Кому‑то везет в любви. Только не тебе, увы…
Посвящается Ребекке, лучшей моей половинке
Потерпи немного: дождливые дни скоро вернутся.
21 сентября 2009
Поджидая на автобусной остановке на улице Харборвью‑драйв экспресс «Гиг‑Харбор – Такона», Софи Джонс, еще издали заметив его, в мельчайших подробностях представила себе, как встретит ее сейчас сидящая за рулем широкоплечая коротышка. Женщина нахмурит крашеные брови, подожмет губы в скептической мине, а дальше последует до боли знакомая Софи сцена. В ее ушах сама собой прозвучала фраза, которой встретит ее водительница автобуса, открывая для пассажиров дверь: «Опять? С ума сойти, эта девчонка! Ну что ты выпендриваешься? А без парашюта не пробовала?»
Экспресс подкатил, сработала дверная гидравлика, и Софи неторопливо шагнула с бордюра в автобус. Прижимая к себе черный, необъятных размеров зонт, она мимолетно улыбнулась водительнице и немедленно пожалела об этом: как глупо – есть ли смысл разбрасываться направо и налево улыбками, если в ответ тебя не удостаивают даже благосклонным кивком?
Софи назубок знала, что случится в следующий момент, и начала отсчет.
Три…
Вот водительница автобуса скривила физиономию, опустила голову и раскрыла рот, выставив на всеобщее обозрение яркую амальгаму зубных пломб и царапнув колючим взглядом Софи с ее невероятным зонтом.
Два…
Вот она сняла на пару секунд руки с руля и скрестила их на груди, чуть ниже именной планки, накрыв надпись «Пьюджет‑Саунд. Муниципальный транспорт», украшающую ладную униформу.
Один…
Теперь громкое сопение, упрямое движение лбом, как будто она хочет кого‑то боднуть, и… вот оно:
– Опять! С ума сойти, эта девчонка! Ну что ты выпендриваешься? А без парашюта не пробовала? Такое прекрасное утро! Понедельник…
Подавившись смешком, Софи прислонила зонтик к перегородке и оплатила проезд. Она не видела ничего смешного ни в сотруднице транспортной фирмы, ни в ее комментариях, но ее забавляло, что в протоколе этой утренней встречи нет никаких, самых незначительных, отступлений.
– А вдруг дождь? – с невинным видом ответила водительнице Софи.
– Да откуда ему взяться? Ты видишь на небе хоть одно облачко? Хвала господу, за всю неделю на землю не упало ни капли, надо постучать по дереву. – Она постучала костяшками пальцев по металлической стойке.
Софи недовольно качнула головой. И с чего эта женщина взялась ее поучать? Впрочем, насчет погоды нынешним днем она абсолютно права. Утренний воздух пока что прохладен, но небосвод сияет голубизной до самого горизонта, а метеорологи все как один предсказывали ясную погоду. Только какое дело Софи Джонс до метеорологов? У нее свои счеты с погодой.
– Я всегда ожидаю худшего, – отшутилась она и старательно приподняла уголки губ, изображая улыбку.
– Оно и заметно, – нарочито тяжко вздохнула женщина за рулем. – В этом‑то у тебя и проблема, дева.
Пока Софи искала глазами свободное место, женщина добавила еще что‑то неодобрительное в ее адрес, но автобус сорвался с места, и слова транспортной тьюторши утонули в бурчанье мотора. Впрочем, Софи все равно не стала бы вслушиваться в воспитательные комментарии. Утро и правда сегодня чудесное, так что пускай эта автомобильная прорицательница смотрит внимательнее на дорогу и помалкивает насчет парашютов и всего прочего. Тем более что впереди действительно прекрасный солнечный день.
Вот только день хотя и был солнечным, однако далеко не самым приятным.
Для Софи Джонс этот день – самый худший из всех дней в году. С ним в ее жизни связан ежегодно повторяющийся кошмар, и ей его не избежать. Не будь у нее неотложных дел, она бы с радостью задернула занавески, выключила мобильный, зарылась в постель и проспала бы так целые сутки в состоянии, близком к анабиозному оцепенению.
Если бы, если бы, если бы, размышляла Софи, двигаясь по проходу к своему излюбленному месту в самом конце автобуса. Пассажиры, ехавшие из Гиг‑Харбора, чаще всего рассаживались на передних местах, мало кто забирался так далеко, и высокое заднее сиденье обычно было целиком в ее распоряжении. Во время утренней дороги к месту работы Софи предпочитала молча созерцать окрестности, и этот «трон» оберегал ее от пустой болтовни, в которую с таким удовольствием пускались ее попутчики. Пока автобус несся по магистрали, она смотрела на мелькающие за окном склоны, покрытые сочной зеленью, на редкие суденышки, болтающиеся в водах Саунда. Она разглядывала высокие пилоны висячего Такомского моста, который соединял небольшой городок Гиг‑Харбор и Олимпийский полуостров с материковой территорией штата Вашингтон. Обычно всего этого было достаточно, чтобы отвлечь ее от горькой реальности жизни.
Но этот день был не такой, как все остальные.
Для Софи это был день утрат и потерь, и ничто не могло умерить ее сердечную боль, оживавшую для нее каждый год в этот день. Никакие сосны, паруса и водный простор за грязноватыми стеклами автобусных окон не помогали ей забыть прошлое. День моей личной скорби и ненависти к себе, – так решила она, запихивая огромный зонт в щель между креслами. – Мой персональный праздник самоуничижения. И это мое персональное неоспоримое право – чувствовать себя несчастной, ничтожной и жалкой в такой мере, в какой я хочу…
– С днем рождения, моя дорогая!
Софи аж подпрыгнула от внезапного словесного вторжения в свою безмолвную душевную смуту и готова была огрызнуться, мол, какого черта… Но ахнула, когда ее сознание пробилось в действительность и опознало знакомый голос.
– Глазам не верю, Эви! Вот ненормальная! Что ты здесь делаешь? – Софи проигнорировала заинтересованные взгляды близсидящих к ней пассажиров, которые выворачивали шеи, чтобы увидеть, что происходит.
– Решила устроить тебе сюрприз. Кажется, получилось. – Эви широко улыбнулась и уселась на свободное место рядом.
Софи напустила на себя гневный вид:
– Только этого не хватало! У меня одна‑единственная подруга в этом кошмарном мире. И как она проявляет ко мне свою любовь? Крадется за мной, пугает, устраивает бесплатный спектакль для скучающих пассажиров и напоминает мне, какой сегодня день.
Лицо Эви по‑прежнему сияло радостью.
– Потому что тебе ну‑у‑ужно напоминать, – с нажимом пропела она. – А что до твоих гнусных инсинуаций, так я не кралась. Я села в автобус на две остановки раньше тебя, но ты в своем ментальном тумане прошла мимо и не изволила меня заметить. Хотя я помахала тебе рукой! – Она помолчала. – Ладно, проехали. Сегодня у тебя день рождения, так что ты прощена.
– Да, сегодня мой день рождения, – унылым эхом повторила Софи.
– Ох, сделай милость, смени настроение, – весело отмахнулась от нее Эви. – Мы с тобой знаем, что самый плохой день был давным‑давно, поэтому сегодня – это начало чего‑то хорошего.
Эви была невысокой шатенкой с подкупающей улыбкой, заливистым смехом и красивым бронзовым загаром, который сохранялся и зимой. Волосы и улыбку она унаследовала от матери, а цвет кожи от латиноамериканского отца, которого она никогда не видела. Смех был для нее просто способом преодолевать жизненные проблемы. А еще она была одной из немногих в этом мире, кому Софи целиком и полностью доверяла. К досаде Софи, полное имя ее подруги, Эвалинн Марион Мейсон, недавно дополнилось и стало Эвалинн Марион Мейсон‑Мэк. Дефис добавился полгода назад в результате замужества Эви. Ее мужем стал Джастин Мак, их приятель по колледжу. Софи ничего не имела против Джастина – вообще‑то, она была за подругу рада, – но их брак вызвал у нее беспокойство, что жизнь стремительно проносится мимо нее. Это ощущение усилилось десятикратно, когда через два месяца Эвалинн сообщила ей о своей беременности.
Внешне Эви и Софи были разными, словно день и ночь. Эви маленькая ростом, Софи высокая. У Эви волосы прямые, темные и короткие, у Софи золотистые локоны, изящно спадающие ей на плечи. Если Эви была общительной, то Софи более замкнутой. Все, кто их знал, считали, что их дружба основывается лишь на принципе «противоположности притягиваются», но Софи‑то знала, что все гораздо глубже. Они были словно сестры, и их привязанность трудно было понять людям, которые росли в более нормальных условиях. Какими бы разными они ни казались на посторонний взгляд, по крайней мере две вещи у них были общими и скрепляли их, словно кусочки ткани в лоскутном одеяле: трагедия, которую они пережили в детстве, и их афроамериканская приемная мать.
– Тебе отлично известно: я ненавижу свой день рождения, – отчеканила с неудовольствием Софи.
– Угу.
– Так что тебя подняло с постели из‑под бочка твоего благоверного? Могла бы остаться при нем, а я – при своей хандре. Имею я право в собственный день рожденья на гадкое настроение?
– О, разумеется, сколько угодно…
Софи зевнула, поморщилась.
– Тогда почему ты здесь? Только не говори, что в компании хандрить веселее. Я – ходячее опровержение этого тезиса.
Желая разрядить обстановку, Эвалинн подстроилась под грубоватую насмешливость тетки, управлявшей автобусом:
– Дева, да ты рехнулась? Мыслимое ли это дело – оставить тебя одну в такой день? Двадцать девять лет как‑никак стукнуло! Эй! На будущий год ты уже будешь числиться старой девой. Так что наслаждайся – тебе еще двадцать с хвостиком, пока он не отсох у тебя, ха‑ха‑ха!
– Прекрати паясничать! Кого ты из себя строишь?! Дурочку?
Эви хихикнула.
– Не угадала. Все как раз наоборот – дурочкой я выставляю тебя. И у меня это хорошо получается. – Она ласково ткнула кулачком подругу в бок. – Не злись! Лучше улыбнись, Соф! Я не хочу смотреть весь день на твою постную физиономию.
Софи без улыбки удивленно вскинула брови:
– Весь день?
– Видишь ли, я села в этот автобус вовсе не для того, чтобы поздравить тебя с днем рождения и тут же выскочить. Моя начальница дала мне отгул – так и сказала, что сможет спокойно прожить сегодня без одного референта. Так что я абсолютно свободна и помогу тебе с шоколадом и прочим. Не хочу, чтобы ты кисла.
– Поясни‑ка… Ты поможешь мне с шоколадом… готовить его или есть? В последний раз, помнится, ты мне так «помогла», что ой‑ой. Покупателям ничего не осталось!
Эвалинн расплылась в блаженной улыбке.
– Имею право: трюфели на арахисовом масле – моя особенная любовь. Ладно, дашь мне какую‑нибудь другую работу, я не настаиваю на шоколаде. И вообще, у меня есть и другие планы, мне вовсе не обязательно лить в формочки шоколад и макать туда вишню. Я задумала кое‑что, дабы отвлечь тебя от дурных мыслей.
– Задумала? Кое‑что? Мне заранее не по себе… Эв! Страшновато…
Эвалинн взглянула на нее заговорщически:
– Извини, молчу‑молчу. Рот на замок. Это сюрприз. Наберись терпения.
Следующая остановка была перехватывающая парковка на Кимбел‑драйв. Несколько человек сошли, чтобы пересесть на другие маршруты, зато прибавилась дюжина новых пассажиров, практически всех Софи узнавала в лицо. Но одного она видела первый раз в жизни. На мужчине был темно‑синий блейзер и штаны цвета хаки. Высокорослому, ему пришлось наклониться, чтобы не стукнуться головой о потолочные поручни. Его каштановые волосы игриво завивались над ушами, а яркие синие глаза мерцали в утреннем свете. Если бы Софи не поставила крест на мужчинах, ей, пожалуй, захотелось бы не ограничиться беглым взглядом, а уделить данному экземпляру более пристальное внимание. Но она оборвала в себе подобные мысли.
Почти все вошедшие занимали первые попавшиеся места, но незнакомец обвел взглядом салон и не поспешил сесть даже после того, как автобус тронулся и поехал. Казалось, он не замечал взгляда Софи. С компьютерной сумкой в одной руке и картой автобусных маршрутов в другой он неторопливо шел по проходу, балансируя при толчках.
Софи отвернулась и стала смотреть в окно.
– Здесь свободно? – вежливо спросил новый пассажир через несколько секунд, показывая на пустую половину высокого кресла, где сидела Софи.
Та продолжала сосредоточенно глядеть в окно, словно не слышала его слов.
Он кашлянул.
– Извините. Можно мне сесть рядом с вами?
Софи обратила к нему лицо. Эвалинн поблизости негромко, но выразительно хмыкнула.
– Это муниципальный транспорт, тут можно садиться где вам угодно, – холодно отвечала мужчине Софи. – Но почему бы не сесть вам вон там? – Она кивнула на пустые кресла, которые он по дороге сюда миновал.
Мужчина вежливо улыбнулся, сел подле нее, положил на колени компьютерную сумку и развернул карту.
– Вид отсюда гораздо лучше, – сказал он, обернувшись к Софи.
Софи слегка подобралась, а мысли ее ненадолго устремились к ее бывшему жениху – она против воли зачем‑то сравнила его с этим мужчиной. Этот лучше. Высокий. Симпатичный. Уверенный в себе.
Но все равно он не Гаррет.
– Как хотите, – уронила она. – Мне осталось ехать одну остановку.
Мужчина продолжал улыбаться.
– Что ж, в таком случае, может быть, вы подскажете мне?.. Я тут новичок. Переехал в эти выходные из Орегона и пытаюсь по карте разобраться в окрестностях. Сколько остановок до Сиэтла, до его даунтауна?
