Рекс Тодхантер Стаут

Убийство из?за книги (сборник)

 

Великие сыщики. Ниро Вульф

 

 

Убийство из?за книги

 

Глава первая

 

В тот зябкий январский вторник случилось нечто из ряда вон выходящее. Инспектор Кремер, заранее не договорившись о встрече, нагрянул около полудня в старый особняк Ниро Вульфа на Западной Тридцать пятой улице. Пройдя вслед за мной в кабинет, обменялся приветствиями с Вульфом, уселся в красное кожаное кресло и без обиняков выпалил:

– Я заскочил попросить о маленьком одолжении.

Самое поразительное, что он сам это признал. Я исторг сдавленный стон и едва не свалился со стула. Кремер ожег меня пронизывающим взглядом и спросил, не заболел ли я.

– Нет, сэр, – учтиво ответил я. – Я здоров как бык. Но вы меня только что ошарашили. Вы столько раз на моих глазах, приходя за одолжением, пытались взять его силой или выколотить, что теперь я просто потрясен. Ну да ладно, – великодушно отмахнулся я, – кто старое помянет…

Лицо инспектора, и без того красное, побагровело еще больше. Широкие плечи напряглись, а серо?голубые глаза прищурились, отчего паутинкой разбегавшиеся морщинки обозначились еще резче. Но, видимо, решив, что я валяю дурака, он сдержался.

– Знаете, кого бы я не прочь порасспросить на ваш счет? – осведомился он. – Дарвина. Чем вы занимались, пока обезьяна превращалась в человека?

– Хватит ссориться, – пробормотал из?за своего стола Вульф. В его голосе угадывалось раздражение. Вульф готов был спокойно созерцать, как мы с Кремером вцепимся друг другу в физиономии, но совершенно не выносил, когда его отрывали от разгадывания кроссворда в лондонской «Таймс». – О каком одолжении, сэр? – спросил он, нахмурившись.

– Сущий пустяк. – Кремер мигом успокоился. – Кое?что в связи с одним убийством. Неделю назад из Ист?Ривер возле Девяностой улицы выловили труп утопленника. Его звали…

– Леонард Дайкс, – бесцеремонно перебил его Вульф, пытаясь побыстрее покончить с этим делом, чтобы успеть разгадать кроссворд до обеда. – Доверенный делопроизводитель юридической конторы, лет сорока, пробыл в воде около двух дней. Имеются признаки сильного удара по голове, но смерть наступила от попадания воды в легкие. До вчерашнего вечера обвинения еще никому не предъявили. Я читаю все новости об убийствах.

– Еще бы, – по привычке буркнул Кремер, но тут же спохватился, что поступил нетактично, и поспешил исправиться, широко улыбнувшись. Он умел улыбаться, когда хотел. – Мало того, что преступник не найден, нам даже уцепиться не за что. Мы сделали все как положено, сами знаете, и зашли в тупик. Жил он один в крохотной квартирке в доме без лифта на Салливан?стрит. Квартиру успели обыскать до нас – не перевернули все вверх дном, но прочесали как следует. Ничего важного мы не нашли, но вот одна вещица, возможно, могла бы помочь, сумей мы разгадать ее смысл. – Он выудил из внутреннего кармана пиджака какие?то бумаги, выбрал из них конверт и достал из него сложенный пополам листок. – Мы нашли его в книге, в романе. Могу сказать, как называется роман и между какими страницами был заложен листок, но вряд ли это важно. – Кремер встал и передал листок Вульфу. – Взгляните.

Босс пробежал листок глазами, а я – благо мне полагалось быть в курсе всех дел, чтобы Вульф в случае чего мог свалить вину на меня, – поднялся и протянул руку. Он отдал листок мне.

– Почерк Дайкса, – пояснил Кремер. – Листок вырван из блокнота, найденного на письменном столе. Такие же блокноты лежат в ящике стола.

Я кинул взгляд на листок. Обычная белая бумага, шесть дюймов на девять, наверху аккуратным, почти прямым почерком написано и подчеркнуто слово «варианты». Далее следовал список имен:

 

Синклер Мид

Синклер Сэмпсон

Барри Боуэн

Дэвид Йеркс

Эрнест Винсон

Дориан Вик

Бэйрд Арчер

Оскар Шифф

Оскар Коудли

Лоренс Маккью

Марк Маккью

Марк Флик

Мэк Флик

Луи Гилл

Льюис Гилл.

 

Я вернул листок Кремеру.

– Ну и что? – нетерпеливо спросил Вульф.

– Мне было по пути, и я решил – заскочу?ка и покажу его вам. – Кремер сложил листок вдвое и спрятал его в конверт. – Не то чтобы я очень рассчитывал на вашу помощь – возможно, перечень имен не имеет к убийству никакого отношения, – но что?то задело меня за живое, и я решил заглянуть, спросить ваше мнение. Дайкс написал пятнадцать имен, но ни одно из них не числится в нью?йоркских или каких?либо иных телефонных справочниках. Нигде не зарегистрирован ни один человек под таким именем. Никто из друзей или коллег Дайкса, по их словам, не слыхал о подобных людях. Конечно, по всей стране мы не искали, но Дайкс родился в Нью?Йорке и, насколько нам известно, постоянно жил здесь. Где он откопал эти имена, черт побери?

– Он их выдумал, – буркнул Вульф. – Выбирал псевдоним для себя или кого?то еще.

– Об этом мы, естественно, подумали. Но, сколько ни искали, подтверждения этой версии не нашли.

– Продолжайте искать, если надеетесь, что овчинка выделки стоит.

– Да, конечно. Но мы всего лишь простые смертные, и я прикинул: дай?ка покажу список гению и посмотрю, что из этого выйдет. Гении ведь непредсказуемы.

Вульф пожал плечами:

– Очень жаль. Ничего не вышло.

– Что ж, прошу прощения… – Кремер встал, он явно был раздосадован, – что отнял у вас столько времени, да еще и бесплатно. – Не беспокойтесь, Гудвин, я найду дверь сам.

Он повернулся и вышел из комнаты. Вульф склонился над кроссвордом, нахмурил брови и взял со стола карандаш.

 

Глава вторая

 

Кремер не зря ехидничал. Вульф терпеть не мог тратить свое драгоценное мозговое вещество на то, что именовал работой, и за все годы, что я состоял у него на жалованье, как правило, лишь щедрый задаток мог заставить его впрячься в работу. Но Вульф отнюдь не бездельник. Да и может ли он бить баклуши, когда на свой доход частного детектива ему приходится содержать наш старый особняк с оранжереей под крышей, где под присмотром Теодора Хорстмана выращиваются орхидеи, Фрица Бреннера, который готовит лучшие блюда во всем Нью?Йорке, и меня, Арчи Гудвина, который выпрашивает прибавку к жалованью всякий раз, когда приобретает новый костюм, и время от времени добивается своего. Как ни крути, но в месяц выходит тысяч десять, а то и больше.

Весь январь, да и первую половину февраля дела шли не так уж успешно, если не считать нескольких мелких случаев, когда наши с Вульфом роли сводились лишь к инструктированию Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кетера, да еще одной заварушки с участием банды похитителей мехов, когда в нас с Фредом стреляли.

Когда с того дня, как Кремер заскочил показать список гению и ушел ни с чем, прошло почти полтора месяца, утром в понедельник позвонил некий Джон Р. Уэлман с просьбой принять его, и я назначил ему на шесть вечера. Он явился на несколько минут раньше. Я провел его в кабинет и, усадив в красное кожаное кресло дожидаться, пока Вульф спустится из оранжереи, придвинул ему под правую руку маленький столик для удобства – а вдруг посетитель захочет черкануть пару строк, скажем, в чековой книжке. Джон Р. Уэлман был приземист, лысоват, с брюшком и носом?пуговкой, на котором с трудом удерживались очки без оправы. Простой серый костюм и скромная рубашка с галстуком придавали гостю не слишком респектабельный вид, но он сообщил по телефону, что занимается оптовой торговлей бакалейными товарами в Пеории, штат Иллинойс, и я успел выяснить состояние его дел в банке. Мы бы не отказались принять от него чек, если до этого дойдет, конечно.

При появлении Вульфа Уэлман встал и протянул руку. Порой Вульф заставляет себя скрыть свою неприязнь к обмену рукопожатиями с незнакомцами, а иногда и не скрывает ее. На сей раз он совершил над собой насилие, после чего обогнул угол стола и поместил свою тушу весом в одну седьмую тонны в единственное подходящее для нее кресло на всем белом свете. Он положил руки на подлокотники, откинулся на спинку кресла и посмотрел на посетителя.

– Слушаю, мистер Уэлман.

– Я хочу нанять вас, – сказал Уэлман.

– Для чего?

– Я хочу, чтобы вы нашли… – Голос посетителя прервался, а подбородок мелко?мелко задрожал. Уэлман потряс головой, словно отгонял мух, снял очки, вытер кончиками пальцев уголки глаз и снова нацепил очки, с трудом приладив их на место. – Боюсь, я не очень владею собой, – извинился он. – Я сильно недосыпаю в последнее время и устал. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу моей дочери.

Вульф бросил на меня быстрый взгляд, и я извлек записную книжку и ручку. Уэлман не сводил с Вульфа глаз – я его не интересовал.

– Когда, где и как она умерла? – спросил его Вульф.

– Она погибла под колесами машины в Ван?Кортленд?парке семнадцать дней назад. В пятницу вечером, второго февраля. – Уэлман взял себя в руки. – Я хотел бы рассказать вам о ней.

– Я слушаю.

– Мы с женой живем в Пеории, штат Иллинойс. Я открыл там дело больше двадцати лет назад. У нас был единственный ребенок, наша дочь Джоан. Мы очень… – Он вновь умолк и какое?то время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. – Мы очень гордились ею, – продолжал он. – Четыре года назад она окончила с отличием Смитовский колледж и устроилась на работу в редакционный отдел издательства «Шолл энд Ханна». Ею были довольны, мне сказал сам Шолл. В ноябре ей исполнилось двадцать шесть. – Он бессильно покачал головой. – Глядя на меня, не подумаешь, что моя дочь может быть красавицей, но это так. Она была прелестна, моя дочурка, все говорили, и голова у нее была светлая. – Из бокового кармана он вынул пухлый конверт. – Сейчас я вам покажу. – Он встал и передал конверт Вульфу. – Здесь с десяток самых лучших ее фотографий. Я приготовил их для полиции, но им они не потребовались, а вам, быть может, пригодятся. Взгляните сами.

Вульф протянул мне один из снимков, я встал и взял его. Красавицей в истинном смысле слова я бы ее не назвал, но если фото и впрямь походило на оригинал, то Джоан Уэлман была довольно интересной девицей. Подбородок, на мой вкус, великоват, но глаза и лоб были и впрямь что надо.

– Она была красавицей, – повторил Уэлман и снова умолк.

Вульф совершенно не выносил, когда люди преувеличивают.

– Я просил бы вас избегать таких слов, как «красавица» и «гордились», – проворчал он. – Нам нужны только факты. Вы хотите нанять меня, чтобы выяснить, кто сидел за рулем той машины?

– Я просто глупец, – вдруг сказал Уэлман.

– Тогда не нанимайте меня.

– Я не то имел в виду. Просто я несу всякий вздор вместо того, чтобы изложить суть дела. Сейчас. – Губы у него снова дрогнули, но он овладел собой. – Вот как было дело. Две недели назад, в субботу, мы получили телеграмму с извещением о смерти Джоан. Мы доехали на машине до Чикаго и оттуда вылетели в Нью?Йорк. Мы видели ее тело. Автомобиль переехал прямо через нее, а на голове, над правым ухом, была большая ссадина. Я говорил и с полицейскими, и с врачом, который освидетельствовал тело. – Уэлман уже полностью взял себя в руки. – Я не верю, что Джоан могла гулять в таком уединенном районе парка, в стороне от главной дороги, в такой холодный зимний вечер, и моя жена тоже не верит. И откуда у нее на голове эта ссадина? Не машина же ее ударила. Врач предполагает, что она ударилась при падении, но это сомнительно, и, по?моему, он сам настроен скептически. В полиции меня уверяют, что занимаются нашим делом, но я им не верю. Полагаю, что они считают случившееся обычным случайным наездом и все усилия сосредоточили на поисках машины. Я же убежден, что мою дочь убили, и думаю, что могу назвать имя убийцы.

– Вот как? – Вульф слегка вскинул брови. – Вы сказали об этом в полиции?

– Конечно. Но они только кивали и заверяли, что занимаются этим. Они ни на шаг не продвинулись, да и не продвинутся. Вот я и решил прийти к вам…

– У вас есть доказательства?

– Я считаю, что да, а полицейские, видно, нет. – Он вынул из внутреннего кармана пиджака конверт. – Джоан писала домой практически каждую неделю. – Он достал из конверта листок бумаги и развернул его. – Это копия, которую я напечатал, оригинал остался в полиции. Письмо датировано первым февраля. Я зачитаю вам только выдержку: «Еще хочу вам сказать, что завтра у меня необычное свидание. Поскольку теперь по решению мистера Ханны мы несем личную ответственность за отклонение рукописей (кроме разве что откровенной халтуры, а большинство рукописей таковой и являются), я возвращаю многие произведения авторам вместе с отпечатанной запиской, на которой стоит моя подпись, так уж у нас заведено. Осенью я возвратила рукопись романа некоему Бэйрду Арчеру и позабыла и думать о ней, как вдруг вчера мне позвонил в издательство человек, назвался Бэйрдом Арчером и спросил, помню ли я свое сопроводительное послание, и я ответила, что помню. Он спросил, читал ли еще кто?нибудь его рукопись, и я ответила, что нет, и тогда он сделал мне потрясающее предложение! Он сказал, что согласен платить двадцать долларов в час, если я соглашусь обсудить с ним роман и внести в рукопись поправки! Как вы на это смотрите? Даже если работа займет лишь пять часов, я заработаю лишнюю сотню, хотя она у меня долго не залежится – вы ведь знаете свою дочь, мои обожаемые и любящие родители. Встреча назначена на завтрашний вечер, сразу после работы». – Уэлман зашуршал письмом. – Письмо датировано…

– Могу я взглянуть? – Глаза Вульфа странно блестели. Видно, что?то в письме Джоан Уэлман его вдохновило, но, получив листок из рук Уэлмана, он лишь мельком взглянул на него и передал мне. Я внимательно прочитал письмо, стараясь в то же время не упустить ничего важного из разговора.

– Письмо датировано, – продолжал Уэлман, – первым февраля, четвергом. Свидание с этим мужчиной было назначено на следующий вечер, в пятницу, по окончании работы. А ранним утром в субботу ее тело нашли на безлюдной аллее в Ван?Кортленд?парке. Разве есть сомнения в том, кто убийца?

Вульф откинулся на спинку кресла:

– Ничто не указывало на возможность изнасилования? Свидетельств насилия не обнаружили?

– Нет. – Уэлман закрыл глаза, и ладони его сжались в кулаки. Совладав с чувствами, он открыл глаза. – Ничего подобного не было. Никаких следов насилия.

– А что говорят в полиции?

– Они пытаются разыскать этого Арчера, но не могут. Он как в воду канул. Они говорят, что им не за что ухватиться. Я думаю, что…

– Что за чушь! Конечно, им есть за что ухватиться. В издательствах имеются архивы. Он прислал рукопись осенью и получил назад вместе с запиской от вашей дочери. А вот как получил и по какому адресу?

– Рукопись отправили по почте на тот адрес, который он оставил: Клинтон?Стейшн, до востребования. Это на Западной Десятой улице. – Уэлман разжал кулаки. – Я не хочу сказать, что полицейские умыли руки; быть может, они делают все, что в их силах, но за семнадцать дней они не продвинулись ни на шаг, и мне не понравилось, как они разговаривали вчера и сегодня утром. Похоже, они не хотят заполучить еще одно нераскрытое убийство и предпочитают назвать это непредумышленным убийством, то есть надеются свести все к случайному наезду. Я мало знаком с методами нью?йоркской полиции, но как, по?вашему, от них ведь можно такого ожидать?

– Вполне возможно, – проворчал Вульф. – Так вы хотите, чтобы я доказал, что вашу дочь убили, и нашел убийцу?

– Да. – Уэлман вдруг смешался, открыл было рот, снова закрыл его. Он взглянул на меня, потом перевел взгляд на Вульфа: – Мистер Вульф, я признаю, что мною движет желание свести счеты. Я понимаю, что это грешно и безнравственно. Моя жена и пастор нашего прихода так говорят. На прошлой неделе я был дома, и они мне это сказали. Грешно замысливать мщение, но вот я здесь и ничего не могу с собой поделать. Пусть даже это случайный наезд, но полиция все равно не найдет убийцу, так что я твердо решил, что не вернусь в Пеорию и не возьмусь за дела до тех пор, пока убийца не будет разоблачен и не получит свое. У меня довольно прибыльное дело и собственность кое?какая имеется, но я согласен разориться и умереть нищим, лишь бы найти подлого негодяя, который убил мою дочь. Быть может, не стоит так говорить. Все же я вас не слишком знаю, разве что ослеплен вашей репутацией, так что вы можете и отказаться работать на человека с такими греховными помыслами, но я не хотел кривить душой.

Уэлман снял очки и принялся протирать их носовым платком. Это меня тронуло. Он не хотел смущать Вульфа и смотреть ему в глаза, пока Вульф принимает решение, браться ли за дело, которое предлагает такой закоренелый негодяй, как Джон Р. Уэлман из Пеории, штат Иллинойс.

– Я тоже буду откровенен, – сухо сказал Вульф. – Мотив мести как таковой не имеет значения, когда я решаю, браться за дело или отказать. Но своим признанием вы допустили ошибку, ибо если вначале я намеревался просить у вас задаток в две тысячи долларов, то теперь повышаю сумму до пяти тысяч. Но не только для того, чтобы это послужило вам уроком. Поскольку полиция за целых семнадцать дней ничего не нашла, нам придется потратить немало средств и усилий. Еще несколько вопросов, и я готов буду приступить.

– Я не хотел кривить душой, – повторил Уэлман.

Когда он ушел полчаса спустя, его чек остался на моем столе под пресс?папье вместе с копией последнего письма Джоан Уэлман, а моя записная книжка обогатилась новыми сведениями, которых вполне хватало, чтобы Вульф мог, как он выразился, приступить к делу. Провожая Уэлмана, я вышел с ним в прихожую и помог ему надеть пальто. Когда я приоткрыл дверь, чтобы его выпустить, он протянул мне руку, и я охотно пожал ее.

– Ничего, если я буду время от времени вам звонить? – робко спросил Уэлман. – Просто узнавать, нет ли чего нового? Я постараюсь не слишком надоедать, но вы уж извините, я очень настырный.

– В любое время, – заверил его я. – Я всегда готов сказать: «Ничего нового».

– Он ведь и в самом деле хороший сыщик, да?

– Лучше не бывает. – Я постарался вложить в голос максимум убежденности.

– Ну что ж… Тогда будем надеяться… – Уэлман вышел на крыльцо, продуваемое леденящим западным ветром, и я подождал, пока он спустится на тротуар. В подобном состоянии ему ничего не стоило загреметь вниз по всем семи ступенькам.

Вернувшись в прихожую, я задержался на миг перед дверью в кабинет и принюхался. Я знал, что Фриц готовит свиные ребрышки под соусом, который они придумали вдвоем с Вульфом, и, хотя дверь на кухню была закрыта, мой нос все же учуял волшебный аромат. Войдя в кабинет, я увидел, что Вульф сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Я взял чек Уэлмана, полюбовался на него и запер в сейф, потом подошел к столу Вульфа, чтобы еще раз взглянуть на фотографии Джоан Уэлман. Да, судя по снимкам, с ней было приятно познакомиться.

Я раскрыл рот:

– Если вы работаете, то пора завязывать. Через десять минут ужин.

Глаза Вульфа приоткрылись.

– Ну так что у нас: убийство или нет? – поинтересовался я.

– Конечно убийство. – Голос Вульфа прозвучал надменно.

– Ага. Нам везет. А почему? Из?за того, что она не могла разгуливать по этому парку в феврале?

– Нет. Уж тебе?то следовало бы знать почему.

– Мне? Благодарю покорно. А почему мне?

– Эх, Арчи, Арчи! Сколько лет я тебя учу быть наблюдательным. Ты распустился. Недавно мистер Кремер показывал нам список имен на листке бумаги. Седьмым по счету шел Бэйрд Арчер. В тот вечер, когда ее убили, мисс Уэлман должна была встретиться с человеком по имени Бэйрд Арчер. Леонарда Дайкса, который составил этот список, тоже убили. Было бы очень глупо не предположить, что мисс Уэлман пала от руки убийцы.

Я круто повернулся, шагнул к своему вращающемуся креслу и уселся лицом к Вульфу.

– Ах, вот вы о чем, – небрежно бросил я. – Я решил, что это просто совпадение.

– Брось! Ты просто прошляпил. Ты распустился.

– Хорошо, я распустился. Я не электроническая машина.

– Нет такого слова.

– Теперь есть. Я ввел его. – Я просто кипел от негодования. – Я же не робот. С тех пор прошло полтора месяца, а я и взглянул?то на этот список одним глазком. Вы, правда, тоже, но ведь вы – это вы. А если бы наоборот? Вдруг бы я вспомнил это имя, а вы нет? Тогда я владел бы этим особняком и банковским счетом, а вы были бы у меня на побегушках. Как бы вам это понравилось? Или предпочитаете оставить все как есть? Выбирайте.

Он фыркнул:

– Соедини меня с мистером Кремером.

– Слушаюсь. – Я развернулся к телефону и набрал номер.

 

Глава третья

 

Говоря попросту, я отрыгнул. Если вас такое выражение шокирует, то у меня началась дисфагия. Как бы то ни было, но я решил, что Вульфу и инспектору Кремеру придется с этим примириться – так уж реагирует мой желудок на кислую капусту. Поймите меня правильно: я вовсе не собираюсь этим гордиться, но и наступать себе на горло не позволю. Хочу, чтобы принимали меня таким, каков я есть.

Если Кремер или Вульф и заметили, что случилось, то виду никто не подал. Сидя на своем обычном месте во время вечерних заседаний в кабинете, я находился в стороне от Вульфа, высившегося над столом, и Кремера, развалившегося в красном кожаном кресле. А начался разговор с того, что Вульф любезно предложил выпить, Кремер выбрал виски с содовой, и Фриц доставил напитки в кабинет. Кремер отхлебнул и похвалил виски, явно не покривив душой.

– Так вы сказали по телефону, – обратился Кремер к Вульфу, – что можете сообщить мне кое?что интересное.

Вульф отставил стакан с пивом и кивнул:

– Да, сэр. Если, конечно, вам это до сих пор нужно. В последнее время газеты перестали упоминать о Леонарде Дайксе – утопленнике, которого выловили из реки около двух месяцев назад. Вы еще занимаетесь этим делом?

– Нет.

– А что?нибудь прояснилось по нему?

– Нет, ничего.

– Тогда мне хотелось бы сначала посоветоваться с вами, поскольку дело довольно щекотливое. – Вульф откинулся назад и устроился поудобнее. – Я стою перед выбором. Семнадцать дней назад в Ван?Кортленд?парке на безлюдной аллее нашли тело молодой женщины, Джоан Уэлман. Ее сбила машина. Ее отец из Пеории, штат Иллинойс, не удовлетворен тем, как полиция ведет расследование, и нанял меня. Мы беседовали с ним сегодня вечером; два часа назад он ушел, и я немедленно позвонил вам. У меня есть основания полагать, что смерть мисс Уэлман не была случайной и что ее убийство связано с убийством Дайкса.

– Любопытно, – признал Кремер. – Вы это поняли, поговорив с клиентом?

– Да. И теперь я стою перед выбором. Я могу предложить сделку вашему коллеге из Бронкса. Я готов раскрыть ему связь между обоими убийствами, что ему, безусловно, поможет в расследовании, при условии, что он согласится со мной сотрудничать с тем, чтобы заверить моего клиента – когда дело раскроют, конечно, – что я заслужил свой гонорар. Или могу сделать такое же предложение вам. Поскольку дочь моего клиента убили в Бронксе, то есть на территории вашего коллеги, то, возможно, следовало связаться с ним, но, с другой стороны, Дайкса?то убили в районе Манхэттена. Что скажете?

– Что я скажу? – проворчал Кремер. – Нечто подобное я и ожидал и не обманулся. Вы хотите, чтобы в обмен на вашу информацию об убийстве я посулил вам помочь заработать гонорар, а если я не соглашусь, то вы продадите информацию полиции Бронкса. А если и там ваш номер не пройдет, то вы ее просто утаите? Так?

– Мне нечего утаивать.

– Черт побери, вы сами сказали…

– Я сказал, что у меня есть основания полагать, что существует связь между обоими убийствами. Конечно, в своих предположениях я исхожу из определенной информации, но в полиции известно все то же, что и мне. Полицейское управление – могущественная организация. Если вы войдете в контакт с уголовной полицией Бронкса, то весьма вероятно, что рано или поздно вы придете к тем же выводам, что и я. Я хотел только сэкономить вам время и усилия. Нельзя обвинить меня в утаивании информации, когда полиции двух районов известны те же факты, что и мне.

Кремер хрюкнул от возмущения.

– Ничего, когда?нибудь… – неясно пригрозил он и снова хрюкнул.

– Я делаю это предложение, – продолжал Вульф, – чтобы помочь вам, а также потому, что дело довольно запутанное и потребует значительных усилий, а мои возможности ограничены. А условие я ставлю потому, что, если вам с моей помощью удастся быстро покончить с этим делом, не прибегая больше к моим услугам, мне не хотелось бы, чтобы мой клиент отказался платить по счету. Я предлагаю вот что: если по завершении расследования вы придете к выводу, что убийство мисс Уэлман осталось бы нераскрытым, не обратись ко мне мистер Уэлман, то вы так ему и скажете. Только ему, не журналистам.

