Юрий Григорьевич Корчевский

Верой и правдой. Битвы фельдъегеря (сборник)

Фельдъегерь

* * *

Фельдъегерь

Книга первая

Центурион

Глава 1

Авиакатастрофа

Известное дело: отпуска ждёшь долго, а пролетает он вмиг. Вот и Алексею казалось – только приехал родителей повидать, с друзьями поболтать за рюмкой чая, как уже пора уезжать на службу. А добираться ой как далеко! Сначала самолётом до аэропорта Уктус, что в двадцати километрах от Екатеринбурга, бывшего Свердловска, потом пяток километров до аэропорта Кольцово, и большим самолётом – до Санкт‑Петербурга. Если же машиной до ближайшей железнодорожной станции, а потом – до Екатеринбурга, времени ещё больше потеряешь. Далеко от столицы области его родное Ерёмино, на самом востоке, на границе с Югрой. Зато места красивые, не испорченные цивилизацией. Леса вокруг практически непроходимые, реки, речки и ручьи. Потому рыбалка и охота знатные. Только вот порыбачить всего разок и удалось, каждый день друзья да застолья. Не виделись давно. Сначала учёба в военном училище, потом служба на северах. И вдруг совершенно неожиданно его полк расформировывают. Предлагали службу на Камчатке, но Алексей не стал подписывать контракт. Ему и северов, где лета практически нет, хватило с лихвой. Но тут один из сокурсников по училищу его к себе в Питер позвал, помог устроиться в Государственную фельдъегерскую службу. Ранее служба входила в структуру ОГПУ‑НКВД, а с перестройкой выделилась в отдельную службу. Однако старые связи не нарушились, ту же медкомиссию Алексей проходил в поликлинике МВД.

Конечно, за два года, что Алексей в Питере служил, пообвыкся он с городской жизнью, родное Ерёмино маленьким показалось и скучноватым. Но – родителей повидал, пора и честь знать. Мать всё расспрашивала, не обзавёлся ли он невестой да когда жениться собирается? Только Алексей не торопился. Да, двадцать шесть ему, старший лейтенант, а жилья своего нет. Ну, женится он, а куда молодую жену вести? И так на однокомнатную съёмную квартиру едва ли не половина жалованья уходила, хоть и снимал он жильё не в центре. Девушек в Питере хватало, город студенческий. Общался, не без того, но ни одна в сердце не запала. Да и разве найдёшь жену в ночном клубе?

По громкоговорителю объявили посадку на самолёт – «АН‑2» жёлтого цвета стоял недалеко от здания аэровокзала. Впрочем, «аэровокзал» – это слишком громко сказано. Небольшое здание с тёмным залом ожидания, касса и КДЛ наверху, на крыше. Рядом, на флагштоке, болтается полосатый «чулок» ветроуказателя.

Пассажиры с багажом потянулись к самолёту. Ерёмино – типичный сельский аэродром, лучшая пора которого, время, когда рейсы были более регулярными, уже позади. И никакой бетонки или асфальта, грунтовая взлётно‑посадочная полоса, укатанная до каменистой плотности. Взлетать с неё и садиться могли только лёгкие самолеты, вроде «старичка» «АН‑2». Их и выпускать‑то давно прекратили, а замены им не было. В погоне за прибылью многочисленные авиакомпании, расплодившиеся в последнее время, брали в лизинг «Боинги» и «Аэрбасы», махнув рукой на местные авиалинии: на них много не заработаешь, только головную боль. И удобств в «АН‑2» никаких. Скамейки вдоль бортов вместо обычных сидений, туалета нет. А уж трясёт и шумит так, как пассажирам «Боинга» и в страшном сне не привиделось. В общем, комфорт уровня пятидесятых годов прошлого века.

Пассажиры вынуждены были мириться – а куда деваться?

Алексей уселся на своё сиденье, поставил между ног спортивную сумку. По прилёте в отпуск подарки родным раздал, и сумка опустела. А сейчас почти полна, матушка домашних гостинцев насовала: пирожков, курицу жареную, баночку варенья.

Последней поднялась по лестнице в самолёт девушка или молодая женщина лет тридцати. Одета она была по‑городскому: джинсы, под ветровкой – футболка, сумка через плечо. Вроде симпатичная девчонка, только взгляд слегка высокомерный, даже пренебрежительный.

Она уселась на сиденье напротив Алексея и долго прихорашивалась: то губки подкрасит, то волосы поправит. А потом из сумки планшетник вытащила и вовсе в него уткнулась.

Алексей сразу окрестил её «фифочкой». А впрочем, какое ему до неё дело? Через пару часов лёта он в Уктусе будет.

Бортмеханик втащил лестницу в самолёт и закрыл дверь. Зажужжал стартёр, пару раз чихнул и завёлся мотор. По самолёту пробежала мелкая дрожь. Пилот немного погонял его на разных режимах и вырулил на взлётную полосу. Мотор взревел, фюзеляж затрясло, как в лихорадке, лётчик отпустил тормоза, и самолёт начал разбег. На неровностях взлётно‑посадочной полосы его подбрасывало, но после короткого разбега самолёт взмыл в воздух. Рёв моторов был таким, что закладывало уши.

Набрав высоту, самолёт совершил разворот, и Алексей увидел в иллюминаторе взлётную полосу на окраине Ерёмина и сам посёлок, совсем маленький с высоты.

Пассажиры молчали. Попробуй поговори, когда и своего голоса почти не слышно. Сиденья жёсткие, вздремнуть бы.

Алексей посмотрел на часы. Два часа лёта, и он будет в Екатеринбурге.

«Фифочка» напротив сунула планшетник в сумку. Ну да, работать в таком шуме и треске невозможно.

От нечего делать Алексей полуобернулся и стал смотреть в иллюминатор. Внизу проплывали маленькие квадратики полей, отливали серебром реки и речушки, а в основном – зелёным ковром расстилалась без конца и края тайга.

Вскоре от неудобного положения затекла шея. Алексей откинулся на стенку и прикрыл глаза – не пялиться же всё время на «фифочку»?

Внезапно самолёт сильно качнуло. Перекрывая шум мотора, в испуге закричали пассажиры. Однако лётчик справился, выправив машину на ровный горизонт. Алексей ещё удивился: что это за воздушная яма такая, едва не перевернувшая «АН‑2»?

Однако не успели пассажиры успокоиться и перевести дух, как двигатель самолёта чихнул, потом ещё, и мимо иллюминаторов из патрубков пошёл чёрный дым. Внезапно наступила тишина, мотор остановился.

Несколько секунд немногочисленные пассажиры недоумённо переглядывались, потом толстая тётка, сидевшая у самой кабины, истошно заорала:

– Падаем!

И как команду «старт» дала. Тут же все закричали, схватились руками за сиденья.

Самолёт начал плавно снижаться.

Биплан «АН‑2» был стар и тихоходен, но в отличие от современных самолётов не падал камнем – его способность держаться в воздухе с неработающим двигателем была довольно высока. Самолёт немного рыскал по курсу – вероятно, лётчик высматривал подходящий клочок земли для посадки.

Алексей припал к иллюминатору. Везде был лес, высота уже метров шестьсот, и с каждой минутой она падала.

Пассажиры в салоне впали в истерику, кричали. Все эти вопли действовали на нервы, но Алексей попробовал отключиться и припомнить, как надо действовать в таких случаях. На больших реактивных самолётах рекомендовали пристегнуться и пригнуть голову. Но здесь таких сидений не было, просто лавка вдоль борта.

Он кинул взгляд в иллюминатор: высота уже метров двести, скоро встреча с землёй – какой‑то она будет?

Алексей поднялся, сделал пару шагов к хвосту, до которого от его места было рукой подать, улёгся на пол, ногами вперёд по ходу движения, и ухватился руками за крепления сиденья.

Пассажиры замолчали и удивлённо уставились на него.

Колёса самолёта стали цеплять верхушки деревьев, потом царапнуло, зашуршало снизу по обшивке. Затем самолёт потряс сильный толчок и удар.

Неведомая сила приподняла Алексея над полом и попыталась оторвать руки от сиденья, но он удержался. Мгновенно пол и потолок в салоне поменялись местами, раздался треск и хруст металла, жуткий крик, и стало светло.

Наступила неестественная тишина, которая нарушалась лишь журчанием воды. Остро запахло бензином. «Господи, – вдруг понял Алексей, – да это же не вода журчит, а бензин из баков! Надо идти, ползти от самолёта!» Однако всё тело болело, как побитое.

Алексей поднялся на четвереньки, осмотрелся.

Хвост, в котором он находился, лежал в двух десятках метров от фюзеляжа, крылья просто оторвало.

Алексей выпрямился, подвигал руками и ногами. Вроде цел. Ушибы получил, но они до свадьбы заживут, главное – жив.

Он поднялся и, пошатываясь, пошёл к фюзеляжу, разорванному и смятому. Может, там есть ещё живые, может, кому‑то надо помочь выбраться, пока самолёт, а вернее, то, что от него осталось, не вспыхнуло.

Тела пассажиров спрессовались у переборки кабины лётчиков.

Сначала Алексей увидел «фифочку». Ухватив её поперёк тела, он выбрался из фюзеляжа, подтащил её к хвосту и опустил на землю. Вернулся к фюзеляжу.

– Ну, этот дядька мёртв, голова почти назад вывернута и вся в крови, – рассуждал он сам с собой, в состоянии сильнейшего нервного стресса совершенно не замечая этого.

Но всё равно он стал вытаскивать всех подряд – потом разберётся, кто жив, кто ранен, а кто погиб.

Пока таскал тела, вымазался в крови.

Освободив салон, он уложил всех пассажиров в рядок и попробовал открыть дверь в пилотскую кабину, но переборка деформировалась, и дверь не открывалась.

Алексей обошёл фюзеляж и заглянул в разбитую кабину. Стёкла от столкновения с землёй повыбивало, кабину сплющило, но вид погибших лётчиков ужаснул Алексея. Ладно, не его дело трупы вытаскивать. Инструмента нет никакого, а голыми руками ничего не сделать. Есть же МЧС, другие службы. Их исчезновение с экранов заметят быстро. А поскольку маршрут известен, их должны обнаружить быстро.

Алексей вернулся к пассажирам. Переходя от одного к другому, проверял пульс, смотрел, есть ли дыхание.

Он уже успел убедиться, что четверо пассажиров точно мертвы, как услышал стон. Слава богу, не он один спасся!

Алексей подошёл к «фифочке» – именно она стонала. Похлопать по щекам? А вдруг у неё тяжёлая травма головы?

У женщины шевельнулись пальцы. Чёрт, чем же ей помочь? Его медицинские познания дальше бинтов на порезы не шли.

Однако «фифочка» открыла глаза, повела вокруг мутным, затуманенным взглядом. Постепенно взгляд приобрёл осмысленность.

– Где я?

– У самолёта. – Алексей был рад услышать её голос.

– А почему лежу?

– Руки, ноги не болят? Или голова?

Женщина пошевелила руками, потом ногами.

– Вроде нет.

Она сделала попытку сесть, и Алексей помог ей, поддержав под спину.

И тут «фифочка» увидела разбитый самолёт.

– Так мы упали?

– Вроде того.

Она повернула голову и увидела ряд тел, лежащих на земле:

– Они что…

До «фифочки» дошёл смысл увиденного, и она взвизгнула:

– Кто меня рядом с теми положил?

– Я, когда вытаскивал.

– Идиот!

Ну вот и благодарность за спасение, а заодно и новое имя.

Женщина поднялась и стояла, покачиваясь.

Видя, что она уже пришла в себя, Алексей продолжил осматривать тела, но живых больше не было.

Женщина посмотрела вокруг себя:

– А где моя сумка?

– В самолёте. Но я бы не советовал туда ходить. Бензин из баков подтекает, как бы не загорелся.

Не обратив никакого внимания на его слова, женщина медленно пошла к разбитому фюзеляжу самолёта. Неужели ей так дороги вещи?

Она всё‑таки разыскала свою сумку, вернулась и достала из неё сотовый телефон.

Алексей подосадовал, что сам не додумался позвонить в МЧС, полицию или ещё куда‑нибудь. А впрочем, он был занят, не до звонков было.

Женщина набрала номер, повертела телефон в руках и убрала его:

– Не берёт. Поиск сети.

Алексей по её примеру сходил в разбитый самолёт и отыскал в куче багажа свою сумку. Когда придут спасатели, неизвестно, а там хотя бы пирожки есть, можно будет вечером подкрепиться. Подумав так, Алексей тут же устыдился своих мыслей. Катастрофа произошла, люди погибли, а он о харчах. В свою очередь он попробовал набрать номер, но не получилось, базовая станция далеко. Если только попробовать взобраться повыше? Алексей полез на дерево.

– Эй, парень, ты чего, сбрендил? – крикнула ему вслед женщина.

Он добрался почти до вершины дерева, но и тут телефон не работал.

Вниз спускаться было хуже: ветка под ногой хрустнула, обломилась, и он едва не рухнул на землю, просто чудом удержался. Оказавшись на земле, сам себя мысленно обругал – не хватало только ноги поломать вдали от цивилизации.

Усевшись у хвоста самолёта, Алексей попытался проанализировать ситуацию. Он понимал, что надо набраться терпения и ждать. Где они находятся, он не знал, куда надо идти – тоже. В тайге же можно запросто заблудиться. И потому надо просто дождаться, когда придёт помощь. Весь вопрос только в том, когда их найдут?

Он улёгся под деревом, подложив под голову сумку, и почувствовал, что земля уже прохладная, тепло из тела тянет. Он достал из сумки ветровку и натянул её на себя. В отпуск он летал в цивильном, форму оставил на квартире. Целыми днями в ней, уже поднадоела. И потом – дома ведь никто не ходит в рабочей спецовке или в водолазном костюме, даже если работа нравится.

Конечно, фельдъегерская служба – не армия. Доставить секретный груз, сдать, получить другой. Фактически – курьер для секретной почты, почтальон с оружием. Что привлекало – так это то, что работа не в офисе, а живая, с привкусом риска и романтики. Вот только времена товарища Нетте уже прошли, на фельдъегерей никто не нападал; выбирали инкассаторов, у них деньги.

К нему подошла женщина:

– Мужчина, ну делайте же что‑нибудь!

– Так я же идиот, указаний жду.

«Фифочка» обиженно поджала губы, отошла к соседнему дереву и уселась под ним, опершись спиной о ствол.

Алексей посмотрел на часы: двенадцать двадцать две. Пока он тела перетаскивал да на дерево лазил, минут сорок пять, а то и час прошёл. Если их исчезновение заметили, подняли тревогу и начали искать, пройдёт ещё не один час. У спасателей вертолёты, скорость их невелика. По его прикидкам, до Уктуса вертолётом лёту часа два. Да и не факт, что место падения точно засекли. Интересно, на «АН‑2» есть какой‑нибудь радиомаяк или машина слишком старая, и на неё такие приборы не ставились? По расчётам Алексея, при всех других благоприятных обстоятельствах помощи они дождутся не раньше вечера. А если спасатели начнут облётывать весь маршрут, то и завтра. Надо бы набрать веток, сложить костёр. Если они услышат гул самолёта или поискового вертолёта, можно его зажечь, дымом привлечь к себе внимание. Да и дело хоть какое‑то будет, не сидеть же всё время сиднем?

Алексей нашёл ветки, метрах в тридцати от самолёта на небольшом пятачке, свободном от деревьев, сложил костёр – так он будет виден издалека и сверху. Какой смысл разводить его под кронами деревьев, не хватает только лес поджечь.

Он работал автоматически, голова была занята мыслями. Ему послезавтра на работу, а сообщить о себе он не может. В аэропорту справку какую‑то дать должны, и на службе поймут. Ведь не по пьянке прогулял, уважительная причина.

К нему подошла женщина:

– Погреться костёр?

– Нет, сигнал дымом спасателям подать.

– Вы думаете, нас уже ищут?

– Хотелось бы надеяться. По моим прикидкам, раньше вечера они за нами не прилетят.

– Меня Наташей зовут.

– Ага! Красивое имя, и главное – редкое, – подколол её в ответ на «идиота» Алексей. И тут же представился: – Алексей.

Женщина достала пачку сигарет и зажигалку.

Алексей отреагировал мгновенно:

– Не кури здесь, не хватало ещё самолёт поджечь! Чуешь, бензином пахнет?

Женщина послушно убрала сигареты и зажигалку в сумку.

– И зажигалку побереги, вдруг не один день тут торчать придётся?

– Рядом с мертвяками?

– Сама на их месте могла оказаться.

– Я мёртвых боюсь. – Женщина зябко передёрнула плечами.

– А чего они тебе сделают? Лежат себе и лежат…

Женщина всё время крутилась возле него, видимо, страшно было одной. Да Алексею и самому было не по себе, в такую передрягу он попал в первый раз. Хулиганы ночью на него нападали, под лёд проваливался, в лифте застревал – но там он хоть чётко представлял себе, что должен был делать. А здесь сиди и жди. Лётчиков бы из кабины вытащить, но он опасался. Малейшая искра – и для пилотов крематорий. А они его не заслужили, до последнего боролись за самолёт и пассажиров. Но железяка – она железяка и есть, старая, сломаться могла. Разве они сами на рухляди летать хотели?

Алексей снова улёгся под дерево. Самый лучший способ убить время – спать. Вот он и попытался уснуть. В бытность в военном училище Алексей научился спать в любой обстановке, а сейчас не мог. Только глаза прикроет – снова треск, удар, крики в ушах стоят. Слишком свежи и сильны были впечатления.

Прошло часа три. Спина у Алексея затекла от нахождения в одной позе. Земля – не мягкая перина.

Он встал, походил, прислушался – нигде никаких звуков, похожих на авиамотор, только шум ветра и шелест листьев. Хорошо хоть не зима, за ночь окоченеть от мороза можно, в их краях морозы такие бывают – деревья лопаются.

Понемногу стало темнеть, солнце клонилось к горизонту. А хуже того – стали собираться тучи.

Алексей подошёл к оторванному хвосту самолёта. Дверца там была, вот она его и интересовала. Там могли быть инструменты – он надеялся открыть дверцу пилотской кабины. Лётчиков вытащить – это само собой, а главное – карту найти, чтобы сориентироваться.

Дверца оказалась вообще не запертой, а за ней – небольшое помещение клином. И всего‑то в нём брезентовый чехол для двигателя, пропахший бензином и маслом.

Алексей дверцу вначале закрыть хотел, но потом передумал: вытащив чехол, сложил его вчетверо и бросил на пол. По всему выходит – ночевать им здесь придётся. С боков и верха – от дождя и ветра – стенки фюзеляжа защитят, а снизу от холода брезентовый чехол спасёт, всё не на голом металле лежать.

Алексей подошёл к дереву, расстегнул сумку и достал из неё пакет с домашней снедью.

– Наталья, кушать будешь?

– А разве мы уже на «ты»?

– Извините…

Ну, было бы предложено.

Алексей развернул пакет, и от запаха курицы и домашних пирожков сразу потекли слюнки. Выбрав пирожок поподжаристей, он тут же откусил от него изрядный кусок. М‑м‑м, с рисом, зелёным луком и яйцом! Вкуснотища!

«Фифочка» поёрзала – видно, и до неё запах дошёл. Однако Алексей второй раз приглашать не собирался – зачем уговаривать? Он съел пирожок, оторвал у курицы ногу.

И тут женщина не выдержала; правду говорят – голод не тётка. Подошла.

– Можно взять? – Она робко показала на пирожок.

– Всё можно, и курицу тоже. Холодильника нет, поэтому надо съесть. Садись.

Ели молча. Алексей за этот несчастливый день успел нагулять аппетит, да и Наталья не отставала. Они съели всё, что мама положила Алексею в сумку.

– Вкусно, – Наталья вздохнула, – наверное, домашнее?

– Матушка постаралась.

– Спасибо. Воды бы сейчас…

– Поищи ручей. Местность низменная, они здесь должны быть.

Пока перекусывали, стемнело. Алексей забрался в хвост самолёта и улёгся на чехол.

Вернулась из леса Наталья. Наверняка она далеко не уходила, боясь заблудиться, по всему видно – городская девушка. Привыкла к цивилизации, корову только на картинках и видела. Будет стоять рядом с водоразборной колонкой и умирать от жажды, не зная, как добыть воду.

Она побродила в темноте у деревьев, а потом испуганно крикнула:

– Алексей, вы где?

– Здесь, – отозвался Алексей.

Наталья подошла на голос.

– Ложись, – Алексей хлопнул ладонью по брезенту. – И мягко, и теплее, чем на земле.

Женщина фыркнула:

– Спать с незнакомым мужчиной? Фи! – и ушла к деревьям.

Ну, своя рука – владыка, была бы честь предложена. Под утро прохладно будет, задубеет, глядишь – ума и прибавится.

Наталья пришла через час, потому что пошёл мелкий нудный дождь. Кроны деревьев какое‑то время защищали её, не пропуская воду, но потом с первым же порывом ветра на женщину обрушился целый поток.

Она потопталась у хвоста – улечься сразу гордость не позволяла. Ну так ведь Алексей ничего такого в мыслях и не имел. Сейчас их задача – просто выжить, не заболеть и дождаться спасателей.

– Чего стоим, кого ждём? Такси до аэропорта?

Наталья вздохнула, пригнулась и шагнула в разорванный хвост.

– Поосторожней с туфлями: здесь всё‑таки чисто, нам спать на этом.

Наталья улеглась. Далеко от Алексея – на самом краю чехла.

По дюралевой обшивке стучал дождь.

Алексей поднял голову – ему послышалось какое‑то движение.

– Ты чего? – тут же среагировала Наталья.

– Как бы волки не пришли.

– А тут волки бывают? – искренне удивилась она.

– Ты думаешь, они только в сказках? Тут и волки есть, и медведи, и росомахи.

– А оружие у тебя есть?

– Откуда? В аэропорту досматривали. У меня даже ножа нет.

– А если на нас нападут?

– Тебе первую съедят, я жилистый и невкусный. А если серьёзно – волки сейчас сытые, на человека они могут напасть только зимой, когда брюхо от голода подведёт.

Наталья придвинулась к нему поближе и почти прижалась спиной. Алексей обнял её рукой и придвинул к себе вплотную – так теплее.

– Руки убери, чего лапаешь?

Алексей молча убрал руку и повернулся на другой бок. «Точно не замужем, – подумал он о Наталье, – кто такую язву возьмёт?»

Он уснул быстро – сказывалась армейская привычка. Солдат спит – служба идёт.

Под утро почувствовал, что продрог, руки‑ноги замёрзли. Только спине было тепло, потому что к ней всем телом прижалась Наталья и уже сама его обнимала.

Алексей хмыкнул. Нет чтобы сразу. Мужчина в тайге один выживет, а женщина в лучшем случае будет плутать в трёх соснах на окраине деревни, а в худшем умрёт от голода или переохлаждения.

Он повернулся на другой бок. Женщина проснулась и отодвинулась от него.

– Ты не кочевряжься, я тебя изнасиловать не собираюсь! Нам выжить надо. Не факт, что за нами пожалуют завтра, то есть сегодня. Дождь не прекращается, и авиация сегодня летать не будет.

– Как? – Наталья от возмущения села.

– А вот так. Спать давай.

Наталья легла, секунду помедлила и прижалась спиной к его груди и животу. У женщин попа – самое холодное место на теле. Согрета она, эта пятая точка, и женщина не мёрзнет. Так уж они устроены.

Однако сон уже не шёл. Было холодно, над лесом опустился туман.

– Ты кем работаешь? – спросила Наталья.

– Фельдъегерем.

– Это как, лес охраняешь?

– Я не егерь, а фельдъегерь. Почту секретную вожу. В Питере служу, после отпуска как раз туда летел.

– А я журналистка, в Москве работаю.

Ну да, столичная штучка.

– Будет теперь о чём писать, если живыми из этой передряги выберемся.

– Ты серьёзно? – Наталья опять уселась.

– Шучу.

Но Алексей не шутил. Перевести дух можно будет только после того, как они попадут в какой‑нибудь населённый пункт. Там и связь будет, и еда, и хоть какой‑то кров над головой.

В июне такой же «АН‑2» взлетел с местного аэродрома с городским гаишником и пропал. Долгое время велись поиски, но за три месяца никого и ничего не нашли. А ведь самолёт – не иголка.

Едва рассвело, он поднялся, взглянул на Наталью. Она куталась в брезент.

Алексей направился к самолёту. Вроде неудобно, на мародёрство похоже, однако он всё же решил осмотреть багаж пассажиров. Не деньги его интересовали, а тёплые вещи и еда. Наталья всю ночь от холода тряслась, да и кушать что‑то надо. Водочки бы для согрева, только её найти он не надеялся, при досмотре бы изъяли. Душа не лежала рыться в чужих вещах, как бы потом спасатели в воровстве его не обвинили. Но ра зумом он понимал – надо. Оружия для охоты нет – даже ножа, стало быть, охота как источник питания отпадает.

Алексей забрался в искорёженный фюзеляж и начал открывать сумки. Это в больших аэропортах сумки и чемоданы заматывают плёнкой, а здесь открыл молнию на сумке – и ищи. Неприятно, конечно, как будто в замочную скважину за соседями подглядывает.

Алексей аккуратно осмотрел первую сумку, но ничего путного не обнаружил. Так же всё уложил, застегнул молнию. Отщелкнул оба замка на чемодане, явно видавшем виды, нашёл свитер грубой вязки, толстый – по размеру должен Наталье подойти.

– Наталья, иди сюда.

Женщина подошла, ёжась от утренней прохлады.

– Примерь.

– Ты что, по чужим вещам шаришь? Мародёр!

– Я же не для себя, для тебя… Снова хочешь мёрзнуть?

– Ни за что не надену! – Она развернулась и пошла к хвосту самолёта.

Ну вот, хотел как лучше, а получилось, как всегда. Всё‑таки премьер Черномырдин был неиссякаемым источником перлов, пошедших в народ.

Свитер он отложил в сторону. Одумается к вечеру Наталья, наденет.

Ещё в одной сумке лежали бухгалтерские бумаги, женское бельё – он уложил всё назад.

А вот следующий чемодан порадовал: он был битком набит слегка посоленной и завёрнутой в промасленную бумагу рыбой. Да не какой‑нибудь, а чавычей. Хороша рыбка! Такую приготовить к столу – царское угощение! Только покоптить бы её. Но если на костре испечь, тоже неплохо будет. И, что для них сейчас важно, она не испортится неделю‑две. Конечно, столько оставаться у самолёта он не собирался, но знать, что есть стратегический запас, полезно, да и уверенность внушает.

Дальше искать он не стал. На часах и так уже восемь, а он пока костёр разведёт да рыбу пожарит – дай бог в десять позавтракать. Тушки были потрошёные и все одинакового размера, в локоть. Алексей выбрал две и понёс их к веткам для костра. Заодно захватил газетный лист, который валялся в салоне. Бумага вспыхнула быстро, ветки и сучья чадили, но понемногу разгорелись. Дымили сначала сильно.

Тем временем Алексей насадил рыбу на прутики. Шампуры бы, да где же их взять?

Ветки прогорели быстро, а сучья ещё горели.

Алексей сбегал в лес, наломал от сухостоин веток и подбросил в костёр. Эх, топорик бы сюда – хоть маленький, туристический!

Потом он жарил рыбу. Воткнув две рогулины в землю, вертел рыбу над огнём.

Через десять минут по округе пошёл просто восхитительный запах. Или он так сильно хотел есть?

Наталья выглянула из своего убежища, потянула носом, потом подошла.

– Это что?

– Чавыча. Сейчас дожарю, завтракать будем.

– Кофейку бы с круассанами. – Наталья потянулась.

– Перебьёшься. А не хочешь, так я и сам съем.

Есть в одиночку Алексей, конечно же, не собирался. Он мужчина, добытчик, должен о семье заботиться. Наталья не семья, но в их теперешнем положении он единственный кормилец.

Когда Алексей решил, что рыба готова, он уложил её на лист лопуха и, слегка фиглярничая, изобразил из себя официанта столичного ресторана:

– Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!

Наталья протянула руку к рыбе, но тут же была остановлена его возгласом:

– А руки мыла? Нам только дизентерии не хватает.

– Мыла всё равно нет. – Она пожала плечами. – Подожди‑ка, ведь ручей недалеко.

Торопиться было некуда. Всё равно рыба только с огня, горячая – в рот не возьмёшь.

Они оба прошли к ручью, умылись.

Когда уселись за импровизированный «стол» и приступили к завтраку, Алексею показалось, что вкуснее рыбы он в жизни не ел. Да и Наталья уписывала рыбу за обе щёки. Костей в ней было мало, мясо красное, как у лосося. Ужарилась, конечно, но в желудке появилось приятное ощущение сытости.

– Ох и вкусная! Никакое суши не сравнится!

– Где ты только слов таких набралась? Не русская это еда, глисты от неё.

– Фу, от тебя только гадости услышишь.

– А от тебя спасибо не дождёшься!

Наталья слегка покраснела. Надо же, журналистка, по определению циник, да ещё столичная штучка… На Лёхин взгляд, в обеих столицах стыдиться разучились. Нагловаты, нахраписты, считают себя пупом земли, а за Кольцевой дорогой – ну глухая провинция.

Наевшись, Алексей улёгся на брезент. Всё равно делать нечего, хоть как‑то время скоротать.

Тучи понемногу разнесло ветром, показалось солнце и стало теплее.

Наталья побродила и уселась рядом.

– Расскажи о себе.

– Терехин Алексей Иванович, двадцать шесть лет, не женат, квартиры нет – снимаю. Что ещё интересует?

– Ты прямо как в отделе кадров! Подвинься, – Наталья улеглась рядом.

Незаметно оба уснули – ведь из‑за сырости и утренней прохлады вынуждены были подняться рано. Сибирь – не благословенные Сочи.

Через пару часов одновременно проснулись.

– Давай, Наталья, ветки собирать для костра. Видишь, тучи разошлись, нас могут с воздуха искать. Сигнал подадим.

Они набрали большую кучу валежника, что было совсем несложно. Ведь лес – не городской парк, полно упавших деревьев, сухостоя.

Алексей даже на фюзеляж взобрался, повыше, чтобы издалека увидеть вертолёт. Но за всё время только один реактивный самолёт прошёл, и очень высоко, оставив за собой след. С такой высоты их и не разглядишь. Видимо, место катастрофы находилось вдали от воздушных коридоров и трасс.

Когда стало понятно, что день склоняется к вечеру, Алексей запалил костёр и пожарил рыбу. Это было их спасением от голода.