– Много, – ответила она, наконец позволив себе улыбнуться, хотя бы из удивления перед той ситуацией, в какой оказался этот общительный незнакомец. – Этот автобус ходит только от Такомы до Гиг‑Харбор. Вам надо было сесть на той остановке на другой автобус.
– Понятно, – кивнул он, скептически поджав губы и вздохнув с сожалением. – Значит, я заблудился.
– Боюсь, что так.
Но его это не огорчило.
– В таком случае я очень рад, что сел именно здесь. Раз уж я заблудился и скорее всего опоздал на работу, к слову сказать, на новую для себя работу, то хотя бы познакомился с вами.
Софи смерила его недоверчивым взглядом.
– Минуточку. Это что, ваш маленький трюк? Сесть в автобус с картой в руке и сделать вид, что вы приезжий, чтобы знакомиться с наивными дурочками?
– Если это так, то мой трюк сработал? – мгновенно нашелся он.
– Глубоко заблуждаетесь! – отрезала Софи с возмущением, надо заметить, искренним.
– Простите, я пошутил, – добродушно засмеялся попутчик. – Вообще‑то я не из тех, кто пристает к наивным дурочкам… то есть… – он замялся в легком смущении, – нет‑нет, вы никакая не дурочка и не наивная, но… ну, вы понимаете, что я хочу сказать.
Софи промолчала. Какой смысл разговаривать? Он может флиртовать, сколько его душе угодно, ей безразлично. С мужчинами у нее покончено. В ее сознании снова всплыл образ Гаррета.
Мужчина тем не менее продолжал говорить:
– Мой новый босс уверял меня, что ездить на автобусе проще, чем мучиться в утренних пробках, но теперь я в том не уверен.
Вытащив зонт из‑за кресла, Софи неожиданно для себя спросила:
– Так вы правда из Орегона?
Сосед кивнул.
– Из Астории. Это на побережье.
– Что ж, добро пожаловать в штат Вашингтон, – вежливо молвила пассажиру Софи. – А мне пора выходить. Пропустите меня, пожалуйста. – Она бросила Эвалинн: – Ты готова?
Подруга кивнула. И обе встали.
Мужчина отодвинул колени, чтобы Софи смогла выйти.
– Послушайте, – сказал он, пока она протискивалась мимо него, – мне действительно нужна помощь. Вы можете хотя бы сказать мне, как добраться до Сиэтла?
Наклонившись к нему, чтобы не говорить громко, Софи прошипела:
– В автобусе полно женщин. Я не сомневаюсь, что кто‑нибудь из них вам поможет.
В ответ пассажир промолчал.
Сойдя на тротуар, Эвалинн снова ткнула подругу в бок:
– Да ты в своем уме? Такой парень!
Софи упрямо повела подбородком:
– Новая головная боль? Еще чего не хватало! Я уже сказала тебе: мне хорошо одной и никто мне не нужен.
– Ты хочешь сама себя в том уверить? – еле слышно пробормотала Эвалинн.
Софи сузила глаза до воинственных щелочек:
– С чего ты взяла? Кстати, думаешь, теперь у тебя в жизни полный порядок? Теперь, когда вы с Джастином в одной упряжке?
– Очень даже хорошо, что рядом со мной Джастин, – с пафосом ответила Эвалинн, помолчала и положила руку на свой живот. – Просто я могла бы обойтись без «подарка», который он мне преподнес.
Софи хихикнула, но невольно задумалась: шутит подруга или всерьез говорит? За последние недели она несколько раз заводила речь про что‑то подобное. Софи уже начинала тревожиться, что, возможно, ее пугает грядущая роль матери. Поэтому она предпочла ничего не переспрашивать и не уточнять. Если у Эви в самом деле какие‑то внутренние проблемы, она сама рано или поздно поделится ими.
Так, болтая, они прошли оставшиеся им до кафе четыре квартала. Впрочем, говорила в основном Эвалинн, а Софи только слушала, положив на плечо зонт, и мысли ее были далеко‑далеко – в голове крутились воспоминания о прежних ее днях рождения. Но на переднем плане был самый важный из всех этих дней, тот, что двадцать лет тому назад оказался днем новых начал и трагических завершений; день, который изменил всю ее дальнейшую жизнь.
И для Софи тот день рождения навсегда остался тем днем, когда ее прежняя жизнь разлетелась вдребезги.
У тебя хорошая память, отягощенная печальными воспоминаниями.
21 сентября 1989
Джекоб Барнс вытер лицо рукавом пиджака, тщетно пытаясь убрать предательскую пелену, заволакивающую зрение. Ему казалось, что он вот‑вот потеряет сознание. Он лихорадочно анализировал события последних пятнадцати минут, но пока еще не мог точно припомнить, как оказался тут, на обочине автомагистрали. Прислонясь спиной к столбу освещения, он сердито потянул за свой шелковый галстук, внезапно показавшийся ему удавкой. Его дорогой итальянский костюм промок насквозь на груди и коленях, но Джекоб сообразил, что причина этому – унылый, назойливый дождь, такой обычный для Сиэтла.
– Боже мой, – проговорил он немеющими губами, когда более‑менее пришел в себя и мог сфокусироваться на том, что его окружало, но для верности прищурил глаза. Он никогда не мог похвастаться крепким желудком, и то, что он увидел перед собой, плюс его собственные расплывчатые воспоминания вызвали у него рвотные позывы. Огромными усилиями он подавил их.
– Это я во всем виновата, – прошептал где‑то рядом испуганный голос.
Туманным взором Джекоб обвел обочину, отыскивая обладательницу этого голоса. В нескольких шагах от него, возле желтого пожарного гидранта сидела девочка. Она тоже вытирала лицо рукавом, но лишь для того, чтобы скрыть слезы. Хотя дождик моросил так, что лицо все равно осталось бы мокрым, вытирай не вытирай. Ее нос и губы распухли и побагровели, а из глубокой царапины на щеке текла красная струйка и капала на шею. На белой блузке краснели пятна.
Девочка обхватила дрожащими руками коленки и съежилась, словно пыталась защититься от дождя и необычно холодного сентябрьского ветра.
– Я… мне… просто хотелось кусочек шоколада, – рыдала она. – Только оди‑ин кусочек.
Джекобу снова стало хуже. Он крепче ухватился за столб, надеясь, что сумеет удержаться и не потеряет сознание.
– Ты думаешь, что это случилось из‑за тебя? – спросил он более грубо, чем хотел. – И при чем тут шоколад?
Девочка ответила кивком на первый вопрос и стала раскачиваться взад‑вперед, испуганно глядя на то, что творилось на магистрали. Джекоб тоже перевел туда взгляд – вой сирен и гудки автомобилей, мигание красных огней, полицейские, лихорадочно пытающиеся справиться со стремительно растущей пробкой, команды пожарных, «Скорые», разбитое стекло, покореженный металл и кровь… так много крови. Эти звуки и эта картина, даже запахи и вкус ужасающей аварии переполнили его органы чувств. Девочка снова повернулась к нему и жалобно смотрела. Он молчал.
В эту минуту к ним подбежали женщина из полиции и молодой медик из «Скорой». Джекоб почему‑то подумал, что они с девочкой находятся слишком далеко от места аварии и что первые медики, прибывшие по вызову, могли принять их за обычных зевак.
– Сэр, – заботливо проговорил парень из «Скорой», – давайте я помогу вам сесть. – Поспешно поставив на землю чемоданчик, он обхватил Джекоба за талию своей огромной ручищей и осторожно посадил его на бордюр. – Можете выполнить мою просьбу? Поднимите левую руку над головой и держите ее так, пока я наложу вам повязку. Сделайте так, пожалуйста.
Странное пожелание медика озадачило Джекоба даже больше, чем слова девочки, винившей во всем какой‑то там шоколад.
– Зачем? У меня все в порядке. Вы разве не видите? Лучше помогите ребенку – похоже, она немного ушиблась.
– Сэр, у вас…
– Меня зовут Джекоб.
– Хорошо, Джекоб, у вас шоковое состояние. Я думаю, что вы потеряли много крови, и я хочу сделать так, чтобы вы не потеряли еще больше…
– Крови? Откуда? Почему у меня течет кровь?
– Все нормально. Если вы будете слушать мои указания, все будет хорошо. Просто поднимите руку. Вот так. – Медбрат помог Джекобу поднять левую руку. Держать ее так оказалось непросто, и Джекобу пришлось поддерживать ее другой рукой.
Еще одна волна тошноты нахлынула на него.
– Я ранен в голову? В лицо? – В его голосе зазвучала паника. – Какого черта я держу руку над головой, разве это поможет мне? Ведь к голове прихлынет еще больше крови и кровопотеря увеличится. Вы уверены, что все делаете правильно? Судя по вашему возрасту, вы…
– Джекоб! – сердито заорал на него медик. – Рана у вас не на голове. Взгляните на вашу руку!
Джекоб растерянно повернул голову. Щурясь от дождевых капель и люминесцентных уличных фонарей, он впервые сфокусировал взгляд на руке, которую держал над головой. И тут же его живот свело от нового рвотного позыва. Все четыре пальца на его левой руке пропали, были срезаны до ладони. Остался только большой палец. Он машинально попытался пошевелить пальцами. Как ни странно, его мозг сообщил ему, что все они шевелятся, но на самом деле ожил только большой.
– Я… по‑моему, мне надо лечь, – простонал он.
Пока медик занимался его рукой и обрабатывал другие травмы, не такие серьезные, Джекоб перевел взгляд на девочку и женщину из полиции. Лежа на спине, он видел и слышал все. Сотрудницу полиции звали Эллен, или по крайней мере так она назвала себя, обращаясь ребенку. Разговаривая с девочкой, она осторожно обтирала ватным тампоном ее лицо. Потом села рядом с ней на мокрый бордюр. Девочка все время поглядывала на изувеченную руку Джекоба.
– Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо. – Эллен замолчала и взглянула на последствия аварии, словно сомневаясь, может ли что‑нибудь быть хорошо после всего этого. – Ну а теперь ты можешь мне сказать твое имя? – осторожно спросила она.
Девочка посмотрела на нее отсутствующим взглядом, словно пыталась понять смысл ее слов. Потом кивнула и тихо прошептала:
– София Мария Джонс.
– Ах, какое красивое имя. Рада познакомиться, София Мария.
Девочка пожала плечами.
– Все зовут меня Софи.
– Что ж, Софи так Софи. Сколько тебе лет, Софи? – Сотрудницу, по‑видимому, учили сначала задавать простые вопросы, подготавливая почву для более сложных, которые тоже всегда приходится задавать.
Девочка снова вытерла нос рукавом блузки.
– Восемь. Нет – девять.
– Ого, – ответила женщина, – какой чудесный возраст. Я помню, как мне было девять лет. Когда у тебя день рождения?
Новая, огромная слеза набухла в уголке глаза Софи и пролилась на щеку.
– С‑с‑сегодня, – ответила она и всхлипнула.
– О‑о, понятно, – тихо сказала Эллен. – И ты куда‑то ехала его праздновать?
Девочка кивнула.
– Софи, ты была в одной из тех машин?
Новый кивок.
В горле у Джекоба вырос огромный комок. Он почти не замечал медбрата, который ловко возился с его искалеченной рукой, накладывая на нее бинты.
– Ты можешь сказать мне, в какой? – допытывалась Эллен, снова переводя взгляд на искореженные автомобили. В пятидесяти шагах от них лежал на боку синий «Датсун», прямо перед универсалом последней модели, смятым с обоих концов. Ни одной из этих машин больше не суждено было ездить, но их пассажиры хотя бы выбрались из них самостоятельно. Четыре другие машины, пострадавшие в аварии – «Вольво», маленький пикап, «Мерседес» седан и большой фургон Единой службы доставки посылок, – были разбросаны поперек четырех полос автомагистрали. Пикап получил удар со стороны пассажирского места и перевернулся, вероятно, ударив при этом «Датсун». Сильнее всех пострадал «Вольво» – кажется, он воткнулся в массивный фургон. «Мерседес» Джекоба лежал на правом боку у противоположной обочины. Джекоб ничего не помнил, но, похоже, он кувыркнулся один или два раза, прежде чем оказался там. Он смотрел, как мужчины в комбинезонах с помощью гидравлического разжима вскрывали смятую дверцу «Вольво», чтобы извлечь оттуда бездыханное тело. На дороге, у заднего колеса автомобиля, под синей пленкой лежал еще один труп, который они уже извлекли из салона. В двадцати ярдах дальше медики «Скорой» хлопотали над сильно пострадавшим водителем фургона.
– Миленькая, ты можешь мне сказать, в какой машине ты ехала? – опять спросила Эллен.
Софи молча кивнула в третий раз. Она жалобно глядела на Эллен, словно умоляла не спрашивать ее об этом. Но потом, казалось, поняла, что эта тетя из полиции должна все знать. Софи медленно, собрав все силы, подняла руку и показала на «Вольво».
– Вон в той. Это моя мамочка, – прошептала она, когда два пожарника осторожно вытаскивали из проема, где еще несколько мгновений назад была искореженная передняя дверца, безжизненное тело стройной женщины лет тридцати.
Джекоб больше не мог справляться с позывами. Отвернувшись, он изверг из себя окрашенную желчью рвотную массу; жидкость потекла к нему, но ему было все равно. Он закрыл глаза и стал тихо ждать, когда закончится последний час его жизни.
Сотруднице полиции Эллен Монро хотелось заплакать, но она понимала, что слезы делу не помогут. Поэтому она подхватила девочку на руки и поскорее понесла ее к самой дальней карете «Скорой помощи», откуда не видна была сцена ужасной трагедии.
– Похоже, тебе предстоит много хлопот, – заметил ее коллега, когда Эллен проходила мимо него. – Тебе помочь?
