам конгрессмена Карла Винсона, его двоюродного дедушки и политического наставника, став экспертом по военным делам и председателем сенатского Комитета по вооруженным силам. Вдумчивый, работоспособный, по определению консервативный, он играл важную роль почти во всех вопросах в области обороны на протяжении 25 лет, вплоть до своей отставки из Сената США в 1997 году. После короткой передышки он стал сопредседателем фонда Инициативы по уменьшению ядерной угрозы – хорошо финансируемой, некоммерческой организации, занимающейся сокращением угрозы от оружия массового поражения. Со временем «Инициатива» превратилась в секретариат по проведению кампании по ядерному разоружению, развернутой Нанном, Шульцем, Киссинджером и Перри.

Они создали необычайный квартет. Два республиканца, два демократа, четверо мужчин, которые попали в Вашингтон из разных городов и получили различное образование, но разделяли сильное стремление к власти и к работе на государственной службе, имели общий интерес к тому, чтобы оборона Америки была мощной. Их пути на протяжении пяти десятков лет очень часто соприкасались, порой во взаимодействии, а порой они вступали в конфликт. Приходили и уходили разные президентские администрации, а прямые и косвенные связи между этими людьми росли по мере того, как они передавали важные рычаги управления американской внешней политикой и политикой в области обороны то одной, то другой администрации.

Каждый из них тем или иным образом играл звездную роль во время холодной войны. Все находились у власти, когда американская безопасность опиралась на подавляющую группу ядерных вооружений, предназначенную для обуздания Советского Союза и гарантирования того, что любое нападение на Соединенные Штаты или их союзников получит сокрушительный отпор.

Но после окончания холодной войны, появления государств?банкротов, подъема терроризма и распространения ядерной технологии и материалов Киссинджер, Шульц, Перри и Нанн стали с подозрением относиться к старым проповедям по поводу ядерного оружия. Они поразили мир 4 января 2007 года, призвав к уничтожению ядерных вооружений в яркой и все опровергающей обзорной статье в «Уолл?стрит джорнэл». Язык статьи был острожным и весьма точным, итогом многодневного рецензирования и редактирования путем весьма болезненных переговоров, но главная мысль была однозначной: четверка знаменитых воинов холодной войны, отбросив идеологические и политические разногласия в сторону, выступила за решительный разрыв с послевоенной оборонительной стратегией. Грубо ее можно было сравнить с призывом Джона Д. Рокфеллера, Эндрю Карнеги, Дж. П. Моргана и Джейсона Гулда добиваться гибели капитализма или высказыванием Билла Уолша, Джо Монтаны, Джерри Райса, Пейтона Мэннинга и Тома Брэйди о том, что настало время избавить американский футбол от пасса вперед. Их обоснования были логичными и, если использовать бесстрастную лексику в области обороны, наглядными, когда речь шла о нарастающей угрозе ядерного терроризма. «Ядерное оружие сегодня представляет не только огромнейшую опасность, но и историческую возможность. От руководства США потребуется повести мир к следующему шагу – достижению прочного консенсуса в глобальном масштабе по вопросу о пересмотре концепции опоры на ядерное оружие как жизненно важном вкладе в дело недопущения его попадания в потенциально опасные руки, и в конечном счете устранения того, чтобы оно было угрозой миру». Авторы предупреждали, что в ситуации, когда Северная Корея уже вооружена ядерным оружием, а Иран отстает от нее ненамного, «мир отныне стоит на грани ядерной войны и вступил в опасную атомную эру». Они предупредили о трудностях удерживания террористов с ядерным оружием в руках, которые действуют сейчас за пределами логики теории традиционной обороны, от его применения под страхом ядерного возмездия.

В статье содержится особый призыв снизить ядерную опасность в самом ближайшем будущем, включая сокращение ядерных вооружений, ликвидацию ядерного оружия ближнего радиуса действия, например, артиллерийских снарядов с ядерной боевой частью, обеспечение охраны высокообогащенного урана и плутония, пригодных для производства оружия, и прекращение производства расщепляющихся материалов для производства ядерного оружия.

Даже приветствуя дипломатов из более чем десятка стран в конференц?зале «Историческая панорама» на 29?м этаже отеля «Миллениум», наша четверка продолжала идти вперед в поисках путей избавления мира от ядерного оружия. Идея сама по себе не нова. Почти с того самого момента, когда первая атомная бомба была испытана в пустыне Аламогордо в штате Нью?Мексико 16 июля 1945 года, ученые, государственные и религиозные деятели, философы и просто озабоченные граждане задавались вопросом о законности ядерного оружия как инструмента войны и политики. Альберт Эйнштейн, который еще в 1939 году предупреждал президента Франклина Д. Рузвельта о потенциальных возможностях использования атома в военных целях, настаивал на ядерном разоружении после разрушения Хиросимы и Нагасаки. Многие ученые по Манхэттенскому проекту, создавшие первую атомную бомбу, собрались вместе в 1945 году для создания Федерации ученых?атомщиков в надежде не допустить гонку ядерных вооружений. Дж. Р. Оппенгеймер, физик, возглавлявший научную работу по Манхэттенскому проекту, выступал против разработки водородной бомбы.[9]

Испытания до абсурда мощной водородной бомбы в 1950?е и в начале 1960?х годов в атмосфере – крупнейший советский монстр был равен 50 миллионам тонн тринитротолуола, что более чем в 3000 раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму, – привели к распространению радиоактивных осадков по всей планете, что подливало масло в огонь неприятия общественностью ядерного оружия. Антиядерные группы возникали по всему миру. Этому содействовал и Голливуд с сильными фильмами наподобие «На берегу» и «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу».[10] Кампания за замораживание ядерных арсеналов, усилие, направленное на то, чтобы Соединенные Штаты и Советский Союз не создавали нового оружия, дали стимул для массовых демонстраций в начале 1980?х годов, включая митинг почти миллиона человек в Центральном парке в Нью?Йорке в 1982 году. На следующий год Конференция католических епископов Соединенных Штатов выступила с пастырским посланием о войне и мире, нацеленном, как говорится в нем, на то, чтобы «дать надежду людям в наши дни и направление к миру, свободному от ядерной угрозы».[11]

Начиная с Гарри Трумэна, каждый президент, так или иначе, говорил о необходимости избавить мир от ядерного оружия. Первое крупное усилие по установлению контроля над вооружениями пришлось на времена президентства Трумэна в начале 1946 года, когда Дин Ачесон, заместитель государственного секретаря, и Дэвид Лилиенталь, председатель Администрации долины Теннесси, подготовили доклад, в котором рекомендовалось поставить ядерное оружие под международный контроль. План, не успев родиться, умер в Организации Объединенных Наций. Президент Дуайт Д. Эйзенхауэр был так озабочен в связи с атомной войной, что написал в своем дневнике ближе к концу 1953 года: «На данный момент мир катится к катастрофе».

В очень убедительном обращении к Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций в 1961 году президент Джон Ф. Кеннеди сказал: «Сегодня каждый житель нашей планеты должен готовиться к тому дню, когда наша планета может перестать быть обитаемой. Каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок живут под ядерным дамокловым мечом, висящим на тончайшем волоске, который может быть перерезан в любой момент по воле случая либо из?за просчета, либо из безумия. Оружие войны должно быть уничтожено до того, как оно уничтожит нас».[12]

Линдон Джонсон подписал Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в 1968 году. Это хорошо разработанное соглашение, которое, среди прочего, обязывает Соединенные Штаты и другие государства, обладающие ядерным оружием, «в духе доброй воли вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки вооружений в ближайшем будущем и к ядерному разоружению, а также относительно договора о всеобщем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем».[13] В ответ страны, которые еще не создали ядерное оружие, согласились не делать этого. После подписания соглашения Джонсон сказал: «Это очень обнадеживающий и благоприятный момент в отношениях между странами». Он охарактеризовал этот договор как «самое важное международное соглашение с начала ядерного века».[14] В своей инаугурационной речи в 1977 году Джимми Картер призвал к «уничтожению на нашей Земле всех видов ядерного оружия».[15] Рональд Рейган поднимал высоко на щит эту идею и тут же выложил ее на стол переговоров с советским руководителем Михаилом Горбачевым.

ДНЯО остается действующим и сегодня, однако продвижение к разоружению было спорадическим. В 1963 году Джон Кеннеди предсказывал, что в 1970?е годы «15, или 20, или 25» стран будут обладать ядерным оружием. Он говорил: «Я рассматриваю это как величайшую возможную опасность и риск».[16] Он ошибся в отношении количества стран, частично благодаря этому договору. За несколько десятков лет ряд стран, которые пошли по пути создания ядерного оружия, отказались от своих программ или планов начать их разработку, в их числе Южная Африка, Ливия, Бразилия, Швеция, Норвегия и Южная Корея.

Но когда эту книгу отдавали в печать, в ядерных арсеналах по всему миру насчитывалось более 22 тысяч ядерных боеголовок. Почти 90 процентов из них – американские или российские. И список стран – обладателей ядерного оружия вырос с 1968 года. В дополнение к Соединенным Штатам, России, Великобритании, Франции и Китаю, которые все являются участниками Договора о нераспространении ядерного оружия, сейчас в список входят Израиль, Индия, Пакистан и Северная Корея, ни одна из них не является участником договора. Иран, по?видимому, будет следующим в очереди на вступление в ядерный клуб. Несмотря на договор, понятие ядерного разоружения никогда не означало ничего более, чем просто риторическую шумиху для большинства американских руководителей на протяжении холодной войны. Над Рейганом смеялись за поддержку этой идеи. Когда генерал Ли Батлер, бывший командующий стратегическими ядерными силами США, неожиданно призвал к уничтожению ядерного оружия в середине 1990?х годов, его в ускоренном порядке исключили из «братства бомбы». Его репутация, дружеские отношения и даже средства существования пострадали от этого поступка. Администрация президента Джорджа У. Буша, казалось, спокойно наблюдала, как в 2005 году международная конференция, призванная поддержать Договор о нераспространении, в замешательстве прекратила свою работу, что давало возможность предположить отсутствие какого?либо интереса у Соединенных Штатов предпринимать «в духе доброй воли» усилия по достижению ядерного разоружения.

А сейчас, по большей части благодаря усилиям Шульца, Киссинджера, Перри и Нанна, идея воспринимается со всей серьезностью. Перри иногда вспоминает фразу из Виктора Гюго: отмечая этот сдвиг, «можно сопротивляться вторжению армии, но не идее, которой время пришло».[17] Если эти трезво мыслящие великие смотрители ядерной вселенной опасаются неминуемости ядерной катастрофы, если после прожитой жизни бок о бок с бомбой они настоятельно призывают к ликвидации ядерного оружия, тогда нам всем лучше к ним прислушаться.

Среди таковых президент Обама. «Не думаю, что кто?то осудит этих четырех джентльменов за то, что они идеалисты?мечтатели, – сказал он. – Они вполне здравомыслящие, твердые защитники американских интересов и американской безопасности. Но то, что они собрались вместе с целью помочь найти причину проблемы и устранить ее, свидетельствует о нашем нежелании жить в мире, в котором продолжается ядерное распространение, и о том, что Америка должна быть во главе для того, чтобы справиться с вызовами в области безопасности нашего будущего».[18]

Даже если осуществление плана освобождения мира от ядерного оружия останется дерзновенной отдаленной перспективой, данная цель приобрела достаточный импульс за последние несколько лет, чтобы приблизиться к ряду практических шагов по уменьшению риска ядерного удара.

Всего за несколько часов до того как четверка собралась в отеле «Миллениум», президент Обама, частично отвечая на их озабоченность, вел встречу Совета Безопасности ООН, который единогласно одобрил эту цель, равно как и несколько конкретных шагов по снижению ядерной опасности. Со времени создания Организации Объединенных Наций в 1945 году Совет Безопасности собирался только три раза в составе 15 глав государств на уровне руководителей своих делегаций. Впервые президент Соединенных Штатов председательствовал на заседании в Совете Безопасности. Обама сказал Совету: «Эта организация была основана в самом начале атомного века, частично из?за необходимости сдерживания возможностей убивать людей. И хотя нам удалось избежать ядерного кошмара в период холодной войны, мы сталкиваемся сейчас с распространением такого масштаба и сложности, что это требует новых стратегий и подходов. Взрыв одного вида ядерного оружия в каком?либо городе – будь то Нью?Йорк или Москва, Токио или Пекин, Лондон или Париж – может убить сотни тысяч людей. В результате будут серьезно дестабилизированы наша безопасность, экономика наших стран и просто наш образ жизни.

Историческая резолюция, которую мы только что приняли, закрепляет нашу общую приверженность достижения цели – мира без ядерного оружия. Соглашение, достигнутое Советом Безопасности, становится прочной основой для действий по сокращению ядерной опасности по мере нашего продвижения к поставленной цели».[19]

Он указал на Киссинджера, Шульца, Перри и Нанна, сидевших по его приглашению в зале заседаний Совета Безопасности, когда он говорил Совету о том, что цель уничтожения ядерного оружия может объединить разобщенных людей в одно общее дело, включая демократов и республиканцев в Соединенных Штатах.

«Мы просто сидели в углу, глядя на все с удивлением и удовольствием», – говорил позднее Нанн.[20]

Обаме было неведомо, что один из его республиканских предшественников – Джордж Г. У. Буш?старший без шумихи сообщил Шульцу, что и он тоже поддерживает ликвидацию ядерного оружия, хотя его сын отмахнулся от этой инициативы, когда был президентом. Первый президент Буш писал Шульцу в начале 2007 года, когда Джордж У. Буш?младший был еще президентом. В письме шла речь о следующем: «Благодарю за информацию, направленную мне относительно мира, свободного от ядерного оружия. Ввиду того что Джордж является президентом Соединенных Штатов, я давно уже принял решение, что не буду публично высказывать свое мнение, которое может рассматриваться как противоречащее позициям, занимаемым его администрацией. Заявив это, я был бы рад видеть «мир свободным от ядерного оружия», и изложенные Вами шаги представляются мне вполне разумными».[21]

Банкет в отеле «Миллениум» завершал день триумфа нашей четверки. Когда темнота опустилась на город и огни на горизонте Манхэттена ярко вспыхивали через панорамные окна, Киссинджер и Нанн вели беседу у бара с Канатом Саудабаевым, министром иностранных дел Казахстана. К ним присоединился министр иностранных дел Египта Ахмед Абу аль?Гейт. Низкий бас Киссинджера громыхал по всему залу, когда он описывал свою службу в качестве офицера?контрразведчика армии США в его родной Германии вскоре после окончания Второй мировой войны.

В другом углу Билл Перри тихо говорил с Рольфом Екеусом, председателем Совета директоров Стокгольмского международного института исследования проблем мира. Сидящий в одном из концов прямоугольного обеденного стола Шульц советовался с несколькими коллегами Сэма Нанна, приехавшими с ним из Нью?Йорка.

Два с лишним десятка гостей заняли свои места. Екеус, один из хозяев обеда, приветствовал присутствующих. Затем поднялся Шульц, чтобы произнести речь. За несколько месяцев до своего 89?летия он говорил тихо, но с четкой убежденностью.

«Я знаю, что мы, четверо, были очень тронуты происшедшим сегодня, – сказал он. – Думаю, что мы оставили в прошлом аргумент о том, надо ли нам избавиться от ядерного оружия или нет, и продвинулись к другому вопросу: как нам отныне продвигаться дальше?»[22]

Худощавый, но в хорошей форме, Перри говорил следующим. Его речь была слегка заторможена из?за небольшого удара, случившегося с ним несколько лет назад, он вспоминал свое выступление перед группой министров иностранных дел в 2008 году. «По некоторым параметрам то была очень интересная встреча, но у меня сложилось сильное впечатление, что я и другие люди, продвигающие сокращение объемов ядерного оружия, плывем против течения, а течение, очень и очень мощное, отталкивает нас. И это контрастирует с сегодняшним днем, сегодня действительно впервые у меня сложилось впечатление, что все идет по течению. Какие перемены всего за год».[23]

Идея, которая не так давно рассматривалась как утопия, неожиданно встала во главу угла американской внешней политики. 15 глав государств, включая российского и китайского президентов и британского премьер?министра, тем утром поддержали эту идею. Множество американских бывших высокопоставленных лиц, демократов и республиканцев также поддержали эту концепцию.

И тем не менее никто не верил, что будет легко или что цель будет достигнута в самое ближайшее время. Уничтожение вряд ли вернет первоначальную ситуацию, в которой ядерное оружие будет запрещено. Ядерное оружие может быть разобрано на части, демонтировано и уничтожено. Но оно не может быть не изобретенным. Расщепляющиеся материалы также не могут исчезнуть на Земле. Любой действенный план освобождения мира от ядерного оружия должен иметь дело с такой реальностью. Самые неоспоримые предложения сочетают уничтожение с подспудной возможностью производства ядерного оружия, если международный неядерный консенсус будет нарушен. Шульц, Киссинджер, Перри и Нанн изучают такой подход, известный в ядерных кругах как возобновление. Согласно ему Соединенным Штатам и другим странам будет позволено сохранять инфраструктуру, материалы и обученную рабочую силу, необходимую для создания когда?либо нового оружия.

Даже при таком допущении противники уничтожения предупреждали о том, что это необдуманное видение и даже опасный просчет, наносящий вред американской безопасности и ведущий к большему, а отнюдь не меньшему, конфликту. Мощные лоббисты в военных службах, национальных лабораториях, стратегических мозговых центрах и иных бастионах царства ядерного оружия уже мобилизуют свои силы с целью блокирования разоруженческого движения. Джеймс Шлезингер, бывший министр обороны, шутя, сказал группе аналитиков в области обороны на симпозиуме в Омахе, штат Небраска, в 2010 году: «Разделительная черта между видением и галлюцинацией никогда не бывает очень четкой».[24] Публика, приглашенная на мероприятие командиром боевой части, имеющей на вооружении ядерное оружие, взорвалась одобрительным хохотом.

Два выдающихся демократа – бывший министр обороны Гарольд Браун и бывший директор ЦРУ Джон Дёйч – ответили на обзорную статью Шульца, Киссинджера, Перри Нанна собственной ответной публикацией в «Уолл?стрит джорнэл». «Мы согласны с тем, что следует принять как можно более строгие меры по запрещению приобретения и отмене обладания ядерным оружием. Однако цель, даже очень амбициозная цель, уничтожения всего ядерного оружия приведет к обратным результатам. Она не приведет к существенному прогрессу в деле нераспространения; и она содержит риски, ведущие к подрыву значимости ядерного оружия, которую оно пока еще имеет как средство сдерживания для безопасности США и международной стабильности».[25]

Новая значимость ядерного разоружения стала возможной преимущественно благодаря усилиям Шульца, Киссинджера, Перри и Нанна и менее заметной, но весьма важной аналитической работе и страстному увлечению Сидни Дрелла, состоявшегося физика, длительное время являвшегося консультантом правительства по вопросам обороны, коллеги Шульца и Перри по Стэнфордскому университету и одно время кулуарному советнику Киссинджера. На протяжении более четырех десятков лет предоставления советов правительству по некоторым самым секретным и важным военным проектам Америки он проработал с семью президентами. Только в 1990?е годы благодаря его руководству в вопросах ядерного оружия намного возросла защищенность ядерных арсеналов Америки. Кроме того, администрацией Клинтона был одобрен договор о запрещении ядерных испытаний (отвергнут Сенатом), было создано Национальное управление ядерной безопасности США, федеральный орган, который, среди прочего, разыскивает и собирает уязвимые запасы расщепляющихся материалов по всему миру. Дрелл сыграл решающую роль в подготовке статьи в газете «Уолл?стрит джорнэл». «Мы все четверо, бывало, говорили, что это дело продвигалось вперед благодаря Сиду, как и всем остальным», – говорил Шульц.[26] МакДжордж Банди, советник по национальной безопасности президента Кеннеди, однажды сказал о Дрелле, что «он самый лучший в области смежных наук, технологий и контроля над вооружениями».[27]

В «Уолл?стрит джорнэл» было нечто больше простой декларации о ядерном разоружении, чем это предполагает сухая аналитическая проза. Это было также попыткой каждого из этой группы отдать свою тесно связанную с ядерным оружием жизнь многообещающей позитивной высшей точке, совершить последний рывок в деле решения проблемы, которая мучила их годами и не находила решения, пока они были у власти.

Как эти пятеро познакомились друг с другом, как они вместе сотрудничали или выступали против друг друга по вопросам обороны на протяжении шести десятков лет – это типичнейшая американская история ядерной эпохи. Как и много других мужчин и женщин своего поколения, эти пятеро были призваны на государственную службу благодаря идеологическому соперничеству между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Холодная война, возможно, и не требовала полной мобилизации национальных ресурсов, как это требовалось во время Второй мировой войны, но она красной нитью проходила через американскую жизнь и бессчетное количество раз придавала определенную форму науке, промышленности, образованию и политике. Наука и промышленность приспосабливались к ней и расширялись для того, чтобы соответствовать требованиям создания новых систем вооружений. Финансирование обороны придавало университетам стимул и средства для выпуска большего числа ученых и инженеров, а также специалистов по Советскому Союзу. Дебаты по вопросам обороны стимулировали и разрушали кампании по выборам президентов и конгрессменов.

Шульц, Киссинджер, Перри, Нанн и Дрелл во многом были продуктом своего времени. Вероятность ядерного конфликта между сверхдержавами оказывала влияние на их жизнь и ту сферу, в которую они вступали, – науку, государственное управление и политику. Их связь с ядерными проблемами началась на периферии власти в мире науки, оборонных исследований и местных правительств, а затем сместилась в центры власти в Вашингтоне. Они прибыли в столицу на службу своей стране, чтобы показать свою новообретенную власть, повести холодную войну, продвинуть свои собственные карьеры, но более всего они прибыли для того, чтобы помочь своей родине добиться превосходства в долгой борьбе с Советским Союзом и сделать все, что они могут, для предотвращения ядерной войны. Все увиденное ими в течение тех лет убедило их в том, что ядерное оружие никогда больше не должно быть применено.

Связи между этими людьми разворачивались на протяжении пребывания у власти многих президентов по мере их появления в Вашингтоне или отъезда из столицы. Они были всего лишь, разумеется, маленькой группой среди тысяч американцев, игравших руководящую роль во время холодной войны, и они получали предложения от президентов, которым служили, находясь на постах в исполнительных органах власти. Но их вклад был весомым, и он свидетельствует о борьбе страны за то, чтобы одновременно и управлять, и сдерживать ту разрушительную силу, которую ученые выпустили в пустыне в штате Нью?Мексико в 1945 году.

Билл Перри и Сид Дрелл были образцовым воплощением гражданских научных работников времен холодной войны. Они помогали создавать технические приборы, которые позволяли вести на должном уровне холодную войну и в конечном счете ее выиграть. Генри Киссинджер и Джордж Шульц, ученые, превратившиеся в дипломатов, творили и направляли стратегическую линию, формировавшую дипломатию периода холодной войны, какой бы она ни была. Сэм Нанн, политик, стал ведущим авторитетом в Сенате по военным делам, связанным с холодной войной.

Неудивительно, что многое из того, что делали эти пятеро во время холодной войны, было нацелено на поддержание обороны Америки и обеспечение надежности ее ядерного оружия, его быстрой и аккуратной доставки на цели по всему Советскому Союзу ракетами или бомбардировщиками. Они были убежденными воинами холодной войны. Если мерить теми мерками, то их нынешние усилия по уничтожению ядерного оружия выглядят как очень даже невероятные. В конце концов именно Генри Киссинджер одобрил разработку кассетных боеголовок, которые могли бы быть загружены на ракету и одновременно поражать различные цели. Это был важный шаг, сделавший холодную войну даже более непредсказуемой из?за того, что ракеты наземного базировнаия стали уязвимы для нападения. Киссинджер также рисковал просчетом в ядерной области, когда он и Ричард Никсон использовали маневры американских ядерных сил в 1969 году, чтобы нервировать Кремль по поводу американских планов во Вьетнаме, и вновь, уже в 1973 году, чтобы удержать Москву от вмешательства в ближневосточную войну. Билл Перри играл ключевую роль в разработке ракет передового базирования, подводных лодок и боевых самолетов, предназначенных для того, чтобы нести ядерное оружие. Сэм Нанн обеспечивал финансирование Сенатом этих и десятков других программ ядерного оружия. Сид Дрелл применял свой опыт в разработке многочисленных оборонных проектов.

Но иная, более умеренная нить связывает их судьбы в период холодной войны, та нить, которая предлагает некий намек на конечный пункт, в котором они оказались сегодня. Наиболее отчетливо она проявилась у Джорджа Шульца, который, будучи новичком в оборонной политике в 1980?е годы, присоединился к Рональду Рейгану в поисках стратегии, которая ослабит значение ядерного оружия и в конечном итоге заменит его как основу американской военной мощи. Киссинджер, будучи молодым научным сотрудником в Гарварде в 1950?е годы, задавался вопросом: может ли оборонная стратегия, базирующаяся на безрассудном применении ядерного оружия, быть надежной и эффективной? Позднее, будучи советником по национальной безопасности и государственным секретарем, он поставил переговоры по контролю над вооружениями во главу угла американской внешней политики и старался сдерживать воинственные планы ядерной войны.

Перри и Дрелл помогали разрабатывать технологии сбора разведывательной информации, которые стабилизировали ход холодной войны, давая Вашингтону возможности лучшего понимания размеров и боевой мощи советских вооруженных сил. Они оба подчеркивали необходимость контроля над вооружениями, и Перри как министр обороны возглавил работу над тем, чтобы убедить Украину, Казахстан и Беларусь ликвидировать их ядерные арсеналы после распада Советского Союза в 1991 году. А Нанн неоднократно использовал свое влияние в Сенате для продвижения программ, снижавших риск ядерной войны, и разрабатывал законодательство, согласно которому Америка оказывала решающую помощь России в деле обеспечения охраны ее ядерного оружия и материалов после развала Советского Союза.

Никто из этой пятерки не мог бы назвать нынешние усилия актом покаяния за их ведущие роли в поддержании ядерного «баланса террора» периода холодной войны. Нанн, например, свирепеет от такой мысли. «Некоторым страшно нравится говорить: «Ну, эти ребята прошли через холодную войну, они из тех, кто ратовал за ядерное оружие, они из тех, кто хотел заиметь очень большой арсенал для противостояния Советскому Союзу, а теперь они прозрели, они передумали за все эти годы». Я считаю это не только примитивным мышлением, но и вводящим в заблуждение».[28]

Нанн прав в том смысле, что он и другие из его группы давно сомневались в ядерном оружии и пытались разными путями уменьшить опасность ядерной войны.

И все же в этой их попытке есть неопровержимый налет искупления вины. Оказавшись свидетелями рождения ядерного века в 1945 году и посвятив лучшие годы своей жизни поддержанию ядерной мощи Америки, они, как представляется, преисполнились решимости на старости лет убедить мир в том, что ядерное оружие должно быть ликвидировано, пока еще не слишком поздно, чтобы предотвратить разрушение Нью?Йорка, Вашингтона, Лондона или какого?то иного мегаполиса.

Друг Нанна и член совета директоров фонда Инициативы по уменьшению ядерной угрозы так говорил о роли Нанна: «Казалось, что это немного не в его характере. Поистине удивительно, что происходит, когда люди становятся старше. По каким?то причинам наступает момент прозрения».

Перри ближе всего подходит к тому, что им руководит чувство искупления греха. «Мое поколение было ответственным за создание ужасного ядерного арсенала, – говорит он иногда своим студентам в Стэнфорде. – Я помогал создавать смертоносное оружие и поэтому считаю, что несу особую ответственность за его демонтаж».[29]

Человек, знающий всех пятерых очень хорошо, Альберт Бад Уилон, основатель научно?технического директората ЦРУ, высказался в таком духе: «Полагаю, Сэмюэл Джонсон сказал лучше всего. Когда человек знает, что через две недели его повесят, это значительно способствует концентрации мысли. Знаете, время уходит, особенно если иметь в виду все, что вы наделали. …У них уникальный послужной список; они были правы в большинстве случаев. Они считали свое дело важным. Они заслуживают того, чтобы их выслушали. У них есть какая?то идейная основа; у них есть только присущий им голос. Вопрос в том, как они собираются использовать тот небольшой срок, который им отпущен?»[30]

«У них есть определенная доля справедливости, и она исчезнет с их уходом. Поэтому давайте кричать, пока мы в состоянии это делать».

 

Глава вторая

 

На мой взгляд, какие бы проблемы ни создавало нерасположение Генри по некоторым моментам этой миссии, эти проблемы более чем компенсируются той ценностью, которую он приносит всей группе.