Быстро стемнело, и они улеглись спать. Наталья уснула быстро, а Алексею не спалось. Уже второй день прошёл, а поисковых действий он не видел. Или их самолёт отклонился от курса? Всё‑таки двигатель был неисправен, и лётчик, подыскивая подходящую площадку для посадки, мог уклониться в сторону от маршрута. Наверняка их ищут, но не здесь. И сколько же им ждать помощи? Может быть, попробовать с утра забраться в кабину пилота и взять карту? Свердловская область – это не Ханты‑Мансийский округ или Таймыр, селения здесь нередки. Хотя бы до любой дороги добраться. Вот только где она, в какой стороне? Не зная, можно идти параллельно, выбиваясь из сил.

Для себя Алексей решил сделать завтра попытку достать карту, и, если помощи не будет, выбираться самим. Вариант не самый лучший. Если с воздуха обнаружить разбитый самолёт ещё можно, то их двоих в тайге, под покровом деревьев сверху не увидят. Уйдут они, а тут вскорости и самолёт могут найти.

Он прикидывал и так и эдак, с тем и уснул.

Утром умылись, Алексей развёл костёр, пожарил рыбу. После завтрака начал искать инструмент вроде жерди – отогнуть дверь пилотской кабины или часть остекления на фонаре.

Не скоро, но он нашёл подходящее сломанное деревце. Ногой поотбивал сухие ветки. Попробовал получившейся жердью, запустив её в щель между переборкой и дверью, открыть её, но как ни налегал, дверь не открывалась.

Выбравшись из фюзеляжа, он подошёл к пилотской кабине. Здесь начало получаться. Самих стёкол не было, но дюралевая рамка, деформированная от удара, мешала проникнуть внутрь кабины.

Жердью удалось отогнуть рамку. Целиком туда было не пролезть, но забраться поглубже рукой можно было. Видел Алексей планшет, но, как говорится, видит око, да зуб неймёт.

Он нашёл другой способ: просунул в кабину две ветки, как клещами, подцепил ими планшет и вытянул его из кабины. Усевшись тут же, развернул его.

Карта была – но масштаб! Предназначена она была для самолёта, с его скоростью, такая даже для автомобиля не очень подойдёт.

Он попробовал определиться, где север, где юг. В лесу это просто: часть дерева, обращённая к югу, имеет более густую крону.

Алексей встал лицом на север, всмотрелся в карту. Карандашом на ней был нанесён маршрут. Летели они около часа, «АН‑2» за это время преодолевает… С какой же скоростью он мог лететь? Предположим, километров двести в час, плюс‑минус пятьдесят. Тогда точка падения приблизительно… он повёл пальцами… вот тут! На карте в этом месте сплошная зелень, то есть лес, и никаких населённых пунктов. Есть какое‑то село километрах в сорока. С Натальей, да по лесу, да без компаса – верных два дня пути, как не больше.

Он не услышал, как сзади подошла девушка.

– Ты с кем разговариваешь?

Алексей и не заметил, что рассуждал вслух.

– Ой, у тебя карта? Ура! Значит, мы будем выбираться сами?

– Подождём до вечера. Если нас искать не будут, завтра пойдём сами.

– Правильно, мы тут до зимы сидеть можем; уж лучше идти.

Алексей посмотрел на обувь Натальи. Кто бы говорил о походе! На её ногах были туфли на небольшом каблучке. В них по лесу и километра не пройдёшь. Или каблук сломается, или ногу подвернёшь. Тогда на себе нести придётся, что Алексею совсем не нравилось. Это на карте по прямой километров сорок. А если болотце на пути встретят или завал леса, обходить придётся, и расстояние вдвое увеличится.

Наталья перехватила взгляд Алексея.

– Обувь у тебя для похода неподходящая, в такой далеко не уйдёшь.

– Чем плохо? Нигде не трёт.

– Каблуки в почву проваливаться будут. Лучше бы кроссовки. Поищи в багаже у пассажиров.

– Ну – нет, я лучше босиком.

– До первой еловой шишки. Наступишь неосторожно, ступню поранишь, а у нас даже бинта нет.

Ну «фифочка», что бы ни сказал, всему противится. Он бы её проучил. Пусть на каблучках идёт, но потом ему же хуже будет, на себе нести придётся.

К вечеру Алексей развёл костёр, нажарил рыбы, и они поужинали.

Более подходящую для пешего перехода обувь Наталья так и не стала искать. Пусть её!

Утром Алексей снова развёл костёр, и снова на завтрак была рыба. За три дня он наелся рыбы на целый год. В свою сумку он положил четыре оставшиеся сырые рыбины – по крайней мере, два дня с голоду они не умрут.

От трупов уже начинало попахивать, и по‑любому надо было уходить. Хоть и прохладно по ночам, но днём ещё пригревало.

Алексей развернул чехол, на котором они спали, и накрыл тела. Все укрыть не получилось, но всё же. Конечно, чехол бы им с собой взять, на ночь под себя подстелить, да больно тяжёл он, и объём изрядный. Только намучаешься с ним.

Алексей взглянул на Наталью:

– Готова?

– Сумку свою взяла, а больше у меня ничего нет.

– Тогда идём.

Направление Алексей знал приблизительно. Чем ближе к жилью, тем больше шансов встретить людей: грибников, охотников, лесорубов – даже и городских, выехавших по ягоды. В лесах полно ягод – черники, брусники, костяники, только собирай, не ленись.

Они пошли по лесу. Наталья попыталась закурить, но Алексей тут же пресёк её:

– Брось, не на прогулке, дыхалки не хватит.

Однако упрямая девица продолжила курить.

– Алексей, ты молодой, а такой зануда! Только указания даёшь.

– Для твоей же пользы.

Алексей рассчитывал до вечера пройти как можно дальше, не хотелось ему в лесу на голой земле ночевать.

Он шёл ровным шагом и дышал, как в училищах учили, на маршах. Наталья же через километр спотыкаться начала, отставать. Ему приходилось останавливаться и ждать её. Эти остановки его раздражали.

– Наталья, прибавь ходу, так мы до зимы не придём.

– Тебе хорошо говорить, ты сильный, ты мужчина. Хоть бы сумку мою взял.

Алексей чертыхнулся про себя, но сумку всё же взял. С двумя сумками идти было неудобно, обе руки заняты.

Через час он объявил привал. Достав из своей сумки запасную футболку, надел на себя. Остальное – вроде бритвы и белья – выкинул. Открыл сумку Натальи. Господи, что женщины только с собой не носят! И притом – ничего путного, половина сумки – косметика, духи, бельё. Он зашвырнул сумку в кусты.

– Ты чего? Там косметики на тыщу баксов!

– Лишний вес. Хочешь, неси сама.

Наталья залезла в кусты, вытащила сумку и стала перебирать духи, помаду и прочие маленькие женские радости. Выматерившись, как боцман на корабле, она тоже забросила сумку в кусты.

Алексей удивился. Такого забористого, такого витиеватого мата он не слышал даже в мужских компаниях.

– Не знал, что ты такой виртуоз!

Наталья бросила на него испепеляющий взгляд. Да он‑то здесь при чём? Сначала купила кучу дорогущей косметики, взяла её с собой в самолёт, а теперь нести не хочет. Только вот тратить время на несущественные, по его понятиям, безделушки было излишним. Поход по тайге и так забирал много сил.

Ещё через пару часов хода Наталья уселась на землю, сбросила обувь и расплакалась.

– Что случилось?

– Туфли! Я, кажется, ногу подвернула.

Да что это за наказание! Ведь говорил же он ей!

Алексей присел перед Натальей и ощупал её лодыжку. Перелома точно нет. Он поднял с земли её туфли, поднатужился, оторвал один каблук, потом другой. Протянул искорёженные туфли Наталье:

– Обувай!

– На кого я буду в них похожа? И как пойду? Я на каблуках привыкла.

– Отвыкнешь, – отрезал Алексей.

Он искренне недоумевал. Неужели она не понимает всей серьёзности ситуации? О косметике сожалеет, об испорченных туфлях? Ему и ей неслыханно повезло, что в живых остались. И сейчас ещё неясно, выберутся ли они из передряги, и с какими для себя потерями и последствиями.

Наталья успокоилась, передохнула, и они пошли дальше.

Ещё через пару часов она бессильно упала на мох.

– Всё, не могу больше, сил нет.

– Даю десять минут на отдых. Ты ноги на дерево задери, так отойдут быстрее, – и сам, подняв ноги, опёрся ими о ствол дерева.

Когда время для отдыха, назначенное им, прошло, Алексей демонстративно посмотрел на часы:

– Подъём!

Наталья едва поднялась.

– Ой, мамочки, ноги болят!

– Пешком ходить больше надо. Небось привыкла в столице на метро да на машинах. Может, покурить хочется? – подколол он её.

Девушка не ответила.

Шли медленно, но всё‑таки продвигались вперёд.

Когда деревья стали отбрасывать длинные тени, а воздух посвежел, Алексей стал подыскивать место для ночлега. Решил устроиться на ночлег под ёлкой, на опавших иголках. Там сухо, и в случае дождя они не промокнут.

Наталья свалилась без сил.

Пока не стемнело, Алексей набрал веток для костра, развёл его и пожарил рыбу. Съели по рыбине.

Алексей улёгся рядом с девушкой. После еды она моментом уснула, а он прикидывал, сколько они за день прошли. Получалось немного, километров двадцать. Завтра столько не пройдут, с непривычки у Натальи все мышцы болеть будут, хорошо, если к обеду разойдётся.

Утром Алексей собрал веток, разжёг костёр и приготовил рыбу. Кстати, последнюю. А Наталья всё спала.

– Вставай, лежебока, нас ждут великие дела! – пошутил Алексей.

Наталья проснулась, с трудом села, заохала:

– Ой, все мышцы ноют. А давай сегодня не пойдём, устроим отдых?

– У нас две последние рыбины, на ужин есть уже нечего. Если отдыхать будем, завтра сил не будет. Вставай, разомнись.

Алексей уселся есть. Наталья стонала и кряхтела, как старушонка, но всё‑таки поднялась, поела.

– Идём.

Первые пару километров девушка шла медленно, и Алексей её не торопил. Потом всё‑таки разошлась. Привала Алексей не делал, пока Наталья сама не рухнула без сил. Ладно, пусть полежит, хотя времени всего двенадцать часов, полдень. Солнце стоит высоко, тепло.

Через полчаса он поднял её насильно.

– Не пойду, – начала вяло сопротивляться она, – брось меня здесь.

– Ага, будет чем волкам перекусить. Идём!

– Я тебя просто ненавижу!

– Как доберёмся до первого села, сразу же расстаёмся. Я ведь тебе не муж.

Они снова пошли. Временами Алексей брал её за руку и просто тащил за собой, как буксир баржу. Однако к вечеру выдохся и он. Вот ведь обуза навязалась на его шею! И не бросишь в тайге.

Ночевали они под елью. Хотелось есть, но кушать было нечего.

Наталья спала мертвецким сном.

Утром и у Алексея поднывали мышцы ног – за отпуск совсем растренировался. Он встал первым, нашёл неподалёку ручей, умылся и напился вкуснейшей воды.

Вернувшись к месту ночёвки, заглянул под ель:

– Вставай, засоня!

– Не могу, – не открывая глаз, измученным голосом сказала девушка.

– Если я не ошибся с направлением, к вечеру мы должны выйти к селу.

– Не могу, – повторила Наталья. – Иди один, потом вернёшься. Скажем, на лошади с телегой.

– Ты думаешь, я тебя смогу найти? В ста метрах пройду мимо и не увижу. Это тайга, а не Лосиноостровский парк.

Он за руки поднял девушку.

– Вон там ручей. Пойди умойся и попей. Рыбы нет.

Они снова двинулись в путь.

Через час вышли на полянку, усеянную черникой.

– Всё, привал. Завтракать будем.

– Чем? Сам же сказал – рыбы нет.

– Под ноги посмотри, по чернике идёшь.

Они принялись за ягоды. Вскоре губы, язык и руки стали чёрными, но наелись они до отвала. Однако ягоды – не рыба: желудок полон, а есть всё равно охота.

Наталья, увидев Алексея, захохотала:

– Ой, не могу! Уморил!

– А ты на себя посмотри, думаешь, ты лучше?

– Зеркальца нет, – Наталья вздохнула.

Они шли до вечера, но уже не в прежнем темпе.

Алексей поглядывал по сторонам – должны же быть хоть какие‑то признаки близкого жилья. Тропинки, лесные дороги, вырубки леса, пустые банки, бутылки, пачки из‑под сигарет… Ничего! Никаких признаков обжитых мест.

Когда начало темнеть, Алексей выбрал место посуше. Елей не было, только лиственный лес вокруг. Одежда на обоих была пыльной, но это уже никого не волновало.

Наталья прижалась к Алексею:

– Лёш, как ты думаешь, мы выйдем?

– Должны, только духом падать не надо. Уныние – грех.

– Ты верующий, что ли?

– Крещён. Иногда захожу в церковь, но редко.

– Я тоже. Есть охота!

– Давай не будем о еде. Спать надо.

Утром они проснулись от холода. Над лесом стоял лёгкий туман, было промозгло.

Алексей поднялся и, разгоняя кровь, сделал несколько приседаний. Наталья тоже попыталась согреться, попрыгала, подвигала руками. Ни еды, ни воды не было, и Алексей пожалел, что не взял из самолёта пустую пластиковую бутылочку – хоть бы в ручье воды набрали.

– Идём, нам пора. Уже семь часов.

– Я в Москве в это время ещё сладко спала, – мечтательно сказала Наталья. – В тёплой и мягкой постели, под одеялом.

– И одеяло, и постель ещё будут, только идти надо.

Через час туман рассеялся, проглянуло солнце и стало теплее. Да и на ходу разогрелись.

Через пару часов вышли к опушке. Лес не кончился, просто впереди была огромная, с большое поле, прогалина. Дальше снова были видны деревья.

– Всё, привал, отдохнуть надо.

Наталья уселась на землю, где стояла. Алексей улёгся, задрав ноги на ствол дерева.

– Ой, люди! – вдруг вскрикнула Наталья и рывком вскочила.

Алексей только и успел схватить её за лодыжку, но удержать девушку ему не удалось. Она вырвалась и помчалась через луговину.

И откуда только они взялись!

Алексей перевернулся на живот, всмотрелся. С другой стороны леса и впрямь вышли трое мужиков. Эх, зря она побежала!

Служба приучила Алексея к осторожности. Вышел из подъезда – осмотрись, нет ли поблизости опасного субъекта. А в лесу ведь не только грибники‑ягодники встречаются. Поблизости от населённых пунктов и бомжей можно встретить, и зэков беглых, что в Сибири случается, тут ведь со сталинских времён лагерей полно. Часть из них после прихода к власти Хрущёва закрылась, но далеко не все.

Привычно сориентировавшись, Алексей прикинул расстояние: далековато до людей, метров двести. Деталей одежды не разглядеть, но явно не спасатели и не военные. Телогрейки на мужчинах серого цвета, такие же брюки и сапоги. Обувь для леса самая подходящая – ни клещ, ни змея не укусит. Кто же это? Если лесорубы, так бензопилы в руках не видно, а вот оружие у одного за спиной есть, ствол поблёскивает.

Алексей колебался – выйти из леса или погодить? Дорогу к селу или деревне узнать надо. Только большой вопрос – нужны ли мужикам свидетели? Он решил повременить, приглядеться. И так уже ясно – где‑то недалеко населённый пункт. Открыв лётный планшет, он изучил карту. Вроде похожий изгиб леса есть, и деревня недалеко, километрах в пяти.

Наталья добежала до мужиков и стала что‑то говорить, размахивая руками. Ну да, про падение самолёта рассказывает, надо же ужасами и пережитым поделиться.

Но вот мужики Алексею явно не понравились. Они озирались по сторонам, вроде как опасались чего‑то – деревенские так не делают. В сердце закралась тревога.

Наталья разговаривала с мужиками минут десять. Потом один схватил её за локоть, и все направились вдоль опушки. И, насколько Алексей мог судить по карте, совсем не в сторону деревни. Интересно, куда они направлялись? А главное – сказала Наталья про него или не успела? У женщин секреты не держатся. Конечно, особого секрета в том, что их двое, нет, но сейчас ему бы не хотелось, чтобы неизвестные знали о нём, о его присутствии неподалёку.

Раздался слабый вскрик Натальи – это один из мужиков влепил ей пощёчину, чтобы не упиралась. Господи, вот дура‑то! Зачем помчалась, не спросясь? Понятно, что он ей не муж, не отец, не начальник, но осторожность никогда не помешает. И что теперь делать? Бежать в село или идти за мужиками? У них ствол, поэтому держаться надо осторожно. Приблизиться – это да, но так, чтобы его не обнаружили.

Алексей оставил сумку там, где лежал: потом заберёт, а сейчас она только мешать ему будет, и не выходя из‑за деревьев, он пошёл параллельно чужакам, которые всё так же тащили Наталью за руку. Она оборачивалась и глядела в его сторону, явно рассчитывая на помощь. Не сейчас, Наталья, не сейчас! Переть по луговине на ствол может либо беспечный человек, либо совсем уж дурак, а ни к первым, ни ко вторым он себя не относил. Вот только оглядывается она зря, подозрения на свою голову накличет.

Луговина становилась всё уже, деревья с двух сторон сходились, и группа чужаков приближалась. Уже были слышны голоса, слов только не разобрать.

Мужики шли явно целенаправленно. Вот они вошли в лес и исчезли из виду.

Алексей, стараясь не наступать на сучья, побежал. Как бы не упустить их из виду!

Впереди, в полусотне метров, показалась ярко‑красная ветровка Натальи. Алексей спрятался за ствол дерева.

А группа впереди шла, не таясь, разговаривая во весь голос. Хрустели ветки и сучья под ногами.

Метров через двести стало понятно, куда они шли.

Среди деревьев стояла маленькая избушка – охотничья заимка. С дверью, подпёртой жердью от зверя, но без окон. Прихватит зимой буран охотника – тут укрыться, переждать можно. В Сибири встречались такие, переночевать мог каждый. В таких охотничьих избушках всегда был небольшой запас еды – круп, соли, даже с десяток патронов. И дрова для печки. Но действовал здесь неписаный закон: попользовался – сохрани прежний порядок, и из своих запасов оставь что‑нибудь. Хоть банку консервов, хоть спички или патроны – кому‑то это может спасти жизнь.

Похоже, мужики про избёнку знали и пользовались ею не раз. Откинув жердь, они вошли, бросив дверь открытой – иначе в избушке без окон темно.

До Алексея донеслись обрывки какого‑то разговора, потом раздался мужской хохот. Вот влипла девка! В лучшем случае изнасилуют, а в худшем – ещё и убьют. Даже закапывать не будут, оттащат тело подальше и бросят в промоину. За зиму сгниёт так, что и не опознать потом.

Надо выручать девку. Но он не Рэмбо, чтобы с голыми руками врываться в избу. У них ружьё, и он об этом помнил. Да и не факт, что у других оружия нет, без ножей в тайгу не ходят. Надо выждать и устранить их поодиночке. Убивать мужиков Алексей не предполагал. Оглушить, связать, забрать оружие и освободить Наталью – вот его план. То, что компания не из добрых, он уже понял.

Послышался звук ударов и крик Натальи. Ну да, тянуть не стали, сразу к делу приступили. Вот не повезло ему с напарницей!

Нет бы вместо неё мужик в живых остался, лучше – лётчик. Но выбирать не приходилось.

Из избы вышел мужик. Спереди чужака Алексей видел в первый раз, и сердце тревожно ёкнуло и оборвалось куда‑то в пустоту – да он зэк! Вероятно, и все остальные тоже. Спереди, на груди, на телогрейке, у него была пришита белая полоска с надписью: первый отряд, и ещё что‑то, издалека не разглядеть.

Зэк зашёл за избу с явным намерением облегчиться и уже расстегнул брюки. Самый удобный момент! Плохо только, что зэк остановился рядом с избой.

Алексей зашёл сбоку и подкрался вдоль стены – ни одна сухая веточка под ногой не хрустнула, и сделал шаг, оказавшись сзади зэка. Но тот звериным чутьём почуял постороннего и начал поворачивать голову в сторону Алексея. Однако тот схватил его за подбородок и затылок и резко крутанул, как учили в армии.

Раздался хруст позвонков, тело обмякло. Алексей едва успел подхватить его и осторожно положить на землю – шум падения тела ни к чему.

План его только начал осуществляться, а всё уже пошло не так. Убивать он никого не собирался, а один труп уже есть. Чёрт! Теперь не хватает только самому в тюрьму сесть. Убийства как такового он не испугался, в полуобморочное состояние не впал. И если отбросить ложную стыдливость, то надо честно признать, что в военных училищах готовят профессиональных убийц. Да, они служат Родине, готовясь защищать её от врагов. Но при вражеском нашествии надо убивать, без этого – никак. Война и боевые действия в белых перчатках не ведутся.

Алексей по‑быстрому обыскал зэка, обнаружив у него в кармане нож‑выкидуху – типично зэковское изделие. Теперь дороги назад нет.

В избе отчаянно закричала Наталья. Надо решаться.

Алексей стянул с убитого телогрейку, надел её на себя, на голову нацепил кепку. В первые секунды хватит, чтобы врага с толку сбить. А то, что в избе враги, он уже не сомневался. Нажал на кнопку на рукояти ножа – со щелчком выдвинулось лезвие. Он взял нож обратным хватом в руку, прижав лезвие к рукаву – так его почти не видно, и, не таясь, стуча ботинками, направился к двери.

В полумраке избы было видно, что один из мужиков держит Наталью за руки, а второй лежит на ней, пытаясь раздвинуть ей ноги. Который стоит – опаснее. Невдалеке на полу лежало ружьё.

Алексей прыгнул к нему и ударил ножом в шею. Лезвие ножа было коротким, не армейский штык, и через телогрейку до сердца может не достать. Зэк выпучил глаза, схватился за шею, откуда фонтаном била кровь, и завалился на топчан – на третьего, последнего, зэка и Наталью.

Те вначале не поняли, что произошло, уж очень неожиданно всё случилось. Наталья мазнула ладонью по лицу, разглядела кровь и завизжала.

Зэк, лежавший на ней, сполз в сторону. Только теперь он понял, что рядом не свой, а чужой, но предпринять уже ничего не успел. Да и что он мог, если брюки до конца спущены?

Алексей сделал шаг назад, где лежало ружьё, взял его в руки, переломил. В патроннике тускло блеснул патрон. Ижевская курковая одностволка «ИЖ‑17», старенькая, с вытертым воронением, но хорошим боем.

Он закрыл ствол.

– Вставай, падаль, одевайся.

Зэк сполз на пол с топчана, встал, подтянул штаны и застегнул их на пуговицу. Откуда он достал нож, Алексей не заметил, скорее всего – из рукава. Увидел только, как дёрнулась рука у зэка, успел отклониться в сторону, да и то едва. Бок обожгло болью. Зэк повернулся и прыгнул в дверь.

Большим пальцем руки Алексей взвёл курок, вскинул ружьё и выстрелил ему в спину. Дробь в патроне была или картечь, но телогрейку на спине зэка изрешетило.

Звук выстрела в маленькой избе просто оглушил – до звона в ушах. Потянуло запахом пороха.

Зэк вывалился из избы и упал – после такого попадания с трёх метров в живых не остаются.

Слева раздался шорох. Алексей резко повернулся, но это Наталья пыталась выбраться из‑под убитого зэка. Алексей рванул труп за руку, и тело мешком свалилось на пол.

Наталья какими‑то безумными глазами осмотрела избу, трупы:

– Ты… ты… их убил?

– А что мне оставалось? – вопросом на вопрос ответил Алексей. – Это же беглые заключённые, если ты до сих пор не поняла. Натешились бы с тобой вволю и придушили. Таким свидетели не нужны.

Он обратил внимание, что лицо Натальи украшал синяк и левый глаз заплывал.

По коже слева потекло что‑то тёплое. Алексей положил ружьё на стол, присел на лавку, завернул ветровку и рубашку. Нож прошёл вскользь, распоров кожу.

– Ой, да ты ранен?

– Не смертельно, успокойся. Лучше бинт поищи и зелёнку.

Он, правда, сомневался, что в избе найдутся перевязочные средства.

Наталья вскочила и едва не упала, запнувшись о труп. Джинсы на ней были расстёгнуты и приспущены. Смутившись, она подтянула их, вжикнула молнией. Вовремя Алексей подоспел.

Бинт в стерильной бумажной упаковке нашёлся, а вот зелёнки или йода не оказалось.

Наталья принялась за перевязку. Делала она это неумело, но старалась.

Когда закончила, Алексей спросил:

– Ты почему к ним побежала, я же тебя за ногу пытался ухватить, остановить?

– Людей увидела, думала – местные, помогут. У! – Она пнула труп ногой.

– Ну да, в мёртвого льва каждый плюнуть может, уже не страшен.

Алексей сел на лавку. Нахлынула усталость, даже какая‑то апатия. Как ни крути, убийство трёх человек. Суд, срок и тюрьма – вот что у него впереди. И всё из‑за этой московской «фифочки»! Только вот не в его правилах было сидеть сложа руки и ждать, чем всё закончится.

Наталья ходила по маленькой избе, заламывая руки.

Алексей поднялся:

– Где‑то рядом должен быть ручей – избу далеко от воды не поставят. Пойди, найди и принеси в ведре воды, пол замыть надо.

Наталья кивнула и вышла. Она была испугана и подавлена. Её необдуманные действия привели к трагедии, и она чувствовала себя виноватой.

Алексей отправился осматривать местность поблизости – он решил вытащить и спрятать трупы. Если их найдут и выйдут на него, стало быть, не судьба. Ну а коли сгниют и следствие не определит виновного, так тому и быть. Идти самому с повинной в полицию или в прокуратуру было выше его сил.

Он описывал вокруг избы всё расширяющиеся концентрические круги, пока наконец не нашёл подходящее место – небольшой узкий овражек, скорее промоину от талых вод. Не мешкая, вернулся к избе, ухватил за ноги первого, убитого им, что лежал около избы, оттащил к промоине и сбросил туда. Следом решил убрать того, что в избе, потому что Наталья ручей нашла и стояла с ведром воды у избушки, не решаясь войти.

Он выволок убитого зэка за воротник телогрейки и потащил. На середине пути решил передохнуть, перевести дух. Поворачиваясь, чтобы присесть, Алексей ботинком зацепился за край телогрейки, причём обо что‑то твёрдое. Он залез в карман телогрейки и вытащил пистолет – старенький, потёртый «ТТ», ещё довоенного выпуска. Отщёлкнул магазин – там было четыре патрона. Да где же он его взял? Такие не выпускают уже лет шестьдесят!

Алексей положил оружие в карман телогрейки и теперь уже обыскал все карманы – уж больно находка интересная. Однако ничего, кроме расчёски, не обнаружил. Хорошо, что он ударил зэка первым. Успей бандит опередить его, сейчас бы не он, Алексей, тащил его к промоине, а наоборот…

Когда он вернулся к избушке за последним телом, Наталья уже мыла полы.

– Промыла раз, а кровь всё равно проступает, – пожаловалась она.

– Мой второй раз, третий, песком доски потри.

– Песком? – удивилась девушка.

– Ну да, в деревнях всегда так делают.

Алексей уже устал. И вроде зэки жилистые, не упитанные, а тащить волоком тяжело.

Передохнув, он взялся за последнего и дважды останавливался, чтобы перевести дыхание.

Перед тем как сбросить тело в промоину, он обыскал карманы. В телогрейке нашёл два патрона к ружью и забрал их, решив, что надо оставить в избе.

В кармане брюк лежал завязанный узлом носовой платок. Он был замусоленным, и браться за него Алексею было неприятно, но любопытство пересилило. Развернув ткань, он опешил – на ладони лежали серые, невзрачные камешки. Странно, зачем зэку галька? Сначала он хотел выкинуть их, но потом передумал – зэк просто так ничего в карманах таскать не будет. Тем более что руки трупа были «украшены» множеством наколок – перстни, надписи. Видно, не один год, а то и не первую ходку сидел, или, как они говорили, чалился.

Завернув камни в свой платок, Алексей сунул его в карман, тело же сбросил в промоину. Хочешь не хочешь, а ещё раз сюда идти надо. Лопату в избе Алексей видел, и у него мелькнула мысль – закидать землёй захоронение, чтобы в глаза не бросалось. Устал, но надо!

Вернувшись, он отдохнул. Полы были уже чистыми, какими бывают только сразу после постройки. Люди избушкой пользовались, но до мытья полов не снисходили. Может, веником из веток иногда пыль и грязь выметут, но не более.

Алексей выложил на полку патроны, туда же уложил ружьё. Ему было жалко его выбрасывать, оружие он ещё с военного училища любил и уважал.

К промоине он вернулся уже с лопатой. Более часа пришлось потрудиться. С одного места землю брать было нельзя – это он хорошо понимал. Яма будет, подозрение вызовет. Поэтому сначала он подкапывал кочки и бросал их в промоину, а потом – просто землю. Слой земли получился не очень толстый, сантиметров тридцать. При первом же дожде земля вдвое просядет, но Алексей надеялся, что время и осенне‑зимняя непогода сделают своё дело.

Назад к избушке он брёл с чувством выполненного долга. Правда, лопата, которую он нёс на плече, казалась ему пудовой. Но Алексей пересилил себя и, вернувшись, обошёл вокруг избушки, внимательно вглядываясь, не осталось ли каких‑либо следов?

Войдя в избушку, он без сил плюхнулся на скамью.

– Наталья, есть хочется ужасно. Пошарь‑ка на полке, может, хоть что‑нибудь найдётся?

– Смотрела уже, – откликнулась Наталья, – макароны и банка рыбных консервов «Частик в томате».

– Сгодится. Сходи, принеси воды, а я веток поищу, печурку растоплю.

Пересилив себя, Алексей принёс охапку веток и разжёг древнюю буржуйку. Спасибо тому неизвестному, что избу поставил и печь, без неё совсем плохо было бы.

Огонь он разжёг быстро. Вернулась Наталья с закопчённой кастрюлей, полной воды. В отличие от каменной печи буржуйка разогревалась быстро, но и дрова жрала, что твой паровоз.

Когда макароны сварились, Наталья слила воду, а Алексей ножом вскрыл банку консервов и, выложив её содержимое в кастрюлю, перемешал. Получилось нечто непривычно‑красное, но пахло съедобно.

Приготовленное блюдо разложили по двум алюминиевым мискам.

Алексей ел не спеша, растягивая удовольствие. В животе появилось ощущение сытости, потянуло в сон. Да и в самом деле спать пора, солнце уже к вечеру клонится.

– Давай спать ложиться, – предложил Алексей.