Эллен лишь поморщилась.
– С нами все будет в порядке, – тихо ответила она, скрывая нараставшую тревогу за ребенка, обессиленно уронившего голову ей на плечо. – Впрочем, позвони от моего имени в СС. Боюсь, что нам придется иметь с ними дело.
– В СС? – не понял ее полицейский.
Эллен не хотела произносить при девочке «социальная служба». Еле заметно она кивнула на девочку и тут же метнула свирепый взгляд на коллегу, и взгляд ее говорил: напряги мозги, идиот!
– А‑а, – наконец‑то сообразил он. – Конечно. Я немедленно позвоню им.
Эллен осторожно посадила Софи в салон «Скорой» и закутала ее в одеяло.
– Деточка, ты должна все это выдержать. Ты ведь это понимаешь, верно?
Софи лишь слабо улыбнулась.
– Вот и молодец. Много людей готовы тебе помочь. – Улыбка исчезла; Софи нахмурилась. Эллен поскорее сменила тему, чтобы девочка не замкнулась в своем горе до того, как прибудет психологическая помощь. – Когда я подходила к тебе, мне показалось, что тот мужчина что‑то говорил тебе про шоколад. Ты любишь шоколад? У меня в кармане случайно оказалась шоколадная конфетка. Хочешь? – Пошарив в кармане, она вынула завернутую в фольгу шоколадную луковку «Херши киссес». Во взгляде девочки мелькнул интерес. – Вот, бери.
Софи развернула обертку и сунула конфету в рот.
Шоколад – надежный помощник, отметила про себя Эллен.
– Так скажи мне, Софи, – попросила она, – как ты собиралась отпраздновать сегодня свой день рождения? Ты так нарядно одета. Вы с мамочкой ехали куда‑нибудь в приятное место?
– У‑гу.
– Здорово. И куда же вы направлялись? Наверняка это было очень хорошее место… – Эллен умела разговаривать с детьми, хотя сама жила одна, без семьи; умела разговорить любого ребенка, которого видела впервые в жизни. Через десять минут они уже болтали, как давние знакомые. Это умение особенно помогало ей в таких трагических ситуациях.
– Я не помню название. Какой‑то японский ресторан. Мы ездим туда, только когда хотим что‑нибудь отпраздновать. – Софи перевела взгляд на свою руку и тут же судорожно сжала пальцы.
– Ты хотела что‑то мне показать? – Эллен кивнула на ее сжатый кулачок.
– Я не хочу, чтобы вы это видели.
– Ладно, – добродушно согласилась Эллен. – Так что, хорошо вам было в ресторане?
– Угу. – Девочка помолчала, вспоминая. – Они готовили прямо на столе. Повар превратил луковицу в извергающийся вулкан. Мне это понравилось больше всего.
– Как здорово! Замечательный получился праздник. А после ресторана что вы делали?
– Папа сказал, что надо ехать домой, потому что завтра мне в школу.
Стоп! Значит, под синей пленкой – ее отец.
– Значит, вы были втроем, мама с папой и ты?
– Еще бабушка. Она живет с нами, после того как умер дедушка.
Еще одна жертва!
– Понятно. Значит, вы все вместе поехали домой?
– Да. – Софи еще крепче сжала кулачки.
– А потом… вы где‑нибудь останавливались? – «Ну, Софи, что же случилось? Помоги мне понять, что ты пережила сегодня, и тогда я смогу тебе помочь», – мысленно взмолилась Эллен.
Софи перевела взгляд на дорогу и остановила его на какой‑то удаленной точке.
– Я хотела. Но папа… он торопился домой. Я сказала, что очень хочу шоколадку. Вон из той шоколадной лавки. – Она махнула рукой куда‑то за магистраль. – Там продается лучший в городе шоколад. Мама так говорит.
– Правда? Ну, надо мне обязательно попробовать. Что же было потом?
– Папа сказал нет.
– Не захотел купить тебе шоколад?
– Да. Сказал, что на сегодня хватит, потому что мы уже ели десерт в ресторане. Но я стала уговаривать его, потому что мне очень хотелось шоколадку.
Эллен подняла брови и насторожилась.
– Что же он ответил?
Софи посмотрела на свой сжатый кулак, потом на женщину‑полицейского, потом туда, где продается лучший в городе шоколад.
– Он… он, наверно, забыл.
– Ты о чем?
– Ну, мне очень хотелось чуточку шоколада. Но он, наверно, забыл, вот я и показала ему… – Софи подняла руку с крепко сжатым кулаком, сжатым так крепко, что побелели костяшки. – Я показала ему, что нам нужно остановиться.
– Ты показала ему рукой?
Софи помотала головой.
– Я показала ему то, что было у меня в руке. Он сказал мне в ресторане, что это обязательно сбудется, вот я и решила ему напомнить. И тогда…
Эллен ласково обняла девочку за плечи.
– Все нормально, моя хорошая. Что было потом?
– Он оглянулся, чтобы посмотреть. Тут нам загудела другая машина. Папа не успел свернуть. – Последние слова Софи произнесла чуть слышно и опустила голову. – Это я во всем виновата. – У нее снова потекли по щекам слезы.
В это время вернулся второй полицейский.
– Они уже едут, – негромко сообщил он, стараясь не вмешиваться в их беседу.
– Спасибо, Пит. Эй, в машине была еще бабушка Софи. Ты можешь?..
Пит взглядом оборвал ее на полуслове – мол, не спрашивай, ничего хорошего.
Эллен крепче прижала девочку к себе.
– Все будет хорошо, Софи Джонс. Обещаю. Так или иначе, но все будет хорошо. И ты ни в чем не виновата.
Софи поправила на себе одеяло и опять посмотрела на свой сжатый кулачок.
– Ты все‑таки покажи мне, что там у тебя в руке.
Послушно кивнув, девочка медленно разжала пальцы. На ее дрожащей ладошке лежала смятая бумажка, какие кладут в печенье с предсказанием судьбы. Эллен наклонилась, чтобы прочесть написанное, и все поняла.
Счастье – это дар, который светит внутри тебя.
Желание твоего сердца скоро исполнится.
– Ведь это неправда? – спросила Софи. – Такие предсказания не сбываются, да? Папа меня обманул.
Эллен не знала, что и ответить, чтобы еще сильнее не травмировать девочку.
– Ну, вообще‑то они сбываются, – пробормотала она. – Но не всегда сразу, а когда‑нибудь потом.
Софи широко раскрыла глаза и с сомнением посмотрела на нее.
– Правда?
– Точно тебе говорю. – Эллен пожала плечами. – Зачем твоему папе обманывать тебя? Да и мне тоже. То, что там написано, обязательно сбудется.
Софи обдумала и взвесила слова Эллен.
– Ладно. Если вы и вправду считаете, что предсказание сбудется, тогда сейчас я хочу всем сердцем, чтобы мои мама с папой и бабушка были со мной. Я видела их в машине, и… я уже большая и знаю, что они умерли. Но я хочу, чтобы они вернулись! Вот мое самое большое желание.
Эллен показалось, что ее сердце сейчас разорвется. Впервые за все время службы она позволила чувствам, накопившимся в ее груди, пролиться слезами.
– Ох, милая девочка… – Она всхлипнула. – Я знаю, да… Понимаю… Но… но…
– Значит, я не могу загадать такое желание?
Эллен тяжело вздохнула, утерла со своего лица слезы, заправила девочке прядь волос за ухо.
– Боюсь, что нет, моя ты хорошая…
Софи смяла бумажку и отшвырнула ее. Она беззвучно упала в дождевой ручеек, бежавший по краю дороги, и поплыла, унося с собой все надежды и несбывшиеся мечты. Софи провожала ее взглядом. Ей хотелось догнать бумажный комочек, поднять, обтереть и сделать вид, что все хорошо. Но хорошо уже не будет, она не собиралась себя обманывать. Ее родители умерли, бабушка с дедушкой тоже, и в целом мире не осталось никого, кто бы ее любил. В памяти вспыхнула сцена аварии – погибший водитель фургона, в беспорядке застывшие автомобили, мужчина, которому оторвало пальцы руки, и особенно ее родители, их безжизненные тела…
– Я виновата во всем, – беззвучно прошептала она. – Это моя вина.
Что‑то из того, что вы потеряли, вскоре найдется, но некоторые потерянные вещи лучше и не искать.
21 сентября 2009
Кафе‑бутик Софи приютился в небольшом торговом центре на Коммерс‑авеню. Его узкая никелевая вывеска была прикреплена прямо над входом в здание на небольшом отступе от стены. Вывеска сообщала: «Шоколат де Соф», а ниже, мелким курсивом, шло убедительное добавление: «Сделано с душой».
Интерьер кафе был тонко продуман. На стенах асимметрично были развешаны несколько больших авангардных картин, их красочные композиции привлекали взгляд интересными цветовыми пятнами на фоне сверкающих черных панелей и уголков из нержавеющей стали, благодаря чему глаз не уставал от гигиенически скупого современного декорирования внутренних помещений. Четыре блюда из австрийского хрусталя в стеклянной витрине – для пробных кусочков свежей шоколадной помадки. Черные гранитные столы на массивных опорах из кованой стали по сторонам тонированных окон, удобные барные стулья – все здесь служило тому, чтобы клиенты наслаждались теплым напитком и смаковали шедевры из шоколада в атмосфере эстетического комфорта.
Утренние часы текли как обычно. Софи спокойно справлялась со своими обязанностями – измельчала орехи, наполняла формочки, растапливала сливочное масло, смешивала порошок, взбивала сливки, отмеряла жидкости, добавляла подсластители и выполняла еще тысячу других процедур, которые надо было закончить до десяти утра, когда гостеприимно откроются двери кафе. Занимаясь делами, Софи не забывала поглядывать, чтобы Эвалинн не приближалась к шарикам из арахисового масла, охлаждавшимся в холодильнике, пока они достаточно не затвердеют, и тогда их можно будет погружать в шоколад.
Помощь от Эвалинн была невелика. По большей части она пробовала шоколадные кремы и прикидывала, какой ей нравится больше. Софи не возражала. Хотя она и предпочла бы остаться наедине со своими мыслями, ей была приятна забота подруги. Присутствие Эви немного отвлекало ее от невеселых дум.
В девять сорок, когда почти все было готово, Софи схватила в маленьком кабинете, соседствовавшем с кухней в глубине кафе, ручку и несколько узких полосок бумаги и села за столик. Придумывать и писать необычные предсказания судьбы стало ее любимым занятием и, пожалуй, главной причиной, по которой ее скромный бизнес держался на плаву в условиях экономического спада.
– Сегодня у тебя какая‑нибудь особая тема? – поинтересовалась Эвалинн, заглядывая ей через плечо.
– Нет. – Софи вытянула губы трубочкой и стала постукивать по ним указательным пальцем, словно бы в ожидании, что сейчас с ее уст само собой сорвется удачное предсказание.
– Ты нацелена на легкое разочарование или на оглушительную сердечную боль? – ехидно спросила Эви, подбираясь с другого боку.
Софи с досадой поморщилась:
– Сделай одолжение, помолчи. Ни то и ни другое. Цель – реальность, ничего больше.
Эви подавила смешок.
– Чья реальность, твоя или моя?
– Не мешай же, прошу! Ты мешаешь мне думать.
– Можно, я помогу тебе?
– Нет.
– Ну, тогда можно мне хотя бы съесть один трюфель?
– Вот‑вот, возьми что‑нибудь в рот! – прорычала Софи.
– Ты необычайно великодушна. Считаю это согласием, – прошептала Эвалинн и удалилась в соседнее помещение, где стоял поднос со свежими трюфелями.
– Вот так‑то лучше, – пробормотала ей вслед Софи.
Через пятнадцать минут, довольная, что теперь ей хватит бумажек с предсказаниями на целый день, она собрала их в пачку и вышла к подруге в торговый зал.
– И как? Напророчила? – встретила ее Эвалинн вопросом, облизывая кончики пальцев.
Софи протянула ей бумажные полоски.
– Смотри сама. А потом засунь их, пожалуйста, в печенье. До открытия мне надо еще кое‑что помыть на кухне.
Утренняя торговля, как правило, идет медленно даже у самых раскрученных шоколатье, так что Софи не удивлялась, что никто не ломится в дверь сразу после того, как она включает в окне неоновую надпись «Открыто». Вот и сегодня «Шоколат де Соф» открылся ровно в десять, но первые клиенты не появятся до половины одиннадцатого, да и то их будут интересовать бесплатные пробные кусочки, а не что‑то другое.
Вскоре после одиннадцати, в часы ланча, торговля оживилась. Как всегда, покупателей привлекало «печенье неудач от Софи» – каждое содержало ее уникальные, написанные от руки предсказания огорчений, провалов или грядущих неприятных событий. Само по себе «печенье неудач» было не самым вкусным изделием в кондитерском бутике. После того как его формовали и выпекали в традиционных формочках, оно обмакивалось в несладкую шоколадную массу, которая импортировалась прямо с плантации какао в Бразилии. В итоге ничего не подозревающие рты испытывали шок. Когда Софи одиннадцать месяцев назад придумала это странное угощение, она рассчитывала, что это будет в лучшем случае недолгой сенсацией, которая скоро выдохнется. Но, к немалому ее удивлению, горькие крохи выросли в высокодоходный продукт, получивший достаточно скандальную известность, и потому его неизменно сметали с полок. Софи даже стала получать по почте заказы из других мест.
Около двух часов дня, когда она возилась с супружеской парой, которым «печенье неудач» предрекло, что их автомобиль скоро сломается, а в придачу сообщило, о чем другие судачат про них за их спиной, Эви постучала пальцем по своим часам и произнесла одними губами: «Почти пора!»
Софи нахмурила брови, вспомнив о сюрпризе, про который говорила утром ее подруга, выдала озадаченным супругам сдачу, дождалась, пока они выйдут, и лишь потом повернулась к Эви:
– Итак, что у тебя за сюрприз? Валяй, выкладывай.