Билл Перри

 

Выдвижение инициативы в области разоружения может представлять собой каверзную задачу, когда наша пятерка приступает к делу. Так случилось в 2011 году, когда они в конце весны отправились в Лондон на двухдневную конференцию по вопросам ядерной политики в составе звездной группы бывших национальных руководителей из 18 стран. На первом заседании в позолоченных залах Ланкастер?хауса, дворца XVIII века, расположенного на углу Грин?парка («Зеленого парка»), место Генри Киссинджера оставалось свободным, когда дискуссия уже началась. Его также не было в предыдущий вечер, когда Джордж Шульц, Сэм Нанн и Билл Перри обсуждали свои идеи с десятком с лишним членов парламента, собравшихся в Порткалис?хаус, в котором размещается аппарат парламента в Вестминстере, для встречи с американцами.

Киссинджер не игнорировал целенаправленно своих партнеров. Он рекламировал свою новую книгу о Китае, которая была опубликована несколькими неделями ранее. Будучи в Лондоне, он привлек к себе большое внимание, включая обзорный материал на первой странице в газетах «Файнэншл таймс» и «Санди телеграф», опубликовавших пространные интервью с Киссинджером. Ни в одном из них не было ни слова о ядерной инициативе или упоминания о Шульце, Перри или Нанне. В день первого заседания в Ланкастер?хаус он встретился с Джорджем Осборном, канцлером казначейства. Премьер?министр Дэвид Кэмерон тоже заехал на встречу.[31]

Это был уже не первый, но это будет и не последний раз, когда звездный статус Киссинджера затмевает остальных его коллег. Дисбаланс подчас носил ироничный характер. Из пятерки Киссинджер представляется наименее всего ангажированным в ядерную инициативу. Он был последним, кто подписал статью в газете «Уолл?стрит джорнэл», и временами он, казалось, испытывал колебания по поводу этого дела, говоря нескольким своим друзьям, что он на самом деле не готов присоединиться к цели уничтожения ядерного оружия. «Он не верит в такую возможность, – сказал один из друзей. – Ему хочется придумать способ, чтобы выйти из этого дела». Джеймс Гудбай, бывший американский дипломат и участник переговоров по разоружению, который тесно работал с членами пятерки в последние годы, сказал: «Он постоянно меняет свою точку зрения. Джорджу Шульцу приходится возвращать его в их ряды. Но он поистине очень убедительный докладчик. Люди слушают его, и у него такая репутация в мире, что, когда он за что?то ратует, это сильно меняет все дело».[32]

Чем больше времени проводишь с этой пятеркой, тем более становится очевидным, что единый фронт, который они демонстрируют на публике, скрывает разногласия, как прошлые, так и нынешние. По большей части они как бы забыли о своих острых разногласиях времен холодной войны, но напряженность иногда раскалывает их маленькое сообщество.

Шульц, как представляется, более всего привержен их совместному делу и с большим нетерпением хочет добиться скорейшей его реализации. В свои 90 лет он самый старший из пяти, но возраст не главная причина. На самом деле все объясняется его неприятием ядерного оружия как законного инструмента войны. В отличие от своих партнеров он никогда не делал ставку на ядерное оружие, никогда полностью не был связан с идеей о том, что оно является незаменимой составной частью американской обороны. «Я никогда так и не смог полюбить бомбу – или баллистическую ракету, несшую ее», – сказал он однажды.[33]

Когда он стал заниматься оборонной политикой в 1982 году в качестве государственного секретаря, он не стал афишировать привычные для него традиционные взгляды на ядерное оружие и пошел за Рональдом Рейганом, ставя под сомнение основополагающие принципы ядерного века, даже само ядерное оружие. По его мнению, американские и советские планы военных действий, предусматривавшие гибель сотен миллионов человек, «были безумными, просто безумными».[34]

В понимании Шульца, необъявленного лидера этого квинтета, статья в «Уолл?стрит джорнэл» дала начало последнему удару, нацеленному на достижение мира, свободного от ядерного оружия, из?за чего над ним и Рейганом смеялись, когда эта цель была озвучена на саммите в Рейкьявике в 1986 году. Киссинджер называет Шульца «духовным отцом этого дела».[35]

Шульц и Рейкьявик безраздельно связаны воедино. «Я считаю, что это, вероятно, действительно беспокоило его: то, что было так очевидно для него и соответствовало взглядам Рейгана, подверглось резкой критике и не получило практически никакой поддержки, – сказал Гудбай. – Подобный опыт, так или иначе, оставил глубокий след в его душе, беспокоил его, он хотел что?то предпринять в связи с этим и сделал это. …Здесь больше говорит не разум, а чистая эмоция».[36]

По мнению Шульца, продвижение к уничтожению ядерного оружия стало бы кульминацией в их действиях. Он может позитивно и очень энергично говорить об этой проблеме. «Я полон оптимизма, – сказал он на одной встрече в Париже. – Я действительно считаю, что мы можем кое?чего добиться, именно поэтому я чувствую, несмотря на отведенные мне годы, важность этого дела, которому я посвятил все свое время и которое меня волнует».[37]

В том, что касается Перри, то его усилия являются продолжением той работы, которую он делал во время пребывания у власти администрации Клинтона, по демонтажу ядерных арсеналов, оставшихся после краха советской империи. «Билл считает своим успехом достижение безъядерного статуса для тех бывших частей СССР, которые не вошли в состав России, и думает о происходящем как еще одном шаге, который следует предпринять», – сказал Гарольд Браун, бывший министр обороны.[38]

Роль Перри также отражает желание оставить наследие, которое ассоциировалось бы не столько с летальным оружием, которое он помогал создать во время холодной войны, сколько с его увлечением последнего времени, связанным с уничтожением самого смертоносного из всех видов оружия на земле. И все же Перри, как и Киссинджер, временами ставил в затруднительное положение своих коллег – сторонников ликвидации ядерного оружия, открыто выражая сомнение относительно возможности достижения цели уничтожения ядерного оружия. Когда Перри и Брент Скоукрофт, скептически относящийся к уничтожению, были сопредседателями рабочей группы по ядерному оружию Совета по международным отношениям, они в заключительном докладе группы поставили под сомнение достижимость этой цели. В совместном предисловии они писали: «Пройдет как минимум много лет перед достижением нулевого варианта с ядерным оружием; таким образом, Соединенным Штатам следует установить некую цель достижения того, что некоторые называют «базовый долговременный лагерь» или «позиционное преимущество». …Когда эта цель будет достигнута, станет возможной переоценка геополитических условий с точки зрения получения возможностей двигаться дальше к уничтожению ядерного оружия. В данный момент не следует принимать окончательное решение и в действительности нет возможности сейчас представить геополитические условия, которые могли бы позволить движение вперед к конечной цели». Перри и Джеймс Шлезингер говорили примерно в том же духе в докладе оперативной рабочей группы, подготовленном для Конгресса.

Когда Шульца спросили, не рассматривает ли он формулировки Перри – Скоукрофта как отступление, он сказал: «Мне тоже так показалось. Но когда говоришь об этом с Биллом, он говорит, что нет, это не так. Он считает, что он провел эту группу очень далеко, и Скоукрофт тоже прошел долгий путь навстречу к ним, но пока еще не весь путь».[39] Несмотря на формулировки Перри – Скоукрофта, Шульц сказал, что не сомневается в приверженности Перри их общему делу.

Перри никак не оправдывался в связи с сообщениями. «Я считал своим долгом в этих двух комиссиях добиться как можно лучшего, по возможности, итогового результата», – сказал он. Перри и Скоукрофт смогли выработать компромиссные формулировки, с которыми мог бы согласиться каждый из них. Но не так обстояло дело со Шлезингером. «Отношения между Джимом и мной носят совсем иной характер, – сказал Перри. – И при обсуждении проблемы комиссия вскоре раскололась на полярно противоположные лагеря».[40]

Перри был почти готов уйти в знак протеста из комиссии Конгресса. Когда он взял проект доклада в номер гостиницы, чтобы его прочесть, он заметил, что доклад изложен с позиций, более близких к республиканцам. «На следующий день я пришел и сказал: «Я участвую во встрече в последний раз. Я прочел доклад. Он далек от того варианта, который я был бы готов подписать. Я просто не собираюсь сражаться за каждое слово в этом документе, поэтому просто выйду из состава комиссии». И это не было с моей стороны каким?то маневром или хитрой уловкой. Я решил уйти. Поэтому я разразился 15?минутным выступлением и начал собирать свои вещи, чтобы уйти». Другие члены комиссии попросили его не уходить, и вскоре было принято приемлемое для Перри изложение текста документа.

Для Нанна инициатива по ядерному разоружению является логическим продолжением его усилий в свое время в Сенате по уменьшению зависимости НАТО от боевого ядерного оружия для отражения попытки вторжения Варшавского пакта в Западную Германию и Западную Европу, а также его законодательной инициативы вместе с сенатором Ричардом Лугаром, предназначенной для того, чтобы обезопасить советское ядерное оружие и материалы после развала Советского Союза в начале 1990?х годов. И тем не менее постепенно он стал лучше к ней относиться после отставки с поста сенатора в 1997 году и назначения сопредседателем фонда Инициативы по уменьшению ядерной угрозы. Нанн и Тед Тёрнер, миллиардер из Атланты, основавший Си?эн?эн, создали «Инициативу» в 2001 году. Изначально фонд финансировался Тернером, а позднее щедро спонсировался Уорреном Баффетом, финансистом и филантропом.

Когда был создан фонд «Инициативы», Нанн с подозрением относился к стремлению Тернера связать организацию с ликвидацией ядерного оружия из опасения, что цель приведет к разобщению и ослаблению позиций, что помешает программе сокращения ядерного оружия. К тому времени, когда Шульц и Нанн начали говорить о новой инициативе в 2006 году, точка зрения Нанна изменилась. Он стал более восприимчивым к ликвидации, полагая, что дерзкая идея наберет сторонников для достижения промежуточных шагов, направленных на улучшение управления ядерными арсеналами и материалами. В итоге Нанн и фонд «Инициативы», как поводыри антиядерной паствы, не могли позволить кому?либо другому бросить вызов их лидерству. Как только Нанн выступил в пользу уничтожения ядерного оружия, он стал непоколебимым сторонником этого дела.

«Я думаю, что он очень быстро увидел, что происходило то, что, возможно, подрывало его положение выдающегося гуру в данной области, и поэтому он довольно быстро подключился к этому делу и сейчас является одним из довольно эффективных сторонников всего проекта», – говорил Гудбай.[41]

Нанн испытывает свои собственные сомнения, но не в отношении цели или шагов, а в отношении сроков достижения цели и степени глубины изменения геополитики, необходимой для создания условий достижения цели уничтожения ядерного оружия. «Я не рассматриваю нынешнюю ситуацию как говорящую о том, что мир сегодня готов к переменам, и мы просто добиваемся избавления от ядерного оружия, – говорил он. – Я считаю, что надо сперва изменить мир. Не хочу, чтобы это выглядело, как будто мир останется неизменным навсегда, но я считаю, что следует его менять».

Киссинджер разделял озабоченность Нанна и точно так же, как и Нанн, прежде всего рассматривал необходимость одобрения принципов, изложенных в статье, без обязательной подписи под ней в качестве соавтора. «Я признаю, что когда все началось, я присоединился из уважения к моим коллегам, и я не прошел бы такой путь, если бы действовал в одиночку», – сказал Киссинджер.[42] Гарольд Браун преподнес это таким образом: «Генри всегда трудно понять. Думаю, Генри порой ощущает необходимость быть хорошим парнем, потому он и подключился к этому проекту».[43]

Большинство из четырех соратников Киссинджера не горели желанием обсуждать его колебания. Один из них, просивший не называть при цитировании его имя, сказал: «Когда друзья Генри говорят: как ты, Генри, можешь делать такие возмутительные вещи после своего послужного списка, думаю, Генри в этой ситуации просто что?то бормочет про себя».

Перри не увиливал от ответа, когда его спрашивали о том, в курсе ли он, что Киссинджер говорил своим друзьям о своем несогласии с группой. «Он говорил мне об этом тоже в каких?то ситуациях, – говорил Перри. – В результате я пришел к выводу, что он не соглашается с большинством затронутых проблем, и к нему постоянно обращаются его друзья справа, дружбу с которыми он хочет сохранить.

Тогда почему же Генри согласился участвовать во всем этом? – спрашивал громко Перри. – Да по одной причине. Думаю, что для него было важно быть членом этой пятерки и этого движения, несмотря даже на то что он полностью не был согласен с проектом. Он определенно оказывался в центре внимания по весьма и весьма важной проблеме дня. А Генри нравится быть в центре внимания текущей проблемы большой политики. А этот проект ставил его именно в такое положение, несмотря даже на то что он не полностью соглашался со всеми выводами».[44]

Несмотря на его колебания, Перри по?прежнему рассматривает Киссинджера как ценное приобретение для этого дела. «Он представляет собой важную часть этого дела, – говорил он. – Его репутация в мире является очень полезной для нас, особенно в России и в Китае. …На мой взгляд, какие бы у нас ни были проблемы с Генри и его сдержанностью по некоторым аспектам данного проекта, эти проблемы всего лишь пустяк по сравнению с теми возможностями, которые он привносит в работу группы, в частности, в деле открывания дверей на высшем уровне в некоторых из зарубежных стран».

Сомнения Киссинджера вкупе с его зачастую излишне придирчивым отношением к совместным заявлениям и их дотошной проработкой до публикации со всей очевидностью временами нервируют остальных членов группы. Шульц и Перри почувствовали открытое облегчение, когда в начале 2011 года Киссинджер в конце концов завизировал совместную обзорную статью о политике ядерного сдерживания, которую он держал у себя в течение нескольких недель. Но остальные первыми сказали бы, что интеллектуальная мощь Киссинджера обогатила их труд, а его международная слава придала их кампании уровень звездной силы, которую другие не смогли бы показать. Уникальность доступа Киссинджера к руководителям правительств за рубежом дала возможность пятерке встретиться несколько раз с высшими российскими и китайскими руководителями.

Когда Шульца спросили о явно двойственной позиции Киссинджера относительно уничтожения ядерного оружия, он не признал наличия каких бы то ни было расхождений в своих взглядах и взглядах Киссинджера. «Ну, так или иначе, он подписался», – сказал Шульц по поводу выхода статьи в «Уолл?стрит джорнэл».[45] Ссылаясь на документальный фильм о ядерном разоружении, в котором фигурируют Шульц, Киссинджер, Перри и Нанн, Шульц продолжил: «Вы же видели этот фильм «Ядерное оружие: переломный момент». Он сделал в нем все эти заявления. Они присутствуют там. Они зафиксированы». В этом фильме Киссинджер выступает как твердый сторонник инициативы ликвидации ядерного оружия.

Нанн сказал, что понимает озабоченность Киссинджера по поводу того, что взят слишком быстрый темп в направлении ядерного разоружения. «Во?первых, давайте помнить о том, что это очень сложная проблема, затрагивающая национальные интересы, которую четверо из нас довели до вопроса повестки дня о «видении перспективы и дальнейших практических шагах по ее достижению, – сказал он. – Естественно, должен быть некий нюанс в разговоре с любым из нас, в частности, с учетом того, что мы работали вместе над этим проектом уже четыре года. Во?вторых, я не могу комментировать то, что мог сказать кто?либо кому?либо в частном порядке. Но по вопросу о документе публичного характера, – по большей части которого я был свидетелем первой руки, – Генри был последовательным и бесценным сторонником видения перспективы и дальнейших шагов как способа составления этой обширной и разносторонней повестки дня ядерной политики для правительств и общественности».[46]

Киссинджер открыто признавал, что изначально с недоверием относился к подписанию обзорной статьи, но сказал, что изменил свое мнение, поскольку подумал, что она могла бы придать рывок появлению какого?то конструктивного нового мышления в связи с ядерным оружием.

«И Сэм, и я, мы оба решили идти до конца, поскольку согласились с конкретикой проблемы, – сказал он. – Мы могли расходиться по вопросу о возможности технической реализации достижения нулевого варианта, но я согласен с Сэмом, который говорит, что это похоже на поход в горы. Вы слышали эту фразу. Я согласен с этим. Поэтому вполне возможно, что по мере выработки промежуточных шагов и развития глобального диалога неизбежно появятся какие?то необходимые агрументы, которые склонят людей, по крайней мере, встать на позиции, с которых я начинал, чтобы поставить применение ядерного оружия под запрет. А уж потом, когда мы подойдем к этой точке, продолжить движение вперед».[47]

Трудно не заметить, что вовлеченность Киссинджера носит мотивированный характер, по крайней мере, объясняемый в некотором роде желанием подкорректировать свой имидж к концу жизни. «Это историческая инициатива, а ему нравится быть частью истории», – сказал один его знакомый. Многочисленные приглашения встретиться с президентом Обамой в Овальном кабинете вместе с Шульцем, Перри и Нанном стали для него неожиданным бонусом.

Но, справедливости ради, контроль над ядерным оружием издавна входил в сферу внимания Киссинджера. Он впервые отметился на национальной сцене в 1950?е годы своим бестселлером «Ядерное оружие и внешняя политика», в котором содержался призыв к установлению пределов на пути ядерного конфликта. Он колебался по ключевой проблеме во время пребывания у власти администрации Никсона – оснащение американских и советских ракет разделяющимися боеголовками, – но когда он стал советником по национальной безопасности и государственным секретарем, то возвел вопрос о контроле над ядерными вооружениями в проблему первостепенной важности для Америки. «Генри Киссинджер проделал больше, чем кто?либо из государственных секретарей для выдвижения вопроса о контроле над ядерными вооружениями в национальную повестку дня», – сказал Гудбай, который участвовал во многих переговорах по вооружениям.[48] Итогом его работы были крупные достижения: Договор об ограничении систем противоракетной обороны 1972 года и переговоры об ограничении стратегических вооружений (ОСВ), которые увенчались промежуточным соглашением, подписанным Никсоном и советским руководителем Леонидом Брежневым. Киссинджер также пытался, правда, без большого успеха, убедить Пентагон ограничить свои планы ведения войны с применением ядерного оружия.

Дрелла считают совестью группы, хотя он тоже был не в первых рядах сторонников уничтожения. «Следует добиваться этих целей разумным путем, – говорил он. – Это не пустое видение. …Именно поэтому я позже пришел в ряды тех, кто ратует за нулевой вариант, потому что я не видел практических способов достижения этого. Нельзя говорить, что это цель, но следует ставить задачи, что нам делать сегодня, завтра, в этом или в будущем году?»[49]

Дрелл на протяжении своей карьеры вел борьбу с моральными параметрами ядерного оружия и такими сопутствующими концепциями, как ядерное сдерживание и политика применения ядерного оружия первым, доктрина, свидетельствующая о готовности страны первой начать обмен ядерными ударами, если она считает, что ядерный удар противника неминуем. Он на протяжении ряда лет штамповал десятками техническую документацию и философские эссе о ядерном оружии и руководил многочисленными научными исследованиями по вопросам контроля над вооружениями.

Он консультировал Андрея Сахарова, опального советского физика и борца за права человека, смело отвергшего оружие, которое он помогал создавать, и противился тирании Кремля. Когда советское правительство в 1980 году насильно выселило Сахарова из его московской квартиры и поселило под домашний арест в Горьком (Нижний Новгород), Дрелл организовывал поддержку на Западе в его адрес и стал дорогим другом Сахарова и его жены, Елены Боннер. Хотя Дрелл рассматривал ликвидацию ядерного оружия как недостижимую цель во время натянутых отношений с Советским Союзом и особо выступал против указанной цели во время открытых дебатов в 1989 году, в душе он всегда был сторонником установления контроля над ядерными вооружениями. В 1983 году он стал соучредителем Центра международной безопасности и контроля над вооружениями Стэнфордского университета, который объединил ученых и политологов для проведения дискуссий по вопросам обороны.[50]

Подчас трудно соразмерить ту роль с учетом активной вовлеченности Дрелла в дело оказания научных консультаций для Белого дома во время вьетнамской войны. Дрелл не видит противоречий морального или интеллектуального характера в таких услугах. И его искренность не представляется наигранной, когда он говорит, что чувствует себя обязанным как гражданин и ученый давать стране дельные советы по секретным техническим вопросам, многие из которых не были связаны с Вьетнамом, даже в те политически напряженные времена. Его строгая приверженность контролю над ядерными вооружениями и его вдумчивый подход к ядерным проблемам дают неверное представление о Дрелле времен вьетнамской войны как о морально ущербном человеке.

 

Когда в группу входит несколько крупных мыслящих личностей, взаимодействие между пятью ее членами может оказаться весьма сложным делом. Киссинджер и Нанн – экстраверты, подшучивающие над своими коллегами, пересказывающие забавные анекдоты, действующие обезоруживающе на других своими озорными шутками.

«Нужно, чтобы твой кардиолог был рядом с тобой во время обеда здесь», – советовал Киссинджер группе однажды вечером в 2010 году, когда они неспешно смотрели меню во «Францисканце», баварском ресторане в Мюнхене. Он быстро заказал «Колбаски по?францискански», где были представлены пять видов колбасок, картофельное пюре, квашеная капуста «шукрут» и столовый хрен. Он очистил тарелку, запив еду двумя большими бокалами пива.

После особенно хвалебного вступительного слова на большом обеде в Калифорнии Киссинджер подошел к микрофону. «Благодарю за добрые слова, – сказал он. – Они напомнили мне о случае, который произошел со мной однажды во время коктейля, на котором одна дама подошла ко мне и сказала: «Как я понимаю, вы очаровательный мужчина. Очаруйте меня». То был самый неудачный разговор, который у меня когда?либо происходил».[51]

Нанн был всегда с охраной и выглядел мрачновато, когда работал в Сенате, что дало повод корреспонденту газеты «Нью?Йорк таймс» спросить в обзоре за 1987 год: «Неужели Сэм Нанн настолько умен, настолько консервативен и настолько скучен, что не может стать президентом?»[52] Сейчас его простонародный стиль дает о себе знать. Судя по всему, ему нравится его новая роль поборника ядерного разоружения, несмотря даже на то что над ним подшучивают. Однажды он вспоминал, как, будучи молодым помощником конгрессмена в 1962 году, получил указание проштудировать руководства по материально?техническому обеспечению армии, военно?морского флота и военно?воздушных сил, толстенные тома, напичканные умопомрачительными канцеляризмами. «Я читал каждое слово руководств по госзакупкам, – говорил он. – Все хотят знать, почему я такой нудный. Именно тогда все и началось. До этого времени я был очень веселым парнем».[53]

Он даже отважился на участие в комедийном шоу «Доклад Колберта», ведя шутливую беседу со Стивеном Колбертом. Он отстаивал свою точку зрения, когда Колберт забрасывал его нелепыми и колкими вопросами.

«Как насчет этого, будет ли это работать? – спросил Колберт Нанна. – Если какая?то ядерная бомба будет взорвана некоей террористической организацией, мы, значит, автоматически сбросим ядерную бомбу на Северную Корею или Иран, даже не проведя расследования, мы просто скажем: бумс, мы тебя засалили, ты попался. И это подтолкнет другие страны на еще более активные действия по недопущению попадания ядерного оружия в руки террористов, даже активнее и жестче, чем мы сами это делаем, потому что они знают, что, если что?то случится, мы перекроем им кислород. Что вы думаете об этом?»

Нанн: «Стивен, я должен признаться, что не думал об ответе на такой вопрос».

Колберт: «Вы меня удивляете, сэр. Сэм Нанн известен как демократ, которому можно верить в вопросах обороны. Он – руководитель сенатского Комитета по делам вооруженных сил. Неужели вы смягчились по отношению к друзьям из числа противников войны и вставляете цветочки в стволы пушек»?

Нанн: «Ну, не думаю, что Джордж Шульц, Генри Киссинджер или Билл Перри, министр обороны, государственные секретари, входят в эту категорию».[54]

Шульц часто сохраняет беспристрастный вид на публике и выглядит наподобие Будды, но он может быть довольно шаловливым, когда у него хорошее настроение. Фото Шульца, танцующего с Джинджер Роджерс, висит на почетном месте в его конференц?зале в Стэнфорде. Оно подписано Роджерс, а надпись гласит: «В первые две минуты, могу поклясться, что я танцевала с Фредом[55]».

На вечеринке в 2010 году в Сан?Франциско за несколько вечеров до своего 90?летия Шульц рванул из своего кресла, чтобы взять микрофон у руководителя джаз?оркестра после того, как группа сыграла песню «Джорджия в моих мыслях». Песня, как сказал он своим гостям на обеде, напомнила ему время, когда он представил советскому министру иностранных дел Эдуарду Шеварднадзе переделанный вариант песни с шуточными словами, имеющими в виду советскую Грузию, родину Шеварднадзе. Шульц громогласно пропел несколько тактов из этого варианта, прежде чем отдать микрофон. А через несколько дней вечером во время экстравагантного официального вечернего приема по случаю дня его рождения, организованного его неутомимой супругой Шарлоттой, Шульц категорически отверг мысль о том, что прием отмечал конец его активной жизни. Он выкрикнул: «Я по?прежнему в игре!»

Веселая праздничная атмосфера подчас маскирует долго кипящие страсти споров вокруг этого квинтета. Шульц и Киссинджер, одно время бывшие в ужасном конфликте по поводу отношений с Советским Союзом, не углубляются в прошлые разногласия. Просто сошлюсь на один пример неприязненных отношений, как в 1987 году Киссинджер и Никсон выступили совместно в «Лос?Анджелес таймс» с резкой критикой Рейгана и Шульца за их подход к Кремлю, особенно за обсуждение с Михаилом Горбачевым вопроса об уничтожении ядерного оружия. Они предупреждали, что «советская стратегия со времен окончания Второй мировой войны заключалась в том, чтобы использовать страх Запада перед ядерным оружием постоянными призывами к его уничтожению». «Любой западный руководитель, который потакает хитрым фантазиям относительно мира без ядерного оружия, фактически развязывает невообразимые беды».[56]

Анатолий Добрынин, много лет проработавший послом СССР в Вашингтоне, вспоминает в своих мемуарах, что Киссинджер сказал ему в 1984 году, будто Рейган и Шульц ведут неверную политику с Москвой. «Он подчеркивал, что администрация Рейгана никогда не рассматривала этот вопрос серьезно, а для Государственного департамента было характерно отсутствие инициативы и смелости в плане предложения новых идей».[57]

Эти и другие резкие нападки, казалось, опровергали замечание Киссинджера 1982 года о том, что «если бы я мог выбрать одного американца, которому я мог бы доверить судьбу нации, это был бы Джордж Шульц».[58]

Когда Шульцу напомнили, что Никсон и Киссинджер всячески нападали на Рейгана и Шульца и что Никсон даже ставил под сомнение его соответствие должности государственного секретаря, он сказал: «Они имеют право на свое мнение. Но оказалось, что я был прав, а они ошибались в отношении самой большой проблемы, которая стояла перед нами, а именно – как поступить с холодной войной».[59]

Но атмосфера быстро нормализовалась, когда Шульц весело рассказал о сухом признании Киссинджером правоты Шульца. «Он никогда бы не сделал это на публике», – сказал Шульц. А потом, имитируя временами неразборчивую речь Киссинджера, он мягко спародировал сказанное ему Киссинджером: «В большинстве случаев наши позиции совпадали, но по одному большому делу у нас было расхождение, ты был прав, а я ошибался. Но если бы оказалось, что Советский Союз рух?рух?рух, то был бы прав я». Я сказал: «Ну, все же оказалось, что ты был не прав».

Смеясь над тем, что он запомнил этот разговор, Шульц добавил: «Генри и я очень хорошие друзья. Мы можем дурачиться по этому поводу».

И все же порой возникал намек на старую враждебность или так казалось. На обеде в 2010 году Шульц тепло представил Киссинджера как главного выступающего. Когда Киссинджер закончил говорить, Шульц, обычно человек с изысканными манерами, весело, но неуклюже пошутил над склонностью Киссинджера к манипуляциям. Он сказал двум сотням с лишним гостей на обеде, будто только что понял истинную причину выступления Киссинджера за уничтожение ядерного оружия: он не может манипулировать им. «Генри нравится манипулировать вещами», – сказал Шульц.[60] В ответ на этот комментарий Киссинджер холодно посмотрел на Шульца, вернулся к микрофону, чтобы едко парировать удар. «Должен сказать, что, когда вы находитесь в кризисе, вам следует крутиться в это время, в этом заключается ваша работа, но манипулирование вещами не является целью пребывания на своем посту. Цель пребывания на такой должности состоит в том, чтобы обеспечивать безопасность Соединенных Штатов и вносить свой вклад в создание лучшего мира. …Моя проблема с ядерным оружием не в том, что я не могу манипулировать им. Проблема в том, что если вы станете им манипулировать, у вас возникнут проблемы такой величины, о чем вы и подумать не могли. В этом и есть основная причина».[61]

У Шульца и Нанна есть своя история разногласий. Их нынешняя дружба могла бы удивить вашингтонских ветеранов, которые вспоминают взаимоотношения между Госдепартаментом и Нанном, когда администрация Рейгана утверждала, что Договор ПРО 1972 года разрешал развитие базирующейся в космическом пространстве ракетной обороны. Нанн возглавил бунт в Сенате по этой проблеме, предупреждая, что она может привести к «конституционному кризису».[62] Он заявлял, что утверждение администрации основано на «полном и всеобщем искажении фактов», связанных с историей ратификации Сенатом этого договора. Нанн также отчитал Шульца и Рейгана за обсуждение вопроса об уничтожении ядерного оружия с Михаилом Горбачевым в Рейкьявике.