Наталья только кивнула в ответ. День для неё выдался также нелёгким.

Алексей прикрыл дверь, задвинул деревянный запор и улёгся на топчан.

Наталья стояла в нерешительности.

– Ты чего?

– Так на топчане… – она не договорила.

Ну да, боится. Он на топчане человека убил, да и саму Наталью едва не изнасиловали.

– Так и будешь стоять всю ночь?

Наталья пересилила себя, легла с краю и прижалась к Алексею. Уснули оба быстро, поскольку день выдался тяжёлый.

Глава 2

Камни

Спать на топчане и под крышей было куда теплее, чем на голой земле, и Алексей проснулся бодрым, отдохнувшим. А Наталья всё спала, просто наглым образом дрыхла.

– Вставай, соня!

– М‑м‑м, дай поспать! Хорошо‑то как!

– Надо собираться, идти.

– У тебя других слов нет? Всё идти да идти! Я на всю жизнь вперёд находилась.

– Деревня должна быть недалеко.

Наталья встала. Косметики нет, волосы всклокочены… Но даже в таком виде она была привлекательна.

– Отвернись, я себя в порядок приведу. Я страшная, да?

– Не гневи Бога, вполне… Пошли умываться, заодно и попьём – есть‑то всё равно нечего.

Они привели себя в порядок, умылись, напились и тронулись в путь.

Сначала Алексей, направившись по старому пути, нашёл свою сумку. Немудрящие были в ней пожитки, но всё же… Он припомнил, с какого места вышли зэки, и направился туда. Наталья не отставала ни на шаг.

– Наташа, я вот о чём хочу поговорить. Забудь вчерашний день, вроде как и не было ничего.

– Думаешь, нас расспрашивать или подозревать в чём‑то будут?

– Подозревать – нет. А о самой катастрофе будут расспрашивать, и не раз. Рассказывай всё, как было, но вчерашний день выкинь из головы. Ни ментам, ни подругам, ни дома по телефону – никому ни слова. Тогда оба в тюрьму сядем.

– Господи, а я‑то за что?

Ну да, теперь он один во всём виноват, у женщин всегда так. А не побежала бы к зэкам – ничего бы не случилось.

– Да, на мне кровь. Но я тебя защищал. Если бы бандиты со мной расправились, они бы и тебя не пощадили. Это тебе понятно?

– Не дура.

– Так ведь формально ты моя сообщница.

– С какого перепугу?

– Кровь в избе замывала? На официальном языке – скрывала улики. Если что, судить будут обоих, просто тебе меньше дадут.

– Об этом я как‑то не подумала.

– Давай телефонами обменяемся, думаю – они нам могут понадобиться. Только об избушке по телефону – ни слова.

На привале Алексей нацарапал авторучкой на клочке бумажки номер своего мобильника, Наталья – даже два.

– Один сугубо для друзей, второй – служебный, – пояснила она.

– Думаю, как выйдем к людям и позвоним в полицию или аэропорт, придётся объяснительные какие‑то писать, а то и на место катастрофы лететь.

– Лететь? Никогда в жизни! Я поездом поеду.

– Это твоё дело. А впрочем – я тоже. Справку только надо не забыть взять.

– Зачем? Подать на компанию в суд?

– Разве я похож на сутягу? Я уже два дня как на работе быть должен, иначе уволят как прогульщика.

Они снова пошли.

Около трёх часов дня вышли к просёлочной дороге, и Наталья от радости даже завизжала.

Вскоре показалось село. У первого же встречного Алексей узнал, где находится администрация. Он попробовал включить сотовый телефон, но аккумулятор уже сел.

Добрались до центра села. Наверное, в здании, о котором им сказал прохожий, когда‑то было правление колхоза, а теперь – администрация села.

Оба прошли к секретарю, поздоровались.

– Девушка, нам бы в Екатеринбург позвонить.

– Вам что, делать больше нечего?

– Мы с разбившегося самолёта. Надо сообщить, где он.

Секретарша бросила бумаги и кинулась к двери:

– Антон Павлович! Тут люди с самолёта, который ищут!

– Заводи!

И сам следом за секретаршей появился в дверном проёме.

– Нам бы позвонить, – снова сказал Алексей.

– Всё сделаем в лучшем виде, – заверил его Антон Павлович. – Проходите, я сейчас номер наберу.

Он стал названивать районному начальству. Как же, в первую очередь начальству, чтобы показать свою ретивость, рвение к службе.

Потом он набрал номер МЧС и передал трубку Алексею.

– Здравствуйте, мы пассажиры с разбившегося самолёта, вылетевшего из Ерёмина.

– Все живы?

– Только двое.

– Вы где?

– Минуточку, – Алексей передал трубку Антону Павловичу. Тот объяснил, как называется село, покивал головой.

– Велено накормить и ждать, за вами прибудут. Есть хотите?

– А вы думаете, мы из ресторана? – возмутилась Наталья.

– Да, конечно. Идёмте.

Их провели в столовую, в соседнем здании. Впервые за несколько дней они вымыли руки с мылом, поели борща и пельменей.

После обеда Наталья попросила:

– Нам бы одёжную щётку, почиститься.

– Конечно, сейчас.

Антон Павлович отвёл их в свой кабинет, нашёл щётку, и Алексей с Натальей по очереди привели себя в порядок. После сытной еды и осознания того, что наконец‑то вышли к людям, Алексей так и уснул в кресле.

Проснулся он от голосов. В кабинете было полно людей – в форме МЧС, прокуратуры, полиции, авиационной. Он даже не слышал, как неподалёку приземлился вертолёт.

– О, герой проснулся! Как фамилия?

– Алексей Иванович Терёхин, – хрипловатым после сна голосом сказал Алексей.

– Есть такой в списках, – радостно заявил представитель авиакомпании.

– Подождите. Карту читать умеете? Покажите, где самолёт?

На столе разложили карту. Алексей нашёл село, к которому вышел, повёл пальцем на северо‑восток и ткнул пальцем:

– Приблизительно – этот район.

– Не может быть, он в стороне от трассы.

– У пилотов двигатель остановился, они, вероятно, площадку подыскивали, в сторону уйти могли, – попытался ответить Алексей.

– Разберёмся. Вы в состоянии полететь с нами, показать?

– Вполне.

– Я не полечу, с меня хватит, – вмешалась Наталья.

– Хорошо, будьте здесь. Антон Павлович, пристройте куда‑нибудь даму, отдохнуть.

– Сделаю.

Алексей со всеми прибывшими направился к вертолёту, который стоял на спортивной школьной площадке. Набралось человек двенадцать, все важные, в форме, с папками для бумаг.

Алексей сидел у иллюминатора и смотрел вниз. Конечно, сверху местность выглядела не так, но некоторые характерные места он всё же узнавал.

– Недалеко уже, – сказал он борттехнику.

Вертолёт стал снижаться.

– Вон он!

– Вижу, – раздалось несколько голосов.

Сверху самолёт был не очень заметен, его закрывали деревья.

Подняв тучу пыли, вертолёт приземлился на небольшую поляну, метрах в ста от разбившегося самолёта.

Когда члены комиссии вышли из «МИ‑8», Алексей пошёл первым. Вроде катастрофа произошла недавно, а Алексею казалось, что прошла целая вечность.

Несколько десятков метров – и перед членами комиссии открылась вся картина трагедии. На минуту все замолкли, потом вперёд вышел работник прокуратуры:

– Задержитесь здесь.

И стал фотографировать самолёт, оторвавшийся хвост, тела погибших пассажиров с разных сторон.

К Алексею подошёл представитель авиакомпании:

– Расскажите, как всё произошло.

Алексей чётко и подробно доложил.

– Мне бы справочку, – попросил он.

– О материальном ущербе?

– Нет, мне на работу, иначе уволят за прогул.

– Конечно. Вернёмся в аэропорт и сразу выдадим.

А дальше к Алексею подходили то представители милиции – тьфу! – полиции, то МЧС. Полицейские расспрашивали его снова и снова.

– Простите за вопрос, работа у нас такая. Вы багаж осматривали?

– Было дело, есть хотелось. В одном чемодане рыбу сырую, подсоленную нашли. Жарили на костре и ею питались.

Алексея пытали почти до вечера. Потом все уселись в вертолёт и вернулись в село. Тут всех определили на постой к местным жителям – гостиницы в селе не было.

Утром в село прилетел второй вертолёт, а вместе с ним – ещё десяток разных официальных чинов. Этот же вертолёт отправился за телами погибших.

Алексея и Наталью после завтрака посадили в другой вертолёт, куда, кроме них, сели ещё несколько человек из вчерашних. Наталья лететь боялась, но Алексей успокоил её:

– Снаряд в одну и ту же воронку дважды не попадает, зато в Екатеринбурге скоро будем.

Они прилетели в Уктус часа через два, но бумажная круговерть длилась до вечера.

Их осмотрел врач.

– Врач‑то зачем? – удивилась Наталья.

– Каждый пассажир застрахован, надо осмотреть, всё‑таки – страховой случай.

Представитель авиакомпании своё слово сдержал – и Наталье, и Алексею выдали справки для работы. Они должны были подписать множество бумаг – всё‑таки двое выживших свидетелей, они же пострадавшие. И только вечером представитель авиакомпании сказал:

– Всё, вы свободны. Желаете самолётом полететь?

– Нет, – дружно ответили оба, – нам бы билеты на поезд до Москвы.

– Будут билеты, подождите.

Представитель созвонился с железной дорогой, на машине их доставили к железнодорожному вокзалу и вручили билеты. В один вагон, в одно купе – до Москвы. Через полчаса они уже сели в поезд.

– Кончился, кончился этот кошмар! – Наталья с блаженством на лице растянулась на полке. – Теперь буду спать до Москвы.

– Теперь можно.

А за окном, в темноте, пролетали пустынные полустанки и нескончаемый лес.

Через двое суток поезд прибыл в Москву. Алексей и Наталья вышли на перрон.

– А поедем ко мне домой! – вдруг неожиданно предложила Наталья. – Возвращение отметим. Нам ведь повезло – не как другим, которые у самолёта остались. Наверное, судьба.

– А не боишься незнакомого мужчину в дом приглашать? – пошутил Алексей.

– После того, как я с тобой спала? Да ты, как честный человек, теперь на мне жениться должен. – Наталья улыбнулась, но глаза остались серьёзными.

Алексей смутился. К такому разговору он был не готов.

– А ты что, не замужем?

– Мы с тобой неделю вместе, а ты и не поинтересовался! Эх, донжуан! Нет, не замужем. И квартира своя.

– Тогда едем. Мне всё равно ночевать негде, разве что в гостинице.

– В гостинице? Ты меня обидишь. Слишком много пережито вместе, мы с тобой теперь как родные.

Они сели в такси и доехали до Сивцева Вражка – так называлась улица, на которой жила Наталья.

Необычное название, старинное и даже какое‑то вкусное на слух, не то что безликая 5‑я улица Строителей времён социализма.

Наталья открыла дверь, вошла в квартиру. Алексей вошёл следом. В лицо ему дохнуло нежилым. Всё‑таки квартира или дом живут, когда в них находится человек.

Наталья сразу распахнула форточки, в квартиру ворвался свежий воздух и шум улицы. «А вот в новых домах со звукоизоляцией плохо, – про себя отметил Алексей. – Слышно, как идёт лифт, как играет музыка у соседей». В старом доме в Питере, где он снимал квартиру, такого не было. Если на одном этаже свадьба, а по соседству похороны, никто никому не мешает.

– Располагайся, где нравится, – предложила Наталья.

Алексей уселся в кресло. Наталья хлопнула дверцей холодильника и вышла из кухни с расстроенным видом:

– Пойду в магазин за продуктами. Или в кафе пойдём?

– В таком‑то виде?

Одежда, хоть её и чистили, выглядела не лучшим образом, а переодеться было не во что.

– Я быстро.

– Я с тобой. Что я один сидеть буду?

Они сходили в гипермаркет, находившийся неподалёку, и набрали продуктов. Вроде бы всего понемногу, но получилось два больших пакета.

Пока Наталья колдовала над ужином, Алексей смотрел новости. Об их разбившемся самолёте – ничего. Или они пропустили репортаж, пока ехали в поезде?

Квартира у Натальи была однокомнатная, зато своя, не съёмная, по‑женски уютная. Свою квартиру Алексей содержал в чистоте, но выглядела она по‑казарменному. Женщины маленькими деталями – цветком в горшке, небольшой картиной на стене, игрушкой – могут придать жилью шарм, уют, тепло. И что скрывать, Алексею квартира Натальи понравилась.

Они не спеша поужинали. Алексей чувствовал себя умиротворённо и немного грустно. За дни, проведённые вместе, он как‑то даже привык к этой своенравной и немного взбалмошной, даже капризной девушке. Завтра надо расставаться, уезжать.

Наталья, вероятно, тоже испытывала такие же чувства.

– Давай выпьем?

– Не откажусь.

– Вино или виски?

– Водки нет? Тогда вино.

Пробовал Алексей виски, но не нравился ему сей продукт – впрочем, как и текила. Лучше хорошей водки для русского человека нет ничего.

Наталья разлила по бокалам испанское вино, сказала краткий тост:

– Со счастливым возвращением!

– За то, что уцелели и выжили! – добавил Алексей.

Вино было приятным, с хорошим послевкусием.

Наталья раскраснелась, оживилась.

– Сто лет уже не пила!

– Ну да – сто лет! Неделю всего!

Алексей наполнил бокалы.

– Судьба подарила нам вторую жизнь, так нечасто бывает. И познакомила заодно. Так выпьем же за встречу и знакомство!

– Ура!

Наталья выпила вслед за Алексеем. Потом она мыла посуду, а он снова смотрел телевизор. Затем зашумел душ, и несколько минут спустя Наталья вышла из ванной посвежевшая, замотанная в большое банное полотенце.

– Твоя очередь.

Алексей достал из сумки чистое бельё и мысленно похвалил себя за то, что нашёл сумку в лесу на обратном пути. С превеликим удовольствием он поплескался под горячими струями. Эх, славно! Он вытерся – даже растёрся полотенцем докрасна, как привык, натянул трусы. Одеваться дальше? Так ведь спать в одежде не будешь, не в тайге. И он решил выйти из ванной так.

В комнате горел ночничок. Наталья уже успела раздвинуть диван, превратив его в двуспальный, застелила и легла сама.

Алексей остановился посередине комнаты в нерешительности – Наталья приготовила ложе явно для двоих. В принципе в тайге спали они вместе, но в одежде, и он не делал никаких намёков, не приставал. Однако тогда их задачей было выживание. Теперь же ситуация другая, он у неё в гостях. У женщин ведь как? Пристаёшь – козёл, не пристаёшь – дурак. Вот и пойми их логику, особенно когда её, в мужском понимании, нет.

– Ты чего встал? Ложись. По‑моему, у нас уже есть опыт.

Было бы предложено. Алексей нырнул под тонкое одеяло. Нечаянно коснулся рукой Натальи, и его всего обдало жаром – девушка была нагая. Вот чертовка! Провоцирует или?.. Несмотря ни на что, он решил просто спать. Однако близость молодого женского тела и выпитое вино будоражили, гнали сон прочь. Он повернулся на бок.

– Ты долго ещё полено из себя изображать будешь? – спросила девушка.

В общем, произошло то, что и должно было произойти между молодым сильным мужчиной и такой же молодой женщиной, находящимися в одной постели.

Наталья оказалась опытной, темпераментной, и они не спали почти до утра, предаваясь любовным утехам и как будто навёрстывая упущенное. В итоге проснулись в полдень. Алексей чертыхнулся про себя – что‑то не больно он торопится на службу.

Наталья пошла на кухню – готовить завтрак.

– Иди есть, гость дорогой.

В молчании они позавтракали.

– Мне в Питер ехать надо, служба, отпуск кончился – с этими словами Алексей поднялся.

Наталья, смотревшая до этого в пол, подняла глаза:

– Лёш, возьми меня замуж.

Алексей растерялся. Никогда раньше женщины не говорили ему таких слов.

– А что? По службе в Москву переведёшься, а хочешь – так и вовсе увольняйся, в столице хорошую работу найти можно. Жильё у меня есть.

Алексей молчал – он был ошарашен.

– Господи, о чём это я? – Наталья поднялась со стула. – Квартира, служба! Просто нравишься ты мне! – почти крикнула она. – Нынче мужик хилый пошёл. При галстуке он, с ноутбуком, а попади в тайгу, как мы, с голоду бы сдох. А я за тобой, как за каменной стеной. Лёш?

– Погоди маленько, уж больно всё неожиданно. Я пока так далеко не заглядывал. Не гони коней, дай подумать. Я знаю твой телефон, знаю квартиру. Подумать мне можно? Шаг‑то серьёзный.

– Думай.

Наталья сделала шаг вперёд, прижалась всем телом к Алексею, впилась в губы поцелуем.

Алексея обдало жаром. А может, ну её к чёрту, жизнь в Питере? Что он там видит? Служба, съёмная холостяцкая квартира, сон, снова служба… Как будто по рельсам едешь, а вокруг – унылая степь. А жизнь проходит, и ушедших лет уже не вернуть.

С трудом пересилив себя, он оторвался от девушки, перебросил ручку сумки через плечо, повернулся и вышел из квартиры, не оглядываясь. Долгие проводы – лишние слёзы.

Спускался по лестнице – не на лифте. Вый дя из‑под козырька подъезда, он поднял голову, увидел в окне Наталью и помахал ей рукой.

А куда идти? В какую сторону? Где метро? Секунду поколебавшись, спросил у прохожего, внутренне обругав себя: «Вот ведь балда стоеросовая, вполне мог бы у Натальи узнать, она бы подробнее объяснила».

На метро пришлось ехать с пересадкой. Московское метро значительно больше питерского, но ориентироваться в нём было удобнее, указателей хватало.

Через час он уже сидел в поезде. Не «Сапсан», конечно, но шёл быстро, и поздним вечером Алексей прибыл на питерский Московский вокзал.

Добравшись до квартиры, он сразу замочил пыльную одежду в воде. Бросив сумку у дивана, услышал, как в ней что‑то стукнуло. Алексей расстегнул молнию… Как он забыл? В боковом отделении лежал пистолет «ТТ», отобранный им у зэка, и рядом – узелок с камнями. Во всей этой суматохе он совершенно забыл о них.

Приняв душ, он завёл будильник, отутюжил форменную рубашку и брюки. Перекусить бы сейчас, но холодильник был пуст, перед отпуском он его вообще из сети выключил.

Покончив с этими делами, он улёгся спать, поскольку в предыдущую ночь совсем не выспался. При воспоминании о бурной ночи, проведённой с Натальей, по телу прокатилась тёплая волна.

Как не хотелось вставать утром, всё тело протестовало, но – надо!

Он быстро собрался, взяв, кроме обычного удостоверения, справку из аэропорта, и бегом побежал на трамвай, а потом пересел на метро. Торопливо проскочил через проходную, направляясь к кабинету начальника, – нужно было успеть до утренней планёрки.

«Сам» нахмурил брови, увидев входившего Алексея, но, прочитав справку и выслушав его объяснения, смягчился.

– Видел я мельком по телевизору новости о самолёте, только подумать не мог, что на нём мой сотрудник. Слава богу, всё обошлось. А то вроде служил исправно – и вдруг такой прокол! Иди, служи, как и прежде!

Алексей вышел довольный – гроза миновала.

В отделе тоже удивились:

– Ты что, на больничном был?

И Алексею пришлось ещё раз, только коротко, рассказать об авиакатастрофе.

– Ох и повезло тебе, парень! Ты этот день отмечай как второй день рожденья.

И снова потянулись серые будни. Со службы он приходил усталый, пока немудрящий ужин приготовит – спать пора. А вечером, перед сном, лёжа в постели, раздумывал – о жизни, о перспективах в ней, о Наталье. И чем больше он размышлял, тем больше склонялся к мысли о переезде в Москву. Жалованье, или, официальным языком говоря, денежное довольствие, им подняли, но даже после повышения оно не было таким, чтобы за службу руками и зубами держаться – водитель троллейбуса получал не меньше.

К пятнице он вспомнил о камнях – надо выяснить, что это такое. Ведь не зря зэк их в кармане таскал! Если что‑то несерьёзное – выкинуть и забыть.

Он начал вспоминать знакомых, но никого, кто бы серьёзно разбирался в камнях, среди них не было.

На следующий день была суббота, выходной день, и он отправился в Горный институт, что на Васильевском острове. Добирался на трамвае 63‑го маршрута – мимо этой остановки он проезжал каждый день. Поехал в форме – вахтёры, стоящие на проходной, формы всегда побаиваются. И не ошибся, вахтёр даже удостоверение спрашивать не стал:

– Проходите.

– Мне бы на геолого‑разведочный факультет. Не подскажете?

Вахтёр подробно объяснил Алексею.

– Только, боюсь, нет там сейчас никого из преподавателей.

– Ничего, прогуляюсь.

На факультете Алексей одну дверь подёргал, другую. Заперто, хотя студенты по коридору слонялись.

– Вы кого ищете? – остановилась рядом с ним молодая женщина в белом халате, вероятно – лаборантка.

– Мне бы кого‑нибудь из преподавателей.

– Профессор на месте, пойдёмте, – лаборантка подвела его к двери.

– Спасибо, – Алексей постучал.

– Да‑да, войдите.

Алексей ожидал увидеть убелённого сединами мужчину преклонных лет и в очках – именно таких он видел в кино. Однако за столом сидел худощавый мужчина средних лет. Он с интересом оглядел Алексея, задержав взгляд на его форме.

– Здравствуйте, садитесь.

Алексей в свою очередь осмотрел кабинет: может быть, тут есть настоящий профессор?

– Вы ко мне?

– Ну, если вы профессор, то к вам.

– Не похож? – засмеялся профессор. – Но именно я и есть профессор. Вы из полиции?

Алексей не стал отвечать – пусть думает так. Он достал из кармана узелок с камнями, развернул и положил на стол.

– Мне бы хотелось знать, что это за камни. Ну хотя бы ориентировочно.

– Геммологическая экспертиза – это долго. У вас с собой официальный запрос?

– Мне бы предварительно, без запроса – для определения дальнейших действий. У преступника в кармане нашли.

Мужчина подтянул к себе носовой платок с камнями, взял в руки лупу. Осмотрев камни, зачем‑то потрогал каждый.

– Вы хоть имеете представление, что это такое?

– Никакого.

– Алмазы, якутские алмазы. Если их огранить, то будут бриллианты.

У Алексея глаза на лоб полезли. Вот эти невзрачные камешки – алмазы?

– Все за исключением одного, вот этого.

– Они похожи.

– Сами подержите в руках. Алмазы имеют низкую теплопроводность и холодные на ощупь, а вот этот – тёплый. С какой Голконды вы их привезли? Ах да, у преступника изъяли.

– И сколько они могут стоить?

– Видите ли, товарищ… – профессор посмотрел на погоны Алексея.

– …старший лейтенант.

– Да, именно. Стоимость обработанного алмаза возрастает в разы – это зависит от веса, цвета, чистоты. Сейчас сказать этого нельзя, но самый лучший – «бриллиант чистой воды».

– Это как? Я не специалист.

– Разумеется. Если такой бриллиант опустить в чистую воду, его не будет видно, потому и «чистой воды». De Beers продаёт их по пятьдесят восемь долларов за карат, наши же чиновники ухитряются продавать по двадцать два доллара.

– Наши хуже? – удивился Алексей.

– Кто вам сказал такую чушь? – возмутился профессор. – Тот же De Beers покупает у нас алмазы по двадцать два доллара, а продаёт в Антверпен по пятьдесят восемь.

– Почему в Антверпен?

– Там мировая столица по обработке, огранке алмазов. Хотя в последнее время их всё чаще обрабатывают в Индии, дешевле выходит. Да и у нас в России тоже. Вы в курсе, что почти все собственники гранильных предприятий в России – граждане Израиля и Бельгии?

– Нет, – растерялся Алексей. – А всё‑таки, сколько это может стоить?

– Один карат – пятьсот‑шестьсот тысяч рублей. Вот этот камень приблизительно один карат и есть. Вот этот – два, может быть, чуть больше. Карат – это всего ноль целых два десятых грамма. Так что в носовом платочке, в котором вы камни так небрежно принесли, миллионов пятнадцать‑двадцать. Такие ценности в броневике и с охраной перевозить надо.

Алексей не мог поверить своим ушам. Он в тайге их выкинуть хотел, а оказывается это – целое состояние.

Он собрал камни в носовой платок и сунул их в карман.

– Спасибо, профессор, за консультацию. Думаю, вы понимаете, что о нашем разговоре…

– Да‑да, конечно! Молчок!

– До свиданья, вы очень нам помогли.

Алексей вышел из Горного института в абсолютной прострации. В кармане – состояние! А он их дома небрежно в сумке держит, и дверь не очень прочная, деревянная, правда из настоящего дерева старой работы.

Он пытался сообразить, что ему сейчас делать. Поделиться новостью ни с кем нельзя. Сдать государству? Вариант, но его обязательно спросят: где взял? А про убитых им зэков Алексею рассказывать вовсе не хотелось.

Голова шла кругом. Звонить Наталье? Нельзя. Вернее, поболтать можно, но не о камнях. Мало того, что любой женщине секреты доверять нельзя, так ведь и сотовая связь прослушивается полицией и ФСБ.

Алексей не придумал ничего лучшего, как вернуться домой – надо было обмозговать сложившиеся обстоятельства в спокойной обстановке, слишком всё серьёзно. Если кто узнает – неприятностей не миновать.

Пока он ехал в трамвае, казалось – узелок с камнями жжёт карман.

Уже дома Алексей развернул носовой платок и уселся за столом. Надо же, безликие камешки – и такая цена! Да он за всю жизнь честной службой столько не заработает! Стоп, профессор сказал, что один камень – не алмаз. Вот только какой? Он не запомнил: все камни были похожи и отличались только по размеру. Кстати, профессор упоминал, что алмазы холодные на ощупь.

Он взял один камень в руку. В самом деле, прохладный. И другой такой же, и третий… Взял ещё один камень. Края у него не острые – округлые, как у гальки, обкатанные водой. Как он попал сюда, к алмазам?

Алексей потёр камень пальцем. Под слоем въевшейся, спрессованной пыли появились чёрточки, напоминающие древние руны.

Он потёр камень сильнее – уже всей ладонью. Камень потеплел, даже горячим на ощупь стал. Только у Алексея внезапно заболела голова, задрожали, как в летнем мареве в зной, и сделались расплывчатыми очертания мебели и дверных проёмов. Голова закружилась, он ухватился одной рукой за стол и, держа в другой камень, прикрыл глаза.

Через несколько секунд головокружение прекратилось. Почувствовав себя лучше, Алексей открыл глаза. Сроду такими полуобморочными состояниями он не страдал. Или это авиакатастрофа так на него повлияла? Врач в Екатеринбурге хоть и осматривал, но без анализов. Вдруг он сотрясение мозга получил? Хотя жалоб на здоровье у него никаких как тогда, так и сейчас не было. Но с головой явно что‑то не в порядке.

Алексей чётко помнил, что находился в комнате на съёмной квартире, а сейчас перед ним была мощённая булыжником дорога.

Камень, который держал в руке, Алексей сунул в карман – он не связал происшедшее с ним. Что с того, что на камешке проступили чёрточки, похожие на древние руны? В музеях таких полно.

Но сначала надо определиться, куда он попал, где Питер и в какую сторону идти? Был он как‑то на службе в Калининграде, бывшем немецком Кёнигсберге. Так вот там брусчатка очень похожа на эту, на которой сейчас стоял Алексей. Нет, наверняка у него какой‑то провал в памяти. Уехал в Калининград, а сам переезд забыл. Тем более что от Питера до Калининграда не так далеко, паромы ходят.

Сзади, пока довольно далеко, послышались тяжёлые шаги множества людей – так ходят строем солдаты.

Алексей обернулся и остолбенел: по дороге из‑за поворота действительно выходила колонна пехоты, но только не Российской армии – шли настоящие гоплиты. Сандалии на деревянной подошве, туники, в левой руке – тяжёлый щит скутум, на бедре – короткий меч в ножнах. На головах шлемы, только не стальные, как сейчас, а бронзовые, у некоторых с поперечным гребнем, у других – с продольным. Шли самые настоящие римские солдаты, какими он их видел в исторических фильмах. Впрочем, у древних греков одеяния тоже похожие, только щиты небольшие и круглые. Но точно утверждать он бы не взялся, не историк. В музеи ходил иногда, фильмы любил смотреть – того же «Гладиатора». Умеют же делать в Голливуде! У нас же только ремейки вроде «Служебный роман‑2», «Ирония судьбы‑2», «Кавказская пленница‑2». И хоть бы один новый фильм оказался равен по качеству старому – тьфу!

Колонна подошла ближе, и Алексей сошёл с дороги! Тяжёлая поступь сотен ног, пыль, запах пота, кожи, доспехов, чеснока. Это же сколько чеснока съесть надо, чтобы так пахнуть?

Мимо Алексея промаршировало не меньше тысячи воинов. Они поглядывали на него косо, но прошли молча. За ними идти? А вдруг они в дальнем походе – на тех же древних германцев?

Становилось жарко. Он в рубашке и брюках взмок. Солнце жарило немилосердно, хотелось пить.

Алексей двинулся в ту сторону, откуда показалась колонна. На вид солдаты были довольно свежими, не пропылёнными, а стало быть, вышли из города, причём близкого.

Город оказался ближе, чем Алексей думал. Едва он зашёл за поворот, как прямо перед ним в долине открылись городские постройки. На беглый взгляд, город был невелик – так, небольшой районный центр, тысяч на тридцать жителей, как не меньше. Постройки в один, редко – два этажа, каменные, земли вокруг полно.

Алексей бодро зашагал к городу. Слева на деревьях он увидел какие‑то плоды. Ему стало интересно, и он сошёл с дороги, зайдя под крону. Ни на вишни, ни на сливы плоды не были похожи, по форме и размеру одинаковы.

Он сорвал плод, сунул в рот, разжевал. Так это же оливки! Ел он их как‑то, не понравились. Но как они растут, видел впервые.

Откуда ни возьмись, появился негр – полуголый, в одной набедренной повязке и с кнутом в руках. Он стал что‑то яростно кричать, показывая на оливки. Да понял уже Алексей, что это чей‑то сад, но оттого, что он съел один плод, владелец не обеднеет. Он показал пальцем на плод, потом на свой рот и поднял палец. Один плод всего!

Но негр не унимался. Сторожем он здесь, что ли? Не стоило соваться, за границей частная собственность – всегда святое, никаких посягательств на неё не потерпят.