Эвалинн снова бросила взгляд на часы.
– Минуту терпения.
– Сюда что‑то доставят? – Молчание. – Это можно пощупать или попробовать? – Опять молчание. – Ну Эви! Ты просто издеваешься надо мной! Хоть намекни мне. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу сюрпризы.
– Хорошо. Да, нечто скоро прибудет в твой магазин. Его можно пощупать. Но это все, что я могу тебе открыть. – Она коснулась пальцами губ, изобразила, что запирает рот на замок, и сунула «ключ» в карман блузки.
– И когда это будет? Лучше бы в конце дня.
Эвалинн поглядела на дверь, опять на свои часы и на цыпочках стала отходить в сторону кухни.
– О‑о, – медленно протянула она и бросила быстрый взгляд в большое окно. – Кажется, уже вот‑вот… – Эви пригнулась и крикнула через плечо: – Готово!
В тот самый миг звякнул дверной колокольчик. Софи стояла спиной к входу; ей не хотелось смотреть ни на какой сюрприз, который появится сейчас в ее магазине. В груди бурлил ужас, мозг лихорадочно вычислял, что за сюрприз прибыл с такой пунктуальностью ровно в два часа пополудни. Поющая телеграмма? Нет, это было бы слишком пошло, даже для Эви. Доставка… чего? Точно не шоколада. Быть может, цветов? Да! Она сказала, что все устроила. Она могла заказать доставку букета, верно? Красивого такого букета. «Как я ненавижу сюрпризы! Пусть это будут цветы. Пусть…»
Софи медленно повернулась и закрыла глаза в последней попытке отсрочить неизбежное. После нескольких учащенных вдохов и выдохов, чередовавшихся с сердитыми комментариями в адрес Эвалинн, придумавшей для нее такие мучения, Софи заставила себя приоткрыть один глаз, совсем чуть‑чуть… И ахнула, вытаращившись.
– Что за… – Ее лицо вспыхнуло алым. Она попыталась взять себя в руки, пробормотала: – Ох. Черт… – Это было не совсем то, что она хотела сказать, но она произнесла эти слова с предельной любезностью и самообладанием, на какие только была способна в сложившейся ситуации, и красноречиво закончила: – Вот уж сюрприз так сюрприз.
Яблоко в день – и никаких докторов. Вкладывайте деньги в яблоневый сад.
Это был и вправду букет. Нежный, изысканный. Только в руках его держал…
– Тебе нехорошо? Доктор не требуется? – Он протянул ей букет из роз на длинных стеблях и лилий. А еще у него были умопомрачительные губы, даже когда он говорил, и крепкая челюсть. Он был выше Софи и хорошо сложен. Все в нем – густые темные волосы, ямочки, проникновенный тембр голоса – было таким, как она помнила.
Софи захотелось поправить прическу и одернуть блузку, но она удержалась. С плохими привычками трудно расстаться, мелькнуло у нее в голове.
– Я уже общалась с одним. В этом‑то и проблема. – Она замолчала. Глаза ее блуждали по залу, она надеялась отыскать что‑то более достойное своего взгляда, чем он. – Хм‑м. Почему ты здесь?
Он сделал пару шагов к ней, чтобы дверь за его спиной закрылась. На его лице упорно держалась вежливая улыбка.
– Мы можем секунду поговорить нормально? Может быть, начнем с простого приветствия? Например, скажем друг другу «Привет!» или «Какая радость видеть тебя!».
Она покусала губу.
– Это так обязательно?
Он вздохнул.
– Нет, но я бы хотел.
Она еще раз окинула его строгим взглядом, однако смягчилась.
– Ладно.
– Да?
– Да. – Она ждала. – О‑о, ты хочешь, чтобы я сказала первой?
– Ну, это ведь твое кафе, – ответил он, улыбнувшись.
Софи вспомнила, как ей нравилась эта его улыбка. Но сейчас она не была в том уверена.
– Ладно. Хм‑м. Привет… Гаррет. Ты – здесь. Нежданно‑негаданно, могу добавить. Добро пожаловать.
– Привет, Софи, – все с той же с улыбкой ответил он. – С днем рождения. – Он выставил перед собой цветы и пошел к ней, медленно, словно осторожная мышь, решившая посмотреть на мышеловку. – Выглядишь бесподобно. Как у тебя дела?
Софи не сразу ответила. Бросив взгляд на витрину, она увидела в стекле свое отражение и ужаснулась. Там была не независимая и уверенная в себе женщина и не успешная бизнес‑леди, а девочка‑подросток с горящим взором, мечтающая о большой любви. Она еще раз посмотрелась в стекло витрины и увидела ту же самую девочку, только теперь она была старше на несколько лет и училась в колледже, страдала от одиночества и боялась, что не встретит никого, кто стал бы бескорыстно о ней заботиться. Отражение снова поменялось. Теперь она перескакивала от одной сомнительной связи к другой, один парень сменялся другим, двигало ею любопытство, но все заканчивалось сердечной болью. Потом, будто по мановению волшебной палочки, она помолвлена и хвастается перед Эви кольцом, держа Гаррета за руку, они планируют свадьбу и рассылают приглашения. Софи прищурилась, всматриваясь в витрину, но картинка пропала. Что ж, кто б сомневался…
– Бывали и лучше. Но вернемся к моему вопросу. Что ты тут делаешь?
Гаррет наклонялся все ближе к ней; наконец между ними оказалась стеклянная витрина. Он смотрел на Софи, и его взгляд все больше смягчался. Его улыбка, ямочки на щеках исчезли, губы сложились в торжественную, серьезную линию.
– Я скучал без тебя, Соф.
Софи понадобилась лишь секунда, чтобы взвесить все варианты реакции на такое невероятное утверждение: презрительно расхохотаться и уйти с гордо поднятой головой; возликовать и броситься в его объятья; истерически закричать; блевануть; грохнуться в обморок; вызвать полицию; швырнуть ему в морду первую попавшуюся под руку миску с помадкой; сделать все вышеперечисленное одновременно, или…
Софи засмеялась. Просто засмеялась, словно показывая, что до сих пор не слышала такой несусветной глупости. Потом посмотрела в окно, чтобы убедиться, что сейчас к ней не собирается войти никто из ее клиентов.
Только тогда, убедившись, что посторонних нет, она заорала во всю глотку:
– Эвалинн Марион Мейсон‑Мак! Немедленно сюда! Живо!
Где‑то в глубине помещения отозвался слабый голос:
– Хм‑м… минуточку.
– Живо! – неистово проорала Софи. – И убери свои грязные пальцы из теста с арахисовым маслом!
После небольшой паузы раздался чуть слышный возглас:
– Ты ведьма? Или у тебя в холодильнике скрытые камеры? – Через секунду Эви высунула голову из‑за перегородки, отделявшей кухню от магазина. Потом сделала дурашливый книксен. – Вы кричали, миледи?
Софи протянула руку и вытащила ее за рукав.
– Объясни это! – процедила она сквозь зубы и указала пальцем на Гаррета, который уже не улыбался.
– Эй, осторожнее обращайся с беременной женщиной, – возмутилась Эвалинн.
– Я требую объяснений!
– Уймись, Софи. Я подумала… ну… возможно, тебе не мешает добавить чуточку искры к своему дню рождения.
– Искры? – взвыла Софи. – Ничего себе искра. Взрыв! Имплозия – взрыв, направленный внутрь. О чем ты думала?
– Я… я… – бормотала Эвалинн. – Кажется, я понимаю тебя. Но… честное слово, я думала… В общем, хватит меня ругать! Ты не способна увидеть в этом всем… ну… юмор? Своего рода юмор. Искры от старого пламени светятся ярче, верно?
Софи опять едва не сорвалась на крик, но невероятным усилием воли подавила в себе этот порыв.
– Так вот что за сюрприз… Прошло двадцать лет с самого плохого дня в моей жизни, и ты пригласила отмечать его парня, виновного во втором самом плохом дне в моей жизни. Очень тонко задумано…
Эвалинн пожала плечами.
– Раз ты все видишь в таком свете, то я…
– Подождите минутку, леди, – вмешался Гаррет, снова с серьезным лицом. Софи подумала, что с таким выражением он сообщает плохие новости своим пациентам. – Вы дадите мне слово? – Не получив ответа, он продолжал: – Софи, Эви тут ни при чем. Это я позвонил ей и сказал, что хочу тебя видеть. Она не разыскивала меня и не приглашала сюда. Говоря по правде, она даже посоветовала мне оставить тебя в покое. Но потом увидела, что меня не переубедишь, и решила приехать сюда, чтобы побыть с тобой. На всякий случай.
Софи всем корпусом повернулась к Эвалинн.
– Это правда?
Эви кивнула.
– Я прекрасно понимаю, – продолжал Гаррет, – что обидел тебя, причинил тебе боль. Я не собираюсь оправдываться, но знай, что мой поступок причинил боль и мне. Твой второй самый плохой день в твоей жизни оказался моим самым плохим днем. Вот почему я и пришел сегодня. Там были обстоятельства, о которых я тогда не был готов рассказать тебе, но я чувствую, что ты должна знать правду. Если ты дашь мне шанс, то ты узнаешь, что твой день рождения – самое лучшее время, чтобы выслушать то, что мне нужно тебе сказать.
С этими словами Гаррет протянул ей цветы и заглянул в глаза.
Красноречиво сверкнув взглядом, она неохотно взяла букет. Потом не менее сердито взглянула на Эвалинн и опять на Гаррета.
– Вы с ума посходили? Придумали тоже! Гаррет, честное слово, я не думаю, что нам нужно что‑либо обсуждать. Прошел почти год. Ты оставил меня. У тебя были на это свои причины. Все. Конец фильма.
Гаррет помрачнел.
– Неужели ты не подаришь мне маленькое, короткое свидание? Мы просто посидим и поговорим, и я расскажу тебе, что…
– Но ты сказал, что просто пришел поговорить! Я не ослышалась? А теперь хочешь еще и свидание?
– Софи, – надавил Гаррет, – послушай. То, что я должен тебе сказать, очень важно. Возможно, тебе это не понравится, но важно, чтобы ты все равно меня выслушала. Можешь ты уделить мне один вечер, чтобы я сказал то, что должен сказать, чтобы мы оба как бы закрыли эту тему? – Он смотрел на нее умоляюще. – Пожалуйста!
Она строго повела головой.
– Нет. Этого не будет.
– Но я…
Она подняла палец.
– Нет.
– Только один вечер, – уговаривал он. – Я понимаю, что должен был действовать по‑другому, но неужели ты не можешь уделить мне всего час своего времени, чтобы я сказал тебе то, что надо было сказать давным‑давно?
Софи игнорировала его.
– Извини, но меня ждут дела. Эви, я буду тут в зале, а ты займись посудой, пожалуйста!
Эвалинн виновато кивнула и удалилась.
Гаррет стоял как побитый. Он с тоской взирал на красивую женщину, которая завладела его сердцем. С тех пор прошел год. Но он тоже владел ее сердцем, держал его в руках, словно сокровище, а потом, когда она меньше всего того ожидала, бросил его и растоптал.
– Что ж, раз я тут, – проговорил он со вздохом, – могу я купить у тебя шоколада?
Софи быстро прикинула, не кроется ли в его словах какой‑то подвох.
– Ладно. Глупо пренебрегать платежеспособным клиентом.
Он уткнулся глазами в витрину.
– Есть что‑нибудь новое с тех пор, как я был здесь в последний раз?
В уголках губ Софи появилась озорная усмешка, но она постаралась упрятать ее побыстрей.
– Разумеется. Ничто не стоит на месте. Вот моя козырная продукция, – с гордостью сообщила она, вытаскивая из‑за прилавка корзинку с печеньем, глазированным шоколадом. – Это печенье с предсказаниями. Веришь или нет, но ты отчасти вдохновил меня на эту затею.
– В самом деле? – Он был явно польщен, но все‑таки не очень верил ее словам. – Вид у них восхитительный. Сколько стоят?
– Три доллара.
– Отлично, одну штучку. Плюс полдюжины трюфелей на дорогу. Разных.
Софи выбрала трюфели и уложила в коробку, но «печенье неудач» оставила на салфетке. Она понимала, что это жестоко, однако надеялась, что он съест его до того, как уйти, и она посмотрит на его реакцию. Гаррет не разочаровал ее. Он достал бумажник, протянул ей деньги, потом схватил печенье и вонзил в него свои безупречные белые зубы. Софи ждала, ее ироничная усмешка расплылась шире.
Поначалу Гаррет неторопливо прожевал кусочек, чтобы его вкусовые луковицы оценили новый, странный вкус. Но вскоре глаза его округлились, он скривил губы.
– Софи, это… – пробормотал он, – это голое тертое какао…
Софи выпятила губы и изобразила на лице огорчение.
– Ой, тебе не понравилось. Я огорчена, можно сказать, раздавлена…
Он вытер горькую массу с губ и несколько раз сплюнул в салфетку.
– И что – есть покупатели на это… тьфу, тьфу… печенье? Неужели за него кто‑то готов заплатить?
Впервые после того, как он вошел в магазин, она искренне улыбнулась.
– Разве оно не замечательное? Я назвала его «печенье неудач». Только самые жадные доедают его до конца. Многие покупают только лишь для того, чтобы прочесть предсказание.
Гаррет разломил печенье и без труда достал бумажную полоску. Его глаза пробежали написанное. И он прочел вслух, выделяя голосом каждое слово:
– «Ты уверен, что у тебя все в порядке с работой. Потерпи. Ничто не вечно!» И что же это значит?
Софи пожала плечами.
– Откуда я знаю, доктор Блэк? Я просто пишу…
– Это самое депрессивное предсказание, какое мне доводилось читать.