Вульф потянулся к своему стакану и отхлебнул пива.

– Что ж, это меня устраивает, – заявил Кремер. – Выкладывайте.

Вульф вытер губы носовым платком.

– И еще: мистер Гудвин должен получить допуск к обоим делам – Дайкса и мисс Уэлман.

– У нас нет дела Уэлман.

– Когда я объясню вам, как связаны оба убийства, вы его затребуете.

– Это противоречит инструкциям управления.

– В самом деле? Тогда прошу прощения. Было бы обоюдовыгодно обменяться информацией, и жаль, конечно, что придется затратить много времени и денег моего клиента, чтобы раздобыть сведения, которыми вы уже располагаете, но нарушать инструкции – нет, об этом не может быть и речи.

Кремер свирепо посмотрел на него.

– Знаете, Вульф, – начал он, – одна из причин, почему вы совершенно невыносимы, состоит в том, что вы ухитряетесь так ловко ехидничать, что это не воспринимается как ехидство. И это лишь один из арсенала ваших оскорбительных приемов. Будь по?вашему, я прослежу, чтобы вы получили все сведения. Что у вас там насчет связи?

– Вы принимаете мои условия?

– Да, черт побери! Не могу же я допустить, чтобы вы умерли с голоду.

Вульф повернулся ко мне:

– Письмо, Арчи.

Я достал письмо из?под пресс?папье и передал ему.

– Вот, – обратился Вульф к Кремеру, – копия письма, которое мисс Уэлман написала родителям в четверг, первого февраля. На следующий вечер, в пятницу, ее убили. – Он протянул руку, и Кремер привстал, чтобы взять письмо. – Можете прочитать его целиком, но интересующие вас сведения – в отчеркнутом абзаце.

Кремер читал долго и, покончив с чтением, нахмурился. Все еще не переставая хмуриться, он взглянул на Вульфа:

– Где?то мне попадалось это имя. Бэйрд Арчер. Вам не кажется?

Вульф кивнул.

– Хотите, проверим, сколько времени у вас уйдет на то, чтобы вспомнить?

– Нет. Где же?

– В списке имен, составленном Леонардом Дайксом, который вы приносили мне полтора месяца назад. Оно шло седьмым по счету, а может, восьмым. Но не шестым.

– Когда вы впервые увидели это письмо?

– Сегодня вечером. Я получил его из рук клиента.

– Провалиться мне на этом месте! – Кремер вытаращился на Вульфа, потом – на отчеркнутый абзац. Затем аккуратно и не спеша сложил письмо и сунул в карман.

– Оригинал находится у вашего коллеги из Бронкса, – пояснил Вульф. – А это моя копия.

– Угу. Я одолжу ее. – Кремер поднял стакан, отпил изрядный глоток и уставился на угол стола Вульфа. Потом отхлебнул еще и вновь вернулся к изучению стола. Так, чередуя глотки с разглядыванием стола, он осушил стакан. Потом отставил его на маленький столик. – Что еще у вас есть?

– Ничего.

– Что вы успели предпринять?

– Ничего. Отпустив клиента, я сел ужинать.

– Это уж точно. – Кремер пружинисто взлетел из кресла. – Ну, я пошел. Черт побери, а ведь я уже собирался домой!

Он зашагал в прихожую. Я двинулся следом.

Когда я вернулся в кабинет, проводив блюстителя закона, Вульф безмятежно откупоривал очередную бутылку пива.

– Как вы отнесетесь к тому, – предложил я, – что я вызову по телефону Сола, Фреда и Орри, вы нас проинструктируете, как действовать, и мы назначим срок, допустим, завтра на рассвете, для раскрытия обоих преступлений? То?то мы утрем нос Кремеру!

– Не заносись, Арчи, – сердито зыркнул на меня Вульф. – Все далеко не так просто. Люди мистера Кремера пусть и не очень рьяно, но разыскивали Бэйрда Арчера целых семь недель. Полицейские из Бронкса занимались расследованием семнадцать дней. Теперь они примутся за поиски по?настоящему. А вдруг Бэйрда Арчера вообще не существует?

– Но мы?то знаем, что он существовал достаточно долго для того, чтобы назначить свидание Джоан Уэлман на второе февраля!

– Нет. Мы знаем только, что она написала родителям про незнакомца, который представился по телефону Бэйрдом Арчером и рассказал про свою рукопись, направленную в издательство, прочитанную мисс Уэлман и возвращенную по почте Бэйрду Арчеру, до востребования. – Вульф покачал головой. – Нет, Арчи, быстрой победы здесь ожидать не приходится. Боюсь, пока мы доберемся до конца, мистер Уэлман и впрямь пойдет по миру, если, конечно, не откажется от помыслов о мести. Пусть полиция сделает все, что в ее силах.

Я слишком хорошо знал его, поэтому мне такое объяснение не понравилось.

– Опять вы будете сидеть и ждать? – упрекнул его я.

– Нет. Я только сказал: пусть полиция сделает все, что в ее силах. Это очень серьезная работа. Мы будем исходить из предположения, вполне оправданного, на мой взгляд, что мисс Уэлман в письме родителям не погрешила против истины. Если так, тогда в этом письме есть еще кое?что полезное для нас, помимо имени Бэйрда Арчера. Он спросил ее, читал ли еще кто?нибудь рукопись, и мисс Уэлман ответила, что нет. Возможно, вопрос был вполне невинный, но в свете того, что случилось, он наводит на размышления. Погибла ли она из?за того, что прочитала рукопись? Это отнюдь не праздное предположение. Как ты думаешь, сколько в Нью?Йорке стенографисток? Или, например, на Манхэттене?

– Не знаю. Пятьсот. А может, пять тысяч.

– Только не тысяч. А людей, которые делают качественные копии документов или рукописей с черновиков?

– Так это же машинописные бюро, а не стенографистки.

– Очень хорошо. – Вульф отпил пива и уселся поудобнее. – Сначала я думал предложить это мистеру Кремеру, но уж коль скоро нам все равно предстоит потратить часть денег мистера Уэлмана, то можем начать и отсюда. Мне хотелось бы знать содержание романа. Бэйрд Арчер мог напечатать рукопись сам, а возможно, и нет. Сол, Фред и Орри возьмут на себя машинописные бюро. Собери их завтра в восемь утра, и я их проинструктирую. Так мы сумеем выяснить не только содержание романа, но и заполучить словесный портрет Бэйрда Арчера.

– Ясно! – Теперь все становилось на свои места. – Я бы тоже не прочь поразмяться.

– Дойдет очередь и до тебя. Есть надежда, хотя и небольшая, что Бэйрд Арчер пытался пристроить роман в другое издательство. Во всяком случае, попытаем счастья. Начнешь с более известных фирм, класса «Шолл энд Ханна». Только не с завтрашнего дня. Завтра выбери все, что только можно, из дел мисс Уэлман и Дайкса в полиции. Например, была ли пишущая машинка в квартире Дайкса?

Я поднял бровь:

– Вы считаете, что Дайкс был Бэйрдом Арчером?

– Не знаю. Он составил список этих имен, причем, безусловно, вымышленных. Второго февраля он, конечно, не мог быть Бэйрдом Арчером, поскольку был убит за пять недель до этого. Загляни и в «Шолл энд Ханна». Несмотря на то что было написано мисс Уэлман в письме к родителям, я допускаю, что кто?то еще мог прочитать рукопись или хотя бы видел ее. Или мисс Уэлман могла поделиться своими впечатлениями о ней с кем?то из коллег. Или, наконец, что маловероятно, Бэйрд Арчер мог принести рукопись в издательство собственноручно, и тогда кто?то его припомнит… Хотя, конечно, с осени уже много воды утекло… – Вульф тяжело вздохнул и потянулся за стаканом. – Пожалуй, тебе следует продлить срок – к завтрашнему рассвету нам не успеть.

– Бога ради, – великодушно согласился я. – Продлеваю до пятницы.

Хорошо еще, что я не сказал, до какой пятницы.

 

Глава четвертая

 

Во вторник с утра, пока я натравливал Сола, Фреда и Орри на машинописные бюро, просматривал утреннюю почту и депонировал в банке чек Уэлмана, получилось так, что добрался я до офиса Кремера на Двадцатой улице уже в одиннадцатом часу. Самого Кремера на месте не оказалось, но он проинструктировал на мой счет сержанта Пэрли Стеббинса. Я один из немногих знакомых Пэрли, о которых у него не сложилось четкого мнения. Поскольку я частный детектив, то чем быстрее я откину копыта или хотя бы перестану мозолить порядочным людям глаза, тем, естественно, лучше – это азбука, но где?то в глубине души Пэрли точит червь сомнения: а вдруг бы я стал неплохим полицейским, если бы меня вовремя наставили на путь истинный?

Мне удалось не только ознакомиться с делами, но и переговорить с полицейскими, занимавшимися ими: с двумя – по делу Дайкса и с одним из Бронкса – по делу Джоан Уэлман. Ушел я почти в три, унося много ценной информации в записной книжке и еще больше в голове.

Вот вкратце, что я разузнал. Леонард Дайкс, сорока одного года, тело которого, зацепившееся за сваю, выловили из Ист?Ривер в первый день нового года, в течение восьми лет работал доверенным делопроизводителем, а не адвокатом в юридической конторе «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс». Еще около года назад контора именовалась «О’Мэлли, Корриган и Фелпс», но О’Мэлли лишили практики, произошла реорганизация. Дайкс был холост, отличался здравым умом, преданностью и хорошо разбирался в делах. Каждый вторник вечером играл по мелочи в карты с друзьями. Имел двенадцать тысяч долларов в ценных бумагах, банковский счет, а также тридцать акций «Юнайтед стейтс стил», которые отошли по наследству его замужней сестре, живущей в Калифорнии, единственной близкой родственнице. Врагов и завистников не было. «Знакомств женского пола не имел», – бросилась мне в глаза фраза в одном из донесений. К делу были приложены один малопривлекательный снимок, сделанный, когда труп выловили из реки, и фотография живого Дайкса в его квартире. Объективности ради замечу, что до того, как утонуть, Дайкс выглядел симпатичнее. Немного, правда, пучеглазый, да и скошенный подбородок не слишком его красил.

В деле набралась бы еще добрая тысяча фактов, имевших к убийству такое же отношение, как и те, что я привел в качестве образца.

Что касается Джоан Уэлман, то в уголовном отделе полиции Бронкса версия о случайном наезде отнюдь не пользовалась такой популярностью, как считал Уэлман, к счастью не имевший доступа к делу об убийстве дочери. Не доверяли полицейские и версии о свидании в пятницу, изложенной в письме Джоан родителям, тем более что среди сотрудников Джоан не нашлось никого, кто бы об этом слышал. Последнее я бы поставил полиции в упрек, зная, как кишат мелкими сплетниками подобные конторы; и наоборот, готов отдать должное дочери нашего клиента: она умела держать язык за зубами и о личных делах не распространялась. Оставив тщетные попытки разыскать машину, которая переехала мисс Уэлман, полиция Бронкса сосредоточила все усилия на поклонниках девушки. Если хотите занять среднего полицейского сыщика любимым делом, усадите его с мужчиной, которого встречали в обществе хорошенькой девушки, только что злодейски убитой. Представьте себе, какие вопросы будет задавать полицейский, как он будет смаковать интимные подробности и вторгаться в личную жизнь незадачливого воздыхателя, кем бы тот ни был, не рискуя нарваться на отпор.

Полиция Бронкса буквально вывернула ухажеров Джоан Уэлман наизнанку. Особенно досталось некоему сочинителю рекламы Атчисону, скорее всего, потому, что его фамилия начиналась на А, а в середине имелось Ч, как и у Арчера. К счастью для Атчисона, в пятницу днем, второго февраля, он сел в четыре тридцать на поезд, чтобы провести уик?энд с друзьями в Уэстпорте. Двое агентов трудились как каторжные, стараясь развенчать его алиби, но тщетно.

Судя по полицейским протоколам, Джоан отличалась не только миловидной внешностью и умом, но и воистину викторианской добродетелью. В этом все трое допрошенных поклонников были единодушны. Они восхищались девушкой и уважали ее. Один из них целый год домогался ее руки и льстил себя некоторой надеждой. Если кто?либо из троицы и носил против Джоан камень за пазухой, то полиция Бронкса подтверждений тому не нашла.

Я вернулся домой, напечатал для Вульфа подробный отчет и принял по телефону донесения от Сола, Фреда и Орри.

Большую часть среды я провел в издательстве «Шолл энд Ханна» на Сорок пятой улице. В результате у меня создалось впечатление, что издательский бизнес – замечательный способ зашибать бабки. Само издательство размещалось на двух этажах, утопавших в коврах и обставленных роскошной мебелью. Как мне объяснили, Шолл отбыл во Флориду, а Ханна не приходит раньше половины одиннадцатого. Из приемной меня провели в кабинет одного из мелких начальников, срочно нуждавшегося в стрижке и жевавшего резинку. Когда я предъявил записку от нашего клиента, начальник проблеял, что они с радостью пойдут навстречу повергнутому в горе отцу покойной мисс Уэлман и я могу задавать вопросы всему персоналу, начиная с него самого. Только не смогу ли сначала рассказать, есть ли хоть какие?то сдвиги в расследовании? Не далее как вчера к ним снова нагрянули детективы из городской полиции и провели здесь чуть ли не целый день, а теперь Арчи Гудвин от самого Ниро Вульфа пожаловал. Наклевывается что?нибудь важное?

Я соврал что?то безобидное и взялся за него.

То обстоятельство, что Вульф никогда не покидает дом по делам, разве что побудительный мотив более важен, нежели перспектива получения гонорара, как, например, спасение собственной шкуры, во многом определяет мой стиль работы. Когда я иду по следу и мне удается раздобыть ценные сведения, я люблю их как следует обмозговать, прежде чем передоверить Вульфу, но когда я вышел из «Шолл энд Ханна», я ощущал себя как слепой котенок в потемках. Можно ли поверить, что я провел почти пять часов в издательстве, где работала Джоан Уэлман, опросив всех, от посыльного до самого Ханны, и не выведал ни одного мало?мальски значимого факта? К сожалению, все выглядело именно так. Лишь одна запись в толстой конторской книге, которую мне показали, имела отношение к интересующему меня делу. Привожу ее полностью.

 

НОМЕР: 16237

ДАТА: 2 окт.

ИМЯ И АДРЕС: Бэйрд Арчер, Нью?Йорк, Клинтон?Стейшн, до востребования.

НАЗВАНИЕ: «Не надейтесь…»

ЖАНР: Роман, 246 стр.

ПОЧТОВЫЕ РАСХОДЫ: 63 цента, расписка прилагается

ПРОЧИТАЛ(А): Джоан Уэлман

РЕШЕНИЕ: Отклонить. Отпр. почтой 25 окт.

 

Вот и вся моя добыча. Рукопись доставили по почте. Никто не слышал о Бэйрде Арчере. Никто больше не видел рукопись и ничего про нее не знает. Если Джоан и говорила кому?то про рукопись, то никто об этом не помнит. Она никому не рассказывала ни про телефонный звонок Бэйрда Арчера, ни про предстоящее свидание. Подобные «не» я могу перечислять еще долго.

Вечером я доложил Вульфу следующее:

– Похоже, дело в шляпе. Двести сорок шесть страниц напечатанного текста весят куда больше чем двадцать одна унция. Либо он печатал на обеих сторонах, либо использовал папиросную бумагу, либо поскупился на почтовые марки для пересылки. Нам остается только выбрать одно из трех, и он в наших руках.

– Шут гороховый! – прорычал Вульф.

– Можете предложить что?то лучшее? Из того мусора, что я раскопал?

– Нет.

– Но хоть что?то я раздобыл?

– Нет.

– Ладно. Тогда вот что. Мои два дня – ноль. Считая по две сотни на круг за день, четыреста долларов из мошны Уэлмана уже вылетели в трубу. Сыскному агентству или полиции это сошло бы с рук – таков их стиль, но на вас это не похоже. Ставлю на карту недельный заработок, что за последние сорок восемь часов вы даже не пытались пораскинуть мозгами!

– О чем? – осведомился Вульф. – Я не могу фехтовать с тенью. Дай мне хоть какую?то зацепку – жест, запах, слово, звук, на худой конец. Любую мелочь.

Я мысленно согласился, хотя ни за что не признался бы ему, что он прав. Да, верно, целая армия специально натасканных ищеек Кремера рыскала в поисках Бэйрда Арчера, но это ничего не значит. Никто даже понятия не имел, как он выглядит. Они не встретили никого, кто бы когда?либо знал или просто встречал человека под таким именем. Кроме имени, никаких доказательств, что Бэйрд Арчер – реальное лицо, а не фантом, не существовало. С тем же успехом можно было придумать человека под именем, допустим, Фритэм Чоад, а потом пуститься на его розыски. Ну посмотрите вы в телефонный справочник, убедитесь, что его там нет, а потом что?

Остаток недели я провел за сбором весьма любопытных сведений о вкусах и убранстве офисов различных издательств. И выяснил, что «Саймон энд Шустер» в Рокфеллеровском центре сходят с ума по модерну и скупают все подряд, невзирая на цену; что «Харпер энд бразерс» обожают старую мебель и не жалуют пепельницы; «Викинг?пресс» при приеме на работу женщин отдает предпочтение внешности и изяществу форм; помещения «Макмиллан компани» обставлены мягкими диванами, как пульмановские вагоны, и так далее. Короче говоря, я охватил практически всю отрасль, но вознаградил себя за терпение, лишь договорившись поужинать с молоденькой сотрудницей «Скрибнерс», которая, как подсказывало мне чутье, могла знать кое?что стоящее. Что же касается Бэйрда Арчера, то о нем никто и слыхом не слыхивал. Если он и передавал свою рукопись в другое издательство, то никаких следов не сохранилось.

За уик?энд я раза два пообщался с Пэрли Стеббинсом. Если мы сели на мель, то и полиции похвастать было нечем. Правда, они откопали одного Бэйрда Арчера в глухой глубинке штата Виргиния, но ему было за восемьдесят, и о том, что изобретен алфавит, он знал лишь понаслышке. Кремера обуревала надежда отыскать связь между Леонардом Дайксом и Джоан Уэлман, и трое его лучших людей трудились над заданием шефа не покладая рук. Когда я воскресным вечером доложил обо всем этом Вульфу, он фыркнул:

– Ослы. Я ведь принес им эту связь на блюдечке!

– Да, сэр, – посочувствовал я. – Что вас и изнурило.

– Я вовсе не изнурен. Я даже не устал.

– Значит, я солгал нашему клиенту. Когда он сегодня позвонил нам снова, я сказал, что вы совершенно изнемогли, ломая голову над его делом. У меня не было выхода – он уже теряет терпение. Чем вам не угодило пиво? Слишком холодное?

– Нет. Я думаю о тебе. Большинство машинописных работ выполняют женщины, не так ли?

– Не большинство. Все.

– Тогда с завтрашнего дня начнешь заниматься машинистками. Возможно, тебе повезет больше, чем Солу, Фреду и Орри, хотя и они будут заниматься тем же. Прежде чем браться за что?нибудь другое, мы закончим с этим. Среди машинисток наверняка найдутся и молодые и привлекательные. Не переусердствуй.

– Слушаюсь! – Я одарил его восхищенным взглядом. – Ваши вспышки озарения вгоняют меня в священный трепет. Гениальная идея!

– А что я могу сделать, черт побери?! – взорвался Вульф. – Достань хоть что?нибудь! Достанешь?

– Безусловно, – заверил я. – Допивайте пиво.

Вот так случилось, что на следующий день, в понедельник, покончив со своими утренними обязанностями, я отправился обследовать доставшийся мне сектор города в соответствии с планом, который мы разработали вместе с Солом. Наша славная троица уже поработала на Манхэттене до Четырнадцатой улицы, в районе Гранд?Сентрал и на Вест?сайде – от Четырнадцатой до Сорок второй улицы. Сегодня Фреду достался Бруклин, Орри выпал Бронкс, Сол выбрал Ист?сайд, а я занялся Вест?сайдом, начиная с Сорок второй улицы.

В половине одиннадцатого я вошел в дверь с табличкой «Стенографическая служба Бродвея» и сразу попал в преисподнюю. В комнату, достаточно просторную, чтобы вместить пять столов и столько же машинисток, их набили добрый десяток, и два десятка рук порхали над клавишами со скоростью, раза в два превышающей мою. Пытаясь перекрыть барабанную дробь, я крикнул ближайшей дамочке, на бюсте которой без труда разместилась бы книжная полка:

– У такой женщины, как вы, должен быть отдельный кабинет!

– У меня есть, – надменно откликнулась она и провела меня через дверь в крохотную клетушку за перегородкой.

Поскольку перегородка была высотой всего футов в шесть, грохот все равно стоял сумасшедший. Минуты две спустя хозяйка клетушки объяснила мне:

– Мы не даем информации о наших клиентах. У нас строго конфиденциальные услуги.

– У нас тоже! – крикнул я, протягивая ей визитную карточку. – Все очень просто. Наш клиент – уважаемая издательская фирма. Им передали рукопись романа, от которого в издательстве пришли в восторг и собираются его опубликовать, но вот незадача – страничка с фамилией и адресом автора куда?то запропастилась, и ее не могут найти. Имя автора они запомнили: Бэйрд Арчер, но вот адреса нет, и с автором нельзя связаться. Ничего, казалось бы, страшного, не гори они желанием опубликовать роман. В телефонной книге Бэйрда Арчера нет. Рукопись пришла по почте. Издательство помещало объявления, но безрезультатно. Я хочу знать только, не перепечатывали ли у вас рукопись романа Бэйрда Арчера, возможно, в сентябре прошлого года? Или около этого? Роман называется «Не надейтесь…».

Лед еще не растаял.

– В сентябре прошлого года? Долго же они ждали…

– Они пытались разыскать его.

– Если печатали у нас, страничка не могла потеряться. Мы подшиваем все материалы в скоросшиватели.

Об этом ребята меня предупреждали. Я уверенно кивнул:

– Да, конечно, только редакторы не любят возиться со скоросшивателями. Они их снимают. Если вы перепечатывали эту рукопись, будьте уверены, что автор очень хотел бы, чтобы вы помогли его разыскать. Дайте человеку шанс.

– Ну ладно, – сжалилась она. – Попробую поискать, только сперва кое?что выясню.

Она вышла.

Я прождал двадцать минут, пока она вернулась, и еще десять, пока она рылась в картотеке. Ответ был «нет». Бэйрда Арчера они не обслуживали. Я поднялся на лифте на восемнадцатый этаж, в офис «Машинописная служба Рафаэля».

Эти два визита отняли у меня почти час, а с такой скоростью, согласитесь, трудно рассчитывать на успех. Где я только не побывал – от подлинных гигантов, разместившихся в «Парамаунт билдинг» под вывеской «Метрополитен стенограферс инкорпорейтед», до каморки с кухонькой и ванной в конце Сороковых улиц, где ютились две девушки, работавшие на дому. Полакомившись на обед каннелони в «Сарди»[1] за счет Джона Р. Уэлмана, я возобновил поиски.

Погода стояла довольно теплая для февраля, только никак не могла сделать выбор между пасмурной хмуростью и устойчивой изморосью, так что часа в три дня, когда я сумел без потерь пробиться к нужному зданию сквозь оживленные бродвейские толпы в районе Пятидесятых улиц, я пожалел, что не надел плащ вместо коричневого пальто. С этим визитом я решил покончить в два счета, поскольку в списке адресов значилось только имя женщины Рейчел Эйбрамс. Дом был довольно старый и невзрачный, слева от входа размещался магазинчик женского платья «Кэролайн», а справа – кафетерий «Мидтаун Итери». Войдя в вестибюль, я снял и хорошенько встряхнул пальто, а затем, ознакомившись с указателем, поднялся на лифте на седьмой этаж. Лифтер подсказал, чтобы я шел в комнату 728 налево по коридору.

Прошагав немного налево, я свернул направо, сделал несколько шагов, еще раз повернул направо и вскоре очутился перед комнатой 728. Дверь была нараспашку, и я поднял голову, чтобы удостовериться, что на двери и впрямь номер 728, а заодно и прочитал:

 

 

Я оказался в комнате размером футов десять на двенадцать, не больше, с рабочим столом, маленьким столиком, двумя стульями, вешалкой для одежды и облупленным, зеленой краски металлическим шкафчиком с выдвижными ящиками для картотеки. На вешалке я заметил женское пальто, шляпку и зонтик, а на столе позади пишущей машинки стояла ваза с желтыми нарциссами. На полу валялись разбросанные листы бумаги – виной, по?видимому, был сильный сквозняк из?за поднятого доверху окна.

Кроме сквозняка, с улицы через окно доносились голоса, а точнее, крики. В три шага я достиг окна, перегнулся через подоконник и свесился вниз. Прохожие останавливались под моросящим дождем, вытягивали шеи и пытались что?то разглядеть. Трое мужчин с разных сторон перебегали улицу, спеша к толпе, собравшейся перед самым домом, на тротуаре. Посреди толпы двое других мужчин склонились над распростертым на асфальте телом женщины, юбка которой высоко задралась, а голова была неестественно вывернута. У меня превосходное зрение, но с высоты семи этажей, да еще под мелким дождем, картина получилась довольно размытая. Большая часть зрителей разглядывала женщину, но некоторые задирали головы и смотрели прямо на меня. Футах в ста слева к толпе трусцой приближался полицейский.