Алексей приложил руку к сердцу, извиняясь, и вышел на дорогу. Как сказать этому черномазому, что он не вор и только попробовать решил?

Однако негр не отставал, шёл в трёх шагах сзади и орал. Алексей не знал – что, но догадывался.

Вскоре оба подошли к городским воротам.

На вопли негра выскочили два городских стражника. Судя по суровым лицам и кожаным доспехам, а также множеству старых шрамов на руках и ногах – бывшие легионеры. Без слов они схватили Алексея под руки, зажав как в тисках. Да он и не собирался никуда бежать, сам в город шёл.

Его поволокли по улицам, завели в какое‑то здание с портиком.

Негр, показывая на Алексея пальцем, что‑то рассказывал. Знать бы, что так получится – языки надо было бы учить.

Сидевший в деревянном кресле мужик в белой тоге кивнул, потом ткнул пальцем в сторону Алексея. Он понял, что настала его очередь, и начал объяснять свои действия.

Услышав чужую и непонятную речь, римлянин поморщился, сделал знак рукой и бросил короткое слово: то ли владелец сада, то ли городской чиновник – Алексей так и не понял.

Стражники снова подхватили его под руки и поволокли. Алексей приготовился принять наказание. Поскольку денег или других ценностей у него не было, да и никто его об этом не спрашивал, он полагал, что ему отвесят пару‑тройку плетей и выгонят взашей.

Однако действительность оказалась хуже – его бросили в подвал, за решётку. Причём, когда завели в камеру, надсмотрщик обыскал его. Наткнувшись на камень, лежавший в кармане, он осмотрел его и швырнул на пол. Громыхнули запоры.

В камере было ещё несколько человек.

Алексей поискал на полу камешек, нашёл и снова положил его в карман.

Сокамерник, по виду – форменный эфиоп, покачал головой, показал на карман, а потом на рот. Алексей догадался, достал камень, обтёр его о рукав и сунул себе в рот – сейчас это было самое надёжное место для хранения.

Толстые каменные стены и решётка на окне исключали возможность побега.

Алексей уселся на земляной пол. Непонятно, сколько ему здесь сидеть? Суда дожидаться? За одну съеденную оливу? Ну и порядки у них! А впрочем, для ромеев он варвар, поскольку не знает языка и ходит в брюках, как скиф.

Время тянулось медленно. К вечеру в камеру втолкнули ещё двоих, европейского вида, только говорили они между собой на непонятном языке.

Вечером надсмотрщик принёс деревянную бадью воды. Заключённые, отталкивая друг друга, жадно припали к живительной влаге. В камере, несмотря на окно, было душно, от наружной стены тянуло жаром. И только ночь принесла прохладу. Хотелось есть.

Понемногу все уснули, и Алексей тоже.

Утром он был разбужен пинком надсмотрщика. Остальные сокамерники уже стояли у стены. Всем связали руки верёвкой, и ещё одной – всех между собой, цепочкой вывели из тюрьмы и повели по улице.

Алексей вертел головой по сторонам: интересно было посмотреть на город и на всякий случай запомнить дорогу – он не оставлял надежды сбежать при удобном случае. Увы! Очень скоро запахло морем – свежестью и водорослями.

Свернув за угол, пленники увидели море, причал с кораблями.

Сокамерники издали тяжёлый вздох – они раньше его поняли, какая участь им уготована.

Их подвели к либурне, как узнал потом Алексей. Он успел осмотреть судно. Длиной метров сорок, два ряда вёсел по борту, вогнутый форштевень украшен по бокам фигурками крокодилов. В носовой части возвышается башенка для лучников и пращников. На самом носу – трап‑ворон для абордажа. На фальшборт два прохода – в носу и на корме. На корме же натянут тент для начальства. Так ведь это римская бирема, какой её видел на картинах и гравюрах Алексей! Римское судно для разведки, посыльной и дозорной службы.

По спине пробежал холодок. Алексей всё понял. Ему и сокамерникам предстоит быть гребцами. Труд рабский и тяжёлый, больше года никто не выдерживал – умирали. Трупы сбрасывали в море.

Стоявший у сходен моряк рукой отсчитывал заключённых, потом он отсчитал стражникам деньги. Блин! Всё, что угодно, представлял себе Алексей, но не участь гребца на галере!

У либурны, на которую его завели, даже мачты с парусом не было. Значит, и при попутном ветре всё равно придётся трудиться, не разгибаясь.

Будущих гребцов развязали и свели вниз. Часть людей оставили здесь, двоих отвели ещё ниже, на нижнюю палубу. Как потом узнал Алексей, там располагались гребцы нижнего ряда вёсел, по одному на весло. На верхнем ряду вёсел сидело по три гребца на весло, потому как они были длиннее и тяжелее нижних.

Его усадили на лавку. Почти сразу же пришёл кузнец и заковал вновь прибывших в ножные кандалы. Руками гребцы могли работать, есть, но сдвинуться с лавки – только на длину цепи, около полуметра. Стоило судну напороться на мель или получить пробоину в бою, гребцы шли под воду вместе с кораблём.

Потом пришёл ещё один моряк, накинул Алексею на шею петлю из верёвки, на которой болтался небольшой деревянный чурбачок. Алексей не понял его предназначения, но и спрашивать не стал. Похоже, гребцы – люди разных национальностей, настоящий Вавилон. Вот это он влип! Только теперь, будучи прикованным к судну, он осознал весь ужас своего положения. Разве отсюда сбежишь?

Судно у причала стояло долго, часа три. Потом ударил барабан, и гребцы взяли деревянные чурбачки в рот. Алексей сделал то же самое.

Длинными шестами моряки оттолкнули судно от причала. Мерно стал бить барабан. Сначала заработали нижние, короткие вёсла, отводя судно на чистую воду. Потом прозвучал короткий свисток, и все гребцы взялись за вёсла. Рукоять весла, за которым сидел Алексей, была уже отполирована до блеска предыдущими гребцами, но об их судьбе думать не хотелось.

Алексей не терял надежды. Он мерно работал веслом вместе с другими – новичков посадили на скамьи с опытными гребцами.

Под мерные удары барабана дружно работали все восемьдесят восемь вёсел либурны. Пенилась вода перед форштевнем, судно набирало ход. На палубе гребцов стало свежее, хотя и ненамного. Запах пота, испражнений, истлевшей одежды, казалось, впитался в обшивку судна.

Через четверть часа напряжённой работы Алексей весь вспотел, а ещё через час начали саднить ладони. Однако он, сцепив зубы, терпел. Дождаться бы только вечера – он попробует потереть камень снова. Уж коли он занёс его сюда, пусть и обратно вызволяет. Интересно, какой сейчас год? То, что он перенёсся в прошлое на много веков, а точнее – тысячелетий, сомнения у Алексея уже не вызывало.

Часа через четыре удары барабанов стихли. Гребцы обессиленно бросили рукояти вёсел.

Между рядами сидений пошёл надсмотрщик с глиняной амфорой и плошкой, раздавая воду. Похоже, до кормёжки дело пока не дошло, а есть хотелось просто ужасно.

По палубе забегали воины. С палубы гребцов не видно ничего, только клочок неба.

Потом вновь забил барабан, всё чаще и чаще, задавая темп, и либурна начала набирать ход. Внезапно резкий поворот влево, раздался треск ломающегося дерева. Алексей испугался: блин, неужели посудина ко дну пойдёт?! А он?

С палубы донеслись крики, звон металла, видимо, шла морская битва.

Вода в корпус не поступала, и Алексей успокоился. Возможно, либурна подводным тараном проломила борт чужого судна.

Через полчаса всё стихло, а вскоре на палубу гребцов столкнули четверых мужчин, по одежде и лицам – арабов. Начали приковывать первого. Тот понял, какая участь ему уготовлена, и стал вырываться.

Стоящий рядом воин в кожаных доспехах вытащил из ножен короткий меч‑гладий и ткнул им бедняге в живот. Причём сделал это спокойно, даже как‑то равнодушно, видимо, проделывал это не раз.

Араб скрючился от боли и зажал рану руками, из‑под которых обильно текла кровь. Его подхватили двое солдат, выволокли на верхнюю палубу, и почти тут же послышался всплеск – агонизирующего араба сбросили за борт.

Остальные, видя участь товарища, не сопротивлялись. Их тут же приковали кандалами.

Либурна снова набрала ход.

Шли почти до вечера, остановились у берега. Был слышен шум прибоя, крики чаек. Надсмотрщик принёс лепёшки и сушёную рыбу – это был и обед, и ужин. Гребцы принялись за еду.

Алексей съел всё довольно быстро, и голодные спазмы в желудке на какое‑то время стихли.

Пользуясь тем, что судно стоит, гребцы повалились на лавки и забылись тяжёлым сном.

Дождавшись, пока его товарищи по несчастью уснут, Алексей выплюнул в ладонь камешек и потёр его пальцами. Ничего не изменилось. Он снова потёр его – теперь уже ладонью. И вновь никаких перемен.

Алексей разочарованно вздохнул. Его надежды на обратный перенос – в любое другое время и место – улетучились.

Он улёгся на лавку. Уже засыпая, подумал, что ведь тёр он хоть и днём, но тогда было полнолуние, месяц менялся. Ничего, он сибиряк, он терпеливый. Алексей забылся тяжёлым сном.

А утром – завтрак из той же лепёшки и рыбы. Прожевав последний кусок лепёшки, он мельком подумал, что если гребцов на судне кормят только дважды, утром и вечером, да ещё и настолько скудно при такой тяжёлой работе, неудивительна высокая смертность среди гребцов. Он и сам через месяц будет похож на своих сотоварищей, больше напоминавших измождённые тени, чем молодых мужчин.

Поев, он разорвал на полосы рукава от рубашки и обмотал ими ладони. После вчерашней работы на коже вспухли кровяные мозоли. Если они лопнут, на солёном морском воздухе ладони долго не будут заживать. А уж если загниют – пиши пропало.

Он оглянулся: обросшие лица, потухшие глаза. Неужели и его ждёт такая же участь? Переброситься парой слов с соседями по скамье удавалось только утром или вечером, во время еды. Все говорили на разных языках, смешивая слова, но понимали друг друга – ведь говорили о простых вещах.

Его соседом оказался италиец, и, общаясь с ним, Алексей понемногу изучал язык. Он показывал на части тела, например, на руку, на предметы, их окружающие, – на весло, на скамью, а италиец говорил, как они называются. Постепенно Алексей запомнил простые слова, и, по крайней мере, хоть и плохо, но за месяц научился понимать, что говорит надсмотрщик. Но во время гребли не поговоришь, дыхание сбивается, а с ним и ритм. А надсмотрщик бдит зорко. Увидит, что кто‑то ленится или устал, – сразу кнутом по спине, а то и не раз. Алексея ещё не били, но он видел, как достаётся наиболее слабым.

Он едва дождался времени, когда в один из вечеров на небо выплыла полная луна. Когда гребцы уснули, он снова достал камень изо рта и потёр его. От долгого пребывания во рту камень стал как полированный. И снова ничего: как сидел Алексей на скамье в кандалах, так и остался.

От злости и разочарования он уже хотел было вышвырнуть камень за борт, в вёсельный порт, но вовремя одумался. Свыкся он уже с камнем, тот ему о доме напоминал. Привычно сунув камень в рот, Алексей уснул.

Судно бороздило в основном прибрежные воды. Либурна имела небольшое водоизмещение, малую осадку и могла подходить близко к берегам. Как понял Алексей, она выполняла охрану побережья от контрабандистов и врагов.

А врагов у Рима было много. Империя, раздираемая внутренними распрями и противоречиями, нападками гуннов, галлов, саксов и других племён, разделилась надвое – на Западную и Восточную империи – в 395 году. Мощь империи постепенно меркла, она уже не так пугала врагов, как раньше. Те же гунны обложили данью Византию – как когда‑то всесильный Рим соседние земли. И надменные италийцы, презирая варваров, платили им ежегодно до 700 литр золотом (около 230 килограммов).

Римская армия, впрочем как и флот, тоже слабела. В неё всё больше набирали не только италийцев, как прежде, но и другие народы. Ранее их брали только во вспомогательные вой ска – тех же нумидийцев в конницу. Однако издавна Рим был силён пехотой, этими непоколебимыми фалангами, когортами и легионами. Но, увы, ни одна империя не существует вечно.

Через два месяца пребывания Алексея на либурне произошёл жестокий бой.

Либурна вышла утром, как и обычно, на патрулирование акватории. Около полудня раздался сигнал тревоги – взревела боевая труба сигнальщика. Забегали воины, готовясь к бою. Судно несколько раз маневрировало, работали вёсла то одного борта, то другого. Вот раздался удар тарана, крики, потом упал «ворон» на чужое судно – Алексей уже научился по звукам представлять картину боя.

Солдаты с либурны кинулись на абордаж. Но, видимо, противник был многочислен, имел не одно судно.

С правого борта, где был гребцом Алексей, раздался треск дерева, несколько вёсел оказалось сломано. Потом сильный удар сотряс галеру – это к правому борту подошёл ещё один корабль. С него на палубу галеры посыпались берберы, пираты Средиземного моря. Римская либурна попала в засаду.

Завидев берберскую шебеку и сочтя её слабой целью, она погналась за ней, не зная, что за многочисленными островами прятались ещё две шебеки. Как только передняя шебека под парусом и галера удалились, они кинулись вдогонку. Соотношение сил резко изменилось. Теперь командир судна вынужден был обороняться.

А берберы лезли на борт либурны, сцепив суда абордажными крючьями‑кошками. Какое‑то время римлянам удавалось сдерживать натиск берберов – ромеев выручала носовая башня, где располагались лучники. Сверху, поверх голов легионеров, они обстреливали нападающих.

Но и среди берберов нашлись меткие стрелки. Вот уже убит один лучник, пращник повис безжизненно на перилах. Потом раздался удар в корму – это ещё одно берберское судно пошло на абордаж.

Дрались обе стороны ожесточённо и остервенело. Ромеи понимали, что даже если сдадутся, пощады не будет никому, всех зарежут или выбросят за борт. В защите, даже если и без оружия, в воде долго не продержаться.

Но с каждой минутой ряды защитников таяли. Римские фаланги были сильны монолитным строем, а когда нападают со всех сторон, да ещё и с численным превосходством, быть беде. Плюс ко всему короткие гладиусы. Ими хорошо колоть противника из‑за щита, наступая стеной. И излюбленный римский приём – «черепаху» – не построить, слишком мало солдат и узка палуба.

Постепенно бой переместился к левому борту, а потом и вовсе стих. Берберы рыскали по либурне, собирая оружие римлян и прочие трофеи, и лишь потом они заглянули на палубы к гребцам. В первую очередь они освободили соплеменников, перерубив цепи. Затем крикнули добровольцев, переведя на несколько языков. Вызвались все – уж больно ненавидели римлян за их жестокость. Нет, пираты не пытались организовать войну с Римом – силы были не те, но восполнить потери от абордажа требовалось.

Алексей плохо понял, о чём речь, но когда стали расковывать гребцов, тоже вызвался. Несколько ударов молотком – и ножные оковы пали. Оказывается, это так здорово – просто встать со скамьи и выйти на палубу. Только на ней полно трупов – римлян и берберов, и доски палубы скользкие от крови.

Предводитель берберов указал на трупы, и всех без разбора побросали за борт, в воду, палубу же несколько раз окатили забортной водой.

Из‑за поломки вёсел либурна потеряла ход, и её взяла на буксир одна из шебек. Весь караван направился к югу, к африканским берегам. Галеру вполне можно было отремонтировать, и берберы трофей не бросили. Корабль – это деньги. Но это уже не было заботой Алексея – у берберов были предводители.

Когда шебека ткнулась носом в прибрежный песок, Алексей спрыгнул в воду. Раздевшись на мелководье, он как мог вымылся. За полтора месяца, проведённых на галере, больше всего хотелось вымыться, тело зудело от пота и грязи, волосы слиплись в колтун. Он тёрся песком, смывая, даже сдирая грязь. Потом наскоро простирнул одежду, от которой неприятно пахло.

Кое‑кто, по примеру Алексея, тоже стал мыться и стирать обноски, но таких оказалось меньшинство – не было принято регулярно мыться в Европе, Азии и Африке. Это славяне раз в неделю, а то и чаще посещали баню. Рим тоже славился своими термами, где мытьё тела – целый ритуал. А французские короли, к примеру, даже в XVI веке мылись за жизнь дважды – при крещении да ещё перед отпеванием. Зато от русских нос воротили, славяне, мол, варвары. Кто бы учил!

На берегу уже развели костры. Из близлежащего селения притащили барана, тут же его зарезали, порубили на куски и бросили в котлы. Вокруг костров столпились голодные галерники.

После падения Карфагена и финикийского государства римляне на море властвовали безраздельно, однако же на пиратов всех мастей смотрели сквозь пальцы. Пираты были выгодны Риму, они поставляли империи рабов. Кроме того, пираты не давали купцам из других стран завозить в империю зерно, в чём были кровно заинтересованы римские землевладельцы.

Великое переселение народов в V веке забросило в Северную Африку германское племя вандалов. За два десятка лет несколько десятков тысяч вандалов создали своё государство со столицей в Карфагене. Вокруг – пустыни с редкими оазисами, поэтому вандалы возвели пиратство в ранг государственной политики. Вандалы‑язычники в дальнейшем уяснили, что Рим ослабел, и разграбили Вечный город.

Разбил пиратский флот, да и то не с первой попытки, флот Византии, этого осколка прежде могучей империи. Но даже когда вандалы были в силе, к побережью выходили племена арабов‑берберов – они также хотели отхватить свою долю пирога. А после разгрома вандалов берберы заняли их столицу и всё побережье – место язычников занял воинствующий ислам. Пиратство продолжилось в значительно большем объёме – пираты в Средиземном море существовали всегда. Море тёплое, зимы практически нет, судоходство оживлённое, как нигде больше, и армянский царь Митридат предоставлял пиратам убежище в Киликии, прозванной Малой Арменией.

К берберам‑арабам и попал Алексей. Вандалы их терпели, скрипя зубами, и при случае не гнушались перебить команду и захватить судно в качестве трофея. Но старались делать это скрытно, вдали от берегов. Потому как небольшое государство вандалов со всех сторон было окружено племенами кочевников‑берберов, поставлявших в Карфаген скот на мясо, финики и прочую провизию.

Меж тем баранье мясо сварилось. Пираты разлили по глиняным мискам наваристый бульон, добавив по куску мяса. Люди жадно набросились на еду, шумно хлебали из мисок через край.

Алексей давно не ел мяса, баранину же он не любил ни в каком виде. Запах своеобразный, а едва остынет, как появляется жир. Но сейчас угощение пиратов показалось ему едва ли не царским. Хотя он понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке: пираты кормят галерников, чтобы показаться щедрыми, чтобы склонить к службе у них. Ведь пиратство – занятие рисковое, потери в командах велики. А в случае удачи львиная доля добычи уходила даже не капитану – ему доставалась только десятая доля, главные кровососы сидели на берегу. Они покупали корабли, набирали команду, бункеровали провизией, пресной водой, оружием. А впрочем, так было во все века. Кто не рискует, тот и получает навар.

В отличие от многих других Алексей не чувствовал себя свободным. Да, он не прикован кандалами к скамье и может пройтись по берегу. Но куда он денется с этой пустынной земли? Ведь выбора нет абсолютно. Свобода подразумевает какой‑то, пусть и ограниченный, но выбор – в месте жительства, действиях – даже еде. А у берберов – либо пиратствовать, либо сдохнуть от голода на берегу. По большому счёту ни то ни другое его решительно не устраивало. Только деваться было некуда.

И он замыслил примкнуть к пиратам, а при первом же удобном случае сбежать в более цивилизованные места. Правда, империя, куда он первоначально угодил, тоже оказалась не вполне гостеприимной, и за сорванную оливу он угодил на галеры. В голове мелькнула шальная мысль – пробраться на Русь. Всё‑таки места родные, природа привычная, язык. Впрочем, с языком ещё неизвестно, слишком большая разница во времени. Может, в Византию? Риму, как империи, осталось существовать недолго, буквально ещё несколько лет. Император Валентиниан III не смог сохранить Западную Римскую империю. Восточная же империя со столицей в Константинополе будет стоять ещё много веков, примет православие.

И Алексей поставил перед собой цель, пусть пока далёкую, – Константинополь. Туда и купцы Киевской Руси добираются.

Он нашел италийца, соседа по скамье на либурне, показал пальцем на пиратскую шебеку. Италиец радостно закивал. Ну да, решил сделаться не галерником, а свободным пиратом.

Алексей улыбнулся и пожал италийцу руку – вроде товарищи они теперь. Вечером спать на берегу они улеглись рядом.

Звали италийца Ромулом, наверное, в честь основателей Вечного города. Песок вперемежку с галькой на берегу за день прогрелся, спать на нём под мерный рокот волн было уютно, дышалось легко.

Утром, едва рассвело, из селения явились берберы, раздали свежие лепёшки и финики. После завтрака они отсчитали два десятка человек из галерников и указали на шебеку.

Алексей, как и хотел, попал на одно судно с Ромулом. Он италиец, знает свои воды и земли, поможет сориентироваться. Другие бывшие гребцы попали на другие суда.

Несколько человек решили не заниматься пиратством и направились группой на запад. Алексей им только посочувствовал – у них не было запаса воды, еды и оружия. Без воды они протянут в пустыне всего лишь пару‑тройку дней, если только их не возьмут в плен многочисленные племена кочевников. Шансов добраться до Европы – той же Испании – у них было немного.

Галерники взошли на судно.

Шебека уступала по размерам либурне раза в два. Но что галерников радовало – так это то, что на ней было только одно весло, рулевое. И ещё на судне была мачта с парусом. Конечно, гребная галера не зависела от ветра, как шебека. Зато, если дул ветер, шебека могла долго идти с приличной скоростью.

Но и вооружения на шебеке не было – носовой башни для лучников, подводного тарана, перекидного трапа‑«ворона» с клювом.

Новоявленным пиратам раздали короткие ободранные кривые сабли довольно скверного качества, причём даже без ножен. Клинки заточку не держали, рукоять была деревянной и сделана грубо.

Шебека вышла в открытое море. До полудня ходили галсами, высматривая добычу. Большая часть пиратов сразу начала играть в кости. Однако игра быстро закончилась, поскольку у бывших галерников не было никакого имущества, чтобы поставить на кон. А когда один из бывших галерников выиграл у бербера, так и вовсе вспыхнула потасовка. Но кормчий быстро прервал свару, не став разбираться, кто зачинщик, и врезав обоим по зубам.

Далеко за полдень вперёдсмотрящий закричал:

– Корабль! – и показал рукой направление.

Игра сразу была забыта. Пираты приникли к борту.

Далеко, почти на горизонте, едва виднелся парус. Причём корабль двигался в их сторону.

– Опустить парус! – крикнул кормчий.

Пираты выполнили команду, и шебека потеряла ход.

Алексей сначала не понял, зачем потребовалось спускать парус, только потом до него дошло. Парус видно издалека, а мачту узреть сложно. И только когда корабль подойдёт ближе, станет виден корпус шебеки.

Пиратское судно было с низким бортом, издалека не заметным, но хорошо приспособлено именно для пиратских действий. В отличие от них торговые суда имели корпус высокий и широкий, чтобы иметь вместительные трюмы, оттого и силуэт был заметен издалека, и ход они имели небольшой. Команды торговых судов имели оружие и могли отбиться от небольшого пиратского корабля, но зачастую вовсе не сопротивлялись.

Берберы не лили понапрасну кровь пленников – за каждого можно было получить выкуп. А если убьёшь, деньги пропали. Ведь главной целью пиратов была не война, а нажива. После получения выкупа пленников возвращали, случаев обмана не было: пиратские вожди понимали, что подрывать бизнес нельзя. Содержали пленников обычно вдали от побережья, в укромных местах, чтобы родня, организуй она силовую вылазку, не смогла найти пленника.

Алексей был на пиратском судне впервые и потому смотрел за действиями кормчего с интересом – он же капитан. И потом, надо было узнать тактику врага изнутри, а в том, что пираты его враги, он не сомневался.

Между тем чужой корабль приближался, и вскоре стало понятно, что это торговое судно. Как понял Алексей, если бы судно оказалось военным – той же римской триремой или даже квинкверемой, пиратам пришлось бы срочно уносить ноги. В одиночку против небольшого военного корабля им было не справиться.

На «торгаше» пиратов тоже заметили. Корабль резко изменил курс, но было уже поздно.

Кормчий приказал поднять парус. На такой дистанции тихоходному судну от лёгкой и быстроходной шебеки не уйти.

Теперь расстояние стало сокращаться, и через пару часов погони шебека подошла вплотную.

Кормчий, сложив ладони рупором и приложив их ко рту, закричал:

– Опустить парус! Если не будете сопротивляться, никого не тронем!

Бербер не блефовал.

На «торгаше» спустили парус. Шебека сделала так же. С «торгаша» забросили «кошки» и подтянули шебеку к борту торгового судна.

Пираты с воплями, размахивая саблями, полезли на борт торгового судна. Однако команда сбилась на корме, оружия при себе она не имела и потому сопротивления не оказывала.

Старший из абордажной команды, бербер Мислим, распорядился загнать весь экипаж судна в трюм и сам закрыл деревянный запор. Тут же сбросили «кошки», подняли на «торгаше» парус, и абордажная команда на время стала судовой. Теперь оба судна шли к африканскому побережью. Захват произошёл быстро, бескровно и даже как‑то обыденно. Алексей сам был в абордажной команде и всё видел своими собственными глазами. Конечно, это его первый опыт, но уж больно легко и просто всё произошло. Конечно, кто же из берберийских вождей, будучи в здравом уме, откажется от лёгкой добычи, от больших денег? Но ещё через пару часов он понял, что сильно ошибался.

Глава 3

Вандалы

На горизонте показались два судна, довольно быстро шедшие наперерез. Пираты их тоже заметили. И на шебеке, и на «торгаше» пираты из «старичков» взобрались на мачты.

Когда корабли сблизились настолько, что стали видны люди и детали судов, раздался тревожный крик:

– Вандалы!

Для двух пиратских судов одна пиратская шебека, да ещё с неполным экипажем, поскольку абордажная команда находилась на «купце», представляла лёгкую добычу. Кормчий шебеки это тоже понял. И если раньше, сопровождая торговый корабль, шебека шла на приспущенном парусе, то теперь прозвучала команда поднять его полностью. Кормчий решил бросить добычу и своих людей и спасаться самому. Вода перед форштевнем вспенилась, и шебека стала удаляться.

Берберы рассчитывали, что вандалы набросятся на торговое судно. Однако как бы не так! Вандалы поняли, что «торгаш» никуда не денется, и кинулись догонять шебеку. Их корабли были крупнее, чем шебека, оба имели мачту и парус, а кроме того – гребные вёсла в один ряд, и в скорости не уступали шебеке.

Старший абордажной команды, Мислим, понял замысел вандалов. Он бросил рулевое весло и заметался по корме, ища выход. Потом вновь схватился за рулевое весло и заломил поворот:

– Перекинуть парус!

Теперь ветер дул с другого бока.

Мислим направил корабль прямиком на север, в сторону Римской империи. На их пути лежали многочисленные острова, самый крупный из которых – Сицилия. Мислим явно хотел дойти до островов, укрыться там.

Но торговое судно было тихоходным, и абордажники всё время с тревогой поглядывали назад, за корму.

Через продолжительное время, когда все успокоились и решили, что уже оторвались, на горизонте за кормой показались два паруса. Проклятье! Вандалы, расправившись с шебекой, гнались за ними.

А впереди был уже виден небольшой островок. Он медленно вырастал по мере приближения судна, как будто бы поднимался из воды. Теперь всё решали время и удача. Успеют пираты подойти к острову, укрыться в мелководной бухте, или их раньше настигнут вандалы?

Предводительствуемые своим вождём Гейзарихом, человеком маленького роста, хромым, скрытным и жадным до богатства, вандалы были кровожадны и жестоки. Зачастую они довольствовались трофейным судном и товарами на нём, убивая судовые команды и пассажиров – жестокость была у них в крови. Не зря же в 455 году, когда вандалы взяли Рим, приплыв туда на кораблях, они насиловали римлянок, а также убили множество рабов и граждан Вечного города. Потом же, нагрузив суда трофеями, взяв только золота 400 тонн, они всё, что не могли погрузить, безжалостно разбили и сожгли. Их сердцам было чуждо понятие красоты созданных человеческими руками вещей, скульптур, картин.

Оторваться пиратам не удалось. Оба судна вандалов подошли к «торгашу» вплотную, с двух сторон и, не предлагая сдаться, сразу бросились на абордаж.

Но пираты‑берберы не хотели продать свои жизни задёшево. На палубе торгового судна закипел бой. Сдавшихся и раненых врагов добивали, и палуба была завалена телами, залита кровью. Алексей успел заметить на мачте одного из судов вандалов висевшего в петле кормчего их бывшей шебеки. Стало быть, не ушли берберы, не успели. Судьба и остальных членов команды наверняка была трагичной.

Алексей отбивался вместе со всеми.

Вандалы хлынули на их корабль сразу с двух бортов, фактически разделив команду надвое. Теперь одна группа берберских абордажников дралась на носу, другая с Мислимом во главе – на корме. Вандалы были выше и крупнее арабов, италийцев и прочих абордажников. Бородатые, в кожаных доспехах, наверняка снятых с убитых римских воинов, они бились бесстрашно и яростно. Их было больше, и ряды защитников быстро таяли.

Алексей обернулся. Островок был относительно недалеко, с километр. Он ударил вандала саблей по обнажённой руке, отшвырнул саблю и через фальшборт бросился в море. Всё равно их на носу оставалось всего трое, и продержаться они смогли бы не более нескольких минут.

Он сразу нырнул, заработал руками и ногами, пытаясь под водой отплыть подальше. Хотя луков у вандалов Алексей не видел – да и кто на абордаж с луком идёт, когда предстоит биться на мечах и саблях, но он не исключал их наличия и стрелы вдогонку.

Он вынырнул метров через пятнадцать, вдохнул воздуха и снова ушёл под воду. Плыл, пока не зазвенело в ушах от нехватки кислорода. Вынырнув, обернулся.

На носу «торгаша» всё было кончено. Бой ещё продолжался на корме, но исход его был предрешён. Никто в него не стрелял, и он поплыл дальше саженками. В эти времена плавать умели немногие, потому как боялись русалок, водяных и прочей нечисти, обитающей, по поверьям, под водой. Они могли утянуть пловца на дно, выпить кровь, сделать своим рабом на всю жизнь. Сказания у каждого народа были свои, разные, но суть их одна.