И все же, хотя Нанн и Шульц были политическими антагонистами, они по?дружески соревновались на площадках двух самых классных гольф?клубов Вашингтона, в загородном гольф?клубе Конгресса и в загородном привилегированном клубе «Горящее дерево». «Он самый лучший гольфист», – сказал Шульц. Это нелегкое признание для очень азартного в спорте бывшего государственного секретаря.[63] Нанн, который регулярно зарабатывал примерно 70 очков в те годы, называл Шульца «неплохим гольфистом».[64] У него был один закидон, как вспоминал Нанн. Шульц получал кайф от чрезвычайно сложной системы ставок. Они делали долларовые ставки на самое близкое попадание к указателю лунки. Любой, кто попадал при выполнении первоначального удара по дереву и тем не менее делал в общей сложности необходимое количество ударов, чтобы сравняться с ведущим игроком, выигрывал доллар. Шульц называл удары по деревьям «лесниками». «Джордж всегда уверял, что его мяч попал в два дерева». Нанн говорил: «Он, бывало, утверждал, что делал нужное количество ударов и набирал достаточное количество очков после этого, хотя имел два «лесника». Алекс Шульц, один из сыновей Джорджа, знает игру очень хорошо. «Это была сложная игра, – сказал он однажды в интервью. – Всегда представляется, будто ты побеждаешь, но в конце игры ты должен ему деньги».[65]

Когда Шульцу передали сказанное Нанном, он рассмеялся. «Вы уходите с тем, что смогли получить», – сказал он.[66]

Перри, несмотря на его положение бывшего министра обороны, до необычайности скромен. До такой степени, что некоторые эксперты в области обороны задавались вопросом: а было ли у него достаточно хватки, чтобы быть министром обороны? Сенатор Роберт Бёрд, демократ из Западной Виргинии, ответил на этот вопрос во время слушаний по поводу утверждения Перри в 1994 году, заметив, что за 40 лет его пребывания в Сенате он никогда не видел застенчивости у какого?либо члена кабинета, пусть поработает и такой человек.[67]

Если Шульц, Киссинджер и Нанн всегда выходят на передний план, то Перри избегает этого. «Мне не нужно себя афишировать, – говорил он. – Я не вижу в этом никаких преимуществ. Когда меня фотографируют, или я где?то выступаю с заявлением, или даю обзор новостей, я делаю это потому, что это мой долг делать такие вещи, а не потому, что мне это нравится. И поэтому, вероятно, я стремлюсь держаться подальше от центра таких дел. В том, что касается Генри, – такого рода вещи просто естественны для него».[68]

Однажды вечером на киностудии «Юниверсал» в Голливуде, когда они приехали на премьеру документального фильма «Ядерное оружие: переломный момент», Нанн и Шульц с супругами франтовато шли по красной дорожке, пока папарацци делали фотоснимки. Мужчины наслаждались обхождением по?голливудски. Они задерживали ход в свете вспышек, чтобы ответить на вопросы корреспондентов, когда появился Джон Войт. Тед Тёрнер тепло приветствовал Нанна. Через какое?то время Шульц с супругой восторженно приветствовали губернатора Калифорнии и известную голливудскую звезду Арнольда Шварценеггера. В то же время Перри с супругой Ли незаметно вошли в кинотеатр, не привлекая внимания и даже взгляда фотокорреспондентов. (Киссинджер не участвовал в этом мероприятии.)

Когда президент Обама показал фильм «Ядерное оружие: переломный момент» в Белом доме, Шульц, Киссинджер и Нанн привлекли к себе самое большое внимание нескольких десятков высокопоставленных официальных лиц, занимающихся в правительстве вопросами национальной безопасности, на приеме в зале на первом этаже с видом на Розовый сад. При появлении четверки в Американской академии в Берлине Перри сидел так далеко от центра сцены, что оказался не на фоне задника академии и был почти незаметен для большинства аудитории. Где бы четверка ни появлялась вместе, лаконичность Перри неизменно контрастирует с претенциозными высказываниями его более говорливых коллег. Он часто говорит больше несколькими словами, чем они своими тирадами. Он никогда, как представляется, не путешествует ни с чем больше компактного чемоданчика, который можно брать с собой в самолет и который он везет за собой, как послушного щеночка. В аэропорту Мюнхена он без жалоб выдержал длинную очередь на контроль безопасности, распаковав все свои пожитки, и почти разделся для охранника, который явно и понятия не имел о том, что скромный человек, стоящий перед ним, являлся бывшим американским министром обороны.

Но при всей своей скромности Перри может быть очень напористым и упрямым. Когда он ведет большие собрания специалистов в области обороны, он твердо направляет разговор в нужное русло, не колеблясь, может возразить на мнение других участников и оказать влияние на ход дискуссии. Находящиеся на действительной службе генералы и адмиралы часто приезжают в Калифорнию, чтобы проконсультироваться с ним. Во время его службы в Пентагоне он рассматривался как решительный руководитель, способный брать на себя риски и готовый делать ставки на развитие таких неапробированных новых технологий, как самолеты?невидимки «стелс».

Дрелл, менее известный по сравнению с другими, иногда смотрит на своих коллег с особенным восхищением. Но и он рассчитывает на уважение к себе. Когда ему показали электронное послание Нанна Шульцу, Перри и Киссинджеру, в котором Дреллу в списке рассылки документов присваивается такая же категория, как нескольким рядовым сотрудникам фонда Инициативы по уменьшению ядерной угрозы, Дрелл скорчил ужасную мину.[69]

Шульц – глава этой группы, терпеливый дипломат, который держит всех на плаву во время бурных периодов, когда то один, то другой из членов группы, как представляется, готов пойти ко дну. Уговаривая, улещивая, иногда подыгрывая тщеславию своих партнеров, он поддерживал консенсус на протяжении более четырех лет, что дало возможность опубликовать четыре совместные обзорные статьи и организовать множество публичных акций с их присутствием. Хотя Нанн делит руководство с Шульцем, а инициатива по большей части финансируется, укомплектовывается сотрудниками и рекламируется через фонд Инициативы по уменьшению ядерной угрозы, Нанн вежливо уступает Шульцу пальму первенства по многим вопросам.

Действуя согласованно и проводя периодически селекторные совещания для консультаций по поводу своих следующих шагов и публичных акций, квинтет имеет склонность распределяться в своего рода подгруппы.

Неофициальную группу Западного побережья закрепили за собой Шульц и Дрелл. Шульц довольно прочно опирается на техническую грамотность и перспективное видение Дрелла, и эти двое со всей очевидностью создали отношения тесной дружбы и взаимного уважения. Чувствуя, что Дрелл, может быть, ощущает себя недооцененным в свете фанфар, раздающихся вокруг четырех более знаменитых мужчин, Шульц изыскивает возможности, чтобы выдвинуть Дрелла на передний край. Когда Американская академии наук и искусств приняла решение наградить Шульца, Киссинджера, Перри и Нанна в 2008 году престижной премией Румфорда, Шульц удостоверился в том, что и Дрелл был включен в число награжденных.

Перри, кабинет которого в Стэнфорде находится недалеко от университетского здания, в котором работали Шульц и Дрелл, часто общается с ними, но предпочитает действовать в своей собственной орбите. У него всегда весьма насыщенный график разных поездок.

Группа Восточного побережья вращается вокруг Нанна и его коллег по «Инициативе». Нанн и Киссинджер, как представляется, имеют одинаковый подход ко многим вещам. В том, что Киссинджер согласился с призывом к ликвидации ядерного оружия, сказалось, вероятнее всего, его вдохновение вовлеченностью Нанна. Он сказал, что часто советовался с Нанном по ядерным проблемам.

Дрелл и Киссинджер, знавшие друг друга с 1960 года, поддерживают дружбу, которая отличается одновременно и недоверием, и теплотой. Объединенные своей ядерной инициативой, они иногда подшучивают друг над другом по поводу того, что им пришлось преодолеть свои политические разногласия. На встрече в Лондоне в 2008 году Киссинджер отозвал Дрелла в сторонку и сказал ему: «Сид, мы прошли длинный путь с 1960?х годов. Меня беспокоит, что сейчас мы соглашается по такому большому количеству вопросов».[70]

Киссинджера и Дрелла, как и всю пятерку, в последние годы объединяет в общем деле их убежденность в том, что мир сейчас находится в поворотной точке в ядерном вопросе. Они полагают, что, если не будут предприняты срочные меры для того, чтобы обуздать ядерное оружие и не допустить распространения ядерных технологий и расщепляющихся материалов, катастрофическая атака на самом деле неизбежна.

Враг Соединенных Штатов сегодня взорвет ядерное оружие в Нью?Йорке, Вашингтоне или в каком?то еще американском городе с большей вероятностью, чем это было в разгар холодной войны. Но это не все. Какая?нибудь террористическая группа может установить мощную обычную бомбу, начиненную плутонием или высокообогащенным ураном, устройство, известное как «грязная бомба». Она накроет большую территорию смертельными радиоактивными осколками деления ядра, вызывая заболевание тысяч людей и превращая на годы вперед деловые районы города в необитаемые.

«Мы стоим перед состязанием между сотрудничеством и катастрофой», – говорит иногда Нанн.[71] В данный момент сотрудничество проигрывает. Мир сегодня полон ядерных опасностей и недостаточных усилий по их преодолению. Результат может стать таким же разрушительным, как и атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.

 

Глава третья

 

Наша озабоченность номер один – это получение расщепляющихся материалов какой?нибудь террористической группой.

Представитель американской разведки

 

Рабочий день только начинался в Хиросиме в понедельник 6 августа 1945 года. Солнце светило ярко и тепло, пока жители добирались из спальных районов на работу пешком или на велосипедах, дети направлялись в школы, а горожане устремились на ряд объектов гражданской обороны, расположенных по всему городу. Еще раньше утром власти отменили воздушную тревогу после того, как метеорологический самолет пролетел без всяких приключений высоко в небе. За четыре года войны люди были рады, что их город по большей части избежал гибельных американских бомбовых налетов, в результате которых были разрушены другие японские города.

Приблизительно в 8.15 утра урановая бомба весом в четыре с половиной тонны, прозванная ее американскими изготовителями «Малышом», взорвалась на высоте примерно 600 м над Хиросимой.[72]

«Те, кто оказался ближе всего к эпицентру, умерли мгновенно, их тела моментально обуглились, – говорилось в американском отчете. – Оказавшиеся поблизости птицы вспыхнули пламенем в воздухе, а сухие горючие материалы, такие как бумага, мгновенно воспламенились на расстоянии около двух километров от эпицентра взрыва. Белый свет действовал как гигантская фотовспышка, выжигая темные силуэты от одежды на коже или тени тел на стенах».

«Тот, кто не был превращен в пепел взрывом, был ужасно обожжен или кровоточил от осколков стекла. Через несколько минут девять из десяти человек на расстоянии до одного километра от эпицентра были мертвы. …Почти все строения на расстоянии до двух километров от эпицентра взрыва были разрушены, и почти каждое здание на расстоянии до пяти километров было повреждено.

Многочисленные небольшие очаги пожара, которые возникли одновременно по всему городу, переросли в огненный смерч, из?за которого возник сильный ветер, дувший в направлении очага пожарища. Огненная буря в итоге поглотила 11 с лишним квадратных километров площади города, убив каждого, кто не успел убежать в первые минуты после удара».

Соединенные Штаты подсчитали, что, возможно, 70 тысяч человек погибли в результате собственно взрыва, высокой температуры и радиации. К концу 1945 года в правительственном докладе говорилось, что общее количество погибших, вероятно, превысило 100 тысяч человек. Уровень смертности за пять лет, по всей вероятности, достиг или превысил отметку в 200 тысяч человек, общее количество умерших возросло за счет смерти от рака и других долговременных причин.

По понятным причинам американцам трудно представить удар такой мощности где?либо в Соединенных Штатах. Это был бы день, не похожий ни на какие другие в американской истории. О таком можно думать, только вспоминая террористические атаки 11 сентября 2001 года, и представить нападение, которое по сравнению с этим ужасным днем выглядит всего лишь как булавочный укол. Все утраты человеческих жизней 11 сентября, все разрушения, семьи, потерявшие своих любимых в башнях Всемирного торгового центра, сотни пожарных Нью?Йорка, погибших во время крушения зданий, мужчин и женщин, начавших красивый по?летнему теплый день на работе на верхних этажах башен, а потом выпрыгивавших из окон, предпочитая умереть моментально, чем быть сгоревшими заживо, военнослужащие и гражданские лица, погибшие в Пентагоне, рассыпавшийся на части самолет рейса 93 авиакомпании «Юнайтед эйрлайнс», который спикировал в поле в Пенсильвании, – весь этот ужас был бы в тысячи раз страшнее, если бы атаки были ядерными.

«Грязная» бомба принесла бы меньше потерь и нанесла бы гораздо меньше ущерба зданиям, но последствия по?прежнему были бы катастрофическими. Распространение высокорадиоактивных частиц, по всей вероятности, оказалось бы смертельным для людей, находившихся рядом с местом взрыва, вызвало бы вредные для здоровья радиационные заболевания у тысяч других, находившихся в непосредственной близости к эпицентру, могло бы отравить много кварталов офисных зданий, ресторанов и жилых домов. Массовая эвакуация, сопутствующие страхи, вызванные радиацией, невидимым убийцей, были налицо в Японии, когда реакторы на Фукусимской атомной электростанции дали сбой после крупного землетрясения и цунами в 2011 году.

К сожалению, вероятность ядерного удара растет, а не сокращается по прошествии двух десятков лет после завершения холодной войны. Президент Обама хорошо сказал, когда затронул ядерные опасности во время своего визита в Прагу в 2009 году. «Сегодня холодная война исчезла, но тысячи видов тех вооружений нет, – сказал он. – В странном повороте истории угроза глобальной ядерной войны прошла, но риск ядерного удара повысился».[73]

У Северной Кореи есть бомба, а Иран пытается получить свою. Технологию производства бомбы легко приобрести. Расщепляющиеся материалы, требуемые для производства бомбы, особенно высокообогащенный уран, имеются в большом количестве, и они плохо охраняются во многих местах. Их во множестве производят ежедневно на заводах по обогащению урана в качестве топлива для гражданских ядерных реакторов. Несмотря на катастрофу с японским атомным реактором в 2011 году, долгосрочная потребность в электроэнергии, генерируемой из иных источников, кроме такого минерального сырья, как нефть и уголь, несомненно, будет вести к строительству реакторов атомных электростанций, при этом риски перепрофилирования и воровства остаются высокими. В нынешних обстоятельствах террористы имеют хороший шанс для производства самодельного взрывного устройства, известного в контртеррористических кругах, как самодельное ядерное взрывное устройство (СЯВУ). Если они не могут произвести свое собственное оружие, всегда есть возможность выкрасть его из России, купить у Северной Кореи или приобрести у Пакистана или Ирана, если Тегеран предпримет окончательные шаги, необходимые для производства ядерного оружия.

Применение ядерного оружия коренным образом изменит Соединенные Штаты или какую?либо иную страну, выбранную в качестве мишени. Катастрофические последствия ядерного удара не идут ни в какое сравнение с тем ужасным кровопролитием и физическим уничтожением, которые понесет такой мегаполис, как Нью?Йорк. Ущерб будет разрушительным – сотни тысяч людей убитыми или покалеченными, огромные участки города будут превращены в руины или выжженные кварталы. А воздействие долгосрочного порядка станет невообразимым: американская экономика будет парализована, психология страны изменится, и хрупкий баланс между безопасностью и свободой, лежащий в основе американской демократии, будет нарушен в пользу безопасности и в ущерб демократии.

«Когда эта первая террористическая бомба будет пущена в дело, – говорил Перри, – она не только перевернет сознание людей, но и поведет нас к совершенно иному направлению действий. По всей вероятности, она направит нас в неверное русло. Потому что захватит нас врасплох, потому что люди только начнут понимать, какие поистине ужасные последствия нас ожидают, мы же среагируем слишком болезненно, а в результате пострадают наши гражданские свободы, пострадает наша демократическая форма правления».[74]

Проект превентивной обороны, результат партнерства между Гарвардом и Стэнфордом, так описывает вероятные последствия взрыва в Нью?Йорке, Вашингтоне или Сан?Франциско 10?килотонного оружия, представляющего собой примерно две трети мощности сброшенной на Хиросиму бомбы.

«Центральная часть города будет уничтожена. Сразу за пределами территории, которая из?за взрыва будет сровнена с землей, люди, раненные летящими осколками, пострадавшие от ожогов и мощной радиации, практически не будут иметь шансов на выживание. Спасатели не смогут добраться до них из?за высокой радиации, и в любом случае их травмы (ожоги и всепроникающее радиационное облучение) потребуют квалифицированной и интенсивной медицинской помощи. Ветер, дующий из эпицентра взрыва, станет распространять шлейф радиоактивных осадков. Сила и размеры этого шлейфа будут зависеть от погодных условий, силы ветра и дождя. Пространство, в котором люди, не нашедшие для себя укрытия или не покинувшие этот район в течение нескольких часов, получат смертельную дозу радиации в течение первого дня, составит от 12 до 25 квадратных километров: район северо?западной части Вашингтона, округ Колумбия, или верхний полуостров для Сан?Франциско».[75]

Как и в случае с атакой 11 сентября, воздействие нападения скажется на всей стране, но на этот раз населения других городов из опасения оказаться следующими под ударом могут сбежать в более безопасные места, создавая пробки на маршрутах эвакуации. Финансовые рынки прекратят свою работу на недели, а не на дни. И тот оптимизм, жизненная стойкость и чувство постоянного возрождения и восстановления, которые двигали вперед американское общество на протяжении всей его истории, будут серьезно, а возможно, непоправимо разрушены.

Сама мысль такого развития событий настолько тревожна, находится так запредельно далеко от реалий нашей повседневной жизни, что больше похожа на продукцию голливудского ужастика или видеоигру. Мы считаем, что такое не должно произойти. В сравнении с обычными проблемами нашего времени это абстрактная модель некоего отдаленного будущего. Но даже если и существует такая вероятность, естественная реакция заставляет сделать вывод о том, что вряд ли можно что?то предпринять, чтобы остановить решительно настроенных террористов.

Как говорит Перри, это «событие малой вероятности, но очень большого воздействия».[76] К сожалению, такое сравнительное уравнение может ослабить внимание и привести к безразличию. Как сказал Перри, «это условные обстоятельства отдаленного будущего, у нас есть сложный период как физической, так и психологической подготовки». Перри думает об этом следующим образом: «То, чего не произошло и не должно случиться. У людей будет время сообразить и понять, как ужасно это все будет и как многое изменится в их жизни. И может быть, такого не случится. Я думаю, надо поставить более общий вопрос: как вы в своей собственной жизни готовитесь к событию, которое может стать катастрофичным, но есть только один шанс из ста, что такое событие произойдет? Обычно вы скорее отвергнете такой поворот событий, чем станете готовиться к нему».[77] Руководитель Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям Крейг Фугейт так сказал в конце 2010 года газете «Нью?Йорк таймс»: «Нам необходимо преодолеть блокировку в мозгах, которая говорит, что все это настолько ужасно, что даже трудно просто представить себе». «Нам следует быть готовыми к этому».[78]

Изложение в этой газете правительственного распоряжения о том, как выжить в ядерной атаке, вероятно, стало шоком для многих читателей. Тема, казалось, вернула нас к 1950?м годам, когда планирование гражданской обороны было повсеместным, а правительственные чиновники курсировали по стране, заставляя граждан строить противорадиационные укрытия в своих дворах или подвальных помещениях квартир. К сожалению, тема выживания при атомном ударе не устарела и не превратилась в абстрактный вопрос. Фугейт и его коллеги беспокоятся по поводу террористического ядерного удара. Рекомендации правительства состоят в следующем: старайтесь скорее найти убежище в любом прочном здании или даже в автомобиле после того, как бомба будет взорвана, чем пытаться спасаться бегством. Японские власти первоначально выпустили такие же инструкции своим гражданам, живущим рядом с пострадавшими реакторами в Фукусиме. Американское методическое руководство стало результатом исследований, показывающих, что количество жертв может быть резко сокращено, если люди смогут избежать прямого попадания радиации из воздуха, которая возникнет после ядерного взрыва. Большая часть радиоактивного шлейфа будет распылена в течение первых 12–24 часов.

Шульц, Киссинджер, Перри, Нанн и Дрелл боятся, что перспективы террористического ядерного удара возрастают по мере распространения ядерного оружия и средств его производства. Их озабоченность отражается в потоке отрезвляющих книг, газет, веб?сайтов и блоговых уведомлений, вывешиваемых правительственными чиновниками, учеными и другими специалистами в ядерной области, предупреждающими о том, что это вопрос времени, когда террористы получат информацию и компоненты для изготовления бомбы. Многое из этого становится известным только небольшой и так уже достаточно хорошо информированной аудитории, она не достигает большинства американцев либо не воспринимается ими.

Мэтью Банн из Исследовательского Центра имени супругов Белфер по изучению науки и международных отношений при Школе государственной службы имени Джона Ф. Кеннеди Гарвардского университета, поддерживаемого фондом Инициативы по уменьшению ядерной угрозы, на протяжении нескольких лет выпускал тщательно подготовленный ежегодный доклад о ядерных угрозах под названием «Управление бомбой».[79] В самом последнем издании говорится о некотором прогрессе за последние десять лет в деле сокращения ядерных вооружений и обеспечения безопасности расщепляющихся материалов, необходимых для их производства. Однако общая картина остается мрачноватой. В то время как американские и российские арсеналы были резко сокращены со времени окончания холодной войны и будут сокращаться в дальнейшем в соответствии с Договором о сокращении вооружений, по которому ведутся переговоры между администрацией Обамы и руководством Кремля, этот прогресс не дает повода расслабиться.

Банн уместно цитирует четыре фактора, которые, будучи взяты все вместе, рисуют ужасную картину: «Аль?Каида» получает ядерное оружие; опытная террористическая группа в состоянии сделать примитивную ядерную бомбу, если получит в достаточном количестве необходимые производные ядерные материалы; имели место более 18 документированных случаев кражи и утери плутония или высокообогащенного урана; ядерную контрабанду чрезвычайно трудно остановить.

Уязвимость ядерного оборудования стала очевидной в особенно тревожном случае в Южной Африке. Вскоре после полуночи 8 ноября 2007 года две группы вооруженных мужчин ворвались в ядерный комплекс Южной Африки в Пелиндаба, недалеко от ее столицы Претории. Когда Южная Африка еще находилась под властью апартеида в 1970?е и 1980?е годы, правительство построило секретный комплекс и с помощью Израиля изготовило небольшое количество ядерного оружия. Комплекс оставался в целости и сохранности после добровольного отказа Южной Африки от программы производства оружия в 1991 году. В комплексе на момент вторжения находилось полтонны высокообогащенного урана.

Налетчики, которым, очевидно, оказывал помощь кто?то из работников комплекса, перерезали проволочные заграждения, по которым проходил ток, прошли мимо камер слежения и ворвались в пункт управления комплекса, на что служба безопасности никак не среагировала. Четверо вооруженных налетчиков справились с двумя работниками в пультовой комнате, выстрелив одному из них в грудь. Тем временем два других вооруженных бандита пробрались через проволоку и открыли огонь по охраннику. К тому времени когда подразделения безопасности попали в помещение диспетчерской, люди сбежали с несколькими мобильными телефонами, но без обогащенного урана.

Южноафриканские власти назвали нападение плохо сработанной попыткой кражи со взломом, не связанной с запасами расщепляющихся материалов. Прошло четыре года, а мотивы вооруженных налетчиков остаются неизвестными широкой публике. Какой бы ни была цель нападавших, этот случай показал, что как будто бы хорошо охраняемый ядерный объект может быть успешно захвачен.

Одна из первостепенных угроз сегодня исходит от террористических групп, не имеющих государственной принадлежности, подобно «Аль?Каиде» и ее подразделениям. Они ни за что не будут миндальничать с применением ядерного оружия. Начиная с 1970?х годов по крайней мере три террористические группы пытались получить или изготовить ядерное оружие. Банда Баадер?Майнхофа, немецкая группа левацкого толка, известная в 1970?е годы, неудачно пыталась выкрасть ядерное оружие с американской военной базы в Западной Европе.[80] В 1990?е годы «Аум Синрикё», японская организация, организовавшая газовую атаку в токийском метро в 1995 году, пыталась купить ядерное оружие у России.[81] И «Аль?Каида» не делала секрета относительно своего желания приобрести ядерные вооружения.[82] В 1998 году Усама бен Ладен объявил, что «религиозным долгом» членов «Аль?Каиды» является задача получения в свои руки ядерного оружия. Черновые чертежи ядерного оружия были найдены в помещениях «Аль?Каиды» в Афганистане после американского военного вторжения в эту страну в 2001 году. Есть доказательства того, что бен Ладен, руководитель «Аль?Каиды» в то время, встретился с двумя пакистанскими ядерщиками накануне атак 11 сентября. Американские разведывательные службы неоднократно предупреждали о том, что «Аль?Каида» стремится заполучить ядерное оружие и без колебаний применит его. Вряд ли такой подход изменится после смерти бен Ладена в 2011 году.

Рольф Моватт?Ларссен, который на протяжении почти трех десятков лет отслеживал ядерное распространение для ЦРУ и Министерства энергетики США, обнаружил, что бен Ладен и его последователи были полны решимости заполучить и использовать ядерное оружие. «Терпеливое длительное усилие «Аль?Каиды», направленное на то, чтобы выкрасть или сконструировать самодельное ядерное взрывное устройство, вытекает из их представления о преимуществах, которые будут иметь место от одного вида грибовидного облака, поднимающегося над каким?нибудь городом США, точно так, как атаки 11 сентября изменили ход истории, – сказал Моватт?Ларссен в 2010 году. – Эта возвышенная цель помогает объяснить причину того, почему «Аль?Каида» постоянно стремилась иметь бомбу, которая дала бы ядерный эффект, а не просто старалась довольствоваться более практичным и реалистичным курсом на разработку «грязной бомбы» или устройства для радиологического распыления».[83]

Доклад Моватт?Ларссена опровергает утверждения скептиков, предполагающих, что заявления «Аль?Каиды» о применении ядерного оружия носят чисто риторический характер. Приведенная им хронология действий «Аль?Каиды» показывает, что эта группа неоднократно пыталась завладеть оружием или составляющими для его производства. «Наша первостепенная озабоченность возникает от того, что какая?нибудь террористическая группа может захватить расщепляющиеся материалы», – сказал высокопоставленный сотрудник американской разведки.[84]

Иран с его активными связями с террористами может стать одним из источников опасности. Судя по всему, он полон решимости создать собственное ядерное оружие, и поэтому возвел ряд ядерных объектов, в которых есть все возможности производства высокообогащенного урана и плутония. Действия Ирана в этом направлении в последние годы несколько замедлились благодаря израильско?американским секретным операциям, в ходе которых был использован умно разработанный компьютерный вирус, предназначенный для того, чтобы повредить иранские центрифуги, используемые для обогащения урана.

Перед заражением вирусом американские и израильские сотрудники разведслужб сказали, что Ирану понадобится всего год или два для изготовления бомбы. Чтобы ее сделать, иранцам потребовалось бы поднять уровень обогащения урана, который они уже производят на горно?обогатительном комбинате в Натанзе в провинции Исфахан. Если у них нет подпольного предприятия по обогащению, чего официальные лица не могут исключать, инспекторы из Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) на месте могли бы определить дополнительные шаги, требуемые для синтезирования топлива, необходимого для производства бомбы, если Иран первым делом не вышлет инспекторов, дав тем самым понять, что он движется к производству ядерного оружия. До середины 2011 года иранская ядерная программа, судя по всему, восстановилась после американо?израильской кибератаки, и часы снова начали свой отсчет в направлении производства бомбы в течение нескольких лет.

«Если им позволят создать ядерное оружие, я полагаю, это станет дестабилизирующим фактором и, как я считаю, по всей вероятности, вызовет ядерную гонку вооружений в регионе», – сказал Роберт Гейтс, будучи министром обороны.[85] Он сделал это высказывание накануне ряда восстаний в арабском мире в 2011 году.