Я утверждаю, что мне понадобилось не больше трех секунд, чтобы осознать, что случилось. Утверждаю я это не из хвастовства, благо доказать ничего не в состоянии, а чтобы отчитаться за свои действия. Назовите это предчувствием, интуицией или чутьем – как хотите, но ничего подобного со мной прежде не случалось. Вульф велел мне достать для него хоть что?нибудь, а я ухитрился опоздать на каких?то три минуты, а быть может, и на две. Будучи совершенно в этом уверен, дальше я действовал автоматически. Отпрянув от окна и выпрямившись, я метнул быстрый взгляд на стол, а потом на шкафчик. Со стола я начал только потому, что он стоял ближе.

Пожалуй, ни один обыск в истории не приносил столь быстрых результатов. С первого же взгляда я убедился, что средний ящик стола почти пуст. В верхнем были аккуратно разложены стопки писчей и копировальной бумаги, а также конверты. Нижний ящик был перегорожен на три отделения с массой всякой всячины, и в среднем отделении мне тут же бросилась в глаза коричневая записная книжка в обложке из искусственной кожи. На первой страничке вверху было написано слово «Приход», под которым шла первая запись, датированная 7 августа 1944 года.

Я перелистал странички до начала прошлого года, остановился на июле и стал просматривать записи, пока не наткнулся на: «12 сент. Бэйрд Арчер, 60 долларов, аванс». А шестью строчками ниже: «23 сент., Бэйрд Арчер, 38 долл. 40 центов, остаток».

– Черт бы меня побрал! – с чувством выругался я и, сунув книжку в карман, двинулся к двери. Я тешил себя надеждой, что Рейчел Эйбрамс жива и успеет хоть что?нибудь рассказать. Когда я завернул второй раз за угол, открылась дверь лифта и из него вышел полицейский. Я был настолько поглощен своими мыслями, что даже не удостоил его взглядом, что было ошибкой, так как блюстители порядка не выносят, когда на них не смотрят, особенно на месте происшествия. Полицейский остановился прямо передо мной и резко спросил:

– Вы кто такой?

– Губернатор Дьюи, – ответил я. – Как я вам нравлюсь без усов?

– А, остряк… А какое?нибудь удостоверение личности у вас есть?

Я вскинул брови:

– Как это я не заметил, что очутился за железным занавесом?

– Мне некогда с вами препираться. Как вас зовут?

– Знаете, уважаемый, – я покачал головой, – мне это уже надоедает. Доставьте меня в ближайший кремль, и я скажу вашему сержанту. – Я шагнул в сторону и вызвал лифт.

– Чокнутый какой?то, – сплюнул он и загромыхал по коридору.

Пришел лифт, и я вошел в кабину. Лифтер объяснил пассажирам, из?за чего поднялся такой сыр?бор. В вестибюле было безлюдно. Снаружи, на тротуаре, несмотря на изморось, толпа совсем сгустилась, и мне, чтобы пробиться в первый ряд, пришлось напустить на себя важный вид.

Возле тела дежурил полицейский, пытавшийся сдерживать напиравших зевак. Я уже заготовил фразу, которая обеспечила бы мне беспрепятственный доступ, но, когда пробился поближе и увидел все своими глазами, понял, что могу приберечь ее на другой раз. При падении бедняжке сильно досталось, и при взгляде на сломанную шею мои надежды, что в женщине еще теплится жизнь, улетучились как дым. Я даже не стал уточнять ее имя, поскольку оно было у всех на устах – Рейчел Эйбрамс. Я протиснулся сквозь толпу назад, дошел до перекрестка, остановил такси, забрался в него и назвал водителю номер дома на Западной Тридцать пятой улице.

Когда я взошел на крыльцо и отпер дверь, часы показывали пять минут пятого, стало быть, Вульф уже возился наверху с орхидеями. Повесив пальто и шляпу в прихожей, я взбежал на три лестничных пролета и вошел в оранжерею. Тысячу раз я любовался этим пышным великолепием, и всегда у меня при виде их дух захватывало, сегодня же я не замечал ни буйно распустившихся фаленопсисов, ни радужных каттлей.

Вульфа я застал вместе с Теодором в питомнике за пересаживанием дендробиумов хризотоксум в горшочки большего размера.

– Неужели это не терпит отлагательства? – сердито буркнул Вульф при моем приближении.

– Полагаю, что нет, – ответил я. – Она мертва. От вас мне нужно только разрешение позвонить Кремеру. Звонить мне придется в любом случае, поскольку меня видел не только лифтер, доставивший меня на ее этаж, но и полицейский, и к тому же я оставил отпечатки пальцев на ее письменном столе.

– Кто мертва?

– Та женщина, которая печатала рукопись Бэйрду Арчеру.

– Когда и как?

– Только что. Она погибла в тот миг, когда я поднимался на лифте в ее офис на седьмом этаже. Она спускалась быстрее, чем я поднимался, причем из окна. Смерть наступила от удара о тротуар.

– Откуда ты знаешь, что она печатала рукопись?

– Вот что я нашел в ящике ее стола. – Я вынул из кармана коричневую книжку и показал Вульфу те самые записи. Руки Вульфа были перепачканы землей, так что мне пришлось держать книжку перед его глазами. Я спросил: – Подробности рассказать сразу?

– Да, черт побери!

Пока я излагал все, не упуская ни единой мелочи, Вульф неподвижно стоял, касаясь кончиками грязных пальцев скамьи с горшочками и повернув ко мне голову с плотно сжатыми губами. Его желтоватый рабочий халат площадью с добрых пол?акра по оттенку удивительно напоминал нарциссы на столе Рейчел Эйбрамс.

Закончив рассказ, я мрачно осведомился:

– Мои комментарии выслушаете?

Он утвердительно кивнул.

– Возможно, мне следовало там задержаться, но толку бы от этого не было – я был слишком взбешен, чтобы рассуждать. Приди я на каких?то три минуты раньше, я бы застал ее в живых. Или если ее выкинули из окна, я мог застигнуть преступника врасплох. Вы же сказали, чтобы я хоть что?нибудь достал, вот я и приволок бы вам негодяя. Везучий, мерзавец! Должно быть, мы разминулись секунд на тридцать. А когда я выглянул из окна, он, наверное, вышел на улицу и зашагал прочь, не страдая болезненным любопытством.

Вульф приоткрыл и снова закрыл глаза.

– Если вы сомневаетесь, что ее выбросили, – раскипятился я, – то ставлю десять против одного! Не могу поверить, что женщина, печатавшая ту самую рукопись, выбрала именно сегодняшний день, чтобы сигануть из окна или нечаянно вывалиться.

– Тем не менее это не исключается.

– Я категорически против. Ну ладно, я все?таки кое?что для вас добыл, – похлопал я по записной книжке.

– Увы. – Вульф угрюмо вздохнул. – Твоя находка лишь подтверждает, что мисс Уэлман убили из?за того, что она прочитала рукопись, а мы и руководствовались именно такой гипотезой. Сомневаюсь, удовлетворилась бы мисс Эйбрамс тем, что ее смерть подтвердила нашу правоту. Большинство людей заслуживают лучшей участи. Мистеру Кремеру захочется получить эту книжку.

– Угу. Возможно, я ее зря прихватил, но вы так просили, что мне не терпелось добыть для вас хоть что?то. Отвезти ее Кремеру или позвонить, чтобы он прислал за ней?

– Ни то ни другое. Оставь ее на скамейке. Я вымою руки и сам ему позвоню. Ты займешься другим. Я допускаю, что мисс Эйбрамс могла кому?то рассказать про содержание рукописи, которую перепечатывала. Копни здесь. Найди ее родственников и друзей. Составь их список. Сол, Фред и Орри будут звонить в половине шестого. Ты позвонишь в пять двадцать пять и скажешь мне, где ты с ними встретишься и в каком часу. Поделите список между собой.

– Господи! – запротестовал я. – Это уж совсем притянуто за уши. Потом вы захотите еще снять отпечатки с валика ее пишущей машинки.

Вульф пропустил мой выпад мимо ушей и решительно зашагал к раковине. Я спустился этажом ниже к себе в комнату за плащом. Внизу я забежал на минутку к Фрицу, предупредить, чтобы к ужину меня не ждали.

 

Глава пятая

 

На большее не приходилось и рассчитывать. Разыскав в справочнике Бронкса домашний адрес Рейчел Эйбрамс, подтвердив его правильность после телефонных переговоров с какой?то женщиной и успев проскочить в метро до часа пик, я мысленно поздравил себя с удачным почином. Не прошло и шестидесяти минут с тех пор, как Вульф велел разыскать родственников и друзей мисс Эйбрамс, а я уже вошел в старый многоквартирный дом на Сто семьдесят восьмой улице, в квартале от Гранд?Конкур.

И тут же выяснил, что чересчур поторопился. Женщина, открывшая мне дверь в квартире 4Е, не прятала глаза и спросила как ни в чем не бывало:

– Это вы звонили? Что?нибудь случилось с моей Рейчел?

– Вы – мать Рейчел? – спросил я.

Она с улыбкой кивнула:

– Уже довольно давно. Во всяком случае, это никогда никем не оспаривалось. Что случилось?

К такому повороту я не подготовился. Я считал само собой разумеющимся, что какой?нибудь полицейский или журналист поставит мать в известность о случившемся до моего прихода, так что был готов к слезам и причитаниям, но отнюдь не к тому, что мне выпадет участь сообщить матери страшную весть. Правильнее, конечно, было бы сказать все как есть, но та величавая гордость, с которой несчастная мать произнесла имя «моя Рейчел», расстроила мои планы и нарушила душевное равновесие. Не мог я и просто извиниться и слинять, сказав, что ошибся номером, поскольку выполнял поручение, завалив которое только потому, что мне вожжа под хвост попала, я расписался бы в профессиональной непригодности. В итоге я из кожи вон вылез, чтобы пошире улыбнуться, но, должен признать, язык у меня присох к гортани.

Она продолжала спокойно и дружелюбно смотреть на меня выразительными темными глазами.

– Наверное, надо бы впустить вас внутрь, – сказала она, – только скажите сначала, что вы хотите.

– Навряд ли я отниму у вас много времени, – выдавил я. – По телефону я сказал вам, что меня зовут Арчи Гудвин. Я собираю материал для статьи о практикующих стенографистках. Ваша дочь обсуждает с вами свою работу?

Она слегка нахмурилась:

– Вы могли бы спросить ее сами. Разве вы не можете?

– Могу, конечно, если у вас имеется причина не говорить.

– С какой стати у меня была бы такая причина?

– Не знаю. Но вот, допустим, если бы она взялась печатать рассказ или статью по заказу какого?то мужчины, рассказала бы она вам о нем – о его внешности или манерах? Или о чем говорится в рассказе или статье?

– Разве это не противоречило бы правилам? – продолжала хмуриться миссис Эйбрамс.

– Нет, конечно. Да дело и не в правилах, мне хотелось оживить материал, показать отношение к ее ремеслу родственников, друзей…

– Так статья будет посвящена Рейчел?

– Да. – Здесь я не солгал. Ни на йоту.

– И ее имя будет напечатано?

– Да.

– Моя дочь никогда не обсуждает свою работу ни со мной, ни с отцом, ни с сестрами за исключением разве что финансовой стороны. Да и то лишь потому, что часть своего заработка она отдает мне – на семейные нужды, – одна из ее сестер учится в колледже. Но она никогда не рассказывает ни о заказчиках, ни о самой работе. Если ее имя попадет в печать, люди должны знать правду.

– Вы совершенно правы, миссис Эйбрамс. Вы знаете…

– Вы упомянули родственников и друзей. Отец Рейчел придет домой без двадцати семь. Ее сестра, Дебора, здесь, сидит над домашним заданием, ей всего шестнадцать… мала для вас, верно? Другой сестры, Нэнси, сегодня не будет, она у подруги, но вернется завтра, в половине пятого. Теперь друзья… Один молодой человек, Уильям Баттерфилд, хочет жениться на Рейчел, но он…

Она умолкла, и в глазах ее блеснул огонек.

– Прошу извинить, но это слишком личное. Быть может, дать вам его адрес?

– Будьте любезны.

Она продиктовала мне номер дома на Семьдесят шестой улице.

– …Еще она дружит с Гулдой Гринберг, которая живет под нами, на втором этаже, квартира 2С. Потом – Синтия Фри… Но это не настоящее ее имя. Вы ее, конечно, знаете.

– Нет, боюсь, не имею чести.

– Она выступает на сцене.

– Ах да, конечно же. Синтия Фри.

– Да. Она училась с Рейчел в средней школе, но потом бросила ее. Не стану говорить о ней дурного. Моя Рейчел такая верная, лучшего друга и не придумаешь. Вот я уже старею, и кто со мной останется? Мой муж, конечно, и Дебора с Нэнси, и друзья – но главное, я знаю: до самого моего конца со мной будет Рейчел. Об этом вы должны написать. Я вам еще расскажу о ней, мистер Гудвин, только вы войдите и сядьте… Ой, телефон звонит… Простите, я сейчас.

Она повернулась и устремилась в комнату. Я не шелохнулся. Через несколько секунд до меня донесся ее голос:

– Алло… Да, миссис Эйбрамс у телефона… Да… Да, Рейчел – моя дочь… Что вы сказали?..

Я не колебался, что делать дальше. Вопрос был только в том, оставить ли дверь распахнутой или прикрыть ее. Последнее казалось более разумным. Я тихонечко, стараясь не стучать, притворил дверь и начал спускаться по ступенькам.

Выйдя на улицу, я посмотрел на часы – они показывали пять двадцать четыре. Добравшись до перекрестка, я оглянулся, заметил в конце квартала аптеку, поспешил к ней, отыскал телефонную кабинку и набрал номер. Трубку снял Фриц и соединил меня с оранжереей.

Когда Вульф подошел, я сказал ему:

– Мне удалось поговорить с матерью Рейчел. Она сказала, что ее дочь никогда не рассказывает дома о своей работе. Мы беседовали в настоящем времени, потому что она еще пребывала в неведении о случившемся. Ей хочется увидеть имя Рейчел в газетах, и она его увидит благодаря этому мерзавцу, с которым я разминулся на три минуты. Я ей ничего не сказал, так как только потерял бы на этом время. Завтра, когда она осознает, что выяснение подробностей о работе ее дочери может помочь найти мне убийцу, она, возможно, что?нибудь припомнит, хотя вряд ли. Имена нескольких друзей я узнал, но живут они в разных местах. Попросите ребят позвонить мне по этому номеру. – Я продиктовал номер телефона.

– Мистер Кремер настаивает на встрече с тобой, – сказал Вульф. – Я рассказал ему все, и он послал за книжечкой, но желает видеть тебя лично. Судя по голосу, он разозлился. Пожалуй, тебе стоит заехать к нему. Все же мы действуем сообща.

– Угу. И давно? Ладно, ладно, поеду. Не усердствуйте.

Я подождал в кабинке, чтобы никто не занял ее. По мере поступления звонков я препоручил Уильяма Баттерфилда Солу, Гулду Гринберг – Фреду и Синтию Фри – Орри, добавив, что желательно разузнать имена других друзей и знакомых мисс Эйбрамс, и пусть занимаются ими сами. Покончив с наставлениями, я прогулялся пешком до метро.

На Западной Двадцатой улице я испытал на собственной шкуре, насколько разозлился Кремер. Я давно уже сбился со счету, пытаясь определить, сколько раз меня вызывали в это учреждение за последние годы. Когда у нас с Вульфом есть что?то, на что Кремер хотел бы наложить лапу (или Кремер думает, что есть), меня тут же препровождают в его кабинет. Если дело пустяковое, мной занимается сержант Пэрли Стеббинс или кто?то из низших чинов. Если же требуется задать мне нахлобучку, меня бросают на растерзание лейтенанту Роуклиффу. Когда мне придется выбирать между раем и адом, я не стану ломать голову, а просто спрошу: «А где Роуклифф?» Одно время мы с ним были на равных – он надоел мне ничуть не меньше, чем я ему, – пока в один прекрасный день меня не осенило: надо начать заикаться! Дело в том, что, когда Роуклифф горячится и выходит из себя, он слегка заикается. Вот я и придумал – сперва раздразнить его, а потом разок заикнуться и посмотреть, что получится. Результат превзошел все ожидания. Роуклифф так взбесился, что стал мычать и запинаться на каждом слове, после чего я с полным основанием подал жалобу, что он меня передразнивает. С тех пор козыри были у меня, и Роуклифф это знал.

Мы с лейтенантом мозолили друг другу глаза уже битый час – чистейший фарс, ведь Вульф уже выложил им все без утайки, и добавить мне было нечего. Роуклифф упорствовал, что я преступил закон, обыскав место происшествия и прикарманив записную книжку (сущая правда), и настаивал, что я наверняка нашел еще что?то и утаиваю это от полиции. Так мы сидели и толкли воду в ступе, пока наконец мне не дали подписать свои отпечатанные показания. Я подписал, Роуклифф прочитал и стал приставать с новыми вопросами. Я долго терпел, но потом мне наскучило.

– Послушайте, – сказал я, – вы же сами знаете, что несете полную галиматью. Чего вы добиваетесь – пытаетесь с?с?с?сломить мой дух?

Роуклифф стиснул зубы. Но он должен был что?то ответить.

– Я бы с удовольствием с?с?с?сломал тебе шею, – заявил он. – Убирайся отсюда к чертовой матери!

Я убрался, но не туда, куда он меня послал. Я твердо намеревался перекинуться парой слов с Кремером. Спустившись в вестибюль, я повернул налево, дошел до конца коридора и толкнул дверь, не постучав. Кремера не было, лишь Пэрли Стеббинс пыхтел над столом, заваленным бумагами.

– Заблудился? – поинтересовался он.

– Нет. Я пришел сдаваться. Я только что з?з?з?зажарил и слопал Роуклиффа. Вдобавок мне кажется, что кто?то здесь забыл меня поблагодарить. Если бы не я, ребята с участка почти наверняка посчитали бы это самоубийством или несчастным случаем, а посему никто бы не просмотрел записную книжку и не обнаружил этих записей.

– Верно, ты нашел книжку, – кивнул Пэрли.

– Я о том и толкую.

– И отнес ее домой Вульфу.

– А затем без промедления предоставил вам.

– Да, ты прав. Спасибо большое. Устраивает?

– Да. Только ответь на один вопрос, чтоб не дожидаться утренних газет. Как названо в заголовках падение Рейчел Эйбрамс из окна?

– Убийство.

– Гадали на кофейной гуще?

– Нет. Нашли следы пальцев на шее. Врач полагает, что ее душили. Стало ли это причиной смерти, покажет вскрытие.

– И я не успел на каких?то три минуты…

– Ну да? – притворно изумился Пэрли.

Я изрыгнул сочное словцо. Потом добавил:

– Хватит вам и одного Роуклиффа в отделе, – и отправился восвояси.

В приемной я зашел в телефонную кабинку, набрал номер, услышал голос Вульфа и доложил:

– Извините, что нарушаю ваш ужин, но мне нужны указания. Я в уголовке на Двадцатой улице, без наручников, провел час с Роуклиффом и пошушукался с Пэрли. Исходя из пятен на шее, официальная версия гласит, что ее задушили и выбросили из окна. Как я вам и говорил. Три имени, которые назвала миссис Эйбрамс, я распределил по нашим ребятам, велел им узнать еще что?нибудь и действовать по своему усмотрению. Сегодня вечером или завтра нужно еще разок навестить Эйбрамсов, только не мне. Сол, пожалуй, сумеет вызвать миссис Эйбрамс на откровенность. А я жду указаний.

– Ты ужинал?

– Нет.

– Возвращайся домой.

Я дошел до Десятой авеню и поймал такси. Дождь моросил не переставая.

 

Глава шестая

 

Вульф не любит встречаться и обсуждать дела с клиентами. Бесчисленное множество раз он твердил мне, чтобы я не впускал к нему клиентов. Поэтому, когда я вечером по указанию Вульфа позвонил в гостиницу Уэлману и пригласил его прийти к нам завтра в одиннадцать утра, я понял, что Вульф разделяет мою тревогу по поводу этого дела.

Восемь дней минуло с тех пор, как мы познакомились с нашим клиентом, хотя названивал он с завидным упорством: то из гостиницы, то из Пеории. Судя по всему, восемь дней не пошли ему на пользу. Он был облачен в тот же самый серый костюм или в точную его копию, но галстук и рубашку все же сменил. Лицо его было землистым. Повесив пальто нашего клиента, я заметил, что он, кажется, сбавил в весе. Уэлман промолчал, и я подумал даже, что он оглох, но потом, когда он вошел в кабинет, обменявшись с Вульфом приветствиями и опустившись в красное кожаное кресло, он извинился:

– Прошу прощения, вы что?то сказали о моем весе?

– Да, мне показалось, что вы похудели.

– Наверное, вы правы. У меня пропал аппетит, да и сон нарушился. Я возвращаюсь домой, иду в офис или на склад, и все из рук валится; сажусь на поезд, качу сюда, но и здесь не лучше. – Уэлман обратился к Вульфу: – Ваш помощник сказал мне по телефону, что новостей у вас нет, но вы хотите поговорить со мной.

Вульф кивнул:

– Не хочу, а вынужден. Позвольте задать вам вопрос. За восемь дней я потратил… сколько, Арчи?

– Около тысячи восьмисот.

– Почти две тысячи долларов из ваших средств. Вы заявили, что согласны на все, даже если я пущу вас по миру. Вы не должны соблюдать обязательства, принятые под давлением. Я люблю принимать от клиентов чеки, но лишь при условии, что не буду потом терзаться угрызениями совести. Как вы себя сейчас чувствуете?

Уэлман заметно смешался. Он сглотнул, потом ответил:

– Я же сказал, что у меня пропал аппетит.

– Я слышал. Вы должны есть. Человек должен есть. – Вульф жестами показал как. – Пожалуй, мне стоит обрисовать положение. Как вам известно, я считаю доказанным, что вашу дочь убил мужчина, который, назвавшись Бэйрдом Арчером, позвонил ей и назначил свидание. Убил из?за того, что она прочитала рукопись, о которой упоминала вам в письме. Полиция согласна с моими выводами.

– Я знаю. – Уэлман пытался сосредоточиться. – Это уже немало. И установили все это вы.

– Я установил еще кое?что. Большую часть ваших денег мы потратили на то, чтобы попытаться разыскать кого?нибудь, кто мог бы рассказать нам про рукопись, или про Бэйрда Арчера, или про то и про другое. Мы уже держали удачу за хвост, но в самый последний миг упустили. Вчера днем убили молодую женщину по имени Рейчел Эйбрамс, столкнув ее с седьмого этажа. Мистер Гудвин опоздал на три минуты. А вот сведения, которыми располагает полиция, но которые не предназначены для печати. В письменном столе убитой мистер Гудвин обнаружил записную книжку, где было записано, что в сентябре прошлого года Бэйрд Арчер уплатил мисс Эйбрамс девяносто восемь долларов сорок центов за перепечатку рукописи. Это окончательно доказывает, что вашу дочь убили из?за того, что она прочла рукопись, но это лишь подтвердило мое предположение и поэтому не столь для нас важно. Мы…

– Это доказывает, что убийца – Бэйрд Арчер! – Уэлман разволновался. Значит, он все еще в Нью?Йорке! Полиция должна найти его! – Он вскочил с кресла. – Я еду в…

– Успокойтесь, мистер Уэлман. – Вульф предостерегающе поднял руку. – Это доказывает, что убийца вчера днем был в том здании, и больше ничего. Для нас Бэйрд Арчер по?прежнему только некое имя, фантом, если хотите. Не успев спасти Рейчел Эйбрамс, мы до сих пор не нашли живого свидетеля, который мог бы подтвердить, что Бэйрд Арчер реально существует. Что касается розысков по вчерашнему следу, то это дело полиции, с которым они вполне справятся. Можете быть уверены: всех, кто работает и живет в этом здании, а также прохожих, очевидцев происшествия сейчас тормошат как следует. Присядьте, сэр.

– Я еду туда. В тот дом.

– После того, как я закончу. Сядьте, прошу вас.

Уэлман примостился на самый краешек кресла.

– Я хочу, чтобы вы поняли, – начал Вульф, – что рассчитывать на успех почти не приходится. Трое из моих людей расспрашивали родных и друзей мисс Эйбрамс, пытаясь узнать, не говорила ли она кому?нибудь о Бэйрде Арчере или рукописи, но безуспешно. Мистер Гудвин поговорил со всеми сотрудниками издательства «Шолл энд Ханна», которые могли быть в курсе дела, и побывал в других издательствах. Полиция, возможности которой не сравнимы c моими, целую неделю разыскивала следы Бэйрда Арчера или рукописи. Если и вначале перспективы не казались мне радужными, то теперь они почти безнадежны.

Уэлман поправил соскользнувшие с носа очки.

– Я же наводил о вас справки, – растерянно пробормотал он. – Я думал, вы никогда не сдаетесь.

– Я не собираюсь сдаваться.

– Простите, пожалуйста. Но мне показалось…

– Я просто обрисовал вам положение. «Почти безнадежно» – не значит, что дело проиграно. Положение стало бы и впрямь отчаянным, не будь у нас одной зацепки. Имя Бэйрда Арчера впервые всплыло на листке бумаги, исписанной рукой Леонарда Дайкса. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что, составляя список имен, безусловно вымышленных, Дайкс пытался выбрать псевдоним для автора романа, написанного им самим или кем?то иным. И уже факт, а не предположение, что это имя Дайкс включил в составленный им список, что человек под этим именем был клиентом мисс Эйбрамс, что это имя стояло на титульном листе рукописи, прочитанной вашей дочерью, и, наконец, этим именем назвался мужчина, позвонивший ей и назначивший свидание. Я расписываю это столь детально, чтобы вам было все понятно.

– Спасибо, я понял.