Алексей плыл, пока были силы. Три корабля были уже далеко, а остров не становился ближе. Он лёг на спину, раскинул руки и полежал в воде, отдыхая. Но и лежать так долго было нельзя, тело начинает отдавать своё тепло воде.

Он снова поплыл. Видимо, он изначально неправильно определил расстояние.

Он плыл, а остров приближался медленно. И вот когда, казалось, силы совсем оставили его, ноги коснулись каменистого дна. Пошатываясь от усталости, он с трудом выбрался на берег и упал. Спасён!

Не меньше часа он лежал на тёплых камнях, приходя в себя. Потом собрался с силами, поднялся и пошёл от воды подальше.

Каменистый склон повышался. Дальше на скудной почве росли деревья.

Алексей обернулся. Все три судна ещё видны, но на них уже были подняты паруса, и они удалялись.

Радость наполнила сердце Алексея – спасён! Он направился вдоль берега. Поселения, если они есть, как правило, стоят на берегу.

К его глубокому разочарованию, остров оказался невелик и необитаем. Алексей горько усмехнулся: похоже, он рано радовался своему спасению, ему грозила голодная смерть.

Остров имел в центре небольшую скалу, поросшую лесом. Он решил взойти туда, чтобы осмотреть море вокруг. Теперь его спасение – в проходящих мимо судах.

Не спеша он начал подъём. На пути встретился маленький ручеёк, стекавший по склону, и Алексей вдоволь напился чистой и вкусной воды.

За полчаса он добрался до вершины.

На юго‑востоке, километрах в пяти, виднелся большой остров, а может, и мыс. Как потом узнал Алексей, он был на острове Гоцо, а видел остров Мальту. Географию своей страны он учил в школе, потом на практике на службе исколесил пол‑России. А из географии Средиземного моря помнил только про «итальянский сапог».

Алексей спустился на берег, держа в виду находящийся в отдалении остров. Он решил попытаться завтра переплыть пролив – сегодня уже было поздно. По пути обнаружил грушу‑дичку и наелся небольших плодов, чтобы хоть как‑то утолить голод. Ещё засветло выбрал место для ночлега, наломал веток – на камнях спать нельзя. Вечером они тёплые, а к утру остывают и сами тянут тепло из тела. За прошедший день он не просто устал, а вымотался до предела и потому уснул сразу же, как только лёг.

Утром проснулся на рассвете с ощущением, что и не спал вовсе, а солнце уже встаёт. Но всё же почувствовал, что отдохнул. Снова перекусил грушами. Плыть ему было далеко, требовались силы.

Собравшись с духом, он перекрестился и вошёл в воду. Назад пути не будет. Или он доплывёт, или утонет – на обратный путь просто не хватит сил.

Алексей поплыл. Он не торопился, экономя силы. Когда уставал, ложился на спину и отдыхал. Вот уже до конечной цели не так далеко – с километр, но внезапно он почувствовал, что течением, которое всегда бывает в проливах, его несёт мимо острова, в открытое море.

Алексей собрался с силами. Надо сделать последний рывок, во что бы то ни стало надо! Он заработал руками и ногами, но остров продолжал смещаться вправо. Всё, он выдохся, надо перевести дух. Он повёл вокруг себя глазами. Ну хоть бы рыбацкая лодка поблизости оказалась!

И вдруг сзади, в проливе, он увидел корабль! Судя по корпусу, корабль не был пиратским, шёл под парусами.

Алексей лежал на спине, поглядывая на корабль, – судно шло прямо на него. Когда до форштевня осталась сотня метров, он отплыл немного в сторону и стал кричать.

Алексея заметили, опустили парус. Судно замедлило ход и остановилось. С борта бросили верёвку.

Алексей вцепился в неё мёртвой хваткой. Верёвку стали тянуть наверх, а потом просто тащить Алексея по борту. Обшивка судна царапала кожу, но он терпел. Ни за что на свете Алексей не отпустил бы сейчас верёвку!

Его втащили на борт. Вода с него текла ручьями, и то ли от переохлаждения, то ли от испытанного стресса крупная дрожь колотила всё тело. Моряки пытались заговорить с ним, но он не понял языка.

Меж тем послышался недовольный крик кормчего, парус подняли, и судно двинулось вперёд. Мимо проплывал остров, до которого он так и не добрался.

Остров Мальта издавна славился пиратами, сделавшими его своей базой. Он был очень удобно расположен – почти на пересечении морских торговых путей.

Судно же оказалось греческим, и его трюм был забит огромными амфорами с вином.

Моряки дали Алексею лепёшку и сушёного мяса. Один из моряков терпеливо дождался, когда Алексей жадно съел угощение, и попытался его расспросить.

Пробовал на греческом, италийском, арабском, но Алексей его не понимал. Он только спросил: – Константинополь?

Грек кивнул. Алексея это более чем устраивало. Он ткнул себя пальцем в грудь:

– Алексей. Рус.

– Рус? – удивился грек.

Похоже, он был полиглотом, но русского языка не знал. О диких скифах слышал, а русы? Да и были ли тогда русы? Племена на территории Руси обитали – венды, кривичи, вятичи, но единого народа не было.

Грек ушёл к кормчему, видимо, докладывать о странном спасённом. Алексей же прошёл на нос судна и улёгся на палубу – от усталости ноги не держали его. Плавать он умел, отдыхал на черноморских пляжах, на Балтике, но таких далёких заплывов не совершал никогда.

На какое‑то время он впал в некую прострацию, оцепенение – то ли дремоту, то ли сон.

Через некоторое время почувствовал себя лучше, уселся и увидел впереди встречное судно. В голове мелькнуло – пираты! Подбежав к корме, он показал рукой вперёд:

– Берберы!

Грек‑кормчий сначала встревожился, начал всматриваться, но потом улыбнулся:

– Византия!

Встречный корабль оказался сторожевым кораблём Восточной империи, охранявшим акваторию от набегов. Когда суда поравнялись, кормчий приветственно помахал им рукой.

Это был дромон, основной боевой корабль византийцев. Был он размером с римскую либурну – едва побольше тридцати метров. Имел по борту один ряд из двадцати пяти вёсел и парусное вооружение на двух мачтах. В отличие от либурны имел полную палубу, вместо подводного тарана на форштевне была укреплена стрела – вроде гарпуна, довольно массивная.

Вместо башенки для стрелков на носу была видна труба. Как в дальнейшем узнал Алексей, это был сифон – приспособление для выброса «греческого огня», своего рода огнемёт, оружие новое и эффективное. На корме дромона было два рулевых весла и навес из парусины для капитана.

Обычно дромон имел 120 гребцов и 30–35 моряков судовой команды, мог брать на борт морскую пехоту. Были у Византии и более крупные суда‑хеладионы – с двумя рядами вёсел и парусным оснащением.

В отличие от Рима все гребцы на византийском флоте были людьми свободными, получающими жалованье. Допускалось использование военнопленных и иностранных наёмников.

Капитан корабля, по аналогии с армией, именовался центурионом, командир небольшой группы из 3–5 кораблей назывался триерархом, а более крупной группы – навархом. Командовал группой стратег с двумя заместителями – турмархами.

Но всё это Алексей узнал позже. Сейчас же он проводил глазами прошедшее боевое судно.

Плыли долго, не меньше двух недель. Работать Алексея никто не заставлял, кормили так же, как и других членов команды. Он наелся досыта, немного поправился – за время пребывания на галере сильно похудел. Для того чтобы занять себя, пытался учить греческий язык. Многое удалось запомнить, но греки потешались над его произношением. Особенно помогал ему Илия – тот, который его расспрашивал после спасения. Он знал несколько языков, был доброжелателен и любил выпить. Обычно греки за трапезой пили вино, вполовину разбавленное водой – Илия же вино не разбавлял. Выпив, он вечером начинал петь греческие песни. Голос у него был сильный, мощный, слух музыкальный. Слушая его, греки не выдерживали и начинали приплясывать на палубе. Алексей с удовольствием смотрел на импровизированные представления.

Но настал день, когда вперёдсмотрящий закричал:

– Константинополь!

Алексей подошёл к борту. Впереди и слева по ходу движения высились мощные крепостные стены, вокруг города теснились предместья, по‑русски – слободы.

Крепостные стены были сложены из белого пиленого камня, вокруг – сады, зелень. Воистину – благословенные места.

Пролив между Мраморным и Чёрным морями перегораживала массивная цепь. Когда она опустилась, судно вошло в порт. Ошвартовались у причала, скинули сходни.

Кормчий сделал Алексею жест рукой, мол – свободен, иди.

Алексей поклонился. Греки спасли ему жизнь – как‑то теперь сложится? Он посмотрел на северо‑восток. Там, за морем, родная земля. Только на юге скифы, не пройти. «А если по Днепру? – мелькнула мысль. – Только кто меня там ждёт? Разрозненные племена, язычество, межплеменные войны. А Средиземноморье, Византия – средоточие жизни, кипящий котёл, в котором варится история, от которой зависят судьбы не только людей, но и государств».

Сердце рвалось в родные земли, но Алексей решил остаться здесь.

В Византии даже незнатный человек мог пробиться во власть. После смерти императора Феодосия II престол занял Флавий Марциан, правивший до 457 года. Из простого воина, отмеченного за храбрость, он постепенно продвинулся в военачальники. А на престол был возведён сестрой Феодосия II, Пульхерией, вышедшей за него замуж.

Константинополь был частично разрушен 27 января 447 года сильным землетрясением ещё при императоре Феодосии. Из города бежали многие жители, стены частично обвалились.

А в мае этого же года к городу подошли гунны, их войска вышли к Мраморному морю, к Греции, к Фермопилам. На полуострове Херсонес произошёл бой, после которого был заключён мирный договор. Аттила взял с Византии шесть тысяч литр золота (около двух тонн) и ежегодную дань – две тысячи сто литр золота. За каждого пленного воина Византии гунны потребовали двенадцать золотых монет.

В июле 450 года император Феодосий упал с лошади и, не придя в себя, от травм умер. Сменивший его Марциан отказался платить дань гуннам, заявив послам Аттилы: «Золото у меня для друзей, а для врагов – железо».

Надвигались грозные события.

В это непростое время Алексей ступил на византийскую землю. У выхода из порта стояли несколько вербовщиков в армию. Они зазывали всех желающих, хватая за руки и расхваливая жалованье и кормёжку.

После раздела на Западную – со столицей в Риме и Восточную – со столицей в Константинополе империя сильно нуждалась в солдатах. В наёмники вербовали всех желающих. Армия наполовину состояла из варваров, что прежде было немыслимо. Лёгкая конница почти вся была из прирождённых наездников‑степняков вроде аваров. Урождённые ромеи составляли большинство только в гвардии.

Увидев Алексея, к нему бросились сразу двое вербовщиков.

– Эй, варвар! Иди в пращники! Ты молод, силён. Кормёжка и кров – за счёт императора! – ухватил его за руку один.

– Не слушай его! – перебил второй вербовщик. – С твоим ростом и мышцами твоё место в гоплитах! Там и жалованье больше. Пращником ты будешь получать двести медных нуммиев, а в гоплитах – целых восемьдесят серебряных силикв! Разве оно не стоит того?

От напора вербовщиков Алексей слегка растерялся. Когда он сходил по трапу на константинопольский берег, он вовсе не думал о службе в армии наёмников. Но, по правде сказать, поскольку и сам не знал, чем заняться, то решил на первое время вступить в армию. Язык изучит, жизнь Константинополя узнает, а потом можно и решать. Ведь не всю жизнь он будет наёмником?

– Уговорил, буду гоплитом, – бросил он вербовщику.

– А ты, парень, не дурак, – тот одобрительно похлопал его по плечу. – Слушай, иди отсюда, – обратился он ко второму вербовщику. – Видишь, варвар сделал свой выбор.

Второй вербовщик оттолкнул первого, который призывал в пращники, и, когда тот отошёл, наклонился к Алексею:

– Пращников посылают на самые опасные участки, и они гибнут первыми. Ты соображаешь! Пойдём со мной.

Алексей пока понимал не всё, что ему говорили, но ухватывал общий смысл.

Вербовщик завёл его в небольшое здание. На столе уже лежали написанные бумаги.

– Ты умеешь писать, варвар?

– Только на своём языке.

– А ты откуда?

– С полуночной стороны.

– Ага, скиф.

Скифами византийцы называли всех славян, хотя и они делились на антов, венедов и скловен. Сюда же причисляли хазар и прочий народ на северных берегах Причерноморья или Понта Эвксинского.

– Как тебя звать?

– Алексей.

– А имя не скифское! Впрочем, какая разница?

Вербовщик написал на листе бумаги имя Алексея латиницей.

– Подпиши.

Алексей поставил подпись гусиным пером.

Вербовщик хлопнул в ладоши и довольно засмеялся:

– Отныне ты пехотинец императора! Ни один гражданский чиновник не имеет над тобой никаких прав – только твой начальник. Подожди у входа, вечером придут из лагеря.

Вербовщик выдал Алексею медную монету в десять нуммий:

– Можешь выпить вина и съесть лепёшку – до вечера ещё далеко.

Недалеко от здания вербовщика было нечто вроде харчевни, откуда доносились запахи съестного и весёлые голоса.

Алексей направился туда и у порога был встречен хохотом:

– Ещё один будущий пехотинец!

Стоявший за стойкой трактирщик молча налил полную кружку вина, положил на стойку хлебную лепёшку, похожую на лаваш, и протянул руку за деньгами. Алексей отдал ему медную монету. Похоже, вербовщик выдавал ровно столько, чтобы хватило выпить и закусить.

Алексей уселся за стол.

Лепёшка оказалась свежеиспечённой и вкусной, вино – терпким, густым и приятным.

Он быстро умял лепёшку, запивая её вином. В животе появилась приятная тяжесть, в голове – лёгкий хмель.

Алексей, не скрывая любопытства, рассматривал других посетителей. Похоже – не местные, одеты разнообразно; все молодые парни, приблизительно его возраста. «Наверное, как и я, завербованы», – сообразил Алексей.

Ближе к вечеру к завербованным заявились из военного лагеря.

Алексей попал под начало здоровенного детины в синей накидке. Тот окинул его скептическим взглядом.

– Ничего, я скоро сделаю из тебя человека, – буркнул он. – Иди за мной. Если поторопимся, то успеем к ужину.

Шли быстро и долго.

Воинский лагерь располагался на другом конце города за городскими стенами. Построен он был по римскому образцу – в плане квадратный, со рвом и кольями по периметру, с часовыми. Внутри стояли полотняные палатки, ровные дорожки делили лагерь на участки.

– Вот палатка нашего десятка, варвар. А сейчас пойдём ужинать.

Поели луковой похлёбки с лепёшкой. Солдаты, сидевшие за длинным столом, тянулись к миске с чесноком, и в палатке стоял сильный чесночный запах. Ужин запивали вином, разведённым водой.

После ужина Алексея представили декарху, который возглавлял десяток воинов, и уже вместе с ним прошли к кентарху – сотнику, аналогу римского центуриона.

Писарь записал Алексея в книгу, потом провёл к каптернармусу. Алексею выдали кожаные сандалии на толстой подошве, синюю накидку, линоторакс – своего рода нагрудник из многослойной льняной ткани, проклеенной рыбным клеем. Получалась лёгкая и прочная защита, которую не пробивали стрелы. А ещё вручили шлем, короткий меч в ножнах, огромный, едва ли не в рост человека, прямоугольный, слегка выгнутый щит, и в довершение всего – квач. Алексей недоумённо повертел его в руках.

– Это для туалета, варвар! Лично твой, понял?

Наступил вечер, букинатор, или трубач, протрубил отбой. Солдаты улеглись спать.

В палатке было душновато, но Алексей уснул быстро. Ему показалось – только смежил веки, а труба снова ревёт – громко, противно.

Солдаты вскочили с топчанов и кинулись в туалет.

– Быстрее, новичок, а то отведаешь розог! – крикнул ему пехотинец, спавший по соседству.

Перезнакомиться с солдатами своего десятка Алексей ещё не успел. Хуже всего то, что он вчера не успел запомнить их лиц, и когда отправились на завтрак, еле нашёл свой стол. Декарх‑десятник нахмурился, но промолчал.

Ел Алексей быстро, чтобы успеть к окончанию завтрака, и лепёшку доедал уже на ходу.

В своей палатке солдаты оделись в полную форму – вплоть до шлемов. Взяв щиты‑скутумы, они вышли на построение.

Воины выстроились кентархиями – сотнями. Алексей быстро пересчитал, и получилась тысяча, или хилиархия. На левом фланге ещё стояла конница – всадников около четырёхсот, по‑византийски – ала. Одеты они были, как и остальные воины в лагере, но, судя по лицам, – степняки: скуластые, бородатые, смуглые.

Кентархия Алексея была девятой по счёту.

Кентархии подразделялись по номерам. Лучшей, наиболее опытной была первая. Воины в ней были как на подбор, и защиты, шлемы сидели как влитые.

Лица у всех пехотинцев были бритые. Алексей провёл ладонью по подбородку – затрещала щетина. Надо бриться, как и все, вот только где?

На возвышение взошёл командир.

– Трибун Полус Вергилий! – прошептали сзади.

Хилиархия – своего рода полк, а трибун – командир. К хилиархии для дозорной службы, разведки, фланговых обходов придавались конные алы.

К трибуну по очереди подходили кентархи и лохаги – докладывали о боеспособности своих подразделений. Алексей даже головой покачал – ну всё как в современной армии, своего рода развод.

Каждому кентарху были отданы приказы: кто‑то заступал в караул на охрану лагеря, кому‑то предстояла учёба, как девятой кентархии, а ала после развода куда‑то ускакала.

Их кентархия проследовала на площадку. Каждому декархи вручили вместо мечей деревянные палки, вытертые до блеска ладонями предыдущих новобранцев. Пехотинцев разбили на пары – новичок против опытного воина.

Начали отрабатывать удары и защиту. Пару раз Алексею доставалось палкой по кисти. Он только зубами скрипел от боли и злости, а опыта не хватало. Палка, как имитация меча, била больно – до слёз.

– Терпи, Алексей, – сказал на перерыве его напарник по учебному бою Актит. – В бою, коли прикрыться не сумеешь, без руки останешься. Тогда – гибель. Ты знаешь, чем строй силён? Своей монолитностью, сплочённостью. Ты своим щитом не только свою левую сторону прикрываешь, но и правый бок товарища. Если тебя убьют или только ранят и ты упадёшь, твоего товарища обязательно достанут копьём или мечом.

После непродолжительного отдыха Актит с удвоенной энергией набросился на Алексея – палка так и летала в его руках. Он успевал ударить Алексея по шлему так, что звенело в ушах, ткнуть концом в линоторакс, причём чувствительно, задеть скользящим ударом по ребру, имитируя режущий удар и оцарапав кожу.

Но больше всего доставалось кистям. Костяшки пальцев уже к обеду болели и были в ссадинах. Когда пехотинцев повели на обед, Алексей с трудом удерживал ложку, кривясь от боли. А многие новобранцы вообще не смогли ложку удержать в руках – просто хлебали похлёбку через край миски. Надо терпеть! В армии всегда так: тяжело первый месяц, когда на тебя обрушивается много нового, иногда непривычны нагрузки. Потом втягиваешься и уже через год становишься подготовленным воином. Правда, автоматизм и опыт приходят ещё позже.

После обеда солдатам дали получасовой отдых, потом противно завыла труба букинатора.

После обеда пехотинцы в полной боевой выкладке, с оружием и щитами, да ещё каждый с камнем на плече совершали пеший поход. Алексею это было не впервой, он даже радовался тому, что нет противогазов.

К вечеру, прошагав полтора десятка километров, они вернулись в лагерь. Кто‑то упал в изнеможении, а опытные солдаты сразу умываться – и в столовую. К нагрузкам они привыкли и только аппетит нагуляли.

Алексей тоже устал, но на галере физические нагрузки были не меньше.

За ужином и в палатке он, наконец, перезнакомился со своим десятком. Половина из них были новобранцы, и Алексей мысленно одобрил решение кентарха‑сотника – опытные солдаты передавали навыки молодым.

Все пехотинцы его десятка были варварами – как называли византийцы выходцев не из бывших римских провинций.

Государственным языком, как и в Византии, был латинский, и только постепенно, через два века, его начал сменять греческий. Византия удивительным образом смешала римскую и греческую культуру – письмо, речь, архитектуру, приняв, в отличие от Рима, православие.

А утром – снова построение и тренировки. В этот день вся кентархия училась ходить строем, по рёву трубы заниматься перестроением, из походной колонны развёртываясь в боевой порядок. По другому сигналу строили «черепаху» – когда воины сбивались в плотное, плечом к плечу, каре. Передние ставили щиты на землю, а вторые и последующие ряды поднимали щиты над собой горизонтально. Со стороны это походило на панцирь черепахи. Такое построение использовалось в обороне, при внезапном нападении на марше и защищало от потерь при обстреле из луков или пращников. Движения доводили до автоматизма, причём каждый раз пытались сократить время до норматива. У кентарха в руках были водяные часы – клепсидра. Вот по ней он и засекал время.

Когда кентархия стала строить «черепаху» из походной колонны за пятнадцать секунд, кентарх удовлетворённо кивнул и объявил перерыв.

У Алексея с непривычки отваливалась левая рука, в которой он держал тяжеленный, не меньше пуда, щит‑скутум. Сделан он был из дерева, по краям окован железной полосой, с железным умбоном в центре, высотой полтора метра и шириной в полтора локтя, укрывающий воина почти целиком. Снизу, с торца, он имел два металлических выступа, которые можно было воткнуть в землю. Они позволяли выдержать удар набегавшей чужой пехоты, давившей массой.

После отдыха отрабатывали защиту в обороне. Щиты стояли на земле, и по команде «Коли!» пехотинцы кололи воображаемого противника мечами. К вечеру после таких упражнений всё тело ныло и просило отдыха.

После сна, или, вернее, забытья, – учеба продолжалась. Метали в цель пилумы – короткие копья, учились пропускать через строй свою конницу. И каждый день – новое занятие, вроде рубки мечом чучела из хвороста, обустройства походного лагеря, рытья рвов на время.

В походе каждый пехотинец был похож на мула. Кроме щита и оружия, он нёс запас провизии на три дня, колья для обустройства лагеря, лопату, пилумы или дротики для метания. И учебные походы в окрестностях лагеря проводились регулярно, невзирая на погоду. Но и новобранцы втянулись, они уже легче переносили невзгоды.

Пролетел месяц, солдатам выдали первое жалованье. Актит подбросил на ладони серебряные силиквы:

– Дурень ты, Алексей! – они немного сблизились за прошедший месяц.

– Почему? – не понял Алексей.

– Надо было в катафракты наниматься.

Алексей уже знал, что катафракты – это тяжеловооружённые конные воины.

– Чтобы тяжёлый щит на себе не носить? – предположил Алексей.

– И это тоже. А главное – там платят золотом. Медяки хороши только в тратториях – расплатиться за вино да за луковую похлёбку с лепёшкой. Серебро не намного лучше – можно купить одежду или снять гулящую девку. А главные деньги – золотые. Кентархам, трибунам или гвардии платят только ими.

Откуда Алексею было знать эти тонкости, когда его уговаривал вербовщик?

– Актит, вот посмотришь – через год я буду декархом, а то и лохагом.

– Даже если ты будешь отдавать всё своё жалованье кентарху, у тебя ничего не выйдет!

– Попомни мои слова!

– Да ты хвастун, Алексей, а ведь даже вина не пил! Завтра у ромеев праздник, занятий не будет, свободный день. Давай завалимся в какую‑нибудь забегаловку и отметим твоё первое жалованье!

– Согласен. Ты знаешь местечко получше?

– А как же! Там готовят такое жаркое на бараньих рёбрышках, что пальчики оближешь, и вино водой по ромейскому обычаю не разводят.

– Договорились.

На следующий день в лагере осталась только караульная кентархия. Часовые с завистью смотрели, как пехотинцы тянутся из лагеря в город. Вот ведь как получается: он уже месяц в империи, а города не видел.

Актит вёл его по закоулкам. Алексей вертел головой, стараясь запомнить дорогу – ведь ещё возвращаться придётся.

Забегаловку держал не ромей, а варвар – судя по лицу, одежде и акценту. Он встретил Актита, как старого знакомого, и провёл за стол в угол зала.

– Бараньи рёбрышки, вино, лепёшки и тушёные бобы – как всегда?

– У тебя хорошая память, шельмец! – Актит погрозил пальцем. Хозяин расплылся в хитрой улыбке и исчез.

– За что ты его шельмецом назвал?

– В прошлый раз я изрядно выпил и заказал молоденькую девку, а он привёл потасканную старуху, которой цена в праздник – половина нуммии. Но жратва у него знатная!

Прислуга принесла заказ. От глиняных мисок с жареной бараниной пахло восхитительно.

Они принялись за мясо, заедая его лепёшками и запивая вином. Алексей удивился: еда – с пылу с жару, вкусная, а вино – так просто великолепно. Бутылка такого вина в Питере стоила тысячу, а то и две рублей.

Съев баранину, пока мясо не остыло, они передохнули.

Прислуга принесла тушёные бобы – со специями, кусочками рыбы – довольно необычные на вкус. Алексей съел всё, вычистив миску куском лепёшки.

– Алексей, ты не забыл, что платишь ты?

– Как можно?

– Тогда закажи ещё кувшин вина – фракийского.

Принесли вино. Оно оказалось белым, сладковатым, с богатым послевкусием. Попробовав его, Алексей замычал от удовольствия.

– Живот схватило или вино не понравилось? – обеспокоился Актит.

– Наоборот! Вино просто отличное!

– Я же тебе говорил! Всё вкусно и дешевле, чем в центре или в порту.

Вот про порт он зря сказал – как накаркал.

В забегаловку заявились, судя по форме, военные моряки.

– Давай расплачиваться и валить отсюда, – заторопился Актит.

– Это почему? – удивился Алексей. – Мне хорошо.

– Моряков четверо, а нас двое. И они уже пьяненькие.

– И что?

– Ты не знаешь? Моряки вечно пехотинцев задирают – не любят они нас.

Актит помолчал.

– Впрочем, как и солдаты моряков.

– Мы не будем поддаваться на угрозы. Давай не спеша допьём вино и уйдём.

Но спокойно уйти им не удалось.

Моряки выпили, причём не закусывая, и один из них узрел в углу пехотинцев. Проходя мимо, он вроде бы невзначай перевернул локтем кувшин из‑под вина. Кувшин был уже пуст, последние остатки вина плескались в кружках. Но кувшин перевернулся, покатился по столу, с грохотом упал на пол и разбился.

Моряки у входа закричали:

– Наших обижают! Да кто? Сраные варвары!

Актит такого стерпеть не мог, пнул моряка ногой под зад. И завертелось!

Моряки гурьбой кинулись на Актита и Алексея. Они мешали друг другу в узком проходе, перевернули стол.

Варвары успели вскочить. Постоянные физические упражнения держали пехотинцев в форме, и Алексей припомнил приёмы рукопашного боя ещё со времён офицерского училища. Ударом ноги в коленную чашечку он свалил одного, другому врезал под дых. Третий оказался жилистым и вертлявым, но и ему удалось завесить хук справа в челюсть. Актит же махался на кулаках с четвёртым моряком. Алексей рубанул морячка ребром ладони по шее, отправив его в нокаут.

– Бежим!

– Нет, надо расплатиться!

– Сколько?!

– Дай хозяину две силиквы!

Алексей бросил перед хозяином на стойку серебряные монеты. Надо было как можно скорее уносить ноги – два морячка уже поднимались, вынимая из ножен кривые корабельные ножи.

Оба варвара успели выскочить из траттории и рвануть по переулку. Пробежав квартал и не видя за собой погони, они остановились.

– Ты где так научился драться голыми руками, Алексей?

– У себя на родине.

– Здорово! Я думал – побьют они нас. А ты откуда?

– Скиф.

– А я – угр.

Где живут такие, Алексей не знал, но расспрашивать не стал.

– Весь отдых испортили моряки.

– Лишь бы трибуну или кентарху не пожаловались, – заметил Актит.

– Так они же сами первые начали!

– Как докажешь? Лучше пойдём в лагерь, поспим.

Они вернулись в лагерь и улеглись на топчаны.

Алексей вздремнул. Во сне он оказался в Питере – даже Наташа приснилась, с которой из тайги выбирался после падения самолёта.

Проснулся он с улыбкой. Нащупал камень с иероглифами, потёр. Ничто не изменилось, но он тёр уже по привычке.

– Это у тебя что? – поинтересовался Актит.

– Талисман. Ну что‑то вроде оберега.

– Тогда убери подальше от чужих глаз – сглазят.

Вечером их обоих вызвали к кентарху.

Тот сидел в своей палатке, перед ним на блюде лежали оливки, стоял кувшин с вином.

Оба вошли, доложились.

– Жалоба на вас от моряков поступила. – Кентарх выбрал оливку и не спеша отправил её в рот. – Вроде наши пехотинцы драку учинили, их побили. По описанию вы двое подходите. Вы же в город ходили?

– Мы спали.

– Да? А караульные говорят – уходили, вернулись вскоре.

– Да их четверо было, а нас двое! – проговорился Актит.

– Значит, не врут моряки, вы это были.

– Мы! – обречённо кивнул Актит. – Только они пьяные были, сами в драку полезли, первые. Хозяин заведения подтвердить может.

– На кой дьявол он мне сдался? Драка была?

– Была! – так же обречённо кивнул Актит.

– И чем закончилась?

– Мы их побили и убежали.

– Да? Тогда молодцы! Значит так: ступайте отсюда. В городе вы не были, не дрались – вы спали. И я у вас никаких синяков не обнаружил. Наверное – моряки ошиблись, то были пехотинцы не нашей хилиархии. Только впредь в город выходите в цивильном. На вас туники синие, а на пехотинцах второй хилиархии – зелёные.

Актит и Алексей вышли.

– Ну я же говорил – нажалуются! – подвёл итог Алексей.

– А если бы они нас побили?

– Ищи их тогда, с какого они корабля? У них ведь форма одинаковая.

Но выводы Алексей для себя сделал. Если уж идти в город, то в цивильной одежде. И на оставшиеся от пирушки деньги надо купить в лавке набедренную повязку, тунику и сандалии, как у горожан.