– Ну, купи еще печенья, – ответила она с лукавой искрой в глазах. – Найдешь что‑нибудь и похуже…
На лице Гаррета застыло недоумение.
– Ты говоришь, люди приходят сюда ради этого вот печенья, чтобы прочесть предсказание? Но я не понимаю… Что в этом такого приятного?
Сияя, Софи выдала Гаррету сдачу.
– На первый вопрос отвечаю – да, а вот насчет второго мнения расходятся. Эви считает, что клиенты любят их за уникальность, потому что других таких нет. Но моя гипотеза – люди хотят иногда получить дозу реальности. Ведь жизнь – штука горькая, как этот вот шоколад, так зачем делать вид, что это не так?
Гаррет смотрел на нее и не знал, что сказать.
– Ох, – вздохнул он наконец, – пожалуй, Эвалинн права. Ты вправду несчастна, да?
Ее улыбка померкла. Она оглянулась через плечо, но Эви была за перегородкой.
– Она так сказала?
Он кивнул.
– Что ж, возможно… – Софи пожала плечами. – То есть я не грущу, и уж депрессии у меня точно нет. Но я не могу похвастаться тем, что я счастлива.
– Хм‑м. И давно ты так себя чувствуешь?
– Только не пытайся ставить диагноз, доктор. Вспомни, ты ортопед, не психиатр. Да и вообще, что такое счастье? Скорее всего люди, считающие себя счастливыми, не могут ответить на этот вопрос. А те, которые думают, что знают, что такое счастье, вероятно, просто придумали его ради того, чтобы лучше себя чувствовать.
Гаррет нахмурился и сунул руки в карманы.
– Значит, ты не веришь в него?
Она заправила за ухо светлую волнистую прядь.
– Почему бы и нет? Погляди на мир. Вещи, с которыми люди связывают счастье, весьма мимолетны. Возьми, к примеру, наши с тобой отношения. Ты, я, мы… все было так быстротечно. Как написано в твоей бумажке – ничто не вечно.
– По‑моему, ты ошибаешься.
Софи посмотрела на него, посмотрела в упор. Гаррет стоял по другую сторону прилавка. Как давно она не видела близко его лицо. В глубине души она не могла отрицать, что по‑прежнему смотрит на него с наслаждением. А когда‑то у нее трепетало все внутри, потому что он умел смотреть на нее так, словно она единственная женщина на планете.
– Тогда скажи мне, Гаррет, что такое счастье?
Он потеребил мочку уха, обдумывая вопрос.
– Для меня? Хм‑м. Прямо сейчас я бы сказал, что счастье – когда ты абсолютно честен с людьми, которые тебе близки.
Ответ озадачил Софи. Она разгладила на себе передник.
– Что это означает?
– То, что последние одиннадцать месяцев я жил с секретом, и он убивал меня. Я не могу быть счастливым, пока ты не узнаешь обо мне правду.
От удивления Софи отступила на шаг.
– Час от часу не легче! О тебе есть какая‑то «правда»? Что за правда? Нет, постой! Я хочу сама догадаться. – Она растерялась. После того как он безжалостно бросил ее, Софи бесконечно долго размышляла, что она такого сделала, чем его оттолкнула. Впрочем, она допускала и то, что он не хочет, чтобы она знала какие‑то вещи, и что единственный способ избежать этого – уйти. Теперь к ней снова вернулись те мысли. – Ты лгал мне, да? – Ей хотелось плакать.
– Нет, я не мог никогда…
– Тогда что же? Ты не доктор на самом деле? Или ты платишь большую сумму своей бывшей жене, о которой никогда мне не рассказывал? Ты заразился дурной болезнью? – Она ахнула и прикрыла ладонью рот. – Ох. Не говори мне, что я была твоей любовницей. Ты женат, да?
– Софи! – закричал он, пытаясь добиться, чтобы она его услышала. – Нет! Ничего подобного! Мне не верится, что ты можешь даже подумать обо мне такое!
– Тогда что?
Более мягким тоном он ей сказал:
– Повторяю, я не могу говорить здесь. Давай уединимся. Вопрос сложный и заслуживает твоего полного внимания. Одна встреча – все, о чем я прошу. Место выбери сама.
Звякнул колокольчик, и вошла молодая мама с двумя детьми. Гаррет отошел от прилавка и сел на табурет возле окна, чтобы не мешать детям рассматривать в витрине сладости. Он надеялся, что они не выберут «печенье неудач».
Пока мама помогала детям выбирать лакомство, Софи обдумывала слова, сказанные Гарретом. «Он жестокий, – думала она. – Украл у меня счастье, а теперь появился неизвестно откуда и винит меня в том, что я несчастна». Но, подумав еще, Софи поняла, что Гаррет был не первым, кто неожиданно отнял у нее счастье и любовь. «Такова история моей жизни. Как я могу винить его за то, что он добавил к ней еще одну главу?»
Она снова перевела взгляд на витрину и сначала увидела за стеклами лица детей. Малыши стояли по другую от нее сторону и, облизывая губы, оценивали каждую шоколадку. Приглядевшись, она различила в стекле и собственное отражение. Словно забытая подруга, там улыбалась ей маленькая девочка; она сидела на коленях у папы, хихикала, когда мама щекотала ей пятки. На глаза Софи навернулись слезы и смыли эту картинку. Ее сменила другая, где Софи была на несколько лет старше. Не настолько взрослая, чтобы осознать свое везение, что она осталась живой‑здоровой и не калекой, но достаточно большая, чтобы запомнить все подробности случившегося несчастья. Она замерзла. Замерзла и промокла до нитки, и ничто в этом мире не казалось реальным. Все шло неправильно, потому что она знала, что все случилось по ее вине. Софи моргнула, и картинка пропала. Теперь на нее глядело из витрины знакомое лицо почти тридцатилетней женщины. Счастье так мимолетно, снова напомнило оно ей.
– Гаррет, – сказала Софи, когда женщина с детьми ушла. – Послушай. Счастлива я или нет – не твое дело. Ты забыл, что бросил меня? Теперь ты лишился права голоса в моей жизни. Что касается той ужасной вещи, которой ты хочешь со мной поделиться, то, честно говоря, я бы предпочла не знать ее. – Она замолчала и посмотрела на него. – Я считаю, что нам нужно оставить в покое наше прошлое. Согласен?
Гаррет спокойно сидел, глядя в пол. После затянувшегося молчания он встал и заговорил:
– Софи, вот ты сама подумай, может, ты ошибаешься? Может, счастье все‑таки существует? И оно вовсе не мимолетное чудо? Может, мы держали его в руках и потеряли по моей вине? Что, если?.. – Он нерешительно шагнул к ней. – Может, у нас еще есть шанс его вернуть?
– Ничего у нас нет, – упорствовала она. – В твоих словах слишком часто звучит слово «может».
– Тогда что ты скажешь насчет слова «как»?
– Что?
– Как мне уговорить тебя согласиться на одно свидание? Соф, я должен сказать тебе, что разговор коснулся бы не только меня, но и тебя.
Софи легонько забарабанила пальцами по прилавку, глядя на мужчину, который когда‑то обращался с ней так, словно она была солнцем, луной и звездами одновременно. Вплоть до того дня, когда он ушел, напомнила она себе.
– Я вот что тебе скажу, – сказала она. Пальцы, выбивавшие дробь, замерли. Она снова крутила свою золотистую прядь. – Давай заключим сделку.
Гаррет удивленно поднял брови.
– Какую сделку? Как это?
«Такую сделку, в которой у тебя нет шансов выиграть», – подумала она.
– Понимаешь, Эвалинн вышла замуж и теперь все время твердит, что я должна найти мужчину, чтобы мы с ней могли сочувствовать друг другу. На прошлой неделе она даже заставляла меня дать объявление в газете.
Гаррет засмеялся.
– Типа «незамужняя белая женщина ищет…»?
– «Ищет кого угодно, только не ортопеда». Да, что‑то наподобие этого. Впрочем, я сказала ей, что всегда подозревала, что такие объявления дают те, кто ищет короткие развлечения, а не прочное счастье. Но настоящее счастье не нуждается в сексе, правда? – Она посмотрела на Гаррета, ожидая ответа. – Правда?
– О‑о… Да, конечно. Ну, то есть… это часто помогает. Но это не абсолютная необходимость.
Она усмехнулась.
– Хорошо. Тогда, раз уж ты заговорил о счастье и так уверен, что оно существует, может, попытаешься найти его для меня?
Гаррет нахмурил лоб.
– Каким образом?
Софи широко улыбнулась.
– С помощью газеты! Там ведь полно объявлений на все случаи жизни. Почему бы не дать объявление о счастье?
– Что‑то я ничего не понимаю. Ты хочешь, чтобы я дал вместо тебя объявление?
– Нет. Я имею в виду объявление «Розыск: требуется счастье». Ты поместишь его в «Сиэтл таймс», и если на него откликнутся, скажем, сто человек, откликнутся нормально, разумно, тогда я соглашусь на свидание. Одно свидание.
– Может, я дам такое объявление в Интернете?
Она покачала головой:
– Нет, это риск, что его увидит слишком много народу. Пожалуйста, только в печатном виде, на бумаге.
Гаррет смотрел на нее. Он понимал, что едва ли вообще кто‑нибудь откликнется на такое объявление, а уж получить сотню ответов просто невозможно.
– Ты и вправду не хочешь выслушать то, что я должен сказать?
– Одиннадцать месяцев назад – да, я хотела бы. Ну а теперь? Не очень. Но я тебе хотя бы даю теперь шанс для борьбы, верно?
Он огорченно нахмурился.
– Конечно. Может, есть и другие условия этой сделки, о которых мне нужно знать?
Софи опять забарабанила пальцами по стеклу, размышляя.
– Хмммм… да. Все должно быть полностью анонимным. Ты не должен просить своих друзей, пациентов либо кого‑то еще, чтобы они отозвались. И все должно поступать на мой почтовый ящик, который у меня для бизнеса. Я не хочу, чтобы какие‑нибудь придурки являлись ко мне домой или сюда, в магазин, надеясь осчастливить меня.
Он не отрывал от нее взгляда.
– А что ты имеешь в виду под «нормальным, разумным ответом»?
Софи рассмеялась.
– Это уж я решу, когда прочту их. В общем, я хочу получить рациональные, разумные послания о счастье. Ничего сексуального. Ничего жуткого или странного. И, главное, ничего эфемерного, мимолетного.
Гаррет негромко хмыкнул.
– Значит, я должен дать объявление в «Сиэтл таймс», получить сотню предложений, и ничего из этого мне не зачтется?
– Таковы условия, если ты хочешь прийти ко мне на свидание.
– А временной срок тоже имеется?
– Нет. Предложение действительно до дня моей кончины; скорее всего, столько времени и понадобится, чтобы найти сто счастливых людей по этому объявлению. – Софи понравилась идея, и ее суровая улыбка это подтверждала.
А вот Гаррет был явно разочарован. Целых одиннадцать месяцев он собирался с духом, чтобы поведать Софи свой секрет, и вот теперь она отвергла его попытку. Он повернулся и понуро направился к выходу. Потом постоял пару мгновений, словно взвешивал, не сказать ли ей все прямо там. Но, по‑видимому, решил, что это слишком сложно. Перед тем как открыть дверь, он оглянулся через плечо.
– До свидания, Софи.
В глубине души она жалела, что была с ним так сурова. Ведь разве она не думала о нем все время, разве не мечтала, чтобы все у них было как прежде? Но умом она понимала, что это уже невозможно, и не хотела, чтобы ее сердце было опять разбито.
– До свидания, Гаррет.
Он посмотрел на Софи долгим взглядом.
– Я буду заглядывать к тебе иногда, чтобы узнать, поступают ли сообщения. Соф, но если мы никогда не наберем сотню, – тихо добавил он, – пожалуйста, знай, что я всегда тебя любил. Пусть я был трусом и шутом, но мои чувства к тебе никогда не менялись.
Софи не позволила себе заплакать после его ухода.
– Мои тоже, – прошептала она, когда за ним закрылась дверь.
Ты никогда не будешь по‑настоящему счастливой. Как это грустно.
После ухода Гаррета Софи стала уговаривать Эвалинн ехать домой – к мужу. Но та не желала ничего слушать.
– Ты ведь не платишь мне за то, что я здесь, – отстаивала она свое право остаться в кафе. – Я решила провести этот день с тобой, и мы будем вместе, пока не вернемся в Гиг‑Харбор и не выйдем из автобуса.
– Я не поеду домой на автобусе, – пробормотала Софи.
– Неужели? – засмеялась Эвалинн, решив, что подруга шутит.
– Я серьезно, Эв. Так что езжай одна.
– Это почему же? Боишься, что в автобусе к тебе пристанет очередной субъект приятной наружности?
Софи нахмурилась – они столько лет дружны… Эвалинн должна и сама догадаться.
– Сегодня вечером мне нужно еще кое‑что сделать.
– Ох, конечно!.. Прости, Соф… Кладбище, да? – Лицо Софи окаменело, она промолчала в ответ. – Может быть, мне пойти с тобой? Можно?
Софи слабо улыбнулась.
– Ты уже и так много для меня сделала. Правда. Но тут я сама, одна. А тебе пора под крылышко Джастина.
Эвалинн кивнула, обняла свою названую сестру, как бы говоря – все будет хорошо. Но сама думала: «Когда же у тебя все будет хорошо? Пора тебе расстаться с прошлым и смотреть вперед». И Эвалинн думала так не оттого, что не понимала Софи. Как и Софи, она не понаслышке знала, что такое трагедия. Ее мать получила тюремный срок, и воспитывали ее другие люди. Но по каким‑то причинам, которых Эвалинн не вполне понимала, душевные раны у Софи были глубже, чем у нее, – вероятно, влияло предательство Гаррета, усиливая ощущение безнадежности и потери.