– Очень хорошо, – вздохнул Вульф. Ему эти объяснения были явно не по душе. – Я надеялся раскрыть тайну рукописи с помощью коллег вашей дочери или машинистки, печатавшей рукопись, но ничего не вышло. Я оплошал. Последняя ниточка, ведущая к Бэйрду Арчеру, связана с Леонардом Дайксом, который, по?видимому, придумал этот псевдоним. Конечно, все это вилами по воде писано, и тем не менее это наша последняя надежда.

– Так действуйте же!

Вульф кивнул.

– Именно поэтому я и хотел поговорить с вами. Сегодня двадцать седьмое февраля. Тело Дайкса выловили из реки первого января. Дайкса убили. Полицию убийством не удивишь, да и юридическая контора, в которой работал Дайкс, постоянно имела дело с убийствами. Мистеру Гудвину разрешили ознакомиться с делом Дайкса. Полиция опрашивала сотрудников конторы про Бэйрда Арчера наряду с другими именами из списка Дайкса. Вне служебных обязанностей у Дайкса почти не было ни привязанностей, ни интересов. Восемь дней назад я доказал, что имя Бэйрда Арчера связывает убийство Дайкса с гибелью вашей дочери, поэтому полиция, естественно, снова взялась за юридическую контору и до сих пор ею занимается. Нет никаких сомнений, что сотрудников конторы опрашивали бесчисленное множество раз. Поэтому мне нет смысла продвигаться в том же направлении. Да меня и слушать никто не станет, тем более отвечать на вопросы.

– То есть вы отказываетесь… – напряженно соображал Уэлман.

– Нет. Я только хочу сказать, что действовать нужно окольными путями. В юридических конторах работают молодые женщины. Быть может, где?то и отыщется ровня мистеру Гудвину по части налаживания интимных отношений с молодыми женщинами, но я в этом сомневаюсь. Можем попробовать такой подход. Впрочем, это путь дорогой, длительный и не обязательно ведущий к успеху для вас и для меня. Будь там только одна женщина, которая обладала бы интересующими нас сведениями, дело было бы в шляпе, но вдруг их там десяток, а то и больше? Трудно прикинуть, в какую сумму это обойдется, сколько займет времени и принесет ли удачу. Поэтому я вынужден спросить вас: согласны ли вы продолжить или хотите выйти из игры?

Уэлман отреагировал как?то странно. Он не сводил глаз с Вульфа, чтобы ничего не упустить, а теперь переключился на меня, и взгляд у него был загадочный. Не то чтобы он меня изучал, но можно было подумать, что у меня вырос второй нос, а на голове шевелятся змеи. Я поднял брови. Уэлман повернулся к Вульфу.

– Вы имеете в виду… – Он откашлялся. – Пожалуй, хорошо, что вы меня спросили. После того, что я тогда сказал, вы вправе полагать, что я согласен на все, но это уж слишком… на мои деньги… десяток молодых женщин… по очереди…

– Что вы плетете, черт побери? – не выдержал Вульф.

Сохраняя бесстрастный вид, я вмешался. По трем причинам: нам требовался заработок, мне хотелось взглянуть на Бэйрда Арчера и не хотелось, чтобы, вернувшись в Пеорию, Джон Р. Уэлман рассказал всему городу, что нью?йоркские детективы соблазняют стенографисток оптом, по заказу.

– Вы не поняли, – сказал я Уэлману. – Благодарю за комплимент, но под «интимными отношениями» мистер Вульф подразумевал «держаться за руки». Он совершенно прав: порой я и впрямь завоевываю симпатии молодых женщин, но только потому, что я застенчивый, а женщинам такие нравятся. Я полностью с вами согласен, что нехорошо тратить на подобное ваши деньги. Положитесь на меня. Если дело вдруг примет серьезный оборот, я либо вспомню, что это ваши деньги и пойду на попятный, либо продолжу, но уже за собственный счет.

– Я вовсе не ханжа, – возразил Уэлман.

– Прекрати зубоскалить! – прикрикнул на меня Вульф.

– Я не ханжа, – настойчиво повторил Уэлман, – но я не знаю, кто эти женщины. Я понимаю, что это Нью?Йорк, но ведь среди них могут оказаться девственницы…

– Совершенно справедливо, – поспешил согласиться я. И обратился с упреком к Вульфу: – Мы с мистером Уэлманом понимаем друг друга. После некоего предела я его деньги не трогаю, даю слово. Правильно, мистер Уэлман?

– Пожалуй, да, – признал Уэлман. Встретившись со мной взглядом, он посчитал, что самое время протереть очки, и поспешил сделать это, воспользовавшись носовым платком. – Да, вы правы.

Вульф фыркнул:

– Вы не ответили на мой вопрос. Как быть с расходами, затратами времени и слабой надеждой на успех? К тому же все сведется к расследованию убийства Леонарда Дайкса, а не вашей дочери. Нам придется добираться к цели окольными путями. Что вы решили, сэр? Мы продолжаем или заканчиваем?

– Продолжаем. – Наш клиент, по?прежнему наш клиент, нацепил очки на нос. – Если только… Я хотел бы заручиться вашим словом, что наши отношения останутся совершенно конфиденциальными. Я не хочу, чтобы моя жена или наш пастор узнали о… новых обстоятельствах.

Видя, что Вульф закипает, как чайник, я поспешил вмешаться:

– От нас они ничего не узнают. И никто другой тоже.

– Вот и хорошо. Нужно ли выписать еще один чек?

Вульф сказал, что нет, пока рано. Мне показалось, что повестка дня уже исчерпана, но Уэлман пожелал задать несколько вопросов, главным образом о Рейчел Эйбрамс и о доме, в котором размещался ее офис. Видимо, он собрался наведаться туда и навести справки. Я, готовый на все, лишь бы выпроводить его из кабинета, прежде чем он опять забеспокоится о девственницах или переполнится чаша терпения Вульфа, который не выносит встреч и бесед с клиентами, не стал его отговаривать.

Распрощавшись с Уэлманом, я вернулся в кабинет. Вульф с хмурым видом откинулся на спинку кресла и вычерчивал на подлокотнике эллипсы.

Я потянулся и зевнул:

– Пойду?ка я, пожалуй, переоденусь. Бежевый костюм будет в самый раз. Девицы любят мягкий материал, который не царапается, когда склоняешь головку на плечо. А вы можете пока поразмыслить, какие хотели бы дать мне указания.

– Никаких указаний не будет, – прорычал Вульф. – Черт побери, раскопай мне, наконец, что?нибудь! – Он нагнулся и нажал кнопку звонка, чтобы Фриц принес пиво.

 

Глава седьмая

 

Не подумайте, что я всерьез ломал голову, какой костюм надеть, – это была лишь форма протеста, и довольно беспомощная. А что делать, ведь для того, чтобы завязать отношения с персоналом конторы «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс», мне потребовалась бы более совершенная экипировка, чем бежевый костюмчик, даже такого нежного оттенка и приятный на ощупь, как мой. Как и сказал Вульф Уэлману, все сотрудники в конторе уже наверняка сыты по горло расспросами про Леонарда Дайкса и Бэйрда Арчера, поэтому стоит мне заявиться туда и раскрыть рот, как меня тут же спустят с лестницы. Я поднялся к себе в комнату, прежде всего чтобы уединиться и обмозговать положение подальше от Вульфа и телефона. Рассудил я просто. Чего у нас еще имеется в избытке, кроме меня, что способно привести в восторг этих девиц? Вы угадали: конечно же, орхидеи, да еще в это время года, когда все они буйно цветут и цветки сохраняются вплоть до самого увядания растений. Четверть часа спустя я возвратился в кабинет и заявил Вульфу:

– Мне понадобится уйма орхидей.

– Сколько?

– Не знаю. Для начала – десятка четыре?пять. Только я сам выберу.

– Это исключено. Послушай моего совета. Не трогай циприпедиум лорд Фишер, дендробиум цибеле…

– Такие расфуфыренные мне ни к чему. С меня хватит каттлей, брассов и лейлий.

– У тебя губа не дура. Научился разбираться.

– Еще бы. За столько лет.

Я вышел из дома, остановил такси и дал адрес уголовной полиции на Двадцатой улице. Там вышла неувязка. Пэрли Стеббинс ушел обедать. Пытаться получить то, за чем я пришел, от кого?то из оставшихся, было пустой тратой времени, поэтому я настоял на аудиенции у Кремера, и меня послали в его кабинет. Кремер сидел за столом, уминал салями с огурчиками и запивал их йогуртом. Когда я доложил, что хочу взглянуть на дело Дайкса и составить список сотрудников конторы, где он работал, Кремер заявил, что занят и не может со мной побеседовать, но рад был меня видеть и желает мне всего доброго.

– Да, сэр, – вежливо поблагодарил я. – Мы сделали для вас все, что могли. Проследили связь между Дайксом и Уэлман. Разнюхали все про Эйбрамс, пока она еще не остыла, и бескорыстно передали вам. Да, вы застряли, но и мы в тупике. Теперь мне понадобился список имен, который я мог бы запросто раздобыть в другом месте, затратив на это пару часов и двадцатку, но вы изволите быть слишком заняты. Нет, вы не виноваты, это все еда. Черт побери, занятная же у вас диета!

Кремер проглотил смесь салями и огурчиков, которую пережевывал, нажал кнопку внутренней связи и заговорил:

– Росси? Посылаю к тебе Гудвина. Арчи Гудвина. Покажи ему досье Леонарда Дайкса, и пусть он выпишет имена тех, кто работает в юридической конторе. Больше ничего ему не давай. И следи за ним. Ясно?

– Да, инспектор, – проскрежетал металлический голос.

Домой на Тридцать пятую улицу я поспел к обеду, заскочив еще по дороге в писчебумажный магазин, чтобы приобрести багажные наклейки. Остальное, что мне могло потребоваться, было под рукой.

Пообедав, я приступил к делу. В моем списке числилось шестнадцать женщин. Конечно, порывшись в деле, я мог бы узнать, кто есть кто, но на это ушло бы много времени, к тому же я не хотел быть необъективным. Девица, занимающаяся архивами, могла понадобиться мне не меньше, чем личная секретарша старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Для начала я ограничился только именами и напечатал каждое из них на отдельной наклейке. Кроме того, я шестнадцать раз напечатал на простой бумаге (чтобы не испортить впечатление копией, отпечатанной через копирку):

 

Эти орхидеи настолько редкие,

что купить их нельзя.

Я отобрал их для Вас.

Если хотите узнать почему,

позвоните мне по телефону ПЕ 3?1212.

Арчи Гудвин

 

Спрятав конверт с наклейками и записками в карман, я поднялся в питомник, взял корзину и нож, перешел в оранжерею и принялся срезать орхидеи. Мне требовалось сорок восемь, по три штуки каждой женщине, но я срезал с запасом, на всякий случай, главным образом – каттлеи Дионисия, Катадин и Питерси, брассокаттлеи Калипсо, Фурниери и Нестор, а также лейлиокаттлеи Барбаросса, Карменсита и Сен?Готард. Букет получился потрясающий! Теодор предложил свои услуги, и я не стал отказываться. Правда, он пытался отговорить меня от Калипсо, которые якобы еще не полностью расцвели, но я настоял на своем.

В питомнике у нас хранятся подарочные коробки, нарядная бумага и ленточки. Теодор аккуратно укладывал цветы и прилагал записки, а я пришлепывал наклейки и ковырялся с лентами. Ох и пришлось мне с ними помучиться! Вульф?то собаку съел в этом деле, даже Теодору было далеко до него, не говоря уж обо мне, но сегодня командовал я. Когда наконец был завязан последний бантик, а все шестнадцать коробок тщательно упакованы в большую картонку, часы показывали без двадцати четыре. Времени хватало. Я стащил картонку вниз, надел пальто и шляпу, вышел, поймал такси и дал водителю адрес на Мэдисон?авеню в районе Сороковых улиц.

Контора «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс» располагалась на восемнадцатом этаже одного из тех зданий, где не жалеют мрамора, чтобы пустить пыль в глаза; двустворчатая дверь в контору помещалась в самом конце широкого коридора. Пружины, удерживающие створки, были, должно быть, рассчитаны на то, чтобы вытолкнуть лошадь, поэтому я вступил в приемную без свойственной мне грации, что отношу также на счет громоздкой картонки. В просторной приемной двое клиентов дожидались аудиенции, сидя на стульях, еще один слонялся взад?вперед, а в углу, за стойкой, золотисто?пепельно?палевая блондинка с кислым выражением на смазливой мордашке колдовала над коммутатором. В нескольких шагах от нее стоял небольшой столик. Я подошел, поставил свой груз у стойки, развязал картонку и принялся вытаскивать одну за другой нарядные коробки с бантами и раскладывать их на столике.

Суровая привратница ожгла меня уничтожающим взглядом.

– Что там у вас, атомная бомба? – спросила она вредным голосом. – Или День матери[2] в феврале?

Я покончил с коробками и придвинулся чуть ближе.

– На одной из коробок, – сказал я, – вы найдете собственное имя. На остальных – другие имена. Доставить нужно сегодня. Быть может, у вас прибудет бодрости и оптимизма…

Я замолк, так как говорил в пустоту. Девица выскочила из?за стойки и рысью метнулась к столику. Не знаю, на какое чудо она надеялась, но, судя по ее прыти, оно могло уместиться в столь изящной коробке. Пока она разыскивала свое имя, я пересек приемную, утвердился на надежном плацдарме перед предательской дверью, проскочил ее, не уронив достоинства, и был таков.

Если нарядные банты возымеют столь магическое действие на всех женщин в этой конторе, то обрывать телефон мне начнут с минуты на минуту; имея это в виду, я намекнул таксисту, что неплохо бы прорваться к Тридцать пятой улице менее чем за час, но, увы, сами знаете, что творится на Манхэттене в это время дня.

Когда мы наконец добрались, я взбежал по ступенькам, отпер дверь, метнулся на кухню и спросил у Фрица:

– Мне никто не звонил?

Он ответил, что нет. При этом глаза его странно заблестели.

– Знаешь, Арчи, – сказал он, – если тебе понадобится помощь с барышнями, можешь на меня рассчитывать. Забудь про мой возраст: швейцарец и в старости швейцарец.

– Спасибо. Буду иметь в виду. Теодор тебе насплетничал?

– Нет. Мистер Вульф рассказал.

– Экий завистник!

В мои обязанности входит докладываться, когда бы я ни возвращался с задания. Поэтому я пошел в кабинет и позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, где Вульф ежедневно проводит время с четырех до шести.

– Я дома, – возвестил я. – Цветы доставлены. Кстати, я поставлю их в счет Уэлману по три доллара за штуку. Оптом.

– Нет. Я не торгую орхидеями.

– Но он же клиент. А без цветов нам не обойтись.

– Я не торгую орхидеями, – отрезал Вульф и бросил трубку.

Я достал учетную книгу, подсчитал затраченное время и расходы Сола, Фреда и Орри, которых отозвали с дела, и выписал им чеки.

Первый звонок я принял почти в шесть. Обычно я отвечаю: «Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин», – но на сей раз решил, что стоит подсократить формальности, и сказал просто:

– Арчи Гудвин слушает.

– Это мистер Арчи Гудвин? – спросил суховатый, надтреснутый, но все?таки женский голос.

– Да.

– Меня зовут Шарлотта Адамс. Я получила коробку с орхидеями и вашей запиской. Большое спасибо.

– Не стоит благодарности. Симпатичные, правда?

– Просто загляденье, но только я не ношу орхидеи. Они из теплицы мистера Ниро Вульфа?

– Да, хотя он называет это оранжереей. Но вы можете смело вдевать их в петлицу, они для того и предназначены.

– Мне сорок восемь лет, мистер Гудвин, так что у вас должны быть какие?то особые причины, чтобы послать мне орхидеи.

– Буду с вами откровенен, мисс Адамс.

– Миссис Адамс.

– Все равно буду откровенен. Девушки то и дело выходят замуж и уезжают, и в моем списке появились гигантские прорехи. Я задал себе вопрос, чему больше всего обрадуются девушки этого города, и ответ оказался такой: десятку тысяч орхидей. Цветы, правда, не мои, но у меня есть к ним доступ. Потому я сердечно приглашаю вас завтра вечером в шесть часов посетить дом номер девятьсот два по Западной Тридцать пятой улице, полюбоваться орхидеями, а потом мы вместе отужинаем, и, я уверен, ничто не помешает нам хорошо провести время. Вы записали адрес?

– Я должна проглотить эту ахинею, мистер Гудвин?

– Ни в коем случае. Глотать будете завтра за ужином. Угощение будет, обещаю, пальчики оближете. Придете?

– Сомневаюсь, – сказала она и повесила трубку.

Во время разговора вошел Вульф и водрузил себя за стол. Он хмуро посмотрел на меня и принялся оттягивать нижнюю губу указательным и большим пальцами.

Я обратился к нему:

– Начало ни к черту. Почти пятьдесят, замужем, да еще и умничает. Она каким?то образом проверила номер и уже знала, что он ваш. Я, правда, и так собирался им открыться. У нас…

– Арчи!

– Да, сэр.

– Что за чушь ты нес насчет ужина?

– Никакой чуши. Я не успел вам сказать, что решил пригласить их отужинать с нами. Это очень поможет…

– Отужинать здесь?

– Где же еще?

– Нет. – Сказал он, как ножом отрезал.

Я возмутился.

– Это ребячество, – произнес я в тон Вульфу. – Вы презираете женщин – дайте мне высказаться, – во всяком случае, не терпите их общества. Раз уж вы зашли в тупик с этим делом и перевалили всю его тяжесть на меня, я хочу, чтобы мне развязали руки. К тому же я не верю, что вы способны выгнать из дома орду голодных братьев по разуму, независимо от их пола, в часы ужина.

Вульф стиснул губы. А разжав их, изрек:

– Прекрасно. Отведешь их ужинать в ресторан «Рустерман». Я позвоню Марко, и он предоставит вам отдельный кабинет. Когда выяснишь, сколько…

Тренькнул телефон, и я поспешно развернулся, снял трубку и сказал:

– Арчи Гудвин слушает.

– Скажите что?нибудь еще, – прощебетал женский голос.

– Теперь ваш черед, – возразил я.

– Вы приносили коробки?

Это была дама за коммутатором.

– Угадали, – признал я. – Все дошли по адресу?

– Да, кроме одной. Одна из наших девушек прихворнула и осталась дома. Ох и заварили же вы кашу, скажу я вам! А верно, что вы тот самый Арчи Гудвин, который работает у Ниро Вульфа?

– Тот самый. И это телефон Вульфа.

– Ну и дела! В записке сказано: позвонить и спросить почему. Так почему?

– Я затосковал и решил устроить пирушку. Завтра в шесть. Здесь, у Ниро Вульфа. Адрес в телефонном справочнике. Если и другие последуют вашему примеру, то вам ничего не угрожает. Бездна орхидей, уйма напитков, возможность узнать меня поближе и ужин, достойный «Мисс Америки». Можно полюбопытствовать, как вас зовут?

– Конечно. Бланш Дьюк. Так говорите, завтра в шесть?

– Точно.

– Вы не могли бы кое?что записать?

– Обожаю это занятие.

– Запишите: Бланш Дьюк. Потрясающее название для коктейля, правда? Так вот, два стаканчика джина, один – сухого вермута, две капли гранатового сиропа и две капли перно. Успели?

– Угу.

– Думаю, что приду, если нет, отведайте сами. Я никогда не знаю, что буду делать на следующий день.

Я проворковал, что советую ей прийти, развернулся и обратился к Вульфу:

– Эта поприветливее, чем миссис Адамс, и на том спасибо. А ведь еще и часа не прошло, как они закончили работу. Теперь насчет ужина в «Рустермане»… Им, конечно, лестно будет посидеть в лучшем ресторане Нью?Йорка…

– «Рустерман» отменяется.

– Вы же сказали, что…

– Я передумал. Ужин будет здесь. Я составлю меню с Фрицем… Пирожки с омарами и утка с вишней и виноградом. Женщинам придется по вкусу калифорнийский рислинг – вот он и пригодился, кстати.

– Вы же его не любите.

– Меня здесь не будет. Я уеду без пяти шесть, поужинаю с Марко и проведу вечер с ним.

В своих рассказах о Ниро Вульфе я не раз упоминал, что он никогда не оставляет дом по рабочим делам. Строго говоря, я мог бы сказать, что он собрался к Марко не по делам, а из?за них, но это просто увертка.

– Вам следовало бы хоть посмотреть на них, – попытался протестовать я. – И они так мечтают познакомиться с вами. Особенно миссис Адамс – ей сорок восемь, в самый раз для вас, семейная жизнь у нее не ладится, иначе она не стала бы работать. К тому же…

Зазвонил телефон. Я снял трубку и представился. Звонкое сопрано отбросило трубку от моего уха на несколько дюймов.

– Мистер Гудвин, я обязана была вам позвонить! Конечно, так не полагается, но, поскольку мы не знакомы и никогда не встретимся, считаю себя вправе не называть себя. Это самые чудесные орхидеи, что мне приходилось видеть! Я иду сегодня к друзьям на вечеринку, там будут все свои… То?то они рты пораскрывают, когда увидят орхидеи! А знаете, что я скажу, когда они спросят, кто подарил мне цветы? Я жду не дождусь! Конечно, я могу сказать, что они от тайного воздыхателя, но я не та девушка, которая мечтает о тайных воздыхателях, и не знаю, что им отвечу, но цветы такие расчудесные, что просто нельзя удержаться…

Когда я пять минут спустя положил трубку, Вульф пробормотал:

– Ты забыл пригласить ее.

– Да, – подтвердил я. – Она девственница. И боюсь, останется ею навсегда.

 

Глава восьмая

 

Пожалуй, впервые на моей памяти в оранжерее в отсутствие Вульфа очутилась целая компания посторонних. Страшное бремя ответственности ошарашило Теодора. Мало того, что он с замиранием сердца следил, чтобы никто из гостей не опрокинул скамейку или не ухватил цветок с уникального гибрида, так я еще уставил целый стол в питомнике подозрительными напитками. Поскольку беспризорные посетительницы то и дело наведывались к столу, Теодору заранее делалось плохо от одной мысли, что кто?то опрокинет стакан с крепким пойлом в горшочек, который он лелеял десять лет. Конечно, мне жаль было Теодора, но я хотел, чтобы гости чувствовали себя как дома.

Мой замысел сработал. Позвонили мне только семеро, но, судя по всему, они как следует все обсудили в конторе, поскольку пришло их аж десять, две группы по пять человек. Еще две позвонили сегодня, в среду, пока я отсутствовал. Дело было неотложным – я ездил в Бронкс поговорить с миссис Эйбрамс. Она, конечно, не пришла в восторг от моего визита, но я приехал просить об одолжении и выполнил свой долг до конца. В конце концов скрепя сердце она согласилась. Мне оставалось еще завербовать Джона Р. Уэлмана, но тут мне повезло – хватило одного звонка в гостиницу.

С моей точки зрения, эти дамочки все вместе смотрелись выше среднего, и мне было бы проще простого познакомиться с ними, угостить и развлечь байками про орхидеи, не будь я так занят тем, что мысленно рассортировывал их и расставлял по полочкам на будущее. Я мог бы избавить вас от необходимости выслушивать подробности того, как я это проделывал, тем более что вряд ли кто?то рискнет повторить мой подвиг. Сейчас?то мне ничего не стоит выложить вам всю их подноготную, но тогда наводить справки было не у кого.

Итак, я работал как каторжный, запоминая их имена и жадно впитывая крохи информации об их положении и роде занятий. Когда поспел ужин, я уже имел обо всех довольно приличное представление. Сорокавосьмилетняя Шарлотта Адамс была секретаршей старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Сухопарая и хваткая, она явно пришла не для того, чтобы веселиться. Одних лет с ней была лишь пухленькая и прыщеватая стенографистка, с именем, произнося которое она принималась радостно хихикать: Хелен Трой[3]! Следующей по возрасту шла Бланш Дьюк, трехцветная блондинка. Я наполнил целый шейкер смесью по ее рецепту. Она уже дважды возвращалась в питомник на дозаправку, после чего для экономии энергии прихватила шейкер с собой.

Еще одной?двум дамам из оставшихся семи было около тридцати, а большинству едва перевалило за двадцать. Одна из них держалась особняком. Ее звали Долли Хэрритон, и она была членом коллегии адвокатов. Миловидная и сероглазая, она еще не входила в руководство конторы, но, видимо, рассчитывала войти: об этом я судил по уверенности, с которой она держалась, и по умному, проницательному взгляду. Когда она передвигалась по проходам между орхидеями, создавалось впечатление, что она накапливает сведения для перекрестного допроса цветовода, уклоняющегося от выплаты алиментов брошенной жене.

Далее стенографистка Нина Пэрлман, довольно высокая и осанистая, с большими темными глазами; машинистка Мэйбел Мур, тщедушная, щупленькая, в очках с красной оправой; секретарша Эммета Фелпса Сью Дондеро с изящной головкой и без помады – вполне в моем вкусе; делопроизводительница Порция Лисс, которой следовало бы заняться своими зубами или хотя бы поменьше смеяться; стенографистка Клэр Бэркхардт, либо только что окончившая среднюю школу, либо ловко прикидывавшаяся молоденькой; и, наконец, секретарша Луиса Кастина Элинор Грубер, которую я пригласил бы в том случае, если бы мне необходимо было пригласить только одну из них. При первом взгляде на нее вы могли бы подумать, что ей не мешало бы сбросить фунт?другой, но, попытайся вы потом прикинуть, где они, эти лишние фунты, вы неминуемо проголосовали бы за статус?кво.