Дальше снова – почти месяц изнурительной учёбы, тренировок, пеших переходов. Зато теперь он сносно владел гладием – коротким мечом, мог защитить себя скутумом, метать дротик и пилум. Вот только стрелять из лука и пользоваться пращой он не умел. А ещё его тянуло в дальний угол лагеря, где стояли баллисты и катапульты. Их обслуживала специальная полусотня – лох. Как‑то он видел, как они тренировались в стрельбе. Здоровенные каменные глыбы летели на триста метров, а то и более, иногда попадая в цель. Чаще промахивались – но ведь и мишенью был врытый в землю столб. В бою метательные орудия стреляли по значительно большим целям – вроде крепостной стены, корабля, скоплению неприятельской живой силы.

Алексей уже знал в лицо всех воинов сотни, и многих – и по именам, и в своей десятке почти со всеми подружился. Парни были простые, делить им было нечего, и тяготы воинской службы доставались поровну.

Их десяток, как и кентархию, уже ставили в караул. Такая служба Алексею нравилась. Ходи себе вдоль периметра да наблюдай со стороны, как другие дерутся на палках, бегают с камнями и кидают дротики. Красота! Если бы только не изнуряющая жара! Ведь караульную службу приходилось нести в полном обмундировании – шлеме, линотораксе и при оружии. Только щита не было. Клееная многослойная толстая льняная ткань не пропускала воздух, кожа под ней потела и чесалась. Зато ночью хорошо, температура комфортная.

А ещё через месяц их построили, и кентарх приказал взять с собой личные вещи и оружие.

– Куда‑то выступаем, – сказал Актит. – В прошлые походы выступали также.

Но их кентархия вышла из лагеря одна.

– Наверное, бунт в какой‑то провинции усмирять идём, – предположил Актит.

Он не угадал. Их провели в порт и погрузили на два хеладиона – больших военных корабля. Почти тут же они отплыли. Как заметил Алексей, корабли двинулись по Босфору на восток, а вый дя в Черное море, называемое византийцами и другими народами Понтом Эвксинским, повернули на северо‑восток.

Алексей не мог понять, куда держат путь корабли. Декарх и сам не знал, а кентарх всё время проводил на корме в обществе наварха – капитана корабля.

Через несколько дней пути вдали показалась гористая земля. Один из солдат их десятка узнал её:

– Так это же фема Херсонеса!

У Алексея забилось сердце. Это же Крым! Недалеко русские земли. Только между Крымом и раздробленными славянскими племенами – скифы и прочий степной народ. Алексей немного путался – хазары там были, или печенеги, или сарматы? Пешком не дойти, а корабля своего – даже лодки – у него не было. И он решил осмотреться, выждать.

Корабли причалили к пристани. Пехотинцы сошли. Кентарх приказал развести костры и приготовить горячую пищу, ибо на хеладионах пехота питалась сухарями, вяленой рыбой и сушёным мясом.

Команду выполнили с усердием.

Через пару часов возле котлов с готовой похлёбкой уже сидели десятки. То ли поздний обед это был, то ли ранний ужин – никто не понял. Да и не в названии суть. Вот вина не хватало. А для римлян и византийцев кружка вина за трапезой – как для русского чай, привычка. На хеладионах вино было в амфорах, и его раздавали во время еды.

Кентарх в сопровождении двух солдат направился в селение. Как оказалось, их высадили у Гаспры. Потом один из солдат вернулся с приказом всем следовать в селение – ночевать предстояло там. После морского перехода им дали день отдыха.

Солдаты привели себя в порядок, к местному брадобрею выстроилась очередь.

Из Херсонеса прибыл посыльный с приказом кентарху распределить гоплитов по местным крепостям, которые стояли на побережье, – Алусту (нынешняя Алушта), Грузувешты (Гурзуф), Инкерман, Сюрень, Чуфут‑Кале.

Алексей видел, как кентарх скривился, прочитав приказ – фактически кентархию дробили. Селения нуждались в защите, а сил не хватало. Но что сможет сделать десяток воинов, пусть даже за укреплёнными стенами? Вместо кентархии, этого кулака, получили пятерню с растопыренными пальцами. Как ею драться?

Неспокойно было в Крыму: на прибрежные селения нападали степняки, морские разбойники; произошло вооружённое восстание в Армении, поднимали голову персы.

Скрепя сердце, кентарх отдал приказ декархам о размещении десятков.

Декархия, где служил Алексей, попала в Гурзуф. Им ещё повезло, потому что другим десяткам предстояло пешим маршем идти дальше до Алусты. И линия укрепления строилась ещё дальше, по восточному берегу моря, вплоть до гор Армении – империя пыталась защитить свои владения.

В Херсонес отправились два десятка гоплитов и сам кентарх. Все остальные – пешим строем по грунтовой дороге, что вилась вдоль берега по возвышенностям. Дорога то опускалась вниз, то резко поворачивалась и шла вверх.

Алексей непрестанно вертел головой: тут, на каждой стадии пути – по нескольку удобных мест для засады. И как накаркал.

На второй день из‑за поворота дороги, оставаясь дотоле невидимыми из‑за деревьев, вынеслось полтора десятка всадников.

Возглавлявший гоплитов лохаг тут же подал команду развернуться во фронт. Заученным движением гоплиты встали поперёк дороги строем десять воинов во фронт и восемь в глубину, укрывшись щитами и выставив пилумы.

Всадники не ожидали такой быстроты и чёткости. Ещё за сотню метров они начали стрелять из луков. Стрелы били в тяжёлые щиты, задевали шлемы. Всадники дико вопили, пытаясь запугать, морально подавить гоплитов. Только не на тех они напали: строй стоял, как скала.

Когда до пехотинцев оставалось полсотни метров, всадники убрали луки и выхватили кривые сабли.

– Второй ряд! Дротики! – закричал лохаг.

Навстречу всадникам полетел десяток дротиков. Одного нападавшего пронзило насквозь, два дротика попали в лошадей. Животные, взвившись, упали, но всадники успели ловко соскочить.

А нападавшие были уже совсем рядом, попытавшись конной массой ударить в строй сомкнутых щитов, но наткнулись на пилумы. Заржали кони, закричали всадники, пыль, бряцанье железа…

Гоплиты устояли, поскольку подобные тренировки проводились регулярно.

Потеряв несколько человек и половину лошадей, нападавшие откатились.

Раненых чужаков тут же добили. Пленные ромеям не нужны: они не позволят быстро передвигаться, будут требовать охраны и кормёжки.

Алексей приказы лохага понимал.

Два десятка гоплитов прошли вперёд. Остальные очистили дорогу, сбросив с уклона вниз трупы лошадей и всадников. Сбруя лошадей была необычной, сёдла не имели стремян. И защита на воинах противника была необычной – на плотные рубашки нашиты бронзовые квадраты.

– Вроде скифы, – высказал предположение Ак‑тит. Он был воином опытным, участвовал в боях против гуннов и вандалов, но сам видел степняков в первый раз.

– Ох, чует моё сердце – это только начало! – сказал он.

Новички, для которых это был первый бой, прислушивались к словам опытного Актита. Алексей же опасался предстоящей ночи. Получив отпор, скифы – или кто там они есть – попытаются отомстить, и ночь для этого подходит лучше всего. Они степняки, знают местность, могут выбрать место и время, удобное им. А гоплитам надо строить лагерь для ночёвки и выставлять караул.

Но всё оказалось лучше. Византийцы строили селения с умом, в одном дневном переходе друг от друга, и уже вечером пехотинцы вошли за укрытия каменных стен.

Местные жители – купцы, ремесленники, рыбаки и прочий люд – встретили гоплитов с радостью. Ведь до сих пор их защищали пять лучников, да и то ветеранов. Караул выставили, но все спали спокойно. Каменные стены были хоть и не так высоки, как в больших крепостях, но они не позволяли напасть внезапно.

Так они и продвигались от селения к селению, оставляя в каждом по десятку солдат. Без потерь добрались до Гурзуфа. Три десятка гоплитов на следующий день ушли маршем дальше, а десятку Алексея предстояло обживаться на новом месте.

Небольшая казарма и скромный гарнизон в десять человек уже были в селении. Только солдаты давно не были в империи, обленились и службу несли плохо. В первую же ночь их декарх Памплоний обнаружил караульного из местных спящим. Нерадивого часового отстранили от службы, заменив на гоплита из вновь прибывших. А провинившегося лишили жалованья за месяц и били розгами перед строем.

Алексей мог понять местных воинов. Селение маленькое, из всех развлечений – только вино в местных тратториях. Воины провели тут не один год. Прежде нападений не было, и потому службу несли спустя рукава.

Но ситуация поменялась. Огромная Римская империя распалась на две территории, шло великое переселение народов, и в степи появились новые люди. Им тоже захотелось обжить берег, ловить рыбу, торговать с другими странами. А тут некстати византийцы. Значит, надо силой занять уже обжитые земли.

И причём это происходило не только в Крыму и не только с византийскими землями. Пытались расширить влияние, занять новые земли персы, гунны, варвары. Шла эпоха потрясений, рушились империи, надвигался передел мира. Византия стояла, сотрясаемая набегами соседей, больше тысячи лет, но и она потом пала.

Декарх Памплоний был воякой до мозга костей. Он начал подготовку Гурзуфа к обороне. В первую очередь он оборудовал наблюдательный пост. В море, недалеко от берега, торчали две высокие скалы – как два зуба. Местные называли их Адалары. С этих скал были видны все подходы к Гурзуфу со стороны суши и моря. Там Памплоний установил постоянный караул из двух гоплитов. Их ежесуточно меняли, а для подачи сигнала тревоги на скифский манер подготовили дрова для костра. В случае появления неприятеля гоплиты должны были подать сигнал дымом.

Кроме того, Памплоний взялся за старшину посёлка – с тем, чтобы он обязал жителей принять участие в ремонте крепостной стены. Кто не хотел, вносили деньги, бедные таскали камни сами. В короткое время были заделаны все прорехи в стене или заменена слабая кладка.

А через месяц в Гурзуф прибыла бирема со строителями. На скале Дженевез‑Кая, господствующей над Гурзуфом, стали возводить настоящую крепость‑замок.

Работы продвигались медленно. Мулами на повозках свозился камень, обжигалась известь для кладки. Все свободные от караулов гоплиты стояли на охране стройки. Предвидя, что крепость после окончания строительства станет неприступной твердыней, степняки постоянно старались помешать строительству.

Такие же работы начались в других селениях по всему побережью.

Степняки, ведшие до переселения кочевой образ жизни, занимавшиеся скотоводством и грабежами, сами стали закладывать селения. Достаточно упомянуть Неаполь Скифский, на руинах которого в дальнейшем будет город Симферополь.

Херсонес же стоял на берегу бухты, где в дальнейшем появился Севастополь. Основан он был греками ещё за полтысячи лет до новой эры. Славянские племена называли его Корсунем. В V веке нашей эры, изнемогая от нападений гуннов, город вошёл в состав Византийской империи. Здесь в разные времена стояли воины первого Италийского, одиннадцатого Клавдиевого и пятого Македонского легионов из провинции Нижняя Мезия. В бухте базировался Флавиев флот.

На город накатывались орды хазар, печенегов, половцев и скифов. Но город был хорошо укреплён и только единожды, в 988 году, на его землю вступил завоеватель – князь Киевский Владимир.

Однако город ждала печальная участь – в 1399 году его сжёг дотла темник Едигей. Город не смог оправиться от огня и не восстановился, так и лежал в руинах.

Глава 4

Декарх

Алексей в паре с Актитом находился на охране строительства крепости на горе. В полусотне метров по обе стороны от них стояли другие гоплиты. Вид с горы открывался чудесный. На многие километры, как он считал по‑прежнему, так и не привыкнув к римским стадиям, было видно море и разные корабли вдалеке. По другую сторону – горы и холмы, поросшие густым лесом. А воздух? Чистый – прямо целебный, смесь морского и горного.

Ничто не предвещало беды. Ярко светило солнце, караул ни с одной из скал Адалары не подавал сигнала, и потому настроение было расслабленно‑благодушное.

Алексей спросил Актита:

– Как думаешь, сколько мы будем торчать в этой дыре?

– Боюсь, что не только декарх этого не знает – этого не знает даже кентарх. Только первому министру известно.

Министром назывался командующий армией в конкретной области – Мезии, Фракии, Иллирии.

– А чем тебе здесь плохо, Алексей? Жалованье получаешь исправно, тратить его некуда, кормёжка терпимая, занятиями не изводят. Или тебе захотелось с камнем на плече совершить марш по этим горам?

Алексей не успел ответить – из зарослей полетели стрелы. Одна ударила Актита в плечо. Они сразу встали спиной к спине, защитившись спереди щитами. А вот двум гоплитам по соседству не повезло. Одному стрела ударила в глаз, другому – в шею, и теперь оба лежали бездыханными.

Актит сразу выхватил меч и стал им колотить по щиту, подавая сигнал тревоги.

Нападавшие скифы вопреки обыкновению наступать верхом, нанести удар и тут же уходить, на сей раз изменили тактику. Сначала они из зарослей обстреляли из луков гоплитов, а потом кинулись врукопашную. Их было больше, чем гоплитов, но вооружены они были хуже, только у нескольких виднелись в руках мечи, явно трофейные. У других – дубины и боевые топоры.

– Алексей, надо идти к тем гоплитам. Нас будет уже четверо, легче отбиться.

Медленным шагом, прикрываясь щитами, они двинулись к гоплитам, которые не пострадали. А скифы уже набегали, дико вопя и размахивая оружием. Один из них несколько раз ударил дубиной по щиту Алексея. Удары были сильные, и лёгкий щит уже раскололся бы – но не скутум. Изготовленный из толстого дерева, окованный по краям железом, он мог выдержать и более сильный удар. Зато Алексей успел достать скифа мечом, распоров ему кожу на животе. Рана получилась неглубокой, но сильно кровоточила.

За спиной отбивался от врага Актит.

Скиф с дубиной отскочил, зажимая левой рукой рану. Видимо, он счёл её несерьёзной, поскольку кинулся на Алексея снова. Успел ударить по щиту только раз и уже было поднял руку для следующего удара, как Алексей вонзил ему меч в грудь. Скиф заревел, как раненый медведь, и рухнул на землю.

Сзади раздавался звон оружия, крики. Алексей обернулся: на Актита наседали сразу двое, причём один заходил справа. Упустить такой случай было нельзя.

Алексей сделал выпад мечом и уколол скифа в правый бок, в печень. Тот отшатнулся и упал, толкнув своего соплеменника. Второй скиф покачнулся, пытаясь удержать равновесие, приоткрылся, и Актит пронзил его мечом.

– Актит, ты как?

– Правая рука болит, пальцы немеют, едва меч держу.

Плохо. Актит прикрывал Алексею спину. Если его ранят или убьют, придётся совсем туго.

Двое гоплитов слева сражались с тремя скифами. А из селения уже спешила помощь – декарх Памплоний вёл двух гоплитов и четырёх ветеранов. Все были с полным вооружением, торопились, но разве в гору побежишь резво, когда на себе приходится тащить тяжесть?

Алексей огляделся по сторонам. Из шести пехотинцев, стоявших на трёх постах, уцелели лишь они двое и ещё один гоплит.

Увидев спешащую подмогу, скифы стали отступать. Один из бородатых варваров довольно мощного телосложения метнул короткое копьё в Памплония. Отвлёкся ли в этот момент десятник или не заметил броска, но копьё угодило ему в грудь. Декарх рухнул на дорогу, из его спины торчал окровавленный наконечник копья. Бросок скифа был мощным, никогда раньше Алексей не видел столь дальнего броска – метров семьдесят, не меньше.

Скифы скрылись в зарослях. Преследовать их не стали – слишком неравны были силы.

Поднявшиеся в гору гоплиты не могли отдышаться, пот тёк с них градом.

К прибывшей подмоге собрались уцелевшие воины. И это всё? Алексей не верил своим глазам: девять человек и ещё двое караульных на скале Адалары в море. Негусто! Если и дальше скифы будут действовать столь же эффективно, то вскоре Гурзуф и вовсе останется без защиты.

– Что будем делать? – спросил кто‑то из гоплитов, растерянно глядя на лежащего в дорожной пыли декарха.

Алексей решил взять инициативу на себя:

– Ты, Рон, остаёшься здесь, со мной. Остальным собрать оружие и тела убитых товарищей – надо похоронить их по‑человечески. Встретимся вечером в казарме.

– И мне идти, Алексей? – переспросил Актит.

– Ты ранен и сейчас будешь только обузой. Пусть в селении тебя перевяжет местный врачеватель, тебе надо выздороветь.

Воины стали сносить тела убитых в селение, потом собрали щиты и оружие.

Алексей же раздумывал, что делать. Де‑факто он взял на себя обязанности десятника. Как защитить селение? Он решил по возвращении посоветоваться с десятником ветеранов и старшиной селения.

Как только строители закончили работу и потянулись в селение, вернулся и Алексей с Роном. Декарх ветеранов и старшина селения уже организовали рытьё могил и отпевание покойников. В тёплое время года с этим скорбным делом следовало поторопиться – тела начинают быстро разлагаться.

После похорон, уже в комнате, Алексей устроил совещание.

– Что посоветуете?

– Надо посылать за подмогой.

– Согласен. Пусть старшина завтра с утра даст лодку, а я выделю гоплита.

– Хорошо, декарх.

По сути, старшина сам назвал его декархом.

– Я продиктую письмо кентарху. Писарь найдётся?

– Я сам и напишу.

Старшина под диктовку Алексея написал письмо. В нём Алексей сообщал о потерях, о раненом и о том, что взял командование на себя.

После того как Алексей забрал бумагу, он приложил к ней печатку, снятую с пальца убитого Памплония.

– Рон, тебе придётся отправиться на рыбачьей лодке в Херсонес – доставить вот это письмо кентарху. Пешком тебе одному не добраться.

– Слушаю и повинуюсь. Всё лучше, чем здесь сидеть.

С утра Алексей отправил на охрану строительства всех гоплитов. После отправки Рона, не считая самого Алексея, их оставалось восемь человек – вместе с ветеранами. Это были уже пожилые люди, отслужившие своё. После окончания службы им дали земельные участки именно здесь. Служба их продолжалась, но уже в виде ополчения, милиции. У них имелся опыт боевых действий, но силы уже были не те.

Алексей насел на их десятника, хотя солдат не набиралось и половины:

– У вас в селении баллисты, катапульты, стреломёты есть?

– Был один стреломёт, но он сломан.

– Показывай.

В каменном сарае за казармой обнаружился весь покрытый пылью стреломёт. Алексей видел стреломёт всего один раз, в лагере под Константинополем, и потому представлял себе, что это такое. Он осмотрел его. Вывод напрашивался утешительный: если заменить пару сгнивших от времени и сырости деревянных брусков, то он ещё послужит.

– Ищи столяров или плотников, пусть ремонтируют. И, кроме того, кузнец должен выковать десяток наконечников для стрел.

– А кто платить будет? – почесал затылок командир ветеранов.

– Пусть купцы местные мошну растрясут маленько – не для себя стараюсь.

– Купцы, из тех, кто богатым был, уже уехали, в том числе в тот же Херсонес. Одни лавочники остались.

– Ты мне на жалость не дави, делай, что сказано.

Декарх ветеранов ушёл. А Алексей стал думать, что ещё можно предпринять. Наверное, можно взять на вооружение некоторые методы охотников.

Он отправился по лавкам и на свои деньги купил пару мотков верёвок. Затем поднялся к стройке.

– Всё спокойно? – спросил он у гоплитов.

– Тихо.

Свой щит Алексей оставил у воинов. Смешно идти в лес со щитом, да и тяжело.

Он вошёл в лес, выбрал укромные места, где могли прятаться скифы, если бы пришли вновь. В том, что они появятся, он не сомневался. Сделав несколько верёвочных петель, он устроил ловушки и замаскировал их ветками и листвой. Не бог весть что, но на первых порах сработает, а в дальнейшем скифы будут остерегаться. В голову пришли кадры из фильмов со Сталлоне и Шварценеггером. А ведь можно ещё и из дерева сделать ловушки.

На следующий день он выпросил у старшины двух плотников с топорами. В двух местах над едва видимой тропой подвесил брёвна и протянул верёвку в качестве растяжки. Стоит неосторожно задеть её ногой, как сверху упадёт бревно, размозжив тело чужака.

А на другой день все гоплиты копали в лесу ямы. На дно каждой из них вбили заострённые колья, а сверху прикрыли ветками. Если не знать, что здесь «медвежья» ловушка, запросто можно угодить.

Гоплиты косились на Алексея – наверняка считали, что он дурит, выслуживается. Но буквально через три дня убедились в необходимости ловушек.

Алексей как раз проверял караулы, как из леса донёсся крик боли. Взяв одного из гоплитов, он побежал в лес.

Скиф был один, скорее всего – разведчик. Он попал ногой в петлю‑ловушку, его вздёрнуло вверх, и теперь он болтался под деревом, не доставая руками до земли.

Гоплит обрубил верёвку, скифа схватили, связали.

– Убить его? – спросил Бовт.

– Зачем? – недоумённо поднял брови Алексей. – Допросим, узнаем о планах скифов – где они живут, что замышляют. О враге надо знать всё!

– Только голову зря забивать! Хороший враг – мёртвый враг!

– Убить всегда успеешь.

С пленным они вернулись к караульным. Алексей забрал свой щит и вместе со скифом направился к селению. Приведя его в казарму, попытался допросить. Однако скиф или не желал говорить, а скорее всего – не понимал языка. Он злобно сверкал глазами и крутил руками, пытаясь освободиться от сковывающей его верёвки. Пришлось примотать его к столбу в центре казармы.

Найдя старшину села, Алексей спросил – не знает ли кто‑нибудь языка скифов?

– Только Аресий, лавочник.

– Как его найти?

– Его лавка на берегу, у порта, он торгует глиняными изделиями – горшками, амфорами, мисками.

– Спасибо.

Алексей нашёл лавку и уговорил Аресия побыть переводчиком, толмачём. Вдвоём они направились в казарму.

– Спроси его, далеко ли селение скифов? – обратился Алексей к Аресию.

Аресий заговорил. На взгляд Алексея, зазвучала какая‑то тарабарщина, ни одного знакомого слова.

Но скиф молчал.

– Может, он не скиф вовсе или твою речь не понимает? – удивился Алексей.

– Нет, он скиф, я по одежде вижу. У него штаны скифского покроя, и скифский оберег на шее висит. Он меня понял – я по глазам видел.

– Тогда переведи ему, что если он будет молчать, я его скормлю рыбам. Камень привяжу на шею – и в воду.

Степняки воды боялись, и потому угроза возымела действие – скиф заговорил.

– Он сказал, что их хижины в четверти дня пешего хода.

– Сколько мужчин в селении?

– Два десятка. Неделю назад они понесли потери. И тебя он помнит, декарх, ты убил его брата.

– Что они собираются предпринять?

– Напасть на селение. Он должен был разведать, где слабые места в стенах вашего города. Он говорит, что знает о том, что ромеев мало, и потому они, скифы, их одолеют.

– Это мы ещё посмотрим. Когда нападение?

– Это знает только вождь, Акунак.

Больше скиф ничего толком сказать не мог – не знал.

Алексей раздумывал – что сделать с пленным?

Толмач вызвался сам:

– Декарх, как я понимаю, скиф тебе не нужен? – вкрадчиво спросил он Алексея.

– Нет.

– Отдай его мне.

– Тебе‑то он зачем? Сбежит!

– Раз в месяц сюда приплывают работорговцы. Не только к нам – они посещают все селения на берегу. Для тебя пленный обуза: надо кормить, охранять. А я его продам.

– Забирай. Только с одним условием: когда будешь нужен как переводчик, чтобы уговаривать не пришлось. С моей стороны все пленные – твои.

– Договорились!

Похоже, Аресий был рад. За час работы языком получить молодого раба – это выгодная сделка.

Почему‑то Алексей подумал, что Аресий так делает не в первый раз – ведь он знает, когда приходят на судне работорговцы. И где он берёт рабов, как не взятых в плен? Но, по крайней мере, Аресий избавил его от забот о содержании пленного. Убить безоружного у Алексея рука бы не поднялась, ведь он не палач, а воин. Вот в бою – совсем другое дело.

Пришлось посылать лодку к скалам, снимать оттуда караульных. Два гоплита, учитывая немногочисленность отряда, очень нужны для обороны селения. На ночь он стал ставить часовых из ветеранов. Пусть они не так сильны и проворны, как молодые гоплиты, но тревогу поднять вполне в состоянии.

Через день Алексей осматривал уже отремонтированный стреломёт. Местный столяр потрудился на славу, заменил сгнившие детали.

В присутствии ветеранов Алексей опробовал оружие. Направив его на деревянную дверь старого сарая, он нажал спусковой рычаг. Раздался щелчок, и огромная стрела пробила доски насквозь. Алексей подивился. Изрядная мощь! Только взводить его надо рычагом, и лучше вдвоём.

Алексей поставил стреломёт на плоскую крышу казармы. Отсюда можно было обстреливать большую часть стены и ворота, а если развернуть – то и площадь.

Вечером того же дня прибыло небольшое парусное судно. На берег сошли десяток гоплитов и Рон, которого он посылал с докладом к кентарху. Был получен приказ, в котором, в связи со смертью декарха Памплония, декархом назначался Алексей – с увеличением его жалованья в полтора раза. Кроме того, в подчинение ему направлялся десяток гоплитов.

Теперь вместе с вернувшимся Роном и прибывшим десятком у него уже была сила – двадцать один воин. Ветераны же сгодятся для обороны стен. Да Ак‑тит пока ещё не оправился после ранения. Алексей его не загружал – пусть вылечится. Но не далее как вчера Актит вдруг вспомнил:

– Алексей, ты как‑то говорил, что через год станешь декархом. Твои слова сбылись гораздо раньше.

– Да? Я разве так и сказал? По‑моему, у тебя в тот момент было плохо со слухом. Я говорил о кентархе.

Актит смутился:

– Ты хочешь стать кентархом?

– Каждый солдат носит в ранце маршальский жезл, Актит.

– Тогда мне надо с тобой дружить, Алексей. Ведь став кентархом, ты не забудешь старого товарища? Поставишь меня декархом?

– Я тебя и кентархом сделаю – когда стану трибуном.

– Алексей, побойся бога! Ты только что стал декархом. Должно пройти несколько лет, прежде чем ты станешь лохагом.

– Давай поспорим на твой зуб? Если я через год стану кентархом, я его тебе выбью.

– Не пойдёт! Чем же я жевать буду? Да и девки меня любить не будут.

– За деньги они любят всех. Даю тебе неделю отдыха, а потом – в строй. Каждый человек на счету, Актит.

Вновь прибывших Алексей решил пока не задействовать. Пусть на охрану стройки ходят четыре гоплита. Если лазутчик скифский будет, он доложит своему вождю Акунаку, что ромеев мало и серьёзного отпора скифы не получат. А в решающий момент он, Алексей, двинет из казармы десяток. Обученные, опытные солдаты должны рубить скифов, на стороне которых только внезапность нападения. Причём на построении в казарме Алексей поинтересовался, имеет кто‑нибудь опыт стрельбы из стреломёта?

Вперёд шагнул один воин:

– Из стреломёта не стрелял, но баллистой управлять приходилось. Я год служил в крепости на Сиракузах.

– Отныне твоё новое место, гоплит, – на крыше казармы, у стреломёта. Но если ты надумаешь там спать, отведаешь розог. Как твоё имя, солдат?

– Иванко. Я из Фракии.

– Не посрами славян, Иванко.

Когда Алексей разговаривал с Актитом, он не сильно лукавил. Неужели он, окончивший военное училище и прошедший первоначальную военную подготовку в лагере хилиархии, не способен командовать большим, чем десяток? Декарх, по сути, – командир отделения, а он в армии был командиром роты. Рота – сто человек, та же центурия по‑ромейски, или кентурия по‑византийски. И не жалованье его привлекало, а желание проявить себя, свои возможности, знать – способен ли он на большее? Где та граница, тот потолок, который он осилит?

Византия в плане карьерного роста – страна благополучная. Полководцами, даже императорами, становились, пусть и не часто, варвары, люди, не принадлежащие к дворянскому роду. Тут много значили заслуги перед империей, и не столько на гражданской службе, сколько на военной.

Уловка Алексея удалась. Караульные докладывали ему по вечерам, что иногда видели скифов, скрывающихся в зарослях. Это явно были лазутчики, высматривающие численность ромеев и расстановку сил.

Алексей чувствовал некоторую напряжённость, казалось, витавшую в воздухе. Нападение должно было случиться! И оно произошло.

Через два дня утром, когда из ворот селения вышли строители и четыре гоплита, из леса показались скифы. В лесной и гористой местности они не нападали на конях, верхами – не было места для конной атаки, для манёвра. Сейчас же они, подбадривая себя воинственными воплями, размахивая дубинами и мечами, мчались к селению.

Алексей сразу понял замысел вождя скифов. Он не стал нападать на строителей и воинов на скале, а сделал это именно у селения, желая ворваться в него на плечах противника и разграбить село. Ведь, убоявшись скифов, строители побегут назад, в Гурзуф. Как всегда, у ворот возникнет давка, а четверо гоплитов не смогут сдержать нападающих.

Только Алексей опередил скифов. Пехотинцы вновь прибывшего десятка были одеты в защиту и при полном оружии ожидали развития событий в казарме. Сам Алексей был на крыше, рядом с Иванко и стреломётом.

– Попасть в вожака сможешь? Вон в того, здорового? Старайся.

Сам с декархией бросился к воротам, которые приказал не закрывать. В несколько секунд он построил десяток за полсотни метров от ворот этакой «черепахой» – ведь некоторые скифы держали в руках луки.

Строители бежали, огибая гоплитов. Подбежали и караульные – они были последними. По щитам застучали стрелы.

Когда толпа скифов была уже близка, лучники убрали луки, выхватывая из‑за пояса боевые топоры и дубины.

Алексей приказал развернуть «черепаху» и встать во фронт, в два ряда. Дружно стукнули щиты, и «черепаха» развернулась, как сжатая пружина.

Скифы явно не ожидали увидеть два десятка гоплитов – ведь разведка донесла о нескольких ромеях. Но и сворачивать с пути они не стали, поскольку видели перед собой открытые ворота в Гурзуф. Там ромеи, богатые торговцы, там золото и женщины.

Сзади ощутимо щёлкнула тетива стреломёта. Не добежав два десятка шагов до гоплитов, вождь скифов получил большую стрелу в грудь, пробившую его навылет.

Скифы лишились вождя в решающий момент. Но инерция бега была велика, и скифы вступили в бой. Они били дубинами и мечами по щитам ромеев, а гоплиты кололи нападавших пилумами, резали мечами.

Набежав на гоплитов, как морская вода на камень, потеряв пять человек убитыми, скифы отхлынули, отбежали. Несколько человек из них были ранены.