Эвалинн разжала объятия.
– Ты уверена? Подумай. А Джастин будет даже доволен, если я приеду домой позже и не буду мешать ему смотреть вечерний футбол.
– Нет‑нет, я пойду одна.
Когда в пять часов пришел ее вечерний помощник, Рэнди, рыжеволосый студент колледжа, Софи была как выжатый лимон. Физически день этот был не тяжелее любого другого, но эмоционально она его еле выдержала. Обычно она еще немного задерживалась после прихода Рэнди и кое‑что готовила для следующего дня, но сентябрьское солнце уже клонилось к закату, и время стало критическим фактором.
Остановив первое же свободное такси, Софи поехала на север, в Сиэтл. Она не могла заставить себя бывать на кладбище больше одного раза в год, но дорогу за эти годы выучила наизусть. Она подсказывала таксисту, как ехать, но тот проявлял недовольство и клялся, что довезет ее и без ее помощи.
Как и обычно, на I‑5 творился кошмар. Когда такси затормозило на Аврора‑авеню возле кладбища «Эвергрин Уошелли», солнце висело совсем низко над горизонтом. Софи расплатилась и быстро вошла в ворота, надеясь дойти до могилы, пока не стемнело.
Она шла по главной аллее, дугой сворачивающей на восток. Аллея раздваивалась возле знаменитого памятника солдатам Первой мировой под названием «Пехотинец» – заляпанный грязью американский солдат, вернувшийся с поля боя, улыбается. Улыбается тому, что остался жив. От фигуры солдата она пошла на север по левой дороге, огибающей сразу несколько пологих холмов, где росли высокие кедры.
– Вон там, возле забора, – прошептала она, взглядом определив расстояние, какое ей осталось пройти по холму. Вокруг никого не было, но, разговаривая с собой, она таким способом успокаивала свои нервы.
Ускорив шаг, Софи свернула с дороги и последний отрезок пути поднималась вверх по тропе, обходя деревья, кусты и могилы. На самом верху выстроились в ряд березы. Теперь ничто не закрывало от нее могилу родителей недалеко от места, где она стояла сейчас. Внезапно Софи застыла. Там, куда она шла, на траве, спиной к ней, сидел какой‑то мужчина.
Надо же. На всем кладбище ей попался только один человек, и где – у могилы ее родителей! Как‑то странно все это. По спине ее пробежал холодок. Скоро начнет темнеть… Что это за человек? Тихонько повернувшись, она решила незаметно уйти, но тут человек окликнул ее:
– Алло! Постойте! Я ухожу. – Голос говорившего был странно певуч. Что‑то необычайное.
Софи повернулась, разглядывая незнакомца.
Парень был невысокий, широкоплечий, в темных очках, защищавших его глаза от пронзительных лучей вечернего солнца. Улыбаясь, он двинулся к ней – какой‑то странной, подпрыгивающей походкой.
– Да‑да, правда, – продолжал он. – Я тут все закончил.
Софи стояла и смотрела на него. Он был моложе, чем она, лет двадцати. В другой ситуации она бы перепугалась, но что‑то в его поведении говорило ей, что бояться она не должна. Когда он приблизился, она заметила, что его голова несколько великовата в пропорции к телу, а лицо совсем круглое. Ей хотелось увидеть его глаза, но они были спрятаны за зеркальными стеклами. Софи нервно сглотнула.
– Вы нашли то, что искали? – неуверенно спросила она, когда он подошел к ней совсем близко.
Он заулыбался, но не остановился и даже не замедлил шаг.
– Я просто проходил мимо, – сообщил он как ни в чем не бывало. – Надо было поправить могилу отца. – Парень улыбнулся еще шире, сунул руки глубже в карманы и пошел своей дорогой.
Софи еще какое‑то время с любопытством смотрела вслед незнакомцу. Ее впечатлил его неожиданно высокий голос – смягченная шепелявость, звучавшая как мелодия. Но тут в поле ее зрения попало светлое пятно, зашевелившееся у подножья пригорка, – кто‑то снизу махал ей рукой.
– Софи! Подожди!
Конечно. Кто бы еще это мог быть! Софи спокойно наблюдала, как Эви, тоже в темных очках, торопливо прошла мимо странного парня и быстрым шагом теперь поднималась к ней.
– По‑моему, я недвусмысленно сказала тебе, что хочу здесь побыть одна, – встретила ее Софи легким укором.
– Правда? – Эвалинн удивленно округлила глаза.
– Не прикидывайся дурочкой. Что за манера, в самом‑то деле!
– Ладно, ладно, не буду, не заводись… Но тут какая загвоздка! Джастин знал, что я вернусь поздно, и позвал приятелей посмотреть вместе футбол. Понимаешь теперь? Мне‑то что с ними делать? Быть пятым колесом в телеге?.. Так что поймала тачку – и вот я тут. – Она замолчала и лишь смотрела, как на лице подруги меняются стадии неудовольствия от легкого недоумения до насмешки с оттенком неодобрения. – Зато теперь тебе не придется платить за такси на обратном пути. – И с озорной улыбкой добавила: – Можешь заплатить мне.
Сдавленный смешок, невольно вырвавшийся у Софи, помог ей выровнять настроение.
– Ни за что в жизни. Но я с радостью куплю нам по дороге что‑нибудь вкусное. Я умираю с голоду и готова утопить свои горести в большом шоколадном шейке и тарелке луковых колец во фритюре.
Эвалинн с облегчением улыбнулась.
– Заманчивое предложение. Ну, пошли же к родителям…
И они пошли в дальний конец участка к простому надгробному камню у изгороди, где ветви простер старый кедр. Там обрели последний покой Томас и Сесилия Джонс. Надпись на камне гласила:
Супруг и отец
Супруга и мать
Они очень любили свою дочь и друг друга.
Эвалинн молча вздохнула. Потом окинула взглядом соседние могилы.
– Твоя бабушка тоже где‑нибудь здесь?
– Нет. Она всегда хотела, чтобы ее похоронили рядом с ее мужем – моим дедом – где‑то в другом месте в нашем штате. Кажется, в Камасе. Я никогда там не была.
Эвалинн кивнула.
– Знаешь что? Я поброжу тут где‑то поблизости, а ты побудь покуда одна. Пока не стемнело… – И она повернулась, чтобы уйти.
– Нет, не надо, – махнув рукой, задержала ее Софи. – Веришь или нет, но я буду здесь недолго.
Эвалинн с любопытством наблюдала за действиями Софи. Вот она вытащила из сумочки маленькую коробку шоколада, взяла из нее маленький трюфель и аккуратно положила его на могильный камень между именами родителей. Затем достала из сумочки маленькую полоску бумаги и булавку. Встала на колени и осторожно пришпилила бумажку в середину трюфеля.
И напоследок Софи сделала еще одну вещь – смутившую Эвалинн. Возле угла надгробного камня лежал плоский и гладкий небольшой камешек. Ясно было, что здесь он лежит не случайно – агат, местами почти прозрачный, местами матовый, но с яркими серебристыми и вишневыми крапинками. Софи посмотрела на него, полюбовалась и положила в сумочку.
– Пошли! – сказала она, поднимаясь с коленей.
– Что? – удивилась Эвалинн. – И это все?
– Я же сказала тебе, что я быстро. Теперь все.
Софи повернулась и хотела уже уходить.
Эвалинн не тронулась с места.
– Соф, сегодня двадцатая годовщина. Неужели ты не хочешь, ну… сказать им что‑нибудь? Или хотя бы побыть возле них немножко подольше?
– Зачем?
– Видишь ли… – Впервые за несколько минут голос Эви зазвучал не извиняющимся шепотом, а чуть громче. – Так положено… ведь это твои родители!
– Все в порядке, Эв. Я сделала то, ради чего сюда ехала. Я привезла им мой ежегодный дар.
Эвалинн не сразу ответила. Было видно, что она в смятении и пытается разобраться в своих эмоциях.
– Шоколад?.. Ты оставляешь здесь каждый год… шоколад?
Софи кивнула.
Эвалинн перевела взгляд на могильный камень:
– А что там за бумажка на трюфеле? Ты тоже оставляешь ее каждый год?
Софи отрицательно повела головой.
– Я добавила ее в этом году. После… – Она замолчала и на секунду прикусила губу. – После истории с Гарретом я решила, что мои жизненные перспективы будут немного другими. В записке я просто написала обо всем, что я чувствую. Не хочу говорить это вслух.
Эви улыбнулась.
– Вот и правильно. А что ты там написала? Секрет?
Софи пожала плечами.
– Прочти, если хочешь… Никакого секрета. Тут любой может ее прочесть.
Эвалинн опустилась на колени. В исчезающем солнечном свете ей было нелегко разобрать слова, написанные мелкими буквами, тем более в темных очках. Конечно, легче было бы взять трюфель в руки и поднести к лицу, но она не хотела разрушать то, что Софи так старательно сооружала. Она встала на четвереньки, наклонилась пониже и, сдвинув очки на лоб, прищурилась и прочитала вслух:
– «В ближайшем будущем ты воспользуешься удобным шансом и выиграешь». – Не меняя позы, она ахнула и посмотрела на довольно улыбающуюся Софи. – София Мария Джонс! Ты приехала сюда, чтобы побыть у могилы родителей. А при чем тут эта дурацкая бумажка с каким‑то нелепейшим предсказанием?
Софи чуть помедлила, словно решая, отвечать ей на вопрос или нет.
– Вообще‑то… она не моя, – вымолвила она чуть погодя. – Такой сиропчик – это не мой стиль. Вчера после работы я зашла в «Панда экспресс». В печенье оказалось два предсказания. Второе гласило: «Шанс стучится к себе. Ты ответишь?» Приятное, правда? Но я выбрала то, которое ты сейчас прочитала.
Эвалинн выпрямилась и отряхнула колени.
– Ох, никак я тебя не пойму! Мне все равно, где ты взяла эту бумажку. Ты, ты, ты волнуешь меня! Вот ты сказала, что хочешь выразить родителям то, что чувствуешь. Но как это предсказание хотя бы отдаленно выражает твои чувства к родителям?
– Я сказала, что это выражает то, что я чувствую. Но я не сказала, что это то, что я чувствую по отношению к моим родителям.
– Но ты же пришла к родителям, и свои чувства к ним ты решила выразить в письменной форме, чтобы не произносить вслух. Это я понимаю. Но в этой записке на трюфеле… Поясни, что это значит…
Софи поглядела вокруг и прищурилась, скользнув взглядом по красному диску заходящего солнца.
– Ну, подумай сама. Сегодня прекрасная погода, солнечно и тепло. А что будет завтра? Думаю, пойдет дождь, будет ветрено, бумажка намокнет и пропадет… А трюфель? Голодная белка или енот сожрут его уже сегодня к утру. Так что бумажка с гаданием и кусочек шоколада – просто маленькие напоминания – моим родителям, мне, любому… – что мечты и надежды рано или поздно исчезнут. – Она посмотрела на могильный камень и молча прочла еще раз надпись на нем. – Это история моей жизни. Все мимолетно.
Эвалинн смотрела на нее и молчала.
Какое‑то время Софи избегала встречаться с ней взглядом, глядела себе под ноги и медленно растирала ладонями плечи. Наконец подняла глаза. На лице Эвалинн читалась тревога. И озадаченность. Пожалуй, даже чуточку разочарования.
– Вот почему я хотела приехать сюда одна, – нарушила молчание Софи. – Я знала, Эв, что тебе будет трудно все это понять. Я уверена, что теперь ты уж точно считаешь меня ненормальной.
Эвалинн по‑прежнему не проронила ни слова.
– Послушай, – продолжала Софи. – Я знаю, что на моем месте ты скорее всего поступила бы как‑нибудь по‑другому, но мне помогает вот так… Так что прими все как есть. Ладно?
Эвалинн хотелось подойти к ней и хорошенько ее встряхнуть, чтобы она образумилась. Еще она хотела взять за шиворот Гаррета Блэка и заставить его заплатить за то, что он разбил сердце Софи. Но Эвалинн знала, что не сделает ни того ни другого. Она просто кивнула и заставила себя улыбнуться.
– Да, Софи, ладно. Я приму все как есть.
И они стали молча спускаться с холма. Они не заметили одинокой фигуры за стволом старого кедра. Они не слышали, как хрустнула ветка, когда мужчина вышел из своего укрытия и остановился над могилой Томаса и Сесилии Джонс.
Постояв, он наклонился и положил возле угла надгробного камня маленький круглый камешек. Затем взял трюфель, вытащил из него булавку с полоской бумаги, сунул конфету в рот и спокойно скрылся в тени деревьев.
Это любовь или жалость? Постарайся не думать об этом.
Прошло пять дней и одиннадцать часов. Завибрировав на ночном столике, мобильный телефон вырвал Софи из очередной беспокойной ночи. Она то и дело выныривала из зыбкого сна, не в силах уснуть крепко и по‑настоящему отдохнуть. Вглядевшись в дисплей мобильного – 6:26 утра, – она прочла имя звонившего и заколебалась, отвечать на звонок или нет.
– Сегодня у меня выходной, – простонала она в трубку, скрепя сердце нажав на кнопку «ответить». – Ты чудовище! Зачем ты звонишь мне в такую рань?
– Так получилось, – весело прощебетала ей Эвалинн. – И вообще, хватит спать, ты и так красивая, и тебе не нужен для поддержания обаяния продолжительный сон. – Она перешла на венгерский акцент знаменитой актрисы Жа Жа Габор, который успешно усовершенствовала еще в старших классах. – Ты великолепна, дорогая, просто великолепна.
Софи зависла в сомнениях.
– Спасибо, конечно, но ты все‑таки неисправимо ужасная. К тому же сейчас еще слишком рано для утренней лести. – Она замолчала и потерла глаза. – Итак, что вы хотите, миссис Мейсон‑Мэк?