К тому времени, когда подошла пора усаживаться за стол, мне удалось выудить несколько полезных подробностей, главным образом от Бланш Дьюк, Сью Дондеро и Элинор Грубер. Во вторник по окончании рабочего дня Корриган, старший компаньон, собрал их всех в своем кабинете и объявил, что ПЕ 3?1212 – это телефон Ниро Вульфа, что Арчи Гудвин – доверенный помощник Вульфа и что Вульф вполне может действовать в интересах пострадавшей стороны в одном из дел, проведенных их конторой. Он посоветовал не обращать внимания на записки, вложенные в коробки с орхидеями, и призвал усилить бдительность. Сегодня, в среду, когда весь персонал горячо обсуждал предстоящую пирушку (это мне поведала Бланш Дьюк после нескольких общений с шейкером), Мэйбел Мур не удержалась и рассказала об этом миссис Адамс, а миссис Адамс, предположительно посовещавшись с Корриганом, решила составить остальным компанию. На меня излили еще кое?какие бессвязные сплетни об отдельных дамочках, привязанностях и недовольствах, но этих сведений не хватило бы даже на то, чтобы оплатить расходы на выпивку.

В семь двадцать пять я загнал всю орду в питомник и сообщил, что вино к ужину уже охладилось, но если кто?то предпочитает прежние напитки, то я не возражаю. Бланш Дьюк тут же воздела руку с шейкером и провозгласила, что сохранит верность своему зелью. Вокруг одобрительно зажужжали и поспешили нагрузиться бутылками, соломинками, стаканами и прочими атрибутами веселья. Я возглавил шествие. Хелен Трой угодила каблуком в щель между паркетинами, пошатнулась и, пытаясь не упасть, взмахнула рукой с бутылкой и сшибла два горшочка с онцидиум варикозум. Начались охи и ахи.

Я проявил великодушие:

– Молодчина! Какое надо иметь присутствие духа, чтобы не выпустить из рук бутылку! За мной, дамы, пешком по орхидеям!

Внизу, в столовой, нас ждал праздничный стол, накрытый белоснежной скатертью, уставленный серебряными приборами и хрусталем и украшенный орхидеями. Я попросил собравшихся оставить мне место во главе стола и рассаживаться как душе угодно, а сам тихонько улизнул в кухню и спросил Фрица:

– Они здесь?

Он кивнул.

– Наверху, в южной комнате. Там уютно и скучать не приходится.

– Прекрасно. Ты предупредил, что, быть может, понадобится немного терпения?

– Да, они согласны. А как твои успехи?

– Все идет, как задумано. Две, правда, непьющие, но в целом публика уже веселится. Все готово?

– Конечно.

– Тогда полный вперед!

Присоединившись к сборищу, я занял место во главе стола, где всегда сидел Вульф, – мне такая честь выпала впервые. Дружно поднятые стаканы приветствовали мое возвращение после долгого отсутствия. Я растрогался и решил, что подобное проявление чувств должно быть вознаграждено. В тот самый момент, как в комнату вошел Фриц с огромной супницей, я отодвинул свой стул и поднялся на ноги. Порция Лисс продолжала трещать как сорока, но Долли Хэрритон, член коллегии адвокатов, цыкнула на нее.

Я начал речь:

– Леди и, слава богу, ни одного джентльмена! Мне так много предстоит вам сказать. Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение. Если есть на свете зрелище прекраснее орхидей, то это вы. – Аплодисменты. – Мистер Вульф отсутствует, но согласно заведенному им порядку разрешите представить вам самого ценного обитателя нашего дома – мистера Фрица Бреннера, который сейчас разливает суп по тарелкам. Фриц, поклонись, пожалуйста. – Аплодисменты. – Я хочу попросить вас об одном одолжении. Вчера мне позвонила незнакомая дама, вполне благожелательная, которая отказалась назвать свое имя. Я прошу вас помочь мне опознать ее. Сейчас я воспроизведу кое?что, – не все, конечно, – надеясь, что это наведет вас на след. Имитатор из меня неважный, но я попробую. Итак, она сказала: «Мистер Гудвин, я обязана была вам позвонить! Конечно, так не полагается, но, поскольку мы не знакомы и никогда не встретимся, считаю себя вправе не называть себя. Это самые чудесные орхидеи, что мне приходилось видеть! Я иду сегодня к друзьям на вечеринку, там будут все свои… То?то они рты пораскрывают, когда увидят орхидеи! А знаете, что я скажу, когда они спросят, кто подарил мне цветы? Я жду не дождусь! Конечно, я могу сказать, что они от тайного воздыхателя, но…»

Продолжать смысла не было, потому что мой голос потонул в визгах и выкриках. Даже миссис Адамс настолько оттаяла, что улыбнулась уголком рта. Клэр Бэркхардт – та, что строила из себя школьницу, – подавилась булочкой. Я, торжествуя победу, сел на место и принялся за суп. Когда гам чуть поутих, я спросил:

– Как ее зовут?

В ответ загалдели, как на птичьем базаре, и мне пришлось уточнить имя у Сью Дондеро, моей соседки справа.

Кора Барт. Таковая в моей картотеке не значилась.

Поскольку Фрицу выпало обслуживать сразу одиннадцать душ, я предложил взять на себя все хлопоты по части выпивки. Преимущество такого расклада состояло в том, что я знал, кто что пьет, и мог наполнять опустевшие стаканы и бокалы, не задавая лишних вопросов; кроме того, Сью Дондеро вызвалась помогать. Мало того, что это было приятно, но мне еще и представился удобный случай, когда мы с ней вдвоем суетились у столика с напитками, предложить ей сделать то, на что мне очень хотелось склонить кого?нибудь из компании еще наверху, в оранжерее, но не было случая. Сью согласилась, и мы уговорились, что условный сигнал я подам, почесав правое ухо.

– Я рад, что вы не изменяете вермуту с содовой, – добавил я. – Девушка с такой внешностью имеет обязательства перед обществом. Продолжайте в том же духе.

– Не перед обществом, – возразила она. – Перед правописанием. После виски или джина у меня наутро голова раскалывается и буквы скачут перед глазами. Представьте сами: вместо «темная личность» я умудрилась однажды написать «томное личико»!

– Какой ужас! – Я всплеснул руками. – Должно быть, вы при этом смотрели на Нину Пэрлман.

Воздав должное супу, они в один присест расправились с пирожками. Что касается светской беседы и развлечения гостей, то они прекрасно обходились без меня, разве что пару раз мне пришлось ввернуть несколько словечек. Я порадовался, что Вульф удрал и избежал душевной травмы, которую неизбежно получил бы, увидев, как все, за исключением Элинор Грубер и Хелен Трой, обращаются с утятиной. Бедняги так наелись, что не отрезали и клали в рот по кусочку, а, за исключением двоих, вяло ковырялись в тарелках. Я понаблюдал за ними и понял, что, если не принять срочных мер, дело может кончиться плохо. Я возвысил голос, стараясь привлечь внимание:

– Дорогие дамы! Я хочу с вами посоветоваться. У нас…

– Речь, речь! – пропищала Клэр Бэркхардт.

– Это она и есть, дурочка! – пояснил чей?то голос.

– У нас демократия, – сказал я. – Насильно запихивать в вас ничего не будут, даже приготовленный Фрицем салат. Как ваш хозяин и отнюдь не тайный воздыхатель, я хочу, чтобы вы получили удовольствие от нашего вечера и, уходя, говорили: «Арчи Гудвин – парень что надо, на него можно положиться. Мы были полностью в его власти, а он дал нам возможность сказать „да“ или „нет“».

– Да! – выкрикнула Бланш Дьюк.

– Благодарю вас, – учтиво склонил я голову. – Я хотел спросить, кто из вас хочет отведать салата? Если хотите, то Фриц будет счастлив обслужить вас. Если нет… Итак, да или нет?

Я насчитал шесть или семь «нет».

– Вы по?прежнему согласны, мисс Дьюк?

– Что вы, конечно нет. Я не поняла, что вы имеете в виду салат.

– Что ж, значит, салату не повезло. А вот по поводу миндального пломбира мы голосовать не будем. Попробуйте хотя бы на язычок. – Я повернулся к Фрицу, стоявшему чуть сзади: – Извини, старина, так уж вышло.

– Да, сэр. – Он принялся собирать тарелки с нераспробованными утятами, одним из его коронных блюд. Я не стал выражать ему сочувствия, поскольку я его предупреждал. У меня было куда больше возможностей, чем у него, познакомиться с гастрономическими вкусами американок. Вот в обществе гурманов утята, бесспорно, стали бы сенсацией.

Горечь пилюли Фрицу чуть?чуть подсластила реакция наших перекормленных лакомок на миндальный пломбир. Хмель возымел свое действие, и некоторые из них пренебрегли правилами хорошего тона, принявшись за мороженое, пока Фриц еще не обслужил остальных. Порция Лисс воскликнула:

– Боже мой! Просто божественно! А как вам, миссис Адамс?

– Не знаю, Порция. Мне еще не положили. – Но несколько минут спустя она все же признала, хотя и довольно сдержанно: – И впрямь вкусно. Просто замечательно.

Остальные не скупились на похвалы. Хелен Трой первая покончила с пломбиром. Она встала, отодвинула стул и оперлась обеими ладонями о стол.

– Оле, оле. – Язык у нее уже заметно заплетался.

– Кто там держит речь? – выкрикнул чей?то голос.

– Я. Это девичья речь.

Кто?то прыснул.

– Да, девичья, – настаивала Хелен, – в моем?то возрасте. Я все сидела и думала, что мы можем сделать для мистера Гудвина, и теперь хочу провести голосование. Давайте проголосуем за то, чтобы одна из нас подошла к мистеру Гудвину, обняла его, поцеловала и назвала его Арчи.

– А кто именно? – осведомилась Мэйбел Мур.

– Сейчас проголосуем. Я выдвигаю себя. Я уже встала.

Раздались протестующие возгласы. Клэр Бэркхардт, сидевшая слева от Хелен Трой, ухватила ее за локоть и усадила на место. Выдвинули первых кандидатов. Кто?то предложил бросить жребий. Каких?нибудь полчаса назад я не стал бы вмешиваться, надеясь на то, что повезет Сью или Элинор, но на этой стадии я уже не мог рисковать – они так разошлись, что остановить их было бы трудно.

– Вам не кажется, что следовало бы посоветоваться со мной? – спросил я.

– Не встревайте, – отмахнулась Бланш Дьюк.

– Прошу прощения, но я вынужден. Риск слишком велик. Если одна из вас сейчас подойдет, обнимет и поцелует меня, я, быть может, и вспомню, что я хозяин, а быть может, и нет. С другой стороны…

– О ком идет речь? – хором спросили они.

– С другой стороны, – не ответив на вопрос, продолжал я, – если все это проделает другая, я не смогу скрыть разочарования. Не рассчитывайте, что я назову ее имя. Так что оставим эту затею. Тем более что предложение Хелен никто не поддержал, так что ваши намерения противозаконны. – Я подергал себя за правое ухо. – Да и сама идея поставлена с ног на голову. Ведь если выйдет по?вашему, то кому это понравится? Только не мне. Я куда больше люблю целовать сам, чем быть расцелованным. Но прошу понять меня правильно: вы мои гости, и я разобьюсь в лепешку, чтобы угодить вам. Я все для этого сделаю. У вас есть предложение?

– Целых два. – Сью Дондеро не подкачала.

– Отлично. Выкладывайте по одному.

– Во?первых, я предлагаю, чтобы мы все звали вас Арчи.

– Это запросто. Если, конечно, я могу называть вас Шарлоттой, Бланш, Долли, Мэйбел, Порцией, Элинор, Клэр, Ниной, Хелен и Сью?

– Ради бога. И второе: вы сыщик. Расскажите нам про вашу профессию что?нибудь захватывающее.

– Что ж… – Я с видимым замешательством осмотрелся по сторонам. – А может, поставим на голосование, как салат… Да или нет?

Не уверен, все ли, но большинство явно сказало «да». Фриц уже расставил чашечки и разливал кофе. Я слегка отодвинулся от стола, закинул ногу на ногу и в задумчивости пожевал губами.

– Я скажу вам, что я сделаю, – сказал я наконец. – Я мог бы порассказать вам о старых, давно раскрытых преступлениях, но думаю, что вас больше увлечет случай, которым мы занимаемся сейчас. Кое?какие лишние подробности я, быть может, попридержу, если позволите. Согласны?

Они хором ответили, что да. За исключением миссис Адамс, которая вдруг резко поджала губы, и Долли Хэрритон, в умных серых глазах которой отразилось неодобрение.

– Я буду касаться только главного, – небрежно заговорил я, – иначе это затянется на всю ночь. Речь пойдет об убийствах. Убиты были трое: мужчина по имени Леонард Дайкс, который работал в вашей конторе; девушка по имени Джоан Уэлман, редактор издательства; и девушка, которую звали Рейчел Эйбрамс, стенографистка и машинистка.

Послышался шепот, мои гостьи переглянулись. Нина Пэрлман с многозначительным видом сказала тихим бархатистым голосом, не изменившимся после шести коктейлей:

– Я их не убивала.

– Все три убийства совершил один человек? – спросила Элинор Грубер.

– Не опережайте события. Мы впервые столкнулись с этим делом по чистой случайности, когда к нам зашел полицейский и показал список из пятнадцати мужских имен, составленный Леонардом Дайксом. Полиция нашла этот список между страницами одной из книг у Дайкса дома. Мы с мистером Вульфом мельком просмотрели список, поскольку ничего интересного в нем не было. Потом…

– А почему полицейский показал вам список? – уточнила Долли Хэрритон.

– Потому что полиции не удалось найти никого с подобными именами, и он решил на всякий случай закинуть удочку, вдруг на кого?то из нас снизойдет озарение. Увы, не снизошло. Потом, шесть недель спустя, к нам пришел некий Джон Р. Уэлман и попросил расследовать причину гибели его дочери, тело которой со следами от наезда нашли в Ван?Кортленд?парке. Мистер Уэлман считал, что это убийство, а не несчастный случай. Он рассказал нам все, что знал, и познакомил с копией письма, которое Джоан, его дочь, прислала домой. В письме сообщалось, что ей позвонил по телефону мужчина, назвавшийся Бэйрдом Арчером, автором романа, который он присылал в фирму, где служила Джоан, несколько месяцев назад.

– О господи, – мрачно пробормотала Бланш Дьюк. – Опять этот Бэйрд Арчер.

– Если вам неинтересно, я могу умолкнуть, – предложил я.

Почти все они стали наперебой возражать.

– Хорошо, Джоан прочитала роман Арчера и отклонила его, приложив записку с мотивировкой отказа и собственноручной подписью. Арчер по телефону предложил заплатить двадцать долларов в час за то, что она согласится обсудить с ним роман и внести соответствующие поправки, и они уговорились встретиться на следующий день после работы. Так она написала в письме. На следующий вечер ее убили.

Я потянулся к своей чашечке, отхлебнул кофе и снова откинулся на спинку стула.

– Теперь прошу внимания. Напомню, что прошло шесть недель с тех пор, как полицейский показал нам список, который мы едва удостоили взглядом. Но стоило нам с мистером Вульфом увидеть в письме Джоан имя Бэйрда Арчера, как мы в тот же миг заметили, что это одно из имен, которые были в списке Дайкса. Следовательно, Леонард Дайкс был как?то связан с Джоан Уэлман, а поскольку оба они погибли внезапно и насильственной смертью, а Джоан в день своей гибели должна была встретиться с Арчером, логично предположить, что оба убийства связаны между собой и ниточка ведет к Бэйрду Арчеру. Когда вы попросили рассказать что?нибудь захватывающее из жизни сыщика, вы, должно быть, имели в виду погоню со стрельбой за убийцей в Центральном парке… Что ж, в этом есть своя прелесть, но я куда больше горжусь тем, как ловко мы опознали имя Бэйрда Арчера. Если бы не мы, то в лучшем случае один полицейский занимался бы на досуге делом Дайкса, а его коллега в Бронксе – делом Джоан Уэлман, а теперь целая армия копов идет по следу. Вот это и есть самое захватывающее, в моем понимании.

Я не посчитал нужным уточнять обстоятельства опознания имени Бэйрда Арчера. Окажись на моем месте Вульф, он бы изложил дело по?своему, не упустив случая выпятить свою роль, но Вульфа здесь не было, а я был. Я оглянулся по сторонам, убедился, что Фриц не забывает подливать кофе в пустеющие чашечки, что все обеспечены сигаретами со спичками, и продолжал:

– Теперь выдам вам один секрет. Если это просочится в прессу, полиция разнервничается, а я попаду в опалу, хотя меня и сейчас?то не больно жалуют. Так вот, девушка по имени Рейчел Эйбрамс работала стенографисткой и машинисткой в маленькой однокомнатной конторе на седьмом этаже здания на Бродвее. Позавчера она выпала из окна на тротуар и разбилась насмерть. Тоже захватывает, не так ли? Не случись мне зайти в ее контору две?три минуты спустя, смерть мисс Эйбрамс посчитали бы самоубийством или несчастным случаем. В ящике ее письменного стола я наткнулся на коричневую записную книжку, в которой она вела учет приходов и расходов. В колонке приходов я нашел две записи, свидетельствующие о том, что в сентябре прошлого года Бэйрд Арчер заплатил ей девяносто восемь долларов сорок центов.

Долли Хэрритон ахнула. Послышались и другие возгласы.

– Мне теперь сниться будет этот Бэйрд Арчер, – пробормотала Нина Пэрлман.

– Мне уже снится, – заверил я. – Сами видите, для сыщика здесь полное раздолье. Я не стану рассказывать, что предпринимает полиция, поскольку вы наверняка с ними достаточно пообщались в последние два дня, но вот какова наша точка зрения, которой мы и будем придерживаться, если не получим доказательств, что мы не правы. Мы уверены, что Джоан Уэлман убили из?за того, что она прочитала рукопись романа. Мы также уверены, что Рейчел Эйбрамс убили из?за того, что она перепечатала рукопись. Если не найдем ни Арчера, ни рукописи, то нам крышка. Есть предложения?

– О господи! – вздохнула Сью Дондеро.

– А вы найдите копию романа, – предложила Порция Лисс.

Кругом затихли.

– Послушайте, – словно повинуясь внезапному порыву, сказал я, – с вашего позволения, я хочу кое?что сделать. Сейчас наверху мистера Вульфа дожидаются два человека, которые имеют отношение к этому делу. Мне кажется, что стоит попросить их спуститься и рассказать вам, что они знают. – Я нажал ногой кнопку на полу. – Если вы не переутомились, конечно.

– Кто они такие? – пожелала узнать миссис Адамс.

– Отец Джоан Уэлман и мать Рейчел Эйбрамс.

– Не самая веселая пара, – заметила Долли Хэрритон.

– Вы правы. К помощи сыщиков обычно прибегают те, кому не до смеха.

– Я хочу посмотреть на них, – громко провозгласила Хелен Трой. – Такова уж человеческая натура.

Вошел Фриц, и я обратился к нему:

– Где миссис Эйбрамс и мистер Уэлман, Фриц? В южной комнате?

– Да, сэр.

– Будь добр, попроси их оказать нам любезность и спуститься сюда.

– Хорошо, сэр.

Он удалился. Я осведомился, не пересохло ли у кого в горле, и получил три заказа.

 

Глава девятая

 

Бланш Дьюк едва не испортила мне всю обедню.

Десять пар глаз так и впились в Уэлмана и миссис Эйбрамс, когда они в сопровождении Фрица вошли в гостиную. Правда, в двух или трех случаях изображение, должно быть, вышло недостаточно четким. Я встал, представил всех и провел вновь пришедших к приготовленным для них стульям, которые я поставил с обеих сторон от себя. Миссис Эйбрамс в платье из черного шелка, возможно искусственного, казалась испуганной и напряженной, но держалась с достоинством. Уэлман, все в том же сером костюме либо его двойнике, безуспешно пытался смотреть сразу на всех. Сидел он прямо, на краешке стула. Я открыл было рот, чтобы заговорить, но Бланш опередила меня:

– Вам надо выпить, друзья. Что вам налить?

– Нет, благодарю, – вежливо отказался Уэлман. Миссис Эйбрамс просто помотала головой.

– Но послушайте, – не унималась Бланш, – ведь у вас несчастье. Поверьте моему опыту, меня всю жизнь преследуют несчастья. Выпейте коктейль. Два стаканчика джина, один – сухого вермута…

– Заткнитесь, Бланш! – приказала миссис Адамс.

– Сама заткнись! – огрызнулась Бланш. – Это дружеская пирушка. Вам не заставить Корригана уволить меня, старая ябеда!

Я бы с радостью вышвырнул ее в окно. Пришлось вмешаться:

– Я правильно смешал вам этот коктейль, Бланш?

– Конечно.

– Зовите меня Арчи.

– Конечно, Арчи.

– Хорошо, и сейчас я тоже поступаю правильно. Я всегда все делаю правильно. Как по?вашему, я бы оставил миссис Эйбрамс и мистера Уэлмана вопреки их желанию без выпивки?

– Нет, конечно.

– Значит, договорились. – Я повернулся направо, поскольку раньше пообещал миссис Эйбрамс, что Уэлман будет первым. – Мистер Уэлман, я рассказал этим дамам про дело, которое мы расследуем с мистером Вульфом, и они заинтересовались отчасти из?за того, что служат в этой самой конторе, где служил Леонард Дайкс. Я сказал, что вы с миссис Эйбрамс поджидаете мистера Вульфа, и подумал, что, быть может, вы согласитесь рассказать нашим гостьям о вашей дочери Джоан. Я надеюсь, вы не против?

– Нет, нисколько.

– Сколько лет было Джоан?

– Ей было двадцать шесть. Двадцать девятого ноября был ее день рождения.

– Она была вашим единственным ребенком?

– Да, единственным.

– Она была хорошей дочерью?

– Лучше ее не было на всем белом свете.

Неожиданно – по крайней мере, для меня – нас прервали. Миссис Эйбрамс негромко, но ясно отчеканила:

– Она была нисколько не лучше, чем моя Рейчел.

Уэлман улыбнулся. Мне прежде не приходилось видеть, как он улыбается.

– Мы с миссис Эйбрамс уже обменялись впечатлениями. Мы сравнивали наших дочерей. Я согласен, не будем спорить. Ее Рейчел ничем не уступала моей дочери.

– Тут не о чем спорить, – поспешно вмешался я. – А какие планы строила Джоан: выйти замуж, продолжать карьеру или еще что?

– Боюсь, что точно не знаю, – промолчав, ответил мистер Уэлман. – Я же говорил вам, что она закончила Смитовский колледж с отличием.

– Да.

– Одно время она дружила с симпатичным молодым человеком из Дартмута, и мы даже думали, что они обвенчаются, но у нее тогда еще молоко на губах не обсохло и, слава богу, хватило ума это осознать. А здесь, в Нью?Йорке, она служила в этом издательстве почти четыре года, она нам писала в Пеорию о разных…

– А где эта Пеория? – спросила Бланш Дьюк.

Уэлман хмуро посмотрел на нее:

– Пеория? Это город в штате Иллинойс. Джоан писала нам о разных молодых людях, с которыми знакомилась, но нам казалось, что она не готовится к семейной жизни. Мы?то считали, что уже пора, во всяком случае ее мать так думала, но Джоан, по?видимому, полагала, что ее ждет карьера в издательстве. Она получала восемьдесят долларов в неделю, вполне прилично для двадцатишестилетней девушки, и в августе прошлого года, когда я приезжал в Нью?Йорк, Шолл сказал мне, что они очень надеются на нее. Как раз вчера я вспоминал об этом. Мы с ее матерью тоже надеялись на нее… – Он нагнулся вперед, посмотрел на миссис Эйбрамс, потом снова на меня. – Мы обсуждали это наверху с миссис Эйбрамс. Она чувствует то же самое, только у нее прошло всего два дня, и она еще всего не осознала. Я сказал ей, что, если вы дадите мне блокнот и карандаш и попросите записать все, что я помню о Джоан, готов держать пари, что припомню десяток тысяч, даже больше ее поступков и слов, замыслов и настроений. Вы не представляете себе, что значит иметь дочь.

– Да, вы правы. Вам есть что вспомнить.

– Верно. Я до того додумался, что уже начал себя спрашивать: а вдруг это наказание свыше за то, что слишком гордился ею? Но это не так – я вовсе не считал ее ангелом. Грехов за ней водилось с лихвой… Ребенком ей случалось лгать и изворачиваться, да и когда она выросла, она далеко не всегда поступала так, как мне хотелось, но я задал себе вопрос: могу ли я, положа руку на сердце, попрекнуть ее хоть одним неблаговидным поступком? И понял: нет, не могу.

Он умолк и начал обводить взглядом моих гостей. Не спеша, словно искал в каждом лице понимания.

– Нет, не могу, – твердо повторил он.

– Значит, она была само совершенство, – заметила Клэр Бэркхардт.

Думаю, она не хотела съязвить, но Бланш Дьюк пришла от ее реплики в ярость.

– Заткни свою глотку, ты, вундеркинд из вечерней школы! – обрушилась она на Клэр. – У человека горе! Он потерял дочь! Или ты тоже окончила колледж с отличием?

– Я никогда не училась в вечерней школе, – негодующе возразила Клэр. – Я закончила Олифантскую частную школу бизнеса!

– Я вовсе не говорил, что она была совершенством, – сказал Уэлман. – Нередко мне казалось, что она ведет себя неправильно. Впрочем, что бы я вам ни рассказывал, ее уже нет в живых, и теперь все изменилось. Но в ней, будь это в моей власти, я не стал бы менять ничего, ни единой черточки. Вот посмотрите на себя… сколько вы выпили… Будь здесь ваши отцы, вряд ли бы они одобрили это. А теперь представьте, что сегодня вечером вас убили и родители отвезли вас домой и похоронили… Неужели после этого вы можете подумать, что они упрекнули бы вас в пристрастии к спиртным напиткам? Конечно нет! Они будут помнить о вас только самое лучшее, только то, чем могли бы гордиться… – Он вытянул шею. – Не так ли, миссис Эйбрамс? Ведь именно так вы относитесь к вашей Рейчел?