Гейтс сказал, что он не сторонник военного удара по Ирану из опасений, что это может объединить иранцев против Соединенных Штатов и лишь на время притормозить их программу. «Я всегда считал, что нам следует иметь на рассмотрении все варианты, на случай отсутствия решения иранского правительства не стремиться к обладанию ядерным оружием, по сути же вся тактика заключается в отсрочке окончательного решения», – сказал он. Израиль мог бы быть более склонным к применению военной силы, но в серии интервью в 2009 году нынешние и бывшие израильские официальные лица расходились во мнении относительно того, следует ли Израилю – и может ли он – уничтожить иранскую ядерную программу своими воздушными налетами.

Пакистан – еще одно беспокойное с точки зрения ядерных проблем место, о котором много думают Шульц, Киссинджер, Перри, Нанн и Дрелл. «Пакистан – самая опасная страна в мире, – сказал Перри на встрече в Лондоне в 2011 году. – У него есть все составные части, необходимые для террористического сговора по ядерному оружию. У него есть большая и активная программа производства оружия, включая заводы по обогащению урана. Усама бен Ладен жил годами на охраняемой территории на окраине Абботтабада, в нескольких шагах от пакистанской военной академии, до того как американские спецназовцы убили его 1 мая 2011 года. Трудно поверить, что правительство, по крайней мере отдельные его представители, не было в курсе его присутствия».

Бен Ладен был не единственным террористом, ищущим убежища в Пакистане. Страна приютила у себя несколько решительно настроенных террористических групп, и, по крайней мере, один международный террористический план – взрывы бомб в 2005 году в лондонской подземке и автобусе – был частично подготовлен там. Доморощенные талибанские повстанцы действуют в разных частях Пакистана, а разведывательная служба Пакистана, Директорат межведомственной разведки, связана с Движением «Талибан» в Афганистане с целью сохранения в неприкосновенности влияния там Пакистана после ухода американских войск. Но важнее всего тот факт, что центральное правительство Пакистана слабо, страну в любой момент может охватить политический хаос.

Использование Пакистана в качестве базы для экспорта ядерных материалов – это не какая?то там теоретическая идея. А. К. Хан, пакистанский ученый, показал возможность проведения разных махинаций на прибыльном международном черном рынке для получения технологии создания ядерного оружия в течение ряда лет, пока разведывательные и правоохранительные органы не прихлопнули его.[86] Он создал программу производства оружия в Пакистане, выкрав технологию обогащения урана в Европе, и подпольным путем приобрел оборудование для производства бомбы у европейских и североамериканских поставщиков. Потом он продал чертежи бомбы, документацию и оборудование Северной Корее, Ирану и Ливии. Не совсем понятно, был ли он выведен полностью из этого бизнеса после того, как его поместили под домашний арест в Исламабаде в 2004 году, а его сеть была, предположительно, закрыта.

Как представляется, американские официальные лица уверены в том, что ядерное оружие Пакистана надежно охраняется его армией, получившей американскую помощь и технологии, чтобы помочь охране боеголовок. «Мы исходим из того, что до тех пор, пока армия остается в неприкосновенности, оружие сохранится в безопасности, – сказал Роберт Гейтс. – Если же армия развалится, тогда, несомненно, будет совершенно иная ситуация».[87]

Меньше уверенности в отношении ядерных материалов Пакистана, находящихся как под военным, так и под гражданским контролем. Гейтс сказал, что он озабочен «масштабами ядерного комплекса в Пакистане и встревожен возможностью попадания технологии или даже материалов в неправительственные руки». Он добавил, что «меньше беспокоится, возможно, об оружии как таковом, чем о ядерных материалах и технологии. Я имею в виду, что они точно сыграли свою роль в северокорейской программе».

Северная Корея, реализовавшая свою программу производства оружия с помощью Хана, является еще одним потенциальным источником распространения расщепляющихся материалов. Не находясь территориально в центре исламского терроризма, Северная Корея является безответственной диктатурой с ядерным оружием и страшной нуждой в деньгах для того, чтобы финансировать свою большую армию и военно?промышленный комплекс. Это ведет к опасной тяге к экспорту ядерной технологии и материалов. «Будь то наркотики или вооружения, они продают все, на чем могут заработать себе валюту», – сказал Гейтс.

Перри с этим согласился. «Я сомневаюсь, что они станут продавать бомбу, – сказал он, – но они вполне могли бы продавать расщепляющиеся материалы. И это то, о чем следовало бы беспокоиться. Не думаю, что они собираются установить бомбу на МБР и выстрелить по Соединенным Штатам. …Меня беспокоит вероятность попадания одной из их бомб в Соединенные Штаты на зафрахтованном судне или в грузовике, а не в ракете».[88]

Готовность Северной Кореи продавать за наличный расчет была очевидна совсем недавно в деле с подпольным строительством ядерного реактора в Сирии по северокорейскому проекту. В результате израильского авиаудара 6 сентября 2007 года реактор был уничтожен, но строительство огромного комплекса продолжалось в течение нескольких лет в долине Евфрата, пока американская и израильская спецслужбы не обнаружили это место и не решили, что это ядерный объект.

Представитель американских спецслужб, специально знакомивший с этим журналистов спустя восемь месяцев после израильского налета, сказал, что ЦРУ еще с 2003 года подозревало, что Северная Корея и Сирия сотрудничали по какому?то ядерному проекту, но управление не имеет понятия о том, чем они занимались. «У нас не было конкретики относительно природы или расположения проектов сотрудничества, – сказал представитель ЦРУ. – Мы решили, что это сотрудничество касалось работ непосредственно на площадках, вероятно, в Сирии. Но опять?таки мы не знали точно, в каком месте. Итак, у нас была некая совокупность данных, вроде того, что: пойди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что».[89]

Строительство на площадке в Аль?Кибаре началось в 2001 году, но продолжалось не замеченным для американских спутников?шпионов на протяжении нескольких лет. Причиной тому, вероятно, был недостаток спутников получения широкофокусной видовой информации, которые сканируют широкие полосы поверхности земли, и высокая потребность спутниковых разведданных по Афганистану и Ираку. Когда сирийская площадка попала в поле зрения, на стройке, казалось, отсутствовала башня камеры охлаждения, не было линий электропередачи, объектов охраны и других строений, типичных для ядерного реактора. Здание было замаскировано под византийскую крепость, схожую с расположенными поблизости несколькими крепостями, открытыми для туристов.

И только весной 2007 года ЦРУ и израильские разведслужбы точно определили этот объект как ядерный реактор, используя его фотоснимки, которыми Израиль поделился с США. Снимки внешнего и внутреннего вида здания убедительно показали, что в нем размещается реактор. Проект очень напоминает реактор в Йонбёне в Северной Корее.

Специалисты в области распространения сообщили, что эксперты спецслужб из различных правительственных ведомств, которые занимались этим делом, были в какой?то степени в затруднении из?за своей предвзятости. Эксперты, к примеру, считали, что Сирия не могла и предположить, что сможет открыто построить у себя реактор типа северокорейского, чтобы этого никто не заметил, а поэтому незачем даже и пытаться. А поскольку было легче создать бомбу при помощи высокообогащенного урана, а не плутония, то и смысла производить собственный плутоний для Сирии не было.[90] Эти «ограничения в области анализа», как охарактеризовал такую ситуацию один сотрудник, привели ЦРУ к мысли о том, что сирийцы строят водоочистную станцию или какой?то иной облегченный промышленный объект.[91]

Если Соединенные Штаты со всей их мощной системой сбора разведданных не смогли засечь открытое сооружение атомного реактора в сирийской пустыне в течение нескольких лет, то мало шансов на то, что они смогут обнаружить небольшие количества высокообогащенного урана, незаконно перевозимого через международные границы, то есть операцию такого типа, которую террористы могут провести для того, чтобы получить достаточно расщепляющихся материалов для производства оружия или «грязной бомбы».

Грузия, маленькая древняя страна, разместившаяся в горных районах Кавказа, является центром контрабанды ядерной продукции. Ее расположение между Россией и Турцией, ее горная территория и криминальный подпольный мир делают эту страну заманчивым маршрутом для любого, пытающегося контрабандой провезти высокообогащенный уран из России, где его в превеликом множестве, на Ближний Восток и в Южную Азию, где сосредоточены разные террористические группы. Дело осложняется еще тем, что два сепаратистских анклава в Грузии – Южная Осетия и Абхазия – вступили в союз с Россией и действуют, не подчиняясь грузинскому центральному правительству в Тбилиси. Со времен окончания советского правления в Грузии в 1991 году страна с населением 4,6 млн чел. сотрясается этническими акциями насилия и политическими беспорядками. Российские и грузинские вооруженные силы столкнулись в 2008 году в военном конфликте по поводу Южной Осетии. Михаил Саакашвили, получивший американское образование президент Грузии с 2004 года, был сумбурным руководителем, который ввел некоторые элементы демократии и главенство закона в своей стране. Но Грузия, по?прежнему раздираемая коррупцией и беззаконием, остается землей обетованной для контрабандистов.

За последние годы в Грузии имело место несколько случаев контрабанды высокообогащенного урана. Количество его было невелико – меньше 120 граммов в каждом случае, – отборные подразделения грузинской полиции перехватывали поставки еще до их передачи покупателям, по всей вероятности, в соседней Турции. Но все эти случаи вызывают беспокойство, потому что степень обогащения образцов составила 89,5 процента, намного выше уровня, необходимого для производства оружия. В нескольких случаях контрабандисты похвалялись в прослушанных телефонных разговорах, что они имеют доступ к гораздо большим объемам. В одном случае перспективный покупатель использовал автотранспортную компанию в Турции, при помощи которой товары переправлялись в Иран. Грузины также захватили небольшое количество цезия?137, высокорадиоактивного изотопа, который идеально подходит для применения в «грязной бомбе».

Арчил Павленишвили, выпускник Грузинского технического университета 1996 года, возглавляет отдел по борьбе с контрабандой радиоактивных материалов Министерства внутренних дел Грузии. Павленишвили, которому исполнилось 36 лет, имеет хороший отзыв со стороны американских спецслужб, рассматривающих его как очень квалифицированного и решительно настроенного человека.

В 2006 году Павленишвили и его команда распутали грубую, но потенциально опасную контрабандистскую схему.[92] Один из контрабандистов, Олег Хинчагов, вез 100 г высокообогащенного урана в двух пластиковых пакетиках в своей кожаной куртке. Он утверждал, что может достать два или три килограмма, если это интересует покупателя. Запрашиваемая цена – 10 тысяч долларов за грамм. После ареста – Хинчагов остается в грузинской тюрьме до сего дня – он рассказал следователям, что уран поступил из Новосибирска, сибирского промышленного и научного центра, в котором имеется завод, производящий высокообогащенный уран. Американские криминалистические исследования похищенного Хинчаговым урана показывали, что он почти достоверно произведен в России. Хинчагов позднее изменил свои показания и стал отрицать тот факт, что знает источник производства урана.

Павленишвили признался, что ему недостает твердых подтверждений как о происхождении, так и пункте назначения ядерных материалов, которые он перехватил в Грузии. И это беспокоит. Судя по всему, Россия самый вероятный источник, но установленное первоначально сотрудничество российских правоохранительных органов и разведывательных служб с американскими и грузинскими властями прекратилось в 2006 году из?за ухудшения грузино?российских отношений. «В 2003, 2004 и 2005 годах сотрудничество имело место. И в одночасье все контакты с Россией были прекращены», – сказал Павленишвили.[93]

Турецкие правоохранительные и разведывательные органы тоже могут быть не очень дружественно настроены по отношению к Грузии. Турки расследовали дело с автотранспортной компанией, которая, судя по всему, в одном случае была вероятным покупателем обогащенного урана, и сообщили, что не смогли найти ничего подозрительного в этой фирме. «Турция является основным черным рынком радиоактивных материалов», – сказал Павленишвили.

Суть в том, что русские не знают точно, сколько обогащенного урана было произведено в Советском Союзе за время холодной войны и сколько, вполне вероятно, могло ускользнуть из?под правительственного контроля во время бурных лет после развала СССР. Американские представители разведслужб, отслеживающие ядерные материалы, называют утерянный уран «неучтенным материалом», или НМ. Один из них сказал: «Даже в Соединенных Штатах мы не знаем, где находится каждый грамм расщепляющихся материалов или просто цифру их общего количества».[94]

В 2004 году в ЦРУ говорили о советских расщепляющихся материалах: «Мы полагаем, что имела место скрытая контрабанда, и озабочены по поводу общего объема материалов, который мог быть вывезен или украден».[95] Портер Госс, директор ЦРУ, докладывал Конгрессу годом позже: «Есть достаточное количество неподотчетных материалов, так что вполне возможно создание ядерного оружия лицами, имеющими соответствующую технологию производства».[96] Учитывая недостаток точной информации, невозможно узнать, достаточно ли на черном рынке расщепляющихся материалов для производства бомбы. Несомненно, что в обороте имеется какое?то количество контрабанды, о чем говорят недавние случаи в Грузии.

Для перекрытия канала контрабанды через Грузию Соединенные Штаты с 2005 года потратили 37,5 млн долларов на то, чтобы помочь Грузии установить аппаратуру обнаружения радиации и сопутствующие приборы на большинстве пунктов пропуска на ее границах с соседними государствами, а также передать грузинской полиции автомобили мобильного обнаружения и ранцы с аппаратурой. Одним из таких мест является главный пункт пропуска на границе в Садахло, селение в горном районе грузино?армянской границы. Современный комплекс пункта перехода, построенный инженерными войсками армии США в 2007 году на месте бывшего КПП. Все виды транспорта и пешеходы, въезжающие и входящие в Грузию, должны проходить через детекторы на радиацию. Поезда, курсирующие между двумя странами, также проходят через дозиметры, как и автотранспорт, на берегу реки, в нескольких метрах от КПП. И тем не менее, несмотря на все эти затраты и сознательные усилия грузинских полицейских сил, применявших аппаратуру, два армянина успешно пронесли 17 граммов высокообогащенного урана через пункт пропуска 10 марта 2010 года, спрятав его в портсигар, покрытый свинцом, который они загрузили в пассажирский поезд. Эти люди пересекли границу в такси, а контейнер отправился в грузинскую столицу Тбилиси спрятанным за панель на одном из вагонов. К счастью, их план был нарушен Павленишвили и его командой после того, как эти двое извлекли спрятанный груз на железнодорожном вокзале Тбилиси.

Больше всего беспокоит то, что самые привлекательные маршруты контрабанды через Грузию в большинстве своем остаются без наблюдения. Они идут из России через Южную Осетию и Абхазию, которая расположена на побережье Черного моря. Контрабандисты, пытающиеся провезти расщепляющиеся материалы из России на Ближний Восток или в Южную Азию, могли обходить дозиметрические системы, везя материалы из Южной России в абхазский порт Сухуми и оттуда морем в Турцию.

Павленишвили не уверен, что может постоянно предотвращать незаконный провоз расщепляющихся материалов через Грузию. «Ну, мы считаем, что на сегодняшний день мы контролируем ситуацию более или менее успешно, – говорил он. – Но, конечно, с другой стороны, нет 100?процентной гарантии того, что ничего не случится. Большая часть нашего успеха основана на хорошей информации, а эти разведданные успешны потому, что сообщество ядерных контрабандистов совершенно закрытое и очень ограниченное по своей численности. Но если появятся какие?то новые игроки, которые будут действовать самостоятельно, я не знаю, что будет. Нам понадобится гораздо больше времени, чтобы их засечь».[97]

Американцам не следует утешаться мыслью о том, что террористы никогда не провезут бомбу в Соединенные Штаты. «Грубое» урановое оружие будет крупногабаритным – слишком большим для автомобиля, его слишком трудно будет спрятать как авиагруз. Но не слишком громоздкое для грузового контейнера, транспортируемого морем или на грузовике, если транспорт может пересечь границу, не вызывая подозрения и без досмотра.

Эта угроза до жути напоминает сценарий, описанный Альбертом Эйнштейном Франклину Рузвельту в письме 2 августа 1939 года, в котором он информирует президента о недавних прорывах в ядерной физике, указывавших на возможность создания атомной бомбы. «Единственная бомба такого типа, провезенная на судне и взорванная в порту, может вполне разрушить весь порт вместе с прилегающей территорией», – сказал Эйнштейн.[98]

Сегодня Соединенные Штаты работают с иностранными правительствами для того, чтобы не допускать провоза морских контейнеров с ядерным оружием или материалами через таможенные пункты досмотра в таких крупных международных портах, как Антверпен. Вашингтон помог оборудовать Антверпен радиационными дозиметрами, гигантскими рентгеновскими аппаратами и другими приборами, предназначенными для просвечивания тысяч грузовиков, въезжающих ежедневно в этот оживленный порт из отдаленных мест в Европе, Азии и на Ближнем Востоке. Эта мера весьма дорогостояща и требует тесного сотрудничества между Национальной администрацией по ядерной безопасности, занимающейся данной программой, и иностранными правительственными службами. Известная как Инициатива Второй линии защиты мегапортов, программа, в реализацию которой вложено 600 миллионов долларов, предназначена для разрушения террористических планов еще до возможности доставки террористами бомбы или материалов для ее изготовления в Соединенные Штаты. Захват бомбы или ядерных материалов до того, как они попадут на американскую землю, – весьма существенный фактор, поскольку размещенная на грузовом судне бомба может быть взорвана во время его захода в американский порт, еще до досмотра грузовых контейнеров на территории Соединенных Штатов.

Антверпенская операция – это малая деталь большого пазла. Более 90 процентов всемирной торговли перевозится морем. Грубо говоря, 500 миллионов 20?футовых контейнеров – технический термин для грузовых морских контейнеров – перевозятся по Мировому океаному ежегодно, многие миллионы из них поступают в основные порты Америки, включая Лос?Анджелес, Окленд, Сиэтл, Новый Орлеан, Балтимор и Ньюарк. Соединенные Штаты надеются оборудовать сотню морских портов по всему миру приборами обнаружения радиации к 2016 году, чтобы таможня имела возможность досматривать около 80 процентов контейнерных перевозок в направлении США.

Ярко?желтые радиационные портовые мониторы, установленные на всех въездах в порт Антверпена, расположены в промышленных районах по берегам реки Шельда и могут улавливать небольшие уровни гамма? и нейтронного излучения, издавая сигнал в случае возможного присутствия материалов для изготовления бомбы или оружия. Каждый грузовик, доставляющий грузовой контейнер, проходит через пару детекторов, расположенных по обе стороны всех подъездных путей. Профилированные дорожные покрытия вынуждают водителей замедлять ход до 8 км в час во время прохождении мимо мониторов. В среднем свыше сотни контейнеров в день вызывают радиационную тревогу, но ни в одном случае речь не шла о материалах для производства ядерного оружия со времени установки системы безопасности в 2007 году. Подозрительные контейнеры доставляются в современный таможенный комплекс, где их просвечивают рентгеновскими лучами, которые позволяют внимательно изучить содержимое контейнера без его открывания.

Работники порта, к примеру, таможенный инспектор Таня Пеетерс и физик Паскаль Фиас, работают с инспекторами, чтобы определять, является ли груз естественным радиоактивным материалом, подобно керамике, краске для волос, черному чаю и бананам или чем?то другим, что требует более внимательного изучения. Однажды партия заключенных в оболочку чертежей из района Чернобыля на Украине, места взрыва атомного реактора в 1986 году, заставила сработать антверпенскую систему сигнализации несколько лет назад. В 2010 году грузовик с контейнером на борту вызвал сигнал тревоги еще до того, как контейнер прошел через портовый монитор. Фиас прокрутил видео с грузовиком, проходящим мимо детектора, и посмотрел на уровень радиации на экране компьютера, когда произошел всплеск излучения во время проезда грузовика. «Сигнальная система срабатывает на водителя, – сказал Фиас. – Он, возможно, подвергался лечению радиоактивным йодом из?за проблем с щитовидной железой».[99] Так оно и оказалось, что подтвердили медицинские справки, которые водитель предъявил в ответ на запрос таможенников.

Хорошо продуманная система безопасности в Антверпене и других портах может обескуражить террористов и заставить их отказаться от планов перевозки материалов для изготовления бомбы морем, однако эти системы далеки от совершенства. Если поместить ядерные материалы в свинцовую оболочку, то это предотвратит утечку радиации, и детекторы не сработают. Внимательный таможенный сотрудник может заметить несоответствие между весом контейнера и материалов, которые, предположительно, в нем содержатся и которые объявлены в таможенной декларации, но нет гарантии того, что ящик со свинцовой оболочкой будет обнаружен. Для решения этой проблемы создаются технически усовершенствованные системы обнаружения.

Самый простой путь доставки ядерного оружия в намеченный для этой цели город состоит в том, чтобы избежать обычных способов транспортировки морем. Южноамериканские наркокартели построили оригинальное полупогружное судно, предназначенное для того, чтобы уклоняться от досмотра со стороны ВМС и Береговой охраны США. Низкобортные суда, выглядящие как «Мониторы» флота США, броненосцы времен Гражданской войны, могут скользить по морю, почти невидимыми над его поверхностью. Береговая охрана захватила довольно много таких самоходных катеров, нагруженных тоннами кокаина. Их строили для переходов из Южной Америки на побережье Калифорнии без дозаправки. Не так уж трудно представить один из таких катеров пробирающимся незамеченным ночью в гавани Нью?Йорка или Лос?Анджелеса с размещенным в трюме ядерным оружием.

То, что существует множество нетрадиционных ядерных угроз, несколько лет назад потрясающе показал тот факт, когда ВВС США за 36 часов потеряли следы шести ядерных боеголовок. В течение этого времени боеголовки, прикрепленные к крылатым ракетам, переправлялись по воздуху через всю страну из базы ВВС в Миноте, Северная Дакота, на базу военно?воздушных сил в Барксдейле в Луизиане. Ни команда, ответственная за боеприпасы, которая погрузила боеголовки на бомбардировщик В?52 в Северной Дакоте 29 августа 2007 года, ни команда, которая разгрузила их в Луизиане несколькими часами позднее, не имели представления о том, что они имеют дело с ядерным оружием.

Годом ранее военно?воздушные силы ошибочно направили Тайваню четыре электронных запала для ядерных боеголовок ракеты «Минитмен». В результате расследования Пентагоном этих двух инцидентов министр обороны Гейтс уволил Майкла Уинна, своего заместителя министра ВВС, командующего ВВС США, и Т. Майкла Мозли, начальника штаба ВВС. Тогда Гейтс сказал: «Я считаю подобные меры необходимыми, потому что, во?первых, центр внимания руководства ВВС сместился относительно сферы деятельности, связанной с государственной безопасностью. Во?вторых, было допущено снижение норм исполнительности в этих областях деятельности».[100]

Гейтс сказал: «Такое случалось довольно регулярно на протяжении примерно 15 лет, поэтому я не уверен в том, что руководство военно?воздушными силами в действительности в курсе того, как все внутри оказалось разъеденным. И, честно говоря, причина принятия такого решительного действия была не в существующей проблеме, а в том, что после ее обнаружения они не отнеслись к ней со всей серьезностью».[101]

Он продолжил: «Весь парадокс в том, что Конгресс и американский народ были обеспокоены намного сильнее, чем руководство ВВС, по поводу людей, перевозивших ядерное оружие через всю страну и отправивших груз на Тайвань, и т. п.».

Он согласился с результатами расследования спецгруппы во главе с Джеймсом Шлезингером, бывшим министром обороны: правительство, начиная с самого высшего уровня, не придавало должного значения политике и практическим делам в области ядерного оружия после окончания холодной войны.

«Я бы сказал, что внимание руководства страны к вопросу о важности ядерных сил как средства сдерживания также оказалось явно недостаточным, – сказал Гейтс. – Я имею в виду, что весь ядерный комплекс Соединенных Штатов оказался в запущенном состоянии».

После отставки Уинна и Мозли военно?воздушные силы США провели ряд нововведений, в том числе сосредоточение всех стратегических ядерных сил в одном вновь созданном формировании – Командовании глобальных ударов военно?воздушных сил США. Гейтс, как представляется, доволен проведенными реформами. И тем не менее, если Военно?воздушные силы США не могут уследить за своим арсеналом, представьте, что может однажды случиться с ядерным оружием и расщепляющимися материалами в Пакистане, Северной Корее и Иране.

Именно по этой причине Джордж Шульц и его коллеги потратили много времени, чтобы заставить Соединенные Штаты и другие страны предпринять краткосрочные и среднесрочные шаги с целью недопущения попадания ядерных материалов в руки террористов.

Такого материала до ужаса великое множество, и трудно обеспечивать его охрану. С одним из случаев вопиющей халатности Соединенные Штаты недавно столкнулись в Польше.

 

Глава четвертая

 

Там находилось самое большое количество отработанного высокообогащенного уранового топлива, которое нам удалось убрать, а может быть, даже когда?либо удастся устранить в будущем.

Эндрю Бьенявский

 

На протяжении многих лет Институт атомной энергии Польши был причиной ядерных кошмаров Америки. Система безопасности в приходящем в упадок комплексе в пригороде Варшавы была в таком состоянии, что его чиновники с таким же успехом могли бы поместить объявление на воротах с указанием направления для диверсионной группы к хранилищу высокообогащенного урана.[102] Строение 19А, небольшое здание белого кирпича недалеко от главных ворот, содержало достаточно обогащенного урана для производства 18 ядерных боезарядов. Примитивная система безопасности здания состояла из обычного замка на обычной двери и ограды из тонкой проволоки. Система аварийной сигнализации отсутствовала, не было электронных сенсоров, камер слежения. Ворота на территорию института в Отвок?Сверке, в конце деревенской дороги примерно в 40 километрах к юго?западу от польской столицы, охранялись самым безобразным образом.

Польский институт по заведенному порядку отправлял партии высокообогащенного урана в Строение 19А из двух исследовательских реакторов, находящихся на этой же территории. Вместо производства электричества исследовательские реакторы используются для научных опытов или производства среди прочего радиоактивных материалов, используемых в ядерной медицине. Отработанное или облученное топливо польских реакторов – уран, который утратил возможность снабжать энергией реакторы – хранилось в тех же контейнерах, в которых оно изначально использовалось, трубках, известных как топливные стержни, или тепловыделяющие элементы. Вода служила как барьером для ядерных реакций, возникающих между трубками, так и радиационным щитом, защищающим любого, кто приближался или входил в здание. С годами поляки накопили более полутоны высокообогащенного урана в Строении 19А, известного как Хранилище отработанного топлива.

Единственная действующая система безопасности была установлена у «продуктов распада», смешанных собственно с ураном, часть которого была высокорадиоактивной и потенциально смертельной для любого, кто обращался с ним без защитного оборудования. Как любят говорить инженеры?ядерщики, эти продукты «сами себя защищают», имея в виду, что только дурак рискнет похитить их. Но со временем угроза радиации уменьшилась по мере снижения уровня радиоактивности высокорадиоактивных элементов с малым периодом распада. В конечном счете температура большей части складированного урана стала достаточно низкой, чтобы его можно было перевозить тем, кто вознамерится совершить кражу. Извлечение расщепляющегося изотопа урана?235, важной составной части бомбы, потребовало бы химического процесса для отделения изотопа от других материалов в топливных стержнях. Некоторые из инженеров?ядерщиков при наличии доступного лабораторного оборудования и материалов могли бы проделать эту работу в обычном гараже.

Еще большим искушением для террористов стало бы небольшое количество высокообогащенного урана, которое можно было бы безопасно брать голыми руками без какого?либо защитного оборудования. Оно хранилось без учета в неохраняемых складских помещениях при двух реакторах. Полученный материал ожидал использования в реакторах и еще не накопил радиацию распада расщепляющегося материала. Это отнюдь не продукты, которые «сами себя защищают». Любой может спокойно взять брикет только что полученного высокообогащенного урана голыми руками без каких?либо проблем для своего здоровья.

Труднее всего при изготовлении бомбы добыть обогащенный уран.[103] Это требует действий промышленного уровня вне пределов возможностей террористической группы. Но, имея всего лишь примерно три килограмма высокообогащенного урана, небольшая команда инженеров и техников сможет создать простое оружие. Такое количество может быть украдено и вывезено через границы в нескольких контейнерах размером с упаковку молока около двух литров. Спусковой механизм, который высвободит ядерную энергию, сравнительно прост – один блок обогащенного урана воздействует на другой блок с высокой скоростью. Такой процесс требует точного инженерного расчета, но эта работа вполне по силам технически смекалистой группе. Подробная проектная информация «грязной» урановой бомбы, известная как оружие собственной сборки, доступна в Интернете уже много лет. Роберт Оппенгеймер и его коллеги по Манхэттенскому проекту, явившемуся американской попыткой военного времени создать атомную бомбу, были так уверены, что план сработает, что они даже не удосужились испытать снаряд до того, как он был сброшен над Хиросимой 6 августа 1945 года.