– Во‑первых, чтобы ты больше никогда не называла меня вот так. При слове «миссис» я кажусь себе старухой. Во‑вторых, мы с Джастином скоро уезжаем, но перед этим я хотела сообщить тебе, чтобы ты купила сегодня воскресный номер «Таймс». Тебе будет интересно увидеть, что напечатано на одной из страниц.
– А что напечатано там на одной из страниц? – сонно спросила Софи, вяло стараясь стряхнуть с себя паутину сна.
– Ты хочешь, чтобы я испортила тебе сюрприз, или предпочтешь немножечко подождать и увидеть все своими глазами?
– Эв. Ты звонишь мне ни свет ни заря. Скажи мне, что ты там откопала, чтобы я могла еще немного поспать.
Эвалинн захихикала.
– Честно тебе говорю, Соф, ты посмеешься. Ну, если не посмеешься, то… только обещай мне, что ты купишь для себя номер газеты. Ради потомков.
– Потомков? Не смеши меня.
– Обещаешь? – еще раз спросила Эвалинн, бурля от восторга.
– Эви Мэк, выкладывай же наконец, или я выключу телефон.
– Хорошо, ладно. Вот тут. Пара слов. Готова?
– Эвалинн!
– Хорошо, хорошо! Ну дай мне тебя помучить. Это так приятно… Не лишай меня удовольствия. Вот здесь. «Розыск. Требуется. Счастье». – Она произнесла эти слова медленно и отчетливо, артикулируя каждый слог.
Последовало долгое молчание. Затем Софи осознала все и застонала.
– Он в самом деле дал объявление?
– Угу.
– Я была абсолютно уверена, что он просто отмахнется от моего предложения. Ведь у него нет никаких шансов получить сто откликов.
– Вероятно, он думает иначе.
Снова стон.
– Как ты это обнаружила?
– Совершенно случайно. Купила газету, чтобы посмотреть, не продается ли гараж где‑нибудь поблизости от родителей Джастина. Джастин тащит меня сегодня к ним в Эверетт, а я знаю, что его мать любит выискивать всякие выгодные сделки, вот и решила к ней подольститься.
Джастин на том конце связи неуверенным тоном принялся убеждать Эвалинн, что его мама души в ней не чает.
– Она терпеть не может меня! – скороговоркой прошептала Эвалинн в трубку и продолжала обычным голосом: – В общем, я просматривала объявления, и вот это мне сразу так и бросилось в глаза. Напечатано крупным шрифтом. И жирным.
– Пожалуйста, скажи мне, что он не называет там моего имени.
– Нет. Ни имени, ни номера телефона. Только твой почтовый адрес в Такоме. Да, и в конце маленькое примечание, что женщинам отзываться не нужно, ибо ты горячая леди, ждущая своего мистера То‑что‑надо.
– Заткнись лучше, а?
– Постой, я ошиблась. На самом деле тут написано: «Ворчливая одинокая женщина без всякого чувства юмора. Цепляется за отчаяние и несчастье».
Софи не смогла удержать в себе громкий зевок.
– Стоп. Я уже сказала тебе, что для лести еще слишком ранний час.
– Ладно, мне все равно пора убегать. Джастин дергает меня за рукав. Говорит, что если мы сейчас же не выйдем из дома, то торчать нам в городе в пробке на Сихокс.
– Здорово. Что ж, Эв, спасибо, что разбудила меня ради такой замечательной новости, – бесстрастно уронила Софи. – Ты настоящий друг.
– О, все понятно. Льстить еще рано, а вот для сарказма самое время.
– У меня это лучше всего получается.
– Чао, Соф!
Софи отложила мобильник, натянула на голову одеяло, ворочалась‑ворочалась, даже сунула голову под подушку, но так и не смогла заснуть. Встала, зашлепала в ванную. Залезла в горячую ванну и сидела там, пока кожа не побагровела. Потом, натянув на себя рубашку и самые удобные джинсы, она положила на плечо зонтик и отправилась гулять под утренним солнцем.
За углом недалеко от ее дома был маленький рынок, но по воскресеньям он открывался в девять. Софи перешла на другую сторону дороги и прошла вдоль залива до следующего перекрестка. В полумиле оттуда, в торговом центре на склоне крутого холма, можно было купить газету в автоматах. Она заплатила доллар и пятьдесят центов и вот уже листала «Сиэтл таймс».
Нужный раздел и страницу она нашла быстро и стала искать глазами короткое объявление, напечатанное жирным шрифтом.
Увидев его в середине колонки, прямо под предложением бесплатных котят, Софи фыркнула. Она заставляла себя нахмуриться, но не сумела; в уголках ее губ играла улыбка, когда она читала, а потом перечитывала короткое объявление.
Розыск: требуется счастье
Пожалуйста, помогите мне найти
То, что я потеряла.
Предложения направляйте по адресу:
PO Box 3297, TACOMA, WA
98402 (Только прочное счастье, пожалуйста.
Ничего мимолетного.)
– Гаррет Блэк, – проговорила она вслух и покачала головой, хотя ее губы все еще пытались сделать выбор между недовольной гримасой и веселой улыбкой. – Зря надеешься. В этом мире все мимолетно.
Ты скоро упадешь в объятья любви. Осторожно: когда люди падают, они обычно что‑нибудь ломают.
Октябрь 2007
– Нет, это невозможно, – простонал Гаррет в трубку. – Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.
На другом конце связи, в своем доме в Сиэтле, Оливия Де‑Маттио говорила с ним легкомысленно, словно школьница. Де‑Маттио она стала в браке – во втором браке, первый распался, едва начавшись. Хотя Оливии нравилась ее новая фамилия, имени своего она никогда не любила – возможно, поэтому ее так никто и не называл. Ее супруг Кен Де‑Маттио, с которым она прожила шестнадцать лет, экономист из «Майкрософт», иногда называл ее Лив. Либо Сладкая моя, Помадка или, чаще всего, Сладкая Булочка. Друзья в полиции обычно звали ее Ливи, если не были в патруле, а тогда она отзывалась на «Диспетчер». Ее мать, которая и дала ей имя Оливия, звала ее Олив, и это была мука для подрастающей девочки. «Моя дочка Олив, – говорила мать своим подругам, – такая маленькая озорница! Ни на кого не похожая. Своеобразная. Как овощной салат, который она любит».
Гаррет никогда не называл Оливию каким‑то из этих имен. Для него она была просто мама.
– Гаррет, не упирайся. Не делай вид, что тебе это неинтересно.
Гаррет ответил не сразу, подождал немного.
– Все это ужасно походит на телешоу «Свидание с незнакомкой», а ты знаешь, я терпеть его не могу.
– Почему? Потому что она не знает, кто ты? Пффф. Даже если бы это было так – а это не так, – но если бы было, то «слепое свидание» все‑таки лучше, чем ничего, верно? – Оливия помолчала. – И кто знает, может быть, вы оба в конце концов найдете что‑то, о чем пока не подозреваете. Во всяком случае, мы уже знаем, что у вас очень много общего.
– Невероятно. Ты перескакиваешь от «слепого свидания» к… чему? К предположению, что в женщине, которую я никогда не видел, я найду что‑то такое, чего мне не хватает?
– Так ты не хочешь воспользоваться такой возможностью? – наседала Оливия.
Гаррет отстранил руку с телефоном от уха и сказал старшей сиделке, что сейчас придет.
– Ладно, – неохотно сказал он в трубку, когда сиделка ушла. – Я пойду. Но ты не надейся, что из этого что‑то получится. Я иду из чистого любопытства. Одно свидание, и все.
– Как скажешь, Гаррет.
– Хорошо. Договорились. И вот еще что: Софи знает что‑нибудь обо мне?
– Только то, что я рассказывала на работе Эллен, то есть немного.
– Ты можешь рассказать мне что‑то о ней?
Оливия задумалась.
– Мне как‑то ничего не приходит в голову, кроме того, что ты уже знаешь. Впрочем, сегодня я видела фотографии.
– И что?
Оливия фыркнула.
– Ничего. Подожди и увидишь сам. – Потом нерешительно спросила: – Но, Гаррет?..
– Что?
– Постарайся понять, что у нее внутри.
Он понимал, что значат эти слова. Еще в юности, когда речь заходила о девочках, мать никогда не упускала случая, чтобы сказать ему, что «настоящие жемчужины среди женского пола часто скрываются за далеким от совершенства экстерьером». Сама Оливия никогда не могла претендовать на титул королевы красоты, и Гаррет не сомневался, что мать считала себя вот такой неявленной жемчужиной.
– Не беспокойся, – пообещал он. – Я буду с ней галантным, как бы она ни выглядела.
Он знал, что последует за небольшой паузой.
– Ты хороший мальчик, Гаррет.
– Ма, я уже не мальчик.
– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Эй, мне пора бежать. Ты можешь прислать мне электронное письмо с деталями этой встречи?
– Нет. Она в эту пятницу, в семь часов. Это нетрудно запомнить и без письма. Но она не захотела, чтобы ты заехал за ней, так что мне нужно, чтобы ты сообщил мне, где ты хотел бы с ней встретиться. Я передам это Эллен.
– О‑о. Хмммм… ну, недалеко отсюда есть KFC, маленький, но фантастически привлекательный…
– Гаррет!
– Ладно. Как насчет «Спейс Нидл»? Я заходил туда, чтобы полюбоваться видом на залив, но слышал, что там еще и превосходный ресторан.
– Думаю, неплохой выбор. Зарезервируй столик, а я сообщу Эллен, что ты встретишься с Софи в семь часов в салоне сувениров.
Он посмотрел на часы и отметил, что его очередной пациент ждет его уже пять минут.
– Как я ее узнаю?
Оливия засмеялась.
– Просто поищи скрытую жемчужину среди одиноких женщин. Не ошибешься.
Гаррет тяжело вздохнул.
– Только один раз, – напомнил он матери.
– Гаррет, поговорим об этом потом.
Телефон отключился.
Пятница настала намного быстрее, чем хотелось Гаррету Блэку. Раза два у него было сильное искушение позвонить матери и сказать, что он заболел и лежит в постели. Но он опасался, что она направит к нему одну из своих подруг‑детективов и все закончится сущим адом.
В четверть седьмого он неохотно вышел из своего офиса в Такоме и без пяти семь нашел пустое парковочное место на Четвертой авеню в нескольких кварталах от «Спейс Нидл». Паркометр проглотил хрустящую десятидолларовую бумажку, и он прошел пешком оставшуюся четверть мили до самого узнаваемого места Сиэтла – «Спейс Нидл», «Космической иглы». Эта башня высотой 605 футов была построена в 1962 году для Всемирной выставки, а высоко‑высоко на ней была оборудована обзорная площадка, похожая на НЛО.
В цоколе башни возле салона сувениров он еще раз взглянул на часы и увидел, что опаздывает на две минуты. В магазине бродили люди, разглядывали сувениры, но несколько женщин, которые как‑то подходили под сложившийся в его голове образ «неявленной жемчужины», были либо с мужьями, либо с детьми. Одна из женщин, с маленьким мальчиком, улыбнулась ему, поймав его взгляд, и он улыбнулся в ответ, потом тихонько засмеялся. Он и прежде приходил на свидания с женщинами, у которых был ребенок, и ничего не имел против этого, но мысль, чтобы она могла притащить ребенка на первое свидание, как‑то не укладывалась в его голове.
Продолжая поиски Софи Джонс, Гаррет сделал два круга по магазину, но так и не обнаружил ее.
– Ненавижу свидания с незнакомками, – пробормотал он.
Когда он проходил в третий раз мимо южного лифта, кто‑то тронул его за плечо. Обернувшись, Гаррет оказался лицом к лицу с весьма яркой женщиной. Он уже заметил ее во время предыдущих кругов, но старательно отводил взгляд, из страха, что она может подумать, будто он пялится на нее. На ней были слаксы и свитер с треугольным вырезом. Светлые волосы падали на плечи густыми волнистыми локонами, губы очаровательно улыбались, а на щеках от улыбки обозначились ямочки; глаза тоже смеялись и сверкали яркой голубизной.
– У вас такой растерянный вид… – сказала она.
– О‑о, – пробормотал он. – Нет. Просто я… Я ищу… Должен встретиться с девушкой… леди… женщиной. – Идиот, мысленно обругал он себя.
Ее улыбка сделалась лучезарнее.
– Может быть, я вам помогу?
Да, подумал он.
– Нет. Все в порядке. Я уверен, она рано или поздно придет. Надеюсь, скоро, у нас зарезервирован столик в ресторане, и через минуту можно туда идти.
– Как она выглядит? – спросила блондинка.
– Если б я знал… Как ни нелепо это звучит, у нас «слепое свидание»…
Она понимающе покивала.
– Да, звучит нелепо.
– Но еще нелепее то, что все это организовала моя мама.
– Ох!
– Увы!
Стройная блондинка кивнула на дородную женщину с каштановыми волосами, которая в это время вошла в магазин.
– По‑моему, приятная женщина. Вероятно, это она.
Гаррет пожал плечами.
– Возможно.
– Тогда почему вы не идете знакомиться?
Он снова пожал плечами, потом подошел к женщине и спросил, не она ли Софи Джонс. Та кокетливо откинула со лба волосы, шагнула к нему, коснулась его руки и сказала, что она может стать Софи Джонс, если он хочет. Гаррет воспринял это как отрицание и вернулся к блондинке, которая изо всех сил пыталась сдержать смех.
– Не она?
– Увы, нет.
Блондинка закусила губу и стала крутить на палец прядку волос.
– Знаете что, – сказала она через пару секунд. – Пойдите к администратору и попросите вызвать ее. Так вы сбережете силы и найдете друг друга.
Он взглянул на часы.
– Отлично! Спасибо вам за совет. Самое время идти в ресторан.