Миссис Эйбрамс подняла голову. Обратилась она даже не к Уэлману, а скорее ко всем присутствующим:

– Как я отношусь к моей дочери Рейчел? – Она покачала головой. – Прошло всего два дня. Буду с вами искренна. Пока говорил мистер Уэлман, я сидела и думала. Моя Рейчел спиртного в рот не брала. Если бы я хоть раз увидела, что она выпивает, я не пожалела бы крепких слов, чтобы отругать ее как следует. Даже страшно представить, как бы я вышла из себя. Но вот сейчас, сиди она здесь с вами за столом и выпей столько, что не узнала бы собственную мать, я бы сказала ей: «Пей, доченька! Пей на здоровье!» – Она судорожно сжала руки. – Не хочу кривить душой, но, быть может, я путано говорю. Вдруг вы не поняли, что я хочу сказать…

– Мы поняли, – еле слышно прошелестела Элинор Грубер.

– Мне повезло больше, чем мистеру Уэлману, у меня есть еще две дочери. Деборе шестнадцать, она у меня толковая, кончает школу. А Нэнси двадцать, она учится в колледже, как Джоан, дочь мистера Уэлмана. Они поумнее, чем Рейчел, и более шустрые. Рейчел, конечно, не получала восемьдесят долларов в неделю, как Джоан, ведь ей приходилось платить за аренду конторы и прочее, но все же зарабатывала она неплохо, однажды вышло даже сто двадцать долларов за неделю, правда ей пришлось засиживаться допоздна. Вы только не думайте, что я заставляла ее трудиться до изнеможения. Некоторые наши друзья так считают, но они ошибаются. Рейчел радовалась, что ее сестренки такие головастые, и она сама уговорила Нэнси поступить в колледж. Когда у нее случался дополнительный заработок, я твердила: «Купи себе, наконец, новое платье или прокатись куда?нибудь», а она только смеялась и отвечала: «Что ты, мамуля, я труженица». Она звала меня мамулей, а Нэнси и Дебора зовут меня мамой – вот и вся разница. – Она снова стиснула руки. – Вы знаете, что прошло всего два дня с тех пор, как ее не стало? Знаете?

– Да, знаем, – донеслось с разных сторон.

– Поэтому я еще не представляю, что будет, когда пройдет больше времени, как у мистера Уэлмана. Он долго размышлял и теперь заплатил огромные деньги, чтобы мистер Вульф отыскал убийцу Джоан. Если бы у меня тоже водились деньги, возможно, я поступила бы так же… Не знаю… Пока я могу думать только о Рейчел. Я пытаюсь понять, почему так случилось. Рейчел была простой труженицей. Исправно трудилась и получала честно заработанное вознаграждение. Она никому не причиняла зла. Не делала ничего дурного. И вот мистер Гудвин рассказал, что к ней обратился мужчина, Рейчел отпечатала ему рукопись, он расплатился, и вдруг какое?то время спустя он возвращается и убивает мою дочь. Я пытаюсь осознать, почему так случилось, и не могу. Сколько бы мне ни объясняли, я никогда не смогу понять, почему кому?то понадобилось убивать мою Рейчел. Нет в мире человека, который мог бы сказать: «Рейчел Эйбрамс меня обидела». Вы женщины и знаете, как трудно быть такой, чтобы о вас никто дурного слова не сказал. Я вот совсем не такая.

Миссис Эйбрамс умолкла. Потом стиснула губы, словно собираясь с духом, и заговорила снова:

– Однажды я плохо обошлась со своей Рейчел… – Подбородок ее мелко задрожал. – Извините меня, ради бога… – Она запнулась, всхлипнула, встала со стула и быстро зашагала к двери.

Джон Р. Уэлман не стал соблюдать правила хорошего тона. Ни слова не говоря, он вскочил и последовал за миссис Эйбрамс. Из?за двери донесся его голос, потом все стихло.

Гости сидели словно пришибленные.

– Есть еще кофе, – сообщил я. – Кому?нибудь подлить?

Желающих не оказалось. Я вновь заговорил:

– Миссис Эйбрамс допустила одну неточность. По ее словам, я сказал ей, будто мужчина, который расплатился с Рейчел за перепечатку рукописи, потом вернулся и совершил убийство. На самом деле я сказал ей, что Рейчел убили из?за того, что она печатала рукопись, не имея в виду, что убийца – непременно ее клиент.

Слушали меня не все. Три гостьи утирали глаза платочками. Еще две не скрывали слез.

– Вы можете это доказать? – вызывающе спросила Долли Хэрритон.

– Доказательств у нас нет. Но идея нравится.

– Вы просто спятили, – заявила вдруг Хелен Трой.

– Вот как? Почему?

– Вы сказали, что смерть Леонарда Дайкса связана с этими двумя убийствами. Вы хотели сказать, что все трое погибли от руки одного убийцы?

– Я этого не говорил, но уверен, что так и есть. У меня нюх.

– Значит, вы и впрямь ненормальный. С какой стати Кону О’Мэлли вздумалось бы убивать этих девчонок? Он не…

– Замолчите, Хелен! – рявкнула миссис Адамс.

Девушка пропустила окрик мимо ушей и продолжила как ни в чем не бывало:

– Он не убивал…

– Замолчите! Вы пьяны!

– Ничего подобного! Я была чуть?чуть пьяна, а теперь трезва как стеклышко. Кто угодно протрезвел бы, послушав эту пару. – Она уставилась на меня в упор. – Кон О’Мэлли вовсе не убивал Леонарда Дайкса из?за какой?то рукописи. Просто по вине Дайкса О’Мэлли вылетел из фирмы, вот он и отомстил. Все это знают…

Голос ее потонул в хоре возгласов. Кто?то пытался урезонить Хелен, остальные старались перекричать друг дружку. Я подумал, что, быть может, таким образом они снимают с себя напряжение после трагического повествования Уэлмана и миссис Эйбрамс, но, как выяснилось, я был прав лишь наполовину. Миссис Адамс и Долли Хэрритон пытались унять самых разгоряченных коллег, но тщетно. Судя по тому, что я наблюдал, и по обрывкам фраз, доносившихся до моих ушей, давно тлеющая вражда разгорелась и переросла в битву. Насколько я разобрался, по одну сторону баррикады оказались Хелен Трой, Нина Пэрлман и Бланш Дьюк, а по другую – Порция Лисс, Элинор Грубер и Мэйбел Мур; Сью Дондеро подливала масла в огонь, но не ввязывалась в драку, а Клэр Бэркхардт, вундеркинд из вечерней школы, еще не доросла до рукопашной. Миссис Адамс и Долли Хэрритон держались над схваткой.

Во время сравнительного затишья, без которого не обходится ни одно крупное сражение, Бланш Дьюк вдруг пустила в ход тяжелую артиллерию против Элинор Грубер:

– А в чем ты была, когда О’Мэлли сказал это? В ночной рубашке?

Все ошарашенно прикусили языки, чем поспешила воспользоваться миссис Адамс.

– Просто возмутительно! – произнесла она. – Как вам не стыдно! Бланш, сейчас же извинитесь перед Элинор.

– С какой стати? – окрысилась Бланш.

– Бесполезно, – отмахнулась Элинор. Она повернулась ко мне, и я увидел, как она побледнела. – Мы должны все извиниться перед вами, мистер Гудвин.

– А я так не считаю, – сухо сказала Долли Хэрритон. – Поскольку мистер Гудвин подстроил этот спектакль, причем отдадим ему должное – режиссер он ловкий и умелый, не стоит перед ним извиняться. Поздравляю, мистер Гудвин, чисто сработано.

– Я не согласен, мисс Хэрритон. Поздравлений я не заслужил.

– Я ничего не знаю и знать не хочу, – отрезала Элинор, глядя на меня. – Я хочу спросить вот что. После того, что наговорила тут Бланш, и всего прочего, что вы, должно быть, слышали. Знаете ли вы, кто такой Конрой О’Мэлли?

– Конечно. Полиция допустила меня к делу Леонарда Дайкса. Бывший компаньон конторы, которого лишили практики примерно год назад.

Элинор кивнула.

– Он был главным компаньоном. Контора называлась тогда «О’Мэлли, Корриган и Фелпс». Я была его секретаршей. Теперь я секретарша Луиса Кастина. Нужно ли объяснять, что выпад Бланш… ее намеки на наши отношения с мистером О’Мэлли – это всего лишь злопыхательство?

– Разумеется, миссис Грубер. Можете говорить или выбросьте это из головы.

– Ладно. Жаль, конечно, потому что на самом деле мы с Бланш подружки. Просто дело это уже начало затихать, а тут опять появились полицейские и все разбередили; а теперь оказывается, что это из?за вас, точнее, из?за того, что вы рассказали в полиции про убитых девушек. Я вас не виню, жаль только… Словом, вы ведь сами видели, что тут только что творилось. Вы слышали, о чем мы говорили?

– Частично.

– В любом случае вы слышали слова Хелен о том, что Конрой О’Мэлли убил Дайкса в отместку за то, что по вине Дайкса его лишили практики. Это неправда. О’Мэлли исключили за подкуп старшего из присяжных при разборе гражданского иска. Не знаю, кто донес об этом в суд, его имя так и не вышло наружу, но это мог быть только кто?то с противной стороны. Конечно, наша контора вся кипела, какие только бредовые версии не обсуждались: например, что донос написал Луис Кастин, потому что О’Мэлли недолюбливал его и не принимал в руководство конторой, или…

– Вы считаете свою выходку разумной, Элинор? – сухо спросила Долли Хэрритон.

– Да, – ответила Элинор не моргнув глазом. – Он должен понять. – Она вновь обратилась ко мне: – Доносчиками могли быть и другие, например мистер Корриган или мистер Бриггс, по тем же причинам… Леонард Дайкс тоже мог донести, потому что О’Мэлли собирался его уволить. Нисколько не удивилась бы, узнав, что и меня называли в числе возможных доносчиков из?за того, например, что О’Мэлли отказывался подарить мне новую ночную рубашку. Со временем сплетни почти прекратились, но вот убили Леонарда Дайкса, и все началось по новой. Кто?то распустил слух, что Дайкса убил О’Мэлли, когда узнал, что донос написал Дайкс… Вот тогда?то мы и хлебнули горя. Контора гудела как растревоженный улей. Причем никто ничего не знал. Вот вы слышали, как Бланш спросила меня, не была ли я в ночной рубашке, когда О’Мэлли мне кое?что сказал.

По?видимому, она решила, что задала мне вопрос, поэтому я пробормотал что?то вроде «да, слышал».

– На самом деле несколько недель назад он сказал мне, что, по слухам, анонимное письмо про подкуп отправила судье жена старшего из присяжных. Вряд ли я была при этом в ночной рубашке – для конторы я предпочитаю другой наряд, а дело происходило в конторе… Теперь?то он больше не работает у нас, но время от времени наведывается. Так что все слухи о том, что Дайкса убил О’Мэлли, – это досужий вымысел.

– А почему ты не выскажешь своего мнения? – спросила Хелен Трой. – Ведь ты думаешь, что Дайкса убил дядя Фред. Вот и скажи.

– Я никогда не говорила этого вслух, Хелен.

– Но ведь ты так думаешь, не правда ли?

– И я тоже! – запальчиво выкрикнула Бланш Дьюк.

– А кто такой дядя Фред? – поинтересовался я.

Ответила мне Хелен:

– Это мой дядя Фредерик Бриггс. Они не любят его. Думают, что он донес на О’Мэлли из?за того, что тот не брал его в компаньоны, а Дайкс прознал об этом и угрожал сказать О’Мэлли, поэтому дяде Фреду и пришлось убить Дайкса, чтобы обезопасить себя. Ты ведь так думаешь, Элинор? Признайся.

– Я так думаю, – не унималась Бланш.

– Послушайте, девушки, – серьезным тоном начала Долли Хэрритон, – вы служите в юридической конторе и должны сознавать, что одно дело – чесать языком в дамской комнате, но совсем другое – разговаривать с мистером Гудвином. И разве вам не приходилось слышать, что такое клевета?

– А я ни на кого не клевещу, – сказала Элинор, и это было сущей правдой. Она посмотрела на меня. – Я все это говорила лишь потому, что, по?моему, вы зря потратили такую уйму орхидей, вкусной еды и напитков. Ваш клиент – мистер Уэлман, вы расследуете смерть его дочери, и вы пошли на эту авантюру и на эти расходы, потому что уверены в существовании связи между ее гибелью и Леонардом Дайксом. Что же касается списка имен, который нашли у него дома, – какой?нибудь знакомый Дайкса мог пожаловаться, что никак не выберет себе псевдоним, и они с Дайксом могли придумать десяток имен, и Дайкс записал их на бумаге… Да мало ли объяснений можно тут напридумывать? А из ваших слов следует, что, кроме имени Бэйрда Арчера, ничто больше не связывает Дайкса с Джоан Уэлман и Рейчел Эйбрамс.

– Нет, – возразил я. – Есть еще кое?что. Всех их убили.

– В Нью?Йорке каждый год убивают множество людей, – покачала головой Элинор. – Поймите, я только хочу открыть вам глаза. Вы нас спровоцировали или, может быть, не вы, а миссис Эйбрамс с мистером Уэлманом, и из той перепалки, которую мы затеяли, вы могли сделать неверные выводы. Я хочу, чтобы вы это поняли. Мы все надеемся, что вы отыщете убийцу, но только действовать вам следует иначе.

– Послушайте, – заговорила Нина Пэрлман. – У меня есть предложение. Давайте все скинемся и наймем его, чтобы он нашел, кто донес на О’Мэлли и кто убил Дайкса. И все будет ясно.

– Какая чушь! – возмутилась миссис Адамс.

Порция Лисс возразила:

– А я бы лучше наняла Арчи, чтобы он поймал негодяя, который убил девушек!

– Это ни к чему, – сказала ей Бланш. – Уэлман нанял его как раз для этого.

– А сколько вы берете? – полюбопытствовала Нина.

Ответа не последовало. Не потому, что я решил обидеться, а потому, что был занят. Встав со стула, я подошел к столику у стены, на котором красовалась внушительных размеров ваза из китайского фарфора, вынул из кармана записную книжку, выдрал из нее пару листков, порвал их на равные части и принялся писать. Бланш спросила, что я затеял, но также не удостоилась ответа, пока я наконец не закончил, сложил листочки в вазу и, прихватив ее с собой, вернулся к столу и встал за спиной миссис Адамс.

– Признаю, – начал я, – что вечер оказался испорчен по моей вине, и приношу свои сожаления. Если вам кажется, что я столь невежливо выпроваживаю вас, я тоже весьма сожалею, но, увы, у меня больше нет иллюзий, что нам удастся достичь прежнего веселья. С позволения мистера Вульфа, могу попытаться хоть немного утешить вас. В течение одного года, начиная с сегодняшнего дня, всем вам будут доставлять каждый месяц по три орхидеи. По три сразу или по одной, как пожелаете. По возможности, будем стараться учитывать ваши пожелания и подбирать соответствующую окраску.

Со всех сторон посыпались выражения восторга и благодарности. Клэр Бэркхардт поинтересовалась:

– А можем мы сами приходить и выбирать цветы?

Я сказал, что это можно устроить, если договориться заранее.

– Немного раньше, – продолжал я, – когда еще ничто не омрачало нашего веселья, возникла идея, что одна из вас, по вашему выбору, выразит мне от вашего имени благодарность за этот вечер. Быть может, вам уже расхотелось благодарить меня, но если нет, то у меня есть предложение. В этой вазе десять клочков бумаги, на каждом из которых я написал имя одной из вас. Я прошу миссис Адамс достать одну бумажку из вазы, и та из вас, чье имя там окажется, окажет мне честь, если согласится, не теряя времени, поехать со мной в «Боболинк», где мы будем танцевать и прожигать жизнь, пока один из нас не запросит пощады. Должен предупредить, я довольно вынослив.

– Если вы записали и меня, то прошу меня исключить, – потребовала миссис Адамс.

– Если вытянете бумажку со своим именем, мы вам позволим тянуть еще, – великодушно разрешил я. – Есть еще самоотводы?

– Я обещала к полуночи вернуться домой, – сказала Порция Лисс.

– Это ерунда. Запросите пощады в половине двенадцатого.

Я поднес вазу к миссис Адамс, примерно на уровне ее глаз.

– Достаньте одну бумажку, пожалуйста.

Затея была ей явно не по вкусу, но другого быстрого и легкого пути покончить с неудавшейся вечеринкой не было, и после секундного колебания она запустила руку в вазу, выудила клочок бумаги и положила его на стол.

Мэйбел Мур, сидевшая слева от миссис Адамс, завопила:

– Сью!

Я сгреб остальные бумажки и сунул их в карман.

Сью Дондеро запротестовала:

– Господи, не могу же я идти в «Боболинк» в таком наряде!

– В конце концов, мы можем выбрать и другое место, – успокоил я. – Сопротивление бесполезно, если, конечно, вы не желаете заново бросить жребий.

– А что толку? – фыркнула Бланш. – Вы готовы поклясться, что не на всех бумажках стоит имя Сью?

Я не стал ронять свою честь голословным отрицанием. Я просто с гордым видом выпростал из правого кармана руку и бросил девять бумажек с разными именами на стол. Я полагал, что позже вечером мне представится возможность показать Сью девять бумажек из моего левого кармана, те самые, что я выгреб из вазы.

 

Глава десятая

 

Обычно Фриц относит поднос с завтраком наверх в спальню Вульфа в восемь утра, но в этот четверг Вульф позвонил мне и сказал, что хочет со мной поговорить, прежде чем поднимется в девять в оранжерею, и я решил заодно избавить Фрица от необходимости лезть наверх. Итак, в пять минут девятого, подав Вульфу завтрак, я придвинул себе стул и уселся. Иногда Вульф завтракает в постели, а иногда за столом у окна. Утро выдалось на редкость солнечное, и он предпочел сесть у окна. Взглянув на необъятных размеров желтую пижаму, зазолотившуюся в веселых солнечных бликах, я невольно заморгал. Вульф старается никогда не начинать разговор, пока не опустошит неизменный стакан апельсинового сока, который выпивает отнюдь не залпом, поэтому я напустил на себя кроткий вид и смиренно ждал. Наконец он отставил пустой стакан, трубно прокашлялся и принялся намазывать полурастаявшее масло на горячий блинчик.

Теперь он позволил себе заговорить:

– В котором часу ты вернулся домой?

– В два двадцать четыре.

– Где ты был?

– Водил девушку в ночной клуб. Она та самая единственная, что я искал всю жизнь. Свадьба назначена на воскресенье. Все ее родственники живут в Бразилии, и выдавать ее замуж некому, так что не взыщите, но быть вам посаженым отцом.

– Фу! – Он откусил намазанный маслом кусок блинчика с ветчиной. – Что случилось?

– В общих чертах или дословно?

– В общих. Подробности потом.

– Собралось всего десять человек, в том числе молодая и смазливая, но деловая адвокатша и старая боевая лошадь. Они выпивали наверху, но сокрушили всего пару онцидиумов. К тому времени…

– Форбези?

– Нет, варикозум. К тому времени, как мы спустились, они уже развеселились вовсю. Я сидел на вашем месте. Я предупреждал Фрица, что их хватит только на суп и пирожки, а на утку места не останется, и, конечно, оказался прав. Я выступал, мне внимали, но про убийства я молчал вплоть до кофе, когда меня попросили рассказать о работе сыщика, как было условлено, и я согласился. В нужный момент я послал за нашим клиентом и миссис Эйбрамс, и началось такое, что даже ваше сердце смягчилось бы, хотя, конечно, вы бы никогда в этом не признались. А они признались, утирая слезы. Причем Уэлман имел наглость заподозрить, что я слишком много себе позволяю. Во всяком случае, он ушел провожать миссис Эйбрамс, хотя до вчерашнего вечера не был с ней знаком. Да, кстати, я сказал им, что нашел имя Бэйрда Арчера в записной книжке Рейчел Эйбрамс, поскольку мне надо было подготовить почву для того, чтобы позвать миссис Эйбрамс. Если это просочится в прессу, Кремер станет рвать и метать, но книжку?то нашел я, а Кремер сам говорит, что я не умею держать язык за зубами.

– Полностью с ним согласен. – Вульф чуть отхлебнул дымящегося черного кофе. – Так, значит, они расчувствовались?

– Да. Шлюзы у них открылись, и они принялись митинговать насчет того, кто донес на О’Мэлли, бывшего старшего компаньона, которого лишили практики за подкуп присяжного, и кто убил Дайкса. Теорий у них хоть отбавляй, но если есть хоть мало?мальски ценные сведения, то они их тщательно скрывают. Одна из них – ее зовут Элинор Грубер, весьма недурна собой, но слишком умничает, – раньше была секретаршей О’Мэлли, а теперь – Луиса Кастина… Так вот, она попыталась наставить меня на путь истинный, утверждая, что, видите ли, ей противно смотреть, как мы теряем время, пытаясь найти связь между Дайксом и Джоан с Рейчел, поскольку таковой не существует. Никто не возражал. Я решил взять тайм?аут и испробовать индивидуальный подход, выбрав для начала Сью Дондеро, секретаршу Эммета Фелпса. Я повел ее в ночной клуб, где истратил тридцать четыре доллара из денег нашего клиента. Задача?минимум состояла в том, чтобы завязать дружественные отношения, но мне удалось удачно ввернуть угрозу, что, если понадобится, мы разнесем контору «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс» на столь мелкие клочки, что санитарная служба города предъявит нам иск за загрязнение улиц. Как я уже упоминал, бракосочетание состоится в воскресенье. Надеюсь, она вам понравится. – Я повернул руку ладонью вверх. – Посмотрим, что выгорит. Если у кого?нибудь из компаньонов или служащих этой конторы рыльце и в самом деле в пушку, то, думается, кое?чего я все же добился. Если же нет, значит, миссис Грубер не только красотка, но и умница, поэтому я, быть может, поменяю Сью на нее. Время покажет, если, конечно, у вас нет желания высказаться сейчас.

Вульф расправился с ветчиной и с омлетом, приготовленным на масле с хересом, и приступил к десерту – блинчикам, щедро политым тимьяновым медом. В кабинете он бы уже давно насупился и глазел исподлобья, во время трапезы же он не позволял себе хмуриться.

– Терпеть не могу обсуждать дела за завтраком, – изрек он.

– Я знаю.

– Подробности расскажешь потом. Разыщи Сола и поручи ему выяснить, почему О’Мэлли лишили практики.

– В деле Дайкса в полиции все эти сведения есть. Я же вам говорил.

– Тем не менее пусть Сол этим займется. А Фреда и Орри попроси поинтересоваться связями Дайкса вне конторы.

– Да у него не было никаких связей!

– Ничего, пусть поработают. Мы выдвинули гипотезу и либо докажем ее, либо опровергнем. Продолжай свое знакомство с женщинами. Пригласи кого?нибудь из них пообедать.

– Это не очень удобно. У них перерыв…

– Мне некогда с тобой препираться. Я хочу почитать газету. Ты уже завтракал?

– Нет. Я поздно встал.

– Иди позавтракай.

– С удовольствием.

Но прежде я позвонил Солу, Фреду и Орри и пригласил их на инструктаж. После завтрака мне предстояло, кроме инструктажа, привести в порядок еще кое?какие дела, которые я успел запустить. Вскоре позвонил Пэрли Стеббинс, которого интересовало, как прошел званый вечер, и я осведомился, за кем из моих гостей он установил слежку, либо, наоборот, кто из них нашептал ему про ужин, но Пэрли не пожелал откровенничать. С приглашением пообедать я решил повременить. Сью столь бурное развитие отношений могло отпугнуть, а мысль о том, что придется потратить пятьдесят минут драгоценного дневного времени на другую, меня не вдохновляла. К тому же я не выспался и не успел побриться.

Спустившись в одиннадцать часов в кабинет, Вульф просмотрел утреннюю почту, продиктовал два письма, полистал каталог и, наконец, затребовал подробный отчет. Под «подробным» он подразумевает каждый жест, слово или интонацию, и я настолько поднаторел в выполнении этого требования, что не только Вульф оставался удовлетворен, но и я сам получал удовольствие. Отчет занял у меня больше часа. Когда я закончил, Вульф задал несколько вопросов, а потом приказал:

– Позвони мисс Трой и пригласи ее пообедать.

– Понимаю и сочувствую, – сказал я, – но выполнить не могу, не обессудьте. Вы отчаялись, а потому мечетесь. Я мог бы представить целый ворох убедительных возражений, но выскажу всего два: во?первых, уже почти час, следовательно, я никак не успею, а во?вторых, мне просто не хочется. Понимаете, в некоторых делах я смыслю больше вашего, особенно в том, как вытягивать нужные сведения из женщин. Поверьте мне, трудно придумать большую нелепость, нежели заставить меня пригласить перезрелую, с прыщеватой физиономией племянницу адвоката перехватить на ходу кусок в переполненной забегаловке в центре Манхэттена, тем более что сейчас она наверняка уже сидит в баре у фонтана и уписывает пломбир с кленовым сиропом и орешками…

Вульфа передернуло.

– Прошу прощения, если огорчил вас, но пломбир с кленовым сиропом и орешками…

– Заткнись! – прорычал Вульф.

Тем не менее я отдавал себе отчет, что все нити в моих руках. Верно, Сол, Фред и Орри уже собирали сведения, но от Джоан Уэлман они были еще дальше, чем я. Если хоть у одной из тех десяти, с которыми я познакомился, или из тех шести, кого я еще не имел чести лицезреть, имелся в заначке один?единственный, даже самый пустячный фактик, благодаря которому Ниро Вульф принялся бы поочередно выпячивать и втягивать губы, то выудить эту информацию предстояло только мне, и если я не хотел проковыряться до Рождества, до которого оставалось всего десять месяцев, то следовало поторапливаться.