Не давая возможности им прийти в себя, Алексей скомандовал:

– Декархия, пошагово – вперёд!

Применяли на поле боя такой вид передвижения. Гоплит поднимал щит, делал шаг вперёд, ставил щит на землю, пилумом добивал лежащего на земле раненого врага, если он оказывался на пути, и снова делал шаг. Причём задавался жёсткий ритм – шестьдесят шагов в минуту. Щиты устрашающе громыхали, и строй гоплитов, как стена крепости, неумолимо надвигался на противника. Это оказывало сильное психологическое давление. Противнику казалось, что сокрушить эту стену невозможно. Ромеи были сильны именно строем. У скифов же, как и у других варваров, движение на поле боя скорее напоминало броуновское, хаотичное.

Вот и сейчас скифы сбились в кучу, на виду противника размахивали руками, спорили.

Алексей предположил, что скифы выбирают предводителя. Щёлкнула стрела стреломёта – упустить такую цель Иванко не мог. Огромная стрела пронзила сразу двух скифов, как копьём. И, видимо, это оказалось последней каплей – скифы обратились в бегство. Они домчались до леса и нырнули за деревья.

– Рассредоточиться цепью, преследуем! – приказал Алексей.

Получилась довольно длинная, около ста метров, цепочка.

Алексей шёл в центре – ведь только он один знал, где устроены ловушки.

Скифы, видя, что их преследуют гоплиты, помчались по лесу. И все три ловушки сработали.

Сначала раздался вскрик, и сразу – тяжёлый удар. Когда цепь солдат подошла ближе, они увидели два раздавленных бревном тела. Картина была жуткой: торчали сломанные кости, черепа были расплющены – именно на них пришёлся удар. Следом из чащи опять донёсся вскрик – и снова удар. На этот раз под бревно попал один скиф.

Сами гоплиты с беспокойством стали смотреть вверх, озираться по сторонам.

Алексей успокоил солдат:

– Я знаю места ловушек – сам ставил. Смело вперёд!

Гоплиты приободрились и двинулись дальше.

А из чащи уже доносились крики и стоны – это скифы попали в «медвежью» яму, утыканную заострёнными кольями. Соплеменники пытались помочь попавшим в беду.

Два гоплита, увидев скифов, метнули в них по дротику. Один попал удачно, и скиф с дротиком в спине упал в яму. Второй скиф бросился бежать.

Гоплиты подошли к ловушке. Там находились два мёртвых скифа и один раненый. Он попал в ловушку относительно удачно для себя, поранив только ногу – его‑то и пытались вытащить скифы. Один из солдат поднял пилум, желая добить раненого.

– Стой, – приказал Алексей, – вытащите его.

Гоплит опустил в яму пилум и знаками показал раненому, чтобы тот ухватился за копьё. Так его и вытянули.

Продолжать преследование дальше Алексей не стал. Он приказал двоим воинам нести раненого в Гурзуф. Скифа уложили на щит и понесли, как на носилках.

Воины не роптали – дисциплина в войске была на высоте. Приказал декарх нести, стало быть – надо исполнять.

Маленькое войско с триумфом вернулось в Гурзуф.

Алексей распорядился чистить оружие и отдыхать, а сам послал одного из ветеранов за Аресием‑толмачом.

Тот явился сразу, как будто ждал вызова. Скорее всего он тоже ожидал стычки со скифами. А раз зовут, значит – есть пленный, и можно поживиться. Однако, увидев раненого, Аресий скривился. Ему нужны были только молодые и здоровые пленные.

Допрашивал скифа Алексей в казарме. Пленный сначала упорствовал, молчал, но когда Алексей пообещал поджарить ему пятки на жаровне, стал отвечать на вопросы, и вот что Алексей услышал.

Мужчины из скифского селения в бою участвовали все, за исключением стариков. Насколько понял Алексей из ответов скифа, селение было в трёх‑четырёх часах ходьбы. И в голове у него родился план: совершить вылазку и разгромить селение, поскольку там осталось не больше десятка мужчин, способных оказать сопротивление. Тех, кто будет сражаться, – уничтожить, остальных взять в плен и отдать Аресию. Таким образом, исчезнет осиное гнездо, откуда совершаются набеги.

Аресий ушёл, недовольный тем, что пленный ранен и продать его нельзя.

Алексей же объявил воинам о предстоящем походе на скифов.

– Взять сухари и фляжки с вином. Выход с рассветом. В Гурзуфе остаются только ветераны.

Уже оправившийся от раны Актит тоже напросился в строй.

– Смотри, Актит! Если не рассчитаешь силы, придётся тебя оставить. А заберём только на обратном пути.

– Я воин, Алексей, и рана моя зажила. Если ты захватишь селение, я останусь без трофеев. Ты же этого не хочешь?

– Приказывать остаться не буду. Способен проделать марш – иди.

Утром полтора десятка гоплитов вышли из Гурзуфа. Раненого пленного несли на щите попеременно двое гоплитов – он показывал дорогу к селению.

Часа через три пленный стал юлить, показывая то в одну сторону, то в другую, и Алексей не стал с ним церемониться, мигом отрезал скифу ухо. Больно, кровь ручьём струится по лицу и шее, но не смертельно. И психологический момент сильный.

Пленный сразу поумнел, присмирел и показал правильный путь. Ну да, как же, в Ивана Сусанина решил поиграть. Но Алексей и не таких ломал в свою бытность в армии. Уши, естественно, не отрезал.

В лощине, меж двух лысых сопок, показались дома скифов. В общем‑то назвать их жильё домом было неправильно. Скорее – землянки с крышей, которая возвышалась над землёй. Жилища были хаотично разбросаны по лощине. В центре, на небольшой площади, вокруг костра с котлом над ним бродили люди. Подошедших гоплитов они пока не видели, солдаты были укрыты за кустами.

Алексей наблюдал за селением, решая, откуда и как лучше напасть.

Пленник, почувствовав, что на него не обращают внимания, решил подать соплеменникам сигнал тревоги. Он завопил что было сил, потом стал кричать что‑то на своём языке. Стоявший рядом с ним Актит выхватил меч и вонзил скифу в грудь, заставив его замолчать навеки.

Но вопли скифа сделали своё дело. В селении поднялась тревога, забегали люди. Женщины, дети и старики бросились к противоположной от гоплитов стороне, мужчины забегали в землянки, хватали оружие и собирались у костра. В суматохе кто‑то перевернул котёл, и теперь из кострища валил пар. Как всегда при нападении, визжали женщины, кричали и бестолково бегали дети, только усиливая панику. Скрываться уже не было смысла.

– Строиться в фалангу по двое! – скомандовал Алексей.

Построившись, гоплиты двинулись к селению. Они шли ровным шагом, мерной поступью.

Женщины, собрав узлы, побежали из селения, таща за руку детей.

Мужчинам деваться было некуда, и они решились на бой. Их и было‑то всего семеро – в нападении на Гурзуф племя потеряло основной костяк и вождя.

Метров за сто до селения Алексей приказал:

– Бей!

Гоплиты достали мечи из ножен и стали бить ими по щитам. Шаг – удар, шаг – удар. Как метроном, неумолимо отсчитывающий последние минуты жизни племени.

Скифы не выдержали мерного грохота, завопили и бросились в атаку.

– Дротики! – приказал Алексей.

Вторая шеренга метнула дротики. Двое нападавших были сражены.

– Пилумы!

Воины первой шеренги убрали мечи и выставили вперёд копья. Двое скифов, набегая на гоплитов, сами насадились на острое железо. Ещё двое из трёх оставшихся скифов побросали оружие, сдаваясь на милость победителей; последний же бросился бежать, но был сражён дротиком, брошенным гоплитом вдогонку. Фактически бой был окончен.

Недалеко от селения паслись кони скифов, но испуганные женщины побежали не к ним, а в другую сторону.

– Первая шеренга, оставить щиты и пилумы, догнать жителей и вернуть в селение!

Оставив только мечи на поясе, гоплиты бросились догонять убегающих. Обременённые узлами, детьми и стариками, женщины не смогли убежать. Кто‑то успел отвернуть в сторону и нырнуть в кусты, но их и искать не стали: добыча была и так велика – около полусотни женщин и детей. Стариков вообще не трогали. Цены на рынке рабов они не имели, а убивать, проливая кровь, никто не хотел. Так они и остались неприкаянно бродить по деревне.

Женщин и детей связали одной верёвкой в цепь, чтобы не сбежали, обыскали пожитки и землянки, собрали немногочисленное оружие и ценности. С женщин поснимали ожерелья, височные кольца и перстни. Трофеи – законная добыча воинов. Рядовой гоплит получал одну долю, декарх – две от добычи. И ни один трибун или император не мог посягнуть на святое – трофеи. Императору доставались захваченные, покорённые земли, города, храмы, жители, наконец – слава. А мелкие трофеи – воинам.

Пленных женщин, детей и двух оставшихся в живых мужчин конвоировали до Гурзуфа. Каждый из гоплитов любовался доставшимся ему трофеем, прикидывая, за сколько его купит лавочник, или сколько приятных вечеров за вином и вкусной едой он проведёт в таверне.

Пленных сразу провели к Аресию. Одного из мужчин‑скифов Алексей отдал лавочнику, а за остальных потребовал по миллиаресию.

– Декарх! Это же грабёж!

Но Алексей уже узнавал цену на рабов.

– И ни силиквой меньше, Аресий. Я ценю твою помощь и только поэтому отдаю тебе пленных так дёшево. На каждом из них ты заработаешь вчетверо больше.

Деваться Аресию было некуда: уже сегодня вечером должен был прибыть корабль с работорговцами, стоит только подождать пару часов. Он и так не будет тратиться на кормёжку и искать крышу для пленных.

Аресий молча отсчитал деньги.

В казарме Алексей разделил деньги, взяв себе две доли. Гоплиты радостно завопили:

– Слава декарху!

Алексей знал, что в армии могут простить многое, но не жульничество за счёт боевых товарищей. Рисковали все, и трофеи тоже должны получить все.

Вечером только караульные стояли на стенах – все гоплиты шумно отмечали победу, пусть и невеликую, в местных тавернах. Они пили вино, тискали продажных девок и ели от пуза. В армии кормили сытно, но однообразно, и хотелось чего‑нибудь эдакого – сыра, оливок, жареного мяса. А Гурзуф предлагал многое: завозные финики из Египта, армянский виноград, орехи из Греции, фракийский мёд – выбирай по душе.

Авторитет Алексея среди воинов сразу вырос. Да, он был требовательным и жёстким командиром – ну так и другие декархи были такими же. Но воины видели, что без нужды он не посылает их на смерть и трофеи делит честно. Такому командиру верят.

Алексей же решил учиться читать и писать на латинском языке. Через два века Византия постепенно перейдёт на греческий, но пока государственным языком был латинский. Византия оставалась единственной страной, где латинский главенствовал. После перехода на греческий язык латинский станет мёртвым языком. Только Ватикан, это государство в Вечном городе, будет использовать его для письма.

Алексей понимал, что, не умея читать и писать на латыни, он выше декарха не поднимется. Говорил он уже сносно, но с акцентом. Поэтому он решил использовать трофеи не для развлечения, а на дело.

Гурзуфские богатеи нанимали в империи учителей словесности для своих детей, и Алексей договорился с одним из них, греком Маврикисом, об уроках.

Латинский язык в написании прост, там нет дифтонгов, как в английском, поэтому, как видишь, так и читаешь. И алфавит Алексей одолел быстро, за день – сами‑то буквы знакомые. Трудности были в склонениях или спряжениях.

Грек учил его не только читать и писать, но и правильно произносить слова. Одним из упражнений было набрать в рот мелких камешков и читать вслух тексты. Поначалу было довольно трудно, но Алексей был упорен и быстро делал успехи. Через месяц таких занятий даже гоплиты отметили, что Алексей стал говорить почти без акцента, выдававшего в нём варвара, и чисто, без слов‑паразитов. Актит наедине заметил:

– Ты знаешь, я почему‑то теперь верю, что ты не только кентархом станешь.

– Почему?

– Я тебя полгода всего знаю, а ты уже декарх, и говоришь теперь, как эти лощёные парни из гвардии. Не эскувит пока, но за схола вполне сойдёшь.

– Да? А кто выше?

– Конечно, кандидаты. Их в империи всего пять сотен, это высокий ранг. Не зря они носят белые туники.

– А кто в гвардии ещё есть?

– Неужели не знаешь? Протекторы – это дети знатных военных, сановников. Их всего тысяча, и получают они жалованье по двести тысяч сестерциев в год. Из них потом назначают командиров хилиархий или флотов.

– Так они же не моряки!

– Эх, Алексей! У них же подчинённые есть: турмархи, друнгарии, триерархи – как раз из таких, как ты, отведавших боевых действий. Как победа – вся слава им, ну а поражение – всегда сирота, не найдёшь прародителя.

– Да ты философ, Актит! Вот уж не думал.

– Нет, Алексей. Быть декархом – для меня потолок. А для тебя эта должность тесна, как новые сандалии.

Ещё через месяц Алексей уже сносно писал. Иногда он делал ошибки, не без этого, но язык‑то совершенно новый для него.

Он решил собственноручно написать доклад кентарху. Во‑первых, попросить положенное солдатам жалованье, которое задерживалось, а во‑вторых – сообщить о разгроме скифского племени. Хоть это и не вчера произошло, но раньше он не мог сообщить об этом. Он написал о своих потерях, об убитых воинах противника – соотношение получалось вполне приличным.

С первым же торговым судном, шедшим в Херсонес, он отправил донесение. Владелец судна, греческий купец, клялся, что вручит письмо лично в руки самому кентарху. Если бы не задержавшееся жалованье и деньги на провизию, Алексей о письме забыл бы.

А через три недели случилось и вовсе необычное. С небольшим посыльным судном прибыл с инспекционной проверкой сам кентарх. С ним прибыл и казначей с жалованьем – сразу за два месяца и с деньгами на питание. Кентарх же, Октис Гракх, побывал и на столбах Адалары, где несли службу караульные, осмотрел отремонтированный стреломёт. Побывал он и на строительстве крепости – и везде служба неслась почти образцово. Увиденным кентарх остался доволен.

Алексей повёл сотника в лучшую таверну. Угостил хорошим вином, закусками – оливками, сыром, жареной кефалью, бараньим супчиком, горячими лепёшками и финиками. Оба возлежали на лежанках вокруг низкого стола. В забегаловках для простого люда столы были выше, и сидели там на лавках, лежаки же предполагали неспешную беседу. Но и кентарх не торопился, он посещал все гарнизоны в прибрежных селениях.

Ублажив брюхо, кентарх ковырялся в зубах деревянной зубочисткой.

– Не думал я, Алексей, что ты, человек в армии новый, сможешь так славно всё организовать. А главное – язык. Ты стал говорить едва ли не лучше меня!

– Беру уроки у грека, учителя словесности. Освоил письмо, чтение, шлифую произношение.

– Ты растёшь – совсем как истинный ромей. Даже и не подумаешь, что варвар.

Кентарх немало подивился тому, что Алексей упорно изучает язык, недоверчиво покачал головой.

Утром, уже у трапа, Октис Гракх на прощание похлопал Алексея по плечу:

– Служи империи честно, декарх! А я подумаю, что можно для тебя сделать.

А через неделю дозорные со скал доложили, что видят передвижение всадников. Правда, были они далеко, и определить по одежде и оружию, кто они, не представлялось возможным.

И Алексей решил всё узнать сам. Как говорится, кто предупреждён, тот вооружён. Взяв с собой Актита и Рона, он отправился подальше от берега. Там степь, там далеко видно.

Они шагали не меньше двух часов, да всё в гору. Потом пошла ровная степь, только кое‑где были холмы.

В паре километров от них паслись лошади с длинными гривами и неподрезанными хвостами – явно не из византийских ал. Да и знал бы Алексей, если бы здесь находились союзники из вспомогательных частей. Обычно командиры подвижных сил всегда докладывали в селения о своём местонахождении.

Алексей разгромил селение скифов, и теперь сюда пришли другие степняки. Может, те же скифы, только из другого племени. Вступить в переговоры? Он языка не знает. Да и опасно. Скифы – или кто там пришёл на эти земли – могут просто убить, пользуясь численным превосходством. Ведь лошадей около трёх десятков, стало быть – и мужчин в племени не меньше. Проще всего отвадить степняков, уничтожив корм для лошадей. Сжечь бы траву! Сейчас осень, трава уже не такая сочная, местами высохшая. Но нужно какое‑то горючее.

Вместе с гоплитами Алексей вернулся в Гурзуф – надо было поразмыслить.

Проблемы было две: что использовать в качестве горючего и как доставить и разлить это горючее по степи?

Алексей стал обходить лавки торговцев. В порту у лавочника он обнаружил небольшие глиняные амфоры с чёрной жидкостью. Принюхался. Пахло нефтью.

– Это что? – спросил Алексей.

– Земляное масло. Его из Персии возят.

– А зачем?

– Знахари и лекари берут – суставы мазать. Говорят, помогает. А ещё моряки берут – для «греческого огня». Только я состава не знаю. А разве у тебя сифон есть?

– Сифон? – удивился Алексей. – Что это?

– Железная труба с мехами – из неё греческий огонь мечут. В крепостях ставят или на кораблях.

О «греческом огне», прообразе напалма, Алексей слышал, о сифонах – краем уха.

– Мне бы деревянную бочку из‑под вина с земляным маслом.

– Зачем тебе столько? – удивился продавец.

– Степь хочу поджечь, скифов заставить уйти.

– Как бы худа не случилось, – обеспокоился лавочник.

– О, до Гурзуфа огонь не дойдёт, пастбище слишком далеко.

– Тогда приходи завтра. Надо бочку найти, масло в неё налить. Мог бы и оливковое использовать.

– Оно дорогое и горит хуже.

– Это верно.

На следующий день, расплатившись, Алексей получил бочку с нефтью. Торговец был так любезен, что сам привёз её к казарме на повозке, запряжённой осликом.

Увидев винную бочку, гоплиты возликовали, но Алексей быстро остудил их пыл:

– Бочка не с вином, а с «греческим огнём». Не вздумайте пробовать!

Солдаты разочарованно отошли. Конечно, в бочке была сырая нефть, но для гоплитов слова о «греческом огне» были понятны и потому настораживали.

Теперь следовало подумать о доставке. Ослик и повозка – это вариант, но уж больно скорость мала. Скифы, увидев ослика с повозкой, попытаются отбить его или как‑то помешать разлить нефть и поджечь её. А проделать все надо было максимально быстро, без риска.

Алексей решил посоветоваться с Актитом.

– Ага, про старого друга вспомнил! – обрадовался тот. – А ведь я подскажу! Лучшее средство – колесница!

– Да где же её взять?

– Коня арендуй, а колесницу целиком тебе не надо – всего‑то тележная ось и колёса. Бочку свою сверху привяжешь. Всадник на коне сидеть будет. Как бочка опорожнится – обрубить постромки, да и бросить её вместе с колёсами. Быстро и просто.

– Верно! Спасибо за подсказку! Мне нужны два человека. Один – чтобы управлять лошадью, другой – для того, чтобы поджечь.

– Тоже проще простого. На лошадь с колесницей сяду я. Ещё одна лошадь нужна. К её седлу нужно длинную верёвку привязать, шагов тридцать‑сорок длиной. Свободный конец по земле пустить и поджечь.

– Понял. Один впереди едет и из бочки земляное масло разливает, второй за ним скачет и поджигает. Быстро и просто.

– За подсказку с тебя кувшин вина.

– После того, как пастбище подожжёте. Ищи второго наездника.

– Алексей, ты забыл, что у тебя десяток из варваров. Здесь половина умеет в седле держаться.

– Тогда сооружай свою колесницу и ищи напарника, а я займусь лошадьми.

За полдня Актит соорудил импровизированную коляску. Найти лошадей оказалось сложнее, и у Алексея на это ушло несколько дней.

Торговцы пользовались для перевозки товаров осликами – животными неприхотливыми. Они и повозки таскали, и по горам вьюки во зили. Причём ослика иногда и видно не было из‑под поклажи. Только недостатков у этого «транспорта» было два: скакать не умели и в неподходящий момент заупрямиться могли. Даже хозяева не всегда могли сдвинуть с места упрямое и своенравное животное. Лошади в селении тоже были, но в основном у богатых людей – для парадных выездов. Отдавать их, даже за плату, никто не хотел.

Подсказал Аресий‑лавочник, парень жуликоватый:

– Возьми у греков, что на окраине живут. Они иногда тайными делами занимаются. Ну, сам понимаешь – везут товар на лошадях в обход мытарей, налоги не платят. Они за деньги пару лошадей уступят тебе на день‑два.

– Так ведь я не знаю там никого. Не думаю, что они пойдут навстречу незнакомому человеку.

– Ха! Да ты наивен, декарх, как юная девочка. Кто же в Гурзуфе тебя в лицо не знает? Иди смело! Если что – сошлёшься на меня. Погоди‑ка! Ты что, Алексей, снова в набег на скифов собрался?

– Намереваюсь.

– Тогда, чур, пленных – ко мне!

– Я помню, Аресий!

Оба расстались, довольные друг другом, и Алексей сразу отправился к грекам.

На окраине, на правой улочке, жили одни греки.

Алексей спросил у прохожего, где найти старшего.

– Вон дом Микидиса, – махнул прохожий рукой.

Грек встретил неожиданного гостя доброжелательно. Усадил за стол, налил кубок вина, женщины сразу поставили вазу с фруктами. Несколько раз Алексей пытался заговорить о деле, но хозяин не позволял ему это сделать.

– Ты о здоровье расскажи, о семье.

– Не болею, чего и тебе желаю. А семьи нет, не женат.

– Вот! Молодой, начальник уже – и не женат. А хочешь – мы тебе жену найдём?

– Ты мне лучше двух лошадей найди.

– Э! Это мелочь! Когда лошади нужны?

– Завтра, на один день. Деньги сразу отдам.

– Зачем говоришь о деньгах? Я тебе так дам.

Но Алексей твёрдо знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Ну да! А потом чем расплачиваться?

– А, мелочь! Твои гоплиты будут иногда закрывать глаза на моих людей. Знаешь, такой маленький караван с товаром! Если платить все налоги, совсем бедным буду. А у меня семья большая, двенадцать человек – что твоя декархия, – Микидис хихикнул.

Алексей поднялся и начал прощаться.

Он шёл назад и размышлял. Выходит, люди одинаковы во все века. Так же уходят от налогов, так же занимаются тайными делишками. А впрочем, деятельность грека Алексея не касалась, он солдат, а не полицейский. Его дело – оборона селения, а о Микидисе пусть голова у других болит.

Утром молодой грек привёл двух осёдланных коней. Одного запрягли в колесницу, где была привязана бочка с нефтью. Верхом на коня сел Актит. На другую лошадь легко взлетел сухопарый и жилистый Барт.

Уже перед их отъездом Алексей решил сам посмотреть, как всё пройдёт, и уселся на бочку. Актит лишь головой покачал, но перечить не стал.

Менее чем за час они добрались до места.

Оставив лошадей в неглубоком овраге, все трое подобрались к кустам. За ними простиралась степь. Впереди, километрах в пяти возвышался небольшой холм.

Алексей послюнявил палец и поднял его, пытаясь определить, откуда дует ветер.

Актит удивился:

– Ты язычник, Алексей?

– Почему ты так решил?

– Палец.

– Нет, я определяю, откуда ветер дует. У меня на родине так делали.

– И что сказал тебе палец?

– Что ветер справа. Потому скачем до холма, разворачиваемся, выбиваем пробку, и ты, Актит, возвращаешься сюда. А ты, Барт, немного выждешь, подожжёшь конец верёвки и поскачешь по нашему следу. Смотри, ты обязательно должен поджечь разлитое масло!

– Слушаюсь, декарх!

– Готовы?

– Да! – Дружно гаркнули гоплиты.

– Тише вы!

Лошади степняков паслись в отдалении слева. Но Алексей был уверен, что при лошадях будет пастух. Увидев посторонних, он поскачет к своим, поднимет тревогу. Пока скифы – или какое там ещё племя – соберутся, пока доберутся до своих лошадей, пройдёт время, и Алексей рассчитывал, что не меньше четверти часа в худшем случае. В лучшем же – когда они, сотворив поджог, уже вернутся в Гурзуф.

Передохнувшие кони рванули резво. Колесница подскакивала на кочках, и Алексею стоило немалого труда удержаться на бочке.

Вот и холм. Актит описал полукруг и остановился. Алексей выбил пробку из бочки, и на траву потекла чёрная маслянистая жидкость.

– Трогай.

Алексей вскочил на бочку, спиной по ходу движения, и колесница тронулась. За ней на земле оставался чёрный след, пахнувший нефтью.

Когда колесница преодолела уже метров двести, по её следам поскакал Барт. К его седлу была привязана длинная верёвка. Конец её тащился по земле и горел. Пламя было неярким и на солнце едва заметным, но чёрная нефтяная дорожка вспыхнула. Сразу появился чёрный дым.

Однако в одном Алексей просчитался – огонь побежал по нефтяному следу быстро. Вот он догнал лошадь Барта, и тот был вынужден съехать в сторону, чтобы не опалить шкуру лошади.

Алексей забеспокоился. Стоило огню подобраться к бочке, как она воспламенилась бы, и они сгорели бы живьём. Он закричал Актиту:

– Гони!

Гоплит обернулся, увидел, что огонь их догоняет, и хлестнул лошадь. Теперь они двигались с одинаковой скоростью – лошадь и огонь. Пригнувшись к гриве коня и поминутно оглядываясь, Актит лихорадочно соображал, что случится раньше – кончится нефть в бочке или огонь всё‑таки их догонит? Ведь уже и кусты недалеко. А там и тропинка кривая, да с камнями, быстро не погонишь.

Тем временем нефть перестала течь из бочки, тянулся лишь тонкий ручеёк. Потом и вовсе закапало.

– Тормози!

Алексей спрыгнул с бочки.

– Руби постромки!

Двумя взмахами меча Актит перерезал дублёную кожу постромков.

Алексей побежал вперёд, Актит и Барт скакали за ним на лошадях. У кустов Алексей остановился и обернулся назад.

Нефть горела, горела трава, ветер нёс пламя и дым в сторону пасущихся лошадей. Дело сделано! Вот только опять неувязка. У обоих гоплитов лошади, а Алексею предстоит возвращаться пешком. Только, слава богу, без щита.

– Садись на лошадь! – наклонившись, предложил ему Актит.

– Лошадь не выдержит двоих!

– Тогда держись за седло и беги рядом.

Местность шла под уклон – едва заметный, но не в гору, и это уже было хорошо.

Правой рукой Алексей держался за заднюю луку седла и бежал. Его занимала только одна мысль – как бы лошадь копытом не наступила ему на ногу.

Два раза они останавливались для отдыха и, как только у Алексея восстанавливалось дыхание, двигались дальше.

Вот и стройка на горе, караульные гоплиты. Внизу Гурзуф.

Добравшись до ворот, Алексей сел отдышаться. Пробежка была – будь здоров! С него градом катился пот, в ногах ощущалась непривычная слабость, мышцы во многих местах мелко подрагивали.

– Зато дело сделали! – Актит соскочил с коня и уселся рядом.

– Тебе хорошо, ты верхом!

– Я предлагал тебе сесть в седло, по очереди бы ехали.

– Актит, отведи лошадей к греку Микидису, он на…

– Я его знаю, – перебил Алексея Актит.

– Когда же ты успел?

– Когда раненый отлёживался.

Актит увёл лошадей, Алексей же направился в казарму. После пробежки хотелось есть. А может – ну её, армейскую пищу? Он мысленно махнул рукой и направился в таверну.

Глава 5

Херсонес

Спустя некоторое время Алексей снова отправил своему кентарху в Херсонес послание, в котором описал почти героическое уничтожение пастбища и доложил об отсутствии потерь. Периодически о себе нужно было напоминать, тем более если есть о чём говорить. Он отправил письмо с оказией – в Херсонес шло судно.

А через две недели с другим кораблём получил ответ. Всем декархиям предписывалось пешим строем идти в Херсонес – путь долгий и небезопасный.

Алексей решил пожертвовать парой серебряных силикв из своего жалованья, но погрузить свою декархию на попутное судно. Так и солдаты прибудут в Херсонес не вымотанными многокилометровым переходом, и стычек с возможным противником удастся избежать – так же, как и потерь. Для любого командира потеря подчинённого ему воинства – чёрный штрих в продвижении по службе. К тому же для командира – это и личные переживания, ведь со многими воинами он сблизился, а с Актитом практически подружился. Да, иногда для выполнения поставленной задачи командир должен посылать подчинённых на верную смерть. Но можно бездумно посылать солдат на гибель, а можно, тщательно проанализировав ситуацию, минимизировать потери, а ещё лучше – и вовсе обойтись без них, выполнив при этом задачу.

Вот и теперь Алексей нашёл попутное торговое судно и уговорил купца взять его солдат за небольшие деньги. Для купеческого судна десяток солдат – лишняя нагрузка, но если с другой стороны посмотреть – защита от морских разбойников.

Оставив ветеранов, согласно приказу, в Гурзуфе, Алексей погрузил декархию с полным вооружением на судно, и корабль тотчас же отплыл.

Солдаты расположились на носу – так они меньше мешали команде работать. Гоплиты нежились под солнцем, наслаждаясь бездельем, а Алексей с грустью смотрел на исчезающий в дымке Гурзуф. Удастся ли ему вернуться на благословенные берега?

Корабль шёл до Херсонеса шесть дней. Погода благоприятствовала, дул попутный ветер. На ночь корабль приставал к берегу. Тогда гоплиты разводили костёр и готовили немудрящую похлёбку. На это время Алексей обязательно выставлял часового: и себе спокойнее, и гоплиты о службе не забывают, не расхолаживаются.

Судно обогнуло южное побережье Крыма и повернуло на север. Вот и Херсонес открылся – справа по берегу. Мощные крепостные стены, в бухте – несколько военных судов.

В порту Алексей узнал, где располагается военный лагерь, и повёл туда свою декархию. Как оказалось, прибыл он в числе первых. Кентарх с удивлением оглядел свежих, не пропылённых гоплитов.

– Ты как ухитрился? – спросил он Алексея.

– Мы с попутным судном. Я купца уговорил взять нас за пару силикв.

– Молодец! Другие пешим порядком шли, вымотались, да и потери есть. А у тебя декархия – как после отдыха. Ладно, слушай задачу. По сведениям лазутчиков, да и купцов тоже, гунны собираются напасть на город. У императора сейчас свободных сил нет, чтобы прислать помощь. Приказано держаться своими силами. Поэтому турмарх приказал собрать в Херсонес всех. Чего гуннам делать в маленьких селениях? Там богатой добычи не возьмёшь. Выделяю тебе участок городской стены для обороны, за него отвечаешь головой. Пойдём, покажу.