В докладе правительства США 1977 года, подготовленном задолго до появления информации об изготовлении бомбы в Интернете, говорилось: «Небольшая группа лиц, никто из которых никогда не имел доступа к секретной литературе, имеет возможность смоделировать и создать примитивное ядерное взрывное устройство. …Понадобятся только простые приспособления механической мастерской, которые можно достать, не вызывая подозрений».[104]

Хлипкая система безопасности, которая долгое время существовала в польском институте, типична для исследовательских реакторов во всем мире, что вызывает тревогу. Приблизительно 160 из 200 исследовательских ядерных реакторов, построенных в более чем 40 странах во времена холодной войны, работало на топливе, из которого можно было изготовить бомбу, или на топливе, близком по уровню к этому. Десятки из них до сих пор продолжают работать на таком топливе.

Большинство исследовательских реакторов за пределами Соединенных Штатов остались с тех времен, когда Соединенные Штаты и Советский Союз награждали своих союзников, передавая им реакторы и топливо, на котором они могли работать, в качестве подарков, которые обещали открыть мирные блага атома в медицинских и научных исследованиях.[105] Президент Дуайт Эйзенхауэр назвал свою программу «Атом для мира». На протяжении десятилетий Соединенные Штаты отправили примерно полторы тонны обогащенного урана за пределы страны. Советский Союз распределил более двух с половиной тонн. Еще одна тонна материалов, находящаяся на площадках по всему миру, не имеет отношения ни к Советскому Союзу, ни к Соединенным Штатам. Общего расходного материала достаточно для изготовления 170 бомб.

Реакторы остаются источником гордости и ядерных знаний для многих стран, поэтому многие из них не хотят отказываться от них. Реактор «Мария» в Польше – назван в честь Марии Кюри, польского ядерного первопроходца – до сих пор производит применяемые в медицинских целях радиоактивные изотопы и, судя по всему, будет использоваться как учебный центр для нового поколения польских инженеров?ядерщиков, необходимых для работы на атомных электростанциях, которые правительство планирует построить.[106] Подобные судьбы характерны для исследовательских реакторов в других странах. Речь идет о таких странах, как Пакистан, Казахстан, Узбекистан, Ямайка, Мексика, Южная Африка, Белоруссия, Гана, Вьетнам и Россия. И все же большинство операторов этих реакторов пренебрегает вопросами безопасности, никогда даже не задумываясь о возможности попыток украсть урановое топливо.

Сейчас, по прошествии более половины столетия после запуска Эйзенхауэром программы «Атом для мира», Соединенные Штаты и Россия изо всех сил пытаются вернуть восвояси обогащенный уран, который они когда?то отправили за границу. Это усилие – один из практических шагов, на которых Джордж Шульц и его коллеги настаивали, требуя, чтобы Вашингтон и Москва предприняли с целью уменьшения ядерной угрозы. Министерство энергетики США поставило перед собой цель вернуть 5 тонн к 2016 году. К середине 2011 года оно вывезло или поставило под свою охрану примерно 3,5 тонны и очистило реакторы приблизительно в 20 странах.

Не так?то легко и дешево отдать все материалы под охрану, организовать безопасную транспортировку и в конечном счете сделать их безвредными путем снижения уровня обогащения – по сути, путем процесса, обратного обогащению, – до точки, при которой материал уже не может быть использован для изготовления бомбы. Фактически это работа на много миллионов долларов, требующая высокого уровня технической компетенции, тщательных мер безопасности и сотрудничества десятков правительственных служб. Президент Обама выдвинул в качестве важнейшей американскую программу, получившую известность как Инициатива по уменьшению глобальной угрозы, установив в качестве крайнего срока обеспечения безопасного хранения урана, находящегося на уровне обогащения, достаточном для изготовления бомбы, 2013 год.

Инициатива по уменьшению угрозы, выдвинутая Обамой, является самой последней в долгой серии американских усилий по обеспечению безопасности для расщепляющихся материалов, которые датируются временем распада Советского Союза в 1991 году. Сэм Нанн предложил первые шаги в тот год, включая финансируемые Америкой инициативы повышения безопасности на бывших советских комплексах ядерного оружия. Программы далеки от совершенства.[107] В 2010 году Главное контрольное управление США, проверяющее эффективность федеральных программ для Конгресса, обнаружило отсутствие координации действий между Министерством обороны, Министерством энергетики и Государственным департаментом.[108] В результате ГКУ заявило, что усилия всех сторон давали сбои из?за плохого планирования, нечетких оценок расходов, неточности определения площадок и оборудования с уязвимыми материалами, а также недостаточного сотрудничества с другими странами.

Несмотря на проблемы, с помощью программ было много сделано для снижения опасностей со времен окончания холодной войны. Работа в Польше, стоившая американскому налогоплательщику 60 миллионов долларов, – реальный пример чрезвычайных мер, которые необходимы для предотвращения попадания ядерных материалов в руки террористов.[109] Возглавляемые Америкой усилия в Польше, начатые в довольно умеренном темпе в середине 1990?х годов, являются необычным сплавом дипломатии, технологий и финансирования. Не незаконного подкупа, а широкого использования американских денег с тем, чтобы убедить иностранные правительства в том, что в их интересах избавиться от высокообогащенного урана. Вплоть до того, что Вашингтон платит большую часть по счету для возврата в Россию обогащенного урана, произведенного в России. Для сохранения работы исследовательских реакторов в таких местах, как Польша, Вашингтон готов предоставить технологии по переоборудованию их для работы на менее мощной форме низкообогащенного урана, непригодного для изготовления бомбы.

Последняя часть отработанного топлива в польском институте была вывезена в сентябре 2010 года. То была очень затейливо отрежиссированная операция, схожая со сложными военными маневрами, требующими четкой координации действий сотен подготовительных и рабочих шагов с участием американцев, россиян и поляков. Операция, которую первоначально планировалось осуществить в течение четырех лет, была проведена в кратчайшие сроки, за восемь месяцев, чтобы уложиться в жесткие сроки, установленные Обамой. Национальная Администрация по ядерной безопасности (НАЯБ), входящая в состав Министерства энергетики США, руководит всеми работами. Эндрю Бьенявский, помощник заместителя главы НАЯБ, был главным ответственным за польскую операцию и десятки аналогичных мероприятий, которые проводит НАЯБ по всему земному шару в соответствии с указанием Обамы. Его отец родился в польском портовом городе Гданьске и жил в Польше до 1939 года, а после нацистского вторжения он уехал в Родезию. Эндрю родился в ЮАР – его мать из Южной Африки – и переселился в Соединенные Штаты в 1978 году, когда ему было 11 лет. Он провел несколько лет в Москве, занимаясь программами Министерства энергетики США в России. Работая в Варшаве, Эндрю однажды взял несколько часов отгула, чтобы вечером встретиться со своим польским двоюродным братом, с которым он ранее никогда не виделся. Он принес с собой толстую детально проработанную книгу родословной семьи Бьенявских.

Бьенявского, выпускника Государственного университета Пенсильвании, называли подлинным Джеком Бауэром, многогранным героем телесериала «24 часа», показанного телеканалом «ФОКС». Его не волнует это сравнение, и с его джентльменской манерой держаться, мальчишеским шармом и очками в проволочной оправе он не так?то и схож с брутальным Бауэром. Но сравнение уместно по одной причине – Бьенявский является первой линией обороны против ядерного терроризма. По делам, имеющим отношение к России, он делает ставку на Игоря Большинского, круглолицего украинца, сейчас ставшего американским гражданином, у которого имеется талант установления делового сотрудничества с россиянами, включая вопрос о вывозе польского урана. Казалось, мобильник Большинского постоянно приделан к его уху, пока он был в Польше, когда принимал звонки на английском, русском и украинском языках. Дуэт создал продуктивное партнерство и придал Инициативе по уменьшению глобальной угрозы обаятельное международное лицо.

Бьенявский является начальником, боссом, Большинский – переговорщиком и посредником в делах. Они, в свою очередь, пригласили одного из самых стабильных директоров страны для того, чтобы заниматься материальной частью по перевозочным операциям. Майкл Тьяке, специалист по организации всей работы, взял на себя руководство в Польше. Он называет себя техническим советником по транспорту и работает на Национальную лабораторию Айдахо. Жилистый и сильный Тьяке открыл отделение в номере варшавской гостиницы и проводил там недели, разрабатывая планы по перевозке топлива.

Работа с поляками требует достаточной степени дипломатии. Американцы не могли вторгаться в Польшу, объявлять, что ее ядерное оборудование опасно устарело, и рассчитывать на то, что местное руководство будет приветствовать помощь Вашингтона. Тьяке должен был найти польского партнера, чтобы направлять подготовку и иметь дела с различными правительственными ведомствами, которые должны дать добро на транспортировку или предоставить поддержку для ее обеспечения. Он в итоге установил сотрудничество с Влодзимежем Томчаком, мягким, англоговорящим директором завода по обращению с радиоактивными отходами в Польше. Они работали с полицией, военными и другими службами безопасности, разведслужбами, федеральными и региональными службами по охране окружающей среды, таможенными чиновниками и специалистами по опасным веществам. Следовало обезопасить автомобильные и железные дороги и морские пути. Нужны были специальные транспортные контейнеры. Таможенный офицер, нагруженный большим кофром, сделанным из картона, должен был сопровождать обогащенный уран на грузовике, в поезде и на судне во время долгого пути из пригорода Варшавы в советский северный порт Мурманск. Оттуда его повезут поездом в «Маяк», ядерный комплекс глубоко в России, где превратят в низкообогащенный уран.

Временами задачи стояли неимоверно сложные. «Это самое большое количество отработанного топлива ВОУ (высокообогащенного урана), которое мы когда?либо перевозили или когда?нибудь еще перевезем в соответствии с программой НАЯБ, чтобы обеспечить сохранность этих ядерных материалов», – сказал Бьенявский.[110] Безопасность в Сверке должна быть усовершенствована с тем, чтобы отработанное топливо находилось под охраной вплоть до его отправки в страну, где оно было произведено. Там были установлены система кабельного телевидения и электромагнитные замки. Перевозка отработанного топлива из реактора «Мария» в специальные емкости для хранения потребовала переделки части здания реактора. Даже самые простые вещи требовали внимания к себе – импровизированное заграждение от снега было установлено над внешним рельсом в Строении 19А для того, чтобы не допустить снежного заноса, который мог бы помешать движению топливных стержней по рельсам к грузовикам, ожидающим за стенами реактора. Операторы реактора должны были быть уверены в том, что реактор может быть успешно переделан для работы на особенном типе низкообогащенного урана, произведенного в Соединенных Штатах. Стоимость работы реактора, которая, по некоторым расчетам, составит более 10 млн долл. США, оплачивалась Вашингтоном. И таких пунктов становилось все больше, а очередность всех шагов следовало тщательно продумать так, чтобы вывоз и транспортировка топливных стержней осуществлялись без задержек строго в соответствии с графиком.

Российская часть также была тщательно продумана. Для того чтобы обеспечить безопасную погрузку ядерных материалов на судно, отправляющееся в семидневное путешествие по морю в Мурманск, Большинский связывался с ОАО «Аспол Балтика», российской судоходной компанией, чтобы зафрахтовать у нее судно. Корабль, построенный для советского ВМФ в 1990 году сингапурской судостроительной компанией, изначально предназначался для несения на своем борту советских ядерных ракет. Почти через 20 лет его поставили в сухой док в Таллине, Эстония, где его оборудовали несколькими слоями радиационной защиты, современной противопожарной системой и другими новшествами. Его переименовали, и он стал называться сухогруз «Эм?си?эл Трейдер». Соединенные Штаты оплатили чек на переделку в сумме 1,5 млн долл.

Обогащенный уран перевозили обратно в Россию пятью партиями, начиная с октября 2009 года, через полгода после выступления Обамы в Праге. (Большая часть необлученного высокообогащенного урана на этом реакторе, с которым легче было обращаться, была репатриирована в 2006 и 2007 годах.) Вес последней партии составлял приблизительно 48 кг, что более чем достаточно для изготовления бомбы.

Реактор «Мария» был построен при советском содействии. Его запустили в 1974 году. К 2010 году он последний раз подвергался плановому осмотру и проверке систем безопасности за счет Вашингтона. Несмотря на усовершенствования, здание с отлетающей штукатуркой и краской, протекающей крышей и другими признаками запустения и недостаточного финансирования реактора требовало ремонта. Красно?желтый индикатор радиоактивности в холле, которым проверяли посетителей на предмет заражения, выглядел и звучал как какой?то пропеллер в фильме с Баком Роджерсом.[111] Толстая, внушительных размеров дверь, отделяющая собственно реактор от прилегающего пространства лаборатории и пункта управления, ужасно скрипела, когда ее открывали, и вела во внутренний отсек, находящийся сразу за активной зоной реактора.

Несмотря на устаревшее оборудование, это место со всей очевидностью было предметом гордости для Гжегожа Кжиштошека, директора института. Лысеющий ученый с бородой, в белом халате поверх спортивного синего клубного пиджака и рубашки в бело?розовую клетку, демонстрировал активную зону реактора, пункт управления и другие помещения здания реактора. «Мария», возможно, маленький устаревающий кусочек атомного века в Польше, однако Кжиштошек не оставлял никаких сомнений в том, что он и его коллеги планируют продолжать его работу, даже если они будут вынуждены превратить его в реактор, работающий на низкообогащенном уране. «Мы не в большом восторге от переделки нашего реактора», – сказал он группе американских гостей.

Отработавшее топливо должно быть прежде всего вынуто и перенесено в транспортные бочки?контейнеры. Это тонкое дело, которое осуществлялось в т. н. «парной», герметически закрытом помещении с «руками» робота и зажимными щипцами, которыми управляют за ее пределами. Бочки?контейнеры, в свою очередь, устанавливались в семи ярко?синих грузовых контейнерах, которые размещались на автомобилях?платформах. В каждом контейнере находилось три бочки, в каждой из которых помещалось по четыре тепловыделяющих топливных стержня, содержащих примерно по 500 граммов отработавшего топлива. На стенки грузовых контейнеров наклеивались знаки радиации в виде бриллианта с указанием радиоактивных элементов: U?238 (основной уран), U?235 (высокообогащенный уран), Pu?239 (плутоний), Cs?137 (цезий).

В 4 часа вечера, когда солнце клонилось к горизонту, в необычайно теплую вторую половину дня, колонна автотранспорта была наготове. Полиция и спецназ собирались внутри комплекса в Сверке, занимая места около выездных ворот, где грузовики выстраивались в очередь. Пожарные машины, «Скорая помощь» и несколько других транспортных средств аварийной службы также выстраивались в очередь. Капитан Грегорий Тржчинский из Национальной полиции Польши созвал всех водителей грузовиков на финальный брифинг. Крепко сбитый офицер сообщил командированным американским и английским журналистам, что, по его мнению, никаких проблем не должно быть и что он не имеет информации о какой?либо угрозе перехвата колонны. «Польша довольно мирная страна», – сказал он с улыбкой. Военный вертолет быстро пролетел, с шумом делая круги над ждущим отправления конвоем. «Я считаю, что мы предусмотрели все, но вы немного волнуетесь», – сказал Большинский. Через несколько минут грузовики и машины сопровождения одна за другой прошли через ворота, с ревом направляясь в сторону Варшавы и железнодорожного депо.

На следующее утро, проехав по железной дороге примерно 500 км до Гдыни на побережье Балтийского моря, контейнеры ожидали пересадки на ржаво?красный «Эм?си?эл Трейдер», пришвартованный к огромной пристани и охраняемый спецназовцами в масках. Польский технический специалист проверил каждый контейнер сложным счетчиком Гейгера с тем, чтобы удостовериться в отсутствии утечки радиации. Польские, американские и российские официальные лица наблюдали за тем, как гигантский кран поднимал синие контейнеры один за другим из дока и опускал их в трюм судна, где докеры расставляли их по местам. Затем толстые металлические листы каждый весом в 10 тонн были уложены поверх контейнеров для создания противорадиационной защиты. Когда первый груз с ураном добрался до Гдыни в 2009 году, портовые работники отказались грузить контейнеры, опасаясь этого радиоактивного груза. Но польские чиновники заверили их в том, что это безопасно, и поэтому грузчики занимались со всеми последующими поставками.

Когда последний лист был уложен на место, палуба, которая, как огромная гармошка, была собрана к носу судна, вновь медленно расправилась до конца и полностью закрыла трюм. Два буксира проплыли вдоль судна, мягко уводя его из дока в направлении к гавани и открытому морю. Моторы «Эм?си?эл Трейдера» с шумом заработали, на судне загудела сирена, и рулевой направил его в Мурманск.

Польша была шестой страной, с которой занимались Бьенявский и Большинский с момента пражского выступления Обамы. До этого были Румыния, Ливия, Тайвань, Турция и Чили. Многие были еще впереди, включая Украину, Сербию, Мексику, Вьетнам и Казахстан. Беларусь присоединилась к списку сотрудничающих стран в конце 2010 года. В ноябре 2010 года Казахстан с американской помощью завершил перевозку 10 тонн высокообогащенного урана и трех тонн плутония из каспийского порта на безопасную площадку для хранения примерно в 2500 км в Северо?Восточном Казахстане. Там было достаточно расщепляющихся материалов, чтобы изготовить сотни видов ядерного оружия. Через месяц Сербия, также сотрудничающая с Соединенными Штатами, отправила 13 кг, или 28 фунтов, высокообогащенного урана в Россию.

Как только «Эм?си?эл Трейдер» исчез из видимости в судоходном канале в Гдыне, Бьенявский, Большинский, Тьяке и их польские, а также российские партнеры собрались под импровизированным укрытием на причале на буфетный обед с несколькими тостами.

Бьенявский поднял стакан с водкой, чтобы отметить завершение работы. «У нас появилось особое выражение, – объявил он. – Невозможное – возможно», – сказал он по?русски.

В Польше – да, но пока еще не в Пакистане, самом притягательном источнике нахождения материала для изготовления бомбы для любой террористической группы. Секретные телеграммы Госдепартамента, ставшие открытыми для общественности благодаря разоблачениям Викиликс, раскрыли тот факт, что Пакистан отверг американские просьбы репатриировать высокообогащенный уран, который он получил для исследовательского реактора в соответствии с программой «Атом для мира». Анна Паттерсон, посол Соединенных Штатов в Пакистане, сообщила в телеграмме в мае 2009 года коллегам в Вашингтоне, что Пакистан игнорирует договоренность с Вашингтоном относительно отказа от расщепляющихся материалов. Ранее в 2009 году она писала, что «нашей главной озабоченностью является не опасение того, что какой?то исламский боевик выкрадет все оружие целиком, а вероятности, что кто?то работающий в ведомствах правительства Пакистана мог бы постепенно выкрасть достаточно материала для производства в конечном счете такого оружия».[112]

Опасения Паттерсон имели под собой основания, учитывая открытую поддержку Пакистаном движения «Талибан» в Афганистане и слабые усилия правительства по поиску и аресту руководителей «Аль?Каиды», скрывающихся в горах Вазиристана в Северо?Восточном Пакистане. И это не выглядит паникерством, когда представляешь себе, как небольшая группка пакистанцев, получившая доступ к правительственным складам расщепляющихся материалов, передает террористам высокообогащенный уран, достаточный для изготовления нескольких ядерных бомб.

 

 

Часть II

Путь к власти

 

Глава пятая

 

К тому времени, когда мы прибыли в Сан?Диего, война окончилась.

Джордж Шульц

 

Дважды в год в первое воскресенье апреля и октября родина эпохи ядерного оружия открывается для публики.[113] Это заброшенное место, не обозначенное на большинстве туристических карт. По мере того как автострада номер 25 нитью проходит между штатами к югу от Альбукерке, штат Нью?Мексико, далее она идет вдоль реки Рио?Гранде через большие пространства незаселенной территории в зоне крупных разломов Рио?Гранде – безлюдный пейзаж продуваемых ветрами долин и высокогорных пиков. Когда река медленно спускается к Лас?Крусесу, автомагистраль 25 рассекает пополам цепочку пыльных населенных пунктов, включая Лос?Лунас, Белен и Сокорро. В Сан?Антонио, иссушенном солнцем населенном пункте, который рекламирует себя как родину Конрада Хилтона, гостиничного магната, федеральная трасса номер 380 резко поворачивает на восток в направлении Розуэлла, места паломничества фанатиков?уфологов. Примерно через 20 км следования по трассе 380 на ее южной стороне, как призрак в пустыне, появляется знак, закрепленный в сухой земле толстыми деревянными столбами.

На знаке написано «Полигон “Тринити”. Ядерный век начался взрывом первой в мире атомной бомбы на полигоне «Тринити» 16 июля 1945 года. Говорят, что полигон так назвал заведующий Национальной лабораторией ядерной физики в Лос?Аламосе Роберт Оппенгеймер, который сказал: «Я – Смерть, великий разрушитель миров», цитируя священную индуистскую книгу «Бхагават?гита». Взрывом бомбы была отмечена кульминация Манхэттенского проекта.[114]

Через несколько метров, напротив входа в огороженное пастбище для скота, дорога номер 525, узкая дорога внутриштатной дорожной сети, ведет на юг в долину Тулароза, отдаленный район площадью более штата Коннектикут. Это ракетный полигон «Белые пески», военный комплекс, занимающий более восьми тысяч квадратных километров, крупнейший объект недвижимости Пентагона в Соединенных Штатах. Во времена реализации Манхэттенского проекта его называли ядерный полигон Аламогордо. Там на плоской местности на высоте примерно полутора километров, известной как Джорнада дель Муерто, или След Мертвеца, в невыносимо жаркий летний день 1945 года Оппенгеймер и его команда установили свою еще не испытанную бомбу на стальную башню на высоту 30 метров.

16 июля точно в 5:29:45 утра зоны зимнего времени детонаторы сработали, раздался взрыв сферического приспособления, из?за которого произошло сжатие плутониевого сердечника, что дало толчок цепной реакции. За несколько миллионных долей секунды она ускорилась и превратилась в мощный выплеск энергии, подобный силам, которые вырабатывает солнце.

И. И. Раби, один из физиков, работавших на Манхэттенский проект, был свидетелем рождения ядерного века, наблюдая с центральной базы недалеко от эпицентра ядерного взрыва. «Вдруг возникла громадная вспышка света, ярче которой я прежде не видел или, как я полагаю, никто и никогда не видывал. Она взорвалась; она полыхнула; она пробила себе путь прямо через вас. То было нечто, что можно было видеть не только взглядом. Казалось, оно будет светить вечно. Вам хочется, чтобы оно прекратилось; это длилось в общей сложности всего две секунды. В итоге свечение уменьшилось, и мы посмотрели на место, где находилась бомба; там был громадный огненный шар, который все рос и рос, и крутился по мере своего роста; он устремился в небо, желтыми всполохами, а потом ярко?красным и зеленым цветом. Он выглядел угрожающе. Казалось, он движется навстречу.

Сейчас родилось нечто совершенно новое; новый рычаг, новое понимание человека, человека, который покорил природу».[115]

Испытательный полигон «Тринити» сегодня стал любопытной смесью торжественности и веселья. Обелиск из черной лавы обозначает это место, безлюдный клочок грязной и поросшей низкорослым кустарником степи, окаймленной далекими горами. Издалека это место смотрится как непривлекательный уголок американского Юго?Запада – в одночасье он становится живописным и запретным, своего рода «свободной зоной», где только самые закаленные поселенцы готовы поселиться в малопригодном для жизни месте. На более близком расстоянии уникальность этого места становится очевидной. Большие черно?белые фотографии испытательного взрыва и вызванного им грибовидного облака висели на сетчатом ограждении, окружающем нулевую площадку. В группе небольших строений рядом с входом продают книги о Манхэттенском проекте, а также цепочки для ключей с миниатюрными копиями бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Недавно в один из дней посещения туристы скопились около модели большой белой бомбы, покоящейся на плоской тележке в самом центре площадки. Это корпус того типа бомбы, которая была сброшена на Нагасаки 9 августа 1945 года. Этот плутониевый заряд, подобный испытанному на полигоне «Тринити» несколькими неделями ранее, был назван «Толстяк» из?за своей округлой формы. (Более продолговатая урановая бомба, сброшенная несколькими днями ранее на Хиросиму, известна под названием «Малыш».)

Сотни посетителей – некоторые приезжали из таких мест, как Флорида и Массачусетс, – бродили вокруг площадки, молча размышляя об истории, которая творилась здесь. Другим казалось, что это просто еще одно туристское место, экзотический край в нетронутой пустыне, где они могут сделать хороший снимок своих детишек, широко улыбающихся рядом с макетом атомной бомбы, перед тем как отправиться дальше в Большой каньон, Лас?Вегас и Диснейленд.

Элементарные частицы, выпущенные на свободу на испытательном полигоне «Тринити» полвека назад, омрачали жизнь Джорджа Шульца, Генри Киссинджера, Билла Перри, Сэма Нанна и Сида Дрелла. Они тогда были молодыми людьми, а Нанн еще мальчишкой, когда узнали, что атомная бомба превратила в прах большую часть Хиросимы 6 августа 1945 года.

Шульц был капитаном морской пехоты на борту войскового транспорта в Тихом океане, направлявшегося обратно в Сан?Диего, где он и его однополчане, как ожидалось, должны были сконцентрироваться для вторжения на главные Японские острова.

«Мы только что покинули порт, как получили сообщение о том, что нечто, называемое атомной бомбой, было сброшено, – вспоминал он. – Никто не имел ни малейшего понятия о том, что это было на самом деле. Но мы считали, что, ну, если об этом сообщают, то это было чем?то очень важным. А судно продолжало пыхтеть дальше. А потом мы слышим, что еще одна была сброшена, и пока мы дошли до Сан?Диего, война закончилась.

Мы все знали, что возвращаемся в Штаты на переформирование и что потом собираемся штурмом брать Японские острова. А почти все из нас так или иначе имели опыт хотя бы одной высадки на сушу, и поэтому мы можем себе представить, какой будет высадка на Японские острова, и вдруг война кончилась. Поэтому вы можете возразить, сказав, что, какой бы ни была атомная бомба, она, возможно, непосредственным образом сказалась на том, что нам не понадобилось штурмовать те острова».[116]

Билл Перри, обучавшийся инженерному делу в Технологическом институте Карнеги, ехал на трамвае домой в свое студенческое общежитие в Питтсбурге после занятий дифференциальными уравнениями, когда услышал о том, что новое оружие, атомная бомба, было сброшено на Хиросиму. Он знал: это означало, что война скоро закончится. «Главное, что нас обуревало, так это чувство облегчения», – сказал он.[117]

Он был заворожен новой бомбой. «Я получал инженерное образование вместе с другими такими же, как я. И нам было любопытно, в чем же, черт подери, заключался смысл этой новой технологии. Поэтому химики и физики пытались при помощи вычислений объяснить нам, о чем там идет речь. И конечно, на следующий день на занятиях профессора химии пытались объяснить нам, что это такое. И не потому, что они были участниками проекта, а потому, что они знали достаточно о ядерных открытиях предыдущего десятилетия и могли разобраться с тем, что произошло».[118]

Когда он узнал о взрывной мощи бомбы, то представил себе, что «она сделает войну немыслимой» и что «старые расчеты на использование войны при решении политических проблем больше не будут работать». Перри полагал, что слишком много гражданских жизней будет потеряно, слишком многое будет разрушено. Он был прав в том, что разрушительная сила ядерного оружия будет сдерживать его применение. Но он ошибался, полагая, что развитие ядерного оружия приведет к отмене войны.

Сид Дрелл был студентом Принстона. Он узнал о Хиросиме во время перерыва между занятиями в Изящном павильоне, здании физмата студгородка. Соломон Лефшец, декан факультета математики, вбежал в корпус с новостями о нападении. Лефшец, казалось, сразу же позитивно воспринял полярно противоположный эффект, который бомба будет иметь в политических и научных кругах.

«Я слышал, что они только что сбросили атомную бомбу на Хиросиму, – сообщил он Дреллу. – Надеюсь, они создали две такие бомбы и соберут всех, создавших первую, отправят их на остров и сбросят вторую на них».[119]

Генри Киссинджер услышал новость про бомбу, будучи молодым офицером сухопутных войск США в только что побежденной Германии, недалеко от его малой родины. «Я знал, что это грандиозное событие, но я был штаб?сержантом в то время, в контрразведке, а тогда, в августе 1945 года, я был баловнем судьбы, возглавлял контрразведку в немецком округе с населением примерно в 200 тысяч человек. Поэтому я в первую очередь был озабочен процессом денацификации, занимался последствиями, военным правительством. Я понимал, что это величайшее событие, но тогда я еще не был даже студентом в области внешней политики».[120]

С расстояния более 60 лет трудно оценить, как глубоко изобретение атомного оружия изменило ставку на войну и на политическую прозорливость в 1945 году. Войны с применением обычных вооружений, как правило, привлекали огромные массы сухопутных войск, будет покончено с муштрой в сухопутных сражениях, с воздушными бомбардировками и морскими баталиями. Ядерная война будет вестись в пределах нескольких часов с небольшой эскадрильей стратегических бомбардировщиков. Выброс огневой мощи был непостижимым уму. Бомба, сровнявшая с лицом земли Хиросиму, содержала в совокупности 15 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Понадобилось бы две тысячи бомбардировщиков «Б?29», рабочих лошадок американских истребителей во время Второй мировой войны, чтобы доставить аналогичный по мощности эквивалент в обычных бомбах. Колоссальная разрушительная сила перевела концепцию войны в новую и совершенно незнакомую плоскость. Десятки миллионов людей будут убиты в начальные минуты ядерной войны, миллионы других настигнет смерть от радиации.