Вернувшись после обеда в кабинет, Вульф устроился в своем кресле за столом и погрузился в томик поэзии Оскара Хаммерштейна, выкинув из головы все мысли об убийстве, а я бесцельно слонялся взад?вперед, пытаясь придумать, что бы предпринять, когда зазвонил телефон, и я поспешил снять трубку.

Женский голос известил меня:

– Мистер Корриган желает переговорить с мистером Вульфом. Соедините меня с мистером Вульфом, пожалуйста.

Я скорчил гримасу.

– Как вы добрались домой, миссис Адамс? Без приключений?

– Да.

– Замечательно. Мистер Вульф сейчас занят, читает томик стихов. Соедините меня с Корриганом.

– Право, мистер Гудвин…

– Вам меня не переубедить, и к тому же позвонили вы, а не я. Соедините меня с ним. – Я прикрыл трубку ладонью и шепнул Вульфу: – Мистер Джеймс А. Корриган, старший компаньон.

Вульф отложил книжку в сторону и потянулся к телефону, стоявшему у него на столе. Я оставался на проводе, как было всегда, кроме тех случаев, когда Вульф жестом указывал, чтобы я положил трубку.

– Ниро Вульф слушает.

– Это Джим Корриган. Я хотел бы поговорить с вами.

– Пожалуйста.

– Не по телефону, мистер Вульф. Лучше нам встретиться, да и кое?кто еще из моих коллег хотел бы поприсутствовать. Вы не могли бы приехать к нам в контору, скажем, в половине шестого? Один из моих коллег сейчас в суде.

– Я никогда не езжу по деловым вопросам, мистер Корриган. Я принимаю людей в своем собственном кабинете. В половине шестого я буду занят, но в шесть могу вас принять, если желаете.

– Хорошо, в шесть, но все же лучше бы встретиться у нас. Нас будет четверо или даже пятеро. В шесть, в нашей конторе?

– Нет, сэр. Если встреча состоится, то только здесь.

– Подождите минутку.

Прошло больше трех минут. Наконец трубка снова ожила:

– Извините, что заставил вас ждать. Все в порядке, мы будем у вас к шести или чуть позже.

Вульф повесил трубку, и я последовал его примеру.

– Что ж, – заметил я, – по меньшей мере мы потревожили пчелиный улей. Впервые за десять дней хоть кто?то затрепыхался.

Вульф взялся за книгу.

 

Глава одиннадцатая

 

Никогда прежде в нашей конторе не собирались столь мощные юридические силы. Сразу четверо практикующих адвокатов и один лишенный практики.

Джеймс А. Корриган (секретарша – Шарлотта Адамс) был примерно одних лет со своей секретаршей, а то и чуть помоложе. У него была нижняя челюсть боксера?профессионала, сложение как у ушедшего на пенсию жокея, а в глазах такой голодный блеск, какой мне доводилось видеть не у бродячего пса, которого дразнят костью, а скорее у кошки при виде канарейки.

Эммет Фелпс (секретарша – Сью Дондеро) оказался для меня полной неожиданностью. По словам Сью, в конторе он считался ходячей энциклопедией и мог наизусть процитировать любой прецедент или подробности забытого судебного процесса, не заглядывая в справочники. На вид ему было немного за пятьдесят. Ростом за шесть футов, широкоплечий, с длинными руками, он выглядел бы очень браво в генеральском или адмиральском мундире.

Луис Кастин (секретарша – Элинор Грубер) был самым молодым в этой компании, примерно моих лет. У него в глазах не было никакого голодного блеска, напротив, в них застыло сонное выражение. Должно быть, он нацепил маску, поскольку Сью рассказала мне, что именно он выступает в суде, где за ним утвердилась репутация бойца, и именно ему контора доверяет самые трудные дела с тех пор, как О’Мэлли отлучили от практики. Он не следил за осанкой и потому казался ниже, чем был на самом деле.

Фредерик Бриггс, он же дядя Фред Хелен Трой, был седой как лунь, с удлиненным костлявым лицом. Если у него и была секретарша, то я ее не знаю. Привычка дяди Фреда придурковато моргать, глядя на собеседника, вызывала у меня недоумение по поводу того, что на седьмом (а может, на восьмом) десятке лет его сделали компаньоном, а с другой стороны, кто их знает в юридических фирмах, может, у них так заведено. Лично я не доверил бы ему и менять промокательную бумагу на пресс?папье.

Конрой О’Мэлли, который был старшим компаньоном и гением защиты в суде, пока его не вышибли из адвокатуры за подкуп присяжного, выглядел, как и следовало ожидать, словно в воду опущенным, а горькая складка у рта, казалось, так и останется у него на всю жизнь. А вот если убрать эту складку и подтянуть отвислые щеки да добавить блеска в глазах, то совсем нетрудно представить, что он способен покорить судебный зал; но в нынешнем его состоянии он, пожалуй, не покорил бы и самого себя в телефонной будке.

Красное кожаное кресло я предоставил Корригану, старшему компаньону, а остальных рассадил полукругом лицом к Вульфу. Как правило, когда у нас посетители, я достаю ручку и блокнот только по сигналу Вульфа, нынче же днем я приготовился заранее, поэтому стоило Корригану раскрыть рот, как я тут же начал стенографировать. Реакция последовала мгновенно и единодушно. Все они хором затявкали, преисполненные негодования и возмущения. Я прикинулся удивленным.

Вульф, который знает мои выходки, хотел было сделать мне замечание, но, не удержавшись, усмехнулся. Видно, идея одним махом заставить блеять четверых адвокатов и одного экс?адвоката пришлась ему по душе.

– Я не думаю, что нам потребуется вести запись, – спокойно сказал Вульф.

Я отложил записную книжку, но так, чтобы до нее было легко дотянуться. Юристской братии это нисколько не понравилось. В течение всей нашей беседы они поочередно метали на меня взгляды, желая убедиться, что я не пытаюсь украдкой что?либо записать.

– Это конфиденциальная частная беседа, – заявил Корриган.

– Да, сэр, – согласился Вульф. – Но все сказанное может подлежать огласке, поскольку я не являюсь вашим клиентом.

– Совершенно верно. – Корриган улыбнулся, но голодный блеск у него в глазах не исчез. – Мы не стали бы возражать против такого клиента. Наша контора не гоняется за клиентами, мистер Вульф, но, думается, нет смысла говорить, что если вам когда?нибудь понадобятся наши услуги, то вы окажете нам честь.

Вульф наклонил голову на одну восьмую дюйма. Я приподнял бровь на такое же расстояние. Итак, адвокаты пытаются нас умаслить.

– Перейду сразу к делу, – возвестил Корриган. – Вчера вечером вы заманили сюда большую часть наших сотрудниц и пытались их соблазнить.

– Соблазнить в юридически наказуемом смысле слова, мистер Корриган?

– Нет… Нет, конечно. Все ваши орхидеи, крепкие напитки, экзотические блюда… Вы подвергли испытанию не их целомудрие, а осмотрительность. Ответственность за это полностью несет мистер Гудвин.

– За все поступки мистера Гудвина, как моего помощника, здесь отвечаю я. Вы обвиняете меня в злом умысле?

– Нет, нисколько. Пожалуй, я скверно начал. Сейчас я попытаюсь изложить вам ситуацию с нашей точки зрения, а вы поправите меня, если я заблуждаюсь. Итак, человек по фамилии Уэлман нанял вас расследовать смерть его дочери. Вы решили, что существует связь между ее смертью и двумя другими, а именно Леонарда Дайкса и Рейчел Эйбрамс. И…

– Не решили, а предположили. Это рабочая гипотеза.

– Хорошо. И вы действуете в этом направлении. Гипотезу свою вы выдвинули, исходя из двух фактов: появления имени Бэйрда Арчера во всех трех случаях и насильственной гибели всех троих людей. Второй – это чистое совпадение и не имел бы никакого значения без первого. Если рассуждать объективно, ваши предпосылки не выглядят убедительными. Поэтому мы подозреваем, что вы разрабатываете свою гипотезу лишь потому, что не нашли ничего лучше, но мы можем и ошибаться.

– Нет. Вы совершенно правы.

Адвокаты обменялись многозначительными взглядами. Фелпс – ходячая энциклопедия шести с лишним футов ростом – что?то пробормотал, но я не разобрал слов. О’Мэлли был единственным, кто даже глазом не моргнул. Чересчур поглощен своей тоской.

– Конечно, мы не вправе ожидать, что вы выложите карты на стол, – трезво рассудил Корриган. – Мы пришли сюда не расспрашивать вас, а ответить на ваши вопросы.

– О чем?

– Обо всем, что имеет отношение к делу. Мы готовы раскрыть перед вами все карты, мистер Вульф; собственно говоря, нам ничего другого не остается. Буду откровенен: наша контора оказалась в очень уязвимом положении. Еще одного крупного скандала мы не выдержим. Чуть больше года прошло с тех пор, как наш старший компаньон был лишен практики и едва избежал суда за уголовное преступление. Это был страшный удар для нашей конторы. Мы реорганизовались, прошло несколько месяцев, и мы стали постепенно отвоевывать утраченные позиции, когда убили нашего доверенного делопроизводителя Леонарда Дайкса. Ничто не связывало исключение О’Мэлли из адвокатуры со смертью Дайкса, но у нас любят устраивать шум из ничего. Второй удар причинил нам еще больший ущерб, чем первый, но время шло, убийство Дайкса оставалось нераскрытым, и слухи стали было затихать, как вдруг вспыхнули с новой силой из?за убийства совершенно неизвестной нам молодой женщины по имени Джоан Уэлман. Правда, на сей раз урон был не столь велик. Полиция пыталась с нашей помощью или с помощью сотрудников конторы напасть на след человека, которого звали Бэйрд Арчер или который называл себя так, но ничего не вышло. Через неделю бесплодных усилий полиция оставила нас в покое, но с недавних пор они снова зачастили к нам; причин мы не знали, но теперь выяснили, что это связано со смертью еще одной незнакомой нам молодой женщины по имени Рейчел Эйбрамс. Как по?вашему, разве не имели мы права считать, что нас преследуют?

– Думаю, мое мнение не играет роли, – пожал плечами Вульф. – Вы действительно имели право считать, что вас преследуют.

– Да, конечно. От нас и теперь не отстают. Но больше так продолжаться не может. Как вы знаете, Эйбрамс погибла три дня назад. И полиция снова пытается выйти на след Бэйрда Арчера, хотя совершенно очевидно, что если бы в нашей конторе хоть одной живой душе было что?нибудь известно об этом имени или самом Бэйрде Арчере, то полиция давно бы об этом узнала. Тем не менее сейчас нам ничего не остается, как сидеть сложа руки и ждать, пока они найдут этого проклятого Бэйрда Арчера, а также надеяться, что со временем все уляжется. Так нам казалось еще вчера. А знаете, что произошло в суде сегодня днем? Луис Кастин выступал защитником по важному для нас делу, а в перерыве к нему подошел представитель обвинения и сказал… Что он сказал, Луис?

– Он спросил, – заерзал на стуле Кастин, – не подыскиваю ли я себе новое место, чтобы не остаться без работы, когда лопнет наша фирма. – Голос его звучал довольно резко и никак не соответствовал сонному виду. – Он пытался вывести меня из себя, чтобы склонить процесс в свою пользу. Но у него ничего не вышло.

– Вот видите? – обратился Корриган к Вульфу. – Еще вчера все было иначе. Пока не принесли коробки с орхидеями и записками от вашего Гудвина. А сегодня мы узнали, что происходило вчера вечером. И что происходило это здесь, и что Гудвин сказал одной из наших сотрудниц, будто вы полагаете, что ниточка к убийце Джоан Уэлман тянется в нашу контору и что вы от нее не отступитесь. А мы достаточно наслышаны о вас и ваших методах, чтобы понять, чем это нам грозит. Пока вы одержимы идеей, вы ни перед чем не останавливаетесь. Полиция может от нас отстать, и слухи сойдут на нет, но вы от нас не отстанете, и мне страшно подумать, как это скажется на персонале конторы. Они и так вчера чуть не передрались по вашей милости.

– Чепуха! – вмешался я. – Они уже давно грызутся.

– Они уже поостыли. А вы их завели да еще пригласили потерявших дочерей отца и мать, чтобы наши сотрудницы совсем утратили самообладание. Одному богу известно, на что вы еще способны. – Корриган вновь обратился к Вульфу: – Итак, мы решили с вами встретиться. Спрашивайте нас, о чем хотите. Вы говорите, что для вас это рабочая гипотеза, в таком случае проверяйте ее. Вы расследуете убийство Джоан Уэлман и полагаете, что один из нас или, возможно, мы все можем оказать вам помощь. Мы к вашим услугам. Пора кончать с этим делом. – Корриган посмотрел на меня и вежливо попросил: – Вы не дадите мне воды?

Я посчитал само собой разумеющимся, что он имел в виду не только воду, и уточнил, что именно, одновременно нажимая кнопку – сигнал для Фрица, поскольку мне не полагалось отлучаться во время совещания. Заодно я осведомился, не найдутся ли еще охотники промочить горло. В итоге двое из них предпочли бурбон, двое – скотч, а один заказал водку. Они переговаривались вполголоса. Бриггс, придурковатый моргун, встал со стула, чтобы чуть?чуть размяться, и пересек комнату, пожелав полюбоваться нашим здоровенным глобусом и, возможно, заодно попытаться определить свое местоположение. Я заметил, что Вульф не велел принести себе пива, что, на мой взгляд, не лезло ни в какие ворота. Я не имею ничего против его привычки избегать совместной выпивки с возможным убийцей, но нынешних гостей он видел впервые и не имел против них никаких улик. Типично ослиное упрямство, только и всего.

Корриган отставил в сторону наполовину опустевший стакан и сказал:

– Начинайте.

– Насколько я вас понял, сэр, – пробурчал Вульф, – вы хотите, чтобы я расспросил вас и убедился, что моя гипотеза безосновательна. Это может растянуться на весь вечер. К сожалению, мой ужин ждать не будет.

– Мы можем уйти и возвратиться позднее.

– И я не могу поручиться, что мне хватит одного часа или даже дня, чтобы прийти к определенному выводу.

– Мы согласны. Главное, чтобы вы от нас отстали как можно быстрее и не причинили конторе и ее репутации еще большего вреда.

– Очень хорошо. Тогда вопрос. Кто из вас первым предложил встретиться со мной?

– А какое это имеет значение?

– Я задаю вопросы, мистер Корриган.

– Да, да. Это предложение внес… – Старший компаньон запнулся. – Да, верно, Фелпс.

– Ничего подобного, – возразил Фелпс. – Вы зашли ко мне и спросили, что я об этом думаю.

– Тогда, значит, вы, Фред?

Бриггс заморгал.

– Не знаю, Джим. Я вечно что?нибудь предлагаю, быть может, и на сей раз… Помню только, Луис позвонил мне, когда у него был перерыв на обед, уточнить кое?какие цифры, и мы с ним обсуждали встречу с мистером Вульфом.

– Верно, – согласился Кастин. – И вы сказали, что обдумываете этот вопрос.

– Черт возьми, сколько же вы будете мусолить ответ на элементарный вопрос?! – послышался язвительный возглас. Это не выдержал Конрой О’Мэлли, экс?компаньон. – Предложение исходило от меня. Я позвонил вам около одиннадцати. Джим, вы рассказали про вмешательство Ниро Вульфа, и я сказал, что единственный выход для нас – встретиться с ним.

Корриган поджал губы:

– Верно. А потом я пошел посоветоваться с Эмметом.

Вульф обратился к О’Мэлли:

– Вы позвонили мистеру Корригану сегодня утром около одиннадцати?

– Да.

– С какой целью?

– Узнать, что нового. Я уезжал из Нью?Йорка на неделю и не успел вернуться, как на меня насела полиция – все с тем же Бэйрдом Арчером. Я и хотел выяснить, что случилось.

– Куда вы ездили?

– Я был в Атланте, штат Джорджия, собирал сведения о поставках стали для строительства моста.

– Для кого?

– Для этой конторы. – Рот О’Мэлли скривился еще больше, словно перечеркивая лицо наискосок. – Вы же не думаете, что мои старые коллеги позволят мне умереть с голоду? Они и не позволяют. Я принимаю пищу каждый день. При увольнении мне не только выдали часть дохода от незавершенных дел, но и позволили вести кое?какие операции вне стен конторы. Знаете, какая главная отличительная черта у моих бывших компаньонов? Любовь к ближнему. – Он ткнул указательным пальцем себя в грудь. – А я как раз и есть их ближний.

– Черт возьми, Кон! – взорвался Фелпс. – К чему этот балаган? Чего вы добиваетесь? И на что рассчитываете?

Огонек в сонных глазах Кастина вспыхнул было и снова потух во время тирады О’Мэлли.

– Мы пришли сюда для того, чтобы отвечать на вопросы Вульфа, – сухо проронил он. – Давайте отвечать конкретно.

– Нет, – возразил Вульф, – это не судебное разбирательство. Порой уклончивый ответ бывает столь же красноречивым, как и ложь. Но я надеюсь, что вы постараетесь как можно реже прибегать ко лжи, поскольку я извлеку из этого пользу лишь после того, как уличу вас во лжи, а тут хлопот не оберешься. Например, я собираюсь задать вопрос каждому из вас: не пытались ли вы писать художественные произведения или не испытывали ли творческого зуда, который сдерживали? Если вы все станете это отрицать, а позже выяснится, что один из вас солгал, мне это скажет о многом, поэтому вам лучше сразу говорить правду, чтобы не попасть в дурацкое положение. Вы когда?нибудь пробовали свои силы в беллетристике, мистер О’Мэлли? Или испытывали тягу к этому?

– Нет.

– А вы, мистер Бриггс?

– Нет.

Всего оказалось пять «нет».

Вульф откинулся на спинку кресла и обвел адвокатскую братию глазами.

– Конечно, – сказал он, – для подтверждения моей гипотезы нужно, чтобы Леонард Дайкс или один из его знакомых написал художественное произведение, достаточно масштабное, чтобы называться романом… Лучше, чтобы автором оказался Дайкс, поскольку убили именно его. Полиция, конечно, расспрашивала вас на этот счет, и вы в один голос твердили, что не слышали о литературной деятельности Дайкса, но я предпочитаю получать сведения из первых рук. Мистер Корриган, знали ли вы или слышали от кого?либо о том, что Дайкс написал, писал или намеревался написать художественное произведение?

– Нет.

– Мистер Фелпс?

Вновь пять «нет».

Вульф кивнул:

– Теперь вы понимаете, почему я, даже если мы проведем вместе с вами целую неделю, все равно буду вынужден обратиться к вашему персоналу? Здесь уж мистеру Гудвину и карты в руки. И я не стал бы на вашем месте отговаривать этих молодых женщин от встречи с мистером Гудвином. Если они ослушаются и вы их уволите, то они лишь с большей готовностью откликнутся на его предложения. Если же вы конкретно предупредите их о том, что они должны умалчивать о литературных увлечениях или амбициях Дайкса, о которых знают или слышали, то рано или поздно это дойдет до ушей мистера Гудвина, и я спрошу вас, почему вы пытались скрыть от меня эти факты. Если же кто?то из женщин располагает подобными сведениями, быть может, случайно услышав оброненную кем?то фразу, то мы об этом узнаем.

Никто из них и ухом не повел.

– Мы не школьники, Вульф, – со скучающей улыбкой заговорил Луис Кастин. – Что касается меня, я готов предоставить вам любые сведения, которыми располагаю и которые могут иметь отношение к вашему делу. Хотя мне кажется, что я ничего такого не знаю. Но я пришел сюда – как и все остальные, – чтобы вы сами в этом убедились.

– Тогда ответьте мне на вопрос, мистер Кастин, – безмятежно произнес Вульф. – Как я понял, лишение мистера О’Мэлли практики подорвало репутацию вашей конторы, но лично вы от этого выиграли, став компаньоном и представителем конторы в суде вместо О’Мэлли. Правильно?

Глаза Кастина утратили сонное выражение. Они засверкали.

– Я категорически отрицаю, что это имеет отношение к вашему делу.

– Мы должны обсудить мое предположение. Вы, конечно, вправе не отвечать мне, но тогда зачем вы здесь?

– Ответьте ему, Луис, – сказал О’Мэлли с язвительной усмешкой. – Скажите «да», и дело с концом.

Они уставились друг на друга. Сомневаюсь, чтобы любой из них когда?нибудь мерил столь ненавидящим взглядом обвинителя на судебном процессе.

– Да, – наконец сказал Кастин, глядя на Вульфа отнюдь не сонными взглядом.

– И естественно, ваша доля в прибылях конторы возросла?

– Да.

– Существенно?

– Да.

Вульф переместил взгляд налево:

– Вы ведь тоже выиграли, мистер Корриган? Вы сделались старшим компаньоном, и ваша доля тоже увеличилась?

Нижняя челюсть Корригана еще больше выдалась вперед.

– Я сделался старшим компаньоном конторы, которая оказалась на самом краю пропасти. Да, моя доля выросла, но доходы наши резко снизились. Я бы больше выгадал, если бы ушел из конторы.

– Что же вам помешало? – съязвил О’Мэлли. Судя по его тону, Корригана он ненавидел на четыре пятых меньше, чем Кастина.

– Обязательства перед партнерами, Кон. Мое имя было на дверной табличке рядом с их именами. Я не мог бросить их в беде. Я слишком предан нашему делу.

Внезапно без малейшего предупреждения О’Мэлли вскочил на ноги. Думаю, в судебном зале он проделывал это тысячу раз, чтобы высказать возражение или драматизировать предложение считать своего подзащитного невиновным, но остальные, похоже, испугались не меньше моего. А он вскинул руку и звенящим голосом провозгласил: «Предан!» Потом плюхнулся на стул, взял стакан, поднял его, изрек: «За преданность!» – и выпил.

Четверо компаньонов переглянулись. Я изменил свое мнение о неспособности О’Мэлли справиться с телефонной будкой.

– А вы, мистер Бриггс? – продолжил Вульф. – Вы ведь тоже продвинулись после ухода мистера О’Мэлли?

Бриггс усердно заморгал.

– Вы меня возмущаете, – натужно сказал он. – И вообще я возражаю против вашей затеи. Я много о вас знаю, мистер Вульф, и считаю, что ваши методы неэтичны и достойны осуждения. Я был против того, чтобы обращаться к вам.

– Фредерику надо было стать судьей, – мрачно сказал О’Мэлли. – Его следовало назначить судьей сразу по окончании юридического факультета. Идеальный получился бы судья. У него дерзкий склад ума, который упивается принятым решением, даже не попытавшись разобраться в сути дела.

Фелпс – ходячая энциклопедия – запротестовал:

– Хватит язвить, Кон. Не все же такие умные, как вы. Может, это даже и к лучшему.

– Вы совершенно правы, Эммет, – согласно кивнул О’Мэлли. – Беда в том, что вы всегда правы. И знаете, меня это никогда не возмущало… то, что вы вечно правы… сам не знаю почему. Но не потому, что вы единственный, кто не выгадал после моего падения; это меня ничуть не возмутило.

– Но я тем не менее выгадал. Я продвинулся на одну ступеньку, и моя доля тоже выросла. – Фелпс посмотрел на Вульфа. – Все мы что?то выиграли на несчастье нашего компаньона, точнее, выиграем, если не обанкротимся из?за этой истории. Даже я. Строго говоря, я не адвокат, я ученый. Для адвоката самое интересное дело то, которым он занимается в данный момент. Для меня же самое интересное то, что рассматривалось венским судом в 1568 году. Я упомянул это лишь для того, чтобы объяснить, почему ваше дело для меня невыносимо скучно. Если бы я сам убил Дайкса и обеих женщин, я бы, наверное, не скучал, да и то сомневаюсь. Так что не взыщите, слушать я, конечно, буду внимательно, но без всякого интереса. Надеюсь, вы меня простите.

А вот это, подумал я, пригодится мне при дальнейшем общении со Сью Дондеро, секретаршей Фелпса. Из ее скудных реплик о боссе я не вынес впечатления, что он такой циник, а Сью не помешает узнать кое?что новое о его характере, если она, конечно, этого не знает. Вообще?то девушки считают, что обязаны знать все о своих боссах.

Вульф выслушивал излияния энциклопедии склонив голову.

– Значит, убийства утомляют вас, мистер Фелпс?

– Я этого не говорил. «Утомлять» – активный глагол. Я попросту безразличен к ним.

– Но ведь в данном случае под угрозой ваши средства к существованию?

– Да. Поэтому я здесь. Я пришел, и я согласен отвечать, но не рассчитывайте, что вам удастся расшевелить меня.

– Тогда я и пытаться не буду. – Вульф перевел взгляд на О’Мэлли: – Кстати, мистер О’Мэлли, а вы почему пришли?

– Преданность. – Я успел снова наполнить его стакан, и О’Мэлли поднял его. – За преданность!

– Кому? Вашим бывшим коллегам? У меня создалось впечатление, что вы к ним не слишком расположены.

– Это лишний раз подтверждает, – О’Мэлли поставил стакан, – что внешность обманчива. К моим?то закадычным друзьям – Джиму, Эммету, Луи и Фреду? Да я за них хоть в огонь… Кстати, так и получилось. Это достаточно веская причина для моего прихода?

– Я бы предпочел менее сомнительную.