Октис Гракх показал Алексею участок стены, на которой его декархия должна будет обороняться при подходе гуннов. Для десятка участок в пятьдесят шагов был великоват, и Алексей осторожно высказал свои сомнения.

– Инженеры помогут. У них камнемёты есть, баллисты, даже сифоны. Солдат не хватает, со многих судов сняли пехоту и перевели в крепость. У гуннов кораблей нет, поэтому в первую очередь бой будет на суше.

Ещё когда Алексей вёл свой десяток в крепость, он видел, что здесь полно военных, крестьяне свозили на подводах в город запасы продовольствия. Для опытного глаза всё свидетельствовало о подготовке к обороне, предстоящей осаде города.

Между тем в город начали прибывать декархии их, девятой, кентурии, да и других тоже. Состояние некоторых декархий, особенно прибывших из отдалённых гарнизонов, расположенных в маленьких селениях по восточному Черноморью, было удручающим. Главное – потери. Вместо полноценного десятка в кентурии было пять, а в некоторых – и два солдата.

Командиры обеспокоились – ведь они рассчитывали на значительное усиление гарнизона Херсонеса. Декархии и кентархии было решено усилить, довести до обычной численности за счёт нерегулярных войск, иначе говоря – ополчения или милиции в первоначальном значении этого слова.

У Алексея забрали пятерых гоплитов и передали их в другую декархию, ему же дали пятерых греков из бывших ремесленников. Он, как и остальные декархи, был недоволен, но приказ выполнять надо.

По мнению Алексея, спаянные десятки, уже повоевавшие вместе, разделять было нельзя. Но он оставил своё мнение при себе и приступил к обучению новичков, вместе с Актитом гоняя греков до седьмого пота. Всё, чему учили его – оборона строем, построение «черепахи», метание дротиков, развёртывание из походного строя в фалангу и многие другие способы ведения боя, – он вдалбливал в головы новичков. К вечеру и Актит, и сам Алексей падали без сил.

Греки не роптали. Они знали, что враг близок, и готовились защищать свой родной город. Но, кроме храбрости и патриотизма, защитникам нужны были умения, иначе можно было без толку сложить голову в первом же бою. Особенно трудно было приучить греков к дисциплине.

Один из новичков не выдержал и к вечеру задал Алексею вопрос:

– Декарх, зачем мне эти премудрости? Я готов и без них умереть за свою родину!

– Умереть за родину – похвально. Но перед этим нужно убить двух‑трёх врагов, чтобы твоя смерть в бою не была напрасной и спасла город. Просто умереть – удел слабых. А ты убей десяток врагов и останься в живых – вот истинная храбрость и патриотизм. У греков были прекрасные примеры – тот же Александр Македонский, великий полководец. А в древних сказаниях – Геракл. Тебе, греку, есть чем гордиться и с кого брать пример.

– Декарх, ты лучше меня знаешь греческую историю!

– Они были храбрыми и умелыми воинами, убили множество врагов и остались живыми. А ты – сразу умереть!

– Мне стыдно, декарх! Прости неразумного, – склонил голову грек.

Видимо, грек переговорил со своими соплеменниками, потому что они стали относиться к тренировкам более серьёзно.

Алексей торопился, он чувствовал, что грозные события грянут со дня на день, а времени на подготовку мало.

В один из дней он устроил показательный бой – пятёрка своих воинов против новичков. Вооружение полное, но вместо боевых мечей – деревянные. Две маленькие фаланги сошлись во встречном бою. Всего пара минут – и греки потерпели поражение.

– Ну, убедились? А если бы вместо гоплитов были настоящие гунны?

Алексей не видел, что со стороны за учебным боем наблюдает Октис Гракх. А вечером он был призван к кентарху.

– Садись, Алексей, угощайся.

Кентарх разлил в кружки вино, разбавленное по римскому и византийскому обычаю водой – такое вино хорошо утоляло жажду.

– Я видел, как ты сегодня проводил учебный бой. Похвально. Скажу больше – пока твои новобранцы лучше подготовлены, чем другие. Скажи, у тебя в десятке есть человек, который смог бы заменить тебя?

Алексей сразу вспомнил об Актите.

– Есть. Его зовут Актит. Он храбр, опытен, умён и осторожен, зря людьми рисковать не станет.

– Отлично! Властью, мне данной, с завтрашнего дня назначаю его декархом. Можешь его поздравить.

– А я как же? – растерялся Алексей.

– Думаю, декарха ты уже перерос. Для некоторых декарх – это потолок в карьере, а для тебя – только начало. С завтрашнего дня ты лохаг, командуешь второй полусотней. Там много новичков, обрати на них внимание. Все повышения – твои и Актита – будут записаны писарем, жалованье увеличено. Ты доволен?

– Да, конечно. Просто я не ожидал. Спасибо, Октис Гракх.

– Мне нужны толковые люди. Запомни ещё одно, Алексей. Где война, там всегда потери. Для империи это плохо, а для тех, у кого голова варит, – хорошо.

– Я думаю, ты, кентарх, говоришь не о трофеях, а о возможности карьеры.

– Ты слишком умён для варвара, Алексей. От исхода предстоящего сражения зависит многое. Если устоим, не исключены повышения по службе, а мне нужны преданные люди.

Выделив интонацией слово «мне», сотник продолжил:

– Я хоть из знатного, но бедного рода. Приходится пробиваться самому, не то что эти белоручки и лентяи из гвардии. Только и умеют, что вести подковёрные игры в столице. Бездари!

Последнее словечко у кентарха вырвалось явно от обиды. Он, боевой командир, участвовавший в боях, уже несколько лет всего лишь кентарх, тогда как гвардейцы, неся службу в столице, уже давно обошли его в чинах. А звание – это не только жалованье. Быть замеченным и приближённым к полководцам, начальникам провинций или самому императору – это богатые дары в виде земель со всеми селениями. Алексей хорошо понимал своего командира.

– Только всё, что ты услышал здесь, Алексей, не должен узнать никто.

– Буду нем как рыба. Можешь во всём положиться на меня, Октис Гракх.

– Надеюсь, что не ошибся в тебе, Алексей.

И он настал, этот день – день, когда гунны подступили к городу. Тревогу забили часовые, когда увидели вечером облако пыли, медленно приближавшееся к Херсонесу, – это шла конница гуннов.

В тот день гунны не успели подойти близко, остановившись на ночёвку. Но с высоты крепостных стен было хорошо видно бесчисленное множество костров – гунны готовили пищу. Если учесть, что возле каждого костра сидели по десятку воинов, то было понятно, что армия гуннов насчитывала многие тысячи.

С крепостной стены взирали на далёкого по ка противника командиры византийского вой ска – кентархи, хилиархи, простые воины. А к Херсонесу тянулись вереницы жителей близлежащих селений. Из отдалённых городов вроде Ольвии и Керкинетиды беженцы прибыли раньше, рассказывая о жестокости, жадности и беспощадности гуннов. Воистину – дикое племя!

Но объединял их под своей железной рукой Аттила, человек безусловно с выдающимися организаторскими и полководческими талантами. Обитали гунны в Паннонии, занимая территорию, простирающуюся от Дуная и до Рейна.

Отец Аттилы, Мундзук, был из царского рода, имел несколько жён и множество детей. Наиболее известны были двое сыновей – Бледа и Аттила. Аттила воевал на западе государства гуннов, Бледа – на востоке. В 444 году Аттила убил Бледу, став единовластным правителем.

С виду Аттила был невзрачным: с усами, жиденькой бородкой клинышком, тронутой сединой, волосы на голове заплетены в косички. Но готский историк Иордан писал о нём: «Повелитель всех гуннов и правитель, единственный в мире, племён чуть ли не всей Скифии достоин удивления и баснословной славы своей среди всех варваров».

Врагам своим Аттила внушал страх, бежавший впереди его войска. Однако после смерти Аттилы старший сын его, Эллак, не смог сохранить государство.

Только часам к десяти, позавтракав, войско Аттилы подошло к городу. Гунны не торопились – зачем? Пусть ромеи подождут, понервничают. Эмоции в боевой обстановке – чувства не лучшие, они заставляют совершать необдуманные поступки.

Все ворота города были заперты, и каждые из них охранялись не меньше чем кентархией. Ведь стоит врагу захватить хоть одни ворота, гуннов будет не остановить, город падёт.

Алексей, как и другие воины, был на крепостной стене. Толпа бородатых, свирепых лицами и одетых в шкуры воинов остановилась метрах в ста пятидесяти – двухстах, на пределе полёта стрелы. Но в крепости были ещё баллисты и камнемёты, немного позже названные требюше.

По команде баллистарха все машины разом дали залп, и через стены на варваров полетели огромные камни, смяв и расплющив несколько десятков тел.

Гунны отошли назад. Камнемёты били не прицельно, по площадям, дальность метания камней не превышала трёхсот метров, и камнемёт едва ли мог делать два выстрела в час – слишком уж долог процесс взведения боевого рычага. Десяток воинов вращал рукояти лебёдки, поднимая противовес на высоту, потом в верёвочную петлю несколько человек укладывали тяжеленный камень. Быстро изменить направление стрельбы и дальность полёта камня тоже было затруднительно.

Другое дело – баллисты. Сами машины, по сравнению с катапультами, весили немного, и обслуживали их всего два воина. Выстрелы можно было производить даже по одиночной цели, и скорострельность была выше – пять‑семь минут на подготовку, и выстрел. Баллисты ставились на палубы кораблей, в крепостях, иногда на передвижные деревянные башни.

А ещё ромеи – как называли вандалы и варвары римлян и византийцев – имели устрашающее оружие – «греческий огонь». Его могли метать, залив в глиняные горшки и катапульты, а в жидком виде горящей струёй древнего напалма поливали врагов сифоны. Секрет состава горючей жидкости так и остался неразгаданным ни варварами с вандалами, ни их потомками.

Неожиданно стояние варваров прекратилось, и они все, явно по команде, ринулись к крепости, прикрываясь сверху круглыми щитами, сплетёнными из ивовых ветвей и обтянутыми толстой бычьей кожей.

Заработали лучники ромеев, впрочем без особого успеха.

Но нападающие несли здоровенное бревно и с ходу ударили им в ворота. Звук удара был мощным, но и ворота были сделаны на совесть, из дуба. Запоры в виде двух обтёсанных дубовых брёвен выдержали удар.

Тут же на атакующих полилась кипящая смола. Снизу донеслись крики, вопли, стоны. Расплавленная смола проникает через складки одежды и наносит обширные ожоги. Единственное спасение – сразу сбросить одежду.

Рядом с Алексеем стоял новоиспечённый декарх – Актит.

Вчера вечером после разговора с кентархом Алексей объявил старому товарищу о новом назначении. Тот сначала не поверил:

– Поклянись, что не обманываешь!

– Актит, разве такими вещами шутят? С завтрашнего дня ты десятник.

Рот Актита расплылся в улыбке до ушей.

– Кабы не осада – пошли бы в таверну, отметили бы моё повышение. – Но потом лицо его вытянулось. – Погоди‑ка! Ведь декархом был ты! Стало быть, и у тебя новый чин?

– Я теперь лохаг нашей полусотни.

– И молчал, скрывая от товарища!

– Когда бы я успел сказать, если сам только узнал? Сначала повысили меня, а потом Октис Гракх спросил, кто достоин быть декархом. Я, конечно, назвал тебя.

– Я знал, что ты не забудешь старого товарища! Я печёнкой чувствовал, что ты пойдёшь далеко, и не ошибся.

– По‑моему, полгода назад ты сомневался, что я смогу стать декархом. А отныне я лохаг, и жалованье соответствующее.

– Так и у меня тоже! – возликовал Актит.

– Наконец‑то дошло.

Актит наклонился к уху Алексея:

– Скажи по‑честному, а сотником когда станешь?

– Это только Богу известно.

– Э, нет, парень! У меня ощущение, что ты знал, что тебя ждёт.

– Только Господь знает судьбу человека.

– Да, правда. Завтра под стены заявятся гунны, и никто не знает, останется ли жив. Но знай – я тебе благодарен. Ты ведь мог назвать другое имя, но вспомнил обо мне. Я не подведу.

– Актит, кончится осада – и мы ещё отметим с тобой наши назначения.

– Думаешь, всё обойдётся?

– Уверен. Варварам город не взять. И гоплитам своим ты это утром скажи.

Между тем гунны отхлынули от ворот: кипящая смола – слишком убедительное средство. От злости гунны начали обстреливать защитников из луков.

Алексей, увидев опасность, приказал своим воинам лечь, укрывшись за стенами. Его полусотня команду выполнила сразу. Но в других десятках, из других кентархий оказались любопытные и поплатились за это жизнью. Дистанция для стрельбы из луков была велика, но над стенами возвышались головы – самые уязвимые места, и стрела даже на излёте обладала достаточной силой для поражения.

Гунны снова пошли на штурм – и снова залпом ударили камнемёты. А когда варвары с тараном подбежали ближе, сифон на надвратной башне изрыгнул струю горящей жидкости. «Греческий огонь» попал на группу гуннов, тащивших таран. Загорелись почти все, в том числе и бревно. С жуткими воплями гунны стали бегать и кататься по земле, пытаясь сбить пламя.

Такая картина заставила содрогнуться даже жестокие души варваров и обрадовала ромеев.

Атака снова сорвалась. Нахрапом, с ходу взять город варварам не удалось. Они отступили, расположившись лагерем за пределами досягаемости катапульт. Город был окружён гуннами со всех сторон, насколько видел глаз. Началась осада.

Но жители и армия были спокойны. В городе имелись источники воды, огромные запасы продовольствия, и потому голод и жажда Херсонесу не грозили.

А главное – была связь с империей. Бухта, где базировались корабли византийского флота, была в черте города, и корабли могли подвозить осаждённым продовольствие и пополнение.

Гунны флота не имели и воспрепятствовать поставкам не могли. Издалека они видели движение кораблей, но только скрежетали зубами.

В бухту прибывали рыбацкие и торговые суда с Крымского побережья. Новости, которые они привозили с собой, были неутешительные. Гунны, как вода в половодье, заняли почти весь полуостров. Небольшие селения не могли противостоять варварам и пали. Жители попали в рабство, селения были дочиста разграблены, многие из них сожжены. И у Аттилы теперь остался один непокорённый город – Херсонес, торчавший занозой в известном месте.

Но чтобы одолеть крепость с умелыми защитниками, надобно иметь не только большую армию, но и технические средства – передвижные башни, катапульты. Ромеи и греки издавна пользовались изобретениями инженеров. Гунны таких машин не строили, имели только несколько трофейных, но и теми пользоваться не могли, поскольку машинам требовался ремонт. При захвате небольших крепостей гунны в приступе ярости рубили топорами канаты и станины, а восстановить всё это у них не хватало знаний и умений. Разрушать ведь всегда легче.

Пару дней царило затишье, и Алексей обеспокоился – гунны могли готовить пакость.

Так и получилось. Варвары пошли на приступ, подготовив штурмовые лестницы. Однако они просчитались: лестницы оказались коротки и до верхушек стен не доставали. Немного – на метр‑два, но как их преодолеть по отвесной стене? А защитники швыряли на головы варваров камни. Стоило потерять равновесие верхнему гунну, как он катился вниз и по дороге сбивал с лестницы всех остальных. Многие в этой атаке были покалечены.

Пока Аттила только терял людей. Но и трофеев ему перепало немало: только из захваченных Тира, Ольвии, Керкинетиды он вывез возы награбленного добра, которое не успели взять с собой бежавшие в панике жители. Ведь брали в первую очередь детей, деньги, самые необходимые вещи, которые можно было унести в узлах. А ещё Аттила взял самый важный и ценный трофей – благодатные крымские земли. Разросшееся государство гуннов, взращённое на богатых трофеях Рима и других городов, на золоте откупившейся Византии, требовало новых территорий.

Лазутчики из местных, хорошо знавшие окрестности и регулярно выбиравшиеся из крепости, доложили, что от основного войска гуннов отделились две части. Одна направилась в глубь Крыма, а другая пошла к Ольвии, уже покорённой.

На совещании трибунов сделали довольно обоснованный вывод, что часть войска Аттилы отправилась не к себе, в Паннонию, а в обход – на земли Фракии. В эту византийскую провинцию тут же был отправлен посыльный корабль – известить о грозящей опасности. Этим же кораблём было отправлено донесение в Константинополь, императору – только он мог решить, направить ли дополнительные силы для обороны Фракии.

А Аттила не прекращал попыток покорить город. В один из дней лошади притащили к Херсонесу катапульту.

Глядя на лёгкую машину, ромеи посмеивались. Такая не сможет метать тяжёлые камни. Кроме того, при помощи одной катапульты городские ворота не разбить. И никто не разгадал дьявольский план Аттилы.

Несколько дней вражеская катапульта стояла без дела, а потом вокруг неё засуетились гунны, начали крутить ворот.

Потом катапульта сработала, и к крепости понёсся странный предмет, упавший внутри крепостных стен.

Как оказалось, это была полуразложившаяся туша барана.

Гунны успели забросить в город ещё несколько гнилых трупов животных. Аттила явно рассчитывал, что распадающиеся туши животных отравят воздух и воду и тем самым вызовут в городе эпидемии.

Но их замысел был тут же разгадан. Солдаты крюками цепляли гниющие туши и сбрасывали их со стен.

Обозлённые баллистархи сняли с верёвочных петель своих катапульт камни и на их место погрузили глиняные горшки с «греческим огнём». Несколько камнемётов дали залпы и накрыли вражескую катапульту.

Мгновенно вспыхнул огонь. Несколько гуннов заметались в горящей одежде. Сухое дерево катапульты тоже охватило пламя. Тушить его не пытались, знали, что «греческий огонь» не затушить водой.

Однако происшествие послужило уроком. Впредь о любых передвижениях, появлении каких‑либо машин часовые докладывали декархам, а те – своим командирам. Несколько раз к воротам города подъезжали переговорщики от имени Аттилы – они предлагали сдать город без боя, обещая отпустить защитников живыми.

Но среди византийских воинов потери были минимальными, и боевой дух силён. Местные жители и беженцы не страдали от жажды, голода и болезней; упаднических настроений тоже не было. И потому ромеи только посмеивались над предложениями варваров.

Прошёл уже месяц осады. Гуннам требовался провиант, лошадям – корм, ведь близлежащие пастбища были уже вытоптаны и трава выщипана. Армия Аттилы каждый день съедала по нескольку обозов провианта, и содержать её с каждым днём становилось всё обременительнее. В боевом походе, когда захватывались новые земли и города, трофейной еды хватало всем – и людям, и лошадям. Кроме того, Аттила не платил своим воинам жалованья, и все рассчитывали поживиться трофеями. А их не было.

Но армия гуннов заняла весь Крым. Захваченных земель, откуда воинству Аттилы везли провизию, а также пастбищ хватало. Однако Херсонес для гуннов был теперь как кость в горле – им хотелось победы полной и безоговорочной. И варвары придумали новый ход: прямо перед главными воротами города они стали казнить людей из селений, оказавшихся на захваченной территории. Казнили без разбора – ромеев, гуннов, скифов. Греки, которых в городе было большинство, зачастую узнавали в казнимых родственников и знакомых.

В городе начались волнения. Греки жаждали выйти из города и дать гуннам бой.

– Наши предки и родичи никогда не боялись врага, всегда встречали его лицом к лицу! Неужели и сейчас испугаемся?

Среди греков зрело недовольство ромеями, их пассивным поведением. На взгляд греков, отсиживаться за каменными стенами недостойно воина. Начальники – от кентарха до трибуна – встревожились. Воинов для того, чтобы держать оборону города, хватало. Но для того, чтобы выступить против гуннов, их явно было мало. Ведь византийцы не имели в Херсонесе конницы, в пехоте преобладали воины легковооружённые – лучники, именуемые таксотами, метатели дротиков – псилои, пращники. Тяжеловооружённых гоплитов было всего пять кентархий.

Гуннов же было намного больше, тысячи всадников. Правда, вражеская армия сейчас уменьшилась, ведь не меньше половины их ушло покорять Крым.

Собрался совет военачальников. Они долго обсуждали сложившуюся ситуацию, но решено было за стены не выходить: это могло привести к большим потерям, а преимуществ не даст никаких.

Однако судьба распорядилась иначе. Ранним утром сразу у двух ворот города собрались толпы греков из ополчения – их называли милицией. Настроены они были решительно. Однако у них было лёгкое вооружение, а главное – плохая организация и отсутствие толковых и опытных военачальников. Да и откуда им взяться, если десятками и сотнями командовали купцы, землевладельцы и мастеровые – каждый имел опыт только в сфере своей деятельности. Но быть удачливым торговцем или виноделом – не значит успешно командовать воинами, это совершенно разные вещи.

Декархи, а потом и кентархи, бывшие на позициях, попытались отговорить греков от безрассудной вылазки. Но куда там! Распалённые горожане не стали слушать византийских командиров. Они открыли ворота и двумя колоннами из обоих ворот вышли из города. Тут же начали строиться рядами, шеренгами. Гунны, видевшие издалека блестевшее вооружение, щиты и шлемы, сначала приняли их за армию и отступили от города – но не в страхе, а пытаясь организоваться, построиться для контратаки.

Греки же воодушевились, подумав, что гунны в страхе бегут. И тут же, поддавшись порыву, не слушая командиров, побежали в атаку.

Алексей стоял на крепостной стене и сверху прекрасно видел все передвижения греков. Те успели пробежать с радостными криками уже не менее двухсот шагов. Но Алексею было видно, как гунны, не ожидавшие внезапной вылазки греков, строятся рядами, а с пастбищ ведут табун лошадей. Он уже понял, что сейчас произойдёт. Пехота гуннов ринется в атаку и свяжет греков боем, дав время своим соплеменникам сесть на коней и построиться для атаки. Потом разбег конной лавы – и греков просто сомнут и будут колоть копьями, рубить мечами. Греки не смогут противостоять коннице, в панике бросятся назад, в открытые ворота, и вполне вероятно, что гунны на плечах отступающих греков ворвутся в город. Наблюдаемая им ситуация должна идти именно по этому сценарию. И ждать осталось недолго, максимум – полчаса.

Похоже, до кентархов и трибуна тоже дошёл смысл происходящего.

Заревели трубы букинаторов, созывая сбор. Сбегая с городских стен и выбегая из казарм, стали собираться пехотинцы, строиться в десятки и сотни перед воротами. Сейчас время решало всё.

Кентархи стояли перед трибуном, который отдавал приказы.

За ворота вышла первая кентархия – потом другая, третья… За девятой кентархией Алексея выстроились псилои – около полусотни. Каждый из них держал в руках не менее полутора десятков дротиков. Октис Гракх отдал приказ: «Вперёд, бегом!»

Сотня, гремя по брусчатке мостовой подошвами сандалий, выбежала за ворота.

– Правое плечо – вперёд!

Сам кентарх бежал сбоку от своих гоплитов.

Сотня уходила влево, стараясь занять место на фланге.

Обычно перед боем построение было другим. В первой линии ставили конницу, во второй – пехоту, в пять‑шесть шеренг. Между пехотинцами оставлялись проходы, в которые выдвигались лучники.

После столкновения конницы – когда не удавалось одолеть врага – лучники в быстром темпе выпускали запас стрел и уходили по проходам за пехоту, за их спины.

На место лучников вперёд выходили псилои – метали дротики. Потом и они передвигались в тыл, и гоплиты принимали удар на себя.

Но сейчас ни конницы, ни лучников не было.

Сотня встала в пять шеренг, оставив три прохода, и вперёд выдвинулись псилои. Все перестроения были отработаны на занятиях и выполнялись быстро. Подразделения работали, как хорошо отлаженные машины, без сбоев.

Лох Алексея стоял на самом фланге, дальше шёл уклон к морю.

Алексей очень переживал за этот уклончик. Наверняка гунны, если они не глупцы и у них хватит сил, попытаются обойти их именно здесь, зайти с фланга, а то и в тыл – ведь вести бой сразу с фронта и тыла сложно. И что такое пять рядов гоплитов против конницы?

Алексей видел всю уязвимость построения. Но и трибун понимал – сил мало, из‑за выступления греков всё пришлось делать экспромтом.

Метателями дротиков командовал свой командир, но он подчинялся командиру кентархии, который придавался для усиления – в данном случае это был Октис Гракх.

Алексей стоял на самом фланге, и ему было видно поле боя.

Греки уже сошлись с гуннами – рубили на мечах и копьях. Звон оружия, крики, шум, пыль!

Алексей ожидал, что греки вот‑вот дрогнут и побегут. И не потому, что трусы – трусы бы в городе отсиживались. Просто силы не равны.

Гунны сначала немного растерялись, поскольку удар греков был внезапным. Но сейчас они организуются, и грекам придётся плохо.

Обычно при прямом боестолкновении войска выстраиваются в боевой порядок практически на виду друг у друга. Всё это занимает время. А греки, как выбежали из ворот, так и помчались на гуннов без всяких построений.

В конечном итоге случилось то, что и должно было случиться. К гуннам подошло подкрепление, рубка стала более ожесточённой, греки стали понемногу уступать и подаваться назад. Но они держались, пока с флангов им не ударила конница гуннов. В лёгких доспехах, не имея больших и крепких щитов, как гоплиты, и длинных копий, греки стали нести ощутимые потери. Ведь типичный греческий щит, небольшой и круглый – для боя на мечах, и для защиты от копий степняков он не годился.

Потому греки дрогнули и побежали. Им хотя отступать организованно надо было, сдерживая врага и сохраняя воинов. Но кто‑то не выдержал – побежал, обратив к врагу спину и пытаясь сохранить свою жизнь. А паника, как известно, – как эпидемия.

За побежавшим ринулись остальные: ведь в тылу у греков стояли византийские солдаты, сверкая оружием, доспехами и вселяя надежду на спасение. А дальше уже видны городские стены, которые укроют, спасут, как это не раз уже до того бывало.

Но надежды многих были тщетны. Гунны на конях догоняли, рубили и кололи бегущих копьями в спины, топтали копытами. Видел как‑то уже Алексей человека, по которому прошла конница, – просто кровавый блин!

Часть греков бросала оружие и доспехи, мешавшие бежать. Кентархи – даже простые декархи и гоплиты – понимали, что обезумевшие от ужаса греки сейчас неуправляемой толпой просто сомнут строй, расстроят ряды. Последовала команда:

– Разомкнись!

Десятки встали плечом к плечу, образовав между декархиями проходы метра по три шириной. Во множество таких проходов и ворвались греки. Они не делали попыток примкнуть к воинам империи, а мчались дальше, к спасительным городским воротам. И как только пробежали последние, прозвучал приказ кентархов:

– Псилои! Метать дротики!

В налетевшую конницу полетели десятки, сотни дротиков, нашедшие свои жертвы, – ведь на гуннах, да и то не на всех, были только кожаные доспехи.

– Псилоям – отойти!

Метатели дротиков побежали по проходам, и гоплиты моментально сомкнули ряды, образовав монолитный строй.

– Приготовить пилумы!

Гоплиты наклонили вперёд копья, причём первые ряды упёрли их тупые концы в землю – иначе не выдержать было удара конницы.

Но гунны и сами уже поворачивали коней назад. Без подготовки атаковать римскую пехоту, причём хорошо подготовленную, – форменное безумие. Первые ряды конницы тут же окажутся насаженными на копья, образовав завал из людей и лошадей.

Пользуясь близкой дистанцией, удобной для броска, командир псилоев приказал метнуть дротики, и ещё несколько гуннов остались лежать на поле боя.

Наступила небольшая передышка. К городу ещё бежали одиночные фигуры греков – из тех, кому повезло уцелеть.

Кентарх сделал перекличку среди десятников. Раненых и убитых в их кентархии не оказалось. Казалось бы, можно медленно продвигаться к воротам и прятаться за стенами крепости. Но по непонятным причинам трибун медлил, не отдавая приказа об отходе и теряя драгоценное время. Это было непонятно: ведь уцелевшие греки уже в городе, а убитым всё равно ничем не поможешь. Отступать же без приказа считалось воинским преступлением, впрочем как и во всех армиях во все времена. А может быть, трибун видел со стены то, что не было видно кентархам?

Гунны тем временем перегруппировались, развернулись плотным строем и начали разбег. И чем ближе была конница, тем сильнее содрогалась земля от топота тысяч копыт. Потрясая мечами и дубинами, гунны начали выкрикивать боевые кличи.

Конечно, каждый из гоплитов переживал. Заранее предсказать исход боя трудно, но внешне никто из них этого не показывал.

Алексей повернул голову и осмотрел своих воинов. Жёсткие лица, прищуренные глаза, руки сжимают древки пилумов. У него, как у лохага, пилума не было, только щит и меч, который он сейчас держал в руке.

Сшибка! Глухой удар, крики раненых, треск ломающихся копий и щитов, ржание лошадей – всё смешалось в жуткую какофонию.

Сразу были убиты несколько гоплитов из первой шеренги, но их места заученно заняли воины из второй. И закипел бой!

Лишившись коней, гунны атаковали пешими. И страшнее, смертоноснее всего были их дубины. Сделанные из дуба, утыканные железными иглами палицы легко выдерживали удары по щитам гоплитов, рубящие удары мечей. Зато сами, не пробивая линотораксов, ломали рёбра, руки, дробили суставы, сминали шлемы.

В противостоянии один на один воин империи уступал гунну: меч коротковат и щит тяжёл, мешал двигаться. Но шеренга в монолитном строю почти неприступна. Плотный ряд щитов, упёртых шипами в землю, выдерживал удары, а в щели между ними воины кололи мечами противника. Самое главное – выдержать первый, самый мощный, удар, когда гунны давят громадной массой, инерцией многих тел.

И этот удар гоплиты выдержали. Дальше пошла уже мясорубка.

Алексей и сам отбивался от наседавшего гунна. Степняк размахивал мечом, но Алексей прятался за щитом, и меч гунна попадал по окованному железом краю щита, высекая искры. Алексей улучил момент, когда его противник выкинул руку с мечом для удара, и вонзил своё оружие в грудь гунну. Тот, обливаясь кровью, рухнул под ноги Алексею.

Перед первой шеренгой уже громоздился вал из мёртвых тел, но гунны всё лезли и лезли вперёд. Потом напор несколько ослаб, а затем гунны и вовсе отступили, не добившись успеха ни на одном участке.

Конец ознакомительного фрагмента – скачать книгу легально