Возможности таких разрушительных последствий потребовали необычайной сдержанности в международных делах. Обладание ядерным оружием могло бы предотвратить нападение или придать дополнительные силы дипломатии принуждения, но фактически применение этого оружия является таким отрезвляющим фактором, который может быть использован только в самых экстремальных условиях.

Пока Шульц, Киссинджер, Перри, Нанн и Дрелл достигали совершеннолетия в начальные годы атомной эры, Соединенные Штаты были охвачены противоречивыми импульсами – желанием овладеть мощью, позволяющей уничтожить цивилизацию, и нежеланием когда?либо вообще применить эту мощь. Напряженность была постоянно повторяющейся темой в карьерах этих пятерых в поисках необходимого баланса в оборонной политике их страны.

На протяжении нескольких лет после Хиросимы – гораздо меньше, нежели американские официальные лица рассчитывали, – Соединенные Штаты сохраняли ядерную монополию. Америка была единственной сверхдержавой, когда мир начал длительное восстановление после Второй мировой войны. И все же даже в течение периода обладания этой несравнимой мощью Гарри Трумэн и его администрация осознавали пределы своего ядерного потенциала. То же самое относится к кремлевскому правителю Иосифу Сталину. Ядерное оружие Вашингтона не остановило Москву от навязывания своей воли странам Восточной Европы после войны. 5 марта 1946 года, менее чем через год после капитуляции Германии, Уинстон Черчилль, британский руководитель военного времени, произнес ставшие знаменитыми слова: «По всему континенту от Щецина на Балтийском море до Триеста в Адриатическом море опустился “железный занавес”.[121]

Не смогло ядерное оружие Америки помешать Сталину установить блокаду Берлина в июне 1948 года, вынудив Соединенные Штаты, Великобританию и Францию самолетами доставлять продовольствие и другие поставки в контролируемые Западом зоны города, который находился глубоко внутри Восточной Германии. Даже будучи обеспокоенным таким развитием событий, Трумэн никогда серьезно не рассматривал применение атомного оружия для того, чтобы наказать Советский Союз за его агрессивное поведение.

Американская ядерная монополия кончилась 29 августа 1949 года, когда Советский Союз испытал свою первую атомную бомбу. Меньше чем через год после этого, 25 июня 1950 года Народная армия Северной Кореи вторглась в Южную Корею, развязав войну, в которую вскоре ввязались американские и китайские войска. Трумэн рассматривал использование атомного оружия и направил бомбардировщик с атомными бомбами на борту на Гуам в августе 1950 года. Когда его спросили на пресс?конференции несколько месяцев спустя относительно возможного применения атомного оружия, Трумэн сказал: «Имело место активное рассмотрение его применения. Я не хочу его использовать. Это ужасное оружие, и оно не должно быть применено на невинных мужчинах, женщинах и детях, которые ничего общего не имеют с этой военной агрессией. Такое случится, если оно будет использовано».[122]

Высказывание Трумэна привело к срочному приезду британского премьер?министра Клемента Эттли в Вашингтон с призывом к Трумэну не применять атомное оружие. В итоге Трумэн не стал его применять, как поступил и его преемник Дуайт Эйзенхауэр, которого избрали президентом в ноябре 1952 года. Эйзенхауэр завершил эту войну в конце 1953 года.

К тому времени Вашингтон добавил к числу своих изобретений водородные бомбы. Новая термоядерная технология, успешно испытанная в первый раз 1 ноября 1952 года, основывалась на соединении атомов, а не на их расщеплении. Кремль сравнялся в этом прорыве к новому порядку ядерных параметров 12 августа 1953 года. Эти виды оружия установили планку взрывной силы на новую непостижимую высоту. Первая американская водородная бомба имела эквивалент в 10,4 миллиона тонн тринитротолуола, примерно в 700 раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму.

Ядерная гонка вооружений стартовала. Первоначально единственным способом доставки ядерного оружия к целям, расположенным на расстоянии полпути вокруг земного шара, были тяжелые винтовые бомбардировщики, но технологические достижения в 1950?е годы положили начало высокоскоростным системам доставки. Реактивные двигатели дали старт новому поколению скоростных бомбардировщиков, включая американские «В?52». А потом пришли межконтинентальные баллистические ракеты, технология, изменившая гонку вооружений. Стало ясно, что Советский Союз освоил новую технологию, когда Москва успешно запустила в 1957 году первый искусственный спутник на земную орбиту. Хотя техника ракетостроения, требуемая для запуска спутника на орбиту, отличается от техники запуска ракет на другие континенты, запуск «Спутника?1» подстегнул страхи Вашингтона в отношении того, что Советский Союз сделал скачок вперед в военной технологии, что привело к резкому увеличению расходов на оборонные исследования.[123]

Советские и американские межконтинентальные баллистические ракеты, созданные с помощью немецких ракетостроителей, создавших ракеты «Фау?2» для нацистского режима, сократили полетное время между двумя странами с 10 часов до получаса. Уменьшение размера бомб с маленького грузовичка до холодильника сделало возможным приспособить боеголовку к наконечнику межконтинентальной ракеты. Обе страны удвоили свои ядерные арсеналы, добавив к ним атомные подводные лодки, снаряженные ракетами с боеголовками, которые могли бы быть запущены из подводного положения. Американский ядерный арсенал вырос от горстки атомных бомб сразу после Второй мировой войны до 25 540 боеголовок к 1962 году.

Казалось, нет предела изобретательности ученых и инженеров. «Выросло сообщество гениев, которых, стоит раз завести, а дальше не остановить, – сказал отставной американский многозвездный генерал. – Сотни чрезвычайно умных, изобретательных людей проявят инициативу в отношении следующей новинки, и они найдут способ вбить их в головы стратегов и конгрессменов».

Новые технологии, в свою очередь, вели военных стратегов к еще более грандиозным планам ведения войны. «Есть нечто безумное, присущее развитию всех новых видов ядерного оружия, – однажды заметил министр обороны при Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне Роберт Макнамара. – Если система срабатывает и работает хорошо, возникает такое мощное давление с многих сторон в плане закупки и размещения этого оружия, что его количество превышает все разумные требования».[124]

С высоты XXI века работа стратегов середины XX века выглядит несколько нелепой или, как сказал Джордж Шульц, «сумасшедшей». План ведения атомной войны Вашингтона в 1950?е годы предполагал, что обмен ядерными ударами с Москвой будет быстро развиваться, и что Соединенные Штаты отреагируют на советские удары подавляющим ответным ударом. Стратегия стала известна как доктрина массированного возмездия.[125] Кеннеди и Макнамара разработали более дозированную стратегию, известную как гибкое реагирование. Она была разработана в том числе и для того, чтобы дать силам НАТО в Европе возможности ведения войны без применения ядерного оружия, если они подвергнутся нападению. Макнамара позднее признал, что его усилия не принесли радикального изменения в планах Пентагона ведения глобальной войны.

Первые ядерные стратеги, такие как Герман Кан, хладнокровно участвовали в дебатах по поводу того, сколько десятков миллионов людей будет уничтожено во время первой и второй ударной волны во время конфликта и можно ли выиграть ядерную войну в общепринятом смысле этого слова. Кан, как и Киссинджер, предпочитал план ведения дозированной войны плану первого удара в тотальной войне. Однажды он сказал группе офицеров Стратегического военного командования ВВС США, силам ядерных бомбардировщиков Америки: «Господа, у вас нет плана войны, у вас есть пароксизм войны».[126]

Фред Каплан, который отслеживал работу Кана и других атомных стратегов ранней поры, описывал одно из сумасбродных предложений Кана, преследовавших цель посмеяться над военным планом военно?воздушных сил. «Кан предложил то, что он назвал «машиной Судного дня». Это будет громадный компьютер, подключенный к огромному штабелю водородных бомб. Когда компьютеру покажется, что Советский Союз совершает действие, определяемое как неприемлемое, машина автоматически подорвет все бомбы «Судного дня», покрыв всю планету радиоактивными осадками, достаточными для того, чтобы убить миллиарды людей. Вместе с инженерами Корпорации РЭНД Кан составил документ, в котором указывалась технологическая возможность такой «машины Судного дня».[127] Советский Союз фактически рассматривал нечто похожее, автоматизированную систему, получившую известность как «Мертвая рука», которая запустит советский удар возмездия без участия человека.[128] От этой идеи отказались, но Кремль разработал процедуру, в соответствии с которой военные офицеры среднего и низшего звена наделялись полномочиями давать старт ядерному удару в случае отсутствия четко выраженного одобрения руководства страны в Москве.

Пока Кан и другие вырабатывали стратегические планы, Соединенные Штаты и Советский Союз вкладывали большие средства в подземные убежища и другие программы гражданской обороны, предназначенные для защиты руководителей правительств и гражданского населения во время ядерного удара.

С оружием пришла насущная потребность в улучшении разведывательной работы в отношении вооруженных атомным оружием противников. Следующее неожиданное нападение заставит выглядеть нападение на Перл?Харбор всего лишь укусом пчелы. Вместо утраты военно?морского флота Соединенные Штаты окажутся лишенными мощи, если не будут совсем разбиты. В случае отсутствия надежной информации относительно масштабов советской угрозы Вашингтон мог бы обанкротиться из?за расходов на вооруженные силы для защиты от всех возможных угроз.

Президент Эйзенхауэр, встревоженный ростом расходов Пентагона, предупреждал о том, что Америка стоит перед опасностью превращения в гарнизонное государство, в котором потребности обороны превышают социальные потребности. Как бывший генерал Эйзенхауэр знал, что эффективный шпионаж является самым лучшим способом обеспечения мощи американских вооруженных сил для защиты от реальных, а не воображаемых угроз. Как сказал Эдвин Лэнд, изобретатель моментальной фотографии и советник Эйзенхауэра, «мы просто не можем себе позволить оборону от всех возможных угроз. Мы должны точно знать, откуда исходит угроза, и сосредоточить наши ресурсы на том направлении. Только таким образом мы выдержим холодную войну».[129]

Это был мир, который приветствовал Шульца, Киссинджера, Перри, Нанна и Дрелла, когда они направлялись в Вашингтон.

 

Глава шестая

 

Он родился любопытным от природы.

Эд Перри

 

Интерес Билла Перри к военным делам был очевиден с самого раннего возраста, когда он проводил часы за изучением книг по истории и географии в публичной библиотеке в городе Батлер, штат Пенсильвания, в рабочем городке, производящем сталь, расположенном на холмах к северо?востоку от Питтсбурга. В 1939 году, когда ему было 12 лет, он тщательно отслеживал начальные фазы Второй мировой войны, слушая радио и читая газетные сообщения. «Я до сих пор помню названия трех кораблей, которые потопили: “Граф Спи” – “Аякс”, «Эксетер» и “Ахиллес”», – сказал он с явной гордостью в 2008 году, почти через 70 лет после морского сражения в декабре 1939 года между немецким линейным крейсером, известным как «карманный линкор», и тремя британскими линкорами у берегов Уругвая.[130]

«Я очень интересовался и следил за этими событиями с огромнейшим вниманием, – сказал Перри. – Это не типично для 12–13?летнего мальчика». Или для других членов его семьи. «Я был “с приветиком”, – сказал он.[131] И действительно, Эд, старший брат Перри, вспоминает, как Билл изучал книги по географии в скромном доме семьи на улице Локаст в Батлере. «Я бы никогда не предпочел такого рода занятие в приятный летний день, – сказал Эд. – Но я не мог оторвать его от чтения.[132] Думаю, он родился, обладая любознательностью от природы. И она была направлена на весь мир, у него был широкий кругозор».

Перри родился 11 октября 1927 года в Вандергрифте, штат Пенсильвания, который, как и Батлер, был промышленным городом на северо?востоке от Питтсбурга. Он был младшим из трех детей. Его отец Эдвард, сын шахтера, работал крановщиком на местном литейном заводе. Когда Билл стал постарше, его семья переехала не очень далеко, в г. Индиана, штат Пенсильвания, а в итоге осела в Батлере. После небольшого периода работы на грузовике для доставки хлебобулочной продукции отец Билла открыл собственную булочную. Через несколько лет он вместе со своим братом Эрнестом уже управлял компанией «Братья Перри», небольшой сетью бакалейных магазинов шаговой доступности, пытаясь выжить во время Великой депрессии.

Семья была республиканской – по крайней мере, отец себя относил к Республиканской партии и пресвитерианской церкви. Брат Билла вспоминает, что их отец никогда не ходил в церковь, сказав однажды священнику, что у него есть более интересные занятия для себя по воскресеньям. «Я очень много тружусь. Я очень занят. Мне нужен отдых». На что пастор отвечал: «Эд, если ты так занят работой, то, значит, ты слишком сильно занят».

Мать Билла Мэйбл до своего замужества была школьной учительницей в городке Сьюикли, примерно в 20 километрах к северо?западу от Питтсбурга. Будучи на шесть лет старше своего мужа, она была якорем спокойствия в легко воспламеняющейся семейной обстановке. Эд Перри, брат Билла, вспоминал, что их отец, боясь, что может нанести вред одному из детей во время вспышки гнева, в большой степени передал вопросы воспитания в руки Мэйбл. «Он говорил, что не полагался на свои силы, и опасался того, что могло бы произойти, если бы он сошел с ума из?за нас, – вспоминал Эд. – И никогда не поднимал руку на нас, никогда».

Эд описывал их отца как замкнутого человека и говорил, что Мэйбл «была моим источником вдохновения и для Билла тоже».[133]

«Мама была не только его женой, но и его наставником, который, бывало, поощрял его и давал советы при решении вопросов продвижения в делах. Папа всегда зависел от матери и уважал ее мнение».[134]

Ли Перри, институтская возлюбленная Билла и его жена с 1947 года, описывала семейство Перри времен детства Билла как сплоченное и заботящееся друг о друге. «Билл, в частности, обожал и уважал свою мать, возможно, даже больше, чем отца, – говорила она. – Его отец был, может быть, немного излишне властным. Но его мать была очень заботливой».[135]

Билл и Леонилла Грин встретились в кабинете тригонометрии, когда оба учились в средней школе в Батлере. Они также вместе пели в школьном хоре и вскоре начали совместно выступать в оркестре буги?вуги, в котором играл Билл и который назывался «Клуб 2 часа». Билл играл на пианино, Ли была певицей. В их оркестре было три тромбона, три трубы и ударники. Вместе с другими участниками оркестра они по выходным забирались в грузовичок компании «Братья Перри» и ездили по ближайшим городкам выступать на танцах. «Билл и Ли могли здорово танцевать свинг», – вспоминал Эд.[136]

Ли, яркая маленькая брюнеточка, была из более либеральной, политически активной семьи Батлера, чем семья Перри. «Биллу нравилось приходить и присутствовать на некоторых наших дискуссиях. Ему нравились два моих брата, которые были очень активными во всякого рода политических делах».[137]

После японского нападения на Перл?Харбор 7 декабря 1941 года Перри решительно собрался участвовать в войне, хотя и не подходил еще по возрасту для призыва на службу. «Я хотел участвовать, – сказал он. – Мне было 14 лет, а значит, война должна была длиться еще четыре года, чтобы я смог принять в ней участие».[138]

В день своего 17?летия в 1944 году – за год до срока призыва – Перри направился в Питтсбург для того, чтобы записаться на Программу набора курсантов авиационного училища корпуса армейской авиации. Он был приведен к армейской присяге и отправлен домой для ожидания открытия курсов подготовки летчиков. Позже Перри размышлял над тем, что армия приняла его, несмотря на возраст, потому что, по всей вероятности, не планировала призывать его на действительную службу до достижения им 18 лет. Он окончил среднюю школу, в которой был научной звездой и учителя которой были уже не в состоянии дать ему что?то большее в научном плане, и поступил в Технологический институт Карнеги в Питтсбурге.

В начале 1945 года программа подготовки курсантов военно?воздушного училища была прекращена, и Перри получил сообщение о почетном увольнении. Война все еще продолжалась, и Перри немедленно записался добровольцем в военно?морскую авиацию и был направлен в Филадельфию для призыва на учебные сборы. Ему все еще не было полных 18 лет. К его удивлению и огромному разочарованию, он не прошел по физической подготовке из?за постоянно повышенного кровяного давления. После полутора лет обучения в Технологическом институте Карнеги он записался в инженерные войска. К тому времени ему уже исполнилось 18 лет, и война закончилась.

Перри и его инженерная рота были направлены морем в Японию для оказания помощи в восстановлении разрушенного. Когда он прибыл в Наха, административный центр Окинавы, то был поражен степенью разрушения после жестокого сражения на острове весной 1945 года. «Вы бы никогда не поверили в такое, если бы сами не увидели это, – сказал он. – Город размером с Сан?Хосе, и ни одного уцелевшего здания».[139]

Когда его командировка в Японию завершилась, на пути домой Перри остановился в Северной Калифорнии. Он был поражен мягким климатом и западным пейзажем, поэтому через год?другой решил перебраться из Технологического института Карнеги в Стэнфорд. Билл и Ли поженились перед импровизированным алтарем в Зеленой гостиной на авеню Орхидей в Батлере 29 декабря 1947 года. На следующее лето они уехали в Калифорнию, и он поступил в Стэнфордский университет той же осенью. К 1952 году у них было четверо детей, включая девочек?двойняшек.

После окончания Стэнфорда в 1949 году и получения степени магистра математики там же через год Перри девять месяцев изучал математику в университете Айдахо в Москве, штат Айдахо. Потом семья отправилась в Сиэттл, где Билл устроился на работу во время летних каникул в компанию «Боинг» для участия в программе разработки все еще секретного бомбардировщика «В?52». Осенью Перри поездом отправился обратно на Восточное побережье. В сентябре 1951 года Билл, собиравшийся стать профессором математики, записался на курс докторантуры по математике в Университете штата Пенсильвания в городке Стейт?Колледж, немногим более 160 км от Батлера.

Привлекательность Университета штата Пенсильвания заключалась частично в финансовой стороне. Дополнительно к получаемой им помощи на обучение Перри работал на полставки в фирме «Хэллер, Рэймонд и Браун», мозговом тресте Стейт?Колледжа, который занимался аналитическими исследованиями по вопросам обороны. Джон Лютер Мак?Лукас, который позднее стал директором Управления национальной разведки США и заместителем министра обороны по ВВС, являлся техническим директором фирмы, когда в ней работал Перри.

Работа в фирме «Хэллер, Рэймонд и Браун» – в качестве руководителя программы исследования для Службы связи сухопутных войск – привила Перри серьезный вкус к деятельности в сфере обороны. Он был увлечен ею. «Мне она показалась очень интересной, – сказал Перри. – И я с ней справлялся».[140] Она ему так понравилась, что в возрасте 26 лет, почти заканчивая программу докторантуры в 1954 году, он отказался от своих амбиций стать преподавателем математики и принял предложение работать от «Сильвании электроник» в Калифорнии. Электронная компания, стремящаяся расширить свой бизнес в сфере обороны, открывала новую электронную лабораторию в Маунтин?Вью, недалеко от Стэнфорда, для работы на сухопутные войска. Вскоре семья Перри оказалась вновь в поезде, направлявшемся в Калифорнию, а у Билла было новое назначение переломного характера.

 

Сидней Дэвид Дрелл родился в г. Атлантик?Сити, штат Нью?Джерси, 13 сентября 1926 года. Его отец Тулли эмигрировал из Украины в Соединенные Штаты за 14 лет до этого, жил в Филадельфии и учился в Университете штата Пенсильвания, где получил степень фармацевта. Ко времени рождения Сида он работал фармацевтом в компании «Надежная фармация», и в районной аптеке Атлантик?Сити. Мать Сида, Роза Уайт, переехала в Америку из России со своей семьей примерно в 1905 году. Она училась в Университете Темпл в Филадельфии и начала работать школьным учителем. Роза и Тулли встретились в Филадельфии и поженились в 1920 году в Атлантик?Сити, где отец Розы имел вполне успешный бизнес скобяных изделий.

Двухэтажный деревянный дом Дреллов находился на авеню Южная Виктория, рядом с Ориентал?авеню и недалеко от набережной. «Я всегда думал, что родился на Ориентал?авеню, потому что она была на доске в «Монополии», – сказал Дрелл. – Это было время Великой депрессии. Мы никогда не голодали и не испытывали особой нужды. Но это была жизнь без деликатесов – типичная жизнь иммигрантской семьи. Главное, что было на первом месте, – это образование. Моя сестра и я должны были пойти в вуз, несмотря ни на что».[141]

Тулли Дрелл читал книги запоем и передал эту привычку своему сыну и дочери, Тее. В доме было полно книг. «Мой отец никогда не был хорошим бизнесменом, – вспоминал Дрелл. – Для моего отца жить значило читать Платона, Аристотеля, Эмерсона, Сантаяна – он прочитал все книги в доме. …Он уходил в себя, я имею в виду, когда он читал или играл в шахматы. Но ему надо было зарабатывать на жизнь». Сиду особенно нравились Конрад и Диккенс, он влюбился в поэзию. «У меня был замечательный учитель в средней школе в Атлантик?Сити, человек по имени Кларенс Дайк. Я помню его потому, что он познакомил меня с Вордсвортом, Шелли, Байроном, Китсом, мировой поэзией, которую мой отец тоже любил».

Математика была самым любимым предметом Сида в школе. Пока остальные ученики сражались с алгеброй и тригонометрией, Дрелл изучал дополнительный курс, который не входил в программу обучения его одноклассников, о том, как пользоваться логарифмической линейкой. Ему также нравилась латынь. Он научился играть на скрипке – он до сих пор получает удовольствие от исполнения камерной музыки – и вместе с друзьями детства раскатывал на роликах и велосипеде по улицам Атлантик?Сити, а также играл в баскетбол во дворах. У семьи никогда не было машины. Его родители были евреями, но не верующими. «Мой отец был против этого», – говорил он, и семья не ходила в синагогу. За полгода до 13?летия Сида его отец немного смягчился, пообещав своему отцу, что Сид пройдет еврейскую религиозную процедуру совершеннолетия бар?мицва. «Это означало многое для моего деда, – сказал Сид. – Поэтому они нашли реформатора?раввина. Я никогда не знал того, что говорил. Я никогда не знал того, что проделал. Знаю, что я совершил ошибку, потому что кто?то в синагоге исправил меня, когда я говорил что?то, и в довершение всего мой дедушка умер за две недели до моего 13?летия».

По мере углубления его интереса к математике и литературе Дрелл сообразил, что сможет в вузе сконцентрировать все свое внимание на физике и античной литературе. «Мне нравилась математика, но мне не нравилась чистая математика ради математики, – вспоминал он. – Мне нравилось ее приложение к проблемам, чтобы я мог иметь понятие о том, что происходит вокруг меня».

Как математический талант и первый ученик Дрелл естественным образом поступил бы в Университет Пенсильвании, главный вуз в те дни для лучших учащихся средней школы Атлантик?Сити. Гарвард казался за пределами его мира. «Никогда я не заглядывал так далеко в своих мечтах, – говорил он. – Я бывал однажды в Нью?Йорке и ездил в Филадельфию раз в год. Во время школьной поездки я побывал в долине Вэлли Фордж. Вот места, в которых я побывал, живя в Атлантик?Сити. …Вашингтон, округ Колумбия, Бостон – они были вне досягаемости».

Он остановился на Принстонском университете, еще загодя считая его наиболее предпочтительным вариантом. «В выпускном классе я много читал об этом парне, Эйнштейне», – сказал он.[142] Дрелл полагал, что знаменитый математический физик был профессором Принстонского университета, не понимая, что положение Эйнштейна в Институте перспективных исследований приводило его в Принстон, но не непосредственно в университет. «Это выглядело великолепно, поэтому я сказал: а почему бы и мне не подать заявление?»

И он подал и был принят – в возрасте 16 лет. Всего через несколько дней после того, как он распаковал свои вещи в Принстоне в июле 1943 года, Дреллу сообщили, что его отца срочно отправили в больницу в Атлантик?Сити с кровоточащей язвой. Тяжелые послеоперационные осложнения привели к удалению одного легкого у Тулли и долгому периоду выздоровления, в результате чего он прекратил свою работу фармацевтом. Через месяц после приезда в Принстон, оказавшись без финансовой поддержки, Дрелл вынужден был обратиться за стипендией и искать работу на неполный рабочий день для того, чтобы продолжить обучение в колледже. Он работал официантом, грузчиком, занимался репетиторством и работал на парковках вокруг стадиона Палмер во время домашних игр в американский футбол, возобновившихся после войны. Война притушила блеск Принстона, что позволило Дреллу легче в него вписаться. Шикарные университетские кафе были закрыты или превратились в обычные столовые в колледжах, консервативно?старомодный, интимный стиль принстонской жизни стал менее бросающимся в глаза. И все же Дрелл, умный еврей в толстых очках из Атлантик?Сити не очень?то вписывался в тот классический принстонский стиль. По большей части он находил, однако, свою собственную нишу и провел интеллектуально загруженное и достаточно приятное время для себя лично, выбрав физику в качестве профилирующего предмета. «Всегда встречались какие?то учащиеся частных подготовительных школ, которые смотрели на меня, как на иностранца, – вспоминал он. – Ничего страшного».

Дрелл также пристрастился к принстонской музыкальной сцене, став первой скрипкой в студенческом оркестре. «Большим открытием во время моей учебы на старшем курсе стал приезд старого будапештского квартета в Принстон, который играл бетховенский цикл. К тому времени у меня уже было что?то в голове, и я пошел на концерт. Я был в неописуемом восторге. То был мир, о котором я не имел ни малейшего представления. С этого момента я стал серьезно относиться к скрипке».

В начале 1945 года Дрелл столкнулся с собственной медицинской проблемой, когда у него случилась перфорация отростка слепой кишки, приведшая к острому перитониту. Пока он был в больнице, ему прислали повестку с призывом на воинскую службу. Ко времени полного выздоровления Дрелла война в Европе заканчивалась. Он записался на занятия в летний семестр в Принстоне, чтобы наверстать пропущенное, рассчитывая на то, что его призовут осенью. Война резко окончилась тем летом после бомбежки Хиросимы и Нагасаки.

Занимаясь физикой, Дрелл знал, что многие ведущие физики университета отсутствовали на территории студенческого городка, но не знал, что они работали над Манхэттенским проектом, секретным проектом по созданию атомной бомбы. «Я не имел ни малейшего представления, почему все физики отсутствовали, когда я был на последнем курсе, и чем они занимались, – говорил он. – Я никогда не слышал слова расщепление». Одним из физиков был Джон Уилер, специалист в вопросах расщепления атомного ядра, работавший на секретном правительственном реакторном комплексе в Хэнфорде, штат Вашингтон, где производили плутоний для Манхэттэнского проекта. Уилер, вернувшись в Принстон после окончания войны, стал его руководителем во время защиты диплома. К последнему курсу Дрелл осознал, что его страсть к математике и физике лучше всего реализовать, занимаясь теоретической физикой. Он говорил: «Я был никаким в лаборатории. Когда я занимался лабораторными исследованиями по физике или химии, то не получал никакого удовлетворения. И делал это не так чтобы очень хорошо. У меня ломались предметы».

Дрелл защищался по теории радиационного затухания, одной из областей теории элементарных частиц. В то время ряд однокурсников по Принстонскому университету, включая Ричарда Фейнмана, выпускника и протеже Уилера, который позже получил Нобелевскую премию по физике, работали над теорией элементарных частиц. В июне 1946 года в возрасте 19 лет всего лишь после трех лет учебы Дрелл окончил Принстонский университет с отличием. Его следующим этапом стала аспирантура в Университете штата Иллинойс в Урбане?Шампейн. Его могли бы оставить и в Принстоне, но он не мог себе этого позволить, а Университет Иллинойса предложил ему должность ассистента?преподавателя на неполную ставку, которая покрывала его расходы по учебе в аспирантуре. Все еще не очень?то знакомый с миром за пределами штата Нью?Джерси и восточной части Пенсильвании, Дрелл по ошибке купил билет в Урбану, штат Огайо, в 40 км к западу от Колумбуса. Он понял свою ошибку еще до того, как стал паковать свои вещи для первой поездки на Средний Запад.