Администратор сидела чуть в стороне, возле лифта. Блондинка сопроводила Гаррета до ее столика.
– Я могу дать объявление и вызвать кого‑то сюда? – спросил он у молодой леди.
– Конечно. Потерялись? – спросила она. – Надеюсь, не ваши дети. – Она перевела взгляд с Гаррета на его спутницу, потом снова на него.
– О… нет… мы не… – забормотал Гаррет, взглянув на блондинку. – Я ищу одного человека. Она мне просто помогает.
– Я поняла вас, – сказала администратор. – Как имя?
– Софи Джонс.
– Благодарю. Минуточку. – Девушка поправила жилетку с вышитой на ней надписью «Спейс Нидл», наклонилась к маленькому микрофону, затем нажала на кнопку и объявила: – Софи Джонс, просьба подойти к администратору. Софи Джонс, пожалуйста, подойдите к администратору. Вас ждет знакомый.
Люди замедляли шаг, прислушивались к объявлению, потом продолжали свои дела.
Блондинка хихикнула, хихиканье быстро переросло в смешок, и вот она уже откровенно смеется.
Девушка‑администратор и Гаррет удивленно глядели на нее.
– Я… ой… простите! – с трудом проговорила она среди приступов смеха и протянула Гаррету руку. – Я… Софи Джонс.
Лицо Гаррета отразило крайнее замешательство.
– Но вы… то есть… вы… Софи? – Она абсолютно не соответствовала тому образу скрытой жемчужины, который он представлял себе. Она была лучше.
Она кивнула, еще смеясь.
– Я сообразила, что это вы – то есть тот, с кем я встречаюсь, – когда тронула вас за плечо. Но вы не сказали, кого ищете, и я просто вам подыграла. – Она успокоилась было, но прыснула, не удержавшись от нового приступа хохота. – Так что прошу прощения за маленький розыгрыш. И спасибо. Давно я так не смеялась.
– Я рад, что дал вам такую возможность. – Гаррет все еще не пришел в себя от изумления – такая женщина пришла к нему на свидание! Ему вспомнился совет матери постараться понять, что у Софи внутри, и внезапно совет показался ему более чем разумным. Ведь когда общаешься с такой привлекательной женщиной, как Софи, легко увлечься одной только внешностью.
Софи и Гаррет опаздывали и поэтому вскочили в первый попавшийся лифт и поднялись в ресторан, находившийся прямо под обзорной площадкой. Как только раздвинулись створки, их встретил официант, его звали Андре.
– Осторожнее, – предупредил Андре, когда они вошли в круглый зал ресторана. – Тут движется пол. – Он отвел их к черному гранитному столику у окна. По дороге Андре объяснил, каким образом ресторан непрерывно двигается по кругу и совершает полный оборот примерно за час. Благодаря этому посетители могут наслаждаться всеми видами окружающего ландшафта. Сообщив еще несколько фактов и цифр об истории и назначении «Иглы», Андре вручил каждому из них меню. Он рекомендовал им попробовать аляскинского лосося и котлетки из мяса дандженесского краба из северо‑западной части Тихого океана и ушел за напитками.
Когда они сделали заказы – ни один из них не выбрал ни лосося, ни краба, – Софи достала из сумочки ручку и нацарапала несколько слов по краю розового пакетика заменителя сахара, который она взяла из маленькой корзинки, стоявшей в центре стола. Закончив писать, она положила пакет на подоконник рядом с собой.
– Зачем вы это сделали? – удивился Гаррет.
– Сувенир, – пояснила она. – Здесь такая традиция. Я написала наши имена и сегодняшнее число, плюс откуда мы. Все гости ресторана увидят это на окне, когда проедут мимо, а некоторые из них добавят шутки ради свои имена. Кто‑то, возможно, даже напишет нам послание. Так что через тридцать или сорок минут, когда мы совершим полный круг, я получу маленький сувенир о нашем визите сюда. – Она помолчала. – А вы не хотите сделать то же самое?
– Конечно. Только не розовый. Лучше белый пакетик с сахаром.
Софи написала то же самое на белом пакетике и положила его на окно. Заменитель сахара уже удалился от них на некоторое расстояние.
– Ну вот. Через годы вы возьмете что‑нибудь сладкое и вспомните меня. – Она заправила за ухо прядь волос, развернула салфетку и постелила ее на колени.
– После того как я объявлял ваше имя по громкой связи, не думаю, что мне удастся забыть вас.
Она закусила губу – это, как он заметил, получалось у нее очень мило – и улыбнулась.
– Я правда сожалею, – сказала она. – Знаете что? Почему бы нам для начала не представиться друг другу? Ведь мы перескочили через положенные формальности, потому что спешили.
– Через какие формальности?
– Ну, например: «Привет, меня зовут Софи. Я рада познакомиться с вами». Вот такие.
– Давайте.
– Да? Хорошо.
Гаррет ждал, но она просто смотрела на него и улыбалась.
– О, вы хотите, чтобы начал я? – спросил он.
– Пожалуй… это было бы по‑джентльменски.
С кроткой улыбкой он ей ответил:
– А я хотел пропустить впереди себя леди. Впрочем, ладно. – Он кашлянул. – Привет, мое имя Гаррет. Хм‑м… Гаррет Блэк. И я рад познакомиться с вами.
– Молодец. Замечательно. Теперь моя очередь. Привет, я Софи Джонс. Возможно, вы слышали обо мне раньше. Мое имя объявляли тут по громкой связи, и если оно вам знакомо, то вот почему.
Гаррет покачал головой и рассмеялся.
– Очень забавно. Скажите мне, Софи Джонс, как получилось, что мы с вами оказались на этом свидании? Чьи это усилия, моей матери или вашей?
Софи нахмурила лоб, и ее улыбка слегка померкла. Прежде чем ответить, она выпила глоток воды.
– Думаю, они в равной степени участвовали в преступлении. Если бы они не работали в полиции, я бы предложила их арестовать. Но…
– Но?
– Ничего. Просто… Ну, вообще‑то она мне не родная мать. Эллен моя приемная мать.
Идиот!
– О? И долго вы ее знаете?
– С девяти лет.
Гаррет размышлял, что сказать. Радикально поменять тему? Это может показаться бесчувственным. А рыться с ходу в ее прошлом – такой же риск.
– Я понимаю, что это, пожалуй, не соответствует списку вопросов, которые полагается задавать при знакомстве, но… вы не возражаете, если я спрошу, как получилось, что вы жили у приемной матери?
Софи сделала еще глоток воды.
– Ответ, приличествующий первому свиданию, таков: «Мои родители умерли».
– О, простите. Вы столько пережили. А я в двенадцать лет потерял отца. Родители развелись, когда я был совсем маленьким, так что я редко видел его. Но все равно это было больно.
Софи почувствовала себя свободно, внезапно поняв, что они на одной волне. В ответ она позволила себе улыбнуться.
– Давайте не будем говорить о прошлом. Ведь есть и другие, гораздо более интересные темы, верно?
– Верно, – кивнул он.
Вскоре Андре принес первое блюдо – томатный суп‑пюре и блюдо с сырным и хлебным ассорти. За едой Гаррет узнал всю полагающуюся для первого свидания информацию об этой необыкновенной женщине, которая сидела напротив него: где она окончила школу, что изучала в колледже и чем зарабатывает теперь на жизнь.
– Шоколатье? – переспросил он, когда она рассказала ему о своем шоколадном кафе. – Ну, тут я совершенный профан; честно признаться, у меня до сих пор не было знакомых шоколатье.
– Хотелось бы и мне сказать, что я никогда не была знакома с докторами, – улыбнулась она всеми своими ямочками. – Но вы еще и ортопед? Сколько же проблем у людей с ногами, что даже потребовались специалисты?
Он вежливо улыбнулся, уловив сарказм в ее интонации.
– Вы удивитесь – много. Вот подождите – заработаете плоскостопие, сразу побежите к ближайшему ортопеду.
Появился официант.
– Еще воды? – спросил он и, не дожидаясь ответа Софи, наполнил ее бокал. – А вам, сэр?
Гаррет кивнул.
Пока Андре убирал тарелки, Гаррет незаметно взглянул на часы. По его расчетам, их свидание подобралось к половине. Внезапно он почувствовал разочарование, что этот вечер с Софи Джонс близится к концу.
– Можно попросить у вас ручку? – спросил он.
Она встретила его просьбу вопросительным взглядом, но тут же протянула ему через стол то, что он попросил. А он взял еще один пакетик с сахаром и быстро написал на нем несколько слов.
– Я сейчас вернусь. – Он встал, прошел по ресторану и положил пакетик на окно возле свободного столика.
– Что вы придумали? – спросила она, когда он вернулся.
– Еще один сувенир, – ответил он. – Мне надо, чтобы он приплыл к нам до нашего ухода, вот я и положил его туда.
Она опять посмотрела на него удивленно, но больше всего ее занимали ямочки, появлявшиеся на его щеках, когда он улыбался.
– А‑а.
Через несколько минут, когда они ели следующее блюдо, показался розовый пакетик c заменителем сахара, который положила Софи, и вот он уже поравнялся с их столиком.
– Четыре имени, – с гордостью объявила она, подхватив его. – Двое из Спокана, один из Портленда и один даже из Коннектикута. – Она перевернула пакетик. – Ой, тут еще что‑то написано! «Сахарин – причина рака».
Они громко расхохотались.
– Заявление спорное, потому что ничего еще не доказано, – возразил Гаррет, – но в целом забавно.
Вскоре приплыл белый сахарный пакетик. Гаррет предоставил Софи прочесть то, что на нем написали, ведь она же затеяла эту игру.
– Проклятье, – чертыхнулась она и забавно нахмурилась. – Вы получили больше подписей, чем я. Две снова из Спокана, видно, те же самые люди. Потом одна из Сиэтла и три из Калифорнии.
– Но без посланий?
Софи перевернула конвертик и снова расхохоталась.
– Что? Неужели кто‑то считает, что сахар – тоже канцероген?
Свет в ресторане был неяркий, но Гаррет мог поклясться, что у Софи порозовели щеки.
– Нет, – сказала она, борясь со смехом, затем перечитала написанное еще раз и смяла пакетик, зажав его в кулаке. – Вам правда интересно, что там?
– Конечно. Я люблю посмеяться.
– Тогда ладно. Тут написано: «Эй, блондинка, бросай этого недотепу. У нас за столиком найдется место для тебя». Подпись: «Родни и приятели».
– Но это неправда, верно? – спросил Гаррет и внезапно нахмурил брови.
Софи опять рассмеялась и протянула ему пакетик. Потом посмотрела куда‑то в зал мимо него и вежливо помахала рукой.
Гаррет читал короткую записку и чувствовал, что краснеет. Он повернулся, посмотрел, кому махала Софи, и покраснел еще сильнее, когда увидел виновников его огорчения, трех мужиков лет пятидесяти. Они хохотали до истерики и чуть не падали со стульев. Один из них, вероятно, тот самый Родни, утирал слезы и надувал щеки. Они махали руками, показывали на Гаррета и продолжали хохотать.
– Простите, – сказала Софи, стараясь подавить в себе смех. – Честно говоря, я не согласна с их оценкой. По‑моему, вы никак не похожи на недотепу.
Гаррет знал, что его щеки все еще пылают, но старался не думать об этом.
– А вы не спешите с выводами, – нашел в себе силы ответить он. – Сами подумайте. Только недотепы ходят на «слепое свидание», устроенное мамочкой.
Софи склонила голову к плечу и намотала на палец длинную прядь. Все это время она не сводила с Гаррета глаз.
– Хороший аргумент. Единственное возражение, которое пришло мне в голову, это то, что некая особа согласилась пойти на «слепое свидание», устроенное приемной матерью. – Она весело улыбнулась и снова направила все свое внимание на тарелку с едой.
Второй пакетик Гаррета приплыл к их столику, когда они заканчивали десерт. Еще издали они увидели, что он весь исписан, хотя Гаррет написал лишь несколько слов.
– Вы прочтете? – спросила Софи. – Или я для полного счета?
– Валяйте. Но предупреждаю, что тут я написал немного другое, чем остальные.
Она не ответила, лишь загадочно на него посмотрела.
Ничего не получится, подумал Гаррет.
Софи взяла пакетик и положила его на ладонь. Она рассматривала обе стороны целую вечность – секунд десять. Наконец заговорила:
– Как я поняла, вы планируете с кем‑то свидание?
Он усмехнулся.
– В общем‑то, да.
Она вскинула брови.
– С кем‑то для вас особенным?
Он вспомнил совет Оливии.
– Насколько я могу судить, с настоящей жемчужиной.
– О! Интересно! Вы уже сказали ей об этом?
– Нет, пока не успел.
Софи улыбалась, и это вселило в него надежду.
– Значит, этот маленький пакетик сахара поможет вам спланировать ваше следующее свидание с «настоящей жемчужиной»? Я правильно вас поняла?
– Да, такова была идея в общих чертах. Ну что, есть там что‑то хорошее?
– Прочесть? – Она засмеялась.
Он улыбнулся в ответ и кивнул:
– Да, пожалуйста.
Софи заправила за ухо прядь волос и прочла вопрос, который Гаррет написал на пакетике сверху:
– «Есть идеи для второго свидания?» – Она взглянула на него. – Просто, чтобы вы знали, тут пара ответов – думаю, от Родни и его компании – очень грубые. Можно, я их пропущу? Я уверена, что ваша жемчужина все равно на них не согласится.
– Как хотите, можете отфильтровать всю дрянь.
– Отлично, – сказала она и снова прочла: – «Есть идеи для второго свидания?» – Помолчала, прокашлялась. – И теперь цитирую: «Три Б: бар, боулинг, “Будвайзер”».
– Наверняка тоже Родни, – фыркнул Гаррет.
Библиотека электронных книг "Семь Книг" - admin@7books.ru