– Тогда как вам понравится такая? Я был на редкость способным и честолюбивым человеком. Но мой талант и мои способности развивались в одном направлении: войти с портфелем в руке в зал судебного заседания, выступать перед судьей и присяжными и так воздействовать на их мысли и чувства, чтобы они вынесли оправдательный вердикт. За четыре года я не проиграл ни одного процесса, пока в один прекрасный день не столкнулся с почти неизбежно грядущим поражением; никаких сомнений в том не было. Под гнетом неизбежности я совершил страшную ошибку: впервые в жизни пошел на подкуп присяжного. В итоге присяжные не пришли к единому мнению, суд через несколько недель вынес компромиссное решение, и я уже радовался, что вышел сухим из воды, как вдруг разразился скандал. Кто?то донес на меня в суд, присяжного взяли в оборот, он раскололся, и я влип по самые уши. За недостаточностью улик меня не осудили – голоса присяжных разделились поровну, но практики меня лишили.

– Кто написал донос?

– Тогда я не знал. Теперь у меня есть основания полагать, что это была жена подкупленного присяжного.

– Кто?нибудь из ваших коллег был посвящен в ваш замысел?

– Нет. Они бы не согласились на это. Они были возмущены до предела… возмущением праведников. «Праведники» – это те, которые не попались с поличным. Да, они не отвернулись от меня, помогли в беде, но я был обречен. И вот он я – человек необычайного таланта, который нельзя использовать. Туда, где может сверкать мой талант, меня не допускают. Более того, я заклеймен. Теперь даже те, кому мои услуги пригодились бы в частном порядке, шарахаются от меня, как от чумного. Я разорен. Нет никакого смысла влачить столь жалкое существование, и если я продолжаю жить, то лишь из какого?то извращенного упрямства. Все средства к существованию я получаю от этой конторы – выплаты по делам, которые остались незавершенными после моего ухода, гонорары за разовые поручения. Так что я очень заинтересован, чтобы контора процветала. Предлагаю это вам в качестве причины моего появления у вас. Если не нравится, то у меня есть еще альтернативный вариант. Желаете выслушать?

– Если он не слишком фантастичен.

– Совсем не фантастичен. Я озлоблен против моих бывших коллег, потому что один из них прикончил Дайкса и обеих женщин, хотя повода не знаю, но вы от них не отвяжетесь, пока не найдете этот повод, и я хочу при этом присутствовать. Это лучше?

– Кое?что привлекательное здесь есть.

– Вот вам еще. Я сам убил Дайкса и женщин, хотя снова не знаю, по какой причине, но считаю, что вы более опасны для меня, чем полиция, поэтому нельзя упускать вас из виду. – О’Мэлли взял в руку стакан. – Уже четыре… Пожалуй, хватит.

– Пока хватит, – согласился Вульф. – Хотя версии взаимоисключающие. По одной из них, коллеги помогли вам в беде, по другой – бросили на произвол судьбы. А как было на самом деле?

– Они бились как львы, чтобы выручить меня.

– Черт бы вас побрал, Кон! – вскипел Фелпс. – Ведь именно так и было! Мы бросили все дела! Просто из кожи вон лезли!

О’Мэлли и бровью не повел.

– Значит, принимаем этот вариант, – сказал он Вульфу. – Номер два. Свидетели нашлись, а это уже кое?что.

– В любом случае я предпочитаю этот вариант. – Вульф посмотрел на настенные часы. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про Дайкса, джентльмены, но настала пора ужинать. Еще раз приношу свои извинения, что мы не готовы принять гостей.

Все поднялись. Корриган спросил:

– В котором часу нам вернуться?

Вульф поморщился. Перспектива работать, пока шел процесс пищеварения, его не прельщала.

– В девять? – предложил он. – Это удобно?

– Да, – заверили они.

 

Глава двенадцатая

 

Когда в час ночи Вульф посчитал, что пора ставить точку, и отпустил юристов, создалось впечатление, что мне всерьез придется взяться за девушек. Не могу сказать, чтобы адвокаты уклонялись от прямых ответов. Мы выудили из них, пожалуй, четыре тысячи фактов, по тысяче в час, но предложи мне кто?нибудь сдать их оптом за десятицентовик, я бы посчитал, что остался с барышом. Мы разбухли от информации, но не услышали ничего, имеющего хоть самое отдаленное отношение к Бэйрду Арчеру или упражнениям в жанре беллетристики. Вульф даже до того опустился, что спросил каждого из них, где и как они провели вечер второго февраля и день двадцать шестого февраля, хотя полиция, безусловно, проверяла и перепроверяла их показания.

Про Леонарда Дайкса мы знали уже столько, что могли запросто написать его биографию – документальную или в виде романа. Начал он как конторский рассыльный, но благодаря усердию, прилежанию, преданности и известной смекалке дорос до управляющего делами конторы и доверенного делопроизводителя. Убежденный холостяк. Курил трубку, а однажды во время застолья в конторе совершенно опьянел после двух стаканов пунша, из чего следовало, что закладывать за воротник он не привык. Вне работы он почти ничем не увлекался, разве что летом ходил на бейсбол, а зимой – на хоккей. Никто из пятерых даже предположить не мог, кто и за что поднял руку на Дайкса.

По малейшему поводу между ними вспыхивала перебранка. Например, когда Вульф поинтересовался, как отнесся Дайкс к изгнанию О’Мэлли, Корриган ответил, что Дайкс вскоре после этого подал ему письмо с прошением об увольнении, и Вульф пожелал узнать, когда именно. Летом, ответил Корриган, кажется, в июле, точно он не помнит. Вульф осведомился о содержании письма.

– Боюсь, что точно не припомню, как там было сформулировано, – начал Корриган, – но личная порядочность, утверждал он, заставила его написать это прошение. В письме говорилось, что до него дошли слухи о том, что в конторе его обвиняют в несчастье, случившемся с О’Мэлли, и, хотя слухи эти совершенно беспочвенны, мы, возможно, посчитаем, что, продолжай он работать, это может повредить конторе. Кроме того, управляющим делами конторы его сделал О’Мэлли, а новое руководство, возможно, захочет что?то изменить, так что он просит дать ему расчет.

– И вы его уволили? – буркнул Вульф.

– Нет, конечно. Я вызвал его, сказал, что у нас нет к нему ни малейших претензий, а ему не следует обращать внимание на сплетни.

– Я хотел бы взглянуть на письмо. Оно у вас?

– Думаю, оно в архиве… – Корриган запнулся. – Нет, не там. Я переслал его Кону О’Мэлли. Оно у Кона.

– Я вернул его вам, – убежденно заявил О’Мэлли.

– Если вернули, то я этого не помню.

– Должно быть, вернул, – подтвердил Фелпс, – потому что, когда вы мне показали… Нет, это было другое письмо. Вы мне показывали письмо Дайкса и сказали, что собираетесь отправить его Кону.

– Совершенно верно, – сказал О’Мэлли. – И я возвратил… Минутку, кажется, я ошибся. Да, я вернул его Фреду, отдал прямо в руки. Я зашел в контору, Джима на месте не оказалось, и я отдал письмо Фреду.

Бриггс глупо заморгал.

– Это ни в коем случае не соответствует истине, – возмутился он. – Письмо мне показал Эммет. – Он продолжал моргать, обводя глазами присутствующих. – Безответственное заявление, но оно меня отнюдь не удивляет. Мы хорошо знаем, что Кон – человек безответственный и верить ему нельзя.

– Черт возьми, Фред, – вступился Фелпс, – зачем ему лгать? Потом, он вовсе не говорил, что показал вам письмо, – он сказал, что передал его вам в руки.

– Это ложь! Чистейшей воды вымысел!

– Мне кажется, – заметил Вульф, – что не стоит так горячиться из?за этого дела. Я хотел бы посмотреть не только это письмо, но и другие документы, составленные Дайксом, – письма, справки, отчеты или их копии. Я хочу ознакомиться с его стилем. Особенно не увлекайтесь – с полдесятка бумаг вполне достаточно. Вы сделаете это?

Они сказали, что да.

Выпроводив гостей, я потянулся, зевнул и спросил:

– Обсуждать будем сразу или отложим до утра?

– А что здесь обсуждать, черт возьми? – Вульф отпихнул кресло и поднялся на ноги. – Отправляйся спать. – C этими словами он двинулся к своему лифту.

На следующий день, в пятницу, мне либо дьявольски не повезло, либо дважды намеренно отказали. Позвонив Сью Дондеро с предложением прошвырнуться куда?нибудь вдвоем, я в ответ услышал, что она уезжает на уик?энд и вернется лишь поздно вечером в воскресенье. Тогда я набрал номер Элеонор Грубер как лучшей из возможных замен, но узнал, что она уже занята. Потом я пробежал глазами весь список, стараясь быть объективным, и остановил свой выбор на Бланш Дьюк. Когда я до нее дозвонился, то должен признать, особой радости в голосе не уловил, но, быть может, она всегда так сдержанна, сидя на коммутаторе. В пятницу она не могла, но дала согласие на семь вечера в субботу.

Сол, Фред и Орри регулярно докладывали о результатах по телефону, а в пятницу, около шести часов вечера, Сол явился сам. Если выдвинуть Сола Пензера в президенты Соединенных Штатов, я не стал бы за него голосовать только по одной причине: он никогда не сможет одеваться подобающим образом. Никогда не сумею понять, как он ухитряется шнырять по Нью?Йорку, проникая в любые места, в выцветшей коричневой шляпе и заношенном костюме и не привлекать внимания своим сомнительным видом. Какое бы сложное задание ни поручал ему Вульф, Сол всегда идеально вписывался в отведенную роль и исполнял ее лучше кого бы то ни было, исключая меня. Поэтому я готов внести предложение избрать его президентом, а потом купить ему новый костюм и шляпу и посмотреть, что из этого выйдет.

Сол примостился на краешек одного из желтых кресел и спросил:

– Что?нибудь наклевывается?

– Нет, – ответил я. – Сам знаешь, обычно нельзя угадать, когда закончится то или иное расследование; на сей же раз дело верное. Как только потратим последний доллар клиента, мигом выходим из игры.

– Неужто настолько скверно? А мистер Вульф пытается пораскинуть умом?

– Ты хочешь спросить, работает он или лодырничает? Он бьет баклуши. До того докатился, что стал расспрашивать людей, где они были в три пятнадцать в понедельник двадцать шестого февраля. Хорошенькое занятие для гения…

Вульф вошел, поприветствовал Сола и уселся за стол. Сол доложил. Вульф, как всегда, пожелал знать все подробности и услышал их: имена судьи, старшины и прочих присяжных, суть дела, которое проигрывал О’Мэлли, включая имена тяжущихся, и так далее. Донос пришел в суд по почте в напечатанном на машинке письме без подписи и содержал настолько подробную информацию, что после непродолжительной проверки было решено допросить старшину присяжных. Все попытки найти автора анонимки не увенчались успехом. Зато сам присяжный, не устоявший перед напором блюстителей закона, признался, что получил от О’Мэлли три тысячи долларов наличными, и более половины денег у него нашли. Защитником на суде, как в деле присяжного, так и в деле О’Мэлли, выступал Луис Кастин, и, благодаря его блистательной защите, голоса присяжных в обоих случаях разделились. Сол потратил целый день, пытаясь получить доступ в архив, чтобы взглянуть на злосчастную анонимку, но все впустую.

Подкупленный старшина присяжных по фамилии Андерсон служил продавцом в обувной лавке. Сол дважды побеседовал с ним и с его женой. Позиция жены зиждилась на четырех китах: во?первых, она не писала никакого письма; во?вторых, не знала, что муж получил взятку; в?третьих, знай она, что мужу дали взятку, она ни за что не донесла бы на него; и, в?четвертых, она не умела печатать на машинке. Судя по всему, муж ей верил. Конечно, это ничего не доказывало, поскольку способности некоторых мужей доверять своим женам воистину безграничны, но когда и Сол поручился за нее, мы с Вульфом отступились. Сол обладает поразительным нюхом и чует лжеца даже сквозь бетонную стену. Он предложил привести чету Андерсонов, чтобы Вульф смог убедиться сам, но Вульф отказался. Солу поручили присоединиться к Фреду и заняться друзьями и знакомым Дайкса вне конторы.

Субботним утром посыльный принес внушительных размеров конверт. Внутри было отпечатанное на фирменном бланке послание от Эммета Фелпса, шестифутового энциклопедиста, равнодушного к убийствам:

 

Уважаемый мистер Вульф!

Согласно Вашей просьбе посылаю Вам некоторые материалы, подготовленные Леонардом Дайксом.

К сему прилагается его письмо от 19 июля 1950 г. с просьбой об увольнении, с которым Вы хотели ознакомиться. О’Мэлли оказался прав: он, по всей видимости, и впрямь вернул письмо мистеру Бриггсу, поскольку оно обнаружилось в наших архивах. Мистер О’Мэлли вчера заходил в контору, и я сказал ему, что письмо нашлось.

Будем признательны, если Вы возвратите нам материалы, ознакомившись с ними.

Искренне Ваш,

Эммет Фелпс

 

Письмо Дайкса занимало целую страничку текста, отпечатанного через один интервал, но в нем содержалось только то, о чем нам рассказал Корриган, – что ходившие по конторе слухи о доносе на О’Мэлли, возможный ущерб для репутации конторы, а также вероятные перемены в связи с изменением руководства – все это побуждает его с глубочайшим почтением просить об увольнении. Правда, слов на это Дайкс затратил раза в три больше, чем требовалось. Что касается остального – отчетов, справок, копий писем, – то, возможно, Вульф и ознакомился со стилем Дайкса, но толку ему от этого было как от прошлогоднего снега. Покончив с очередной бумажкой, Вульф передал ее мне, и я прилежно изучал ее от корки до корки, чтобы больше не давать ему повода для высказывания обидных колкостей, вроде той, которой я удостоился, когда оплошал с именем Бэйрда Арчера. Дойдя до конца, я вернул ему всю кипу, обронив вскользь какое?то малозначащее замечание, и сел за свою машинку, чтобы отпечатать несколько писем, надиктованных Вульфом.

Я сосредоточенно лупил по клавишам, когда он вдруг спросил:

– А это что означает?

Я встал, подошел и посмотрел. В руке у него было письмо Дайкса об увольнении. Вульф протянул письмо мне:

– Вот эти обозначения в углу, сделанные карандашом. Что это такое?

Я увидел нацарапанные карандашом значки: Пс. 145–3.

– Да, я тоже обратил внимание, – закивал я. – Понятия не имею. Почтовая секция номер 145, отделение 3?

– Нет, «c» – строчная, а не заглавная.

– Ну и что? Изобразить восторг по этому поводу?

– Нет. Возможно, какой?то пустяк, но все же странно, даже любопытно. Ты ничего не можешь предложить?

Я прикусил губу, чтобы придать себе задумчивый вид.

– С первого взгляда нет. А вы?

Он взял у меня письмо и нахмурился.

– Давай порассуждаем. «П» – заглавная, а «c» – строчная, следовательно, это не инициалы. Мне известно лишь одно слово в нашем языке, которое обычно сокращают как «Пс». А цифры следующие за «Пс», только повышают вероятность того, что я прав. Ты не догадался?

– Ну… «Пс» – может означать «постскриптум», а цифры…

– Нет. Возьми Библию.

Я подошел к стеллажам, достал Библию и вернулся к столу.

– Открой псалом сто сорок пять и прочитай третий стих.

Признаюсь, что мне пришлось залезть в оглавление. Отыскав Псалтырь, я пролистал страницы до нужного места и заглянул в псалом сто сорок пять.

– Черт бы меня побрал! – невольно вырвалось у меня.

– Читай! – заревел Вульф.

Я начал читать:

– «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения».

– Ага, – сказал Вульф, исторгнув вздох, казалось, из самого нутра.

– Верно, – признал я, – роман Бэйрда Арчера назывался «Не надейтесь…». Наконец?то вы застукали этого парня, хотя и по чистой случайности. Придется сделать официальную заявку на то, чтобы это совпадение занести в книгу рекордов. Надо же, именно в той бумаге, которую вы так настойчиво просили, оказались таинственные значки, и вы их расшифровали. Если вы столь…

– Фу, – фыркнул Вульф. – Здесь нет никакого совпадения, и любой идиот мог расшифровать эти обозначения.

– Значит, я – сверхидиот.

– Нет. – Он был настолько доволен собой, что мог проявить великодушие. – Без тебя у нас ничего не вышло бы. Ты привел сюда этих женщин и напугал. Они так напугались, что кто?то из них счел необходимым признать существование связи между Бэйрдом Арчером и неким лицом в конторе.

– Что за «кто?то»? Кто?то из женщин?

– Я предпочел бы мужчину, к тому же именно мужчин я просил предоставить мне документы, составленные Дайксом. Ты напугал мужчину, а может, и мужчин. Я должен знать кого. Ты договорился на сегодняшний вечер?

– Да. С блондинкой, что сидит на коммутаторе. Только представьте: трехцветная гамма на одной голове.

– Очень хорошо. Выясни, кто мог сделать эту надпись на письме Дайкса столь характерным прямоугольным почерком. Дай бог, чтобы это не оказался сам Дайкс. – Вульф сдвинул брови и потряс головой: – Вношу поправку. Узнай только, чей почерк напоминает эти значки. Лучше их пока не показывать, как и само письмо.

– Конечно. Валяйте, усложняйте дальше, мне это раз плюнуть.

Впрочем, оказалось, что сложность задачи я преувеличивал, потому что скопировать почерк ничего не стоило. Днем, прежде чем приготовить наживку, я как следует попрактиковался, чтобы набить руку. Вечером же, в шесть сорок, когда я выходил из дома на свидание, в нагрудном кармане моего недавно купленного светло?синего костюма покоилась одна из присланных нам бумаг – отпечатанный отчет Дайкса – с надписью, которую я сделал карандашом на одном из полей: СОЗ?4620.

 

Глава тринадцатая

 

Бланш Дьюк поразила меня в тот вечер. Проглотила перед ужином две порции своей излюбленной гремучей смеси – джин, вермут, гранатовый сироп и перно – и баста! Завязала. Кроме того, пришла она в премиленьком, хотя и довольно простом, синем платье и почти без косметики. Да, самое главное, танцевала она куда лучше, чем Сью Дондеро. В целом, если сенсацию в «Боболинке» она не произвела, то и краснеть мне за нее не пришлось, ну а оркестр благодаря Бланш смотрелся даже лучше, чем того заслуживал. К десяти часам я уже согласился бы уплатить по счету пополам с нашим клиентом, но сдержал порыв, поскольку все?таки выполнял служебное задание.

Когда мы возвратились к своему столику после того, как я отплясал самую лихую и затейливую самбу в своей жизни, а Бланш не отставала ни на шаг, словно мы проделывали это сотни раз, я предложил ей промочить горло, учитывая, что ужин остался в далеком прошлом, но она отказалась.

– Послушай, – воспротивился я, – так дело не пойдет. Я тут блаженствую с тобой, хотя мне положено работать. Я собирался напоить тебя как следует, чтобы развязать язык, а ты пьешь только воду. А как заставишь тебя проболтаться, если ты отказываешься от спиртного?

– Я люблю танцевать, – заявила Бланш.

– Неудивительно, судя по тому, как ловко у тебя это выходит. Я, правда, тоже парень не промах, но я озабочен. Хватит мне уже наслаждаться – пора хоть что?нибудь из тебя вытянуть.

Бланш покачала головой:

– Я не пью, когда танцую, потому что люблю танцевать. Попробуй лучше завтра днем, когда я буду мыть голову. Ненавижу эти дурацкие волосы. А почему ты думаешь, что мне известно что?то, представляющее для тебя интерес?

Наш официант выжидательно завис над столиком, и я вознаградил его, заказав какую?то мелочь.

– А как же иначе? – обратился я к Бланш. – Коль скоро ты считаешь, что Дайкса убил О’Мэлли, у тебя должны быть какие?то основания.

– Я вовсе так не считаю.

– В среду вечером ты говорила иначе.

– Чтобы разозлить Элинор Грубер, – отмахнулась она, – она без ума от О’Мэлли. Что же касается меня, то я вовсе так не считаю. Думаю, Лен Дайкс покончил с собой.

– Вот как? А кого это должно разозлить?

– Никого. Сью разве что, но она мне симпатична, поэтому я лучше об этом умолчу.

– Сью Дондеро? А почему?

– Как тебе сказать… – Бланш нахмурилась. – Ты ведь не знал Лена Дайкса?

– Нет.

– Странный он был малый. В целом вроде неплохой, но с причудами. Перед женщинами робел, но фотографию одной из них всегда таскал в бумажнике, и как ты думаешь чью? Своей сестры, чтоб мне не сойти с этого места! А однажды я увидела, как он…

Внезапно она запнулась. Оркестр играл конгу. Плечи Бланш ритмично задергались. Мне ничего не оставалось делать. Я поднялся, предложил ей руку, Бланш выскочила из?за стола, и мы поспешили к танцующим. Четверть часа спустя мы вернулись к столику, сели и обменялись восхищенными взглядами.

– Давай покончим с допросом, – предложил я, – и тогда уж напрыгаемся до упаду. Ты сказала, что однажды увидела, как Дайкс… что делал?

Бланш на мгновение опешила, потом спохватилась:

– Ах да. А что, мы непременно должны обсудить это?

– Я должен.

– Ну ладно. Я увидела, как он смотрит на Сью. Черт возьми, вот это был взгляд! Я отпустила какую?то шуточку по этому поводу, чего делать не следовало, потому что Дайкс решил тогда, что может излить мне душу. Оказалось, что он впервые…

– Когда это было?

– Год назад, может, больше. Оказалось, что он впервые влюбился – в его?то возрасте! Он настолько потерял голову, что дело шло к язве желудка. Он тщательно скрывал свое чувство от всех, не считая меня, конечно, – я была посвящена во все подробности. Сколько раз он пытался пригласить ее куда?нибудь, но она отказывалась. Он спрашивал меня, что делать, и я, желая хоть что?то придумать, сказала, что Сью очень романтическая натура и ему нужно каким?то образом прославиться: выдвинуть свою кандидатуру в сенат, выступить за «Янки»[4] или написать книгу. Вот он и написал книгу, но издатели ее отклонили, и он покончил с собой.

Ни один мускул не дрогнул на моем лице.

– Он сам сказал тебе, что написал книгу?

– Нет, он не упоминал об этом. Как раз тогда он перестал говорить со мной о Сью, да я и избегала говорить на эту тему, чтобы не бередить рану. Но поскольку я сама предложила ему написать книгу, а потом разгорелся весь сыр?бор о романе, отвергнутом издательством, нетрудно было смекнуть, в чем дело.

Я мог возразить, что самоубийство Дайкса в декабре никак не проливало свет на убийства Джоан Уэлман и Рейчел Эйбрамс в феврале, но хотел успеть перейти к главному, прежде чем оркестр спутает мои карты. Я лучезарно улыбнулся:

– Может, ты и права насчет самоубийства, но не наводишь ли ты тень на плетень? Может, он в тебя влюбился, а не в Сью?

Бланш фыркнула:

– В меня? Если это комплимент, то мог придумать и получше.

– Это не комплимент. – Моя рука нырнула во внутренний карман пиджака и извлекла оттуда сложенный листок бумаги. – Это отчет конторских расходов, подготовленный Дайксом и датированный маем прошлого года. – Я развернул его. – Я собирался спросить тебя, как случилось, что Дайкс записал на нем номер твоего телефона, но теперь тебе ничего не стоит ответить, что как раз тогда он названивал тебе и советовался про Сью, так что спрашивать нет никакого смысла.

Я принялся складывать бумажку.

– Номер моего телефона? – изумилась Бланш.

– Угу. Сомервилл три, четыре?шесть?два?ноль.

– Дай посмотреть.

Я протянул ей листок, и она уставилась на надпись.

– Лен не писал это, – заявила она.

– Почему?

– Это не его почерк.

– А чей? Твой?

– Нет. Это почерк Корригана. У него все буквы такие квадратные. – Она нахмурилась. – А что это значит? С какой стати Корригану понадобилось записать мой номер на старом отчете?

– Ладно, это не столь важно. – Перегнувшись через столик, я взял бумажку у нее из рук. – Я просто подумал, вдруг это почерк Дайкса, и решил спросить на всякий случай. Возможно, Корриган хотел позвонить тебе зачем?то после работы. – Послышалась барабанная дробь, и оркестр грянул удалой фокстрот. Я сунул отчет в карман и поднялся на ноги. – Ну хватит. Давай проверим, справимся ли мы с этим ритмом.

Мы справились.

Когда я вернулся домой, около двух часов ночи, Вульф уже давно спал у себя наверху. Я задвинул засовы на передней и задней дверях, пару раз крутанул головку сейфа и выпил стакан молока, прежде чем подняться в спальню. Человек никогда не бывает полностью удовлетворен. Натягивая на голову одеяло, я размышлял о капризах судьбы. Почему Сью не могла танцевать так, как Бланш? Вот бы придумать, как взять красоту одной и талант другой и соединить…

С тех пор как Вукчич, большой друг Вульфа и владелец ресторана «Рустерман», уговорил Вульфа установить внизу, на цокольном этаже, бильярдный стол, воскресный распорядок дня в нашем доме изменился. По утрам Вульф теперь возился на кухне, изобретая вместе с Фрицем очередное сногсшибательное блюдо. В половине второго приходил Марко и помогал его дегустировать, после чего они на пять часов уединялись в бильярдной погонять шары. Я редко составлял им компанию, даже не будучи занят, так как Вульф впадал в бешенство, стоило мне положить несколько шаров подряд.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально

 

[1] «Сарди» – знаменитый итальянский ресторан на Западной Сорок четвертой улице. Каннелони – фирменное блюдо из теста с мясом и сыром, с подливой.

 

[2] День матери отмечается в США во второе воскресенье мая.

 

[3] Helen Troy (англ.) – Елена Троянская.

 

[4] «Янки» – знаменитый американский бейсбольный клуб.