Хотя Университету штата Иллинойс недоставало международного престижа Принстонского университета, факультет физики там был в числе лучших. Дрелл быстро нашел вдохновляющего наставника в Сиднее Дэнкоффе, физике?теоретике и бывшем студенте Калифорнийского университета в Беркли у Роберта Оппегеймера, который возглавлял Манхэттенский проект. Дэнкофф работал во время войны в Металлургической лаборатории Чикагского университета, где Энрико Ферми и его коллеги в 1942 году построили первый в мире атомный реактор и запустили первую успешную самоподдерживающуюся цепную реакцию в подвалах под трибунами университетского футбольного стадиона «Стэгг Филд». «Он был умнейшим и чудеснейшим человеком, а его опыт работы с Сидом Дэнкоффом был просто великолепен», – говорил Дрелл.[143]

Однажды в воскресенье коллега?аспирант остановился в месте, где проживал Дрелл, чтобы пригласить его выпить пива в однокомнатной квартире, в которой несколько девушек?аспиранток вечером устраивали вечеринку. «Я сказал: «Отвали. Я пытаюсь закончить диплом». Но он так ныл, что я пошел с ним. Мы захватили с собой пакет бобов в желе и отправились пить пиво». Вот так Сидни Дрелл встретился с Гарриэт Стейнбэк, умненькой, жизнерадостной и строгой аспиранткой немецкой литературы, выпускницей женского колледжа Уэллсли, которая была родом из пригорода Минтер?Сити, штат Миссисипи. Ее отец Фрэнк занимался выращиванием хлопка, а мать, которую также звали Гарриэт, приехала из Среднего Запада, хотя была уроженкой Северо?Востока.

После года работы в качестве научного сотрудника с ученой степенью в Урбана?Шампани Дрелл несколько месяцев занимался теоретической физикой в правительственном атомном комплексе в Оак Ридже, штат Теннесси, затем в сентябре 1950 года отправился в Стэнфорд в качестве преподавателя на факультете физики. Едва он успел устроиться, как Джон Уилер пригласил его работать над секретным проектом – разработкой водородной бомбы. Дрелл сомневался. «Я решил, что я буду заниматься наукой», – говорил он. Он поддерживал контакт с Гарриэт. После получения степени магистра в Иллинойсе она вернулась в Миссисипи, потом устроилась на работу в Вашингтоне, округ Колумбия, в Службе безопасности сухопутных войск, используя русский язык, который учила в Уэллси и Университете Иллинойса. Они, бывало, встречались вместе в Вашингтоне, когда Дрелл ездил на Восточное побережье на заседания Американского физического общества.

В 1952 году Дрелл решил прервать свое назначение сроком на три года в Стэнфорде и перебраться в Мичиганский технологический институт для участия в работе по самым современным программам в стране в области физики. Он женился на Гарриэт в марте 1952 года в Минтер?Сити. Это было самым невероятным слиянием Севера и Юга. «Мои родители предпочли бы, чтобы я вышла замуж за христианина», – вспоминала она со смехом в 2009 году.[144] Персис Дрелл – их старшая дочь – сказала как?то: «Я представляю себе их свадьбу в гостиной родителей моей мамы с родителями моего отца, моей мамой в красном свадебном платье, выходящей замуж за еврея в маленьком городке в Миссисипи. Абзац!»[145]

Следующие четыре года работы в Кембридже дали возможность Дреллу встретиться с некоторыми восходящими звездами этой области, в том числе с рядом будущих лауреатов Нобелевской премии, и Бадом Уилоном, который поступил в аспирантуру МТИ после окончания Стэнфордского университета. Марвин «Мерф» Голдберг, еще один аспирант МТИ и партнер Дрелла, впоследствии стал президентом Калифорнийского технологического института. Несколько раз в неделю Дрелл и Голдберг автостопом добирались с Уилоном по дороге вдоль реки Чарльз до Гарварда, чтобы поприсутствовать на лекциях по квантовой электродинамике, которые читал Джулиан Швингер, бывший помощник Роберта Оппенгеймера в Университете в Беркли.[146]

Дрелл считал, что взял курс на университетскую карьеру как теоретический физик. Он им и был, но только частично. Приглашение Джона Уилера работать над проектом по водородной бомбе оказалось первым из множества возможностей оказывать содействие правительству по вопросам обороны. В скором времени Дрелл стал проводить много времени в Вашингтоне, имея дело с самыми секретными программами страны в области национальной безопасности.

 

Глава седьмая

 

Каждый день я считал, что это мой последний день жизни на Земле.

Билл Перри

 

Разработка баллистических ракет в 1950?е годы открыла новую постоянно изменяющуюся фазу холодной войны, которая свела Дрелла и Перри в одном общем деле, связанном с оказанием помощи Вашингтону в определении и измерении советской ракетной угрозы.

Создание межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) сделало перспективу неожиданного ядерного нападения ужасающе возможной. Океаны, природные барьеры для военного нападения на Америку, не давали защиты против ракет. Соединенные Штаты могли бы отбить атаку советских бомбардировщиков, которые многие часы находились бы в воздухе до того, как достичь американского воздушного пространства. Но время для оповещения при ракетной атаке, если таковое возможно, составило бы менее 30 минут.

Никакая другая угроза холодной войны не была так опасна и не носила такой дестабилизирующий характер. Межконтинентальные ракеты фактически ликвидировали лимит погрешности в деле поддержания баланса сил ядерного устрашения. Для президента Дуайта Д. Эйзенхауэра, стремившегося поддерживать американскую военную мощь, стараясь контролировать расходы на оборону, советская ракетная угроза была вдвойне мучительна. Когда русские, как оказалось, стали быстро продвигаться в ракетной технологии, Эйзенхауэр подвергался испепеляющим нападкам за то, что допустил отставание Соединенных Штатов в ракетной гонке. Демократы и консервативные республиканцы нападали на него за «ракетный разрыв». Джон Кеннеди пришел к победе на президентских выборах в 1960 году, используя «ракетный разрыв» в качестве одного из ходов кампании против вице?президента Ричарда Никсона.

Несмотря на шумиху, ограниченные возможности разведки Соединенных Штатов по поводу советских ракет давали неоднозначный результат. Такого же рода обвинения в отношении «разрыва в бомбардировщиках» были подвергнуты сомнению в 1956–1957 годах, когда приступил к работе самолет?шпион «У?2».[147] Необычный самолет, созданный и действовавший секретно в ЦРУ, проникал глубоко в советское воздушное пространство вне зоны действия советских противосамолетных ракет, поскольку он летел на высоте более двух километров. Камеры на борту «У?2» делали фотоснимки советских авиационных баз, показавшие гораздо меньшее количество бомбардировщиков, чем считалось ранее.

Был ли «ракетный разрыв» еще одним миражем? Точный ответ очень многое значил для американской безопасности. Он требовал надежной информации разведки по большому кругу вопросов, включая количество советских ракет, радиус и точность их действия, размещение ракетных баз и прогресс в ракетной технологии с течением времени. Сбор разведданных, в свою очередь, зависел от развития новых шпионских технологий, которые могли бы позволить Соединенным Штатам фактически проникать глубоко на советскую территорию для того, чтобы выкрасть самые ценные секреты Кремля.

Ученые и инженеры типа Дрелла и Перри отдавали весь свой опыт работе над изобретением и совершенствованием именно таких шпионских систем. 1950?е и 1960?е годы были временем, когда американские ученые, работавшие в тандеме с промышленностью и правительством, открывали новые границы в военной и разведывательной технологии. Во время работы администрации Эйзенхауэра, 1953–1961 годы, Соединенные Штаты разработали атомные подводные лодки и авианосцы, межконтинентальные ракеты, ядерные боеголовки, достаточно небольшого размера и веса, чтобы их можно было размещать на ракетах, а также спутники?шпионы, которые могли заглядывать в Советский Союз из космоса.

Вскоре после возвращения семьи Перри из Университета штата Пенсильвания в 1954 году в Калифорнию Билла привлекли к работе над загадкой с советскими ракетами. Его профессиональные знания очень скоро стали очевидными.

«Билл очень прагматичный человек, – сказал Пол Камински, тесно работавший с Перри на протяжении многих лет и содействовавший получению Пентагоном систем новых вооружений во времена администрации Клинтона. – Когда перед ним ставят задачу, он всегда изучает ее с самой верхушки и препарирует ее на основные части. Многие могут решать задачи из учебников, но некоторые из задачек реальной жизни, с которыми приходится иметь дело, поставлены некорректно. А Билл очень хорошо справляется с некорректно поставленными задачами и доходит до коренной сути проблемы, а потом смотрит, может ли он извлечь из проблемы корневой элемент и найти решение…»[148]

Калифорнийской базой для Перри была Лаборатория электроники оборонного назначения «Сильвания» в г. Саннивейл, основы того, что впоследствии станет известно как Силиконовая долина. Лаборатория, которую еще коротко называли ЛЭОН, размещалась в одноэтажных зданиях, в том числе и центральная лаборатория электроники, окруженная фруктовыми садами. «Сильвания», как и ряд других электронных компаний, организовала цех недалеко от Пало?Альто в начальный период холодной войны, чтобы получить доступ и использовать исследования в Стэнфордском университете.[149] Университет ускоренными темпами создавал одну из лучших школ инженерной мысли, а его профессура и студенты создавали в этом районе компании и лаборатории, которые получали выгоду от новых технологий, разработанных в Стэнфорде. Исследования, связанные с обороной, являлись их естественной составной частью.

Перри, выходец из восточной части Соединенных Штатов, носивший бабочку, казалось, не совсем подходил для неформальной культуры и монотонного инженерного труда в ЛЭОН, но у него был талант к тому, чтобы совершать концептуальные прорывы, открывавшие новые технологические горизонты, и внедрять уверенный спокойный стиль руководства, заслуживший уважение его коллег. Лью Франклин, инженер?электрик, работавший с Перри в ЛЭОН, говорил, что «редко бывает, когда математик завоевывает уважение в качестве инженера со стороны инженеров».[150]

Перри, по своим собственным оценкам, привносил «рассудочный подход» к электронике.[151] «Спросите как?нибудь Лью, как ловко я умею ремонтировать телевизоры», – шутил он.

В течение первых лет ракетной гонки с Кремлем советские ракеты первых поколений направлялись к цели по радиосигналам. Первоначальное задание от сухопутных войск для ЛЭОН было разработать электронное оборудование, которое создавало бы помехи советским наводящим системам, сбивая русские ракеты с курса.

Перри резонно размышлял, что разработка противодействия будет бесполезной до тех пор, пока сухопутные войска (и если цепочку распространять далее, то надо назвать и ЛЭОН) не поймут тонкостей советской наводящей системы. Проще говоря, нельзя нанести поражение советской системе до тех пор, пока не поймешь, как она работает. А чтобы добиться этого понимания, с точки зрения Перри, необходимо изобрести технологии сбора разведданных, которые смогли бы улавливать сигналы управления системой наведения советских ракет во время испытательных полетов, когда ракеты проносятся по небу к намеченным целям. Поскольку у Соединенных Штатов не было доступа к местам расположения запуска советских ракет и к зонам их конечного полета, сбор информации должен был проводиться с отдаленных площадок. Лучше всего для этих целей подходили территории американских союзников Турции и Ирана, расположенные ближе всего к советским базам испытания ракет недалеко от Черного и Каспийского морей. Посты электронного прослушивания в этих странах давали возможность эффективно отслеживать путь движения советских ракет на предельных параметрах траектории их полета.

Когда ЛЭОН и сухопутные войска приступили к работе, они узнали, что советские ракеты передавали по радио также поток информации, или телеметрии на советские наземные станции во время запуска и всего полета. Эти данные отслеживали рабочие характеристики ракет – скорость, дальность и гладкость полета. Данные освещали десятки параметров, включая тягу ракетного двигателя, набор скорости, скорость, выключение двигателя, работу системы наведения, уровень расхода топлива, отделение боеголовки и т. п. Если Соединенные Штаты смогли бы перехватить радиосигналы с телеметрией и разбить на составные части, демодулировать, или перенастроить ее, как сказали бы инженеры, Вашингтон знал бы о советских ракетах почти столько, сколько сами советские ракетостроители.

Перри видел потенциальный выигрыш для ЛЭОН и в более широком смысле для американской системы безопасности. Сбор разведданных был ключом прежде всего к перехвату и дешифровке телеметрии ракетных испытаний, а затем к перехвату широкого круга информации о развитии советских вооружений. Он активизировал усилия для переключения работы Лаборатории с разработки ответных мер на советские ракеты на создание систем сбора разведывательной информации. Он добился успеха, молниеносно заняв пост высшего руководства в ЛЭОН и встав в передовые ряды поставщиков на нужды обороны страны.

Первым препятствием, которое ЛЭОН надо было преодолеть, так это понять смысл радиосигналов с испытаний советских ракет. Сухопутные войска США открыли посты «прослушки» в Синопе и Самсуне, на черноморском побережье Турции. Первые радиоприемники, направленные в Синоп, улавливали сигналы из Капустина Яра, советской южной ракетной базы, используемой для испытаний ракет ближней и средней дальности, но сигналы не удалось демодулировать. Это было похоже на преобразование амплитудно?модулированной радиоволны в частотно?модулированную. Лаборатория реактивных двигателей в Пасадене, штат Калифорния, в которой разрабатывалась система телеметрии для НАСА, предоставила приемники, настроенные на сбор радиосигналов типа частотно?модулированных, или ЧМ, которые Соединенные Штаты использовали для своей телеметрии.

У Билла Перри было предположение: возможно, русские используют фазово?импульсную модуляцию, или ФИМ, которая может быть уловлена совсем иными радиоприемниками или магнитофонами. Новый комплект приемников был отправлен в Синоп. Они заработали, сделав возможным улавливание и дешифровку советских радиопередач.

ЛЭОН установила еще один пост «прослушки» для сухопутных войск на острове Шемя на Алеутских островах, в более чем 2300 км к юго?западу от Анкориджа, Аляска. Оттуда радиоприемники могли настраиваться на передачи телеметрии советскими межконтинентальными ракетами на финальной стадии полета, когда боевая часть с инертным снаряжением приземлялась в месте расположения цели на полуострове Камчатка. Для преодоления кривизны земного шара, которая ограничивает дальность прослушивания расположенными на земле постами, ЛЭОН разработала подслушивающие системы, которые размещались на борту самолетов, вылетающих из Турции и Пакистана. С высоты полета в 6–12 тысяч метров самолеты выходили на траектории советских испытаний, что расширяло доступ к более полному объему телеметрических данных.

Стремясь понять всю советскую телеметрию, Агентство национальной безопасности (АНБ), разведывательная организация, в первую очередь отвечающая за перехват сигналов связи, набрала небольшую группу ученых и инженеров, не входивших в систему правительственных учреждений, в том числе Билла Перри, для изучения данных о ракетах. Группу назвали Комитетом по анализу телеметрии и сигналов. (Некоторые члены группы, включая Перри, еще раньше были привлечены ЦРУ и военно?воздушными силами для изучения каждой новой порции фотоснимков, сделанных высотным самолетом?шпионом «У?2». Напряженные 4?дневные вспышки активности, связанные со сделанными «У?2» фотографиями, назывались «выступлениями?импровизациями джаз?оркестра».)

Перехваченная советская телеметрия, полученная группой анализа радиосигналов, пересылалась в ЛЭОН и три другие оборонные организации для дешифровки и изучения. Бад Уилон, работавший над проектом, говорил, что расшифровка загадки с русской информацией была «одним из величайших прорывов в технической разведке».[152]

Он сравнивал сотрудничество группы ученых с составлением картинки?загадки «пазл». «Это было очень похоже на семью на отдыхе в День благодарения, когда они достают и собирают картинку из отдельных кусочков. Один человек ставит один кусочек на место, а потом кто?то еще добавляет другой кусочек, и вскоре вся картинка начинает проявляться».

По общему мнению, это была трудоемкая, но стимулирующая работа для ученых и инженеров, с каждым новым открытием следовало дальнейшее, что в итоге давало политикам в Вашингтоне детальную картину прогресса советского ракетного инженерного дела. В то время, когда Вашингтон опасался советского внезапного ядерного удара, полученная информация показывала сильные и слабые стороны русской ракетной программы. Это давало возможность Эйзенхауэру делать более взвешенные оценки относительно советской угрозы.

Перри руководил командой ЛЭОН, он и Ли периодически устраивали обеды для представителей других групп в своем доме в Пало?Альто. Стиль руководства Перри произвел впечатление на Уилона. Они учились в Стэнфорде в одно и то же время в конце 1940?х годов – у Перри профилирующей была математика, Уилон специализировался на физике, – но в студенческие годы они не встречались. По мнению Уилона, Перри необычайно хорошо умел выявлять самые лучшие черты своих коллег.

«Было просто очевидно, что у Билла имелся своего рода гаситель колебаний и рассудительная мудрость, – говорил Уилон. – Он был в самом центре работы над этими исследованиями, и он всегда поощрял тех, кто был у него в подчинении, не брал все себе в заслугу, но стремился, чтобы все шло так, как ему надо, пытаясь установить подлинную истину, не зацикливаясь на деталях».

Перри провел лето 1958 года в Вашингтоне, изучая снимки, сделанные с советских ракетных установок «У?2». «Единственные, с кем разрешалось работать вместе, были фотодешифровщики, которые не имели ни малейшего понятия о ракетах и электронике, – рассказывал он. – Меня спрашивали, приеду ли я снова летом и буду ли работать с этими дешифровщиками аэроснимков, чтобы понять какой?то технический смысл из того, что они видят».[153]

Очень подробный доклад Перри явился результатом работы по советским ракетам того времени. Занимаясь телеметрией и изучением фотографий, сделанных «У?2», бывший математик превратился в одного из ведущих специалистов по советским ракетам.

Вскоре он снова приехал в Вашингтон по другому секретному делу о ракетах. В 1960 году Аллен Даллес, директор Центрального разведывательного управления, назначил рабочую группу для оценки бурного спора о новой советской ракете. Перспектива того, что русские создали новую мощную твердотопливную МБР, способную нести сверхмощную боеголовку, подогрела страхи по поводу того, что американской безопасности действительно угрожает «ракетный разрыв».

При том что военно?воздушные силы и военно?морской флот требуют дополнительного финансирования на свои ракетные программы с учетом появления новой советской ракеты, а ЦРУ и сухопутные войска скептически настроены относительно этого нового оружия, Даллес попросил Лоуренса Пэта Хайланда, президента компании «Хьюз Эйркрафт» возглавить группу экспертов по вопросам обороны для определения правоты одного и другого лагеря. Хайланд пригласил Перри и Уилона присоединиться к этой группе. Им обоим было по 32 года, настоящие новички по сравнению с высокопоставленными офицерами в составе группы. Но Перри и Уилон были экспертами по советским ракетам в отличие от других ее членов. «Мы были двумя мальчиками, которые хоть что?то знали», – сказал Уилон.[154]

«Я имею в виду, что это была действительно острая тема, – вспоминал Уилон. – Страсти накалились, репутация людей была поставлена на карту, люди страшно рисковали. …Я был поражен рассудительностью Перри в плане сбора фактов таким способом, как это делает хороший юрист, а потом он выкладывает их и отстаивает. Тут не было ни капли самоуверенности, зачастую присущей «свадебным генералам», которые появляются в Вашингтоне и утверждают, что являются большими спецами. Он вникал в суть проблемы и фактически выработал доводы, которые Хайланд и другие «старички» могли одобрить и потом отстаивать».

Вывод: ЦРУ и сухопутные войска были правы, новая ракета не была исполином. «В отличие от большинства рабочих групп эта группа пришла к недвусмысленному и единодушному заключению», – вспоминал несколькими годами позднее Перри.[155] Доклад внес свою лепту в понимание в Вашингтоне того, что, по сути, нет никакой пропасти между США и Советским Союзом. Если уж на то пошло, у Соединенных Штатов была более передовая ракетная программа. Ограниченные рамки советской ракетной угрозы были определенным образом подтверждены снимками советских ракетных баз, которые сделал первый американский разведывательный спутник в 1960 г. и начале 1961 года. После того как в 1961 году президент Кеннеди и министр обороны Макнамара были проинформированы о результатах, Макнамара сообщил корреспондентам о том, что не было никакой ракетной пропасти, и проблема вскоре потеряла свою остроту. «Соединенные Штаты способны планировать свои оборонные программы, опираясь на факты, а не на фантазии», – сказал Перри.

По инициативе Уилона Перри был снова брошен на ракетные проблемы во время кубинского ракетного кризиса 1962 года. К тому времени Уилон был заместителем директора ЦРУ, возглавляя его научно?исследовательские операции, включая спутники фоторазведки первого поколения. Когда части советских ракет были впервые замечены на Кубе на фотографиях, сделанных самолетом «У?2», Уилон был немедленно вовлечен в разбирательства вокруг этого кризиса, чтобы давать постоянные оценки разведданных в отношении ракетной угрозы.

13?дневный кризис подвел Вашингтон и Москву опасно близко к военному конфликту, который мог бы быстро превратиться в обмен ядерными ударами. Президент Кеннеди рассматривал ввоз советских ракет на Кубу как неприемлемую угрозу. В то время он еще не знал, что советские ядерные боеголовки также были секретно доставлены на Кубу, но понимал, что за прибытием ракет могут последовать боеголовки. Его ультиматум Кремлю с требованием вывоза ракет и приказ заблокировать дальнейшую транспортировку ракет морем, в случае необходимости с применением силы, довели кризис до точки кипения.

Будучи председателем Комитета по разведке управляемых ракет и астронавтики, Уилон курировал ночные аналитические бдения по поводу новых разведданных о советских ракетах, которые поступали в Вашингтон ежедневно. Он вместе с наилучшим американским фотодешифровщиком Артуром Ландалом каждое утро информировали президента Кеннеди о результатах своих наблюдений.

Перри был в срочном порядке вызван на помощь в Вашингтон. «Мне позвонили и попросили вернуться в Вашингтон, чтобы дать кое?какие советы, – вспоминал он. – Я ответил: «Прекрасно, я внесу коррективы в свои планы и вернусь на следующей неделе». А они сказали: «Нет, вы не понимаете. Мы хотим, чтобы вы приехали прямо сейчас». Поэтому я вылетел вечерним рейсом в Вашингтон. На следующее утро меня отвезли в аналитическую лабораторию. Я был поражен, увидев снимки советских ядерных ракет, размещенных на Кубе».[156]

Для Перри мирное разрешение ракетного кризиса оставило непреходящее ощущение того, что ядерная война зависела от одного неверного шага. «Каждый день я считал, что это мой последний день жизни на Земле», – сказал он.

 

Знакомство Дрелла с советской ядерной угрозой – и с оборонной технологией всего мира – также началось в Калифорнии. Проработав четыре года в качестве младшего преподавателя МТИ, Дрелл вернулся в Стэнфорд в 1956 году доцентом, снова на запад, привлеченный возможностью совместной работы с Вольфгангом К. Г. Панофским, еще одной звездой на небосклоне физики, который сам недавно перебрался в Стэнфорд из Беркли. Основным делом Панофского в Стэнфордском университете была разработка, создание и работа с мощным расщепителем атомов, линейным ускорителем в три с лишним километра длиной, который использовал мощные лучи электронов, чтобы устанавливать границы исследования по физике элементарных частиц.

Дрелл вскоре сдружился с Панофским, миниатюрным человеком с мощным интеллектом, известным для своих друзей и коллег как Пиф. Эти двое стали партнерами по физическим исследованиям и правительственной службе, как, впрочем, и близкими друзьями. Дрелл часто относится к Панофскому как к одному из своих героев, как и к Хансу Бете, еще одному ученому?ядерщику. В Панофском Дрелл нашел наставника, который помог ему разобраться в мире теоретической физики и познакомил его с областью контроля над вооружениями и научного консультирования на высоком правительственном уровне. По прошествии времени Дрелл стал первым помощником Панофского в Стэнфордском центре линейного ускорителя (СЦЛУ) и руководителем теоретической группы СЦЛУ.

«С самого начала, когда СЦЛУ был не более чем «Проект М», который размещался на складе университетского городка в Стэнфорде, Сид оставил более знакомый и удобный мир профессуры и бросился в авантюру с созданием совершенно новой лаборатории», – вспоминал в 1998 году Джеймс Бьёркен, студент Дрелла и его соратник, когда Дрелл оставил лабораторию.[157]

Под руководством Дрелла теоретическая группа СЦЛУ очень быстро приобрела репутацию мощного дискуссионного клуба, в котором ощущалась смесь прикладной и формальной теории, продуктивного сотрудничества с экспериментирующими учеными, а атмосфера была непринужденной, что превращало сложную физику, по словам Бьёркена, «не только в доставляющий удовольствие предмет, но которая становилась некоей забавой».

Дрелл обратился к Панофскому за советом в 1960 году после получения приглашения от другого знаменитого физика Чарльза Х. Таунса присоединиться к новой группе молодых физиков, которая создавалась с целью консультаций правительства по вопросам науки. Дрелл отчетливо помнит этот звонок спустя почти пять десятков лет. «Я был наверху вечером после ужина, и телефон зазвенел в нашей спальне. Я взял трубку. Это Чарли Таунс. Я знал, кто такой Чарли Таунс, но я никогда с ним не встречался».[158]

Таунс, который проделал принципиально новую работу в области микроволновой радиации (он был удостоен Нобелевской премии в 1964 году за свой первопроходческий труд, приведший к изобретению лазера), работал вместе с другими физиками над привлечением нового поколения ученых к вопросам обороны, поскольку поколение Манхэттенского проекта сокращалось. Успешный запуск Советским Союзом в 1957 году первого в мире искусственного спутника земли вызвал острую озабоченность в Вашингтоне по поводу того, что Соединенные Штаты находятся в опасном отставании от Советского Союза в научной и оборонной технологии.

Хотя Дрелл ранее отклонил приглашение Джона Уилера работать над водородной бомбой, но к 1960 году он понял, что быстро нарастает острая опасность холодной войны и ядерного оружия.

Панофский, игравший второстепенную роль в Манхэттенском проекте, был ветераном нескольких научных консультативных групп. После выступления Роберта Оппенгеймера в 1945 году перед комитетом Конгресса о том, что единственный способ обнаружить наличие ядерного устройства в транспортном контейнере состоит в том, чтобы открыть контейнер отверткой, правительство попросило Панофского помочь провести расследование относительно возможности применения более передовой технологии. Окончательное исследование, получившее название «Доклад отвертки», рекомендовало, чтобы датчики излучения использовались хотя бы и в пределах небольшого расстояния от ядерного устройства.[159] К 1960 году Панофский стал членом отдела физики директората математических и физических наук Национального научного фонда при правительстве США и Научно?консультативного совета ВВС США, возглавлял отдел обнаружения ядерных взрывов в космосе Консультативного комитета по науке при президенте США.

Панофский убедил Дрелла поработать в группе Таунса. Он слетал в Вашингтон на краткое собеседование, посчитал планы увлекательными и отправился весной того года в г. Ки?Уэст, штат Флорида, вместе с другими физиками для того, чтобы изучить противолодочные защитные средства. Он согласился участвовать в летней исследовательской группе, которую собирали в Беркли. Новую организацию назвали «Ясон». Это не было ни сокращенным названием, ни аббревиатурой, имя скорее было взято из греческой мифологии о поисках Ясоном и аргонавтами Золотого руна. Ясоны, как члены группы до сих пор называют себя, финансировались правительством, им предоставляли секретную информацию о правительственных технических проектах и проблемах, но действовали они независимо и предоставляли свои непредвзятые суждения по исследуемым вопросам.[160]

По воле случая задачка, которую должен был решать Дрелл, когда прибыл в Беркли, явилась отличным введением в точку пересечения науки и политики в области обороны. А это оказался любимый конек Дрелла, и он провел лучшие годы своей жизни в течение следующих четырех десятков лет, работая над проблемами этих пересечений. Вопрос, с которым он столкнулся тем летом, был так или иначе связан с возможностью улавливания спутником, оборудованным датчиком инфракрасного, излучения, запуска советских межконтинентальных ракет путем обнаружения теплового, или инфракрасного излучения, исходящего из вытяжного шлейфа ракеты. Время оповещения между запуском и попаданием боеголовки в цель на Восточном побережье США будет небольшим, но речь шла о секундах, если президент надеялся успеть отдать приказ нанести американский ответный удар до того, как Вашингтон перестанет существовать. Не менее важно, что точная разведывательная информация о запуске могла бы помочь избежать ужасной перспективы того, что Соединенные Штаты могли бы выстрелить своими ракетами по ложному донесению о советском ударе.

Космическая наука была еще в зачаточном состоянии, и Дрелл занимался проблемой вероятности того, что Советский Союз «ослепит» прибор обнаружения инфракрасного излучения путем взрыва ядерного оружия в атмосфере за некоторое время до запустка ракет по Соединенным Штатам. Он работал с еще одним новобранцем из числа ясонов – Мэлвином Рудерманом, теоретиком?астрофизиком из Колумбийского университета и Калифорнийского технологического института. Взорванное в атмосфере ядерное оружие даст интенсивный выброс рентгеновского излучения, которое на короткое время нарушит химический состав атмосферы за счет образования молекул оксида азота. По мере распада новых молекул они создадут покров инфракрасной радиации, теоретически достаточный для того, чтобы «ослепить» датчик на спутнике. Дрелл и Рудерман намеревались определить мощность, длительность и другие характеристики «рентгеновского выброса», который произвел бы ядерный взрыв в атмосфере. «Мы показали, что понадобится много мегатонн, и что на высоте облако будет развеиваться ветрами, в результате чего не будет эффективного ослепления датчика», – сказал Дрелл.[161]

 

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] George P. Shultz, William J. Perry, Henry A. Kissinger, and Sam Nunn, «A World Free of Nuclear Weapons», Wall Street Journal, Jan. 4, 2007.

 

[2] Гарет Эванс и Ёрико Кавагучи, сопредседатели комиссии, тема конференции «Устранение ядерных угроз. Практическая повестка дня для глобальных политиков», Международная комиссия по нераспространению ядерного оружия и разоружению, ноябрь 2009 года. Билл Перри был членом этой комиссии.

 

[3] Грубо говоря, имеется 2100 тонн складированных в разных частях мира расщепляющихся материалов, пригодных для изготовления тысяч единиц ядерного оружия. Большая их часть хранится в Соединенных Штатах и России, однако достаточное их количество, пригодное для изготовления десятков единиц оружия, остается на недостаточно хорошо охраняемых площадках в других странах.

 

[4] Интервью Роберта Гейтса 7 августа 2009 года.

 

[5] Henry Kissinger, «Our Nuclear Nightmare», Newsweek, Feb. 7, 2009.

 

[6] В это понятие входят элитарные университеты и финансовые центры Северо?Востока США, такие штаты, как Массачусетс, Нью?Йорк, являющиеся в большинстве своем опорой республиканской партии. – Прим. перев.

 

[7] Walter Isaacson, David Beckwith, and Dick Thompson, «Shultz: Thinker and Doer», Time, July 5, 1982.

 

[8] В стихотворении говорится:

 

Ох, Уильям, завтра тебе доложат,

Кто из молодых людей встретится с твоим важничающим братом,

Юноша вступает в битву в самый ее разгар с улыбкой и

Отступает с копьем, покрытым кровью.

 

Цитируется по: Steve Coll, Ghost Wars: The Secret History of the CIA, Afghanistan, and Bin Laden, from the Soviet Invasion to September 10, 2011 (New York: Penguin, 2005), p. 10.

 

[9] Федерация ученых?атомщиков сейчас называется Федерацией американских ученых.

 

[10] Режиссером вышедшего в 1959 году фильма «На берегу» был Стэнли Крамер. Фильм «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» снял Стэнли Кубрик, он вышел на экраны в 1964 году.

 

[11] «Вызов миру. Обещание Бога и наш ответ» – Пастырское послание о войне и мире в ядерный век, принятое Национальной конференцией католических епископов США 3 мая 1983 года.

 

[12] Из выступления президента Джона Ф. Кеннеди на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций 25 сентября 1961 года. Американский проект президентства (президентский архив) Калифорнийского университета в Санта?Барбаре.

 

[13] Договор о нераспространении ядерного оружия. Статья VI. http://www.state.gov/t/isn/trty/16281.htm.

 

[14] Пресс?конференция Линдона Джонсона в Белом доме 1 июля 1968 года. Американский проект президентства (архив американских президентов) Калифорнийского университета в Санта?Барбаре.

 

[15] Джимми Картер, инаугурационная речь, 20 января 1977 года. Американский проект президентства (архив президентов) Калифорнийского университета в Санта?Барбаре.

 

[16] Президент Джон Ф. Кеннеди. Пресс?конференция, Вашингтон, округ Колумбия, 21 марта 1963 года. Президентская библиотека и музей Джона Ф. Кеннеди, http://www.jfklibrary.org/Research/Ready?Reference/Press?Conferences/News?Conference?52.aspx.

Несколькими днями ранее министр обороны в администрации Кеннеди Роберт Макнамара подготовил памятную записку для президента, в которой были обрисованы его ожидания на предмет расширения ядерных стран. В список вошли страны, в отношении которых Макнамара и его помощники полагали, что они могли бы стать государствами, обладающими ядерным оружием в предстоящие годы. Наиболее вероятными в этом отношении странами были Египет, Западная Германия, Израиль и Китай. Как менее вероятные рассматривались Австралия, Бельгия, Бразилия, Индия, Италия, Канада, Нидерланды, Норвегия, Швеция, Швейцария и Япония. Памятная записка министра обороны США Роберта Макнамары президенту Джону Ф. Кеннеди «Распространение ядерного оружия при наличии и без соглашения о запрещении испытаний» от 12 февраля 1963 года. Цифровой Архив национальной безопасности (ЦАНБ), документ № NP00941.

 

[17] Виктор Гюго. Точная цитата такова: «Все армии мира не смогут справиться с идеей, время которой пришло».

 

[18] Барак Обама. Высказывания президента в Овальном кабинете 19 мая 2009 года. Стенографический отчет Белого дома.

 

[19] Барак Обама. Высказывания на Совете Безопасности ООН по вопросу о нераспространении и ядерном разоружении, 24 сентября 2009 года. Стенографический отчет Белого дома.

 

[20] Высказывание Сэма Нанна автору 20 декабря 2010 года.

 

[21] Письмо Джорджа Г. У. Буша Джорджу Шульцу, 7 марта 2007 года, Архивы Проекта ядерной безопасности, канцелярия Джорджа Шульца, Стэнфордский университет.

 

[22] Высказывания Джорджа Шульца на обеде в отеле «Миллениум» в Нью?Йорке 24 сентября 2009 года.

 

[23] Высказывания Уильяма Дж. Перри на обеде в отеле «Миллениум» в Нью?Йорке 24 сентября 2009 года.

 

[24] Высказывания Джеймса Шлезингера на Симпозиуме по стратегическому сдерживанию, 2010 год, Стратегическое командование (Стратком), Омаха, штат Небраска, 11 августа 2010 года.

 

[25] John Deutch and Harold Brown, «The Nuclear Disarmament Fantasy», Wall Street Journal, Nov. 19, 2007.

 

[26] Интервью Джорджа Шульца 25 августа 2008 года.

 

[27] Как в свое время сказал Макджордж Банди отцу Брайану Дж. Хехиру, что впоследствии процитировал Хехир в своих высказываниях на ежегодных Дрелловских чтениях в Центре международной безопасности и сотрудничества на тему «Политика и этика нераспространения», Стэнфордский университет, 6 декабря 2005 года.

 

[28] Высказывание Сэма Нанна из фильма «Ядерное оружие: переломный момент», режиссер и автор сценария Бен Годдард, Проект ядерной безопасности, 2010 год.

 

[29] Высказывания Уильяма Дж. Перри на занятиях в 193?й группе по «Теории управления и инженерного дела» Стэнфордского университета 27 октября 2009 года.

 

[30] Интервью Альберта «Бада» («Друга») Уилона 21 марта 2009 года. Точная цитата из Джонсона выглядит так: «Когда человек знает, что через две недели его повесят, это замечательно способствует концентрации мыслей». Босуэлл Джеймс. Жизнь Сэмюэла Джонсона. М. Текст, 2003.

 

[31] Канцелярия премьер?министра подтвердила, что встреча между премьер?министром Кэмероном и канцлером казначейства Осборном имела место.

 

[32] Интервью Джеймса Гудбая 1 июля 2009 года.

 

[33] George P. Shultz, Turmoil and Triumph: My Years as Secretary of State (New York: Charles Scribner’s Sons, 1993), p. 780.

 

[34] Высказывания Джорджа Шульца на вечере по случаю своего 90?летия, Сан?Франциско, 13 декабря 2009 года.

 

[35] Высказывание Генри Киссинджера в Американской академии в Берлине 3 февраля 2010 года.

 

[36] Интервью Гудбая 1 июля 2009 года.

 

[37] Высказывания Джорджа Шульца на встрече на высшем уровне по вопросу о «Глобальном ноле», Париж, 2 февраля 2010 года.

 

[38] Интервью Гарольда Брауна 8 июля 2009 года.

 

[39] Интервью Джорджа Шульца 1 июля 2009 года.

 

[40] Интервью Уильяма Дж. Перри 22 февраля 2010 года.

 

[41] Интервью Гудбая 1 июля 2009 года.

 

[42] Интервью Генри Киссинджера, взятое авторами фильма «Ядерное оружие: переломный момент» 14 мая 2010 года, фонд Инициативы уменьшения ядерной угрозы.

 

[43] Интервью Брауна 8 июля 2009 года.

 

[44] Интервью Перри 22 февраля 2011 года.

 

[45] Интервью Джорджа Шульца 27 августа 2010 года.

 

[46] Заявление Нанна автору 20 декабря 2010 года.

 

[47] Интервью Киссинджера 27 января 2009 года.

 

[48] Интервью Гудбая 1 июля 2009 года.

 

[49] Интервью Сидни Дрелла 14 февраля 2011 года.

 

[50] Центр позже был переименован в Центр международной безопасности и сотрудничества. Дрелл вышел из центра в 1989 году после отказа университета дать ему полномочия по назначению преподавателей.

 

[51] Высказывания Генри Киссинджера на обеде по случаю организованной Гуверовским институтом конференции на тему «Сдерживание. Прошлое и будущее», Стэнфордский университет, 11 ноября 2010 года.

 

[52] Phil Gailey, «Sam Nunn’s Rising Star». New York Times Magazine, Jan. 4, 1987.

 

[53] Интервью Сэма Нанна 18 ноября 2008 года.

 

[54] Стивен Кольбер и Сэм Нанн в передаче «Отчет Кольбера» на американском кабельном телеканале «Комеди Централ» 9 июня 2010 года.

 

[55] Роджерс была партнершей Фреда Астера в нескольких фильмах. – Прим. перев.

 

[56] Richard M. Nixon and Henry A. Kissinger, «An Arms Agreement – On Two Conditions», Washington Post, Apr. 26, 1987.

 

[57] Anatoly Dobrynin, In Confidence: Moscow’s Ambassador to America’s Six Cold War Presidents 1962–1986 (New York: Times Books, 1995), p. 548.

 

[58] Henry Kissinger, Years of Upheaval (Boston: Little, Brown, 1982), p. 81.

 

[59] Интервью Шульца 1 июля 2009 года.

 

[60] Высказывания Шульца во время обеда по случаю организованной Гуверовским институтом конференции на тему «Сдерживание. Прошлое и будущее», Стэнфордский университет, 11 ноября 2010 года.

 

[61] Высказывания Генри Киссинджера во время обеда по случаю организованной Гуверовским институтом конференции на тему «Сдерживание. Прошлое и будущее», Стэнфордский университет, 11 ноября 2010 года.

 

[62] Michael R. Gordon, «Reagan is Warned by Senator Nunn Over ABM Treaty», New York Times, Feb. 7, 1987.

 

[63] Интервью Шульца 27 августа 2010 года.

 

[64] Интервью Нанна 1 сентября 2010 года.

 

[65] Elisabeth Bumiller, «Gentle George & The Quiet Roar», Washington Post, Dec. 14, 1982.

 

[66] Комментарий Джорджа Шульца автору 11 декабря 2010 года.

 

[67] Билл Клинтон назначил Уильяма Дж. Перри министром обороны вместо Леса Эспина после того, как его первый выбор, которым был бывший директор Агентства национальной безопасности и заместитель директора ЦРУ адмирал Бобби Рэй Инман, снял свою кандидатуру.

 

[68] Интервью Уильяма Дж. Перри 22 февраля 2011 года.

 

[69] Электронное письмо от Сэма Нанна от 24 октября 2008 года. Автор получил копию.

 

[70] Комментарий Дрелла автору, апрель 2008 года.

 

[71] Высказывания Сэма Нанна «Гонка между сотрудничеством и катастрофой» в Национальном пресс?клубе 9 марта 2005 года.

 

[72] Отчет о проекте бомбы для Хиросимы был взят в 2009 году из Истории Манхэттенского проекта Министерства энергетики США, http://www.cfo.doe.gov/me70/manhattan/hiroshima.htm. Эта страница больше недоступна на веб?странице Минэнерго.

 

[73] Высказывания Барака Обамы на Градчанской площади в Праге 5 апреля 2009 года, Стенографический отчет Белого дома.

 

[74] Интервью Уильяма Перри 14 августа 2008 года.

 

[75] Ashton B. Carter, Michael M. May, and William J. Perry, «The Day After: Action Following a Nuclear Blast in a U. S. City», Washington Quarterly, Autumn 2007, pp. 5–6.

 

[76] Интервью Перри 14 августа 2008 года.

 

[77] Интервью Перри 14 августа 2008 года.

 

[78] William J. Broad, «New Advice on the Unthinkable: How to Survive a Nuclear Bomb», New York Times, Dec. 16, 2010.

 

[79] Matthew Bunn, Securing the Bomb 2010: Securing All Nuclear Materials in Four Years, Project on Managing the Atom, Belfer Center for Science and International Affairs, John F. Kennedy School of Government, Harvard University; commissioned by the Nuclear Threat Initiative, Apr. 2010, p.v.

 

[80] Michael Krepon, «When Terrorists were West Germans», Arms Control Wonk, Feb. 11, 2010, http://krepon.armscontrolwonk.com/archive/2623/when?terrorists?were?west?germans.

 

[81] Sara A. Daly, John V. Parachini, and William Rosenau, «Aum Shinrikyo, Al Qaeda, and the Kinshasa Reactor: Implications of Three Case Studies for Combating Nuclear Terrorism», RAND Corporation, Santa Monica, CA, 2005, http://www.rand.org/pubs/documented_briefings/DB458.

 

[82] David Albright, «Al Qaeda’s Nuclear Program: Through the Window of Seized Documents», Special Forum 47, Nautilus Institute, Berkeley, CA, Nov. 6, 2002; Bunn, Securing the Bomb 2010, p. 13.

 

[83] Rolf Mowatt?Larssen, «Al?Qaeda Weapons of Mass Destruction Threat: Hype or Reality?» Belfer Center for Science and International Affairs, John F. Kennedy School of Government, Harvard University, Jan. 2010, pp. 5–6.

 

[84] Интервью, взятое автором у американских представителей спецслужб в Вашингтоне, округ Колумбия, 11 ноября 2008 года.

 

[85] Интервью Роберта Гейтса 7 августа 2009 года. Гейтс покинул свой пост в июле 2011 года, его сменил Леон Панетта.

 

[86] Douglas Frantz and Catherine Collins, The Man from Pakistan: The True Story of the World’s Most Dangerous Nuclear Smuggler (New York: Twelve, 2007), pp. xv–xvi.

 

[87] Интервью Роберта Гейтса 7 августа 2009 года.

 

[88] Интервью Перри 22 февраля 2011 года.

 

[89] Брифинг в ЦРУ по сути вопроса; имена официальных представителей в принципе не упоминаются, 24 апреля 2008 года.

 

[90] Сравнительно чистая форма плутония, Pu?239, предпочтительно используемая для производства ядерного оружия, получается в ядерных реакторах в то время, как высокообогащенный уран, который снабжает топливом реакторы, распадается во время работы реактора.

 

[91] Интервью, взятое автором у правительственных специалистов по анализу разведданных 20 ноября 2008 года.

 

[92] Полный отчет об этой схеме может быть найден в: Lawrence Scott Sheet’s April 2008 story for The Atlantic, «A Smuggler’s Story», and in a 2008 report by Michael Bronner, «100 Grams (and Counting…): Notes from the Nuclear Underworld», published by the Managing the Atom Project, Harvard University.

 

[93] Интервью с Арчилом Павленишвили 17 ноября 2010 года.

 

[94] Интервью, взятое автором у правительственных специалистов по анализу разведданных 20 ноября 2008 года.

 

[95] «Ежегодный отчет конгрессу о безопасности и надежности российской атомной промышленности и военных ядерных объектов». ЦРУ, декабрь 2004 года, с. 5.

 

[96] Porter J. Goss, «Global Intelligence Challenges 2005: Meeting Long?Term Challenges with a Long?Term Strategy», Testimony Before the Senate Select Committee on Intelligence, Feb. 16, 2005.

 

[97] Интервью с Павленишвили 17 ноября 2010 года.

 

[98] Письмо от Альберта Эйнштейна Франклину Д. Рузвельту от 2 августа 1939 года, Сетевой архив Библиотеки президента Франклина Д. Рузвельта, ящик 5, папка Александра Сакса.

 

[99] Интервью с Паскалем Фиасом 15 ноября 2010 года.

 

[100] Заявление Роберта Гейтса из Пентагона 5 июня 2008 года, веб?страница Министерства обороны США.

 

[101] Интервью Гейтса 7 августа 2009 года.

 

[102] Отчет о деятельности Национальной администрации по ядерной безопасности (НАЯБ) в Польше был сделан после поездки автора в эту страну в сентябре 2010 года с рядом официальных представителей НАЯБ.

 

[103] Феноменальная взрывная сила оружия на основе расщепляющихся материалов происходит из распада атомов в процессе расщепления. Совсем немного специально выделенных изотопов таких определенных тяжелых элементов, как природный уран?235 (U?235) или искусственный плутоний?239 (Pu?239), способны давать подобный результат. В каждом случае, когда сердцевина атома, или его ядро, расщепляется, элементарные частицы, известные как нейтроны, выскакивают из ядра. Они, в свою очередь, ударяют и раскалывают другие ядра в последовательной цепной реакции. Каждый раз при распаде атома небольшое количество его массы превращается в энергию. По мере быстрого моментального ускорения цепной реакции происходит огромнейший выброс энергии. Движение было зафиксировано в формуле Эйнштейна E=mc². Она гласит, что небольшой кусочек материи, умноженный на скорость света в квадрате, равняется огромному количеству энергии. Высокообогащенный уран, очищенная форма природного урана, оказывается расщепляющимся веществом, идеально подходящим для поддержания цепной ядерной реакции деления. Он производится путем обогащения изотопа U?235 в природном уране, самом тяжелом элементе природы. Уран в его природной форме не опасен и не пригоден для использования в производстве ядерного оружия. Путем процесса, известного как обогащение, U?235 может быть превращен в уран. При более высоком уровне обогащения он становится веществом, из которого можно изготовить оружие. Водородная бомба, которую никто не может себе представить произведенной террористической группой, по сути, является результатом двух стадий изготовления ядерного оружия, производящихся последовательно одним приемом. Детонация во время первой стадии, названная первичной, вызывает ядерные силы, которые активируют вторую стадию, известную как вторичная. От происходящего на второй стадии деления выделяется много энергии, обратный процесс деления ядра. В оружии, в основе которого положен процесс расщепления, легкие ядра, такие, как изотопы водорода, соединяются и создают более тяжелый атом в процессе, который также высвобождает какое?то количество энергии, поскольку этот более тяжелый атом имеет несколько меньшую массу, чем изначальные изотопы водорода.

 

[104] Matthew Bunn, Securing the Bomb: Securing All Nuclear Materials in Four Years, Project on Managing the Atom, Belfer Center for Science and International Affairs, John F. Kennedy School of Government, Harvard University, commissioned by the Nuclear Threat Initiative, Nov. 2008, p. 6. Original source: U. S. Congress, Office of Technology Assessment, Nuclear Proliferation and Safeguards (Washington, DC: OTA, 1977).

 

[105] Практически все исследовательские реакторы находятся под управлением государства или университетов. 20 или около того американских университетов имеют исследовательские реакторы, и до недавнего времени многие из этих устройств плохо охранялись. С помощью Министерства энергетики США 17 американских университетских реакторов, которые работали на высокообогащенном уране, были переоборудованы для работы на низкообогащенном уране. Реакторы в Массачусетском технологическом институте и в Университете Миссури стоят в очереди на переоборудование.

 

[106] Еще один польский реактор «Ева» был выведен из строя в 1995 году.

 

[107] Большая часть работы касалась огромных военных запасов, а не сравнительно небольших количеств материала, пригодного для изготовления ядерного оружия, найденного в таких исследовательских реакторах, как в Польше. Когда Советский Союз развалился, тонны пригодного для изготовления ядерного оружия расщепляющегося материала оказались доступными для вероятного воровства или переадресации. Ядерная безопасность была в неудовлетворительном состоянии в России, которая унаследовала большую часть советского арсенала. Около 3200 единиц ядерного оружия и большое количество урана, из которого можно произвести бомбы, охранялись ненадлежащим образом в новых независимых государствах – Украине, Беларуси и Казахстане. Подталкиваемый Сэмом Нанном, а позднее Биллом Перри, среди прочих, Вашингтон предоставил финансовую помощь и техническое содействие для того, чтобы помочь четырем странам повысить безопасность, демонтировать вооружения и поддерживать трудоустройство ученых?ядерщиков. По одной очень примечательной программе высокообогащенный уран из боеголовок советской эпохи продается Соединенным Штатам, где он превращается в топливо для атомных станций. Примерно 10 процентов электроэнергии Америки сегодня производится на уране, прежде находившемся в советских боеголовках, нацеленных на Соединенные Штаты.

 

[108] «Nuclear Proliferation; Comprehensive U. S. Planning and Better Foreign Cooperation Needed to Secure Vulnerable Nuclear Materials Worldwide», report of the Government Accountability Office, Dec. 15, 2010. 104.

 

[109] Данные предоставлены Национальной администрацией по ядерной безопасности США.

 

[110] Интервью Эндрю Бьенявского Джофу Бламфилу из Национального общественного радио 24 сентября 2010 года.

 

[111] Вымышленный персонаж телесериала в жанре «космическая опера». – Прим. перев.

 

[112] Jane Perlez, David E. Sanger, and Eric Schmitt, «Wary Dance With Pakistan in Nuclear World», New York Times, Dec. 1, 2010.

 

[113] Описание полигона «Тринити» («Троица») сделано автором на основе собственных наблюдений во время поездки 4 апреля 2009 года.

 

[114] «День после Троицы», документальный фильм режиссера Джона Элса (Санта?Моника, Калифорния, студия «Пирамида филмс», 1980 год).

 

[115] Richard Rhodes, The Making of the Atomic Bomb (New York: Simon & Schuster, 1986), p. 672. Original source: I. I. Rabi, Science: The Center of Culture (New York: World, 1970), p. 138.

 

[116] Интервью Джорджа Шульца 2 сентября 2002 года.

 

[117] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[118] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[119] Интервью Сидни Дрелла 7 августа 2008 года.

 

[120] Интервью Генри Киссинджера 27 января 2009 года.

 

[121] Высказывания Уинстона Черчилля при получении им почетной степени, Вестминстерский колледж, Фултон, штат Миссури.

 

[122] Позднее в тот же день в Белом доме сказали: «Президент хочет дать со всей определенностью понять, чтобы не было недопонимания в отношении его ответов на вопросы на сегодняшней пресс?конференции относительно применения атомной бомбы. Естественно, имело место рассмотрение этой темы с начала возникновения боевых действий в Корее, точно так же, как имело место рассмотрение применения всех видов оружия военного назначения во всех случаях ведения нашими войсками боевых действий. Рассмотрение вопроса о применении любого оружия всегда связано с самим фактом обладания таким оружием. Тем не менее следует подчеркнуть, что по закону только президент может отдать приказ об использовании атомной бомбы, а такого приказа отдано не было. Если и когда такой приказ будет отдан, военное командование в действующей армии будет уполномочено заниматься оперативной доставкой указанного оружия. Короче, ответы на вопросы на сегодняшней пресс?конференции не свидетельствуют о каком?то изменении этого положения». Пресс?конференция Гарри Трумэна. Здание Исполнительного управления президента, 30 ноября 1950 года. Американский проект (президентский архив) Калифорнийского университета в Санта?Барбаре.

 

[123] Фактические данные, предоставленные автору министерством энергетики «Растущая транспарентность складов ядерного оружия США», 3 мая 2010 года.

 

[124] James E. Goodby, At the Borderline of Armageddon: How American Presidents Managed the Atom Bomb (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2006), p. 80. Original source: Robert S. McNamara, The Essence of Security (New York: Harper & Row, 1968), p. 166.

 

[125] Государственный секретарь Джон Фостер Даллес сформулировал эту доктрину в своей речи в 1954 году.

 

[126] Fred Kaplan, The Wizards of Armageddon (Stanford, CA: Stanford University Press, 1983), p. 223.

 

[127] Kaplan, The Wizards of Armageddon, p. 223.

 

[128] Для полного представления см.: David E. Hoffman, The Dead Hand: The Untold Story of the Cold War Arms Race and Its Dangerous Legacy (New York: Doubleday, 2009).

 

[129] Albert D. Wheelon, «Corona: The First Reconnaissance Satellites», Physics Today, Feb. 1997, p. 24.

 

[130] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года. Во время одного из значительных столкновений во время войны артобстрел и торпеды с британских кораблей повредили немецкое судно, которое успешно атаковало торговый корабль в Южной Атлантике в начале 1939 года. После приказа линкору «Адмирал граф Шпее» отправиться в более безопасные воды в порту Монтевидео и ошибочного решения, что судно столкнулось с громадной британской флотилией, капитан судна Ганс Лангсдорф поспешно увел «Граф Шпее» в устье реки Ла?Плата. Гитлер был вне себя от гнева от такого решения, и через несколько дней капитан Лангсдорф покончил с собой. Министерство военно?морского флота США, Военно?морской исторический центр, Битва у реки Плата, декабрь 1939 года.

 

[131] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[132] Интервью Эдварда Перри 21 мая 2009 года.

 

[133] Интервью Эда Перри 21 мая 2009 года.

 

[134] Неопубликованные мемуары Эдварда Перри, с. 7.

 

[135] Интервью Ли Перри 4 марта 2009 года.

 

[136] Интервью Эда Перри 21 мая 2009 года.

 

[137] Интервью Ли Перри 4 марта 2009 года.

 

[138] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[139] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[140] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[141] Интервью Сидни Дрелла, 12 августа 2009 года. Другие биографические комментарии Дрелла в этой главе сделаны в этом же интервью.

 

[142] По словам Дрелла, он видел Эйнштейна гуляющим по территории Принстонского университета, но никогда не встречался с ним.

 

[143] Сидни Дэнкофф умер от рака в 1950 году, через год после получения Дреллом степени кандидата экономических наук.

 

[144] Замечание Гарриет Дрелл автору. 2009 год.

 

[145] Интервью Перси Дрелл 3 октября 2008 года.

 

[146] Джулиан Швингер разделил Нобелевскую премию по физике за 1965 год с Ричардом Фейнманом.

 

[147] ЦРУ провело 24 полета «У?2» над советской территорией с 4 июля 1956 года до 1 мая 1960 года, когда один из самолетов и его пилот Фрэнсис Гэри Пауэрс были сбиты усовершенствованной советской зенитной ракетой.

 

[148] Интервью Пола Камински 28 января 2008 года.

 

[149] Связь Стэнфорда с оборонными исследованиями и собственные секретные исследовательские проекты университета стали основными темами для участников антивоенных протестов на территории университетского городка во время вьетнамской войны.

 

[150] Интервью Лью Франклина 10 ноября 2008 года.

 

[151] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[152] Интервью Альберта Уилона 19 марта 2009 года.

 

[153] Интервью Уильяма Перри 10 ноября 2008 года.

 

[154] Интервью Альберта Уилона 19 марта 2009 года.

 

[155] Высказывания Уильяма Перри в Стэнфордском университете 18 января 1999 года.

 

[156] Высказывания Уильяма Перри на конференции на тему «Преодоление ядерных опасностей», Рим, 16 апреля 2009 года.

 

[157] Предисловие Джеймса Бьёркена к опубликованным высказываниям Сидни Дрелла в: Beam Line 28, no. 2 (Summer 1998): 2–3. «Бим лайн» («Канал синхронного излучения») – внутреннее периодическое издание Национальной лаборатории ускорителя Стэнфордского центра линейного ускорителя (СЦЛУ).

 

[158] Интервью Сидни Дрелла 12 августа 2009 года.

 

[159] Wolfgang K. H. Panofsky, Panofsky on Physics, Politics and Peace: Pief Remembers (New York: Springer, 2007), pp. 60–63.

 

[160] Для более детальной истории «Ясонов» см.: Ann Finkbeiner, The Jasons: The Secret History of Science’s Postwar Elite (New York: Viking Penguin, 2006).

 

[161] Интервью Сидни Дрелла 9 сентября 2009 года.